Аннотация: История о мире, в котором дворники с ангельскими крылышками подметают звездное небо, откашивая от службы.
Знаете ли вы, как лучше всего мечтается? Выходишь на плассмокаменный балкончик, в одной руке чайная сигаретка, в другой - горячая ванночка с травами. Стоишь и смотришь, как ангелы протирают звезды, как подметают Млечный Путь...
А еще мечтать хорошо на голодный желудок. Сложно ведь представить себе поэта с набитым брюхом!
И Зверя мечтал на полную катушку. Ведь в его морозильной камере даже инистые демоны с голодухи растаяли. Все потому, что вот уже третьи сутки, как Лама, хлопнув дверью, ушла. Лубофф, понимаешь ли, высокая поэзия кованых сапог... А по барам Зверя как-то не привык шататься. Немудрено: всю жизнь родные жевастик в дом таскали, а потом 18-летний охламон женился. В общем, жил себе Зверя припеваючи, пока эта дура не устроила сцену.
"Может, еще вернется? Я ведь хороший, добрый, ручной почти..." - думал мечтатель поневоле. Зверя твердо решил пойти в бар, только когда уже совсем припечет. Из принципа.
Погода устанавливалась отменная... Ангелы уже перестали работать - зависли над землей метрах в ста, собрались в кружочек и покуривали. И знай себе бычки вниз, на газон швыряют.
- Ух я вам, черти! - раздался чей-то ворчливый голос. - А еще небесные, небесные... У себя убрались, а вниз, значит, можно, да? Слепцы!
У ангелов покраснели кончики крыльев и они, спешно покидав недокуренное, слиняли на новое место.
"Ангелы... Они как перелетные птицы наоборот. Чуть только жарко - их и след простыл". Зверя улыбнулся своим мыслям: "Хороши сигаретки без закуски - ишь, какие сентенции в голове рождаются". Сигаретки были и вправду высший сорт. Марки "Давидофф-Иванов-Мальборо". Детям до 18...
Детям до 18 все бесплатно.
Зверя потянулся с наслаждением. Ванночка с травяной настойкой опустела, сигаретка была скурена, и воздух становился пьяным-пьяным, домашним и беззаботным. Тянуло на подвиги.
Неподалеку подмигивал красными и синими огоньками вокзал. Зверя знал, что на неделе получит билет у своего лечащего врача с непроизносимой фамилией и густыми усами, сядет на поезд "Рай-Земля", и начнется новая жизнь. "Новая жизнь" это только звучит торжественно, а на деле страшная штука. Новое - всегда смерть старого, и это не пустые слова. И вообще, слово "смерть" звучит зловеще. Даже если речь идет о безвременной кончине чего-то мерзкого, липкого и небритого. Например, "старой" жизни...
- Слышь, жевастика нет у тебя? - заскулил под балконом дворник Додыр.
- А-а. Нету. Сам голодаю, - не слишком-то вежливо ответил Леонид. - Замолви за меня словечко завтра, а? Очень надо.
- Лель, блин. Сказал же - глупо это. Пойдешь служить как миленький!
- А еще друг...
Дверь захлопнулась.
Послышался знакомый женский голос: "Лелик, ну кого там принесло? Котик, давай в кроватик, тут тепло!".
Через минуту Зверя уже разводил руками и извинялся:
- Прости, брат, не достал жевастика. Лама бросила, а сосед на диете...
- Н-дааа, - недоверчиво протянул Додыр. - Небо-то какое. Убрались, гады. Сигареты у тебя хоть есть? А то от ангелов только окурки...
Зверя протянул пачку. Додыр был особенным дворником. Уникальным. Единственным земным. Все, кто стремились к чистоте, примеряли униформу ангела и шли работать на небо. А этот просто поэт и философ. Крайне интересный собеседник. Иногда зануда, иногда изрядная сволочь... А в общем дурак, каких мало. Р-р-романтик.
