Спесивцев Анатолий Фёдорович : другие произведения.

Азовская альтернатива

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Эта устаревшая версия! Не сношу из-за комментов. Читать надо начинать с "Флибустьеры Чёрного моря"!


   Авторское вступление.
  
   Решился на написание альтернативки и вынужден начинать с предупреждений.
   1. Ни в коем разе не считаю себя ни украино- ни русофобом. Если кому чего померещится, это его проблемы.
   2. Роясь в документах той поры, так и не нашёл ни одного русского или малороссийкого, где бы моя родная земля называлась Украиной. Так её называли только поляки. Наверное, имея для этого основания, для них, мы таки действительно, были окраиной. Я не поляк.
   3. Ни в коем разе не считаю себя антисемитом. Но у ненависти крестьян к евреям тогда, были серьёзнейшие основания. Богатейшие члены еврейской общины тех лет, сделали всё, что бы напроситься на геноцид. И озверевшие хлопы, с всегда готовыми пограбить казаками, охотно этот геноцид осуществили во времена Хмельниччины. То, что пострадали, в основном, невиновные, норма для всех стран и времён. К чести восставших, даже в те времена, у многих евреев был выбор: умереть евреем или стать православным. А детей или красивых женщин, так зачастую и не спрашивали. Конечно насильственное крещение - безусловное зло, но после деяний евреев-арендаторов, с моей точки зрения, ожидаемое. Хотя и не оправдываемое. Резня невиновных, даже во время освободительной, самой, что ни на есть справедливой войны, резнёй остаётся. Попытаюсь избежать этой, совсем не славной страницы истории, хотя, не уверен, что это возможно.
   4. Моё неприятие модной сейчас на Руси имперской модели, вызвано итогами правления царей и генсеков, имевших власть поболе царской. Абсолютная власть развращает абсолютно. Мы легко убедимся в этом, почитав внимательно нашу историю.
   5. Отнюдь не считаю себя пророком. Готов, даже жажду, выслушать любую конструктивную критику.
   6. С произведением уважаемого Сварги мой опус роднит сугубо точка бифуркации. Причём, только место, он начал свой тайм-лайн от 1641 года.
   7. Возможно, кого-то удивит прямая речь характерника. Точнее, её некоторая корявость. Дело в том, что он говорит, в основном, на украинском, понятном русскому, но несколько непривычном, даже в переводе, русскому уху.
   8. В связи с частым, и не всегда, добрым, поминанием одним из героев современных писателей и их героев, спешу предупредить, что буду вставлять только тех сочинителей, которое пишут интересные для меня вещи. А если Аркадий и помянёт кого злым и не тихим словом, уж простите беднягу. Об удачах героев Конюшевского или Махрова и Орлова, ему остаётся только мечтать.
  
   Пролог.
  
   23 марта 2009 года, 11.34,
   кабинет в офисе крупнейшего банка Приднепровска.
  
   - ...и, таким образом, создастся впечатление, что крайне непрофессионально задуманное покушение, удалось чисто случайно, из-за невероятного выверта судьбы.
   - А эта группировка... точно походит на... людей способных, на такое сумасшествие? Ведь последствия...
   - О да. Совершенные отморозки. Знающие, впрочем, своё место. Иначе их давно бы зачистили. Но они успели натворить столько, что все посчитают инцидент их рук делом. Тем более, только они, пользуются до сих пор оружием времён второй мировой. Все остальные, давным-давно, вооружились современными стволами. А у этих идиотов, представьте, даже гранаты, выкопанные из окопов иногда идут в дело.
   - Самоубийцы. Странно, что их не списали в отход. Ведь группировка небольшая?
   - Совсем небольшая. Но в том посёлке нет ничего, что могло бы привлечь стоящих людей.
   - Не было ничего.
   - Что? Ах, простите, не было, до последнего времени ничего стоящего. Вот им и позволяли там резвиться. А теперь там кое-что скоро появится, и их интересы придут в противоречие...
   - Неужели они настолько отморозки...
   - Нет, не думаю, что они в действительности решились бы. Поорали бы спьяну, погрозились бы показать кузькину мать, и успокоились бы. Но после происшествия, да с такими следами...
   - Не слишком ли много следов, не подозрительно ли, что все следы ведут именно к ним?
   - О, нет. На редкость неинтеллектуальная публика там подобралась. Думать они не умеют, да и не хотят уметь.
   - Но ты сам сказал, что они знают своё место. Следовательно, хоть немного, но умеют думать.
   - Нет, нет. Осторожность у таких, идёт не от ума, а от инстинкта, стремления выжить.
   - А оружие никуда вывести не может?
   - Почему никуда не может? Обязательно выведет. На эту самую группировку. Его привезёт, прямо к месту преступления, один из их поставщиков. Стволы, естественно, мы используем свои. Сам он, правда, в группировку не входит, но его тесные с ней отношения, не для кого не секрет. Он давно чёрной археологией балуется, раскопанное реализует. Боеспособное оружие продаёт им. С существенной скидкой, за покровительство. Ему обещан очень жирный куш за своевременную доставку стволов и патронов. Патронов, естественно, из складов, не из раскопок, я знаю, у него есть знакомый, способный украсть ящик-другой. Будет на процессе важным свидетелем.
   - Этот чёрный археолог, он не успеет?
   - Нет, конечно. Будет одним из двух бандитов убитых мужественной, но неудачливой охраной. Вместе с заместителем главаря той самой группировки. Ещё один уже лежит под кайфом в укромном месте. Он достанется охране живым. Всё равно рассказать что-нибудь связное, или, хотя бы вспомнить случившееся с ним за последние сутки, он не сможет, даже если будет очень стараться.
   - Ну... вроде бы... но что-то меня продолжает беспокоить. Какое-то нехорошее предчувствие.
   - Не беспокойтесь. Всё под контролем, никаких сбоев не предвидится. Да их просто не может быть!
  
   * * *
  
   В городе надо было быть к четырём, на дорогу нужно было не более часа, если, конечно, охранники высокопоставленного визитёра не перекроют весь Приднепровск, а не только центр. Что крайне маловероятно. Не то сейчас положение у этой крякозябры, чтоб вытворять подобное. А соваться с ТАКИМ грузом к зданию обкома, Аркадий не собирался.
   "По уму надо бы, на всякий случай, подъехать к месту встречи пораньше. Но не хочется. Уж, если быть честным с самим собой, на эту встречу не хочется ехать совсем. Сколь не соблазнительную сумму за товар не обещали. Чуе серденько, дело пахнет керосином".
   Однако, хочешь, не хочешь, а если нарушишь контракт в таком деле, платить придётся собственной головой, Аркадий это понимал и увиливать не собирался.
   "Но можно же провести время до передачи груза в своё удовольствие? Возражений не слышно. Значит, можно. Благо, тут невдалеке, курганчик подозрительный есть. Как бы не скифских времён. Вот его разведаем".
   Аркадий, мучимый плохими предчувствиями, даже забыл, что ранее этот самый курган вызывал у него сильнейшее отторжение. И он, ещё в прошлом году, решил для себя, что этот курган трогать не стоит.
   "Видно в нём шаман какой-то захоронен. С таким связываться - себе дороже. И Шилов об этом писал, в "Путях Ариев". Про раскопки могилы Тимура сразу вспоминается..." - тогда подумал он и от мыслей о его раскопках отступился.
   Но тревога от предстоящей встречи по передаче товара, напрочь выбила это благоразумное решение из его головы. Вылез из машины, достал из багажника миноискатель, лопату и сумку с товаром, небось, от менее чем полутора пудов в сумке, плечо не отвалится. Пока возился в багажнике, сначала лёгкий, потом неслабый, ветерок вызвал озноб. Щегольскую курточку пачкать на раскопках не хотелось, одел, не застёгивая, потрёпанный полушубок, валявшийся в багажнике. "Пар костей не ломит!" - и двинулся, без всяких предчувствий, к недалёкому курганчику. Совсем неброскому, оплывшему, метра полтора высотой.
   Кряхтя, не большое удовольствие, тягать на плече тяжеленную сумку, зашёл на вершину. Сбросил громко звякнувшую сумку на землю, включил миноискатель. Прибор сразу запищал, будто обнаружил копию саркофага Тутанхамона. Аркадий, и куда только плохое настроение делось, с азартом и самыми радужными надеждами копнул самую середину кургана.
   С ясного неба грянул гром, глаза ослепила вспышка, и он потерял сознание.
  
   Рим, палаццо Барберини, 17 февраля 1637 года от р.х.
  
   - ...И ещё его святейшество выразил своё опасение новым усилением позиций империи. До него дошли сведения из Польши, что несколько магнатов уже выразили желание прийти на помощь католическим войскам в борьбе с еретиками. Он считает, что это может вызвать нежелательный для нас поворот дела. Тяжёлая польская конница крайне опасна на поле боя, протестанты могут не выдержать её ударов. Он выразил уверенность, что мы, слышишь, сын мой Пётр, мы не допустим такого. После гибели северного богатыря, их позиции и без того ослабли*.
   - Но монсеньор, что мы можем сделать в этой далёкой стране?
   - Католической стране. Или ты сомневаешься во власти папы над католиками, дарованной ему богом?
   - О, нет, нет! Но беда в том, что куда более сильные позиции, чем, даже, Ватикан, там занимают иезуиты. Вы же знаете, что наша власть над ними условна, они действуют в интересах Габсбургов.
   - Да, воистину, эти проклятые интриганы - наказание нам за наши грехи. Но его святейшество выразился ясно и предельно чётко: - Империя не должна получить подкрепления из Польши! Наше дело, как это воплотить в жизнь.
   - Однако, после... хм... подозрительно скоропостижной смерти не болевшего Секста V**, идти на прямой конфликт с этими змеями подколодными... не хочется. Или, его святейшество?..
   - Его святейшество не сошёл с ума. Никаких столкновений с иезуитами или их хозяевами. Впрочем, там теперь чёрт ногу сломит, выясняя, кто хозяин, а кто слуга. И так ему, нечистому, и надо! Но указание его святейшества должно быть выполнено!
   - Ума не приложу, как можно это сделать.
   - Не кокетничай! Тебя для этого держат здесь, осыпая милостями, на мой взгляд, не всегда заслуженными. По части интриг ты иезуитам не уступишь. Вот и придумай что-нибудь! За что мы тебе такие деньги платим, награды выдаём? Или ты уже считаешь, что получаешь недостаточно? - в голосе кардинала прорезалась сталь. Та самая, из которой делают очень острые смертоубийственные предметы, наподобие кинжалов или палаческих топоров.
   - О, нет, нет! Я доволен получаемой платой и счастлив, служить престолу и семье Барберини! - голос заметно старшего чем собеседник, "сынка", звучал предельно искренне.
   - Тогда шевели мозгами и не трепли попусту языком.
   - Слушаюсь, монсеньор. Мне тут подумалось, раз мы не можем, из-за иезуитов, впрямую воздействовать на тех, полных греховной гордыни магнатов, может нам их и использовать?
   - Не понял, кого их, иезуитов или панов?
   - И тех, и других.
   - И как мы это сделаем?
   - Иезуиты полны похвального стремления нести свет истинной веры в заблудшие, не освещённые ею души. А в Польше большая часть населения по-прежнему придерживается своих, неверных, схизматических заблуждений. Прямое указание об усилении борьбы со схизматиками они примут к исполнению. Даже, если оно будет исходить из Ватикана.
   Кардинал Барберини, молодой вельможа, блиставший шелками и парчой одежды, золотом и драгоценными камнями креста и украшений, задумался. Окинул невидящим взглядом собственный роскошный кабинет и сосредоточил его на собеседнике, невысоком, полном мужчине средних лет в скромной коричневой сутане. Некрасивое, совсем не аристократическое лицо, которого было полно почтения к нему, родственнику папы.
   - Ну и что ж? Нам-то, какая от этого выгода?
   - О! Но, воплощая эту, вполне богоугодное указание в жизнь, они ещё сильнее надавят на схизматиков, без того крайне недовольных попытками их приобщения к истинной вере. Учитывая, что своих войск у иезуитов нет, они привлекут для репрессий против непокорных отряды магнатов. Которые сейчас собираются воевать со шведами, подстрекаемые теми же иезуитами.
   - Много ли надо войск для наказания крестьянского быдла?
   - Если у крестьян есть оружие и они умеют им пользоваться, а на Украине это не редкость, то немало. Впрочем, главным противником наших крестоносцев будут не крестьяне, а казаки. Вот против них войск понадобится действительно много. Больше, чем у поляков есть сейчас.
   - Ты уверен? Пусть воинственные, но дикие казаки против блестящего рыцарского войска? Тебе, сын мой, Пётр, не кажется, что надолго дикарей не хватит?
   - Простите, монсеньор, я уверен, что воинственные магнаты надолго застрянут в скифских степях. Своими ненасытностью и гордыней они настроили против себя всё население восточных областей Речи Посполитой, в ближайшее время там обязательно полыхнёт война. А казаки, хоть и дикие, не осенённые светом истинной веры - прекрасные воины. Вот и пускай, немедленно, магнаты начинают вести заблудшие души в истинное стадо христово, под руку единственного настоящего пастыря господнего. В своих подлинных интересах и... в соответствии с пожеланиями его святейшества, об их неучастии в военных действиях в Европе.
   В беседе возникла короткая пауза. Кардинал обдумывал предложение, его собеседник подчёркнуто почтительно ждал вердикта.
   - Ну... что ж, я нахожу твоё предложение достаточным и разумным. И знаю, как подстегнуть братьев из Ордена Иисуса Сладчайшего к поступкам, ведущим к нашей цели. Будем надеяться, что ты не ошибся в воинских достоинствах этих еретиков. Во имя Господа нашего, да будет так!
   - Аминь!
   * - Вам не померещилось, и я не сошёл с ума. Римский папа тех лет, Урбан VIII, действительно не скрывал своих симпатий к яростному гонителю католиков Густаву-Адольфу, что не помешало ему шведа предать. Уж очень опасался он дальнейшего усиления Габсбургов.
   ** - Секст V имел неосторожность угрожать иезуитам, после чего вдруг, скоропостижно умер. Хотя никаких жалоб на здоровье до этого не выказывал. Умному достаточно.
  
   Москва, Кремль, царский дворец, лето 7146 от с.м.
  
   Если кто вообразил нечто вроде Гранатовитой палаты, то вынужден его (её) разочаровать. Светёлка в деревянном здании выглядела просторной, разве что, в сравнении с хрущёбными помещениями. И украшена была, по меркам новых русских скудно, до безобразия. Если, конечно, исключить многочисленные иконы в дорогих окладах. Не поражал в этот вечер государь Михаил Фёдорович и роскошью одежды. Выглядел очень скромно, неброско. Впрочем, многие, даже из тех, кто имел доступ на торжественные приёмы царя, очень дорого дали бы, что бы попасть на место царского гостя, князя Черкасского.
   - Слыхал я мнение боярина Шереметева. Очень он умён и осторожен. Только в этом предмете я с ним не согласен. Нельзя нам, Великому государству, Третьему Риму, опоре православной веры в мире, уподобляться пуганной вороне, которая, как известно, куста боится. Все знают, что донские казаки, или там, запорожские черкесы, живут сами по себе, никого не слушают и власти Вашей, государь, над их землями нет. Чего нам бояться, если они на кого-то нападут, кого-то пограбят?
   - Так султан же нам же и цидулу пришлёт, с протестами и угрозами. А вдруг, и, вслед за тем, войной пойдёт?
   Князь, сидевший на краешке лавки, встал и поклонился государю поясным поклоном.
   - Воля твоя, государь, да только как же он на нас пойти войной сможет, если в Персии завяз, с их шахом воюючи? Нет, Михаил Фёдорович, светлый государь, не пойдёт он нас войной. Вон, недавно, казаки с черкасами многие его города пожгли-пограбили, уж как он возмущался, а на нас войной не пошёл. И сейчас не пойдёт. Наших-то стрельцов и детей боярских под этим городком, Азовом-то, не будет. За что на нас войной идти? Про разбойную суть казаков и черкас кто только не знает? Они и нашим землям немалый урон приносили.
   - Так порох, еду, снаряжение всякое, мы казакам посылаем. Вот и скажет султан, что это по нашему указу казаки Азов, его городишко, захватили. И пойдёт войной. А нам сейчас воевать - нож острый. Сам знаешь.
   - Ох, знаю, великий государь! - князь, было присевший на краешек скамьи, опять встал и поклонился собеседнику. Тот махнул рукой, призывая родственника, можно сказать, друга, сесть, что князь и сделал.
   - Знаю великий государь, что никак мы после несчастной последней войны не оправимся, убытки не возместим. И про волнения среди москвичей хорошо наслышан. Так и не будем мы воевать. Воевать с турками и татарами, нехристями погаными, казаки будут. С них и спрос. Осерчает султан, на них войной пойдёт. Нам-то, какая беда, если он в степях пустых войну начнёт, с разбойниками и ослушниками? Мы за их разбои ответа не несём. А если и что посылали им, так мы и татарам проклятым посылаем откуп. Чтоб свои земли и людишек, от набегов предохранить.
   - Так султан же нам писать будет! Нас обвинять!
   - Ну и пускай. Бумага всё стерпит. А замахиваться на наше государство, да после тяжёлой войны с Персией, он не посмеет. Хоть и нехристь, да не дурак. Поостережётся. Сцепится с казаками? Так нам до разбойников какое дело? Если и сгонит их с городка, нам убыток невелик, а прорух чести, так совсем нет. А пока с татарами тот городишко осаждать будет, на наши окраины набегов меньше будет.
   - Эээ... в твоём толковании всё глядится как-то иначе, чем у Шереметева. Вроде бы и действительно, убытков больших нам не предвидится, а польза может выйти немалая.
   Князь снова встал, не вскочил, а, именно, степенно, не спеша, встал и поклонился в пояс царю.
   - Так разрешаешь ли, великий государь, отправку пороху и прочего снаряжения на Дон?
   - Разрешаю! - махнул рукой Михаил. - Убедил. Но и с тебя, если что, спрос будет.
   - Ради отчизны и богом данного помазанника божия, умереть завсегда готов! - по-воински гаркнул Черкасский и поклонился государю до земли.
   - Не надо умирать. Обещанное выполни.
   - Выполню великий государь, чтоб не случилось, выполню.
  
   Стамбул, Топкана, ... хиджры. (дату уточнить).
  
   - Аааа!..
   - Закрой пасть, сын шайтана, ты её при зевании так открываешь, что ворона может залететь, не задев твои гнилые зубы ни единым пёрышком! Хотя в такое вонючее место и помойная ворона не залетит, побрезгует.
   - Спать хочу! Накануне допоздна засиделись с кривым Хуссейном за нардами, толком перед стражей не поспал, вот и тянет на зевоту, сил нет... аааа!.. А вороны ночью не летают.
   - Зато летают боящиеся дневного света демоны. В такую большую пасть сможет залететь самый большой и вредный демон, вот тогда тебе станет не до зевания. И вони, даже такой, как у тебя изо рта, демоны не боятся.
   - Будто из твоей пасти пахнет розами и женскими притираниями.
   - Нет, из моего рта розами не пахнет. Из него вообще ничем не пахнет. Потому что я туда разную вонючую гадость не сую и рот каждый день полоскаю.
   - И я полоскаю. Иногда. И чего ты к моему рту прицепился?
   - А ты не зевай и не воняй, тогда цепляться не буду.
   - Выдумываешь ты всё. Ничего я не воняю, иначе, кому б эту вонь не ощущать, как не мне? А я никакой вони не чую.
   - О аллах, всеблагий и милосердный! Вразуми этого дурака! Внуши ему хотя бы капельку любви к чистоте, о которой говорил пророк Муххамед.
   - Ты, Расул что, мулла, чтоб знать, о чём там говорил пророк? Аааа!..
   - Да не зевай же! Тихо! Кто-то идёт.
   Действительно, в ночной тиши раздались шаги и мимо двух часовых у дверей гарема, прошёл юзбаши* Мурад в сопровождении двух аккюлахлы**, таких же капуджи(3*), как они сами. Мехмед и Расул попытались стать так, что б выглядеть погрозней и понастороженней. Шайтан силён, доносы на нерадивость могут сильно испортить жизнь, а то и совсем её прервать. Когда шаги затихли, диалог, спасавший их от засыпания, продолжился.
   - Очередного красавчика к валиде-ханум(4*) повели. Сколько их здесь уже побывало... Эх, будь у меня в штанах всё, что предусмотрел аллах...
   - Размечтался. Кто бы нас здесь поставил, будь у нас порядок в штанах? Да имей ты ослиные причандалы, валиде-ханум тебя бы не выбрала. В зеркало давно смотрелся? Морда - как печёное яблоко, от шевелюры почти ничего не осталось, да и на батыра ты и молодости похож не был, а уж сейчас...
   - Так ей же по ночам не красивая морда, а нечто совсем иное нужно. Вот бы иметь это...
   - Валиде-ханум умнейшая женщина, ей от мужчины не только постельные скачки нужны. А у тебя, Мехмед, в пустой голове ветер так порой свистит, что мне трудно команды капуджи баши услышать.
   - Уши от грязи чистить надо, тогда лучше слышать будешь. А валиде-ханум, действительно, умнейшая женщина, да пошлёт ей аллах долгой и счастливой жизни. Может, даже, умнее Великого везира. Хотя, конечно, Мехмед-паша тоже умнейший человек, да продлятся его годы. Заметь, что этого достойнейшего человека, зовут также как меня.
   - Заметил, заметил, а заметил ли ты, что у него, хоть он, безусловно, достойнейший человек, появились трения с великолепной валиде-ханум? Она требовала отправить пополнение в Персию, где наш повелитель, великий и непобедимый повелитель правоверных, сотрясатель вселенной, добивает жалких вояк шаха, а он отправил целых две тысячи в какой-то городишко на краю султаната.
   - Городишко-то, может, и на краю, да противостоит проклятым гяурам, бандитам-казакам. Сам знаешь, как опасны эти собаки.
   - Но как отнесётся к сообщению своей матери повелитель? Не сомневаюсь, что оно уже отправлено. Войска, тем более, непобедимые янычары, лишними не бывают.
   - Аллах Велик! Разве дано нам убогим, предугадать поступки настолько великих людей?
   - Воистину Велик! Согласен, не дано. Будем радоваться, что живём в таком великом государстве.
   * - юзбаши* - офицерский чин;
   ** - аккюлахлы - сопровождающие;
   3* - капуджи - стражник;
   4* - валиде-ханум - мать султана.
  
   Об опасности несанкционированных
   земляных работ (докопался).
   23 березня, 1637 года от р.х., полдень.
  
   "Пусть шерсть давно начала седеть и посветлела, ноги бежали по-прежнему, быстро и неутомимо. Момент, когда я промахнусь, ещё далёк и отбитый от стада жеребчик тарпана обречён".
   Пожухшая давно от жары трава послушно стелилась под ноги. Степные запахи (обычному человеку никогда не понять, какое это счастье, обонять мир) давали волку радостную картину. От тарпанчика несло страхом и обречённостью. Чуткий волчий слух уже улавливал сбои в его сумасшедшем паническом галопе. Бежать долго он не сможет. Скоро выбьется из сил и свалится.
   Дурашка, в ужасе от страшной опасности, понёсся через поселение байбаков, чего ценящий свои ноги никогда не сделал бы. Но, молодым идиотам часто везёт. Под возмущённый свист местного населения, жеребчик пронёсся вихрем сквозь полное ям место.
   "Не-ет, мы пойдём другим путём. Опытный волчара, не стесняется идти в обход. Всё равно, никуда ему не убежать от меня".
   Волк наддал ходу, дугой оббегая поселение байбаков. Где-то в её середины он унюхал чужеродный запах со стороны и инстинктивно повернул на бегу голову, пытаясь выяснить их причину. Нет, он не собирался менять цель охоты, на такое способны, разве что, совсем неопытные щенки. Однако всё необычное может таить опасность.
   "Вонючие подлые убийцы. Трусливые и слабые, но опасные своим умением метать смерть издалека. Не для таких, как я, опасные, - оскалился волк и, краем глаза уловив мышиную норку в месте, куда летела его нога, дёрнулся вбок всем телом, одновременно поджимая ноги под себя. - Проклятые вонючки!"
   Делать такие выбрыки на бегу - весьма необдуманный поступок, чреватый серьёзной опасностью. Однако попавшая в нору лапа, грозила верным переломом. Прокатившись по траве, кувыркаясь самым причудливым образом (ох, как больно!), волк застыл, приходя в себя. Боль ушла из тела довольно быстро, а поначалу-то показалось, что переломано-покалечено чуть ли не всё. И, отдышавшись, волк и ухом не повёл в сторону убежавшего жеребчика. Хотя, и сейчас, вполне был способен его нагнать. Нет, теперь его интересовали, только виновники чуть было не случившегося с ним несчастья.
   "Посмотрим, почему вы посмели оказаться на моём пути. И будете ли вы доброй заменой сбежавшему жеребчику".
   Отряхнувшись от пыли, волк неспешной рысцой двинулся к новой цели. Куда более опасной, но и несравненно более интересной.
  
   * * *
  
   Аркадий оцепенел до такой степени, что воспринимал происходящее как кино. Или, точнее, как авангардистский театральный спектакль, с участием зрителей в действе. Нет, как дурной сон, который, почему-то не кончается. Хотя давно бы пора. Боль от арканов, лёгкой, назвать мог только законченный мазохист. Да и ссадин при волочении по земле успел наполучать в достаточном количестве. Однако и она не побуждала его к действию.
   "Этого просто не могло быть!" - Но было. Именно с ним и сейчас. Мозги не могли быстро переключиться на новую, сверхнеобычную, реальность. И ступор продолжался.
  
   * * *
  
   Ох, не напрасно ему не хотелось копать этот курганчик. Ох, не напрасно. Теперь-то ясно, колдун в нём покоился. И не из слабых. Стоило подцепить лопатой какую-то хрень, лежавшую близко к поверхности, как что-то сверкнуло, громко бабахнуло, в голове помутилось и он выпал в осадок.
   Пришёл в себя быстро. Если верить наручным часам. Весьма добротной гонконгской подделке "Омеги". На которые не сразу догадался посмотреть, из-за жуткой головной боли. Впрочем, какие там часы! На автомате встал с земли, на которую грохнулся, потеряв сознание, отряхнул пыль с джинсов и рубашки. Поначалу, когда очухался в достаточной степени, чтобы оглядеться, возмутился пропажей автомобиля. Даже эту пропажу заметил не сразу, до того плохо было. И порадовался, что товар прихватил с собой. Сумка покоилась рядом с ним на том самом проклятом курганчике. Заказчик выглядел так, что обманывать его не хотелось категорически. Хотя, казалось бы, мужик среднего роста, среднего возраста, не качок, без особых примет, голос не повышал, встретишь через неделю, не узнаешь, если сам не обзовётся, но глаза... и голос... На хрен, на хрен, с таким, хочется быть честным и исполнительным. И вообще, встать по команде "Смирно!" и щёлкнуть каблуками.
   Потом сообразил, что что-то в окружающем мире - не то. Мозги после странного происшествия работали... условно. Поэтому, наверное, он с немалой задержкой осознал, что, хотя ландшафт почти не изменился, растительность вокруг стала кардинально иной. Никаких зеленеющих пшеничных полей. Впрочем, может и ячменных или овсяных. Исчезли и лесополосы. Вокруг растиралась степь, покрытая высокой пожухлой прошлогодней травой. Хрен её знает, как называвшейся. Ботаником Аркадий не был, ни в каком отношении.
   В растерянности он встал и начал оглядывать окрестности с вершины треклятого курганчика, (чтоб его!), временами привставая на носочки и тщетно всматриваясь вдаль. Пытался определиться, понять, что с ним случилось. Дополнительный тревожный фактор, вносило то, что джипиэска, не смотря на недавнюю смену батарейки, связь со спутником установить не могла. И оба мобильника, в унисон, сигнализировали об утере связи. Чтоб не разрядились, отключил их на хрен.
   "Чёрт, чёрт, хотел же купить "Самсунг" с джипиэской!" - расстроился Аркадий. Об его способности соображать, свидетельствовала эта бредовая мысль. Если уж отказали его "Сони-Эриксоны" и специализированная Джипиэска, то вероятность срабатывания "Самсунга", выглядела... маловероятной.
   Пытаясь сообразить: - "Что же, чёрт побери, случилось?!" - он потоптался на вершине "своего" кургана, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в окрестностях. Не преуспев, совсем растерянный, сел на сумку с товаром и стал старательно, но совершенно безуспешно, приводить в порядок свои мысли. Не было в его голове ничего, что, пусть с натяжкой, можно было бы назвать мыслями. Сплошной сумбур и бардак. Ну, вылитая Верховная рада в первый день распределения важных постов. Хорошо, полушария друг с другом физически выяснять отношения не начали. Драка внутри черепной коробки, определённо, была бы фатальным перебором.
   Бог его знает, через какое время, один из обрывков мыслей был успешно отловлен и признан "Мыслёй удачной".
   "У меня же в сумке цейсовский бинокль!" - вопреки совершенно определённому заказу, Аркадий и патронов в сумку двойную норму положил и бинокль, в прекрасном состоянии, кстати, прихватил. Вообще-то, не трудно было прикинуть... что-то к чему-то, зачем ТАКОМУ человеку старое оружие. И от этих прикидок у Аркадия сразу портилось настроение, уж очень был велик шанс, стать нежелательным свидетелем. И назад уже поздно сдавать. Но он пессимистические мысли гнал прочь, надеясь на извечное русское авось. Может, пронесёт? Не в смысле расстройства желудка. Для самоуспокоения и лишний, не заказанный товар прихватил. Вдруг, за дополнительную плату, возьмут и их? Вот и пригодились. Пусть не для продажи.
   Трясущимися руками, гоня нехорошую, вполне целостную, мысль о переносе во времени, альтернативки любил и читал очень охотно, достал бинокль и начал осматривать окрестности уже в бинокль. Прекрасное и надёжное изделие немецких мастеров (сколько лет в земле пролежал, а видимость, как через новенький!), рассмотреть что-нибудь более интересное, чем редкие курганы на ровной как стол степи, не помогло. Но, соображал уже настолько, чтоб заметить, место, вроде бы, по рельефу, походило на то, в котором он получил привет из прошлого. Разве что, курганов и курганчиков стало явно больше. Что не удивительно, степь-то, нераспаханная.
   "Курганичиков больше, а местность, вроде та же. Вот бы покопаться в них, столько можно... - тут он вспомнил, каким образом сюда попал и от души приложил себя ладонью по лбу. - Чёрт! Сильна же жаба, воистину, именно она - символ национального характера. Докопался же уже, так нет... Курганы теперь, пусть другие копают, я с этим завязал окончательно, а то, провалишься в юрский период, налаживай там отношения с динозаврами..." - зарёкся он, вопреки известной поговорке, не рекомендующей это делать.
   Аркадию захотелось вдруг закурить. ОЧЕНЬ сильно. Хотя он с седьмого класса в рот сигареты не брал, да и особого желания это сделать в последние годы не испытывал - "... нет, определённо фантастики перечитал. Или вчера в чате альтернативщиков пересидел. Называется: сбылась мечта идиота. Мечтал оказаться в прошлом, изменить течение истории? Получи перенос, расписываться не обязательно".
   Аркадий изо всех сил зажмурился, задержав, невольно, дыхание, и, открыв их, обнаружил, что не имеющая видимых признаков цивилизации степь никуда не делась. Попытка надавить себе на глаз (вспомнился эпизод приключений Привалова) дала тот же результат. Давить сильно не решился, начинать новую жизнь с одним глазом не хотелось. А попытка ущипнуть себя, (больно!) в будущем аукнется ему синяком на бедре. Мысль оказаться героем альтернативки ему, в нынешних обстоятельствах, уже не казалась привлекательной. А ведь столь раз мечтал... Скорее наоборот, хотелось вернуться в свой, может несовершенный, но привычный мир. О монгольском нашествии или гражданской войне, лучше, всё-таки, читать. Впрочем, ни о каком ХХ веке не могло быть и речи. Здешние места начали активно осваивать ещё в середине века девятнадцатого. Если не раньше.
   Его кинуло в пот, и он снял полушубок, свернув, положил на сумку, присел на своё имущество.
   "Так что о тёплом ватерклозете можно забыть. И об электричестве, автомобилях и многом, многом другом. - Некоторое время он перебирал предметы и привычки, от которых придётся отказаться. Возможно, навсегда. Список рос так стремительно, забывать следовало столь о многом, что показалось: - Жизнь уже кончилась, жить больше не зачем. Не жизнь будет, а сплошные мучения," - сильно способствовали пессимизму не ослабевавшая головная боль и временами накатывавшие приступы тошноты.
   Будь вокруг люди, может быть, он куда быстрее собрался с силами и мыслями. Но строить из себя крутого мэна было не перед кем, и Аркадий позволил себе даже пустить слезу. Очень стало ему себя, бедненького и разнесчастненького, жалко.
   А мог бы сообразить, что углубляться в самокопание и саможаление, в подобных условиях, весьма рискованно и чревато опасностями, вплоть до фатальных. Но не был он супер-героем, подобно главному действующему лицу любимой альтернативки, "Попытки возврата". Ему об этом быстро напомнили.
   Услышав конский топот, он обернулся и обнаружил трёх всадников менее чем в сотне метров от себя. Они бодро рысили на небольших, это было видно сразу, лошадках, оставляя за собой весьма заметный пылевой хвост. Где, спрашивается, были его уши и мозги?
   Посомневавшись, неудобно всё-таки рассматривать людей в наглую, через бинокль, хрен их знает, как отреагируют, колдовством посчитают, стрелами напичкают, расстояние для лучников вполне подходящее, поднял бинокль. И убедился, что самые нехорошие предчувствия начинают сбываться. Рожи у всадников были азиатскими и откровенно бандитскими. А одежда... опять таки, хрен знает, как это называется, но к одежде ХХ века их шмотки отношения не имели. Их и тряпками-то вряд ли можно было назвать, замеченные при первом взгляде - сплошная кожа и овчина.
   Аркадий задёргался. Доставать оружие прямо на глазах дикарей не хотелось, могли расценить такой жест как враждебный. С другой стороны, не достанешь, они тебя мигом захомутают и на продажу погонят. Да и, в конце концов, они могут не знать, что это такое, пистолет. Помявшись ещё несколько мгновений, он нагнулся, расстегнул сумку, покопался в ней, извлекая из-под тряпок ТТ. Слишком поздно.
   Ещё когда копался в сумке, не будешь же по городу возить стволы на показ, да и полушубок мешал, услышал какой-то новый звук, то ли свист, то ли гул. Это кочевники раскручивали арканы, один из которых и сдёрнул его с курганчика, как только он выпрямился, прочно, при этом зафиксировав руки прижатыми к телу.
   Когда говорят, что степь, ровная как стол, знайте, врут самым бесстыдным образом! Если тебя беспомощного волокут по ней на аркане, очень быстро узнаёшь, что на поверхности множество холмиков, покрытых жёсткой, режущей кожу, травой, засохших до твёрдости обожженной глины комочков почвы, неведомо откуда взявшихся в степи камешков... И никакой возможности (конечно, если ты не супер-пупер-мэн голливудской выпечки) выбраться из этого ужаса самому.
   Видимо степняки соскучились по развлечениям, и появление новой игрушки решили обыграть на все сто процентов. Посему они первым делом не сумку бросились ревизовать, а занялись игрой с новым пленником. Впрочем, потом, сумка была обнаружена притороченной к примитивному седлу одной из лошадок. Один степняк волок его на аркане, а остальные двое скакали рядом. Все трое весело перекрикивались явно на тюркском (татарском?) языке, громко ржали и временами залихватски посвистывали. Уже много позже Аркадий понял, что тягали его мастерски, осторожно, с минимальными шансами на серьёзную травму у пленника.
   Затем они решили сменить игру. Лошади остановились и его попросили встать на ноги. Не словами, а меткими, очень болезненными, но также не наносящими серьёзных травм, ударами нагаек. Он сильно пожалел, что снял полушубок, но сделанного назад не вернёшь. (Или, учитывая фантастичность ситуации?..)
   Вы пробовали встать с привязанными к телу руками с земли? Не такое уж это лёгкое дело. Особенно, если вас сдёргивают, под совершенно жеребячий хохот, обратно на землю, как только у вас что-то начнёт получаться. Один Бог знает, сколько продолжалось это развлечение, но и оно степнякам наскучило. Аркадия подняли на ноги, набросив на него ещё один аркан. Если первый сжимал его в районе талии, то второй захватил тело и руки выше локтей, на груди. Третий кочевник продолжал подбадривать попаданца нагайкой.
   Следующим пунктом развлечения, стало испытание Аркадия на разрыв. Один скот на лошади тащил его влево, другой - вправо. Вообще-то, так вполне можно разорвать человека пополам. Не двумя мини-лошадками, но и они удавить человека могут без труда. Сволочи, сидевшие на лошадках, об этом прекрасно знали и действовали осторожно. Живой пленник стоил денег, которых у нищих пастухов не было.
   Махавший нагайкой, видимо, решил, что на его долю развлечений достаётся меньше, чем надо, что-то своим друзьям скомандовал. Они опять дружно загоготали и прекратили тащить его в разные стороны, ограничиваясь теперь удержанием пленника в стоящем, но беспомощном состоянии. И тогда Аркадий очнулся. От того, что третий, соскочив с лошади, начал щупать его зад. Даже в бессознательном, состоянии, он сразу сообразил, что ему уготовано. Только, изменить что-либо, теперь ему было затруднительно.
   Мысли забегали как пришпоренные, ища выход из унизительнейшего положения. Но всадники твёрдо держали арканы, начисто блокируя даже тень шанса на освобождение. Половой разбойник, тем временем, вышел из-за спины и, откровенно издевательски скаля зубы, что-то произнёс. Ростом он был Аркадию (191 см) по подбородок, широкоплеч, гнилозуб и немыт и жутко вонюч. Поиграв с пленником в гляделки, татарин полапал красивый, усеянный бляшками ремень, поцокал довольно, но расстегнуть сразу не смог. Озадаченно сделал шаг назад, рассматривая его. Чем Аркадий и воспользовался. Дикари, вероятно, не имели представления о возможности нанесения убойного удара ногой. Аркадий вложил в удар все сохранившиеся силы, злость и отчаянье, попав носком кроссовки в самое уязвимое для мужчины место.
   Тот даже закричать не смог, молча склонился, теряя сознание от боли, инстинктивно схватившись руками за место ушиба. Аркадий от души добавил носком другой ноги в удачно подставленную челюсть. Послышавшийся хруст прозвучал для него приятной музыкой.
   "Этот ублюдок уже не только желать кого-нибудь не сможет, вряд ли встанет. Хрустнула, вроде бы, шея, а не челюсть. По крайней мере, хочется так думать. Приятно, что с собой на тот свет хоть одного смог захватить. Жаль, не очухался раньше".
   Пистолет он выронил ещё на том курганчике, а двое других дикарей его к себе вплотную не подпустят, никаких шансов победить или убежать, у него нет. Иллюзий о своей возможности победить врагов, он не питал. Поэтому неожиданное ослабление давления слева и, тут же, справа стало для него приятнейшей неожиданностью. Негодяй справа, опрокинулся спиной на спину собственной лошади, с торчащей из груди стрелой оперённой серыми перьями. Левый из седла выпал и ещё дёргался, стуча по земле ногами. Аркадию приходилось видеть агонию, это была она, родимая. Удивительно, но его лошадь от умирающего хозяина не драпанула. Нетрудно было догадаться, что и его сразил не инфаркт миокарда. Аркадий покрутил головой, ища спасителя.
   "Стрелы сами по себе не летают, их человеческая рука выпустить должна. Или, там, эльфья, если в мир фэнтази попал".
   Искать долго, не пришлось. Возникнув будто из пустоты, из воздуха (лёжа же из лука стрелять нельзя! Или, всё-таки, можно?), к нему подходил здоровенный казарлюга. В вышиванке, выглядывавшей из-под какого-то грязно-зелёного жупана, стиранных явно не сегодня, откровенно грязных шароварах, сапогах, не обнаруживавших знакомства с сапожной щёткой, с оселедцем и длинными, свисающими с верхней губы усами. В руке он держал небольшой лук, хотя из-за пояса торчала рукоять пистолета. Старинного, естественно. Ещё два пистолета торчали у казака на бёдрах, в кобурах непривычного вида. Разница с картинными запорожцами была в степени бритости, как лица, так и головы. Их покрывала модная в двадцать первом веке щетина. Судя по её пегости, казак был уже не мальчик. Рассмотреть количество морщин на дублёной, коричневой коже при слепящем глаза солнце было невозможно. Не говоря о бессмысленности такого дела, рассматривания морщин у мужика. По степени сомнительности внешнего вида, сгинувшие татары, выглядели, по сравнению с их убийцей, сущими младенцами.
  
   О пользе вегетарианства.
   Всё тот же полдень, 23 марта 1637 года от р.х.
  
   Плохое настроение не покидало Ивана с самого начала этого дурацкого похода. Шли на святое дело, кстати, и наверняка прибыльное. И таились будто занимались чем-то срамным. Объявили, что поход в Персию, на помощь шаху против султана. Нет, ничего против походов за добычей к врагам православной веры, он не имел. Чем, спрашивается, иначе казаку жить? На паперти подаяние просить? Так, если не калека, подавать плохо будут. И против персидского шаха он ничего не имел. Оно, мусульманин, конечно... но, раз враг турок, значит иметь с ним дела можно. Платит шах щедро, пограбить там, опять-таки, есть кого. В другое время, считал Иван - милое дело, сходить в такой поход. Но сейчас, когда волнуется вся Приднепровщина, закипает Волынь, волнуются русские земли в Литве, готовы встать на бой с клятыми ляхами и казаки, и гречкосеи, отвлекать от святого дела освобождения Руси немалую силу, было неразумно. А то и преступно. Даже для реальной цели похода, о которой в отряде не знал почти никто. Включая наказного гетмана, руководившего войском.
   Иван невольно стиснул зубы, вспомнив, кто сумел пробиться в наказные гетманы. У них с чёртовым вылупком Пилипом, была старая и сильная вражда. И его внезапная активность по организации похода в Персию, настораживала.
   "Если правдой были подозрения о связи Пилипа с иезуитами, то спрашивается - зачем им-то такой поход нужен? С турками-то у чёртовых святош отношения были на зависть хорошие. Непонятно. Следовательно, ломать голову бесполезно. Надо иметь такие же вывихнутые, как у самих иезуитов мозги, чтоб догадаться об их намерениях. Но самому придётся спать в полглаза, ходить с величайшей осторожностью. Пилип, к гадалке не ходи, попытается лютого своего недруга убить. Если не получиться с первого раза, не поленится повторять попытки вновь и вновь".
   Иван хмыкнул вслух и вызверился, что у него означало улыбку.
   "Ну, мы ещё посмотрим, кто кого. Я тоже предпочитаю вспоминать о своих врагах, как о мёртвых. Увидим, кому удастся погубить врага раньше".
   К расстройству характерника, казаки его собственного куреня встретили предложение о походе в Персию с энтузиазмом. Получалось, что страдания селян их не так уж и волнуют, хотя добрая половина была из села и хлебнула лиха от панов.
   Иван не хотел самому себе признаваться, но его задело, и весьма сильно задело, решение совета характерников отправить в этот не интересный ему поход его. Не смотря на его возражения. Пилип, выбранный наказным гетманом, мол, хоть и немалый талант имеет, да легко с правильной дороги съезжает. Есть в нём какая-то гнильца. А, например, тёзку, Сирка, оставили в Запорожье. Хотя по возрасту, он ему, Васюринскому, почти в сыновья годился.
   "Боже милостивый, что ж это деется? Эх, нет в мире справедливости! - пришёл к "свежему" и "оригинальному" выводу из своих печальных дум казак. И решил развеяться. Поохотиться, добыть свежину, порадовать себя на обед молодым мяском. Порадовать брюхо, если с радостью для души не складывается.
   День, что ли, задался для казака неудачный, или по какой другой причине, но и охота окончилась, бог знает как. Наткнувшись в погоне на следы татар, Иван без колебаний переключился на них. Плохое настроение требовало выхода, татары подходили для его выплеска куда лучше, чем невинная животина.
   "Пусть живёт и растёт. Авось и мне на том свете это зачтётся. А вот татарам жить после встречи со мной жить уже вряд ли придётся, - оскалился Иван. В такие моменты от него шарахались и опытные казаки, чёрта лысого не боявшиеся, но в этот раз, свидетелей не было. А Чёрт под седлом, вороной, без единого белого волоска жеребец, по нраву был под стать хозяину. Недаром на Запорожье про них, всадника и коня, ходили самые дикие слухи. Будто он, Иван, то ли настоящего чёрта где-то поймал и за не обливание святой водой, договор о службе в виде коня с ним заключил. То ли встретив чёрта, он, под залог души в карты с ним сел играть и обыграл вчистую. Бедняге (нашлись сочувствующие и чёрту) пришлось даже в услужение характернику в виде коня идти.
   Иван ухмыльнулся в свои роскошные казацкие усы. Несколько раз, после хорошей выпивки, самой отчаянной храбрости казаки, даже выспросить его пытались о подробностях договора с чёртом. Слава Богу, никто не сомневался (по крайней мере, вслух, попробовали бы...), что свою душу, он нечистому не продавал.
   Он, на все подобные вопросы, прямого ответа не давал, отделываясь междометиями и неопределёнными жестами. Такие слухи его никак не позорили, да характерникам в целом были полезны.
   К татарам подъезжал шагом, чтоб не насторожить их шумом или пылью из-под копыт. Вплотную подошёл пешком. Трёх пастухов для себя он опасными не считал, но не хотел дать кому-нибудь из них шанс сбежать. Поймать в степи татарина - и для характерника не всегда посильная задача. Увлечение татар редким для них развлечением, дало ему возможность подойти незаметно на уверенный выстрел из лука.
   Тем временем события приобрели неожиданный оборот. Иноземец и заарканенный сумел отправить в ад (туда ему и дорога!) одного из своих мучителей.
   Опасаясь, что оставшиеся в живых покалечат свою, оказавшуюся опасной и связанном виде добычу, Иван упокоил обоих стрелами. Пришлось стрелять на убой, раненный мог удрать.
   "Жаль, что пришлось убивать. Было бы любопытно порасспрашивать кого-то из них перед смертью о том, как в их руки этот подозрительный иноземец попал? И сравнить этот рассказ с его пояснениями. Бес его знает, удастся ли выспросить досконально всё у него".
   Вместо молоденького тарпанчика с нежным мяском, Ивану достался освобождённый из татарского полона иноземец. Застрелив обоих оставшихся в живых татар, он не пошёл немедленно к растерянно вертевшему головой иноземцу, а кинулся стреножить лошадей. К счастью, пусть не воинские, они были приучены, не покидать своих упавших хозяев, бегать за ними не пришлось. А лошадь убитого пинком (ох, добрый у иноземца удар), была стреножена покойным хозяином. Всё это время он искоса, краем глаза, рассматривал иноземца.
   "Откуда здесь, в татарской степи он мог появиться? Если бы кто ехал сюда из Польши, я бы об этом точно знал. Значит, из татар. Но, почему оказался здесь один, став лёгкой добычей простых пастухов, даже для рядового казака, не соперников? Потерял проводника? И зачем его сюда понесло, в дикое поле? Неужто, какой учёный человек? Но для учёного, он уж очень ловко ногами машет. С двух пинков насмерть татарина забил. Знаем мы таких учёных, иезуитской выпечки. Они, правда, больше саблей махать горазды, а не ногами. Но иезуит-то бы им не попался ни за что, даже сонный. Непонятно. А загадки в таком деле - недопустимая роскошь".
   Тем временем иноземец весьма ловко избавился от арканов, сбросив их на землю, подошёл к убитому им татарину и плюнул ему на голову, произнеся что-то себе под нос. Казаков он явно не опасался, что для иезуита было бы крайне неразумно. А отказать этим чёртовым выкормышам в уме, не мог и их злейший враг. Например, сам Иван. Иноземец же ещё и пнул труп ногой, видно татарин здорово успел ему чем-то досадить. Потом, с удивлённым восклицаем, нагнулся и вытащил из пояса трупа пистоль очень странной конструкции. Просто удивительной, ничего подобного Ивану видеть не приходилось. Но, сразу было видно, ухватистой и удобной. Иван внутренне напружинился, опасаясь, что неизвестный попытается сразу же стрельнуть в него. Однако, он повертел пистоль в руках и сунул за пояс себе. То ли не лелеял коварства, то ли знал, что пистоль не заряжен. Уж конечно, попал к татарину пистоль совсем недавно. Судя по ловкости в обращении с ним иноземца, у него татарин пистоль и забрал. Надо будет обязательно рассмотреть его получше.
   Иноземец тем временем, постоял немного над трупом, будто в чём сомневался, нагнулся и потрогал жилку жизни на шее покойника. Убедившись, что перед ним именно покойник (не прост, однако, этот иноземец!), он ещё раз сплюнул на его голову и, распрямившись, посмотрел на Ивана. Никакого страха в его взгляде Иван заметить не смог. Скорее любопытство и интерес. Будь он врагом, характерник бы это немедля почуял.
   Чем больше Иван присматривался к иноземцу, не спеша, подходя к нему, тем больше возникало у него вопросов. Странная, никогда ранее не виданная одежда, а Ивану случалось ездить по Европе, ему было с кем сравнивать. Измазанная, помятая и подранная рубаха в клетку, в дырках которой проглядывала какая-то безрукавная одежда, с большим чернильным пятном на груди (видно пузырёк с чернилами там был) и, когда-то видно дорогие, но уже изношенные до дыр, закрытых латками, вылинявшие, длинные, несуразно узкие, голубые штаны. После татарских развлечений, тоже, естественно, грязные, но, что странно, без новых дыр. Крепкие, видно. Однако, крепость крепостью, а на людях и не всякий бедняк посмеет подобные тряпки одеть. А бедняком он не был, судя по притороченной к седлу татарского коня сумке, здоровенной и, ясное дело, тоже необычной. И уж никак не дешёвой. Высоченный, пожалуй, с самого Ивана ростом, но без обычной для высоких людей неловкости в движениях. С оч-чень нетипичными мозолями на ВНЕШНЕЙ стороне кистей. Весьма сходными с мозолями самого Ивана. Но, опять-таки, как мог человек с такой подготовкой попасть в лапы пастухов? У них-то и луки были смехотворно слабыми, из другого оружия имелись, разве что, дубины и ножи. С такими, любой воин справится одной левой.
   "Неужто, всё-таки, ехал с их стороны, с проводником, да остался без него? Татарам, известно, верить ни в чём нельзя. Всё равно, что-то здесь не то".
   Иван подошёл к иноземцу, строя в уме фразу, чтоб вежливо, но без подобострастия, на латинском языке. Читать-то он умел почти свободно, а говорить на латыни ему доводилось не часто. Однако она не понадобилась. Тот, по дурацки лыбясь, заговорил сам. На русском.
   Загадок от этого меньше не стало. Скорее они стали множиться (как жиды вокруг прибыльного дела). Например, Иван не смог опознать, говор пришельца. Что-то вроде, смеси полтавского с московским и ещё каким-то, Ивану неведомым. Видимо, языке, таки иноземцу, не родном, так как было заметно, что он подбирает слова, прежде чем их произнести.
   Иван, решил не тянуть кота за хвост. В отличие от большинства характерников, ломать над странностями голову он не любил. Воспользовавшись тем, что их глаза встретились, "надавил" на собеседника, подавил его волю. Ни мгновенья не сомневаясь, что тот теперь в его полной власти. По силе характерницкой, мало кто с ним мог сравниться, а уж по умению давить на собеседника, так, пожалуй, никто. И сколько же раз он за последующие годы жалел, что чёрт (а кто же ещё?) подтолкнул его разбираться с этими несчастными татарами, забери нечистый их души.
   Невелик труд для характерника, подавить волю обычного человека, можно сказать, плёвое дело. Пусть обычным его можно было назвать с таким же основанием, как самого Ивана - турецким султаном. Иноземец оказался совсем не иноземцем, а человеком из далёкого будущего. О чём он, по-прежнему с дурацкой улыбкой, сообщил характернику.
   Иван был готов к тому, что иноземец окажется подсылом. Схватить его, выпытать всё, обеспечить гаду длинное и не скучное расставание с жизнью, он сумел бы. - "Ну не позволять же иезуиту умереть легко и быстро? Боже Всемогущий, тебе ведь они, перевертни, тоже, надеюсь, противны?"
   Иван был готов, что иноземец окажется попавшим в беду безобидным учёным. Порасспрашивав его, он проводил бы беднягу в безопасное место.
   "Но, бесы проклятые, пришелец из будущего..."
   Нет, вы не подумайте, что Иван Васюринский - легковерный дурень, которого легко обвести вокруг пальца. Среди характерников дураков быть не может, а он был именно характерником. Не из последних, кстати. Кто усомнится, может на Запорожье поспрашивать. Хотя, грешным делом, когда услышал, что рассказывает Аркадий, ушам своим не поверил. Переспросил даже. Потом растерянно пытался обдумать невероятное известие, но в голове всё перемешалось, ничего толкового сообразить он не мог. Даже стыдно стало от своей растерянности. Знал бы он, какой сумбур был в голове этого самого лжеиноземца ещё недавно.
   Хорошо, у него с собой вещи из их двадцать первого (да, не семьдесят пятого, как считает православная церковь, а двадцать первого, по исчислению католиков) века. Мо-биль-ник. Малюсенькая коробочка с прозрачным (но не из стекла!) окошком. Вообще-то, этот самый мобильник служил там для переговоров на расстоянии (ох как бы пригодились такие штуки и сейчас!), но мог и картинки сни-мать. И сохранять. Картинки-то из этого самого будущего Ивана, будто вражеская дубина по голове ударили. Поверил он этому Аркадию. Сразу поверил.
   То есть, сначала перекрестил, потом заставил перекреститься. Посомневавшись, вытащил свой висевший на груди крестик (кипарисовый, из Иерусалима, в Иордане освящённый) и потребовал поцеловать. Аркадий выполнил требование не задумываясь и, от прикосновения к освящённому кресту, корчиться не стал. Сам вытащил из-за пазухи похожий крестик и похвастался, что куплен в Израиле, на Святой Земле, освящён в Иордане. Святой воды с собой у Ивана не было, пришлось поверить так.
   Сел Иван на землю. Уставился невидящим ничего взглядом вдаль. Призадумался. Так и просидел немалое время, отключившись от всего окружающего мира. С кулешом в голове. Только закипающим в голове-казанке, и неизвестно когда поспеющем.
   "Чёрт меня на охоту понёс! Мог бы и кашей поужинать. А ведь, точно, тут без чёрта не обошлось!"
   Что делать с этим, как он сам сказал, попаданцем, Иван не знал. Но дал себе клятву, поймать, сотворившего эту пакость беса и вбить в него все христианские истины. И прознай об этой клятве некоторые запорожцы, они своих знакомых чертей (в подобных знакомствах подозревалось немалое количество уважаемых казаков) предупредили бы о серьёзной опасности. Они то знали, что с клятвами Иван Васюринский не шутил. А знакомиться с христианскими ценностями в руках озверевшего запорожца... ну, ОЧЕНЬ сомнительное удовольствие. Хотя, верующему человеку жалеть нечистую силу, вроде бы, не полагается.
  
   О неудобствах проистекающих
   от акселерации и технического прогресса.
   Всё тот же полдень и после, 23 марта 1637 года от р.х.
  
   Казак, при ближайшем рассмотрении, имел внешность ещё более сомнительную и вызывающую опаску, чем при взгляде издали. Такого ночью в переулке встретишь, сам, без всяких просьб, за кошельком полезешь. Ещё будешь благодарить, что бить не стал. Вот только ощутимый запах трав, забивавший даже вонь застарелого пота, не гармонировал с внешностью.
   "Неужели и те времена мужские лосьоны или одеколоны существовали?"
   Ростом с Аркадия, но много шире в плечах (а они и у попаданца не узкие), с движениями как у крадущегося Сигала, грубо вырубленной (наверняка из чего-то твёрдого) рожей самого разбойного вида, с пронзительными чёрными глазами. Аркадию сразу вспомнились рассказы о существовавших среди запорожцев колдунах. Под их прицелом у него мгновенно вылетели из головы скороспелые прикидки о том, кем бы ему стоило назваться. Начал вываливать, как на исповеди, всё, о чём спрашивал этот казак. Речь полилась из пришельца, как полноводная река из большого озера. Да эта река быстро наткнулась на пороги непонимания. Оба, как-то естественно, перешли на суржик (смесь русского и украинского), но суржик казака существенно отличался от суржика Аркадия. То и дело приходилось пояснять, то одному, то другому, что он имел в виду, задавая вопрос или отвечая на него. Не смотря на предельную честность ответов Аркадия и на удивление толерантное (особенно поразительное, если видишь собеседника) отношение казака к невероятным вещам ему сообщаемым.
   Попаданца напрягали многочисленные полонизмы, латинизмы, проскакивавшие в речи предка. Но, особенно, старославянские слова и цитаты из Святого письма (в вопросах!). Не смотря на бандитский вид, казак оказался весьма грамотным и начитанным товарищем. То есть, паном (?). Беда была в том, что и области начитанности у собеседников были разные. Однако диалог продолжался и казак, назвавшийся Иваном Васюринским (при представлении бросивший на него взгляд, будто он должен был знать это имя), к удивлению Аркадия, никаких признаков культурного шока не обнаруживал.
   Мобильники его, вроде бы, не очень впечатлили, зато фотографии в одном из них поразили, несомненно. Особенно, фото подружки Аркадия в мини-юбке и топике самых, что ни на есть экономных размеров. Вы будете смеяться, но мужик, не смотря на мулатного оттенка загар и густую щетину, сильно покраснел (при такой-то дублёной коже!) и явно смутился.
   Они поговорили ещё некоторое время, Аркадий даже вспотел, не столько от начавшего к полудню припекать солнца, сколько от усилий по формулированию своих мыслей. Пробрала, наконец, необычность ситуации и нового знакомца. Он прекратил свои расспросы и, сев по-турецки прямо на землю, призадумался.
   Аркадий смог, хоть немного, расслабиться и привести свои мысли в порядок. И настроение его стало стремительно ухудшаться.
   "С чего это я так разоткровенничался? Была ж мысля порасспрашивать местного товарища и, исходя из узнанного, придумать себе легенду. А я, вдруг вываливаю на предка такие новости, свечу перед ним артефакты из будущего... что это на меня нашло?"
   Аркадий полез чесать затылок. В придачу, он вдруг, (опять вдруг, всё время вдруг), сообразил, что так и не удосужился спросить в какой год, да что там год, в какой век его занесло.
   "Получается... чертовщина треклятая получается. То ли у меня крыша от треволнений, или там, благодарности за спасение, - от такой несуразицы он невольно хмыкнул вслух, - или казак, таки колдун. Гоголь ведь своего... как там его... вареникоеда, не на пустом месте выдумал. Были среди казаков э-э... как их... в общем, колдуны, чтоб им! Сирко там, Богун, вроде бы. И у этого Васюринского взгляд... соответствующий. Будто, если захочет, прожечь им может. Как лазаром. Или, - Аркадий снова невольно хмыкнул вслух, хотя смешно ему определённо не было, - бластером".
   Аркадию захотелось присесть рядом с казаком, в ногах появилась неприятная, да и для мужика неприличная, дрожь в коленях. Но ещё больше ему захотелось выпить. Коньячка, причём, сразу целый бокал. Хрен с теми правилами хорошего тона, по которым любимый напиток надо пить небольшими порциями, вдыхая аромат и смакуя его. Впрочем, учитывая обстоятельства, очень хорошо пошла бы горилочка с перцем. И уж её то, сам бог велел пить не кошачьими порциями.
   Мечты, мечты... Не было у Аркадия ни коньяка, ни горилки с перцем, ни даже, покупного самогона, который он никогда не употреблял внутрь. Оставалось надеяться, что казак, Васюринский этот, угостит пришельца для спасения нервной системы. Кстати, ему самому бы тоже не помешало принять на грудь. По тому же поводу.
   "Выпить-то было бы, конечно, хорошо, да об этом сейчас глупо мечтать. Нету выпивки. Ну, а что же делать с этим хреновым гипнотизёром? Сделать вид, что не заметил? Так и дальше будет как с болваном преферансным обходиться. Начать качать права? - Аркадий глянул на сидевшего в позе лотоса казака. - У такого много не накачаешь. И ещё не факт, что ТТ и бронежилет дадут серьёзное преимущество перед ним в случае конфликта. По внешности легко определить - битый, опытный зверюга, этот Васюринский. Да и если его пристрелить, что дальше делать? Гребцом на турецкие галеры отправляться не хочется. И перспектива судьбы гаремного евнуха - не греет. С этим-то, хоть договориться можно. Вроде бы".
   Так и не определившись с линией поведения в отношении колдуна, Аркадий решил сам определиться, хотя бы приблизительно, в какое время попал.
   "Ясное дело, не в девятнадцатый век и вряд ли в восемнадцатый. Разве что, в самое начало, да и то, сомнительно. Татары в те времена уже так далеко от Крыма не забирались. Таки, забирались, или не забирались? - его взяло сомнение. Одно дело гордиться знанием истории, другое, вовремя вспомнить конкретные подробности. А именно от них и может у такого попаданца зависеть, уцелеет ли он или сгинет. - Хрен с ним, будем считать, судя по колесцовому замку пистоля, не ранее середины шестнадцатого века, времён Вишневецкого, Байды, естественно, до начала века восемнадцатого, Мазепы, что б ему... Скорее всего, где-то посредине. Весёлые времена. Интересно, восстание Хмельницкого началось?"
   Размышления Аркадия прервались сами собой. Пребывавший в йоговской медитации, или её подобии (с Буддой правда, сравнивать его, даже в шутку, не хотелось), казак мгновенно преобразился в настороженного хищника. Прислушавшись к чему-то слышному ему одному (Аркадий ничего тревожного не слышал), он приник к земле ухом. И то, что он там услышал, ему наверняка не понравилось. Иван вскочил, по мальчишески заложил пару пальцев в рот и громко, с переливами, свистнул. В ответ раздалось конское ржание и менее чем через минуту к нему подскакал здоровенный, под стать самому казаку, чёрный жеребец. Не смейтесь, но не менее бандитского, чем его хозяин вида.
   "В каком-то голливудском блокбастере, я подобную сцену видел. Или не голливудском, а нашем? Чёрт, забыл, но видел точно. Значит, не во всём врут киношники. Хотя человеку, пытавшемуся смотреть "Гладиатор", в это трудно поверить".
   - Татары! И, опасаюсь, в немалом числе. Нужно срочно уходить отсюда. Выбирай лошадь из вон тех, татарских! - закончил своё обращение Иван уже сидя в седле.
   "Легко сказать, выбирай, - топтался на месте Аркадий, не спеша бежать к какой-то конкретной лошади. - Надо ещё уметь выбирать".
   На лошадях, точнее на спокойной гнедой кобылке, ему ездить доводилось. Как-то поддался моде и желанию своей очередной пассии, записался на курсы обучения верховой езде. Проходил на них с месяц, потом поссорился с девушкой, редкостно стервозной особой она оказалась, и расстался. С девушкой и курсами заодно.
   "Нда-а... сучкой редкостной Ларка себя проявила, но красива и горяча в постели..." - съехал мыслями на посторонний предмет Аркадий.
   - Ты чего топчешься? На лошади, что ли, ездить не умеешь?
   - Не то чтобы не умею совсем. Но умею не очень хорошо. Я ж тебе (уж раз он на ты, то я так же к нему обращаться буду), рассказывал о самобеглых кол... телегах. Какая из них поспокойней?
   - Вот бесовские козни! Садись на чалую кобылу.
   - Эээ... какую?
   - Вот чертовщина! Вон та, - показал Иван пальцем.
   Кобыла, с точки зрения Аркадия, была не такой уж спокойной, прядала ушами, зло косила глазом, но опытному всаднику виднее. Чудом избежав укуса (спокойная, как же!), помог Иван, спешившийся для помощи неожиданному товарищу, Аркадий с его помощью взгромоздился в седло. И тут выяснилось, что стремена для коротконогого человека ростом в метр шестьдесят, практически не пригодны для неопытного всадника ростом за метр девяносто. А для их удлинения нужны шорные роботы, на которые нет времени. Любой татарин решил бы такую проблему в пять минут. Пришибленный последними событиями человек из мегаполиса XXI века не пытался решить совсем. Тупо сел в седло и поскакал с теми стременами, что были.
   Скакать это так, фигура речи. Опытным путём (по частоте падений Аркадия с лошади и связанных с этим остановок), установили, что передвигаться им рациональнее быстрым шагом. На рыси скорчившийся в непривычном (определённо не английском) седле Аркадий, в рекордном случае, смог продержаться около пяти минут. Вы будете смеяться, но он, поначалу, даже порадовался, что никто его в этой идиотской позе, "Паганель на ишаке", не видит. Потом ему такие мелочи стали безразличны. Оставалось утешаться тем, что при такой скорости они поднимают меньше пыли и, следовательно, с большей вероятностью могли избегнуть внимания татар.
   Следующие несколько часов, бог знает, сколько, на часы он не смотрел, Аркадию запомнились как один из самых страшных кошмаров в его жизни. После второго падения, отдал часы, выключенные мобильники и джипиэску Ивану, для лучшей сохранности. Причём, проклятая кобыла и не думала возле него оставаться при его падениях, как перед этим, возле мёртвого хозяина. Пару раз нога Аркадия застревала в стремени, и кобыла убедительно ему демонстрировала, что татары-то его берегли, когда таскали по степи. Но, кажется, бог озаботился в этот день защитой жизни дурака всерьёз. По-крайней мере одного, конкретного. Ивану каждый раз приходилось тратить время на поимку проклятой твари. Впрочем, от его жеребца у неё было шансов убежать не намного больше, чем у Аркадия на своих двоих от неё. Удивительно, что он во время этих падений, Бог знает, скольких, ничего не сломал себе. К концу путешествия (непонятно куда) он уже с ностальгией вспоминал татарских ублюдков.
   "Ну, подумаешь, убили бы. Зато быстро. И не было бы этого бесконечного мучения. Господи, боже мой, когда же это кончится?!"
   Кошмар закончился вечером, при свете заходящего за горизонт Солнца. У Аркадия не было даже сил обрадоваться долгожданному сообщению.
   - Приехали.
   С лошади (опять пыталась укусить!) сполз на автомате. Ссыпался на землю и застыл в странной, если не сказать сильнее, позе. Ненадолго. Стёртые с внутренней стороны чуть ли не до костей бёдра и начисто отбитая задница, уже не ныли, а жгли, будто их кто-то припекал самым натуральным огнём. Бёдра снаружи, локти, плечи, спина, затылок... также имели ушибы и ссадины, но куда менее болезненные. Весь многострадальный организм требовал заботы, лечения и покоя. Разве что ласки, особенно активной, не хотелось. С кобылой... наобщался.
   "И вряд ли скоро захочется, хватит с меня езды на лошади".
   Аркадий несколько раз, очень осторожно, сменил позу, но легче от этого не стало. Растёртые и ушибленные места продолжали гореть огнём и жечь похлеще, чем от крапивы. Выть от боли не хотелось только потому, что на вытьё не было сил. Да и не уважал он мужиков, чуть что, жалующихся на боль. Шипел потихоньку, пытаясь найти положение, в котором бы боль была поменьше. Однако, если тело - сплошной синяк и ссадина, это задача - практически не разрешимая.
   Естественно, интерес к внешнему миру у Аркадия в этот момент существенно снизился. Что там делал Иван, не нагрянули ли татары, поляки, пусть хоть зулусы или массаи, его не интересовало. Да хоть атака подводных лодок с воздуха, как раз место подходящее, не до них.
   - Снимай штаны, посмотрим, что там у тебя? - Раздалось прямо над ухом, по традиции этого дня, неожиданно, - Не отбил ты яйца? Уж очень наклонялся в седле, нельзя так ездить.
   И куда только делось безразличие? И откуда взялась энергия на подъём? Аркадий, не вскочил, не способен он был сейчас на такие стремительные движения, но достаточно бодро встал и начал стаскивать с себя джинсы.
   "Умеет человек найти нужные слова. Шшшш... его б... шшшш... политруком, или как там сейчас эта должность называется? Шшшш... Ууу! Чтоб... Больно как"!
   Всем хороши знаменитые американские штаны. И красивы, и прочны, и удобны. Но вот когда у тебя на бёдрах часть кожи стёрта во время скачки и кровь успела прикипеть к мокрой от лошадиного пота и твоей собственной крови джинсовой ткани, то снимать их - очень сомнительное удовольствие. Разве что, какому мазохисту... да и то, вряд ли. Фактически пришлось сдирать, начавшую образовываться вместо содранной, новую кожу. Собственную. Оцените скромность и небольшое количество звуков, которые он при этом издавал. Хотя с перлами русского языка, позволяющими выразить своё неудовольствие чрезвычайно экспрессивно и точно, он был знаком хорошо.
   Какая-нибудь кисейная барышня упала бы в обморок только от вида красно-синих ног Аркадия. С многочисленными потёками крови, синяками, ссадинами, кое-где очень глубокими. К счастью, таковых поблизости не наблюдалось, а и самого Аркадия, и его нового приятеля, вид ран или ушибов, даже на собственном теле, давно испугать не мог.
   Казак тихо, невнятно, ругнулся себе под нос.
   - Постой-ка. Нужно тебя полечить, чтоб нагноения в ранах не было.
   Пока Иван рылся в своём вьюке, Аркадий проверил состояние всего, что прикрывали его плавки. Тьфу-тьфу, никакого существенного урона (синяк во всю задницу - не в счёт) он не понёс.
   "Первая приятная новость за весь день! - решил несчастный, но в данный момент, немного счастливый, попаданец. - Эх, знать бы про перенос, антибиотиков прихватил бы. Обидно будет сдохнуть от заражения крови. Да и не только антибиотиков".
   Иван тем временем достал какой-то кисет и предложил прогуляться к ручью, возле которого они остановились. Где сноровисто обмыл Аркадию ноги, не обращая внимания на его шипение. А потом втёр в кожу, или, местами, мясо, какой-то, пахнущий травами порошок. Сказать, чтоб процедура была непереносимой, Аркадий не мог, приходилось и более сильную боль терпеть, но лучше в психологическом плане, ему не стало. Да и доверия к средневековым лечебным средствам у него не было.
   Сделав нужное и важное дело, казак отступил назад, так сказать, полюбоваться делом рук своих. Судя по хмыканью, картина его не впечатлила.
   - Господь не выдаст, свинья не съест. Может и обойдётся без нагноения. А вот штаны тебе надо сменить, твои и узки слишком на раны незажившие натягивать, и вид имеют стыдный. Дам тебе свои запасные. Да и рубаха твоя в клочья подралась, надо менять. А вот жупана запасного, извини, нет.
   - За штаны спасибо. Рубаха у меня в сумке есть. А жупана мне и не надо. У меня есть в сумке джинсовка, ну, нечто вроде жупана, только короткого. А какой ныне год? От рождества Христова, - сразу уточнил он, вспомнив, что в России до Петра отсчёт вели от сотворения мира.
   - Одна тысяча шестьсот тридцать седьмой.
   Аркадий мотнул головой, благодаря за ответ. Его догадки подтвердились. Семнадцатый век. А тридцать седьмой год (а как звучит, тридцать седьмой год!), давал простор для предсказаний на ближайшее будущее.
   "Но вспоминать исторические факты буду потом. Сначала определюсь с тем, что у меня есть".
   Снимая рубашку, точнее, её ошмётки, по привычке лапнул карман. Шикарный (и дорогущий, кстати) "Паркер" приказал долго жить. Не перенёс кавалерийских упражнений хозяина. Широко размахнулся, собираясь выбросить обломки, однако в последний момент, удержался. Нету в этом "здесь" таких штуковин, следовательно, в будущем, могут пригодиться и обломки. Аккуратно замотал обломки в обрывок от рубашки и сунул в сумку.
   В карманах джинсов обнаружил кошелёк, содержимое которого теперь не представляло и нумизматического интереса. Не было ещё ни незалежной Украины, ни объединённого Евросоюза, ни, даже, Соединённых Северо-Американских Штатов. Глядя на сотку долларов, попытался вспомнить, были ли уже в это время поселенцы из Англии в Америке.
   "Цветочек их вонючий*, определённо позже туда добрался. Но, вроде бы, они там и раньше были, негров на плантациях эксплуатировали, ... нет, не вспомню. Да и какое мне дело до предков пиндосов? Вот Колян, тот бы здорово обрадовался, что попал во времена, где их нет. А мне сейчас не до них. Свои проблемы бы разгрести".
   Из полезного в карманах джинсов обнаружились: пластмассовая расческа, до краёв заправленная зажигалка с фонариком (Аркадий не курил, но с зажигалкой не расставался), связку ключей (эх, где теперь те замки, которые ими можно открывать...), средней навороченности перочинный ножик (на необитаемом острове ему б цены не было, а здесь...). Носовой платок сомнительной свежести (генетиков двадцать первого века сопли века семнадцатого определённо заинтересовали бы. А вот здесь, в семнадцатом, сопли из века двадцать первого могут заинтересовать разве что, колдуна. Мне это нужно?).
   "Могло бы быть хуже, но вряд ли намного. Сколько полезных вещей легко прихватить бы мог, если бы знал... "Знать бы прикуп, жил бы в Сочи".
   При надевании казацких штанов, идеально подошедших по длине, но ужасавших своей необъятностью, обнаружил и на них две, пришитые прямо к штанам, кожаные кобуры. Для ТТ, к сожалению, непригодные.
   "Надо же, не одни ковбои с ганфайтерами ценили наличие готового к выстрелу оружия. Вот вспомнить бы, как делали гремучую ртуть или что-то подобное... Читал же в "Энциклопедии порохов и взрывчаток", склеротик хренов! На револьверы, пусть с патронами из чёрного пороха, здесь будет бешеный спрос".
   Ужинать с казаком Аркадий отказался. И дело даже не в том, что его вяленое мясо и сухая лепёшка ему не глянулись. После полного треволнений дня, есть не хотелось совершенно. Костёр разжигать, из осторожности, не стали. Легли так, благо, даже возле ручейка, комарья не оказалось.
   Казалось бы, после тяжелейшего дня, ты замучен скачкой, стоит завалиться на траву, никакие синяки и ссадины тебе заснуть не помешают. Ага. Сон если и разбежался, то для того, чтобы удрать куда-то прочь. Усталость, тяжесть в голове, боль в разбитом теле, были. А сна - ни в одном глазу.
   Лежать на куче веток, при таком количестве ушибов, больно. Причём, чем больше лежишь в одном положении, тем сильнее боль. Но и ворочаться - тоже не сахар. Каждое движение отдаётся болью, хоть подвывай. Попытался Аркадий сесть, тут же запротестовала задница. Лёг на пузо - заныли колени. Трындец.
   "Попадись мне эти Конюшевские, Горелики, Махровы и прочие... разные всякие! Я б им... сказал, что об их выдумках думаю. На оскорбление действием, к сожалению, всё равно сейчас не способен. А жаль!"
   Цветочек их вонючий*, - "Мэйфлауер", корабль, с приплывших на котором пилигримов, принято в нынешних США отсчитывать свою историю.
  
