Журнал Самиздат: Моя Планета. Познавательный конкурс. Поют ей песнь любви всех голосов творенья
Конкурс. Номинация "Номинация Жюрейский список" ( список для голосования)

Родимая земля моя умирает, Анзасская земля моя пустеет... Скоро полынью ее затянет, И имя Анзасса забудется.    (Любовь Арбачакова)

  

  

   В самом центре средней земли - там, где сошлись в узел седые хребты, - стоит, подпирая небо, Ледяная гора, по-шорски, Мустаг. Вокруг ещё горы и таскылы вздымаются, каждый своё обличье имеет: одни кедровником и пихтачом заросли - зелёные, другие - сплошь серые гольцы, у третьих внутри - камень, рождающий металл. В долинах таёжных рек по соседству с разными духами издавна шорцы селились.

   Каждый шорец сызмальства знает: на девятом небе, где всегда сытый скот, не сохнут травы и не вянет трава, живёт бог неба Ульгень. Под землёй находится царство его брата - кровожадного Эрлика. Добрый Ульгень и злой Эрлик равны между собой, и их власть над человеком одинакова. Счастье, здоровье, богатство - это воля их двоих, а не кого-то одного.

   Мир велик, и простому человеку живётся в нём нелегко. Но ведь и медведю в тайге не просто, и зверю копытчатому. Жить надо честно, не гневить духов, не убивать зверя больше, чем съесть можешь. Добро и зло всегда в равновесии.

  

   В таёжном улусе в низовьях Мрассу жил в давние времена молодой охотник Шелтрек. Хороший был охотник: белка и соболь будто сами его искали, маралятину и лосятину кушал, медвежьими шкурами укрывался. Ходил по тайге на подбитых камусом лыжах, плашки и кулёмы охотничьи проверял, соболей из них вытаскивал, улыбался мордочкам их треугольным, представляя, как жена "красивым" рада будет. Даже мысленно не называл Шелтрек зверя по имени, чтобы не спугнуть, не прогневать таёжных духов. Соболя шорцы аскыром кликали - "красивым", медведя - улу-кижи - "старый человек", значит. Старики говорят, что он и был раньше человеком. Сильный, но простоватый. Доверчивый, как ребёнок. Жил в одной семье и так много ел, что за прожорливость домашние делали ему замечания. Обиделся на них человек и пошёл в лес за дровами. Ушёл, да и не вернулся. Превратился там в зверя. Все охотники лесного народа уважали улу-кижи.

  

   Осина листья сбросила, травы пожухли, бурундук кладовую орехами набил, укрылась белым земля, и само небо замёрзло - пора на охоту идти.

   Ещё с осени заприметил Шелтрек берлогу, подождал, пока снега побольше навалило, да уснул медведь покрепче, и привёл охотников к логову. Шли, не разговаривали шибко, таились: "старый человек" ведь всё слышит, и речь шорскую понимает. Когда выманили из берлоги, завалили, попросили прощения у самого зверя и у духов. Обманывали всячески: мол, лазил за ягодой и упал с таскыла, сам умер. С дерева упал, мол, да сам и умер. И через голову не шагали - нельзя дух медведя обижать.

   Глаза зверя вытащил Шелтрек и проглотил ещё тёплые, чтобы в следующий раз другие медведи видели их внутри него и не трогали охотника. Неуязвим стал Шелтрек для улу-кижи. А душа медведя, которая у него на кончике носа, досталась младшему брату. С тех пор носил Амас медвежий нос на груди, на верёвочке и гордился.

   Да, знатная добыча была тогда: приволокли тушу в улус на волокуше из конской шкуры, всем родом мясо ели. И духам досталось: жиром в сторону гор покропили, и кусочки медвежатины в огонь покидали. Абырткой, жертвенной брагой, побрызгали. Пустили по кругу чашку. Опечалились для вида, скорбные маски на лица повесили - опять же, чтоб духов обмануть: мол, родственника хороним. Ну, а потом арака в ход пошла - самогонка ячменная. Совсем пьяные стали. Как дети малые. Хохотали и песни пели, забыли, что скорбеть надо. Из дома в дом ходили, три дня праздновали.

  

   Сладко спалось на медвежьих шкурах Шелтреку. Жарко в объятиях любимой Анчак, медвяной, как синь-корешок, трава-медуница, и терпкой, словно стебли молодой колбы.

   Будто кандыки взошли весной на проталинке - один за другим детишки у них появились, на шкурах ползать начали, по улице бегать, из маленьких луков понарошку стрелять, как настоящие охотники. Жена крутила ручку тербена, а сама на детей смотрела, глаза её как смородины блестели. Размалывали каменные жернова ячменные зёрна, сыпался в берестяной короб талкан - радовалась Анчак. Орешки кедровые с толокном смешивала, мёдом сдабривала - кормила будущих охотников и улыбалась Анчак. Гонялись за жеребёнком сыновья, смеялись солнышку и цветам - смеялась Анчак вместе с ними. Весело Шелтреку смотреть на семейство своё.

  

   Иногда Ульгень и Эрлик сообща приговаривают человека за дела его, и умирает он естественной смертью, как старики умирают. А бывает, что духи разгневаются или жадность обуяет Эрлика, и он насылает болезни. Спасти тогда человека от смерти только сильный шаман сможет.

   Одна зима шибко злая была. Вьюги трепали тайгу, метели снегами сыпали, птицы от морозов в камни превращались.

   Духи айна - помощники Эрлика - повадились в ту зиму воровать души детей. Только уснёт ребёнок, приснится ему лето и солнышко - летит его душа на пёструю полянку, где много цветов и птицы поют, заиграется, айна - уж тут как тут. Заболели и умерли дети Шелтрека один за другим. Как будто кандыки отцвели, лепестки отлетели - отделились их души от тел и блуждали вокруг дома, плакали и кричали жалобно. Не видно их и вернуть никак невозможно, но и уходить не хотели далеко, к мамке просились. Шаман на седьмой день камлания только и смог отогнать души мёртвые от родительского дома.

   Весь год детские души напоминали о себе то порывами ветра, то стуком в окошко, то снежными вихрями. Кровь застыла в жилах Шелтрека, свет не мил стал. Будто сам он умер вместе с детьми своими, будто и его душу духи айна выпили. А каково жене его? Анчак и вовсе лицом почернела, телом иссохла, сердцем заскорузла, как рогоз на осеннем болоте от ветра качалась.

  

   Много лун с тех пор умерло и много новых родилось. И детей много умерло. Ослаб род Тарткып.

   Потеснили шорцев ойроты - чужие пришлые люди. Землю наизнанку как шабур, халат тёплый, вывернули. Уголь из недр выгребли. Железо и медь из гор забрали, пустые чёрные камни после себя оставили. Реки драгами избороздили, песок пересеяли, золотые искорки и самородки повыхватывали, воду взбаламутили, дух реки осквернили. Деревья вековые вырубили. Нарушили равновесие, духов между собой перессорили, разгневали. Ушли из тайги звери, кончилась в реке рыба.

  

   Когда такая беда приходит, сильный, шибко сильный шаман нужен. А если весь род слабый - откуда ему взяться? И другие, соседние роды зачахли... Многие улусы опустели, кипреем и полынью заросли. В некоторых - одинокие старики век доживают. Их дети и внуки давно в город уехали. Только что там хорошего? Запертая в трубах вода и воздух тяжёлый нутро разъедают, заводы почище духов айна силу у людей пожирают, и радость уходит из глаз чёрных, смородиновых. Зато водки в магазинах полно - не надо абыртку делать, араку гнать. Хоть каждый день пей - утром и вечером!

   Жадный Эрлик, наверно, доволен. Горсточка шорцев на земле осталось. Малый, вымирающий народ, говорят про них.

  

   Всё это понимал старый шаман, и печалился, но не было сил у него изменить назначенное Ульгенем и Эрликом. Скоро и ему самому придёт час умирать. А как оставить свой род без кама? И велел шаман осиротевшей матери Анчак прийти к нему ночью тайно, чтобы даже соседи не видели.

  

   Вышла Анчак из дома в назначенное время и глянула на небо. Через его дырявый платок золотом звёзды просвечивали. Но не было там звёздочек её деток: давно уже они в Мрассу попадали и к Эрлику в подземное царство уплыли. Крючок старой луны едва светился. Словно столетняя старуха усмехалась понимающе узкими губами. Настала пора к шаману идти.

   Анчак изготовила из тряпок куклу, завернула как ребёнка и на следующую ночь, прижимая её к груди, направилась к каму. Темно, не видать ничего. В такие ночи из всех щелей вылезают духи, помощники Эрлика, напускают на людей болезни, толкают на грабежи и убийства. В такие ночи жизнь и смерть встречаются ненадолго, чтобы потом опять разойтись. Вот и старая луна умерла, чтобы родиться потом снова.

   Темно. Пусто на небе без луны, пусто в душе Анчак. Только необузданная лошадка-ветер носится в поле, только шепчутся с невидимыми духами листья на деревьях, шуршат травы. Прижимая тряпьё к груди, подошла к дому шамана. А тот уже ждал. Усадил женщину на землю, дал молока, велел держать куклу тряпичную у груди и ждать сигнала, а потом пить маленькими глотками. Тихо камлал старый кам, с бесшумным пока бубном - осторожно ступал вокруг женщины, всё шире круги его. Подпрыгивал высоко, делал широкие взмахи. И вот изловил душу спящего ребёнка из чужого рода-племени, поймал заигравшуюся, словно рыбку - решетом. Подскочив к женщине, опрокинул бубен - накрыл им Анчак.

   - Пей, пей, молоко! - закричал, заколотил в бубен, вбивая ударами в женщину душу похищенную.

   Гулко в ночи раздавались удары колотушки-орбы. Громко стонал и охал бубен шамана, удерживая пойманную душу и отгоняя злых духов.

   Анчак пила, давясь и захлёбываясь, глотала, и, полумёртвая от страха и ужаса, постепенно расправлялась, наполнялась новой жизнью.

   - Иди домой. Мальчика скоро родишь, - хрипло прошептал кам и обессилено упал в траву.

   Со всех ног бежала Анчак домой. Прячась за деревьями, кралась за ней, с любопытством подглядывала краешком чистого личика молодая луна.

  

   Когда лицо зимы потемнело, морщинами на лице старухи ручьи сбежали, народилась молодая трава, и зажужжали над медовыми цветами пчёлы, весь род Тарткып собрался вокруг большого костра. Шелтрек принёс свёрток, положил у священного костра, развернул шкуру, выпростал ребёнка.

   Старики наклонись посмотреть, кто родился у охотника. Ребёнок сучил кривоватыми ножками, взмахивал тонкими ручками, щурился на огонь щелочками чёрных лукавых глаз. Отскочили старики да поздно: будто горошка стручок нацелился кверху и окатил любопытных весёлой струйкой. Засмеялись шорцы, довольные, уселись кругом.

   - Мерген - меткий стрелок родился! Славный охотник будет! - говорили.

   Совсем плох был старый шаман. Едва дождался появления мальчика. Подошёл к костру, сощурил глаза пристально, ткнул пальцем в ножку ребёнка. И все увидели, что родился он с лишней косточкой - утолщением на большом пальчике правой ноги. Любой шорец знает, что означает такая особая отметина.

   - Шаман? - испугалась Анчак.

   - Кам! - гордо сказал Шелтрек и почтительно поклонился шаману.

   - Кам, - подтвердил старый шаман и усмехнулся. - Да не меня благодари: Ульгень сам себе помощников выбирает.

  

   Поднесли огню угощение: мясо да сладкую абыртку из талкана и луковиц кандыка. Потом пустили чашу по кругу.

   Как угасающий костёр, вспыхивает и разбрызгивает далеко пламя перед тем, как окончательно потухнуть, так и старый кам почувствовал вдруг прилив сил.

   - Алас, алас, алас! - выкрикивал старый шаман, танцуя вокруг костра и вкладывая в последнее своё камлание остаток жизненных соков. - Имеющая тридцать зубов, мать-огонь моя, имеющая сорок зубов, мать-огонь! Лезвием-мечом через гору гони, через реку гони! Ночью караулящей будь! Днём охраняющей будь! Ребёнка моего карауль!

   Вскоре старый шаман умер. Осиротел род, будто из улья матка улетела.

  

   Положил Шелтрек в колыбельку сына маленькую стрелу, прикрытую заячьей шкуркой - оберег от злых духов, и рос Мерген здоровым и сильным ребёнком.

   А когда вырос, духи причинили ему шаманскую болезнь, настолько тяжёлую, что все думали - не выживет. Чем дольше человек болеет - тем сильнее шаман получается. Словно в коме лежал и в припадках бился Мерген. Большая Птица много дней и ночей клевала и раздирала железными когтями его тело. Потом растащила в стороны кости, выварила и промыла их, собрала всё заново, наполняя тело и голову необычайной силой и таинственным светом.

  

   Оправился Мерген, в улус предков приехал. Седой Мустаг разрешение на изготовление бубна дал. Собрались старый да малый, давай помогать новому каму. Вначале вырезали колотушку орба из черёмуховой ветки с развилкой из пяти отростков, обтянули шкуркой белого зайца. В рукоятке просверлили дырку и продели ремешок - чтобы с руки не скользнула. Согнули обечайку из тальника, стянули черёмуховыми обручами и вставили берёзовую рукоятку. Шкуру марала три дня в Мрассу вымачивали, потом натянули на бубен с силой. Пятеро стариков тянули.

   Когда кожа подсохла, Мерген взял в руки краски и косточку рябчика.

   Робко, неуверенно пока нанёс косточкой первую линию, поделившую поверхность на две неравные части: верхнюю - небесную сферу и нижнюю - подземный мир. Кривоватая получилась линия. Потом рука окрепла, и уже уверенно наносил кам рисунки: красной краской солнце, луну, звёзды и радугу. Белой - священные берёзы, духов-помощников в виде птиц.

   Ниже нарисовал Мерген горы, людей, лошадь и медведя. Подумал и нарисовал ещё какое-то многоногое животное.

   Разукрасил контур обечайки широкой дугой из двух линий, а между ними геометрические фигуры, зигзаги, поперечные линии. Несколько дней шло изготовление бубна. Много фигурок на нём появилось. И видели люди - много помощников у кама, довольно улыбались: сильный шаман будет! Потом оживили бубен, колотили в него все по очереди, показывая Мустагу, как получилось, и тот одобрил. Радость и надежда зародились у стариков.

  

   На большой поляне возле берёзы собрались из разных улусов шорцы, даже из городов приехали - в костюмах красивых. Много еды привезли с собой, на столах разложили. Мясо марала, медвежатина, конина, хариусы, слегка подсоленные и жареные, пельмени, колба, и конечно, куспаки с абырткой - каждый род свои рецепты знает. Лучшее привезли. С трудом добытое. И стоят нерешительно возле своих: мало их, переминаются с ноги на ногу робко.

   Девушки косами мериться стали. Кен-шаш - красивая коса у многих девушек оказалась. Но лучше всех, длиннее волосы - у Чылтыс. Блестят чёрные глаза, сияет звёздочкой имя её. Женщины с длинными волосами тонкий мир лучше чувствуют. Тут и парни встрепенулись, состязание устроили, кто дальше камень бросит.

  

   Загудел бубен натужно. Вышел к огню шаман. Заходил кругами, запрыгал в танце. Громкие звуки летели к горам - и слышали горы, что родился новый шаман. Слышно удары и богу-творцу Ульгеню - сильный родился шаман. Дальше летели звуки бубна - в занебесную землю, к предкам.

   Танцуй в тяжёлый миг, шаман! Исполняй свой долг, кам! Делай шаманскую трудную работу! Поднимайся на девять ступеней к Ульгеню! Расскажи, как живут сегодня шорцы. Принеси хорошие вести от Ульгеня. Испроси благословения и благополучия своему роду. Дай понять лесному народу, что не брошен он на произвол судьбы, не обречён на вымирание. Излечи страдающих! Для большой любви нужно большое дыхание! Верни, кам, гармонию сомневающимся соплеменникам!

  

   Чистый голос золотой кукушки

   По белому таскылу разнёсся,

   Белого таскыла

   Золотые пуговицы расстегнулись,

   Золотой горы

   Шесть дверей открылись,

   Вершина месяца повернулась,

   Вершина года скользнула-сдвинулась,

   Старый год ушёл,

   Новый год вошёл.

   Если подниму руку - моление будет,

   Если открою подмышку - брызганье будет!

   Жажда ваша пусть утолится!

   Желание пить пусть пройдёт!

   Текущая вода зашумела,

   Вершины хвойных деревьев смягчились.

   Чистое крапление мы совершаем;

   Голову годы мы поднимаем, - правым глазом смотри,

   Правой рукой давай!

   Правым ухом услышь,

   Правое благословение дай!

   Проснувшимся горе и воде кропление да будет!

  

   Камлай, шаман! Стучи колотушкой в бубен! Разбуди солнце! Пусть катится солярный круг без устали.

   Камлает шаман, и разглаживаются лица его соплеменников. Старухи и старики молодеют. Сильный дух поселяется в груди шорцев. Мужчины силу небывалую чувствуют, а женщины снова готовность рождать обретают. Радость и надежда поселились в их душах.

   Как цветы на проталине: сперва один из-под снега выглянет, потом другой, третий, глядь - уже вся поляна сиреневым пестреет - родились вскоре дети у шорцев. Много детей! И дальше стали шор-кижи жить, богатеть и крепнуть. И снова расцвела Горная Шория, их родина, уголок земли.

   Мы рождаемся и умираем часто.

   Мы рождаемся и умираем...

   Мы рождаемся...

   Мы...

