Самое притягивающее и интересное в представлениях и презентациях, это то, что ты себе только представляешь, что там увидеть сможешь, а увидеть ожидаешь то, что и представить себе не можешь.
- Ну что, бывал в таких местах? - с каким-то прямо самодовольным и как будто ему Клава всем происходящим обязан, задаётся вопросом Михаил, не пропуская взглядом мимо себя ни одной юбки. А вот то, что всех этих юбок здесь, в полном огней и в его блеске таких же блестящих, очень представительно выглядящих гостей, зале-галерее, со своим конференц-залом, где как правило и проводятся различные форумы, конференции и вот такие представительные презентации, до невозможно ещё позавчера представить крайне мало, - их место заняли брючные костюмы или ещё что-то в этом удивительном роде, - совсем не оправдывает Михаила в такой на них отвлечённости. Я мол, хочу напоследок запечатлеть в своей памяти уходящие в небытие реалии когда-то мной понимаемого и не столь обманчивого мира.
А Клава хоть и сам не всегда поспевал за прогрессом и за всеми этими веяниями моды, всё-таки он прекрасно видит куда клонит Михаил - ниже ватерлинии приличий. И ему нет особой разницы, что юбка, что брючный костюм, и он бы всё равно нарывался на неприятности своим ничего не упускающим из виду взглядом. А что касается его вопроса, то Клава не такой как он жлоб и заносчивый тип, и если он не был на таких мероприятиях, то он прямо так об этом и скажет, и не будет увиливать от ответа, заявляя: "Не люблю я всю эту суету".
- А я вот люблю потолкаться среди вот таких напыщенных и много о себе думающих людей. - Наверняка, вот так бы ответил и ответил Михаил и в этом прямом случае. - Чем тщеславные люди хороши, - а без этого демонстрируемого, не обязательно эпатажно, в виде надутости губ своей спутницы (а это есть демонстрация её запросов в виде недовольства, а не то, что все думают - вот как они ловко надули тех, кто оплачивает эти их надутости), что уже прошлый век, а наглядно показного первостатейного греха, тебя и не пустят под своды этого зала (знать не знаю и не узнаю в этом приличном человеке миллионщика Терентия Булычёва, первейшей скотины и охальника), - так это тем, что они при себе и в себе ничего удержать не могут, и их на этом ловить можно.
"А Сил Силыч Морозов нынче в ударе". - Так, за между прочим, подойдёшь к Терентию Булычёву и мимоходом бросишь эту фразу. А этот Сил Силыч для Терентия Булычёва первый враг и конкурент на рынке технологических услуг, и он не только его терпеть не может, а он готов его убить, и даже пару раз пытался это сделать через подставных лиц. Чтобы значит, зачистить рынок от недобросовестных и отсталых конкурентов, и увеличить долю своей компании на этом рынке услуг. В общем, благие намерения были у Терентия Булычёва. А вот Сил Силыч так не считает. А всё потому, что он отсталый и только с собой считающийся человек, и ему наплевать на Терентия Булычёва, и он вообще живёт ему и его стараниям вопреки, наняв себе в телохранители ниндзей из Японии.
Ну а так-то они друг другу улыбаются при встрече на вот таких мероприятиях, и многозначительно посматривая друг на друга, интересуются вначале здоровьем и как дела (не дождёшься гад), а затем желают друг другу не чихать и всего связанного со здоровьем. После чего расходятся в разные стороны и, заняв свою половину зала, который они мысленно уже поделили, начинают строить планы по подрыву здоровья своего конкурента. Не забыв для начала для дезинфекции прополоскать горло крепким напитком. Ведь не просто так Сил Силыч, а затем уж Терентий Никифорович, так волновались здоровьем друг друга, и любую деталь из сказанного друг другу, тот же намёк на кашель, никак нельзя упускать из виду.
И вот в один из трагических моментов для Сил Силыча, когда подосланные Терентием Булычёвым люди, выкрутили находящуюся на потолке массивную хрустальную люстру из своих держателей и она в один присест прочно вогнала в пол ниндзей Сил Силыча, а самого его она пока что оставила помучиться на глазах Терентия Булычёва, придавив собой лишь его грудную клетку, - сейчас Терентий подойдёт к нему и, встав ему ногой на грудь, напоследок всё ему скажет, - мимо него проходит Михаил и сбивает его с этой интересной мысли вот таким своим заявлением о Сил Силыче.
А Терентий Булычёв, одёрнутый этими словами Михаила, возвращается из своей фантазии и ёб-та, что я вижу: Сил Силыч во всю над ним, - а над кем же ещё, - насмехается, позволяя себе такие тонкости по отношению к одной крайне эффектной и элегантной леди, что только человек с улицы и не в теме, кто есть такой Сил Силыч, большой меценат и ценитель всяких художеств, его не поймёт, сочтя эти выходки и ручную предприимчивость Сил Силыча по отношению к эффектно выставленному напоказ заду этой всё, всё, а особенно Сила Силыча, понимающей леди, за какую-то грубую недопустимость в публичном месте и на людях. А может оттого-то этот человек с улицы так допускает себе думать и решать за Сила Силыча, что он не допускаем в такие высококультурные и интеллектуальные общества (он интеллектом не блещет, вот и рассуждает так примитивно).
А всякое высокоинтеллектуальное, избирательное искусство, а не какие-то там мазки маслом и точь-в-точь натуральное копирование сюжетов у природы и из жизни человека, где специально всё так, голову сломаешь, интеллектуально зашифровано в импрессионизм, кубизм или другой какой капитализм, который собой как раз все эти направления искусства и его покупателей объединяет, не каждого к себе и к своему пониманию допустит. А для этого нужно не просто, как следует потрудиться, чего часто бывает недостаточно, а тут без эксплуатационных затрат человека человеком часто никак и не обойдёшься.
Ну а так как такие расходы не всем по карману и доступны, то ценителей и понимающих людей такого рода художеств, исключительно редкие единицы существует. И понятно, что они мало понимаемы общей людской массой, кому хотя бы финансово недоступно понимание такого рода художеств за баснословную цену.
И вот Терентий Никифорович видит в другой части зала, не поверженного люстрой Сила Силыча, а всё как раз наоборот, Сил Силыч стоит довольный и радует собой эту эффектную, такую ручную леди. А Михаил, как только уловил ярость в глазах Терентия Булычёва, так тут же бросает ему наживку.
- А слабо тебе, Терентий Никифорович, своей на всю голову дурью, затмить христопродавца, Сил Силыча Морозова? И само собой эффектно и как только ты умеешь, эффективно. - Громко интересуется Михаил, а вслед за ним и все окружающие Булычёва люди, на кого Терентию Булычёву плевать хотелось, но только не в этом случае, когда его честь может быть задета Силом Силычем.
- А я сейчас этого Сила Силыча за раз сделаю! - грозно заявляет Терентий Булычёв. Затем оставляет на попечение своим широкоформатного вида охранникам вечно дующуюся на него, и не только по причине вмешательства пластической хирургии, описанной чуть выше, великовозрастную супругу, Ангелину Андреевну (разница в возрасте между ними всего-то пятнадцать лет, а это по нынешним меркам даже неприлично; такое себе неприличие может позволить даже человек без капиталов), и молчком, но видно, что с грубыми намерениями, направляется в сторону Сила Силыча.
А Сил Силыч всё это дело заметил и тут же во всём себе напрягся и крепостью своей руки ещё больше понравился той самой ручной эффектной леди, в момент обнадёжившей себя большими и главное, крепкими надеждами насчёт Сила Силыча, у кого, возможно, сила не только в его руках и капиталах, но ещё и в одном месте. Правда Сил Силыч при всём при этом благосостоянии, не так по силовому выглядит, и если быть откровенно честным, то Терентий Булычёв более чем он хорош собой, наголову его выше и, пожалуй, он его в удар прихлопнет. Так что то, что Сил Силыч так выглядел напряжённо, имело для себя природные причины. И единственное, что сейчас укрепляло дух Сил Силыча, то его охранники ниндзя, которые его в обиду не дадут.
