"Здесь мог бы быть ВАШ эпиграф. Тел. 8 - 920 - 9..."
Пролог
Мне очень хотелось, чтобы мое повествование начиналось с какой-нибудь умной фразы наполняющей все буквы и слова последующие далее очень глубоким смыслом. Я долго придумывал такое заковыристое предложение, которое могло подстегнуть читательский интерес к дальнейшему прочтению всего мною написанного, и надежно резервировало мне хотя бы угол в одной из многочисленных комнат огромного небоскреба художественной прозы. Но как назло ничего выдающегося не приходит в голову. Поэтому придется пока пожить в подъезде.
И на это неожиданное "Отвали", так вызывающе прозвучавшее посреди общей тишины нарушаемой лишь скрипом ручек и тихих сопений, наш десятый класс отреагировал неожиданно бурно. Многие громко рассмеялись, а с задних парт, по-моему, даже довольно захрюкали от радости. Кто-то закричал : "Гринева - дура!", что вызвало еще больший смех. Это было настоящее небольшое развлечение, которого так не достает посреди скучных уроков. Ожидаемо последовала цепная реакция, и даже самые сонные уже включались в общее веселье. Впрочем, обрадовались не все. Некоторые просто продолжили, как ни в чем не бывало, записывать с доски. А Давидов, мой сосед по парте, и вовсе никак не отреагировал. Он с самурайским спокойствием продолжал рисовать. Его настоящей страстью были различные садистские рисунки про директора школы. Например, в этот раз незадачливому директору, с легкой руки Давидова, посчастливилось оказаться под колесами огромного "Камаза". А в прошлые разы Андрей Евгеньевич, видимо по своей рассеянности, попадал в пасть крокодила, падал с самолета (сжимая в руке свой портфель, в спешке схваченный вместо парашюта), и безуспешно пытался противостоять маньяку с бензопилой, подозрительно похожему на нашего трудовика. В общем, фантазия Давидова по части умерщвления карикатурного директора была по истине неиссякаема. И, казалось, даже ядерный взрыв не сможет отвлечь его от любимого занятия. Куда уж там каким то Ленам Гриневым.
Класс тем временем просто стоял на ушах. Под громкий хохот кого-то били по голове учебником, дергали за бюстгальтер, витиевато ругали матом. Урок был практически на грани срыва. И тут учительница химии (тетка преклонных лет, от которой постоянно пахло дешёвым парфюмом и вечностью) с обидной кличкой "Тетя Колба", наконец перестала писать на доске и повернулась.
- Кому там спокойно не сидится? - глаза Тети Колбы злобно блестели под толстыми линзами очков. Стоит заметить - добротой эти очки вообще сияли крайне редко. А сейчас наша химичка и вовсе была похожа на злобного Терминатора, а совсем не на "Учителя года-77". Под суровым взглядом Раисы Павловны все как-то разом поутихли. Громкий смех сменился тихими хихиканьями, а крики перешли в еле различимый шепот так же резко, как и начались. Давидов же естественно не заметил и этого, продолжая аккуратно вырисовывать колесо.
- Все вам хиханьки да хаханьки! Вы бы так радостно у доски отвечали! Я здесь никого не держу! Вот за дверью отваливайте и приваливайте! - химичке видимо тоже требовалась разрядка и она была готова перейти на подробную лекцию обличающую нравы современной молодежи, особенно той, которой посчастливилось учиться в нашей замечательной школе затерянной где-то в Рязанской области, почти в самом центре Страны Победившей Демократии.
Гринева сгорая от стыда уткнулась в учебник. Ее подружка Наташа перестала ковырять пальцем в носу и тоже, видимо за компанию, покраснела.
- Антонина Ивановна, а у вас там валентность неправильно указана! - блеснул знаниями отличник Ваня Пузинов, который тоже не любил отвлекаться на посторонние шумы, предпочитая вместо этого впитывать знания всеми клеточками своей худощавой фигуры. Такое уж у него было хобби.
- Вот Ваня - молодец! Правильно все заметил! - Тетя Колба немного подобрела.