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

© Татьяна Юрина 24.03. 2013

ПРОБКА ИЛИ ПРИНЦ ДАТСКИЙ    1.ЗАБРОСКА ИЛИ ВЫ, ЧЬИХ БУДЕТЕ       1989 год ознаменовался летним походом на Урал со сплавом от верховьев реки Торговой, далее по Щугору до впадения в Печору. Очень ярко вспомнилось это событие вчера, когда я встречал "Зарю" (водомётный теплоход), пришедшую из Вуктыла. Из него вылезло четверо бородатых мужиков с рюкзаками. Туристы встали неподалёку от меня и закурили. Разговорились. Оказалось, что они прошли почти по нашему маршруту. Очень захотелось вернуться в то прекрасное время, когда мы были ещё достаточно молоды, для того чтобы творить чудесные глупости. О, Воха, неужели ты забыл наши похождения на ПГ-2? Неужели ты уже супер-стар?       Ещё одно подвигло на написание этой байки - утрата дневника похода в силу странных и, казалось бы, необъяснимых причин, которые будут описаны ниже.       Приступаю к рассказу. Сначала, как водится, знакомство с героями событий, правдиво описанных автором. Итак, участники экспедиции: Кэп - он же капитан похода. Шоня - он же КОМИ-сэр, Димыч - боцманюга (вреднючий, надо сказать, тип, но кормил справно), Воха - матрос 1-го класса с веслом, по совместительству горный инструктор. Сплав-средство: океанский спасательный трёхсекционный плот с обрезанным тентом ПГ-2 ("Пронеси, господи", вторая модификация).       Способ и место заброски: вертолётом ("на шару") в район горы Лорцемпея в верховьях рекиТорговой.       Сроки: 6-19 июля 1989 года.       Все иногородние участники экспедиции собрались в Печоре 3 июля. Вылет был назначен на 5. Я задолго до вылета обговаривал проблему нашего присутствия на борту. Ещё в апреле лётный отряд запланировал сей чудовый полёт в горы. Дело в том, что Северный Урал обычно не обслуживается Печорским авиапредприятием. Наши вертолёты обычно бороздят отроги Приполярного Урала. А этот рейс - исключение. Таких бывает не больше двух-трёх за лето. Повезло нам в том, что многие в отряде хорошо помнили моего отца, который уехал из Печоры в 1985 году. Через бортмеханика-инструктора вышел на начальника ПАНХ (применение авиации в народном хозяйстве). Тот назвал примерную дату вылета и предварительно дал добро на посадку четырёх жизнерадостных туристов вне заявки. Это дало мне уверенность на согласование сроков с Шоней и Вохой.       3 июля - встреча с бесцельным шатанием по набережной и обильными возлияниями. 4 июля - сборы и утрамбовка груза. 5 июля сидим в ПАНХЕ. Вылета нет. Горы закрыты. Перенос начала экспедиции произошёл для команды безболезненно - оторвались на пляже. Наутро глянули в оконце и ужаснулись. Туманище стоял почище, чем в сильный мороз. Но к назначенному сроку двинули в аэропорт. Сидели, нервничая, часа три. Вдруг выбегает начальник ПАНХ. Живо на погрузку! Горы открылись.       Заказчиков на рейс было два - Академия наук республики Коми и Пермская геологическая экспедиция. Этот факт и дал возможность для манёвра. Сам начальник ПАНХ внёс четвёрку туристов в полётный список, а нас предупредил, чтобы в полёте особо не болтали. Но если спросят академики, говорить тихонько, что мы из экспедиции, а геологам - нагло врать, что, дескать, из Академии наук. Влезли мы на борт и - в добрый путь.       Скоро показался Северный Урал. По западным склонам бегали дикие олени, а со стороны Азии паслись цивилизованные стада из Саранпауля. Иллюминаторы вертолёта были открыты, по кабине гулял вольный ветер странствий, хотелось петь и смеяться.       В районе плато Мань-Пупу-Нёр (или Болвано-Из) подсели, чтобы высадить академиков. Место это славно каменными болванами, выточенными вековой работой воды, ветра и солнца. Они напоминают идолов с острова Пасхи. Правда, мы оказались несколько в стороне от них, видели только в иллюминатор. Зрелище грандиозное. Стоунхендж - жалкая поделка в сравнении с Малыми Богами Мань-Пупу-Нёра.       За 15 минут успели размяться, покурить, а бортмеханик вытащил пару здоровенных хариусов на спиннинг. Дальше - полёт вдоль по руслу Щугора. У Большого порога высадили геологов. Затем наша очередь покидать временное летающее жильё. Пролетели гору Тельпос, где Торговая впадает в Щугор. Я зашёл к экипажу и на карте показал желательное место посадки. Вертушка юркнула в ущелье, и вот мы уже стоим на левом берегу Торговой. По другую сторону реки виднелся хребет Ларцемпеи.       Но пилоты и штурман промахнулись, вот что значит редко летать в горы на этом участке. Примерно на тридцать километров промахнулся. Эти лишние километры и не позволили дойти до горы Неройка из-за дефицита времени. Но, по-моему, никто из нас в обиде не остался.    2.ПОХОД К НЕРОЙКЕ       Двинулись к главной цели похода - горе Неройке. Поначалу же не поняли, что командир вертолёта дал маху, и планировали добраться до неё. Там в те времена ещё оставалась база геологов, добывавших полудрагоценные и поделочные камни.       По дороге осматривали русло реки Торговой, планируя откуда начинать сплав. Наконец, место выбрали. Чуть выше двухметрового порога. Плот и часть продуктов спрятали в глубине островка на дереве, чтобы дикое зверьё не смело позариться. Дальше шли налегке. Чуть раньше выяснили, что идти на 30-35 километров больше, чем предполагалось из-за ошибки пилота. Решили, что будем двигаться вперёд, покуда позволяет время.       По пути то и дело попадались отработанный шурфы. Здесь искали золото и камни. Природа в этом месте Урала, надо сказать, не обычная. Будто сошлись несколько климатических поясов. Карликовые берёзки и ягель соседствовали с вековыми кедрами.       Через пару дней достигли горы Торговой и разбили лагерь. Дальше двигаться смысла не было. Кому нужна спешка в плену у Его Высочества Цейтнота. Но восхождение - обязательная процедура, без этого и поход не поход. Приняли решение покорить Торговую. С утра начали подъём втроём. Кэп остался караулить бивак.       Из-под ног выбегали горные куропатки, уводя от своих гнёзд. Под ногами зеленела мхом морена ещё с ледникового периода. С вершины была отчётливо видна Неройка, окрестности которой так и не удалось посетить. В сторону юга хорошо просматривался Большой Паток - приток Щугора. А внизу с северной стороны сверкало каровое озеро Торговое (каровое - значит, с дном изо льда). Вода прозрачная и голубая. Панорама - я те дам!       Спустились по снежнику, который вывалил свой шершавый фирновый язык прямиком к озеру. Спускаться альпийским шагом без остановок больше километра - занятие довольно утомительное. Особенно впервые (для меня). Ноги гудели, будто пробегал целый день. Попили из озера. Ба! А вода-то минеральная. Видно, где-то на дне выходил минеральный ключ. Потом эту воду набрали во все имеющиеся ёмкости и старались растянуть на долгое время.       На следующий день двинулись в обратный путь. Шоня прокладывал дорогу. Вдруг остановился и стал прислушиваться. Мы тоже замерли. Слышно было какое-то похрюкивание. Кабан, наверное? Вдруг в сторону от тропы метнулось существо, издалека похожее на большую собаку. Решили выяснить, что там такое. Пошли следом и наткнулись на настоящее стойбище оленеводов. Они встретили нас дружелюбно. Обогрели возле очага в чуме, напоили чаем с баранками, предложили отварной оленины. А существом оказался маленький оленёнок, который испугался небритых дядек с европейским разрезом глаз.       А что касается Неройки, то, как вы уже догадались, мы до неё не добрались, в силу известных обстоятельств, разумеется, а не патологической лени. Но переживать по этому поводу команда не стала. 3.ГАБАРИТ       Прежде чем начать сплав, долго тренировались, восстанавливая навыки работы вёслами. Перед прохождением того самого порога в заводи это было нелишним. Наконец, решились. Прошли порог со свистом. Так понравилось, что несколько раз поднимали плот и спускались ещё и ещё. Но пора и честь знать.       Погрузили рюкзаки и, попрощавшись с порогом, отправились дальше. Через некоторое время река впереди разошлась на три части. Справа и слева мелководье, а посреди русла два огромных валуна. Именно туда и направлялся основной поток. Времени на решение было очень мало, поэтому как-то само собой получилось, что последовали основному течению. С виду должны были пролезть между каменюками. Но как только попали в эти ворота, Сцилла и Харибда уральского разлива нас не пустили. Буквально нескольких сантиметров не хватило, чтобы протиснуться.       Мощный поток горной реки давил сзади и, прижимая плот к одному из валунов, пытался повернуть его на бок. Вода хлестала отовсюду. Воха, выпрыгнув, попытался каким-то образом протащить плот. Но, не достав дна, зацепился за камень и стремительным альпинистским манером вполз на него, подобно земноводному. Сразу кинули ему конец с судна в виде репшнура. Воха, с трудом прилепившись к скользкой глыбище (метра два "головы" камня торчало над водой), ухитрялся удерживать наше судно на плаву. Все вещи уже оказались в ледяной воде вместе с незадачливой командой, причём - отдельно от плота, грезя о чём-нибудь сухом и тёплом... Вы когда-нибудь сталкивались с мечтающими о сушке предметами туристического быта? Значит, вы точно не попадали в негабарит.       Впрочем, пустое. Вспомним, что экипаж ещё не спасён...       И вот, наконец... следом за Вохой выбрались и остальные члены экспедиции, затащили на камни рюкзаки и уселись, будто мокрые воробьи. Плот трепыхало и плющило об многократно увеличенную гальку размером с небольшого слона. С волшебными словами: "Эх, мать его етти!" Шоня стал пробираться к берегу вплавь. Его вынесло метрах в ста ниже по течению. А ведь по прямой до берега было никак не больше двадцати ярдов (в горном эквиваленте). Кинуть комиссару верёвку было делом технически довольно трудным, но выполнимым. Концы шнура закрепили и приступили к эвакуации.       Потихоньку перетащили по верёвке всё свое невеликое, но очень ценное, достояние. Перебрались сами и протащили плот к берегу. Решили обнести это коварное место. После чего встали лагерем и приступили к процессу сушки. Дело вполне приятное и до некоторой степени даже горячительное.    4.ПРОБКА       Когда сплав продолжился, пошли шиверы с перекатами один за другим. Тут только успевай вёслами махать. В процессе работы плечевого пояса было некогда по сторонам смотреть. Поэтому и пропустили самый, пожалуй, ключевой момент всей экспедиции.       По ручью, впадающему в Торговую, к реке вышел матёрый лосище. Мы так и ахнули. Лось непуганый вовсе - стоит, смотрит в нашу сторону метрах в пяти от проплывающего оранжевого чудища, ноздрями запах ловит от туристских разгорячённых тел. Тут бы в самый раз фотоаппарат достать. Так нету уже рабочих аппаратов - все на ТЕХ САМЫХ камнях промокли вместе с плёнкой. Даже Вохина "Смена", которую он к шее шнурком привязывал в водонепроницаемом пакете. Вот так и прошла история мимо нас, оставив след только в памяти.       А про водонепроницаемость Кэп хорошо говорил во время первого посещения Урала. Он шёл тогда в кирзовых сапогах, а чтобы они не промокали, перед выходом долго и старательно обрабатывал оные гидрофобной смазкой. Сапоги воду не пропускали. Но когда вышли к большому болоту, пришлось идти по пояс в воде. Кэп, выливая воду из кирзухи, приговаривал: "А смазочка-то дрянь! Текут сапоги, как сандалии!".       Я с Вохой впереди сидел на плоту, чтобы слегка корму приподнимало (Шоня с Кэпом полегче) - это удобно при сходе с мели, чтобы в штопор плот не колбасило. Идём дальше, обсуждаем лосяру, его матёрость рогатую. Только чувствую, что корма сильно тормозить начала. А тут еще Кэп говорит: "И откуда это воды здесь набралось?". Оборачиваемся. Мама дорогая! А Шоня с Кэпом ниже уровня воды сидят и с каждой минутой ещё ниже опускаются. Тут Шоня заявляет: "Я тут дно ногой щупаю. Вы как хотите, а я пошёл!". И точно - встать пытается. Но от этой авантюры мы его отговорили, и давай к берегу жаться.       Когда уже совсем причалили, наши кормовые по пояс в воде сидели. Представляете картинку: по речке половина плота плывёт, а за ней два посиневших от холода (вода-то не выше 4-ёх градусов) бюста следуют. Вышли, стали разбираться. Оказывается, когда плот на мелководье мотыляло, с заднего надувного отсека пробку дюралевую вывернуло (она на днище расположена). Вот вам и теория вероятности. Всегда на раскрутку вода работала. А, может, быть это от вращения земли произошло? Вода стала внутрь отсека поступать. Корма тонула сама по себе вместе с командой кормовых.       Итак, завёртка на перепускном клапане от задней части днища утеряна. Что делать? Но нашего инженера голыми руками не взять! Умоетесь, пытамшись. Новую пробку из мягкой древесины вырубили. Ввернули. Дали ей от воды разбухнуть и путь продолжили. Эта новая заглушка верно нам служила всю оставшуюся часть сплава.    5.НИМФЫ НА ЩУГОРЕ       Дальнейший путь то и дело удивлял своими красотами. Впадение Торговой в Щугор, когда реки текут прямо по одной линии навстречу друг другу, поворачивая при объединении на 90 градусов. В месте слияния постоянно стоят высокие волны, образуя стену из воды. А за поворотом - красавец Тельпос, где с вертикальной стенки 600 метров отлично видно каровое озеро. Чистота, благодать!       Не зря же бывший глава республики именно здесь себе трёхэтажный особняк отгрохал. Все материалы на вертолётах доставлялись. Представляете, в какую копеечку для бюджета это частное строительство в "государственных интересах" вылилось. А потом ещё еженедельное катание ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА туда и обратно из Печоры, а до Печоры из Сыктывкара на "личном" же АН-24. Или вы полагаете, что все эти путешествия главарь-альтруист из собственных сбережений оплачивал? Извольте подивиться вашей розовой наивности!       В одну из стоянок на острове среди ночи меня разбудило какое-то странное пыхтенье. Вылезаю из палатки. А возле костра стоит лосиха (без рогов) с малым. Изучают наше скромное жилище и бытовые условия. Завидев меня, животные мило улыбнулись и потихоньку стали удаляться в кусты, извиняясь за то, что невольно помешали нашему сну. Поутру только примятая трава говорила о ночном посещении. В результате визита исчез путевой дневник, как корова (или лосиха?) языком... И откуда лосям русский письменный знаком?       В течение Щугора имеются ещё три великолепных места - Верхние, Средние и Нижние Ворота. Это скальные выходы, грядой спускающиеся к воде с двух сторон, образуя подобие незапертых ворот. На Верхних Воротах, кроме того, ещё есть местечко с красивейшим водопадом (метров 70-80 высотой, если сложить пролёты всех трёх каскадов). На другом берегу даже постоянное место стоянки имеется со скамейкой и оборудованным кострищем, чтобы, как говорится, праздношатающийся турист не проскочил мимо.       При подходе к Средним Воротам река расширяется. Посередине песчаный остров. При подходе к нему по правому рукаву увидели вдалеке две человеческие фигурки на пляже, под стать юрмальскому. Это что касается идеального состояния песка.       По мере приближения стало ясно, что на острове не просто фигурки, а очень красивые фигурки. Не то слово - очень-очень красивые фигурки. Женские! Обнажённые! П-о-о-о-лностью, а не то, чтобы топ-лесс! Вот это да! Моторки сюда не поднимаются - часто больно фарватер меняется, никакой лоции на это место не придумаешь. А если и придумаешь, то много ль в том толку - на мель наткнёшься за милую душу.       Кто же этих наяд сюда завёз? Только мы себя этим вопросом озадачили, тут почти сразу всё и прояснилось. Из кустов с берега нам военненькие в форме ВВ ручонками и "калашами" машут - пристать велят. Пристаём. Получаем инструкцию - к нимфам не клеиться, следовать мимо быстро насколько позволяет вёсельная тяга, а то документы начнут проверять и арестовывать за всякие нарушения.       Позднее выяснилось, что эти обнажённые девчонки привезены в качестве развлекалова двум ОЧЕНЬ большим генералам из МВД. У них тут (в заповеднике!) рыбалка пополам с охотой и пьянкой. Не хватало только девок. Доставили литерным рейсом прямиком из Москвы, с Тверской (тогда ещё Горького). А комары девиц не брали - потому, как на остров они через реку не долетают.       Жаль, конечно, что нам так и не удалось (на мушке у свирепых бойцов) познакомиться с нимфами Щугора. Им тоже, видно, было жаль. Такие парни прошли стороной, не эти толстопузые сытые старпёры, которые подобно Горьковским пингвинам прятали что-то жирное в утёсах. Красотки-островитянки ещё долго стояли на песчаной косе, махая нам голубыми платочками вслед. И только в бинокль можно было рассмотреть, что вовсе это и не платочки, а принадлежности женских купальников.    6. ПРИНЦ ДАТСКИЙ       Между Средними и Нижними Воротами на Щугоре располагается база ихтиологов. Когда мы должны были к ней подойти, с утра зарядил ливень. Да такой, что сухого места не осталось. Лагерь разбивать, чтоб сушиться - себе дороже. Во-первых, долго и под дождём. Во-вторых, потеряв массу времени, будем вынуждены спешить, чтобы поспеть в срок. С яростью в сердце и недобрым огнём в глазах. И это вместо того, чтобы получать удовольствие от окружающих красот. Поэтому гребём. Гребём сейчас. Гребём изо всех сил. Упираемся так, что искры из глаз, чтобы не мёрзнуть. Остановку только на базе решили сделать. Она должна вот-вот показаться.       Место, где живут ихтиологи увидели сразу, несмотря на плотную водяную завесу. На берегу стояла одинокая фигура в армейском плаще с надвинутым капюшоном. Мысль, что нас видят, добавила азарта. Навалились на вёсла сильнее и красивым противолодочным зигзагом (термин, бытующий на эсминцах и торпедных катерах) плюхнулись в берег. Подходим к человеку. Глядь, а свидетелем нашего триумфального заплыва оказался парнишка лет четырнадцати-пятнадцати. Он заулыбался и залепетал что-то на странном языке. Я бы коми враз узнал. А тут - ни одного знакомого слова. Мало того - какой-то грубоватый язык, на немецкий похож. Но всё же не немецкий. Кэп около десяти лет в Западной группе войск служил, но только головой покачал - "нихт ферштейн", дескать, или что-то вроде того.       Шоня приблизился к аборигену и осведомился вежливо: "Парень, сигареты есть? Наши-то вымокли, а из рюкзака долго доставать". Мальчишка ничего не ответил, опустил голову и поплёлся, словно побитая собака в сторону дома, который выглядывал из кустов. Соображать, в чём дело и угадывать причину его печали нам было некогда. Мы быстренько в тепло устремились. Просушиться, ну, и всё такое.       В доме нас встретил целый выводок ихтиологов и ихтиологинь. Мухой члены экспедиции переоделись в сухое и присели к столу, куда гостеприимно звали нас обитатели базы своими улыбками. Народ как раз обедал. Мы по наивности поинтересовались: рыбу изучаете, господа-товарищи? Они засмеялись и ответили: "Сейчас и вы будете изучать. Только помните, что здешнюю рыбу изучать начинают с головы, поскольку вы гости".       Внесли уху, разного рода жареных и солёных рыб, рыбов и рыбиц. Мы, не долго думая, приступили к тщательному изучению. Что в это время делал Воха, которого любителем речных, морских и прочих озёрных деликатесов не назовёшь, сказать трудно. Если захочет, сам прояснит вопрос. При случае...       А вопрос обиды местного парнишки прояснился просто. Оказывается, по радиосвязи ихтиологам сообщили, что в район Тельпоса выбрасывают датских туристов. Что они потом самосплавом двинуться вниз по Щугору. Парнишка каким-то чудесным образом (про интернет тогда только в страшных снах смотрел Михаил Сергеевич, когда у Раисы Максимовны разыгрывалась "супружеская мигрень") узнал пару приветственных фраз на датском (который на немецкий чем-то похож в акустическом смысле).       Завидев, возникающий из дождя, оранжевый океанский плотик с командой весело разгребающей как речные, так и дождевые воды; командой, одетой в яркие анараки, он принял нашу экспедицию за датскую, что и подтвердил своим радостным приветствием. Но услыхав русскую речь, парень лишился приподнятого настроения и ушёл грустить. Вот так из Вохи не получился Гамлет. Абидна, да?!       Ихтиологи рассказали нам ещё одну чудную историю, имеющую отношение, если не к Дании, так к "принцу крови" точно. Однажды летом они наблюдали следующую картину:       Вверх по течению движется двухместная байдарка, её тащит за верёвку волоком пожилая женщина. В байдарке сидит здоровенный детина, лениво пошевеливая веслом, и покрикивает: "Мама, нельзя ли побыстрее? Я кушать хочу!". Когда детина вылез из лодки все просто поразились его габаритам. На нём бы не один гектар вспахать можно. На вопрос, почему женщина тащит такого дитятю, она заявила: "Он у меня в детстве болел сильно".       Через пять дней мимо базы пронеслась та же двухместная байдарка уже вниз по течению. Реку оглашали голоса: "Денисочка, скушай ещё оладушков, сынок. Я их с утра нажарила...", "Мама, греби сильней, а то к теплоходу опоздаем".    7. ЭПИЛОГ       После встречи с ихтиологами было ещё посещение брошенной лет за пять до нас деревни на два десятка дворов - Мичебичевник. Стоит она на красивом мысу. Кругом покосы, леса кедровые. Благодать, но... Закрыли тут метеостанцию, и жизнь ушла вместе с людьми. А на таком невероятной красоты пленэре я бы согласился пожить с мая по октябрь. С премилым удовольствием. Только бы ещё корову в нагрузку дали.       В деревню Усть-Щугор прибыли поздно вечером. Расположились на высоком берегу Печоры в аккурат рядом с местным кладбищем. Место красивое, сухое. Так какой смысл брезгливых из себя строить?       Поставили палатку, приготовили ужин, разлили из заветной фляжки сэкономленные пайки спирта. Любуемся на белые ночи. Кэп отошёл недалече за бугор, слегка пошатываясь на ветру. А там деревенские дети. Увидели страшного дядьку, который с кладбища пробирался, неверные ноги примеряя к дороге, исполняя старинную пиратскую песенку про Йо-хо-хо и бутылец с ромом, и - с визгом по домам. Обидели Кэпа в его святости.       Утром мы на "Зарю" уселись и в Печору отправились. По дороге Кэп прилип к буровикам, которые с вахты возвращались. А у тех фляга сорокалитровая с пивом. Откуда взялась неизвестно, на буровых-то "сухой закон". Предложили Кэпу попробовать. Но не учли работяги, с кем связались. Их четверо было, и они планировали пиво это в Печоре распить, а в теплоходе только жажду утоляли. Не удалось!!! Ведь и нас - четверо, но мы совершенно ничего в отношении их пива не планировали... Вот такие дела.    Небольшое дополнение к байке от Димыча по названию "ПРОБКА ИЛИ ПРИНЦ ДАТСКИЙ", посвященной рекам Торговая - Щугор с пижонской доставкой на Урал вертолетом, рассказанное Вохой Маленькое вступление       Для меня эти посещения славных Уральских краев и сегодня богаты воспоминаниями. Это, конечно, и борьба с особым видом летающих кровососущих, соскучившихся по нашей европейской крови и по некоторым местам Димыча, это и потрясающие рецепты теоретически съестного, которыми гордый от своих творений боцман потчевал команду а при неудаче проводил стерилизацию окрестных водоемов, это и потрясающие по красоте розовые Уральские горы на рассвете, это и ужин в компании дружелюбных зеков, это и обязательная банька по возвращение, это и перелет Вохи с Шоней на глупом АН-24 из Печоры в Москву, сопровождающийся болтанкой, во время которой мы пытались успокоить проснувшуюся ЯМУ желудка, а остальные пассажиры лайнера пытались отыскать свободные гигиенические пакетики... Да чего только не было! К сожалению, фото у меня практически нет, остались слайды, а отсканировать их проблемно... Но, постараюсь как-нибудь... А вот, собственно, и само дополнение       Началось лето 1989 года как всегда подготовкой к отпуску, которая заключалась в попытке убедить начальство в том, что на работе я не нужен и имею полное право покинуть пределы города Донецка на длительный срок. Разум победил, и вот я сижу на полу перед пустым рюкзаком и горой вещей, которая упрямо не желает помещается в этот оранжевый мешок. Были там и упомянутые Димычем зеленые капитанские штаны, которые и сейчас я храню как раритетную вещь. Но самое главное заключалось в достаточном количестве жидкости по названием гидрашка, столь необходимой в подобном мероприятии и милой душе и сердцу.       Главная проблема заключалась в том, что в те времена правила Аэрофлота запрещали перевозку горюче-смазочных материалов в неоригинальной упаковке. И вот фантазия мне подсказала: пустая бутылка из-под шампанского заливается этой чудесной жидкостью, затыкается опять же пробкой из-под шампанского, заматывается проволочка и наклеивается фольга. Очень похоже внешне на настоящее.       Недоумение проверяющего в аэропорту, зачем в рюкзаке шампанское, я гордо проигнорировал и вот уже спускаюсь с трапа самолёта в славном городе Печора, а за заборчиком аэропорта вижу улыбающиеся физиономии Шоньки и Димыча. Квартира Димыча напоминает поле после Куликовской битвы в связи с наличием кучи распакованных рюкзаков. Начинаю разбирать привезенные шмотки, достаю заветную бутылочку и бережно ставлю ее на стол. Ныряю опять в рюкзак и слышу довольный голос Шони: "Воха! Молодец! Догадался!" Не могу понять, о чем речь. Оборачиваюсь и вижу, как Шоня с удивленным выражением лица трясет эту бутылку, надеясь выстрелить в потолок... Выпить шампанского ему так и не удалось...       В тексте не использованы фотографии Николая Александрова, туриста-одиночки из г. Печора. Фотографии уже нельзя увидеть на авторском сайте Чвакова Димыча в связи с его, сайта, закрытием.       август 2002 г., октябрь 2007 г., ноябрь 2009 г.

