Аннотация: Итак, почтеннейшая публика, вашему вниманию предлагается русскоязычный святочный ремейк с достоевски-французского-идиотского єДженис и Джон" єJanis et John" с украинским акцентом.
Святочный рассказ с прологом и эпилогом
Пролог
Первое посвящение - Ингмару Бергману. Первозданная мощь его фильма "Фанни и Александр" впервые позволила мне ощутить необходимость и полезность святочных действий.
Но самое главное посвящение - Алексею Налогину. Его мужество и то, что этот человек живет не для себя, покорили мое сердце.
Ужжжасненько хотелось прикарманить сюжет "Дженис и Джон", тем более, что из всего произведения я взяла лишь канву, скелет, но плоть рассказа наращена мной. Ну так чесались руки спереть! Не знаю, что заставило все-таки сослаться на первоисточник. Скорее всего, угроза разоблачения - от интернета не скроешься!
Но, похоже, что "Дженис и Джон" не являются первоисточниками. Что-то подсказывает, что в основе, в той самой канве, в том самом скелете, который я взяла для себя, есть до боли знакомые мотивы. А, ну да, конечно, это же чистой воды "Идиот"! Да, да, да, французский сценарист несколько переработал произведение нашего, понимаете ли, дорогого Федора Михайловича. Ну, да кого это волнует? Пусть Достоевский и переживает. На том свете.
Итак, почтеннейшая публика, вашему вниманию предлагается русскоязычный святочный ремейк с достоевски-французского-идиотского "Дженис и Джон" "Janis et John" с украинским акцентом.
** ** **
Однажды нувориш Иванчук, богатый и успешный предприниматель, решил застраховать свое имущество, которым не пользовался из-за его высокой стоимости - любой износ снижал страховую сумму. Это был особняк работы некоего известного архитектора.
Архитектор отличался остервенелыми конструктивистскими пристрастиями и от его работ, холодных, не вписывающихся ни в ландшафт, ни в городское окружение, веяло такой отчужденностью, что у каждого, кто смотрел на его постройки кровь стыла в жилах.
Во времена красного террора во дворе этого особняка заплечных дел мастера расстреливали пачками простых граждан, несовместимых с военным коммунизмом.
Особняк Иванчук оттяпал у города, став крутым бизнесменом, при переделе собственности в "ревущих девяностых". К архитектурным изыскам особняку добавились слезы обобранных и кровь свежеубиенных, что не прибавило ему обаяния.
-Я реставрировал архитектурный памятник, но жить здесь не буду - нельзя жить в произведении искусства. Для жизни у меня есть маленький, уютный домик в предместье, вот в нем я и коротаю свои одинокие зимние вечера, - говорил Иванчук, мягко улыбаясь, страховому агенту. - Сегодня же я переведу на ваш счет первый взнос за страховку. Кстати, все коммуникации отключены и сам памятник законсервирован.
Некто Петров, благополучный страховой агент, которому начальник поручил составить страховой полис, поняв, что этим имуществом никто никогда не будет пользоваться, а значит оно не сломается, не износится, не повредиться ни при каких обстоятельствах, кроме форс-мажорных, стал переводить ежемесячные страховые взносы нувориша Иванчука на свой личный, особый, счет. Надо же было ему семью кормить. И кормил он таким образом свою семью ровно десять лет.
Жена страхового агента Петрова, Вероника, чувствовала свою полную никчемность: муж не обращал на неё никакого внимания, десятилетний сын нуждался только в том, чтобы мать следила за его одеждой и питанием, а сам уже жил своей, тайной, мальчишеской жизнью, отгораживаясь от матери плотной стеной молчания или грубости. Иногда домохозяйка Вероника думала, что если бы она покончила с собой, то этого никто бы не заметил дня три, пока носы мужчин дома не подсказал бы им, что где-то завелась дохлятина и она воняет.