   Ночь коротка. Но её ещё надо пережить.
   Ночь с 23 на 24 марта (березня) 1637 от р.х.
  
   Прошло немало времени, с момента, когда Иван узнал удивительную новость. Да обдумать её хорошенько у него не получалось.
   "Да что там, о...тительную! Невероятную, необыкновенную... слов нет, какую... сказочную. И что? Как образовалась в голове каша, так там и остаётся, недоваренная, никак поспеть не может. Ничего толкового эта самая голова выдумать не может. Так, может... тьфу, прицепилось...эээ... в общем, ничего толкового выдумать не получается. Наверное, прав был совет характерников, когда отправлял меня в этот дурацкий поход. Ни на что, кроме как присматривать за придурком Пилипом я, не годен. Слаба оказалась головушка".
   Весь путь от места встречи с Аркадием, Иван пытался придумать что-нибудь толковое, нужное православным, казакам, характерникам... и все свои задумки сам же и опровергал. Ему ясно как в полдень безоблачного дня, что перед ним и казацким товариществом, открываются потрясающие перспективы. Но, какие? Непонятно было, что же делать дальше?
   "Оставить отряд и двинуться назад вдвоём? А казаки из отряда? За Пилипом, таки, догляд точно не помешает. И бросать порученное дело - нехорошо. Разворачивать весь отряд? Так не повернут, на поход настроились. И правду, ведь им, пока совет характерников не решит, не скажешь. Вот бесовы козни!"
   Решил, было, что голова плохо соображает, потому, как надо следить за всё время падающим с лошади иновременником, одновременно наблюдая, нет ли вокруг какой опасности. К счастью, татары, приближение которых он почуял по сотрясению почвы задницей (у доброго воина и задница - тоже важная для выживания часть тела, врагов издали чующая), на перемещение по степи дух всадников, точнее, четырёх лошадей, внимания не обратили, и преследовать их не стали. Хотя, Иван это хорошо понимал, заметить передвижение, наверняка заметили. Уберёг господь от опасности, потому как ускакать от татар с таким всадником как Аркадий невозможно.
   "Вот что, спрашивается, на меня нашло, что я, наблюдая за его падениями, не остановился для изготовления новых стремян из аркана? Благо их нам только трофейных, три штуки досталось. Да и меня свой имеется. На ходу бы в миг их вчерне смастерил! А теперь гадай, сможет этот ... Аркадий, сам ехать на лошади, или придётся его завтра к лошади привязывать? Не-ет, точно тут без чёртовых козней не обошлось. Ох, попадётся этот чёрт мне в руки..."
   Но и в ночной тиши, ничего путного в голову не лезло. К тому же, Иван понял, что толком ничего у Аркадия и не узнал. Уж очень удивительной была сама новость. Возможно, какие-то супер-герои и могут спокойно переносить футур-шок. Но ни Иван, ни Аркадий к подобным личностям не относились. И впали на некоторое время в состояние изумления. Слабаки от такого испытания могли бы сойти с ума. Но и сильным нужно время, чтоб освоиться с удивительными обстоятельствами. Даже если такое чудо происходит не с вами, а рядом. В слабости Ивана не обвинил бы никто. Однако освоиться с происшедшим он сразу не смог.
   "Надо расспросить его сейчас, всё равно болячки ему спать не дадут. Вот поговорим, может... тьфу! Виднее будет, что дальше делать. Без всяких может, не может!".
  
   * * *
  
   "Не верь, не бойся, не проси" - эта вычитанная давным-давно фраза служила Аркадию, как он думал, девизом для построения жизни. Хотя, призадумайся он над своими поступками, то обнаружил бы досадное от фразы отступление. Не верить-то, он давно никому не верил. Просить, действительно сильно не любил. А вот на счёт боязни... Мало быть храбрым физически, не бояться идущего на тебя отморозка с ножом, или компашки пьяных юнцов ночью в парке. Надо ещё не бояться жить. А с этим у него были некоторые проблемы. Испытав в юности несколько болезненных предательств, он, с тех пор, боялся верить. Поэтому к своим тридцати с гаком, у него не было ни настоящих друзей, при множестве добрых приятелей, ни семьи, хотя на невнимание женщин к своей персоне, пожаловаться не мог.
   Новая глава в его жизни началась также крайне неприятно. Дело, даже, не в татарах. Их он, как всякий нормальный русский, считал врагами, соответственно, враждебные действия по отношению к себе, естественными. Отбился, пусть с чужой помощью, ну и ладно. Но гипнотическая, или там, колдовская, чёрт их, колдунов, разберёшь, атака на своего, без малейшего (в чём Аркадий заблуждался) повода... Такой поступок новоявленного спутника, пусть и спасшего его задницу, Аркадий, воспринял как предательство. И обиделся на него всерьёз.
   Не случайно появилась в народе пословица: "На обиженных воду возят". По-детски острая обида полностью блокировала способность к мышлению. Без того весьма скромную, из-за событий прошедшего дня. А надо ведь было, продумать линию поведения по отношению к этому самому колдуну, его сотоварищам, колдуны (о! характерниками их называли) на Запорожье, вроде бы, имели свою организацию. Надо с ним же, (а с кем ещё?) определиться, что говорить остальным казакам. Что - старшине. В свете грядущих событий, надо будет прикинуть, для начала одному, потом вдвоём, что делать дальше.
   Температура в степи, днём вполне комфортная, падала. Зато внутренняя температура у попаданца поползла вверх. Сказались раны и треволнения. Его стало морозить, чем дальше, тем сильнее. Подрожав немного, он преодолел свои лень и страх перед движениями, непременно отдающимися болью, полез в сумку. С помощью фонарика нашёл там старые, растянутые и линялые трикотажные штаны, байковую рубашку в пятнах машинного масла и поддел их. Для чего пришлось снимать рубаху и шаровары, шипя и матюгаясь в полголоса. Поверх рубах натянул джинсовку, бронежилет и полушубок. В придачу, накрылся лошадиной попоной, насквозь провонявшей конским потом. Однако, и такая серьёзная, для весны упаковка, помогла далеко не сразу. Видимо температура скакнула всерьёз. И рассчитывать на медицину XXI века не приходилось.
   На мучения Аркадия сверху смотрели звёзды. Яркие, многочисленные звёзды ночного южного неба. Несравненно более многочисленные и яркие, чем появляющиеся в небосводе задымленных мегаполисов. Попаданец на них внимания не обращал. Не до них ему сейчас было. Как и не до восхищения необыкновенно чистым, живительным воздухом, невозможным для степи в индустриальной Украине.
   Невдалеке раздалось дикое ржание, здорово смахивающее на вопль от боли. Аркадий неосторожно, позабыв о болячках дёрнулся и, в который раз, зашипел от боли.
   - Не боись, это мой Чёрт кобыл уму-разуму учит. Показывает им, кто в табуне хозяин.
   - А он их не покалечит? Уж очень сильно кобыла кричала.
   - Не-е. Потреплет немного, это да. А калечить, зачем? Они ведь не в бою встретились. Теперь он их своими считает.
   Боль не унималась и Аркадий, преодолевая нелюбовь к попрошайничеству, да ещё у неприятного ему человека, попросил болеутоляющего.
   Казак (точно колдун, в смысле, характерник) показал свою продвинутость, сразу поняв, что у него просят. Но отказал.
   - Давно сам бы предложил, да вот беда, с собой у меня нужного зелья только на один раз. А нам завтра, кровь из носу, дальше ехать надо, к своим. Без снимающего боль зелья ты ехать не сможешь.
   Как ни хотелось Аркадию избавиться от мучившей его боли, с аргументами собеседника он был вынужден согласиться. Действительно, какой завтра из него ездок, без болеутоляющего?
   Ясное дело, что поспать при таком обороте ему не удастся. Чтоб не мучиться от боли, не имея даже возможности подумать, он предложил Ивану поговорить. И тот охотно откликнулся.
   В ответ на вопросы Ивана, начал рассказывать, что помнил. А помнил немало. Разговор получился трудным. Очень тяжело было удержаться на одной теме. В результате, от вопросов для уточнения, неожиданно для обоих, разговор стал перескакивать то на скорости транспорта двадцать первого века, то важность авиаударов при штурмах укрепрайонов, то, не смейтесь, на женские моды. Заодно обсудили и женский вопрос. Быстро сошлись на мнении, что, независимо от века, все бабы - стервы. Хорошо, что на Запорожье их нет. Да совсем без них тоже не обойтись, против природы не попрёшь.
   Поначалу сильно мешала языковая проблема. Но: "Терпение и труд - всё перетрут". Постепенно они начали всё лучше и лучше понимать друг друга. Иван запоминал некоторые словечки из будущего, но, прежде всего, перестраивался под язык предков Аркадий. Он был рад возможности отвлечься от чрезвычайно неприятных ощущений, так донимавших его перед этим. Беседа делала боль куда менее сильной, а порой, к сожалению, ненадолго, о ней забывалось совсем.
   На первых порах Аркадий рассказывал, а Иван слушал, то и дело, задавая уточняющие вопросы. Как-то так получилось, что поначалу обсуждались грядущие события на Украине и в России (за исключением отвлечений). Кстати, Иван был неприятно удивлён этим названием и расколом единого русского народа, к которому он себя причислял. Выслушав об первом президенте Грушевском и измышленных им, по заказу врагов русского народа, австрияков, укров, он искренне пожалел, что нет у него возможности добраться до этого пана. Мол, он, Иван, с удовольствием побеседовал бы с ним. И не один день. Аркадий вспомнил, как выглядит Иван, и решил, что будь у него самого такая возможность, он с энтузиазмом способствовал бы этой встрече, но на "беседах" предпочёл бы не присутствовать. Запах горелой человеческой кожи и вид вынимаемых из живого человека кишок - удовольствие на любителя. Известием же, что во времена Аркадия в казаки рядятся и униаты, Иван был просто шокирован.
   - Униаты проклятые в казацкой одежде?.. Это же... мы ж их давим, как только можно. Ну, слов нет.
   - Ага, слов нет, одни выражения, и все - неприличные.
   - Да разве можно этих падлюк приличными словами называть?!
   Вышел разговор и на тему перемещения во времени. Аркадий рассказал, каким образом попал в прошлое. Иван сразу понял, о каком курганчике ему рассказывает пришелец из будущего.
   - Удивительно, что ты его смог вообще копнуть. Он же сильнейшим заклятьем оберегаем. Ни один нормальный человек, ни за что в жизни, там копать не будет. Не захочет!
   - Да и я не решался. А потом, вот, вдруг, решился. Может, заклятье этого чёртового колдуна ослабло?
   И тут Иван стал убеждать Аркадия, что там лежит не злой колдун, а добрый характерник, только более сильный и древний. В остальном такой, как он сам, Иван, хороший. Ладно, что в этот момент Аркадий ничего не ел и не пил. Точно бы поперхнулся. Представить, что кто-то может, хоть раз, на него взглянув, принять Ивана за доброго человека, Аркадий не мог. Хотя фантастику любил и сам уже попал в чисто фантастический сюжет. Путём осторожных расспросов, Аркадий выяснил, что Иван считает себя доблестным рыцарем, защитником угнетённых, борцом за истинную, православную веру, русским воином без страха и упрёка. А что основными занятиями у него являются грабёж, убийства (включая женщин и детей), работорговля (богатых пленников держали ради выкупа, бедных убивали или продавали), так жить-то как-то надо? И каким образом, спрашивается, защищать своих, если не уничтожать чужих? Аркадий диспута по этому вопросу затевать не стал.
   Когда история ближайших грядущих лет была изложена, оба единодушно решили, что сам Бог велел попытаться её переделать. Даже начали прикидывать, в каком направлении. Здесь-то и высветилось для Аркадия, что Иван участвует в походе в Персию, на помощь шаху против султана. О реальных целях похода Иван сдуру решил, пока, промолчать. Забыл, с кем говорил.
   Тайм-лайн Сварги об Азове не произвёл на Аркадия впечатления. Сколь много бы реальных исторических личностей автор там не вставил, вещь показалась ему ненатуральной. Наши все белые и пушистые, враги - тупые и ленивые... Очередная сказочка про внезапно помудревшего царя, в реале - совершенного ничтожества и сплошь, вдруг, обнаруживших гениальность русских воевод. Но, спасибо Сварге огромное, историей совершенно удивительных взятия и осада Азова, победа над огромной турецкой армией ему запомнилась. Заинтересовавшись темой, Аркадий прочитал несколько первоисточников и статей о тридцать седьмом и сорок первом годах в Азове и вокруг. Не то, что бы недавно, но кое-что помнил.
   Иван, опять (!), попал в неприятное положение. Рассказывать о планах характерников без решения совета он не мог. Об этом большая часть старшины Сечи не знала. Только самые надёжные были извещены. Да и то, в дело встрял крайне сомнительный Пилип. Но рассказ попаданца его очень заинтересовал. Оставалось пожалеть, что память у него дырявая и многое из самого важного он не помнит.
   Обговорили то, что он запомнил.. У Аркадия, кстати, было несколько идей по минимизации потерь казаков при этом действе. Часть их Иван сразу забраковал, как завиральные, часть попросил разъяснить и признал заслуживающими внимания.
   Набравшись, к утру, смелости, поднял Аркадий вопрос и о неэтичности гипнотизирования своих. Слова гипноз Иван не знал, но от этого действия отпираться не стал, а принялся оправдываться. Мол, не знал, что свой, думал иноземец, да ещё подсыл-иезуит. Своих же характерники никогда воли не лишают, им бы этого не простили, никакое колдовство не спасло бы. Аркадий предпочёл не заострять вопрос далее, взял только слово, что больше Иван его гипнотизировать не будет. Никогда. Ну, не предусмотрел он тогда, что вскоре сам будет просить помочь извлечь из собственной памяти сведения то об ружье Фергюссона, то о клиновидном затворе для казнозарядной пушки. Прав, таки, был английский шпион, рекомендовавший: "Никогда не говори никогда". Действительно, многому можно поучиться у проклятых бриттов.
  
   О необходимом количестве мудрости.
   Утро 24 березня 1637 года от р.х.
  
   Хотите, верьте, хотите - нет, но после бессонной, далёкой от комфорта ночи, Аркадий утром чувствовал себя куда лучше, чем накануне вечером. А уж после приёма какой-то липкой гадости, скорее всего разновидности опиума или чего-то подобного, стал ощущать себя соколом добрым, молодцем быстрокрылым. В общем, все проблемы стали незначительными и легко решаемыми, Иван стал казаться симпатичным, его Чёрт - игривым и ласковым (!!!), жить стало веселее... И с кобылы, он теперь не падал, при новых-то стременах. Ну, почти не падал. Пара раз - не в счёт.
   Говорят, что утро вечера мудренее. Наверное, правильно говорят. Вот и уже ставшие закадычными друзьями Иван и Аркадий, сумевшие за ночь немного навести порядок в собственных головах и начавшие строить воистину наполеоновские планы, ощущали себя куда более умными, чем накануне вечером. Правда, возможно, недаром говорят, что в большой мудрости много печали.
   Благодаря новым стременам (или встряске, полученной кобылой ночью от Чёрта, зримым следом которой был свежий шрам на её шее), Аркадий решился на спокойную рысь, и, за исключением пары досадных моментов, достаточно уверенно держался в седле. Пусть и ни разу не английском. Иван скакал (да-да, а этот раз именно скакал, а не плёлся шагом) рядом, расспрашивая нового товарища на ходу.
   Обычно людям, находящимся в столь разном состоянии, Иван наркотиков утром не употреблял, общаться затруднительно. Но казаку так хотелось поскорее узнать о многом, что заметной неадекватностью товарища он решил пренебречь. В крайнем случае, можно потом переспросить.
   Аркадий заливался соловьём, позволяя себе делать пояснительные жесты руками, из-за которых и навернулся пару раз. Кобыла, кстати, уже бежать от нового хозяина не пыталась, косила глазом на Чёрта и стояла как копанная, пока новый хозяин вставал с земли и громоздился в седло опять. На цельности, последовательности повествования это не сказывалось совсем, так как никакой цельности, как впрочем, и последовательности, не было и в помине. С ему только ведомой логикой переходов, Аркадий перескакивал со сплошных бед отечественной истории на долбанную политкорректность, потом на эволюцию военно-морского дела, с которой, естественным для него, в нынешнем состоянии, образом, съезжал на проблемы загрязнения окружающей среды.
   Так и ехали, от места ночёвки до обеда. Соединять пространство и время уже наши предки умели. Вот на днёвке то, не смейтесь, именно Аркадий обнаружил погоню. Нет, не в цейссовский бинокль, а куда более надёжным инструментом, таким же самым, что накануне Иван. Пока Иван ухаживал за лошадьми, Аркадий присел на землю, не в лотос, правда, и ощутил некие вибрации. Наверное, расторможенное сознание сработало. Или, в силу известных обстоятельств, повышенная на этот момент чувствительность седалища. Не долго думая, приложил ухо к земле и услышал характерный топот конницы. По крайней мере, он так решил, потому, как до этого случая слушать землю ему не приходилось.
   Иван, послушав землю сам, догадку Аркадия подтвердил. И с точки зрения попаданца, совершенно напрасно обеспокоился. Даже в лице переменился, сменив своё обычное выражение свирепого хищника, на выражение хищника сильно обеспокоенного. Вам никогда не приходило в голову, что в угол не стоит загонять не только крысу, но и крупных хищников? Аркадию вот пришло. При виде переменившегося в лице Ивана.
   И он поспешил успокоить друга, предложив устроить для проклятых татар засаду. Напомнил ему, что в сумке лежать два ППШ с вполне достаточным для одного боя запасом патронов. А за поясами у них ТТшки. Тоже, кстати, не без патронов.
   Ах, да, автор забыл проинформировать, что ночью был разговор и об оружии, которое оказалось при попаданце на момент перемещения во времени. Трёх пистолетах ТТ и двух пистолетах-пулемётах Шпагина. Все в пристойном, годном к употреблению по назначению, состоянии.
   Решив, что если колдуны и отличаются от нормальных людей, то не в любви получать подарки, Аркадий тогда торжественно подарил новому товарищу один из пистолетов. А утром, первым делом, Иван его опробовал, расстреляв один магазин. И очень остался подарком доволен.
   В бой с превосходящими вражескими силами Иван не рвался, но с предложением Аркадия согласился. Хоть и передвигался с утра Аркадий куда более бодро, чем накануне, но не настолько, чтоб от татар уйти. Собственно, уйти в степи от татар могут только опытнейшие всадники на великолепных лошадях. Будь у Ивана возможность переправить попаданца к совету характерников, пусть даже пожертвовав своей жизнью, он бы не колебался ни единого мига. Пожертвовал бы. Уж очень большую, огромную ценность тот представлял. Но таких возможностей у него не было. Путать следы было заведомо бессмысленно, в своей степи татары легко распутают все уловки. Посему оставалось драться.
   Место для засады искать не пришлось. Невдалеке, прямо по курсу следования, стоял большой курган с каменной бабой на вершине. Вот за ним и занял позицию Аркадий, после клятвенного обещания излишне не высовываться, вести стрельбу осторожно. А сам Иван, прогнав лошадей дальше, в балку, чтоб их татары не могли выглядеть, собирался занять позицию в небольшой ложбинке за курганом. Слава Богу, местность эту он знал. Стрелять решили: Аркадий из ППШ, а Иван, в связи с полным незнанием возможностей автоматического оружия, из своего нового пистолета, перезаряжать который он уже научился. Двух запасных магазинов ему на бой должно было хватить, но, на всякий случай, Аркадий дал ему все запасные магазины, в числе семи штук, оставив себе только один, в пистолете.
   Чтобы не привлечь к себе внимания отблеском от линзы бинокля, татары двигались с юга, Аркадий позволил себе глянуть на них один раз, с большого расстояния. Как и предсказывал Иван, преследовал их всего десяток всадников, правда все одвуконь и, даже издали видно, воины, а не нищие пастухи. Здесь, в своей степи, за двумя беглецами, большее количество, по логике, слать и не стоило. Откуда ж знать отдававшему приказ мурзе, или, кто там его отдавал, что в сумке у Аркадия есть сюрприз для погони. Вряд ли для неё приятный.
  
   * * *
  
   Иван галопом отогнал лошадей в балку, мигом спутал ноги кобылам, Чёрта путами он никогда не оскорблял, знал, что никуда от него верный конь не убежит и никого чужого на себе не потерпит. Затем бегом бросился назад. Успел к нужной ложбинке в самый последний момент. Отдышаться ещё не успел, а вдали появились татары. Как он и предвидел, десяток воинов. Шли размашистой рысью, уверенно держа след.
   Казак вытащил свой новый пистоль, душой радуясь такому приобретению, пусть и патронов, как предупреждал Аркадий, хватит ненадолго. А как удобно он в руке сидел! Как будто для неё и сделан был!
   "Ничего, насяду хорошенько на него, вспомнит секрет этого бездымного пороха, как миленький. С оружием для него, да самозарядным, мы вмиг всех врагов перебьём!"
   Выждав, когда передний всадник доскачет до намеченного им заранее места, Иван устроился поудобнее, задержал дыхание и стал не спеша расстреливать погоню. Восьмью выстрелами ссадил пятерых, ещё двоих подранил, один выстрел пришёлся в небо, не вовремя нагнулся татарин. Его, впрочем, этот промах не спас. Расстреливаемые из непонятного, не выдающего себя дымом оружия, кочевники растерялись. А прийти в себя им не дали. С кургана, мимо которого татары только что проскакали, раздался неслышимый ранее здесь стрекот. Будто огромная, неведомо откуда взявшаяся цикада короткими, в два-три такта, трелями, дала о себе знать. Ссаживая татар с лошадей не менее эффективно, чем сам Иван. Ивану даже не понадобилось стрелять ещё самому. Что было очень удачно, так как он, в запале боя, не сразу вспомнил о необходимости передёрнуть затвор после смены магазина. Останься хоть пара поганых живыми, нашпиговали бы его стрелами, как бог ёжа иголками. Судя по одежде, в погоне участвовал десяток из личной сотни одного из мурз. Иван догадывался, какого. Стрелять такие людоловы умеют очень хорошо. Оставалось порадоваться, что и в нынешнем состоянии, Аркадий не потерял головы и вёл бой правильно. Значит, точно не врал, что воевать ему приходилось.
   Иван, наконец, справился с изготовкой новой своей любимой игрушки к стрельбе, и вылез из лощины. Ещё совсем недавно живые и распалённые погоней, десять человек и одна лошадь, задетая выстрелами с кургана, лежали мёртвые. Остальные лошади ещё стояли или кружили невдалеке от мёртвых хозяев, грех было не воспользоваться случаем и не прибарахлиться. Казак, как известно, с добычи кормится. Иван свистнул, подзывая верного Чёрта, беспокоясь, как бы лошади, без того испуганные, не побежали обратно в степь. Времени на их вылавливание не было совсем.
   Поймать удалось всего семерых. Не без помощи Аркадия, оравшего и улюлюкавшего, загоняя лошадей на Ивана. Остальные ускакали (эх будь у меня время...) на юг. Казак, вздыхая по утраченной добыче, сноровисто обыскал трупы, дорезал ещё подававших признаки жизни, всё собранное (мелочь, конечно, мурз среди убитых не было, но доброму хозяину любая мелочь сгодится) распихал по вьюкам, быстро подогнал лошадей из лощины. Не задерживаясь на поле боя, теперь уже боевые товарищи, поспешили дальше, на северо-восток, к своим.
   Куда, в походный лагерь запорожцев, к вечеру и добрались. Появление отлучавшегося куда-то характерника не одного, никого не удивило, да и внимания к себе особого не привлекло. Трусов среди запорожцев не водилось, выбывали по естественным причинам, но интересоваться делами характерников там не любили. По той же самой причине, все знали, что колдуны очень не любят, когда кто-то суёт свой нос в их дела. А к характерникам в Запорожье относились... сложно относились. Но с большой долей уважения и ещё большей, опаски. Посему, наглый интерес к приехавшим исключался. Идиоты, понапрасну рискующие головой, там не задерживались. Необычный акцент новичка так же никого не удивил, среди запорожцев кого только не было, от шотландцев до армян и персов.
   Об ощущениях Аркадия при отходняке от болеутоляющего, по прибытию в лагерь, лучше помолчать. С мукой суждено входить в мир человеку. Он, попавший в новый для себя мир, её, муку и получил, слава Богу, не смертную.
  
   2 глава.
  
   О новый, дивный мир.
   24 березня, 1637 года от р.х.
  
   С ослаблением действия Иванова зелья, радость и веселье, переполнявшие попаданца, стали таять, как снег на жарком солнце. Зато, ушедшая было, боль, стала стремительно отвоёвывать утерянные, как выяснилось, временно, позиции. Аркадию становилось всё хуже и хуже. К его счастью, ослабление это, началось всего за полчаса до прибытия в лагерь запорожцев, так что доехать, скрипя зубами и поминая всех, кто вспомнится, злым (пусть и несправедливо) и обидным словом. Боль возвращалась и стремилась отыграться за всё пропущенное время. Сторицей, по крайней мере, так казалось Аркадию.
   Иван выглядел при подъезде к лагерю, какого-то знакомого Грыцька, сидевшего орлом со спущенными штанами, и договорился о его помощи в ухаживании за лошадьми. Потом попаданец убедился, что и знаменитые запорожцы, ухаживали за своими лошадьми сами. Боевой конь - это не только средство передвижения, но и товарищ. Так что помощь подобного рода была товарищеской или платной услугой. За исключением выборных старшин, пользовавшихся услугами джур (денщиков, ординарцев, адъютантов), приписанных к должностным лицам от войска.
   Проходя по лагерю, Аркадий, несмотря на нарастающую боль, жадно оглядывался. Запорожцы были для него легендой. Правда, даже из учебников легко было уловить, что личностями, в большинстве своём, они были неоднозначными. "Лыцари степови", проще говоря, пиратское братство Северного Причерноморья. Забавно, но и негодяи Карибского моря звали себя джентльменами удачи. Что поделаешь, родственные души.
   Выглядели запорожцы внушительно. Нет, не ростом, таких длинных, как Аркадий с Иваном, судя по первому взгляду, было немного. Несколько казаков имели вполне акселератические рост и вид (странно, однако, акселерации ещё нет, а акселераты тянутся к небу). Большинство было от 165 до 175 сантиметров. Помимо привычных хохляцких физиономий бросался в глаз немалый процент рож с северо-русской, азиатской, кавказской и балканской внешностью. В общем, очень похоже на современный мегаполис, в котором он сам родился и вырос.
   "Похоже-то, похоже, да и какое-то отличие есть. Не только в одежде. А уж вонища от них... слов нет. (Уже потом Аркадий узнал, что свою одежду запорожцы пропитывали какой-то гадостью на рыбьем жиру, для защиты от насекомых). Не в одежде и отсутствии женщин дело".
   Аркадий жадно рассматривал всё вокруг, позабыв на время и собственные болячки. Казаки вели обычную лагерную жизнь. Ели, спали, общались друг с другом в больших компаниях и один на один, дружно гоготали над чьими-то шутками, перемещались по лагерю в нужное им место...
   "Странно даже, я всех в наглую рассматриваю, а на нас с Иваном никто внимания не обращает. Будто все упор нас не видят, хотя спина аж чешется, от взглядов в неё. Значит, не хотят показать, что заинтересовались приездом колдуна с каким-то им неведомым типом, то есть, мной. А на трусов они точно не похожи. О! Понял, не приходилось мне видеть толпу, в которой все в ней, были бы так уверены в себе".
   У Аркадия возникло ощущение, что он попал в большую волчью стаю на привале. Все её члены заняты своими делами, никто на пришельца не обращает внимания, но стоит чему-то случиться, от него в миг не останется ничего, кроме самых крупных костей скелета и обуви. Обгрызенных.
   Подтверждением такого мрачного впечатления послужили два окровавленных и, сразу видно, до предела измученных человека, привязанных к задам двух стоящих рядом телег.
   - Это кто?
   Иван от вопроса скривился, будто уксуса вместо горилки хлебнул.
   - Содомиты. Три дня назад их застали за их стыдным делом, теперь, вот, таскаем за собой, казнить некому.
   - А что с катом случилось?
   - Каким катом? Среди лыцарей ката быть не может.
   - Эээ... а кто же тогда их казнить будет? Или так и будете таскать за собой, пока не помрут?
   Иван объяснил Аркадию, что преступников у них казнят преступники. Вот, кто-нибудь проштрафится по-крупному, он и казнит содомитов. Повесит их, или на кол посадит. И будет ждать, когда появится следующий претендент на повешенье или присаживание на кол. Впрочем, на кол сажают, или в воде топят, редко.
   Аркадия такая решительность в борьбе с неправильной ориентацией весьма впечатлила.
   - Слушай, ты мне сегодня краткий курс о законах запорожцев прочитай, чтоб невзначай мне в неприятности не влипнуть.
   Иван явно встревожился.
   - Ты, что... тоже... этим грешишь?
   Аркадий не сразу понял, что скрывается под словом "этим", очень уж устал и был озабочен, но когда сообразил, поспешил успокоить собеседника.
   - Да нет! Содомией не грешу, и отношусь к ней крайне отрицательно. Но у вас ведь, не только за это казнят. Ты уж перечисли мне, пожалуйста, чего нельзя делать ни в коем случае? - Аркадий невольно оглянулся на несчастных. - Да и этих казаков, честно говоря, жалко. Там ведь, как я понимаю, не было насилия. Казнить за это, по-моему, перебор.
   - Пе-ре-бор? Почему: - Перебор? Чего перебор?
   Пришлось Аркадию объяснять карточный термин.
   - Мне их и самому жалко, особенно, старшего, Охрима Незамая. Хороший казак, не раз в походы ходил, нигде за спинами товарищей не прятался. И какой бес его соблазнил на это?..
   - Неужели ничего нельзя сделать?
   - Ээх! Ничего. Судьба. Считай, они уже мёртвые, в аду обретаются. В другое время, может, Охрима удалось бы спасти, но не сейчас.
   - А может, он за свои заслуги перед православием, не в ад попадёт?
   - Содомиты все на адские муки обречены! - Ни мгновенья не сомневаясь, ответил Иван. Так в библии записано.
   Аркадий спорить не стал. Учился он ещё в советской школе, о посмертной судьбе и её зависимости от поступков человека его познания были крайне скромными. Выходец из двадцать первого века, к вопросу содомии (наверняка, и многим другим) относился иначе, при всём его отвращении к типам наподобие Бори Моисеева. Приходилось смиряться с мыслью, что придётся приспосабливаться к законам и нравам времени, в которое попал. От чего сразу особенно сильно разболелись все благоприобретённые болячки.
   Однако его надежды на снятие боли и спокойный отдых, быстро развеялись как дым. В шатре характерника, Аркадий отметил для себя, что развернули шатёр люди явно подчинённые Ивану, тот быстро осмотрел раны товарища, признал их успешно заживающими, втёр в ноги какой-то порошок. После медпроцедур характерник предложил, поужинав, заняться делом. Обсуждением с кузнецами предложений самого Аркадия по улучшению вооружения запорожцев. Кстати, двух своих джур, Иван тут же услал в Запорожье (Сечь, естественно, город появился существенно позже), приказав одному из них заглянуть по пути к кому-то, Аркадий не расслышал имени, в Орельской паланке (административная единица у запорожцев, наподобие области).
   Протесты Аркадия, его требования дать ему, усталому и больному, отдохнуть натолкнулись на гранитную уверенность Ивана, что такие мелкие болячки и столь незначительное путешествие не повод для оттягивания важного дела. Аргумент, что ничего в походе кузнецы переделывать не смогут, на характерника тоже не подействовал.
   - Сделать-то на ходу, конечно, не сделают. Зато успеют обдумать, как лучше сделать сразу по прибытии к донцам. Нам ведь там, по твоим словам, прямо сразу в бой идти.
   - Я не говорил, что сразу.
   "Вот будет фокус, если я попал в какое-то параллельное измерение, где донцы никаких планов по завоеванию Азова не лелеют! Иван явно не из тех людей, которые легко смиряются с подобной дезинформацией. Вон и адъютантов своих, на ночь глядя, хрен знает куда послал. Хотя, почему, хрен знает куда? Может и недалеко. Только вот, хоть расстреляй меня сейчас, не помню, где была в тридцать седьмом Сечь?"
   Кулеш, принесённый каким-то казаком, вряд ли, победил бы на соревновании поваров. Делался он, судя по результату, по принципу: пожирней и побольше. Ещё дня три назад, Аркадий такую гадость и в рот бы отказался взять, но двое суток без еды здорово повлияли на его вкусовые пристрастия. Слопал (слово скушал для этого процесса, совершенно не подходило) всё, что дали. Жаловаться же на незначительность порции не приходилось. Однако, отдых, вполне заслуженный, настоятельнейшим образом требуемый организмом, откладывался на потом. В шатре начали собираться кузнецы.
   К совещанию с Иваном и Аркадием было, поначалу, допущены четверо. Все как один, кряжистые и мускулистые, но разного роста. Высокую их самооценку можно, наверное, с колокольни было заметить. И они, в отличии от аборигенов в некоторых развесёлых романах, к новациям совсем не рвались. Какой-то шмаркач для них авторитетом не был. Начинали сомневаться в любом предложении Аркадия. А самый маленький ростом, почти гномообразный, если бы не отсутствие бороды и шевелюры, включая оселедец (на лысине не растёт не только модная шевелюра), спорил до хрипоты, не желая принимать ничего нового. Когда характерник осознал, что Юхим Великий безнадёжен и мешает обсуждению, он продемонстрировал свою силу. Мгновенно загипнотизировал спорщика (взбешённого, до крайности возбуждённого!), внушил ему, что он всё услышанное забыл и никогда не вспомнит, а вспомнит, что сам отказался болтать с дураками и ушёл, отправил спать.
   "Однако, вот тебе и своих воли не лишаем".
   - Кузнецы войска запорожского ко мне претензий не имеют? - как бы ответил на невысказанную мысль Аркадия Иван свом вопросом.
   Кузнецы переглянулись, и старший из них, отзывавшийся на имя Петро, с длиннющими седыми усами, обмотанными вокруг ушей, спокойным тоном ответил, что не имеют.
   У Аркадия сложилось впечатление, что они и сами Юхима недолюбливали, а о силе характерника давно знали. И унижение собрата по ремеслу их, скорее, обрадовало, а уж никак не возмутило. У самого молодого, не старше Аркадия, кузнеца, так улыбка мелькнула, при виде зачарованного, выходящего из шатра Юхима.
   Пробовали ли вы вести производственное совещание в помещении без мебели? Неудобно, но можно, скажете вы, и будете правы. Представьте теперь, что у вас отбита напрочь задница, разбиты в кровь локти и колени, поджившая корка на которых лопается от попытки сесть по-турецки, имеются в наличии синяки и ссадины чуть ли не на всей поверхности тела. А ещё, что вы вымотаны до предела, не пришли в себя от перемещения в прошлое, испуганы событиями в этом новом, совсем не кажущимся вам прекрасным, мире. Представили? Теперь прикиньте свой к.п.д. в подобных условиях. Аркадий на зубах, через не могу, всё вытерпел, ни разу не сорвался, сомневающимся в самых естественных для него вещах кузнецам, объяснял всё тихим голосом и спокойным тоном. И, вроде бы, что-то объяснить сумел. Иван палку перегибать не стал, при первых же положительных сдвигах заседание закруглил. К радости, не ахти какой бурной, сил на эмоции не оставалось, Аркадия.
   Наркотиков полностью снимающих боль, характерник Аркадию больше не давал.
   - Нельзя! Душу потеряешь. Сейчас заварю травок, заснёшь от них, как миленький. И вреда душе не будет.
   И, правда, заснул. Не сразу, конечно, поворочавшись и помучавшись немного, но заснул. Спал, кстати, как убитый. Сны, если и видел, то забыл.
  
   Если уж не везёт...
   25 березня, 1637 года от р.х.
  
   После таких передряг, которые выпали за последние двое суток на голову Аркадия, спать можно долго. Сутки, а то и больше. Если дадут. Ивану было жалко, как он себя сам назвал несколько раз, попаданца, но лагерь на этом месте оставаться вторые сутки не мог. Пришлось будить. Кому другому это было бы не так уж легко, человек в таком состоянии способен спать и под холодным дождём и под гремящими литаврами. Но характерник он, или, так себе, казачонок негодящий? Разбудил, причём, без всяких литавр.
   Поднял стонущего, лепечущего непонятно что, иновременника и осмотрел ссадины и ушибы. Слава Богу, они все дружно начали подживать. Не напрасно больше половины времени при выучке характерника, уходит на изучение лекарского дела. Подействовали его зелья с присыпками и на человека из другого времени.
   "Вот, чертовщина какая! Кто бы мог подумать, что придётся опекать человека из другого времени? И как это, возможно, провалиться не в яму с дерьмом, а в прошлое? Впрочем, судя по виду Аркадия, яма с дерьмом куда предпочтительней, чем яма во времени".
   Тащить попаданца к куренному костру, и в этот раз не стал. Кликнул новоиспечённого джуру, старые то разосланы с невероятной вестью, чтоб принёс поесть из куренного казанка и, обождав пока Аркадий сбегает по утренним делам, попытался расспросить его о событиях ближайшего будущего подробнее. Нормального разговора, к его великому сожалению, не получилось. Аркадий выглядел разбуженным, но не проснувшимся. То и дело кривился, охал, жаловался на боль, недостаточность сна и отсутствие кофе. Единственным связным сообщением, на которое он сподобился, был рассказ об этом самом кофе, который, якобы, уже вовсю пьют турки. Да легенда об открытии кофе людьми (монахи, козы...).
   У куренного атамана в походе хватает забот, даже у него есть хорошие помощники. Не успели Иван с Аркадием позавтракать, как прибежал Панько Малачарка.
   - Батько, Степана Здоровило поймали на краже! Он Незамая саблю присвоил да спрятал!
   Пришлось бросать еду и бежать для прояснения дела, надеясь, что Панько ошибся. Молодой Степан, крестник Иванов, прозванный Здоровилом за стройность и отсутствие рельефной мускулатуры, был сыном старого друга Ивана, Степана Полууса. И отец молодого казака, и, в своё время, его дед, погибли на кольях в Константинополе, но казацкой славы не посрамили. Пощады не просили, на турок с высоты кольев плевали. Иван взял молодого казака под свою опеку, надеясь, что из него вырастит не менее славный защитник православной веры и народа русского, чем его дед и отец. И тут такое!
   Надежда на ошибочность сообщения Панька не оправдалась. Степан, оказавшийся невдалеке от места задержания грешивших противоестественным образом казаков, позарился на булатную саблю Незамая, снятую с убитого им турецкого аги. Воспользовавшись замятнёй, что случилась во время задержания, Степан потихоньку поднял с земли сорванную с казачьего пояса саблю и, сунув её под жупан, удалился с места события. Воистину, бес молодого казака попутал, потому как для казака воровство у своих - точно смертный грех. В смысле, ведущий к скорой смерти нечистого на руку. К крысятничеству казаки относились отрицательно. В самой, что ни на есть, категоричной форме, проявляя это отношение.
   Бог один знает, на что рассчитывал Степан. Пусть никто сабли попавшегося на таком стыдном деле казака не хватился, но ведь сам Степан не в отшельническом ските обретался. Да и, дурачок, прикрепив саблю, обмотав её запасными штанами, к своему вьюку, он не выдержал соблазна и прилез ночью полюбоваться ею. На чём был и пойман. В казачьем лагере, пусть, вроде бы, спящем поголовно, всегда найдутся зоркие и внимательные глаза. А застуканный на горячем, с ворованной саблей в руках, Степан так растерялся, что сразу во всём признался на вопрос: - Чего это ты по ночам чужой саблей (своя сабля у Степана болталась у пояса) машешь? - Подписав себе признанием смертный приговор.
   Расстроенный донельзя, Иван провёл следствие с подъесаулом, сопровождавшим отряд, попутно проясняя отношение казаков (ох, как оно бывает изменчиво...) к воришке. И, пусть немного, успокоился. Большинство вокруг сочувствовало Степану, жалело мальчишку. Иван, походя, подбросил идейку, что во всём виноват греховодник Незамай (прости Охрим, ведь тебя, всё равно не спасти), молодой Степан поддался соблазну воровства из-за содомита.
   "Дай Бог, удастся крестника от позорной смерти сохранить! Боже, помоги в добром деле! Дева Мария смилуйся! Заступись перед сыном за одного из верных слуг".
   Пришлось казакам немного задержаться на месте ночёвки, пока Степан, испуганный, бледный как известная особа с косой, то и дело пытающийся блевать, хотя желудок был у него пуст давным-давно, сажал на кол двух несчастных казаков. Не помоги ему сам Незамай, дело затянулось бы надолго. Младший из казнимых, не выдержал и расплакался, хотя помилования просить не стал. Наверное понимал, что не будет помилования. Охрим держался мужественно, с лаской уговаривал потерпеть боль: - Уже недолго осталось терпеть! - своего несчастного любовника, попросил прощения у братьев-казаков. Чем вызвал одобрительный гул в толпе. Участи, впрочем, им это не облегчило. Да и не добивался Охрим облегчения, на кол, фактически, сам взгромоздился, от Степана толку мало было.
   Явная слабость, проявленная крестником, вызвала весьма неодобрительные выклики в толпе, слабаков казаки не уважали. Это сильно встревожило Ивана. Своим "не казацким" поведением Степан здорово осложнил для крёстного возможность своего спасения.
   "Эх! Не в батьку ты удался, не в батьку. Забаловали чёртовы бабы тебя в детстве. Не хватило видно при мужании отцовского присмотра. Ох, и трудно теперь будет спасти твою шею от верёвки. Да ради отца твоего, попробую. Эх, Охрим, Охрим, подвёл ты, и меня, и дурака этого..."
   Думы думами, а за Аркадием, подошедшим в начале казни, Иван тоже не забывал поглядывать. Попаданец, так теперь и Иван про себя стал его называть, держался хорошо. Побледнел, правда, но глаза от страшной картины не прятал, никаких признаков тошноты, как бывает у новичков, заметно у него не было. Не врал, значит, что приходилось ему воевать и убивать. Что очень хорошо, легче к запорожским нравам будет привыкать.
   "Хорошо, что не слабак, - Иван с досадой посмотрел на крестника, - со слабаком трудно серьёзные дела делать. А если, правда, что он успел понарассказывать, дела предстоят очень серьёзные. Интересно, когда братья-характерники нас догнать успеют? Недалеко мы, вроде бы, от Днепра отошли, не должны задерживаться".
   Мешкать возле казнённых казаки не стали. Пока большинство глазело на казнь, меньшинство споро подготовило всё к перевозке, свернув лагерь. Оставив двух насаженных на кол умирать, Иван отъезжая слышал, как Охрим пытался утешать собрата по несчастью, не замечая, что тот уже потерял сознание. В толпе раздался ропот против излишней жестокости и наказной гетман, чуткий к веяниям толпы, приказал своему джуре добить казнённых. Такое действо можно было расценивать как оказание услуги товарищу, а не палачество.
   "Страшна бесовская сила, ох, велика и опасна. Такого доброго казака проклятый бес сумел соблазнить! Теперь, даже в церкви за спасение его пропащей души свечу ставить бесполезно. Пропал казак, пропала его душенька. Эх! Прибудем к донцам, поставлю всё-таки, самую большую свечу за спасение его души и закажу молебны на год. Может быть, прав Аркадий и зачтутся Охриму там заслуги в борьбе с гонителями православной веры?"цам, поставлю самую больэх!ропащей души светаённых казаерживаться"и, о,арассказывать, дела предстоят очень серьёзные. Иван, отъезжая
   Настроение, само собой, у Ивана упало, ниже некуда. Войско лишилось доброго казака, может, даже двух, кто его знает, что из молодого содомита выросло бы. Его крестник был ему почти также дорог, считай, родной, а тут и страшное обвинение, и недостойное поведение. И Пилип чёртов, просил же его, ограничься повешеньем, так нет, упёрся как баран: - Полагается кол, старики говорят, полагается кол.
   "Полагается то, что походный гетман решит. Правда, потом ему ответ за все свои решения держать, но уж за повешенье вместо посажения на кол, никто через полгода ему бы пенять не стал. Да и, года два назад, за то же преступление, в самой Сечи, казаков повесили. Ни одна собака о колах не тявкнула. Назло мне так поступил. Доиграется он со своим гонором, думает, если его часть старшины поддерживает, то ему можно и на характерников плевать? Напрасно он так думает. Не поленюсь приложить силы и умения свои, чтобы он поскорее убедился в этом".
   "Про волка разговор, а он тут как тут". К ехавшим во главе Васюринского куреня Ивану и Аркадию, подъехал походный гетман Пилип. Разодетый, будто не в боевой поход собрался, а на переговоры со шляхтой прибыл. В синей шёлковой рубахе под расстёгнутыми, красным бархатным кафтаном и зелёным жупаном доброго сукна. В шёлковых же коричневых шароварах и красных сафьяновых сапогах. Куда тому петуху или павлину. На его боку сверкал каменьями эфес, сразу видно, дорогой сабли.
   - Ну, Иване, как тебе казацкое правосудие в походе? Нет недовольства? - довольно улыбаясь, обратился он к характернику.
   - Казацкое правосудие - всегда правильное. И всех недостойных настигнет и воздаст по заслугам. В своё время... - многозначительно протянул концовку ответа Иван и оскалился. Назвать этот оскал улыбкой мог бы только сверхнаивный человек.
   По взгляду Пилипа было видно, с каким удовольствием он бы посадил на кол не несчастных содомитов, а своего собеседника. Но продолжать диалог на эту тему не стал, обратил внимание на ехавшего рядом с характерником Аркадия. Солнышко уже прогрело воздух, и попаданец решился подставить его лучам свою грудь, весьма многоцветную после вчерашних приключений.
   - А что это Иван, у твоего товарища вид, будто его бес, вместо снопа, молотил.
   - Главное, не то, кто начал молотить, а то, где он после этой попытки оказался, - ответил на вопрос гетмана сам Аркадий, не делая даже слабой попытки казаться приветливым. - Теперь его и чёртова мамаша не скоро увидит. Связываться с более сильным соперником - большая ошибка. А мои синяки и ссадины быстро заживут.
   Улыбка на лице Пилипа увяла сама собой. Он открыл, было, рот для ответа молодому характернику (а кем же может быть молодой казак едущий рядом с характерником, как не его выучеником?), однако ничего говорить не стал. Наморщив лоб, бросил ещё один взгляд на Аркадия, в котором, Иван уловил опаску, затем на лошадь попаданца (байку про моего Чёрта вспомнил, бесов сын), и отъехал от них с Аркадием, не попрощавшись.
   Вот теперь Иван сменил оскал довольной усмешкой. Пилип, кажись, принял ответ Аркадия за чистую монету и посчитал его шишки-синяки результатами схватки с чёртом. Рассказов о подобных деяниях характерников ходило множество.
   "Теперь на некоторое время затихнет, бесов сын. Да вряд ли, надолго. Странно, что он до своих лет дожил, если не понимает, с кем связываться можно, а с кем - нельзя ни в коем разе".
   Выбросив из головы (не без труда) вражду с наказным гетманом, Иван завёл с Аркадием разговор о новом оружии. Вскоре подтянулись к ним и три кузнеца, успевшие за ночь переварить полученную от попаданца информацию и возжелавшие дополнительных разъяснений. Вот такой колдовской компанией (кузнецы исстари тоже слыли колдунами), они и следовали дальше до привала, а потом, до ночёвки. Естественным образом, вокруг них образовалось свободное пространство. Кому, спрашивается, хочется быть не то, что обвинённым, но хотя бы заподозренным, в подслушивании ТАКИХ людей? Дурных нету, повымерли. И в походном строю, спереди и сзади, и в лагере, вокруг шатра характерника, возникала пустота, которую никто не спешил заполнить. Степь широкая, места в ней много. Разумный человек в колдовские дела нос совать не будет. Слишком легко остаться не только без носа, но и без головы.
   Ивана порадовало то, что поначалу очень скованный, вяловатый Аркадий разошёлся к вечеру, активнейшим образом диспутировал с кузнецами. Что был скован, понятно. Когда так задница отбита, а ехать надо, не до весёлых разговоров. Что преодолел боль, она ведь никуда не исчезла, кому как не характернику об этом знать, значит сам - не пустышка.
   "Вот странно, грабитель могил оказался родственной душой лучшим кузнецам Запорожского войска. Даже покрикивать себе на них позволяет, чего делать не стоило бы. Люди они гордые, одновременно, "лыцари степные", да мастера знатные, кричать на себя, обычно, никому не позволяют. А тут проглатывают окрики, будто так и надо. От мальчишки! Чудны твои дела, Господи!"
   А кузнецы, за исключением отстранённого коротышки, действительно, сошлись с Аркадием, можно сказать подружились. Были они, одновременно, воинами и мастерами, умели, и воевать и делать оружие. Аркадий открыл перед ними неожиданные стороны знакомых, казалось бы, вещей. Знал об оружии и его применении (спасибо Горелик и Хвану и их не ленивым почитателям в комментах!) больше, чем они вместе. Настоящие мастера такое не могли не оценить, постепенно настроившись воспринимать его как коллегу, причём, старшего. А что молодо выглядит, неоткуда таким глубоким знаниям, вроде бы, взяться, так колдун же. Вон, его товарищ, чёрта в коня обратил, а этот, может, от другого беса, великих знаний добился. Поумней знаменитого Васюринского оказался. Такие знания, дороже любого коня стоят.
  
   * * *
  
   Следующим утром, возвращаясь в шатёр после естественной прогулки, Иван обратил внимание на оживлённо что-то обсуждавшую группу казаков своего куреня. Заинтересовавшись, о чём это они так болтают, подошёл к ним. Солировал стоявший спиной к нему Панько Малачарка.
   - Повторяю для не слышавших и дураков, с первого раза не понявших. Сижу, значит, ночью, за кошем, неподалёку от высохшего ручейка.
   - И, что ты, спрашивается, делал ночью в таком отдалении от коша? Уж не решил ли уподобиться Незамаю, не ждал ли кого милого? - съехидничал Петро Велыкажаба, сильно Панька недолюбливавший.
   - Сам ты содомит, от содомита выродился! Люди добрые, так мне продолжать рассказ или вы этого жлоба слушать будете?
   - Ага, боишься отвечать!
   - И ничего не боюсь. Вечером, после горохового кулеша, вокруг коша таких куч навалили, что не продохнёшь, а у меня нюх, как у собаки. Вот и отошёл подальше, что не сидеть, зажимая нос. А в том месте лопухи. подсохли, само собой, но не сгнили. Ясно!? Значит, сижу, себе, спокойно, как слышу, идёт кто-то. Ну, думаю, ещё кто-то возле коша сидеть не захотел, можно будет, и поболтать немного. Но не успел я из-за своего кустика обозваться, как гляжу... - Панько, известный рассказчик, мастерски снизил тон и сделал многозначительную паузу, - гляжу... у него, значит... вы не поверите.
   - Да не телись, досказывай!
   - У подошедшего из глаз лучики, тонюсенькие, значит, появились, землю, значит, он сам себе осветил. Я с перепугу, чуть не пердонул! Еле-еле удержался.
   - А чего удерживаться было, наверное, без штанов сидел?
   - Без штанов. Но если б пердонул, он же меня услышал бы. Ты б, на моём месте, услышанным захотел бы быть?*
   Когда казаки немного успокоились, Панько продолжил: - Хлопцы, вы ж меня знаете как облупленного. Никто не скажет, что в бою за чью-то спину прятался или друзей в беде оставлял. Но тут, честно скажу, испугался. Сижу, значит, креплюсь, чтоб... не дать о себе знать, а пришедший и сам присел. По тому же делу. Гороховый кулеш, он и на колдунов, тем же образом, что на простых людей действует. Узнал я его!
   По техническим причинам, Панько уроков сценического мастерства по системе Станиславского нигде слушать не мог. Но о важности держания паузы явно осведомлён был.
   - Это был тот самый москаль-чародей, что с нашим колдуном вчера приехал!
   - А я слышал, что он нашему красавцу Пилипу признался, что дрался с чёртом, одолел его и засунул в кисет! - поддержал рассказчика куренной хорунжий Яцко Нейижсало (не ешь сало).
   - А я слышал, кузнецы мимо проходили, разговаривали, что у него знания про орудия убийства - не человеческие! - вклинился в беседу казак из другого куреня.
   Иван потихоньку, стараясь не привлекать к себе внимания, отошёл от увлечённо продолжавших обговаривать интересную тему казаков. Причисление Аркадия к числу характерников его устраивало. Молодым казакам приходилось вынести множество шуток, иногда самого неприятного свойства, прежде чем их начинали считать полностью своими. Приставать же с подобным к могучему колдуну, вряд ли кто решится. Кстати, испускать луч он мог только из руки, Иван действие фонарика наблюдал, с непривычки, впечатляет. Даже характерника.
   * - В связи с тем, что сей опус, может попасться на глаза не только представителям сильного пола, вынужден воздержаться от приведения казачьих комментов и предложений по этому поводу.
  
   Мы рождены, что б сказку сделать былью?
   25 березня 1637 года от р.х.
  
   Сколько раз Аркадий мечтал об изменениях, которые могли бы оказать существенное влияние на ход истории. Грезил, можно сказать, о великих переменах и грандиозных победах. Правда, воображал-то он себя, почему-то, всегда русским царём. Но когда у него появилась возможность реально что-то изменить, пусть и не с высоты трона, возникли проблемы. Разнообразные и многочисленные.
   Всё время до прибытия в запорожский лагерь ему приходилось думать, когда он вообще был в состоянии это делать, как спасти собственную шкуру. На планы нововведений не оставалось ни сил, ни времени. Ночью, в разговорах с Иваном, речь шла о многом и ни о чём конкретно. Посему, когда в шатре появились кузнецы, он судорожно рылся в памяти, пытаясь вспомнить хоть что-то для них понятное и полезное. С грехом (бо-оо-ольшущим) пополам, выдал штыки и дробовики. В предстоящих уличных боях, эти нововведения должны, по идее, существенно снизить казачьи потери. Но, то ли он плохо выразил свою мысль (вам не доводилось с современного русского пополам с матерным, переходить на староукраинский с примесями польского и татарского?), возможно его совсем не блестящий вид не вызывал доверия, но идею штыка кузнецы (и воины не из последних) встретили в штыки. Слава Богу, иносказательно. Потому как в печальности для себя результатов рукопашной с любым из этих зубров, сомнений у него не было. Не менее "радушно" была встречена идея об укорачивании стволов и замене пуль картечью.
   В непонимании аргументов противной стороны могут быть и плюсы. Немалые, даже. Совершенно спокойно можно не обижаться на оскорбления, которыми тебя осыпают. Ну кричит оппонент, слюной брызжет, руками размахивает... Ну и что? Если выражовывания его непонятны, можно спокойно, разжёвывая свои доводы в пятый и десятый раз, объяснять суть предложений, детализировать их, разъяснять вероятную их выгоду. После удаления прочь субъекта, при замене запорожских усов на бороду, имевшего все шансы победить на конкурсе претендентов на роль гнома в каком-то голливудском блокбастере, дело пошло совсем хорошо. Кузнецы стали прислушиваться к тому, ЧТО сказал Аркадий. И чесать бритые, в отличии от характерника, затылки. Возможно, то, что у него не было сил на эмоции и времени на вспоминания, и привело к удаче? Начни он сыпать изобретениями и орать на них в ответ, Бог один знает, что бы получилось.
   Зароненные в казацкие головы идеи, дали всходы уже на следующее утро. Кузнецы, все трое, сами подъехали к Аркадию в пути и завели разговор о дробовиках и штыках, переводя дело на конкретные детали. А их то Аркадий не помнил, пришлось отделаться фразой: - Таким выдающимся мастерам додумать такую мелочь и самим нетрудно будет! - "великие мастера" проглотили лесть с превеликим удовольствием.
   Для отвлечения внимания от сколького момента, подбросил идеи о казнозарядных ружьях, пушках, нарезных стволах. Поначалу кузнецов и эти идеи не вдохновили, ничего нового они в этих предложениях не увидели. Всё это существовало уже в шестнадцатом веке и имело больше недостатков, чем достоинств. Но о том, что при соединении нескольких элементов, может получиться очень существенная выгода, никто из них не подозревал. Спору о возможности-невозможности, целесообразности и разумности соединения таких нововведений и посвятили весь день. Заодно, на привале, Аркадий подбросил идейку об изменении формы прикладов. Приклады, конечно, не кузнечное дело, но, если изменённая их форма облегчит точную стрельбу... Иисус Христос, как известно, плотником был. Что не стыдно божьему сыну, не позорно и добрым мастерам.
   Казалось бы, к твоим словам стали прислушиваться, им уже, хорошенько обмозговав и обсудив, начинают верить это - хорошо. Но тут же, вылазит проклятое НО. Обсмаковавшие идею кузнецы, тут же, сразу же после согласия с ней, требуют объяснить, как её, твою идею, воплощать в жизнь? Не будешь же отвечать, что в комментах к любимым альтернативкам, на технологические тонкости подобного рода мало внимания обращал. Не поймут.
   "Хорошо герою Романова. Можно сказать, под каждым кустом если не рояль, то пианино. Сунул руку в мешок и доставай, что нужно. Или, там, Политову и Таругину. Им друзья в каждый карман, образно выражаясь, по бутылке с джинном сунули. Везунчикам остаётся перестраивать мир как их душеньке угодно. Если что, явится помощь, старики-гэбисты, и всё будет оккей. Или, олрайт. А мне, бедолаге, сиротинушке бесприютному, всё самому соображать надо. Обо всём своей головой думать. А она у меня, уж точно - не Дом Советов. И инженером я ни разу не был и, даже, не мылился быть. В отличии от героя/героини Кузнецова/Коваленки. Вот голова! Но попасть в бабское тело - Господи, упаси и сохрани! На хрен, на хрен! И так, в своём собственном теле чуть вместо бабы не использовали. Не надо!" - Аркадий мысленно так отнекивался от подобной перспективы, будто ему кто предлагал перенос в женское тело. И литературных героев Политова и Таругина он уже не отличал от реальных писателей. Всё может смешаться не только в доме Облонских.
   Возможно, кончились бы все предложения Аркадия об усовершенствовании оружия пшиком, если б не вспомнил он, что в ХХ веке были случаи возвращения памяти гипнотизёрами. Оно, конечно, самому напрашиваться на такое - сильно сомнительное удовольствие. Неприкосновенность личности, то да сё... Только если память дырявая и самому нужную информацию вовремя не вспомнить, а читал, что с бумаги, что с экрана, много, то, хочешь, не хочешь, а сам засунешь эту самую неприкосновенность собственной личности в... подальше. Дело, тем более, ТАКОЕ дело - прежде всего!
   За этот день договорились о переделке (путём обрезания ствола) пары мушкетов в дробовики и об их испытании на следующий день. Старых, давно просившихся на переплавку стволов в войске хватало. Хотя казаки украинцами себя в те времена не считали, украинская запасливость, среди них была распространена широко. Оставались сомнения в мгновенной эффективности действия картечи на воинов, находящихся в боевом запале. Сразу вспомнили при обсуждении несколько случаев, когда приходилось отбиваться от янычара с пробитым сердцем или отрубленной рукой. Надолго такого вояки не хватало, однако убить врага он успеть мог, а разменивать в бою потери один на один, казаки себе позволить не могли. Зато залп из нескольких дробовиков перекрывал ВСЮ улицу, ни одного врага без серьёзных ран там остаться не должно было.
   Для добивки уцелевших решили (пока так, предварительно, без походного гетмана), что через одного в казачьем строю будут стоять казаки вооружённые ружьями со штыками. Часть янычар они добьют выстрелами своих мушкетов, оставшихся заколют.
   Выглядел план неплохо, не завирально, но оставалось придумать, как ворваться в город без большой крови. В реале, как припомнил Аркадий, первый штурм турки отбили, нанеся штурмующим немалые потери. Но этот вопрос решили оставить на волю старшины, привычной к планированию набегов и сражений. Были у Аркадия и по этому поводу соображения, но не для совета с кузнецами-оружейниками.
   Ковать специальные штыки было совершенно некогда. Да и стоило убедить всех в полезности такого приспособления. Васюринский в своём курене пользовался огромным авторитетом, добиться согласия казаков на переделку сотни мушкетов для него проблемой не было. Было решено, по предложения младшего из тройки, Богдана Сверлило, подхватившего ранее услышанную в обсуждении идею, приварить к стволам специальные зажимы для кинжалов. На удивление Аркадия, Богдан, мужчина с заметной сединой и морщинами возле глаз, оказался на семь лет моложе его самого. А ему-то показался ровесником или, чуть старшим по возрасту. Год, проведённый в Сечи, стоило защитывать за три обычных. Если не за семь.
   Благо, кинжалы для приделывания, были у всех. Режущим, рубящим и стреляющим, казаки были обеспечены по высшему разряду. Неожиданным было для него распространение у них доспехов. От примитивных тегиляев, до роскошных западноевропейских кирас. "Очень сомнительно, что они их купили, а уж про дарение такой явно дорогой вещи такой сомнительной личности и речи идти не может. Риторический вопрос: - Откуда такая роскошь у нищего казака?". А если верить художникам (от слова худо), воевали они в вышиванках, или, совсем с обнажённым торсом.
   Да, ну их, этих мазил! Вернёмся к проблемам переустройства мира. Металла на зажимы было нужно мало, и, с помощью донских кузнецов, можно было за несколько дней превратить простые мушкеты в штыковые. Сюрприз для янычар будет знатный.
   Поинтересовался Аркадий и отношением технической элиты сичевиков к ракетам. Выяснилось, что они не только хорошо о них знают, но и широко используют в морских боях и для запугивания вражеских лошадей. От невозможности поставить на чайки приличные пушки. О боевых возможностях ракет все кузнецы и характерник высказались отрицательно. Летят куда хотят, а не куда нужно запускающим.
   Вот здесь Аркадий смог удивить казаков. Вспомнил описанный Еленой Горелик штурм пиратами Алжира. Сделать реальные боевые ракеты, в отличии от её немца, Аркадий не мог (эх, почему вместо меня сюда какой-нибудь химик или инженер не попал? Или, ещё лучше, сам Коваленка, у него голова - точно Дом Советов. Вот он бы здесь всё по уму перестраивал бы, а я бы с удовольствием об этом почитал. На любимом диванчике, с кофейком и печеньем). Рассказал о свойствах воздуха протискивающегося с большой скоростью сквозь маленькие отверстия. Трое кузнецов, осторожно выказав скептическое отношение к этой затее, отказались возиться с деревом ради игрушек. Не это кузнечное дело, игрушки из дерева мастерить.
   Тогда Аркадий пристал к характернику. Тот сначала просто отнекивался, а потом вынужден был признаться, заметно смутившись, что лечить (калечить, убивать разнообразнейшими способами) он умеет, а мастерить... проще говоря, руки не из того места у него росли. Но пообещал найти нужного человека. И быстро это сделал.
   Когда Аркадий увидел новоприсоединившегося к честной компании, у него был сильнейший позыв проверить наличие на положенных местах кошелька, мобильников и ключей от квартиры. Уж очень характерная рожа у него была. Со шрамом на лбу, сломанным, скорее всего не раз, носом и половинкой, вместо целого, левого уха. Звали его тоже, как и скандального кузнеца, Юхим. И роста он был, пожалуй, не большего. Но на гнома он не походил ни в коей мере. Тощий, сутулый, шустрый и вертлявый, то и дело зыркающий по сторонам, подходил, скорее, на роль гоблина, изгнанного из племени за излишнюю вредность. Когда Иван назвал его кличку-фамилию, Аркадий не поверил своим ушам и переспросил. Выяснилось, что он не ослышался. Но от воспроизведения того, ЧТО он услышал, я воздержусь. Заслуженно знаменитое чувство юмора запорожцев здесь уж слишком порезвилось. Хотя для всех окружающих такая кличка звучала волне естественно и не обидно.
   В разговоре выяснилось, что как раз у него, Юхима...эээ Икс, руки были золотые, а голова...пусть не светлой, на воина армии добра пан сечевик походил слабо, но очень хорошо соображающей. Потом попаданец не раз позавидует такому умению соображать. Весьма кстати, Аркадий вспомнил, что как раз здесь, за карманы можно не держаться. В связи с радикальностью методов борьбы с правонарушениями, преступность среди своих у запорожцев была чрезвычайно низкой. Основное их занятие мы вынесем за скобки. Жить-то, как правильно заметил уже ранее Иван Васюринский, на что-то надо.
   Юхим идеей ракет-пугалок заинтересовался, со знанием дела выспросил у Аркадия подробности и пообещал к завтрашнему дню сделать одну на пробу. А приклад переделывать вызвался один из кузнецов. В общем, как сказал один знаменитый деятель: "...жить стало веселее". Хотите верьте, хотите нет, в полно соответствии с песенкой "Если вас ударить в глаз..." попаданец даже привык к боли, которая сопровождала практически каждое его движение. Болячки-то никуда не делись и исправно, как им и положено, болели. Хорошо хоть перед сном характерник поил Аркадия каким-то снотворным, так что, ночью он спал, а не маялся.
  
