Сотников Игорь Анатольевич : другие произведения.

Несвоевременный человек. Гл.6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Дела здоровые и больше нездоровые
  Причин для попадания в больницу, а в частности в больничную палату, и там на койку, бесконечное количество и множество, но при этом их все можно объединить в одно целое - это функциональный сбой организма, ещё называемый болезнью. Ну а если рассматривать свои частные случаи, то пропускным билетом в больничную палату, и как итог, опять в ту же койку, служит выполнение кандидатом на эту койку некоторых крайне важных условий. Как наличие у кандидата в завсегдатаи клинической палаты, тех самых, указывающих на немедленную госпитализацию симптомов болезни, по его больному виду видно и даже в стетоскоп слышно, что с ним что-то вообще не так, он медицински подкован и поступил в приёмный покой с помощью курьерской доставки, экстренных служб, ну и главное, решение, а точнее, постановление о направлении в стационар обратившегося за помощью пациента, принято врачом, и в сопроводительных документах указано - рекомендуется немедленно госпитализировать, а иначе он нас всех к чертям перезаражает.
  Ну и чтобы направленный на госпитализацию пациент раньше времени насчёт себя не расстроился, или же наоборот, не возгордился таким трогательным к нему отношением со стороны медицинского персонала, который от каждого его чиха пугается и для стерильности отношений, предусмотрительно с ног до головы в специальные одежды одевается, то врачи в сопроводительных его документах напрямую сейчас не пишут, чем таким заразным болен пациент. А вот раньше, в целях введения в заблуждение пациента, а по-ихнему, для того, чтобы раньше времени не расстраивать заболевшего человека, они использовали относительно мёртвый язык - латинский (понятно, чтобы никто не смог поймать врачей на неточности формулировки выражений и акцентировании на словах).
  А как только больной всё пошёл шибко грамотный и со смартфонами в руках и под подушкой, где можно сразу расшифровать эту неизвестную каракатицу, использованную врачом для обозначение его болезни, которая, как оказывается, только звучит так внушительно, - о ней к тому же с экранов телевизора часто в рекламных роликах напоминают и рекомендуют спасительные средства, а также ею можно пугать знакомых, - тогда как на самом деле это банальный понос, то медицинское сообщество вновь вернулось к дедовскому, раньше никогда не дававшим сбоев способу утаивания от больного реального положения вещей - использованию специального, свойственного только медикам, каллиграфического подчерка.
  И медики отложили в сторону клавиатуру и как когда-то, в золотые времена, где и пациент не был столь привередлив и ещё жила в умах людей безмерная вера в человека в белом халате, чьё каждое слово ловил больной и не смел ему перечить, вновь взялись за ручки и принялись радовать свой глаз и больного своей каллиграфией.
  Но видимо со временем навык написания рецептов и историй болезни специальной каллиграфией под растерялся, да и руки отвыкли от ручек, и в результате на самом закрытом совещании представителей медицинского сообщества из клиник, было принято судьбоносное решение - чтобы себя и больного не мучить и раньше времени не расстраивать, придётся обозначать болезни специальным цифровым кодом. А если больной спросит, что всё это значит, то всегда можно сослаться на конфиденциальность такого рода информации.
  Ну а если больной попадётся чересчур дотошный и его по его недальновидности и глупости не пугают свои перспективы излечения, и он войдёт в жёсткую конфронтацию со своим лечащим врачом, - всё равно толку никакого нет, и я конца и края своего лечения не вижу, - и его такой ответ не устроит, и он даже начнёт угрожать тем, что когда сможет приподняться с койки, то первое, что он сделает, так это пойдёт не на утку, а прямиком направится к главврачу, то сперва нужно будет у него поинтересоваться, откуда у него такие странные фантазии, - как будто главврачу будет интересно наблюдать за этими твоими посиделками, - а уж затем, когда он до крайней степени переполнится своим возмущением, так уж и быть, раскрыть ему на самого себя глаза.
  - Прежде чем я раскрою эту секретную информацию, - с бегающими из стороны в сторону глазами, с затаённым придыханием, сокровенным тоном голоса проговорит лечащий врач этому пациенту, - я должен вас предупредить о том, что за распространение сведений ненадлежащего и особенно, вирусного характера, повлекших за собой брожения в умах, ту же панику среди пациентов из вашей палаты, - кому охота разделять с вами, по большому счёту, незнакомым для них человеком, общую судьбу, скорей всего, в неравной борьбе против неизлечимой болезни, - то вы, как источник и носитель этой вирусной информации, должны будете немедленно препровождены в отдельный блок, на карантин. - И не успевает привередливый пациент выступить с возражением, как его под белые рученьки хватают призванные лечащим врачом санитары, тяжёлого телосложения и ума, и быстро уводят от греха подальше в лазарет в отдельную обитую подушками палату, под наблюдение этих подушек. В общем, договорился.
  Ну а в виду неограниченного количества обращений людей за медицинской помощью, - единственное, что люди никогда не перестают делать, так это болеть (что насчёт жить, то люди чаще, чем им думается, отлынивают от неё) и поэтому палаты клиники всегда битком наполнены больными, - и безмерной разнообразности болезней, их осложнений и страдающих ими людей, - правда находятся и такие, кто находит для себя удовольствие в них (их называют ещё мнимые больные или ипохондрики, их больше всех страшатся, казалось бы, что в этих стенах никого не боящиеся врачи), - приёмные отделения больницы в соответствии со своими представлениями о болезнях и методов их лечения, были разбиты по своим категориям и специализации - душевные люди к душевным, страдающие повышенным травматизмом, к таким же переломанным судьбой людям и дальше в таком же ключе и классификационном роде.
  И если насчёт самих заболеваний и серьёзных болезней всё классифицировано и по большому счёту ясно - ими, в зависимости от своей предрасположенности и предпочтений, болеют и страдают люди, - то вот с самими носителями всех этих болезней не всё так однозначно и ясно. Хотя и к болезням тоже есть свои вопросы. Ведь болезни отличаются крайней степенью эгоизма. И стоит только человеку подхватить какую-нибудь, даже самую на подхвате болезнь, ту же простуду, то она тут же собой всё перед заболевшим ею человеком затмевает, и он уже ни о чём другом не может думать, как только об этой, так нежданно, негаданно его поразившей болезни. А ведь между тем, всё к этому давно всё шло. Когда этот, вдруг так для себя неожиданно заболевший человек, подставлял холодным ветрам свою лысую голову, или же ранее так нещадно рассчитывал на свою печень, над которой он постоянно экспериментировал, заливая в себя всё, что горит и с придыханием пьётся, что она не вытерпела и скукожилась (это в том случае, если он подхватил не простуду, а цирроз печени).
  А между тем, как бы несхожи были истории болезней и сами болезни у поступивших в клинику на излечение пациентов, - они даже могли бы спокойно своими медицинскими картами обменяться и бывало, что по забывчивости лечащего врача, он сам за них так их истории болезней обменивал, - тем не менее, ни одна болезнь и её протекание у больного ею, ни одну другую, хоть и крайне на неё болезнь похожую, не похожа. И всему причиной сам больной контингент, среди которого никогда не встретишь двух одинаковых людей. И оттого, что люди по своему, по особенному, все разные и разнообразные, то и течение, даже один в один болезни, у них происходит по разному. Хотя между всеми ними есть одно общее - они все до единого, поступают сюда через начальное обращение к врачу, а затем заводятся или заносятся в палату в одну и ту же входную дверь.
  И как уже выше упоминалось, то по причине того, что человек никогда не перестаёт болеть, - это его изношенная реакция на внутренние и внешние факторы, - то палаты в клинике редко пустовали. А так как основной контингент клиник всё больше неспокойный и характером всем интересующийся, и при этом свободного времени у каждого из больных было, как минимум, до выписки, - а вот куда, то этим вопросом никто не задаётся, - то внутри палат создавалась своя на удивление дружеская, с философским подтекстом атмосфера.