Петров раз в неделю навещал свою мать, бодрую старушку, жившую одиноко. Несмотря на то, что расстояние от дома Петровых до дома, где в чистенькой квартирке обитала его мать, было всего шесть минут неспешного хода, Вероника никогда не навещала свекровь и не поощряла ее визиты к себе.
-Она меня не любит! - горько сетовала пожилая женщина, не понимая причин холодности невестки.
** ** **
Третьего января, утром, стало известно, что город лишился одного из своих немногочисленных архитектурных сокровищ - оно сгорело. Полыхало сильно и быстро, хотя и прошло всего десять лет, день в день, со дня подписания страховки. Перекрытия особняка были сплошь деревянные, хорошо просохшие за более, чем сто лет, а новые материалы, дешевые пластики, примененные во время реставрации, оказались легко воспламеняющимися. Полыхало так, что из старой кладки выстреливали кирпичи и летали по пожарищу. Пожарные приехали, чтобы только составить акт.
Страховой агент Петров, еще не отошедший от новогодних попоек, прибыл на место события одним из первых. Он увидел рядом с пожарными, сочинявшими в акте, что возгорание произошло в результате короткого замыкания, хозяина сгоревшей собственности - Иванчука.
-Хорошо, что дом был предусмотрительно застрахован в самом респектабельном агентстве города. - Иванчук приветливо улыбался Петрову своей привычно мягкой улыбкой.
После беседы с пожарными и бывшим владельцем раритетной недвижимости Петров подошел к своей машине и долго, яростно, с присвистом всхрапывая, бил носком тяжелого ботинка по резине. Не помогло.
Прямо с пожарища Петров решил поехать к матери - сегодня был её день. На работу после всей этой безысходности ехать не хотелось. Он сел в машину и, прежде чем завести ее, в бешенстве продолжил биться, но уже головой о руль. Потом на несколько минут замер, бессильно обвиснув. Он почувствовал, как по лицу ползла какая-то малознакомая Петрову жидкость, стекая на руки. Он понял, что плачет.
Мать встретила Петрова ласковым квохтаньем. Она всегда очень радовалась приходу сына и тому, что, наконец-то, есть с кем пообщаться. Накрывая на стол и потчуя сына мать что-то непрестанно говорила.
-... после того, как умер дядя Витя. - Петров выхватил из вороха материнской болтовни лишь последние слова.
-Какой дядя Витя? - безучастно спросил Петров.
-Твой дядя Витя, мой брат, который уехал в Америку. Ты с его сыном, Павликом, ездил отдыхать в Крым, в Алушту, когда вам было по годику. - Мать из книжного шкафа достала альбом, нашла фотографию и протянула сыну.
-Вот, тебя и Павлика дядя Витя сфотографировал, когда вы барахтались в волнах. Помнишь?
-Смутно. - Петров не вникал в материну болтовню, так - разговор поддерживал.
-Он оставил Павлику хорошие деньги. Мы думали, что он в этой Америке бедствует, а он оказался богатым.
-И сколько же он ему оставил? Что ты называешь хорошими деньгами? - Петров уже осмысленными глазами взглянул на мать.
-Миллион. - Мать произнесла это слово ровно, спокойно, своим привычным мягким воркующим голосом, с легким придыханием, будто говорила не о миллионе, а о пирожках.
-Миллион?
-Миллион. - И положила в розетку яблочный джем, собственноручно сваренный для зимних дней.
-Это миллион тому Павлику, что спятил от кислоты и остался на соборке, когда дядя Витя рванул в Штаты?
-Не на соборке, а на Сабуровой даче. Бедный мальчик стал полным идиотом.
-Какая разница, как называть сумасшедший дом! Мама, где сейчас Павлик?
-О, как только стало известно, что он богач, адвокаты позаботились, чтобы его выпустили из больницы. Он живет в пригороде уже лет семь. Кроме того, он открыл книжный магазин, вот, у меня и адрес здесь записан. Неужели ты не помнишь - я тебе это уже сто раз рассказывала.
-Ах, да, ты еще говорила, что он в своем книжном магазине продает только одну книгу.