   Технический прогресс в действии.
   26 березня 1637 года от р.х.
  
   Утро добрым не бывает. В истинности этого знаменитого выражения Аркадий убеждался ежедневно, точнее, ежеутренне. Спал бы и спал, когда спишь, болью не мучаешься. Да, хуже всякого будильника, поднимает новый друг... нет, не с постели, потому как назвать постелью кучу веток затруднительно. Тогда, получается, и шимпанзе в джунглях постели себе готовят на ночь. Места лёжки. А болячки, также отдохнув, начинают свою работу по новой. И скорого исчезновения их Иван не обещает. А ещё колдун, причём, вроде бы, знаменитый. Ох, права оказалась Астахова, все колдуны - садисты. Наверное, она кого-то из их братии лично знала.
   Осмотрев зарастающие как на собаке ссадины на Аркадии (никакой логической неувязки здесь нет, это для постороннего взгляда они быстро зарастали, а для болящего, да ещё вынужденного весь день ехать верхом...), Иван торопил его есть и собираться в путь. На той самой чалой кобыле, езда на которой так дорого обошлась в первый день. То ли кобыла, под пристальным присмотром Чёрта, стала поспокойней, то ли сам он набрался опыта верховой езды, но передвижение в седле уже не было той пыткой, что в первые два дня, хотя и безболезненными они тоже ещё не были. Уже без большого напряга, Аркадий мог ехать и вести серьёзный разговор. Впрочем, в сложившихся условиях, тратить время на пустопорожнюю болтовню было бы вопиющей глупостью. Так что, все его разговоры, пусть и с вкраплениями шуток (запускаемые порой анекдоты из двадцать первого века пользовались бешенной популярностью), были у него серьёзными и важными.
   Кузнецы, как один, объявили, что имеют что показать и продемонстрировать. Всю утреннюю часть пути посвятили обсуждению оборудования, необходимого для производства более качественного оружия. Спасибо сайтам альтернативщиков и умениям Ивана, удалось многое вспомнить.
   Весьма вдохновила всю компанию информация, что на территории войска Запорожского, полным полно высококачественной железной руды, есть месторождение марганца, способного сильно улучшить качество стали. Знать бы ещё как, сколько и когда этого марганца надо добавлять в сталь! Тем более, её здесь ещё не лили, а выбивали молотами, с многочисленными нагревами, из крицы. Медленно, долго, не качественно и дорого. Принцип строительства доменной печи Аркадий помнил, но, сталь ведь выплавляли в мартенах, а вот их устройство забылось прочно. И где набрать угля на массовое производство? Вырубить малочисленные местные леса? Сумасшествие. Природа за такое преступление отомстит, причём быстро. А вот где добывался в девятнадцатом веке коксующийся уголь, как его надо коксовать - бог весть. Самое обидное, если не на территории Запорожья, то в области войска Донского, такие месторождения есть. Только где?
   На привале, отложив обед на потом, все дружно рванули в недалёкую балку. Первым предоставить свою работу главнейшему из кузнецов, Петру Каменюке. Он достал свёрток, медленно и торжественно развернул его перед глазами почтенной публики. Присутствовавшей в очень ограниченном количестве. Было предварительно решено, что пока не доведут до ума изобретения, другим их не показывать. Насколько мудрым оно было, все узнали очень быстро. Впрочем, мудрость оказалась... неполной, мягко говоря. В свёртке был мушкет с укороченным стволом. Петро, священнодействуя, зарядил его порохом и наспех изготовленной дробью и пальнул в стену балки. Эффект был потрясающий, но не во всём тот, что ожидался.
   Аркадий смотрел не на кузнеца, а на стену, в которую он стрелял. Картечь туда попала, он это заметил, но куда больший интерес, если не сказать сильнее, вызвал у него кусок металл, просвистевший в нескольких сантиметрах от его носа.
   "!!! Ещё несколько сантиметров!.. чтоб!!! - Аркадий повернул голову и посмотрел на испытателя. Тот в этот момент производил сильное впечатление. К счастью, он почти не пострадал от разорвавшегося во время выстрела ружья (опять знаменитое наше ж... то есть знаменитая украинская бережливость). Чёрный порох производит не только толчок пули, но и немалое количество дыма. Вот от него, голова и лицо испытателя мгновенно покрылись копотью (не до черноты, но с первого взгляда, испытатель выглядел плохой подделкой под Отелло). Петро, не уверенный, что из затеи получится толк, взял на переделку какое-то старое, полежавшее в земле ружьё. В результате всё закончилось истерическим смехом, хотя могло обернуться и смертью.
   Посмеявшись, приступили ко второму испытанию. Мушкета с изменённым прикладом работы кузнеца Семёна Тактреба (так нужно). Хотя делать обычные приклады ему доводилось, бог знает, сколько раз, в этот раз чего-то он не учёл. Приклад сломался во время выстрела, ствол полетел назад, весьма основательно приложившись об ухо второго испытателя. Ухо стремительно покраснело за такую оплошку хозяина. Посмеялись ещё раз, нельзя сказать, что громко и долго.
   Третьим демонстрировал штык Сверлило. Длинный кинжал выглядел под стволом мушкета весьма грозно. Богдан трусцой подбежал к крутой стене балки и хекнув, вонзил штык в землю. Что-то в его оружии громко хрустнуло и испытатель пошатнулся, чуть было не упав, из-за неожиданно пошедшего в сторону ружья. Кинжал, видимо не смирившийся с ролью штыка, остался торчать в стене балки. Посмеялись ещё, совсем тихо и неуверенно.
   И здесь бы прекратить, пошедшие куда-то не туда, испытания. Не испытывать судьбу. Но её внятного предупреждения никто не услышал. Кузнецы и характерники были привычны к неудачным экспериментам, которые могут потом обернуться великой удачей. За дело взялся Юхим...хм...Икс.
   Он воткнул под острым углом в землю казацкую пику, подперев её тупой конец недлинной палкой. Взгромоздил на пику у земли нечто странное и несуразное, вроде длинного узкого жбана (обычная казацкая ракета) обклеенного камышом и какими-то другими растениями. Затем поджёг штуковину. Все смотрели на действо, как зачарованные и никто не попытался помешать, хотя потом, почти все утверждали, что имели нехорошие предчувствия.
   Пошипев и подымив немного, странное сооружение дрогнуло и, сначала потихоньку, потом всё быстрее и быстрее, двинулось вверх по пике, как по рельсу. Уже на пике оно стало издавать звуки. Взлетев, оно подняло жуткий свист и визг, не человеческого и не звериного толка. Будто какой демон из ада вырвался и решил немного пошалить. Хотя ракета от компании удалялась, все их лошади, кроме Иванова Чёрта, с паническим ржанием ломанулись прочь в обратную сторону. К сожалению, этим неприятности, только начались. Неожиданно изменив траекторию, ракета рванула, сначала вверх, поднявшись над стенами балки, а потом свернула в сторону расположившегося на обед казачьего лагеря.
   Первым на нештатную ситуацию среагировал в компании испытателей характерник. Он, произнес несколько слов, соответствующих ситуации, о дураках-изобретателях и криворуких мастерах. Потом вскочил в седло своего Чёрта и рванул за уносившимися прочь остальными лошадьми компании испытателей. Аркадию подумалось: "Странное для лошади у его коня поведение. Очень уж нетипичное. Невольно вспоминаешь байку о проигравшемся бесе, однако..."
   Если вы думаете, что запорожцы обрадовались развлечению в виде неожиданно запущенной рядом с ними ракеты, то вы ошибаетесь. Не обрадовались. Неожиданный пролёт над их головами чего-то испускающего дым, с проблесками огня, воющего как тысяча грешников в аду, вызвал в лагере, чего уж скрывать, сильное оживление. Лошади юмора не поняли, и побежали бы от воющей жути, если бы, в большинстве, не были спутаны. Побежать они всё равно попытались, но со спутанными ногами далеко не убежишь. С десятка два потом пришлось пристрелить, так как они умудрились сломать ноги. Ещё несколько десятков умерли от испуга, сразу или в течении суток.
   У казаков нервы оказались покрепче, никто из них не умер. Что, вообще-то, даже странно. И штаны в массе своей, им, в отличие от алжирских пиратов в романе Елены Горелик, менять не пришлось. По крайней мере, в этом никто не признался. Правда, должен заметить, проверку никто не проводил. Представить судьбу человека, вздумавшего, в тот момент лапать казаков за мотню, так легко, что даже неинтересно это делать. Да и не люблю я хоррора. Обед, правда, большинству куреней пришлось готовить заново, во время возникшей при пролёте ракеты замятни, казаны поперекидывали, обварив нескольким казакам ноги. На счастье не глядевших под ноги, вода в казанах не успела закипеть, ожоги были умеренные. Можно сказать, учебная тревога выявила высокие боевые качества запорожцев.
  
   * * *
  
   Нависшую над всеми испытателями опасность Иван понимал лучше всех. Казацкий полковник должен был быть не только военачальником, но и администратором и политиком. Ему самому случалось пользоваться моментами, когда недруг делал какую-нибудь промашку и убирать соперника. Мёртвые не кусаются! Стивенсон ещё не написал свой бессмертный роман, но Иван думал и действовал, иногда, как его герои. Сходный образ жизни диктует сходные нравы.
   Верный Чёрт испугался страшных звуков не меньше, чем все, кто их слышал. Иван и сам, честно говоря, струхнул. Уж очень страшно, будто из другого мира, звучала эта ракета, что б её проглотил тот самый бес, который затеял эту катавасию! Но боевой конь не бежит от опасности, он её встречает. Остался на месте, оскалившись в стиле хозяина, и Чёрт.
   Благодаря этому, Иван и получил возможность броситься в погоню. Высказав вкратце, основные свои мысли по поводу происшествия, на развёрнутое их изложение времени не было. Второй причиной краткости было сознание, что не меньше, а больше остальных, виноват сам. Вскочил в седло и рванул вдогонку за лошадьми спутников.
   "Да кто ж мог знать, что обычная казацкая ракета, которых за свою жизнь столько по врагам запустил, может превратиться в адское оружие?! И с другими предложениями Аркадия не всё в порядке. Впрочем, сейчас не этого. Шкуры спасать надо".
   Но как же были все участники испытаний близки к смерти в эти минуты! Большие любители пошутить, степные лыцари ТАКИЕ шутки понимали плохо. Немедленное повешение было наиболее вероятным исходом подобных испытаний. Всех, кто принимал в них участие. Разозлившиеся сечевики и гетманов своих, случалось, вешали.
   А человек, который мог бы указать казакам на виновников и сурово наказал негодяев, устроивших бучу, был. Наказной гетман имел полное право казнить и миловать. Уже несколько лет у них с Иваном была неприкрытая вражда. Характерник ни мгновенья не сомневался, что сволочь с булавой попытается воспользоваться случаем и разделаться с ненавистным ему человеком. Заодно отправит на тот свет и попаданца, жизнь которого, с точки зрения патриота русского народа, сейчас важнее, чем жизни всего этого войска.
   Вот и отправился Иван в погоню за лошадьми, вместо того, чтоб стрелой лететь в казачий лагерь. Стоило обдумать происшествие, придумать доводы для толпы. Краткие, понятные, интересные казакам. Он ощущал себя сейчас человеком, который с плохо сделанным факелом залез в пороховой погреб. Малейшая неосторожность или, что обиднее всего, не зависящая от него случайность, и ему конец. А самое главным было защитить попаданца, способного изменить судьбу всей Руси к лучшему. Гетман его не пощадит.
   Васюринского он ненавидел искренне и сильно, только вот предлогов для репрессий раньше не имел. Для казни очень популярного на сечи куренного атамана повод нужен был железный. Потому как казаки своих куренных уважали и слушали куда больше, чем наказного, да, даже, кошевого гетмана. Пилип наверняка не сомневался, что казаки васюринского куреня встанут за своего кошевого горой. А они были четвертью его войска. Да и позиция сотни пластунов не вызывала сомнения. С характерниками они всегда дружили. Приходилось считаться Пилипу и с тем, что в честь Ивана курень переименовали. В бумагах Сечи он теперь официально васюринским прозывался. Но под шумок такого безобразия, случившегося по вине Васюринского, может у него проскочить и казнь всех виновников.
   Даже Чёрту вряд ли удалось бы быстро догнать убегавших от смерти, так они считали, лошадей. Да, летя, не разбирая дороги, они забежали в тупик, где и остановились, дрожа и вздрагивая от каждого звука. Кому другому быстро успокоить их вряд ли удалось бы. Иван сейчас чувствовал, что титаническая работа по приведению казаков в нормальное состояние, лошадей утихомирил походя.
   Пригнав коней к испытателям, из которых, кажется, только Юхим понимал, в какое они трудное положение попали, его и отправил вперёд, разведать в лагере обстановку, узнать, что делает гетман. На некрупного, умеющего делаться незаметным Юхима, казаки могли, поначалу, не обратить внимания.
   "Если гетман уже начал выступать за наказание виновников заварухи, - решил Иван, - будем прорываться прямо в Сечь, где у Пилипа руки будут коротки казнить куренного, половина куреня которого там осталась".
   К счастью для изобретателей, Пилип приказал ноги коней своей личной сотни не путать. Чтоб иметь возможность немедленно отреагировать на появление опасности. От ужасных звуков, они удрали свет за очи. Все, ставшие вдруг безлошадными, посбрасывав вьюки с заводных лошадей, оседлав коней других казаков, рванули в погоню. Понявший же, что реальной опасности для сечевиков нет, но не сообразивший, какие из происшествия открываются перспективы, Пилип бросился в погоню за собственным конём. Азартным был человеком, любящим не просчитывать ситуацию и возможные последствия того или иного поступка, а действовать по наитию.
   Настраивать казаков на фатальном для изобретателей исходе дела было некому, поэтому появившихся из балки колдунов, встретил разворошённый муравейник, а не организованная толпа линчевателей. До прихода европейцев, индейцы в Америке числили самой страшной напастью полчища бродячих муравьёв. Разные там анаконды и ягуары и рядом не стоят по опасности, с колонной таких насекомых. Не в обиду казакам будет сказано, сравнение их лагеря с местом стоянки кочевых муравьёв вполне корректно. Дёргать голодного и не связанного тигра за усы, куда менее опасно, чем злить товарищество степных лыцарей. Кто-кто, а куренной, прекрасно знал об этом.
   Иван носился по лагерю, будто его кто всё время подстёгивал. Самому порой начинало казаться, что находится одновременно в двух разных местах. Шутил, здорово пригодились услышанные от Аркадия анекдоты, подбадривал растерянных, которых, не будь они казаками, можно было бы назвать испуганными. И льстил, льстил, льстил. В таком деле похвали и восхищения достоинствами казаков - самое главное. Любят люди, когда их хвалят.
   Одному, конечно, ему было не управиться. Подключал по мере возможности, всех верных ему казаков, усевших, более-менее, очухаться. Незаменимым помощником оказался Юхим, уже начавший гордиться делом своих рук. Включились и остальные испытатели, только теперь начавшие осознавать, в какую вонючую ж... то есть, какую плохую историю они попали.
   Очень кстати оказались две телеги с бочонками горилки из куренного обоза. Иван объяснил, что захватил их в целительских целях, а после чёртовой ракеты, сам Бог не будет против, если казаки выпьют по чарке. Для здоровья.* Впрочем, никто, не смотря на запрет пьянок в походе, никаких обвинений ему не выдвинул. Нарываться на дуэль с обидевшемся характерником? Дурных, таки, не оказалось. Вот если б он мешал выпить, не посмотрели бы, что колдун, а если угощает, то кто ж будет против?
   Весьма способствовало успокоению казаков и его объявление о бесплатной замене всех пострадавших из-за ракеты коней. Васюринский обещал заменить их на молодыми, необъезженными. Чем сильно порадовал обеспокоенных потерей лошадей казаков. Чего ему это будет стоить и где он возьмёт столько денег, никого не волновало.
   К моменту возвращения из степи Пилипа..., ни о каком линчевании не могло быть и речи. Все с шутками-прибаутками делились впечатлениями от общей паники и поведения в это время того или другого казака. Да и мощь такого оружия против татар, им объяснять не надо было. Внушить своим коням, что летящий на них ужас - безвреден, татарам наверняка не удастся. В первый раз пришлось выступить перед широкой публикой и Аркадию. Очень удачно получилось, что он не знал тогда, о продолжавшей висеть над его головой смертельной угрозе. Выступал уверенно, спокойно и доходчиво. Не убежденный, что достаточно знает язык семнадцатого столетия, говорил попаданец короткими фразами и самыми простыми словами. Благодаря чему был услышан, понят и вызвал у толпы положительный отклик. Его сообщение, что своих коней к таким звукам приучить можно, только это займёт недели три, встретили с энтузиазмом. Появился шанс, чтоб смести не только лёгкую татарскую конницу, такое им случалось ранее и без ракет делать. Теперь можно было вырубить знаменитых польских гусар, как бы не лучшую кавалерию Европы, противостоять которой ранее они могли только из укреплений, хотя бы передвижных. С этого момента в войске началась слава Москаля Чародея.
   Испытатели, до которых серьёзность их положения дошла не сразу, потихоньку осознавали, на какой тонкой ниточке висела их жизнь. Обошлось. Сохранил Бог от позорной преждевременной смерти. Очень кстати им самим была выставленная Иваном горилка. Аркадию показавшаяся жуткой гадостью, крепостью с "Ркацетели", а запахом и вкусом - как деревенский самогон, изготовленный на продажу. Ещё несколько дней назад он и представить себе не мог, что будет пить такую бурду. Но ждать поставки вин из Франции не приходилось, выпил как миленький. И свою помощь в расслаблении нервной системы, оказала и такая горилка.
   * - Представить такое целительство, я так и не смог, как не старался. Разве что, использовать её для обтирания кожи всей банды в целях гигиены. Но, с другой стороны, казаки употребляющие, без крайней необходимости, горилку не внутрь, а наружно... это даже не фэнтази, а бред какой-то. Горячечный.
  
   * * *
  
   "Ёпрст! Это получается, сегодня я два раза был на волосок от смерти, причём, залез в смертельно опасные ситуации сам, а вывел меня оттуда Бог. Или, там, судьба, удача... Если немедленно не начну думать собственной головой, никакого везения не хватит. Да и Бог может отвернуться от такого раззявы. Не стоит больше испытывать его долготерпение. Чёрт! Ведь мелькнула же мысль, перед испытанием ракеты, отложить его, слишком близко лагерь. Но промолчал, засунув язык в... куда его засовывать не стоит. Понадеялся на авось. А ведь у Горелик немец проводил испытания на отдалённом полигоне. Что значит, немец! Сначала обдумает, потом делает. А мы - натворим дел, потом расхлёбываем последствия. Вон и Иван к ночи, в шатре, выглядел не привычно, тигром, а побитой собакой. Тоже здорово перенервничал. Теперь, железно: Сначала думаем, потом делаем".
   Естественно, казаки быстро вычислили, чьих рук дело, эта паника. Да он и сам этого не скрывал, наоборот, хвастался. Юхим и до того был в войске хорошо известен. С чьей-то подачи решено было, что старое прозвище ему не подходит, его метко переименовали в эээ... хм... Срачкороба. В сравнении с прежним именем, новое было почти приличным. Особенно если вспомнить, кто его носил. Кстати, про его известность и немалый авторитет я, ей богу, тоже не приврал. Неудобопроизносимые, при дамских ушках, прозвища, ни в коей мере не означали низкого статуса носивших их казаков.
  
   27 березня 1637 года от р.х.
   Опять утро.
  
   Аркадий, спасибо Ивану, относительно выспался. В это утро, его даже проклятые ссадины не очень доставали, так сильно болела, после вчерашних треволнений и горилки, голова. Просто раскалывалась. Но и в таком состоянии, он заметил, что Иван выглядит не лучше его. Выяснилось, характерник совсем не спал, установив в своём курене усиленное поочередное дежурство, всё из-за опасений нападения наказного гетмана. Повод казнить врага у того был, а права, до истечения срока полномочий, у него были, как у абсолютного монарха. Другое дело, отвечать ему предстояло за все свои действия и бездействия. За казнь популярного куренного, вероятно, головой. Но поделился Иван предчувствием, что вздорный по характеру Пилип, может рискнуть и собственной головой. В гетманы у казаков трусы не пробиваются.
   Опять, вроде бы, обошлось. Ночь прошла спокойно. Не явился для выяснения отношений Пилип и утром, хотя, как походный гетман, был обязан расспросить виновников беспорядков, причины устроенного ими безобразия, наказать их, если надо. Подивившись такому его поведению, занялись своими делами. Ещё вчера, после замятни, казаки дружно постановили устроить на этом самом месте дневку. Вот и решила компания испытателей, кузнецы и Юхим Срачкороб, подтянулись к шатру Ивана, чтоб сразу после завтрака, махнуть подальше в степь, проверить варианты нового оружия. Наученные горьким опытом, поехали подальше, в сопровождении вооружившихся до зубов десяти казаков из васюринского куреня. Ещё два десятка были высланы патрулировать края балки поверху.
   "Если в каком месте, что-то прибывает, то в другом, обязательно, убывает". Кажется, подобным образом кто-то из великих учёных сформулировал закон сохранения вещества. Аркадий примеривался, как его переформулировать в отношении собственных болевых ощущений. Утром зверская, боль в голове отступила, позволяя себе только молниеносные вылазки в виски. Зато, воспользовавшись этим отступлением, вернулась боль на седалище, ноги, особенно колени, бока.
   "Воистину, если у вас болит голова, выпейте бутылку касторки, так пронесёт, что о голове и думать забудете. Мне сейчас, только поноса не хватает, для полного счастья. Что там, интересно, наши мастера наваяли?"
   Мастерам и самим было интересно. По пути обсуждали, в основном, новую ракету. Вчера Аркадий долго объяснял Юхиму Срачкоробу принципы аэродинамики. О которых, если честно, и сам знал ОЧЕНЬ приблизительно и мало.
   Отъехав по балке, не менее чем на пять вёрст, посчитали найденное место подходящим. Казаки десятка охранения разделились, часть прошла пешком вперёд, остальные вернулись на версту назад, где по пути был замечен овраг, впадающий в балку. В нём лошади должны были меньше испугаться звука от полёта ракеты, пусть и далёкого.
   Начали, однако, с испытания дробовика. Петро Каменюка размотал свой свёрток и, глазам его товарищей, предстало его новое изделие. Аркадий сгоряча подумал, что, для надёжности, кузнец насадил на приклад небольшую пушечку. Калибра с немецкого противотанкового орудия времён начала второй мировой. Ну, может, самый чуток поменьше. С толщиной ствола у неё тоже явно было всё в порядке. Ствол удивил не только его, но и других испытателей. Петро гордо сообщил, что после вчерашнего случая, он решил подыскать ствол понадёжнее и выбрал для переделки в дробовик русскую пищаль. Изначально, конечно, фитильную, но для мастера приделать к стволу кремнёвый замок - сущая безделица.
   - Пятьдесят лет прослужила и ещё столько прослужит! - восхищался надёжностью огнестрела Петро.
   Судя по скептическому молчанию, другие изобретатели его энтузиазма не разделяли. Пока Каменюка заряжал свою пушку, все без постыдной поспешности, но и без малейших задержек, отошли от места предстоящих испытаний метров на двадцать. Аркадий порывался отойти ещё, но все остальные остановились и он, стал рядом с ними. Чувствуя себя достаточно неуютно, всё вспоминался кусок ствола, просвистевший перед носом накануне.
   Наконец, Петро прицелился и бахнул в стену балки. Бахнул, так бахнул, за двадцать метров уши заложило. Видимо Каменюка подзабыл особенности стрельбы из такого оружия, потому как ствол при выстреле у него задрался, картечь вызвала маленькую осыпь с высоты в метра три от дна балки. Кузнец покрутил головой, прочистил, по очереди, не выпуская из рук огнестрельное чудовище, уши и принялся неспешно снаряжать оружие для нового выстрела. Остальные члены колдовской кампании (слышали бы вы, что о них говорили казаки этой ночью), вчерашние уроки не прошли даром, благоразумно остались на прежнем месте. Во время следующего выстрела, Аркадий, вспомнив какой-то фильм (или книгу), открыл рот и прикрыл ладонями уши. Помогло, оглушающего воздействия на слух не последовало. Кстати, картечь опять пошла высоковато, подойдя к месту попадания, Аркадий обнаружил, что основной её заряд попал в стену на уровне его головы. С десяти саженей крупная картечь проникла глубоко в землю, пришлось здорово поковыряться, прежде чем извлекли первую картечину.
   Дальнейшие испытания дробовика отложили, хотелось показать и посмотреть и другие новинки.
   Переделанный приклад ружья на этот раз не сломался, но точно из него стрелять стало, пожалуй, сложней, чем раньше. Аркадий вспомнил, как выглядел приклад СВД и рассказал, какие изменения надо внести.
   Кинжал-штык держался сегодня крепко. Богдан с видимым удовольствием воткнул его несколько раз в стену, дал побаловаться другим участникам испытаний. Но Аркадий был вынужден огорчить изобретателя. Утяжеление ствола явно ухудшило балансировку оружия. А из него ведь требовалось, в основном, стрелять.
   - Надо либо облегчить крепление и вставить туда более лёгкий кинжал, либо сделать его съёмным и легко вставляемым и вынимаемым.
   Сверлило полез чесать уже чуть заросший затылок. За всеми делами и ему, и другим кузнецам, брить голову последние дни было недосуг.
   - Ну-у... надо подумать.
   - Думай, время ещё есть, но на долгие размышления его, времени, точно не хватит.
   Приступая к четвёртому испытанию, Аркадий ощущал некоторый мандраж. Да и у остальных, после вчерашнего-то, на душе было неспокойно. Но уж очень эффективно подействовала переделанная ракета на казачьих лошадей. Татарские и польские кони, наверняка, окажутся к её воздействию не более стойкими.
   Юхим, безусловно, учёл вчерашние замечания Аркадия. К бокам и верху корпуса были приделаны небольшие крылья. Вряд ли стоило их делать так похожими на птичьи, а верхний стабилизатор смахивал на плавник касатки, но откуда человеку семнадцатого века знать, как должны они выглядеть? Аркадий и в двадцать первом, знал очень приблизительно. Видимо, рисункам на песке Юхим поверил не до конца. Куда более симметрично прикреплён был и камыш с другими, более тонкими пустотелыми растениями.
   Юхим установил такую же, как вчера пусковую установку, положил на неё ракету, перекрестился. Все, и Аркадий, дружно повторили этот сакральный жест.
   - Господи, помоги! - вслух взмолился Юхим и поджёг запал. Сначала всё было как в первый раз. Ракета пошипела, потом, постепенно набирая скорость, двинулась по длинной пике, при вылете с неё начала звучать, быстро завыв при полёте. Но тут от неё что-то отвалилось, она, изменив тон звучания, совершила резкий вираж и влетела в одну из стен балки.
   Отвалившимся кусочком оказалось плохо приделанное крыло. Юхим начал извиняться, Аркадий не дал ему это делать.
   - Ты не в чём не виноват. В новом деле неизбежны ошибки. Следующая ракета полетит лучше. Только, пожалуйста, учи мой совет про форму крыла, оно должно быть другим, треугольным.
   Времени до обеда оставалось много, поэтому решили завершить испытания дробовика. Для стрельбы в реальном бою, он был заведомо мало пригоден. Даже с ослабленной порцией пороха, давал при выстреле сильнейшую отдачу, был неподъёмно тяжёл и неудобен в обращении. В общем, украинская бережливость, серия вторая. Решился на выстрел из этого монстра и Аркадий.
   Прикидывая, как при выстреле не допустить задирания ствола, он краем глаза, заметил шевеление кустарника, из-за отсутствия листьев никого не способного скрыть, вверху, на краю балки. Инстинктивно, не тратя время на прицеливание, вскинул дробовик и пальнул. О том, что кто-то вечером предыдущего дня, собирался всё делать, только после хорошего обдумывания, он не вспомнил. И о том, что поверху их охраняют казаки из куреня Васюринского, шевелить кусты мог один из них - тоже забыл. Риторический вопрос: - Чего стоят решения, о которых мы так легко забываем?
   Отдача у стрелкового монстра была жуткая. Приклад набил Аркадию ещё один синяк, на плече (Что леопарду лишнее пятно на шкуре?), сшиб его на землю, в том месте, к его счастью, песок. А из обстрелянных кустов вниз полетел человек. Увидев, что на дно балки упал, судя по одёжке, татарин, а невдалеке свалился на песок его лук, никто по поводу преждевременной смерти ничего плохого им не сделавшего человека, заламывать руки не стал. Все, как один, будто долго и старательно тренировались, ломанули к той самой стенке балки, с которой упал лучник. Не стал плакать и рвать на себе волосы и Аркадий. Перекатом (схватив выроненный при падении дробовик) он ушёл с места падения, туда сразу воткнулись две стрелы, ещё пара свистнула возле нёсшихся стремглав его товарищей. Не дожидаясь новых стрел, вскочил на ноги побежал вслед за друзьями, то и дело, меняя направление бега.
   Первым стартовал и подбежал к стене балки Васюринский. Пальнув вверх из двух, выхваченных на бегу пистолей, он призвал всех следовать за ним, в пещеру. Лидерство знаменитого на Сечи куренного оспаривать никто не стал. Казаки цепочкой побежали за характерником вдоль стены, то и дело, постреливая вверх, заставляя этим беречься, не высовываться, устроивших засаду. На счастье колдовской компании, стреляли по ним из слабых луков, поэтому несколько попаданий в торс прошли без заметного урона для поражённых. Никто из них не поленился утром одеть доспех.
   Сделанные, вроде бы наспех, второпях, выстрелы из пистолей оказались достаточно эффективными. Они не дали врагам возможности выцелить головы своих жертв, вынудили лучников стрелять навскидку, с мыслью о необходимости быстрее спрятаться самому. Двоим из напавших это вовремя сделать не удалось. Одного пустил в свободный полёт ко дну балки характерник, другого подранил, судя по вскрику после выстрела, хм... Игрек.
   Одна из стрел пролетела в неприятной близости от носа Аркадия, вызвав у него дополнительный выброс адреналина.
   "Чёрт! Нос мой кого-то смущает? Иначе, чего его всё время пытаются отчекрыжить? - флудя в собственной голове, действовал Аркадий вполне разумно. Больше трёх шагов без изменения направления бега не делал, стрелять вверх, в отличии от товарищей, не пытался. Уже у пещеры поймал, таки, пару стрел, в плечо бок, к его великому счастью, не пробивших бронежилет. А по его прикидкам, хороший лук с такого расстояния, мог бы продырявить кевлар, плохо приспособленный к противостоянию холодному оружию. Титановые-то пластины на бронежилете были только на груди и на спине. Опять повезло.
   Долгожданная пещера, казавшаяся с первого взгляда неглубокой промоиной в глинозёме (известняке?), была близко. Аркадий влетел в неё, будто действительно имел крылья. Пробежав по инерции несколько шагов, запнулся об чьи-то ноги, не упал только из-за Богдана, за которого невольно схватился, когда начал на него падать.
   Выяснилось, что от стрел пострадало два кузнеца. Богдану стрела чиркнула по уху, вызвав обильное, но не опасное кровотечение, а Каменюке, бегавшему медленнее всех в честной кампании, стрелы воткнулись в обе икры. Ещё в него попали три раза, но добрая кольчуга от охотничьих стрел из слабого лука защитила. Раны были не пустячные, но и не слишком серьёзные. У остальных ран не было, хотя стреляли напавшие неплохо, на поражение. Не учли, что и возле собственного лагеря казаки будут в защитных доспехах.
   - Панове, подождите, мне здесь надо факелы найти, они где-то здесь должны быть, - обозвался Васюринский. - Сейчас достану кресало.
   Пока он возился, многокарманой одежды в те времена не было, всякую полезную в быту мелочь хранили по кисетам, кошелям и сумкам, у Аркадия было время подумать.
   "Ясное дело, перед товарищами по работе скрывать моё попаданство глупо, безнравственно и нерационально. Всё равно потом придётся признаваться. Так почему не сейчас"?
   Аркадий достал зажигалку и, подняв руку, нажал на кнопочку зажигания. С очень хорошо слышным в пещерной тиши щёлчком, густой сумрак исчез под напором света от маленького огонька в высоко поднятой руке Аркадия. Зажигалку в кулаке видно не было, для непривычного человека могло показаться, что огонёк исходит прямо из руки.
   - Так тебе найти факелы не легче будет?
   Взгляд, которым наградил его характерник, походил, скорее, на волчий, чем благодарный. Нетрудно было догадаться, что расставаться с тайной попаданца Васюринскому не хотелось. Для разборок, однако, было не место и не время, характерник быстро осмотрелся и достал откуда-то несколько палок с обмазанными смолой концами. У остальных присутствующих огонёк из кулака молодого характерника ажиотажа не вызвал. Все знали на Сечи, что эти колдуны и не на то способны. Так что мысли об объяснении по поводу зажигалки Аркадий отложил на потом. Зажёг факел и спрятал потихоньку зажигалку в карман.
   Первым делом Иван выдернул из ног Каменюки стрелы, осмотрел раны и признал их неопасными.
   - Если дочку замуж осенью отдавать будешь, сможешь танцевать гопака не хуже чем в молодости. А чтоб раны не загноились, я их присыплю своим лечебным порошком.
   - И как мы от этих татар будем спасаться? На открытом месте постреляют же, как курей! - обратился Аркадий к характернику, дождавшись окончания врачебных процедур. Тот был, безусловно, старшим здесь по занимаемому в Сечи положению.
   - Татар? С чего ты взял, что напали на нас татары?
   - Так упавший же сверху в татарской одежде был. И стреляют по нам из луков, причём, даже мне понятно, слабеньких. Кто же это может быть, как не татары?
   - Те, кто хочет выглядеть как татары. По тому краю балки мой десяток должен дозор держать. Чтоб их перебить, не меньше нескольких десятков татар нужно, да без шума у них это не получилось бы. А никакого шума наверху не было. Значит, не было там боя.
   - Так кто ж это?
   - Подсылы нашего походного гетмана. Прозевал он возможность меня убрать открыто вчера, теперь решился действовать тайно. Давно у нас с ним нелюбовь сильная. Но что он на такое решится, ни я, ни те, кто меня с ним посылал, не думали.
   - Что же нам делать?
   - Ясное дело, убивать тех, кто покусился на нашу жизнь!
   - Да как же мы их убьём, если они сверху и невидимы нам, а мы внизу и сразу станем мишенями, если вылезем из этой пещеры. А задерживаться здесь, мне кажется, нам тоже нельзя.
   - Правильно тебе кажется, не стоит нам здесь сидеть. Раз те, наверху, продолжают, несмотря на явную бесполезность, постреливать по входу в пещеру, значит, стараются задержать здесь. Вряд ли Пилип бросит на нас свою сотню, уж очень грязное дело, проговорится кто, висеть ему на солнышке. Послал убивать самых доверенных, не больше десятка, им с нами никак не справиться. Значит, кого-то ждут.
   - Да кого же они могут ждать?
   - Странный ты человек, кого можно ждать в Диком поле? Татар, настоящих татар. Прискачет сотня, тут нам и конец. А на стрельбу никто не поспешит, все подумают, что мы опять что-то испытываем.
   Аркадий помолчал, усваивая полученную информацию. Особого волнения, не говоря уже о панике, в голосе и поведении Ивана заметно не было. Пожалуй, он уже успел что-то придумать.
   - И куда мы с тобой полезем?
   - В ..., можно сказать. Пещера эта имеет два выхода. Второй оканчивается невдалеке в промоине в стене балки. Узкой, очень крутой, но идущей от самого верха до низа. Вряд ли они и за промоиной наблюдают. Мы этим воспользуемся.
   - Мы вдвоём?
   - Тебя б я совсем не брал, да придётся. Один боюсь, не управлюсь, а у Юхима такого пистоля нет. А на обучение времени нет. Втроём полезем, я, ты, Юхим, он у нас тоже мастак лазить в разные дыры. Справишься?
   Не смотря на сомнительные для всех перспективы, казаки дружно заржали. Видимо вспомнили какие-то общеизвестные случаи из жизни товарища. Судя по прозвищам, того ещё жука.
   Не глядя на цейтнот, тщательнейшим образом обсудили дальнейшие свои действия. Ясно было, что и без того не шустрый Петро, после ранений бегать не сможет. Ему постановили заряжать оружие товарищам и лежать в сторонке, по которой стрелять не будут. Отвлекать внимание врагов на себя предстояло двум другим кузнецам.
   - Иван, а нам ведь лезть в гору. Давай снимем свои доспехи - Аркадий хлопнул себя по бронежилету - лезть вверх без них будет удобней.
   Иван молча поиграл пальцами, обдумывая предложение попаданца, и нашёл его дельным.
   - Хорошая мысль. Снимай.
   И сам стал снимать свой жупан, из-под которого у него светилась кольчуга.
   - А что это за пистоли, которых у других нет? - встрял в разговор Богдан.
   Иван крякнул, потому как понял, что оговорку допустил не Аркадий, а он сам, а попаданец ответил.
   - Многозарядные.
   - Многоствольные?
   - Нет, ствол у них один, а зарядов во врага, один за другим, можно выпустить много.
   - Разве такие бывают?
   - Бывают, и, если мы выберемся из этих неприятностей, вы сами их делать будете.
   - Об оружии после поговорим. Если живыми останемся, - подхватил тему Иван.
   - Действительно, сейчас главное для нас - остаться в живых! - поддержал товарища Аркадий - Поэтому предлагаю, на время боя нам троим превратиться в земляные холмики.
   - Колдовать будете? - загорелись глаза у заинтригованного Юхима. Остальные также проявили живейший интерес к предложению молодого колдуна.
   - Нет. Зачем? Перемажем лица родимой землёй, чтоб нас не выдавали, извозюкаем до черноты рубахи и накроемся ими с головой поверх шапки и другой одежды. Когда вылезем наверх, в глаза бросаться не будем. Если кто из врагов и заметит краем глаза земляной бугорок, то внимания не обратит. Ну, а присматриваться к себе поподробней мы ему не дадим. Да и вы ведь здесь будете вверх постреливать, их внимание отвлекать.
   Юхим выглядел разочарованным. Уж что-что, а маскироваться казаки умели тогда, как никто другой. Другое дело, волшебство... Шапки, кстати, примерившись, сняли. Ком чернозёма для маскировки сбегал и достал, увернувшись от нескольких стрел, Юхим.
   Везение, или божье покровительство, Аркадия не оставило. Как задумывалось, так и получилось. Но далеко не сразу. Сначала пришлось пробираться, порой на четвереньках, по длинному, явно рукотворному ходу. Не надо было быть интеллектуальным гигантом, чтоб догадаться, что не случайно они сегодня проводили испытания вблизи этой пещерки, а сама она - одна из характерницких ухоронок. Колени, но не будем о грустном.
   Выбрались, в конце концов, из пещеры в эту боковую промоину. Где началась очередная порция мучений попаданца.
   Щель в стене балки, действительно, прикрывала от боковых взглядов, увидеть их мог только затаившейся над самой щелью, да и то не сразу. Но эти остатки небольшого водопадика, меньше всего подходили для передвижения человека, не имеющего скалолазной подготовки. У Аркадия, с крайним скепсисом, смотревшим на мазохистские забавы скалолазов, навыков скалолазания не было. Лезть же пришлось. Пару раз только узость чёртовой щели спасала его от падения вниз.
   "Полного счастья, в виде поноса, у меня ещё нет, но с каждым днём я к нему приближаюсь. Вот и пальцы ободрал, мышцы кистей начали болеть от перенапряжения. Интересно, через пару недель в моём организме что-нибудь неповреждённым останется? Дьявольщина, ведь минимум трое приятелей занимались этим долбанным скалолазанием, меня не раз приглашали, чего, спрашивается было не пойти? Сейчас бы взбирался спокойно, не опасаясь обделаться от страха. Так нет, торчал у компьютера, романы читал с комментариями таких же идиотов! Боевыми искусствами, правда, занимался, так в мире, где все саблями размахивают, этим умениям грош цена".
   Всё имеет конец. Кончился и тяжёлый подъём. В состоянии рыбы, вытянутой на берег, Аркадий распластался на горизонтальной (весьма относительно) поверхности, с завистью наблюдая, что Иван и Юхим устали куда меньше. Иван дал ему отдышаться и немного отдохнуть, стрелять в таком состоянии Аркадий мог только в молоко или белый свет. Однако, как только у попаданца перестали трястись руки, характерник шёпотом (точно, все колдуны - садисты! Права Астахова, точно права), погнал его вперёд. Было решено ещё внизу, что они вдвоём, из своих ТТ перестреляют не маскирующихся наверху стрелков, а Юхим покараулит им спины, что никто сзади не подкрался. Лучников оказалось всего шестеро. Подраненный Юхимом лежал в позе эмбриона и событиями в мире, на данный момент, не интересовался. Иван поднял палец, привлекая внимание Аркадия, потом дал знать, что будет стрелять в трёх находившихся дальше от них.
   Расстрелять пару человек стоящих к тебе спиной в тридцати метрах, для человека неплохо умеющего стрелять из пистолета не очень сложно. Аркадий сделал это без труда. Иван, одна из мишеней которого находилась в пятидесяти метрах, тоже не потратил ни одного лишнего патрона. Задерживаться наверху тройка террористов не стала. Иван посчитал, что их не обязательно даже обыскивать. Юхим, так никого не обнаруживший, добил, на всякий случай, раненного стрелой, и они отправились вниз. Хотя большую часть спуска была возможность держаться за закреплённую наверху верёвку, Аркадий получил дополнительную порцию отрицательных эмоций и довёл состояние кистей до среднего, по организму в целом, уровня.
   Никто больше им вернуться в лагерь мешать не пытался.
  
   Шатёр походного гетмана двумя часами спустя.
  
   День был в разгаре, но в шатре Пилипа царил сумрак. Как и в его душе. Жгла её, душу, дикая обида на несправедливость судьбы. Не прикажи он сам вчера не спутывать ноги коням личной сотни, проклятого колдуна давно уже клевали бы вороны. А так, когда выловили, не всех, кстати, лошадей и вернулись в лагерь, казачки после дармовой выпивки расслабились и подобрели. Поднять их на казнь знаменитого куренного и характерника было явно невозможно. Появился сегодня новый шанс, прибить и свалить вину на татар, так посланцы обделались хуже, чем от той ракеты. Со страху перед колдуном никого убить не сумели, будто те и вправду зачарованы.
   "Да кой чёрт, зачарованы! Луки им надо было брать посильнее, и я не сообразил. Теперь и жалеть поздно. Упустил случай убить втихую колдуна, обидчика проклятого".
   - Не мямли! - гаркнул походный гетман. - Отвечай внятно, никто здесь нас не подслушает.
   Джура вздрогнул и попытался ещё больше сжаться, сделаться незаметным, хотя и до того орлом не смотрелся. И легко было догадаться, что проклятого колдуна он боится больше. Это-то стоя перед гетманом, имеющим право казнить и миловать! Гетману стало ясно, что живым его из шатра выпускать нельзя, но стоило, напоследок, расспросить подробней.
   - Да бесполезно обычными стрелами в них стрелять! Сам видел, батько, отскакивают от них стрелы!
   - А может, от доспехов отскакивали стрелы?
   - Может и от доспехов. Только ж там все колдуны были, зачем им доспехи, они же заговорённые.
   - Так были у них доспехи или нет?
   - Не знаю батько. Может и были. Только, биться об заклад готов, что без колдовства там не обошлось
   - Ладно, чёрт с ним, их колдовством. Дальше рассказывай.
   - Во-во, точно нечистый там руку приложил! Потому как перестреливаемся, значит, мы с ними, перестреливаемся. Татар, значит, ждём. Я решил глянуть, что там с Стецьком. Посмотрел, значит, - не жилец Стецько. Залез я в ямку там же, рядом, чтоб прикинуть, можно ли бедолагу в ней прикопать. А тут слышу: Бах, бах, бах! Часто-часто, будто много казаков шмаляет. Оглянулся я, выглядываю осторожненько, а сзади на ровном месте холмики земляные появились, навроде кротовых. И, кажись, оттуда, не иначе бесы черномордые, в наших ребят стреляют. И, слушайте батьку, никакого дыма от выстрелов. А все уже мёртвые лежат. Думаю, всё, конец мне. Но видно, божья мать верующего в её сына от лютой смерти защитила. Не заметили они меня. Исчезли вместе с холмиками. Были и... нету. Как и не было. Страх господень!
   - Чего ты несёшь, какие холмики?
   - Земляные, батьку, чёрные. Там батьку, земля чёрная. Чернозём.
   - Какой чернозём?!
   - Известно какой. Обыкновенный. Ох, и хорошо на нём, батьку, рожь растёт. И гречиха, и другие разные растения.
   - Тьфу! - сплюнул гетман. Ему стало ясно, что от напуганного джуры толкового ответа не добиться. Сам гетман не боялся ни чёрта, ни божьего гнева. Будто предчувствуя судьбу, джура преданно смотрел в глаза своему повелителю, показывал послушание и готовность отвечать. Да, кому как не ему, гетману, знать цену такой преданности. Он достал заветную бутыль, дар добрых друзей из ордена Иисуса Сладчайшего, и налил слуге чарку.
   - На, вот, выпей, для успокоения и за помин убиенных. И я с тобой выпью.
   То, что в чарку гетмана было налито из другой бутылки, заметить было мудрено. Они выпили, закусили сушёным мясом. Джура, вроде бы, расслабился и немного успокоился.
   - Ох, доброе у тебя, батька, вино. Сладкое да вкусное. И крепкое, наверное. Меня что-то сразу в сон начало клонить.
   После этих слов, он закрыл глаза и опрокинулся на ковёр, на котором сидел. Лицо заснувшего человека выглядело довольным, можно сказать, счастливым.
   "На такую мелочь приходится тратить такое дорогое зелье! Эх, как жаль, что к колдуну с ядом не подойдёшь. Чутьё на опасность у него как у битого волка. Будто, действительно, бес-прислужник его остерегает. Ничего, доберусь до его шкуры, никакие бесы и демоны его не спасут!"
   Гетман выглянул из шатра, позвал казаков из личной сотни и попросил их отвести уставшего товарища на место ночёвки.
   - Пусть полежит бедняга, устал, мои поручения выполняя.
   Дежуривший у шатра десятник покрутил головой.
   - Ох, батьку, погубит тебя твоя доброта. За десяток саженей можно унюхать, от какой усталости он с ног свалился.
   - Ладно, не бурчи. По важным делам парень ездил, переволновался, вот от одной чарки и свалился. Положите там его аккуратно, пусть отдыхает, я им доволен.
  
   3 глава.
  
   Разборки на высоком уровне.
   Ночь с 27 на 28 березня 1637 года от р.х.
  
   Пилип понимал проигрышность выяснения отношений. Наказной гетман - не базарная баба, чтоб с криком и руганью добиваться отсчёта от знаменитого полковника. Но что делать, если полковник этот ведёт себя невероятно нагло?
   "Эх, повесить бы его, а ещё лучше, поганую его шкуру с живого содрать. И чёрт с ним, риском быть казнённым за это. Так не пойдут казаки на бой со своими. Колдовскими своими штучками заплёл он мозги дурачью. Вот и получается, по обычаям, я его, каким способом захочу, таким и казнить могу. Да вот права-то имею, а возможности, пока по-крайней мере, у меня нет".
   С полудня в его отряд стали прибывать колдуны и старшины. Как из Сечи, так и реестровые. И, не представляясь наказному гетману, все отправлялись в шатёр к Васюринскому. Что, безусловно, являлось грубейшим нарушением казацких обычаев. Пилип давно бы явился туда и сам, да мешало ему одно но. Один из джур, посланных утром на убийство Васюринского, исчез.
   "Хорошо, если завалился где мёртвый, не велика потеря. Гораздо хуже, если он, с перепугу от колдовских штучек (Боже милостивый, если ты есть, почему у нас до сих пор инквизиции нет?!!), сбежал свет за очи. Потом это может очень плохо аукнуться. Мерзавец знает слишком много. Но если эта колдовская братия его захватила живым... тогда совсем плохо. Уж не для суда надо мной они съезжаются? Рвануть ли, что ли, под защиту ясновельможного пана Иеремии Вишневецкого?"
   Пилип со всего размаха в сердцах, стукнул своим серебряным кубком о землю.
   "Защитить то Ерёма защитит, только, кем я при нём буду? В лучшем случае, полковником придворного войска. Ни тебе уважения, ни богатой добычи. К лизанию ясновельможной задницы придётся привыкать. Нет, погожу".
   Гнев на старого врага и страх, казакам и кошевых гетманов случалось казнить, не то, что наказных, душили Пилипа. Удивительное дело, но гости к Васюринскому продолжали прибывать после заката солнца. Наказной гетман не выдержал и пошёл разбираться, чувствуя, что дальнейшая неопределённость его убьёт. Разорвёт изнутри как подложенная негодяем Васюринским мина.
   Он подошёл к шатру Васюринского в момент, кода Иван и Аркадий встречали Остряницу, прискакавшего уже ночью, в сопровождении всего одного джуры. Поздоровавшись с прибывшим полковником, очень авторитетным на Сечи, Пилип, с хорошо слышимой в голосе обидой обратился к Васюринскому.
   - И как это понимать? Ты приглашаешь к себе гостей, а мне неизвестно, что затевается в моём собственном войске. Не по обычаям поступаешь, Иван, не по-людски.
   - Ох, правда твоя, Пилип. Прости по старой дружбе. Собственно, дело-то нечаянно возникло, всё насквозь колдовское, вот я тебя и не беспокоил. Знаю, ты к колдовским делам никогда отношения не имел, не интересовался ими. Или я не прав?
   - Какие бы то ни было, дела в моём войске творились, я должен о них знать!
   И, обернувшись к Острянице, спросил его: - Пане Яков, никогда не слышал, чтоб и вы к колдовским делам причастны были.
   Васюринский не дал Острянице и рта раскрыть.
   - Спешу доложить тебе, как наказному гетману, что мы с Аркадием, здесь, невдалеке, величайший клад открыли. Поболе сокровищницы султана, или там, шаха. Да вот беда, заклят он. Страшно заклят. Надо на кургане, где он хранится, великие жертвы принести. Трёх невинных, дев, трёх младенцев, и, представляешь, трёх воинских начальников, согласных пойти на жертву собственной жизнью добровольно. Сам понимаешь, оставлять такое сокровище в земле не хочется. Кликнули клич, добровольцы и стали приезжать. Слушай, друг, а действительно, ты ведь сейчас мой начальник. Имеешь полное право на часть клада. Поедешь с нами?
   Васюринский, в порыве, якобы, дружеских чувств, приобнял наказного гетмана, как железными клещами вцепившись в его плечо. От его, вроде бы дружеской улыбки, у Пилипа пошли мурашки по коже и стало сбоить сердце.
   - Ну, что молчишь? Уж поверь, там я тебя не забуду. Соглашайся, дружище. Кстати, я возьму с собой, для охраны раскопанных сокровищ, сотню казаков. Ты не возражаешь?
   Говоря всё это, самым что ни на есть дружелюбным тоном, характерник подмигнул ошарашенному Якову Острянину. В вести, из-за которой он, бросив всё, прискакал, ни о каких кладах не говорилось.
   Возражать гетман не стал. Он мечтал побыстрее покинуть эту компанию. Голос характерника звучал ОЧЕНЬ многообещающе и искренне, но гетмана такое щедрое предложение не вдохновило. Скорее испугало до желания немедленно опростаться и слить. Нетрудно было догадаться, зачем проклятому колдуну на раскопках клада старый враг. В заклятые клады Пилип не верил. Ну, почти не верил. А в способности характерников принести жертвы, не сомневался ни единого мига. С трудом высвободившись из лап характерника, Пилип решительно отказался от щедрых посул и поспешил откланяться. Появилось у него опаска, что проклятый колдун его может, как-то охмурить, потащить с собой. Известно зачем. Да и организм настоятельно требовал своего, не хватало ему ещё обделаться на людях.
  
   Даже добрые советы, не говоря уж о делах, оборачиваются...
   29 березня 1637 года от р.х.
  
   "Каждое доброе дело оборачивается, для сотворившего такую глупость, неприятностями. А если намылился менять к лучшему ход истории, так жди гадостей от целых народов. Соответственно, готовься к неприятностям в кубе или бог знает, какой степени. И, естественно, к проистекающим из них болевым ощущениям".
   Утреннее настроение в этом мире, можно сказать, традиционно, было у Аркадия минорным. Это если не прибегать к куда более точным и резким выражениям родного ему русского языка. Марш-бросок на сотню вёрст и привычных к таким манёврам казаков вымотал. А из бедолаги попаданца, он высосал силы, будто оголодавшая вконец стая вампиров. Вчера две последние пересменки лошадей, его перегружали из седла в седло, как куль с д... чем-то неаппетитным. Удивительно, просто невероятно, что он смог доехать сам, без привязки к лошади. Здорово помогли какие-то настойки, отвары и порошки характерника, но всё равно, если удастся ему выжить, можно будет этим броском на юг гордиться и хвастаться. Выдержать такую нагрузку можно, если ты не кочевник, только предельным напряжением воли. Хотя, в случае нужды, сегодня ему пришлось бы передвигаться на конских носилках, усидеть в седле Аркадий точно бы не смог.
   "А я то думал, что жизнь чёрного археолога трудна и опасна! Господи, насколько же я был наивен и глуп. Прежние мои занятия - синекура для ленивого, безответственного бездельника. Здесь о такой жизни и мечтать бессмысленно. Не то, чтобы в семнадцатом веке нельзя было устроиться с некоторым комфортом. Можно. Но, к сожалению, не мне. После встречи с характерником, считай, судьба определила вектор движения. Не позаботившись о целостности моей шкуры. Ох, чую, дальше ещё хуже будет".
   Действительно, наслушавшийся рассказов о руине, голодоморе, расказачивании и прочих реалиях будущего, Иван принял идею к изменению истории ОЧЕНЬ близко к сердцу. И твёрдо вознамерился не допустить всех этих безобразий. Аркадий невольно немного сдал назад, при виде такого энтузиазма. Робкие его намёки, что вместо одних предотвращённых неприятностей, на головы могут свалиться другие, ещё горшие, на характерника впечатления не произвели. Позавчера они по этому поводу поспорили, но если Васюринский что брал в голову, то вышибать это оттуда надо было ломом. Аркадий вспомнил свой разговор с Иваном позавчера вечером.
   - То, что вместо тех паскудств, о которых ты рассказывал, может случиться, вилами по воде писано. А не допустить голодомора сам Бог велел.
   - Может, тебе он и велел, а я ничего не слышал. Ко мне Господь не обращался.
   - Как, не обращался?! А чьей волей ты сюда переброшен был?
   - Так ты ж сам сто раз говорил, что в этом черти виноваты!
   - Так это тебя чёрт сюда перенёс мне на голову. Но без божьего соизволения, такое не возможно. Значит, Бог захотел, чтоб мы этого не допустили. Понял?
   Попаданец понял, что спорить бесполезно. И отныне его судьба - переворачивать мир. Архимед, наверное, если косточки не сгнили, в могиле извертелся. Мир таки переворачивают, но без него. Иван Васюринский сменил цель жизни. Раньше он защищал родную землю от врагов, татар и католиков, когда была возможность. Теперь, получив инсайдерскую информацию, вознамерился перевернуть ход истории. Загорелся он этой идеей явно всерьёз. Теперь его остановить могла столько смерть, да и то, старухе стоило подкрадываться к характернику очень осторожно. Во избежание крупных неприятностей для своих костей и рабочего инвентаря.
   Аркадий сидел на солнышке в очень приятной глазу низинке, предаваясь с наслаждением стыдному делу. Жалел самого себя. Мысленно, конечно. Слабаков, которые жалуются всем и каждому о том, как им плохо, он с детства на дух не переносил. А друга, которому поплакаться простительно, у него в этом мире ещё не было. Да и в покинутом, положа руку на сердце... в этом отношении, у него тоже были проблемы. Грузить же своими соплями боевых товарищей, считал дурным тоном. Да и не гоже крутому характернику, которым он тут старался выглядеть, ныть вслух. Не поймут. Запорожцы привыкли переносить неприятности с шутками.
   А ведь затеял этот марш-бросок, можно сказать, он сам. Вспомнил о посольстве султана в Москву и роли посла Кантакузена в предупреждении азовчан о скором нападении казаков. Вспомнил и предложил использовать это посольство для осложнения жизни врагов. Старшину, прибывшую к тому времени к Васюринскому, такое предложение заинтересовало (участвовать в военном совете с Хмельницким и Сирко - ошизеть можно!).
   Надумал же Аркадий вот что. Перехватить посольство неподалеку от Азова, устроив на него засаду. Перестрелять всех из луков (Аркадий спросил возможно ли такое, все единодушно подтвердили, что да, вполне осуществимо). Обобрать трупы, собрать трофеи и лошадей и отойти, оставляя заметный след не к донцам, а в сторону татар. Где следы запутать и, продав каким-нибудь татарам, часть легко узнаваемых вещей из даров царю, уйти в Черкасск. Обнаружив уничтоженное посольство, турки из Азова подумают, что это дело рук татар. О чём и доложат в Стамбул. Донцы же честно доложат в Москву, что к исчезновению посольства не имеют никакого отношения. Естественно, на сообразительность азовского паши не рассчитывать, подослать к нему гонца с соответствующей интерпретацией событий.
   Вы будете смеяться, но Васюринский категорически возражал. Не понравилась ему идея устроить провокацию. Сваливать вину за убийства на других, устраивать рознь между врагами, он посчитал подлостью недостойной казаков. Ему хотелось их всех самому уничтожить (маньяк однозначно). Собственными руками. К счастью, другие старшины отнеслись к идеям попаданца куда более толерантно. Внесли в голые идеи конкретику и дополнения. Васюринский, с явной неохотой и заметной обидой, уступил.
   Отношения с крымскими татарами, в то время у турок, в реале, сильно испортились. Крымский хан, как известно, не откликнулся на призыв султана о помощи войсками, а затеял долгую войнушку (1635-весна 1637гг.) с непокорными буджакскими татарами. Покорив же которых, с помощью запорожцев под предводительством Павлюка, пошёл войной на другого подданного османской империи, молдавского господаря Кантемира. Казнив, кстати, пашу Кафы, посмевшего угрожать ему из-за невыполнения ханом требований султана. Хана, осенью 1637 года вызвали в Стамбул и казнили.
   Аркадий предложил, также, осведомить хана о грозящей ему опасности и предложить военный союз. Хан громит и грабит Молдавию и Валахию, полностью прекратив набеги на Русь, как Малую, так и Великую. Казаки устраивают набеги на Анатолию и Стамбул, не трогая портов Крыма. Потом можно и совместные походы на юг организовать. К удивлению попаданца, идею союза с Крымом все встретили вполне положительно, не смотря на давнюю вражду. Аркадий до этого считал, что между казаками и татарами была вражда, исключающая какие либо союзные отношения. Общеизвестную помощь татар Хмельницкому, считал отдельным эпизодом, вынужденным шагом этого великого политика. Оказалось, весьма недовольные свом подчинённым положением крымские татары, неоднократно обращались за помощью к запорожцам.
   Одно утешение, на саму засаду его не взяли. Вечером после первого же дня рывка на юг, Васюринский осмотрел его ноги и, явно встревоженный, пригласил на консилиум других характерников. Как и положено медикам, они о чём-то пошептались и вынесли приговор: "Продолжать путь к Азову Аркадию нельзя". Состояние здоровья не позволяет. Ему предписали путешествие на конных носилках в Черкасск. В сопровождении нескольких характерников и старшин, чьё присутствие под Азовом было не обязательно.
   Аркадий и не возражал. Чувствовал он себя всё хуже, сотня вёрст за день в седле его чуть не убила. Нужды, кстати, в его присутствии там не было. Стрелять из лука он не умел, а в советах по устройству неожиданных нападений Хмельницкий, Сирко и прочие характерники и старшины, не нуждались. Сами кого хочешь, научат. Да-да, Хмельницкий - именно Богдан Зиновий. Рослый, массивный, ещё не располневший чигиринский сотник. Если не смотреть ему в глаза, обычный казак. И Сирко тот самый, Иван, знаменитейший из характерников. Ещё молодой, немного тушующийся в присутствии старшин, куда более известных на тридцать седьмой год. На интеллигентного юношу, впрочем, он всё равно не походил. Проскальзывали то и дело, и хищные повадки и немалая харизма. За вечер и ночь успели прибыть, один за другим, Кривонос, Гуня, Остряница. Приехали, врозь, по одному, ещё несколько человек, судя по всему, характерников, имён которых Аркадий не знал или не вспомнил.
  
   Назвался груздём, полезай в кузов.
   Полдень 29 березня 1637 года, Дикая степь.
  