  И как только вновь поступивший на излечение больной, попадает в отделение и затем в одну из палат, где он будет лежать и лечиться, то он сразу попадал под прицел внимания ранее прибывших больных, по своему уже старожилов палаты, которые по сравнению с новичком, много чего повидали, само собой больше него, и к тому же такого, что иногда и ночами не спиться. Ну а в некоторых случаях, они и самого лечащего врача больше знают. О чём они всегда и даже без спросу со стороны вновь прибывшего больного, готовы с ним поделиться. Ну а чтобы новенький, так сказать, не сомневался в квалификации того самого старожилы из старожилов, который к нему и обратился с приветственным вопросом: "А тебя, родимый, каким ветром к нам сюда занесло? И надолго ли?", - и услышав ответ от новенького: "Как лечащий врач скажет", - то он сразу же в запале обрисует ему сложившуюся ситуацию в их палате и вообще, во всём отделении.
  - Ты только его послушай. - Непонятно к кому обратится старожил, заявив так. - Собрался слушать, что ему скажет лечащий врач. И ещё поди что, беспрекословно. - Закатится в подсмеивании старожил палаты. После чего он делается серьёзным, и пристально посмотрев на новенького, обращается к нему с вопросом. - А если он сейчас войдёт в палату с горстью разноцветных таблеток в руке и, сунув их тебе, скажет: "Ешь", - то, что будешь делать?
   А новенькому итак болезненно плохо и крайне некомфортно в некоторых больных местах своего организма, которые в итоге и склонили его к этому шагу, обратиться за помощью медика. А так он до последнего терпел и держался (такой у нас терпеливый народ) и только когда температура начала зашкаливать, и уже не было никакой мочи держаться, то он, будучи в бреду поступился своими принципами и набрал номер телефона экстренного вызова. И когда его сюда прибыли, а до этого чем-то оздоравливающим, с помощью уколов внутренне напичкали, то он как-то рассчитывал на покой, который как он часто слышал, сопутствующее выздоровлению средство, а тут всё наоборот, и ему вместо сна ещё задают такие провокационные насчёт его лечащего врача вопросы.
  - А может это проверка на доверие? - вдруг осенила догадка новенького. - Доктор прежде чем назначить мне лечение, решил, таким образом, за пару таблеток успокоительного этому типу, изучить меня. И если я заслуживаю доверие, то он назначит для меня щадящее, с применением обезболивающих лечение. А если я страдаю тем же поветрием, что и все нынешние больные, - сам с усами, и знаю чем и как себя лечить, а доктора только и нужны, чтобы подносить мне микстуры, перед сном гладить меня по голове и нести за меня материальную ответственность, - то ко мне будут применены самые передовые технологии лечения, которые ещё тестируются, и как раз на мне. - Всё за всех понял и догадался новичок, решив пока придерживаться прежней линии, и не высказывать своих суждений ни по какому поводу и ни на чей счёт.
  - Если надо, то съем и не подавлюсь. - Насколько мог твёрдо, заявил новенький. Чем заставил с уважением посмотреть на него остальных находящихся в палате людей. Ну а старожил, поняв, что нахрапом новичка не возьмёшь, меняет тактику и начинает заводить околичные разговоры.
  - Блажен верующий. - Многозначительно говорит старожил, намёкливо кивнув соседям по кроватям в сторону только им известных обстоятельств. - А мы, что уж греха таить. Уже не столь наивны и простодушны. И, пожалуй, уже не может с беззаветным доверием новичков смотреть на своих лечащих врачей, которых мы по прибытию сюда боготворили, а сейчас, когда мы столько повидали и так до сих пор не исцелены, то мы имеем своё должное право, не видеть во врачах каких-то кудесников - они для нас потеряли своё сакральное значение и мы смотрим на них как на обычных людей, вооружённых медицинской квалификацией. Так ведь Иппи? - старожил обращается с вопросом к одному из наиболее комфортно, - там было всё для его не скучного пребывания в палате, - у себя на кровати устроившемуся больному со странным лицом - оно время от времени передёргивалось, и его глаза смотрели во внешние пределы, проходя взглядом через призму своего носа. - Наверное, таким образом, советуется со своим мнением. - Подумал новичок. Хотя быть может, это ему только так показалось.
  Ну а этот Иппи, с какой-то прямо злобой посмотрел на новичка, который ему ничего и не сделал и, согласно кивнул в ответ старожилу. Ну а старожил другого и не ожидал увидеть от Иппи. И он продолжает свой ликбез. - И это тебе говорят те, кто пока ещё говорить может. - Зловеще проговорил старожил, после чего со своей койки наклонился в сторону кровати новичка и со страшной многозначительностью добавил. - А ведь есть и те, кто уже и сказать ничего в оправдание залечившего их врача не сможет. - На этом месте старожил замолкает, и палата погружается в тревожную тишину. Во время которой, новичку становится совсем не по себе, хотя бы оттого, что у него опять поднялась температура. Ну а то, что все на него осуждающе смотрят, - он посмел занять сторону врачей, а не больных, кем он вообще-то является, - то это сопутствующий подъёму накала его внутренней обстановки организма фактор.
  Но всё же новичок как никак свой, плоть от плоти больной, и неважно какой болезнью, лишь бы только не заразной, и то, что он так поспешно и скорей всего, не подумавши принялся защищать своего лечащего врача, понимаемо старожилом - он ведь тоже был в своё время новичком, и так же как он, ни смотря ни на что, принципиально хотел жить и трясся от страха за себя, видя для себя спасение в своём лечащем враче. Пока не понял, что в этом, как и в другом любом деле, всегда нужно рассчитывать только на себя. Ведь твой же организм противостоит и борется с болезнью. И от твоего боевого духа, в итоге и будет зависеть выживаемость гарнизона крепости под названием организм.
  И старожил, дабы разрядить обстановку и помочь новичку влиться в новый для себя коллектив, с кем ему предстоит столько дней и ночей находиться в одном помещении, и вместе столько всего пережить, где на пути к своему выздоровлению могут быть и свои потери, - а для этого для начала было бы не плохо познакомится и понять, что им от тебя, а тебе от них ожидать, - начинает эти ознакомительные мероприятия.
  Ну а так как место для знакомства было не столь простое, со своей налагающей на ход мыслей специфичностью, то и знакомство началось по особому, не через озвучивание своих, может быть и весьма знаковых имён, что здесь, в этих местах ничего не значит, а оно началось с самых здесь значимых, в некотором смысле судьбоносных вещей, которые и будут определять всё твоё будущее под этими клиническими сводами. Речь, конечно, зашла о той болезни, которая и привела сюда новичка. Ведь оттого, что так болезненно мучает новичка и будет в дальнейшем зависеть то, как будет организованна и потечёт его жизнь здесь (на долго ли, это совсем другой вопрос, находящийся в компетенции высших сил и частично лечащего врача).
  И если, к примеру, - пример приводится по незнанию того, какая болезнь привела сюда новичка, - новичка ждёт впереди сложная операция, и всего вероятней, явно с риском для жизни, то всем, кроме разве что новичка, которому со своей стороны нужно готовиться к операции и себя успокаивать, нужно будет приготовиться к большим ставкам, которые непременно последуют накануне операции новичка. Ведь любая операция, даже сама простая с шунтированием коронарных узлов сердца - это было сказано для красного словца - это всегда определённый риск. А вот какой, то даже ведущий хирург золотые руки и скальпель не скажет, а вот местный букмекер Григорий, посмотрев на листочек, где расписаны ставки, со знанием дела скажет. - Одна к трём на новичка, и всё по тому, что мне его цвет лица нравится. А вот вчера шансы у него были не столь высокие, и я бы дважды подумал, прежде чем на него ставить.