И хоть всё так, всё же Терентий Булычёв вот он и с каждым шагом приближается к нему, и Сил Силычу как бы он не хотел, а первому придётся принимать удар от Булычёва. И Сил Силыч собрал все что есть силы в свой кулак и как тут же вдруг выяснилось, то с выпуском со свистом из этого кулака этой эффектной леди, огорчённой таким к себе щипающим подходом со стороны Сила Силыча. Но эффектная леди не успевает полностью огорчиться и не желать иметь никакого дела с Сил Силычем, так как к ней подходит Терентий Булычёв и со словами: "Не беспокойтесь леди, я хорошего товара не выпускаю из рук", раз и перехватывает эту леди.
И так это всё неожиданно и внезапно для этой леди произошло, что она с раскрытым от удивления ртом стоит, хлопающим взглядом смотрит на Булычёва, затем на Сил Силыча, и опять на Булычёва, и как понимается последним, то она дура дурой, раз не понимает своего счастья и ещё требует объяснений его поступку. Но ладно, так уж и быть, и Булычёв ей всё объяснит.
- Лучше синица в руках, чем журавль, да ещё ощипанный, в небе. - Вот так высоко-интеллектуально, со ссылками на народную мудрость, всё объясняет Терентий Булычёв. И эффектная леди не последняя дура, чтобы не понять такие посылы Терентия, человека, как он говорит, не только слова, но и умеющего держать его в своих руках, и она ответной улыбкой выражает понимание Терентию. А Сил Силыч, видя всё это, со своей стороны вдруг захотел всё это дело оспорить, и попытался перехватить своей загребущей рукой эту эффектную леди, типа места для всех хватит.
Но куда там, когда Терентий Булычёв взялся крепко за дело. В общем, Сил Силыч остался ни с чем, а эти его заявления: "Я просто человек утончённый, в отличие от этого мужлана, Терентия!", уж как-то грустно слышать, тогда как Терентий Булычёв со всех сторон в плюсах, а главное, он нашёл для себя оправдание в надутости Ангелины Андреевны, - хоть на этот раз по делу, и может на пластике с экономлю. Вот такой предприимчивый этот Терентий Булычёв, вечно во всём третирующий свою супругу желанием на ней с экономить. - Типа я люблю всё натуральное, - говорит этот сквалыга Терентий. - И если я буду тебя постоянно нервировать и гнобить твою самостоятельность, посмеиваясь над твоим умственным недоразвитием, то ты сама в губах надуешься и не нужно будет тратиться на пластику.
А Ангелина Андреевна, зря что ли высоко возрастная супруга, и она уже далеко не дура дурой, чтобы не понимать, к чему клонит Терентий - к урезанию расходов на её содержание. И поэтому она довольно находчива в этом жизненно для неё важном деле.
- Всё может быть и так, но тогда мне понадобится психолог, чтобы он снимал мой стресс. А он, между прочим, дороже обходится, чем пластик. - Вот так бескультурно и непонятно самой, но только не Терентием, на что намекая, дерзко заявляет эта стерва Ангелина Андреевна. И естественно, Терентий, когда слышит такие кощунственные, касающиеся его собственности заявления в свой адрес, - ты, Терентий, будь здоров, да заплатишь, - не может стерпеть. И он кулаком прямо в губы Ангелины Андреевны отправляет её к травматологу, как теперь всеми участниками этого семейного спора понимается, к наименее затратному варианту. В общем, нашли компромисс, ни тебе, ни мне. Что и говорить, а умеет Терентий Булычёв находить золотую середину во всём. Вот он и озолотился, и стал капиталистом, продавая оптом эту золотую серёдку.
И на этом выдуманная, а может и нет, история о Сил Силыче и Терентии Булычёве заканчивается, и Михаил, сказочник хренов, собрался было вывести мораль из этой своей сказки, но Клава перебил его.
- И как я понимаю, то ты от них всего этого апломба в себе набрался. - Клава попытался срезать Михаила.
- Это побочный эффект от общения. К тому же, чтобы быть принятым за своего, нужно быть хоть немного на них похожим. А иначе тебя не примут в свой круг и будут поглядывать на тебя с оглядкой. - Михаил хоть и был сбит с толку Клавой, но тем не менее, ловко выкручивается.
- С оглядкой? - удивился Клава.
- Всё, верно. - Как всё знает, заявляет Михаил. - Без оглядки на что-то или на кого-то, здесь никто и шагу не делает. Разве ты не замечал этого, когда, хотя бы в перемотке, смотрел какие-нибудь новости из шоу-бизнеса. Все эти публичные персоны, через слово оглядываются по сторонам. А вот что они там ищут, то они и сами, пожалуй, не знают. И возможно, что это у них, марионеток в душе, такой рефлекс, где их жизнь управляема со стороны, а не ими.
- Хм. Интересно. - Ответил Клава, задумчиво посмотрев в зал-галереи, где в беседах на отвлечённые, а может и важные темы, прохаживались гости, в ожидании сигнала от устроителей презентации, проследовать дальше.
- Так что без своего прикрытия, в виде на себя наговоров, своего рода иллюзии, здесь никак. И тебя, не то что не примут за своего, а скорей всего, и не поймут. "Да кто это такой и что он, бл***ь, тут делает?" - начнут встревоженно задаваться вопросами все эти публичные личности, начав оглядываться по сторонам и искать там поддержки у кого-то ещё, а чаще всего у своего заднего ума, коим они крепки и часто с ним советуются. Так что мимикрируй и тогда получишь доступ ко ртам местной публики. - Резюмировал себя Михаил. Чего для него, конечно, мало, и Михаил, прищурив один глаз на сторонне блуждающую публику, придвинувшись к Клаве, обратился к нему с полусекретным сообщением.
- Ну а сама по себе вся эта человеческая публичность, как бы она не изощрялась в собственной эпатажности и человеческой неполноценности, - мы люди без сердца, без любви и без комплексов, - что нынче в тренде, в так называемом руководстве к поведению и действию, или неписанном для них, сливок общества, правиле, всё же имеет в себе ту природную червоточину, - так она для них видится, - которая их искусственность выдаёт с потрохами. Я этот природный признак, вскрывающий их настоящую суть, которую они тщательно, всеми силами скрывают с помощью всей этой публичной иллюзорности, выдавая себя чёрте за что и за кого, лишь бы не быть тем, кем они есть на самом деле, - такая нынче тенденция, брать немыслимые вершины по своему изменению, но только не быть самим собой, - называю суффикс. - Михаил перевёл дух и, бросив взгляд в толпу, продолжил.
- Да вон тот же Басков. - Сказал Михаил. - Вроде фамилия отражает его род занятия, но при этом чувствуется какое-то в нём сомнение. И этому сомнению придаёт свой вес присутствующий в его именной фамилии суффикс. И ты, прислушавшись к нему, без всякого преувеличения в сторону принижения, скажешь: "М-да. Это точно не Басов. До него ему, ой, как далеко". И так во всём. Понял, мою мысль? - риторически спросил Михаил и, сославшись на крайне приспичевшую надобность, оставил Клаву одного вникать и приспосабливать себя к новой, ещё неизвестной для него среде.
Ну а что делает человек, когда он оказался один-одинёшенек в незнакомой и отчасти агрессивной для него среде? Он в нашем случае старается не промелькиваться и начинает слоняться и перемещаться по залу среди всей этой публики, ища для себя наиболее комфортное место. Что в итоге приводит Клаву к одному относительно малолюдному месту в одном из смежных залов, куда выжимаются из центрального зала люди с менее активной жизненной позицией, такие как Клава, кто и из себя не пойми что представляет, и кто зван сюда, чтобы других, более значимых и знаковых людей представлять.
Ну а в этом зале, не то что бы в центре, а с одного края на стене была помещена картина, которая и привлекла к себе внимание Клавы, кому сейчас было необходимо к чему-то пристать и увлечься. А картина для этого дела самое то, к тому же она оказалась и в самом деле интересна, и довольно познавательна для Клавы. А называлась картина "Персей и Медуза".