   Паршивое настроение, оказывается, заразно. Это Иван Васюринский понял, когда сегодня проснулся. Глянул на кислую, кривящуюся морду Аркадия, и понял, что всё вокруг - не так.
   "Небо какое-то сероватое, а облаков-то, нет. Трава на прошлогодней гари... какая-то, не очень зелёная. Воздух не свежий, будто через кобыльи кишки пропущенный. Ладно, чего кривляется попаданец, понятно. Когда болячки достают, не очень повеселишься. Непонятно, как он вчера до конца в седле усидеть мог. Вот ещё морока, надо вставать и его ноги спасать, чтоб не сдох, стервец. Для него то казачья честь - пустой звук, глупо и обижаться. Но братья характерники, лучшие и честнейшие из старшины, они то, что, не понимают?!!"
   Единодушная поддержка старшиной и характерниками предложения Аркадия поразила Ивана. Можно сказать, ранила душу.
   "Ну, не по лыцарски убивать врага под личиной! Казак - душа простая. Если надо кого убить, убьёт, а вот так, тайком, по-иезуитски... стыдно".
   Вставать не хотелось чрезвычайно. Так бы и лежал, переживая обиду на весь белый свет. Но уж если совет характерников решил, выполнять надо это решение вне зависимости от личного отношения к этому решению. Со стоном душевным (вовне никак не прорывающимся), Иван поднялся и приступил к лечебным процедурам. Большая часть болячек Аркадия благополучно подживала, но разодранная внутренняя поверхность бёдер требовала серьёзного врачевания и прекращения каких-либо скачек.
   Характерник принялся мотать ус на палец. Была у него такая привычка, в случае трудных ситуаций. Да сколько ты ни крути, тащить дальше бедолагу попаданца было невозможно. Правильно вчера решили, что дальше ему предстоит путешествие на носилках прямо в Черкасск.
   "По уму надо было его вообще с собой в налёт на посольство не брать. Только как его оставишь в отряде под началом Пилипа? Уж что-что, а причину попытать и казнить проклятого характерника, моего друга или ученика, тот всегда найдёт. Но и на юг тащить попаданца нельзя. Старшины и характерники, будут посольством на Дон. Вот в нём он отправится и, дай Бог, доедет. Если татары не перехватят. Чтобы объяснить братьям на Дону наши поступки и начать подготовку к совместным действиям. Авось, такой переход его ноги выдержат".
   Не смотря на все неприятности, что вошли и, наверняка, ещё войдут в его жизнь из-за попаданца, ощущал Иван и грусть. Успел привыкнуть и привязаться к нему за эти сумасшедшие дни.
  
   Начало изменений.
   30 березня 1637 года от р.х.
  
   Засада удалась как по заказу. Хотя в караване посольства шло более двухсот человек, большая часть с оружием, Васюринский организовал её так, что у турок не было никаких шансов, не то чтобы отбиться, но и нанести казакам сколь ни будь серьёзный урон. Не спасли осман ни храбрость янычар, ни хитромудрость посла Кантакузина. Под ливнем метких стрел почти все османы сгинули прежде, чем успели схватиться за оружие. Попытки нескольких, самых сообразительных или везучих, вырваться на лошадях из лощинки, ставшей смертельным капканом, провалились. И впереди и сзади, таких бегунов ждали конные казаки, быстро с ними расправившиеся. Через минуту после первого выстрела караван был мёртв. Раненных и притворившихся мёртвыми добили сразу же. Через час, в лощине остались только трупы. Людей - обобранные. Нескольких случайно погибших лошадей и мулов, со снятым багажом или сёдлами. Нельзя сказать, что редкий в этих местах, грабительский налёт. Правда, обычно, жертв грабежа не убивали, но турки обязательно сами придумают причину такой жестокости. Оставалось осуществить самое неприятное для Васюринского. Придать избиению вид татарского налёта.
   Собственно, основное для этого было уже сделано. Все жертвы погибли от стрел. Причём, не подобранные нападавшими стрелы были только татарскими или черкесскими*. Зато, характерных при казачьих атаках огнестрельных ран, у погибших не обнаружат. След убийц поведёт расследователей по направлению к Перекопу, пропав, растворившись в степи. Способов запутать следы татары, и казаки, знали множество.
   Ночью после этого дня к стене Азова поскакал всадник. Приближаться вплотную он не стал, не смотря на ночь. Весть, которую он прокричал, объяснила такое поведение. Прокричал, кстати, на чистейшем татарском, точнее, с ярко выраженным ногайским акцентом этого языка.
   Сообщение, ради которого немедленно разбудили азовских пашу и сердара**, было неожиданным и очень неприятным. Всадник известил стражей Азова, что посольство султана в Москву уничтожено и ограблено по приказу крымского хана. После чего ускакал прочь.
   Такое его поведение никого не удивило. Быть не то что подозреваемым, но и свидетелем по такому делу - крайне вредно для здоровья и очень опасно для жизни.
   Уже через сутки, азовское начальство считало, что сообщение было правдивым. Посланные с рассветом люди нашли убитых из каравана. Отсутствие огнестрельных ран, найденные ногайские и черкесские стрелы подтверждали сообщение всадника. Сердар, в который раз, пожалел, что не имеет возможности подробнее расспросить его. Знал то наверняка больше, чем прокричал тогда, ночью.
   "Подвесить бы его на дыбу, да пораспрашивать... эх, мечты. Чуял негодяй, чем вовлечённость в такие дела пахнет. Нельзя тянуть расследование, сейчас любое промедление может нам с пашой жизни стоить. Совсем обнаглел Инайет Гирей. Видно голова на плечах мешать стала. Ничего, повелитель правоверных быстро избавить его от такой обузы".
   Утром ... (дату уточнить) облегчённая до предела галера отплыла в Стамбул с дурной вестью.
   * - Черкесы ежегодно продавали татарам сотни тысяч стрел собственного изготовления.
   ** - Начальника местного гарнизона.
  
   Приступ лени с положительным итогом.
   29 березня 1637 года от р.х.
  
   После отбытия сотни с Васюринским на юг Аркадия хватило ненадолго. Ехать лёжа, к сожалению, оказалось ещё менее удобно, чем сидя. По крайней мере, в импровизированных конных носилках. Снижение нагрузки на капитальнейшим образом стёртые ноги, "компенсировалось" болью в локтях, плечах и прочих сбитых частях организма. К тому же кобылы, имевшие честь тащить исключительное для семнадцатого века существо, попаданца из века двадцать первого, никак не показывали понимания важности своего нынешнего занятия. Тряска при езде на двух лошадях показалась ему в десять раз более сильной, соответственно езда - менее комфортной.
   На психику такая езда также действовала не лучшим образом. Терпеть боль, вылупившись в небо удовольствие очень сомнительное. Мысли нехорошие в голову лезут. Да и расставание с Иваном, вроде бы доставшим его своей казацкой простотой по самое не хочу, неожиданно (что, интересно, в последние дни со мной случилось ожидаемого?) подействовало угнетающе. Успел привязаться, не смотря на его разбойничью рожу и повадки бандитского атамана. Которым, в общем-то, он и был.
   "Не случайно меня в таком срочном порядке с лошади ссадили. Видимо совсем хреновые дела на ногах. Собственно, с чего им быть хорошими? Как содрал в первый день кожу с мясом, так и продолжал ежедневно усугублять рану. Странно, что до костей не стёр. Чёрт меня дёрнул в этот рейд. Татарином, что ли, себя тогда вообразил? Теперь сдохну от сепсиса и привет всем планам и мечтам вместе с молодой ещё, в общем, жизнью. Обидно до слёз".
   На днёвке Аркадий взбунтовался.
   - Сегодня больше никуда не поедем! - заявил он сопровождающим.
   На их робкие (слава богу, не успели научиться плохому у Васюринского, побаиваются пришельца из будущего, полны ко мне уважения и, даже, пожалуй, почтения) возражения славных полковников и знаменитых характерников, что в Диком поле едем, опасно задерживаться, Аркадий нагло ответил: - Вот поэтому и надо задержаться.
   Впрочем, напоминание о татарской опасности напомнило вовремя ему, как он попал на носилки и Аркадий предложил костры не зажигать. Мол, денёк-другой вполне можно обойтись без горячего. Но тут встали на дыбы характерники. Им было обязательно нужно что-то там заваривать для лечения самого попаданца. Сошлись на маленьком бездымном костёрчике только для заварки отваров.
   От боли в этом путешествии Аркадий мучился меньше, чем в предыдущие дни. Посоветовавшись, характерники на днёвке болеутоляющим. Оно не было, одновременно, снотворным и он вволю смог наобщаться с историческими личностями. Правда, расспрашивать их о РЕАЛЬНО произошедших событиях (попаданец не сомневался, что они, эти события, существенно, порой, кардинально, отличались от изложенного в учебниках), ему не довелось. Аркадию пришлось рассказывать самому. Опять возник, хоть и не так остро как в первый день, языковый вопрос. В языке запорожцев того времени было много латинских, татарских, но особенно, польских и церковнославянских слов и целых выражений. Вынужден это повторить, чтоб читатели поняли, почему у меня так мало диалогов. Читать точное изложение такой беседы неинтересно, а писать, так и совсем мучительно. Вставлять же бодрый фальшак не хочу.
   Беседа, хоть и двигавшаяся через пень-колоду, затянулась до глубокой ночи. Аркадия глубоко волновали беды, свалившиеся на русских (к которым он, как и его собеседники причислял и украинцев с белорусами), ему с детства мечталось изменить историю. Ну, раз уж не повезло переместиться в тело царевича, приходилось думать, как изменить в пользу русских ход истории в собственном теле. Здесь, на юге, потому как в Москву его категорически не тянуло. Удастся ли там пробиться к царевичу Алексею, убедить его в необходимости коренных реформ в государстве - большой вопрос. И огромный риск. Приглашённые старшины-патриоты, в реальной истории в предательствах не замеченные, могли помочь изменить историю юга Руси, основать здесь новое государство с более справедливым обществом. А наличие такого государства наверняка многое изменит и в Великороссии. При наличии вольной земли на юге, превращать в рабов миллионы, подобно Катьке, вряд ли получиться.
   Всех его собеседников интересовали события в будущем, прежде всего в Малороссии и военное дело. В этот раз Аркадий постарался поменьше говорить о штурмовой авиации и танках, побольше об изобретениях, способных в ближайшем времени помочь в грядущих войнах. Все единодушно одобрили его мысль о необходимости завоевания Азова и ещё нескольких городов на побережье Чёрного моря. Со строительством мощного флота способного загнать турок в Босфор. Приучить их бояться подойти к побережью Черного моря.
   Не менее, пожалуй, более важно было уничтожить Речь Посполиту, паразитическую олигархию, исторически всё равно обречённую. Казаков известие о конце государства пыхатых панов сильно порадовало, хотя всем им приходилось воевать под её знамёнами. Предстояло ещё не раз прикинуть, возможно ли уничтожение Речи Посполитой за три года. Потому как воевать сразу и панами и с Османской империей риск запредельный.
   Единодушно все одобрили его идею о создании мощного промышленного центра в междуречье Днепра и Дона, основываясь на приднепровской руде и угле Придонья. Аркадий припомнил, что уже в это время в Швеции началось бурное развитие металлургии. Выяснилось, что двух-трёх шведов в войске запорожском найти можно. Тут же решили послать их на родину для тайной вербовки металлургов и инженеров. Оставалось найти для этого деньги. Останавливаться на деталях вроде того, что о крекинге, имеет очень смутное знание, а о том, где расположены коксующиеся угли, никакого, Аркадий не стал. Давно понял, что неприятности лучше переживать по мере поступления.
   Много ещё о чём успели поговорить за это время казаки. Учитывая обстоятельства, к ним уже можно было причислить и Аркадия, хотя обычному человеку нужно было пройти стадию ученичества. Несколько раз беседу прерывали характерники, продолжавшие беспокоиться о ранах на ногах Аркадия. Каждый раз ему приходилось отгонять тревогу по поводу долговременности своего пребывания в этом мире. Однако интересная беседа с выдающимися личностями помогала быстро загнать тревогу в самый далёкий уголок сознания.
   На следующее утро двинулись в путь спозаранку. Отдохнувший за прошлый день Аркадий переносил путь много легче, чем в предыдущий день, вероятно, не в последнюю очередь, благодаря болеутоляющему, которое характерники перестали экономить. Через несколько часов лошади вдруг стали. Попаданец удивился, для дневки было рановато.
   - Что там? - спросил он у ехавшего рядом Сирка, сильно смущавшемуся вчера при рассказ о своих будущих подвигах.
   - След орды. Большой орды, в много сотен, если в тысячи всадников. Пойди мы, как хотели, вчера днём, они нас без оружия стоптали бы, копытами.
   Вид у знаменитого в будущем характерника и гетмана был несколько пришибленным, а взгляд, которым он смотрел на Аркадия, странноватым.
   "Ну, стоптали или нет, ещё мы бы посмотрели. ППШ с кучей снаряженных дисков и рожков, серьёзный аргумент для беспрепятственного прохода по степи. Но чего это он так смотрел на меня? А! Так я ж вчера, не желая ехать дальше, заявил, что нам не надо ехать из-за татар. Они теперь думают, что я предвидел возможность встречи с ордой. Ну и пускай думают! Легендой больше, легендой меньше... Интересно, что будут рассказывать в будущем о деяниях Москаля-чародея?"
  
   Тяжела ты, булава гетманская.
   30 березня 1637 года от р.х.
  
   Исчезновение Юзефа, надёжнейшего своего джуры, рекомендованного отцами из ордена Иисуса Сладчайшего, Пилип обнаружил утром. Удивился, ничего не подозревая, послал поискать его в таборе. Десятник личной сотни, хороший казак, но уж очень... православный, Михайло Спыс (копьё), через некоторое время доложил, что Юзефа (притворно принявшего православие и получившего новое имя, но называемого всеми по старому) в таборе нет. Сегодня спозаранку он оседлал трёх лошадей и выехал на север.
   - Сказал, по твоему поручению, батьку.
   - Я его никуда не посылал.
   - Да оттуда же страже об этом знать? Проверять его слова, будить тебя, в голову никому не пришло. Все ведали, что он доверенный твой человек, никто не усомнился в его словах.
   Пилип не захотел терять лицо перед казаком, поблагодарил его и отослал прочь. Сам же глубоко задумался. От кого угодно он ожидал неприятных сюрпризов, только не от Юзефа, истового католика, шляхтича древнего рода, родственника самих Гонсевских.
   "Что погнало его прочь из табора, да тайком от меня? Заподозрил меня в предательстве? Так не с чего. А по другим случаям он бы обязательно спросился, прежде чем выезжать. Непонятно. И тревожно. Если Юзеф посчитал меня предателем и донесёт об этом представителю ордена в Киеве, то... трудно будет оправдываться. Ясно, что его приставили не только помогать мне, но и следить за мной. Но я же не предавал! Будем надеяться, что славящиеся своей рассудительностью, отцы из Киевской коллегии ордена не будут выносить опрометчивых и поспешных решений".
   Не так себе представлял Пилип гетманскую участь. Совсем не так. Абсолютная, по древнему обычаю власть, оборачивалась бессилием. Должное для наказного гетмана уважение - издевательским пренебрежением со стороны одного из подчинённых. Вместо торжества гордости от достигнутого звания и порученной тайной миссии, его душу терзали страх разоблачения и неуверенность в своих силах.
   "А тут ещё выходка Юзефа! Ну почему же он сбежал?!"
   Долго мучиться над этим вопросом гетману не дали татары. Они попытались атаковать табор с севера, откуда их не ждали. Но казаки в походе редко дают возможность врагу тайно подкрасться к себе вплотную. Не получилось и на этот раз, у татар. Один из дозоров засёк их на приличном расстоянии, дал знать в табор. Пилип приказал привести табор в боевое положение. Казаки, таким образом, прикрываясь телегами, передвигаться могли. Отдав необходимые приказы, пошёл смотреть на отхлынувших от первого же залпа, но не ускакавших татар.
   Быстро выяснилось, что вокруг табора крутились несколько чамбулов, общей численностью около тысячи человек. И, естественно, тысячи три-четыре лошадей. В походы на одной лошади ни татары, ни казаки никогда не ходили. Чего хотели эти храбрецы, было непонятно. Слово храбрецы здесь употреблено в самом что ни на есть прямом смысле слова. Одолеть тысячу запорожцев засевших в таборе они вряд ли смогли бы и имея десятикратное численное преимущество. А при приблизительном равенстве в людях, они, не имея шансов на победу, очень сильно рисковали. Несравненно лучше вооружённые и обученные военному делу казаки, могли сильно огорчить татар, не смотря на, вроде бы, безопасное расстояние, которого они придерживались. И татары не могли этого не понимать.
   Гетман поломал голову над странным поведением татар, но ничего путного в неё не пришло. Придерживать табор, ради подхода мощного подкрепления не было смысла, так как такого подкрепления не могло существовать. Крымский хан только что закончил распрю с буджакскими татарами, говорят, на Молдавию походом собирается. Да и в союзе он сейчас с запорожцами. Нарушать мир ему самому невыгодно. Турки намертво застряли в Персию, куда сам Пилип собирался, на помощь шаху. Если татары собирались налететь и, застав врасплох, погромить-пограбить, то непонятно, почему не убегают, убедившись, что врасплох застукать не удалось? Так и не придумав ничего, гетман начал соображать, как бы побольнее наказать наглецов, выместить на них злость за собственные неудачи последних дней.
   Но и здесь его ждала неудача. Какой-то запорожец в одиночку рванул между двумя чамбулами прочь от табора. Странно, но его отъезд вызвал большое оживление, улюлюканье и азартные выкрики. Будто казаки спорили, будто на гонках. В данном случае спорить было не о чем. Казак на одной кобылке убежать от двух чамбулов никак не мог. Его заведомо скоро догонят и поймают. Подбежавший казак разъяснил ситуацию.
   - Батьку, путайте ноги своего жеребца, ... Срачкороб, чтоб его..., ракету свою пускать будет, татар на нас погонит.
   - ..!
   Гетман вспомнил свои ощущения при первом пролёте этого дьявольского изобретения Москаля-чародея, и его отвратительное настроение стремительно ухудшилось. Ведь действительно тогда чуть не усрался. Но что поделаешь, соскочил с коня и спутал его ноги, потом, подумав немного, положил спутанного коня на землю.
   Тем же самым занимались все казаки табора, поминая своего неудобопроизносимого собрата подходящими прилагательными и существительными. Он же скакал во всю прыть прямо от табора, вытягивая за собой сразу два чамбула, то есть сотни три-четыре всадников. Наглец и не подумал прикинуть вариант не срабатывания ракеты.
   Срачкороб хорошо рассчитал. Догоняя его чамбулы сблизились, передние всадники в них уже раскручивали арканы, горя желанием лично поймать беглеца, когда тот соскочил с лошади, пропав, таким образом, из поля зрения казаков. Все замерли, кое-кто, успевший сделать на него ставку, с замиранием сердца. И тут все Срачкороба услышали. Точнее, услышали леденящие сердце и кровь звуки, которые она издавала при полёте. Многие закрыли уши руками, но помогало это слабо.
   Уже слышавшие эту жуть и знавшие о её, в общем-то, безвредности казаки, тем не менее, перепугались снова. Можете представить, что творилось в толпе татар, почти настигшей Срачкороба. "Смешались в кучу кони, люди..." - это как раз о них. Десятки всадников, которых, казалось, только смерть может вышибить из седла, да и то, не наверняка, валились под копыта своих лошадей. Взбесившиеся кони топтали друг друга и собственных всадников, разворачиваясь от воплощённого в ракете УЖАСА. И среди всадников и среди лошадей были умершие от разрывов сердца или инсультов. Все лошади сумевшие развернуться, вне зависимости, усидели ли на них всадники или нет, рванули прочь. На табор, на телеги. И они не подумали останавливаться перед каким-то препятствием, когда за спиной ТАКОЕ. В таборе воцарилось "веселье". Снеся, как сор, телеги, взбесившийся табун ворвался в табор и принялся его крушить. Имей возможность сумевшие усидеть в сёдлах всадники, управлять своими скакунами, могли большие трофеи взять и великий вред казакам нанести. Впрочем, кони на счёт вреда и сами постарались. Затоптав насмерть несколько казаков, порушив палатки, погубив немало имущества. В таборе воцарился хаос, так любимый поклонниками фэнтази.
   Для не попавших под удар ракеты чамбулов, выпал редкостный шанс, погромить такой большой казацкий табор. Но они им не воспользовались, а, развернувшись во весь дух драпанули от страшного места. И маловероятно, что существуют в мире всадники, которые могли бы их в тот момент догнать.
   Всё в мире имеет свойство кончаться. Постепенно сошёл на нет, и бурный бардак в таборе наказного гетмана Пилипа. Срачкороб, увидев что натворил, от греха подальше отправился в Черкасск самостоятельно. Местный климат конкретно этого места в это время, мог оказаться для него фатальным. Более благоразумным для него было бы вернуться в Сечь. Но он предчувствовал, что возле кошевого Васюринского и его друга Москаля-чародея будет ещё много интересного, и был готов рискнуть.
   Окончательно табор успокоился только к ночи. Подсчёты прибылей и потерь оказались не такими уж отрицательными, какими казались вначале. Удалось захватить почти семьдесят пленников, правда, человек пять были не в своём уме. Выловили казаки сотни три лошадей, с лихвой перекрыв свои потери в этот день.
   Самым популярным человеком среди запорожцев табора в этот, да и в последующие дни был, безусловно, Срачкороб. Многие предлагали сменить ему имя на ещё более экзотическое. Несравненно большее количество казаков жаждало добраться до его шеи, для повешения. Существовала и фракция, сошедшаяся на мысли, что вешать такого негодяя, значит позволить ему покинуть этот свет слишком легко. Варианты более правильного для него конца перебирались весь путь до Черкасска, впрочем, постепенно сходя на чистую теорию. Большинство казаков были людьми отходчивыми и ценили личностей умевших развлечь и позабавить товарищей. Срачкороб в этом отношении был вне конкуренции, посмеяться в той жуткой замятне было над чем, так что страстное желание повесить негодяя сильно угасло ко времени прибытия. Способствовал угасанию злости и наказной гетман. Ему мечталось повесить кучу вин на Васюринского. Двукратный погром собственного табора был бы хорошим дополнительным доводом. Но, если за один из погромов кого-то повесят, то на другого этот грех не свалишь. Поэтому никакого стремления к казни Срачкороба Пилип не проявил, наоборот, уговаривал людей упокоиться и простить товарища. Что, не все охотно, сделали.
   Среди трофеев были опознаны роскошный Юзефов жупан и его родовая сабля, с которой он никогда не расставался. Гетману принесли их показать. Состроив приличное случаю лицо, внутри Пилип радовался. Одной опасностью меньше. А потом он догадался, что, заметив отравление одного из доверенных джур хозяином, Юзеф испугался и драпанул. Да крайне неудачно выбрал время и направление побега. Пилип сбросил эту заботу с плечь, да, по закону подлости, работавшему уже тогда, на них немедленно свалились другие неприятности. Конечно же, более тяжкие.
  
   Воплощение снов в жизнь (кошмары тоже сны).
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   Проклятое, ненавистное наказному гетману быдло бесновалось вокруг со всех сторон, что-то вопело, визжало и свистело, но Пилип его не слышал. Совсем. Ему было не до них. Как безразличны были ему их крики, так не волновали перекошенные от злобы рожи. Незнакомый казак, весь в конопушках, хотя зима до недавних пор вела арьергардные бои с наступавшей весной, злобно скалил зубы. Рядом орал, аж слюна летела, смуглый как цыган плохо бритый тощий и длинный казарлюга, вроде бы знакомый. Потом бросился в глаза, и здесь от него покоя нет, свистящий сразу в четыре пальца, от натуги глаза выпучились, Юхим Срачкороб. На этого человека не реагировать было невозможно. Даже в этих страшных обстоятельствах, Пилип ощутил тяжесть в кишках.
   "Господи, Боже мой! Почему же такие выродки, открыто противостоящие свету истинной веры, могут свободно ходить по земле? Отчего на них не проливается твой гнев? По какой причине самые твои преданные и самоотверженные слуги не имеют на эту землю доступа, вынуждены таиться здесь? Ведь явно с нечистой силой связан этот негодяй!"
   Гетман пожалел, что недавно выступал за прощение Срачкороба.
   "Нет предела человеческой неблагодарности!" - окончательно осознал Пилип. От этого болезненно защемило его сердце. Он понял, что погрязшие в грехах казаки обречены на вечные адские муки. Именно обречены, нет им спасения.
   Между тем, его вели казнить, топить в мешке. Пилипов взгляд давно, сам собой, прикипел к большому дерюжному мешку, к которому его, вывернув до боли руки, тащили. Держал мешок, конечно же, разодевшийся как на важный праздник, проклятый колдун Васюринский. Старый враг, будто охраняемый нечистой силой от него, верного слуги Господа. Растянув горло мешка пошире, характерник ехидно ухмылялся, глядя на своего наказного гетмана. Бессовестные гайдамаки воткнули Пилипа, ещё час назад имевшего право распоряжаться их жизнями по своему усмотрению, в мешок, как свиную тушу.
   - Пшепрашам пана гетмана в достойное его место! - услышал таки Пилип слова своего врага, в момент предпоследнего акта своей казни.
   "Подлый предатель! Устроил мятеж, грязно интриговал, о богопротивном колдовстве и говорить нечего! Ещё и издевается над неправедно поверженным!" - возмущался гетман, действительно очень грубо запихиваемый в мешок. Не церемонясь, казаки приподняли его, чтоб засунуть жертву в него полностью. То, что их недавний командир оказался там вниз головой, их не смутило не в малейшей степени. Как не тронул их и его вскрик от боли. Со злорадными комментариями они завязали горло мешка верёвкой и, не задумываясь об ощущениях казнимого, поволокли мешок по земле. К реке, куда же ещё?
   "Да спаси же меня, Господи! Ведь утопят, действительно утопят!"
   Заныли новые ушибы и старые раны, острая боль пронзила всё тело от вывихнутого при сдирании перстня среднего пальца правой руки. Пилип осознал, наконец, что чуда спасения его из лап взбесившихся казаков не будет, тоскливо завыл. Настолько громко, что был услышан всеми в шумной толпе. Но никакой жалости казаки, жаждавшие казнить как можно более позорно своего недавнего командира, не испытали. Ещё веселее и радостнее закричали, залихватски засвистели, энергичнее поволокли мешок с казнимым. Пилипу показалось, что тащили его нарочно по кочкам, не забывая награждать пинками.
   Наконец-то это сумасшествие прекратилось. Но, не от наполнения казацких душ добротой или милосердием. Они подняли мешок с кочек, раскачали его, и бросили. Несколько мгновений, пока мешок летел, Пилип надеялся, что в последний момент они передумали и бросили мешок на песок. Пошутили. Пусть по дурацки, что с быдла возьмёшь, но передумали казнить своего гетмана. Однако, мешок плюхнулся в холодную воду и быстро, почти мгновенно, дерюга от воды не защищала, вода вытеснила из него воздух. Пилип стал захлёбываться и... проснулся. Весь в поту, с бьющимся со страшной силой сердцем и напрочь пересохшими горлом и ртом.
   Хотел выпить воды, но передумал. Понял, что вода успокоиться не поможет, нужно что-нибудь покрепче. Встал с походного ложа, зажёг, не с первого раза, руки от кошмара тряслись, свечу. В её неярком свете Пилипу стало немного легче. Откинул крышку своего походного винного погребца, сундучка с разрисованными стенками. Потянул оттуда за горлышко начатую бутылку, одновременно, подняв свечу высматривая чарку. Наконец обнаружил её под своей же кроватью. Грузно, будто старик, сел на ложе поставил подсвечник на ларец у изголовья, уже было намерился щедро плеснуть, когда обратил внимание, что достал из сундучка бутылку с "иезуитским" вином. Отбросил её как ядовитую змею, от чего бутылка, ударившись о сундучок, где до этого хранилась, разбилась, и её драгоценное содержимое вылилось на ковёр, устилавший землю в шатре.
   "Господи! Да что ж это такое! Чуть сам себя не убил. Боженька, за что ж ты, всеблагий и милосердный меня наказываешь?"
   Ох, мало походило реальное бытие в должности наказного гетмана на прежние грёзы Пилипа. Совсем, если честно говорить, не было похоже. В который раз он начал сетовать по этому поводу про себя. А ведь какие грандиозные усилия он приложил к получению заветной булавы, сколько денег на угощение казаков, подкуп старшин потратил. А уж как он радовался, что удалось, в самый последний момент опередить уже потянувшегося к булаве старого врага, Васюринского! Тогда он прикидывал, удастся ли отправить характерника в ад (где ему и место!) до прибытия в Черкасск, или придётся отложить это приятное дело на путь от Дона до Персии.
   "Господи, ты, Боже мой, каким я наивным мечтателем был. Да чтоб его в ад загнать полк святых во главе с кем-то из апостолов нужен. Или, лучше, архангелов. Пусть не архистратигом Михаилом, а, например, Гавриилом. Иначе, при такой-то поддержке нечистой силы, он скорее меня с этого света сживёт. Семь покушений и ни одной раны. Зато из покушавшихся при мне никого не осталось. Все сгинули. Если не во время покушения, то, как Юзеф, позже. Иисусе сладчайший, помоги своему верному рабу! Пошли смерть этому колдуну проклятому, сковородка в аду для которого, наверное, давным-давно перекалилась. Инвентаря для пыток, конечно, у чертей хватает, но он же твоему делу на Земле мешает!"
   Всё в этом походе, где Пилип впервые был главным, пошло наперекосяк. Казаки, избравшие гетманом его, Пилипа, слушались с куда большей охотой проклятого колдуна. И было понятно, прикажи гетман казнить характерника, большинство запорожцев этому воспротивится. Скорее они своего наказного гетмана по навету знаменитого куренного повесят. Или, не дай Бог, в Днепр в мешке бросят.
   От этой мысли у него по коже побежали мурашки, будто холодная днепровская вода уже сомкнулась над его головой. Пилип встал и достал из погребка бутылку токайского, отсёк её горлышко ударом сабли и вылил прямо себе в горло сразу половину содержимого. Облив при этом лицо и одежду, и не почувствовав ни изысканного аромата, ни великолепного букета дорогого вина. Не оказало вино на него и пьянящего, успокаивающего действия. Взвинченные нервы требовали чего-то более серьёзного, чем лёгкое вино, а должность гетмана употреблять одурманивающее в походе не позволяла. Тяжела не только шапка Мономаха, но и гетманская булава.
   Успокоиться Пилип смог только к утру, да и то, чисто внешне. Сменил одежду, негоже гетману в залитой вином ходить, казаки не поймут. Это только простым казакам пить вино в неумеренных количествах позволялось. Да и то, сугубо в мирной обстановке. За пьянку в походе могли и казнить. Старшине же и в мирное время злоупотреблять спиртным было негоже и предосудительно, напиваться они имели возможность нечасто.
   "Да чего это я так всполошился? Подумаешь, кошмарный сон несколько ночей подряд приснился. Кто сказал, что сон вещий? С Божьей помощью и не такие трудности преодолеть можно. Кстати, Днепр от нас теперь далеко и с каждым днём будет отдаляться всё дальше".
  
   * * *
  
   Иван добрался до Черкасска к ночи того же дня, когда днём в него прибыл табор запорожцев. Удивившись про себя такой медлительности товарищей, оставил прояснение этой странности на потом. Сначала стоило поспешить к Татарину, что бы объясниться лично. Не было причин сомневаться, что друзья-характерники уже рассказали о причинах, вызвавших такой массовый приезд их и сечевой старшины на Дон. Однако, по обычаям, да и по старой их с Михаилом дружбе, первым делом он отправился к атаману Татаринову сам.
   Не смотря на позднее время, горница Татаринова была полна людей. Встретил его Михаил, как и полагается встречать боевого товарища. Вышел из-за стола, за которым сидел в компании старшины, не только донской, но и запорожской. Иван успел заметить там Хмеля (надо же, великий полководец!), Гуню, Остряницу, Кривоноса. У стены, на лавке, примостились несколько молодых парней, допущенных на совет, так сказать, условно, Богуна, Сирка, Гладия.
   Друзья обнялись и расцеловались. Иван, пользуясь случаем, шепнул Татарину на ухо: - Лишних ушей в горнице нет?
   Тот состроил недовольную мину, но отрицательно мотнул головой. Иван расценил эту пантомиму, как свидетельство наличия этих самых "лишних ушей".
   - Садись Вань, мы уже всё обговорили. Жена, Анна Тимофеевна, дорогой гость в доме! - вторую фразу атаман прокричал, повернувшись к углу возле печки. Там был проход в другую комнату избы.
   Почти сразу оттуда вышла молодая, стройная и красивая брюнетка, супруга грозного атамана. Знавший её Иван, не медля, поклонился хозяйке дома. Она его узнала и, улыбнувшись, поклонилась в ответ.
   - Здравствуй Иван, сейчас подам тебе что-нибудь поесть с дороги. Иди, сполосни пока руки.
   Иван вздохнул, и пошёл обратно во двор. Уж если Анна Тимофеевна сказала, что надо мыть руки, стоило немедленно это сделать. Захваченная несколько лет назад в плен молодая черкешенка быстро сама пленила своего хозяина, атамана Татаринова, и, после крещения, стала его женой и истинной хозяйкой в доме.
   Пока Иван умывался во дворе, сливала на руки ему рабыня-полонянка, из дверей избы потянулись старшины. Наскоро вытерев руки, он накинул снятый жупан и подошёл к калитке, попрощаться с уходящими. Большинство из них он знал, со многими участвовал в походах. И ему хотелось расспросить о попаданце, которого он ожидал увидеть среди совещающихся. Весть, что со здоровьем у Аркадия большие проблемы, его расстроила и взволновала. Он и сам не ожидал, НАСКОЛЬКО будет опечален этим. Характерники решили дать Москалю-чародею отдых, путём погружения его в сон. Одна из ран попаданца загноилась, справится с этим, пока не удавалось. Поэтому известие о татарском нападении на табор Иван пропустил мимо ушей. Отбились без больших потерь, ну и ладно.
   С последним гостем, Трясилой, вышел во двор Михаил. Постояли у калитки втроём, покурили, обмениваясь короткими фразами. Сами понимаете, о ком.
   - Ну ты, Иван, даёшь (пых), - сосредоточившийся, вроде бы на дыме из своей трубки, Трясило, имевший огромный авторитет и в Сечи и на Дону, бросил короткий, острый взгляд на Васюринского. - От кого угодно подобных выбрыков ожидал, только не от тебя. Ты сам-то понимаешь, что никогда наша жизнь такой, как прежде не будет?
   Иван немного растерялся. А что тут отвечать? Ясное дело, после рассказов Аркадия делать то, что делал бы без знаний полученных от попаданца, никто не будет. Уж очень страшные вещи довелось услышать. Страшные и обидные. О погибели половины защищаемых тобой людей, о страшном перерождении и гибели царей, на которых, чего скрывать, иногда надеялся. И о предательстве многих храбрых и умных товарищей, с которыми делил один окоп или скамью на чайке. Поэтому Иван ограничился пожатием плеч.
   - Да... (пых) у нас, на Дону, вести, что разговаривавшие с ним ребята рассказали, тоже... (пых-пых) всех кто их удостоен слышать, в недоумение привели. Рас-ка-за-чи-ва-ние. Жуть. И служба последним Романовым в ... эээ ... как собак сторожевых. Тьфу! Неужели это все, правда?
   Вопрос был их разряда риторических, Михаил прекрасно знал о многих возможностях характерников вообще и своего друга, в частности. Способность определить, правду ли говорит ему человек, была у нескольких человек. Не говоря уже о возможности подавить волю, и заставить говорить правду. Однако Иван посчитал необходимым ответить.
   - Михайла, ты же знаешь, что без совершенной уверенности я бы шум поднимать не стал. Побоялся бы опозориться. Мало чего в жизни боюсь, но предстать перед своими казаками легковерным дурнем...
   - Но очень...
   - Знаю! - перебил друга Иван. - В такое без серьёзных доказательств не поверишь. Есть у него такие доказательства. И не одно.
   - Да мало ли чего наговорить можно...
   Васюринский довольно оскалился.
   - Наговорить, говоришь? Это, конечно, (пых) правда. Наговорить много чего можно. И про десять бочек арестантов, и про собакоголовых людей (пых). А пистолет наговорить можно?
   - Что? - атаман, безусловно, понял смысл слова, сказанного куренным, не смотря на непривычную его форму. Но связать с темой беседы не смог. - При чём здесь пистоль?
   Ответить Иван не успел. С крыльца раздался призыв: - Михайло! Иван! Идите вечерять.
   Пришлось друзьям прощаться с бывшим гетманом.
   - Подождите до завтра, пане гетмане, узнаете ещё много интересного. Аркадий умеет удивлять.
   А друзья пошли в избу, где Васюринскому предстояло оправдываться. Ведь именно он передал просьбу пяти авторитетнейшим атаманам резко ограничить количество посвящённых в историю Аркадия. Следовательно, тому же Татаринову пришлось придумывать срочные задания для нескольких ненадёжных атаманов и есаулов. Слишком болтливых, подозреваемых в излишних симпатиях к Москве, чересчур любящих деньги. И начать оправдываться за уничтожение турецкого посольства в Москву. Поступок с трудом укладывался в понятия пиратского братства.
  
   * * *
  
   Утром нахлынули привычные обязанности командира. В связи с прибытием в Черкасск, Пилип провёл несколько встреч с донскими атаманами. Их планы по взятию Азова его мало волновали и, скорее противоречили интересам ордена, к которому он тайно принадлежал. Обретя морскую крепость, схизматики бы усилились, что затруднило бы приведение их под власть понтифика, не позволило бы быстро спасти их души, пребывавшие во тьме заблуждений. Ему очень не понравились взгляды, которые атаманы бросали на него, когда он заявлял, что его войско в подобных делах участвовать не будет, а пойдёт дальше, в Персию.
   Что-то в этом было нечисто, непонятно. Как и многое в коротком, пока, походе. И прибытие к Васюринскому, сначала одного молодого колдуна, потом целой кучи характерников и старшин, не желающих объясниться с ведущим войско наказным гетманом. Потом странное, трудно объяснимое поведение татар, осмелившихся атаковать более сильного врага. Теперь, вот, удивлённые взгляды донских атаманов, явно ожидавших от него другой реакции.
   "Уж не было ли между ними и частью запорожской старшины предварительного сговора? Тогда понятно их удивление. Видимо Васюринский будет настаивать на перенацеливании похода, с Персии на Азов. Придётся всерьёз с ним побороться, чтоб этого не допустить. И, воистину интригами нечистой силы, мне некого послать в конгрегацию к святым отцам".
   Пилип догадывался, что в отряде есть и другие иезуиты, не могли святые отцы не подстраховаться, не приставить к нему тайных соглядателей. Да как их обнаружишь? Эти мысли ещё больше ухудшили настроение гетмана, подняв плохие предчувствия до невиданной высоты. Можно похрабриться про себя, но в случае публичного предложения донцов запорожцам идти вместе на Азов, не надо было гадать, согласятся ли гайдамаки на это. Если не удастся ему, и только ему, больше некому, найти аргументы изменить настроение толпы, все пойдут на Азов.
   По дороге на общевойсковой круг, на который были приглашены и все запорожцы, Пилип придумал, как подорвать авторитет Васюринского.
   "Надо распустить слух, что он живёт с молодым колдуном, как с женой. Не случайно его дружка Охрима на таком поймали. Эх, как жаль, что нельзя сделать это сейчас! Все верные люди сгинули, впрямую поручить такое некому. Придётся самому, намёками расстараться".
  
   * * *
  
   Большой сход донского казачества начался так, как и предполагал Пилип. Была краткая молитва, были речи о необходимости защитить православный народ от лютого ворога, были жалобы на тяжесть положения, как казаков, так и всех православных. Конечно же, были и обещания большой добычи в Азове и великих выгодах от его приобретения. Будто обещающие всерьёз верили, что им удастся не просто пограбить богатый город, что из-за его мощных укреплений было весьма сомнительным. Нет, к удивлению Пилипа донские атаманы всерьёз рассуждали о великих выгодах морской торговли.
   "С ума они все посходили с голодухи, что ли? Какая морская торговля? Да узнав о потере важного города, султан сюда такое войско пришлёт, что оно всех здесь сапогами затопчет, им и оружие доставать не придётся".
   Однако казаков заведомая бессмысленность и предельная смертоносность войны с огромным и воинственным государством не встревожила. Наоборот, к огорчению Пилипа, чёртовы гайдамаки обрадовались! Взятие Азова, по его прикидкам, было невероятно трудной, но возможной задачей. Уж очень сильна была крепость, велик и храбр её гарнизон, огромно его преимущество в артиллерии.
   "Дурачьё безмозглое! Рвутся пограбить, а задуматься о будущем им мозгов не хватает! Навлекут на себя гнев султана, он их жалкую кучку одним взмахом царственной руки сметёт. Большой страны-то за их спиной нет. Хм... нет ли? Или это византийской выучки схизматики из Москвы затеяли. Если они серьёзную помощь сюда пришлют, то и султану здесь нелегко придётся. Польские гоноровые дураки, видя успех казаков, могут сами возжелать к морю пробиться. Вместо того души своих хлопов-схизматиков к истинной вере приобщать. Надо срочно вмешаться и не допустить такого безобразия любой ценой!"
   И гетман ринулся в бой. Предав родину и боевых товарищей своим тайным переходом в католичество, он отнюдь не перестал быть храбрецом. Трус гетманом или атаманом у казаков в те времена стать не мог. Иезуиты, заплетшие его мозги, соблазнившие призрачными перспективами, могли бы гордиться своей работой. Пилип сражался за их интересы, как он их понимал, подобно льву. Не колеблясь, поставил на кон свою жизнь, желая не допустить присоединения запорожцев к донцам.
  
   * * *
  
   Море человеческих голов волновалось на площади перед церковью. Хотя, хм, несколько тысяч человек могли изображать море очень условно. Да и на озеро они не очень-то тянули. Невдалеке от паперти церквушки, на которой расположилась старшина донцов, стояла группа запорожцев во главе с наказным гетманом. Человек сто-сто пятьдесят, остальные рассыпались по площади среди донцов. Друзей-приятелей здесь не имели только совсем зелёные сечевики.
   После краткой молитвы, кстати, без попа, атаманы уверенно взяли ведение круга Донского войска в свои руки. Причину такого многочисленного для казаков сбора знали все. Готовилось мероприятие ещё с осени, азовцев ненавидели, на редкость дружно, все казаки. Город людоловов и работорговцев был для донцов главным врагом.
   А тут ещё год выдался на редкость тяжёлый. В прошлом, 7145 году царь Михаил не прислал жалованья казакам. Хлеба на Дону не сеяли (под страхом смертной казни), на данный момент его здесь просто не было. Награбленное уже проели, голода подобного новгородскому или поволжскому не было только из-за благодатности Придонья. Выручала охота и, особенно, рыбалка. Однако и самых неприхотливых диета из рыбы в разных видах, да ещё при недостатке соли, допекла сильнейшим образом.
   Поэтому ожидаемый всеми призыв идти на Азов встретили дружным и очень громким одобрением. Так же положительно было принято приглашение запорожцам присоединиться к святому (и, потенциально, очень выгодному) делу. Тем более неожиданным диссонансом прозвучал отказ гетмана.
   - Благодарю за честь, но лыцарское собрание в Сечи послало нас в Персию. И нам самим не пристало менять цель похода. Наш табор пойдёт на помощь шаху, воюющему с нашим общим врагом, султаном. От такого похода и вам польза немалая будет. Не сможет поганый султан прислать осаждённому Азову помощь.
   Неожиданный для простых казаков отказ вызвал в толпе недовольный гул и свист, сначала редкий, но быстро нарастающий. Толпа забурлила. И не ожидавший быстрой победы Пилип продолжил.
   - Панове, мы ж на майдане в Сечи уже всё решили. Собрание лыцарей нас поддержало, деньги нам на поход выделило. Разве можно против воли всех сечевиков выступать?
   Раздавшиеся из толпы ответы, если их очистить от прямых оскорблений гетмана и ругани вообще (являющейся, зачастую, связующим звеном в предложениях) сводился к единодушному "Да!". Сечевики считали, что изменить цель похода не только можно, но и нужно.
   - Хлопцы, мы в самые богатые места мира идём! Шах нас золотом осыплет за помощь! Зачем вам свои жизни зря класть под неприступными стенами Азова? В Персии намного больше получим! - пытался сыграть на пристрастии казаков к богатой добыче гетман.
   Запорожцы, тем временем, протискивались к паперти. Вскоре их возле гетмана собралось более двух тысяч. К бойцам, пришедшим с табором (обслуга права голоса не имела, работяги не считались лыцарями) присоединились запорожцы, жившие на Дону. И реакция казаков была очень бурной и агрессивной. Надежда гетмана уговорить казаков идти в Персию оказалась призрачной и ошибочной. Ему не дали говорить. Любое его слово встречалось рёвом, свистом и обиднейшими оскорблениями. В подобной обстановке ни о каких уговорах или убеждениях не стоило и мечтать. Васюринский, предвидевший такой оборот дела, проинструктировал своих людей соответствующим образом.
   Пилип пытался бороться. Но с ужасом обнаружил, что даже его личная сотня не спешит на его защиту. Кое-кто из тех, кого он считал верными своими сторонниками, орали и свистели, требуя его отстранения. Побледневший гетман осознал, что не сможет не то что уговорить казаков идти в Персию, а даже произнести речь в свою защиту. Переоценка собственных сил могла стоить ему жизни. Не выспавшийся и перенервничавший Пилип запаниковал.
   Стоявший в толпе напротив его Васюринский уловил момент.
   - Что, шляхетская морда (вообще-то, сам Васюринский был шляхтичём из более древнего рода, чем Пилип), нечего простым казакам сказать? Смотри не обделайся со страху.
   Умел говорить опытный политик Иван. Хоть и рядом они стояли, не должен был, вроде бы, Пилип его услышать в гаме площади. Однако услышал. И хоть сам был политиком не из последних, не выдержал ехидной ухмылки и обидных слов. Сорвался и заорал тонким тенором, хотя обычно разговаривал баритоном.
   - Мо-о-олчать!!! Всем замолчать!! Вы кого, быдло, оскорбляете! Я ж ваш гетман!
   Вполне успешно глушившие последние попытки гетмана объяснить свою позицию, на этот раз казаки его услышали. Не все, естественно, но многие. От чего гул на площади существенно стих.
   Сильно погорячился Пилип. Можно сказать, фатально. Говорить ТАКОЕ казакам безопасно, если вы уверены, что они добротно связаны, а у вас есть в руках убойно-огнестрельный аргумент. Они своё "лыцарство" воспринимали без всяких шуток, обзывать их быдлом было опрометчиво в крайней степени.
   Васюринский смог воспользоваться относительной тишиной для произнесения своей речи.
   - Товарищи! Можем ли мы ходить в бой под командой человека, который нас быдлом обзывает?!
   Кто бы сомневался, что все дружно ответят "Нет!!!"?
   - Хлопцы! Нужен ли нам гетман, не желающий помочь братьям в святом дел?
   - Нет, не нужен!!! - дружно заорали все. И, уже в разнобой, стали предлагать варианты дальнейшей гетманской судьбы. В подавляющем большинстве, совершенно нецензурно. Услышь эти предложения султан, казни возле его дворца в Стамбуле сильно разнообразились бы.
   Васюринский выждал несколько минут, он знал, что всё время пребывания в Черкасске запорожцев интенсивно обрабатывали, агитируя идти на Азов. Учитывая сильнейшую ненависть их к людоловам и работорговцам, агитация оказалась очень эффективной. Особенно, в связи с возможной добычей в этом богатейшем городе. Пилип, своим подчёркиванием собственного шляхетского происхождения, попугайскими нарядами, не принятыми у сечевиков в походах, подчёркиванием своего верховенства, за несколько дней успел настроить против себя многих. Васюринский, с помощью своих соратников смог акцентировать внимание многих казаков на недостатках гетмана. Теперь куренной мог воспользоваться победой над старым и опасным врагом. Никаких моральных сомнений у него не возникло.
  
   * * *
  
   Проклятое, ненавистное наказному гетману быдло бесновалось вокруг со всех сторон, что-то вопело, визжало и свистело, но Пилип его не слышал. Совсем. Ему было не до них. Как безразличны были ему их крики, так не волновали перекошенные от злобы рожи. Незнакомый казак, весь в конопушках, хотя зима до недавних пор вела арьергардные бои с наступавшей весной, злобно скалил зубы. Рядом орал, аж слюна летела, смуглый как цыган плохо бритый тощий и длинный казарлюга, вроде бы знакомый. Потом бросился в глаза, и здесь от него покоя нет, свистящий сразу в четыре пальца, от натуги глаза выпучились, Юхим Срачкороб. На этого человека не реагировать было невозможно. Даже в этих страшных обстоятельствах, Пилип ощутил тяжесть в кишках. Гетман пожалел, что недавно выступал за прощение Срачкороба.
   "Нет предела человеческой неблагодарности!" - окончательно осознал Пилип. От этого болезненно защемило его сердце. Он понял, что погрязшие в грехах казаки обречены на вечные адские муки. Именно обречены, нет им спасения.
   И вспомнил надоедливый сон. Призабытый из-за бурных событий казачьего круга.
   "Господи, Боже мой, спаси от позорной казни! Не допусти такой несправедливости. А я тебе свечку поставлю, в десять, нет, в двадцать пудов! Кто же это быдло к истинной вере приводить будет?!"
   Но молчали небеса. Не явился на помощь погибающему гетману ангел с огненным мечом. Не перевели в шутку своё злое намерение казаки. Пилипов взгляд давно, сам собой, прикипел к большому дерюжному мешку, к которому его, вывернув до боли руки, тащили. Держал мешок, конечно же, разодевшийся как на важный праздник, проклятый колдун Васюринский. Старый враг, будто охраняемый нечистой силой от него, верного слуги Господа. Растянув горло мешка пошире, характерник ехидно ухмылялся, глядя на своего наказного гетмана. Бессовестные гайдамаки воткнули Пилипа, ещё час назад имевшего право распоряжаться их жизнями по своему усмотрению, в мешок, как свиную тушу.
   - Пшепрашам пана гетмана в достойное его место! - услышал таки Пилип слова своего врага, в момент предпоследнего акта своей казни.
   "Боженька, яви свою милость! Покарай нечестивцев, вознамерившихся казнить лютой смертью меня, твоего преданного раба! Я ради тебя всю Украину кровью залью! Только спаси!"
   Не спешил господь на помощь верному слуге католической церкви. Не церемонясь, казаки приподняли его, чтоб засунуть жертву в него полностью. То, что их недавний командир оказался там вниз головой, их не смутило не в малейшей степени. Как не тронул их и его вскрик от боли. Со злорадными комментариями они завязали горло мешка верёвкой и, не задумываясь об ощущениях казнимого, поволокли мешок по земле. К реке, куда же ещё?
   "Да спаси же меня, Господи! Ведь утопят, действительно утопят! Как в том сне, утопят!"
   Заныли новые ушибы и старые раны, острая боль пронзила всё тело от вывихнутого при сдирании перстня среднего пальца правой руки. Пилип осознал, наконец, что чуда спасения его из лап взбесившихся казаков не будет, тоскливо завыл. Настолько громко, что был услышан всеми в шумной толпе. Но никакой жалости казаки, жаждавшие казнить как можно более позорно своего недавнего командира, не испытали. Ещё веселее и радостнее закричали, залихватски засвистели, энергичнее поволокли мешок с казнимым. Пилипу показалось, что тащили его нарочно по кочкам, не забывая награждать пинками.
   Наконец-то это сумасшествие прекратилось. Но, не от наполнения казацких душ добротой или милосердием. Они подняли мешок с кочек, раскачали его, и бросили. Несколько мгновений, пока мешок летел, Пилип надеялся, что в последний момент они передумали и бросили мешок на песок. Пошутили. Пусть по дурацки, что с быдла возьмёшь, но передумали казнить своего гетмана. Однако мешок плюхнулся в холодную воду и быстро, почти мгновенно, дерюга от воды не защищала, вода вытеснила из него воздух. Пилип стал захлёбываться. Холодна оказалась водица донская, беспощадна. И привиделись в последний миг своей жизни Пилипу совсем не ангелы, а готовые тащить его грешную душу в ад, черти. Даже закричать не смог он, не дано это людям в воде. А на лишний бульк никто внимания не обратил.
   Так, в горестном недоумении и умер талантливый политик. Ох, сколько таких сейчас, как в Малороссии, так и в Великороссии. Не то, что Дон, Енисей перекрыть можно. Правда, плотина получится ненадёжная, как продажные её составляющие. Злые были времена, негуманные, не то, что наши, с широким распространением общечеловеческих ценностей. И гаагского трибунала ещё не было даже в планах, а цивилизованные голландцы славились не толерантностью, а беспощадной резнёй католиков. Если за них выкуп получить нельзя было.
   4 глава.
  
   Судьбы мира.
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   Вопреки обычаям, важнейшее для Дона собрание получилось "выездным". Посоветовавшись накануне, Васюринский и Татаринов решили провести его как приём друзей Ивана. Так и у атаманов, не попавших на это судьбоносное мероприятие, в случае чего, не было формального повода обратиться к кругу. Куренной Васюринский был вправе приглашать или не приглашать кого угодно. Вызвать его на дуэль вряд ли многие захотят, даже из самых храбрейших. Впрочем, сомнительных атаманов Татаринов уже разослал с важными поручениями.
   Ради приёма важных гостей Иван заказал у таборных кухарей побольше вкуснятины. За счёт таборной казны. Благо Пилип своё гетманское вето наложить на такие расходы уже не мог. А новый наказной гетман, Тарас Федорович, иначе Трясило, проведению собрания всячески способствовал, и угостить своих донских друзей был рад.
   Собрались предводители казачьи на правом берегу Дона, через часа три, после общего круга. Поход на Азов был единодушно, после торжественного утопления прежнего гетмана, утверждён. Казаки весело, хотя нельзя сказать, что роскошно, отмечали такое решение. Сбор всей верхушки в стороне никого не удивил. Ясное дело, им надо было обговорить подробности похода без лишних ушей, которых, к сожалению, на Дону хватало. Казаки в Азове и азовчане в Черкасске имели немало агентов.
   Казаки из васюринского куреня расставили столы и лавки (предоставленные Татариновым), разнесли старшине галушки, вареники и лёгкое, не туманящее голову вино. После чего, удалились, занявшись патрулированием вокруг почтенного собрания на некотором отдалении. Хозяин мероприятия встал и, медленно, тщательно обдумывая каждое слово, обратился к собравшимся.
   - Братья казаки, товарищи боевые. Сегодня мы будем решать самое важное дело нашей жизни. Многие уже знают, остальных уведомляю, не только и не столько о походе на Азов пойдёт сегодня речь. Мелочь несущественная Азов, по сравнению с тем, что нам надо обсудить (среди ещё не знавших о попаданце атаманов пошёл лёгкий гул). Да-да, мелочь. Мы будем решать, здесь и сейчас, долю казаков, судьбу всего русского народа... да и будущее всего мира.
   Некоторые атаманы захлопали глазами, кое-кто завертел головой.
   - Не подумайте плохого, я не сошёл с ума. Дело в том, что несколько дней назад я встретил... хм... выручил из татарского полона человека. Не лыбься, Потап, нечего на брата смотреть, и ты, Мурка, прежде чем пальцем у виска крутить, дослушай. Сам знаю, что всем вам доводилось выручать из полона людей, да не один раз. Для того мы здесь, в степи живём. Человек-то оказался необыкновенным. Не из нашего мира, проще говоря, человек.
   - Как это, не из нашего мира? А из какого? Из рая, что ль, свалился? Или из ада, по чертячьему недосмотру, вылез? - выразил общее недоумение Осип Петров, старший из присутствовавших на совете братьев.
   - Не, в раю или аду он ещё не бывал. Он выпал из будущих времён.
   До рождения Уэллса, придумавшего машину времени, или Самуэля Клементса (Марка Твена), первым, насколько мне известно, отправившего человека в прошлое, человечеству предстояло развиваться ещё не одно столетие. Ивана просто не поняли. По недоумённому виду неосведомлённых ранее атаманов он понял, что одних слов здесь будет недостаточно.
   - О том, кто такие характерники помните?
   Все присутствующие подтвердили, что, да, помнят.
   - То, что мы умеем определять, врёт человек, или нет, знаете?
   Естественно, все об этом, и ещё о многом другом, что говорили о характерниках (ох, много чего плели...), все слышали.
   - Так вот, его проверяли все характерники. ВСЕ. И никто не обнаружил в его речах вранья. Думается, если взять тебя, Репка, не дёргайся, это я так, иносказательно, или кого другого, то очень мало кто смог бы быть настолько честным. Поэтому за то, что он рассказывает о НАШЕМ возможном будущем, мы ручаемся. Все слышали? Если кто будет сомневаться, он обвинит во вранье ВСЕХ характерников. Я понятно выразился?
   Иван помолчал немного, давая возможность старшине обдумать сказанное, перекинуться парой слов с соседями. Аркадий должен был рассказывать удивительные, страшные и обидные вещи, надо было максимально защитить его от обвинений во лжи. Связываться с характерниками не захочет ни один, самый храбрый и бесшабашный казак.
   - Ну, а теперь слушайте самого, как он говорит попаданца, Москаля-чародея. Выходи Аркадий, покажись людям.
   Аркадию приходилось выступать на многих собраниях и совещаниях. В школе, ВУЗе, армии. Но нигде он не испытывал и отдалённо такого же сильного волнения, как сейчас. С немалым трудом он собрался с силами и... сам заткнул себе рот. Сдуру, он чуть было не повторил глупость Пилипа, начав обращение со слова "мужики". Удержался в последний момент, сообразив, что для них оно будет жесточайшим оскорблением.
   - Эээ... Панове. Уж простите меня за неловкость, но многие из вас известны, знамениты, и через четыреста лет. Вот, например, Хмельницкий, Татаринов, Сирко... Да и многие другие. Собственно, некоторых попросил пригласить я, потому что помню, что в моём мире, в грядущие тяжелейшие времена они не запятнали себя ничем стыдным (не совсем, если честно, но... каши маслом не испортишь).
   Казаки, услышав такую похвалу, приободрились, горделиво расправили плечи, дружно начали высматривать неведомого им Сирка. Татаринова и Хмельницкого и без того знали почти все, личностями они были широко известными в обоих войсках.
   - Вот, чтобы предотвратить грядущие страшные беды, во время которых в моём мире погибли тысячи и тысячи казаков, я обращаюсь к вам.
   По сидящим, будто холодный ветер с горных ледников пронёсся. К гибели боевых товарищей они все, даже молодёжь, привыкли, но тысячи и тысячи... Казаков в реальности было очень мало. Запорожских и донских вряд ли более тридцати тысяч вместе, а терекских и гребенских, так совсем немного.
   - Сразу скажу, Азов в моём мире казаки взяли. Взорвали стену, ворвались в город и перебили всех защитников. Ну, сами тоже немало потеряли во время первого, неудачного штурма, да и во время второго, успешного. Но как сказал Иван, не в Азове дело. Хотя взять его надо, если захотите прислушаться к моим словам, подскажу, что вспомню. Главное в другом. Я сейчас расскажу, что было с Россией в последующие, после взятия Азова время. За почти четыреста лет.
   Пересказывать лекцию по истории от Аркадия не буду. Все любители альт-истории реальную историю знают без меня. И, действительно, врать, чтоб привлечь на свою сторону казаков ему не понадобилось. Стоило только выбрать из неё эпизоды поярче. Идиотов среди приглашённых не было, но объяснять приходилось многое. Рассказ о том, что произойдёт, если казаки не захотят этому помешать (это подчеркивалось многократно), занял весь оставшийся день и вечер. Если бы не обезболивающие и укрепляющие средства от характерников, Аркадий ни за что не выдержал бы такой нагрузки. Три раза ему давали немного отдохнуть, а рассказывать, что запомнил из бесед с попаданцем, принимался Иван.
   Естественно, была и демонстрация вещей из будущего. Зажигалку с фонариком Аркадий решил широкой публике не демонстрировать. В последний момент пришла ему такая мысль, он предупредил об этом Ивана, тот возражать не стал. Зато при демонстрации ППШ он не пожалел целого рожка патронов, расстреливая выставленные в десятке метров чурбачки. Автоматический огонь казаков впечатлил больше, чем саамы страшные рассказы. По горящим их глазам было видно, что в воображении они уже расстреливают вражеские толпы из чего-то подобного. Но, узнав, сколь мала прицельная дальность ППШ, они не могли скрыть своего разочарования.
   - Да татарский лук, из самых слабых, и то дальше бьёт! - выразил общее настроение Наум Васильев.
   - Положим, эта игрушка тоже много дальше бьёт, другое дело попасть на большое расстояние из неё тяжело. Зато вблизи, например, при захвате турецкого корабля... представили? - улыбнулся Аркадий.
   О, они, конечно же, представили и минут пять обговаривали, чего б можно было наделать, если б у них было такое оружие. А ещё лучше, подальнобойнее, стреляющее, хотя б сажен на сто.
   - Есть, то есть... было...чёрт, запутался я во времени, в общем, будет у вас оружие стреляющее и на сто сажен, и на версту, и если пушки, на пять вёрст. Ясное дело, не завтра, да и не послезавтра, но будет. Если решитесь историю менять.
   В завершение оружейной темы, Аркадий торжественно преподнёс атаману Татаринову третий ТТ с двумя запасными магазинами и полусотней патронов россыпью. Вызвав тем самым, сильнейший приступ самой чёрной зависти среди остальных старшин. Оружие казаки любили до самозабвения. Подаренный пистолет был не только самым тщательным образом осмотрен, но и обнюхан и, может, Аркадию показалось, облизан.
   За инструктирование атамана обращению с новым оружием взялся Васюринский. Тут же Татаринов отстрелял восемь патронов по мишеням в метрах пятидесяти. Вот здесь казаки от невероятной, для того времени дальнобойности и точности пистолета пришли в восторг. В семнадцатом веке гарантированное попадание из пистоля обеспечивалось его прижиманием ко лбу жертвы. Да и то, количество осечек исчислялось десятками процентов у ударного кремнёвого замка. Частый выход из строя обесценивал хрупкий колесцовый затвор. Не могла их не восхищать и скорострельность ТТ. Под гул интенсивнейшего обсуждения татариновской обновки, Аркадий умудрился даже немного подремать, набираясь сил для продолжения разговоров о будущем.
   После оружия картинки в телефонах впечатлили казаков несравненно меньше. Несколько "возрастных", перешедших сорокалетний рубеж, старшин, их и рассмотреть толком не смогли из-за дальнозоркости. Очки для чтения, уже появившиеся в Европе, у наших предков тогда распространения ещё не получили. Однако, многие смогли полюбоваться на подружку Аркадия. Минимальность её одежды тоже вызвала диспут, хоть и кратковременный, но не менее бурный, чем оружейный вопрос.
   К ночи, вымотанный до предела Аркадий мог первую часть своего плана считать воплощённой в жизнь. Атаманы, полковники и есаулы с сотниками ему беззаговорочно поверили. Вне всяких характерницких угроз. И, у большинства, по крайней мере, желание изменить страшное будущее просматривалось безусловно.
   Не обошлось без досадного инцидента. Седой как лунь, со страшным шрамом на лице атаман Верига взбунтовался. Промолчав всё это время, он, посмотрев на не очень качественное изображения в мобильнике, начал свою пропагандистскую кампанию.
   - Братия, люди православные! Это ж посланец сатаны! Послан он, чтоб смутить наши чистые души, низвергнуть нас в гиену адскую! Не слушайте его! Изничтожьте бесовское отродье!
   Казаки были людьми, безусловно, верующими. Они даже позиционировали себя как самых главных защитников православия на юге Руси. Церковные иерархи не скрывали своего скепсиса по этому поводу, но сомнения придерживали при себе, не афишировали. Да и в огромных пожертвованиях своим церквям и монастырям, прослеживались и сугубо меркантильные интересы. Дожившие до старости казаки шли замаливать свои грехи в монастыри. Так сказать, пенсионная страховка.
   Вера верой, а вмешиваться в свои дела церковникам казаки никогда не позволяли. Попов даже никогда не брали в набеги, считалось, что поп на чайке - к несчастью. От неожиданной выходки Вериги все несколько растерялись. Неожиданный же защитник веры, увидев, что никто его поддерживать не спешит, выхватил свой пистоль, чтоб спасти души боевых товарищей самостоятельно. И ту же получил шесть пуль. Четыре пистольных, две пистолетных. Впрочем, пулю, выпущенную Татариновым, пришлось извлекать из руки есаула Фёдора Иванова. К счастью, ничего серьёзного там пуля не повредила, пробив насквозь тело Вериги, она застряла в мышце есаула.
   - И чтоб мы делали, если бы этот... нехороший человек не схватился за пистоль? - задумчиво спросил Аркадий. - Вот вам ещё один повод для изменения законов. Но об этом завтра.
   Как он добрался до своей кровати, Аркадий не запомнил. Скорее всего, его притащили сонного и уложили, сняв только обувь. И спал он эту ночь крепчайшим образом. Сны, в отличие от покойника Пилипа его не мучили.
  
