- Не знаю почему. - Глядя на то место, где раньше лежала мёртвая девушка, и где теперь усердно работал ветер, задувая следы её присутствия, задумчиво проговорил Свят. - Может я не такой как все. - Как-то совсем не вопросительно, а чуть ли не жизнеутверждающе сказал это Свят, продолжая смотреть туда, куда смотрел, и заодно краем глаза на стоящего сбоку Фому (на этих его словах Фома оценивающе посмотрел на Свята, и не удивился, увидев на нём неприкрытое самолюбование, со своим подчёркиванием собственной значимой самобытности). - Но как бы то ни было, а у меня почему-то от всего этого разыгрался непомерный аппетит. - Сказал Свят, теперь уже открыто и при этом как-то заинтересованно посмотрев на Фому.
Ну а Фома к своему потрясению, совершенно неожиданно для себя, даже несмотря на подходящее для этого обеденное время, вдруг почувствовал в себе точно такое же желание, и это непомерно его удивило, заставив по-быстрому задаться к себе несколькими актуальными вопросами.
- С чего бы это? - вопросом на вопрос откликнулся Фома, услышав со стороны своего желудка такого рода вопросительное бурление, означавшее, что там внутри у него живо интересуются, когда же он, наконец, будет вовремя, а не в самый неподходящий или того хуже, последний момент, о собственном благополучии думать.
- А может во мне действительно что-то такое есть, что... - и новый вопрос Фомы не прошёл своего многоточия. А он, будучи перебит ворчливым поведением всё того же желудка: "Человек есть то, что он ест, и точка!", - не смог закончить это своё вопрошание. При этом Фома и возразить на это ничего не может, он и сам придерживается точно такой же точки зрения - а его желудок этим пользуется.
Но Фома в тоже время и в дискуссии вступать не собирается, его сейчас крайне заинтересовала одна мысль, которая и родила последний, но не по степени важности вопрос-ответ. - Неужели это знак? И я сам того ещё не осознавая, становлюсь сыщиком? Ведь у меня по ходу дела, такие же точно привычки, пристрастия, а может и нюх к справедливости, что и у Свята. А это уже что-то да значит. - Фома от всех этих своих мыслей так взволновался, что не удержался от улыбки, которую Свят заприметив, интерпретировал по-своему.
- Да ты, как я посмотрю, и сам не прочь за обе щёки натрескаться. - Усмехнулся Свят, глядя на Фому. - А это мне нравится. И хоть я и не люблю делать поспешные выводы, но если ты сейчас отведёшь меня в приличное и недорогое место, чтобы отобедать, - и чтобы оно было недалеко, а близко, - то я предположу, что мы с тобой сработаемся. Ну а Фома, получив такой шанс на доверие, конечно не имел права ударить в грязь лицом, хотя залезть в неё туфлями он уже умудрился, и он не ударил, ударив только по своим рукам и, заявив, что он знает отличное место неподалеку. - К тому же это заведение находится от места преступления так буквально близко, что даже подозрительно. - Многозначительно сказал Фома, вслед добавив. - И, пожалуй, не помешает опросить персонал заведения, что они может быть слышали или видели подозрительное, что указывало бы на это преступление. А не скажут, то пусть пеняют на себя.
- Да ты, как я посмотрю, шустрый малый. - Покачав головой, засмеялся Свят. - Не прочь совместить приятное с полезным.
- Не прочь. - Согласился Фома и в ответ на последующее заявление Свята: "Веди", - выдвинулся на выход из этих задворок парадной жизни людей, живущих по другую сторону этих домов. Тогда как для кого-то это было совсем не так. Да для того же вызвавшего службу спасения бомжа Силыча, ставшего на это время ответственным и неравнодушным гражданином, а так он всю свою жизнь вёл себя безответственно, что в результате и привело его сюда, на эту парадную бомжатской жизни.
Фома же тем временем не просто ведёт Свята, а отвечает на возникающие по мере хода вопросы Свята. Ну а Свят между тем, хоть и ведущий оперативник их отдела, но всё же простой человек, и в немалой степени подвержен влиянию любого рода бытия - как вот например сейчас, когда его так припёрло с разгоревшимся аппетитом. И поэтому он не может без того, чтобы как-то обходиться без влияния на ход своих мыслей со стороны своего нутра, которое по мере своего голода, имея на него всё возрастающее влияние, начало себя вести к нему чрезвычайно требовательно.
- И чего это мы еле ногами передвигаем? - Сразу сходу, достаточно звучно пробурчал внутри Свята вечный возмутитель его спокойствия, его имеющий немалый вес желудок (Фома как оказывается, очень верно для себя заметил, что у него много общего со Святом). И не успевает Свят выразить только надежду (для его желудка не существует оправданий для его голодности) на своё оправдание, мол, это будет в глазах его стажёра выглядеть не слишком прилично, как этот голодный субъект своего права, с далёким посылом заявляет Святу:
- Ну, хорошо, смотри на этого Фому и поступай так, как он на то тебя напрягает, но при этом знай. - Здесь следует тревожно убийственная пауза. - Чем дольше ты идёшь, тем больше аппетит у меня разыгрывается. А тебе ли не знать, к чему это, как правило, ведёт. - Стальными нотками в голосе проговорил желудок.
- К чему? - с дрожью в голосе, явно прикидываясь, что он ничего не понимает, а этому уже противоречит его дрожащее поведение, спрашивает Свят. На что его жестокий и голодный до всего собеседник отвечает не прямо, а через заковыристый вопрос. - А ты деньги дома, случаем не забыл?
- Да вроде бы нет. - Похлопав себя по карману пиджака, где прощупывался портмоне, ничего не понимая, дал ответ Свят.
