Очень тяжелые темпоральные заклинания, особенно в сочетании с переносом духа в другое тело. Проще говоря, перенеслась в прошлое Земли во плоти, но надо еще перенести свой дух в подходящего носителя.
Начну с городского морга. Тут спокойно можно полежать обнаженной, изображая покойницу. Морги только на картинках выглядят мрачно, но аккуратно. На самом деле - очень мрачно и совершенно неаккуратно. Тела в разной степени разложения свалены в кучу... нет, не в кучу, а навалены грудой до самого потолка. Чтобы не отправиться в ближайшее время на прозекторский стол или сразу в печь, подлезла под самый низ этого скользкого зловонного месива, запечатав магией все отверстия собственного тела. Нельзя забывать о гигиене. Времени не так много, надо поспешить.
Почему не остановиться в гостинице? Во-первых, нужно, чтобы никакая горничная не мельтешила со своей уборкой. А я не знаю заранее, сколько времени у меня займет то дело, ради которого я здесь. Во-вторых, не хочу оставлять легальный след даже под измененной личиной - все можно отследить заинтересованным лицам. Морг идеальное место маскировки запаха и отлетевшего духа, он здесь у всех отлетел.
Расслабилась, насколько это возможно в подобном месте, и отпустила себя.
Дух отлетел и подселился в давно облюбованное детское тело пятилетней девочки. И теперь она - это я до конца действия заклинания.
С гор пришел туман, как он часто делал по утрам, пока солнце не испаряло лишнюю влагу, а ветер не сгонял остатки облака, упавшего на город. Утренний мрак усиливал ощущение опасности. Если бабушка подняла меня чуть свет, значит, сегодня мы идем на базар. Торговля была лишь с раннего утра.
На рынок в телегах на конной тяге приезжали из соседних деревень молочницы в белоснежных крахмальных фартуках и нарукавниках, их мужья ворочали тяжелые молочные фляги. Зеленщицы и мясники, одетые не настолько стерильно, как молочницы, сгружали корзины со своим товаром. Все заняты делом, но внимательно посматривают по сторонам, опасность подстерегает всегда. Она идет от воров, старающихся слиться с пейзажем, от стражей порядка, не забывающих о личной выгоде, от несчастных случаев.
Туман скрадывал шаги и голоса, делал силуэты размытыми. Послевоенный рынок ничуть не напоминал шумный праздник урожая. Все здесь скрытно, тихо, вкрадчиво. Будто истинная жизнь торжища протекает внизу, под брусчаткой, и там, да, там кипят страсти и торгашеский жар.
Бабушка часто брала меня с собой, когда выбиралась на базар. Но по торговым рядам за покупками не вела. Подводила к безногому молодому парню, сидящему у входа на рынок в деревянном кресле на колесиках, просила его присмотреть за мной и оставляла. Парень всегда держал в руке карамельного алого петушка на палочке. Наверное, он его продавал, но молча.
После Великой войны искалеченных было много, очень много. Они никого не пугали, но и особого сочувствия не вызывали. Инвалиды и не желали сочувствия. Гордецы. Они работали наравне со всеми. А иногда и больше остальных. Тяжело было всем, каждому по-своему.
Парень держал палочку петушка, крепко сжимая кулак, казалось, он никогда не сможет разжать этот кулак. Прямо на меня не глядел, но ловил каждое движение боковым зрением. Стоя слева от кресла на колесиках, изучала парня, одетого в черный бушлат. У него неожиданно оказался нежный детский затылок и тонкая беззащитная шея привычно голодающего человека.
По дороге на базар спросила бабушку, не боится ли она оставлять меня - такую маленькую - рядом со страшным инвалидом, черным от горя. Нет, не боится, и мне бояться его не советует. Солдат ребенка не обидит. А если кто-то захочет нанести вред ребенку, то Толик сумеет дать отпор, не смотря на отсутствие ног. Он был легендой на войне, спас множество людей от лютой доли. Сильный, ловкий, добрый. И даже красного петушка на палочке может превратить в смертельное оружие, чтобы защитить дитя.
Я-то все о нем знала, но мне было интересно, как на инвалида смотрят обычные люди. Все еще не решила, как его завербовать. Можно, конечно, перенести его душу в подходящее тело, применив обычное заклятие метемпсихоза. Но мне нужно получить не только душу, но и мозг, память, опыт, навыки, волю бойца. Без тела Толика всего этого богатства не взять. Придется идти по пути чуда. Самый трудный, болезненный и опасный, особенно для психики, путь. Немного проще было бы, если бы ноги уцелели. Тогда достаточно похода в ближайший храм, искренняя молитва, и вот, о, чудо! Неходячий пошел собственными ногами!
