- Что же за это несправедливость такая?.. - Бандит обреченно брякнул волыну на бетон и яростно растер виски.
Подвальные шумы продолжали жить по расписанию: капал метроном воды, глухо шипели сточные воды, шуршала и пощелкивала мышиная биомасса. Тусклый ряд лампочек уводил к выходу, у которого уже замерли в низком старте цепные псы режима, то есть работники правоохранительных органов.
Профессор и доходяга молча ждали своей участи. Доходяга сидел безучастный, как Анна Ахматова на старой репродукции, а профессор морщил лоб, переходящий в лысину, и кусал губы.
Да, бандит обещал их не убивать, но профессор испытывал крайний скепсис - сказывались годы наблюдений за людьми (сколько лиц прошло, сколько натур). Дерганый бандит имел вид невротика, да и обстоятельства знакомства позволяли строить неутешительные прогнозы. Безутешные прямо-таки. С учётом того, что бандит стал взывать к справедливости. Нонсенс.
Сам профессор вдруг осознал, что находится в состоянии некоей раздвоенности: он сидел в испуганном оцепенении, проклиная этот день и внезапную необходимость идти в институт из-за болезни коллеги, и одновременно он словно смотрел на ситуацию со стороны - холодный, беспощадный и слегка заинтригованный Разум: "Ну, и чем это все закончится?"
Бандит, видимо, что-то услышал - отдернул руки от лица, схватился за волыну, зыркнул вглубь подвала.
Оглядел заложников.
- Не трясись, папаша, - обратился он к профессору. - Бери пример с наркомана этого вон.
Безучастный доходяга очнулся от оцепенения, повернул голову к бандиту.
- Я не наркоман.
- А кто же ты?
- Мой ответ может тебя разозлить, и произойдет трагедия.
- А ты не хами. - Бандит хищно улыбнулся, и профессор подумал, что бандиту никак не больше двадцати пяти.
Доходяга пожал плечами.
- Я никогда не хамлю, но ты можешь неверно воспринять мою честность.
- Вот, значит, какие мы сложные... - в голосе бандита почувствовалась какая-то нездешняя досада.
Профессор поймал себя на мысли, что все, что в последние четверть часа с ним творится и обступает его, какое-то нездешнее.
- Да в том-то и дело, что наоборот, - не менее удрученно ответил доходяга. - Проще некуда. Но именно эта простота толкуется людьми как хамство.
- Ну, давай, простой человек, излагай, - устало велел бандит.
"После таких долгих анонсов всегда бывает пшик", - подумалось профессору, а доходяга спокойно начал:
- Дело в том, что я хозяин этой вселенной, благодаря которому это все и происходит... Погоди-погоди! - Он нетерпеливо поднял руку, останавливая бандита, который вскинул волыну. - Да, да, да, какой я хозяин, если ты меня сейчас пристрелишь, и события помчатся дальше, без...
Жахнул выстрел. Профессор зажмурился, зажимая уши потными ладонями, и, кажется, закричал.
Потом он успокоился, открыл глаза, но вокруг было темно.
- А, бля, свет рубанули, мусора паршивые, - еле донесся до оглушенного профессора сиплый комментарий бандита.
Профессор с силой выдохнул воздух, жадно и судорожно вдохнул, а потом захотел откинуться на прохладную бетонную стену - прижаться спиной и затылком, остыть, остыть скорее...
Стены не оказалось, и профессор завалился навзничь, охнул и стал падать в темную бесконечность.
Ледяная паника ошпарила его с ног до головы, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, казалось, время остановилось, и спустя века, а может, миг в морозном сознании профессора, растворенном в бесконечной тьме, вдруг вспыхнула мысль: "Так это он... в меня стрелял?!.. Боже ж ты мой!.."
- Я вас внимательно слушаю, - раздался участливый голос, очень знакомый, очень, очень знакомый.
Профессор распахнул глаза и тут же зажмурился от нестерпимого света.
Проморгался.
Приоткрыл, щурясь. Увидел доходягу.
Ощутил себя стоящим во дворе многоэтажки, в подвал которой их с доходягой затащил бандит.
Возле входа в подвал толпились цепные псы режима, побеждая сумерки фарами спецмашин и прожекторами.
- А что же?.. - беспомощно промямлил профессор.
- Да застрелился бедолага.
- Как?!
- Ну, известно как у них всех случается. Целился в меня, а оприходовал себя.
- Но...
- Пуля не такая уж и дура, - улыбнулся доходяга и подмигнул.
- А я?
- Ну, не оставлять же... Хотя, конечно, прореху надо заделать.
Доходяга показал пыльным в паутине пальцем вверх и за спину профессору.
Профессор обернулся и увидел над многоэтажкой огромную черную дыру чечевичной формы. Дыра висела в сером сумеречном небе и звала, тащила в себя, но тут словно какие-то гигантские невидимые руки сомкнули ее пылающие тьмой края в линию, а затем исчезла и она.
Профессор закрыл рот, тряхнул головой, сбрасывая наваждение зова.
- Позвольте... - прошептал профессор, оборачиваясь к доходяге, но того и след простыл.