- Тогда смотри, чтобы хватило. А то я сегодня, а всё ты виноват, раз так оттягиваешь неизбежное, так голоден, что готов, сам знаешь, кого съесть. - И не успевает Свят заверить себя в том, что вроде бы денег должно хватить, как желудок, услышав это его "вроде бы", немедленно взрывается бурлением, предупредительно заявляя Святу:
- И смотри Свят, если сегодня ты меня не послушаешься и решишь на мне сэкономить, то я тебе этого на этот раз не прощу. Изжогой, гад, замучаю.
И Свят, оказавшись в таком, даже не незавидном, а в почти что тупиковом положении, где всё внутри него восстало против его здравомыслия, пока ещё не стало поздно и он не оказался перед фактом смотрящего на него непомерного счёта с чека, решает уточнить у Фомы, насколько дорого ему будет стоить посещение этого заведения. И куда может быть стоит зайти, лишь для того чтобы только по долгу службы опросить персонал; а не как в личных потребительских целях.
И Свят заходит со своего далека. - Слушай, а как там всё-таки кормят? Стоит тех денег, которые они за это запрашивают? - Ну а Фома не слишком далёк и всё сказанное Святом принимает на свой нежадный счёт. - Всё-таки Свят не без недостатков. Не прочь сэкономить на своём желудке и на мне. Как будто не знает, что на желудке и на учениках не экономят. - И Фома от таких своих мыслей не сдержался, с осуждением покачав головой. Правда Фома, пока это его качание головой не вызвало у Свята своих вопросов, спохватывается, и даёт ответ:
- Там можно экономно отобедать.
И тут Свят, как будто спохватывается - так себя ведут люди, которых осенила какая-то очень перспективная мысль-открытие - и переспрашивает Фому. - Как ты сказал?
- Экономно. - Ничего не понимая, в полной растерянности говорит Фома, глядя на остановившегося Свята.
- А тебе это ни о чём не говорит? - спрашивает Свят Фому, и чтобы тот не сильно спешил с озвучиваниями своих глупостей, добавляет. - Только не спеши спешить. - И от этих слов Свята, кто-то очень ему известный внутри него ещё больше возмутился. Фома же в свою очередь, находясь под прицелом взгляда Свята, демонстративно так задумался, и к своему удивлению додумался. В результате чего его лицо постепенно преображается в улыбку, после чего в свою осмысленность и в конце всего этого его ознаменования, он озвучивает то, до чего он додумался.
- Экономист. - Вдохновенно говорит Фома и Свят в согласии ему кивает в ответ головой. После чего Свят приободрённый тем, что в этом тёмном и нехорошем деле появилась первая ниточка, а она, по мнению Свята, обязательно к чему-нибудь да приведёт, решил поделиться своим настроением с Фомой, приободряюще похлопав его по плечу. После чего он вновь становится серьёзным и обращается к Фоме (он с улыбкой подходит только к преступному элементу, но никогда к самому делу, для которого у него только серьёзный тон и выражение лица приготовлены).
- Значит, слушай меня. - Посмотрев в упор на Фому, проговорил Свят. - Что-то мне подсказывает, что в этом кафе наверняка есть камеры наружного наблюдения. А раз так, то первое что напрашивается из всего этого, так это то, что нам непременно нужно забрать записи с них. - Свят убедившись, что Фома всё отлично понял, переходит к основному своему посылу. - Значит, заходим, осматриваемся и пока я разбираюсь с администратором, ты идёшь в служебное помещение за записями с камер наблюдения. Всё понятно? - Уточняюще спросил Фому Свят.
Ну а что тут непонятного, пока Фома будет делать всю основную работу, Свят будет лясы точить с хорошенькой администраторшей. Правда Фома вспомнив, что там вроде такой хорошенькой, да и вообще какой-другой администраторши нет, а одни только энергичные менеджеры какого и не разберёшь звена, отбросил эту версию как несостоятельную, а взял за рабочую ту, на которую его прямо сейчас надоумил тот, кто вечно у него там внутри голодный сидит. - Свят будет сам трескать за обе щёки, тогда как он обещал это ему.
И хотя эта версия показалась Фому более чем убедительной, он всё-таки пока стажёр и, поэтому, не имея тех властных полномочий, чтобы поставить Свята на своё место, а себя посадить за стол, на то место в кафе, где будет сидеть и трескать за обе щёки Свят, решил, что пусть пока будет так. А вот когда он единолично поймает преступника, то вот тогда он...Но Фоме не удалось додумать и тем самым насладиться ожидающей его славой, а может и поощрительной наградой, после того как он самолично схватит преступника, тогда как Свят в это время будет иметь ответственный разговор с какой-нибудь булочкой с маком - его перебил Свят, сказав: "Пошли".
После чего они отворачиваются друг от друга в прежнюю сторону и уже без остановок на то, чтобы спланировать детали по захвату врасплох администрацию кафе, добираются до этого пункта своего назначения. А у Фомы между тем были весьма интересные задумки на этот счёт.
Так, например, можно было сразу по заходу в кафе обозначить свою непримиримую позицию ко всякому отказу, направив пистолет на самого главного человека в этом заведении... Нет, не на клиента, о статусе которого заявляют висящие на стенах призывные плакаты, - да и Фома что дурак, чтобы целиться пистолетом в эту красотку на плакате, которая там завораживающе и так аппетитно, что самому хочется её съесть, прикусывает сочную булку с сосиской, - а на того, что за возмутительно-наглая рожа прыща, кто является местным заправилой, управляющим заведения. И он, направив на него пистолет, грозно заявит: "Прошу внимания и больше никакого лишнего движения". И Фоме даже добавлять не придётся, что особо волноваться не стоит, это всего лишь плановая проверка санэпидстанции, как все уже всё поняли и, растопырив свои конечности, как тараканы, приготовились расстаться со всем тем, что не попросит этот опасный тип с пистолетом.