-Ну, вот видишь, ты все знаешь! Конечно, это "Мастер и Маргарита"!
** ** **
Тридцать лет назад Павлик сидел со спущенными штанами в туалете и читал отпечатанный на ротапринте (или на иной какой хрени) Булгаковский бестселлер, курил, пил и ширялся. Без этих, не очень привычных для него стимуляторов, Павлик не справился бы с той трудной задачей, что поставила перед ним жизнь.
Надо было за ночь одолеть роман, буквы которого едва проступали, текст наполовину угадывался, лампочка в туалете была тусклая и подмигивала. Утром самиздат у него из рук должен был выхватить другой фанат.
С непривычки и от бессонной ночи, от увлеченности и бесшабашности Павлик не рассчитал дозу кислоты и навсегда застрял в финале, ожидая, что к нему в туалет к подножию унитаза по лунному лучу спуститься некто. Он ждал этого и в сумасшедшем доме, и в своем магазине. И везде. И всегда.
Реальный мир для Павлика был утрачен. Так же, как и он для реальности.
** ** **
Петров подъехал к магазину Павлика и долго сидел в машине, наблюдая за входом, над которым было только одно слово "Книга". За двадцать минут наблюдений внутрь не вошел ни один человек и ни один не вышел наружу.
Павлик, сорокапятилетний усатый седой подросток, встретил Петрова молча, глядя на него добрым, ласковым взглядом, полным лучезарного покоя. Он даже не приподнялся с вертящегося офисного кресла, где покоилась его толстая задница, и не оторвал пальцев от клавиатуры компьютера.
Петров, при виде тучного кузена, заглянув в его глаза, почувствовал себя конченой скотиной, но остановиться уже не мог. Он представился своему родственнику, даже достал фотографию, где два годовалых карапуза бултыхаются в низком прибое, а внизу белым процарапано "Алушта" и год. Павлик, склонив голову, рассматривал фотографию и молчал.
-О, да у тебя тут не столько магазин, сколько музей одной книги! Батюшки, каких только изданий у тебя нет! Наверное, на всех языках мира? А это что - примус? А это - костюм, пустой костюм сидит за столом? Как ты это сделал? Там, наверное, проволочный каркас, да? А это что? - страховой агент старался показать себя этаким бодрячком.
-Точная копия того пистолета, которым убили барона. - Павлик, наконец, оживился.
-Не может быть! Разве барона убили? А что это за вонь? Покойный барон?
-Осетрина.
-Выброси немедленно - она завонялась.
-На то она и второй свежести.
-???...
Петров открыл кейс и достал толстенную книгу ин-фолио, протянув ее Павлику.
-Посмотри, у меня тоже есть "Мастер и Маргарита" гондурасского издания. Я отдал за неё пятьдесят тысяч.
-Пятьдесят тысяч за Гондурас? Ты спятил. - Павлик удивленно таращился на Петрова.
-А на этом диске фильм с индийской версией романа. Сорок тысяч.
-Сорок тысяч за индийское кино? - Недоверчиво выпяченные губы.
Быстро спрятав книгу и диск Петров остановился, задумчиво разглядывая на стенах изображения, висящие в рамках.
-Что это? - Палец Петрова указывал на красное пятно.
-Это репродукция "Красного квадрата". Разве забыл? Не может быть - это очень известное полотно Малевича.
-Какое отношение это, так называемое полотно, имеет к роману Булгакова?
-Но ведь это портрет Азазелло, ясный палец.
-А шотландская ткань в рамочке?
-Портрет Коровьева.
-А это, что за черточки и точки?
-Следы. Пунктиры лап, оставленных Бегемотом. Черный квадрат, как ты понимаешь, это клубящаяся мгла Воланда.
Петров, делая вид, что внимательно вглядывается в персону Воланда, как бы невзначай, спросил о главном:
-Говорят, что ты получил наследство. Много денег.
-Да, много.
-В каком банке ты их хранишь? Я могу посоветовать, какой банк самый надежный.
-Я их забрал из банка. Деньги со мной.