5

Васильева Т.Н. Марийка и цветок купальский (М)   21k   "Рассказ" Фэнтези

  

   Июньский день выдался солнечным и жарким . Весело напевая, Марийка взбежала на крыльцо и остановилась, услыхав разговор:

   - Так отправь её, Владек, к своим старикам, пусть там поживет - и им поможет, и нам не мешает, - девушка узнала голос Ядвиги Зыгмантовны, отцовской полюбовницы.

   - Да, как же я кровиночку свою от себя отпущу-то, Ядзя?

   - А как ты её потом замуж отдавать собираешься? Иль всю жизнь в девках около тебя просидит? А, впрочем, её и так никто не возьмет - нищую да уродливую.

   - Ох, Ядзя, зачем ты так? Я ж вас обеих люблю.

   - Как знаешь, Владзичек. Только я в твой дом женой при Марийке не пойду! Сама в падчерицах маялась - теперь не хочу мачехою называться.

   - Так ведь знаешь ты Марийку сызмальства, Ядзенька, добрая она да послушная. Неужто, вы с ней не поладите?

   - Не хочу больше об этом, Владек. Вот мое последнее слово - или я, или дочь твоя Марийка.

   Еле успела Марийка в чуланчике схорониться - резко распахнулась дверь, Ядвига Зыгмантовна широким сердитым шагом сошла с крыльца, хлопнула калиткой. Марийка дух перевела, зашла в хату.Сидит тата за столом хмурый, чуть не плачет. Ничего не сказал Марийке, и она промолчала, а видит - тяжело ему стало, совсем загрустил.

   Не права Ядвига - не нищая Марийка, нет у неё, правда, никаких драгоценностей, кроме матушкиного колечка, но, она, пусть небольшие, да зарабатывает деньги - помогает Яцкевичам за поросятами ухаживать. Яцкевичи богато живут, мясом торгуют, недавно третья свиноматка принесла двенадцать поросюшек - десять свинок да двух кабанчиков. Вспомнив кабанчиков, Марийка заулыбалась - такие они славные да смешные, с родимыми пятнышками на боках. Она им имена дала - Вацусь и Домусь. Ходят за Марийкой, как за мамкой, играются. А времени на игры совсем мало - надо всех накормить, убрать в хлеве да воды принести. Марийка целый день крутится, хозяйке помогает.

  

   Неспокойно в эту ночь было в доме Пашкевичей. Тата не спал, все ворочался, вздыхая, да и Марийка долго уснуть не могла. А утром чуть свет собрались на работу. Путь девушки мимо Зыгмантовной хаты проходит. Ядвига вышла на крыльцо, глянула с прищуром из-под ладони:

   - Утро доброе, Марийка!

   - Доброе вам утро, пани Ядвига, - поклонилась вежливо девушка.

   - На работу идешь?

   - Да, пани Ядвига, к Яцкевичам...

   - Ну, хорошо, иди себе, работай. Да, вот возьми рушничок. Отцу передашь.

  Марийка и Ядвига, как небо и земля - одна светловолосая, зеленоглазая, тоненькая, другая - волосы, как воронье крыло, глаза темные, кость широкая. Не нравится Марийке голос Ядвиги, как-то странно он звучит. Но рушник взяла, положила в корзинку, попрощалась и пошла своей дорогой. Ядвига губы поджала, черные глаза огнем сверкнули. Смотрит в спину Марийке да что-то вслед нашептывает, подол черной юбки, как на сильном ветру, полощется, с шумом хлещет по ногам.

   От жары и тяжелой работы быстро устала Марийка, решила освежиться да и вспомнила про рушник, им и вытерлась. И словно провалилась куда-то. Сначала голова закружилась, потом голоса вокруг зашептали, деревья зашумели. Сморил девушку крепкий сон, очнулась от крика хозяйки, что поросята все разбежались, куда Марийка смотрела! Долго со всех углов поросят собирали, почти всех нашли, кроме Вацуся и Домуся. Видимо, в пущу убежали. Отправилась девушка на поиски, на улице совсем стемнело, уже и Вечерница* высоко в небе появилась, оглядывает Землю - все ли на местах, можно ли Ночь на службу выпускать. А Марийка все поросяток ищет, ноги сбила в кровь. Страшно в пуще ночью - да ещё Леший выскочил, свои владения проверяя, испугал девушку. Кинулась Марийка от него бежать, запнулась, упала и потеряла сознание.

  

   - Давайте её разбудим...

   - Какая славненькая...

   - А она живая?

   - Конечно... Она же дышит.

   - Ей щекотно!!!

   Рассмеялись - колокольчиками рассыпались. Голосочки, как капель весенняя, звонкие и радостные. Марийка глаза открыла: разноцветные бабочки около неё летают, много-много. Вгляделась: а это не бабочки, а малюсенькие феечки в полупрозрачных нарядах, в волосах распущенных у кого банты завязаны, у кого цветы вплетены. Села, головой помотала: нет, не исчезли, только чуть подальше отлетели.

   - Вы кто?

   - Мы гаёвки - лесные бабочки-феи.

   -Вы умеете разговаривать?

   -Конечно.

   - А вы знаете, как из пущи выйти?

   -Нет. А зачем? Нам здесь нравится.

   Рассмеялись, в танце закружились - яркими платьицами замелькали перед Марийкою.

   - Феечки! А вы поросяток не видели? Маленьких.

   - В пуще много поросяточек...

   - Нет. Эти - домашние, Вацусь и Домусь. Если я их не найду, у нас с татой дом отберут, и пойдем мы по миру скитаться...

   Подлетела к Марийке хрупкая феечка с короной на золотистых волосах, села на ладонь, заговорила нежным голосом:

  - Я - принцесса Юлита. А тебя Марийкой зовут?

   Кивнула Марийка, а у самой - слезы по щекам катятся.

   - Не плачь, Марийка. Что-нибудь придумаем. Нужно поросят твоих в чаще поискать, а мы тебя проводим.

   Долго шла Марийка за феечками - мимо болота, в котором страшно мычал и гоготал Болотник*, мимо озера, из глубин которого слышались соловьиные песни зеленоволосых Озерниц*. Никуда не сворачивая, никуда не оглядываясь - за каждым деревом нечистая сила таилась и все ожидала, когда девушка с пути собьется.

   К вечеру феечки уснули на цветах и кустарниках. Окружила, обняла лес темнота. То тут, то там совы заухали. Не спится Марийке, тяжело на душе - об отце думает, о Вацусе и Домусе, о далеком доме. Так всю ночь и просидела, уже и Зарница* на небе взошла. Закрыла Марийка лицо ладонями и вздохнула тяжело:

   - Ох...

   Зашуршала трава под ногами, земля забугрилась, Марийка вскочила испуганно. Из-под земли маленький длиннобородый старичок появился, глянул исподлобья и спросил недовольно:

   -Чего требуешь?

   Марийка ошарашено на него посмотрела да и ляпнула:

   - Домой хочу!

   Сел старичок на пенечек, почесал затылок:

   - А никак!

   - Это почему ещё? - удивилась девушка.

   - А некуда!

   - Ох..., - испугалась Марийка.

   - Чего требуешь?

   Ничего не понимая, уставилась на деда, вот попугай! Однако, быстро сообразила:

   - Хочу про все узнать!

   - Ох..., - вздохнул старичок.

   - Чего требуешь? - не сдержалась девушка и прыснула.

   Дед погрозил пальчиком:

   - Не балуй! Ну, слушай... Злая баба в черном одеянии зло над тобой совершила...

   - Ядвига?

   - А и не Ядвига она, а настоящая ведьма! Чума! Дочь Чернобога*. Её, ещё маленькую, послали на землю, чтобы среди людей зло да распри сеяла. Что она и делала. А как в отца твоего влюбилась, совсем злючей стала - мешала ты ей. У Чернобога к отцу твоему свои счеты были...

   - Какие это?

   - Этого я не знаю. Только, девонька, как отец ушел тебя искать, Ядвига черной тучей на небо метнулась, метлой поганой весь урожай замела, скотину погубила, а потом созвала помощников - Цмоков-великанов*. Они ручищами огромными деревья да дома из земли повыдергали, пламенем из ноздрищ своих поганых всё вокруг пожгли. Не осталось ничего, Марийка. Вся Беларусь в огне и беде. Не лают собаки, не поют петухи в селах. Некуда тебе возвращаться. Даже здесь, в пуще, попряталось все живое.

   - А тата? Как мне его найти?

   - А вот это мне неведомо, - старичок почесал в затылке, - думаю, девонька, надо тебе к Змею на поклон идти - он все знает.

   - Да как же, я, невинная девушка, сама к Змею-Ящуру заявлюсь? Он надо мной надругается и на части разорвет.

   Старичок подумал, пожевал губами: - Говорят, что прежнего Ящура бог Солнца, Дажбог, недавно с Земли прогнал, нынешний Князь-Змей честный и справедливый, и есть у него любимая и верная жена.

   - А коли так - ведите меня к нему! - Марийка вскочила на ноги.

   - Змей на краю Неба, на вершине Дуба, - сказал старичок и исчез, земля сравнялась - как никого и не было. Прилегла Марийка, прижалась щекою к земле, заплакала.

  Разбуженные утреннею зарею феечки расправили крылышки, выпили по глоточку чистой росы, защебетали весело.

  - Что ты плачешь, Марийка, - подлетела к девушке принцесса Юлита.

   Марийка поделилась новостями, от Оха* услышанными. Призадумались феечки, на непонятном языке долго спорили, потом Юлита сказала:

   - Каждый год в ночь на Ивана Купалу цветет в чаще папоротник, лишь на один миг раскрывается купальский цветок. Кто сорвет его - силу обретет, счастье, и желания свои исполнить сможет. Надобно тебе, Марийка, папоротник этот отыскать...

   - А как я найду его, не знаешь?

   - Этого я не знаю. Растет папоротник в глубине Беловежской пущи, в самой густой чаще. Но мы туда не полетим, там черные бабочки-всеядки живут ...

   Вздохнула девушка, попрощалась с феечками и в путь отправилась. Долго шла по лесной чаше одна - ни птиц, ни зверей не встречала, только ветви на деревьях качались, шуршали листьями. Водой из чистых ручейков жажду утоляла, ягодами и травами - голод притупляла. Устала Марийка, присела отдохнуть на поваленном деревце, вдруг слышит, словно крадется кто-то среди деревьев. Оглянулась - стоит за спиной сгорбленная седая старушенция, вся какая-то черная, глаза колючие, злобные.

   А та подходит к девушке и говорит свистящим шепотом:

   - Здравствуй, Марийка.

   - Здравствуйте, бабушка, - отвечает девушка, убежать бы, да ноги, словно к земле приросли.

   - Знаю я, что ты ищешь. Купальский цветок хочешь отыскать?

   - Да, бабушка, - а сердце холодом обдает, страшно Марийке.

   Старуха улыбнулась, - свернул на солнце кривой огромный железный зуб, глаза заблестели:

   - А какие желания у тебя к цветку волшебному?

   - Тату отыскать, поросят вернуть да в дом воротиться.

   - Хорошие у тебя желания. Покажу я дорогу. Только ты мне за это отдай то, что тебе давно принадлежит, да ты все равно не пользуешься, видать, не надобно.

   Марийка очень за отца переживала да домой вернуться хотела, а раз уж вещь ненадобная, так что не отдать? Согласилась, не раздумывая:

   - Забирайте...

   - Ладно! А ты иди прямо по этой тропке, воон в ту чащу, все дальше, все глубже, потом по болоту, через озеро, да с Болотником и Озерницами не общайся - заманят, утащат на дно. А там и папоротники увидишь. А поспеешь к ночи на Ивана Купалу - найдешь цветок волшебный.

   - Спасибо, бабушка, - только и успела сказать Марийка, а той уже и не видно. Странная старушка - а ведь и не взяла ничего с девушки...

  Решила Марийка умыться перед дорогой, наклонилась к ручью и отпрянула - из прозрачной чистой воды на неё глянула старая бабка, седая да сморщенная. Поняла девушка, что забрала у неё старуха - Воспа, ведьма злая, молодость да красоту, обманула Марийку.

   " Ничего, главное - цветок найти. Домой возвратиться с татой, Домусем и Вацусем, как-нибудь обойдется", - подумала Марийка, а у самой так на сердце тяжело стало, что жить расхотелось. Вздохнула да дальше в путь отправилась. Когда через чащу лесную шла, деревья ветви переплетали, обратную дорогу закрывали, кустарники сплошной стеной смыкались. С трудом через болото перебралась, дальше идти - некуда. " Неужто, пропаду в лесу, как матушка родимая когда-то, потеряюсь навсегда", - ужаснулась девушка.

  Со всех сторон высоченные деревья да непроходимые болота, один путь остался - через озеро, хватит ли сил? Все же поплыла. Почуяли её слабость Озерницы и Русалки, окружили плотным хороводом, чуть не утопили. Уже под воду затянули, убаюкивают, да тут услыхала Марийка матушкин голос - словно та позвала дочку по имени. Опомнилась, стиснув зубы, еле выкарабкалась на сушу. Смотрит: а ведь не соврала злая Воспа - куда ни глянь, повсюду папоротники растут.

   Только который папоротник зацветет? Как угадать? А красиво как... Девушка залюбовалась высокими деревьями, цветами да ягодами. Папоротники веерами огромными закачались, закружилась голова у Марийки. Вдруг тучи черные на небе собрались, ветер сильный поднялся, совы громче заухали. Видит Марийка, что и не тучи это, а злые ведьмы на свои метлах мчатся к поляне заветной - цветком волшебным завладеть. Впереди - Ядвига Зыгмантовна, вся почерневшая, глаза, как угли тлеющие. Опустилась около девушки:

   - Не бывать, по-твоему, слышишь, Марийка!

   - Чем я не угодила вам, пани Ядвига?

   - Ты ещё спрашиваешь? Счастье мое украла, мерзавка.

   - Да, я...

   - Хватит! Не хочу больше с тобою разговаривать. А только слушай меня: не видать тебе Цветка Купальского!

   Вложила Ядвига два пальца в рот да как засвистит - деревья закачались, задвигались, ветвями к Марийке тянутся. Сплотились, скрутились в черные удушливые ленты, обнажили острые зубки бабочки-всеядки. Из чащи топот послышался, такой, что земля затряслась. Стадо диких кабанов выскочило прямо на папоротники, в тот же миг мелькнула на одном из растений завязь красная. Марийка к нему рванулась на защиту, да Ядвига дернула за волосы, в глазах потемнело. Упала Марийка, больно ударилась, до слез, а Ядвига диким смехом да свистом кабанов подгоняет. Те копытами мощными папоротниковую поросль вытаптывают, клыками из земли с корнями выдергивают. Подруги Ядвигины на метлах над кабанами носятся, покрикивают, огненные клубки на землю кидают с диким хохотом.