Молча курить было скучно, а потому Зверя решил задать провокационный вопрос:
- Слушай, Додыр, спросить все хочу... чего ты тут все грязь топчешь да ангельские плевки вытираешь? Зарплата ноль, уважения ноль, кайфа, я так понимаю, тоже нет. Зачем, а?
- Ну, насчет уважения и кайфа это ты зря! - завелся Додыр. - Начнем с того, что я тут в Раю один такой. Молодежь зовет Темным Дворником, я у них чуть ли не кумир. Герой-одиночка, бросивший вызов обществу. Взрослые тоже уважают, за руку здороваются. А девчонки так вообще фотографироваться бегают, все-таки какой-никакой уникум! Вот так-то. А кто с небесным общаться станет? Тьфу. Получили крылышки от начальства да работу непыльную и рады. Кстати, хочешь отмазку от службы посоветую?
- Ну?
- В том-то и дело, что нет никаких отмазок! Деньги никому не нужны, бежать некуда, а родственником ответственного врача быть нельзя, им не разрешают иметь семьи. Больным прикинешься - вылечат. Так что...
- Но ведь должен быть какой-то способ!
- Ну, ты и сам знаешь. Дворником стать. Темным, как я, или небесным.
- А-а, это, - разочарованно протянул Зверя. Дворников Зверя не любил - ангельская работенка его совершенно не устраивала. Эти небесные - очень неприличные птички. Следят, стучат, курят, ругаются матом - в общем, грешат по-черному. По праздникам полируют звезды и начищают Луну... А о работе Темного Дворника и речи быть не могло - ведь единственный представитель этой благородной профессии стоял сейчас перед Зверей, выдыхал дым через желтые зубы и безумно посверкивал глазами.
- Брось, Додыр, ты же знаешь мою породу, я не из этих...
- Из этих, не из этих... Друг мой, гордость - глупое чувство, когда речь идет о собственной шкуре. Помни, оттуда еще никто не возвращался!
И он, был, черт возьми, прав: оттуда действительно не возвращаются.
Голова с утра чуть вибрировала - одиннадцатая ванночка обжигающего чая в компании Додыра была явно лишней. Зверя с неудовольствием поглядывал на врача с непроизносимой фамилией, который ему что-то усиленно втолковывал.
- Присаживайтесь, не стойте, чувствуйте себя как дома, располагайтесь поудобнее... - усатый лекарь всегда, когда нервничал, повторял одно и то же разными словами. - Посмотрел я ваши прививочки, анализики и тесты, и знаете что? Годен, служить разрешаю! Правда, на моей практике не было ни одного негодного, но все равно поздравляю.
Нервный врач суетливо пожал Звере руку. Предложил успокоительную ванночку с чаем ("чтобы отметить успех!"), свою призывник Зверявкин выпил залпом, а усатый врач отставил чай, брезгливо поморщившись.
Он сидел, мял руки, и его кости потрескивали как поп-корн.
- Конечно, вы имеете право проходить альтернативную службу, чего я вам и желаю от всей души... - человек в белом халате кивнул на окно, которое с обратной стороны протирал небесный, энергично молотя крылышками. - Короче, вам 24 часа, то есть сутки на обдумывание, соберитесь с мыслями и, хорошенько, пораскинув мыслями, сообщите о своем решении. Или отправляетесь на Землю, или примеряете крылышки здесь. Призывник Зверявкин, жду вас, времени 24 часа, решайтесь...
"Вот идиотская привычка повторяться у этого медицинского мужа! Как будто больше не на что потратить время!", - раздраженно думал Зверя.
- А вот еще пара справочек. Погудите напоследок в чайной! - доктор с улыбкой протягивал бумажки с печатями и каракулями. Зверя бесцеремонно схватил их и ушел не прощаясь.