-Что? Что ты сделал?
-Мне так удобнее. Я их храню на полке, во втором ряду, за книгами.
Петров повернулся к двери. Ноги и руки велели страховому агенту вернуться к полке, раскидать шеренгу никогда и никем не открытых книг, забрать деньги и, если кузен попытается его остановить, то в свою очередь остановить кузена любыми средствами. Но сердце двоюродного брата заявляло, что только последний негодяй и подлец может обидеть такое беззащитное существо, как Павлик, и что ему, обидчику, после этого лучше просто удавиться на первой же подходящей березе. И деньги ему уже не понадобятся.
-Мне пора. Пока.
-Бывай, кузен.
** ** **
Сидя на краю брачного ложа страховой агент Петров тянул водку прямо из горлышка бутылки. Вероника, сидя на той же постели за спиной мужа, нацепив на лицо сосредоточенность, подпиливала ногти. Семья коротала вечерок.
Муж своей жены пил и не хмелел.
-У меня неприятности. Сгорел дом, взносы за страховку которого мы с тобой уже съели. Пятьсот тысяч.
-Что? Ты украл деньги? Пятьсот тысяч?!
-Не смей! У-к-р-а-л! У нас на службе все так делают! Дом был нежилой, с ним ничего не могло произойти! Как могла загореться проводка, если дом от коммуникаций был отключен уже десять лет!
-Ты украл деньги клиента, а теперь хочешь избежать тюрьмы? Хорошо, что закон о конфискации имущества вора отменен, и мы с сыном не окажемся на улице. А ты... Что ж, раз ты нарушил закон, тебе придется отсидеть. Неприятно, конечно, особенно в первый раз, но я слышала, что многие постепенно втягиваются и впоследствии им даже нравится.
-Отсидеть? Да я рад был бы отсидеть. Но, глядя на ласковую улыбку Иванчука, я понял, что отсидкой дело не кончится.
-Ты обул Иванчука?! Ничего себе. Это же самая одиозная личность города. Говорят, он везде появляется даже без охраны - никого не боится. Хотя, знаешь, он так богат, что не будет пачкаться из-за какого-то жалкого полумиллиона. Я думаю, тебе надо перестать напрасно терзать себя - тебе ничего не угрожает. Разве что - камера, да и то, если Иванчук найдет нужным подать на тебя в суд. Расскажи ему все - а вдруг он тебя поймет?
-Вероника, ты должна мне помочь избежать тюрьмы.
-Как это - тебе в этом помочь? И даже не подумаю нарушать закон. Нет, я не могу.
-А жить в доме за четверть миллиона, которые ты никогда честно не заработаешь, ты можешь? А заказывать к ужину "Вдову Клико" ты тоже можешь? А фитнессы, шопинги, дорогие салоны, бассейн, сауна? Ты что же, вообразила, что, если я уйду в отсидку, или если меня утюкают, ты по-прежнему будешь вести рассеянный образ жизни, а сын будет учиться в элитной гимназии? Да тебе в твою тачку залить полный бак нужна штука, а то и полторы. А деньги на "покататься в Альпы на лыжиках" тебе спонсирует закон или Иванчук? А жрать что ты будешь? Что и кому тебе придется подставлять, чтобы хотя бы не потерять то, что имеешь? - Петров с силой швырнул пустую бутылку в стену. Она, описав крутую дугу, зацепила угол шкафа и неожиданно влетела в трюмо. Осколки антикварного зеркала звездами осыпали дорогой длинношерстый ковер.
Страховой агент Петров был очень убедителен. И уже через несколько минут он изложил жене план, по которому кузен Павлик добровольно отдаст им свои деньги. Все было просто: надо, чтобы Вероника назвалась героиней романа Маргаритой, спустившейся к бедному дурачку по лунному лучу, за пятьюстами тысячами, необходимыми ей для... ну, например, чтобы выручить Мастера из лап нечистой силы.