   Трепещи Архимед!
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   Проснулся Аркадий ни свет, ни заря, хотя мог бы поспать подольше. Неловко повернулся во сне, а действие-то лекарств тю-тю, закончилось. Прощай неверный друг Морфей. Здравствуй утро, чтоб тебя!.. Ворочаться в постели в надежде найти удобное положение и поспать ещё, не стал. Уже убедился, что ничего хорошего из этого не получится. Шипя и вспоминая вполголоса разнообразные выражения и идиомы родного языка, для этого очень подходящего, вылез из постели, обулся и потащился на двор.
   Не смотря на раннее время, там было полно людей и все были заняты каким-то делом. Пришлось попаданцу, для облегчения мочевого пузыря обойти дом. Присмотревшись к занятию Васюринского и Татаринова, также явно не выспавшихся, он понял, что они заняты допросом. Причём, допрашиваемый, рыжий, светлокожий молодой парнишка был отнюдь не татарином.
   - Доброе утро всем! Иван, что случилось?
   - Не зараза, так понос! Вчера заметил, что у старого Митрохи глазки подозрительно бегали. Засомневался на его счёт, попросил своих пластунов присмотреть за его двором. А в самую темень среди ночи из его двора попытался вывести лошадь на поводу вот этот дурачок. И имя у него подходящее, Балда, сынок Митрохи. Хлопцы его тихонько захомутали и доставили ко мне. Я кликнул Татарина, всё же земли здесь войска Донского, самоуправничать (Татаринов хмыкнул) мне негоже. Поспрашали мы его, без жесточи, ласково, можно сказать. Он и всё нам выложил. Отзывчивый на ласку оказался. Выяснилось, что храбрый и верный защитник православия, атаман Митроха, которого никто в предательстве заподозрить не мог, давно азовскому паше обо всём в Черкасске тайком докладывает.
   - И что же теперь делать?
   - Ну, с этим посланником и его папашей сомнений никаких нет, раки в Дону за зиму сильно оголодали, подкормить надо. Да вот беда, там ещё жена, три девки и пацан малолетний в хате живут. Они тоже, не дай бог, могут знать. Придётся тогда грех на душу брать. Оставлять в живых осведомлённых о твоей тайне никак нельзя.
   Аркадий представил, как режут глотки детям, и ему поплохело. Впрочем, ненадолго. Боль в собственных ранах и ушибах быстро вытеснила сопереживание ни разу им, не виденным девушкам и пацану. Здесь как раз подошли трое характерников и предложили ему полечиться, к великому его облегчению.
   Вторую часть совещания начали с обеда. Опять и сытного и вкусного. После чего Аркадий встал.
   - Ну, люди добрые (?), чего надумали? Оставим всё как есть, или менять под себя будем?
   Казаки дружно, хоть и вразнобой заверили его, что намерены менять плохую судьбинушку.
   - Если хотите изменить печальную участь для своих детей и потомков, то вам надо строить государство. Живя вот, как вы сейчас живёте, никого вам от сильного врага не защитить. Слишком уж вас мало, да и прокормить вы себя не можете. На вас и походом идти не обязательно. Перекрыть доступ сюда хлеба и вам конец. Сами перемрёте. Это-то вам понятно?
   На сей раз, гул одобрения был откровенно жидковат. Отказываться от своих обычаев казаки не рвались. Но послушать, что скажет пришелец из будущего, всем хотелось.
   - Понимаю, от обычаев отказываться вам - нож острый. Только вот если царь-батюшка по неизбывной своей доброте не пришлёт вам хлебушка и в этом году, многие из вас до следующего года доживут? Приедут татары осенью и плетями погонят выживших в полон. Так? - сгустил краски Аркадий.
   Ответом стало молчание. Соглашаться было стыдно, а спорить... голодно было на Дону. И на урожай надеяться не приходилось. От татар-то, попрятались бы, не в первый раз такие напасти случались. Да обидно прятаться, если силу в себе чуешь.
   - Ну, что ж, молчание - знак согласия. Значит позарез необходимо посеять здесь уже в этом году. Что-нибудь скороспелое, не мне, горожанину вас учить. Наверняка есть здесь люди, не забывшие крестьянский труд. Но и вашу опаску от нашествия помещиков я понимаю. Пока мы слабые, можно разрешить сеять на юге, где велика опасность татарских набегов. Туда добровольно никакой помещик не полезет. За свою шкуру побоится. Вон, на Запорожье, сеют хлебушек и ничего, не лезут проклятые паны под татарские арканы.
   Аркадий сделал небольшую паузу, давая возможность казакам обговорить сказанное им. При всей революционности, его предложения, всерьёз жизнь большинства казаков от них не менялась бы.
   - Но много посеять вы в любом случае в этом году не сможете. Мало вас. Иначе, с чего б такие сильные воины как вы по камышам от татар прятались?
   - А мы не прячемся! - с обидой откликнулся сотник Мурка, приглашённый по воспоминанию Аркадия о его героической смерти.
   - Сейчас, да, не прячетесь. Только расспроси опытных казаков, нет среди них таких, которым не доводилось бы прятаться. Значит, первостепенное дело - увеличить здесь население.
   - Откуда же мы людей возьмём?
   - Будем брать ото всюду, откуда удастся. Главное, чтоб они не были мусульманами, иначе, рано или поздно, перекинутся к нашему самому опасному врагу, турецкому султану. И нельзя брать католиков. Нам ещё не раз воевать с империей и поляками. Когда опасность нашему государству ослабнет, запреты эти можно будет отменить или ослабить.
   - А про жидов ты забыл?
   Аркадий вздохнул и собрался с силами. Он помнил, какую страшную резню евреям устроили крестьяне и казаки во время хмельниччины.
   - Трудный вопрос. Знаю, то, что вытворяют сейчас ростовщики и арендаторы в Малороссии, прощать нельзя. Посему, как только освободим те земли, всех их на виселицу, а имущество в казну. На общее казацкое дело.
   Вот этот тезис вызвал всеобщее одобрение.
   - А остальных жидов, что, миловать? - выкрикнул какой-то незнакомый Аркадию сичевик.
   - За что их, ремесленников, например, миловать? Чем они провинились?
   - Как чем?!! Они же жиды!
   - Ага, вон пан Вишневецкий, или Потоцкий, нашей, кстати, русской крови, вытворяют с хлопами такое, что вспоминать страшно. Так, ты, тоже ведь, русской крови, в его преступлениях виноват?
   - Яаа...Ви...но... я не пан! - забуксовал и не смог толком ответить на выпад казак. Идея, что он может нести, хоть какую-то ответственность за страшные преступления Вишневецкого на короткое время ввела сичевика в ступор.
   - Так и жид-сапожник, или, там, булочник, тоже не арендаторы. И детишки у них, нередко голодают. Давайте отделять овец от козлищ, как нам Бог велел. Ростовщиков, арендаторов, раввинов их оправдывающих, будем отправлять в ад, где их давно ждут. Остальные, прежде всего их умелые руки, нам самим нужны. Уж очень этих мастеров нам здесь не хватает. Казачьи-то руки больше к сабле и пищали привычны. Ну, ещё к веслу и узде. А работать, кто будет? Может, кто из атаманов желает бросить воинское дело и заняться шитьём сапог?
   Никто из старшин таким соблазнительным предложением воспользоваться не поспешил. Но недовольный гул было трудно не заметить. Аркадий добавил последний свой аргумент.
   - Я много читал книг по истории. Так вот, довелось мне заметить одну особенность. Те страны, которые изгнали евреев со своей земли, рано или поздно начинали стремительно загнивать. А у нас и страны-то пока нет. Но, ясное дело, давать волю ростовщикам и арендаторам нельзя. Издадим один закон для всех казачьих земель: "Евреям у нас, под страхом смертной казни запрещено давать деньги в рост, или брать землю в аренду.
   - Да враги они самые лютые! Резать их без пощады, чтоб и на развод не оставалось! - заорал, брызгая слюной цыганистого вида, с золотой серьгой в ухе, донской казак.
   - Лютей татар и турок? И польских панов? Особенно здесь, на Дону. Давайте лучше о самом важном поговорим. О власти.
   Аркадий помолчал, осматривая сидящих перед ним людей. Именно они и были властью на казачьем юге. По крайней мере, значительной её частью. И поставленный им вопрос заинтересовал их куда больше еврейского.
   - В большинстве стран мира сейчас монархия, то есть наследственная единоличная власть, кое-где, правда, ограниченная. Для Московского государства или Испании такая власть естественна, значит, правильна. Но здесь, среди вольных казаков установить монархию вряд ли получится. Своего царём не признают, каждый из атаманов будет думать: "Почему он, а не я"?
   Лёгкий гул согласия с последним высказыванием подтвердил Аркадию, что он, пока, на правильном пути.
   - Можно пригласить чужого принца. Ну, как например, как пригласили в своё время бояре королевича Владислава.
   Раздавшиеся из "публики" выкрики были сугубо отрицательными и сплошь матёрными.
   - Вот-вот, нам только такого не хватает. Заметьте, Россия тех лет была огромным, богатым государством. А у нас вокруг голая степь и людей, как у кота слёз. Значит, оставим гетманов и атаманов. Правильно?
   Вот здесь согласие старшины было единодушным и искренним. Нет, каждый из них был бы не прочь пролезть в цари, но позволить это другому? "Дурных нэма, бо повыздыхалы".
   - Однако совсем всё по старому оставлять, тоже невозможно. Вот знаю, что на Сечи гетманом выбирают того, чьи сторонники громче проорут, или других кулаками поколотят. Думается, на Дону положение если и отличается, то не сильно? - Аркадий замолк, ожидая возможного опровержения. Его не последовало. Предмет, о котором он сейчас распространялся, старшину живо интересовал, сидели и слушали они его внимательнейшим образом.
   - Если увеличить количество казаков, расширить нашу землю, прихватить всю стонущую под панами Малороссию, окрестные земли, а там, может и Крым, то собираться сотне тысяч казаков, несущих, кстати, службу в разных концах огромной земли, будет просто невозможно. Значит, выборы придётся организовывать по-другому. Есть в центре Европы небольшое государство, Швейцария. Его жители дали по шапке своим панам и соседним королям и императорам, когда те их примучить хотели. Вот по образу их государства и стоит, как мне кажется, а вам решать, стоит строить государство здесь. Оно у них из множества кусочков, кантонов состоит. В каждом кантоне живут по своим законам, но и, вроде бы, есть несколько общих, чтоб торговля не страдала. А как появится со стороны внешняя угроза, то другие кантоны идут атакованному врагами на помощь. Предлагаю организовать государство из четырёх казаческих, отдельных государств. Запорожского, Донского, Терекского и Гребенского. Правда, Малые ногаи у нас будут торчать, как чирей на причинном месте.
   - Дак их же крымский хан в Крым, к себе свёл! - удивился Татаринов.
   - Что, Сальские степи сейчас свободны?
   - Ну, шастают там, конечно, разные людишки, но татар сейчас там нет.
   - Так это же прекрасно! Только вот, удержать их пустыми казакам долго не удастся. А значит, нужно там подселить кого-то другого, не татар. Иначе, если не ногаи вернутся, то новые татары из азиатских степей набегут.
   - Кого же? - интерес к этому, тоже животрепещущему вопросу, был не намного меньше, чем к вопросу о власти.
   - Того, кто, с нашей помощью, сможет эти степи за собой удержать.
   - Черкесам? Царю? Калмыкам?
   - Черкесы, к сожалению, для нас, уже, насколько мне известно, приняли ислам, союзниками они будут, особенно при столкновениях с турками, ненадёжными.
   - Не все черкесы перекинулись в муслимство! - возразил какой-то кавказского вида запорожец.
   - Знаю, что не все, но большинство. Черкес христиан для удержания за собой степи не хватит. Далее, царь свои украины от татарских набегов оборонить не может, до Сальской степи ему из Москвы не дотянутся сейчас. Да и нужны ли вам под боком помещики?
   В который раз Аркадию удалось добиться казачьего единодушия. "Нет!" казаки сказали дружным хором. Будто тренировались.
   - Стало быть, единственный приемлемый для нас выход, приглашать калмыков.
   - Да они ещё злее и звероватее татар будут! - возразил Потап, младший из братьев Петровых. - Ногаи, вон говорят, что они сырым мясом питаются и человеченкой не брезгуют.
   - Говорят, что кур доят, только верить этому не стоит. Калмыки -человечину точно не едят. Что на вид они тебе могут не нравиться, так тебе с их нойонами не в постели спать. Перетерпишь. Главное, они буддисты, это вера такая, призывающая к смирению, любви к ближнему. Для султана они - идолопоклонники, враги хуже вас, ему давно допекающих. С султаном у них мира надолго точно не случится. Значит, нравится это будет им, или нет, жизнь вынудит их быть верными нам. Хорошо и то, что раз они не православные, то на анафему, например, московского патриарха, они спокойно наплюют.
   Здесь поучательное счастье Аркадия закончилось. Спор между казаками по поводу Сальских степей разгорелся нешуточный. О нём на короткое время даже забыли. Опять подняли голову сторонники черкесов. Не случайно столицу донских казаков Черкесском звали, а запорожцев - черкасами. Немалая часть казаков жаждала подгрести их себе, да не знала как. Были сторонники и у ногаев. Некоторые казаки считали, что старый, хорошо проверенный враг лучше, чем новый, неведомый.
   Осуждение этого, по мнению Аркадия не самого важного вопроса, заняло больше часа. Он успел и что-то укрепляющее от характерников выпить, расслабившись посидеть. Переорать атаманов с их закалёнными в спорах глотками он не пытался. Васюринский и Татаринов, с которыми обговаривались тезисы его речи, посчитали, что переселение калмыков не без затруднений, но утвердят. И казаки, выплеснув море эмоций, дали добро на переселение калмыков в Сальские степи.
   Аркадий вернулся к разговору о власти, но, будто наткнулся на бетонный забор. Старшина выслушала его рекомендации по организации постоянно действующих, верховного совета и советов местных, предложил подумать на будущее о правах для крестьян и торговцев, которые будут жить в их державе в будущем.
   - Освободим мы всю Малороссию от панов, возьмём её земли себе, что с православными, там проживающими делать? Себе будете в крепостные забирать?
   Казаки таким предположением сильно и громко возмутились. Хотя наверняка себя в панах видели многие. Ну, может быть, без рабов-хлопов. Однако, признаваться в этом в казацком обществе было бы самоубийством.
   - Раз они будут не бесправными хлопами, то кем?
   На этот провокационный вопрос ответа у собравшейся старшины не было. Мечтали то многие о шляхетстве. Другие жили сегодняшним днём и о будущем особо не размышляли. Думали о правах освобождённых крестьян немногие.
   - Вольными крестьянами они будут. Разве кто из нас посмеет холопить наших братьев? - ответил за всех Хмельницкий.
   - "Вольными крестьянами" - звучит, конечно, хорошо. Только если крестьянина сделать вольным и от пана и от собственной земли, то для него это будет бедой похуже самого жестокого пана.
   - Как так, хуже пана? - раздался чей-то явно изумлённый голос.
   - Очень просто. Как раз в нынешние времена в Англии помещики сгоняют со своих земель крестьян. Говорят "Идите, куда хотите, нам наша земля для разведения овец нужна". А заодно, вводят закон против бродяжничества. Представьте себя на месте людей, которым и на земле оставаться нельзя и ходить по дорогам, выискивать работу, тоже не полагается. Поэтому одной воли крестьянам мало. Им и земля, и законные права нужны. Иначе они скоро станут относиться к вам, как сейчас к панам. Нужны советы и для крестьян, что вас кормить будут, и для торговцев и ремесленников, которые налоги на ваши нужды платить будут.
   Крестьянский вопрос заинтересовал собравшуюся старшину куда меньше предыдущих. Аркадий понимал, что он несколько преждевременен, но посчитал необходимым поднять его. Пусть отложится в головах понимание, что права нужны не только казакам. Впрочем, решение по всем этим вопросам отложили. Запорожцы жаловались на неполность своих рядов, среди них не было имевшего огромную власть кошевого гетмана, многих куренных.
   Снова возникла проблема новых переселенцев. Решено было не только способствовать переселению молдаван, валахов, греков, благодаря морским занятиям особенно ценным для пиратской республики, болгар, грузин и армян. Правда, затевать это стоило только после громких побед. Иначе, в земли, подвергающиеся татарским набегам, никто добровольно не поедет.
   Отдохнувший Аркадий вспомнил, что не успел предложить немедленно после взятия Азова идти на Темрюк и другие подчинённые туркам города Северо-Восточного Причерноморья и сделал это. Что тут началось... Нет, против захвата ещё нескольких городков никто не возражал. Ведь они обещали дополнительную, причём богатую, добычу. Но Темрюк был черкесским городом, черкесские сторонники предлагали после Азова идти на Кафу, где и пленников русских много, а освобождение их богоугодное дело, и добычи больше можно взять. Сичевики указывали, что у них с крымским ханом сейчас союз, глупо рушить его из-за какой-то Кафы, тем более пленников оттуда давно в Стамбул вывезли. Спор постепенно стал выходить из под контроля. Ответы на выпады противника всё чаще становились оскорбительными, а руки казаков начали тянуться к оружию.
   Аркадию эти дебаты живо напомнили некоторые прения в Верховной Раде. Но там то спорили, порой начиная друг друга, пихать разжиревшие чиновники и мошенники. Здесь же собрались матёрые убийцы, с персональным кладбищем упокоенных им лично, каждый. К тому же, у этих сплошь амбициозных людей (лишённые амбиций оставались простыми казаками, в начальство не лезли), были, без исключений, сложные характеры и, нередко, плохие отношения с другими полковниками и атаманами. Кто-то кому-то чего-то обидное сказал, или на ногу наступил... Душа разбойника нежна и ранима.
   Атмосфера совещания стремительно стала накаляться. Аркадию стало страшно. Не за себя, на него никто худого слова не сказал, косого взгляда не кинул. За дело. Если в самом начале будет кровь, толку от его затеи точно не будет. Посомневавшись, он положил руку сначала на рукоять ТТ. вспомнив, что пополнения патронов в ближайшее время не предвидится, вытащил из-за пояса подаренный Иваном пистоль, взвёл курок, проверил наличие пороха на полке и бабахнул в небо.
   - Му... Панове! Вы что, с ума посходили? На радость нашим врагам хотите друг другу глотки рвать? Предлагаю на сегодня разговоры окончить, а продолжить их завтра. О многих важных вещах мы и не начинали говорить. Например, о новых видах оружия, новых кораблях, да чёрт знает о скольких значительных делах. Было бы неплохо, если бы вы обдумали то, что я вам успел нарассказывать и предложили свои решения. В общем, до завтра.
   Аркадий встал и потихонечку направился к берегу
   "Чёртово "Любе"! Так лезет это слово из их песни на язык. А для этих глоткогрызов такое обращение - жуткое оскорбление. Убить, положим, меня за него не убили бы, но многие обиделись бы смертельно. А иметь кучу таких отморозков обиженными на себя любимого, ну очень неразумно".
   Догнавший его Васюринский молча пошёл рядом. Аркадий поделился с ним опасением, возникшим от нараставших среди старшины споров.
   - Напрасно опасался. Я не помню, чтоб на собрании старшин кто саблю или пистоль против другого казака использовал. Запрет есть на это. Все его помнят. Правда... редко, но кистеньки, или там, лавки, в ход шли. Вот на общих сборах, там до крови чаще доходит. Но и то, без стрельбы, обычно.
   - Ну, в таком деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Устал я что-то сильно, хотя сегодня сидели не допоздна. Вроде бы и только болтал языком, а вымотался, будто тяжеленные мешки таскал.
   - Если пытаешься повернуть целую страну, не удивительно, что устаёшь. Да и со здоровьем у тебя не всё хорошо. Слава Богу, удалось нагноения не допустить, а то б тебе скорый конец. Стоило бы тебе в церковь сходить, свечку за чудесное исцеление поставить. Плохие раны были, особенно на левой ноге.
   Для Аркадия, крещеного бабушкой, но выросшего в атеистической семье, предложение было неожиданным. В своей прежней жизни, в церковь он заходил за компанию с кем-то, хотя существования бога не отрицал. Подумав, решил, что стоит последовать этому совету. Не стоит выделяться, при кликухе Москаль-чародей, ещё и пренебрежением к церкви. Аукнуться нехорошо может.
   "Да и стоит поблагодарить бога за все те случаи, когда смерть меня должна была найти, но промахнулась".
  
   Труба зовёт в поход (хоть трубами казаки не пользовались).
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   Третий день получился куда более похожим на совещание. Аркадию пришлось говорить куда меньше. При планировании военных операций такое количество блестящих военачальников в советах попаданца не очень-то нуждалось. Однако с большим интересом они выслушали всё, что он вспомнил с помощью Васюринского и его предложения о применении технических новинок. Об изделиях Срачкороба наслышаны были все, даже не имевшие сомнительного удовольствия испытать на себе их действие. Поэтому и совет использовать их при штурме не вызвал возражений.
   Дробовики распространялись среди казаков уже без участия попаданца, пошла мода использовать их вместо одного из пистолей. При сходном с пистолями весе, эффект поражения противника у них был большим.
   Штыки, пока, прилаживали к ружьям только в курене Васюринского. Аркадий не сомневался, что вскоре они появятся и у многих других. Здесь проблемой было то, что у многих казаков ружья были с колесцовым затвором, сравнимым по сложности с часами, плохо переносящим любые удары. Правда, не дававшие осечек эти ружья стоили много больше обычных, посему имели их, всё-таки не все. Аркадий с Васюринским планировали потом разделить части на линейную пехоту со штыковыми ружьями и стрелков с винтовками. У Аркадия был план сделать винтовки быстрозарядными, но заморачиваться с такой сложной работой перед самым штурмом было бессмысленно.
   Дали добро атаманы и на опыты с производством гранат. Хотя нетрудно было заметить, что в высокие убойные свойства кувшинов с порохом они не верят.
   Порадовало Аркадия, что как само разумеющееся, сразу после взятия Азова решено было идти на Темрюк, Тамань, а если хватит запала и пороху (последнего в прямом смысле), то и на Анапу и Суджук-Кале. Важность прямого выхода к морю, казакам объяснять нужды не было. Сторонники черкесов на сей раз промолчали.
   Сечевая старшина клятвенно заверила, что через недели две-три в Черкесск начнут прибывать дополнительные силы из Запорожья. За месяц их должно было подойти тысячи две-три. В связи с уменьшившейся татарской угрозой, можно бы было заметно увеличить их число, но упёрся кошевой Павлюк. Он давно собирал силы для восстания против поляков и не собирался отказываться от своих задумок из-за странных новостей с Дона. Для решения этой проблемы уже собирались ехать к нему Томашевич (Гуня) и имевший в Польше смертный приговор Федорович (Трясило).
   Они надеялись уговорить кошевого, прежде чем поднимать восстание, съездить на Дон и послушать удивительные новости. Восстание было обречено на поражение, обидно было терять много людей зря. На письменные призывы Павлюк отвечал отказом, требуя рассказчика чего-там к себе. Мол, негоже кошевому гетману бегать на свист от кого-то неизвестного. Ему надо, пускай к гетману и едет.
   Донские атаманы договорились на следующий день собрать ещё один общевойсковой круг и пригласить в Сальские степи калмыков. Они не сомневались, что смогут провести на кругу это решение, как общедонское.
   - А что, если пришедших запорожцев поселить на Кубани, для присмотра за этой рекой и помощи гарнизонам захваченных городов? - предложил Аркадий.
   Это предложение не вызвало резкого отторжения, но и согласия на него донские атаманы не дали. Сказали, что им надо подумать.
   В дальнейшем совете Аркадий участвовал урывками. Как устраивать отсечные линии, сколько нужно для табора идущего на Азов телег, где взять дополнительно волов... В таких вопросах он не разбирался и ничего посоветовать не мог, даже если бы очень захотел. Поэтому спокойно продремал все эти вопросы, сидя на лавке. Казаки знали, что он нездоров и никаких претензий к нему не имели.
   Пока старшина обговаривала организацию похода на Азов в конкретике цифр, Аркадий слетел с приподнятого настроения, в другом выступать не имело смысла, на привычный ему в новом мире минор.
   "Ну, некоторую оторванность от возможной действительности в попаданских вещах, я и раньше подозревал. В послушное внимание Сталина или Берии какому-то подозрительному молокососу и при чтении с экрана верилось с трудом. Хотя очень обидно, что не узнаю, чем там кончилось всё у Конюшевского, чего намутил Коваленко, как встроился Харьков в СССР сорокового года у Минакова... И жаль, что я не перенёсся сознанием в голову царевича Алексея. Скольких ошибок я бы смог избежать, от скольких бед Россию предохранил бы... царю великие реформы делать несравненно сподручнее, чем никому не ведомому попаданцу. Да ещё среди бадформирования".
   Аркадий посмотрел на увлечённо обговаривавших тележный вопрос атаманов. На слух это звучало в стиле производственного совещания. Казалось, ещё чуть-чуть и раздастся сакраментальное: "А где наш начальник транспортного цеха?". Однако при совмещении звукового ряда с видеокартинкой, иллюзия рассыпалась. Аркадий вспомнил, как вчера перепугался, когда выяснение отношений между этими "командирами производства" пошло на повышенных тонах.
   "Да, совсем другое впечатление, чем телекартинка с заседания Верховной рады. Почему-то поверилось, сразу и полностью, что для доказательства своей правоты эти товарищи способны применить любые аргументы. А вот их элегантный уход от решения главных вопросов строительства государства настораживает. Одними оружейными нововведениями ничего не решишь. Нужны реформы, причём во всём и сразу. Придётся вести агитацию среди руководящего состава разбойных масс. И Васюринский обещал, что характерники развернут соответствующую кампанию. Татаринов, кстати обещал поговорить с сомневающимися. Н-да, царём, всё-таки, быть куда комфортнее".
   Аркадий уже несколько раз обдумывал вариант ухода на север. Царевич Алексей совсем не глуп, перспективы у России в семнадцатом веке были самые радужные. Но, каждый раз приходил к выводу, что от добра добра не ищут. Очень сомнительно было, что его допустят до уха царевича. И совсем уж невероятно, что ему там удастся задержаться надолго. По умению интриговать и строить козни он по сравнению с придворными был дитятей неразумным.
   "Съедят. Проглотят и не поперхнутся. Причём, скорее всего, не в ссылку отправят, а в какую-нибудь темницу засадят. В лучшем случае. Колдунов-то на Руси в эти времена и жгли порой. На хрен, на хрен! Что в двадцать первом веке, что в семнадцатом, с бандитами на Руси как-то спокойней, чем с властями. Главное самому слабаком не быть и понятия соблюдать".
   В оправдание пробандитских симпатий Аркадия заметим, что знакомые ему бандиты были приятелями его детства. Ничего плохого они ему не сделали, наоборот, прикрывали от придирок местных властей за весьма умеренную плату. Обижать его у них не было стимула, нечего, по большому счёту, у него было забирать. К властям же, как российским, так и украинским, у него были очень серьёзные и обоснованные претензии. И в возможность существования на самом верху приличных людей он перестал верить давно.
  
   Романсы ещё не пишут, но...
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   "...финансы поют их уже в полный голос. С руладами и переливам, чтоб им... Временной парадокс получается, однако. Или, может быть, хреновы финансы, поют здесь что-нибудь другое?" - вяло размышлял Аркадий, начав подсчитывать свои денежные ресурсы. Считать оказалось нечего. Совсем. А кушать хотелось каждый день.
   Между тем, жили, вооружались, развлекались, одевались запорожцы за свой счёт. Что заработаешь (в смысле, награбишь), то и полопаешь. Несколько дней он жил за счёт Ивана Васюринского, но, из-за опытов Срачкороба и финансовое положение самого кошевого стало катастрофическим. Только благодаря арабскому жеребцу и сабле в драгоценных ножнах (из добычи от турецкого посольства), пристроенных по плану Аркадия татарам, Иван смог расплатиться с казаками, потерявшими лошадей при первом испытании ракеты. После чего денег у него не осталось совсем. Хоть иди с протянутой рукой, проси подаяния. Или проси помощи у какого-нибудь атамана. Но жить за чей-то конкретно счёт Аркадий не хотел категорически. Ну, не совмещалось это в его голове с понятием "мужчина". Он с удовольствием бы согласился жить за счёт войска, запорожского или донского. Вероятно, это вполне можно было устроить, при знакомствах с таким количеством старшин. Однако, даже от мысли попросить принять его на содержание, Аркадию становилось плохо. Если стесняешься просить, не ленись заработать, или награбить, что, учитывая среду обитания, означало одно и тоже.
   Аркадий ещё раз пересчитал своё достояние. Четыре лошади, три с сёдлами, одна с вьюками. Добыча от первых встреч с татарами. Лошади неплохие, но, всё же, желательно было бы приобрести и коня помощнее. Выносливость выносливостью, но таскать оболтуса под сто кг, да ещё с оружием, им было тяжеловато.
   "Эх, достать бы жеребца наподобие Иванова Чёрта...тоже вороного, умного. Н-да... мечтать, конечно, не запретишь, но толку от этого... мало. Разве что, перед обедом, для усиления слюновыделения".
   Тюк с вещами убитых татар.
   "Спасибо Ивану, не побрезговал снять. Только, к сожалению, никто из них и до метра восьмидесяти не дорос, я в них как клоун смотреться буду. Не по чину чародею в таком ходить. А запасные шаровары нужны в край. Усрёшься от новой выходки Срачкороба, сменить, ведь, не на что. Удивительно, как его не повесили при таком характере? Впрочем, его характер - его проблемы. У меня своих хватает. И жупан приличный нужен, в рубахе, без верхней одежды, здесь ходить не принято. Причём, хочешь, не хочешь, а шить надо на заказ, из дорого сукна. Встречают-то, по одёжке. А ещё и кафтан по зарез нужен. Полушубок уже явно одёжка не по сезону. Так что к татарскому тряпью, хотя там тряпок, собственно, не так уж много, придётся добавлять ещё что-то".
   Аркадий полез чесать затылок. Добавлять было нечего. Пришедшую в голову мысль покопаться в курганах, отмёл как вражескую диверсию. Покопался уже, и докопался.
   "Докопался уже, дальнейшие эксперименты в этом направлении были бы признаком полного улёта крыши. Типа: ураганом снесло".
   Так и не придумав ничего содержательного, пошёл к Ивану, посоветоваться. У того, когда он услышал, о чём заговорил Аркадий, мужественное лицо, как написали бы писатели-романтики (читай: зверская, откровенно бандитская рожа), скривилось, будто он нечаянно раскусил лимон.
   - Не бери меня за здесь (с кем поведёшься, от того наберёшься). Ума не приложу, где бы денег взять. Из-за тебя же походы за зипунами откладываются. А когда ещё мы Азов возьмём? Хоть иди по миру, подаяние просить.
   - Плохо будут подавать. Разве что, будешь просить по ночам, в безлюдном месте, тогда да, успех гарантирован.
   - Говоришь по ночам в безлюдном месте... - Иван подчёркнуто задумался, будто всерьёз собирался это делать. - Так если ж в безлюдном месте, тогда у кого ж просить?
   - У того, кто туда сдуру ночью сунется. Если же серьёзно, то почему походы за зипунами отменяются? Думается, не у одних нас с тобой, вместо денег в кошельках воздух.
   - Ох, не только у нас с тобой. Плохая для казаков зима была. Да всё войско Донское к осаде Азова готовится. Какие уж тут походы за зипунами?
   - Иван, на галерах, которые в Азов идут, добычу взять можно?
   - Конечно. Они же в Азов воинские припасы везут, деньги на выплату жалованья, товары разные для торговли.
   - Так о какой же отмене морских походов можно говорить!? Пошли к Татарину (Татаринову М. И.), будем объяснять ему необходимость полной блокады объекта осады с моря. Хотя, он и сам это знает не хуже нас.
   Грозный атаман был дома и приходу гостей откровенно обрадовался. Судя по всему, его супруга, уподобившись папе Карло, снимала с мужа стружку, желая сделать из него человека. Он этому процессу, как мог, сопротивлялся, даже вспотел немного и покраснел, будто тягал тяжести. Процесс превращения в настоящего человека, обычно бывает весьма неприятным для объекта обработки. Но, видимо чувствуя себя в чём-то виноватым, славный воин потерпел в словесной схватке с женой сокрушительное поражение. Ну, а сделать милого виноватым в собственных глазах, умеет любая женщина.
   Появление гостей вынудило Анну Тимофеевну Татаринову отложить завершение "столярных работ", занявшись их приёмом. Взгляд, брошенный при этом на знаменитого атамана, обещал ему продолжение воспитательного процесса. Его будущий покоритель Азова, встретил своим, невинным, как у младенца. Болезненная обработка закончилась, вот и слава Богу. Избежать же её возобновления можно. Например, сбежав на войну. Уж на пули янычар и стрелы татар, у казака всегда аргументы найдутся.
   После приветствий и ознакомления о здоровье заговорили, пока Анна Тимофеевна собирала с помощницами на стол, о необходимости морской блокады Азова.
   Действительно, Татаринов знал о её необходимости. Собирался отправить в море стругов тридцать непосредственно перед осадой вражеской крепости. Во время осады, учитывая величину гарнизона Азова, отправлять в море много казаков было рискованно. И так казачье войско не имело численного преимущества над противником. Впрочем, положение, по сравнению с реалом, должно было скоро измениться. Присутствовавшие на историческом заседании старшины клятвенно заверили, что в течении месяца на помощь донцам подтянутся несколько сот терцев и несколько тысяч запорожцев. Расширившиеся планы требовали увеличения войска.
   - Так может, сразу и пойдем, посмотрим, сколько стругов готово к походу? - вскочил атаман с лавки.
   - Михаил Иванович, негоже гостей из дому выпроваживать, не покормив их. Чай мы русские люди, не бусурмане4*.
   Сделанное тихим голосом, вежливое по форме замечание супруги атамана, было вскочившего на ноги, сшибло обратно на лавку понадёжнее вражеской пули.
   Напряжённость, возникшая между супругами, на общении во время обеда сказалась мало. Вполне можно сказать, что обед прошёл в тёплой, дружественной обстановке. Выставленная хозяйкой бутыль очень хорошего красного вина, несколько смягчила атмосферу беседы. Уходить, пока мужчины обговаривают свои, мужские дела, жена Татаринова не стала. Наоборот, приняла в обсуждении живейшее участие, выявив недюжинный ум и знание хозяйственных, но влияющих на организацию походов, дел.
   Иван и Аркадий с воодушевлением и заслуженными похвалами хозяйке (забыв на короткое время о проблемах донцов этой весной), слопали всё, что им предложили. От еды приготовленной куренными кашеварами её стряпня отличалась самым приятным образом. В свою очередь, их предложение об ускорении начала морской блокады Азова вызвало радостный энтузиазм хозяина. Он вызвался немедленно, то есть после обеда, проводить гостей к стругам. Узнать на месте, когда они будут готовы к походам. Потом, выйдя со двора, Татаринов уточнил, что сам готов ускорить подготовку стругов к походу и принять участие в первом походе.
  
   Не боги горшки обжигают.
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   "И хорошо, что не боги. А то накрылись бы мои планы по производству гранат медным тазом. Ёпрст!!! Вот и верь любимым романам, если даже с "производством" горшков - проблемы. И с деревянной полукирасой, не меньшие. А уж о дискуссии с корабелами и вспоминать не хочется. Историкам, которые утверждали, что к этому времени тёмное средневековье кончилось, как выяснилось, доверять тоже нельзя было. Куда ни плюнь, везде проблемы, что их..."
   Проблем, действительно хватало. Более чем. Когда вчера явились, вместе со сбежавшим от супруги наказным атаманом, к стоянке стругов, то выяснилось, что ранее, чем через неделю, в поход не выйти. Корабельщики только вчера занялись просмаливание бортов. Значит, эту неделю предстояло сидеть на самом дешёвом варианте запорожской пищи, варёной ржаной муке с минимумом добавок. Эта проклятая саломаха, возможно и давала достаточное количество калорий, но организмом Аркадия принималась плохо. Приходилось запихивать эту гадость в себя, огромным волевым усилием не допуская немедленного её возврата обратно. Представьте клейстер. Представили? Так вот, саломаха его ухудшенный вариант, как по внешнему виду, так и по вкусу. Клейстер, который доводилось ему ранее видеть (но не есть), делался из пшеничной муки, а саломаха из кислой ржаной. Ещё была щерба, такая же гадость, но менее густая. Для питательности и вкуса в эту массу добавляли рыбу. Ещё было вдоволь рыбы, во всех видах. Но уху Аркадий на дух не переносил, как и варёную и маринованную рыбу. Жарили рыбу на жиру, но и она в рот не лезла. Запах специфический, а хлебушка нет. Иван, более привычный к такой пище, тоже явно ел её через силу. Аркадий иногда был вынужден отказываться от завтрака или обеда.
   Можно было, конечно, попросить у кого-нибудь взаймы. Куренные повара наготовили бы и вареников и борща. Но, во-первых, занимать Аркадий не любил чрезвычайно, мама таким воспитала, во-вторых, очень хотелось выглядеть гордым и независимым. Пусть в единственных, много раз штопанных шароварах. Впрочем, пару шаровар и две рубахи ему обещал пошить местный портной за трофейные татарские вещи. Посему молча страдал за понты. Гордый и независимый.
   "А ведь атаман Петров-старший предлагал жить до похода на Азов в его доме. И, спрашивается, какой чёрт тянул за язык отказываться? И хорошего человека отказом обидел. Придётся страдать из-за собственной глупости".
   Пиром не только желудка, но и души, были приглашения в гости. Кормить гостей донцы старались, пусть не роскошно, год для них выдался очень тяжёлый, но обильно и вкусно. Можно было бы напрашиваться в гости каждый день, благо слухи о колдовской парочке по Черкасску уже широко разошлись. Но не позволял всё тот же дурной гонор. Наверное, своему незадачливому потомку, вроде бы имевшиеся далёкие польские предки, такую свинью в характер встроили. Эта весна на Дону была очень тяжёлой и голодной, гостеприимные хозяева норовили выставить на стол для дорогих гостей последнее. Разнообразия пищи не наблюдалось и в атаманских семьях.
   Однако если бы проблемы ограничивались невкусной едой, Аркадий был бы счастлив. Ну, или, по крайней мере, удовлетворён. Чёрт с ними, потерянными килограммами живого веса (эх, милые дамы, так мечтавшие сбросить несколько кило...голод, действительно, не тётка). Но и многие его замыслы встречали у большинства непонимание.
   Когда он начал выискивать плотника (или столяра?), который смастерит первую полукирасу из дерева, его подняли на смех. Выяснилось, что запланированный им дуб слишком тяжёл: в случае падения в воду, такая полукираса потянет надевшего её на дно. Не обращая на издёвки (вот вам и страх перед колдунами), Аркадий начал искать мастера, способного сделать её, по совету знающего человека, из липы. Уж очень ему хотелось воплотить эту бредовую, по общему мнению мысль: деревянные доспехи. По его прикидкам, в абордажных боях и такой примитивный доспех мог дать, в поединке с бездоспешными янычарами, большое преимущество. При этом, он не тянул бы упавших в воду казаков на дно, а помогал бы им, даже при ранении, дождаться помощи от товарищей. Так сказать, сочетание броне- и спас- жилетов.
   Мастера ему для такого дела найти так и не удалось. Согласился поработать над деревянным доспехом, за свой, кстати, кошт, подмастерье. Посоветовавшись, они решили основную часть доспеха, полукирасу, делать из липы, а наплечники из высоких дубовых плашек, подпружиненных валиками из толстой кожи.
   Вдохновлённый такой удачей, он уговорил Ивана идти к гончарам. Хотелось завертеть ещё одно полезное дело. Он знал, что кувшины с порохом метали на головы неприятелям давно. Но эффективность у таких "гранат" была невысока. Удачно бросить кувшин можно, разве что, сверху на лезущих снизу врагов. Аркадию пришло в голову изготовить специальные кувшинчики, заранее предназначенные для использования в виде гранат. Их, по его прикидкам, можно было вылепить в виде увеличенной (чёрный порох много слабее тола) лимонки. Но с высоким узким горлышком, за которое гранату будет легко бросать.
   В столице Донского войска оказалось аж два гончара. Первый, "весёлый", судя по всему, с утра, выслушал попаданца, но делать горшки необычной формы отказался.
   - Чего я себе голову буду ломать, мучиться, если мне на еду и выпивку и так хватает? Хороших людей и угостить могу. Выпьете со мной?
   Наверное, Аркадию и Ивану стоило бы принять приглашение гончара и попытаться уговорить его в "процессе принятия". Да после мучений с поиском столяра-плотника затевать новый "уговорный процесс" у него не было сил. Вежливо отказавшись, Иван его в этом поддержал, они пошли к другому гончару.
   Лучше бы не ходили. Второй оказался моложе и здоровее своего коллеги, совершенно трезвым. И, при этом, тупым настолько, что сравнивать его интеллект с знаменитой сибирской обувкой было вопиющей несправедливостью. Валенки были заведомо острее.
   Казалось бы конец мечтам о, пусть не карманной, но, хотя бы, котомочной артиллерии. Искать гончаров в других казачьих селеньях было некогда. Но выручил, в который раз, Срачкороб. Он пришёл вечером с бутылью самогона и приличным куском бараньего окорока в гости. Золотой человек, если на рожу не смотреть. Естественно, был встречен с радостью. После третьей или четвёртой чарки, Аркадий пожаловался товарищу на досадную неурядицу.
   - Понимаешь, Юхим, нет в этом городишке ни одного приличного гончара. А идейка-то перспективная. Представляешь, забросать врагов осколочными гранатами, когда они по тебе и стрелять-то не могут. Резервы-то, ик, при защите крепостей, невдалеке от стен ставят. Правильно?
   - А что такое: осколочные гранаты?
   Пришлось Аркадию объяснять ему, чем осколочная граната отличается от простого кувшина с порохом. Рисуя мокрым пальцем по столу. Добившегося больших успехов в сооружении ракет Срачкороба гранаты заинтересовали.
   Через пару чарок (бутыль была большой, а чарки, маленькими), Срачкороб вспомнил, что есть в таборе бывший гончар. Да не из худших.
   - Яцько Крутыхвист (Крутихвост), его зовут. Только, извиняюсь, сомневаюсь, что он согласится руки опять глиной пачкать. Негоже лыцарю ничем, кроме войны или охоты заниматься.
   Ивана такое заявление не удивило, а Аркадий поразился.
   - А как же кузнецы? Уж они-то свои руки замарать не боятся, пусть и не глиной. Да что там руки, у них и лица-то, хи-хи, порой как у чертей.
   - Точно, как черти из кузни вылазят, - вступил в разговор Иван. - Помню, иду мимо кузни, а из неё Юхим-недоросток вылазит. Сам весь чёрный, только глаза блестят, а по бокам головы, не выбритые волосы торчат. Ну, вылитые рожки. Да. Однако, Аркадий, кузнец тебе, это не горшечник. Наши кузнецы не серпы-косы мастерят. Оружие. И сами им хорошо владеют. Да чего я тебе рассказывать буду, сам видел. Они хоть и ремесленники, но и лыцари. Нам без них и в походе никак нельзя.
   - Без кузнецов нельзя! - Кивнул Срачкороб. - И они, ясное дело, лыцари. Оружие рук не пачкает, работа над ним лыцаря не позорит.
   - Так хлопцы, мне ж не ночной горшок нужен! Мне специальные гончарные изделия для грозного оружия нужны. Вы слышали: для оружия!
   Иван и Срачкороб переглянулись.
   - Ну, сучий сын, уговорим Яцька доброму делу послужить?
   - А почему бы не уговорить? Если ты, батьку, за дело возьмёшься, куда он денется?
   - Никуда не денется!
   - Так выпьем за то, чтоб все хорошие люди работали на нашу победу, как на самих себя!
   В дальнейшем вечеринка потеряла историческое значение, посему её описание прекращаю. Но посидели хорошо. За добавкой ещё два раза соседского хлопца посылали.
   На следующее утро все втроём отправились к Яцьку, уговаривать. Если кто думает, что это было легко, то ошибается. Отрёкшийся от гончарного круга ради сабли и пистоля Яцько, категорически не желал опять пачкать руки. Уговаривать его пришлось больше часа. И никаких характерницких фокусов Васюринский себе не позволил. Характерники с подавлением воли у казаков экспериментировали очень осторожно. Уж очень взрывным материалом для таких опытов были запорожцы. Разозлись они на характерников, никакие колдовские фокусы им бы не помогли. Разорвали бы на кусочки, втоптали бы в пыль их сечевики. Свою волю они ценили очень высоко.
   В конце концов, никуда Яцько не делся. Уговорили. Сугубо за счёт логики и настойчивости. И обещания щедрой оплаты. На гранаты Иван дал часть общака из добычи от турецкого посольства.
   После начала работы начали вылазить дополнительные трудности. Нелегко оказалось определить объём будущей гранаты. Фунт чёрного пороха взрывался слишком слабо. Пришлось увеличивать величину гранаты до двух с половиной фунтов (около килограмма). Сам кувшин, естественно, весил при этом втрое больше. О лимонке, или немецкой колотушке оставалось только мечтать. Второй проблемой стала глубина прорезей на кувшине. Слишком глубокие разрушали кувшин при обжиге, мелкие не разрушались при взрыве. Терпение и труд всё перетрут. На пятый день экспериментов удалось добиться нужного эффекта. Граната взрывалась и осыпала ближайшие окрестности множеством осколков.
   Дополнительная проблема возникла c массовым производством гранат. Возня с нанесением продольных и поперечных полос отнимала слишком много времени. Яцько не успел бы наготовить к штурму Азова нужного количества гранат. К счастью, выход нашли быстро. В городке была пацанва. Несколько мальчишек, за символическую плату, согласились помочь в производстве оружия для своих отцов. Сознавая важность дела, ребята отработали очень ответственно. И потом очень гордились своим вкладом во взятие Азова.
   Увидев готовую кирасу, окрашенную в ярко-красный цвет, будто снятую с гигантского вареного рака, Аркадий задумался. На что-то этот сюрреалистический вид его наталкивал. К вечеру он сообразил.
   "Это ведь ещё дикое время, полное веры в сверхъестественное. Правильно Коваленко писал, что и инопланетянина могут посчитать нормальным иноземцем. С другой стороны верят в оборотней и чертей. Если придать атакующим вид чертей, то именно чертями янычары на галерах их и посчитают. Ну, а рассмотреть шайтанов подробнее никто им не даст".
   Попутно с гранатами, вместе с подмастерьем Тихоном, изготовившим полукирасу, они соорудили и лёгкий, устрашающего вида, деревянный шлем, придававший человеку его надевшему, совсем не человеческий вид.
   Испытание кирасы на прочность несколько разочаровало Аркадия и пришедших на это действо атаманов. Она защищала от смерти или тяжёлой раны, хорошо, если в половине случаев. Разочарованный не менее других, Аркадий, тем не менее, не показал этого. Наоборот, уговорил атаманов попробовать вариант шайтанной атаки вражеских галер. Откровенно сомневаясь, они поддались уговорам. В первый поход в море пришлось идти в обычном виде. На производство кирас и масок нужно было время, хотя к нему подключилось ещё несколько мастеров. Главной проблемой стал недостаток красок. Не было на Дону производств, в которых она использовалась бы.
  
   Утро добрым не бывает, дубль... чёрт знает какой.
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   "Ох, ох, ох, что ж я маленький не сдох? Оплакала бы младенца мамочка, получил бы лишний повод выпить папочка, погоревали бы, не успев привязаться, бабушки. А душа младенца, если верить попам, прямым ходом пошла бы в рай. И не было бы у меня всех этих мучений, физических и моральных. Кстати, для души, при казацком образе жизни, райские перспективы маловероятны".
   Аркадий с немалым трудом раскрыл глаза и не увидел ничего ободряющего в окружающем мире. Чувствовал он себя ОЧЕНЬ плохо.
   "Странное дело, жрать нечего, шаровары приходится штопать, чтоб голой жопой не светить, а нажираюсь второй день подряд до свинского состояния. Чёртов Срачкороб, "посидим, посидим, поговорим". Будто нельзя поговорить без самогона. Лучше б хлебушка принёс. Чтоб ему!"
   Конкретизировать пожелание Аркадий поленился. Не хотелось даже думать, не то, что вставать. Но пришлось это сделать, в связи с категорическим требованием мочевого пузыря.
   Потянувшись за кроссовками, обнаружил раскинувшегося невдалеке на полу виновника его мучений, Юхима. Знаменитый шкодник дрых, как ни в чём не бывало. Его левые скулу и глаз украшали свежие синяки, поставленные кем-то из пострадавших от татарского табуна недавно. Странно, что его живьём не закопали. По совокупности он давно не на одну казнь заработал, но, судя по всему, и сейчас выкрутится. Возле него валялась большая бутыль из мутного стекла, вид которой немедленно вызвал у Аркадия приступ тошноты.
   "Чего спрашивается, не остановиться бы нам вчера на одной бутылке? Особенно, при скудности закуси? Эта сушёная, весьма заметно пованивающая рыба уже не только меня достала. Эх, жаренной бы картошечки сюда... Мечты, мечты... Надо срочно посылать экспедицию в Европу, картошку туда уже завезли. Она будет важным подспорьем для питания. Немного навоюешь с пустым брюхом, а голодают здесь всерьёз".
   Когда Аркадий, облегчившийся и умывшийся, вернулся со двора, Иван и Юхим тоже уже поднялись. Не без злорадства он отметил, что и они чувствуют себя не лучшим образом. Если судить по их внешнему виду.
   Высказанную Юхимом мысль о "поправке" Аркадий и Иван отвергли единодушно. У обоих было много дел, которые в похмельном состоянии лучше не делать. Да Юхим не очень-то и настаивал. Ему в последние дни, чтоб заслужить прощение за свои необдуманные поступки пришлось много раз проставляться, денег и у него осталось совсем мало. Поэтому предложение заработать на производстве ракет он встретил с большим интересом.
   Аркадий понимал, что для появления ракет на вооружении, их надо элементарно произвести. Причём, в большом количестве и сделанные правильно. Не дай бог развернётся какая, мало никому не покажется. Заниматься только этим ему самому было не с руки, хватало и других дел. Значит, надо было скооперироваться с кем-то, у кого были время и возможности. Юхим, уже соорудивший несколько переделанных ракет подходил для такого дела.
   Аркадий набросал ему не бересте контуры новой ракеты, старая казацкая с аэродинамикой не очень дружила. Подбросил идейку о приделке к ракете коротких медных трубок. Разъяснив, что при определённой толщине, трубки будут издавать звуки, неслышимые, но доводящие до усе... в общем, сильно пугающие любого. Хороший результат могли бы дать и простые прорези, проходя сквозь которые воздух издавал бы особо тонкие звуки. Подумав, придумали, где такие прорези размещать. Предупредил о необходимости соблюдать симметричность при этих работах, иначе ракета полетит, хрен знает, куда, вместо нужного направления.
   - Может и совсем развернуться, тогда самому, в лучшем случае, шаровары стирать придётся. Оно тебе надо?
   - Постираем, дело привычное, - не смутила подобная перспектива казака. Куда больше его заинтересовало сообщение об неслышимых звуках. - Какие ж это звуки, если они - неслышимые?
   Пришлось попаданцу читать очередную лекцию, на сей раз о "тонких" и "толстых" звуках и несовершенстве человеческого слуха. Кстати вспомнилась история о контрабандистах и "собачьем" свистке. Юхима эта история заинтересовала почти так же, как перспектива улучшить материальное положение за счёт производства оружия. Аркадий заподозрил, что в его бедовой головушке уже созрела какая-нибудь очередная каверза.
   Заодно, вспомнив о дороговизне пороха, попаданец предложил испытывать трубки и полосы с прорезями, при поиске нужных длинны и толщины, привязывая их к стреле и стреляя в сторону спрятавшегося в яме (техника безопасности) человека. Когда появится нужная реакция, проверить на ком-то другом, если и тому станет эээ... неуютно в шароварах, начать производство трубок именно этого диаметра, добавляя на ракеты, для маскировки, камыш.
   - А здесь можно-то сделать эти самые трубки? - спохватился Аркадий.
   - Сделаем. И медь найдём, и в трубки её превратим. Не беспокойся.
   Тут же прикинули втроём из чего лучше эти ракеты делать. Решили, что лучше всего подойдут сосна или липа. Предложение попаданца, к деревообработке ранее никогда не причастного, попробовать тополь, местными товарищами было дружно отвергнуто. Они посчитали, что очень уж непрочна древесина тополя, ракеты могут ломаться при перевозках.
   Иван пообещал договориться с донцами о покупке у них пороха для ракет и закупке ими уже произведённых ракет. Начали прикидывать стоимость одной ракеты и дружно полезли в затылки все трое. Дорогим это оказалось удовольствием. Аркадий тут же объяснил Юхиму элементы мануфактурного производства, когда много самых неквалифицированных, следовательно, низкооплачиваемых работников делают сложную, дорогую вещь. При этом секрет производства ракет такие работники не смогут выведать, даже если захотят. Сборку-то будет производить сам Юхим. Заодно договорились (устно) о выплате Аркадию десятой части за каждую проданную Срачкоробом ракету. В будущем доход от этого предприятия должен был стать, по прикидкам Аркадия, здорово облегчить ему жизнь.
   Надежды на будущие доходы могут немного согреть, однако жить одними надеждами - сомнительное удовольствие. Пришлось идти к куреню на завтрак. Который несчастный попаданец с удовольствием отдал бы злейшему врагу, если бы имел возможность чем-то заменить.
   После завтрака был уже традиционный консилиум.
   "Впрочем, учитывая славу характерников, возможно это собрание правильнее было бы называть шабашом? Хотя, с другой стороны, дьяволу характерники не поклонялись, их отношения с чертями, если верить легендам, были хм... сложными. И собрались они надо мной сугубо по медицинской части. Будем считать, консилиум".
   Насколько Аркадий смог понять (не смейтесь, но разговаривая о его болячках при пациенте, характерники объяснялись на польском и латыни), его здоровье шло на поправку. Правда, нельзя сказать, что он это почувствовал. Боли он не ощущал, только хорошенько приняв на грудь. Зато потом... Да и пить ему в последние дни не хотелось, употреблял за компанию.
   После завтрака он запрягся в работу. Пытался довести до ума и внедрить в жизнь свои нововведения. Ему оставалось завидовать самой чёрной завистью почти всем попаданцам, о которых он читал. Разве что, за исключением героев Ивакина. Новшества шли туго.
   "Интересно, новинки людей не интересуют, потому что я по тупости им не могу их полезность объяснить? Потому как, их можно назвать по-разному, если они не слышат, но на тупых они походят менее всего. Или здесь работают законы истории, чтоб её... ни разу не науки. Жаль, что в фэнтази не попал. Вон, Романов, приличный человек, дал своему герою волшебный мешок, и у того огромной кучи проблем даже не возникло. А у меня одни неприятности и напасти. И на кого пожалуешься, если к тому кургану сам полез, не смотря на все предчувствия".
   Штык донцов, да и большинство запорожцев, не впечатлил. Ввели его в курене Васюринского, да и то не все казаки. Приделывать штыки на ружья с колесцовыми затворами, было окончательно признано нерациональным. От ударов тонкие механизмы выходили из строя. С другой стороны, почти все казаки имели по два-три, а то и пять-шесть ружей. На кремнёвках с ударным замком штыки, доработанные их разработчиком Богданом Сверлило, смотрелись очень неплохо. Аркадий показал несколько приёмов штыкового боя, всплывшие в нужный момент из памяти, и предложил дополнить эти приёмы мастерам пики.
   Желая преодолеть недоверие донцов, Аркадий предложил устроить учения в Черкасске. Васюринцев против местной, черкасской братвы. Очень его, самым приятным образом, опять поразили запорожцы, которые, оказывается, умели ходить строем и перестраиваться на ходу. Разве что термины при этом использовались не немецкие, как в послепетровской русской армии, а свои, местные. Двойная шеренга запорожцев легко вытеснила и обратила в бегство куда более многочисленных черкассцев. Прорваться с саблями сквозь строй штыков они не смогли.
   Признать-то полезность штыков, после этого, донцы признали, но перевооружаться и не подумали. Решили выждать результатов боевых испытаний. Кстати, оружие в этих манёврах использовалось боевое, штыки и сабли были остры, но никто не пострадал. Аркадий лишний раз убедился, насколько хорошо казаки владели оружием.
   Благодаря открытой Васюринским линии финансирования, печь для обжига будущих гранат сооружалась стахановскими темпами. А пока пользовались, за немалую плату, печью весёлого гончара. Экспериментировали с величиной, толщиной стенок, формой кувшина. Привлечённая по совету Аркадия пацанва двенадцати-пятнадцати лет активно включилась в работу. И они не только раздувались от сознания важности своего дела, но и энергично участвовали в конструкторских и технологических разработках. Предложивший им, поначалу ради шутки, давать предложения, Аркадий быстро обнаружил, что некоторые из советов вполне конструктивны. Их решено было внедрить, а двоих из советчиков попаданец мысленно взял на карандаш как возможных будущих конструкторов оружия.
   Граната получалась большой, тяжёлой и на порядок менее эффективной, чем лимонка. Но по сравнению с обычным кувшином с порохом она, безусловно, олицетворяла прогресс.
   "Плохая граната всё же лучше, чем отсутствие гранат. За неимением гербовой..."
   В столярные работы по сооружению деревянных полукирас и личин попаданец почти не вмешивался. Работа там шла и без него. Казаков идея покрасоваться в чертячьем виде совсем не смутила, скорее воодушевила. И запорожцы и донцы охотно заказывали их себе. Некоторые сами себе принялись мастерить. Аркадий только договорился о выплате ему десятины за конструкторскую разработку с производителями партий. Заодно и им подсказав идеи разделения труда. Вот ремесленники, начавшие трудится над его разработками, подсказки как избежать самых нудных работ и получить при этом больше денег, встречали вполне положительно, и не задумываясь, внедряли в жизнь.
   Юхим смог-таки организовать производство медных трубок. Первая была литой, Аркадий подсказал ему, что и стоит она больше, чем хотелось бы, и весит немало. Срачкороб договорился с кузнецами о расплющивании медных брусков в тонюсенькие ленты. Весили трубки из такого эрзац-проката много меньше, чем литые, а вот обходились не дешевле. Кузнецы за расплющивание драли, будто алхимики, сотворяющие медь из пыли. С высокой ценой трубок пришлось смириться, заложив её в стоимость готовой ракеты.
   Нужного эффекта Юхим добился на третий день. Прибежал, запыхавшийся к Аркадию, обсуждавшему с производителями гранат величину сокращения толщины их стенок, и заорал: - Получилось! Получилось! Все усрались!
   Разговоры, естественно утихли, все уставились на Срачкороба. В общем-то, доведение им кого-то до пачканья шаровар было, можно сказать, делом уже привычным. С такое и до всяких новомодных ракет случалось. Например, когда он в козлиной маске с рёвом полез в хату, где посиделки проводились.
   - Кто, все? Ты, вроде бы, не усирался.
   Срачкороб, уже открывший было рот для продолжения своего сообщения, растерянно замолк и посмотрел вниз. Потом пощупал свои шаровары сзади, в понятном по такому случаю месте. Хотя, учитывая их объём, ему бы лучше было бы принюхаться. Потому как, при наличии определённой ловкости в его шароварах (и кто усомнится, что она, эта ловкость, у Юхима была?), можно было спрятать пару поросят. После чего Юхим почесал затылок и растерянно, несколько огорчённо ответил:
   - И правда, я не обосрался. Но все остальные, кто слышал на выгоне, точно обосрались. И казаки, и собаки и коза. А уж драпали... может и сейчас бегут. А уж страшно было её слушать! До невозможности. Голову сдавило так, что думал глаза вылезут. В ушах до сих пор звон стоит. Перед такой ракетой никто не устоит! - здесь Юхим вспомнил, что сам-то устоял и поправился. - Ну, почти никто. Жуть как страшно!
   - Дядя Юхим, а что страшно, от чего никто не устоит?
   - От воя ракеты, естественно! - громко вклинился Аркадий, не дав отвечать Юхиму. Он понимал, что тайна появления этих звуков быстро станет тайной Полишинеля, но решил, что некоторая неопределённость не помешает. - В общем, делайте, как договорились, а мы с Юхимом пойдём проверять его работу.
   - И мы!.. - завопила ребятня.
   - Давно не усирались? - не дал им закончить Аркадий. - Так для этого слушать изделия Юхима не обязательно. У вас сейчас очень важное дело, которое может спасти ваших отцов. А вы хотите его бросить и побежать куда-то, что бы побыстрее обосраться. Неужто это дело вам так нравится?
   Пацаны замялись. Бежать с Аркадием и Юхимом они по-прежнему хотели, но признаться вслух, что хотят, как маленькие детишки, обкакаться, они не могли.
   Аркадий сам прервал паузу.
   - Поэтому работайте. Торжественно вам обещаю, что как только дядя Юхим наделает своих новых обкакательных ракет, я вам дам одну послушать.
   - Точно дадите? - не испугался попаданцевых угроз самый младший, русый, курносый Вася.
   - Вот тебе истинный крест! - перекрестился двумя пальцами Аркадий.
   Дальнейшие испытания подтвердили эффективность сделанной Юхимом ракеты. Обделывались, кстати, при её звуках далеко не все. Но неслышный человеческому слуху вой начисто лишал всех вокруг воли, приводил в ступор, а то и вышибал сознание.
   Аркадий забеспокоился, было, что и пускающим будет также хреново, как тем, в кого пускают такую ракету. Но выяснилось, что слышавшие этот ужас не в первый раз, приходили в себя намного быстрее. Не говоря о том, что они-то знали, что им ничего не грозит, а вот тем, в кого направят ракеты, будет просто страшно до обморока и ничего не понятно. Разъяснительную работу среди врагов никто проводить не собирался.
   Как только Юхим соорудил ракету со своими приспособлениями и несколькими камышинами, предназначенными для маскировки, пригласили на испытания всю имевшуюся старшину. За вычетом тех, у кого пошаливало сердце. Аркадий несколько раз предупредил, что слышать такое людям со слабым сердцем смертельно опасно. Трясило, Петров-старший, ещё пара атаманов, его послушала, на испытания не поехала.
   Для испытаний переплыли с острова, на котором располагался Черкасск, на левый берег. Отъехали на несколько вёрст, Аркадий и Юхим на телеге, остальные верхом. Приёмная комиссия, по категорическому настоянию попаданца, залезла в небольшой овражек, лошадей отогнали подальше. Договорились, что обговаривать итоги испытаний после обеда, до которого, по прикидкам Аркадия, было часа два.
   Из дурной деликатности, выпустив ракету над овражком, к атаманам не поехали, а отправились потихоньку пешком к Дону. Вскоре мимо них к овражку проскакали казаки с лошадьми в поводу. Сам Аркадий, из-за состояния бёдер, на лошадей пока предпочитал не садиться, рассчитывал добраться до реки пешком как раз к обеду. Ходить побольше характерники ему рекомендовали.
   - Ну, что Юхим, многие, как ты думаешь, там обосрались?
   - А то! - ухмыльнулся тот, решивший составить ему компанию в пешей прогулке. - По первому разу любой храбрец в шаровары наложить от такой жути может.
   Весёлое настроение с них слетело, когда они увидели, что двоих из овражка везут, привязав к сёдлам. Выяснилось, что не старый ещё есаул Обманкин, натерпевшийся в турецком плену, на свою беду проигнорировал предупреждение. Надорванное в рабстве сердце не выдержало, и он умер. А "пожилой", лет сорока пяти, характерник (колдун, мать его!) Жучило, от инфразвуков получил удар (инсульт). Ещё человек пять-шесть чувствовали себя явно не в своей тарелке и держались в сёдлах (казаки!) не очень уверенно
   Аркадий, увидев перевозимых, грешным делом испугался.
   "Как бы мне это испытание боком не вышло. Пришьют покушение на убийство, хрен оправдаешься".
   Однако боялся он напрасно. Остановившиеся поговорить с изобретателями атаманы отнюдь не пылали жаждой мести. Наоборот, все дружно одобрили новое оружие.
   - Ну, Юхим, теперь я знаю, почему тебя в Срачкороба перекрестили. Как ты сам-то не обделываешься? - ухмылялся будущий покоритель Азова, кстати, пахнувший только потом.
   - А я перед выездом с острова посидел, подулся, живот от всего лишнего освободил. Что с Жучилом?
   - Хреново. Дай Бог, не помрёт, как помер Стёпа Обманкин. Привезём в Черкасск, там его товарищи попробуют ему помочь.
   - Светлая Степану память и земля пухом! - перекрестился Юхим, а за ним и все, кто остановился возле пешеходов. - Езжайте, не задерживайтесь, вижу, помощь не только Жучиле нужна.
   Всадники тронулись, но Михаил Татаринов остался возле пешеходов. Назначенный наказным атаманом в поход на Азов, он искал средства для его взятия, проверял предложения от попаданца, прозвучавшие на большом совете.
   - Да уж, оружие ты сделал хорошее. Срать, правда, мне не захотелось, но голову сдавило так, что думал, лопнет. Если б кто налетел на меня, мог пошинковать в сколь угодно мелкие кусочки. Не сразу очухался, да и сейчас башка побаливает. Много таких ракет к штурму Азова сделать сможешь?
   - Сколько надо будет, столько и сделаю. Не бесплатно, сам понимаешь. Оружие-то, эти ракеты, грозное. Они и на море себя ещё покажут.
   Дальше пошёл нормальный торг производителя и потребителя. К удовлетворению и облегчению Аркадия никто его в смерти одного и страшной болезни другого из старшин, обвинять не думал.
   Из других предложений Аркадия хорошо начал распространятся короткоствольный дробовик с пистолетной (а ля ХХ век) ручкой. При абордажах такое оружие могло быть очень эффективным. Это поняли многие. Попаданцу уже случалось замечать за поясом у встреченных незнакомых казаков дробовик вместо пистоля.
   По вечерам Аркадий проводил накачку атаманов и старшины. Не только донцов, но и запорожцев, терцев, приехавшего со станицей гребенского атамана Кондрата Резунова. Кстати, клятвенно заверившего, что первые бурдюки, потом бочки, с нефтью будут в Черкасске уже через недель шесть-семь. Знать будущее, пусть не своё, личное, а общее - большой соблазн. А уж, зная, изменить, так вообще - невообразимый. Казаки были готовы его слушать ежедневно с утра до вечера. Но в условиях подготовки к походу, такое времяпровождение для его руководителей стало бы приговором его участникам. Аркадий жёстко ограничил такие посиделки не более двух часов в день.
   До выделенной им с Васюринским хаты добирался уже в полной темноте, не пытаясь сдержать невольные кривлянья от боли, поохивая и чертыхаясь. С Иваном и подселившимся к ним Юхимом уже не разговаривал, выпивал снотворное, выделяемое характерниками, и заваливался спать. Спал крепко, снов не запоминал. А с утра, до выхода стругов в море, опять пахал как проклятый над усилением вооружения казачьего войска.
   5 глава.
  
   Благородные разбойники на морской дороге.
   Азовское море, ... 7146 года от с.м.
  