Усатый врач с непроизносимой фамилией и греческим носом или, как его назвал Зверя, "медицинский муж" - большая шишка в Раю. Его нервную физиономию можно увидеть на любом рекламном плакате. Обложка любого журнала встречает читателей гаденькой докторской улыбочкой, а эти узкие врачебные глазки осуждающе изучают вас с каждого сигаретного сета.
Зверя никак не мог взять в толк, чем же он так знаменит. Всего лишь оператор призывника, всего лишь белый халат, каких не одна сотня в Раю. Лицом не вышел, умом и харизмой тоже. Все, что у него есть, - это роскошные старомодные усы. И нервный тик, который заставляет эти усы колебаться.
Раньше Зверя такой экспансии медицинского мужа не замечал, но сейчас... Впрочем, сосед Зверявкина по лестничной клетке и по совместительству лучший друг, Лелик до сих пор не обращал внимания на творящееся вокруг безобразие. На все жалобы Звери о надоевшей врачебной роже он виновато пожимал плечами.
На скамейке перед военно-учетным кабинетом ерзали порядком помятые призывники. Зверя решил прислушаться к разговорам товарищей по несчастью. Говорили о насущном - об отмазках.
- Вы как хотите, а я служить не пойду! У меня любимую девушку туда отправили. Мы друг друга так любили, так любили... Однажды прибегает из призывного пункта. Глаза как у ненормальной! Испуганные, но видно по ним: раз решила - обязательно сделает. И не отговоришь никак. Я ее обнять пытаюсь - она отталкивает. Я ей слово доброе - уши затыкает. Просила одуматься, поехать с ней на Землю. Но я ведь не совсем с приветом, отказался и ее, как мог, останавливал. Но уехала. И письма оттуда не написала. Значит, и впрямь погибла...
- Может, оттуда письма не доходят! Или она просто забыла! - весело предположил курносый очкарик субтильного телосложения. У него были прекрасные очки. Эти линзы, казалось, не просто исправляли зрение, но и позволяли владельцу увидеть нечто большее. Очкарика перебили:
- Да, Скорый, дело швак...
- Вот я и говорю, - Скорый явно обрадовался поддержке, - до конца бодаться будем! По своей воле туда не уйдем. Все-таки молодежь, цвет нации. Будем одними из немногих, кто сороковник разменяет. А Земля пусть без нас крутится, нас и тут неплохо кормят. Ангелами, братва, служить пойдем, верно я говорю?
По залу прокатился гул одобрения. Лишь очкарик поинтересовался:
- А не смущает ли цвет нации переизбыток предложения на рынке вениковых услуг?
На субтильного зашикали.
- Кому тут зубы жмут? - рявкнул Скорый. - Не мы первые, не мы последние. У всех умных людей давно единая униформа - крылышки и пижама. А ты, дурень, раз не хочешь в небесные, иди служи. Завтра уже поезд на Землю отходит, поторопись. А это тебе курочка на дорожку, задохлик!
Мощная звонкая оплеуха свалила человека скромного телосложения.
"Часа два нокаута обеспечены", - бодро решил призывник Зверявкин, прикидывая силу удара.
- Ты-то хоть с нами? - наконец заметил Зверю Скорый.
- Там видно будет, завтра и скажу, - Зверя говорил с вызовом, но вместе с тем виновато. Оплеуха не могла не произвести должного впечатления на неподготовленного человека.
Скорый сплюнул и затопал в кабинет записываться в ряды ангелов. За ним послушно потянулись остальные.
Очкарик остался лежать на месте. Видимо, в знак протеста.
По дороге домой Зверя вспоминал рассказ Скорого. Странно, но его родители, что та девушка, однажды пришли со своей небесной службы с тем же странным решительно-испуганным взглядом.
- Мы, - говорят, - решили, сынуля, уехать на Землю. Пойми нас и прости. Может быть, еще свидимся.
Сколько Зверя ни бился головой о мягкую плассмокаменную стенку - никакой реакций. Родители, кроме пустого холодильника, подарили Звере сочувствующий взгляд и напутствие задуматься.