Вероника затянулась сигаретой и, прищурившись от попавшего в глаз дыма, поинтересовалась:
-Как ты собираешься обеспечить лунный луч?
-Войдешь просто через дверь, как все люди. Не усложняй, мне и без того тошно.
-Нет, это лажа. Без лунного луча ничего не выйдет. Даже ребенок обязательно спросит, на кой черт дьяволу денежки. И почему именно пятьсот тыщ, а не какая-то другая сумма.
-Ты думаешь, он не поверит?
-Ха.
-Да, на гондурасское издание и индийский диск он не клюнул. А еще дурачком называется. Надо подумать. Может две наши головы, что-нибудь и придумают стоящее.
-Давай сначала прочтем книгу. Хорошо бы поработать с материалом, а от него уже и будем отталкиваться.
-Ты что же, не читала романа?
-А ты?
Страховой агент ничего не ответил, лишь набрал номер мобильного и спросил у матери, нет ли у неё "Мастера и Маргариты". На русском языке. Так они и нашли друг друга: мошенник и Мастер, Маргарита и домохозяйка.
На следующий день, четвертого января, Петров вышел на работу, как ни в чем не бывало. Прежде всего он вошел в служебную базу, заказав поисковику актера. Через три секунды фамилия, имя, адрес и телефон актера, застрахованного в агентстве, уж светились на мониторе. Страховой агент позвонил актеру и под видом продюсера предложил ему роль Мастера.
Вечером этого же дня заговорщики встретились втроем за заранее заказанным Петровым столиком в одном из уютных маленьких залов фешенебельного ресторана.
-Должен признаться, - говорил Петров актеру, - что я не продюсер. Я страховой агент, работаю в "ХХХ".
-Я застраховал в этом агентстве свою машину! - актер недоуменно уставился на Петрова.
-А то я не знаю. Вам предлагается сыграть роль Мастера, но не в кино или театре, а в книжном магазине для одного единственного зрителя.
У этого зрителя, хозяина магазина, тридцать лет назад из-за передоза и романа Булгакова поехала крыша. Он до сих пор ждет, что к нему придут по лунному лучу герои застрявшего в его больной голове произведения.
У меня же - очень большие проблемы с наличностью и, если я не получу от чокнутого хозяина магазина, моего родственника, приличную сумму, то сяду. Или меня пристрелят.
Ваша задача убедить Павлика, так зовут вашего зрителя, что вам, Мастеру, нужны деньги, чтобы написать новый роман, уже без дьявольщины. Новый роман нужен Мастеру, чтобы уломать Иешуа пустить вас к свету, - покоя вам мало. Покой уже ничего вам дать не может, нужен только свет, чтобы вырваться из лап нечисти. А света без нового романа вам не видать, а романа вы не напишете без пятисот тысяч.
-Сколько? Пять с пятью нулями? Ничего себе, - у вас аппетиты!
-Не твоё собачье дело. Тебе нужно только хорошо сыграть маленькую роль минут на десять и получить свою сотню, - Петров выдохнул и снова перешел на "вы". - Для убедительности вас будет сопровождать Маргарита, моя жена. Она и деньги у Павлика возьмет.
-Пятьдесят тысяч. Такое мое условие. И то только потому, что я всегда мечтал сыграть Мастера.
-Даже не думай. За что я должен платить тебе такие деньги, актеришка затраханый? За десять минут даже не на сцене и не перед камерой?
Внезапно актер вскочил на стол, размахивая бокалом красного вина и расплёскивая его на окружающих, при этом ступня его правой ноги чавкнула в тигровые креветки, а левая заскользила в фуагра. Поскользнувшись на деликатесах актер грохнулся на колени, разбрызгивая остатки еды и осколки посуды. Эти телодвижения не помешали ему хорошо поставленным голосом, с соблюдение всех законов дикции и орфоэпии, с отменно разыгранным возмущением, завопить:
-Это же не я обворовал своего клиента, а теперь, чтобы не сесть в тюрьму, хочу обокрасть родственника и для этого подбиваю к мошенничеству собственную жену и ничем тебе не обязанного чужого человека, то есть - меня!