  - А я на все ставлю на дьявола, который обязательно приберёт его к себе. - Влезает со своей ставкой Иппи и опять в палате начинается теологический спор насчёт будущего новичка, если, к примеру, ставка Иппи выиграет. Ведь букмекеры такой ушлый народ, что они обязательно захотят воспользоваться в свою сторону возникшей коллизией со ставкой Иппи. - Ничего я, мол, не знаю, - начнёт нос воротить местный букмекер Григорий, когда Иппи потребует от него выигрыш, - как по мне, то новичок был отличным малым и ему место на небесах. И значит, твоя ставка бита. - Ну а то, что многие считают, что этот Иппи сам находится в близких сношениях с тем, за кого он радел и делал ставку, и значит, определённо был в курсе его намерений насчёт новичка, за которым есть свой должок (кто не без греха), не принимается в расчёт Григорием, у которого возможно имеются свои будущие счёты с этим зажизненным воротилой. И поэтому Григорий, пока не пришёл час расплаты, щемит по всем фронтам своего запредельного кредитора и набирает побольше долгов.
  Ну а старожил, понимая насколько важен рассматриваемый вопрос, располагающим к откровенности ответа тембром голоса спрашивает новичка. - Ну и с чем ты к нам прибыл? Если, конечно, это не секрет. - Сделал оговорку старожил. Ну а новичок, даже если бы он был крайне замкнутым на себе человеком и до степени глухоты скрытным, не может проигнорировать такую обращённую к себе заинтересованность, с долей участия в его судьбе. Ведь о чём не может смолчать человек, так это о своей болезни, о которой он много чего может порассказать нового, даже если о ней всё в медицинских справочниках описано. К тому же ему, как и всякому другому заболевшему человеку, подспудно кажется, что делясь историей своей болезни с другими людьми, он не просто облегчает для себя течение своей болезни, а он в некотором роде ищет пути к её излечению - вдруг традиционные методы лечения окажутся бессильны, то тогда придётся обращаться к нетрадиционным и отчасти экспериментальным, о которых он посредством вот таких разговоров и узнает.
  При этом от его ответа будет зависеть, как его примет палата. И поэтому его ответ не должен быть чересчур высокомерным: "Да ваши никчёмные болезни, - У тебя что? Грыжа! Тьфу! А у тебя? Турбулентность внутренних органов. Какая чушь! - все вместе взятые, в подмётки моей страшной болезни, - чьё название с первого и даже с десятого раза не выговоришь и не запомнишь, а это что-то да значит, - не годятся", - и в тоже время мимо ушей пролетающим: "Да у него всего-то, как у Петровича из третьей палаты, оккультизм сердечного клапана", - а должен, не зарываясь, с должным напором звучать и оказывать нужное влияние на чувства слушателей.
  И новичок с вымученным видом, с больным и страдающим взглядом, окидывает находящихся в палате людей, ждущих от него ответа, от которого столько всего для него будет зависеть, и голосом с нервным надрывом, мол, вот как со мной всё откровенно плохо, даёт свой ответ. - У меня... - новичок, сделав трагическую паузу перед тем, как озвучить вынесенный ему судьбой приговор, смотрит на старожила, и названием своей болезни в момент потрясает всех и в том числе стены этой палаты, ни разу не слышавших таких труднопроизносимых и невероятных диагнозов (а они-то ещё больше всех слышали).
  - У меня в боку болит. - Говорит новичок, введя в непонимание и умственный ступор всех старожилов палаты. И всё потому, что они за долгое своё пребывание здесь, в этом медицинском учреждении, отвыкли от простой речи, - их образ мышления по мере затягивающегося пребывания здесь претерпел кардинальные изменения, и они стали забывать о жизни за этими стенами и, впитывая в себя внутренний дух клиники, всё больше мыслили медицинскими терминами и понятиями, - и понятно, почему они оказались в таком удивлении, а некоторые и вовсе были так шокированы, что им даже подрывалось спросить у новичка: А что доктор на всё это говорит?
  Но все кто можно сдержался от выражения своего шокового исступления, и когда первое удивление и шок прошёл, то вся палата сошлась во мнении, что нужно держать консилиум. И на новичка со стороны его товарищей по несчастью, которым определённо было ближе состояние новичка и его проблемы, а это значит, что собравшийся консилиум подойдёт к его рассмотрению не формально, а всё будет принимать близко к сердцу и к тому месту, которое новичка так тревожит и может и у них когда-нибудь заболит, посыпались так необходимые, чтобы выяснить суть проблемы, вопросы.
  - В каком боку болит? Какой интенсивности и периодичности боли? Боль тянущаяся или острая? Какой стул? и т.п. и т. д. - летят вопросы со всех сторон, пока в итоге слово не берёт старожил с именем Корней. - Я думаю, что для начала достаточно. - Многозначительно говорит Корней и палату накрывает тревожная за будущую судьбу новичка тишина. Ну а Корней с важным видом обводит всех участников консилиума и, остановившись в конце на новичке, выносит ему общее определение. - Рекомендую тебе занять койку у окна, чтобы ты был у нас у всех на виду. - И с этим решением Корнея, выразителя общего мнения, никто не стал спорить, кроме разве что вечно недовольного Иппы, чья кровать как раз находилась у окна. Но и он ничего не мог поделать, даже имея за своими плечами огромный стаж пребывания в этих палатах и не простую болезнь - он один из немногих, кто мог на своих двоих перемещаться и согласно установленным внутри палатным правилам, ему придётся освободить своё место тому, кто сейчас находится в более привилегированном его болезней положении.
  Ну а как только всё к полному удовлетворению всех сторон так ознакомительно разрешилось, то жизнь в палате устаканивается и начинает течь по своим клиническим и административным законам и правилам, и само собой, своим прежним чередом. Где с одной стороны, с той, что находится за входными дверьми палаты, к ним время от времени, а в частности во время своих обходов, заходят и начинают давить своими подкрепленными медицинскими знаниями, думами и мыслями лечащие врачи, - я вот что насчёт вас, неизлечимый больной, думаю, - ну а с другой стороны, им противостоит лёжа на своих койках нездоровый контингент палаты, в каждой из которых, всегда найдётся свой пассионарий (в больнице ко всему прочему, на квадратный метр самая большая плотность умнейших и всё знающих людей).
  И этот всё обо всех болезнях знающий человек, которому даже не смотря на его тяжёлую болезнь, пригибающую его к кровати, всё не сидится на месте и слоняется от кровати к кровати, от палаты к палате, с самого своего помещения в палату, больше болеет за своих нездоровых товарищей по палате, чем своей болезнью. Да так усердно и живо, что складывается такое ощущение, что он ничем и не болеет вовсе, а положен сюда лишь с одной целью, чтобы поддерживать живой дух в организмах больных людей (скорей всего, его сюда направил профсоюз больных).
  И этот большой умник и пассионарий, кем скорей всего, был старожил палаты Корней, как вскоре новичком выяснилось, не только настраивал своих товарищей по нездоровому духу на выздоровленье, но и настраивал их на сопротивлению диктату врачей, которые по его не всегда здравому размышлению, - а в эти моменты у него и случались приступы откровений, - слишком много миндальничают с их болезнями и вместо того чтобы указать на своё место болезням, явно от бессилия, всё своё зло и малоквалифицированную неумелость, полученную за плохое обучение в институте, срывают на них, всего лишь носителей болезней. И тут не трудно догадаться, что такой предубеждённый настрой больных против своих лечащих врачей, не ведёт их к быстрому выздоровлению (что не относится к выписке, которая часто случается по причине нарушения режима пребывания в стационаре) и часто обе стороны срывались на непонимание друг друга.