Хотя можно и без всех этих внешних эффектных заходов, на которых настаивает незрелость и молодость Фомы, который ещё не определился и ищет себя, и поэтому так выдвигается на первый план. А там, между прочим, могут и подстрелить, окажись среди посетителей кафе человек с тараканами в голове. А у него и так боязнь белых халатов, а тут ещё вслух озвучивается такое страшное и не выговоришь что за слово, - а это говорит хотя бы о том, что человек выговоривший это странное слово, как минимум, готовился к тому, чтобы без запинки его выговорить, - и что спрашивается, ему делать.
И конечно этот человек с тараканами в голове, у которого при себе всегда пистолет (как ему его выдали, то это другое дело), сразу разволнуется, занервничает и не успевает подмигнувший той красотке с плаката Фома и шагу сделать по направлению к административной стойке, как его не подмигивающий и прямо смотрящий на красотку глаз, - а по сути, он как раз и подмигивал или так позиционировал себя, - к полному своему удивлению обнаруживает, что эта красотка и сама не прочь на близость с ним. Да так не прочь, что Фома, так и не поняв, как это всё произошло и как вообще такое может быть, вдруг обнаруживает, как эта красотка своими сочными и аппетитными губами приложилась прямо к его подмигнувшему глазу. При этом он сам стоит в стороне от всех этих дел и, глядя на всё это всё с той же стороны, недоумевает как так может быть.
Ну а такой ребус или головоломку разгадать не всякому по плечу, и видимо и Фома к этому был ещё не готов, раз его в один момент всего перекосило и он, почему-то использовав для выдоха из себя переработанного кислорода не как обычно рот, а отверстие на месте своего подмигивающего глаза (возможно потому, что выходящая из него переработка была слишком дымного качества), вслед за этим в один момент сложился и рухнул на пол. Ну а как только Фома так себя реализовал в качестве представителя специальных служб, не без участия человека с тараканами в голове, то в зале кафе поднимется паника и все те, кто ещё находился на ногах, как тараканы ломанутся кто куда - Фома хоть и посмертно, но всё же смог очистить это место от тех представителей паразитов, кому не место в такого рода общественных заведениях.
Так что хорошо, что Фома не стал проявлять инициативу и не выдвигать эти свои чреватые неожиданными последствиями предложения, а приведя Свята до места, всего лишь сказал. - Пришли. - На что следует ответ Свята: "Понятно", - и они, поднявшись по ведущим ко входу ступеням, заходят внутрь кафе.
И хотя в этом их заходе не было ничего необычного, всё же Фома не удержался и всё это увидел в своём воображаемом виде - Фому даже очень можно понять, ведь он сегодня в первый раз, так сказать, при исполнении, и при этом в ведущем качестве, сыщика (это он уже сам надумал). И, конечно, он не может не пропустить этот момент через себя - от первого впечатления зависит всё его будущее в этой профессии. И если он не будет впечатлён или это впечатление оставит желать лучшего, то не будет ли это знаком того, что он выбрал для себя не ту профессию и стезю, и следует ещё подумать, а может сразу же не думая, сменить её на другую, преступную.
И хотя Фома уже не раз об этом думал и считал, что выбранная им профессия и есть его призвание, всё же это всего лишь теоретические знания, и без практического опыта, своего первого впечатления, их не закрепить. И он, дабы придать остроты своему первому впечатлению, включил всё своё воображение, со ссылками на им ранее виденное в кино про крутых сыщиков, чьи методы не отличались большим изяществом, но зато с лихвой перекрывались их зубодробительным чувством юмора, и так и пошёл, и вошёл вслед за Святом не в просто кафе, а в его воображении, в самый что ни на есть клоповник (что отчасти правда), прибежище самых гнусных и опасных злодеев, кафе "Дон Лизотто" (надо понимать, что Фома под себя отформатировал пиццерийного названия кафе).
И все эти злодеи, бандиты и просто коварные личности, прибыв сюда, в это кафе под видом законопослушных граждан, как бы для того чтобы перекусить, на самом деле используют эту публичность для того чтобы их не заподозрили в чём-то преступном или хотя бы не перестреляли, и пряча своё лицо за огромным куском пиццы или стаканчиком кофе, сидят и строят хитроумные планы, как бы им ещё этот мир обхитрить.
Но они ещё не знают и даже не догадываются, что их ждёт спустя совсем скоро. И как только дверь кафе так резко распахнётся, что проход входящих в него людей со стороны будет видеться в замедленном движении, как в кино, где специально для эффектного появления героев так покадрово запускают их ход, то все присутствующие в кафе всё больше злодеи, преступники и их сопровождающие щедрую жизнь подельники и подельницы, тут же в один момент забудут обо всём том, что они сейчас думали и делали и, обернувшись в сторону раскрывшихся дверей, в один взгляд на входящих людей, от испуга в умственном ступоре обомлеют так, что о своих "пушках" забудут, вместе с челюстями пороняв из рук всё то, что в них до этого было - а это местами горячо и больно опасно для тех, на кого вылился горячий кофе из стаканчика, упавшего на юбку или штаны в самом значительном месте.
При этом даже те, кто так обжёгся на своей невнимательности к себе, по причине внимательности к тем, кто сейчас так эффектно входит внутрь кафе, не смеют так глупить и отвлекаться на это, что за пустяковое обстоятельство, всего лишь ожог третьей степени, когда преступная (понятно, что не такая профессиональная как у них) не осмотрительность и пренебрежение к зашедшим обстоятельствам, может им грозить куда как большими последствиями.