О чем задуматься - непонятно. Впрочем, едва ли стоит воспринимать всерьез слова ненормальных. Есть в Раю такое правило... Нет, не правило, но действует почти безотказно. В общем, лет в 30-40 люди сходят с ума. Кто раньше, кто позже. Перестают подметать небо. Срывают с себя крылья и идут в военкомат. На следующий день отправляются на Землю. И не возвращаются обратно. Такие дела.
... вдоль дороги росли плакаты. Рекламировали крылышки. В которых сухо и удобно. И не страшно за завтрашний день. Усатый врач со значительным видом подмигивал...
О месте, откуда не возвращались, известно немногое. По легенде, с которой можно ознакомиться на одном из объявлений военкомата, на Земле каждый призывник забывает все о своей жизни в Раю и начинает жизнь новую. Полную лишений и испытаний, но по-своему притягательную. Сказано, что до прибытия на Землю призывники были никем, и только там из каждого сделают человека. Военкомовская агитка была, конечно, завлекательной, но у большинства вызывала серьезные сомнения. По словам людей уважаемых и знающих, ни о какой притягательности новой земной жизни не могло быть и речи, а вот испытаний и лишений обещали горы. Поговаривали, что на Земле не всем хватает еды. И одежды. И жилья. И много чего еще не хватает. Говорят, там даже чай не туманит тело и дух... В общем, все удивлялись, кто может в здравом уме согласиться отправиться на Землю. И для удобства решили считать всех отбывающих ненормальными.
... на одном особо крупном плакате изображено все то же нервное тельце врача с непроизносимой фамилией. Один из пальцев устремлен ввысь. Над ним изображено звездное небо. Лицо целителя-вдохновителя важно сморщено. Из уст его торчит комиксовое облачко, внутри которого значится:
"Надевая крылья, ты помогаешь взлететь обществу!".
К вечеру Зверя так и не решил, как жить дальше. На одной чаше весов трепыхались крылышки небесного, на другой лежала полная неизвестность. Пустота в сознании Звери почему-то стабильно ассоциировалась с Землей.
"Какая она, Земля?" - Зверя часто задавался этим вопросом. Что-то внутри услужливо подсказывало: "Круглая". Стоило напрячься, и в голову лезли другие эпитеты: "голодная", "холодная", "неблагополучная", "несчастная". Одни штампы.
Зверявкин всю жизнь откладывал эти страшные мысли на потом. И вот от него требуют ответа. Дальше вроде как медлить нельзя. Зверя вздохнул и принял единственно верное решение - последовать совету дока, то есть отправиться в бар, а там будь что будет.
Чайная была в двух шагах от дома. Каждый мог выбрать чай по душе: красные, зеленые, коричневые и черные сорта всегда были доступны в любое время и в любых количествах. До 18 лет все бесплатно, а дальше за справки, которые выдавались небесным каждый день по окончанию службы. На них также можно было купить кое-какой жевастик.
Бар был сложен из стеблей бамбука, и выглядел бы очень уютным, если бы не пьяные небесные за столами. Смотреть на раскрасневшиеся рожи служителей метлы и совка было противно. Ангелы хлопали друг друга по спине, кричали как всех любят и исполняли отнюдь не ангельскими голосками песни не всегда приличного содержания. Вечером здесь всегда было много народу - еще бы, чай чуть ли не единственное развлечение в Раю.