  - Совершенно не понимаю, что творится с этим Григорием из тринадцатой палаты. - Обжигая губы до фильтра смолящейся сигареты и горечью слов своего возмущения на Григория, не поддающегося в никакую лечению, делился негодованием со своими коллегами, другими врачами, лечащий врач Григория, Резус. - Всё ему выписываю, как прописано в учебниках, вожу под руку на процедуры, и даже кормлю микстурами с ложечки, чтобы он не отлынивал от своего выздоровления, а он и не думает идти на поправку. - Что вызывает нездоровый смех у коллег врачей Резуса, прекрасно знающего этого крайне полновесного Григория, для которого любая поправка уже ни в какие штаны не влезающая перспектива, и вполне возможно, что он на подсознательном уровне сопротивляется тому, чтобы в любом виде и форме поправиться (а вот был бы Резус немного психологом, то он бы не стал таких слов в адрес Григория употреблять, и глядишь тот пошёл бы давно не на поправку, а на выписку). Ну а то, что Резус так обходителен с Григорием и проявляет такое участие в его судьбе, то ответ на это достаточно легко найти - Резус крайне азартен и пытается таким образом разговорить Григория на букмекерские секреты: на кого и сколько ставить, и тому подобное.
  - Уж и не знаю, что с этим, подлецом, Григорием делать? - вздыхает Резус, углубляясь в свои думы насчёт этого подлеца, Григория, так и нежелающего излечиваться (при таких-то доходах от ставок, разве перспективно об этом говорить). Ну а коллеги Резуса, с которыми он тут, в курилке, делился своими секретами профессии и перипетиями жизни в отделении, прекрасно понимают, что Резус подразумевает под этим многослойным вопросом. У Резуса в наличие полно средств, чтобы привести к пониманию больного, что с ним шутки плохи. И вот что из всего этого набора средств выбрать, над этим и задумался Резус.
  Ну а Григорий со своей не слегка жиром заплывшей стороны, тоже не понимает, как можно Резусу с таким недовольным выражением лица к нему подходить на обходе, - тьфу, опять этот Григорий, глаза б мои его никогда не видели, - и с усталым видом, - это я из-за тебя, подлец, так устал, что все выходные провёл в запое, думая о тебе, - спрашивать о его самочувствии.
  И так чуть ли не в каждом случае, из-за чего уже в свою очередь заведующий отделением начинает не понимать, почему именно в его отделении, где и врачи не хуже чем в других отделениях и медицинское оборудование совсем недавно обновлено, самая большая на клинику плотность больных на квадратный метр, где приход больных явно превышает их выписку, что ведёт к отчётному дисбалансу - скоро свободных коек и одноразовых шприцов не останется - и росту количества вопросов со стороны главврача (при этом показатели выздоровления не только не радуют глаз, а постоянно стремятся к историческому для отделения минимуму). А ведь главврачу придётся ещё отчитываться о таких в кавычках успехах, перед вышестоящими инстанциями. И что главврач сможет ответить, если его спросят, почему в его подведомственном заведении стоит такая нездоровая обстановка.
  - Мы, видите ли, - рассудит серьёзный начальник, прохаживаясь по своему огромному кабинету, - к вам со всей душой и выделяем столько средств, сколько не попросите, и всё без толку и у вас люди всё болеют. Непорядок знаете ли. - Остановившись напротив замершего в своей бледности главврача, как приговор произнесёт это высокий начальник. Немного подумает и сделает итоговый вывод. - Я понимаю, конечно, что больной нынче неблагодарен, и он на одном энтузиазме не собирается выздоравливать, но на нас давят свои статистические планы и значит, вы должны немедленно предпринять оздоровительные меры в своей клинике. А иначе...- высокий начальник делает многозначительную паузу, буравя глазами главврача, - мы предложим вам свои рецепты оздоровления. Где самый эффективный, это лечебное голодание.
  И понятно, что главврача такие голодные перспективы не воодушевляют - что они значат на самом деле, не трудно догадаться, усушка финансирования, - и он начинает собственную перетряску своего медицинского персонала, который становится ещё злей на своих непоколебимо цепляющихся за свою болезнь больных и не желающих с нею расставаться. И как тут не возникнуть напряжению между медицинским персоналом и их, не излечивающимся в строго отведенные сроки, а иногда и вовсе ни в какую, подопечным контингентом.
   А ведь медицинский персонал клиники со своей стороны не меньше лечащегося контингента видел, что творится в стенах клинике, а зачастую и больше этого и того, что может вынести тот или иной чувствительный больной. И его наиболее видные представители, в число которых входил и заведующий отделением, иногда знают, а чаще всего догадываются, что на самом деле за всем этим неповиновением стоит - здесь имеет место заговор больных (ведь они все заодно), во главе которого вот такие всё знающие умники стоят. И они, и сами не лечатся и как итог не выздоравливают, и другим, в отличие от них ответственно относящимся к своему здоровью людям, не дают этого сделать.
  Ну а как дальше пойдут дела в клинике, и в какую сторону направится стрелка статистики, - вверх или вниз, - всё будет зависеть от того, какой нездоровым людям лечащий врач попадётся - либо с отличием закончивший медицинские институты, крайне самонадеянный и амбициозный врач, который будет действовать напролом: "Как я, здесь самый главный, сказал, так оно и будет", или звёзд с неба не хватающий, но при этом сам себе на уме, такой как доктор Резус, выбравший для себя не путь прямой конфронтации, а путём переманивания на свою сторону такого рода пассионариев - с помощью послабления постельного режима и других мер воздействия на их не окрепшую от таблеток и уколов психику, - тем самым сумел понизить средне фиксируемую с помощью градусников температуру в палате.
  Ну а так как этому, сейчас упоминаемому отделению клиники, вначале относительно, а затем проверено временем, повезло с кадрами, и на месте лечащегося врача находился доктор Резус, а не его вечный антагонист и соперник, доктор Венус, который по графику отпусков ушёл в отпуск, то обстановка в клинике и в её отдельных частях, отделениях, по крайней мере в том, где больных наблюдал доктор Резус, более менее выправилась. И когда очередной, вдруг заболевший новичок, оказался в одной из палат под номером тринадцать, - и почему обязательно нужно людей неверующих и суеверных нужно класть в палату под этим чёртовым номером (да чтобы ты, Фома неверующий, укрепился в вере, а не в безверии), - то когда он очнулся от своего бессознательного состояния, в котором он был доставлен на поправку в эту чёртову палату (а так бы он ни за что не согласился в ней помещаться, как в прочем и все другие её обитатели, кого таким, с помощью наркоза, образом, в неё и затащили), то первое, что он видит, так это то, что он не один здесь, и при этом все на него внимательно смотрят и по своему изучают.
  И новенький новичок в другой бы раз заставил бы всех с собой считаться, требовательно вопросив этих, таких любопытных людей: "И чего вы на меня уставились и что вы такое увидели?". Но сейчас, учитывая ту ситуацию, в которой он находился после операционного наркоза, где он и сам себе ещё не до конца представлял, что с ним там, в операционной, наделали, и всё ли в нём оставили на прежнем месте и не отрезали ли лишнего, он так сказать, опасался задаваться такими вопросами. Впрочем, новенькому новичку повезло, - вот бывает же такое удачное стечение обстоятельств или совпадение, - и он, как сейчас же им выяснилось, оказался не единственным, кто сюда прибыл в палату после операции, или же в каком-нибудь предоперационном, негативном состоянии. И как заметил новенький новичок, стоило ему только посмотреть по сторонам, то буквально на соседней с ним койке поместился человек, на него может быть и вовсе не похожий, но по тому, как все на него с тем же что и к нему вниманием смотрели, новенький новичок мог догадаться, что между ним и им есть какая-то связь (как позже выяснилось, то он тоже был после операции).