- Да это же Свят и сам неверующий ни кому на слово Фома, собственными персонами! Сейчас начнут колоть, да так, что только успевай называть имена, клички и адреса, - ахнув, глубоко и тяжко про себя вздохнули шулеры всех мастей, бандиты и местные головорезы, краем глаза, так, на всякий случай, посмотрев по сторонам, ища для себя другие пути выхода отсюда.
- И какими судьбами, а точнее, по чью душу их сюда занесло? - вслед за первым признанием, в голову бандитов и преступников полезли логичные вопросы. А ведь они между прочим, ничего такого преступного за собой сегодня не заметили, а даже, наоборот, все как один, с сегодняшнего дня решили встать на путь исправления, правда чьего, они об этом не упомянули.
При этом, в любой, даже в такой специфической, строящейся на иного рода началах и пристрастиях семье, никогда не обходится без своего урода. То есть такого, кто даже для этих преступных элементов, видавших такие виды, что сердце выскакивает от содрогания при одном упоминании этих видов, вызывает опасливое недоумение и оторопь при виде его - он ни капельки на них не похож, и эта непредсказуемость не может не напрягать, волновать и с немым вопросом: "Да кто это нахрен такой?", - заставляя основной бандитский костяк семьи Лизотто, смотреть в сторону крёстного отца, дона Лизотто.
А ведь в этой семье всё больше люди не простые, неоднозначные и противоречивые - они при своих непростых взглядах на окружающее мироустройство, выбирают самые простые решения для возникающих проблем. Да и их лица под стать всему тому, что они отождествляют и не отрицают - они испещрены не только выразительной грубостью их умственного мироустройства, но и через шрамы и рассечения выражают своеобразную признательность ему за то, что этот шрам остался на лице, а не на сердце.
И кажется, что таких людей ничем, не то что испугаешь, а их ничем не прошибёшь, и сколько не вгоняй им шпильки под кожу, они будут стоять на своём. - Я в первый раз всё это барахло в своих карманах вижу. И сдаётся мне, гражданин следователь, что я спросонья штаны перепутал и чужие надел. А так в моих штанах всё законно пусто. - Но это только, как оказывается, кажется, и казалось до тех пор, пока дон Лизотто не ввёл в семью нового перспективного родственника, сеньора... Но о нём чуть позже или хотя бы после этого небольшого характерного предисловия. Этот сеньор, кто заслужил для себя такого отдельного упоминания, никого не спрашивая, занял эту для себя вакантную нишу в семье - а лучше такую, чем никакую, статиста - и принялся на основании всего этого, так паскудно исподтишка себя вести, что теперь никто себя в семье не чувствовал в безопасности, в каждый момент ожидая от этого урода подножки.
И этим уродом в этой преступной семье под началом крёстного отца, дона Лизотто, (смотри вывеску и всё станет понятно) был отъявленный задира и трепло, сеньор Николай, а по-простому Колесо - он считал, что мир вокруг него вертится, когда на самом деле, это он вокруг него крутился. В общем, распространённая ошибка всех тех, кто мыслит категориями плоскости.
И это Колесо в отличие от всех и главное от своей семьи, видел мир в иных красках, и в результате у него на всё про всё, свой, совершенно не согласующий со своим родственниками по общей семье взгляд на окружающее (из-за чего его не раз грозились пристрелить или к чёрту взорвать). К тому же этот или это Колесо, вечно лезет на рожон, и вместо того, чтобы помалкивать хотя бы лицом, берёт и так открыто лицевыми гримасами самовыражается, обращаясь к вошедшим Святу и Фоме с лицевым вопросом. - И какого хрена вам тут надо? - А как этого не понять, понять не представляется возможным.
И все, конечно, поняли, что эта наглая физиономия Колеса самовыражает, а как поняли, то тут же начали коситься друг на друга (говорили же что в семье не без урода - вон как всех друг против друга настроил), по внешним предательским признакам пытаясь выяснить, какую падлу сегодня вечером стоит отблагодарить за этот неурочный визит сыскарей, который весь аппетит отбил у всех до единого. А в их семье строго блюдут правило "Око за око". И если кто-то, не поставив в известность своих родственников по общей семье о чём-то своём индивидуальном, тем самим стал причиной этого посещения сыскарей, который перебил им всем аппетит, то и ему не отбиться от того, чтобы ему весь аппетит на очень долго перебили.
Но такой мимолётный осмотр, как обычно ни к чему не приводит, - что-что, а рожи кирпичом все здесь делать умеют, - а заниматься самоосмотром, то смысла в этом никто не видит, и поэтому все начинают подозревать Колесо в провокационных действиях. Правда времени сейчас у них на это совсем нет, - Свят и неверующий в их честность Фома, уже стоят у входных дверей и на них всех одновременно смотрят, - и поэтому они вынуждены вернуть своё внимание к этой опасной парочке.
- Свят, Свят, Свят. - На апокрифической смеси из крестного знамени и суеверия, запричитал про себя, креста у нет, а всё потому, что ему сегодня не повезло в игре и пришлось всё заложить, окромя только души, которая давно уже в залоге у самого дьявола, никогда ни во что не верящий и неверующий, полагающийся только на тёмное суеверие, мошенник, картёжник и плут, Григорий Распутный (говорят, что и имя у него крапленое, то есть псевдо, ненастоящее).