Чтобы не смотреть на неприличных птичек в пижамах, Зверя перевел взгляд на стену. На ней, как всегда, раскачивался портрет, как его здесь называли, "великого безумца". Этот человек был знаменит своими заявлениями о том, что вернулся с Земли. Он мечтал открыть школу, в которой обещал показать путь к спасению, то есть научить думать и видеть. По его словам, эти навыки были единственными, которые могли бы пригодиться. Все остальное, по его словам, все равно на Земле забывается. Учитель даже успел состряпать агитку для военкомата под названием "Поворот в сторону", в которой теоретически обосновывалась важность и сила человеческой мысли. Но с Земли никто не возвращался, и это знали все. А потому неизвестного приняли за дурачка из соседнего района, агитку сняли и школу открыть не разрешили. Граждане Рая так и остались необразованными, а безумца выслали следующим же рейсом на Землю, приговаривая: "Хоть увидишь то, о чем врешь". Естественно, он не вернулся назад. Ну, конечно, здесь - Рай, ну, конечно, там - ад.
На нижней раме картины крепился стикер, на котором корявым, похожим на докторский, почерком было выведено всего лишь одно слово: "плохой".
У "плохого" было умное выражение лица. Благородная седина придавала ему некий шарм, а очки завершали образ этакого всезнайки.
Звере всегда было немного жаль человека, которого весь Рай считал не просто безумцем, но безумцем опасным.
За барной стойкой суетился чай-жокей. Он всегда был на посту. Казалось, он просто сросся со своей стойкой, с этой бамбуковой чайной. Никогда еще Зверя не видел кого-то другого в роли хозяина этой забегаловки, никто другой еще не разливал в ванночки чай и не выдавал посетителям одинаковые бумажные пакеты с жевастиком.
В этот момент Зверя вспомнил, что давно хочет есть, и в животе заурчал голодный зверек.
Жадно жуя, Зверявкин думал о бремени выбора. Запивал он свои мучительные мысли самым легким, почти не пьянящим коричневым чаем. Чай-жокей ласково глядел на прожорливого посетителя и знай себе подливал в ванночку. Зверя не заметил, как перешел на более крепкий красный чай. Откуда ни возьмись за барной стойкой оказался мудрый Додыр. Выпили. Додыр пил не закусывая, и потому очень быстро стал обниматься с кем попало. Он уже почти перешел на исполнение песен не всегда приличного содержания, когда Зверя сообщил ему чуть заплетающимся голосом:
- Мой Доды... Додырчик, я пойду пройдусь...
- Никогда не мешай зеленый чай с черным! - напутствовал Додыр.
Пройтись Зверя решил до соседней чайной. Он туда никогда не забредал, потому что в Раю вообще не принято покидать пределы своего района. Удивительно, но местный бар оказался братом-близнецом того первого.
Те же бамбуковые стены и пол, та же картина на стене... Только на этот раз на стикере под портретом неудавшегося учителя значилось тем же кривым неразборчивым почерком: "Миша, ты не прав".
На этом отличия закончились. Чай-жокей выглядел так же и, так же ласково глядя, подливал Звере уже зеленый чай, вызывающий меланхолию. Зверявкин решил ничему не удивляться. Опять словно с неба свалился Додыр. Он был абсолютно трезв.
Темный Дворник заказал себе черного чайку, после которого возникала некоторая агрессивность. Однако, как правильно посоветовал Додыр, не стоит мешать черный с зеленым, от этого могут возникнуть самые неожиданные ощущения. Но Зверя решил не отставать от Темного Дворника, и его ванночка наполнилась черной отравой.
- Ты когда успел протрезветь, Додыр?
Додыр посмотрел на Зверявкина непонимающе, отхлебнул из ванночки. И лишь после этого спросил:
- Парень, ты из какого района?
Зверя не слушал:
- Ты решил догнать меня, Додырище, верно? Друг!
- Да-да, конечно, - с сомнением отвечал Додыр.
Черный чай начинал действовать и, смешиваясь в желудке с зеленым, коричневым и красным, вызывал у Звери желание бежать.
"Меланхолия + Агрессивность = Бегство", - успел подумать Зверя, прежде чем отдаться чувствам.
И Зверявкин побежал. Он так никогда не бегал в своей жизни. Районы проносились, как звезды на небе. Их было бессчетное множество. И Звере казалось, что в каждом ему попадается старина Додыр. Но Додыр новый, не узнающий его, удивленно смотрящий Звере вслед. Это была безумная гонка. Под утро Зверя оказался у своего дома.