   "Чуден Днепр при тихой погоде". Таки классик был прав, чуден. Особенно если выходишь на водохранилище на яхточке, пусть совсем не роскошной, в тёплой, дружной компании с весёлыми девушками. Никакого сравнения с весенним Азовским морем. Бурным его при ветерке в метров в пять, не назовёшь, но ощущения при перемещении по нему на струге совсем другие. Волны здесь какие-то дурацкие, отошедшая, вроде бы задница, опять побаливать начала. Из-за низкой посадки струга брызги регулярно освежают мой не нуждающийся в подобной процедуре организм. Ноги, если бы не купил в кредит по двойной цене сапоги, давно бы промокли и промёрзли. Сухим дно струга не бывает. Холодно, сыро, зябко и... неспокойно на душе. От себя скрывать не будем, некоторый мандраж от предстоящих морских боёв присутствует. Нервы не железные. Как там Горелик ощущения своей Галки перед первым абордажем описывает? Чёрт, забыл".
   Сказать, чтоб Аркадий рвался к славе Моргана и других знаменитых пиратов, так нет. Не рвался совершенно. И не привлекала его возможность вживе услышать знаменитое "Сарынь на кичку!" (надо будет узнать, что это выражение означает)*. Однако среда обитания диктовала поведение. Трус, пусть даже инженер с гениальными мозгами, среди казаков авторитетом стать не мог. А быть в таком обществе неполноценным - сомнительное удовольствие. Значит, хочешь, не хочешь, необходимо показать себя храбрецом и удачливым командиром. После чего можно будет почивать на лаврах.
   "Хмельницкий, руководя восстанием, помнится, в атаку не бегал и от врагов из ружья не отстреливался. И никто его за это трусом не считал. Будем пробиваться в командиры. Быть просто руководителем оружейных проектов здесь не стоит".
   При почти северо-восточном попутном ветре струги бойко (по меркам того времени) неслись под парусами к Керченскому проливу. Довольные тем, что не надо мучиться на веслах казаки весело травили байки, весьма ядовито, но незлобиво прохаживались по привычкам и случаям из жизни друг друга. Весьма большой популярностью пользовались рассказы Аркадия о жизни пиратов Карибского моря. Большая их часть ещё не случилась, да и неизвестно, случится ли вообще. Но с реалиями Мэйна даже весьма образованные товарищи наподобие Хмельницкого знакомы не были, так что быть пойманным на вранье попаданец не боялся.
   Не с меньшим интересом казаки слушали его прожекты о постройке больших боевых судов, раз уж теперь у них будут порты. Храбрость храбростью, но каждый раз лезть на пушечный огонь, не имея возможность достойно ответить, им надоело. Перспектива самим расстреливать беспомощных осман, наоборот, понравилась. Любопытно, но идею шверта* они восприняли легко и, на словах, конечно, оценили. Как и идею расширения парусного вооружения стругов и чаек. В отличие от строителей стругов, объявивших эту его идею дуростью несусветной. Их не устраивало некоторое утяжеление судна при такой переделке, и увеличение осадки. "Не отходя от кассы" он тут же договорился с несколькими казаками о паевом строительстве струга с укладываемой, в случае необходимости, мачтой и опускаемом на шверте килем. Хотя, в этом случае, Аркадий не был уверен, что новое судно можно назвать стругом. Да и правомерно ли именовать килем опускаемую на глубину деталь корпуса? Помимо нескольких путешествий на яхтах по водохранилищу, его морская эрудиция опиралась на романы Сабатини, Горелик и цикл "Грон" Злотникова. Плюс, конечно же, комменты к разнообразным альтернативкам. Самая "морская" из них, "Варяг", к сожалению, ничем здесь помочь не могла. Не тот технологический уровень.
   Рассказ о строящихся в Корее броненосцах воспринимался с нескрываемым скепсисом. Обвинять во вранье двух колдунов, да ещё, при этом здоровенных амбалов, опасались. Но и доверием от их вопросов о таком чуде и не пахло.
   "Ничего, посмотрят на кораблики со швертом, поудивляются невиданной скорости лодок-тримаранов, оценят ласты и скоростное подводное плавание с ними, глядишь, уже сами начнут расспрашивать о неуязвимых для врагов дубовых броненосцах. Терпение и труд... кстати, очень неплохо было бы завезти сейчас сюда, на Дон, побольше немцев. Там сейчас полная жопа, согласятся поехать куда угодно, лишь бы смыться от тридцатилетней войны. Отношение к немцам здесь вполне приличное, вон один, так и в обсуждении планов по взятию Азова участвовал. Надо будет с ним поговорить обязательно".
   С шедшего первым струга раздался какой-то вопль, Аркадий не расслышал его смысла, но сидевший рядом Васюринский разъяснил.
   - Турок заметили. Навстречу идут, значит им от нас не уйти. Хотя... от нас здесь никто уйти не может.
   Иван, как и остальные, тут же занялся разматыванием казённых частей своих ружей, выниманием пробок из стволов. Другие казаки занялись тем же, кто не был приставлен к гаковницам, те, естественно, принялись их заряжать. Взялся за своё единственное, пока, ружьё и Аркадий. Считавший себя неплохим стрелком, он из этого раритета стабильно хорошо стрелять, ещё не научился. Недавняя попытка приделать к нему прицел и мушку с треском провалилась. С ходу сделать их правильно не получилось, а на серьёзную доводку нужно время. Которого по-прежнему дико не хватает. Да и какая прицельность может быть у гладкоствольного оружия?
   "Дура чёртова! Тяжеленная и бестолковая! Фузея-из-музея. Ею ворога изничтожить можно только путём ударения этим антиквариатом его по голове. Никакой шлем не спасёт. Если она его не проломит, так голову в плечи вобьёт".
   Впрочем, не смотря на мысленное критиканство, руки попаданца споро готовили мушкет к стрельбе. Свои пистолет-пулемёты он в море не взял, а ТТ висел у него под мышкой в собственноручно изготовленной кобуре для самого крайнего случая. При долговременном отсутствии возможности пополнить запас патронов, приходилось обходиться местными изделиями. Как бы руки не тянулись к чему-то более совершенному.
   Турецких галер (сами они свои суда по-другому называли, но не будем излишне усложнять сущности), было пять. Что давало, при семнадцати стругах, минимальное преимущество в числе бойцов казакам. При значительном доминировании осман в артиллерии. Турки шли против ветра, с усталыми от долгой дороги гребцами, струги, как и чайки, существенно превосходили их в скорости и манёвренности. Уйти от турок казаки могли легко. Но, спрашивается, зачем они тогда в море выходили? Бой же, при таком соотношении сил, обещал быть кровавым и непредсказуемым. Янычары стрелять и рубиться умели не хуже казаков.
   Передовой струг несколько замедлился, позволяя другим кораблям подтянуться и стать в более плотную группу. То же самое сделали и османы. Впрочем, никакого линейного боя, как в последующих веках, в данном случае быть не могло. Не та артиллерия на судах была, даже на турецких. Правда для утопления струга и среднего ядра могло хватить. Нижняя палуба, пригодная для расположения тяжёлых пушек, у осман была занята гребцами-рабами. На струги же ничего существенного поставить нельзя по определению.
   Казаки неоднократно выигрывали подобные сражения, но на сей раз, турецкий адмирал имел основания надеяться, что хотя бы часть его судов прорвётся в Азов. На палубах было больше чем обычно янычар, часть из них добиралась на пополнение азовского гарнизона. Он позволил себе улыбнуться в свои роскошные усы, надеясь вскоре праздновать победу над злейшими врагами правоверных. Возможно, в привычном бою галер со стругами произошло бы именно то, на что он рассчитывал.
   При лобовом сближении эскадр огонь по казачьим судам могли вести только две небольших носовых пушечки передовой галеры, в струги так попасть и не сумевшие. В ответ, на что казаки шмальнули из нескольких гаковниц. Раза три попали, только галере их ядрышки - что слону дробина. Капудан-паша каравана вынужден был воздержаться от разворота к приближавшимся врагам бортом. Это сбило бы его корабли в кучу, да и эффективность стрельбы при боковой качке была сомнительна. Приходилось рассчитывать только на абордаж. Он не сомневался, что проклятые гяуры полезут на захват судов правоверных, не подозревая о числе воинов аллаха на них. Появлялся прекрасный шанс взять полон прямо в море и отомстить за сожжённые и разграбленные османские города. Верховный капудан-паша в Стамбуле, не мог не отметить бы человека, привёзшего для публичной казни много врагов. Однако использовать свой козырь он не смог.
   С уже близко подошедшего к османскому флагману струга взлетело нечто ужасное. Взлетело и направилось на деятельно готовившихся к рукопашной турок. Конечно, если бы у моряков и янычар было время, они бы познали ракету, а немного погодя и, точно такую же, вторую, что, в общем, безвредно для судна перелетели через турецкий корабль. Но в боях побеждают, обычно, именно те, кому времени хватает без всяких если.
   Безвредно для судна не всегда - безвредно для экипажа. Рёв, вой, свист, раздававшиеся с летевшего на них объекта, для храбрых воинов и моряков прозвучали совершенно инфернально, потусторонне. Не бывает в природе таких звуков. Звуков, от которых кто-то умирал, кто-то, от боли в сдавленной, будто тисками голове, бросался в море. Большинство просто застыли от боли и страха.
   Однако казаки, уже слышавшие подобную какафонию, движения не прекратили. Поэтому, когда османские воины начали приходить в себя, на их кораблях, сначала флагманском, затем остальных, уже вовсю хозяйничали казаки. Бой как таковой османам удалось дать только на последней галере, ракеты на которую запустили издали, да ещё не очень точно. Там шок был куда меньше и короче, а казаков встретили пушечный залп, правда всего один, и отчаянное сопротивление многочисленного экипажа. Те три струга, которые поначалу на неё набросились, вряд ли бы смогли добиться победы самостоятельно. Но к начавшим проигрывать абордаж казакам немедленно подошли на помощь ещё несколько стругов. С потерями много большими, чем на всех остальных османских кораблях вместе, сопротивление турок подавили, всех защитников этой галеры беспощадно вырезали. Нельзя не отметить, что на остальных кораблях было захвачено как никогда много пленников. Что не могло не радовать, угольные и железные копи нуждались в рабочих руках.
   Аркадий принял активное участие в бою, но на борт вражеской галеры вступил только после её захвата. По его же предложению, пять стругов изначально заняли положение вблизи каждой из галер и весь бой её обстреливали из гаковниц и ружей. Вплоть до захвата вражеского судна собратьями с других стругов. Вынужденные реагировать на вторжение абордажников, не сумевшие прийти в себя после адской какафонии, османы почти не отстреливались, давая возможность, в четырёх случаях из пяти, вести отстрел всех приходящих в себя. В результате чего большинство янычар очухалось уже в плену.
   Пятый из "стрелковых" стругов получил сполна за все остальные четыре. Именно по нему дала залп галера, выбив пятую часть бывших в нём казаков и вынудив немедленно присоединяться к абордажу. Пока их струг не потонул. Успели, кстати, с большим трудом. Тростник, валом огораживавший борта, не сразу рассыпался и удержал наплаву полностью заполненный водой корабль.
   Аркадий весь бой заряжал ружья для более метких стрелков. Врываться на вражескую галеру, когда там были ещё боеспособные янычары, для него было бы самоубийством. Клинком он владел ОЧЕНЬ условно. Его уже начали усиленно натаскивать бывший янычар и польский шляхтич, обучавшийся фехтованию в Венгрии и Италии, но до возможности защитить себя в бою холодным оружием ему было ещё очень далеко.
   Бой показал высокую эффективность правильно применённой ракеты и бесполезность запущенной не вовремя. Что было решено донести до всех, кто в дальнейшем будет их использовать. Аркадий пообещал, что вскоре, к концу года, будет у казаков и куда более грозное, реально поражающее оружие. Да такое, какого ни у кого нет.
   Помимо трофеев, казаки не скрывали своей гордости за освобождение множества пленников. Ведь на вёслах галер сидели пленники-христиане. Попаданец также испытывал чистые, незамутнённые радость и гордость, пока не увидел тяжело кашляющего, явно больного пленника.
   "Туберкулёзник! Ёпрст! Нам здесь только эпидемии туберкулёза не хватает. Особенно если учесть, что люди постоянно перемерзают и плохо питаются".
   Он подошёл к Ивану и, показав на больного, спросил: - Ты знаешь, чем он болен?
   Тот, посмотрев на указанного ему человека, посмурнел.
   - Да, знаю. Не жилец он на белом свете.
   - А то, что болезнь эта заразная и особенно хорошо цепляется к слабым, больным, раненным, недоедающим, знаешь?
   - Догадывался. Только что здесь поделаешь? Не топить же их в море. Они то в своей болезни не виноваты.
   - Не виноваты, согласен. Только и заражать наших, еще, слава богу, здоровых, тоже не годится. И они ведь не виноваты.
   - Что ты предлагаешь?
   - Собрать всех таких больных в одном месте. Сухом, тёплом, кормить их, по мере возможности хорошо. И агитировать... ну...то есть...уговаривать их отомстить за их мучения и погубленное здоровье. Не постесняться и внушить им такую идею. А при штурме Азова, напоить чем-нибудь укрепляющим и бросить в самое опасное место.
   - На убой?
   - Да! Если хочешь, на убой. Им всё равно не жить, так они хоть наших больных другими болезнями или сильно недоедавших, с собой на тот свет не прихватят. Вылечить то мы всё равно их не можем. Или, характерники могут?
   На этот вопрос Иван ответил не сразу. Долго смотрел на то и дело заходящегося в тяжёлом приступе кашля человека, явно счастливого своим освобождением. Вздохнул.
   - Нет, не умеем мы лечить чахотку. А в вашем времени умеют?
   - Да, умеют. Но только все равно, всех вылечить не удаётся, очень уж болезнь тяжёлая. Главная беда при её лечении то, что сам больной должен многое делать. А много другого, например, пьянствовать, ни в коем случае нельзя.
   - Ишь, ты! Что, в самом деле, нельзя и в рот брать?
   - Да, причём целый год. Но ты не ответил на мой вопрос.
   - Ладно. Поговорю с атаманами, характерниками. Думаю, послушаем мы твоего совета. Хоть это, как-то... не по-людски.
   - А, по-моему, как раз по-людски. Нельзя позволять уже мёртвым затаскивать с собой в могилы живых. Имей ввиду, что посуду после таких больных от заразы не отмоешь. Лучше выбросить. Или, долго-долго кипятить. С полдня, по-крайней мере.
   Иван спор продолжать не стал, позже все рекомендации выполнил, но видно было, что полностью Аркадий его не убедил.
   Приятным добавлением к победе для Аркадия лично стала добыча, что ему с захваченных кораблей причиталась. Среди турок оказалось несколько рослых янычар и один ага. Что существенно расширило его гардероб, а небольшая толика денег помогла разнообразить стол, избавив от ежедневного кошмара саломахи или щербы на суше. В морском походе, как выяснилось, казаки не брали с собой воды, а употребляли для восполнения влаги в организме именно доставшие Аркадия саломаху и щербу.
  
   Политика, она и в XVII веке...
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   Гонец появился на правом берегу Дона под ужин. Выкликнул с острова лодочника, переправившись, вытер насухо лошадей, переплывших реку вплавь вслед за лодкой, и направился к хате, где поселился Васюринский. Аркадий знал об ожидании гонца с Сечи. Случайно заметив его в связи с экспериментами по изготовлению гранат, двинулся за ним. Что-то ему подсказывало, что привёз гонец очень важное сообщение.
   Хотя шёл Аркадий в нескольких десятках метрах сзади гонца, судя по мрачной роже Ивана, свою весть он ему выложить уже успел. Аркадий подошёл вплотную к другу и спросил вполголоса, хотя никого постороннего, кроме вымотанного вусмерть гонца, вокруг не было.
   - Что случилось?
   - Павлюк отказался отменять восстание.
   - Совсем, или оговаривает как-то возможность отмены?
   - Можно сказать, совсем. Я так понял из цидулы Трясилы. Подробнее расспрошу гонца после ужина. Пока все характерники, что сюда съехались, соберутся, он успеет поесть и немного передохнуть.
   Прочитанное для совета характерников (в который, единогласно был включён и Аркадий) письмо Федоровича и рассказ гонца нового для попаданца не принесли. Было ясно, что долго лелеявший план большого восстания против панов Бут, отказываться от мечты не собирается. Все попытки объяснить ему обречённость его затеи, её вредность, наталкивались на стену непонимания. Не верил гетман посланцам, своим расчетам и надеждам доверял больше, чем предупреждениям и уговорам.
   С добрый час совещание толклось на одном месте. Никто не хотел сказать вслух то, о чём надо было говорить. Что бы спасти тысячи повстанцев, которые напрасно погибнут в обречённом на поражение восстание, надо уничтожить гетмана. Попаданец считал, что ему, для войска запорожского всё ещё своего условно, такие вещи формулировать не по чину. Другие, вероятно, каждый по своей причине, тоже произнести роковой приговор не желали.
   Нашёл выход всё-таки Аркадий. Вспомнил об обычае русской армии начинать обговаривание решения с младшего из присутствующих. И, рассказав об этом вкратце, предложил использовать его сейчас. Все, младшие Сирко и Богун неохотно, согласились.
   Приговор все, без исключения, вынесли один. Смерть. А вот как её оформить, чтоб не расколоть окончательно и без того расколотое казачество Малороссии, думали и говорили полночи. Устраивать переворот было затруднительно. Войско только что вернулось из Крыма, из победного, совместно с крымским ханом похода против буджакских татар. Авторитет у Бута (Павлюка) был высок как никогда до этого. То, к чему он призывал, отвечало чаяниям большинства казаков.
   Устраивать кампанию по разоблачению его ошибок и преступлений, пусть даже выдуманных? Так на это необходимо много времени, а восстание уже вот-вот начнётся.
   Пристрелить его? Но он всё время окружён верными сторонниками, стреляющего поймают и ниточки потянутся к организаторам убийства.
   В конце концов, решили кошевого отравить, одновременно распустив слухи об иезуитском следе этого преступления. Учитывая их репутацию, в такое было легко поверить. Отравы гетман тоже опасался, но своему, проверенному в борьбе с панами и татарами, такое провернуть было можно. Васюринский и ещё два характерника возражали против уж очень "иезуитского" способа убийства. Но эти возражения были отвергнуты большинством. Как и предложение Васюринского вызвать гетмана на дуэль. Большинство над этим примером лыцарства откровенно посмеялось.
   Исполнителем решено было попросить стать, к величайшему удивлению Аркадия, самого Богдана Хмельницкого, на совещании не присутствовавшего.
   - Он же, вроде бы, шляхтич? А тайное убийство...
   - Среди иезуитов шляхты, в том числе самого высокого полёта, полным-полно. Когда надо или припрёт, и они умеют забывать про шляхетскую честь.
   - Не все! - возмутился Васюринский ответу Жучилы, поражённого недавними испытаниями не так уж сильно и уже успевшего прийти в себя.
   - Да никто и не говорит, что все. Но большинство, уж точно.
   - А вы уверены, что он согласится? Я ведь ему нарассказывал, каким великим он стал в последствии.
   - Уверен. В конце концов, он и сейчас, ОСОБЕННО после твоих рассказов, хочет гетманом стать. И мешающего ему Бута уберёт без сомнений. Или он в историю как особенно совестливый вошёл?
   - Чего нет, того нет. Много чего стыдного за ним числится.
   - Значит, будем за ним внимательней поглядывать.
   Под конец совещания вкратце обговорили крымский вопрос. Посланец к хану, его родственник по материнской линии, пока вестей не слал. Но надежда, что Инайет поверит посланцу, была. Кстати, хану было сообщено, что именно ему приписано зверское убийство всего посольства Султана в Москву. Оставалось надеяться, что ни в какой Стамбул после этого он не поедет, будет с удвоенной энергией воевать с Кантемиром, верным, на данный момент Стамбулу.
   Тщательно обговорили предложение Аркадия об организации в областях под владычеством Польши и Литвы грабительских шаек маскирующихся под панские отряды. Налёты и грабежи, что в Малой, что в Великой Руси, были широко распространённым явлением. В Польше были выродки бравировавшие судебными приговорами против себя. Один даже одежду ими себе подшил. Некоторое увеличение такого явления никого особо не обеспокоит. Но поначалу надо было наладить разведку. Чем и поручили заняться характернику Свитке. Который и без того ведал сбором сведений с лирников, шатавшихся по всей Малороссии. Намеченные планы по строительству промышленности требовали денег, несколько удачных грабежей могли здорово пополнить пустую казну на это благородное дело.
   С призывом к немцам и чехам переселяться на свободные земли, было решено погодить. Всё же обеспечить безопасность переселенцев в данный момент было затруднительно. Однако за неведомой всем, кроме Аркадия картошкой и мастерами-плавильщиками и кузнецами постановили послать немедленно.
   В самом конце мероприятия Аркадий вспомнил возвращение из морского похода.
   - Ещё одно важное дело есть. Как только мы вернулись из похода в море, в нём разразился сильнейший шторм. Застань он нас на волнах, не все смогли вернуться. Можно сказать, вернулись целыми случайно.
   - Ну и что? - удивился Васюринский. - Дело обычное, когда везёт, а когда и не очень. Всё в руках Господа, он один определяет, быть ли шторму, доброму попутному ветру, или ещё чему.
   Аркадий невольно почесал зудящую, от растущей бороды, челюсть. Увидев, ЧЕМ И КАК бреются запорожцы, он решительно и бесповоротно выбрал имидж донского казака.
   - Определяет, конечно, погоду Бог. Однако, вы все не могли не слышать о том, что некоторые люди способны предугадывать погоду на день или два. Если мы найдём таких людей, поселим их в портах, Азове, Темрюке, Тамани, наладим, с помощью голубиной почты, сообщение между ними, то наше благополучие в море будет зависеть уже не только от одного бога.
   - А от кого ж ещё? От дьявола, что ли?
   - Нет, не от дьявола. От себя, от своей головы, кою господь бог нам даровал, что бы мы ею пользовались для размышлений, а не только для ношения шапки.
   Идея метеобюро вызвала у характерников живейший положительный отклик. Были и сомневающиеся, ведь господь осудил гадания разные, однако их успокоили и уговорили. Поручили новое дело Жучиле, не раз жаловавшегося на ноющие к перемене погоды раны.
  
   Дела прогрессорские.
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   Взбодрившись на море, прибыв на сушу Аркадий занялся продолжением введения новшеств в жизнь. Первым делом ему захотелось внедрить маскирующую окраску на струги. Казаки обожали появляться перед противником неожиданно, поэтому эта его идея встретила полное понимание и поддержку. Словесные.
   Во-первых, вся верхушка казачества, не только донцы, но и прибывшие на Дон запорожцы, были заняты подготовкой похода на Азов. Табор должен был тронуться на днях, а то и дело, как всегда, вылазили разные нехватки и ошибки в прежних расчетах.
   Во-вторых, никто не знал какой конкретно краской необходимо красить паруса стругов. Сами низкосидящие корпуса кораблей в окраске вряд ли нуждались. Увидеть их можно было совсем уж с малого расстояния. Хотя на обширное обрамление из тростника маскирующие пятна нанести стоило бы.
   В-третьих, производства красок на Дону не было вообще. Как, впрочем, и всех остальных производств. Следовательно, их предстояло организовать, что не имевшего опыта строительства промышленных предприятий Аркадия не радовало. Уж если совсем честно, приводило в отчаянье. Когда он начинал прикидывать, сколько и чего надо сделать, чтоб у нарождающейся державы появился, хотя бы слабенький шансик на выживание, ему плохо делалось. Отчаянье захватывало его, нарушало сон, лишало сил. Если бы не поддержка Васюринского, которого с всё большим основанием можно было назвать его другом, он бы бросил всё к чертям и запил. Благо спиртное, не смотря на голод, на Дону было.
   Но, "Взялся за гуж, не говори, что не дюж". Интенсивный труд на благо, чего уж там, человечества помогал выбросить мрачные мысли из головы, переплавить отчаянье в дополнительный стимул к работе.
   О существовании Мазилы, бывшего монаха-иконописца, он узнал на второй день поисков знатоков красок. А нашёл его на третий. Не высокий по меркам попаданца, массивный, с частой проседью в густой, окладистой бороде, мрачным взглядом тёмно-карих глаз, Мазила не производил впечатления интеллигента. Даже средневекового. А вот на борту струга атакующего купеческое судно наверняка смотрелся органично.
   На контакт Мазила шёл крайне неохотно. О причинах смены профессии говорить отказался совсем. К предложениям Аркадия поначалу отнёсся с обескураживающим безразличием. Не интересны ему были планы по маскировке казацкого флота. У попаданца сложилось впечатление, что, слушая его, казак думает о чём-то своём, скорее всего, очень не весёлом. В прежней своей жизни Аркадий не задумываясь, бросил бы эту затею и легко переключился на другое дело. Но, вспоминая слова одного великого, хоть и крайне чёрного политика, не было у попаданца других знатоков красок.
   Несколько часов Аркадий пытался найти ключик к душе Мазилы, кстати, своего крестильного имени, как и монашеского, казак Аркадию не торопился называть. Попаданец, всерьёз озаботившийся сделать струги менее видимыми на море, не отступал. Затрагивал в разговоре разные темы, пытался найти хоть какие-то струнки в душе собеседника, чтоб уговорить его вспомнить старое, производство красок. И, в конце концов, нашёл. Мазила согласился заняться богоугодным делом. Именно такой аспект, прикрытие православных воинов от взглядов иноверных врагов, убедил Мазилу взяться за производство красок.
   Они обговорили, какие конкретно цвета нужны для окраски парусов. Мазила быстро понял, зачем нужны пятна на них, но по поводу оттенков возник спор. Решили покрасить несколько стругов в разные оттенки серо-синего, с разными по величине пятнами. Оплату работ по добыче необходимых для производства красок ингредиентов обязался сделать, из трофеев добытых на разгроме турецкого посольства, Васюринский. Позже предполагалось брать за окраску парусов и судов деньги.
   Переложив хоть одно важное дело на чужие плечи, Аркадий занялся доводкой до ума деревянных кирас. Он уже несколько раз собирался бросить это дело, в которое кроме него мало кто верил, но появившееся у него упрямство не позволяло попаданцу не завершать начатое. Тем более, этих кирас произвели уже несколько десятков. Точнее, в большинстве полукирас, прикрывающих только спереди. Но некоторые казаки посчитали необходимым сделать себе полные кирасы. С окраской их по идее превращения в подобие чертей, до присоединения к делу Мазилы не ладилось. Но с его помощью удалось сделать несколько ярко выкрашенных чертячьих банд. Оставалось сожалеть, что деревянный шлемы, делавшие своих носителей совершенно не похожими на людей (для обитателей семнадцатого века), от удара ятаганом или выстрела пистоля защитить никак не могли.
   Производство гранат, по эстетике не ахти каких привлекательных, а по убойному действию, откровенно слабоватых, продолжалось уже без участия Аркадия. И, проведя несколько испытаний, старшина решила, что эти гранаты неплохая выдумка.
   Привезли Аркадию и уголь, о котором он рассказывал на совете атаманов. Из двух разных мест. Интересовались, можно ли с его помощью плавить железо?
   Попаданец уголь посмотрел. Ну, чёрный. В одном мешке более крупные и блестящие куски, в другом - мелкие и без блеска, просто чёрные. Пришлось повторять рассказ о крекинге, превращении угля6*, да не всякого, в кокс. Наподобие превращения дерева в древесный уголь. Впрочем, показ горения угля произвёл впечатление на казаков. Как и рассказы о гневе господнем за вырубку лесов, необходимости их посадок на месте вырубок. Решено было немедленно создавать запасы угля в донских станицах для отопления их зимой. Лес и на струги мог пригодиться. А искать, какой уголь подходит для получения железа, он предложил кузнецам.
   Запорожские кузнецы порадовали его вестью, что одно месторождение железной руды их подмастерья уже нашли. Попытка извлечь из руды железо удалась, но тащить руду через неспокойные степи не стали. Оставалось ждать, когда прибудут шведские специалисты для налаживания массовой выплавки чугуна. Но раньше конца года это вряд ли могло произойти.
   Можно было констатировать, что колесо истории вильнуло в сторону от того, что было в мире Аркадия. Оставалось постараться, чтобы оно не вернулось в старую колею.
  
   Все дороги открыты, да не все проходимы.
   Азовское море, (дату по исламскому календарю уточнить).
  
   Размерено, неспешно бухал барабан, отмерявший ритм гребли. До цели путешествия, оставалось идти недалеко, всем хотелось попасть в Азов побыстрей, но весь путь от Стамбула пришлось идти на вёслах, против ветра. Рабы устали, могли не выдержать ускорения. Есть ли в Азове новая добыча, неизвестно. Для больших набегов не сезон, вполне могло и не быть. Тогда замена выброшенных на корм рыбам, обошлась бы очень дорого. Да и купцы, шедшие в караване, имели мало вёсел, им ускорение было не по силам. Приходилось идти со скоростью удобной им. Злить человека имеющего доступ к уху Великого визиря или валиде-ханум, крайне неразумно, а среди купцов каравана таких было несколько.
   Нельзя сказать, что сильный, порывистый, холодный ветер, злой как казаки, с земли которых он дул, выжимал слёзы даже у суровых моряков боевой галеры. Все, кому это позволено, давно от него спрятались, но капитану флагмана, капудан-паше каравана, при подходе к этим негостеприимным берегам убегать от ветра в собственную каюту не приходились. Уж очень неспокойные, совсем не из-за штормов, воды здесь были. К тому же, ветер поднял невысокую, но очень крутую зыбь, тоже проклятье этих мест. От тряски, зачастую, начинало тошнить и бывалых моряков, а, как ему недавно доложили, вода в трюм стала просачиваться с удвоенной силой.
   С неба, затянутого пеленой, по которой бродили стада подозрительно тёмных туч, сыпануло мелким, но всё равно противным дождём. Якобы, рассматривая идущие за его кораблём суда, капитан давно смотрел назад, посему этот дождевой залп его не очень обеспокоил. Смотреть вперёд, во взбаламученную морскую даль он уже не мог. От проклятого северо-восточного ветра начинали течь из носа сопли, сильнее, чем вода из щелей в трюме.
   Азиз Карачун, капитан флагмана и, по совместительству, капудан-паша каравана, присмотрелся к движению вёсел своей галеры.
   "А ведь проклятые гяуры хитрят и гребут вполсилы. Надо взгреть боцмана, куда он смотрит?"
   Однако выполнить своё намерение и обрушить праведный гнев на боцмана, с передачей его в десятикратном размере нерадивым рабам, он не успел.
   - Казаки! - раздался истошный вопль вперёдсмотрящего. Азиз поспешно стал осматривать горизонт. Стругов полных шайтановых выродков выглядеть не удалось, хотя на зрение, хвала Аллаху, ему жаловаться не приходилось. Азиз уже открыл, было, рот, чтобы обрушится на вперёдсмотрящего, иблисово отродье, склонное к употреблению гашиша, но, в последний момент, удержался. Уловил краем глаза непонятное пятно на море. Приглядевшись, понял, что это казачий струг. Не один, причём. И были они, казаки, много ближе горизонта. Пожалуй, на предельной дальности выстрела из доброго турецкого лука. Из-за невиданной раскраски корпусов и парусов в серо-синий цвет, с более тёмными пятнами, разбросанными беспорядочно, вперёдсмотрящий прозевал и обнаружил их слишком поздно. Раскрашенные в цвет моря, пятнистые словно леопарды, корабли казаков терялись на фоне моря.
   Азиз скомандовал подготовку к бою. С "купцами" в караване от казаков не уйти, а на изготовку к бою времени хватало.
   "Да и галерам от казачьих лодок не уйти. Нет в этом море судов более быстрых, чем у этих разбойников. Но у галер есть хороший шанс отбиться. Удастся ли при этом защитить купцов - большой вопрос. А вперёдсмотрящего, всё равно, надо будет хорошенько выпороть. Если уцелеем оба".
   От души прокляв гяуров, не иначе, как с помощью морского шайтана, измысливших очередную пакость против правоверных, капитан приказ сигналить на другие суда, чтоб подтянулись. У отдельного купца не было и призрачных шансов уйти или отбиться. Оставалось надеяться на преимущество галер в артиллерии и милость Аллаха.
   Однако, как известно, аллах бывает не только милосердным, но и беспощадным. Бой с самого начала пошёл по планам казачьего предводителя. Перестроиться турки не успели, хотя струги шедшие впереди не атаковали турецкого флагмана, а проскочили дальше. Нетрудно было догадаться, что сделали они это не из страха, а желая атаковать все корабли врага одновременно. Как только османская артиллерия начала пристрелку, как казаки развернулись и большой скоростью пошли на сближение, сбивая прицел.
   Азиз прикидывал, скольким его кораблям удастся прорваться к Азову, казачьих судёнышек было, на его взгляд, недостаточно, для уничтожения всего каравана. Но тут казаки преподнесли очередную дьявольскую неожиданность. Выстрелили по османским судам ракетами. Но не обычными своими шутихами, а воистину шайтановыми подарками. Если старые казачьи ракеты неприятно выли, но были не очень опасны, то новые повергли в прострацию весь караван правоверных.
   Новые ракеты, не иначе, как полученные казаками из арсеналов самого отца лжи, испускали несравненно больше, чем старые, чёрного дыма, но главное, они звучали. И ничем, как звуками из ада эти свист, визг, вой, гул и ещё Аллах знает какие звуки, назвать было нельзя. От них останавливалось сердце, паралич охватывал все члены, неимоверный ужас леденил всё тело. Пушкари с галер дали дружный залп, ни единым ядром не поразив увёртливые кораблики. Провинившийся боцман упал на палубу и забился в припадке падучей болезни. Хотя никогда у него ранее ничего похожего не было. Несколько матросов и янычар выбросились в море, вопреки строжайшему запрету в Коране на самоубийство. У некоторых матросов перед глазами капитана намокли и наполнились штаны. Да и мочевой пузырь самого Азиза потребовал немедленного опорожнения. С немалым усилием он не допустил такого постыдного непотребства. Но, на некоторое время он забыл обо всём, кроме этого ужаса и давления в мочевом пузыре. Кстати, не все струги пошли на абордаж. Часть пристроилась напротив галер, и казаки с этих стругов начали выбивать всех начальственных или быстро приходящих в себя людей. Делая, таким образом, проблематичной даже попытку сопротивления.
   Капитанами боевых галер в османском флоте, большей частью, становились храбрые люди. Даже после звуковой обработки, вгоняющей в состояние паники или ступора ВСЕХ, он очнулся довольно скоро. Но недостаточно быстро, чтоб предотвратить захват своей галеры.
   Когда Азиз смог оглядеться, он увидел, что на палубу его корабля лезут шайтановы дети. Нет, это не иносказательное определение казаков. Галеру захватывали существа, лишь отдалённо напоминающие людей. Похожими на человечьи, у них были только руки. Тела прикрывали панцири, наподобие рачьих, с горбами на спине, головы были вдвое длиннее человечьих, с огромными змеиными глазами на макушке, ноги смотрелись как более толстые и других пропорций. Передвигались по палубе, впрочем, эти шайтаны весьма ловко и привычно.
   Азиз преодолел оцепенение и выстрелил из пистоля прямо между страшных буркал ближайшего шайтана. Тот только покачнулся и выстрелил в ответ. Пробив пулей сердце капитана. Кроме него смогли оказать сопротивление всего пятеро. Трое стреляли, что обошлось штурмующим в одного раненного, двое янычар бросились на выходцев из ада с ятаганами и были застрелены. Освободив часть пленных от верхней одежды, всех мусульман зарубили и сбросили в море. Казакам и ранее случалось захватывать вражеские суда, но с такими мизерными потерями - никогда.
   Задумка Аркадия дала прекрасные результаты. Люди семнадцатого века, действительно оказались подвержены суевериям в ещё большей степени, чем в веке двадцать первом. Настолько, что не прошли, фактически, боевого испытания деревянные полукирасы чертячьего спецназа. Попыток прорубить их в этом бою, зарегистрировано не было. Удлинённые вдвое "головы", с огромными "змеиными" глазами, провоцировали стрелять именно в глаза, или между глаз. Где ничего не было, смотрели казаки через утрированно огромные пасти. Горбы сзади были надутыми кожаными бурдюками, гарантировавшими дополнительную плавучесть в случае падения в воду. Всё было покрашено яркой краской. В связи с дефицитом, разной на разных стругах. Пугаться их турки пугались, но у тех, кто успевал очухаться, возможности подобраться к казаку на расстояние удара ятаганом не было. Их расстреливали.
   Маскарад был на уровне детсадовских утренников, будь у янычар хоть немного времени, они легко во всё бы разобрались. Но времени то после залпа ракет у них не было.
   Права оказалась Лена Горелик и отношении испачканных штанов. Звуковая атака штука страшная, действующая на всех, вне зависимости от личной храбрости. У казаков быстро возникла традиция, идти на запуск с пустым кишечником и сливать перед запуском ракет. Аркадию же пришлось провести серьёзное внушение Срачкоробу, чтоб он прекратил эксперименты с новыми трубками на ракетах. Он вспомнил статью в "Технике молодёжи" о трубках, способных убивать инфразвуком. А слушали ракеты первыми, в любом случае, те, кто их запускал. Вроде бы, до инфразвукового спектра вой не опускался, но чем чёрт не шутит, когда бог спит?
   Очистить Азовское море от вражеских судов, блокировать Азов с моря удалось, практически, без потерь. Более того, после обработки характерниками, большинство освобождённых галерников вызвалось участвовать в штурме Азова. К людоловам и работорговцам у них накопились некоторые претензии. Из туберкулёзников, в те времена обречённых на скорую смерть, создали отряд прорыва, разбавив его серьёзно проштрафившимися казаками. Шансов уцелеть у его членов было немного, чего объяснять настойчиво им не стали. Зато отомстить перед смертью, они могли полной мерой, пусть и не тем негодяям конкретно, которые украли у них свободу.
  
   Дурные вести летят на крыльях...
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   Вести из Сечи пришли в войско, выступившее в поход между Черкасском и Азовом, хоть разделяли их всего пятьдесят вёрст. Гонец сообщил о скоротечной, но очень мучительной смерти кошевого гетмана Бута (Павлюка). По единодушному мнению всех видевших эту смерть и знавших гетмана она была вызвана ядом. Крепкий, ещё не старый мужчина, Павлюк до рокового дня ничем не болел. Учитывая, что кончина Кошевого случилась как раз в момент подготовки им восстания против польских панов и проводимого ими окатоличевания Малороссии, легко было догадаться, кто совершил это страшное преступление.
   Второй гонец, на следующий день порадовал старшину и войско вестью, что вместо умершего новым кошевым избран Богдан Зиновий Хмельницкий, ещё недавно посещавший дружественный Сечи Дон. В ответ на требования запорожцев идти мстить проклятым отравителям-иезуитам, он, с помощью других уважаемых гетманов и полковников, уговорил казаков не делать этого.
   Мол, гетмана отравил кто-то из своих, чужих-то к нему и на пушечный выстрел не подпускали. Значит, не раскрыв предателя, запорожское войско всё время будет находиться под опасностью нового предательства. Да и старшина получила верное известие, что Конецпольский уже подготовил большое войско для войны с казаками. Выступить против поляков сейчас, означало заведомо обречь себя на поражение.
   Голота таким поворотом дела была крайне недовольна. У Хмельницкого возникли бы серьёзнейшие проблемы прямо сразу после избрания, если бы он не призвал всех желающих идти грабить приморские города Турции, которым султан оказать помощь не может, потому, как застрял в Персии.
   "Пограбить? Всегда готовы!" - вот как можно охарактеризовать неизменное настроение этой части запорожского общества. Деньги у них не задерживались никогда, главным их принципом было: "Награбь и пропей побыстрее!". Предложение Хмельницкого они встретили с одобрением. Были, и немало, казаки, не желавшие размениваться на банальный грабёж, а жаждавшие отомстить проклятым ляхам и защитить веру отцовскую. С ними активно работали и вернувшиеся в Сечь характерники, умеющие уговаривать куренные, полковники и сотники. Большую часть уговорить удалось.
   Несколько сот запорожцев, к сожалению, никакими аргументами пронять было невозможно. Они, осознав, что большинство действительно отправится на юг, ушли с Сечи на Левобережье, где, одно за одним, вспыхивали восстания крестьян, доведённых до отчаянья панами, кстати, совсем не польскими, евреями арендаторами, католическим и униатским клиром.
   Послали агитаторов-лирников и по сёлам, призывать уходить на юг, где теперь для них землица недоступная панам есть. Но хлопы опыта преодоления застав не имели, так что в южные запорожские паланки добралось всего несколько тысяч человек. Слабо поддержанные запорожцами бунтовщики были выловлены и казнены уже к осени, много быстрее, чем в реальной истории. Каратели лютовали на всём Левобережье Днепра, измываясь над беззащитными селянами.
   Когда Аркадий, предложивший этот финт ушами, узнал подробности издевательств, у него впервые в жизни заболело сердце. До этого не болевшее никогда. Умом он понимал, что в это время у казаков ещё не было сил быстро сломать панскую Польшу, а война на истощение для казаков была гарантированно проигрышна. Но эта политическая интрига оставила на его сердце рубец. Впрочем, это было позже, а пока он двигался, то пешком, то в телеге, на Азов вместе с войском.
   Ехал в статусе военно-технического советника. То есть, так это никто не формулировал, но задания, выставленные ему советом атаманов, вполне вписывались в такое определение. На разборе первого морского похода, в котором он участвовал, Аркадий растёкся мыслью по древу о важности своевременного применения оружия, поставив примером слишком ранний запуск ракет против последней галеры и утопление из-за этого одного из стругов с большими потерями для казаков в людях.
   Атаманы выслушали его внимательно, согласились с ним, но выводы сделали неожиданные. Ему и Васюринскому запретили участвовать в боях, кроме защиты собственной жизни. Как на море, так и на суше. Никаких морских походов, штурмов вражеских городов и рейдов по тылам противника.
   Аркадий так и не понял, чья это была инициатива, но точно, не Васюринского. Бедолага выслушал этот запрет, как смертный приговор. Нет, куда менее спокойно, чем приговор к любому виду казни, Аркадий в этом не сомневался. Знаменитый куренной кричал, можно сказать, орал, возмущался, требовал немедленной отмены, грозился наплевать (и не только) на все приказы ему, казаку, сидеть в тылу. А какие он при этом взгляды на попаданца бросал... вспомнить страшно. Потом, начал жаловаться на судьбинушку, и, наверняка будет со стыдом вспоминать, умолял атаманов отменить это постановление. Но атаманы были непреклонны.
   - Ваша жизнь слишком важна, чтобы ею рисковать! - сказал, как приговорил Татаринов.
   - Ну, ладно, попаданец хренов, а я то причём! - продолжал кипятиться Иван.
   - При том, что ты уже наловчился помогать ему вспоминать важные для нас вещи. Получится ли это у другого, Бог весть. Посему постановление для тебя обязательно. И, чтоб ты не вздумал баловаться, приняли мы это постановление по просьбе большинства характерников. Это именно они так решили, ну, а мы, поддержали. Храбрецов у нас и без вас хватает, а других таких людей нет, и не предвидится. Понял?
   Совсем расстроившийся Иван, как показалось Аркадию, ничего не понял, переживая утрату возможности участвовать в боях. По наблюдениям попаданца Васюринский был адреналиновым наркоманом и, в придачу, действительно считал своими правом и обязанностью вести казаков своего куреня в бой. Сам Аркадий свей несостоявшейся славы героя, не жалел. Наоборот, обрадовался пониманию атаманами важности содержащихся в его собственной голове знаний.
   Благо и финансовой необходимости ходить в набеги у него уже не было. Срачкороб уже наладил выпуск своих изделий, честно выплачивая попаданцу его долю за каждое проданное изделие. Учитывая огромную их популярность и высокую стоимость, только на доход от них Аркадий мог бы жить вполне безбедно. А ведь ему ещё перепадало кое-что и от производителей деревянных полукирас. Впереди маячили куда более солидные прибыли от рудников, копей и других изобретений, которые он намеревался вводить в жизнь. Тяги к личному участию в убийствах у него не было.
  
   Города крепки не стенами.
   Азов, ...(дату уточнить)
  
   Тревожно было в Азове. Не только в халупках городской бедноты, традиционно склонной к панике, домах почтенных торговцев живым товаром, привычным к разнообразным напастям. Это-то было естественно, да и страх был там умеренный. Люди верили в несокрушимую мощь армии повелителя правоверных, знали, что гарнизон недавно увеличен в два раза, стены укреплены, запасы пополнены. Делегация самых уважаемых горожан и купцов из Стамбула, все сплошь - работорговцы, даже набрались наглости требовать от городских паши и сердара немедленных действий по разгону казаков. У них, видите ли, вся торговля стала, нет возможности выполнить заказы, в том числе, из дворца султана.
   С каким бы удовольствием сердар Ибрагим-бек отдал их дома и дворы на разграбление своим янычарам! Но многие из пришедших, действительно поставляли товар Великому визирю, или, даже, во дворец повелителя. Приходилось извиняться, убеждать в опасности выхода войск в поле, заверять, что как только татары в большом числе явятся на помощь, казаков разгромят и отдадут всех уцелевших высокоуважаемым торговцам (чтоб вам лопнуть от жадности!).
   Достопочтенные торговцы могли себе позволить забыть об итогах первой вылазки, а сердар не имел права это делать. Уж очень печально всё тогда обернулось для воинов османской империи. Вспоминать то ночное сражение сердар не любил, но оно само вспоминалось.
   Глубокой ночью, в бесшумно отворившиеся ворота плотной колонной выбежали восемьсот янычар и, разделившись надвое, отправились к ближайшим землекопным работам. Организуя эту вылазку, сердар рассчитывал, что роющие свои окопы казаки, будут вооружены только лопатами, в худшем случае, саблями. Но янычары, практически одновременно, наткнулись на засады. Их в упор, чему и ночная темень не мешала, стали расстреливать картечью. Сумевшие уцелеть и вернуться утверждали, что прорвавшихся в рукопашный бой янычар кололи ружьями. Что уже ни в какие ворота не лезет. Начавших отступление правоверных у ворот ожидала ещё одна засада, стрелявшая не менее убойно. Отступление превратилось в паническое бегство, большинство сражённых и раненых у ворот имели раны в спину.
   Расстреливаемые янычары, давя друг друга, пытались протиснуться в ворота к безопасности, когда казаки врубились в толпу сзади. Сердар, организовывавший вылазку и оставшийся ждать её результатов у ворот, приказал закрыть их, обрекая всех не успевших вернуться на смерть. Нескольких, впрочем, подняли на верёвках на стену их товарищи вдалеке от ворот. Но, не закрой Ибрагим-бек тогда ворота, казаки ворвались в город на плечах отступавших. На всё воля Аллаха, только он отмеривает длину жизни для всех людей.
   Вылазку, естественно, объявили великой победой. Потери врага исчислили в тысячи. Проведённая, с вернувшимися воинами воспитательная работа, дала результаты. Они сами предпочли числиться победителями, сразившими, каждый, не менее десятка врагов. Панических слухов тогда избежать удалось, но воины в крепости всё отчётливее стали понимать сложность положения осаждённого города.
   Не добавляла оптимизма морская блокада, в которую, вероятно, попал Азов. Ни одного прибывшего из метрополии судна за две недели. Других причин, как перехват их казаками в море, сердар не видел. Если вспомнить, что Крымский хан Инайет Гирей, в последнее время игнорирует приказы из Стамбула, следовательно, приход его войск на помощь весьма сомнителен, то складывалась совсем печальная картина. Оставалось полагаться на милость Аллаха, потому как никто другой помогать осаждённому городу не спешил.
   Поэтому тревога прочно поселилась в сердцах главных защитников Азова и его руководителях. Невиданные, да и неслыханные никем в Азове змеистые окопы с трёх сторон подобрались к защитным рвам. То есть в любой момент казаки, как шайтаны из коробки, могли выскочить из земли прямо возле рвов. Которые в местах подхода этих иблисовых измышлений, уже не были серьёзным препятствием. В последние две ночи пленные османы, умолявшие не стрелять в них, завалили рвы вязанками мокрого, обмазанного глиной хвороста. Янычары, естественно, стреляли, бросали горшки с порохом, сами, то и дело, поражаемые выстрелами казаков. Рвы же забрасывались, частично из подземных подкопов, потому под выстрелы попадали только мусульмане. Многих из них удалось убить, но казакам от этого было не холодно и не жарко. Последним препятствием для них оставались стены и храбрость их защитников, готовых отдать в борьбе с неверными свою жизнь.
  
   Христиан в городе хотели видеть? Извините, что без цепей.
   20 ... 7146 года от с.м.,
  
   Предупреждённые об неэффективности штурма на хапок, казаки и не пытались его делать. Назначенный наказным атаманом в походе на Азов, как и в реале, Михаил Татаринов, был умным и опытным военачальником, умел слушать. Вместо этого, взялись всерьёз за осадные работы. Сэкономили время на работах по возведению оборонительных сооружений от внешней угрозы. Благодаря Аркадию точно знали, что на время осады никакой серьёзной помощи Азову никто оказать не может. Особые усилия потратили на "змееобразные", точнее, "ломанной линии" окопы, вплотную подходящие к оборонительным рвам. По ним можно было подобраться, не подставляясь под выстрелы, прямо к крепости. В предполагаемых местах штурма удалось, к сожалению, не полностью, засыпать рвы. Стоило это жизни нескольким десяткам пленников, расстрелянных со стен. Нетрудно было догадаться, что турки сосредоточат там большую часть защитников. Но им приготовили сюрприз. Да и начать штурм, по предложению того же Аркадия, собирались совсем в другом месте. По поводу чего у него опять возник серьёзный спор с Васюринским и поддержавшими его несколькими донскими атаманами. Воинская честь тогда была куда более распространённым и обширным понятием, чем сейчас. Но победила, как всегда, целесообразность.
   Сказать, что Иван пребывал в плохом настроении, это сильно смягчить реальную ситуацию. Скорее, он пребывал в состоянии бессильного бешенства. Бешенства потому, что ему, старому казаку, уважаемому кошевому, знаменитому и среди сплошь не трусливых казаков воину, запретили участвовать в бою. Совсем. То есть, разрешили (вы можете представить, ему, так уж и быть, разрешили, если что, защищать этого чёртова вылупка Аркадия), но в исключительных и строго оговорённых случаях. Защищать же попаданца, пока, по крайней мере, было не от кого. Он как раз, устроивший эту пакость, в бой не рвался. Собственно, именно он и организовал это непотребство, поначалу подозревал Иван. Правда, на совете характерников, в который его по непонятным причинам взяли (какой он к бесу характерник?), и совете атаманов, где были приняты решения о запрете Ивану Васюринскому рисковать своей жизнью, Аркадий не выступал. Обоснование: "В связи с особенно большой ценностью для всего русского народа". Звучало, конечно, приятно, чего уж там. Но стоит вдуматься в смысл... на клочки кого-то хочется порвать. Сильно хитромудрого. Позже Иван поверил Аркадию, что он не при чём, но истинного виновника ему обнаружить так и не удалось.
   Бессильной же его злость была потому, что он и сам понимал невероятную, уже начавшую проявляться ценность попаданца. Что начисто исключало месть. Пожалуй, его действительно надо было беречь как зеницу ока. Никто ведь не знает и тысячной доли того, что хранится в его голове.
   "Но я то, Господи Боже, при чём?!"
   Ещё в его настроении, порой беря верх над всем остальным, присутствовала обида. Обида не столько на подлого попаданца, что с него возьмёшь, сколько на весь белый свет. Правда, в отличие от некоторых, у него при таких приступах возникало желание не вешаться, а кого-нибудь удавить. Медленно-медленно, высказывая ему всё, что о нём думал.
   С постановлениями советов, что характерников, что атаманов, шутить не приходилось. Сказали, не смей рисковать, приходилось выполнять. Хотя все последние десятилетия провёл на грани жизни и смерти, перестраиваться под старость было очень тяжело.
   "И в монастырь ведь не уйдёшь теперь. Не до молитв, если делом можно родину от страшных бед спасти. Так что о надежде отмолить собственные грехи в монастырской келье, придётся забыть. Помолиться же за грешные души других найдётся кому".
   Не в силах заняться привычным и любимым делом, Иван проявлял воистину бешеную активность по организации осады Азова. В немалой степени его стараниями, змеевидные окопы из безопасного далёка быстро протянулись под самые стены крепости. Между понуканием землекопов, он же обучал штурмовиков, как, ухмыляясь, назвал их попаданец, бросать гранаты. Необычной формы горшки с порохом действительно, оказалось метать куда удобнее, чем обычные, кухонные. Да и осколков они давали много больше. Иван убедился в этом на демонстрации нового оружия атаманам и старшине.
   Иван, для успокоения, потискал ручку дробовика, торчавшую из его правой шароварной* кобуры. Тактреба смог вместо приклада приделать к дробовику удобную ручку по рисунку Аркадия. Получилось подобие пистоля, только более ухватистое. Прикосновение к этой игрушке его успокаивало, хотя иначе, чем для стрельбы по воробьям или чучелам, использовать её он не мог.
   "Ничего, доброе оружие под рукой всегда может пригодиться. Авось, отменят советы запрет мне на участие в боях. А то, словно жид пархатый**, должен ломать голову, где бы денег достать, кого б ограбить. А ведь прав тот французишка, о котором Аркадий рассказывал, что для войны нужны три вещи: деньги, деньги и ещё деньги. На одной храбрости далеко не уедешь".
   Раз уж ему нельзя было воевать, то на Васюринского свалили ещё и присмотр за финансированием оружейных проектов Аркадия. Оплата тех же работы горшечников обошлась в немалую копеечку. Деньги, полученные от ограбления турецкого посольства,*** уже заканчивались, расходы же росли и росли. Совсем не копейки стоило производство медных трубок для ракет. Васюринский невольно передёрнул плечами, вспомнив это дьявольское изобретение. Сколько раз он его слышал, столько раз ему хотелось немедленно опорожнить кишки и мочевой пузырь.
   "Благодарю тебя, Господи, что дал силы удержаться, сохранить шаровары сухими! Жуть запредельная эти свистелки, ничем, кроме звуков не опасные. А попаданец хренов грозится сделать ракеты поджигающие негасимые пожары, за земляным маслом к гребенцам5* уже послали. В будущем, ещё и разрушающие любые стены с одного раза обещает. И ведь не врёт, поганец. К чему же мы придём? И сохранится ли честь и доблесть казачья, если врага только издали, не рискуя сами, поражать будем?"
   Вопреки самым энергичным протестам Ивана, штурм начался со спектакля. Не сумев ему помешать, он принципиально устроился в это утро на осадных позициях севернее Азова, чтоб глаза этого стыдного (с его точки зрения) действа не видели. Но не слышать пушечной и ружейной пальбы поднятой сначала в море, потом на реке, не мог. Морщась, вздыхая, бормоча себе под нос что-то явно осудительное, он командовал последними приготовлениями к штурму с северной стороны.
  
   * * *
  
   Когда Аркадий начал агитировать штурмовать Азов с речной стороны, на него посмотрели как на несмышлёныша. Стены были здесь самые высокие, что-то около двадцати метров, пушек на них стояло больше всего. Учитывая, что подкоп там был невозможен, и турки и казаки считали штурм там невозможным. Аркадий предложил перехитрить врага. Разыграть перед его глазами спектакль, вынудив самим открыть речные ворота. После долгих, местами скандальных споров, его предложение было принято.
  
   * * *
  
   Рано утором, со стороны моря до крепости дошла и была услышана далёкая канонада, постепенно усиливающаяся и приближающаяся. Немного времени спустя, с самой южной башни рассмотрели ведущие с казачьими стругами бой галеры. Где-то через час, бой, причём куда более подробно, стало можно рассмотреть и с южной стены. И увиденное сменило радость в их сердцах, на тревогу. Такая долгожданная помощь, никак не могла пробиться сквозь заслон казачьих судёнышек. Нет, галеры двигались к Азову, причём шли они на полном ходу, но их становилось всё меньше и меньше. То и дело казакам удавалось ворваться на палубу очередной галеры и, после ожесточённого боя, конечно, они её захватывали. К крепости смогли прорваться всего три галеры.
   На шедшую сзади, казаки таки смогли ворваться уже в пределах достижимости самых дальнобойных пушек. Но как стрелять туда, где братья по вере бьются с лютыми врагами? Пушкари и не стреляли, стискивая от бессилия кулаки. Янычары на атакованной галере не сдавались, несмотря на безнадёжность положения, что дало возможность двум другим галерам оторваться от погони и приткнуться к берегу у самых речных ворот. Видя, что казаки всё ещё не могут сломить сопротивления героев с третьей галеры, сердар Ибрагим-бек приказал приоткрыть ворота, пустить, сумевших прорваться к Азову янычар и матросов в крепость. Они наверняка несли важные вести, да и в случае вражеского штурма, полторы сотни воинов на стенах лишними не будут.
   Придумать себе, что-то типа: "У меня было предчувствие, что это не настоящие мусульмане" сердар не успел. Погиб одним из первых, так как вышел прибывших встречать. В доверчиво открытые ворота ворвались не экипажи османских галер, а одетые в трофейную одежду казаки. Тюркские вопли: "Быстрее открывайте! Вы хотите, чтоб нас перерезали на ваших глазах?" принадлежали, либо казакам тюркского происхождения, их в войсках, что запорожском, что донском, было много, либо страдальцам, отбывшим срок на галерах.
   Начало схватки в воротах послужило сигналом для общего штурма крепости. С опустевших, вроде бы, галер покинутых перед этим, на Азов, над стенами, выпустили несколько запугивающих ракет. Казаков попавших в штурмовую команду специально приучали к их звуку, выпустив над их головами по ракете несколько раз. И всё равно, они признались, что предпочли бы обойтись без такой поддержки. А на не ожидавших привета из ада осман, звуковой удар произвёл страшное действие. Часть попрыгала со стен, не разбирая, внутрь крепости, или наружу они прыгают. Впрочем, учитывая высоту стен, разбирать не было смысла. Несколько человек умерли от инфарктов и инсультов. Многие потеряли сознание, другие впали в состояние прострации, перестав на какое-то время замечать происходящее вокруг. Это дало возможность ворвавшимся казакам перебить всех, кто был возле ворот, включая руководителя обороны, сердара Ибрагим-бека.
   Тем временем с галер подбежали ещё полторы сотни человек, выполнявшие роль галерников-рабов. Естественно, никто их не приковывал к галере и были они вооружены. Это был штурмовой отряд из туберкулёзников и серьёзно проштрафившихся казаков. Они, в соответствии с планом, рванули в глубь крепости, создавая побольше шума и убивая всех подряд. В основном, прямо скажем, мирных жителей. Учитывая специфику занятий этих самых мирных жителей, казаки не собирались оставлять в живых никого из них, кроме маленьких мальчиков для казацких школ (институт янычарства наоборот). Ещё имели шанс остаться в живых красивые женщины, если попадали в руки заинтересованных в них мужчин.
   Именно эти безобразничавшие в крепости люди и привлекли внимание большого резервного отряда янычар. Не став ждать начальственных указаний, командовавший ими ага Али Бессрашный бросил резерв против безобразников и, понеся не такие уж большие потери, перебил почти всех. Единственный не попавший под действие звуковой удар, а потому сохранивший боеспособность отряд янычар надолго застрял, вычищая квартал богачей от бесчинствовавших там захватчиков. Фактически, на всё это время, устранившись от реальной защиты крепости.
   С приречной стороны казаки встретили сопротивление только в двух угловых башнях, гарнизоны которых подверглись меньшему влиянию звука и имели больше времени, чтобы прийти в себя. При штурме башен особую эффективность продемонстрировали гранаты. В помещении, в котором взорвалась граната, сопротивляться было некому. Даже оставшиеся в живых получали тяжелейшую контузию и легко добивались ворвавшимися туда казаками. Хорошо показали себя и дробовики, поражавшие в тесноте лестниц и коридоров, порой, по несколько человек сразу.
   Не встретили серьёзных проблем и штурмующие со стороны суши. Османы, конечно, приготовились, как могли, к выскакиванию врагов из докопанных до самых стен окопов. Нацелили на них пушки с картечью, сосредоточили на стенах и вплотную за стенами, большие резервы янычар и ополчения. Однако на звуковую атаку они не рассчитывали. Жуткий вой, пусть на недолгое время, лишил возможности сопротивляться почти всех защитников на стенах и за ними. Нашлось лишь несколько особо храбрых или сильных людей, которые смогли стрелять по выбегающим из окопов казакам. Их, походя, пристрелили специально выделенные для такого случая снайперы, рассыпавшиеся вдоль стен. Высокие стены Азова зубцов не имели. Всех, остальных, кто не спрыгнул со стен с перепугу, или не умер сам, легко добили. Прежде чем лезть на стену, казаки перебрасывали через неё гранаты, ещё более облегчая себе жизнь. Именно за стенами находились ближайшие резервы. Гранаты взорвались прямо среди них или над их головами, произведя страшную прополку в их рядах. Спускавшимся со стен казакам, оставалось добить, можно сказать, из милосердия, всех не убитых гранатами. Ошарашенные инфразвуком, оглушенные, контуженные взрывами гранат, ополченцы и янычары не смогли оказать сколь-нибудь серьёзного сопротивления.
   Всего при штурме стен казаки потеряли несколько десятков человек, в основном, в башнях, где инфразвук оказался неэффективным. А гарнизон и ополчение, при этом потеряли около восьмидесяти процентов защитников. Что приятно, город попал в руки казаков, в отличие от реала, неповреждённым, с целыми стенами и башнями. Правда, стенами без зубцов, требующих переделки.
   Не связанный постановлениями важных советов, Срачкороб принял в штурме самое непосредственное участие. Он возглавил сотню казаков, под его влиянием перевооружившихся дробовиками и штыковыми ружьями, целенаправленно двинувшуюся на арсенал крепости. Не приходилось сомневаться, что среди защитников Азова может найтись храбрец готовый бросить горящий факел в бочку с порохом. Юхим вознамерился предотвратить взрыв арсенала с разрушением центра города.
   Весьма высоко оценив штык, Срачкороб, тем не менее, попросил всех скрыть их наличие до поры. Но надеть трофейную, турецкую одежду, таковой у запорожцев было много. Благодаря вовлечённости резерва янычар в бой с штурмовым отрядом, ворвавшимся в речные ворота, сотня Срачкороба стремительно, без боёв, дошла до арсенала, легко, многие в сотне свободно говорили по турецки, ликвидировала стражу и ворвалась в здание.
   Численное преимущество, неожиданность, несравненно лучшая организация, позволили казакам быстро блокировать подходы к пороховому погребу, расстреляв стражей у его двери. Опомнились турки слишком поздно. Прежде чем в здании перебили всех защитников, бежать или сдаваться никто из них не собирался, они смогли только нанести отряду Срачкороба потери. Стрелять янычары умели. Своим умением рубиться они в этот раз воспользоваться не смогли. Казаки расстреливали всех замеченных турок, не попуская их на расстояние удара ятаганом.
   Потеряв большую часть своего отряда в уличных боях, Али Бесстрашный сумел прорваться с десятком своих янычар к арсеналу. Он намеревался уйти с этого света с максимальным эффектом, с как можно большим числом врагов. То, что арсенал давно уже захвачен врагами, он и подумать не мог. Всех их, как в тире, без потерь со своей стороны, расстреляли казаки Срачкороба.
   К сожалению для казаков, запас пугающих ракет закончился быстро, да и куда ими стрелять, если со всех сторон уже свои? Добивать отряд того самого аги, увлёкшегося уничтожением штурмовиков, пришлось в честном бою, так любезном сердцу Васюринского. Янычары смогли взять за свои жизни достойную плату. Не смотря на применение гранат, дробовиков и штыков, потери в этом бою были один к одному. Так что общие потери при взятии Азова казацким войском составили почти четыреста человек убитыми и умершими от ран. Ещё сотни три получили раны излеченные позже.
   Аркадий наблюдал за последним этапом боя за город с одной из башен приречной стороны. Ему разрешили туда подняться, когда полностью зачистили стены и башни. Зрелище, со стороны, было не впечатляющее. В конце двадцатого и начале двадцать первого веков научились убивать людей куда более эффектно и эффективно. Однако лезть в гущу сражения ему и не хотелось. В отличие от адреналинового наркомана Васюринского, страдавшего из-за отлучения от передовой. Попаданец был уверен, что рисковать собственной шкурой им придётся не один раз. И совсем не убеждён, что удастся уцелеть достаточное время для серьёзных изменений в истории. Всё только начиналось.
  
   Путём реформ.
   Черкасск, ... 7146 года от с.м.
  
   Не бравшие в рот ни капли спиртного несколько недель, свою победу казаки отметили весело и бурно. Со стрельбой в воздух и по чайкам и воронам, с песнями и танцами. Вот здесь казачий табор обычному наёмническому лагерю тех лет проигрывал сильно. В нём не было женщин. Причём не только в запорожском, но и донском. Более того, увлёкшись подавлением сопротивления последних янычар и местных ополченцев, казаки под горячую руку вырезали и подавляющее большинство представительниц прекрасного пола. Теоретически, по казачьим законам, они были должны быть зарезанными или заколотыми без предварительного изнасилования, но ручаться бы я за исполнение этого пункта именно тогда, я бы не стал. Очень уж ненавидели донские казаки жителей Азова.
   Освобождённые в городе христианки, по мере сил, пытались скрасить досуг храбрых воинов, но их было слишком мало, чтобы сделать это для всех. Кстати, шастая по казачьему лагерю, они не так уж сильно рисковали. За изнасилование, что у запорожцев, что у донцов, наказание было быстрым и беспощадным.
   А потом, прямо возле Азова, состоялся большой круг Всевеликого Войска Донского. И на нём были приняты несколько судьбоносных решений.
   Первое. Послать специальную станицу в Москву, к царю-батюшке о великой победе православного оружия. Просить его о милостивом разрешении торговать московским людишкам с Доном, беспошлинно завозить туда товар разный. Присылать казакам свинец, зелье, зерно, вино, а уж казаки службу свою охранять Россию исполнят. Во главе станицы поставить Потапа Петрова.
   Второе. Разрешено было земледелие на юге владений Всевеликого войска Донского. Возражений было немало, пугала казаков возможность появления помещиков. Здорово помогли проведению этого решения запорожцы, у которых на землепашество никаких запретов не было. Поспособствовал и голод, пережитый этой зимой.
   Третье. Атаман Татаринов выступил с большой обидой, жалуясь, что когда он заставлял казаков рыть многочисленные траншеи к стенам крепости, то многие не просто ворчали, что их заставляют делать тяжёлую холопью работу, но и требовали его смещения. А траншеи-то спасли множество казачьих жизней. Предложил же Татаринов, что атаманы и есаулы должны держать ответ по истечении своих полномочий. Если, конечно, с врагами православного люда не знаются, таких-то негодяев, уличённых в предательстве, казнить можно сразу после суда казачьего. Сытые и пьяные казаки поддались, хотя тоже не без сопротивления, такому давлению и проголосовали за.
   Четвёртое. Поддержали они и развитие на Дону ремёсел и торговли. Ходить босиком и в обносках всем надоело. Да и налоги, которые предстояло платить торговцам и ремесленникам в казну войска, лишними не были.
   Пятое. Очень бурные дебаты и немалое сопротивление вызвало предложение об отчислении в общак трети от общей добычи и всех налогов с землепашцев и ремесленников с торговцами. Налоги, бог с ними, их казаки воспринимали достаточно абстрактно. Но здоровенный кусок добычи... пусть большинство и жертвовало на церковь и монастыри, но то ж сами. А здесь хотят изымать кровно (или, кровью?) нажитое. Караул, грабят!
   После двух часов крика, трёх перерывов из-за мордобоя, долю снизили до десятой части и тут же учредили "Совет смотрящих", в который избрали самых умных и честных казаков. Во избежание разграбления награбленного.
   Шестое. Совершенно спокойно проголосовали за постоянный представительский совет. Иноземным словом парламент людей пугать не стали. Естественно, в него, как-то так получилось, попала почти сплошь старшина. Впрочем, и в реале всё делалось с её подачи.
   Не стали поднимать вопрос и о союзе казачьих войск. Собственно, он в зародыше существовал, но конкретика пока не вытацовывалась. Запорожское войско, самое многочисленное, было в раздрае, терекское и гребенское не набрали массы. Аркадий, так получилось, свой и для запорожцев и для донцов, на форсировании решения этой проблемы не настаивал. Всему своё время.
   Седьмое. Зато предложение о строительстве морского флота с большими пушками приняли на ура. В самом прямом смысле слова. И кричали "Ура!" и "Слава!", и в воздух опять из пистолей палили. Хотелось, ох, хотелось казакам стать повелителями морей. Не бегать от паршивых турецких галер, а топить их там, где встретишь. И на расходы они были (ради такого-то дела!), готовы идти самые радикальные и существенные. Вплоть до снятия последней нательной рубашки. У турок потом новую отобрать можно.
   Восьмое. Утвердили решение совета атаманов о походе на захват Темрюка, Тамани и Суджук-Кале. Азов, конечно, хороший город, но уж очень легко блокировать корабли в нём. Керченский пролив был пока вражеским, пусть и пошире он Дона, но проходить его под жерлами османских пушек - небольшое удовольствие. Ну, опять-таки, добыча... она лишней не бывает. Извещение, что на помощь в этом деле идут запорожцы, встретили опять на "Ура"! Если к черкесам вообще отношение было сложное, слишком у многих были там родственные или дружеские связи, то к Темрюку, Тамани и Суджук-Кале особых симпатий у донцов быть не могло. Работорговлю, центрами которой были эти города, казаки ненавидели всеми фибрами своей души. Хотя и вовсю ею сами занимались.
   Девятое. Легко подтвердили казаки атаманское решение не трогать пока Крым. Раз пошла уже у татар с османами вражда, пусть подольше друг другу кровь попускают, меньше казацкой проливать придётся. Правда, звучали в толпе и сожаления о том, что следующий удар по Черкесии, а не по Крыму.
   Далеко не все были нововведениями довольны. Многие, очень многие, сокрушались по старине, по древним, извечным законам. Но выступать против решения круга затея опасная. Недовольные пока притихли. Надолго ли?
  