И даже ее ремень, как обычно туго натянутый где то под необьятной грудью заметно расслабился. Она вновь принялась за написание какой-то сложной формулы. А для меня же ясна была только одна формула - Пузинов и его большие юношеские прыщи в квадрате сложенный с Антониной Ивановной давал в сумме полную гармонию и взаимопониманию. И, пожалуй, их обоих еще можно было умножить на незримо витавший где-то дух Менделеева, а меня из всего этого смело вычесть. Все равно я в удивительном мире химии мало что понимал.
Вечный обитатель "Камчатки", Леня Кусин, уличив момент, начал плевать в Ваню из трубочки бумажными шариками. Делал он это почти на каждом уроке, то ли от патологической нелюбви к отличникам, то ли просто от скуки. Он так увлекся этим занятием, что резная надпись "Моисеев пида" на его парте, выполненная в особом готическом стиле, лично придуманном Кусиным, так и осталась незаконченной.
Я что бы хоть как то убить время до перемены начал внимательно рассматривать художества Давидова. На его картине автомобиль был уже полностью нарисован, а от директора были готовы голова, плечи и рука сжимающая портфель с документами. Портфель, которого у настоящего Андрея Евгеньевича никогда не было, был творческой находкой самого Давидова и появлялся на всех рисунках. Он с любовью называл его "мой авторский штрих".
- А чего у него плечи перекошены? - шепотом спросил я, указывая пальцем на неестественную кривизну тела.
- А это ему кувалдой ударили сначала, а потом уж и камазист подоспел, - Сергей мрачно улыбнулся, не прекращая рисовать. От усердия он даже высунул кончик языка. Я сам признаться не испытывал теплых чувств к Андрею Евгеньевичу. Не то что бы я часто бывал у него в кабинете, но один случай мне запомнился.
Начну с небольшой предистории. В детстве я не хотел быть милиционером или космонавтом. Скорее всего, виной тому было то, что я родился на закате Союза и мои ровесники мечтали уже о совершенно других вещах. Хотя, рэкетиром или "новым русским" лично мне становится не очень хотелось. Я грезил о таинственной (как мне тогда представлялось) профессии археолога. Запоем читая книги о древних цивилизациях я видел себя в будущем первооткрывателем новых тайн египетских пирамид или загадок племени майя. Лишь годам к десяти я переболел этой мечтой, узнав, что археология почти полностью состоит из унылых раскопок и ковыряний в пыли и грязи. Это как то убивало во мне всю романтику. Копать траншеи мне не очень то и хотелось. Я стал подумывать о другом. Так как одним из моих любимых увлечений еще с детства были книги, то, прочитав всю домашнюю детскую литературу, я взялся за более взрослые произведения. Моей настоящей страстью тогда стали детективы. Но классические Кристи и Конан Дойл мне казались несколько скучноватыми. И моими кумирами тогда стали писатели , творившие в жанре "крутого детектива" повсеместно распространившегося на полках магазинов и на прилавках рыночных развалов. Чейз, Чандлер, Спиллейн стали для маленького меня просто откровением.
- А почему бы мне не стать писателем? - однажды подумал я, - Чейз написал свое первое произведение за один уик-энд, значит и я смогу!
Итак, лет в 11, я, наконец, попробовал себя в прозе. Писал различные повести и рассказы. В основном это были выкидыши моей детской фантазии сформированной всей прочитанной мягкообложечной литературой и просмотренными боевиками. Героями моих опусов все чаще становились маньяки, проститутки с добрым сердцем и побитые жизнью циничные частные сыщики. Сюжет всегда был так лихо закручен, что ближе к концу я и сам не знал, как это все заканчивать. Огромное количество персонажей, большинство из которых просто исчезало из текста в никуда и слишком много тайн, которые я просто забывал раскрыть - были отличительными чертами моих детективов. Основными авторскими фишками становилась обнажёнка, применяемая мной почти всегда не к месту, и горы трупов. За каких-то сто страниц количество убийств могло вырасти чуть ли не до полусотни. То есть в среднем в моих детективах убивали раз в две страницы, а раздевались и того чаще. Чтобы лучше объяснить всю суть моих творческих находок, ниже я приведу один эпизод из небольшой повести "Детка, это ночь".