Воцарилась тишина. Весь зал повернулся к их столику. Страховой агент и его жена смахивали с одежды остатки пищи. Актер очень ловко соскочил со стола и спокойно уселся на свое место, ровно ничего не случилось.
-Тридцать тыщ тебе хватит.
-Сорок пять.
-Тридцать пять - последнее слово.
-Хорошо - сорок.
-Ладно, сорок, - так сорок.
Они тут же стали обсуждать тексты ролей и мизансцены.
Уже на следующий день, пятого вечером, Петров подвез свою жену и актера ко входу в магазин "Книга". Сам он остался ждать в машине, напутствуя подельщиков:
-Даю вам десять минут. Ну, максимум пятнадцать. Этого вполне достаточно, чтобы заморочить дурачку голову, забрать пятьсот сорок тыщ и свалить. Вперед!
Но ни актер, ни Вероника не вышли из магазина ни через час, ни через два.
Наконец, двери отворились и мужчина с женщиной быстро пересекли улицу и забрались в машину.
-Чего вы так долго? Давай деньги!
-А денег нет.
Петров зарычал.
-Ну, не могли мы взять сразу деньги. Мы познакомились, он, кстати, сразу поверил, что я Маргарита, походили по магазину, посмотрели на экспонаты. Павлик приятный человек и такой чистый.
-Он поверил и в то, что я Мастер. У него там очень интересно. А какие книги, а картины! Оформление, дизайн - на высшем уровне!
-Я вас не на экскурсию посылал, а за деньгами.
-Хочу тебя обрадовать - Павлик согласился оплатить издание нового романа Мастера.
-Ты знаешь, дорогой, он нам показал свою работу в интернете. Павлик, оказывается, занимается благотворительностью.
-Надеюсь, на это дерьмо он не потратил мои денежки.
-Мы даже ему немного помогли.
-Да, у него есть еще один компьютер, кроме того, за которым Павлик работает сам, и за этим вторым компом мы тоже поработали по его просьбе, развесили несколько объявлений на паре сотне сайтов. Надо же было помочь парню.
Страховой агент Петров кипел, срываясь на крик:
-Так, завтра последний день! Я вам даю еще один день и все! Чтоб завтра деньги были у меня! Никакой благотворительности! Никакого идиотизма!
Шестое январское утро стало для Петрова тяжелым испытанием. Едва войдя в контору он увидел, что возле его стола сидит до боли знакомая фигура. Он не ошибся - это был Иванчук.
Обменявшись приветствиями деловые люди взяли быка за рога:
-Хотелось бы знать точную дату, когда я получу свои деньги.
-Видите ли, у нас тут некоторые проблемы с компьютерами, была вирусная атака. Несмотря на всю защиту, надо всё еще не раз проверить.
-Может быть мне лучше было начать со встречи с вашим начальником?
-Не думаю, что в этом есть смысл. Он вам скажет то же, что и я. К тому же, при задержке выплаты страховки начисляется пеня, и вы получите дополнительно... сейчас я уточню, секундочку... ага, вот - десять тысяч.
-Десять тысяч в день? Это звучит неплохо.
Страховой агент Петров даже не дрогнул.
-Загляните к нам сразу после Рождества и я думаю, что к тому времени все проблемы будут сняты.
Петров отвез жену и актера на прежнее место - к магазину "Книга".
Вероника была задумчива и очень хороша. Неожиданно ей пошли подобранные для образа Маргариты грим, костюм, прическа: и распущенные по плечам волосы, выкрашенные в рыжий цвет, и подведенные зеленым глаза, и черный атласный плащ на голое тело.