И хотя Клава неудосужил себя прочитать её название, - он сразу приступил к её рассмотрению, - он в один взгляд на женщину с волосами в виде змей (стерва однозначно), нет, не обратился тут же в камень, хотя в своей не сдвигаемой застоялости и устойчивости на одном месте был близок к такому себя пониманию, а он верно угадал, кто на картине изображён, и в общем, был близок к определению названия картины. Хотя это вопрос его никак не волновал, а он сконцентрировал всё своё внимание на голове Медузы Горгоны, а точнее, на выражении её лица, и пытался уразуметь для себя, что она тогда, а может сейчас думала, когда вдруг и так неожиданно для себя оказалась фигурально без головы, в полной власти Персея.
- Вот сколько себя помню, - возможно так рассуждала Медуза, - я всегда старалась держать от себя этот мужской род на расстоянии прямого взгляда, - его только попробуй подпусти ближе, начнёт тут же задаваться глупыми вопросами и важничать, считая меня дурой, - а тут так и не пойму как получилось, что один из них всё-таки добрался до моей головы и вложил в неё все эти пагубные мысли: рядом с ним, в его руках, мне будет надёжней что ли (всем тебя обеспечу, ни в чём не будешь нуждаться и буду с рук кормить; насчёт последнего, гад, не обманул), и я больше не наделаю всяких глупостей, своим завораживающим взглядом сбивая с праведного пути зазевавшихся путников. Что-то не больно мне верится во всё это. - У Медузы в глубоком раздумье даже прорезалась морщинка на лбу. - Как всегда бывает, попользуется мной и в итоге бросит из-за ненадобности. - И как вскоре выяснится, то она как в воду глядела, так рассуждая, но не больше.
И на этих своих выводах, Медуза хотела бы повернуться и посмотреть на Персея, чтобы воочию, по нему, получить для себя подтверждения всем этим мыслям, но тут она наткнулась на свою теперешнюю реальность, - она находится в руках Персея и теперь любое её действие находится в зависимости от желаний Персея, кто как хочет, так и крутит и вертит ею, кружа голову и мысли в ней, - и это всё и вызвало на её лице вот такое потрясающее воображение негодование в совокупности со своим недоумением.
- И что теперь?! - скривив губу, начала понимать своё новое положение Медуза. - Я буду смотреть одним взглядом и в одном направлении с этим мужланом Персеем. У которого поди что одни только низменные вкусы и никакого воображения. Заставит меня смотреть вместе с ним футбол, поставив рядом с собой на диван, напротив телевизора. И будет ещё ухмыляться и полемизировать на мой счёт, шлифуя всё это дело и свой разум баночным пивом. А как же моя независимость суждения и мнений, подчёркивающая мою индивидуальность?! - в себе вся изойдёт Медуза, не имея никакой возможности податься чуть подальше.
А Персей посмотрит на всё это её возмущающее его разум беспокойство, и сразу её строго-настрого предупредит. - Ты, дорогая, (вон как ёрничает) оставь все эти феминистские штучки. Я такое не потерплю в стенах своего дома. Не забывай, кто тебя здесь кормит и поит, при этом ни разу ещё не пропустив время кормления (уже начинаются упрёки). Хотя сколько раз мог, для твоего воспитания. Я всё доходчиво и понятно сказал? - врезав кулаком по журнальному столику, Персей, можно сказать, угрозами склонил Медузу к своему безволию и соглашательству с ним во всём. И что спрашивается, он этим добился в их отношениях, так себя по-свински по отношению к ней ведя? Ясно, что только ещё большего недоверия и жестокости взглядов на него.
И хотя, ни им, ни ей, изначально такая обоюдная встреча не планировалась, а всему виной была воля богов, как себя оправдывал Персей, а по её мнению, такая уж у них, горгон, безрадостная судьба, с одними подонками и негодяями, мнящими себя героями, сталкиваться на своём жизненном пути, всё же они столкнулись, и так уж получилось, что временами очень обаятельный Персей чем-то её взял и она по его вине потеряла голову, и теперь полностью находилась в его власти. И как только случилось, что она вот так полностью отдала себя в его руки, то тут-то и выясняется жестокая правда жизни: Персей, как и всякий собственник и ревнивец, нисколько не уважает её независимость взглядов и позволяет смотреть лишь на то или на кого, на кого он сам желает. В общем, подмял под себя всю её самостоятельность и идентичность, и хочет из неё сделать ту, кем она по своей природе не является: безвольную овечку, белую и пушистую, без всяких с её стороны колкостей и укусов внимательности, а не критичности, как думают вот такие Персеи.
А она дама целеустремлённая, с принципиальным и требовательным подходом ко всякому делу и отвечающему за это дело человеку, с кого она обязательно за всё спросит, и за что её на работе в общем и ценят. А вот у Персея на всё это иные взгляды и его совершенно не устраивает такая её принципиальность взглядов на него, - ты, дорогая, на меня так принудительно не смотри, как смотришь на своих подчинённых, и я с места не сдвинусь, если сам того не захочу. - И что за сволочь, сидит с каменным лицом и на все её, по делу крики, - да когда ты перестанешь меня изводить своим пренебрежением и безжалостным отношением ко мне, совершенно меня не замечая?! - никак не реагирует.
"А чего ты вечно так недовольно смотришь на меня и на этот мир вокруг", - издевательски усмехнётся Персей, на которого смотри, не смотри, даже таким принципиальным взглядом как у Медузы, он от этого всё равно не изменится - он изменчив сам по себе, в независимости от твоих взглядов на него. Здесь Персей в порыве воодушевления разольёт всё содержимое из банки, промахнувшись мимо рта, и Медуза по пошатывающему состоянию Персея, направившего не стройной походкой за добавкой на кухню, с замиранием сердца (это такие у неё фантомные ощущения в голове так и остались) начнёт боковым зрением поглядывать в сторону кухни, откуда вскоре вернётся Персей, от которого в таком его состоянии можно всякого паскудства по отношению к себе ожидать.
И первыми начали опасаться за свою сохранность змеи на голове Медузы, своими поджилками чувствуя, что как бы они не пресмыкались перед Персеем, он всё равно их не захочет стерпеть, взявшись за ножницы. Типа я всегда хотел стать стилистом, вот на тебе моя Медуница, я это дело и опробую. А это уменьшительно-ласкательное обращение к ней, ещё один признак того, что Медузу ждут новые потрясения со стороны Персея, кому, как и всякому герою, одному скучно жить на свете без отважных поступков и геройства, и значит, надо пить, вот он и распыляет себя таким образом. И это не пустые слова и параноидальные мысли Медузы, а в прошлый раз, когда Персей, вот так же у телевизора вдохновлялся, то он после одной рекламы так разошёлся в своём воображении, что решил непременно сделать из Медузы блондинку.
- Может вслед за головой и мысли у тебя просветлеют. - Вот так теоретически обосновав своё желание изменить во внешнем виде Медузы хоть что-то, Персей достал откуда-то перекись водорода и давай им травить эту жгучую живность на голове Медузы. - Ты у меня типа была жгучей брюнеткой, а станешь, так я решил и точка, жгучей блондинкой. - Заявляет Персей, пытаясь вывести весь этот тёмный подвид на голосе Медузы всей это химией. А Медуза всё это дело изо всех сил терпит, своей ещё не до конца вытравленной душой понимая, что он не только ради себя, но и для неё так старается, собираясь сделать этот мир для себя светлее и краше. К тому же не от всякого Персея (это, конечно, образно сказано) дождёшься такого к себе внимания и забот о твоей красоте, и уж потерпеть немного всей этой самодеятельности, не такая уж большая плата за такое к себе внимание.