"С неба третий день кто-то обильно опорожнялся дождем. Я сидел в своем маленьком пыльном офисе и курил. За окном, судя по шуму, кого-то убивали.
-Что творится с городом, черт возьми.. - грустно подумал я и отхлебнул своего любимого пойла из бутылки.
Внезапно, в мою дверь с табличкой "Сэм Каллаган - частный дететктив" кто-то настойчиво постучал. Я, на всякий случай, приготовил пистолет. В прошлый раз в мою контору пытались проникнуть подручные Пита Стэнстона, местного босса мафии, и мне пришлось хорошенько накормить каждого из них свинцом. С тех пор, я всегда был наготове. Я крикнул "Войдите", и направил свой ствол на дверь. На пороге стояла прекрасная незнакомка в облегающем платье. Она была совсем не похожа на горилл Стэнстона и я положил револьвер обратно в ящик стола.
- О, мистер Каллаган, мне так нужна ваша помощь, - заявила она мне без долгих прелюдий. Я кивком головы указал ей на свободный стул. Похоже, старине Каллагану предстояла новая работа. Кто-то же должен очищать улицы от грязи и помогать красивым женщинам. Моя новая клиентка была очень сексуальна. Ее грудь была похожа на две ядерные боеголовки, которыми нас пугали злобные коммунисты. Впрочем, этой нимфе я бы сдался не раздумывая.
- Мой муж убит, а полицейские подозревают меня! - ангел заплакала, а я наслаждался всеми ее деталями. Ох уж эти легавые, всегда могут довести красоток до слез.
-Расскажите подробнее, что произошло, - я попытался успокоить ее. Через некоторое время она немного расслабилась и закурила.
- О, это долгая история. Можно я сначала разденусь? У вас здесь очень душно
Я не стал возражать. "
И в таком русле все продолжалось до самого финала. Именно поэтому, мой "школьный нуар" редко кто мог осилить до конца. Слишком уж ядреной была смесь из ультра-насилия и голых женщин. Куда большей популярностью пользовались мои комиксы. Рисовать я никогда особо не умел, но очень старался. Множество тетрадей в клетку ушло на создание этих графических историй. Среди моих комиксов попадались такие, которые уже одним названием могли сразить наповал неподготовленного читателя. Чего стоили только "Черепашки ниндзя в Грузии", "Космический мусорщик Петров" и "Приключения Петюньчика и Бескишечного". Сюжеты я специально выбирал самые сюрреалистические и мешал их с отборным мордобоем, добавляя щепотку ненорматива для остроты. Выходил достаточно странный коктейль, но местами все же было смешно. Наверное, поэтому меня часто просили нарисовать что-то " про Витьку (Петьку, Ваську)" и что бы "короче кровища и гы-гы". И я, литрами уничтожая пасту в авторучках, сочинял дикие истории про то, как Сашка (Мишка, Лешка) копал картошку на минном поле, или попадал на планету злобных пиратов гомосексуалистов с Марса. В общем, я любил свое глупое, но родное творчество ведь оно всегда приносило мне массу удовольствия.
Теперь непосредственно вернусь к случаю с директором. Однажды (по-моему, это был седьмой класс), когда просто комиксы уже наскучили, мы с моим закадычным другом Кроткиным решили сделать целый мужской журнал. С названием все получилось как-то очень легко. Кроткин сразу предложил вариант "Федя Тряпочкин", а я сократил его до просто "Феди". Причем, подумав, мы решили добавить для значимости и элитарности еще и "плюс". Когда, спустя годы, я увидел в продаже журнал "Максим", то был горд от того, что идея с "именным" журналом родилась у нас гораздо раньше. Сам "Федя" стал детищем контркультурным с явным уклоном в различные "сиськи-письки". Он был забит похабными текстами и скабрезными рисунками (в самом конце даже был целый эротический комикс от меня) чуть более чем полностью. Все это безобразие даже делилось на рубрики, как и в любом уважающем себя журнале. Их названия тоже были весьма своеобразными - Советы от "бывалых", "Голубые патрули", "Вы нам писали, а мы вас послали", и "Высокая литература" (здесь была помещена первая часть эротического рассказа, начинавшегося с интригующего : "Кэтрин не спалось, и она решила раздеться и пойти к Джеку"). Так как наш "Плюс" намекал на определенные бонусы, то читатель получал еще кроссворд и плакат в середине (криво нарисованная мечта Кроткина - одноклассница Клава, которую он нежно и с придыханием называл "Клавуся"). Естественно, нам с Кроткиным не терпелось показать первый (а мы надеялись сделать продолжение) выпуск нашего "Феди" всем в классе. Хотелось нести искусство в массы и дарить радость. Три урока наш креатив ходил по рукам и вызывал истерический хохот у мальчиков и смущение у девочек. Журнал завоевывал популярность. Отдельные вещи перечитывались, а статья "Жировые горы или холмы любви? Скандальный репортаж о грудищах" под дружный хохот всего класса был зачитан вслух на первой же перемене. Но, увы, наше счастье было недолгим. На уроке географии молодая учительница выхватила из рук какого-то нерасторопного ученика нашу печатно-тетрадную продукцию. Беззубый улыбающийся мужчина на обложке видимо вызвал у нее неподдельный интерес. В любом случае, это отличалось от обычных школьных записок, и пробуждало любопытство. Класс замер в ожидании.