Петров впервые за много месяцев взглянул на жену, чтобы вдруг увидеть округлость точеной шеи, ложбинку на груди в вырезе плаща, нежные пальцы... Наконец-то пальцы жены были без накладных ногтей! С тех пор, как Вероника пристрастилась к типсам, накладным, разрисованным ногтям, Петров совершенно охладел к жене. Ну, не было у него эрекции при виде тяжело больной женщины, а именно таковой казалась ему жена с узорами на трехсантиметровых ногтях. Но сейчас, когда этих хищных, болезненного вида когтей-ногтей на ее пальцах не оказалось, острое желание толкнуло Петрова к жене и он непроизвольно обнял её, почувствовав рядом с собой набирающую силу женственность.
В это же время актер схватил Веронику за руку и потянул из машины.
-Пойдем, что ли, отработаем спектакль.
Петрова выбросила из машины неведомая сила и он накинулся на актера, вытащил его из машины, швырнул на землю и стал пинать, злобно крича:
-Не смей её трогать руками, не смей на неё так смотреть, пошел вон, гнида, без тебя обойдемся, ты не нужен, убирайся, чтобы я тебя больше никогда не видел...
Актер сумел подняться и набросился с кулаками на страхового агента.
-Вы сошли с ума? - женщина растеряно смотрела на двух всклокоченных, грязных, в растерзанной одежде поединщиков, продолжающих тузить друг друга.
Она повернулась и медленно пошла к магазину. Там было тепло, её ждали, ей были рады, она была нужна...
Павлик лучезарно улыбнулся Маргарите:
-Привет, Марго, а почему ты без Мастера?
Женщина остановилась возле портрета Коровьева, внимательно разглядывая рисунок клетки, чтобы не смотреть в глаза Павлику. И еще ей хотелось скрыть слезы, невесть откуда взявшиеся.
-Знаешь, он ведь не настоящий Мастер.
-Как это? - брови Павлика поползли вверх.
-Понимаешь, он только притворялся Мастером, а на самом деле он не Мастер.
-А кто?
-Артист.
-Артист тоже может быть Мастером.
-Но не этот.
В это время, вырвавшись из рук страхового агента, в магазин ворвался актер. Он бросился к Павлику, крича и тыча в женщину пальцем:
-Она не настоящая Маргарита! Она просто жена твоего кузена! Они вдвоем хотят тебя облапошить!
-Неправда, это ты не настоящий Мастер! Ты просто актер! А я настоящая Маргарита!
Актер подлетел к женщине, обхватил её и стал выталкивать на улицу. Тут-то и раздался выстрел. Павлик взял один из экспонатов - точную копию пистолета, убившего барона, - и выстрелил в актера. После чего тот упал.
Через мгновение после выстрела в магазин ворвался страховой агент Петров. Он в ужасе бросился к лежащему на полу без движения актеру и стал трясти его. Потом он повернулся к Павлику:
-Что ты надела, кретин!
-Я её защитил. Этот человек на неё напал, а я защитил... Он был не настоящий Мастер...
-Зато он теперь настоящий труп! Ты убил его! Так, Маргарита, немедленно иди домой, слышишь, садись в машину и поезжай!
Женщина медлила. Она нерешительно топталась, переводя взгляд с мужа на Павлика. Петров повторил приказ и она ушла, лишь еще мгновение помедлив.
-Павлик, где деньги?
-Ты же уже спрашивал - там, на полке, за книгами.
Страховой агент сделал, наконец, то, что так давно хотелось - расшвырял книги и достал полиэтиленовый пакет.
Петров сел на пол рядом с трупом и медленно высыпал деньги из пакета. Ему не надо было их считать, он и так видел, что это не та сумма, которая ему была нужна, совсем не та.
-И это всё?... Страховой агент держал в руках жалкие гроши, протягивая их Павлику, - А где остальное?
-Потратил.
-На что бедный дурачок мог потратить за семь лет без малого миллион?
-На дом, на магазин, на экспонаты. Кроме того, я посылал деньги детям.
-Чьим детям?