Но что там Свят, когда чуть сзади от него стоит, а по своей значимости вперёд выбивается и собой задвигает Свята, сам Фома неверующий в их честность и невиновность, и попробуй его в этом разубеди. А не разубедишь, то не сидеть тебе больше в этих тёплых кафешных местах, когда есть столько холодных мест, крайне нуждающихся в обогреве твоим преступным задом.
- Раз любите прохлаждаться, то почему бы не соединить ваше приятное, с полезным для общества. - И такая аргументация Фомы всегда находила отклик в душах преступных элементов, которые ни на шутку разогревались в себе и начинали подготавливать себя к этому этапу своей новой жизни. - Не виноват я! Где ваши доказательства?! - чуть ли не бросались на Фому не убеждённые его аргументацией люди, а в частности сейчас присутствующий в помещении этого кафе, гражданин Каретный, не склонный к логическому мышлению, но зато склонный к побегу и к преуменьшению своих заслуг в деле соучастия в преступлении.
- Зато как делиться, так он первый. Что скажешь, на такое соучастие в твоей судьбе твоих подельников? - прищурив один глаз, из под завесы тайн показаний подельника этого отрицающего всё на свете гражданина Каретного, на чьи оправдывающие его и обеляющие его показания (об именование этого "его", полностью лежит на совести опять же "его" или "его") так рассчитывал всё тот же гражданин Каретный, прямо-таки пронзив взглядом этого гражданина не гражданина, а только пользователя этой привилегией, Каретного, спросил ни одному его слову не верящий Фома.
Ну а находящийся в странном статусе перед Фомой эта скользкая личность Каретный (- Гражданин не гражданин, хотя юридически всё же гражданин. Но тогда мне за это светит юридическая ответственность. Тогда лучше не гражданин. - Совсем себя запутал Каретный), где одно для них обоих известно и не вызывает особых разногласий, Каретный для Фомы подозреваемый (Но вот в чём? То знай об этом Каретный, то он давно бы нашёл для себя ответ, как в ответ на это подозрение действовать - либо прикинуться дурачком, что он отлично умеет, либо в грустном случае, сразу же в окно тикать), внутренне похолодев от заявлений Фомы никому неверующего, принялся судорожно соображать, что всё это значит.
Ну а так как Каретный много о своей подлой сущности знает и о чём его родственники по семье Лизотто местами догадываются, а в чём-то и вместе принимали участие, при этом совершенно не представляет, на чём решил акцентировать внимание этот, до чего же честный и не верующий даже на честное слово Фома. Ему, видишь ли, только чистосердечное признание подавай и обязательно в письменной форме, а все эти "зуб даю, что это не я" или же "мамой клянусь, я в это время без алиби дома крепко спал", им даже не рассматривается.
- Да он хочет столкнуть нас лбами. - Как вдруг вспомнилось Фоме и нам вслед за ним, что не товарища и не господина, а месье Каретного вдруг ни с того ни с сего осенила догадка (а озаряет догадка только натуры безгрешные, а натурам, чьё поведение всем этим не отличается и они редко просыхают от греха, даётся только такой вид осмысления своей синюшней жизни). - А как только я начну подозревать своего верного товарища в паскудном насчёт меня поведении, - хотя и он не без греха, слишком жаден до денег, - то тем самым я встану на сторону следственных органов и буду тёпленьким ими взят на свои поруки. - Месье Каретному, аж побледнелось от такой хитроумной подлости этого Фомы неверующего в его здравомыслие.
- Да ни за что на свете! - глядя на Фому, в негодовании яростно блеснул своими глазами месье Каретный, готового за своего товарища пойти хоть на край света, то есть туда, где круглый год холодно и солнце светит только из-за угла или края. И только эта ассоциация промелькнула в голове месье Каретного, больше всего на свете любящего тёплые места в жарких странах, как он поёжился от обозримого в скором времени холодного будущего и сразу же решил, что в таком деле грех спешить. И следует (уже как противная сторона начал рассуждать), как следует (да что ж такое, пластинка заела) подумать над тем, что пока ещё не предлагает Фома - нет большого смысла ему врать, всё равно он тебе не поверит.
- А вот если изловчиться, да так, чтобы он забыл о том, чтобы с этой позиции на нас смотреть, то тогда может и пронесёт. - Подумал месье Каретный, чей изворотливый ум никогда не давал ему спокойно усидеть на месте, из-за чего собственно он и сидел в последствии - так что он ни в чём не виноват, когда на всё его это толкнула его природа...- И та подлая рожа, которая вам всю эту напраслину про меня наговорила. А так я перед законом чист и даже там не был, где я только со слов этого подлеца и негодяя Смутного был. - С полным раскаяния лицом, посмотрел на Фому месье Каретный, чьи капельки солёных слёз на глазах, не только чесались, но и указывали на его невиновность - разве неискренний человек, если он только не артист, политик или неверная жена (месье Каретный ни к одной из этих категорий не относился хорошо), способен на такое.
Но Фома, чьё за недоверчивый человек, совершенно не убеждается такой выразительной убеждённостью месте Каретного, который и сам уже поверил в свою невиновность, и продолжает с таким явным подозрением смотреть на него, отчего месье Каретного начинает выводить из себя. Но Каретный не раз холодным задом учёный и поэтому сдерживается и не идёт на обострение конфликта, решив, поймать Фому на противоречии. И он с одного выдоха сбивает с лица капли слёз и частично высушивает их, после чего хитро так смотрит на Фому, и спрашивает его:
- Что-то я не пойму вас. Вы всегда утверждали, что ни единому нашему слову не верите. А тут значит, какому-то Смутному поверили. Как это понимать? - Вот так прямо смотрит на Фому месье Каретный и даже не спрашивает, а делает утверждения, что Фома не тот всем известный Фома, который никому на слово не верит, а какой-то прямо человек не дела, всем на слово верующий Фома.