- Посмотрим, что это за Федя - съел медведя, - сказала она и принялась внимательно изучать страницы. Кроткин почти спрятался под парту, а я смотрел на выражение лица географички. Сначала все было нормально, но когда она наткнулась на "Советы "бывалых" и поняла, что наш Федя может сделать с медведем при встрече, она густо покраснела и тихо спросила: "Это чье?". Я не стал отпираться и честно сказал, что мое. И чтобы не забирать всю славу себе указал и на Кроткина: "И его". Кроткин угрюмо встал и стыдливо выпятил свою большую нижнюю губу.
- Оба. К директору. ЖИВО! - закричала географичка и сжимая в руке "Федю Плюс" отконвоировала нас в кабинет к Андрею Евгеньевичу. Пока директор листал журнал мы смиренно молчали ожидая начала репрессий. Не то чтобы я чувствовал себя героем на расстреле, готовым мужественно переносить свою незавидную участь, но лекцию о нашей развращенности я прослушал всю и очень внимательно. Кроткин наконец спрятал губу обратно в себя и я подумал, что он наверное все таки осознал наше безнравственное поведение и глубину той ямы в которую мы "стремительно скатываемся подводя товарищей и родителей". После пяти минут монолога Андрей Евгеньевич Кречетков явно выдохся и существенно истощил свой словарный запас. Длиннющая фраза, призванная окончательно застыдить нас и заставить задуматься о высшем, поглотила сама себя и закончилась без надлежащего катарсиса банальным "в общем... вот так". Директор, размышляя о том, что бы нам еще сказать, покосился на новенький музыкальный центр стоявший в углу его кабинета. Этот подарок от спонсора успел сначала появиться в актовом зале. Первые дни он просто стоял нераспечатанным на почетном месте возле самой сцены. Потом однажды его извлекли из коробки, протерли тряпочкой и поставили на стол с красной торжественной скатертью. В связи с "открытием" всех школьников, которых смогли поймать, собрали после уроков, и мы прослушали на CD диске пару детских песен о дружбе и улыбках. Учителя горячо благодарили какого-то Ашота Вагизовича. Видимо, это и был тот самый щедрый благодетель. Учительница музыки Микитина даже умудрилась пустить скупую слезу, приплясывая на сцене. Потом она сыграла что-то величественное на пыльном пианино под жидкие аплодисменты торопившихся домой учеников. Но через три дня после этого, на месте центра, почему то появился старый советский магнитофон "Романтика". Кассеты он безбожно портил и выполнял скорее чисто декоративную функцию. Микитина больше не плакала, и играла отныне исключительно грустные минорные композиции. Где то через полгода музыкальная шайтан коробка с большим ярким логотипом "Sony 100% HI FI Super sound Mega Drive" неожиданно появилась в кабинете у директора и теперь отвлекала его от грустных мыслей о морали и вечном.
Он устало буркнул : "Свободны.." , и наш "Федя" навсегда исчез в недрах его рабочего стола. С обидой в сердце мы покинули кабинет Андрея Евгеньевича.