  Вдруг откуда-то, громко всхрапывая, появились два огромных секача, морды в пене. Взрыли землю копытами и против всего стада бросились. Увидала Марийка пятнышки знакомые на боках секачей - поняла, что это Вацусь и Домусь. Ядвига к Марийке кинулась, рукой с огромными грязными когтями замахнулась, Марийка отпрянула, колечко с руки упало и вокруг трижды прокатилось.... Остановилась Ядвига - не может за святой круг перейти, стоит Марийка, как вкопанная, а на поляне настоящая битва развернулась. Вот уже упал бездыханным один Марийкин товарищ, у второго силы кончаются, оглянулся он на девушку, головой мотнул и захрипел. Повернула голову Марийка: из завязи на папоротнике свет тонким лучиком заструился, лепесточки вырастать на глазах начали, вот-вот раскроется цветок. Поняла Марийка - надо к Цветку пробираться. Да Ядвига проворней оказалась - вперед неё к папоротнику подскочила, руку свою поганую протянула, отталкивает девушку.

   Хоть и светла купальская ночь, а всех ослепил яркий всполох - с неба в сверкающем контуше* статный юноша спустился, стреножил крылатого коня, подбежал к Ядвиге, успел перехватить её руку:

   - Что ж ты, молодушка, у безобидной старушки цветок отнимаешь? Ты ещё молода, а в её жизни это, может быть, последний рассвет. Пусть загадает три желания.

   Не растерялась Марийка - вспомнила, что это она теперь бабушка-старушка, бросилась к цветку. В тот же миг раскрылись лепестки, Марийка рванула цветок, вспыхнул он ярким красным огнем в её руках и закрылся.

   Замерла поганая нечисть, сели ведьмы на свои метлы, полетели в царство Чернобога, впереди всех - Ядвига, зубами скрипит, стонет от бессильной злобы. Отступили в чащу, утихомирились кабаны, рассыпались в пыль черные бабочки.

  

   Глянула Марийка на своего заступника. И обомлела. Не видала раньше она таких красивых парней - статный, высокий, черноволосый, глаза добрые и умные. Да она теперь - старуха дряхлая. А лес вокруг радуется: деревья ветви расправили, запели снова птицы, звери стали выбираться из чащи, бабочки-феечки появились над поляною, разноцветными крыльями машут, танцуют, веселятся.

  Судорожно вздохнув, прошептала Марийка первое заветное желание: и враз от папоротника радугой лестница протянулась высоченная. Поднялась Марийка по ней до самого Неба. Смотрит - сидит на верхушке Дуба Князь Змей на троне, чешуя блестит на Солнце, глаза умные, внимательные, удивленные и ласковые, рядом супруга верная кольцами свернулась. Поклонилась Марийка им в пояс, низко:

   - Достопочтимый князь, подскажите мне, как отца моего отыскать, Уладзислава Пашкевича? Жив ли он? - А сама думает: " Где же я глаза эти видела"?

   -Аль ты меня не узнаешь, доченька?

   -Тата??? Вы?

   - Я, Марийка...

   - А как же это получилось так, тата?

   - Ещё когда мы с матерью твоею женихались, влюбился в неё злой Чернобог, да не пошла за него Стася. Поклялся он мне отомстить и послал на землю дочь свою Ядвигу. Заколдовала она Стасю, в шкуру змеиную заковала, сумела любви моей добиться, а как узнала, что я искать тебя отправился, навела порчу - в Змея превратила, не вернуться мне в человеческий облик.

   - Сейчас, тата. У меня еще два желания остались.

   Холодной лентою змея золотистая по ногам скользнула, к Марийке ластится. Смотрит девушка - а у змейки во рту колечко - то самое, матушкино, а в глазах - слезы. Склонилась Марийка, осторожно забрала колечко, надела его. Поняла, кто от беды в лесу спасал...

   Пошептала Марийка, кожа змеиная спала, и перед девушкой отец и матушка - в прежних образах предстали. Обняла их Марийка, поплакали от радости.

   - Что ж, тата, мамо. Пора нам домой собираться.

   - Вот ты, каков в обличье настоящем, Князь Змей, - услыхала знакомый голос Марийка, сердце дрогнуло...

   - Знакомься, Марийка - это Дажбог, друг мой, - говорит отец, а Марийка и так глаз не отводит...

   - А это дочь моя, Марийка...

   Вспыхнула девушка - да отвернулась, горестно ей в старушечьем-то виде перед этаким красавцем...

   - Жаль, не могу я вас в жены взять или сестрою назвать, преклонный ваш возраст не позволяет. За лес, за вашу доброту, спасибо, Мария. И будьте вы мне доброю бабушкой.

   " Бабушкой?!" - возмутиться хотела Марийка, слезы из глаз вот-вот потекут, как вытерпела, сжала зубы, к отцу повернулась.

   - Пора домой возвращаться. Я сейчас попрошу, - и наклонилась над цветком.

   Закрыл отец цветок руками:

   - Стой, не торопись доченька. Одно желание только осталось у тебя. Посмотри вокруг: отступили черные силы, оживает Беларусь, люди в села возвращаются, хаты восстанавливают. Слышишь - петухи запели. Теперь наш дом, Марийка - вся Беларусь, в любом селе место найдем, хоть и здесь, на Дубе, останемся, а тебе свое счастье нельзя терять.

   Поняла Марийка, о чем говорит отец, вспыхнула:

   - Да как же, тата, я же скучать буду?

   А желание уже само из сердца выпорхнуло, опустилось на крылья принцессы-феечки Юлиты. Та и присела с ним на волшебный цветок. Легко и светло на душе у Марийки сделалось, с глаз, будто пелена упала.

   Подошел удивленный Дажбог:

   - Марийка, будь моею Ладою. А скучать тебе не придется.

   Смотрит девушка: платье на ней нарядное, узорами вышитое, да веночек на голове свадебный, кинулась к воде - прежняя Марийка оттуда смотрит, молодая да красивая. Зарделась, расцвела нежной улыбкой. Дажбог взял её за руку, за благословением к отцу и матери подошли.

  От всей души играл колокольцами заводила Щедрец*, развлекая гостей на славной свадьбе. Не обманул суженую Дажбог - частенько Марийка Ладою на землю приходит, в домах лад да уют наводит, песни о любви поет. Помогает править на земле, служит честно народу белорусскому Князь Уладзислав с верною своею супругой Станиславой.

   И каждый год в ночь на Ивана Купалу расцветает в чаще волшебный цветок, исполняя чьи-то заветные желания.

  

  

ВСТРЕЧИ И РАССТАВАНИЯ

(по мотивам четырех маорийских легенд)

Лучшая смерть для человека - смерть за свою землю. Ибо люди проходят, а земля остаётся. И сказания этой земли сохраняются в ней навечно, чтобы прийти к тем, кто снова заселит её.

Давным-давно, когда еще не было ни дня, ни ночи, ни солнца, ни луны, ни зелёных полей, ни золотого песка, Ранги, Небо-отец, всё время находился в объятиях Папы, Земли-матери. Много столетий они лежали, крепко обняв друг друга, а их дети-боги, как слепые, ощупью пробирались между ними. В мире, где жили дети Ранги и Папы, было темно, и дети мечтали вырваться из мрака. Им хотелось, чтобы ветры резвились над вершинами холмов и лучи света согревали их бледные тела.

И вот дети-боги решили освободиться. Они столпились вокруг Тафири-матеа, отца ветров, а Ронго-ма-Тане, отец полей и огородов, уперся плечами в Небо и пытался выпрямиться во весь рост. Братья слышали в темноте его быстрое дыхание. Но тело Ранги оставалось неподвижным, и густой мрак по-прежнему окутывал их всех. На помощь Ронго пришел Тангароа, отец морей, рыб и пресмыкающихся. К нему присоединился Хаумиа-тикитики, отец диких ягод и корней папоротника, а потом и Ту-матауенга, отец мужчин и женщин. Но все их усилия были тщетны. Тогда боги увидели, что их родителей связывают как бы канаты - а это были руки Ранги. Ту-матауенга безжалостно отсек руки отца, и из крови, хлынувшей на тело Папы, образовалась красная охра, которую до сих пор находят в земле.

Как раз в это мгновение поднялся могущественный Тане-махута, отец лесов, птиц, насекомых и всех живых существ, которые любят свет и свободу. Тане долго стоял молча и неподвижно, затаив дыхание, чтобы собраться с силами. Потом он уперся ногами в Землю, а руки прижал к Небу. Выпрямляя спину, Тане изо всех сил отталкивал ногами Землю. Ранги и Папа плакали, расставаясь, но иначе было нельзя: дети их должны были вырваться из родительских объятий на волю. Чтобы хоть как-то возместить их утраты, Тане одел мать в наряд из могучих деревьев каури и великолепных папоротников, а отца - в дивный наряд из красного плаща заката, расшитого блестками звёзд. На груди плащ был скреплен серебряным лунным диском - Марамой.

А сами боги-дети радостно и гордо шествовали по земле, и она расцветала под их ногами, почти забыв прежние горести, пела голосами всех птиц, наряжалась в одежды изо всех цветов, румянилась соком всех ягод и расчёсывала пряди зелёных волос - ими были деревья, кусты и травы - гребнем юной луны, что отражалась во всех её тихих водах.

Так было в те дни, когда мир был еще юн и боги еще не удалились на небо, всё было живым и открыто проявляло себя: и леса, и звезды, и реки, и озера, и даже горы. Те вершины, что жили возле самого красивого из озер Ао-Теа-Роа, вместе ели, трудились, играли и любили друг друга, но время шло, и между ними начались раздоры, как это бывает и между людьми. Тогда молодые горы стронулись с места. Они торопливо бежали ночью, направляясь в разные стороны, и останавливались, как только всходило солнце. На том месте, где они устраивались на отдых, земля проседала, возникали болота, провалы и ущелья.

Около озера остался лишь убелённый снегом Тонгариро, чьё название означало "Холодный южный ветер уносит мой дым". Он взял в жены Пифангу, небольшую нарядную гору, которая жила по соседству с ним. У них родились дети: сыновья Снег, Град, Дождь и Изморозь. Пифанга любила Тонгариро, и когда широкоплечий Таранаки начал заигрывать с ней, Тонгариро в ярости прогнал Таранаки далеко на запад. Таранаки добежал до самого моря и оставил позади себя глубокое ущелье, по которому теперь течет река. На берегу моря Таранаки уже мог не бояться мести Тонгариро, но ветер донес до него облачко дыма, подхваченного над вершиной рассерженной горы. Пожав плечами, Таранаки медленно пошел вдоль берега. Он ненадолго задержался в Нгаере, а когда вновь тронулся в путь, на земле осталась большая впадина, которая потом превратилась в болото.

На рассвете Таранаки достиг мыса, который вдавался глубоко в море, и остался там навсегда. Иногда он проливает слезы, вспоминая Пифангу, её округлую грудь и покрытые нежной зеленью скаты, и тогда его окутывает туманное облако. Западный ветер подхватывает их и бережно проносит над холмами и долинами, чтобы увенчать Пифангу знаком любви. Иногда Тонгариро замечает это и вспоминает о дерзости своего далекого соперника. Тогда пламя гнева клокочет у него в груди, и густое облако чёрного дыма повисает над его головой.

Говорят, что благодаря этому туману, что сползал со склона горы-женщины и сливался с облаком на вершине горы-мужа, у супругов родились дочери: Хине-пукоху-ранги, или Дева-Туман, и Хине-ваи, или Дева-Дождь. Ночью жили они вместе с родителями, а жарким днем поднимались на небо. Дочери гор были куда больше похожи на людей, чем их братья, и оттого любили купаться в озерных водах, чтобы возросла их красота.

Озеро стало таким волшебным, когда полюбило одну звезду.

Это была не простая звезда - такая яркая, что её сёстры не осмеливались приблизиться к ней из страха, что их красота померкнет в её лучах. Она затмевала своим сиянием все остальные звезды, а красотой - и саму луну. Немудрено, что все живущие на земле были привязаны к ней и каждую ночь поджидали, когда она озарит все вокруг своим мягким светом.

Когда жаркий день медленно склонялся к вечеру, звезда всякий раз загоралась в западной части неба. При виде возлюбленной озеро вздрагивало, так что лёгкая рябь пробегала по его воде, а потом вмиг становилось неподвижным, чтобы дать возлюбленной отразиться в неподвижном зеркале его вод. Сама звезда тоже любила озеро и охотно смотрелась в его гладкую поверхность.

Возревновал к этой любви Тане: он ведь хотел, чтобы все люди любовались только на те блёстки, которыми он украсил плащ своего отца. Схватил огромный камень и запустил прямо в небо, чтобы разбить прекрасную звезду на мелкие осколки.

Но куда добрее его был Ранги, и помнил он, что дети для своих целей разлучили его с любимой женой. Ещё до того, как камень нашёл свою цель, мягко стряхнул он с себя звезду, лучшее и самородное своё украшение, и она плавно скатилась вниз. Только одна крупица оторвалась от тела звезды и упала в холодную воду озера, став островом - сама же звезда скрылась за краем земли, где не было ни богов, ни людей с их желанием и ревностью.

А дальше было так. Однажды ранним утром, еще до рассвета, человек по имени Уенуку бродил по лесу и засмотрелся на столб тумана, который стоял над озером. Уенуку часто видел, как туман стелется над водой, но ему еще не приходилось видеть, чтобы тот стоял как высокое дерево, чьи ветки, казалось, достигали неба. Любопытство заставило его ускорить шаг. На опушке леса, почти у самого берега, он остановился. В спокойной воде озера плескались две женщины. Дымка тумана, как облачко, окутывала их обеих, но не мешала Уенуку любоваться их красотой. Воздух вокруг был чист и прозрачен, а у берега, вблизи облачка, все было покрыто серебряной пылью. Это были Хине-пукоху-ранги и Хине-ваи, что спустились с неба, где жили, ради чистой озерной воды.

Юноша подходил к ним все ближе и ближе, будто его влекла неодолимая сила, а сестры невозмутимо смотрели на него: они не боялись его, а только удивлялись. Уенуку опустился на колени у кромки воды и сказал Деве-Туман:

- Меня зовут Уенуку. Скажи мне свое имя.

- Я дочь гор, Хине-пукоху-ранги.

Уенуку протянул к ней руки.

- Останься со мной, останься в мире света, - сказал он. - Я никогда не видел такой красивой женщины, как ты. Я сильный, я буду о тебе заботиться. Тебе понравится наш мир. - На небе холодно и пусто. А у нас летом тепло, потому что солнечные лучи заглядывают даже под деревья. И зимой у нас тоже тепло, потому что в наших очагах пылает огонь. В лесу поют птицы, смеются мужчины и женщины. Пойдем со мной!

- Откуда ты знаешь, как там - в небе? Может быть, куда лучше, чем здесь? Я буду постоянно скучать по нему, и ты будешь несчастлив со мной, - сказала девушка.

- Я всегда буду тебя любить, - только и мог сказать ей в ответ Уенуку.

- Ты не понимаешь. Я смогу быть с тобой только ночью, на рассвете я должна подниматься на небо: ведь я вся - легкий туман, что тает от жарких лучей.

- Всё равно я хочу тебя, - сказал Уенуку. - Пусть я днём буду один, я все равно хочу, чтобы ты жила со мной.

Дева-Туман улыбнулась.

- Хорошо, я приду к тебе, - сказала она.

В тот вечер Уенуку сидел один в своем доме, смотрел на огонь и вспоминал Деву-Туман. Пламя угасало, от него уже остались только синие язычки. В эту минуту Уенуку услышал негромкие голоса, потом дверь осторожно приоткрылась. Уенуку увидел Хине-пукоху-ранги и с радостью обнял ее. Ночь они провели вдвоем. Но утром Дева-Туман вновь поднялась на небо и встретилась сестрой. Они светились, как два облачка, и уплыли в вышину прежде, чем их настигли первые лучи солнца. Ночь за ночью Хине-пукоху-ранги приходила к Уенуку.

- Мне так хочется, чтобы мои соплеменники увидели, какая ты красивая, - сказал как-то Уенуку.

- Это не для них, - ответила Дева-Туман. - Есть вещи, о которых не рассказывают. Я ведь предупреждала тебя.

Уенуку боялся лишиться молодой жены и сначала хранил тайну, но с каждым месяцем все больше гордился своей небесной подругой и в конце концов не устоял перед искушением: он рассказал о ней друзьям и похвастался ее красотой. Новость скоро облетела всю деревню. Летние дни становились длиннее, и женщины не давали покоя Уенуку.

- Ты говоришь, что у тебя есть жена, - смеялись они. - Где же она, Уенуку, почему мы ее ни разу не видели? Может, ты прячешь дома не женщину, а бревно или охапку льна? Ты только говоришь, что она красивая, покажи ее нам, тогда мы тебе поверим.

- Я не могу ее показать, - защищался Уенуку. - Каждое утро, едва забрезжит рассвет, они с сестрой улетают к себе на небо.

- А ты заделай все щели в доме и скажи, что еще темно. Она останется, а когда совсем рассветет, мы откроем дверь и увидим, правду ты говоришь или нет.

Уенуку слушал их и думал, что и ему самому все трудней каждое утро снова разлучаться с женой. Он завесил окна циновками и заткнул мхом щели в стенах. При закрытой двери в доме было темно, как в безлунную ночь, когда все небо сплошь затянуто облаками.

Вечером Дева-Туман по обыкновению пришла к нему. Ночные часы пролетели незаметно, на востоке появились первые лучи света, и Хине-ваи окликнула сестру:

- Пора, пришло время расставаться с землей!

- Иду! - крикнула Дева-Туман, шаря в темноте в поисках плаща.

- Что случилось? - спросил Уенуку.

- Мне пора идти.

- Еще рано, - сказал Уенуку, притворяясь, что говорит в полусне. - Зачем ты понапрасну меня беспокоишь? Посмотри, кругом совсем темно.

- Скоро утро. Сестра уже звала меня.

- Она ошиблась. Может быть, ее обманул свет луны или звезд. Еще совсем темно. Ложись и спи.

Хине-пукоху-ранги снова легла.

- Наверное, Хине-ваи в самом деле ошиблась, - сказала она. - Как странно! Не знаю, что с ней случилось. Раньше такого не было.

Так повторялось не однажды, и Деве-Дождю в конце концов ничего не оставалось, как возвратиться без сестры. Она медленно поднималась на небо, ее голос звучал все глуше и, наконец, перестал долетать до Уенуку и его жены.

- Что-то случилось, я знаю, - сказала вдруг Дева-Туман, окончательно проснувшись. - Ты слышишь, в лесу поют птицы!

Они оба прислушались: до них доносились громкое пение маленьких друзей Тане и голоса людей, собравшихся на площадке перед домом. Хине-пукоху-ранги забыла о плаще и бросилась прочь из дома. Дверь распахнулась настежь. На мгновение Дева-Туман замерла, и люди, собравшиеся перед домом, тоже замерли, потому что ее наготу прикрывали только длинные черные волосы, и мужчинам никогда прежде не приходилось видеть такой стройной, такой красивой женщины. Сразу было видно, что она не человек, а высшее существо.

Уенуку вышел вслед за женой и с гордой улыбкой сел на пороге, радуясь завистливым взглядам, которые бросали на него со всех сторон. В ту же минуту Дева-Туман взобралась на крышу и вскарабкалась на конек. Люди закричали, но тут же смолкли.