  И только новенький новичок обнаружил этого своего соседа, как тот приоткрывает один глаз и на него со всем своим вниманием изучающе смотрит. После чего он улыбается и обращается к новенькому новичку. - Ну так что, будем делиться историями своих болезней, или сразу пойдём ва-банк. - Ну, а новенький новичок ещё не отошёл от наркоза и его пока ещё мало что сдерживает, и он с не свойственной ему в обычном состоянии лёгкостью и боевитостью заявляет в ответ. - Ну, если вопрос ставится так, то для начала было бы неплохо послушать ваше предложение. Ведь вопрос, как я понимаю, не простой и требует для себя основательного подхода. И я должен знать, чем ваша болезнь лучше других? Какие в ней есть плюсы, и какие минусы? Ведь в случае неудачного стечения обстоятельств, мне с нею жить, и кто знает, может только смерть разлучит нас.
  И только новенький новичок закончил свою пафосную речь, как со стороны соседа раздаётся раскат смеха, к которому присоединяются и другие находящиеся в палате люди. И так до тех пор, пока этот весёлый сосед, искривившись в лице, не начинает перебивать свой смех в разрез идущими заявлениями. - Ой, больше не могу, у меня сейчас швы разойдутся. - Но новенького новичка не провести, он отлично понимает, что тот, таким образом, своей болезне цену набивает - мол, она уже находится на стадии излечения, все самые сложные мероприятия произведены, и если не будет никаких осложнений, то он в скором времени выздоровеет.
  - Не, меня на такие вещи не провести. - Новенький новичок с одного взгляда дал тому понять, насколько тверда у него позиция. - И послеоперационные осложнения, бывают куда как опаснее, чем сама болезнь. - На что его оппонент с соседней кровати, кем был, как уже было можно догадаться, тот старожил из старожилов Корней (доктор Резус в данном сложном случае, где Корней проявил особое упорство, использовал комбинированный подход по взлому его обороны - он вовсю использовал административный ресурс, заручился поддержкой тех лиц из палаты, кто имел зуб на старожила из старожил, - это те, кто претендовал на его место старожила и у кого благодаря его задору, в своё время разошлись швы, - и подловил того на его потере бдительности), которого всё-таки подловили на операции, поняв бесперспективность своих потуг сбагрить свою болезнь, переводит свой взгляд в другую сторону, - за ним вслед переводит свой взгляд и новенький новичок, - и кивнув головой в сторону стоящей в самом углу кровати, где расположился ещё один вновь прибывший больной, спрашивает новенького новичка:
  - Видишь того спящего типа у стенки?
  - Угу. - Кивает в ответ головой новенький новичок.
  - У него, скорей всего, нечто особенное. Он с самого своего поступления всё спит и молчит. - Сделал предположение старожил из старожилов Корней, уставившись на лежащего у стенки человека, с головой укутавшегося в одеяло. Чем заставляет в размышлении задуматься над его словами не только новенького новичка, но и других находящихся в палате больных. Где даже нашлись и такие, кто решил, как следует, раздумать над этим озвученным старожилом из старожил вопросом и выйти в коридор, чтобы уже там, более что ли объективно, подумать.
  Правда, это случилось лишь после того, как палате произошли некоторые знаковые события. Где Корней, как человек деятельный, когда его мысль зашла в тупик насчёт того молчуна у стенки, не смог удержаться оттого, чтобы не предпринять по отношению к нему действия пробуждающего воздействия. Для чего он вначале на того прикрикнул: "Эй, ты там, у стенки, слышишь меня?!", - и когда тот не отозвался, то Корней схватил костыль у своего соседа и начал тыкать им в него. Что в итоге дало свои результаты, и из под одеяла появилось мало вразумительное, взъерошенное лицо этого столь неразговорчивого тоже новичка. По одному только недоумённому виду которого, можно было сделать вывод и понять, что он пока ещё не пришёл в себя и мало что соображает (отчего он не пришёл в себя, от наркоза или от тех последствий на его помятом и разбитом лице, которые ему оставили чьи-то кулаки, а может и ботинки ног, то пока этим вопросом не задавались).
  Ну а это всё в своей совокупности смягчает сердце Корнея, который возвращает на место костыль и обращается ко всей палате. - Посмотрите на него, он, кажется, и не в курсе того, где находится. - И судя по всему это действительно так. С чем даже сам очнувшийся новичок, всем своим поведением, где он принялся с недоумением осматриваться, согласился. Корней же не останавливается на достигнутом и продолжает таким словесным образом приводить в чувства этого новичка. - Ты в клинике, а вот как ты здесь оказался и по какой причине, то с этим вопросом не к нам обращаться, а к себе. - Сказал Корней. А вот на это обращение Корнея, неразговорчивый новичок неожиданно для всех отвечает вопросом.
  - К себе? - с таким простодушием переспрашивает новичок Корнея, что того охватывает сомнение в правильности своего подхода к этому новичку. И Корней с долей неуверенности говорит в ответ. - Ну да. - И новичок своим новым с той же искренностью озвученным ответом, уже вгоняет в своё непонимание Корнея. - А кто я? - вопрошает новичок, и Корней даже и не знает, как на это реагировать. Так это неподдельно искренне звучит, что не поверить ему нет никакой возможности. И у всех в палате сразу начинает чесаться затылок в поиске ответа на этот, в своём роде невероятный и удивительный вопрос. О существовании которого, все слышали и не раз в мелодрамах видели. И как они все думали, что случись им встретиться с этим вопросом на своём жизненном пути, то на него они точно найдут ответ, но вот когда этот вопрос прозвучал так от них близко, то и ответов на него вот так сразу и не найти.
  И каждый глядя на этого потерянного простачка, согласно своему разумению и желанию видеть в нём что-то особенное и главное от себя, начинает предполагать и домысливать за него. И многим совсем не важно, что он совсем не похож на того героя из их умственных представлений, когда им этого так хочется. И трудно сказать, к чему в итоге бы пришли все эти мыслители и отчасти философы, если бы в самый неожиданный для них момент, - это когда они уже вроде как наткнулись на верный след: "Этот тип однозначно мистификатор, а иначе как объяснить то, что никто не заметил, как он здесь оказался", - в палату не врывается заведующий отделением (все врачи входят, а вот заведующий отделением, как всем кажется, врывается - что поделать, у него такая беспокойная должность) и сразу же своим появлением вместе с патологоанатомом Людвигом, ввергает всех находящихся в палате больных в откровенный ужас насчёт себя и своего бесперспективного на жизнь будущего.
  А как ещё можно объяснить, что здесь, среди людей ещё живых и изо всех сил борющихся со своими болезнями, этим инструментом влияния смерти и проведения в жизнь её замыслов, объявился тот, кто только под покровом ночи и в самых редчайших случаях появляется, и кто всем собой ассоциирует смерть. И само собой все подумали, что он пришёл сюда по чью-то душу. - И на кого первого Людвиг сейчас посмотрит, то тому точно не жить. - Примерно в таких общих словах все в палате единодушно про Людвига подумали, и принялись углубляться под одеяла, в попытке спрятаться и избежать этого взгляда. И ведь никто даже не подумал о том, что может быть, заведующий отделением в терапевтических целях пригласил на свой обход патологоанатома. Ведь никто из медицинского персонала клиники, столько многого не знает о смерти, как патологоанатом. И кто как не он, сможет отрезвить разум людей сомневающихся в своём выздоровлении.