Ну а то, что у Персея не хватило сил, а скорей навыков, в этом очень не простом деле по наведению порядка на голове у дамы не самой обычной, а со своей индивидуально-специфичной выразительностью себя, ещё называемой красотой, то Медуза за это на него много зла не держит, а лишь только той частью своей головы, где по его вине произошёл этот частичный мор и она лишилась части своей индивидуальности и разумений, за которые отвечала каждая в отдельности головная живность.
А вот сам Персей так не может простительно к себе подходить, и он начинает недовольничать, ища крайних, на кого бы было можно списать это своё неумение. - Вот толку от тебя никакого, говорящая только голова. - Персей прямо вбивает Медузу в онемение этим своим заявлением. - Только и можешь, что сверлить меня вечно чем-то недовольным взглядом и язвить по любому поводу. Словно какая-то русалка, от которой тоже никакого толку нет, но та хоть молчит и не лезет под руку со своими советами. Тьфу, напиться опять хочется. - А такие невозможно представить Медузе что за сравнения с русалками, до глубины души её потрясают и обидно слышать ей. Да и разве так можно сравнивать несравнимое, где русалка, эта примитивность, и она, на несколько эволюционных шагов опередившая эту водную недоразвитость. И если на то пошло, то все её нынешние недостатки, за которые Персей корит опять же её, проявились благодаря его поспешности действий. Лишил значит, её всего природного, данного от рождения функционала, а сейчас, когда он ему понадобился, бесится.
И Медуза не может сдержаться и всё-всё, что у неё накипело, высказывает прямо в лицо Персею, пока он не залил свои шары пивом. - А, прежде чем что-то делать, головой нужно думать, а не тем местом, которым вы всегда думаете и оттого нет вам никогда покоя. Я как вижу, то из нас двоих только у меня есть в наличие голова. - С такой подкожной язвительностью всё это даже не сказала, а выплеснула вместе со слюнями Медуза, что Персея застопорило на месте при виде такой её выразительности. И он, не имея возможности как-то это всё парировать на интеллектуальном уровне, аргументированно, вытирает рукавом рубашки обрызганное слюнями Медузы лицо (а они у неё сильно жгучие, по причине постоянной накопленности в них недоговорённости - Персей вечно её перебивает и не даёт договорить) и с обалдевшим лицом прибегает к угрозам.
- Да я тебя! - вот так многозначительно подступает к Медузе Персей. А Медуза видимо настолько сегодня выведена из себя этим сравнением с русалкой, а там глядишь и до жабы болотной дело дойдёт, что она нисколько не тушуется, да и отвести взгляд от Персея никак не получится, и она, ответно вопросив его: "Что?", так самоуверенно смотрит на него, как будто у неё есть средство и всё остальное для тушения разгоревшегося пожара страсти Персея. А Персей при виде такого горящего огнём и страстью лица Медузы, на мгновение теряется и сам чуть не обращается в камень. Но у него сила воли такая, что он ни одному взгляду привлекательной леди и даже дамы не верит, и никогда не поддаётся, оставаясь хладнокровным и нечувствительным, что не позволяет им взять над ним верх и, затем обдурив, оставить каменеть в сердце в своей безнадёжности.
И Персей, щипая себе ляжки ног пальцами рук, чтобы привести себя в чувства и держать в тонусе, грозно так и предупреждающе о последствиях таких заявления Медузы заявляет ей. - Ты посмотри-ка только, что она себе позволяет (это видимо такой оборот речи, так как кроме них в этом разговоре никто не участвует). - И как сейчас же выясняет, то догадка о фигуральности его оборота речи имело верное предположение. - Вот смотри, - Персей приступает к прямым угрозам, - отдам тебя в какие-нибудь чужие руки, неприспособленные для бережного обхождения с хрупким, но бессознательным элементом жизни, извоешься потом от ностальгических воспоминаний по моим рукам и косым взглядам на тебя.
А у Медузы от таких не мысленных для неё перспектив, в которые она, и не может, и боится поверить даже на мгновение перебило дыхание. - Не отдашь. - Глядя на Персея исподлобья, тихо и с надеждой в голосе говорит Медуза. И опять Персей поставлен в тупик таким её самоуверенным подходом к нему. И вправду говорят, что все горгоны умеют выглядеть в человеке его суть, а затем цепляя его на этот крючок, привораживают его к себе навсегда. Но как уже говорилось чуть выше, Персей по причине своей слеповатости, - он с детства близорук, - умеет противостоять этим целеустремлённым взглядам на себя со стороны вот таких, столь самоуверенных, а потому что они сильнейше привлекательны, особ женского пола, и как результат, он не оправдывает возложенных на него с их стороны надежд (вот почему именно он был выбран богами в этом геройском плане для борьбы с этой, столько отважных молодых людей погубивших, напастью в виде женских чар).
- И на кой мне все эти мучения?! - хватаясь за голову, с долей истеричности в голосе возмущается Персей, начав только сейчас понимать, что самое сложное в любом деле - это последствия.
- А я-то пошто знаю, - всё не уймётся Медуза, видимо решив сегодня окончательно свести с ума Персея, - ты меня не ставил в известность, когда ко мне с неожиданной стороны подошёл и без всякого предупреждения со своей, ясно что не джентльменской стороны, принялся рубить сук, на котором мог бы и присесть и когда желается отдохнуть.
- Вот же и скверная ты баба, - качает в недовольстве в ответ головой Персей, - так и лезешь ко мне под кожу своей язвительностью, когда дело уже сделано.
- Да ты, толстокожий, - с нездоровым огоньком в глазах и как кажется Персею, что с озорством, заявляет Медуза, - и тебя так просто не расшевелишь.
- О боже! - совершенно невозможно понять к какому божеству обращается сейчас Персей (точно не к Гермесу и Гименею, где каждого он прибить готов за такое их науськивание на это дело), вновь ухватившись за голову и, начав ходить по комнате из стороны в сторону. А потом она ещё удивляется, что он напивается по приходу домой, ставя её лицом к стенке, куда она, как правило, ставится в наказание за свои другой направленности политические взгляды. Она, видите ли, во всём демократка, тогда как Персей во всём и у себя дома поддерживает авторитарные режимы.
И со временем Персей начал догадываться, почему горгоны попали в такую немилость у богов. Во всём виноваты их взгляды на политическое мироустройство на Олимпе. Где, по их мнению, только видимость демократии в виде многобожия, тогда как на самом деле, Зевс узурпировал всю власть и насаждает везде автократию. Чего Зевс естественно потерпеть не мог, вот и подослал к нему Гермеса, чтобы чужими руками решить эту вопиющую проблему. Но об этом молчок, так же как и о том, что Персей прикипел сердцем к Медузе. И когда она его своей язвительностью не выводит, то он готов на многое для неё. Например, приготовить для неё так ею любимую жареную картошку.
- Ты мне доверяешь? - Персей вдруг останавливается и, слишком прямолинейно посмотрев на Медузу, проникновенным голосом вопросил её. А Медуза от такой его проникновенности взгляда несколько заколебалась в себе и своих живых волосах, неожиданно для себя покраснела и, сглотнув слюну, тихо сказала. - Не знаю.
- А мы сейчас это проверим, - говорит Персей, - закрой глаза. - А Медуза только хлопает в ответ глазами, не зная как поступить. - Не бойся, можешь мне поверить. - Говорит Персей. И Медуза бы ему сказала, чем она поплатилась уже раз за свою доверчивость к нему, - она потеряла последние связи со своими родственниками и стала замечать за собой, что начала смотреть на мир одним взглядом с Персеем, жлобом и деревней, в отличие от их высококультурного, с дворянскими корнями рода, - но, понимая, что это только усложнит всё предлагаемое Персеем дело, в предчувствии которого у неё начало сбиваться дыхание на сложные и малокультурные мысли, ничего не сказала и закрыла глаза. Ну а дальше ей остаётся только надеяться и ориентироваться на свой слух.
И что же она слышит и понимает из доносящегося до неё шороха одежд? А то ...