- О Уенуку! - печально запела Хине-пукоху-ранги. - Ты показал меня своим соплеменникам, когда засияло солнце. Мы лежали у тебя в доме, и я не услышала зова Хине-ваи. О бедный Уенуку, ты опозорил меня!

И тогда произошло чудо. На ясном небе появилось облачко. Оно окутало Хине-пукоху-ранги всю, с головы до ног, и скрыло от глаз людей. Только ее голос еще доносился до них. А потом песня смолкла и наступила тишина. Облачко поднялось с крыши вверх. Оно поднималось все выше и выше, пока почти не исчезло из глаз.

Тогда Уенуку вспомнил то, что забыл от великой своей любви: что и сам он не простой человек. Он был сыном бога бури и грома и видел однажды, как тот заворачивается в свой хмурый огненный плащ, полный молний. Бросился он к старому плащу, который также висел в доме, завернулся в него, как в тучу, и в мгновение ока поднялся в небо. Напрасно облачко, скрывавшее Хине-пукоху-ранги, рвалось вверх: муж догнал его и накрыл своим телом.

Вместе поднялись они на небо и, похоже, во время пути как-то помирились между собой.

Однако в наказание за свой проступок должен был Уенуку ради жены оставить своё племя. Никто из людей больше не видел его. Лишь иногда, когда гремит гром, слышатся его шаги среди туч и видно сверкание его глаз. А когда гроза проходит, видят люди и еще кое-что: радугу, которая соединяет небо с краем земли. Эта радуга - дитя Уенуку и Женщины-Тумана.

Говорят также, что другим концом радуга иногда касается пропавшей звезды, чтобы та могла также иногда подняться на небо и повидаться с родными - так ее отец искупает вину и благодарит за оказанную ему милость.

С тех пор, когда люди на земле слышат гром и видят вспышки молний, они смотрят на далекое небо и говорят друг другу:

- Это Уенуку гуляет по небесам. Гневен он и сердит, но дочь у него прекрасна. Ждите: вот пройдет дождь, появится она и соединит собой небо и землю.

Позже на островке, украшавшем, словно жемчужина, сияющие воды Озера Звезды, поселилось небольшое племя. Отрезанные водой от других, эти люди вели мирную жизнь и не участвовали в войнах одного народа с другим - только приплывали на праздники. Среди них самым храбрым был молодой воин Тутанекаи. Он был самым сильным и ловким не только в своем небольшом племени, не и среди тех, кто его знал, быстрее всех бегал и плавал, и не было мужчины удачливее его в бою и в любви.

А на самом берегу озера была деревня племени Офата, и в ней жила со своими родителями красивая и знатная девушка Хинемоа.

Однажды отец Хинемоа устроил пир, на который были приглашены молодые воины из разных племен. На пир приехал и Тутанекаи. Он прекрасно пел и играл на короткой флейте коауау магические любовные песни - ваиата ароха. Но вовсе не песенное колдовство привлекло к нему Хинемоа: она загляделась на его гладкие, как выточенные из нефрита, руки и ноги, на мускулы, которые чуть что бугрились под кожей, на яркую татуировку; её прельстил огонь в глазах Тутанекаи, красивые черты его лица, уверенная походка и бесстрашные речи.

Тут же, на пиру, Хинемоа и Тутанекаи поняли, что не жить им больше друг без друга.

- Только меня не выдадут за простого человека, - сказала Хинекаи с грустью.

- Я знаю, - ответил ей юноша. - Но давай условимся: если в тишине ночи до тебя донесется песня, знай, что я высматриваю твою лодку и жду с нетерпением, когда она тайком приплывет ко мне по темным водам озера.

- Всё же я попробую уговорить отца, - сказала девушка. - Нечестно нам действовать от него в тайне, хотя не думаю, что он согласится.

И верно: когда девушка на следующий день сказала отцу, что любит Тутанекаи и хочет стать его женой, тот сильно разгневался.

- Ты дочь вождя и должна выйти замуж за вождя, - сказал он. - Забудь этого человека. Если ты попытаешься с ним встретиться, я запру тебя в хижине. А если этот парень появится в нашем селении, он умрёт.

Хинемоа была глубоко несчастна: друзья Тутанекаи предупредили его, чтобы он не покидал свой остров, иначе его убьют. Оттого они никак не могли встретиться. Но через некоторое время, вечером, Хинемоа услышала со стороны острова прекрасную музыку, которая будто говорила с ней. Это были звуки коауау - лишь те, кто умеет хорошо играть на ней, могут заставить ее говорить, как человек. А когда то, что ты хочешь сказать, укладывается в два слова: "Хинемоа" и "ароха", не так уж и трудно перекинуть это на другой берег наподобие моста. Оттого Хинемоа легко поняла, что это Тутанекаи ждет ее и никак не дождется.

С тех пор так и повелось. Каждый вечер юноша выходил на галерею своего дома на склоне холма и долго смотрел туда, где за темной водой жила Хинемоа. Потом он вздыхал, брал в руки свою флейту, и над озером снова плыла говорящая мелодия.

Мелодия летела над водой, и Хинемоа, которая разговаривала с подругами и радовалась лунному свету, вдруг замолкала. Озеро курилось, клочья тумана поднимались над деревьями и таяли в вышине, как и грустные мысли Хинемоа.

Отчего же печалилась Хинемоа? Едва услышав в первый раз отдаленные звуки флейты, девушка прокралась на берег, где стояли лодки - вака. Все вака были на месте, но ей на горе кто-то вытащил их из воды и отнес подальше от берега. В воде не осталось ни одной: а чтобы спустить на воду лодку, нужно немало времени и совсем не женская сила.

Много вечеров провела Хинемоа, устремляя свой взор в сторону чудесного острова, но ничего не доносилось оттуда, кроме звука флейты: ни плеска воды, ни переклички гребцов. Ведь отец девушки нисколько не шутил, когда грозил ее возлюбленному смертью.

В конце концов Хинемоа не выдержала и решила добраться до острова вплавь. Она приготовила шесть больших высушенных тыкв и связала их крепкой льняной веревкой, чтобы они поддерживали ее на воде.

Теперь нужно было дождаться темной безлунной ночи, когда никто не сможет увидеть, как поплывёт Хинемоа. И такая ночь настала: непроглядная, холодная. Луна скрылась за тучами, которые принес южный ветер с Большой Ледяной Земли. Хинемоа сняла длинный плащ, надела свой пояс из тыкв, бесшумно скользнула в воду и смело поплыла вперед. Она летела по волнам, точно птица, которая вырвалась из клетки.

Внезапно звуки флейты будто утонули в шуме волн. Может быть, налетевший ветер отнес их в сторону, а, может быть, Тутанекаи перестал играть.

Так, ничего не слыша и не видя, девушка плыла еще очень долго. Она устала, ее силы были уже на исходе. Хинемоа плакала от отчаяния, а вокруг была лишь бесконечная тьма, и верх мешался в ней с низом.

- Звезда, помоги мне! - не выдержав, крикнула она. - Ведь и тебя разлучили с возлюбленным. Озеро, услышь мой голос - во имя потерянной твоей любви!

В этот миг тучи слегка рассеялись, и через их пелену на озеро глянула луна Марама... Или нет: то была вовсе не она. Это потерянная звезда стала так близко, что можно было видеть, как она велика и как ярко и нежно сияет. Озерная вода заколыхалась и стала будто живой: в глубине воды проходило течение, нагретое подземным огнем, что вечно дремлет в нутре седого Тонгариро, и теперь оно повернуло к Хинемоа, чтобы выручить ее.

И в это самое мгновение Хинемоа увидела перед собой остров. Поток понес ее к озеру без всякого усилия с её стороны и мягко опустил на прибрежный песок.

Девушка почти достигла цели - но как ей предстать перед возлюбленным? Ведь она была по-прежнему нагая и к тому же слишком устала для того, чтобы идти.

И вот Хинемоа шла, вытянув вперед руки, и вскоре наткнулась на скалы. Они были тёплые, а в воздухе запахло серой, потому что рядом бил целебный источник. Хинемоа в раннем детстве побывала на острове и помнила, что он бьёт из подножия холма, на котором и стоит фаре Тутанекаи. И ещё знала она, что дарит эта серная вода молодость и красоту тем, кто в ней омывается. Теперь, когда все опасности были позади и девушка была совсем рядом с домом своего возлюбленного, ею вдруг овладела робость, она боялась показаться ему на глаза.

Тогда она омылась в целебной воде, потом спряталась в небольшую пещеру рядом с источником, свернулась в клубок и уснула.

На следующее утро Хинемоа услышала шаги: кто-то шел по тропинке. Он ступал тяжело и медленно. Девушка поняла, что это старик, и затаилась. Старый раб набрал воду в кувшин и ушел.

В разгар дня за водой снова пришли - шаги были неровные и такие лёгкие, будто их владелец вот-вот взлетит на воздух и растает в нем. Хинемоа признала древнюю старуху, которая, похоже, захотела слегка сбавить себе лет, и не стала ей показываться.

Поздно вечером, когда на небе появился тонкий месяц, девушка услышала легкую и стремительную поступь молодого и смелого юноши. "Только один человек на свете может двигаться так отважно и красиво", - решила она. Но всё-таки забилась под скалу еще глубже и, когда шаги Тутанекаи замерли на краю водоема, затаила дыхание.

А молодой человек погрузился в воду по пояс и стал плескать ее на свои плечи.

Тогда Хинемоа заговорила страшным низким голосом:

- Зачем ты мутишь мою воду своей грязью?

Не испугался Тутанекаи и спросил в ответ:

- Кто ты? Если ты из тех обитателей Нижнего Мира, туреху, что навещают источник хорошей воды, то у моего племени есть договор со всеми вами.

- Нет, - прежним голосом ответила Хинемоа. - Я не туреху, ты не угадал.

- Если ты из обитателей неба, то знай: сама Радуга делит с нами эту воду и не прекословит.

И снова ответила Хинемоа самым угрожающим тоном:

- Не угадал ты. Попробуй еще раз.

- О, тогда ты, наверное, человек иного мира или злой дух: аитанги, что живет на деревьях и не знает, что такое смерть, ваируа, душа, что покинула тело умершего человека и теперь бесприютна, или призрак - кехуа. Или ты злой демон тупуа, из тех, кто способен принять облик горы, озера, рыбы в озере или птицы в небе? Или чудовище Копуваи с человечьим телом и головой собаки, весь покрытый рыбьей чешуей? Он-то как раз и прячется в темноте пещеры, как ты. Выходи и дай на тебя посмотреть, потому что не боюсь я никого из вас, ни смертных, ни бессмертных!

Хинемоа замолчала. Сквозь упавшие на глаза волосы она видела, как тень на воде приближается к ней. Тутанекаи протянул руку и коснулся её головы.

- Ага! - закричал Тутанекаи. - Я тебя нашел и поймал. Выходи и дай мне взглянуть на твоё лицо.

Тут Хинемоа поднялась во весь рост и высвободила свои длинные черные волосы из руки Тутанекаи. Сияющая, прекрасная и робкая, как птица моа, от которой было взято её собственное имя, или как серебристая цапля, которую удается увидеть раз в сто лет, она медленно подошла к краю воды и взглянула на своего возлюбленного, слегка улыбаясь.

- Снова не угадал ты. Ведь это всего лишь я, Хинемоа, - прошептала она.

Суровость растаяла на лице Тутанекаи, будто лёгкое облачко под лучами летнего солнца.

- Это Хинемоа приплыла ко мне, - сказал он. - И с ней - моя жизнь.

Взял он с береговых камней плащ, в котором пришел сюда, и укутал им свою возлюбленную. А потом оба тихо прошли в фаре и остались там.

А на следующее утро все люди племени собрались за утренней трапезой вокруг костра. Одного Тутанекаи не было.

- Где Тутанекаи? - спрашивали люди. Один из рабов Тутанекаи ответил:

- Я видел его последний раз поздно вечером, он пошел омыться к целебному источнику, потому что хотел утопить в нём свою тоску.

- Очень странно, - сказал один из стариков. - Может быть, с Тутанекаи случилась беда? Конечно, он храбрый воин. Но по ночам, когда мрак скрывает оружие в руках врага, беда может случиться даже с храбрецом. Беги к нему в фаре, посмотри, как он.

Раб побежал к дому Тутанекаи, родные не спускали с него глаз. В полной тишине стук хлопнувшей двери прозвучал, как удар грома.

Раб заглянул в тёмный фаре и побежал назад.

- Там четыре ноги! - кричал он. - Я заглянул в фаре, а там четыре ноги, а не две!

Люди зашумели.

- Кто же с ним? - громко спросил отец Тутанекаи, стараясь перекричать остальных.

Раб снова побежал к дому Тутанекаи. Через несколько минут он вернулся и с радостным волнением сказал:

- С ним Хинемоа! В самом деле, это Хинемоа, которая, наверно, пришла сюда по воде, как по сухому месту, потому что вчера никто не видел на берегу чужих лодок!

В эту минуту из фаре вышел Тутанекаи, он вел за руку Хинемоа. Молодая женщина гордо шла рядом с мужем, и на ней, как и вечером, был его плащ. Родные приветствовали ее громкими радостными криками:

- Конечно, это Хинемоа! Мы рады тебе, Хинемоа!

Разумеется, отец девушки не мог долго на нее сердиться: что сделано, то сделано. Вскоре он прибыл на остров, чтобы совсем помириться, и привёз множество драгоценных подарков для своей дочери и ее мужа, вырезанных из дерева, раковин и нефрита, и льняных одежд со впряденными в ткань кусочками меха и перьями. И был прав - потому что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на злость и огорчения, а смерть, завершающая достойную жизнь, похожа на сон, который нисходит на того, кто устал.

No Мудрая Татьяна Алексеевна

9

Сержан А.Т. Остров Раб   31k   "Рассказ" Проза

  Прогулка на пароме получилась совсем коротенькой. Едва мы успели вылезти из машины, подняться на вторую палубу и начать любоваться приближающимся островом, попутно соображая, как на таком основательном камне могут вырасти обещанные сайтом кемпинга сосны, нарисовался низенький причал с гравийной дорожкой. Куда нас занесло?

  За первым же поворотом нас ожидал и первый признак цивилизации - асфальтовое шоссе. Переход с гравия на асфальт был молниеносен и бесшумен. Шуршание камней под колесами сменил глухой удар тишины. Мысль не успела еще толком развиться, как за следующим поворотом, глухое безмолвие разорвало автоматной очередью цикады, притаившейся на вполне сносной елке. Рядом с ней стояла еще одна елочка, за ней другая, третья и заканчивалось это дело уже сосенками. Мохнатые средиземноморские сосны, вывернувшие свои перекрученные стволы прямо из узких каменных щелей - смотрелись обалденно. И пахли так же. Прочно и смолисто. А когда за следующим поворотом обнаружились заросли черепичных крыш, мы уже вполне пришли в себя.

  Крутой поворот на съезд, рекомендованный вывеской "Padova 3", чуть не закончился трагедией. Передние колеса машины стали неудержимо опускаться в бездну, задирая ее корму на манер Титаника. Чуть раньше, чем в салоне наступила предательская невесомость, а задние колеса оторвались от грешной земли, передний бампер чиркнул о более горизонтальную поверхность и мы облегченно обрадовались этому, в общем-то мерзкому звуку. Немыслимо крутой уклон остался уже далеко позади, но мы до самого кемпинга продолжали ползти на первой передаче, изо всех сил прижавшись брюхом к гудрону.

  Кемпинг раскинулся на террасах, предлагающих почти идеально горизонтальные площадки для размещения мобильный туристических средств. Наш двести двадцать второй участок, находился, хоть и не под блатными соснами, но все-же в тени здоровенной оливы. Ценность дерева, кроме тени и чисто практического использования ее веток в качестве опор для бельевых веревок, определяется еще и отсутствием вредной животины, будь то мошкара, слизняки, пауки или бич этого острова - цикады. Издаваемые ими звуки пленят доверчивый туристический слух только первые полчаса, а потом у его обладателя кончается снотворное, тапочки и нервы. Прицельно попасть тапочкой в вошедшую в раж цикаду так же невозможно, как попытаться ее увидеть. Вы практически тактильно ощущаете ее присутствие у себя над головой, но даже до дыр стерев о кору дерева глаза, не в состоянии заметить хотя бы одну тварь. К счастью, наша олива избежала нашествия парочки цикад. Это обстоятельство надежно предохраняло наш бюджет от расходов на любые виды медикаментозных и безмедикаментозных снотворных препаратов. Будь то в блистере или стопочках. Трех или четырех.

  Вечер застал нас в местном кафе. Скоро принесенный поджаренный "ослик" (oslic), радовал обоняние чудным запахом свежайшей рыбы никогда не знавшей морозильника.

   Восхитительной консистенции мясо не требовало никаких приправ и кулинарных вывертов, настолько хорош был его вкус. Мудрые хорваты острова Раб бесхитростно обжаривают рыбку целиком с минимальным вмешательством в ее внутреннее строение. Полагаю, если бы за дело взялся бы профессиональный повар, то он бы просто загубил весь вкус своим мастерством.

   Считаю, что данная порода рыб была специально изобретена свыше для этих мест. В этом нетрудно убедиться пожив здесь хотя бы пару дней. Медленно тая на яростном солнце, вы сразу же начинаете ценить отсутствие любых движений. А их для приготовления этого вкуснейшего продукта требуется минимум. Подготовьте рыбу: удалите минимум же внутренностей и вымойте. С брызните оливковым маслом, чуть присолите и отправьте в аэрогриль на 15 минут. Кушайте и восхищайтесь своими талантами, которых теперь у вас прибавилось.

  На третий день, после ночного ливня, впервые умытая за десять лет природа, предстала перед нами во всем своем великолепии. Флора пьянила ароматом смолы и цветов, распускающихся навстречу солнцу, море вносила пикантную нотку солоноватого привкуса ветерка, с которого ливень смыл лишнюю соль, а деяния рук человеческих радовали глаз превосходной перспективой древней архитектуры. Главная и всем известная башня города видна прямо с кемпингового пляжа. И пляж и башня составляют своеобразную визитную карточку острова. Ее шпиль прославился своими ракурсами в многочисленных иллюстрированных изданиях посвященных туризму в Хорватии и в этих же изданиях отдельно упомянут наш пляж, как самый песчаный пляж острова среди галечных. Еще вчера, глядя на очертания башни, в лучах заходящего солнца, мы честно пытались себе объяснить почему никогда не пробовали дойти до города по побережью. Какой бес гнал нас по огнедышащему асфальту в обход, когда можно было превратить пытку в приятнейшую прогулку по Адриатическому побережью в щедрой тени средиземноморских сосен?

  Идти по основательному бетонному берегу было одно удовольствие. До блеска отдраенная ливнем набережная сама ложилась под каучуковые подошвы сандалий. Слева простиралась Адриатика, справа возносилась вверх каменная гряда. Росшие по ее склону мохнатые сосны образовывали своими кронами арку, склоняющуюся к морю. Юркие ящерицы стремительно порхали по нагретым скальным породам, застывая вдруг неподвижными, вросшими в камень изваяниями. Дорога завернула вглубь острова. Громадная бухта своими причудливыми очертаниями буквально заглатывала в себя и морскую набережную и редких прохожих. В другое время это вызвало бы легкое огорчение, но в то утро мы только порадовались перспективе продлить удовольствие от прогулки. Чуточку вилл и отелей примостившихся в устье, вносили своеобразное оживление в пейзаж. Несколько кафе с обширными, требующими значительных исследований меню, компактно раскинули свои навесы и столики. Вот и все вмешательство человека в лоно природы. С побережьем турецкого Мармариса - никакого сравнения. Там каждый погонный метр занят коммерцией в окружении привезенных в кадках пальм. Предаваясь такому сравнительному анализу и не забывая в восторге глазеть по сторонам, мы в каких-нибудь пятнадцать минут были отпущены бухтой к морю. Опять в непосредственной близости, в такт шагам замаячили узнаваемые очертания архитектурной достопримечательности.