  - Всё, у меня больше нет никаких надежд на моё излечение! - к примеру, начнёт биться в истерике какой-нибудь страшно худой, с жёлтым лицом больной. - Я больше не сомневаюсь, что моя печень не выдержит таких нагрузок, и я скоро умру от желтухи. - На что патологоанатом Людвиг, со свойственной ему печалью в лице и спокойствием, положит свою тяжёлую руку на плечо разнервничавшегося до безобразия больного, и ровным течением своего голоса в момент его обнадёжит. - Я бы так не спешил делать такие насчёт себя выводы. - Людвиг внимательно посмотрит в жёлтые глаза больного и своим ответом даст ему надежду. - Ты точно умрёшь не от желтухи. - И больной после таких крепких заверений Людвига, убеждается и приводит себя в состояние спокойствия. Ну а Людвиг для этого и был позван сюда, и при этом он ни на долю значения не покривил своей душой и сказал истинную правду желтушному больному, на которого у судьбы были свои болезненные планы.
  Что же касается того, для чего Людвиг был сейчас призван с собой заведующим отделением, то скорей всего, по всё той же причине, крайней близости Людвига к потустороннему, где частично и пребывал сейчас потерявший память пациент. И если есть вероятность того, что Людвиг сможет заглянуть во внутренние пределы и высмотреть в глазах этого пациента зёрна разума, то как не использовать эту возможность.
  Сейчас же в палате всеми слышится, но не видится по причине того, что никто не хочет себя сглазить и обратить на себя внимание Людвига, заведующий направляет свой ход к этому сложному пациенту, а Людвиг стоит на пороге и контролирует собой любые движения в палате.
  Тем временем, подойдя к этому не простому пациенту, заведующий отделением, как всеми почувствовалось, хотел было крепко выругаться за то, что в его отделении такие остолопы, и поместили этого головой больного человека к людям больными на все другие части своего организма, но только не головы (хотя это спорно, если у человека есть голова на плечах, то она как минимум, не может быть не больна мыслями), но сдержался от таких, поскольку постольку оскорбительных выражений в адрес находящихся в палате больных, которые как и все нездоровые люди, несколько больше чем здоровые люди, мнительны, и он после приветственных дежурных фраз, узнав, что тот только повредился головой, а ноги ходят, предложил ему пройти к себе в кабинет для более обстоятельного разговора.
  - Мы больше его не увидим. - Сделал вывод Корней, когда входная дверь в палату закрылась за заведующим отделения и этим без памятливым пациентом. И палата вновь погрузилась в глубокие думы, теперь уже насчёт того, какие мероприятия с этим пациентом будет проводить заведующий отделением у себя в кабинете. И тут опять не обошлось без того, что каждый из этих мыслителей принялся предлагать заведующему отделением свои дельные предложения, то вкладывая ему в уста самые паскудные и мерзопакостные слова, с которыми и при этом ещё с таких ошеломляющим гонором, он обрушится на несговорчивого пациента.
  А когда этого окажется недостаточно, то тогда часть этих мыслителей сожмёт в кулаки руки трясущегося от злости заведующего отделением, а другая вложит в них тот самый молоточек, которым пугает своих пациентов местный невролог и который у него незаметно для этих следственных экспериментов одолжил заведующий отделением. А вот насколько действенны окажутся эти предпринятые меры заведующим отделением, то всё зависит от умственного настроя этих мыслителей. Среди которых нашлись отдельные личности, кто решил подойти к этому вопросу более основательно и выйти в коридор, чтобы там, без давления на свой ход размышления со стороны своих товарищей по палате, которые, как он знает, скоро начнут вслух высказывать свои предположения, над всем этим делом как следует подумать.
  А так как в общем коридоре, где постоянно туда сюда снуют разные люди, среди которых попадаются и врачи в своих сбивающих с мысли белых халатах, сложно сосредоточиться на одной мыли, то этот наиболее из всей палаты здравомыслящий человек, известный в палате под именем Язва (не нужно объяснять по какой веской причине его так прозвали - язва двуперстной кишки и такое же соответственное отношение к жизни), направил свой шаг в самое спокойное место в клинике, курилку. Правда это место только номинально считается наиболее спокойным местом в клинике, - типа здесь бегом не ходят и ходом не бегают, а все стоят с умным видом и в свой ус не дуют дым, а в чужой запросто, - тогда как и здесь не редко случались свои крепкие споры и столкновения идей, подходов к лечению и взглядов на одну и ту же болезнь. В основном, конечно, между практикующимися врачами, то есть равными среди равных, но бывали случаи, когда и между врачом и что главное, его пациентом, возникали взрывные споры.
  - Не понял, - удивился врач-онколог, обнаружив среди курильщиков своего пациента, вроде бы как по фамилии Непутёвый, - на голове ни одной волосинки от химиотерапии, а он туда же, добивать остатки своих лёгких. Да такими темпами, мне и вырезать будет нечего. - С долей негодования выразился врач-онколог. На что Непутёвому, немедленно бы вытащить из рта дымящуюся сигарету и забросить её куда подальше, но не дальше отведённых для этих отходов жизнедеятельности бачков для окурков. Но нет, и видимо этому Непутёвому терять нечего, раз он не признаёт правоту слов своего врача, а дерзко так заявляет ему. - Да мне всё равно. И одной сигаретой больше, одной меньше, всё равно от этого ничего завтра на операции для меня не изменится. - Здесь Непутёвый крепко так затягивается и в один выдох пускает кольцо дыма в сторону своего лечащего врача, к кому ему завтра на стол ложиться под нож. И теперь врач-онколог и не знает, что ему теперь делать - уклоняться от летящего на него кольца, или так и оставаться стоять на месте, глядя на летящее насаживаться на его нос кольцо. А уж из этого всего для врача-онколога вытекал куда как ещё более сложный вопрос: А что затем отвечать комиссии, когда она у него спросит о связи между этой стычкой с Непутёвым и тем, что он так и остался лежать у себя на койке, в палате?
  - А ведь вы доктор, как говорят, обладаете исключительной, ничего не упускающей из виду памятью, - вцепившись взглядом во врача-онколога, задастся уточняющим вердикт комиссии вопросом главврач, - и ничего не забываете. И вам, как и нам, не кажется ли странным, что вы вдруг забыли про день операции?
  - А я и об этом забыл. - Простодушно ответил врач-онколог, разведя в ответ руки.
  Что же касается Язвы, то имея о нём даже самое поверхностное представление, которое вытекает из его прозвища, можно догадаться, с каким на самом умыслом он время от времени приходит под эти дымные своды, где он только для своей маскировки держит в руках сигарету, а всё больше крутится вокруг врачей, чтобы ничего не пропустить мимо себя из всего ими сказанного. А потом все в клинике удивляются, как самая секретная информация так быстро распространяется по клинике. Да хотя бы о том интересном случае из палаты номер шесть, или как фельдшер Дмитрич, явно не подумавши, отозвался о деловых качествах своего коллеги из другого отделения, чем нарушил корпоративную этику, никогда не подвергать критике своего коллегу, а то ещё сглазишь. И действительно сглазил, о чём все узнали, когда на следующий день фельдшер Дмитрич появился с фингалом под глазом. - Зато не поступился своими принципами. - Обозначил свою крепкую позицию Дмитрич.
  Но сейчас Язва пришёл в это место неисчерпаемой информации, новостей и слухов, не для того чтобы почерпнуть для себя чего-нибудь новенького, а он, набрав полную грудь стоящей здесь атмосферы крепости убеждений и мыслей, какими расслаблено делились между собой лечащие врачи, - стоящая здесь атмосфера, скорей всего, укрепляла его побуждения, - прошёл дальше, в следующее отделение со своими кабинками. Где он, заняв одну из них, достаёт прихваченный с собой телефон и набирает забитый в телефонной книжке номер. Далее следует короткая пауза, необходимая для того чтобы произошло соединение, и когда на другой стороне ему отвечают: "Слушаю", - Язва говорит в трубку: "Его к себе забрал заведующий отделением". После чего ему в трубку что-то, только для него слышимо, рекомендуют сделать. А как только Язва с пониманием отнёсся к этим рекомендациям, - я всё понял, - сказал Язва, то на этом разговор заканчивается. И Язва убирает обратно телефон, затем прислушавшись к происходящему за дверьми кабинки, на мгновение задерживается и уже после выходит.