И не успевает месье Каретный осознать, что он, дурак, на самом деле наделал, как находящийся в его глазах в не определённом статусе, где только одно можно с уверенностью утверждать, что Фома, так многозначительно на него смотрит и таким проникновенным голосом его спрашивает. - Я как понимаю, вы, месье Каретный, здесь самый умный. - И месье Каретный с этих первых слов Фомы так себя неуютно почувствовал под яростью обращённых на него со всех сторон перекрёстных взглядов родственников, что он невольно подкосившись на ножках своего стула, тем самым начал проявлять склонность к побегу. Заодно он догадался, какую иронию вложил в свои слова Фома - он совсем его таким не считает. И, пожалуй, он на этот раз прав. А неприятная правда о себе, всегда принимается близко к сердцу, отчего месье Каретный видимо и побледнел - сердечная неподготовленность к знаниям о себе и заодно недостаточность так проявилась.
Фома между тем продолжает вгонять месье Каретного в коридор своего понимания. - А раз так, то ответьте мне на один вопрос. - Фома делает концентрирующую на своём вопросе паузу и как только она достигает желаемого результата, задаёт этот вопрос. - Если я вам сейчас скажу, что я вас упеку, то вы мне поверите или же будете настаивать на том, что моим словам не стоит придавать особого значения? - далее следует совсем микроскопическая пауза. Как вдруг, в один момент преобразившийся в ярость Фома, разрывает её своим вопросительным восклицанием: "А?!".
И тут же вслед за этим "А?!", следует, да так, со стрельбой следует ответное "Ах!!!", что только успевай падать под стол, если тебе твоя жизнь ещё дорога - это "Ах" только в самых крепких случаях стало звуковым выходом их нутра, а так оно в основном являлось отражением внутренних процессов и всего того случившегося со всеми этими людьми, не привыкших и так не любящих резких движений.
Так первым, кого всё это коснулось и отреагировал, был конечно месье Каретный, который и так испытывал большую склонность и тягу к побегу для начала под стол, а уж затем туда, куда карта ляжет (это такой оборот речи, который использовал в своих взаимоотношениях не с собой месье Каретный). Ну а так как всё так удачно для месье Каретного сложилось - в зале кафе находилась всё нервная публика, а затем по причине их нахождения здесь (месье Каретный забыл упомянуть о том, что всё это спровоцировал он), этот зал накрыла беспорядочная стрельба - то он, сумев избежать точного попадания в себя, уже воспользовался этим обстоятельством и уполз куда-то в сторону служебных помещений. Где оставалось лишь выждать момента, когда они там все друг друга как следует надолго положат, и тогда можно будет спокойно отсюда улизнуть.
- Не получится, самый умный, месье Каретный, - придавив длинный нос месье Каретного пистолетом, проговорил Фома на ходу меняющий свои планы насчёт эти недоговороспособных преступников. И месье Каретный сумел оценить иронию Фомы для него злополучного, чья прицельная внимательность к нему подсказывает, в каком направлении ему следует давать свой ответ на ранее заданный ему вопрос.
- Но что-то мне подсказывает, что месье Каретного сегодня здесь мне не встретить. - Усмехнулся про себя Фома, заходя внутрь кафе, где его ждут иного характера взаимоотношения с не менее выдающимися личностями, нежели месье Каретный - ведь все они из одной семьи, дона Лизотто. И это так сказать, обязывает их быть тем воплощением собственной предприимчивости, на которой настаивает воображение Фомы, и как они там его словами говорят, непредумышленные с их стороны невероятные стечения обстоятельств, которые привели их в семью дона Лизотто, а не на худой конец, на завод.
При этом Фоме и самому становится очень интересно узнать и увидеть этого зловещего дона Лизотто, который стоит за столькими преступлениями в этом городе, называемыми им бизнесом с последствиями. - И что это за дон такой Лизотто, который возмущает ум праведников баснословными прибылями, - и делать-то ничего не надо, этот кейс отвезёшь в одно, куда укажут место, там его поменяешь на дипломат с порошком (да-да со стиральным - деньги будем отмывать, ха-ха), и всё, безбедная жизнь в твоём кармане, - и сбивает их с пути труженика.
Ну и Фома, чья тяга к пословицам и поговоркам слишком активно влияла на принимаемые им решения, подбодрив себя пословицей: "Рыба гниёт с головы" (здесь гадать не надо, чтобы понять, чью голову он имеет в виду), - сосредотачивает себя на поиске этого зловещего дона Лизотто и заодно на спине впереди идущего Свята.
И вот они входят внутрь и вошедшему в двери кафе Фоме, и одного пронзительного взгляда из-за спины впереди остановившегося Свята на внутреннюю обстановку заведения хватило, чтобы увидеть то, что Свят не способен увидеть и обнаружить того, кто всем здесь, в этом бандитском притоне заправляет - отдельно от всех, на самом просматриваемом со всех сторон месте, у окна сидящий, невероятно бандитской наружности тип. - Это и есть дон Лизотто. - Быстро сообразив, что к чему, Фома сразу же наделил именем этого бандита, бесцеремонно ведущему себя ко всему тому, что ему попадается в руки - а сейчас ему в основном попадались огромные куски пиццы, которые он безжалостно использовал по своему назначению.