   Ее шпиль надвигался на нас со всей хорватской суровостью еще метров триста, когда на пути нарисовалась еще одна, готовая поглотить нас бухта. Чуть большая по размерам, чем предыдущая, она имела идентичное предшественнице оснащение. В ее недрах мы барахтались минут двадцать, предположив, что дорога по шоссе все же, в некоторых случаях, выгодно отличается от изрезанной бухтами набережной. Однако и эта преграда, не вызвала ни малейшего раздражения. Солнышко набирало силу, основательно прижаривая ящериц к скалам, бетонная дорожка нежилась в густой сосновой тени. Настроение было сказочное. Мысли лениво текли в сторону простейших мироощущений и никакой прихотливый изгиб бухты, не мог изменить их направление. Когда на пути выросла третья и последняя бухта, размерами превосходящая все предыдущие вместе взятые, мы даже не вздрогнули. Во всю ее широту и долготу располагались бесчисленные причалы яхт и катеров. Сквозь густой лес мачт и такелажа, с трудом просматривался противоположный берег со столь близкой, если добираться вплавь, башней.

  Еще пара-тройка шагов и на нас обрушился местный Мармарис. Бесконечно тянущиеся кафе, отели и магазины всецело изгнали флору и фауну. Место безобидных пресмыкающихся заняли наглые и столь же ленивые кошаки, кроны сосен оборвались раскрытыми зонтиками и навесами, а скальная порода уступила свои высоты камню зданий. Недавний дождь, не смог повлиять на вечный климат столицы острова. Казалось испокон веков здесь господствовали жара и полное отсутствие ветра. Чудилось, что именно штиль пригнал сюда эти полчища шхун, бригов и каравелл. За все время пребывания в Хорватии мы ни разу не встретили живого, с распущенным дакроном парусника. Зато, как же быстротечен в этих водах бензин! Громадные моторные суда, расшвыривали дорогое топливо не считая гектолитров. Суда поменьше, которые по конструктивным соображениям не сумели обзавестись стационарным, пятисот сильным Меркурием V12, щеголяли им в подвесном виде. И даже крохотные маломерки вполне могли тягаться с нашей машиной в литраже моторов. Подойдя к краю набережной, мы готовились увидеть покрытую мазутом поверхность воды, но с удивлением отметили, что вода здесь такая же чистая, как и на нашем пляже. Ни малейшей бензиновой пленки. Прозрачная толща проглядывалась до самого дна метра на три. Тучные косяки рыбы, ничуть не смущаясь адского грохота над головой, степенно кормились возле кафе останками своих же зажаренных собратьев.

  Свысока бабахнуло солнце и мои барышни спешно принялись наводить макияж солнцезащитным кремом. Меня мазать было уже бесполезно, поскольку увернуться от солнечных, бьющих в цель со скоростью света, лучей вовремя не получилось. Кожа северянина вспыхнула нездоровым багрянцем, никак не походившем на приличный загар. Когда я так сгораю, не помогают не кефир, не сметана, не пиво. Даже оно не способно утолить то жжение, которое я зарабатываю себе каждое лето на протяжении сознательной жизни.

  В детстве, как все нормальные пацаны, я был подвержен пиромании. Рожденный под огненным знаком Льва, я поджигал все что могло гореть. Последний опыт, судя по ожогам на правой руке, был с изолентой приклеившейся к пальцам. С годами увлечение не прошло. Всю жизнь меня тянуло в литейные цеха, кузницы и сварочные мастерские. В доменные печи, горны, и под электрическую дугу. Считаю, что к зрелому возрасту, я отрастил в себе нормальную тягу к самосожжению. И ни обугленные пальцы в детстве, ни слезающая лоскутами шкура на плечах не становятся этому преградой до сих пор. Увы. Я не излечим. Именно это я услышал от женской и подавляющей части экипажа, покончившей с защитно-превентивными мерами против ультрафиолета. Поразительно, как меняются женщины, стоит им почувствовать хоть какое-нибудь превосходство над вверенными им мужчинами. Хозяйской рукой я был лишен фотоаппарата и всех связанных с ним регалий, а затем натерт кремом насильно и одновременно с обеих сторон.

  Подготовленный должным образом к принятию солнечных ванн, экипаж взял курс на шопинг. Под шопингом у нас подразумевается спортивное ориентирование в поиске лучшего магнита на холодильник, пачки открыток из той же ценовой категории, пары безделушек местного изготовления и пейзажа маслом, написанного талантливым аборигеном. Эта увлекательная игра способствует всестороннему развитию интуиции, чувству прекрасного "за недорого", а так же является хорошим аперитивом перед обедом. Продавцы с удовольствием включаются в процесс, торгуясь за каждый пфенниг или юань, словно от этого зависит их жизнь. Ни в коем случае нельзя давать слабину, показывая торговцу, что именно ваша жизнь без этого натюрморта утратит всякий смысл. Взаимные препирательства осуществляются на английском, арабском, русском и туристическим жестовом от Сергея Лукьяненко.

   Наконец, магниты отобраны, открытки сложены в пачку, картина помещена в прочный пакет. Дело осталось за малым - отыскать необходимую безделушку. Однако выполнить этот пункт шопинга не удалось. Представьте себе, что может чувствовать фигурка слоника, когда ее заднюю часть комплектуют глубоко всаженным гвоздиком, на котором вращается пропеллер сделанный из перьев морских птиц, и вы поймете наше безнадежное отчаяние. Грозди связок безобидных животин, с пытающимися вращаться в обездвиженном воздухе перьями, торчащими из зада, смотрятся настолько унизительно, что купить их нет никакой возможности.

   Городок Раб крохотный, насколько можно признать его таковым для четырехсот пятидесяти человек местного населения. И за полчаса мы обошли более или менее значимые его места. Миниатюрная прогулка оставила приятное впечатление. Чистый и аккуратный, без лишних украшательств город, где кроме туристов живут еще и приходящие с промысла рыбаки. Их суда занимают самое почетное место у причала, как раз напротив той самой выдающейся башни.

  Проверенные и временем и волнами, с многочисленными прожекторами для ночного лова, со стройными рядами ящиков и уложенными снастями, содержащиеся в безукоризненном состоянии... Источающие терпкий запах промыслового судна, из сложного букета рыбной вони, дизельного топлива и человеческого пота, они не на секунду не оставляют сомнений, что перед вами настоящие рыбацкие баркасы.

   Несмотря на жару, наше море действовало, как настоящий климат-контроль - смягчая солнце в полдень и отдавая накопленные градусы в туман ночи. Здесь никогда не бывает слишком жарко, чересчур душно или до мозга костей холодно. Местная рыба богата протеином, а витамина Е полно в здешнем оливковом масле. Расслабленный мозг счастливо тащится от суточного распорядка, для соблюдения которого требуется минимум усилий с его стороны. Люди заявляющие, что для них лучший отдых это смена работы, никогда не поймут такого положения вещей. Возможно они по-своему и правы. Действительно, работая попеременно то правым, то левым полушарием, и используя мозжечок в исключительных случаях, можно создать условия при которых смена деятельности принесет ощутимую пользу. Однако попав на этот благословенный остров, даже самые прожженные трудоголики становятся кроткими, как овечки. Забросив рубанки и топоры, зачехлив пишущие машинки и закатав рукава, первые два дня они еще пытаются держать марку. Особо упорные в заблуждениях и на третий день развлекаются игрой в пинг-понг или греблей на каноэ, но в обстановке массового мозгового разврата, такие подвиги обречены на провал в самом зародыше. К вечеру третьего дня, затухающая активность сменяется полной апатией. Плохо артисту без зрителей, теннисисту без болельщиков, а гребцу без восхищения рулевого. Рулевые, болельщики и зрители уже давно на берегу предаются целительному действию матушки лени. И тогда происходит неизбежное. Герой бросает свое весло и глуповато улыбаясь, занимает место в их рядах под навесом.

   Однако существует еще одна многочисленная группа людей, которым закон не писан и на четвертый день. Так называемые археопаты. Прикатив в лагерь и побросав в кучу свои стасорокапятискоростные велосипеды они с увлечением расхваливают местные артефакты и фрески на многочисленных языках на день дольше чем принято. Но проснувшись утром пятого дня, вы замечаете, что и их жизнь пришла в норму. Стадо велосипедов мирно посапывает на полянке, слегка пощелкивая во сне передачами, а их хозяева дрыхнут рядом, время от времени пытаясь педалировать в глубинах спальных мешков. А ведь еще три часа назад они должны были чистить зубы и седлать своих коней во имя Индианы Джонса.

  Остров счастливых овощей - вот, что такое Раб.

  Наши персональные джины-трудоголики были запечатаны в сосуды песчаного пляжа, став Рабами Матушки Лени острова Раб, который и взял на себя хлопоты по избавлению пациентов от упомянутой ломки трудоголизма. Наиболее безболезненный метод лечения, включает в себя рыбацкую экскурсию. Предприняв в начале отдыха этот недорогой сеанс лечебно-оздоровительной процедуры, вы гарантировано будете застрахованы от любого пинпонга и каноэ с фресками.

   Старый рыбацкий баркас терпеливо ожидает последних пассажиров. Шаркая всеми своими сандалетами, пассажиры взбираются по шаткому трапу на борт. Корма палубы, покрыта резиновой дорожкой с присохшими следами последней рыбной ловли. Несколько кресел для зрителей, два газовых гриля и мощная лебедка с намотанной сетью составляют убранство этой части корабля. Верхняя палуба не представляет собой ничего примечательного для опоздавших, поскольку все места там уже заняты. Судя по их багажу, представители бельэтажа - опытные рыболовы-экскурсанты. Их многочисленные термобоксы набиты холодными жестянками с пивом, а все снасти оставлены под присмотром замполита-бабушки вместе с детьми в апартаментах. Рыбалка дело серьезное. И удочки здесь не уместны. Менее разумные, как мы, например, вместо холодильника с пивом приперлись на рыбалку с детьми, удочками и ластами.

  Девушка-контролер сделала последнюю пометку в листке пассажиров, лихо засунула карандаш за ухо и, отвязав причальный конец, храбро перепрыгнула на борт баркаса. "Кухарка", - подумали мы и тут де взяли мысль обратно. "Кухарка" прошла в рубку и уверенным пальцем нажала кнопку экстренного запуска двигателей. Да, дорогие братья и сестры. Здесь в этом благословенном месте, девушки встают плечом к плечу с мужчинами к штурвалам на равных. .. Идиллия образа женщины-капитана, растаяла в дизельной дымке под перестук мотора. Плечистый, пиратского вида парень, в заломленных куда-то на затылок темных очках, аккуратно оттеснил даму от органов управления и перебросил рукоять хода на "полный-вперед". Старый, наспех переделанный в морской трамвайчик, баркас на миг возмущенно поперхнулся сизым выхлопом, а затем, размашисто вспоров зеркальную гладь, устремился навстречу нашему рыбацкому счастью.

   И не успели мы налюбоваться на исчезающий за кормой город, как нам была предложена "юличка". Старший матрос разносил среди гостей эту дивную запашистую самогонку - первейшее средство от морской болезни. Дамы понятное дело, отказались от пятидесятиградусного угощения, а мы с братом-чехом, оказавшимся соседом по партеру, с удовольствием опрокинули свои стаканчики. Недурно, кивнули мы с ним и, освободив женщин от их порций, повторили процедуру дважды.

  Удивительное дело, как легко пьется "юличка" в такую жару. Под набирающим сорокоградусную мощь утренним солнцем Адриатики, с нотками "тройного" одеколона, эта штука делает поразительные вещи. Во-первых, клиент перестает поминутно бегать в рубку с детскими вопросами типа - "Мы уже приехали?" и "А когда мы будем ловить рыбу?", а во-вторых позволяет обойтись без любимых на турецком берегу, аниматоров. Действительно, зачем тратиться на мультиязычного массовика-затейника с сомнительного качества забавами, когда глоток-другой древнейшего противоядия от скуки, решает все проблемы с развлечением гостей.

  Вообще говоря, превращенная в партер корма, намного удобнее титулованного бельэтажа. Она гораздо устойчивее задранного носа - не маловажная деталь, учитывая наше с чехом состояние, с нее рукой подать до морской прохлады, и кроме того, отсюда открывается прекрасный вид на обустройство рулевой рубки. Стоит один раз взглянуть на ее сверхсовременное оборудование, что бы понять, куда пошли сэкономленные на аниматорах куны, и что у рыбы нет ни единого шанса перед таким вооружением. Давно прошли те времена, когда рыбаки определяли места, где будет заброшен их невод, по вкусу, цвету и запаху морской воды, добавляя в такой анализ передаваемые из поколения в поколения приметы и знания. Современный рыбак, а тем более занятый в таком бизнесе, как организация рыбалки для широких слоев населения, не верит никаким приметам, кроме тех, что выдает ему десятидюймовый экран эхолота. Ему не нужно полоскать морской горечью глотку, в надежде, простите за каламбур, набрести на косяк иваси. Он не вынет из футляра сектант и не станет колдовать над таблицами, вычисляя свое местоположение. Его новейший GPS сам приведет суденышко в прикормленное загодя место с точностью до сантиметра, а уж там то и начнется долгожданное представление. И оно началось.

   Первым пришел старший матрос, и вместо того, что бы плеснуть в пустой пластик еще порцию старого губителя печени, выдернул из-под наших задов пластиковую глубину кресел. Охваченный не выветрившимся одеколоном мозг, тут же отметил, что лучшего для освобождения пространства, чем пластмассовый стул, еще не придумано. Две пирамиды седалищ, почетным караулом встали по обе стороны вокруг лебедки. Они стояли вместе с нами, слегка покачиваясь на шаткой палубе, на которой, тем временем, развертывались военные приготовления. Как и подобает таким действиям, они проходили слаженно и дисциплинированно.

  Чья-то рука, словно занавес, откинула створ в тенте, что бы зрители бельэтажа вместе с нами смогли оценить весь театр военных действий. В палубе открылся люк, и старший матрос, словно заправский суфлер нырнул в его пахнущую соляркой глубину. Несколько утвердительных и вопросительных междометий и к урчанию ходового дизеля, добавился частый выхлоп привода лебедки. На сцене, рискнув доверить управление девушке, появился сам капитан. Минута молчания. Капитан, произносит что-то вроде 'поехали', и отжимает рычаги вниз, а среди зрителей начинается что-то вроде паники. В партер спускаются несколько представителей элитного бельэтажа, но все блатные места здесь уже заняты. Десятки фотообъективов нацеливаются на сцену под всевозможными ракурсами. Длиннющая сеть постепенно скрывается за кормой. К ней цепями крепят салазки, и спускают за борт. Стальной трос кажется бесконечным.

  Звучат слова капитана - 'тралить будем два часа'. Сцена постепенно пустеет и все возвращаются к прерванным занятиям. Начинается антракт.

  Экипаж неспешно готовится к кухонной части нашего кордебалета, надраивая закопченную сталь грилей, а их девушка уверенной рукой держит курс, изредка бросая взгляд на дисплей эхолота.

   Два часа на свежем морском воздухе, когда совершенно ничем не нужно заниматься - это ли не подарок в наше сумасшедшее время?

  Но и от отдыха следует вовремя отдыхать. Снова расчищается партер и снова вращается барабан вытягивая километровую сеть. Народ виснет на перилах, пытаясь наиболее полно запечатлеть все нюансы промыслового лова. Последнее усилие надрывно воющей лебедки и под восторженные вопли зрителей, на палубу обрушивается кошель. Не так что бы центнеры, но уж точно - десятки килограммов шевелящегося серебра вываливается на сцену.

  Рыба-ослик явно доминирует количеством над красными усатыми креветками. Из числа несметных сокровищ, морское дно поделилось с нами обломком глиняной амфоры, которая со временем наверняка займет достойное место в краеведческом музее, на радость новым поколениям археопатов.

   Следующим действием было кормление чаек. Как и другие действия, процедура была досконально отрепетирована ее участниками. Весь актерский состав прибыл вовремя и, хотя большая его часть никогда не пользовалась часами, эффект собаки Павлова еще никто не отменял. Только что над нами безмятежно синело небо, как вдруг нагрянул момент истины Хичкока с его "птицами". Подобно другим, военным баталиям на театральных подмостках, массовке отводилась главная роль.

   И это давало тот положительный эффект, которого невозможно добиться никаким другим способом при разделке рыбы - взгляды всех присутствующих были полностью отвлечены от столь неаппетитного зрелища. Многочисленная армада птиц, величаво парила рядом с судном. Своей синхронной с ним скоростью чайки напоминали самолеты выполняющие дозаправку в воздухе. Некоторые, наиболее наглые пернатые хулиганы, летели так близко, что при желании можно было погладить их ярко-желтые клювы. Единственное, что отличало их от истребителей в дальнем походе возле танкера, так это то, что те не сталкивались в воздухе, с матерными криками выхватывая друг у друга заправочный шланг. Горластые и голодные, они с убийственной точностью пикировали на бросаемые им ошметки, затевая в образовавшейся давке яростную борьбу. Зрелище было страшно и завораживающе. Птиц было так много, что казалось, им ничего не стоит прорвать нашу оборону, короткой атакой утащить весь улов и напоследок перевернуть баркас. Очень может быть, старина Хичкок, был свидетелем подобной процедуры кормления, и знаменитые "Птицы" родились под пережитыми впечатлениями.

  Но вот сцена опустела. Улов спрятан в корзинки, резиновый пол вымыт, а на поддоны грилей засыпан слой крупной, каменной соли. В качестве аперитива нам было отведено время для купания.

  Судно стояло на якорях в симпатичной бухте, с удивительной чистоты водой. Население дна не слишком радовало обитателями. Морские огурцы, ежи, маленькие крабы, густые водоросли, вот собственно и вся флора и фауна. Но даже без погружения в сказку, Адриатическое море дарит незабываемые ощущения. Теплая, как парное молоко, вода нежнейшим туманом обволакивает тело. Шелковистые, невесомые волны, чуть покачивают достигший полного расслабления организм, над головой медленно колыхается чистейшая синева неба, а извилины наконец-то распрямляют усталые линии. Не чудо ли?

  Вылезали на борт голодные, как семеро волков в обнимку с хорошим и здоровым аппетитом.

  Для затравки перед нами поставили громадное блюдо с зажаренной до хруста мелкой рыбешкой обложенной дольками лимона. Предусмотрительные хозяева, во избежание травм не снабдили нас вилками. Подобно недавним чайкам мы с голодным клекотом бросились на пескаря. Блюдо тотчас же исчезло под крыльями растопыренных пальцев. Это была совсем не степенная трапеза, когда кушанье благородно смакуется под неторопливую беседу. Со всех концов стола неслось чавканье. По-русски, по-чешски, по-немецки, французски...

  Под звуки работающих на всю катушку челюстей, постанывая и поскуливая, мы безостановочно уминали все, до чего могли дотянуться. Трижды менялось блюдо, и трижды никто не делал паузы хотя бы на глоток пива. Голод, навеянный морской прогулкой в паре с первозданной свежестью продукта, творил чудеса даже среди подрастающего поколения. Детские молочные зубы по взрослому рвали на части золотистые бока, безо всяких там "Попить". И только к главной перемене блюд в виде уже кондиционного ослика со товарищи, сотрапезники, счастливо отдуваясь и вытирая пот с благородных лбов, стали посылать персонал за пивом.