Он завел будильник - до подъема оставался всего час.
Звере показалось, что он проспал от силы минуту. Что только успел положить голову на подушку, и тут же дурным голосом заверещал будильник. Голова, как ни странно не вибрировала и не напоминала хрустальную ванночку, которая может разбиться от любого неосторожного движения. Зато болели ноги. И это было единственным свидетельством того, что вчерашние пьяные приключения не сон и не фантазии затуманенного чайными травами мозга. И что, возможно, Темный Дворник не единственный в своем роде, как привык думать Зверя, и значит... Что именно "значит", Зверя никак не мог понять. Для прочистки мозгов он решил сходить к психиатру, которого посетили родители Звери перед тем, как окончательно сойти с ума.
В кабинет психиатра очереди не было. В этом здании, удивительно напоминающем военкомат, вообще никого не было. Судя по всему, психиатрическую помощь в Раю не жаловали. На деликатный стук Зверявкина, из-за двери немедленно отреагировали:
- Войдите!
Голос был знакомым.
Зверя, задержав дыхание, шагнул внутрь. И он безумно рассмеялся, когда увидел это осточертевшее усатое лицо.
- Тогда кто же бог? - борясь с диким приступом смеха, выдавил вопрос Зверя.
- Мне привычно думать, что это я, - ответил человек в белом халате, осторожно улыбаясь.
О, это был самый счастливый день в жизни Звери! В его звериной до этого дня жизни, уж простите за пафос. Он шагал по Раю с широко открытыми глазами, он с необычайной ясностью понимал все. Или ему казалось, что понимал.
Он видел одинаковых барменов, додыров и усатых врачей, снующих там и сям. Он видел подслеповатых небесных, которые не замечали всей стерильности и неестественности райского мира. Он шагал с только что полученным в военкомате билетом. Он шагал с только что полученной надеждой. И верой в новую, лучшую жизнь.
На вокзале Зверя встретил того самого веселого очкарика, которому Скорый помял лицо. Человек хилого телосложения, но могучего ума, радостно пожал Звере руку. По его одухотворенному блеску глаз было видно: они со Зверей на одной волне.
- Доктор... он гений! - восторженно восклицал прозревший. - Вся эта система двойников, весь этот обман...
Очкарик был прав. Яблоко падает, когда приходит время упасть. Рано или поздно все сходят с ума и понимают, что все, чем они жили, - обман, сказка. Как ванночка дурманящего чая. Понимают, что Рай - это только подготовка перед настоящей земной жизнью. Всего лишь испытание. Песочница, которую надо перерасти. Так было с родителями Зверявкина, так было с девушкой Скорого, так произошло с очкариком и самим Зверей. Так произойдет с любым жителем Рая рано или поздно. Поздно - это не плохо. Рано - это не хорошо. Это просто в свое время. Каждый должен дойти до сути своим умом, раскрыть обман и увидеть правду.
Пафос продолжал лезть в голову к Звере. Он, как мог, отмахивался от глупых красивых мыслей, но это было выше его сил. Он чувствовал себя мудрецом по сравнению с приближающимися к перрону провожающими.
Подошли Скорый со своей только что образовавшейся командой небесных. Дразнились. Хвастались крылышками и пижамами. Зверя не ответил.
Подошла Лама, сказала, что любит и что все простит. Зверя не ответил.
Подошел Лелик, попросил прощения за то, что увел Ламу и спросил, не выяснил ли Зверя нового способа, как можно отмазаться от службы. Зверя не ответил.
И тогда субтильный очкарик спросил у Звери:
- Может, рассказать им все?
- А зачем? - ответил Зверя. - Ты хочешь, чтобы в чайных появилось два новых портрета великих безумцев?
Они рассмеялись. На них смотрели как на сумасшедших.