При этом, судя по тому, что эта бандитская рожа дона Лизотто, поставив на первое место комфорт своего сидения и нахождения у окна, совершенно не считается со своей безопасностью, то он либо слишком самонадеянный насчёт себя преступник (в этом окне он отличная мишень для своих чрезвычайно опасных конкурентов), либо в кафе свободных мест не было, а он как человек для которого бизнес превыше всего, не стал, макая гнусные физиономии некоторых гостей своего заведения в собственное отражение в бачке унитаза, таким образом пристыживать их за неуступчивое поведение, и поэтому сел туда, где было свободно. Хотя всё же нет, и присевший за первый попавшийся стол Свят, тем самым указал Фоме на не верность этого его предположения.
Фома же присаживается вслед за Святом за стол и принимается за более пристальное наблюдение за этим боссоватым типом, доном Лизотто. И как только сейчас Фомой обнаруживается, то этот дон Лизотто, не столь наивен и простодушен, и за одним и столиков, ничем себя не выдавая и не связуя себя с доном Лизотто, однозначно сидит его охрана - уж больно у этих типов рожи для этого подходящие, а что уж говорить об их мускулатуре.
И только Фома так за этих парней и за дона Лизотто решил, как совершенно неожиданно для Фомы, вдруг откуда ни возьмись, - а будь он повнимательней, то заметил бы, что не из такого ниоткуда, а со стороны туалетных комнат, - появляется гражданин представительной наружности, и без предварительного согласования с охраной дона Лизотто или с самим этим доном, берёт и садится рядом с ним. И не просто садится, а берёт со стола может и не лишний стаканчик, и с нескрываемым удовольствием делает из него глоток.
- Коррупционер. - Немедленно на всё это реагирует разумение Фомы. И сразу, пока он так думает, удивлённо заявив про себя: "А кто же ещё?", - решает закрепить этот результат своего наблюдения за этим довольно странным стечением обстоятельств появления столь представительного, с иголочки одетого господина; одни часы которого, стоят как всё это кафе, правда за вычетом стоимости припасов. - Вот оно сращивание преступных элементов с властными структурами. - Фома принципиально, то есть презрительно, смотря на эту лощёную физиономию коррупционера, который там у себя на государственной службе, однозначно выглядит не так сносно, и возможно, что смотрит на всех исподлобья, когда под столом подписывает дутые контракты.
И от таких злодейских представлений этого, подлеца в последней степени, коррупционера, Фоме становится так зло на душе, что он готов прямо сейчас встать и пойти поймать за руку эту манипулирующую их доверием личность коррупционера. - Что, коррупционер, поймал тебя за руку? - Фома вначале ошеломит коррупционера своим неожиданным поступком, а затем поставит того в тупик этим своим неоспоримым заявлением. И хотя коррупционер привык изворачиваться как угорь, для чего он тут же попытается выкрутить свою руку из рук Фомы - но Фома если за что-то взялся, то от этого никогда не отцепится, пока сам не захочет, - но у него ничего из этого не выходит и он будет вынужден отвечать на то, что его спросил Фома.
Ну а факт того, что он пойман Фомой за руку, опровергать бесполезно и даже будет неразумно. Правда коррупционер такой человек, что он никогда, даже тогда, когда его хватают за руку, в этом именном факте никогда и за просто так не признается, и поэтому он начинает путать Фому, интересуясь у него, с чего это он взял, что он такого бесстыжего качества человек.
- Вопрос, конечно, интересный. - Задумавшись ответит Фома, и вдруг, да так резко повысит на него голос, что введя в транс, оглушит коррупционера своим заявлением: "А что насчёт меченных купюр?!". Ну а коррупционер от такой новой неожиданности, в один момент теряет над собой контроль и, хватаясь за сердце, через своё побледнение выдаёт себя.
Ну, а там, в нагрудном кармане коррупционера, как вскоре выяснилось прибывшей скорой бригадой, находился тот самый антидот от всех его коррупционных действий, которым он, как и все коррупционеры не успевает вовремя воспользоваться - это его... Оставим так многоточно, все ведь и так об этом знают, но почему-то забывают.
Но такое развитие ситуации с коррупционером совсем не нравится Фоме, и он решает насчёт него передумать - тем более дон Лизотто, как всегда выйдет из всего этого дела сухим. И Фома, оставшись на своём прежнем месте, передумал и внёс свои коррективы в развивающуюся за тем столом обстановку.
- И о чём, о каких подрядах сейчас, как только дон Лизотто проглотит кусок пиццы, будет вестись речь? - задался вопросом Фома, глядя на то, как дон Лизотто, прикончив кусок пиццы, вытер свои жирные во всех смыслах пальцы рук салфеткой и, посмотрев на коррупционера принуждающим непонятно к чему взглядом, обратился к нему совершено не с тем вопросом, какой от него ранее ожидал услышать Фома.
- Корлеоне, Сопрано, Теразини. - Проговорил дон Лизотто и, глядя на коррупционера, вдруг с хрипом сорвался на своё возмущение. - Да кто это на хер такие?! - В результате чего коррупционер растерял на своём лице всю свою спесь и невозмутимость, и мало что понимая, раскрыв свой рот, беззвучно смотрел почему-то в рот дона Лизотто. Но дон Лизотто рассчитывал совсем не на то, что демонстрирует ему коррупционер, а ему нужны ответы. И он под не сводящим с него взглядом коррупционера, своими жирными пальцами выковыривает из куска пиццы оливку, и к застывшему на лице коррупционера изумлению, который и сделать ничего не может, берёт и закидывает эту оливку ему прямо в рот. И только тогда, когда оливка собой перекрыла дыхательные пути в горле коррупционера, он пришёл в себя и принялся бороться за свою жизнь, пытаясь прокашляться.