- Клавусю жалко. Я ее долго рисовал, - грустно сказал Плоткин на перемене. Да я и сам сожалел. С тех пор на директора у меня имелся вполне определенный зуб. И поэтому картинки садиста Давидова меня даже немного смешили.
Решив не отвлекать Давидова, я начал смотреть по сторонам. Урок должен был закончиться только через двадцать минут, а начинатьпознавать химию, позорно пропустив начальные азы, было совсем бесполезно. Это как пытаться разобраться во всех перепитиях сюжета и мотивациях персонажей книги начав читать ее с середины. Все равно ничего не поймешь. Тогда я начал рассматривать одноклассников. Со многими из них я был знаком только первый год. Из моего девятого в старшие классы перешли немногие. Большинство отвалилось по пути как ступени у ракеты. Кто то предпочел гостеприимное ПТУ и усиленно готовился к будущей жизни изучая от знающих товарищей блатной сленг и понятия. А кто то, с радостью распрощавшись со школой, рассортировался по двум городским техникумам. Я же решил плыть по течению и вместе с Давидовым и парой ребят перешел на следующий уровень. Здесь боссы уже были немного страшнее, но и опыта за них выдавали побольше.
Учебный год только-только перевалил за середину, и я еще толком не успел разобраться в многообразии характеров, но, признаться, среди моих новых школьных товарищей попадались достаточно интересные личности. Вот, например, Иринка Моросейкина. У нее к десятому классу уже была сформировавшаяся грудь, прочная никотиновая зависимость и парень с собственным автомобилем. То есть Иринку уже можно было считать почти взрослым человеком. Следующим шагом в полном формировании личности должна была стать ранняя беременность. Впрочем, зная легкий характер Моросейкиной легко было предположить, что и этот рубеж будет скоро перейден. Был среди моих одноклассников и Александр Фуфунькин. Глядя на него я удивлялся, почему он решил пойти в десятый класс, а не присоединиться к своим друзьям в училище. Всем школьным предметам он предпочитал приятные неспешные разговоры в курилке, а те редкие уроки, которые он посещал со своей толстой тетрадью "Для всего" можно было сосчитать по пальцам руки. Учителя воспринимали его появление как праздник, а он гордо сидел на самой последней парте и напевал что-то про "ручку газа до отказа". Было еще несколько занятных фактов о Фуфунькине. Например, зимой он никогда не снимал свою потрепанную шапку "Ашидаши" даже в помещении, а ближе к весне он менял ее на относительно свежую бейсболку, которую тоже предпочитал всегда держать на голове, видимо опасаясь ее пропажи. Саша всегда имел наготове изысканное матерное слово, крепкое и ободряющее как утреннее кофе. Уверен, разреши ему писать сочинения матом, то он описал бы, к примеру, "Войну и мир" как минимум интересно. Или, может быть, просто написал одно предложение: "Толстой, ну пи...ец, на х..я ты столько написал?". Вообще, от Саши можно было ожидать такой лаконичности.
Были у нас конечно и обычные, ничем не примечательные "середняки", к которым относился и я, отличавшийся в те годы определенной стеснительностью, были и свои "хулиганы" и "ботаники" как и в любом классе обычной школы. Впрочем, в силу возраста я начинал все больше обращать внимание на девочек. Мои одноклассницы были самые разные - высокие, низкие, худые и плотные. Кто то поражал показной красотой, а кто то умилял своей скромностью. Но кого - то особенного я выделить пока не мог. Слишком мало я еще был с ними знаком, да и упомянутая выше стеснительность мешала мне вести с ними разговоры о высших материях.