Но в нашем случае придется отрастить ноги, как ящерица отращивает отброшенный хвост. Долго и болезненно. Лучше бы мне ночью навестить Толика в его доме и в тишине спокойно колдануть. Но это невозможно, патруль не воспримет пятилетнего ребенка ночью на улице нормой, задержат, и плакало мое колдовство. Применять еще и заклинание скрытности, на и так перегруженную заклинаниями девочку нельзя, тельце может не выдержать и перегорит.
Придется применить отложенное заклинание, и колдануть сейчас, здесь на базаре. Туман поможет скрыть мои действия. Черт, не люблю отложенное заклинание, очень сложные вычисления параметров синхронизации моего мира и мира Земли. Хорошо, что есть небольшой люфт времени, пока жду бабушку. Наконец заканчиваю вычисления в уме, не спуская глаз с петушка на палочке. Ни разу не видела, чтобы кто-то покупал лакомство у парня, кроме моей бабушки. Утверждает, только у Толика безопасно брать леденцы, не отравит. А ведь после Великой войны много водилось лихих людишек, кто на чужом горе и голоде делали деньги: травили, чтобы украсть детей, и в подпольных цехах перемалывали детские тела в мясные полуфабрикаты, чтобы потом сдать их в легальные кулинарии.
Ну, все, пора, скоро бабушка вернется, а мне еще колдовать два тяжелых заклинания и давать Толику инструкцию.
Обошла парня, остановилась прямо перед ним. Такая смешная: в фетровом багряном капоре, украшенном такими же фетровыми цветочками, в куцем пестреньком пальтишке и синих шерстяных шароварах - все бабушка перешила из старых вещей. Положила свою маленькую ручку на грудь парню. И вонзила взгляд исподлобья в его глаза, полные боли и тоски. Парень замер. Теперь первый ключ.
- Гвардия. - Шепчу я.
- Гвардия. - Отвечает, и взгляд его поплыл. Вздыхаю с облегчением, значит - он. Я не ошиблась.
- Сейчас на рынке купи продуктов дня на три - четыре. - Пасс, и в кармане у Толика зашуршали и зазвякали деньги. - Перед твоим домом храм. Зайди, помолись, чтоб помогли тебе божественные силы. Потом домой и спать. Не удивляйся и не паникуй. За ночь произойдет восстановление твоих ног. Будет очень больно, готовься. Терпи, не кричи. Это чудо, о котором никто не должен знать. Двигаться будет трудно не менее трех дней. Эти три дня из дома не выходи, тренируйся снова ходить. Ни с кем не общайся и не прощайся. На четвертую ночь доберись, как можешь, на вокзал и уезжай на восток. - В воздухе проявила карту, отметила точку. - Доедешь вот сюда. Там устраивайся самостоятельно, уж как получится. Через пятьдесят лет возвращайся в этот город. Придешь в здание школы номер пять ровно день в день, считая сегодняшний. В холе подойдешь к зеркалу, что укреплено на колонне, и скажешь: "Все приматы боятся пауков".
- Я приду.
- Да, хорошо. Верю. После пароля коснись зеркала. Портал перенесет тебя ко мне. Не буду скрывать - я нуждаюсь в солдатах для личной войны. Понимаешь, для личной. Время подумать есть, если не согласишься, то просто не приходи. Не бойся, ноги останутся с тобой в любом случае. И постарайся не умереть за эти пятьдесят лет, а молодость и здоровье вернутся.
- Я приду. - Непреклонно заявил, даже зло. Мне нравится, злой мужик лучше рефлексирующего фугой.
Завершающий ключ.
Фух, успела. Убрала руку с груди парня, и лизнула наглого петушка на палочке. Нет, ну правда, давно хотела это сделать, красуется тут, понимаешь, а мне сладкого надо и срочно, очень уж потратилась.
Подошла бабушка, положила парню монету в алюминиевую кружку, взяла у Толика облизанного мной петушка, вручила его мне и мы ушли.
Начало собственной гвардии положено.
А бабушка пусть ведет внучку домой. Прощаюсь с ними. Мне еще несколько раз перемещаться, заметая следы.