   Коварство и иитриги.
   Северное Приазовье, ... 7146 год от с.м.
  
   Ответ от калмыков о согласии переселиться в Сальские степи пришёл уже после взятия Азова. Точнее, они согласились заселить Сальские степи. Их предводитель, тайша Хо-Орлюк согласился прислать туда часть кочевий из ему подчинённых. Сам он, по ему ведомым причинам предпочёл остаться в Заволжье. Первые несколько тысяч кибиток должны были прийти осенью. Гнать скот в выгоревшую незнакомую степь без крайней нужды калмыки не хотели.
   Выяснилось, что из-за внутрикалмыцких разборок переговоры прошли не так легко и быстро, как ожидалось. В конце концов, победили сторонники одного из младших сыновей Хо-Орлюка, Лаузана. Именно его отец назначил главой калмыков в Сальских степях. Старший сын, Дайчин, предпочёл остаться при отце. Казакам, пока, по-крайней мере, конкретные персоналии предводителей были безразличны. По договору между Всевеликим войском Донским и тайшой торгоутов Хо-Орлюком, в случае угрозы откуда бы то ни было, он сам, со своими воинами должен был прийти на помощь кочевьям сына.
   Пришло известие и от Крымского хана. Правда, сначала из Запорожья. Хан попросил помощи у запорожцев для взятия нескольких турецких крепостей, сумевших затвориться и отбить наскоки его подданных. Со взятием укреплений у татар после тринадцатого века всегда были проблемы. Запорожцы, честно говоря, также не были в этом блестящими специалистами, но по сравнению с татарами вооружение у них для этого было более подходящим.
   Несколько позже пришли вести и непосредственно из Крыма. Там полыхнула новая гражданская война. Инайет Гирей всерьёз воспринял предупреждение об опасности со стороны султанского двора. И он занялся серьёзной чисткой своего окружения и территории ему подвластной от сторонников Турции. Многие из его противников успели сбежать в крепости контролируемые османами. И было их совсем не мало.
   Инайет Гирей в борьбе с ними опёрся на сторонников крымской независимости, которых всегда в Крыму было немало. Ему легко удалось изгнать врагов из степей, но на побережье он действовал куда осторожнее. Возглавившего борьбу с ним Джанибек Гирея поддерживали янычарские гарнизоны и османский флот. Опять взбунтовались только что подавленные, без всяких сантиментов, буджакские татары. Чувствуя, что под ним зашатался трон, он воззвал о помощи к недавним своим союзникам, запорожцам.
   К тому времени два запорожских табора, общей численностью чуть более четырёх тысяч человек, вышли на Дон. Но и на помощь татарам нашлось кого послать. Пополнение в этом году, из-за бесчинств карателей Вишневецкого, Потоцкого, Конецпольского и прочей вельможной сволочи, было как никогда большим. Хмельницкий быстро сформировал отряд более чем в пять тысяч человек и двинулся на помощь крымскому хану.
   Почти опустевшую Сечь захватил гетман реестровых казаков, назначенный из Варшавы Кононович. Впрочем, ничего ценного он не обнаружил. Хранившиеся там пушки и порох были забраны для довооружения вышедших из Сечи таборов, деньги надёжно спрятаны в плавнях. А вскоре последовательный сторонник подчинения Польше во всём обнаружил, что без непокорных Варшаве неслухов, его положение не улучшается, а стремительно ухудшается. Конецпольский стал обращаться с ним всё более и более нагло и неприкрыто хамски. Это почувствовали и многие из его сторонников, потихоньку ставшие роптать на польские притеснения. Пользуясь случаем, паны и подпанки грабили не только православные монастыри и беззащитных хлопов, но и поместья казацкой старшины. Взывания к Конецпольскому и самому королю Владиславу помогали как мёртвому припарки. Даже если бы они захотели помочь верной им казацкой старшине, то не смогли бы. Речь Посполита уверенно погружалась в хаос.
   Собираясь отправиться вместе с донским табором на завоевание Темрюка, Аркадий и Иван поприсутствовали на закладке двух судов. Одного усовершенствованного по предложениям Аркадия струга и большого, относительно, конечно, торгового судна. С двумя мачтами, палубой, трюмом. Насколько понял попаданец, на передней мачте должен был быть латинский парус, на второй, более высокой, три прямых. Как это называет в европейской классификации, он не знал.
   Уставший от монотонной, надоедливой работы по сборке ракет, взбунтовался Срачкороб. Сидеть на одном месте и богатеть потихоньку, ему было не скучно даже, а непереносимо тоскливо. Неуёмная его натура требовала приключений. Посоветовавшись, попаданец и Васюринский предложили подобрать для сборки кого-нибудь из пленников, освобождённых с галер. Не все оставшиеся на Дону из них рвались в казаки. Васюринский присмотрелся к нескольким и выбрал для дела Осипа Глухого. Потерявший при набеге татар всю семью, оглохший от побоев на каторге, он, тем не менее, не жаждал проливать кровь, пусть вражескую. Крепкий, основательный мужик был на сборке более уместен, чем Срачкороб. В оплату за труд Осип получал часть Срачкоробовой доли.
   К счастью попаданца, Мазила и Крутыхвист покидать нарождающуюся военную промышленность Дона не рвались. Продолжали свой труд на страх врагам.
   Разработки угольных копей зависли из-за отсутствия рабочих рук. Казачьи руки так, даже в шутку, называть не стоило, а не казачье население на Дону присутствовало в мизерных пропорциях. От малочисленности проживавшего там населения. Совет атаманов постановил, что для этого будут использованы пленные черкесы. До получения приличного выкупа за них. Вот пускай, и отрабатывают свои людоловские грехи.
  
   * - Запорожцы нашивали на шаровары, слева и справа, кобуры для пистолей. Ещё парочка стволов торчала, обыкновенно у них из-за пояса. Ружей, кстати, в поход многие брали до пяти-шести.
   ** - Вынужден извиниться перед читателями-евреями, но в то время запорожцы, в том числе, еврейского происхождения, относились к евреям ОЧЕНЬ недоброжелательно. И отнюдь не без причин.
   *** - Кони, оружие, одежда посла, обслуги и охраны пошли как доля добычи казаков, перебивших посольство. Сами подарки были изъяты Васюринским в общак, на перевооружение войска.
   4* - Объективности ради надо отметить, что ГОСТЕЙ мусульмане встречали не с меньшим, если не с большим гостеприимством. Просто для казачки они были врагами, а значит, носителями всех и всяческих пороков.
   5* - Гребенцы - казачье войско, базировавшееся в то время на южном берегу Терека, в нынешней Чечне.
   6* - автор знает, что уголь подвергается коксованию, а крекинг изобретён для разделения на фракции нефти. Но уж простите бедного попаданца, в голове которого всё перемешалось куда круче, чем в доме Облонских.
  
   Часть II
   Колесо вильнуло
  
   Майские интерлюдии.
  
   Вопросы, вопросы, вопросы...
   Рим, палаццо Барберини, 27 мая 1637 года от р.х.
  
   Знакомый кабинет, разве что освещённый поярче, не смотря на то, что окна его выходят на север. Что, впрочем, не удивительно. Полдень конца мая в Риме не самое тёмное время суток. Кабинет мало изменился, прибавились на стенах картина, писанная маслом и рисунок, чёрным по белому, сделанный характерными, "летящими" штрихами. Вопреки безусловной принадлежности помещения клирику высокого ранга, и картина и рисунок совсем не на религиозную тему, а обнажённая женская натура.
   Молодой кардинал смотрится... грозно. Лицо серьёзно, как приговор еретику, брови насуплены, губы сжаты. Кажется, встанет сейчас и объявит о передаче стоящего перед ним клирика в простой рясе францисканца властям города для соответствующей процедуры, аутодафе. Кстати, не случайно такое впечатление могло бы сложиться у отсутствующих в кабинете наблюдателей. Приходилось-таки одному из младших Барберини возглавлять святейшие трибуналы, имеет он опыт и самых решительных приговоров.
   Однако его собеседник не выглядит испуганным, хотя и всячески подчёркивает своё подчинённое положение. Имей он возможность, сказал бы он... много чего смиренный брат Пётр, мог бы сказать и показать надушенному щенку. Но, к сожалению, не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Ох, не всегда...
   - И как мне понимать блистательный провал твоего плана? Мне сообщили, что казаки не стали ввязываться в бои с отрядами магнатов. Сбежали от них самым трусливым и постыдным образом. А бунтующее быдло для тяжёлой конницы не соперник. По моим сведениям, панцирные гусары уже концентрируются возле Кракова, чтоб потом ударить через Саксонию на север. Где обещанная тобой задержка?
   - Непредвиденное обстоятельство, монсеньор. Излишняя старательность местного иезуита, чтоб ему... - брат Пётр быстро перекрестил свой рот, из которого чуть было, не вырвалось ругательство.
   - И кто же у нас перестарался? Думаю, не ты, потому как от твоей деятельности несёт не старательностью, а пренебрежением своим долгом.
   - Перестарался глава местной конгрегации иезуитов. Я узнал, что от него пришёл рапорт об устранении настроенного против святой католической церкви гетмана казаков*. Ума не приложу, как он до гетмана мог добраться. Новый же гетман, решил, что столкновение с поляками для его войска невыгодно и увёл его в Крым, на помощь восставшему против султана хану. Вряд ли его можно обвинить в трусости, он опытный воин и просто осторожнее предшественника.
   - Да наплевать мне, трус он, или нет! Тяжёлая польская конница, нанятые ими отряды прекрасной немецкой пехоты, их собственная недурная лёгкая конница, все выдвигаются на помощь Габсбургам. Ты слышал, идут сюда!
   - Собираются идти, монсеньор, пока только собираются. Но не соберутся. Я подстраховался. Им будет не до нас.
   - Да? - голос кардинала просто сочился сарказмом и недоверием. - И кто же им помешает? Опять какие-то мифические храбрецы, на поверку оказывающиеся трусами?
   - Казаки не трусы, монсеньор. Трусы не осмелились бы объявить, фактически, войну могучей Оттоманской империи, захватив её крепость и поддерживая восстание её вассала. Должен признаться, их уход от столкновения с поляками меня удивляет и настораживает. Что-то здесь не то. Но панские отряды не пойдут в Европу по очень важной для них причине. Из Крыма вырвались воевавшие с ханом буджакские татары. Им уже заплачено за нашествие на Украину, где расположены имения тех магнатов, которые рвутся туда, куда их не приглашали, в Европу. К нашествию, почти наверняка, присоединятся кочующие на Правобережье Днепра ногаи. Панские отряды вот-вот повернут на защиту собственного имущества, монсеньор.
   - А этих татар поляки плётками не разгонят? Без всякой тяжёлой конницы.
   - В нашествии будет принимать участие, по моим сведениям, более десяти тысяч всадников. Лоб в лоб они против поляков не выстоят, только попробуй их поймай, заставь сражаться лоб в лоб. У магнатов будет, чем заняться всё это лето.
   Кардинал задумался. Число предполагаемых врагов поляков произвело на него впечатление. Ни в какой поход, пока не ликвидируют угрозу своей собственности, магнаты не пойдут. Это ясно. А смиренный брат Пётр продолжал своё психологическое наступление.
   - Монсеньор, неужели ваше новое приобретение, это настоящий Леонардо?
   - Ты можешь себе представить на стенке у меня копию?
   - Простите, монсеньор, не подумал. Увидел, глазам своим не поверил. Тогда там, рядом, Тициан?
   - Однако вижу, ты осведомлён не только в интригах. Да, действительно, Тициан. С моей точки зрения, одна из лучших его вещей зрелого периода. Сколько мне за них пришлось выложить, до сих пор плохо становится, когда вспомню.
   - Не сомневаюсь, что такие произведения искусства стоят любых денег.
   Кардинал с явным сожалением оторвал взгляд от картин и перевёл его на собеседника.
   - Смотри, если и сейчас твоя задумка сорвётся, пожалеешь, что родился.
   - Не сомневайтесь, монсеньор, не сорвётся.
   - На иезуита, сорвавшего твой план, не обижаешься?
   - Что толку дуться на дурака. Но, пожалуй, лучше бы его оттуда убрать. А то сотворит опять какую-то глупость сдуру.
   - Убрать, говоришь... попробую. Намекну, что такого инициативного лучше бы перевести куда-нибудь. Например... в Стамбул. Пускай греков в униатство сманивает, в последнее время это благое дело сильно затормозилось. Иди и помни, в этом деле права на повторную ошибку у тебя нет.
   * - Если кто скажет вам, что приписки придумали в СССР, плюньте ему (ей) в глаза. Страсть к присваиванию чужого, не только добра, но и деяний, родилась вместе с человечеством.
  
   Параллели, аналогии...
   Москва, Кремль, 19 мая 7146 года от с.м.
  
   - ... и прав ты оказался Бориска. Почти совсем перестали татары после отнятия у них Азова наши украины тревожить. Не до наших земель им сейчас.
   - Рад стараться, государь-батюшка!
   - А что там слышно о посольстве их султана нам?
   - Тёмное дело. В разбойничьих местах пропало посольство. Многие там грабежами балуют. Но, вроде бы, дошли до нас сведения, что вырезали посольство и пограбили его, людишки крымского хана. За что на него турецкий султан сильно обиделся.
   - Обиделся, говоришь, а что ж не накажет?
   - Не едет на расправу в Царьград хан, отказывается. Бунт против султана устроил, как я тебе уже докладывал.
   - Помню, помню. Бунт против своего государя - плохое, беззаконное дело. Наказывать бунтовщиков надобно. Чтоб неповадно им было бунтовать! - чуть отвернув голову к прислуживавшему стольнику, - Что-то соловьиных язычков не хочется сегодня. Подай-ка мне лучше... севрюжинки с хреном.
   На короткое время за "большим" столом воцарилось безмолвие. Государь, а также допущенные за стол ближние бояре поглощали яства, запивали их заморскими винами и своими медами. Борис Черкасский, умный, энергичный государственный деятель, улов взмах царёвой руки, продолжил разговор.
   - Бунт, это, конечно, плохое дело. Нельзя против природных государей бунтовать. Даже против таких богомерзких, как турецкий султан. Только вот, пока крымский хан бунтует и со своим султаном воюет, на наших украинах большое облегчение. Налетают на них малые шайки, которые легко отражаются стоящими там нашими воинскими людьми. Султану убыток, а нам - большая выгода. Да и откуп богом проклятым крымским татарам платить не надобно.
   - И долго её мы будем получать? Нельзя ли поспособствовать, чтоб они там, друг с дружкой воевали, а нас не задевали?
   - Сколько там замятня будет продолжаться, великий государь, мне не ведомо. Думаю, о том может знать один Господь Бог. Однако, поспособствовать отдалению войны от наших рубежей можно. Сейчас против султана его подданный хан воюет, при помощи вышедших из Запорожья черкас. Мы здесь совсем не при чём, наших людей там нет. Если оказать помощь сейчас тем же черкасам, донским казакам, так, думается мне, война не на один год там поселится, а нам будет великое облегчение.
   - А по силам ли нам такую помощь оказывать? В казне большой урон после Смоленской войны, бунтов беззаконных.
   - Справимся, государь. Воевать нам сейчас было бы зело тяжело. А помощь черкасам и казакам не зело дорого обойдётся. Татарские чамбулы на наших землях обошлись бы много дороже.
   Михаил кивнул. Об огромных ежегодных потерях он знал хорошо. Как и о немалых расходах на охрану засечных линий.
   - Да, пожалуй, что, сбережём немало, если набегов больших не будет.
   - А не будет ли урона какого нам от... - государь повертел двумя пальцами в воздухе, ища нужное слово, - от сообщества с известными разбойниками? Те же черкасы и наши земли неоднократно разоряли.
   - Да какой же здесь урон? Мы ж не за разбой в чужих землях платить будем, а на помощь в защите своих потратимся. По-моему, великий государь, никакого урона здесь нет.
   - Пожалуй... и нету. Вон в Европах, государи разбойников нанимают, урона чести не боятся. Хорошо, будь по-твоему. А что ещё слышно оттуда? Мне тут говорили, что на Дону появился какой-то Москаль-чародей, как бы с нечистой силой не связанный. Что ты слышал?
   - И я про него слышал, великий государь, как не слышать. Да среди казаков и черкас столько самых что ни на есть поганых людишек собралось, разбойников и душегубов, что одним поганцем больше, одним меньше, положение от этого не меняется. Поганое там место, поганые людишки. А против тебя великий государь, и против твоих подданных, казаки и черкасы сейчас не злоумышляют. Не до того им. Чай с самим турецким султаном воюют. И не православному люду разных чертей бояться.
   - Это ты правильно сказал, святая православная церковь нас защитит! Эй, Юрка, налей мне сладенького, красного, о! - улыбнулся царь, - у них там чародей с чертями связанный, а у нас, так целый чертёнок*. Пойдёшь, Юрка с чёртовыми знакомцами воевать?
   - С кем великий государь прикажет, с тем и пойду! Только прикажи!
   - Ишь, разорался. Когда надо будет, тогда и прикажу. А пока, наливай вино мне, да и вон, боярина Бориса не обнеси, у него чарка уже тоже пуста.
   * - У деда Юрия Алексеевича Долгорукова, Григория Ивановича Долгорукова, славного русского воеводы, была вполне официальная кличка "Чёрт". Соответственно, на внука перешла часть его славы и кличка "Чертёнок". На 1637 год Юрий Долгоруков был всего лишь стольником при царском столе, винами заведовал. Воинская слава его ждёт впереди.
  
   Дела сердечные.
   Стамбул, Топкана, ... хиджры (дату уточнить).
  
   Случилось это совсем недавно... или очень давно. Время - штука относительная, то бежит как газель, то тянется как черепаха. Расул был среди встречавших новое пополнение гарема. Дело привычное, молодые девчонки, красавицы, других в султанский гарем не возят, испуганные и растерянные. ОНА привлекла его внимание какой-то особенной беззащитностью и хрупкостью. Показалась совсем ребёнком, хотя, разумеется, на отсутствие красоты пожаловаться не могла. Видимо и он чем-то её привлёк, потому что испуганно оглядываясь, она вцепилась в рукав именно его халата.
   Он тогда попытался успокоить её, но ОНА, к сожалению, не знала османской речи. Бормотала, тоненькая, светленькая, голубоглазая, на своём родном языке что-то. И тогда он вдруг узнал некоторые слова. Видимо она попала в Стамбул из тех же мест, что и он сам.
   "О Аллах! Почему же в этом мире всё устроено так несправедливо? Почему мы встретились здесь, я изуродованный и негодный для любви, она обречённая быть одной из сотен наложниц, большая часть которых ни разу не удостаиваются ласки султана? Почему мы не встретились у себя на родине, чтоб любить друг друга по настоящему?!"
   - Аааа!.. Шайтанов вылупок этот Хусейн! Вечно из-за него не высыпаюсь. Слушай, Расул, чего-то ты сегодня не такой.
   - А какой?
   - Ээээ... не знаю какой, но не такой!
   - А какой я должен быть?
   На посту воцарилось молчание, но не тишина. Мехмед думал, озвучивая непривычное для него дело громким сопением.
   "Щайтан проклятый! Надо быть поосторожнее, иначе могу не только сам сгореть, но и ЕЁ подвести. А зорких глаз и подлых душонок в гареме много. Каждая вторая - змеюка, остальные - паучихи ядовитые. Только она, ласточка..."
   - Ты сегодня ко мне не цепляешься! - наконец смог свою претензию Мехмед. - И... задумчивый... какой-то.
   - А тебе, бедняжке, так хочется, чтоб тебя кто-то обругал?
   Никогда не отличавшийся сообразительностью товарищ опять погрузился в тяжёлые раздумья.
   "Если этот тугодум заметил неладное, то дело плохо. Уж что-что, а делать выводы из самых невинных поступков в гареме есть кому. Самые страшные для неосторожных, выводы. Смертельные. Неужели мы были неосторожны? Тогда..."
   - Нет, мне, чтоб меня ругали, не хочется. Не люблю я этого, когда меня ругают. Особенно, начальство. Но, всё равно, что-то тут не то.
   - А что?
   "Ну, теперь он застрянет, как обожравшийся ишак в узкой щели. Однако дело плохо. Значит нельзя мне сегодня к тому коридору, где моё солнышко меня ждать будет, даже близко подходить. Обязательно кто-нибудь сторожить будет, чтоб донести. А ОНА ведь меня ждать будет! О Аллах, почему же ты допустил эту несправедливость!? Почему..."
   - Не сбивай меня. Раз ты меня не ругаешь, значит, о чём-то думаешь. О чём? Почему не говоришь?
   "Ага. Так я тебе и признался, подписав приговор и себе и, что в тысячу раз важнее, ЕЙ. Казнить её, наверное, не казнят, но наказать могут жестоко. Уж что-то, а навыдумывать о НЕЙ разных ужасов эти гаремные змеюки смогут. Им ведь нечего делать, как строить друг против друга козни".
   - Знаешь ли Мехмед, не каждую мысль стоит высказывать вслух. Ты согласен?
   - Ээээ... ну,.. да! Конечно. Согласен.
   - Тогда зачем спрашиваешь?
   "Решено. Никуда сегодня я не иду. Точнее иду в спальню и заваливаюсь дрыхнуть, спал ведь в последнее время совсем ничего. НО ОНА ЖЕ БУДЕТ ЖДАТЬ!!! Да и какой там сон, если не смогу увидеть ЕЁ! Аллах, милостивый и милосердный, вразуми, что мне делать! Не задумываясь, отдал бы за неё жизнь, пусть бы всё оставшееся время мне пришлось мучиться в аду с самоубийцами..."
   - Ээээ... ты меня опять сбил!
   - Куда?
   "ОНА ведь так здесь страдает, бедняжечка. Если не приду, не успокою, страдать будет ещё больше. Плохо ей, очень плохо, горлинке трепетной. АЛЛАХ, что же делать!"
   - Прекрати надо мной издеваться!
   - Тише! Успокойся Мехмед. Здесь нельзя орать. И не издеваюсь я над тобой. А наоборот, честно отвечаю на твои вопросы. Заметь, на все вопросы. Это ты на меня обиды высказываешь, что я к тебе НЕ цепляюсь. Я совсем запутался, так тебе надо, чтоб я к тебе цеплялся, или наоборот?
   "Наверняка кто-нибудь уже заметил неладное. Аллах, в чём может быть неладное, если мне предусмотрительно отчекрыжили всё, чем мог бы я грешить?! В чём, дай знать, будет моя вина, если я успокою и утешу словами невинную девушку, совсем ещё дитя? В ЧЁМ, АЛЛАХ?!!!"
   - Я... я... запутался, я... не знаю... - жалобным тоном проблеял Мехмед.
   "Только хлопот с этим ишаком мне и не хватало!"
   - Не удивительно, что ты запутался. Тяжёлые времена настали. Вон, дети шайтана, казаки нашу крепость захватили. И слухи пошли, что не одну. Крымский хан взбунтовался против государя государей. Повелитель правоверных, чья мощь несокрушима, ни как не может окончательно разбить персов. Умнейшие люди Стамбула, валиде-ханум и великий визирь, ходят слухи, рассорились окончательно. А когда выясняют отношения ТАКИЕ люди, жди беды.
   - Я тоже про это слышал. Только не пойму, какая беда нам от этого может быть? До великого визиря и валиде-ханум нам, как...
   - Далеко.
   - Ээээ... да, далеко. В Персию или против казаков нас не пошлют. Чего нам бояться?
   - Беда приходит оттуда, откуда её не ждёшь. Оглянуться не успеешь, а она уже здесь, бьёт тебя ятаганом по самому больному месту.
   - Так у нас же этих... больных мест... нет.
   - Я имел для тебя ввиду голову.
   - Да-а? А почему? У меня голова никогда не болит. Не болела совсем, даже когда я ею в стену с разбега врезался.
   Расул тяжело вздохнул.
   "Воистину, если аллах желает кого-то наказать, он лишает его разума. Впрочем, много мне счастья от моего ума?"
   - Тогда хорошо. Если голова, или там ещё что-нибудь, не болит, это очень хорошо. И на посту нам, как мне кажется, осталось стоять всего ничего. Скоро уже нас сменят.
   "Так идти, или, не идти? Вот в чём вопрос. И пойти надо, да и хочется, сил нет. С другой стороны, идти нельзя ни в коем случае. Аллах, дай знать, что мне делать?!!! Она ведь так беззащитна и прекрасна. Помоги, направь на путь истинный! Ведь ОНА страдает, мучается, а я ей, хоть чуть-чуть, страдания смягчаю. И мне без неё жизнь уже не в радость. Решено, пойду, но сначала не к ней, а обойду всё вокруг. Проверю, осмотрю, а потом и с ней можно будет поговорить. Ну, совсем немножко. Спаси нас Аллах от злых глаз! Пойду".
  
   6 глава.
  
   Эх, этих альтернативщиков бы, да...
   Азов, 12 июня 7146 года от с.м.
  
   "Эта Февронья для меня слишком уж темпераментна и неутомима, чтоб её! Опять не выспался и не отдохнул, олух царя небесного. Какое к чертям прогрессорство, если глазки сами закрываются, баиньки хотят. Не дай бог, ляпну ещё чего-нибудь невпопад. Надо бы лечь на пару часов, перекемарить, от отдохнувшего будет больше толку".
   Весёлая вдовушка появилась в жизни попаданца недавно. Стоило ему вычухаться из достававших его болячек, как молодой и уже здоровый организм начал проявлять интерес к сексу. При огромном дефиците представительниц прекрасного пола это могло стать серьёзной проблемой, но не стало. Жили среди казаков весёлые вдовушки самого нестрого поведения и никто их за это не порицал. Вот одна из них и одаривала лаской попаданца. Но и тут не слава богу. Вдовушка оказалась с огромными сексуальными потребностями, Аркадию, когда он её навещал, приходилось, чтоб не ударить в грязь лицом, выкладываться по полной программе, в результате утром он был никакой. А ведь на нём был технический прогресс. Не смешно, но и эта ситуация становилась проблемой. Других легко доступных баб приятной ему наружности вблизи видно не было, а на поиски сексуальных приключений времени не было. Да и чревато это...
   Прогрессорство в прошлом оказывалось всё более тяжёлым и утомительным делом. Не так уж легко вспомнить то, что можно сделать на примитивнейшем местном технологическом уровне. Невозможность сделать самые примитивные, с точки зрения человека двадцать первого века, вещи, порой приводила Аркадия в отчаянье. Не было в этом диком месте ничего. Не случайно оно Диким полем называлось.
   Планы поехать посмотреть, поучаствовать советами во взятии Темрюка, закончились тем же, чем заканчивается большинство планов. Крахом. За день до выезда гребенцы привезли два десятка бурдюков с нефтью. "Дело - прежде всего!" решил Аркадий и остался в собственном азовском доме, который ему достался с коврами, циновками и тряпками при разделе имущества побеждённых.
   Первым делом он решил сделать заменитель напалма, что-то вроде греческого огня. Несколько вариантов горючих и взрывных веществ из селитры и нефтепродуктов он помнил и без Васюринского. Производить подобные вещества в собственном доме, означало нарываться на крупные неприятности. Ему выделили освободившийся лодочный сарай вне города, где он и сварил из этих, плюс ещё парочка компонентов, своё адское зелье. Дурея от запахов, которые приходилось при этом выдерживать и периодически клюя носом. Совсем немного сварил. Нефти пока было мало, а пропорции зелья предстояло уточнять. Точный состав данной селитры и, светловатой какой-то нефти, был ему неизвестен.
   Сварив "кашки" как на порцию для голодного ребёнка, он вынес её из сарая, вывалил вонючую и не аппетитную массу на плоский камень и, отойдя, на всякий случай на пару шагов, бросил в неё факел.
   Бабах!!! - шарахнуло звуком от взрыва его по ушам, взрывной волной по лицу, вышибив не по мужски обильные слёзы. Наверное, его, в придачу, ещё и опрокинуло бы на пятую точку. Но, бросая факел, он наклонился вперёд, и взрывом его только выпрямило. Вызвав обильное кровотечение из носа и частичную глухоту на весь день.
   С интересом наблюдавшие за его действиями Васюринский, Срачкороб (куда ж без него?) и десяток казаков, выделенных на сегодня для его охраны, взрывом впечатлились. Ещё бы, такая маленькая вонючая кучка, и такой эффект! Они бросились расспрашивать попаданца, но тот в это время был некоммуникабелен. Лёгкая контузия, глухота, ошарашенность происшествием... в общем, через полчаса его повели домой, не под ручки, но в готовности под них подхватить.
   Позже, отоспавшись и придя в себя, он понял, что из-за недосыпа перепутал рецепты и сварганил нечто вроде аммонала, хорошо, хоть ослабленного. Но, в любом случае, вещество получилось куда более взрывоопасным, чем чёрный порох. Гранаты теперь можно было соорудить несравненно убойнее и лёгче. Благо и чугуна скоро у казаков будет намного больше. Из Запорожья кузнецы прислали весточку, что из найденной по его наводке руды уже получены первые крицы и они много лучше, чем прежние, из болотной руды. Захвативший с помощью поляков Сечь Кононович контроля над запорожскими паланками не добился. Не до того ему было. Даже ранее верные Речи Посполитой полковники и сотники из реестровцев начинали проявлять недовольство действиями карателей. Но без основной части сечевиков их протесты мало кого волновали.
   У Аркадия, после вчерашнего конфуза, было сильнейшее желание отдохнуть. Однако осуществить его не удалось. Спозаранку припёрлась целая толпа атаманов. До них дошли слухи, естественно, сильно преувеличенные, о порохе более сильном, чем обычный, чёрный. Они помнили рассказы попаданца о существовании такого, да ещё бездымного, и жаждали узнать, когда можно будет на него переходить.
   Пришлось Аркадию их разочаровать. Совать такую взрывчатку в ствол ружья, было, сколько он помнил, самоубийством. Пришлось отбросить мечты о неге в постели (без всяких вдовушек!) и впрягаться в повседневную прогрессорскую работу. Он объяснил атаманам их ошибку, но немного утешил перспективами ракетостроения и карманной артиллерии. Учитывая, что слух у него восстановился ещё не полностью, ох и ор стоял в хате...
   Объяснения - объяснениями, но атаманам хотелось, и посмотреть и пощупать. Довелось тащиться в сарай, варить новую порцию, испытывая при этом куда более острые ощущения (вдруг взорвётся?). Видимо заметив его сомнения, к нему подошёл возглавивший разведку и контрразведку Свитка.
   - Тебе здесь рядом находиться обязательно? Оно не может взорваться во время варения?
   Аркадий с сомнением посмотрел на своё варево. - Да, вроде бы, не должно. Хотя, чёрт его знает, я ведь не химик, так, читал кое-что.
   - Кто-нибудь другой, если его научить, варить это сможет?
   - Да кто угодно, если не дурак и будет соблюдать осторожность.
   По взмаху руки Свитки к ним подскочил его джура.
   - Вот, объясни Алексе, он точно не дурак, я таких рядом с собой не держу. А тебе лучше отойти от этого варева. У нас другого такого как ты больше нет, заменить некем.
   - Хорошо, - сразу согласился попаданец, совсем не рвавшийся, в отличии от своего друга Ивана, рисковать головой.
   Дело было нехитрым, он легко объяснил джуре, что и когда нужно делать. От описания подробностей процесса воздержусь по примеру Жюль Верна. Опиши он в "Таинственном острове", кажется, ПРАВИЛЬНЫЙ способ изготовления нитроглицерина, боюсь, писать сей опус, было бы некому.
   Вопреки известному "Эффекту присутствия начальства" повторное изготовление взрывчатки дало такой же результат, как и первое. И произвело на атаманов сильное впечатление. Они тут же заспорили, во сколько раз полученная взрывчатка (слово мгновенно вошло в обиход) сильнее пороха. После бурного и нельзя сказать, что конструктивного обсуждения, сошлись во мнении, что не менее чем в десять раз.
   Аркадий тем временем поднапряг мозги и вспомнил, как надо делать горючую смесь. Оказалось, что не случайно перепутал, разница была не так уж и велика. Тут же, по его указаниям, уже трое казаков, двое донских и джура Алекса, сварили ещё одно адское зелье, негасимое водой. Попаданец обозвал его напалмом, хотя к напалму двадцатого века оно имело лишь косвенное отношение. И, к сожалению, на воздухе само не загоралось.
   Пока старшина соображала, где удобней всего ещё можно применить эту новомодную взрывчатку, в сарае дозревал напалм. Аркадий посчитал более эффектным испытывать его не на голом камне, а на пропитанном водой топляке. Полив его, в придачу, когда он разгорелся, водой. Вода на огонь особого воздействия не произвела, а топляк, из которого, все видели, сочилась вода, сгорел, будто высушенный на жарком солнце кусок древесины. Из старшинской кучки даже раздалось:
   - Адское зелье, будто черти оттуда его доставили.
   Объяснять атаманам, какое значение могли иметь снаряды и ракеты, снаряжённые напалмом в морских боях, Аркадию не пришлось. Они немедленно заказали ему... много, потом очень много, потом... об аппетитах вояк, любого века, можно не распространяться. В нынешние времена они широко известны всем.
   Узнав, что нынешний мизерный запас нефти будет израсходован на опыты по производству гранат и ракет, а для производства боеприпасов боевого применения её нужно в сотни раз больше, атаманы приуныли. Но не надолго. Обещали завтра же выслать за Терек большой обоз, а потом ещё один. Учитывая черкесскую опасность, высылать, приходилось не обычные обозы, а, фактически, боевые табора с сотнями воинов. Которых без того очень не хватало. Но атаманы сочли, что оно того стоит.
   Аркадий вместе со Срачкоробом начал эксперименты по производству новых ракет, без усиленных звуковых эффектов, но много больших и несущих в себе либо взрывчатку, либо напалм. Естественно, в боеголовке при испытаниях был мокрый песок, а не сверхдефицитные взрывчатка и напалм. При отсутствии аэродинамики как таковой, зачаточном состоянии многих дисциплин физики, сделать крупные ракеты, летающие не хуже старых, оказалось очень тяжело. Много раз после неудачных стартов Аркадий жалел, что нет возможности выдернуть из какого-нибудь почтенного ВУЗа Украины хорошего физика для помощи. Всё равно они там напрасно штаны просиживают, а в семнадцатом веке, даже от одного физика столько бы пользы было! А ещё не помешали бы химик, металлург, геолог...
   Однако пока наплыва учёных в Дикое поле не наблюдалось, Аркадию приходилось отдуваться за всех их самому. Одному.
   "Типа: Академия наук в одном лице, покруче Ломоносова, Ньютона и Менделеева вместе взятых. Смешно. Но в отсутствии гербовой пишут и на пи-пи-факсе".
   Между химией и аэродинамикой Аркадий уделял внимание и своему снаряжению. С помощью кузнеца пытался снабдить своё ружьё прицелом и мушкой. Вроде бы несложное дело, примитивнейшие приспособления, но ошибка на волосок делала его бесполезным, даже вредным. Когда точно приделать их удалось, радости-то было... Аркадий, гордившийся в "прошлом" своим умением неплохо стрелять, наконец-то стал попадать из своего гладкоствольного ружья чаще, чем мазать.
   Попытка приделать шверт на струг с треском провалилась, как и многие предложения Аркадия поначалу. Струг стал тяжелее, медленнее на вёслах, уже не мог плевать на любую мель. Правда, к восторгу испытателей, высокая мачта и два паруса помогли ему быстро разогнаться при попутном ветре. До первого поворота. Низкий, безпалубный кораблик мгновенно черпнул водицы так, что наполнился более чем наполовину. Хорошо, что ему и полное заполнение водой не грозило немедленным путешествием на дно. Толстый вал из тростника окаймлявший его борта, обеспечивал казацким корабликам высочайшую плавучесть и защиту от пуль.
   Однако стало ясно, что шверт и увеличенную парусность необходимо применять на судах новой постройки. Нечто отдалённо сходное предлагал и Ван Ваныч, казак родом из Зеландии, одной из провинций Нидерландов. Подумав немного, Аркадий решил отстраниться временно от судостроения, потому как невозможно успеть везде, а оружие, которое он сможет предложить, кроме него не выдумает никто.
   По всему Дону собирали старое, но не ветхое тряпьё. Аркадий вспомнил о картузном заряжании артиллерии и казаки, обожавшие стрелять как можно быстрее, подхватили эту идею. Но, в отличие от бриттов, они при этом ещё и отличались меткостью. Всем было ясно, сколько заранее отмерянных порций пороха не приготовь, всё равно будет мало.
   С десяток гаковниц из хорошего металла перековали в казнозарядные. Благодаря чему их скорострельность и до того, вероятно, высочайшая в мире, существенно возросла.
   Запорожцы, во избежание краха от одного вражеского налёта, наладили производство металла из новой руды в нескольких местах, обещая уже к осени существенное приращение гаковниц, мортир и пушек небольшого калибра. Производство дальнобойных винтовок, очень популярных среди казаков, пришлось отложить. Практически некому было делать тонкие механизмы.
   Благодаря скорому появлению разрывных и зажигательных ракет, можно было уже планировать атаки на Стамбул, прибрежные города Турции в Чёрном и Мраморном морях. Аркадия при этом сильно напрягало отсутствие приличных карт. А ведь в его голове содержались целые атласы! Благодаря Васюринскому он их легко вспомнил, но их ожидал полнейший облом. Что толку помнить карту, если ты не умеешь рисовать? Промучившись весь вечер, так ничего и не смогли сделать.
   Озарение Аркадию пришло ночью, во сне. В нём он увидел виденное в десятом классе представление в их школе гипнотизёра. Среди прочего, там был номер, когда загипнотизированным школьникам внушалось, что они великие художники, певцы, музыканты. И мастерства у ребят и девчат явно прибавлялось.
   Проснувшись, попаданец первым делом, побежал в соседний дом, принадлежавший теперь Васюринскому. Но того дома не было. Спозаранку умотал в родной курень. Не в силах ждать, когда вернётся, Аркадий пошёл его разыскивать.
   Иван тихо, но явно не мирно, распекал одного из сотников куреня своего имени. Сотник, среднего роста, худощавый, но очень быстрый в движениях Данило Ласка, кивал, разводил руками, всячески выражая готовность загладить какую-то свою вину. Именно он первым из них заметил подходящего Аркадия и откровенно обрадовался.
   "Вот, не напрасно я всё-таки в прошлое перенёсся. Второй уже человек радуется только увидев меня. Не напрасно, можно сказать, живу. Радость людям несу. Заодно с очень полезными изобретениями, пусть и смертоносными. Впрочем, чего это я? Срачкороб искренне радуется каждый раз, когда меня видит".
   Удивлённый радостным выражением лица распекаемого подчинённого, Иван замолк, и только потом догадался оглянуться. Взгляд, которым он при этом одарил попаданца, к числу радостных не относился. Скорее напоминал о легендах, что характерники в волков умели превращаться.
   - Доброе утро, Иван!
   - И тебе того же. Да не совсем оно доброе. Вот этот... - Васюринский затруднился сразу дать характеристику сотнику, подбирая выражение поточнее. Вид у знаменитого куренного, был нормальным, для человека, выпившего здоровенную бутыль горилки предыдущим вечером. Бодун, он и в семнадцатом веке, бодун.
   - Да ладно тебе. Ну, проштрафился человек, укажи ошибки и заставь сделать правильно. Он, уверяю тебя, будет очень стараться.
   И, обращаясь уже к Ласке, - Ведь будешь стараться?
   Сотник закивал, часто и быстро, всем своим видом выражая готовность трудиться во славу войска запорожского и васюринского куреня, особенно.
   - Вот видишь, он осознал свою ошибку и из кожи вылезет, чтоб её исправить. Пошли быстрее, я, кажется, придумал, как можно решить вчерашнюю трудность.
   - Эх! - явно огорчился вынужденному прекращению воспитательного процесса Васюринский. - Ну, если всё не исправишь...
   Куренной поднёс к носу сотника свой кулак, по сравнению с которым его полковничья булава выглядела мелким украшением.
   - Смотри мне! - и, посмотрев мрачно на Аркадия, - Пошли, расскажешь, что придумал. Одна головная боль от твоих придумок.
   Уже разворачиваясь обратно, попаданец заметил, что внушительный кулак куренного сотника не испугал, взгляд на уходящих характерников у него выглядел хитрым и довольным. Сотниками на Сечи люди, легко пугающиеся, не становились в принципе. Не та среда.
   - Положим, головная боль у тебя от горилки, странно, что ты ею насмерть не отравился. Я вчера поосторожничал и сегодня себя прекрасно чувствую.
   - Глупостей не говори. Как это, горилкой отравиться? Упиться ею, да, можно, но чтоб отравиться... она же не яд, лекарство. И осторожничать казаку не пристало. Хотя, конечно, старшине много пить нельзя, голова у нас работать должна.
   - А сам второй раз за неделю нажрался до свинского состояния. Смотреть стыдно было, плакал как баба. И, запомни, любой яд может быть лекарством, любое лекарство - ядом. Вопрос в пропорции. А ты за вечер всосал убойную норму для быка.
   - Я свою горькую судьбинушку оплакивал. Все друзья-товарищи воюют, ворога бьют, трофеи берут, а здесь сижу, вместе с долбанным (словарный запас Ивана за время общения с Аркадием сильно пополнился, правда, чёрт знает чем) попаданцем.
   - Кончай ныть. Вон, Срачкороб, тоже на войну не попал, а никакого уныния. И по мелочам не пакостит, даже странно.
   Васюринский резко стал. Аркадию, который по инерции сделал шаг, пришлось поворачиваться к нему.
   - А ведь действительно, за последние дни он ни одной проказы не совершил. Значит, что-то особенное задумал. А к нему ведь сейчас твои адские зелья попали. Пошли немедленно, а то он устроит такое, что все как ангелы в небо взлетим. Знаю я этого поганца, он без шалостей жить не может. А про карты потом расскажешь.
  
   Обломы могут и радовать.
   Азов, 13 мая 7146 года от с.м.
  
   Никого они в берлоге Срачкороба не застали. Как и большинство домов в городе, замков она не имела. Воровство и на Дону было большой редкостью, в связи с радикальностью борьбы с ним. Друзья зашли и обнаружили там жуткий бардак. Любовью к порядку и чистоте в месте проживания знаменитый шкодник не отличался, называть его обиталище домом или хатой язык не поворачивался. Логово хищника, такое определение было бы более точным, правда, на медведя Юхим не вытягивал по габаритам. Но и шакалом обзывать такую личность было бы крайне несправедливо
   Посовещавшись, решили, что искать Срачкороба затеявшего что-то - зрящная затея. Вскоре сам обнаружится, дай бог без больших неприятностей. Пошли заниматься делом. Аркадий по пути объяснил Ивану, что он увидел во сне и как это можно использовать. Характерник такой возможностью использования собственных талантов был впечатлён. Усиливать внушением способности других людей, ему и в голову не приходило, что это возможно.
   Да гладко было в планах, но при их выполнении сразу полезли трудности. Долго совещались, что, собственно внушать надо. Первые варианты ничего не дали. Пришлось вносить существенные корректировки. Затем, в который уже раз, вылезло технологическое убожество Дикой степи. В состоянии гипноза Аркадий почему-то стал ставить массу клякс. Если исключалось гусиное перо, то чем рисовать? Фломастеров, шариковых ручек и, даже, графитовых карандашей, тогда не существовало. Надеяться на скорое повторение в металле имевшегося у Аркадия сломанного "Паркера" не стоило. Не было на Дону человека, способного воспроизвести такую сложную вещь. Попытка рисовать угольком дала тоже негативные результаты.
   Попаданец вспомнил рисунки Дюрера и да Винчи. Стоило послать кого-нибудь в Малороссию, купить у имевшихся там художников средневековый вариант карандаша. А пока рисование карт отложили.
   Как подводные диверсанты казаки того времени не имели конкурентов. Именно атаки из-под воды дали им возможность захватить некоторые турецкие крепости. Способ подводного плавания, показанный Аркадием, на них произвёл сильнейшее впечатление. Плавать много быстрее, чем раньше им понравилось. Попаданец решил дополнительно обрадовать их ластами. Но совместные мучения с джурами Васюринского положительного результата не дали. Кожа оказалась не очень хорошим заменителем резины. Или, возможно, они были плохими мастерами. Джуры обещали поискать мастера по работе с кожей.
   Из-за отсутствия Срачкороба Аркадий вынужден был отложить и работу над ракетами. Стоило подумать, как их вообще делать надо. Поворачивающая назад ракета с напалмовой боеголовкой, тот ещё сюрприз. Но как сделать ракету, которая способна, хотя бы, соблюдать направление движения, это был вопрос вопросов. Он сделал себе заметку, что надо будет поговорить с пороховщиками о производстве особо однородного пороха. Тот, что употребляли для старых ракет, как он мог убедиться, имел зёрна разной величины. Да и плотность его в корпусе сильно колебалась. Вероятно поэтому тоже, ракеты выписывали свои зигзаги. Если вспомнить и о далёком от симметричности корпусе... не стоило тратить деньги и палить порох, пока не удастся решить эти проблемы.
   Владислав Пых, казак из шляхтичей, обучавший его премудростям фехтования, отправился на завоевание Темрюка, поэтому пришлось принимать уроки только у Михайлы Волкулаки (оборотня), бывшего янычара. Воспитанный в фанатичной преданности исламу, как все янычары, он, бог знает по каким причинам, сбежал из Очакова в Сечь и стал яростным врагом бывших своих воспитателей. Как и все янычары, Волкулака хорошо владел ятаганом. Умению защищаться саблей от противника с ятаганом он и обучал Аркадия.
   - Беременная корова! Ты куда саблю потащил?! Задница зачесалась? Даже самый старый, толстый и ленивый янычар успеет десять раз выпустить тебе кишки наружу, пока ты сможешь вернуть её в положение для отбива ятагана.
   Аркадий продышался после весьма болезненного удара затупленным концом ятагана по животу.
   - Между прочим, корова, атакующая с открытыми глазами, намного опаснее быка, который, бросаясь в атаку, глаза закрывает.
   - Да? Значит ты старый больной, обожравшийся бык. Куда саблю опустил, ишак?! Я знаю, что голова у тебя пустая, и ты её не ценишь, невелика потеря, лишиться чего-то настолько ненужного. Но, опуская клинок, ты открываешь для атаки голову.
   И так далее и тому подобное. Не случайно вернувшегося на родину и в лоно православной церкви Михаила, прозвали Вокулакой. Большую часть времени возвращенец был молчуном, но если уж открывал рот, то неслись из него совсем не славословия. Вид у него тоже был... соответствующий, злобно-бешенный. Даже в разбойничьем кубле это бросалось в глаза. Что-то совсем страшное случилось в его жизни, испортив начисто характер. Никакого пиетета он к ученику не питал, при обучении меньше всего думал о безболезненности уроков.
   Аркадий терпел. Ловко действуя ятаганом, Волкулака доходчиво и точно объяснял свои действия и ошибки ученика. Пока не удалось наладить производство капсульных револьверов, надо было осваивать холодное оружие. Главными врагами казаков были татары, янычары и паны. Очень важно было уметь оборониться от одного из них, если он прорвётся к попаданцу вплотную. К тому же, казаки презрительно относились к людям без сабли на поясе, а таскать тяжёлую железяку, не умея ею пользоваться, глупо.
   - Чего разлёгся, будто в бане!? Вставая! Ты о чём думал, когда ногу вперёд выставлял? Ой, забыл, что такой ишак думать не может. Да я мог её не только подбить, а перерубить. Если голова тебе действительно не нужна, то хоть бы ноги поберёг, ходить же не на чем будет!
   Сшибленный на землю подсечкой, Аркадий тяжело поднимался в стойку.
   "И что толку от моих умений в боевых искусствах? Элементарную подсечку пропустил. Сосредоточился на клинках, а про ноги забыл. Но насчёт перерубить мою ногу в тот момент, он загнул. Удар-то я бы отбил. Может быть".
   Стиль обучения у Волкулаки был вполне зверским, ученика он не жалел. Но что поделаешь, наиболее вероятными врагами в ближайшее время были черкесы и янычары, позже паны. Надо было одновременно учиться фехтовать вообще и осваивать защиты против наиболее вероятных противников. А боль после тренировок... проходит. Всё, что нас не убивает, делает сильнее. Сабля или ятаган врага грозили смертью.
   Понадеявшийся после предыдущей тренировки на свой большой прогресс в деле освоения защиты от ятагана, Аркадий вынужден был признать, что поторопился с выводами и учиться ему ещё предстоит долго.
   Пан Пых был на тренировках куда куртуазнее. Правда поначалу Аркадия задалбывали все эти квинты и терции. Да ещё пересыпаемые словечками и цитатами на полудюжине языков. Пан Владислав был полиглотом. Попаданцу трудно было понять, что же пан от него хочет? Постепенно он выучил самые главные фехтовальные термины, научился не обращать внимания на словесный понос из уст учителя. Но тут Владислав Пых отбыл с многими другими казаками на Темрюк.
   Иван почесал свой опять плохо бритый затылок и объявил, что новых преподавателей европейского фехтования пока искать не стоит.
   - Не стоит привлекать к тебе лишнее внимание, среди фехтовальщиков разные люди встречаются. Или Пых скоро вернётся, или, если не вернётся, тогда можно взять другого учителя.
   Классных фехтовальщиков в запорожском войске было немало. Нескольких европейских школ, с очень хорошей выучкой. В знаменитое на всю Европу пиратское логово слетались, как бабочки на огонь, рисковые люди с многих стран. Зачастую их не останавливала необходимость смены религии.
  
   * * *
  
   Бывают людишки - как говорится, клейма негде ставить. Не-ет, он не из таких, хоть и страшен с виду... Вот прозвище дали - Вовкулака. Матери детишек пугают. А кто без греха? Скажите, люди добрые? Нету таких. Ну, разве младенцы или святые. Да и тем по нынешнему времени уже мало веры.
   Есть на нём грех. Ох, есть. Один, но какой!
  
   Забывай, хлопче. Всё забывай. Нет больше Михайла, есть правоверный Муртаза, "ени чери", меч ислама. Всё забудь, не было той жизни. Лишь теперь ты живёшь по-настоящему...
  
   Воля Божья? Может, и так. Только не в привычках у Господа подвергать людей таким испытаниям. Не обошлось тут без чертовских козней, ох, не обошлось. Всё один к одному сложилось, словно волчара по своим следам решил вернуться. Но в тот проклятый день жизнь его второй раз дала излучину, словно Днепр за порогами...
  
   ...Ошибаются те, кто думает, будто многолетняя муштра выжигает память "ени чери" полностью. Нет. Остаются тлеющие угольки под слоем настывшего пепла, только ковырни поглубже.
   Он не лица узнал - голоса. Уж очень на батьковский похожие. Братья. Иван и Павло. Чудом их тогда, двадцать лет назад, татары не поймали, помог подоспевший казачий разъезд. А маленького Михайла забрали в ясырь. Но не ушли братья от судьбы. Через двадцать лет всё же оказались на галере. Кысмет... Какой, к дьяволу, кысмет? Словно пнул кто-то сапогом в старое пепелище, и взметнулись вверх не погасшие за долгие годы искорки, поджигая сухую траву...
   Не стал "ени чери" Муртаза ни выкупать полузабытых братьев, ни избавлять их от рабской доли, подарив быструю смерть. Просто прошёл мимо. Предоставил судьбе. А ведь мог выручить... Ни словечка, ни весточки затем не получил... Но в душе день за днём разгорался огонь, зажжённый от давней искорки. Как в аду, если не хуже. И не выдержал однажды "ени чери" Муртаза.
   За побег - смерть. Но жизнь его и так была хуже смерти. Что терять, если и душу-то уже загубил?
  
   Где душа твоя, Михайло? Где жизнь твоя, Вовкулака-оборотень? Ведь мог же и в поганом облике человеком остаться. Так нет же, предпочёл свою жизнь земную в ад превратить. Зачем? Неужто Бог душу вернёт, если прежней вере да под прежним именем послужит?
   Один Боженька то и ведает...
  
   * * *
  
   По пути домой, Аркадий встретил прогуливающуюся под руку с каким-то смутно ему знакомым донским казаком весёлую вдовушку. Она, увидев, что попаданец её заметил, прижалась к кавалеру. Тот же, невысокий, но могучего телосложения, с бочкообразным туловищем, грозно набычился, выражая готовность отстоять своё первенство на внимание ветреной Февроньи. За его надутыми щеками Аркадий легко рассмотрел страх, слухи про попаданца, как легко догадаться, дошли до всех в Азове. Большей частью, страшноватенькие, с крутым мистическим душком. Но, видимо, вдовушка всерьёз присушила сердце казака, если он решил пойти на конфликт с колдуном.
   Аркадий широко улыбнулся, подходя к парочке, громко произнёс: - Совет вам да любовь! - и спокойно проследовал мимо. Успев заметить явное облегчение на лице... Репки, как и не скрываемое разочарование на личике вдовушки. Ей, судя по всему, хотелось увидеть поединок за её благосклонность.
   "О женщины!.. Не случайно мне она показалась дурой. Если не образумится, что маловероятно, плохо кончит. Совсем плохо. А мне половой вопрос предстоит решать заново. Полонянку купить, что ли? Так ей же волю здесь надо давать и жениться, чтоб в постель тащить. Вот вам и простые нравы".
   Облом с вдовой Аркадия не огорчил, скорее, обрадовал. Тратить большую часть своего времени на удовлетворение распутной бабёнки было жалко. Да как выяснилось, она ещё и опасна для своих кавалеров.
   "Но где в Дикой степи найти умную и красивую женщину? Даже объявление в клуб брачных знакомств не дашь. А девушки здесь выскакивают замуж в возрасте, для меня не интересном, слишком молодыми. И что прикажете делать? Завести стадо овец? Так не тянет на подобный экстрим. Проблема".
   В полночь Аркадий проснулся от странного басовито-дребезжащего воя, быстро, впрочем, затухшего. Послушав, сонный до невозможности, немного, ничего интересного больше не услышав, он заснул опять. Проспав, таким образом, интереснейшее зрелище.
   Срачкороб, наслушавшись рассказов о страшном воздействии инфразвука на людей, вспомнив рассказ о ночных пугалах из тыкв, решил пугнуть охрану у ворот Азова. Однако и знаменитого шкодника ждал досадный облом. Ему, вместе с медником, не удалось сделать не то, что труб для инфразвука, но и просто приличные басовые. При попытке извлечь из них звук с помощью мехов, они совсем не страшно задребезжали и лопнули. В связи с отсутствием подходящей тыквы, он не пожалел денег на изготовление специального горшка с дырками для имитации огненных рта и глаз. Зажёг в горшке немного напалма, прицепил горшок-голову на здоровенную швабру укрытую подобием плаща и попытался извлечь звуки из трёх труб а-ля органные.
   Блестящий, как он считал, замысел Срачкороба, с треском провалился. Звуки оказались неубедительными, внимание охраны привлекли, но ни капельки не испугали. Гигантская фигура с огромной головой, на которых горели огнём глаза и рот, вызвала естественную казачью реакцию. Её интенсивно обстреляли, мигом разбив горшок и опрокинув сооружение на землю. Да и вообще, пугать казаков нечистой силой - напрасный труд. Почти наверняка среди них найдётся отчаянный молодец, жаждущий чёрта поймать для эксплуатации. Об удачливых казаках, у которых это получилось, ходило множество легенд.
   На следующее утро все хохотали не над жертвами Срачкороба, а над самим шкодником, пойманным стражниками у ворот. Он, с кислой и расстроенной физиономией, пытался оправдаться. Получая, тут же, новые порции остроумия и издёвок.
   Однако если кто думает, что его такой конфуз избавил от дурных привычек, то он сильно заблуждается. Новую каверзу Срачкороб затеял именно тогда, под градом насмешек.
  
   Тем временем...
   Европа и окрестности. Май 1637 года от р.х.
  
   Колесо истории вильнуло и покатило не по намеченной колее, а по неведомой никому целине, в неизвестную сторону.
   В Крыму полыхала полномасштабная гражданская война. Со всеми её "прелестями". По всему полуострову клубились облака пыли и дыма. И в выжженной уже жарким летним солнцем степи, и в зелени садов, обработанных полей, ухоженных виноградников (в Крыму выращивали свой, особый, бескосточковый, для изюма, виноград, кишмиш), везде пылали юрты и дома, лилась кровь.
  
   Брат шёл на брата, сыновья восставали против родителей, предавали самые надёжные друзья... Не было в Крыму надёжного места ни для кого. И отсидеться, не встревая в эту мясорубку, шансов там ни у кого не было. Пешков ещё не родился, но его формула "Кто не с нами, тот против нас", действовала с неумолимостью закона природы.
   Инайет Гирей пытался стать независимым государем. Нельзя сказать, что эта попытка была для Гиреев первой. В 1628 году один из его предшественников пытался избавиться от опеки Стамбула. Для противодействия янычарам, пехоты у крымских татар никогда не было, он привлёк запорожцев во главе со знаменитым гетманом Дорошенко. Но тогда османы разбили восставших и уничтожили пришедших им на помощь запорожцев.
   Сейчас положение было принципиально иным. Султан Мурад прочно засел под Багдадом. Уйти оттуда для него означало признание собственного поражения в длинной, кровавой и важной войне с Персией. Послать на помощь оставшихся верными Османской империи татарам, было почти некого. Великий визирь смог перебросить в Кафу всего около трёх тысяч янычар. Вместе с гарнизонами прибрежных городов Северного Причерноморья удалось наскрести чуть больше шести тысяч пехотинцев. Для войны с непокорными татарами, значительная часть которых сохранила верность повелителю правоверных, этого, вероятно, хватило бы. Однако в Крым, на помощь Инайет Гирею вошли запорожцы во главе с Хмельницким. Кровавая круговерть в Крыму набирала обороты.
   Поначалу Инайет Гирею удалось добиться немалого успеха. Благодаря предательству одного из приближённых Джамбул Гирея, присланного на смену взбунтовавшемуся хану, отряд Джамбула был окружён и вчистую (зачем платить предателю, который уже не будет полезен?) вырезан. Однако эта победа вскоре осложнила положение самого Инайета. Импульсивный, плохо продумывавший свои шаги крымский хан получил во враги умного, энергичного Исмаил Гирея. Не вступая в генеральное сражение, Исмаил начал больно общипывать отряды верные Инайету. Вскоре появились перебежчики уже из лагеря Инайета. Прибудь в этот момент в Крым недавно подавленные буджаки, Инайета люто ненавидевшие, всё для незадачливого хана могло закончиться уже тогда. Но в Крым вошли запорожцы, ведомые Хмельницким. И положение Исмаила быстро ухудшилось, как полководец он со знаменитым гетманом сравниться не мог.
   Буджаки же, после тайного визита какой-то делегации, вдруг атаковали правобережную Малороссию. Там запылали поместья и сёла, потянулись на юг караваны рабов. Да не учли самые ловкие из людоловов, что именно на правобережье было сосредоточено большое польское войско. Гетман Конецпольский намеревался окончательно решить казацкий вопрос. Схизматиков он ненавидел и презирал. И эти недостойные полководца чувства провоцировали его на поступки не просто неразумные, а откровенно глупые. Во всей Малороссии контролируемой поляками лютовали карательные отряды. Хлопов и зачисленных вдруг в них свободных крестьян беспощадно секли, их жён и дочерей насиловали, хозяйства схизматиков грабились. Не то что любое сопротивление панскому произволу, но и малейший намёк на оное были поводами для жесточайших расправ. Коллаборационистская старшина, мечтавшая об уравнении своих прав с панскими, страдала не в меньшей степени, чем остальное православное население. Несколько сотников из реестровцев уже сбежали, с большей частью своих сотен, в земли запорожских вольностей.
   Попытки назначенного из Варшавы гетмана реестровых казаков Кононовича договориться с Конецпольским наталкивались на презрительный отказ гордого аристократа. "Я с каким-то москалём безродным переговоров вести не буду, никто меня это сделать не заставит"! - отвечал он на указания из Варшавы.
   Нашествие буджакских татар на давно освоенные, закрепощённые панами земли, вынудило Конецпольского изменить свои планы. Также, как и панов, вознамерившихся помогать братьям-католикам в Европе. Свои имения для них были куда ближе и дороже общекатолической солидарности.
   Неожиданно быстрое прибытие в район набегов больших отрядов конницы, в том числе тяжёлой панцирной, стало для буджакских чамбулов крайне неприятным сюрпризом. Никто их о наличии в этом районе войск не предупреждал. Они шли безнаказанно пограбить, а не умирать в боях с превосходящими их по всем показателям врагами. Те, кто сумел быстро сообразить, чем окончится промедление в бегстве, уйти удалось, хоть и сильно пощипанным отрядами венгерской конницы. Однако бросать полон, который не имели возможности добывать больше двух лет из-за войны с ханом Инайетом, решились далеко не все. За что слишком жадные или тугодумы поплатились головами. Шансов отбиться от блестящей польской кавалерии у грабителей не было.
   В сражениях с буджакскими татарами отличились отряды многих панов, коронное войско Конецпольского, но ни сечевых черкас, ни реестровых казаков там замечено не было. Запорожские заставы предупредили о набеге, но, из-за малочисленности отражать его не пытались. И вставать в один строй с гонителями православия даже реестровцы не спешили. Гражданская война, ещё более масштабная, беспощадная и жестокая чем шедшая в Крыму, неотвратимо надвигалась на Малороссию.
   Черкесия занимала в те времена, куда большую территорию, чем сейчас. И населена была густо. По подсчётам века следующего, восемнадцатого, одновременно в поле могли выйти до ста пятидесяти тысяч рыцарей. Да-да, именно рыцарей. Как ещё назвать всадника, в кольчуге и прочем защитном вооружении, сидящего на лошади, защищённой кольчужной бронёй, посвятившего свою жизнь войнам и набегам, живущего по своеобразному рыцарскому кодексу, исключавшему погоню за наживой? По-моему, только рыцарем и никак не иначе. Правда, если кто подумает, что я восторгаюсь этими храбрыми и умелыми воинами, то сильно ошибётся. Потому как основным занятием многих из них было людоловство. Смыслом жизни этих людей постепенно становилось обеспечение рабских рынков Османской империи. В семнадцатом веке, правда, этим грешило меньшинство черкесских рыцарей. Лагерными псами галерной каторги и гаремного рабства в большинстве, они стали позже. К тому же, Черкессию раздирала вражда между племенами и родами. В реале рыцари плохо отбивались от крымских набегов, хотя и неоднократно татар били, и потом, схватившись с Россией, проявили фантастическое умение не договариваться между собой.
   Но, вне моральных императивов, перед казаками встала огромная проблема. Если бы несколько десятков тысяч черкесов атаковали пришедших на завоевание Темрюка и Тамани казаков, пришельцы были бы обречены. Тяжёлая черкесская конница смела бы их без больших затруднений. На счастье вольных сынов Днепра и Дона, нашествия сразу десятков тысяч можно было не опасаться. Ведь черкесами называли не один какой-то народ, а целую группу родственных по языку народов адыгской группы. Между собой они жили очень недружно. Часто большая часть рабов, поставленных турецким работорговцам, бывала адыгами. Нередко пленники были соплеменниками поработителей. Так что с уважением к таким рыцарям, у меня лично, не складывается.
   Появление в черкесских землях врагов, поначалу взволновало только обитателей именно тех земель, куда они пришли. Жителей крупнейшего из работорговых центров Черкессии, Темрюка и окрестных сёл. Два из пришедших таборов, донской и один из запорожских, начали осадные работы вокруг Темрюка, второй запорожский табор зачищал окрестные сёла. В чём ему охотно поспособствовали имевшиеся черкесские союзники. Расклады внутренних противоречий в Черессии казакам были известны очень хорошо.
   Пока казаки у Темрюка рыли окопы вокруг осаждённого ими города, запорожцы, занявшиеся сельской местностью, активно зачищали сёла. И совсем не так, относительно безобидно, как нынешняя русская армия в Чечне. Заведомо отнесённые к безусловно вражеским (часть из них была мамлюкскими*), они очищались от населения в самом прямом смысле этого слова. Стариков и больных убивали, мужчин гнали на угольные копи, открытые для добычи топлива на Дону, женщин, частично забирали себе, для женитьбы на них, большей частью, отправляли на рабские рынки Кафы. Цены там, из-за почти прекратившихся набегов на Русь, существенно выросли. Черкесские союзники казаков работорговли также не чурались.
   Даже жители разоряемой казаками местности, собрать войско для отпора врагам не сумели. Каждое село отбивалось само. Разве что, на помощь приходило некоторое количество добровольцев из соседнего села, следующего в списке на уничтожение. Если кто посчитает такое поведение глупым и надуманным, то с первым соглашусь, а надуманности здесь нет ни грана. Именно так черкесы вели себя при реальном завоевании их Россией. Кстати, еды на долговременную осаду Темрюка у казаков просто не было, грабёж был жизненно необходимым для продолжения наступления.
   Окружив Темрюк, казаки предложили его жителям почётную сдачу. Однако это предложение было с насмешкой отвергнуто. Считавшие Османскую империю сильнейшим государством в мире и гордившиеся своей службой ему, темрюковцы сдаваться не собирались. За помощью в Стамбул они успели послать, не слишком их превосходивших по численности врагов не боялись. Дошедшим уже до них слухам о взятии казаками Азова, куда лучше укреплённого, чем Темрюк, жители осаждённого города не верили. В их понимании кучка разбойников не могла одолеть могучее войско повелителя правоверных, защищавшее Азов. Учитывая, что в реале, даже в середине XIX века черкесы верили в непобедимость османской армии, в веке XVII такая вера была у них непоколебимой.
   Пока осаждённые вглядывались в морские дали, ожидая оттуда избавления от врагов, казаки не ленились копать зигзагоподобные окопы к стенам, предварительно окопавшись от возможных контратак из города и извне. Решив не мудрствовать лукаво, Татаринов намеревался повторить удачное недавнее взятие крепости Азова и в Темрюке. Со своими поправками к плану штурма, естественно.
   Не прекращавшаяся никогда борьба за власть в Стамбуле вышла на новый виток противостояния между матерью султана и Великим визирем. Пользуясь длительным отсутствием энергичного и решительного Мурада, связанного осадой Багдада, валиде-ханум и Великий визирь пытались опорочить друг друга в глазах повелителя. Победа в этой войне всё более склонялась на сторону прекрасно знавшей все слабости сына матери султана. То, что проигравшему долго плакать не придётся, знали оба боровшихся за власть. Не те были традиции в Высокой Порте, чтоб щадить проигравших.
   В Москве радовались и тревожились. Радовались существенному сокращению набегов и поражениям супостатов, тревожились, как бы это не вышло России боком. Страна никак не могла опомниться от поражения в несчастливой Смоленской войне. В городах было неспокойно, в провинции то и дело вспыхивали бунты. Новая война могла вызвать ужасные катаклизмы, это в окружении Михаила хорошо понимали, зачастую переоценивая силы врагов и недооценивая их собственные проблемы.
   Казацкая старшина, осознав перспективы развития, предалась любимому, после грабежа, делу. Интригам против друг друга и поиску временных союзников для смещения со "сладких постов" своих противников или недавних союзников. Всерьёз заниматься развитием огромной территории им было, в большинстве случаев, некогда.
  