И вот на всех этих своих мыслях, больше, конечно, воображаемых и прилагаемых к нынешней реальности, Клава в один момент, как уже понятно, в самый неожиданный для себя, и был подловлен вдруг из-за спины прозвучавшим вопросом. - И что вы видите, или точнее, на кого смотрите? - А Клава от такой неожиданности в испуге вздрогнул и одёрнулся. И совсем не трудно догадаться, почему он так испугался: когда увлечённо, с глубоким погружением размышляешь о чём-то, - в данном случае о принципиально противоположных взглядах друг на друга со стороны Персея и Медузы, - и тут в один из кульминационных моментов твоего размышления эта мысль получает для себя продолжение в реальности (так по крайне мере, ты в этот момент думаешь), то, услышав голос Медузы прямо у себя за спиной, испугаться самое первое дело.
Из чего становится понятно то, что Клава не стал оборачиваться назад от греха подальше, а как стоял лицом к картине, так и продолжил стоять. Правда, не с прежней беззаботностью и беспечностью, а сейчас его плечи и спину сковало напряжение, в ожидании той жгучей шипучести, которая запросто может до него дотянуться с головы Медузы, захоти она к нему ещё ближе приблизиться и нашептать чего-нибудь интригующего на ушко. Например: вот я тебя и нашла. И теперь я тебя, мой лучик надежды, от себя никогда не отпущу.
Ну а Клава заинтригуется таким обращением к себе и, забыв всякую осторожность, с интересом обернётся назад, и ... А что дальше бывает в таких интригующих случаях все знают. Разочарование и своя безысходность в одном случае, что и вгоняет в умственный ступор, практически в окаменение мыслей, обнадёженного всеми этими словами человека, или же это дело растягивается во времени, и для начала тебя ждут большие траты насущных средств, которые ты откладывал, быть может, для дела всей своей жизни, а тут такая разорительная и, конечно, необдуманная расточительность, и как итог, камень на шею и на дно реки из-за невозможности соответствовать ожиданиям на свой героический счёт. И выходит, что только Персею по силам справиться с такой из-за спины напастью.
Что же касается Клавы, то ему сейчас деваться некуда и надо как-то выкручиваться из создавшегося положения, не оборачиваясь назад. - На неё смотрю. - Говорит Клава, и в самом деле глядя на Медузу, которая, как показалось Клаве, теперь смотрит на него не с прежней пустотой взгляда незаинтересованности, а как-то даже мотивировочно и сознательно. Типа, ага, вот ещё один из тех типов, кто во всём солидарен с Персеем и готов поддерживать все его самые пакостные начинания. А Клава совершенно не согласен с такими её взглядами на себя. Хотя бы потому, что с Персеем он лично не знаком, а то, что он о нём знает и слышал, то всё этого мифология и отчасти выдумка. А, исходя из такой информации о человеке, даже геройском, он никогда не делает о нём выводы. Что, между прочим, касается и её, о ком он и не помышлял думать полностью в негативном ключе, хоть для этого и были посылы в её внешнем виде.
- И что ищите? - задаётся вопросом та, кто так незаметно и неожиданно подошёл со спины к Клаве. А Клава слегка успокоился и отвечает. - Красоту.
- Красоту все ищут. - Довольно звонко и симпатично усмехнулась незнакомка.
- Но не везде. - Сказал Клава.
- Соглашусь. - Уже серьёзно сказала незнакомка, чуть понизив свой голос, и как послышалось Клаве, то и задышавшей как-то сложно для его понимания. - И как получилось у вас отыскать в ней ту самую красоту, вгоняющую лица несознательного, мужского пола в камень? - спросила незнакомка.
- Нет. - Пожав плечами, сказал Клава.
- А что так? - спросила незнакомка.
- Не знаю, - с тем же плечным сопровождение заговорил Клава, - может через искусство это невозможно передать и нужен живой взгляд, а может оттого, что художник никогда Медузу в глаза в глаза не видел, как я понимаю из того, что он добрался до кисти, и здесь всего лишь изображён его субъективный взгляд на неё, а если точнее, на то, что по его выражению, должно остановить его сердце (как говорил Фауст, остановись мгновенье!) на веки вечные при виде этого, даже не совершенства, а законченности во всём.
- В этом что-то есть. - Говорит задумчиво незнакомка. - Но может тут дело в чём-то другом? - задаётся вопросом она.
- В чём? - спрашивает Клава.
- В истине. - Говорит она.
- Как это? - интересуется Клава.
- Мне, кажется, что одной красоты недостаточно, чтобы вогнать в отсутствие духа, в свой фигуральный камень живого человека. Для этого нужно нечто большее. - Сказала незнакомка. - И это большее есть содержательность её взгляда, как говорят, зеркала души человека. И вот приблудший человек, приблизившийся к ней с геройскими намерениями, в ожидании самого невероятного посмотрит ей в глаза и, увидев там зеркальное отражение себя в истинном, а ненадуманном им и так о нём сложилось со стороны мнение виде, от такого открытия себя в момент теряется, и от потери воздуха и всех своих смыслов существования застывает на месте в окаменевшей безвыходности. Хотя возможны и другие варианты, когда, например, героя вгоняет в свою бессмыслицу существования другая, вставшая перед его лицом истина о женской красоте: красота одномоментна и в каждый миг по-разному содержательна. И чтобы наполнить её содержанием нужно стать частью её. Вот он и решил ухватить один из таким моментов, став его частью, застыв в своей одномоментности. А может быть и так. Где всего лишь её пронзающий холодом, леденящий душу героя взгляд бессмысленности его существования в её глазах, встретив на своём пути его горячее сердце, растопленное её красотой и совершенством, замораживает его всей этой безнадёгой, и он, изойдя в слёзных мольбах, опустошается изнутри, иссыхает и затвердевает в этой безнадёжной для себя пустоте.
- А что же Персей? - задался вопросом Клава, оставшись холодным ко взгляду Медузы на себя (видимо он не разделял субъективности взгляда художника на неё)
- Персей? - задалась вопросом незнакомка, как понялось Клавой, посмотревшей сейчас на Персея. - Вы хотите спросить, почему только ему оказалась доступна истина в таком непривлекательном и пугающем обличие, что так и должно быть. - Спросила незнакомка.
-Угу. - Ответил Клава.
- Всё просто. Он человек без сердца. - Слишком холодно сказала незнакомка, что не заподозрить её в предвзятости к Персею, видимо чем-то ей не угодившему (она из родственниц Медузы), было невозможно. - И только бессердечным людям доступна основополагающая истина. Только ими она может без особых для них проблем принята и осмыслена.
- Вот как. Никогда бы так не подумал. - С долей удивления сказал Клава, принявшись всматриваться в Персея, никогда ранее себе так его не представлявшего. И, бл**ь, точно, Персей не только так бессердечно выглядел, а он этого и не скрывал, с таким самодовольством себя представляя на зрительский суд. - Не удивлюсь, что и художник, нарисовавший Персея с самого себя, точно такой же бессердечный гад. И наверняка натурщицу для изображения Медузы он выбирал среди своих любовниц или тех, кто был намечен на эту роль, чтобы пожёстче уколоть свою жену. Всё же скорей из тех, кто был намечен на эту любовную роль. Эти живописцы и берутся за свои художества, чтобы иметь легальную возможность брать себе натурщиц, которым при наличии у художника и у них эстетического таланта (с формами повезло), можно вскружить голову своим воображением и их похожим изображением на картине в виде царицы.
"Вот если ты меня во всём будешь слушаться и угождать, то я тебе не только нарисую такую царскую жизнь, но и при удачном исходе этого художественного дела на торгах, осуществлю в живую". - Умело склоняет натурщицу к безвозмездному участию в своих художествах этот художник, с не меньшим талантом обрекать доверившихся ему натурщиц на беззаветное следование за его талантом большего уговорщика, чем художника.