  Да друзья мои. Это было настоящее, всамделишнее, с уготованными адскими муками (совести по диете) - его величество чревоугодие. Смею со всей серьезностью заверить, что согрешивших против его канонов, а именно воздержавшихся от вкуснейшей и обильнейшей пищи, на борту не было. Не смотря на то, что огромных блюд с восхитительной рыбой, было аж семь штук. Обессилено стеная на русском, чешском, немецком и французском, мы умяли это все.

   Прогулка в гору? А что еще нам оставалось, если баркас причалил возле какого-то курортно-островного городка с центральной улицей, тянущейся в поднебесье.

   Ничто так не изгоняет беса чревоугодия, как трех километровое восхождение по вертикальному шоссе. Складывалось впечатление, что без специальных лебедок, поднять на такую кручу автомашину невозможно никаким дизелем. Было совершенно непонятно кто, как и для кого проторил эту дорогу, покрыл ее гудроном и даже выполнил разметку. Чуть не вываливаясь из ремешков сандалий, честным словом, а вовсе не каучуком цепляющихся за покрытие, методом лыжников, то лесенкой, то елочкой, мы начали свое первое в этом сезоне восхождение. Почему-то нам до смерти захотелось узнать, что находится там, на верху, на самом горизонте.

  Мимо проплывали низенькие заборы. Как и все здесь, построенные из камня, без всякого намека на известку. Вероятнее всего, в старые добрые времена владельцам земель, просто было лень утаскивать добытые при расчистке территории валуны дальше, чем граница их владений. Со временем, эти кучи превратились в ограды. Образовавшуюся в скальной породе выемку, владельцы побогаче, засыпали дорогой здесь почвой, а те, кто победнее - засевали оливой.

  Ибо никакое другое дерево не в состоянии плодоносить, питаясь гранитом и редким кварцем всухомятку. Заброшенные участки, где на выбеленных временем и солнцем камнях, кроме зеленой оливы не растет ни какой другой, включая крапиву, овощ, смотрелись нелепо, дико и торжественно.

  Каждый второй хорват - сам себе каменщик с рождения. И по сему, все творения складываются, дешево, сердито и на века. И со славянской же хитростью безо всякого цемента. Взять, хотя бы ограды - сколько возможности для апгрейда! Сдружился, скажем, с соседом справа и чтобы через забор не сигать, разобрал кладочку и ходи на "юличку" хоть каждый вечер в не штопаных штанах. Поссорился - заложил обратно. Прикупил козу и тут же оградку вокруг нее соорудил. Прирезал животное, на свадьбу сына, а в приданное кусок сада соседского оторвал - разобрал загончик съеденной козы и использовал его булыжник для ограды привалившего счастья.

   Богатая протеином рыба, позволила нам одолеть немыслимо крутое шоссе, достигнув таки горизонта. К нашему огорчению, небольшое плато, образовавшее своим началом его линию, переходило в такой же заунывный подъем, заканчивающийся где-то настолько высоко, что тамошний горизонт был уже не различим. Наверное, за ним располагалось еще одно плато, а за ним еще и еще...

  Сзади раздался гудок, и нас обогнал старенький Пежо 4. Машинка с ревом перевалила через воображаемую линию горизонта, наддала ходу по ровной поверхности, и унеслась вертикально вверх к следующему рубежу, оставив нас в размышлениях о соблюдении хорватами элементарных законов физики

  Пришло время вернуться на пароход. Вот вопрос - как женщины умудряются ходить на двадцати сантиметровых каблуках? Нет никакого разумного объяснения тяги лучшей половины человечества к спортивной ходьбе на цыпочках. На всем спуске вниз, стирая протектор подошвы и щелкая коленными суставами на манер ABS, я ощущал себя балериной в сандалиях. Забравшись на борт и избавившись, наконец, от обуви, пахнувшей горелой резиной, мы почувствовали себя гораздо лучше, особенно получив законные тридцать грамм.

  С баркаса, пришвартованного в бухте города Раб, мы сходили в твердой уверенности что: Не смотря на всю простоту, незатейливость и сервис состоящий из наполненных тройным одеколоном стаканчиков, такая экскурсия - лучшее начало отдыха для разума стремящегося к полноценному просветлению. Хотя и соглашусь, что "ничего неделание" сначала пугает, как камера психушки и смирительная рубашка. Но ненадолго.

   Семь дней прошли как месяц. Посвежевшие головы с дефрагментированной памятью и пропатченные морскими и солнечными ваннами организмы, вот что мы увозили с собой. Такое больше нигде, и ни за какие деньги не купишь. Лето вступало в свои права, снижая мощность морского климат-контроля. Впереди за перевалом нас ждал Балатон и прохлада. А сюда, мы еще вернемся. И не раз. Вот только отстоим эту двух километровую очередь на обратный паром.

На ферму... к крокодилам

...Жаркое утро первого января. Вместо того, чтобы отсыпаться после веселой новогодней ночи, втискиваемся в успевшую нагреться под солнцем машину и катим от Ватаму к городку Малинди в поисках крокодиловой фермы. Дались нам эти крокодилы именно сегодня?! Нет бы, - полежать на белом песочке, позагорать, попивая холодное пивко... Ругаю себя на чем свет стоит за то, что позволила друзьям и детям уговорить себя поехать смотреть на рептилий. И это в первый день нового года! И что смотреть-то? Я этих крокодилов в парках и заповедниках Кении столько перевидела за этот год... Правда, издалека и в бинокль, но, может быть, еще получится отбиться от посещения фермы и свернуть в ресторанчик?   Поздно, вот и указатель на дороге, так что поворачиваем налево и, оставив машину на стоянке, плетемся "дружною толпою" к воротам фермы. Пока покупаем билеты, наши и не наши дети забираются в вольер с кроликами и свинками, умиляясь их милым мордашкам. Им невдомек, что это всего лишь пища для змей. Многозначительно переглянувшись, мы, взрослые, решаем быстро увести малышню, которая уже схватив по крольчонку, визжит от удовольствия. Что же делать? Сейчас спросят, для чего здесь выращивают свинок, а мы что можем сказать? Пока я обдумываю, как рассказать им про пищевую цепочку в природе, смотритель фермы начинает экскурсию.   Необходимость в объяснениях отпадает сама собой, - дети уже позируют для камер, сидя, по очереди, на огромной гавайской черепахе, и забыв, к моей радости, про бедных кроликов. Черепаха не боится и не прячет голову в панцирь, продолжая двигаться по своим делам вдоль загородки, неторопливо перебирая лапами по белому песку. Говорят ей уже около ста двадцати лет... Ну не верится мне. Уже дома, когда готовила эти записки, побродила по бескрайним просторам Интернета и вот что накопала в журнале "Вокруг Света": " Черепахи произошли от древнейших наземных пресмыкающихся - котилозавров. В ходе эволюции многие из них сумели приспособиться к жизни в морях и пресных водоемах. Все виды черепах, а их известно 290, необыкновенно выносливы и живучи. Они крайне устойчивы к самым разнообразным инфекциям, довольно быстро оправляются после перенесенных травм, длительное время могут обходиться без пищи. Рекордсменом среди долгожителей считается черепаха-марион. Документально подтвержденный возраст одной из особей этого вида составил 152 года. Ученые считают, что черепахи вполне могут дожить и до 200-300 лет в том случае, если будут находиться в благоприятных для них условиях". (http://www.vokrugsveta.ru).   Вполне возможно, что той черепахе в Малинди действительно сто двадцать стукнуло, ведь жизнь ее на ферме "малина": ни тебе стрессов от угрозы быть пойманной браконьерами, ни горя от потери отложенных яиц, съеденных енотами или другими хищниками, ни страха перед природной стихией. Живи себе и радуйся под африканским солнышком. Ползающая рядом с гавайской старушкой мелюзга - черепашки нормального размера - не вызвали нашего интереса, поэтому мы перешли сразу к змеям, обгоняя нашего гида и закидывая его по ходу вопросами о его питомцах.   Ох, рука не поднимается описывать всех этих мамб, кобр и всяких других гадов, отловленных в разных уголках Кении бесстрашными работниками фермы. Огромная черная мамба, мирно спящая в террариуме, была поймана пол года назад в итальянском ресторане в центре Малинди, где она уютно устроилась на... Где бы, вы, думали? На кухне! Жила себе там, вроде, никому и не мешала, а вот повара так не думали и, обнаружив опасную соседку, сразу же позвонили Марку Эстерброку (Mark Easterbrook), владельцу крокодиловой фермы, с просьбой помочь очистить кухню от незваной гостьи. Подсчитываем с мужем даты и получается, что как раз в то время, пол года назад, мы отдыхали в Малинди и даже обедали в том самом ресторанчике, не подозревая, что где-то рядом ползает вот эта черная мамба... Брррр! Мурашки по коже от страха... Шутка ли, эта африканская красотка входит в список двадцати самых ядовитых змей планеты. Кроме того, она еще и рекордсменка по бегу среди своих товарок - развивает самую большую скорость - до 20 км/час, за что ее даже включили в Книгу рекордов Гиннеса. И, хотя специалисты говорили мне, что не все истории, рассказанные местными жителями о черных мамбах, правдивы, не хотела бы я оказаться лицом к лицу с этой скоростной змеёй на природе. Лучше уж вот так, через стекло террариума посмотреть, заплатив за это деньги.   С питонами связано тоже много историй. Один из огромных питонов, свернувшийся громадным клубком в своем стеклянном жилище, совсем недавно чуть не проглотил местного фермера. Спас человека мобильный телефон. Современная техника она и в Африке техника... А было все так: змея, вероятно, охотилась на домашний скот, но напала на Бена Няумбе, работавшего в один из выходных дней на участке недалеко от Малинди. Она закрутилась кольцами вокруг тела Няумбе и потащила на дерево и, когда во время движения немного ослабила хватку, мужчина вытащил из кармана мобильный телефон и позвонил с просьбой о помощи. Когда на место происшествия подоспел начальник незадачливого фермера и сотрудник полиции, Няумбе сумел накинуть на голову питона свою футболку, а его спасители связали змею и спустили на землю. Сейчас питон живет на крокодиловой ферме и ни на кого не нападает, потому что сытый до отвала все время и охотиться нужды нет.   Я затаила дыхание, боясь, что дети спросят чем питаются питоны, но обошлось. Ребятня даже не поинтересовалась рационом этих "змеек", увлеченная тем, что смотритель разрешил взять небольшого питона в руки и сфотографироваться. Дети вешали его на шею, позировали и так и сяк, демонстрируя мне свою храбрость, даже пытались мне всучить питона, но мой инстинкт самосохранения стал так зашкаливать при виде этой рептилии, что хватило меня только на то, чтобы сделать пару снимков и убежать подальше от моих детей-"камикадзе".   Прислонившись к стенке бассейна, решила передохнуть от увиденного, однако тут же отскочила, увидев табличку с надписью "Опасно!". Заглянув внутрь водоёма, обомлела. Столько крокодилов в одном месте я не видела никогда! Не меньше сотни малышей-крокодильчиков, раскрыв зубастые пасти, глядели на меня, не шевелясь. И я застыла, позабыв про камеру и про детей. Господи, ну как же страшно... Вроде маленькие они еще, но уже вселяют такой ужас, что кровь в венах стынет. Второй смотритель, работавший неподалеку, кажется, догадался, что я слишком впечатлительная дама, и решил опекать меня во время экскурсии, помогая переваривать увиденное и не впадать в панику. Только желание сделать хорошие фотографии двигало мной по этой крокодиловой ферме, иначе бы я давно сбежала, да еще спокойный и уверенный голос сопровождающего "держал" меня на плаву.   Оказывается, я рано боялась... Впереди нас ждали такие огромные крокодилы, каких я в жизни своей не видела! Они почти не двигались, грея спины на солнышке, но стоило смотрителю кинуть им еду через ограду, как они тут же ожили и с проворностью, достойной обычных ящериц, бросились к кускам мяса, выдирая добычу друг у друга. "Вот этот, большой, - Джордж Буш, а тот - Саддам Хусейн," - знакомит нас гид. - "Видите, на песке лежит крупный крокодил? Это Маргарет Тэтчер. Она сейчас яйца откладывает".   - А именем кенийского президента почему не называете крокодила? - Интересуюсь как бы между делом, хитро прищурившись.   - Есть, и Кибаки есть! - Смотритель улыбается. - Как мы могли не назвать одного из них именем Кибаки?   - А еще кто есть?   - Вон тот альбинос - Арнольд Шварценеггер, этот - Рейган, и еще много других знаменитостей.   - А кто дает клички крокодилам? - В один голос спрашиваем с сыном.   - Мы, работники фермы, в зависимости от характера животного, награждаем их именами знаменитостей. - Смеется смотритель, довольный произведенным на нас впечатлением.   Да уж, такое высокое общество собралось на ферме, что впору бы вести себя поприличнее, а не суетиться с камерой, как папарацци. Поправляю шляпу и гордо иду вдоль ограды, за которой, уверена, за мной наблюдает весь высший крокодиловый свет. При этом стараюсь не дрожать от страха, что удаётся с трудом. Ну, страшные они!   А смотритель, не отходящий от меня ни на шаг, махнув рукой в сторону большущего крокодила-альбиноса, рассказывает холодящую кровь историю, как это животное охотилось на людей, пока его, наконец-таки, не поймали. Не помню сколько человек он съел, так как слушала страшилку вполуха, пытаясь опять подавить панику, нарастающую в душе. И тут раздался визг моей дочки, от которого я не просто вздрогнула, а подпрыгнула на месте от ужаса. Оказывается гид дал им подержать крокодильчика, которого дети вырывали у друг друга, а моя не хотела его брать, но при этом визжала то ли от страха, то ли от удовольствия и уходить не хотела ни в какую. Значит, от удовольствия...   Оставив компанию с крокодилами, стала пробираться к выходу, решив, что для первого дня нового года впечатлений более чем достаточно. У ворот сидел мужчина в панаме и улыбался так радостно, как будто и не на ферме с рептилиями находится, а в театре сатиры. Сопровождавший меня смотритель шепчет, что это хозяин - Марк Эстерброк. Теперь понятно, почему у него такое настроение веселое...   Когда мое семейство с друзьями подошли к нам, мы обсуждали с Марком экономические процессы в стране, мешающие создать индустрию производства изделий из крокодиловой кожи. Как эколог, я против такой индустрии, однако понимаю, что она уже существует подпольно, и лучше легализовать ее, выдав лицензии вот таким фермам, выращивающих животных специально для коммерческих целей. Тогда и браконьеров бы убавилось. Но кенийские государственные мужи думают по другому и, наверное, у них есть на то причины.   Прощаемся с Марком и служителями, сделавшими экскурсию живой и интересной, и отправляемся на обед в Малинди. Но не в тот итальянский ресторан, где поймали черную мамбу, а в другой - на втором этаже. Надеюсь, там змей нет.      Эльмира Алейникова.   Январь 2009 г.      Фотографии с оригиналом статьи смотрите здесь"

13

Калугина Л. Властелинша Алтайских колец   28k   Оценка:10.00*4   "Очерк" Мемуары, Приключения