  После чего он опять погружается в атмосферу непринуждённости и расслабленности, которая стоит в курилке, откуда вскоре выносит для себя немало интересных и местами конфиденциального характера знаний, узнав о которых, некоторые люди из медицинского персонала, крайне будут удивлены, а местами, в сестринской, и крайне возмущены таким поведением одного своего знакомого врача, к которому всей душой и сердцем, а он вон какое трепло, и грош цена его обещаниям никому ни полслова о них говорить, и всё всей клинике уже разболтал о своей очередной победе.
  Между тем Язва, занятый до не внимания к окружающему всеми этими прискорбными для некоторых лиц из числа медицинских сестёр событиями, добирается до своей палаты, где к своему удивлению, а всё по причине своей отвлечённости от дороги, прямо у дверей наталкивается сразу на двух молодых врачей, которые даже не выходили из их палаты, а только лишь заглянули в неё и, убедившись в том, как они выразились, что они опоздали, резко разворачиваются, а тут как тут перед ними возникает этот Язва, для которого, как и для них, эта встреча была неожиданной хотя бы тем, что им пришлось столкнуться. Правда всё произошло так быстро и поспешно, что Иван с Гаем, а это были они, даже и не заметили этого столкновения и пошли дальше, тогда как Язва имел на это счёт другое мнение, и он, посмотрев им вслед, глубокомысленно задался вопросом. - Интересно, и куда они опоздали?
  А на этот вопрос Язвы не так-то просто ответить, и не потому, что Иван с Гаем не сочтут нужным с ним об этом разговаривать, а хотя бы потому, что когда они добрались до кабинета заведующего отделением и там опять чуть ли не натолкнулись, уже правда на самого заведующего, выходящего из своего кабинета с каким-то прямо довольством, а когда сумели избежать этой совсем им ненужной встречи, затесавшись в группу посетителей, то их впереди, а именно в одной из больничных палат под другим номером, ждало такое же точно опоздание. И после стольких опозданий, пойди, пойми, к какому из всех этих опозданий соотнести этот вопрос.
  Хотя если проследить источник возникновения всей этой их спешки, которая всегда есть причина опозданий, которые уже есть одно из следствий спешки, то можно приблизиться к пониманию того, почему Иван, которому после ночного дежурства, вместо того, чтобы носится по больнице как угорелый, полагалось бы отправиться домой и там лечь спать, и Гай, которого сегодня вечером ожидало своё ночное дежурство, таким неразумным образом себя ведут.
  Правда, Гай прибыл в больницу всего лишь на пять минуточек, чтобы решить в бухгалтерии некоторые важные для себя вопросы, а как решил, то услышав новость о том, как провёл своё ночное дежурство Иван, посчитал необходимым с ним увидеться. Ну а Иван, находясь, мягко сказано, в разбитом и разориентированном состоянии, не спешил покидать пределы больницы хотя бы до тех пор, пока недопьёт свой кофе из автомата. Где его вскоре, через предварительный телефонный звонок и отыскал Гай, чтобы с ходу его поддержать словом. - Ну, ты и даёшь! - расплывшись в улыбке, подбодрил друга Гай, и пока тот искал подходящие слова для ответа, принялся мучить автомат своим заказом кофе.
  - И какие у тебя есть объяснения? - спросил Гай Ивана за между делом, когда забрасывал монеты в автомат. И видимо такая беспечность Гая или того больше, отсутствие всякого сочувствия и поддержки, которая так ему сейчас необходима, возмутила Ивана, и он решил для начала, как следует стряхнуть этого беспечного кофемана. - Посмотрел бы я на него, куда бы он залез, окажись он на моём месте. - Нервно посмотрев на Гая с этими мыслями, Иван подобрал и озвучил для него самый интригующий ответ.
  - Да вот сон мне уж очень странный приснился. - Поглядывая на Гая, проговорил Иван.
  - Вот как. - С долей удивления сказал Гай, забирая из автомата стаканчик с кофе. После чего он поворачивается к Ивану и спрашивает его. - И что тебе интересно снилось?
  - Всю ночь тот тип из бара не давал мне покоя во сне. - Заявил Иван, не сводя своего взгляда с Гая. И как оказалось не зря. Гай нескрываемо выражал удивление, и при этом, как понималось Иваном, он пробовал основательно переварить для себя эту новость. Но у него что-то там, внутри головы, постоянно сбивалось или может он не мог эту новость ни в одну из информационных ячеек пристроить, и он был вынужден обратиться с уточняющим вопросом к Ивану. - И что он тебе сказал? - почему-то именно так спросил Гай, и только после ответного вопроса Ивана: "А почему ты решил, что он у меня о чём-то спрашивал?", - сообразил, что не о том и не так задал вопрос.
  Но вопрос задан и, если он сам вызывает вопросы, то уже нужно самому за него отвечать. И Гай, в общем-то, отвечает. - Ты же сам сказал, что он не давал тебе покоя. Вот я и сделал вывод, что он, скорей всего, подошёл к тебе с каким-то заманчивым предложением. - Сказал Гай, внимательно посмотрев на Ивана. И теперь уже Ивану нужно было искать подходящий ответ. И Иван, нахмурившись для серьёзного виду, сумел найти подходящий ответ.
  - Он так хитро обставил свой ответ, что я, знаешь ли, сразу и не понял. - Напустив тумана для увеличения значимости своего ответа, заговорил Иван (-Пусть поволнуется, - замыслил Иван). - Он выказал удивительную осведомлённость о нас. - Здесь Иван в задумчивости замолчал, и Гай был вынужден его подогнать, задав предусмотренный логикой повествования вопрос. - И какую?
  - Он сказал, что знает всё, о чём мы на его счёт говорили. - На этом моменте Иван с таким глубокомысленным выражением лица посмотрел на Гая, как будто об этом ему прямо сейчас сообщилось.
  - И ты ему поверил? - неожиданно Гай заволновался, что и выразилось через этот его вопрос к Ивану. Ну а Иван под таким напором Гая и забыл, что всё это выдумал, и как бы оправдываясь, заявил. - Он в качестве доказательства привёл многое из того, что мы с тобой о нём говорили.
  - И? - не давая Ивану никакой передышки, вопросительно пробубнил Гай.
  - Хочешь знать, для чего он мне это всё сказал? - многозначительно посмотрев на Гая, спросил его Иван.
  - Видимо хочу, раз ты так спрашиваешь. - Ответил Гай.
  - Он сказал, - понизив голос до сокровенного, проговорил Иван, вдруг увидев перед собой взъерошенного типа, тычущего в него указательным пальцем. И как сейчас увиделось и услышалось Иваном, то тот говорил совсем не то, что тогда в палате говорил, или может быть, этот момент ему всё же привиделся. - Только ты мне сможешь помочь. - Вслед за представившимся взъерошенным типом, сбивчивым голосом проговорил Иван. После чего настаёт вдумчивая тишина, где каждый из участников этого разговора пытается осмыслить сказанное Иваном, для которого всё это тоже новость. И теперь он уже и не знает, что на самом деле было сегодня во время ночного дежурства, и с какого момента закончилась реальность, и всё перетекло в его сон.
  - Но это ещё не всё и даже не самое главное. - Говорит Иван, когда пауза начала чувствительно затягиваться.