А если художнику встретится натурщица не только в привлекательном теле, но и имеющую свои взгляды на себя, как у той же Медузы, определённо знающей, что она из себя представляет и как дорого стоит её взгляд на мужчин, которым она ещё не каждого удосужит, и которую не устроят все эти его много чего обещания, и она затребует от него платы за своё натуралистическое рассмотрение, то он же негодяй не оступится от неё и будет ещё угрожать.
- Я тебя, бесстыжая ты скотина, в чём мать родила уже видел, а ты мне тут ещё такие затратные условия выставляешь за дальнейшие мои художества. И если ты хочешь знать, неблагодарная стерва, то всякий художник с талантом, прежде чем положить художественный мазок на мольберт, то есть переконструировать и переформатировать реальность из одной физической формы в другую (из 3D в наглядную плоскость), должен скульпторски подойти к предмету своего будущего изображения и объять его во всех физических и воображаемых смыслах. - Взбешённый таким упрямством и упорством натурщицы, на которую ничего кроме глаза не положи, начинает прибегать к угрозам художник. - Ну смотри, дура, я в тебе всё видел и теперь какую захочу, такую тебя бесформенную и гадкую изображу.
А эта его несговорчивая натурщица, только на показ себя в неглиже и способная, продолжает упорствовать в своих взглядах на себя, - что пожелаю, то это только и покажу, и не больше этого, а присматриваться ко мне вот таким измерительным и всё поглощающим взглядом не рекомендую и живо не советую, а иначе я тебе все твои бесстыжие зенки выцарапаю. И тогда художник изменяет к ней свой подход.
- А я ещё хотел её изобразить Афродитой, богиней любви и красоты, - притворно заламывая руки, начинает истерить этот больше талантливый в лицедействе художник, с очень знаковым именем Пабло. А сам при этом косится на свою натурщицу хитрющим взглядом и желает выявить в ней нужную реакцию. Но эта его натурщица, как хороша стерва, так и недоступна до естественного понимания хода его мыслей. И она вместо того, чтобы заинтересоваться этим его предложением, - падлой буду, брошу ради тебя всех этих принцесс и графинь, жаждущих получить свой изобразительный портрет на фоне твоего блистательного тела, и всего себя посвящу твоему обожествлению, - в недовольстве морщит лоб и ясно, что что-то против его и его предложения имеет. Что-то типа такого: Венеру Милосскую вы все в нас сперва видите, чтобы значит, не получить по рукам за ваши к нам подступления. А затем беситесь из-за того, что я оказалась такая безрукая и неприспособленная к жизни, когда сам же этого от меня хотел.
Художник Пабло, видя, что ему не получается достучаться разумным словом до своей натурщицы, принимает решение, вместо пряника применить кнут. - Но раз ты такая неуступчивая дура, - теперь в обратную, грозную сторону истерит Пабло, - то я тебя засуну в гарем к одному жестокому и старому притом султану. - Но этой его натурщице, и теперь даже самому Пабло становится непонятно, как и где он её нашёл, хоть бы хны. И она даже ухом в ответ не ведёт, а позволяет себе издевательски ёрничать, спрашивая его: И, сколько наложниц у этого вашего жестокого, как я понимаю, к таким как вы простолюдинам, султана?
Пабло от такого её дерзкого заявления чуть не подавился слюнями, которые с некоторых пор обильничают и поселились у него во рту. Так что его нервный ответ был соответственен этому его состоянию. - Да за все двести! - прямо с чувством оглушил громкостью своего голоса натурщицу Пабло. А натурщица только пальцем ухо у себя прочистила от его крика и к потрясению Пабло принялась демонстративно на пальцах вести некий, недоступный для него счёт. И теперь Пабло замер на месте и завороженный видом загибающихся изящных пальчиков натурщицы, пытается разгадать тайну её счёта. И лучше бы он не знал, что и о чём она сейчас так задумчиво считала.
И вот она в каком-то своём усмешливом разумении разводит в стороны руки, смотрит на замершего в одном положении Пабло и с озорством во взгляде на него заявляет. - Ну а что ж тут такого сверхъестественного и чего потерпеть нельзя. - Пускается в рассуждения натурщица. - По моим расчётам, два раза в год в лучшем для султана случае (начальный этап во взаимоотношениях с султаном опустим из статистики), не такая уж и потеря для меня. И ради такого богатого обхождения, и жизни в достатке и преимуществах, можно и потерпеть два раза в год султана. - Подводит итог своему подсчёту натурщица и, вдруг резко преобразившись во внимательность к Пабло, даже не задаёт, а ставит перед ним вопрос, который в свою очередь ставит в тупик Пабло. - А вот тебя-то, горе луковое, за что мне терпеть? - она ещё спрашивает, вот так можно охарактеризовать такую её постановку вопроса к Пабло.
А Пабло, как и всякий шовинист мужского типа, как только встретил отпор себе, то тут же начал юлить и оправдываться в своих глазах. - Вот же бабы нетерпеливые! Всё им подавай сейчас и сразу. Никакого нет у них терпежа. - Вот так он уразумел все эти потуги натурщицы сбить его со своей мысли. Правда и тут он уже дал слабину, вдруг обнаружив оправдание этому ходу мыслей натурщицы. - Это всё оттого, что их век гораздо короче, чем наш. - Рассудил Пабло. - Естественно в востребованной его части.
При этом нужно что-то отвечать натурщице, уже на миг почувствовавшей себя победительницей в этом противостоянии и начавшей себе позволять неуместные для внутреннего содержания Пабло движения под своей простынкой, которую он выдал ей в её распоряжение, чтобы подчеркнуть её физические красочности.
- Ну, знаешь ли! - Пабло вновь переходит на возмутительный тон. - Ты меня окончательно вывела. И теперь тебе не гарем светит, а участь Саломеи, в тело которой я тебя помещу. Вот так-то! - Пабло с торжеством победителя смотрит на натурщицу, которая в ответ делает непонимающий вид и ещё спрашивает: А это ещё кто такая?
А Пабло от такой её необразованности, аж онемел от всего этого, и главное от непонимания того, как такое вообще могло случится, что он с этой необразованностью нашёл общий язык. - Язык её тела во всём виноват. Ты же сам прекрасно знаешь, как ты падок на незнакомый для себя язык, полиглот несчастный. - С трудом сумел оправдаться Пабло, мысленно догадавшись, что привело натурщицу в его мастерскую. - А ведь это идея с Саломеей, то, что надо. - Пабло вдруг озарила гениальная мысль. - Только я на неё посмотрю под другим углом.
- А она красивая? - почему-то неожиданно для Пабло звучит голос натурщицы.
- Ничё так. - Явно отмахиваясь от натурщицы, отвечает Пабло.
- А чем она к себе привлекает? - опять вопрошает натурщица, не давая Пабло сосредоточится на новой, захватившей его всего мысли.
- Она хоть и приставуча, но уж точно не настолько, как ты. Ты одной головой крестителя уж точно не будешь удовлетворена. - Резко осадит натурщицу Пабло, вместе с ней погрузившись в тишину своих размышлений.
И всё-таки эта упрямая натурщица не вняла голосу разума Пабло, а слушая только свой разум и желудок, требующий от неё для себя пропитания, не поддалась на уговоры художника на безвозмездные физические отношения (душу он за свой талант уговорщика заложил дьяволу и в этом плане на него никак нельзя было рассчитывать). И Пабло в итоге взбеленился и вот таким бесформенным безобразием в виде Медузы, решил ей и всем несговорчивым бабам отомстить. - Будут знать стервы, как мне перечить.
А между тем такая же тишина раздаётся из-за спины Клавы, и он начинает почему-то волноваться, ощущая себя покинутым. При этом точно об этом он утверждать не может, а вот как это выяснить, то с трудом себе представляет. Не звать же в самом деле незнакомку, в голос спрашивая: "А вы ещё там?". Правда, можно повернуться и посмотреть, но в этом варианте присутствует всё та же опасность, нарваться на разочарование в реалиях жизни, когда стоящая к тебе фигуральной спиной реальность, тобой представляется одной, со своими живыми и привлекательными красками, а вот только стоит повернуться к ней лицом, то она тебя в более частых случаях не увлекает собой и не так представительно смотрится, как ты её представлял.