Жизнь в классе тем временем шла своим чередом. Под монотонный рассказ "Тети колбы" Кусин, которому наскучило терроризировать Пузинова, продолжал портить школьное имущество, пухлая Тютюшина, судя по ее грустным глазам мечтала о еде, а наш школьный спортсмен Ракунин активно пытался приставать к хохотушке Пимановой. Та отбивалась, но без особого рвения. Видно было, что ей нравились такие заигрывания, да и Ракунин, все таки был гордостью нашей школьной баскетбольной команды и подрастающим альфа - самцом. Я же почему то вспомнил о недавнем инциденте и от скуки присматривался к Гриневой. Лена практически не поднимала голову от тетради. На ее щеках все еще оставался багрянец стыда. А я все смотрел и смотрел на нее. Вроде бы ничего особенного в ней нет, размышлял я. Да, она была достаточно симпатичной девочкой. Но я никогда не думал о ней как о красавице. Просто девочка, с веселыми глазами и милой улыбкой. Больше всего мне в ней нравилась ее постоянная активность и какое-то жизнелюбие. Но почему то именно сегодня я посмотрел на нее иначе. Милая краснота на щеках добавляла ей сейчас шарма, а луч солнца, словно бы запутавшийся в ее волосах, делал ее какой-то особенной. И все в ней было как то мило и складно.За своими мыслями я совсем отвлекся от всего происходящего вокруг.
-На Гриневу засмотрелся? - внезапно раздался плотоядный шепот у меня под ухом.
Я от неожиданности чуть не подпрыгнул. Давидов наконец прекратил рисовать и следил за моим взглядом.
-Да не. Просто чего то задумался. - я признаться был несколько смущен.
-А че? Нормальная баба. Только дура, - сказал Давидов тоном знающего человека.
-С хрена ли это она дура? - почему то я почувствовал злость. В мою мечту внезапно вторглись с грязными ногами, и стало неприятно. Но Давидов мне так и не ответил. Он снова потерял интерес к происходящему аккуратно выводя под своим рисунком автограф "ДАВИ!". Это звучало как руководство к действию и являлось отражением всего творчества злого гения. Я отвернулся от него и вновь стал рассматривать Лену.
-Что-то в ней определенно есть,- произнес мой внутренний голос. И, наверное, именно это определило все дальнейшее. Я неожиданно для самого себя понял, что влюбился. В свой первый настоящий раз.
Глава 1
Мне, конечно, нравились девушки и до этого. Но что бы вот взять и влюбиться - такого еще точно не было. "Любовь с первого взгляда" ассоциировалась у меня исключительно с названием телевизионной передачи. Я ведь когда-то читал и разнообразные романы о великих чувствах, поэтому считал, что любовь это что-то неземное - особенное. Я представлял себя рыцарем на коне, который прискачет к мрачному замку и спасет свою принцессу из лап жуткого дракона, ну или, на худой конец от людоеда. И так как любая сказка об этом заканчивалась словами "жили они долго и счастливо" без подробных объяснений, то я и понятия не имел, что делать дальше с любовью. Тогда я еще не понимал, что есть принцессы, которые предпочитают прекрасным рыцарям общества хамоватых и нагловатых драконов. Или попадаются леди, которые ждут своего, определенного спасителя, и на прискакавшего "абы кого" смотрят с пренебрежением. Я был слишком юн, чтобы вникать во все это. Отношения представлялись мне очень важным шагом, и чуть ли не смыслом всей жизни. Связка "найти-спасти-осчастливить" прочно засела в моей голове и представлялась главным квестом в любовных играх. Но всегда на пути вставали препятствия. Наверное, я по большей части сам создавал их себе, ибо верил, что любви без долгих лишений и страданий быть не может в принципе.
Однажды мне очень понравилась девочка Оля из соседнего двора. Она была старше меня всего на год, но выглядела уже достаточно взросло. Знакомы мы не были, но лично мне очень захотелось познакомиться поближе. Я долго думал как бы эффектно "подкатить" и произвести впечатление, но не придумал ничего лучше, чем узнать ее адрес и просто пойти признаться в своих чувствах. Действовать я предпочел смело, как герои кинофильмов. Схема собственно была проста как пять копеек - "Пришел - увидел - победил". Рыцарь, правда без коня, шел завоевывать сердце прекрасной дамы и все такое. Ее замок, а точнее подъезд, встретил меня резким запахом кошачьей мочи, и сталактитами почерневших спичек усеивавших лестницы. К этому мне было не привыкать. В нашем городе встречались места и похуже. Между вторым и третьим этажом мирно, лежа друг на друге, спали три алкаша. Тогда я не обратил на них особого внимания. Я быстро добежал до нужного мне четвертого и решительно постучал в старую, обитую дермантином, дверь. Когда Оля вышла, я резко выпалил (чтобы не успеть испугаться) свое честное и бесхитростное: "Привет. Ты мне нравишься. Давай гулять (а мы всегда называли отношения именно "гулять")". По - моему, она была слегка шокирована.