-Алешиным. Алеша просил, а я давал. Мне нравится помогать Алеше. Он сам очень болен, прикован к постели, но по интернету ищет добрых людей, рассказывает им о детках, которым нужны деньги на лекарства, на протезы, на операции. И добрые люди им помогают. Он многим детям помог. И многим взрослым помог понять, что они добры. У него и сайт есть особый - называется "Помогите спасти детей"#. Алёша его сам содержит. Иногда я ему что-нибудь подкидываю, иногда фонд Форда. Добрых людей очень много. Только им надо помочь встретиться.
Но ты не волнуйся, на твою книгу здесь хватит! Я же понял, ты написал книгу, но стеснялся попросить у меня денег на её издание и поэтому решил меня разыграть. Да? Я правильно понял? Да?
Страховой агент не переносил слащавой сентиментальности, его тошнило от любой показной благотворительности, а уж от словесных красивостей он просто сатанел. В обычную человеческую взаимопомощь и сочувствие он никогда не верил - это было не его. Но этого, Богом убитого дурачка, он пожалел.
Петров тяжело поднялся с пола, покосился на труп, медленно собрал деньги и положил их перед Павликом.
-Ты убил человека. Теперь тебе надо скрыться. Бери деньги, такси, езжай в аэропорт и лети отсюда далеко-далеко, пока не поздно. Вот так-то. Ну, прощай, брат.
-Бывай, кузен. Нет, стой! Хочу сказать, что ты - мой любимый кузен.
После того, как за Петровым закрылась дверь, Павлик подошел к шкафчику с аптечкой, достал нашатырный спирт, смочил им ватку и поднес её к носу актера. Труп чихнул, скривился и открыл глаза.
-Что это было?
-Резиновая пуля. Вставай, брат, пора домой. Сегодня Рождество. Будем праздновать. Если тебе не с кем, поехали ко мне.
-Поехали.
Петров подъехал к своему дому на такси. Он увидел открытую настежь дверь и у него противно заныло под ложечкой.
Он переступил порог и включил свет. В кресле, не сняв пальто, сидел Иванчук, улыбаясь своей самой мягкой, из всех возможных, улыбок.
-Я подходил к вашему дому, когда распахнулась дверь и из неё вышла женщина вся в слезах, с мальчиком, тащившая два огромных чемодана. Я помог ей и ребенку погрузиться в машину и они уехали. Потом я позволил себе войти в дом и подождать вас здесь.
-Да, это была моя жена. Она поехала навестить подругу.
-Это она бросила дверь открытой.
-Да, с ней такое случается.
-Выключите свет, пожалуйста.
Петров нажал выключатель. Его рука так и осталась прижатой к нему. И сам он, растекшись по стене, замер, ожидая неизвестности.
-Я думаю, что моей фамилии в вашем служебном компьютере нет.
-Нет. Как вы догадались?
-Я ужинал в том же ресторане, где и вы, четвертого января. Случай. Если бы не нелепая сцена с человеком на столе, возможно я все еще находился бы в заблуждении.
-Значит, вчера, когда вы пришли ко мне в офис, то уже всё знали. А я перед вами так старательно ломал комедию.
-Я хотел дать вам шанс во всем мне признаться. Я бы вас понял, мы могли бы еще тогда стать друзьями.
Повисла тишина. Слышно было только, как шелестит дождь.
-В одну из ночей после новогодних праздников я пришел к пустому и холодному особняку. На улице шел дождь. Вот, как сегодня. Это для нашего города стало обыкновением - дождь двадцать пятого декабря, на Новый год и на Рождество. Дождь не сильный и веселый, а мелкий, моросящий, старческий дождь зимы.
Я был совершенно трезв, мне не было ни грустно, ни одиноко. Но я внезапно почувствовал нестерпимую враждебность этих глухих стен, запертых дверей, зарешеченных слепых окон. Дом угрожающе надвинулся на меня и внезапно я перестал быть рядом с ним дельцом, а стал обыкновенным дядькой, родившимся в селе под Полтавой. И сразу же у меня появилось право любить и ненавидеть.
Я почувствовал, - этот дом воплощает всё, что я ненавижу.
Я сжег его сам.
А пожарного я ни о чем не просил - он сам написал в акте то, что ему показалось правильным.