Но видимо другого выхода Клава для себя не нашёл, и он немного осторожничая, не слишком скоро начинает оборачиваться назад, где на его пути к этой обратной стороне своего здесь стояния, в смазанном для него видении встречаются разные фигуры и лица людей, живущих своей проходящей стороной от него. И вот он практически сделал оборот на 180%, где по его разумению должна стоять та, кто с ним говорил. Но на этом обусловленном его расчётами месте никого нет и тогда Клава расширяет фокус своего обозрения на последующие рубежи и области внимания, и вот чёрт! В один шаг от этого места натыкается на ... На того самого человека с фотографии из газеты Михаила, кому он глаз проткнул и получается, что посредством его глаза, а не как он утверждал газеты, смотрел на окружающий мир.
Но не только эта, уже опосля додуманность, всё внутри взбодрила в Клаве, а главное из того, что его тут же на месте нервно встряхнуло, было то, что этот тип с газетной фотографии, в точно таком же виде, с проткнутым глазом, ему сейчас виделся или представлялся. И Клава в полном обнулении себя как самостоятельно двигающуюся личность, в потрясении на него уставился взглядом и ничего с собой поделать не может, чтобы как-то выйти из этого глупейшего положения (уставился как баран на новые ворота). Где ему и хотелось протереть свои глаза, чтобы избавить себя от этого наваждения, а может иллюзии, корнями, уходящими в те знаковые воспоминания, но у него ничего не выходит.
И тогда Клава пытается проморгаться, и таким образом разогнать этот наплыв иллюзии на глаза. Но от этого всё выходит ещё хуже. И теперь он видит перед собой в этом человеке не просто насквозь дырку в глазе, а на него через эту дырку, а точнее из глубины глазной впадины, смотрит инородный для этого тела глаз, и как понимается Клавой, то это глаз Михаила...А может...Нет! Чур меня!
На этом месте Клава зажмуривает что есть силы глаза и так стоит пока до него не доносится голос этого типа. - Что, потерялись? - задаётся вопросом этот тип с дыркой вместо глаза (таких ещё называют людьми с дурным глазом, и им лучше не попадаться на глаза, сглазят или чего ещё хуже с тобой сделают, усмотрев в тебе нечто их привлекающее или наоборот, крайне бесящее).
Клава же, сочтя, что невежливо отвечать на вежливо заданный тебе вопрос с закрытыми глазами, с осторожностью открывает глаза и, стараясь не заострять своего внимания на торчащий глаз изнутри глазной впадины незнакомца, - а оттуда на него несомненно сейчас Михаил посматривает и ухмыляется над тем, как он его провёл, типа отлучившись в туалет(не в туалете я дурень, а в голове этого типа, что позволяет мне наблюдать за людьми не выдавая своего присутствия; ну и плюс я могу им управлять), - отвечает. - Я не совсем понял ваш вопрос.
А этот тип с понимающей улыбкой покачивает головой и, посмотрев за спину Клавы, говорит. - Говорят, что если долго смотреть на эту картину, то можно умом тронуться, или потеряться, что в принципе одно и тоже. Вот я и спрашиваю, вы ещё не тронулись? Хотя... - тут этот всё замечающий господин, видимо, примечает на лице Клавы затемнённые очки и это приводит на его лицо гримасы нового понимания Клавы. - Вы, как я вижу, подошли к рассмотрению этой картины подготовленным.
Клава же не стал интересоваться у этого типа, в чём выражается эта его подготовленность, - может очки не пропускают сквозь себя ультрафиолетовые лучи, которыми под завязку наполнен взгляд Медузы, что и даёт в итоге такой застывающий в камне эффект (при обычной концентрации он ведёт лишь к загару), - а он поворачивается в сторону картины, видит, что там ничего не изменилось и всё по-прежнему, - Медуза не сводит с него своего взгляда, а Персей всё хитрит, - после чего он возвращается к своему собеседнику с дурным глазом и ждёт от него продолжения. Тот же, дождавшись возвращения Клавы, пускается в дальнейшие рассуждения.
- Вот куплю её и повешу себе в кабинет, над своим рабочим столом, за спиной на стене, будет чем отвлечь внимание деловых партнёров, явившихся на переговоры. У них при виде этой картины у самих волосы на голове встанут от мысленного озноба. Да у того же Сил Силыча. - Сказал собеседник Клавы с дурным глазом, кивнув куда-то за спину Клавы. Клава же не стал оборачиваться, застыв на месте в умственном ступоре. "Сил Силыч?! Но откуда?", - ахнул про себя Клава, а смотрящий на него из глубины глазной впадины незнакомца глаз Михаила, кажется, посмеивается и удивляется непониманию Клавы. - Ты знаешь откуда. - Так и говорит глаз Михаила, которому осталось только подмигнуть, чтобы окончательно уверить и опустошить в мыслях Клаву.
- Он немного слеповат, - а незнакомец между тем продолжает говорить, - и, посмотрев на картину, начнёт слегка чудить. Впрочем, весьма точно заметив: "Вижу ваша семья в полном порядке. И ваша супруга по-прежнему удивительно и во всеоружии выглядит, нисколько не жалуется, жалуя вас". "Ага, - скажу я ему, - как меня увидит, то волосы дыбом встают, и сама в себе собирается вся". - Здесь незнакомец с дурным глазом переводит свой взгляд в другую сторону и, обнаружив там другой объект своей приметливости и живости своего ума, начинает его приплюсовывать в разговор.
- А вот Никанор Булычёв не таков, и он сразу приметит хитрость. - Уже не столь неожиданно, а даже в некоторой степени закономерно, незнакомец с дурным глазом упомянул этого Булычёва, который Никанор. - "Это такая аллегория, - прищурив один глаз, замечает Никанор, кивая в сторону картины, - типа вы всё привыкли держать в своих руках и под контролем". "Ага, - киваю я ему в ответ, - эта аллегория у меня дома живёт и во все глаза на меня глядит выжидающим взглядом, так и напрашиваясь на то, чтобы я покрепче взял в руки её управление". "Понимаю, - многозначительно покивает головой Никанор и мы с ним в момент найдём общий язык". - Незнакомец с дурным глазом на мгновение задумался, затем перевёл своё внимание на Клаву, чем несколько перепугал его (сейчас за меня возьмётся), и задал ему вопрос.
- А что вас заинтересовало в этой картине? - спросил незнакомец с дурным глазом. Клава, поучив легальный способ обернуться от этого типа, начавшего нагонять на него нехорошие мысли из-за всё той же обстоятельности в его глазу, повернулся к картине и сказал. - Да вот, - с долей расслабленности сказал Клава, - непонятно мне, за что он там держит голову Медузы. Змеи-то небось кусачие.
- И то верно. - С удивлением ответил незнакомец с дурным глазом. - А я-то этим вопросом и не задавался никогда. Могу поздравить, у вас приметливый глаз. "Он это не зря сказал. - Рассудил про себя Клава, чьи глаза вдруг заслезились".
- Интересный подход к рассмотрению сюжета картины. - Незнакомец продолжил свои рассуждения. - А само противостояние Медузы и Персея вас не слишком и волнует? - задался вопросом незнакомец.
- Угу. - Ответил Клава.
- Самоуверенность на грани, мне импонирует. - Как понялось Клаве, незнакомец, стоя за его спиной, расплылся в довольстве. - Сам таков. Самонадеян до предела. Оттого-то может и не могу найти себя, находясь в постоянном поиске.
- А чья она? - спросил Клава.
- Я же говорил, - удивляется незнакомец, - будет моя.
- Я имею в виду автора.
- И я буду иметь автора, когда его куплю. - Усмехнулся незнакомец. И на этом их беседа, можно сказать, достигла своих естественных границ, после которых собеседники расходятся, но вмешательство вдруг появившихся третьих лиц, не дало закончится этому разговору.