	Запись от августа 2011 года       Пролог  Замысел путешествия родился на основе легенд, преданий, слухов. Каначак - село в Республике Алтай, где я сейчас живу, по официальным сведениям не имеет подъездных дорог, связывающих его с Большой Землёй. В этом существенное преимущество Каначака, поскольку отрезанность от внешнего мира придает селу особый колорит уединенности, и не способствует массовому туризму, что избавляет его от загаживания. В той же уединённости есть и существенные трудности для местных жителей. Например, привезти что-то крупногабаритное, завезти стройматериалы - становится большой задачей, требующей некоторой изобретательности в поиске решения и дополнительных затрат. А в некоторых случаях подобная задача и вовсе не имеет решения. Легенды же и слухи гласили, что дорога всё же существует. Только знать надо, где она пролегает. Легенды подтверждались внезапными появлениями на улицах села ранее не наблюдавшихся легковых и грузовых автомобилей, и такими же внезапными их исчезновениями.   Интернет же, при его глубоком многократном обшаривании, не дал положительной информации. Встречались лишь редкие сообщения на алтайских джиперских форумах, что на этом пути не один суровый внедорожник был уделан в хлам, а цель так и не достигнута. При этом один из автомобилей, появившихся и исчезнувших на моей улице, был "Жигуль" четвёртой модели. Куда ему до джипов...   Опрос соседей дал очень разноречивую информацию. Одни говорили, что дороги нет и не было, другие - наоборот, что дорога есть, и она реально проезжая, кроме периодов весенней и осенней распутицы. Стало так интересно, аж зазудело всё. Я только представила себе, что Камик1 мой будет стоять рядом с домом, что я в любой момент смогу на него сесть и поехать в выбранном направлении, не обращаясь за помощью в доставке до переплавы, в самой переплаве через Бию, которая работает по расписанию и только летом... Плюс возможность завезти крупногабаритный груз, стройматериалы... Разведка нужна, это даже не обсуждалось. Осталось выбрать время для путешествия.   Поскольку я теперь сельский житель, тут не принято колесить по дорогам просто так, чтобы по сторонам поглазеть. Баловство это, серьёзные люди таким не занимаются. Заделье нужно. А заделье как раз случилось. Накануне в столярке в Турочаке были заказаны новые окна для бани. Окна готовы, надо ехать забирать. Вот и было решено забрать окна, вместе с ними ехать дальше. Доехать до Горно-Алтайска, потом Чуйскому тракту - до Быстрянки, где поворот на Красногорское, потом - через Красногорское до Балыксы, возле которой нужно форсировать речку с одноименным названием, далее восемнадцать километров по лесной дороге - и мы дома, в Каначаке. Торжественно выгружаем окна.   Сборы были не долгими, взяли с собой лопату, топорик и резиновые сапоги для моего друга и штурмана Вовы, и тронулись в путь.      Эпизод 1. Каначак - Озеро-Куреево - Турочак За нами, как обычно, заехал односельчанин Максим на телеге, в которую запряжён жеребец Огонёк, мы доехали до переплавы. Вода в Бие немного поднялась. Переплавились на моторке через реку, забрали Камика со стоянки в Озеро-Куреево и тронулись в путь, примерно в восемь тридцать утра, в субботу, тридцатого июля две тысячи одиннадцатого года. В этот раз дорогу на Турочак не снимали, публикую фотографии, сделанные немного раньше. Здесь скала над Бией возле Каначака, мой Камик, нетерпеливо бьющий копытом на правом берегу, дорога на Турочак и гора Салоп, что рядом с райцентром.   Около десяти утра, как и планировалось, мы стояли в Турочаке, у дверей столярки. Окна оказались не готовы, пришлось ждать часа полтора. Совсем некстати, время нам терять было совсем не интересно. Наконец, окна вынесли. Работой мы остались очень довольны. Оказалось, что большое окно, предназначенное для предбанника, как-то не очень хочет входить в Камика. Пришлось наклонить задние сидения вперёд, тогда кое-как разместились. Вова закрепил обновки, чтобы они при езде как можно меньше перемещались, и мы поехали дальше. Окна сделали из кедра, и мы всю дорогу наслаждались его дивным запахом.      Эпизод 2. Турочак - Горно-Алтайск    Денёк выдался солнечный, дорога Турочак - Горно-Алтайск расстилалась перед нами во всём своём великолепии. В летнем варианте асфальтовое покрытие выглядело вполне приемлемым, на свежих заплатках Камик почти не подпрыгивал. Только дорога так и осталась узкой, с серьёзными перепадами высот и крутыми поворотами. У меня снова образовался шанс поработать над техникой вождения. Мы наслаждались пейзажами и немного фотографировали на ходу, останавливаться было некогда. Миновали развилку дорог, одна ушла влево, в сторону Телецкого озера, а мы повернули направо, к мосту через Бию. Около развилки, в ожидании туристов, был развёрнут базарчик, с местными сувенирами и мёдом. Проехали мост в районе Верх-Бийска, с него открывается замечательный вид.  По пути любовались горами, небольшими деревеньками, уютно расположившимися в долинах. Заметно, как местные сёла оживают, в них всё больше становится добротных, новых домов, красивых, обустроенных усадеб.  Окрестности радовали глаз красивыми видами гор, буйством зелени самых разнообразных оттенков и обилием луговых цветов. Они здесь удивительно милые, и совсем не мелкие.  По обочинам видели множество торговых палаток, в которых торговали мёдом и кедровыми шишками. Удивились: бить шишку ещё очень рано, она и выглядела совсем не зрелой. Видимо, спрос определяет предложение - туристы выгребают всё, без разбора...  Добрались до столицы Республики Алтай. С сожалением проехала мимо поворота на Горно-Алтайское подразделение НИИ садоводства Сибири имени Лисавенко. Я даже их каталоги прихватила с собой, в которых отметила саженцы, которые хочу набрать. Увы, времени на это совсем не было, придётся ехать специально. Наметили кое-что купить из хозтоваров. Например, фурнитуру для новых окон, ибо функции турочакской столярки ограничились изготовлением рам с коробками и приложением к ним стёкол со штапиком. Я предварительно покопалась в Горно-Алтайском ДубльГИСе, нашла подходящие торговые точки. Для начала заехали в крупный торговый центр "Ткацкий-2". Навигатор не захотел нас на него выводить по адресу, искала "наощупь". Нашла быстро, почти не пришлось крутиться. Центр большой и бестолковый. Пришлось заехать ещё в один магазин, но и там необходимых хохоряшек не обнаружили, несмотря на подходящую специализацию. Вывод не утешителен: в Горно-Алтайске не так просто с ходу найти нужный товар. Что делать - поехали дальше.   Эпизод 3. Горно-Алтайск - Майма - Быстрянка - Красногорское  Проехав из Горно-Алтайска в Майму (их территории практически смыкаются) мы выехали на М-52. Езда по Чуйскому тракту летом - это удовольствие. Отличная дорога, красивые окрестности, можно разогнаться до приличной скорости. Катунь в это время года я ещё не видела. Цвет воды - светлая болотная зелень, очень красивый. Катунь в любое время года красивая. Как и Бия... До поворота около Быстрянки на Красногорское долетели очень быстро.  Дорога от Чуйского тракта по Красногорскому району очень сильно отличалась от турочакской. Местность холмистая, с редкими деревцами. Дорога то петляла между холмами, то поднималась на их вершины и убегала вниз. Потрясающие виды разворачивались перед глазами. Горизонт как будто отодвинулся вдаль, очень-очень далеко... И там, за горизонтом, в дымке виднелись очертания гор, тех самых гор, рядом с которыми мы проезжали пару часов назад...  Почти все холмы возле Красногорского засеяны гречихой. Она как раз цвела, и поля выглядели, как заснеженные...   В своё время, при выборе места для жизни, Красногорский район Алтайского края рассматривался, как один из наиболее привлекательных: не густо заселён, и у границы с Республикой Алтай есть большие лесные массивы, уходящие в горы... Теперь представилась возможность увидеть всё это своими глазами...   Эпизод 4. Красногорское - Усть-Кажа - Фрунзе - Балыкса    Миновали Красногорское, направились в сторону Усть-Кажи, и дальше - к Фрунзе. Лысые холмы закончились, мы въехали в лес. Лес настоящий, густой, нехоженый, чуть в сторону от дороги - и совсем темно. Густые кроны деревьев, плотно смыкаясь, почти не пропускают солнечный свет... Слева от нас образовались просветы - показалась Бия.  Через некоторое время закончился асфальт, и началась до боли знакомая галечная отсыпка. Всё-таки, это намного лучше, чем грунтовка - она не раскисает, и колеи в ней не набиваются, поверхность относительно ровная. Ямки, конечно, встречаются, не без того. Потому, когда я умудрялась прозевать ямку, окошки за моей спиной подпрыгивали и брякали. М-да, такое путешествие с хрупким грузом за спиной, - всё-таки, не лучший вариант ...   В одном месте, в лесу, навигатор показал нам, что мы... переехали через Бию! А слева и справа от нас были всего-то заболоченные участки леса... Вот и верь навигаторам после этого...   Доехали мы до деревни Балыкса, которая стоит на берегу одного из рукавов Бии. Спросили у местного дорогу на Каначак. Он почесал в затылке и говорит: "Дык это вам через Бию надо". Вот это номер! Мы объяснили, что нет, нам нужен брод через Балыксу. Тогда дяденька посоветовал нам поехать на турбазу, дальше по дороге, что мы и сделали.   Эпизод 5. Турбаза. Брод. Завершение малого Каначакского кольца  Дорога превратилась в две колеи, протоптанные в травке. Лес по сторонам сгущался, темнел и всё плотнее сжимал дорогу. Слева от нас виднелась река, точнее, изобилие различных рукавов и рукавчиков.   Дорога упёрлась в шлагбаум. За ним виднелась большущая поляна, на берегу реки, на поляне - аккуратные домики турбазы, за оградой - несколько припаркованных машин. И никакой дороги, кроме той, по которой мы приехали...   Спросили у сотрудников. Они сказали, что дальше дороги нет. В горах прошли дожди, вода в реках поднялась, брод не пройти. Хотя, одна рисковая компания на "Ниве" поехала пробовать...   Мы решили проехать назад, к большому броду, который, не заметив, проскочили. А там три мужика на "Ниве" как раз пытаются форсировать Балыксу. Первую часть брода они уже прошли, осталась вторая, широкая, метров тридцать. Действовали они грамотно: разделись, залезли в воду, и стали методично промерять дно. Нащупали самое мелкое направление, примерно по колено. Получилось немного наискосок. Мы с интересом наблюдали. Один сел за руль и поехал потихоньку. Проехал он метров двадцать и заглох. Видимо, водой залило глушак.  Они полезли под капот, открыли водительскую дверь... Даже издалека было видно, что вода плещется на полике... Смотреть дальше было не интересно.   Вове каначакцы рассказывали, что сушествует дорога на гору, а там, выше по течению речки Балыксы, есть совсем мелкий брод, можно переехать на легковушке. На турбазе нам сказали - бесполезно, на той дороге застрял трактор, и сидит до сих пор. Только что подъезжали туда на "Ниве", такие же желающие, как мы - не рискнули соваться... Ага, те самые, которых мы видели.   Мы решили проверить. Нашли ту дорогу на горку. Вова пошёл на разведку. Вернувшись, рассказал, что дорога уходит в непролазную болотину, и никакого намёка на брод он не увидел. Зато видел засевший трактор. Возвращаясь назад, "Ниву" на броде мы не обнаружили. Неужели они всё-таки перебрались?   Вернувшись ещё немного назад, мы попробовали проехать по едва заметной лесной дороге, которая тоже шла в направлении вверх по течению Балыксы. Метров через двести остановились, Вова снова пошёл на разведку. Стало понятно, что и по этой дороге мы до брода не доедем.   Не утешительный итог: малое Каначакское кольцо замкнуть не удалось. Последние восемнадцать километров пути до дома нам преградило непреодолимое препятствие - водный рубеж. Рискнуть пойти вслед за "Нивой", конечно, можно было. И что? Всё-таки, наши мускульные ресурсы куда скромнее, чем у трёх здоровых мужиков на "Ниве", да и трактор местный из строя вышел, вытаскивать некому. Решено: рисковать не будем, приступаем к плану "Б".      Эпизод 6. План "Б". Балыкса - Красногорское - Быстрянка - Бийск  Девятнадцать тридцать, скоро начнет смеркаться. У нас дома не кормленные животные - собака и кошка. Завтра - воскресенье, переплава не работает. Почему мы были так уверены в успехе, когда выдвигались в путь? Теперь есть риск попасть домой только в понедельник. Весело. Что делать, тронулись...   Навигатор подсказывал, что до Бийска есть путь покороче, чем через Быстрянку. Мы и на карте видели альтернативную дорогу, через Верх-Кажу, вдоль Бии. Но ставить эксперименты ночью не решились, поехали знакомым путём. В сумерках всё выглядело не так живописно, только цветущие гречишные поля смотрелись, как одеяла из облаков...   Когда подъезжали к Красногорскому, было уже совсем темно. Я очень устала - шутка ли, двенадцать часов за рулём, почти без перерывов. Хотели найти какую-нибудь ночлежку. Куда там, Красногорское - место не туристическое, здесь и намёка нет на гостиницы. Хорошо хоть нашли круглосуточный магазинчик, затарились нехитрой провизией. Перекусили немного - и дальше поехали.   На дороге пару раз видели сов, а один раз в свет фар попал молодой заяц, и застыл посреди дороги, как загипнотизированный. Пришлось остановиться, зайчишка немножко очухался и нырнул в кусты.   До Чуйского тракта доехали благополучно, но силы мои были на исходе. Время, проведенное за рулём, обратно пропорционально скорости движения. Потому, выехав на М-52 я нажала на гашетку, сто десять - разрешённая скорость. Однако, быстрая езда ночью - это постоянное принятие решений. Ориентиры - разметка, в центре и по краям. А как с поворотами на такой скорости? Дальний свет не включить - навстречу постоянно идут машины. А я устала и спать хочу.   Нашёлся интересный вариант. Даёшь себя обогнать какому-нибудь шустрику, который прёт девяносто - сто (быстрее, я заметила ночью никто и не ехал), а дальше - смотришь на его красную задницу, то есть, на огни красные, и по ним ориентируешься. В совокупности с разметкой получаются очень даже хорошие ориентиры. Я так пристроилась за двумя джипами кемеровскими, спасибо им большое, они шли ровненько девяносто, и проехала с ними, почти что в колонне, большую часть пути.   В Сростках по левую сторону трассы увидели мотель "Калина красная". Судя по всему, заведение не из бюджетных. Решили дотянуть до Бийска.   При въезде в Бийск, увидели рядом с круглосуточным магазинчиком надпись "гостиница", остановились. Оказалось, что гостиница находится в подвале под магазином, и лестница туда ведёт такая, что мне без альпинистского снаряжения по ней не спуститься. По совету местного персонала, поехали в гостиницу "Под телевышкой". Хорошо, что её легко найти - уж очень приметный ориентир.   В половине первого ночи мы получили ключ от номера, с удобствами в коридоре. Да ладно, мне было уже всё равно, лишь бы упасть и уснуть. Что и было сделано.   Утром проснулись от галдежа в коридоре. Гостиница оказалась популярной у дальнобойщиков, а они рано поднимаются. В результате в коридоре образовалась длинная очередь в туалет, а заодно и стихийный клуб по интересам. Чувствовала себя совсем разбитой, и, несмотря на шум, ещё немного поспала. Вова принёс горячий завтрак, включенный в стоимость номера. С удовольствием рубанув горячей рисовой кашки, немножко приободрилась.   Собрались, поблагодарили администратора, расспросили, как проехать к строительному супермаркету, и двинули туда. Супермаркет называется "Формула-2", и он действительно большой. Погуляв по нему и по окрестным хозяйственным часа два, Вова купил практически всё, что нам было нужно. В том же здании удачно оказался продуктовый супермаркет знакомой мне фирмы "Аникс", они в этом году открыли магазинчик рядом с моим домом в Новосибирске, и я была очень довольна ассортиментом и ценами. Здесь цены оказались ещё ниже, поскольку фирма эта - алтайская. Затарились кое-какими продуктами, и направились в сторону дома.      Эпизод 7. Бийск - Озеро-Куреево - Каначак  Счастливчик Вова проспал половину пути. А я рулила, несмотря на то, что толком не отдохнула после вчерашнего марафона. День был жарким, и это не прибавляло бодрости. Несколько раз пришлось останавливаться, чтобы немного передохнуть.   Солтонский тракт, по состоянию дорожного покрытия, с весны не улучшился. Скорее, наоборот. На некоторых участках, где асфальта осталась примерно половина, лучше бы его не было совсем. Ехать приходилось местами не быстрее тридцати километров в час, иначе к хренам побила бы все стёкла в банных окнах. Одну из остановок сделала на любимом перевале, с чудесным видом на Бию и далёкой линией горизонта.  А ещё по пути есть маленькая речка, протекающая по трубе под дорогой, в ней удивительно чистая и красивая вода.  Наличие приличного асфальта на подъезде к Озеро-Куреево приятно удивило: я совсем забыла про этот кусочек пути.   И вот, наконец, мы в Куреево, почти дома. Но переплава сегодня не работает. И наш помощник с телегой Максим сегодня на покосе. То есть, как добраться до дома - не понятно. Решили поехать на берег и посмотреть, что там и как.   На наше счастье, на берегу оказалась компания каначакцев, с моторкой. Они нас и переплавили. Мы посидели уже на своём берегу, подождали Максимку, который обещал через час-полтора освободиться. Пока ждали, я посидела на лодке и поболтала ножками в Бие. Вода холодная, но такая чудесная! Через пятнадцать минут в одеревеневших за два дня пути ногах не осталось ни капли усталости.   А потом Игорь, который нас переплавил, сгонял в деревню за трактором, мы расположились вместе с грузом на прицепленной телеге, и с комфортом домчались до дома. Всё, большое Каначакское кольцо замкнулось. Животные накормлены, мы в родных стенах, всё закончилось. Дома мы оказались в полвосьмого вечера, то есть, ровно через сутки после перехода к плану "Б".   Сухой итог: за два дня пройдено пятьсот восемьдесят восемь километров, из них четыреста шестьдесят три - в первый день. Карта маршрута прилагается.          Эпизод 8. Моя прелесть! Запись от 5 января 2012 г.       Вчера выдался дивный день. Как это иногда бывает, случилось всё совершенно спонтанно. Началось с того, что Камик замёрз. Я обнаружила это ещё утром, когда попыталась его завести с пульта. Чихнул, крякнул и сказал: "Не буду, сами заводитесь в такой мороз, если охота, а я так постою". Потом ждали, когда выйдет солнышко, и станет потеплее. Солнышко взошло, стало хорошо пригревать, но Камик упорно молчал. Ему явно требовалось личное присутствие хозяйки.    Пришлось одеться и пойти к нему с визитом. Я накинула обычную рабочую одежду, толстовку с капюшоном, жилетку, и пошла заводить Камика ключом. После ласковых поглаживаний и нежных слов, раза примерно с пятого, машин довольно заурчал. Но для закрепления результата требовалось покататься - подзарядить аккумулятор. Я позвала Ирочку2, она накинула на домашнюю одежду шубку, я прихватила рюкзак с документами, и мы поехали прокатиться по Каначаку.    Проехали, сколько смогли, по улице Береговой, упёрлись в стихийную стоянку машин, штуки четыре сгрудились, увидели оживлённую кучу любителей подлёдного лова, расположившихся на мелком рукаве Бии. Развернулись в одно касание на узкой дороге (молодчина, Камик!), и поехали назад. Мало покатались.    И тут мне в голову пришла дерзкая идея. Ничего не сказав Ирочке, я проехала мимо дома, и мы углубились в лес. Дорожка узкая, в одну колею, но хорошо укатанная. Праздники продолжаются, вряд ли сегодня будут возить лес, потому вероятность встречи с лесовозом на узкой лесной дороге стремится к нулю. Тормоха-путешественница3 приняла командование экипажем на себя. Почуяв неладное, Ирочка стала уговаривать меня повернуть назад. Сославшись на то, что развернуться совершенно негде, я продолжала продвигаться вперёд. И постепенно Ирочка отвлеклась.     Панорама, развернувшаяся перед нами, была сказочной красоты! Плотно сжатая по бокам высокими и мощными деревьями, дорога извивалась и петляла так, что ни на одном автодроме такое не найти. Я с упоением крутила руль, и Камик слушался каждого моего движения. Это было так здорово! А Ирочка, открыв рот, смотрела по сторонам. Наконец, мы догадались достать фотокамеру, и начали снимать.     Когда отъехали километров на десять, я напомнила Ирочке, что мы находимся в глухой тайге, и здесь водятся медведи и волки. Ирочка смело возразила, что медведи теперь в спячке... Я спросила Ирочку, что бы она посоветовала мне делать, если бы сейчас на дорогу вышел медведь-шатун? Ирочка быстро ответила: "Сдавать задним ходом до деревни". Потом подумала немножко, и сказала: "Лен, поехали назад!".    Но, как периодически говорит Мария4, она же maramara: "Если я чего решила - выпью обязательно". Потому, нагло пользуясь абсолютной монархией внутри отдельно взятого Камика, я продолжала ехать вперёд. В подтверждение гипотезы, что мы в лесу не одиноки, я заметила свежий помёт, похожий на продукт жизнедеятельности крупной собаки. И это в месте, где в радиусе десятка километров нет даже намёка на человеческое жильё. Чтобы у Ирочки адреналин не полился из всех отверстий, про "собачий" помёт я ей ничего не сказала...    А задумка у меня была эпохальная. Я захотела замкнуть Малое Каначакское Кольцо, которое не было пройдено до конца летом, как раз на этом отрезке. Для замыкания Кольца требовалось преодолеть восемнадцать километров лесной дороги, не обозначенной ни на одной карте, и выйти к знаменитому броду, который я не решилась преодолеть летом, из-за высоко поднявшейся воды.    Тем временем мы продвигались вперёд, и, по всем косвенным признакам, вышли к берегу Балыксы.  Увидели стоящего "жигулёнка" и одинокого рыбака на льду узкой речки.  А потом дорога, ещё немного попетляв, внезапно вывела нас на открытое пространство, замаячили знакомые мне домики турбазы, а навигатор показал, что под нами - Бия! Оглядевшись, я поняла, что мы едем по тому самому броду, и это брод не через Балыксу, как я думала раньше, а через рукав Бии. Вот это да!     По карте получалось, что и Балыксу мы пересекли, но даже не заметили этого, и путь наш лежал через остров на Бие... Поднявшись на высокий берег, я огляделась, чтобы запомнить место спуска к броду. Точно, это то самое место, где мы летом созерцали застрявшую "Ниву". Заехав в деревню Балыкса, я развернулась, и мы, вернувшись к замёрзшему броду, торжественно начали процедуру замыкания Малого Каначакского Кольца, с той самой точки возвращения.    Обратный путь был сказочно красив, бояться дикой тайги мы перестали, и просто наслаждались первозданной природной красотой. Ирочка сказала, что эта дорога по красоте круче, чем дорога на Телецкое. О как! Каначак рулит!       Не менее торжественно въехав в Каначак с непривычной стороны, мы прибыли домой, страшно гордые собой. Йессс, мы таки это сделали, и Кольцо (Моя Прелесть, гы-гы) замкнуто!       ______________________________________    1 Камик - мой автомобиль "Тойота Ками", маленький полноприводный внедорожник. назад 2 Ирочка - моя новосибирская подруга, приехавшая в алтайскую глубинку встретить со мной Новый год. назад 3 Тормоха - это одна из граней моей личности, побуждающая на всякие активности, спонтанности и... шалости. назад 3 Мария, она же maramara - моя подруга по порталу "Деревня-Онлайн" назад .