  - Что ещё? - уже не столь простодушно и беспечно спрашивает Ивана Гай. И Иван рассказал ему это ещё, отчего переменивший на нездоровый цвет своего лица Гай, и пить кофе перехотел, и даже за всё время рассказа Ивана ни разу его не перебил и всё молчал, ожидая от него услышать счастливую концовку. Чего не случилось, а то на чём всё закончилось, совсем не устраивало Гая из-за своей незаконченности. И когда Иван закончил свой рассказ, то опять образовалась тягостная тишина, где Гай и не знал, что насчёт всего этого думать, а Иван, пожалуй, тоже находился на распутье своих разумений.
  - И что будем делать? - спросил Гай Ивана, когда уже и сил терпеть не осталось. Ну а Иван только пожимает в ответ плечами и так сказать, не знает. И Гай хотел бы его спросить: "А кто тогда знает?", - но догадываясь, что он на это ответит, решает взять инициативу в свои руки, которая вначале привела их в ту палату, куда перевели взъерошенного типа из приёмного покоя, чтобы так сказать, при свете дня убедиться хотя бы в том, что Иван ничего насчёт него не перепутал. После чего они, совсем не подумавши, направляются в кабинет заведующего отделением, чтобы... А вот об этом они не подумали и, пожалуй, то что заведующий отделением так их предупредил, выйдя из кабинета, прежде чем они в него через щель заглянули, было для них счастливым стечением обстоятельств. Чего они, конечно, сразу не оценили, а оказавшись на одном из лестничных пролётов, принялись почём зря ругать заведующего отделением, который, гад такой, в каком-то неизвестном направлении увёл и спрятал их объект поиска, взъерошенного типа.
  Когда же Иван с Гаем таким возмутительным способом себя успокоили, то их взгляды фигуральном образом были перенаправлены в сторону одного человека, который им сможет помочь в этом, всё более и более становящимся запутанным деле. - Антип из шестой палаты. - Чуть ли не одновременно пришли к одной и той же мысли Иван с Гаем. И без лишних разговоров направились по направлению упомянутой палаты. Где к своему непониманию происходящего с ними, опять оказываются перед фактом своего опоздания.
  - Разве вы не знаете. - Удивлённо глядя на них, проговорил Иппа, которому в одной палате не лежится и он раз за разом обнаруживает у себя признаки новых болезней и таким образом, плюс его упёртость в деле отстаивания своего права болеть какой ему вздумается болезнью, он перемещается из одной палаты в другую и из одного отделения в другое, когда своими чрезмерными требованиями и запросами: "Я самой первой группы инвалид и требую для себя особого отношения и внимания!", - окончательно выведет из себя заведующего отделением. И он уже на всё готов, лишь бы сбагрить этого мнимого, на всю голову больного, от которого никому нет покоя.
  - Лучше, конечно, в отделение повышенного травматизма, травматологию. Но я же давал клятву Гиппократу, и обязался лечить, а не калечить людей. - Вступил в диспут с самим собой заведующий местным отделением. - Но если от этого буквально всем станет много легче и многие больные значительно быстрее пойдут на поправку, разве оно того не стоит? - кто-то внутри заведующего отделением всегда находил такие убеждающие аргументы, что заведующий отделением хватался одной рукой за голову, а второй тянулся за колбой со спиртом, этим универсальным средством от всех недугов, которым можно как обработать, так и прижечь всякую болячку, не зная каким ещё способом можно противостоять этому давлению на себя того, кто там, внутри него сидел.
  - Больной нынче хоть и большой умник, - пока заведующий отделением не успел оградить свой ум от коварства мыслей того, кто вечно его сбивал с праведного пути и панталыку, этот коварный тип, его второе я, уже принялся нашептывать первому я заведующего отделением, свой полный коварности план устранения доставшего его пациента, - но есть в нём и своя Ахилессова пята.
  - Так с этим вопросом не ко мне, а в хирургию. - Попытался было возразить заведующий отделением, к удивлению своего оппонента, таким откровенным образом выказывая прорехи в своём гуманитарном образовании. - Ну, забыл после приёма внутрь пару доз из колбы, со всяким бывает. - После укоризненного взгляда своего оппонента попытался оправдаться заведующий отделением. На чём и подлавливается своим коварным оппонентом. - Вот и забудешь о некоторой осторожности в деле прописки интересующему нас больному лекарств особенного действия. - Многозначительно шепчет заведующему отделением прямо изнутри уха его коварный оппонент. - А там всё спишешь... Ну ты сам знаешь, на что и на кого списать. - Рука заведующего отделением тянется за колбой уже побуждаемая разумением коварного оппонента, решившим таким образом закрепить эту сделку с самим собой.
  Что же касается Иппы, и в недостаточном для понимания соображении посматривающих на него Ивана и Гая, то Иппа не стал дожидаться, когда они сообразят насчёт всего им сказанного, и разворачивает им свой ответ. - Он на выходные уходит домой. - И видимо Иван с Гаем ещё не до конца поняли, что им говорят, раз Гай взял и спросил откровенную глупость. - К кому? - Ну а когда он это спросил, то всех одновременно накрывает понимание, что тот сейчас сморозил, и Иппа не удерживается и добивает Гая. - Да хоть к кому. - На чём разговор заканчивается и Иван с Гаем, отпустив от себя Иппу, отходят в сторону, где Иван обращается к Гаю с риторическим вопросом. - Ты, наверное, тоже не знаешь, где этот дом находится. - И Иван, как и сам предполагал, угадал - Гай и знать не знает, где живёт Антип.
  Ну и как итог всех этих опозданий и разговоров, Иван с Гаем многозначительно переглядываются, и от кого-то из них звучит вопрос. - Ну и что будем дальше делать?
  - Как насчёт того, чтобы сегодня вечерком прогуляться. - Допивая остывший кофе из пластмассового стаканчика, который всё это время не выбрасывался, а носился с собой, последовал ответ Ивана. Ну а Гай и сам хотел ему предложить что-то в этом роде, и он не прочь его принять, но только бы хотел уточнить характер его предложения. - И куда? - спросил Гай, посматривая на свои пустые руки, пытаясь вспомнить, куда он подевал свой стаканчик.
  - Куда? - задумчиво переспросил Иван. - Сгоняем в центр, на площадь. Там прошвырнёмся. - Предложил Иван.
  - А что мы там не видели? - делая унылое в своей тоскливости лицо, чуть не зевающе вопросительно утвердил Гай - видите ли, ему, человеку постоянно скучающему, нужно что-то более занимательное предложить. Ну а Иван ничего умного не придумал, как предложить увидеть людей. - Вот только не говори мне, что ты их всех уже видел. - Добавляет к своему предложению Иван.
  - Ну не всех, но с основными типажами знаком. - Созерцательно глядя куда-то вдаль, сказал Гай. На что Иван реагирует своим вопросом. - И кого ты увидал?
  - Да так, ничего особенного. - Поспешно ответил Гай - ему вдруг показалось, что он со стороны лифта увидел ту самую Веру, с которой они так по особенному пересеклись в баре.
  - Значит, есть повод. Хотя бы для того чтобы пополнить свою память приятными лицами. - Сказал Иван, после того, как посмотрел в ту сторону, куда посматривал Гай.
  - Пожалуй, соглашусь. - После небольшой паузы сказал Гай.
  - Что-то ты долго соображаешь. - Усмехнулся Иван. - А то я уж начал подумывать, а не нерезиновая ли у тебя память. Или уже переполнилась, и оперативки стало не хватать, чтобы нормально работать.
  - При нынешнем количестве информационных потоков, без дефрагментации не обойтись. - С усмешкой ответил Гай.
  - Предлагаешь, что-нибудь существенное вечером выпить. - Спросил Иван.
  - Предложил бы, да только у меня сегодня дежурство. - Сказал Гай, полезая в карман за телефоном, чтобы ещё раз убедиться в том, что не перепутал день своего дежурства.
   - Да, точно сегодня. - После изучения календаря, сказал Гай.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"