- Что я слышу?! - вдруг до Клавы и видимо и до его собеседника доносится громоподобный голос человека, судя по его громкой выразительности себя, а когда Клава на него посмотрел, то и по всему тому, что в нём было, безграничного во всём и оттого он не знает слова стеснения себя и обнимает весь окружающий мир вокруг себя.
- Что? - неприятно для себя вздрогнув, скорее на рефлексах, чем осознанно и обдуманно, ответил незнакомец с дурным глазом.
- А то, что я премного сомневаюсь в том, что ты тут решил. - Расплывшись в язвительной улыбке, прямо коробит слух незнакомца с дурным глазом вот таким своим малопонятным для непосвящённых людей заявлением этот безгранично выглядящий и самоуверенный тип, как вскоре выясниться, Емельян Лоскутов, человек с большой капитализацией себя и намеренный прослыть большим знатоком искусств, для начала в том плане, что он собирается в него капитально вложиться. Ну а то, что Емельян всё это делает не для баловства и не в потакание капризам своей молодой пассии, Пелагеи Армандовны, выбранной им не только за её красивые глаза и другого вида форменные достоинства, а его подход к ней объяснялся им из эстетических соображений, - люблю, понимаешь я, вот такого рода дурную красоту, за что потом и расплачиваюсь своими капиталами, - говорило то, что он нисколько (разве что только для виду) не интересовался мнением Пелагеи Армандовны, когда делал все эти приобретения.
И вот этот авторитетный человек, Емельян Лоскутов, рядом с которым стоит эта великолепная во всём, столь неприступно выглядящая Пелагея Армандовна, а брильянты на шее и в ушах прибавляют стороннему на неё зрителю ощущение своей ничтожности (неужели, мне такое совершенство не будет доступно при моей жизни!?), а за их спиной маячит орлиный и юркий нос некоего, не последнего в этом знаковом мирку представительного господина, зорко так смотрит на незнакомца с дурным глазом, и Клаве, кажется, что у незнакомца с дурным глазом совершенно нет шансов противостоять такому давлению на себя.
И, пожалуй, Клава преждевременно так подумал, совсем забыв о вооружённом всякой дурственностью глазе незнакомца, от взгляда которого дух захватывает у Пелагеи Армандовны, и она рефлекторно тянет свои руки вниз, чтобы поправить платье и удержать под ним то, что оно скрывает. И это притом, что Пелагея Армандовна всякого сглаза на себя повидала, когда в свою бытность ходила по подиуму и своей холодной неприступной красотой сбивала со всякой здоровой мысли всех этих наблюдателей из зала. И ей, казалось бы, всё нипочём, её и раздевали взглядом и осыпали проклятиями, а уж начёт того, чтобы о ней во всяком извращённом ключе мыслить, то это даже и не обсуждается, - дура дурой, а как же иначе им попасть на подиум, ведь совершенные модели просто обязаны не иметь мозгов, - но, как оказывается, она не всё ещё видела, и этот проникающий в самую её суть взгляд человека с дурным глазом, где он в ней видит всё самое сокровенное и специально позабытое для этой её новой жизни (простодушие и сердечность здесь только мешает), сбивает её с этого нового для него порядка жизни.
А незнакомец с дурным глазом между тем оценил противостоящие ему силы в лице Емельяна и его спутников и язвительно заметил Емельяну, что ему очень уверенно и очевидно кажется, что его подход к нему был инсценирован не им самим, а его к этому мотивировали сторонние лица. Чему, впрочем, он и не удивлён, нимало повидав на своём веку. - И ничего с этим не поделаешь, так уж устроен человек, несамостоятелен он в своих поступках и за каждым его движением души и поступком обязательно кто-то или что-то стоит. - Резюмировал себя незнакомец с дурным глазом.
А Емельян скривился в недовольстве и, бросив взгляд назад, где стоял представительный господин с юрким носом и бегающими глазками, повернувшись обратно, с презрением к стоящему от него сзади человеку, спросил: "Он что ли?".
- А мне-то откуда знать. - Пожимая плечи, говорит незнакомец с дурным глазом, а сам с неким значением смотрит на Пелагею Армандовну, отчего та начинает морозно ёжиться. А Емельян всё это замечает и начинает этот взгляд незнакомца на Пелагею Армандовну по-своему интерпретировать. И Емельян обращается к Пелагее Армандовне. - Ну а ты чего скажешь?
- Ты это о чём? - непонимающе такого к себе подхода, переспрашивает Емельяна Пелагея Армандовна.
- Перебьём ставку нашего оппонента и заставим его дорого заплатить за то, что он желает приобрести? - задаётся вопросом Емельян, многозначительно смотря на Пелагею Армандовну. А Пелагея Армандовна с изучающей внимательностью смотрит на незнакомца с дурным глазом и, оставив его в прицеле своего обзорного зрения, смотрит на Емельяна и говорит ему. - Заставить это неинтересно, более сюжетно что ли будет, если он сам к этому придёт. К тому же ценник "дорого" слишком расплывчат и относителен.
- Хм. И то верно. - Согласился Емельян. - И какие есть предложения? - спросил он у Пелагеи Армандовны. А она вновь целеустремлённо посмотрела на незнакомца с дурным взглядом и, вернувшись к Емельяну какую-то прямо чушь сказала. - Я не знаю, - задумчиво говорит Пелагея Армандовна, видно соображая, что придумать. Но ей додумать мысль не даёт тот тип с юрким носом, с весьма знаковым именем, Гарольд Дендервильский. В чём, в его титульности и нахождении при таком человеке как Емельян, нет ничего удивительного и всё так и должно быть - должен же кто-то нувориша вводить в свет и со всеми знакомить. А для этих целей более всех и подходят во такие родовитые господа, подрастерявшие за древностью своего рода все свои капиталы. А так они при деле и Емельян не обеднеет оттого, что воздаст Гарольду за его помощь в этом весьма и весьма деликатном деле, введение в круг старой знати этого нового человека.
- Каждая мифическая история взрастала на ценностно-мировоззренческих истинах, представлениях людей о мире. - С многоумным видом выдвинул себя вперёд с этим заявлением этот Гарольд. Ну а то, что Емельян тут же перекосился в лице, говорило о том, что он прекрасно знает и за это терпеть не может этого Гарольда, который вечно лезет вперёд и пытается себя выставить в более лучшем свете, чем он, Емельян. И Емельяну вполне хватило этих начальных заумностей этого сэра Гарольда, из которых он всё равно ничего не понял, и он его перебивает и говорит. - Ближе к делу, сэр Компот. - Здесь не было объяснено почему Емельян позволял к себе такое запанибратское отношение к сэру Гарольду, который побледнел в лице, сбился с мысли и без прежней уверенности сказал. - Это миф о Персее однозначно что-то собой символизирует.
- И что? - интересуется Емельян. А сэр Гарольд совсем запутался в мыслях и ничего сказать не может. И тут слово берёт Пелагея Армандовна, видимо что-то там для себя придумав.
- Мне, кажется, - говорит Пелагея Армандовна, - потерять голову вполне подходит под ценник дорого. - Емельян переводит на неё свой взгляд, пристально на неё смотрит и с улыбкой переводит свой взгляд на незнакомца с дурным глазом и говорит. - Ты слышал, что Пелагея Армандовна сказала? - А незнакомец с дурным глазом не только слышал, но и видит сейчас, с каким значением на него смотрит на него Пелагея Армандовна.
- За меня можете не беспокоиться, - говорит незнакомец с дурным глазом, - о своей бы голове подумали, тем более на картине голову при встрече с Персеем потеряла Медуза. А в этом я вижу глубокий символизм. - И на этом незнакомец с дурным глазом, не давая опомниться несколько растерявшемуся Емельяну, обходит их стороной и прямиком затеривается в толпе гостей.
Ну а Клава, видя всё это дело и то, что к нему могут возникнуть свои недовольные вопросы со стороны Емельяна: "А ты ещё кто такой?", устремляется вслед за незнакомцем с дурным глазом и там же теряется