- Эээ. Ну. Давай я до вечера подумаю? - сказала она, силясь вспомнить, кто же я, черт возьми, такой.
-Ок. Зайду вечером, - ответил я, и развернувшись гордо ушел в закат. Самое странное, что я действительно верил, что она что-то там решит, и завтра уже можно будет вполне официально встречаться. Повторюсь, я был молод и глуп. А в девушках практически совсем не разбирался. Единственными моими романтическими приключениями к тому моменту были - подружка в детском саду, которую я иногда бил лопаткой в песочнице, и приезжавшая на каникулы к бабушке москвичка, которой очень хотелось играть со мной в доктора. Собственно, ни в том, ни в другом случае ничего не получилось. Одной нужен был мой красивый металлический трактор "Беларусь", а вторая была просто излишне любопытной. Одноклассницы же тогда воспринимались только как товарищи по несчастью, которых иногда можно было забросать снегом и подергать за косы. Но теперь я считал, что пришло время вступить наконец во взрослую жизнь. Можно было начать отношения, а потом долго-долго встречаться до совершеннолетия, жениться, рожать детей и умереть в один день. Такова была программа максимум на тот момент.
Вечером я, как добропорядочный джентльмен, стоял у ее двери. Праздничной одежды у меня не нашлось, и на встречу с моей будущей "настоящей девушкой" я надел красную майку "Манчестер Юнайтед" и новые спортивные штаны. Майка была размера на три больше меня, но продавщица на рынке уверяла, что это чистый эксклюзив и надо брать сейчас, потому что в следующий раз таких точно не будет. Мою маму она успокаивала тем, что "Ребенок вырастет. Все сейчас так ходят". Мама, конечно, не поверила, но мне эту футболку очень хотелось, поэтому пришлось покупать. И вот в этом наряде, похожий на негра из далекого американского гетто, я и пришел вновь к двери своей избранницы. На мой настойчивый стук в дверь долго никто не открывал. А потом неожиданно для меня вышла женщина в засаленном халате.
- Чего долбишь? Сегодня спирта нет! - сказала она, недовольно щурясь.
Я немного опешил и подумал, что ошибся квартирой. Но нет, дверь была та же самая, и даже надпись "Олька шалава" была на том же самом месте. Мистика какая то.
- А Ольга где? - спросил я у помятой женщины, все еще не веря, что пришёл по адресу.
- Гуляет, - ответила мне она и добавила - С хахалем каким-то.. А за спиртом завтра заходи если хочешь. Будет.
Я быстро попрощался и поспешил вниз. Теперь можно было догадаться о причинах плотной концентрации алкоголиков в этом подъезде.
Мне было обидно, но я решил просто так не сдаваться. Выбрав себе удобный наблюдательный пункт в ближайшей беседке, я стал ждать возвращения Ольги для долгого и серьезного разговора. Сидеть мне пришлось долго, и все это время я обдумывал детали предстоящей беседы. Только ближе к ночи к нужному мне подъезду подъехала машина, из которой вышла почти моя Оля в компании с каким то мужиком. Я решил, что между нами все кончено, так и не начавшись, и хотел уже было уходить домой, но неожиданно парочка направилась в сторону моей беседки. Сделав вид, что просто так здесь сижу и вообще мимо проходил, я ожидал дальнейшего развития событий. Когда они подошли ближе я узнал и бойфренда. Это был Рыбехин, живущий где то неподалеку от нашего двора. Я его знал только в лицо, но слышал, что он уже успел отслужить в армии и сейчас гулял дембель. Говорили, что Рыбехин, воевал в Чечне и возил там какие-то трупы. Правда это или нет, понять было сложно. Тогда про каждого малоизвестного пацана говорили, что он может сделать тройное сальто с раскладушки, или быть единственным в мире человеком посмотревшим "Терминатора 8" или "Хищника 3". Так что вполне возможно, что и трупы были только мифом. Но кто-то все-таки называл Рыбехина "Мрачный труповоз".