В голове каждого человека - часами ль раздумий, или единым мигом промелькнувшим - появляются мысли о сущем, прошедшем и будущем, об добре бога и зле дьявола, параллельных мирах пространства и времени, о нашей вселенной, нечистой силе да спасительной воли, про ад и про рай, цели всех жизней узнать - но чаще всего и страдательней о тяготах смерти телес да души.
Зачем душе тело, если она беспредельна бессмертна и великие прекрасности суждены ей на свете? зачем эти путы, которые с каждым годом всё больше дряхлеют: и добро бы от правды познаний, когда грубый остов-скелет ходит помиру любопытствуя, зря, и учась - а то ведь жалкий человечек, стеная от зависти к жизни, помирает в капризах соблазнах грехах, так и не узнав своего назначенья. Зачем душе понимать слово смерть, исходящее из вонючей матерьяльной утробы, если её эфирная судьба вечна?
Этим мерзким телом она и совершенствуется - ведь муки любви и ненависти, голода холода жажды, ярости и достоинства, великодушия, трусости, зла добра милосердия - да просто мира всего - неведомы ей без тела.
У которого нет возврата к прошлому. И это не обидно, если бы в прошлом оставалась мелочь пустая, порожняя, о которой глупо жалеть. Но там ведь тоже любовь и злоба, жизни да смерти поболее наших сегодняшних, потому что уже состоялись те сроки, и непоправимы в них судьбы. На глазах человек убился, пренебрёгнув опасность, авосью бравируя, и нельзя уж вернуть его. Рядом, в двух коротких шагах разбились в осколки два любящих сердца, красивые славные, дав повод случайным прохожим рассовать по карманам их верную прежде любовь. Богородица по небу шла и младенца сронила на землю - он убит и вознёсся, всему дав великое благо, а матери худшее горе.
Эту непоправимость душе очень тяжко принять, и поэтому чтоб вернуть всё назад, она просит бессмертия - вечности.
Я недавно книжонку прочёл, без обложки. В ней расказывалось о том, сколько жизней может быть у единой души и сколько тел она может перепробовать, рожаясь снова в последующих поколениях. Я мало читаю, чтобы не ополоумить свой маленький разум большими речами да мыслями, которые силком в голову лезут от талантливых классиков, да ещё и пихаясь в мозгу за наилучшее место, за потолще извилину. Но эта книжонка меня захватила - потому что человеку одарённому, творческому, хочется жить чуть ли не вечно - а я считаю себя достойным талантом. Вот и выискивал на бренных страницах подвижки к бессмертию: и одна ёмкая дума меня занимала: если я уже сто раз рождён прежде, то почему вдруг не помню свои прошлые жизни. Но сам же себе отвечал: да потому что рождаясь, мы память свою обеляем, как морская волна оголяет прибрежный песок, чуть минутою позже возвращаясь в ином сотвореньи. И всё равно эта тягость познаний мне не давала покоя: ведь если я прожил так много, то наверное были в моей судьбе совсем негрошовые жизни, с орденами да подвигами, которые должны были оставить тавро на моей доброй памяти - но сам же себя вразумлял, что нельзя, что новый младенец всегда будет чист - он дитя, он пред миром безгрешен.
А всё же: страшно и стыдно хочется знать, кем я был в прошлых жизнях - насекомым иль богом. Ведь по характеру я фаталист, потому что у меня есть тело, в жизни своей неподвластное мне а подвластное богу - и по идее должен быть насекомым. Но я фаталист величия. Конечно, господь может в любой момент перебежать мне дорогу маленькой чёрнокошкой, запоганив мне этот миг и все последующие события, с ним связанные. А если он станет многотонным слоном, и я окажусь на его пути, то он раздавит меня в лепёшку - не оглянувшись даже на дело ног своих. Но ведь и я могу прикончить его в своей душе даже не по законам религии или атеизма - а просто назло, как маленький ребёнок который уже давно на глазах у отца хочет казаться большим, и чтобы его уважали. Выходит, я - бог.
И поэтому уже ничего на свете не боюсь. Я чувствую себя так, что мне и смерть не страшна. Что может случиться - зарежут, машина собьёт, или навернусь с крыши своей новой стройки. Чему здесь может быть больно? Телу? Так это преходяще - секундная, пусть минутная боль, или даже часовая пытка над изувеченным остовом прежде живого меня - но всё пройдёт неминуемо. А душа? Куда полетит после смерти? Да где бы её ни приютили, это опять же будет любопытный, снове познаваемый мир, в котором так много догадок и опытов творческому разуму, что не станется лишнего времени чтобы страдать, наслаждаться ль - хоть в раю, иль в геенне. Или новой, приютившей мя жизни.
Раньше я считал себя котом. Во мне было много кошачьего. Свобода, лень и неприручаемость. Но теперь я волк. Я совсем не страшусь смерти. Стало внутри меня больше волчьего. Воля - простор - отторженье человека. Смерть легка и приятна - новая жизнь. А боль преодолима. Стоит лишь покрепче сжать зубы. То есть клыки. От них после боли ничего не останется. Но они и не нужны там. Там нет желудка, и тела нет. Зато воля беспредельна. Она не ограничена флажками. Времени, пути или морали. Я уже сам указую себе. Я не кот, не волк. И даже не человек.