Ну а довольный собой дон Лизотто только ухмыляется, глядя на сдавливающего своё горло коррупционера, и даже не думает прийти ему на помощь, вдарив ему своей могучей рукой по спине. Впрочем, коррупционер хоть и покраснел до кончиков ушей, но справляется с этой на пустом месте возникшей проблемой. А как только справляется, то злобно глядя на дона Лизотто, собирается было предъявить ему за это счёт к оплате. Но вовремя вспомнив, что он находится в неоплатном долгу перед доном Лизотто, - намекая на некоторые компрометирующие его документы, так ему дон Лизотто всегда говорил, когда он пытался набить цену своим услугам или вообще соскочить, - решает не затрагивать эту тему и вернуться к тому, что так взволновало дона Лизотто.
- Это самые известные главы семей. - Говорит коррупционер. Дон Лизотто, вслед за этим ответом вновь возвращается в нервное состояние духа и с прежней резкостью заявляет. - Да я же спрашиваю, кто они бл**ть такие. Я их знать не знаю и знать не хочу. - Чуть ли не орёт дон Лизотто, своим поведением вызывая повышенную взволнованность сидящих за соседними столами едоков и главное, управляющего заведением Андрона, который такое недовольное поведение своего непосредственного босса, естественно принял на свой и так небогатый счёт.
- А теперь он будет ещё меньше. Да так меньше, что и считать будет нечего. - Схватившись за сердце мимо пробегающей Кати, представительницы самой неблагодарной, оттого что беззащитной, категории сотрудников - стажёров, сделал для себя вывод Андрон.
Когда же дон Лизотто немного успокаивается, коррупционер с хоть и скрытым, но большим сожалением для себя, за то, что он здесь находится (дёрнул меня чёрт его послушать) и с нескрываемым сожалением за то, что этот мир столь неразумен, даёт свой ответ. - Но что ж, поделать. - Со вздохом говорит коррупционер. - Когда само имя больше значит, чем то, что оно значит. - И хотя такая казуистика в ответе не приветствовалась доном Лизотто, на этот раз он всё понял, хоть и по своему, и поэтому не стал кулаком поправлять слишком задравшийся в поднебесье нос коррупционера, а для начала с пристуком по столу, выплеснул на него негативную энергию, с добавлением в неё брызг слюней: "Я им всем покажу, что имя моей семьи значит!", - а уж затем более-менее спокойно обратился к нему:
- Ты там у себя, многих людей, кто на слуху знаешь. Так найди мне того... - дон Лизотто на этом месте задумался, ища наиболее подходящее об именование тому, что он имеет в виду, ведя этот разговор. Что, судя по его физиономии, ломающей стереотипы о донах, как людей мало думающих, давалось ему нелегко. Но тем не менее далось, и дон Лизотто сказал то, что сказал, а как понимать его коррупционеру, то пусть только попробует не правильно его понять.
- Найди мне такого фокусника, кто умеет все эти дела по обеливанию имён проворачивать. - Глаза в глаза глядя на коррупционера, сказал дон Лизотто, и коррупционер в первые сколько себя помнил, не слишком понимал, как ему выкрутиться из этой ситуации с доном Лизотто, решившим хапнуть славы.
- Хотя, где-то я уже об этом слышал или видел. - Вслед за Фомой подумал и коррупционер, чей ход мыслей полностью полагался на воображение Фомы. Но на этом разговор между этими господами, за достоверность которого никто не поручится, а тем более Фома, в чьём воображении он и возник, закончился, а всё по причине того, что Свят перебил ход мысли Фомы, обратившись к нему. - Ну, всё вроде бы понятно. - Совсем для Фомы непонятно сказал Свят. - Значит, я иду прямиком до того самоуверенного типа в рубашке с галстуком. - Свят очень верно указал на главное лицо заведения, Андрона - а это говорит о том, что не просто приметливый человек, но и зря времени не терял в отличие от Фомы.
- А ты вон туда. - Дополнил себя Свят, указав Фоме на один из коридорчиков, идущих в неприметных закуток. - Там я думаю, ты найдёшь то, что нам нужно. - Фома смотрит в ту сторону, куда ему указал Свят, затем бросает ещё мало что соображающий взгляд на Свята. - Иди уже, - кивком подталкивает его к действиям Свят, - и только после этого поднимается на ноги.
Встав же на ноги, Фома ещё раз вокруг озирается и, не заметив особого к себе внимания со стороны присутствующей публики, со вздохом сожаления пробубнив про себя: "А вот был бы месье Каретный, то он бы обязательно за мной всё это заметил и, взглядом проводив меня до подсобки, заволновался бы насчёт моих таких необъяснимых поступков", - выдвинулся по указанному Святом направлению. Правда Фома не пошёл сразу прямиком туда, а он сделал небольшой крюк в сторону стола с доном Лизотто во главе - ему захотелось своим нутром почувствовать, какая там стоит атмосфера. Фома был уверен, что если этот дон Лизотто на самом деле такой преступный тип, каким он его себе представил, то он наверняка будет источать нечто такое, что будет указывать на то, что он и есть тот зловещий крёстный отец всех подпольных заведений этого города (ещё, гад, франшизует на своём имени), дон Лизотто.
Так что то неприличное поведение Фомы, которое он, не скрывая, продемонстрировал, проходя в буквальной близости от стола с доном Лизотто во главе, - он на одно мгновение остановился и принялся приглядывать к тому, что делают за этим столом едоки, а когда они, удивившись его любознательности по отношению к ним, посмотрели на него, то он их окончательно потряс, звучно втянув в свой нос их запахи, - всё же имело хоть какие-то, но объяснения, а не как подумал Свят, придурок изображающий, как он думает, детектива (я типа всё чую), а на самом деле самого себя.