   * - Черкесские рабы очень высоко ценились в исламском мире. Именно из них, зачастую, формировались гвардейские части для различных правителей. В Египте мамлюки, в основном, черкесского происхождения, сами захватили власть и удерживали её несколько сот лет, рекрутируя себе смену на родине. Часть мамлюков, отслужив какой-то срок и обогатившись, возвращалась в Черкессию и стоила там особые, мамлюксие сёла. Очень богатые и заведомо враждебные не мусульманам.
  
   Обломы forever?
   Азов, июнь 7146 года от с.м.
  
   Проснулся Аркадий в полной боевой готовности. В смысле, как мужчина. Совершенно напрасно, так как представительниц прекрасного пола вблизи не наблюдалось и не предвиделось их появление. После разрыва с Февроньей женщин у него не было, а нужда в тесном общении с какой-нибудь прелестницей была. Всё более насущная.
   "Мало того, что захлёбываюсь в проблемах с внедрением новых технологий, так собственный организм свои трудности преподносит! Связываться с очередной весёлой вдовушкой не охота, судя по всему, в подобный разряд попадали женщины сходного типа. Жениться на полковничьей дочке лет пятнадцати, пусть семнадцати, тоже не тянет. Ничего хорошего из этого не выйдет, и к гадалке не ходи. Возвращаться к юношескому онанизму... как-то не солидно. Человек, вознамерившийся изменить историю и дрочка возле окна на проходящую мимо пышечку... не совместимо это. А организм своего требует и дальше будет только хуже. Как известно, то чем не пользуются, начинает отмирать. Чёрт! Спрашивается, где взять умную, привлекательную женщину такому... сомнительному мужику, как я? Учитывая, что на знакомства с "честной вдовой", тем более ухаживания за ней, у меня времени нет. Совсем нет. С чёртовыми пороховщиками, не вспоминая уже о Срачкоробе, за день так наобщаешься, что на таскание по улице для знакомств сил нет. А по вечерам ещё и с Васюринским надо разные сведения из моей головы вытягивать. О! Его и спрошу, может, подскажет что".
   Позавтракав, слава богу, варениками, а не саломатью, Аркадий отправился к местным специалистам по производству пороха. Новая ракета упорно не желала лететь в том направлении, куда её посылали. О конкретной точечной цели и речи не шло, но хотя бы квартал в городе ракета попадать должна была, иначе грош цена, многим задумкам на осень.
   Анисим Гусак (было у него во внешности и повадках что-то от этой птицы), увидев попаданца, скривился. Считавшийся, вероятно заслуженно, лучшим на Дону мастером по производству пороха, он Аркадия явно успел невзлюбить, если не возненавидеть. Всегда порох от Гусака считался лучшим, а тут приходит какой-то неизвестный ранее колдун и начинает критиканствовать. "Почему ингредиенты пороха не взвешиваются с точностью до грана"? "Отчего не проверяется каждый раз качество селитры"?
   - Да потому! - отвечал Гусак на эти и подобные вопросы. - И без непрерывных меряний и взвешиваний мой порох получше турецкого и не хуже русского или польского. Я и на глазок могу определить, сколько и чего нужно в порох класть. И никто мне в этом не указ!
   Связывавший свои ракетные проблемы, не в последнюю очередь, с неоднородностью пороха, Аркадий осознал, увидев кислую мину на физиономии Гусака, что ко всему прочему, ему придётся делать ещё и порох. Поняв безнадёжность выяснения отношений с таким товарищем, решил сэкономить время и силы. Развернулся молча и пошёл прочь от мастерской пороховщиков. Размышляя, что надо бы сманить к себе одного из подмастерьев, необходимость ремесленных навыков при производстве любого продукта никто не отменял. Изобретать каждый раз велосипед - удовольствие очень сомнительное.
   Направил же свои стопы попаданец к видневшемуся невдалеке ветряку, первенцу зарождавшейся на Дону промышленности. В сараюшке возле ветряка были установлены первые здесь станки, сверлильный и два токарных. Чего стоило их соорудить, это особая песня, категорически не рекомендуемая к исполнению в присутствии Аркадия и Васюринского.
   Станки, естественно, ветра-то не было, стояли а нарождавшийся пролетариат чесал языки. По уму, надо было ставить водяную мельницу, в местном, плоском мире, надо было для подобного фокуса иметь куда более качественные знания. У Аркадия их не было и, выловленные с помощью Васюринского обрывочные сведения, инженерного образования заменить не могли.
   "Эх, Коваленку бы сюда... - в который раз помечтал Аркадий, весьма впечатлённый достижениями сиды из "Кембрийского периода" в раннем средневековье. - "Уж он то быстро наладил бы здесь производство. И тачанок бы наделали, на страх врагам, со скорозарядными картечницами".
   Отсутствие приличного транспорта сильно напрягало попаданца, а езда на местных телегах и арбах, если они не передвигались с воловьей скоростью, приводила в отчаянье. Ну, плохо переносил его тощий зад тряску на ухабах! Он и без Васюринского вспомнил рисунок верёвочной рессоры, однако, подумав немного, производство такого необходимого ему чуда отложил. И предложения попроще наталкивались у него на мощнейшие преграды, возиться с привередливым в эксплуатации механизмом ему было, откровенно говоря, страшновато. И в лом. Вот и сейчас он перемещался пешком. Залазить на лошадь, чтоб проехать километр-другой ему не хотелось, хотя ноги у него поджили полностью. Воспоминания о ранах мешали восприятию казацкого отношения к верховой езде.
   Посидев, поболтав с полчаса с ребятами, все - сплошь молодёжь, но ветра и начала работы так и не дождавшись, Аркадий пошёл из зародыша промышленности прочь. Очень надеясь, что сооружаемые на реках и ручьях в нескольких местах Дона и Запорожья мастерские будут работать куда стабильней и эффективней.
   На пути в химическую лабораторию, решил отдохнуть. Не смотря на ещё раннее время, почувствовал лёгкую усталость. Туда километр, сюда - парочка, вот и набежало приличный по длине пройденный путь. Сбросил жупан, который нёс накинув на плечо, на землю и уселся на него. Местной привычки таскать целую кучу одёжек в жару не понимал и следовать ей отказывался. При общей вольности нравов, на такое поведение смотрели спокойно.
   Спокойно послушать пение птиц не удалось. Зачесались правый бок и живот. Снял рубаху и, обнаружив на коже несколько красных точек, запаниковал.
   "Неужели опять проклятые вошки? Господи, только не это!"
   Недавно подхватив у кого-то вшей, несколько ночей не мог толком спать. Чесался. Ох и помучился Аркадий, выводя их. Два раза пришлось всю свою одежду вываривать.
   Тщательно исследовав снятую рубаху и распущенные шаровары, снимать их на виду постеснялся, успокоился. Яичек на одежде не было, следовательно, укусили его либо маленькие комары, либо блохи, на людях не поселяющиеся.
   "Воистину, люди, позволяющие собственной жабе влиять на поступки - достойны наказания! Ведь предлагал же Иван купить характерницкое средство от насекомых. Так пожлобился, денег, которые тогда были, пожалел. Показалось, очень уж дорого. А вонять как тухлая селёдка сам не захотел, дешёвое казацкое средство "изысканному" нюху не подходит. В результате: деньги всё равно пропали, пропиты беспощадно, что, учитывая среду обитания, совсем не удивительно, а насекомые издеваются над колдуном-недоучкой как хотят. Главный вывод: тратить деньги сразу по поступлении, но на дело. От пьянок только голова по утрам раскалывается, и Иван снять боль не может, потому как сам в это время тем же похмельем мается".
   Подойдя к лаборатории, удивился царившей в ней тишине. Молодёжь ему помогавшая, к молчанию склонна не была, ребята болтали и шутили практически непрерывно. Встревожившись, зашёл в сарайчик, вместилище научной мысли в нарождавшейся державе, обнаружил там трезвого и мрачного Срачкороба. Постоянные работники этого опасного заведения от знаменитого проказника старались держаться подальше и отвечали ему с предельной вежливостью. Какие неприятные случаи происходили с разозлившими его людьми, все были наслышаны. Более чем. Можно сказать, что друг Аркадия уже прочно вошёл в местный фольклор. Нарываться на подобные сюрпризы самим, молодёжи не хотелось.
   Аркадий знал причины меланхолии у вечно весёлого Юхима. Называлась она уязвлённой гордостью. Срачкороб привык, что после его шуточек переживают и расстраиваются другие. Однако следствием его прикола возле сторожевой башни, стали дружные издёвки над ним самим. Его такой поворот дела задел чрезвычайно сильно. Несравненно острее, чем выбитые зубы, сломанные рёбра или тяжелейшие побои. Шуточки, которыми его осыпали стражники из башни, повязавшие Срачкороба, жгли его сердце, требовали немедленной мести. И он эту месть придумал, но... она требовала серьёзного финансирования. В поход на черкесов он не пошёл, а ракеты, новые, по-настоящему боевые, упорно отказывались летать по прямой. Хотя бы, относительно. Следовательно добычи не предвиделось, расходы на недалые ракеты превышали финансовые возможности их производителей, денег за них никто платить не собирался. Кому нужна ракета, летящая мимо цели? Да и нефть, необходимую для производства взрывчатки в боеголовках, могли завезти, разве что, в августе.
   Посоветовавшись, они, все кто принимал участие в работе над новой ракетой, решили, что предложение о раздельной перевозке собственно ракет и их боеголовок, очень правильное. Взорвись такая здоровенная дура в чайке, ох, мало там шансов для казаков уцелеть. Относительно небольшую боеголовку можно было упаковать получше, чтоб предохранить от самопроизвольного взрыва. Беда была в том, что большая ракета летела, куда хотела. А не туда, куда её пускали. И ничего с этим ракетостроители поделать не могли. Между тем, каждый пуск стоил немалых денег, никто дарить порох им не рвался. Военная промышленность она - и в семнадцатом веке затратна. Была у Аркадия мысль построить государственную, в данном случае, общеказачью военную промышленность. Но, поразмышляв, он был вынужден от неё отказаться. Нетрудно было представить, что назначенные ею руководить атаманы будут руководствоваться, прежде всего, своими представлениями о нуждах войска. Уцелеть же Русь Вольная могла только при опережающем развитии вооружений.
   Рассказав о своих мытарствах с пороховщиками и решении производить порох самим, Аркадий получил единодушную поддержку товарищей.
   - Спасибо за понимание и поддержку. С завтрашнего дня и начнём. Дзыга, разузнай, что для производства пороха нужно и где это можно купить, или, лучше, самим сделать. С деньгами у нас сейчас... не густо.
   Понимая, что без внешнего финансирования им со Срачкоробом новых ракет не сделать, пошёл к атаману, Осипу Петрову. Который с ходу предъявил ему претензии по глупым, по его мнению, советам о развитии на Дону земледелия. Выяснилось, что у нескольких недавних казаков, ранее крестьян, попытавшихся заняться вспахиванием земли, ничего не получилось.
   - То есть, как это, не получилось? - крайне удивился Аркадий.
   - Да так! Не смогли они нашу землицу вспахать. Никто. Видно сам Господь против пахоты на Дону.
   - Постой, постой! Как это у них не получилось, когда в моём мире у казаков было позже хорошо развитое землепашество? Что-то здесь не то. А точно они умеют землю пахать?
   - Да у некоторых на руках ещё мозоли от сох не вывелись!
   - Стоп! От сох, говоришь? Откуда родом эти крестьяне?
   - Да какая разница, откуда! Если крестьянин, землепашец, землю уже пахал, значит и здесь пахать уметь должен.
   - Эээ... нет. Ты всё-таки припомни, откуда родом эти казаки-крестьяне.
   Атаман, наконец, придержал своё возмущение, начав понимать, что попаданец совсем не случайно обращает его внимание на происхождение крестьян.
   - Ну... Дмитрий с Вологодчины, Алексей тверской, Рафаил, вроде бы, из-под Ярославля. А в чём дело-то? Почему это важно, откуда крестьяне родом?
   - Тогда всё ясно. Это всё равно, что человек умеющий играть на дудочке вдруг вообразит, что и на лире может. Ни разу её в руках не держав. Выходцы с севера, не поучившись у знающих людей, здесь крестьянствовать и не могут.
   - Постой, погоди. Какие такие дудочка и лира, при чём здесь музыка?
   - Музыка не при чём. Только пахать здесь сохой и на лошадях - невозможно. Нужен плуг с железным ралом*, или как у него это называется, забыл, и запряжка из четырёх волов. Запорожцы вон, на такой самой землю пашут и большие урожаи получают. И, кстати, никакие паны к ним не рвутся, под татарские-то стрелы.
   - Да если бы здесь об ваших гнездюках** наслышаны не были, нам бы ни за что не уговорить бы было казаков на изменение вековечного обычая. В двух дальних станицах на севере чуть было бунт против старшины не начался. Еле-еле смогли их успокоить.
   - Слышал я об этом. Их собственные старшины и затеяли это "народное возмущение". Подозреваю, что не в порядке у них отчётность, боятся отвечать перед перевыборами. Надо бы поспособствовать тщательной проверке в нужный срок. Чтоб другим неповадно было.
   - Отчётность, говоришь? А ведь и, правда, сомнительных людишек в этом году там казаки выбрали. Вполне может быть, по-твоему. Проверим. Но почему же никто из запорожцев землю пахать не вызвался?
   - Да с какого бодуна гнездюку ехать на Дон, если здесь за вспахивание земли - смерть и разорение полагаются? Вот к вам с Запорожья и перебирались только те, кто к этому делу интереса не имел.
   Посовещавшись вдвоём, решили, что вполне можно успеть пригласить специалистов-сечевиков на осень, для вспашки полей под озимые.
   Разобравшись с проблемой атамана, Аркадий попытался получить аванс с денег, предназначенных на покупку ракет. Однако его ждал очередной облом. Рисковать собственной головой, выдавая деньги за не сделанную ещё продукцию, атаман отказался категорически. Из-за того самого отчёта, который, каждый год давали ВСЕ выборные, других на Дон и не было, начальники. За растрату полагалась смерть.
   Когда атаман ему это внятно объяснил, Аркадий прекратил бессмысленные уговоры и попрощался. Надо было придумать, как можно обойти это правило. Деньги-то нужны были позарез.
   Но, первым делом, попаданец решил ликвидировать собственноручно сделанное новшество: прицел и мушку на собственном пистоле. Если на мушкете они себя вполне оправдали, позволив ему существенно повысить точность при стрельбе, то на короткоствольном пистоле только мешали быстро извлекать оружие из кобуры. Точная стрельба из этого пистолетного предка оказалась недоступным видом искусства. Вроде музыки для глухого. Оставалось с этим смириться и ускорить разработку более совершенного оружия.
   * - Великоросс по происхождению и, безусловно, изначально русскоязычный, Аркадий вырос, всё-таки, на Украине и поэтому вспомнил украинское слово "рало", а не русское: "лемех".
   ** - Гнездюками на Запорожье называли людей, на свой страх и риск обрабатывавших землю, ежеминутно рискуя угодить под татарский аркан.
  
   Беспокойство.
   Азов, 10 июня 7146 года от с.м.
  
   Почти правильная паутина с сидящим с краю пауком. Именно в такую картину складывались чёрточки, чёрное пятно от раздавленного паука выступало "пауком", на белёном потолке над ложем Ивана. И, просыпаясь по утрам, он видел именно такую картину. И, пусть, новый его дом, принадлежавший ранее почтенному работорговцу, был просторен и крепко сложен, он не радовал его. Иван чувствовал себя мухой... пусть не мухой, шершнем, попавшим в прочные паучьи тенета. Паутину тоски и безнадёжности, крепко опутавшей его, лишая сил и, даже, надежды.
   Иван понял, что ему уже не заснуть и тяжело, будто старик, встал и поплёлся в отхожее место. На дворе уже светало, небо серело, хотя несколько звёзд ещё с него поглядывали на землю. Вставать в такую рань не было никакого смысла, но бессмысленно валятся в безнадёжных попытках уснуть, ему надоело.
   Никогда в жизни, сколько он себя помнил, ему не приходилось переживать ничего подобного. В какие бы тяжёлые ситуации он за прошедшие годы не попадал, гневить Бога сетованиями на тяготы ему и в голову не приходило.
   "Окружили враги? Значит надо пробиться сквозь их строй. Нечего есть в осаждённом таборе? Так Сам Христос в пустыне обходился без нормальной еды не одну неделю. Воину, лыцарю, такое терпеть тем более пристало. А плакаться и молить Господа об уменьшении испытаний - себя не уважать".
   Иван обнаружил, что стоит во дворе собственного дома (век бы его не видеть!) тупо уставившись на ворота.
   "Боже ты мой, совсем бараном стал. Скоро, наверное, вместо сала и горилки, сено жрать буду. И постигнет меня вековечная баранья доля, стать чьей-то жертвой".
   Со времёни прихода молодого, можно сказать, совсем юного, гонористого шляхтича Ивана Васюринского на Сечь, ему угрожала опасность. Она стала постоянной спутницей казака, была с ним всегда.
   В дежурствах и патрулировании степи смерть угрожает каждый миг. Татары старались казацкие патрули и заставы вырезать в первую очередь, чтоб сохранить неожиданность своих набегов. Малейшая невнимательность могла обернуться смертью или рабской долей.
   В быстро ставшем родным курене, который, в последствии, переименовали в его честь. Люди на Сечь прибывали разные, но, большей частью, совсем не мирные и без приверженности к доброте и милосердию. По крайней мере, те, кто там выживал. Любой из них мог взорваться от неосторожного слова, и даже страшное наказание за убийство боевого товарища останавливало не всех.
   В поездках на родную Малороссию лучше было вести себя, как на вражеской территории. Польские паны и их прислужники казаков не любили, стоило ожидать от встречи с католиком или униатом любой, самой неприятной неожиданности. Добиться справедливости в польских судах, нечего было и мечтать. То есть помечтать можно, но всерьёз рассчитывать на какой-то толк от обращения в суд не приходилось.
   Тем более, смерть охотилась за казаками, вышедшими в поход. Безразлично, сухопутный, на панов или татар, или морской, на турок. Военное счастье переменчиво, в любой миг на казацкий отряд или чайку могла обрушиться беда.
   Иван, успевший зайти в дом, полапал собственные лицо и голову.
   "Чертовщина какая-то! Вроде недавно же брился, а зарос как пьяный ежик. Или, уже давно? Бесовские козни! Не помню. Совсем плохой стал, загнусь я от этой тихой жизни, скорее, чем от вражеских пуль и сабель".
   Привычка к опасности в сочетании с личной храбростью, большой запас сил, физических и духовных, сыграли с Васюринским злую шутку. Став адреналиновым наркоманом, он в крайней степени тяжело переживал спокойный, размеренный образ жизни. Неожиданное, не по собственной воле сделанное изменение жизни, тяжёлым грузом давило на его психику. Опасность ушла из его жизни. Как и возможность возглавлять любимый, переименованный в его, честь, курень. И Иван затосковал.
   На самом деле всё было не так уж плохо. Смертельный риск боя вполне мог прийти к Васюринскому прямо на дом. Стоило соседним государствам осознать, что казаки задумали строить государство, как вражеские армии зашевелились бы на всех границах. И вместо опеки куреня заботится о государстве - достойная замена. Но, пока, Иван пребывал в печали. И, что предосудительно для представителя старшины, пил по чёрному.
   Для успокоения души вытащил всё своё оружие во двор и занялся его обслуживанием. Отполировал клинки двух своих сабель: тяжёлой, почти прямой, употребляемой им для морских походов, польской карабели и сильно изогнутого, лёгкого, булатного персидского шемшира, используемого в конных походах и носимого обычно у пояса. Блеск клинков, их, проверенная им острота, немного подняли его настроение.
   Прервал чистку и помахал, тренируясь, сначала одной карабелью, потом обеими саблями сразу. Крутился в воображаемом бою до появления приятной усталости в плечах. Собственной сноровкой и выносливостью остался недоволен.
   "Этак, встреться мне сейчас какой сильный вражина, порубит он меня на куски и не вспотеет. Если, конечно, я его раньше не пристрелю. Надо бы поболе упражняться и, пожалуй... поменьше пить горилку. Скорости в движениях и точности в ударах не хватает. Только как её, родимую, не пить? Сабли-то мне скоро совсем не нужны будут. Ничего кроме чернильницы, новомодной, Аркашкой предложенной невыливайки, мне носить надобности не будет. Ну... с прочим писарским причандальем. Чтоб ему!.."
   Иван полюбовался холодным блеском карабели и переливами света на узорах шамшура, вложил клинки в ножны и занялся чисткой стволов. Но первым делом, разобрал, почистил и собрал ТТ. При всей неоднозначности отношения к попаданцу, к пистолету из будущего у бывшего куренного, были только любовь и преклонение.
   "Пусть этот чёртов попаданец и жучара, по его собственному выражению, но пистолеты, им притащенные это...прекрасное оружие. Имей такое все казаки, и Стамбул и Варшаву взяли бы мы без серьёзного сопротивления. Особенно, если бы и ружья и пушки тоже скорострельными сделать. Разве что, калибр у пистолета маловат". - Иван поморщился, вспомнив вчерашний разговор с Аркадием, как раз о неведомых ему самому ранее калибрах. Попаданец так и не понял, что был близок к потере всех передних зубов и приобретению множества ушибов и синяков. В сильно поддатом состоянии он повёл себя в беседе с Иваном, как с выходцем из будущего. Между тем некоторые слова, говорить в лицо "лыцарю" и атаману нельзя ни в коем случае. По крайней мере, если не хочешь нарваться на крупные, возможно фатальные, неприятности. Легко проглатываемые выходцами из двадцать первого века оскорбления, для сичевика из века семнадцатого повод для сильной обиды. Оскорблять же вооружённого, привычного разрешать все проблемы силой человека - неразумно. Ивана удержала от немедленного выяснения отношений только возникшая ранее между ними дружба и понимание, что Аркадий обижает его не нарочно.
   "Надо будет ещё раз объяснить дураку, что так говорить с атаманом - нарываться на беду. А с калибрами, их единообразием, он, наверное, прав, паршивец. Но какой же я молодец, что смог удержаться от чистки кулаком его зубов!"
   Вечером предыдущего дня, уже при распитии втроём, со Срачкоробом, третьей бутыли, зашёл разговор о величине и весе пули. Аркадий и ранее говорил о необходимости производства единообразного оружия, но под воздействием горилки совсем разошёлся, доказывая надобность в унификации стрелкового и артиллерийского вооружения казаков. Иван и Юхим, собственно, с ним и не спорили, пытались объяснить, что почти всё оружие у казаков трофейное, а турки и поляки, гады, унифицировать свои ружья не собираются. Но попаданец закусил удила и орал, что казаки не понимают по глупости важность единых калибров.
   Иван принялся чистить ствол своего нарезного мушкета, когда послышались знакомые шаги, а потом и стук в калитку.
   Зашедший во двор Аркадий выглядел, если вспомнить вчерашний вечер, на удивление бодро.
   - Слушай, придумал! Наконец, придумал! Представляешь, во сне разгадка приснилась.
   Иван ничего не понял.
   - Постой! Что тебе там приснилось? И чего ты во сне выдумать мог?
   - Способ укладки пороха!
   - Куда?!
   - Да в ракеты! Ну, в новые, большие. Чтоб они ровнее летали. Мне приснилось, почти как Менделееву, что внутри ракеты, надо посредине оставить воздушный канал. Тогда порох ровнее гореть будет.
   - С чего ты это взял?
   Аркадий открыл рот, чтоб прокричать ответ, но остановился в некотором изумлении. Подумав немного, он, уже спокойнее, ответил: - Знаешь, сейчас не скажу точно, но вот не догадываюсь я, не предполагаю, а точно ЗНАЮ, что ракета будет лететь более ровно. Наверное где-то читал и во сне вспомнил. Без источника сведений. Да, в конце концов, какая разница, откуда я это взял? Главное, что я уверен, что это будет работать. Пошли в лабораторию, там у нас ещё остался порох на одно испытание.
   - А кто такой Миндилеев, которого ты упомянул?
   - Менделеев. Великий химик. Кстати, наш, русский. Ему его открытие, обессмертившее его имя, приснилось во сне. Я лучше тебе о нём по дороге расскажу.
   - Ладно, ладно. Погоди, снесу оружие в дом и пойдем.
  
   * * *
   Грешным делом, Иван сильно сомневался, что сон попаданца будет вещим. Привык уже, что приходится потратить много времени, нервов и денег, прежде чем придумки Аркадия воплощаются во что-нибудь дельное. Однако в этот раз, в кои веки, идея сработала сразу. Новая ракета, без боевого заряда, естественно, пролетела две сотни сажен почти по ниточке, отклонившись, в самом конце полёта, всего ничего, на десятка полтора шагов. Что означало возможность стрелять и по вражеским судам. Если и остальные ракеты, снаряженные подобным образом, будут летать не менее точно.
   Днём с Терека пришёл внеочередной караван с нефтью. Привезли её в бурдюках и небольших бочонках совсем немного, но для производства немалого количества боеголовок привезённого хватало. Во время извлечения знаний из головы Аркадия (ох, нелёгкое это дело! А уж мусора-то там... куда больше, чем полезных сведений), Иван невольно и сам стал знатоком взрывного дела. Поэтому, хочешь, не хочешь, а запрягаться в производство боеголовок для новых ракет и ему пришлось. В связи с особой секретностью, к работе над новыми ракетами допускались немногие.
   Аркадий же, раздав всем ценные указания, побежал к атаману и выбил из него, точнее, из войсковой казны по его указу, большой авнс на покупку пороха. Новых, разрушительных и зажигательных ракет войсковая старшина ждала с большим нетерпением.
   Над новыми ракетами и боеголовками к ним работали дотемна. Кое-кто был готов работать и в темноте, при свете лучин, но попаданец такой энтузиазм встретил в штыки. Не терпящим возражения тоном потребовал прекратить работу и хорошо отдохнуть перед завтрашним днём. Все, усталые донельзя, разошлись.
   К стыду своему, Иван спал так крепко, что пропустил интереснейшее действо. Просто не услышал стрельбу у северных, Казацких, ворот Азова. Впрочем, с этого дня башня получила несколько новых имён, среди которых: "Срачкоробова", "Вонючая"...
   Выяснилось, что, раздобыв где-то денег, Срачкороб устроил в ней роскошный пир, якобы для примирения со стражниками, изловившими его во время его предыдущей, для него крайне неудачной, проказы. На стражников будто кто-то затмение наслал. Они, сдуру сели и, под продолжающиеся шуточки в адрес проставляющего, хорошенько с ним посидели за обильным, но почти без спиртного, столом. Юхим при этом делал вид, что подколки и подковырки незадачливых, как выяснилось позже, стражников, его не волнуют. Наоборот, он всё время извинялся, что нельзя ставить много горилки или вина, так как ребята на страже стоят. Возможно, стражников подкупило то, что сам Срачкороб пил и ел больше всех.
   Раскланялся он уже затемно, после чего произошло два события. Башню, причём только её, атаковали татары. Всего два десятка, однако покинуть охраняемый объект стражники уже не могли. На штурм татары, впрочем, не шли, обстреливали её издали из луков, орали нехорошие слова в адрес стражников, но под ответные выстрелы подставляться не спешили. Юхим договорился с ними заранее об этом, оплатив, очень дёшево, их фальшивую атаку. Торговые отношения между казаками и татарами смена хозяев в Азове не нарушила.
   Вторым событием, последовавшим почти сразу же за первым, была тяжелейшая медвежья болезнь, настигшая всех участников банкета. Уйти из порученного им для защиты места, стражники не могли, обстрел башни из луков издали продолжался... Прочно оккупировавший место общего пользования в одном из домов Азова Срачкороб, мог считать, что отомщён в полной мере. Переоценившие свою удачу стражники, вся десятка, хлебнули позора от его выходки куда больше, чем он от их старательности.
   Когда следующая смена стражников пришла к башне, войти в неё они не смогли. Из-за жуткой вони, пропитавшей все её помещения. Хотя вещественные следы своего позора стражники успели убрать, с запахом ещё несколько недель поделать ничего не могли. Не спасали от вони ни окуривания, ни разливание в помещениях дорогущих ароматических жидкостей. От башни упорно несло дерьмом. Срачкороб, в который раз, оправдал свою кличку.
   7 глава.
  
   Бытовая. Азов, июнь 7146 года от с.м.
  
   Работали не покладая рук, минимумом перерывов весь день, однако снарядили всего несколько ракет.
   "К.п.д. у нас меньше, чем у первых паровозов. Надо прикинуть что-то к чему-то и следующую партию ракет делать с разделением труда, как на мануфактурах, давно, кстати, существующих. И быстрее работа будет двигаться, и качественнее получаться. Да и безопаснее, что в данном производстве - очень немаловажно".
   Аркадий скосил глаз на шедших рядом с ним Срачкороба и Васюринского. В здоровенной сумке, которую тащил невысокий, поленившийся переодеваться после работы Юхим, что-то подозрительно булькало, причём, вряд ли в одной ёмкости. От этого, обычно приятного уху звука, у попаданца появилось лёгкое чувство тошноты. Посиделки втроём для них стали традиционными, выпивалось на них много. Видимо организм из двадцать первого века переносил такие нагрузки хуже, чем казаки века семнадцатого.
   "Экология, наверное, виновата, в худшем здоровье людей моего времени? Хотя болеют то здесь куда больше. И помирают от не очень страшных болячек... естественный отбор. В общем, в чём бы не была причина, а напиваться до свинского состояния сегодня я не буду. По утрам хреново до невозможности и... просто потому, что не хочется!"
   Подумав немного (думалось на труднопереносимой жаре после тяжёлого трудового дня плохо), Аркадий начал издалека.
   - Панове, а, правда, что по казацким обычаям, старшине часто напиваться нельзя?
   Друзья попаданца отреагировали по-разному. Иван мрачно зыркнул исподлобья. Ответ подразумевал, что он ведёт себя не по-атамански. Очень неприятное для него напоминание. А Срачкороб безразлично передёрнул плечами.
   - Ну, старшине злоупотреблять не положено. Атаманам и их помощникам нужно сохранять голову трезвой. Только меня это не касается, я и сотником-то никогда не был.
   Губы Ивана, сделавшего вид, что вопрос Аркадия его не заинтересовал, тронула усмешка. Он, конечно же, понял, к чему попаданец клонит.
   - Да? Ты не имеешь отношения к старшине? Ты в этом уверен?
   Срачкороб, до этого явно расслабленный, явственно насторожился. У него даже походка изменилась, из перевалочки кавалериста в крадущийся шаг хищника. Скрадывать врагов казаки были большими мастерами.
   - Странный вопрос. Конечно, уверен! Как был простым казаком, так и остался. Никто меня ку... сотником не выбирал.
   Просившееся на язык слово "куренной" Юхим заменил, в последний момент, на слово "сотник", сообразив, что вынужденному уйти из руководства куреня своего имени Ивану слышать такое сравнение будет неприятно.*
   - Сотником тебя, действительно, никто не выбирал, это правда. Только припомни, с кем это ты весь день, кроме нас с Иваном, общался?
   Ну, с Дзыгой, Грыцьком, Рубайлой... ну, в общем, с джурами.
   - Чьими?
   - Эээ...что, чьими?
   - Чьими джурами?
   - Ну, ясно, что своими, твоими и Ивановыми! Кто ж нам своих даст?
   - Положим, надо было бы, дали. Только ты сам сказал, что у тебя есть джуры. Где ты слышал, чтоб у простого казака были джуры?
   Юхим встал, вынудив остановиться и друзей. Почесав в недельной щетине затылка, признался: - Эээ... нигде не слышал. Вообще-то, джур у простых казаков не бывает. Только ж мне их на важное для всего войска дело дали.
   - Правильно. Тебе дали джур на важное для всего войска дело. И, добавлю я, ещё дадут, дополнительно. Значит, признали тебя Юхим, принадлежащим к старшине. И, отсюда получается, тебе тоже, как и нам с Иваном, часто нажираться нельзя.
   Юхим опять полез чесать затылок. Новость, что он принадлежит к числу старшин, его совсем не обрадовала. Хотя, казалось бы, природный Кантемир должен был автоматически себя туда зачислять.
   - Кстати! - продолжил наращивать давление Аркадий. - И шуточка последняя твоя... уже не по возрасту и положению.
   Придирка к смыслу его жизни, проказам для смеха, неприятно Срачкороба поразила. Он-то своей шуткой всерьёз гордился.
   - А что, шуточка? Многим понравилась. Над этими козлами весь Азов смеялся. Будут знать, как меня задевать. Нормальная, по-моему, шутка.
   - Знать они, положим, будут то, что тебя, если попадёшься, лучше сразу пристрелить. Им бы, если они так тогда сделали, ничего не было бы. И шутка нормальной у тебя получилась, для какого-нибудь молодыка**. А ты теперь, знаменитость. Если не атаман, то есаул. Без новых ракет турки нас так вздрючить могут, что матерям здесь долго оплакивать сгинувших казаков придётся. Привыкай к новому положению. Если уж будешь шутить, то постарайся не понос вызывать, а выставлять своих недоброжелателей дураками. Или, там жадными недоумками. Это, кстати, ранит ещё больнее. Представь, что кто-нибудь выставил тебя самого идиотом.
   Юхим представил и подвижная его физиономия, на короткий миг стала лицом убийцы. Ох, нехорошо будет выставившему дураком Срачкороба...
   - И как это сделать?
   - Сам думай. Ты то у нас точно не идиот?
   - Конечно!
   - Вот и придумай, как можно того, кто тебе досадил, показать совсем глупым, ничего не понимающим.
   Срачкороб задумался, махнул рукой каким-то своим мыслям и двинулся в путь. Дальше друзья пошли молча и вскоре, конечно же, напились до отключки. Но в последний, на какой-то период времени, раз. Если горилка уже куплена, то не выливать же её на землю?
  
   Труба зовёт. 23 июня 7146 года от с.м.
  
   "И в этом мире я не патриот в выборе средств передвижения. В прошлой жизни никогда не покупал "Таврию" или "Жигули" и в этом предпочёл турецкую галеру отечественному стругу. Спрашивается, как же такую сомнительную личность можно отправлять на изменение истории? - лениво размышлял попаданец, стоя на носу турецкой галеры. - Тогда меня смущало качество отечественных автомобилей и отсутствие элементарного комфорта. Сейчас к качеству стругов претензий нет, совершенные, в своём роде, судёнышки. Но вот с комфортом на них, дело совсем швах. Постоянно мокрые ноги, регулярное забрызгивание с головы до тех же самых ног... не говоря уже о жуткой болтанке. А здесь сухо и не так качает".
   Галера с попаданцем, в составе более чем тридцати отбитых у осман судов и ста пяти "родных" стругов, двигалась к Темрюку. Правда, за вёслами сидели, большей частью, молодыки, причём, скороспелые. Вал беженцев из Малороссии накрыл не только Сечь, но и Тихий Дон. Ответственный за его взятие Татаринов, дал знать совету атаманов, что сухопутные работы по осаде этого города завершены, окопы подведены к его стенам. На совете решили обстрелять как можно больше новичков.
   Аркадий вполне мог остаться в Азове. Работы над разработками нового оружия хватило бы ещё не на один век. Но его встревожило состояние Ивана Васюринского. Тот без походов и сражений начал явственно чахнуть. Чего не сделаешь ради друга? Да и личная причина повоевать немного, не слишком рискуя шкурой, у Аркадия была. Проклятый половой вопрос. Делать вид, что его нет, как большинство сечевиков и очень многие донцы, он не умел. Оставалось завести временную жену. Для чего, сначала необходимо было приобрести, то есть, захватить или купить, рабыню.
   Казак в представлении современного человека - символ вольного человека. И не случайно. Но приходится признать, что эти, действительно вольные люди были... работорговцами. Не в такой степени, как ногайская или черкесская элита, но, безусловно, людишками казаки торговали. Богатых пленников отпускали за выкуп, что составляло немалую часть дохода от походов. Бедняков продавали тем же самым черкесам или туркам. Как сказал один из литературных героев (духовно казакам близкий): "Ничего личного - чисто бизнес".
   Впрочем, если казак на Дону хотел в те времена жить с рабыней, то он должен был на ней жениться, объявив об этом публично. Жена автоматически получала статус вольного человека. Правда, в случае развода, такая женщина возвращалась в рабское состояние. С другой стороны, у такой женщины было много шансов остаться вдовой казака, то есть уже свободной навсегда, если не попадётся тем же татарам или черкесам.
   Красивые женщины стоили дорого, Аркадия жаба задавила тратить такие деньги. Поучаствовав во взятии Темрюка, он рассчитывал взять свою долю добычи от ограбления города пленницей. Естественно, лезть на стены города с саблей в зубах он не собирался. Намеревался испытывать новые ракеты с корабля при штурме. По его прикидкам и мнению Ивана, старшинской доли на такое "приобретение" должно было хватить. Сам Васюринский давно обходился без общения с женским полом. На осторожные расспросы попаданца, во время пьянки, естественно, Иван ответил, что от соблазна спасается молитвой: "Аки человек божий".
   Аркадий подивился, про себя, монашескому поведению людей, в остальном так сильно отличающихся от монахов. Но сам вести себя подобным образом не собирался. С искренностью молитв у него, по-прежнему, было не блестяще.
  
   * * *
  
   По утверждённому ранее плану, штурм должны были начинать с моря, с захваченных у врагов судов, якобы прибывших на помощь осаждённому городу. Разыгрывать спектакль с погонями и понарошными боями не собирались. Татаринову было точно известно, что осаждённые очень ждут скорой помощи из Стамбула. Поэтому, ещё не доплыв до цели, эскадра разделилась. Суда, построенные в Османской империи, продолжили путь к Темрюку, а струги, взяв мористей, двинулись к следующей вражеской крепости, Тамани. Её, куда хуже укреплённую, решено было взять сразу за Темрюком. И тем и другим пришлось грести, так как обе эскадры не имели развитого, "продвинутого" парусного вооружения. Ветер ост-ост-норд, вполне приемлемый даже для неповоротливых карак и галеонов, для судов Черноморья идущих на зюйд-ост попутным не был.
   Осаждённые встретили прибытие эскадры кораблей турецкой постройки с радостью и энтузиазмом. К прибытию её к городу, многие её жители высыпали приветствовать освободителей. Забаррикадированные до этого морские ворота разблокировали и широко открыли. Поэтому переодетые в османскую одежду казаки легко проникли в Темрюк. Их радостно приветствовали. Недолго. Проникшие в город под чужой личиной казаки не смогли долго сохранять инкогнито. Расчищая дорогу идущим вслед за ними они начали резать встречавших. Быстро и эффективно. Радостные крики сменились воплями боли и ужаса.
   Только после этого с кораблей был дан залп запугивающими ракетами. Эффективность этого залпа оказалась чрезвычайно высокой. Все, кто находились на стенах, попрыгали вниз. Хотя стены Темрюка были много ниже азовских, мало кто из спрыгнувших был в состоянии оказывать сопротивление. А тут же последовал и запуск ракет по стенам, защищавшим город с суши. Также очень результативный. Почти без потерь захватив вражеские укрепления, казаки со всех сторон ворвались в город.
   В отличие от изнасилований, массовые убийства стариков, женщин и детей казацкими обычаями никак не порицались. Всех имевших товарную ценность, кроме пленников-христиан, хватали и вязали. Стариков, маленьких детей, посмевших оказывать сопротивление мужчин, беспощадно уничтожали. После гибели янычарского гарнизона и военной черкесской элиты на стенах, оказывать серьёзное сопротивление ворвавшимся в Темрюк врагам было некому. Помимо черкесов и турок, беспощадно были вырезаны и армяне, монополизировавшие в Черкессии торговлю, в том числе, и рабами.
   Аркадий высадился на сушу уже после того, как стены Темрюка были очищены от защитников. Стараясь не вступать в кровавые пятна на земле и, не застывшие ещё, кровавые лужи на камнях, он поднялся на привратную башню, полюбоваться результатами обстрела.
   Напалмовые боеголовки, во всех местах попадания, вызвали пожары, ещё не погашенные. А вот разрывные боеголовки оказались менее действенными, не все дома, в которые они попали, разрушились.
   "Вот тебе раз. Взрывчатка здесь менее эффективна, чем напалм, точнее, его заменитель. Примитивный, кстати, и менее действенный, чем оригинал 20 века, заменитель. Закладывать в ракету больше взрывчатки? Тогда придётся переделывать боеголовку. То есть, фактически, всю ракету. А её и в нынешнем виде совершенной никак не назовёшь. Да и невыгодно это, больше селитры и нефти на единицу продукции уходить будет. Сюрприз, однако".
   Аркадий опустил бинокль и осмотрел превратившийся в поле боя город без него. В отсутствии оптики картина выглядела далеко не так однозначно. Порадовавшись своей удаче, что прихватил его с собой, Аркадий повернулся и отдал прибор джуре. Не своему, кстати, а выделенному специально для хранения бинокля. Оптика двадцатого века произвела на атаманов сильнейшее впечатление, все они хотели иметь такую. Под это желание попаданцу удалось протащить постройку большой стеклоплавильной печи, ударными темпами возводимой пленными черкесами. Благо дешёвого и качественного топлива на Дону было много. Угольные копи, также руками пленных, рылись сразу в трёх местах.
   Попаданец поморщился. Распространение рабского труда в создаваемой державе его не радовало. Известно, к чему это приводит. Но что поделаешь, если казачки пачкать руки работой принципиально не желают? Надежду на будущее распространение наёмного труда давал приток беженцев из земель, оккупированных поляками. Далеко не новички жаждали воинской доли. Многих разбойная судьба пугала, они предпочли бы продолжить свои прежние занятия, в основном, земледелие. Впрочем, среди беженцев были и ремесленники, и православные священники и монахи.
   Крики уничтожаемых черкесов (плачь и визг женщин наводит на мысль, что запрет на изнасилование соблюдают не все штурмующие), воинственные вопли казаков, редкая стрельба (у казаков высадившихся с моря огнестрельного оружия было немного, у черкесов, почти совсем не было), шум битвы, постепенно отдалялись. Аркадию показалось, что уж очень медленно. Да, вполне возможно, что не показалось. Если в войске, штурмовавшем Темрюк с суши новичков было меньше трети, то с моря атаковали, как бы не на три четверти, именно новички. Васюринский всё сокрушался, что раньше казаки, так плохо подготовленных новичков, в бой не бросали. Что поделаешь, с захватом побережья Северного Кавказа стоило поспешить, а опытных казаков катастрофически не хватало. Немного улучшил положение указ царя о разрешении переезда на Дон охочих людей, продавленный князем Черкасским. Из Великороссии ехали, в основном, люди знающие, с какой стороны надо держать саблю. Но в свете предстоящих войн с мощными военными машинами Османской империи и Речи Посполитой, людей, опять-таки, было мало в крайней степени.
   "Проблемы, проблемы, проблемы... Чтоб им!.. То же стекло, когда его выплавят, скорее всего, будет мутным, для оптики непригодным. А как варить прозрачное стекло, знает только бог и ремесленники в Европе. Хоть налёт на Мурано*** организовывай! Только нам Венеция скоро будет важным союзником, так что, даже если бы такой налёт был возможен, совершать бы его было нельзя. Срочно надо вербовать людей в Германии. Там сейчас совершенная жопа, если немного приврать о безопасности наших земель, можно навербовать много ремесленников. Да где их селить? Нависающие над Доном и Запорожьем ногайские орды нормально жить не дадут никому. Блин!"
   Изменение шумов на поле боя отвлекло Аркадия от раздумий. Медленно отдалявшийся, он теперь приближался, причём быстро. Он завертел головой, пытаясь определить, что и где случилось плохого. То, что неожиданный поворот в сражении - не к добру, попаданец не сомневался.
   - Юрко, - обратился он к стоявшему рядом "биноклевому" джуре, - сбегай-ка на пристань, там стоит охрана галер. Скажи её начальнику, что дело плохо оборачивается, пускай гонит всех, кто там есть к воротам, а то черкесы вырвутся к морю и пожгут к чертям собачьим все наши галеры. Беги!
   Сообразительный паренёк рванул выполнять распоряжение, будто кто ему пятки подпалил. А Аркадий бросился к воротам сам. На других, как известно, надейся, а сам - не плошай!
   Понёсся вниз по лестнице, перескакивая через ступени, не смотря на риск сломать при этом себе не только ноги, но и шею. Успел вовремя, раньше беглецов, благо, торчал невдалеке. Из стоявшего при воротах десятка выглядел встревоженным только десятник, казак с обильной проседью в бороде и шевелюре. Его подчинённые, совсем юные ребята, беззаботно трепались о чём-то своём и удивлённо уставились на вылетевшего на них Аркадия.
   - Закрывай ворота на засов! Скоро здесь черкесы будут! - крикнул попаданец. Переводя дыхание, он прикинул боевые возможности десятка. Они были очень скромными. Вооружением десяток воображение не поражал. По-настоящему, по-казацки, из них был вооружён только десятник. Длинноствольное, янычарское ружьё, три пистоля за поясом, кривая, персидского типа, сабля. Скорее всего, ему же принадлежала и прислонённая к стене пика. Остальные имели кто топор, кто прадедовских времён, если судить по ножнам, саблю... Огнестрельного оружия больше ни у кого из них не было. Одно хорошо, длинномерное оружие было ещё у троих. Двое, похожие друг на друга, высокие и плечистые (полтавские хлопцы, много похожих там видел), имели переделанные для боевого применения косы, а один, как пить дать, бульбаш, - пересаженные на более длинное древко сельскохозяйственные вилы.
   - Ну, что стоите!? - мгновенно отреагировал на изменившуюся ситуацию именно десятник. Адриан, Панас, быстрее, быстрее! Прикрывайте створки! Закладывайте засов!
   Он полностью развернулся к своим подчинённым, подкрепляя свои слова энергичными жестами. По нетвёрдой походке, с прихрамыванием на обе ноги и не полностью разогнутой спине Аркадию стало ясно, почему явно опытный воин оставлен в тылу.
   "Как бы не радикулит с артритом в придачу. Естественное состояние для любителя морских круизов на чайках и стругах. На хрен славные традиции! Не в смысле - больше не будем грабить. Просто будем плавать на шхунах и фрегатах".
   - И пошли кого-нибудь посообразительнее на галеры за пиками, или, хотя бы, баграми. А то налетят всадники и порубят нас как хозяйка капусту на щи. С запасом, пикинёры сейчас набегут, что б им! - Аркадий мотнул головой в сторону приближавшихся из города криков.
   И опять десятник отреагировал мгновенно.
   - Что, волчья сыть, столбами стоите!!? Тихон, Григорий, бегом на галеры, скажите враги идут, пики и багры нужны. Бегом, бегом! Чтоб одна нога здесь, а другая уже там. Пошли!
   Пока рослые, светловолосые, поморского типа парни исполняли приказ, протискивались через калитку, ворота были уже закрыты, Аркадий вспомнил, что, вроде бы, видел что-то пикоподобное, проскакивая через башню. Он подошёл к десятнику.
   - Слушай, когда спускался по лестнице в башне, вроде бы, краем глаза, заметил что-то похожее на пики. Пошли кого-нибудь и туда.
   - Не стоит, - помотал головой Иван. - Пока мои бестолочи там что-то найдут, бой уже кончится.
   - Пожалуй, ты прав, - согласился с ним попаданец. - А вот и первый беглец. Что, кстати, положено у казаков за бегство из боя, да без оружия?
   - Смерть.
   Дурацкий, или, другими словами, риторический вопрос Аркадий задал не случайно. Конечно, он и сам знал, что полагается в любой военной структуре за бегство с поля боя. Ему не понравился вид переминавшихся с ноги на ногу молодых казаков. Может быть, кто-то из них и рвался всей душой в свой первый бой, но... лучше перестраховаться, решил он, и напомнить струхнувшим об ответственности за невыполнение воинского долга.
   Тем временем десятник вышел навстречу первому из беглецов. Вдалеке показались и другие.
   - Стой! - приказал казак беглецу сделав шаг ему навстречу. Ни сабли, ни пистолей он, при этом, не доставал, видимо не желая обнажать оружие против своих.
   Захекавшийся, с неестественно бледным и блестящим от пота лицом, беглец на окрик отреагировал неожиданно для всех. Он ускорился, будто этим криком пришпоренный и сшиб плечом пытавшегося остановить его казака.
   Заметив остекленевшие глаза дезертира, Аркадий понял, что обращаться к нему бессмысленно, ничего он не услышит. Прыгнув навстречу, попаданец от всей души всадил каблук своего сапога в солнечное сплетение беглеца. При расслабленных мышцах, тот должен был получить глубокий нокаут. Однако чёрт знает по каким причинам, дезертир, валяться в отключке не собирался. Здоровенный парень ростом не намного меньше самого Аркадия, а весом, благодаря мощнейшей мускулатуре, его, вероятно, превосходивший, упав от удара на спину, тут же начал подниматься. Судя по выражению лица, способность мыслить и слышать к нему не вернулись, а к месту событий подбегали уже другие беглецы. Вставая, дезертир не сделал ни малейшей попытки отряхнуть грязь и пыль со своей одежды, зелёной свитки, чёрных, более объёмных, чем обычно, шаровар. Шапку он успел где-то посеять. Как, кстати, и оружие.
   - Стой, или будешь убит немедленно! - опять-таки, не для ошалевшего от страха беглеца, а для стоявших за спиной молодыков, крикнул Аркадий. Краем глаза он заметил, что десятник только начал ворочаться в попытке встать, но мышцы его плохо слушаются. Следовательно, вся ответственность за ситуацию у ворот и, скорее всего, за сохранность галерного флота у казаков, тяжёлым грузом ложилась на старшего из здесь присутствовавших. Самого попаданца.
   Ополоумевший от страха юнец рванул к воротам и Аркадий привычно, вспоминая тренировки, выбросил вперёд руку с саблей. Карабель отечественного, запорожского изготовления (клинок, конечно, рядом с булатами, разве что лежал - во время пьянок хозяина) не подвела. Остриё почти прямого её клинка легко вспороло горло дезертира, пропахало его шею сбоку. Сразу после выпада попаданец сделал большой шаг влево, опасаясь, что беглец по инерции успеет сделать несколько шагов и окатит его собственной кровью. Как может хлестать кровь из разбитого горла, ему видеть приходилось.
   Однако опасения Аркадия оказались напрасными. Парень остановился и попытался зажать страшный разрез, из которого, вместе с кровью, вытекала его жизнь. Смертельная рана сняла стеклянный налёт безумия с глаз беглеца. В них, как показалось попаданцу, мелькнули удивление и обида на несправедливость случившегося с ним. Впрочем, с такой раной долго не простоишь. Парень, тщетно пытаясь закрыть рану руками, обмяк и обрушился на землю, обильно орошая её собственной кровью.
   Вид явно зло настроенного колдуна (многие из беглецов узнали Москаля-чародея) с окровавленной саблей в руках над агонизирующим телом их товарища, ставший рядом с ним десятник, также с обнажённым клинком, послужили хорошим тормозом для разогнавшихся казаков. Испытывать судьбу и прорываться к воротам с боем никто из беглецов не решился.
   Аркадий, тем временем, ежесекундно ожидая появления преследователей-черкесов, оценивал боевые качества постепенно увеличивавшейся толпы беглецов. И без того уже плохое настроение, у него от этих прикидок стало проявлять стремление к падению в бесконечность. Толпа обескураженных, откровенно испуганных парней, выдержать серьёзного боя не могла. Скорее всего, они должны были побежать при первом же появлении врага и никакие уговоры переломить их настроение не могли.
   "Комитета по защите проштрафившихся казаков здесь не предвидится, а появление озверевших от нападения на их родной город черкесов - неизбежно. И как, спрашивается, встряхнуть этих перепуганных пацанов, чтоб они могли защищать сами себя? Если не придумаю немедленно, покрошат их черкесы в рагу и не вспотеют. Странно, что их ещё нет, должны были давно ворваться, рубя отставших беглецов. И где, спрашивается, опытные казаки, которые были с молодёжью?"
  
  
   Аркадий в тот момент не мог знать, что поначалу наступление по центру от морских ворот развивалось не менее удачно, чем по другим направлениям. Черкесские ремесленники, армянские и турецкие купцы, прочий невоенный люд Темрюка, всерьёз отбивать атаки казаков, даже плохо обученных, не могли. Огнестрельного оружия в городе почти не было, из луков стрелять они, большинстве, не умели, а сабли и топоры у них, зачастую, из рук выпадали от одного звериного казацкого крика. Всё шло хорошо до того, как эта колонна уткнулась в подворье воинов одного из кланов. По каким-то своим причинам никто из этого подворья на оборону стен не вышел. Соответственно, никто из них на стенах и не погиб.
   Вот уж кого чьи-то вопли не могли смутить, так это черкесских рыцарей. К тому же, не имея ружей и пистолетов, они все прекрасно умели стрелять из луков. Именно из них они и расстреляли потерявших осторожность руководителей колонны, шедших впереди, показывая пример храбрости молодёжи. Лучше бы они демонстрировали образцы разумной осторожности. Лишённая руководства молодёжь под вражеским обстрелом заметалась, не зная, что надо в таких случаях делать, а потом обратилась в бегство. И быть бы им всем изрубленными на бегу черкесскими саблями, черкесы бросились в погоню на лошадях, да в дело вмешались несколько опытных донских казаков, задержавшихся из-за штурма мечети (никого в живых они там не оставили). Остановить позорное бегство молодёжи они не успели, но встретить погоню залпами из ружей и пистолей смогли.
   Прекрасные кольчуги, покрывавшие не только всадников, но и лошадей, от пуль - плохая защита. Казачья привычка таскать по несколько пистолей позволила всего лишь нескольким казакам расстрелять головку погони, заставить остальных временно отступить. Ненадолго, естественно. В собственном городе черкесы легко нашли обходные пути и вырезали помеху, напав на казаков с тыла. Но немного времени на приведение в чувство беглецов у Аркадия появилось.
  
  
   Толпа перепуганных, жавшихся друг к другу ребят напомнила Аркадию стаю бандерлогов перед Каа. Ещё несколько минут назад они грозно вопили, врывались во вражеские дома, хватая испуганных их обитателей, беспощадно расправляясь с осмелившимися сопротивляться вторжению. Рассматривая беглецов, он слышал дружный хор блюющих за спиной. Смерть, да ещё такая страшная - тяжёлое испытание для неокрепшей психики. Попаданцу и самому, правда, не в этом здесь и когда, пришлось избавляться от содержимого желудка после первого своего боя. Он повернул, на секунду, голову вбок, глянул назад. Человек пять или шесть стояли буквой "Г" и увлечённо рыгали. Отрадно, что остальные, видимо уже сталкивавшиеся с насильственной смертью, встретили расправу над беглецом перед их глазами совершенно спокойно. Радовало и то, что двое держали связки принесённых ими пик.
   "Чем вооружать есть. Вопрос на засыпку: - А смогут ли эти засранцы воспользоваться оружием?"
   Аркадий перевёл взгляд на толпу беглецов.
   "Жалкая картина. Скисли ребята после первого же серьёзного испытания. И как, спрашивается, заставить их идти в бой? Испуганы до усирачки. Если сейчас устроить проверку, наверняка не у одного штаны изнутри запачканы. Побегут, к гадалке не ходи, от одного вида появившихся перед ними врагов. В сражение их теперь загонит разве что ещё больший страх. Хм... использовать, что ли, методу Фридриха Великого? В переложении на местные условия и с учётом рекомендаций Киплинга".
   Обернувшись назад, он встретился взглядом с одним из молодых стражей.
   - Ты! А ну-ка принеси мне вон тот бочонок.
   У стража, судя по скорости исполнения приказа, сомнений в его праве командовать, не возникло. Аркадий встал на бочонок и обратился к продолжавшим переминаться с ноги на ногу беглецам.
   - Все меня видите?!
   Ответ дружным назвать было трудно, но сразу несколько человек подтвердили, что: - Да, они его видят.
   - Все ли меня хорошо слышите?!
   На сей раз, ответило большее количество людей. Они охотно подтвердили, что его слышат.
   - Кто я такой, знаете?!
   Выяснилось, что Москаля-чародея знают все обозвавшиеся, коих было немало. Порадовавшись своей популярности, Аркадий продолжил диалог с беглецами.
   - А что полагается у казаков за бегство с поля боя и оставление в беде товарищей, знаете?!!
   Хотя вокруг воцарилась тишина, почти абсолютная, если бы не громкие рвотные позывы от ворот, молчание, в данном случае, можно считать положительным ответом на вопрос. Они знали и боялись последствий. Но ещё больше они боялись страшных черкесов. Аркадий, то есть, в данном случае - Москаль-чародей, стараясь выглядеть как можно более зловеще (и очень надеясь, что не выглядит, при этом, смешно) продолжил воспитательную работу.
   - Значит то, что всем вам полагается мешок с завязкой и громкий бульк, вы знаете?! - сгустил краски попаданец.
   Сразу несколько человек в толпе попытались оправдаться, но звучали эти попытки, громкие или тихие, крайне неубедительно.
   - Жить, сучьи вы... хотите?!
   Хором отвечать начальству молодых казаков ещё не учили, поэтому ответ был нестройный, но однозначно положительный. Что характерно, никто не высказал обиды на крайне оскорбительное обращение к ним. Скорее всего, этого оскорбления никто и не заметил. Не до того ребятам было.
   - Тогда слушайте меня и не говорите, что не слышали! Сейчас все вы станете строем перед воротами и будете защищать их не щадя своей жизни. Кому не хватает, раздадут пики. А кто вздумает бежать ещё раз... все меня слышат?!!
   Ответ, что слышат, прозвучал очень уж жиденько.
   - Я спрашиваю, серуны трусливые, вы меня слышите?!!
   На этот раз подтверждение о внимании к его словам прозвучало куда громче и из большего числа глоток. Что характерно, опять никто не высказал обиды на оскорбительное обращение.
   - Так запомните! Всех! Кто! Повернёт к врагу спиной! Я превращу! В жаб! Слышите, черти полосатые?! В жаб, зелёных, с бородавками!
   В другой момент многие из присутствовавших наверняка усомнились бы в таком могуществе Москаля-чародея. В другой, но не сейчас. Разве что у стоявшего невдалеке привратного десятника, промелькнуло удивление. Остальные поверили Москалю-чародею сразу и полностью.
   Они вдвоём, с этим самым десятником, имени которого Аркадий узнать так до боя и не успел (некогда, знаете ли, было, спешка, чтоб её), успели сбить из толпы беглецов и привратного десятка подобие строя, жидко ощетинившегося пиками и другим длинномерным оружием.
   "И где же, чёрт их возьми, охранники галер? Давно же за ними послал! Там хоть немного ружей и пистолей должно бы быть, у нас же, кроме меня и десятника огнестрельного оружия ни у кого нет. Почему же они не идут?"
  
  
   Причины отсутствия помощи от охраны галер была проста и обидна. Никто оттуда на помощь и не рвался. Невольным виновником этого стал тот самый джура "при бинокле", которого послал Аркадий за помощью. Подбежав к сотнику, оставленному охранять корабли из-за разболевшейся старой раны в ноге, он закричал: - Идите быстрей в город! Москаль-чародей приказал усилить охрану ворот!
   - Приказал? - подчёркнуто удивлённый голос сотника Тихона Улетайкина сочился ядом. Он был зол, как целая волчья стая зимой. Немного добычи и славы ему светило из-за не вовремя разболевшейся ноги при штурме Темрюка. А здесь какой-то молокосос, не имея на это ни малейших прав, пытается им командовать! Тихон, дружно поддержанный соратниками, встретил такую попытку крайне враждебно. Интересоваться причиной появления приказа, ему и голову не пришло. Которого, кстати, не было. Аркадий, скорее, попросил джуру информировать охрану галер о возникшей опасности для них. Слово "приказ" было инициативой джуры, с большим пиететом относившегося к Москалю-чародею.
   Джуре внятно и подробно рассказали, кто он такой и куда ему идти с дурацкими приказами. Заодно совершив экскурс в генеалогию как самого джуры, так и наглого Москаля-чародея. Попытки чуть не плачущего мальчишки объяснить произошедшее вызвали только новый поток комментариев, из которого он смог узнать много очень неожиданного о своих предках и привычках человека, его пославшего. Разнообразные и оригинальные пожелания доброго пути джуре не были сопровождены активной помощью в его начале только потому, что Тихон знал, с какой любовью атаманы, все как один, относятся к опекаемой джурой игрушке.
   Повеселиться по поводу удачного отлупа наглецам галерная охрана не успела. Из-за толстой стены прямо у ворот раздались выстрелы, крики, визг раненной лошади... Вот здесь Тихон потерял свой шанс отличиться при взятии Темрюка. Вместо того чтоб броситься всеми силами на шум боя, он начал обговаривать слышимое с соратниками, большей частью несмышлёными юнцами. Парочку из них он додумался послать проверить, что же там происходит, уже, когда бой затих. За что и вылетел из сотников в рядовые. Мог попасть и, в мешке, в воду, спасли старые заслуги. Доли в богатейшей добыче не получил никто из охранников галер. Джуру, самовольно изменившего слова сообщения, выпороли.
  
  
   На толпу казаков, человек в шестьдесят, плохо изображавшую строй ощетинившийся пиками, вылетело восемнадцать всадников. Молодые, плохо обученные, бездоспешные люди против профессионалов войны, рыцарей прекрасно владевших любым холодным оружием. Впрочем, рыцарь - он и Черкессии рыцарь. Атаковали всадники весёлой, уверенной в победе толпой. Один раз обратив врагов в бегство, они были убеждены в своей лёгкой победе и здесь, ожидая, что казаки побегут от одного их вида. Не побежали. Хотя и очень боялись, что легко читалось по побелевшим, перекошенным лицам. Перед устоявшим казацким строем воцарился хаос.
   Казаки благоразумно обставились с флангов телегами, поэтому атаковать черкесы могли только фронтально, в лоб, на узком участке. Прозвучавшие перед их столкновением с казаками три выстрела оказались роковыми для трёх рыцарей. Стреляли десятник из ружья и Москаль-чародей дважды подряд из своего волшебного пистоля. И не промахнулись, трое всадников свалилось перед строем, став неприятной помехой для атакующих товарищей. Врубиться в строй смогли только двое всадников, сразу начав выкашивать пехоту. Начать-то они начали, да продолжить не смогли. Одного снял с коня десятник из своего пистоля, стоявший, как и Москаль-чародей, сзади строя. У другого лошади вспороли живот. Бедолага, завизжав совсем не по лошадиному, упала, давя окружающих. Встать упавшему с ней вместе всаднику не дали, закололи его лежащего.
   Вместо отвернувших перед пиками казаков атаковали их товарищи, строй окончательно разрушился, пехотинцы и всадники перемешались в страстном желании уничтожить друг друга. К удивлению черкесов казаки не показывали ни малейшего желания сбежать, хотя гибли в куда большем количестве, чем окольчуженные, умелые в бою их враги. Быть бы казакам битыми, если бы не точная стрельба двух их предводителей. Десятник убил из своих пистолей ещё троих, Москаль-чародей пристрелил ещё пятерых, последнего - не из ТТ, а из пистоля. Зарубив двух молодыков черкес вылетел на него в момент, когда он перезаряжал свой волшебный пистоль. Пришлось, для спасения собственной шкуры, стрелять из пистоля семнадцатого века, всерьёз моля Бога (наверное в первый раз), чтоб сработал кремнёвый запал. Он, таки, сработал. Черкес, получив тяжеленную свинцовую пилюлю прямо в рот, картинно откинулся на спину лошади. Но подозревать его в притворстве попаданец не стал, занялся ТТ.
   Спешно перезарядив ТТ и передёрнув затвор, Аркадий огляделся ища всадников. Их не было. Лошади, как бы не целая дюжина, были, не считая убитых, а всадников на них уже не было. Попаданец пошарил взглядом по окрестностям, высматривая спешенных всадников. Но и их не было. Перебили. Значит, победа. Тогда он присмотрелся к своим и сердце невольно сжалось. Из более чем пяти десятков, на ногах, частично раненые, осталось человек пятнадцать. Большинство ошалело толклись на поле боя, разыскивая врагов. Кое-кто уже присел на бочонок или телегу, переводя дух после сражения. В этот раз упрекнуть было не в чем. Сражались, как могли, врага уничтожили, к галерам не допустили.
   Аркадий внимательнее всмотрелся в уцелевших. Узнал только четверых: гонцов за пиками, одного из блондинов и старшего из "косарей". Последний упорно пластал на кусочки какого-то из убитых всадников. Наверняка давно мёртвого.
   "Вероятно, именно этот черкес убил его родича. Косари были здорово похожи. И не объяснишь ему сейчас, что враг давно мёртв, а убитому родственнику от его бессмысленного, даже вредного занятия, над трупами издеваться нехорошо, счастливее никому не станет. Впрочем, лучше пусть пластает труп, чем вымещает свою злость на живых черкесах. Дорого далась нам победа. Вот и обвиняй потом в небрежении человеческими жизнями разных жуковых и мерецковых. А сам остановил прорыв врага, завалив его трупами своих солдат. Но у меня же не было другого способа остановить прорыв! Не оказалось здесь настоящих казаков, пришлось воевать с теми, кто был рядом. И никак, кроме запугивания, мне их к битве было не принудить. Война..."
   Аркадий ещё раз внимательно всмотрелся в уцелевших. Живые, наверняка, были и среди лежащих, но при медицине семнадцатого века из них удастся поднять два-три человека, в идеале, пять-шесть, не больше. Из запомнившихся ему ребят привратного десятка на ногах действительно остались четверо. Учитывая, что беглецы полегли более чем на две трети - хороший результат.
   "Если не случайность, то их десятник хороший педагог. Чёрт! Я же так и не узнал, как его зовут. Нехорошо".
   Попаданец, с некоторым волевым усилием, встал с телеги, на которую было пристроился, и подошёл к сидевшему на бочонке десятнику. Тот, увидев подходящего к нему Аркадия, встал и повернулся к попаданцу. Связанности от болезни в его движениях, очень заметной перед боем, уже не было видно. Зато было трудно не заметить слёзы на его лице. Видимо, потери, показавшиеся Аркадию небольшими, для командира были потрясением. В одну минуту сгинуло больше половины его подчинённых.
   - Мы так и не познакомились перед боем, не до того было. Я так и не удосужился спросить, как тебя зовут?
   - Да уж. Нежданно-негаданно сбылись мечты моих ребят об участии в сражениях. Да только не все из них могут порадоваться победе. А зовут меня Афанасий, значит, по прозвищу Скрюченков. Ну а я про тебя наслышан. Кажись, в войске нашем, все Москаля-чародея знают.
   - Для друзей - просто Аркадий, - протянул руку собеседнику попаданец.
   - Ну, значит, а я... значит, Афоня.
   - Надо бы посмотреть всех лежащих. Наших, если ранены, перевязать, черкесов - добить.
   - Мои, значит, все, кто жив, на ногах. А беглецов, значит, эээ... надо бы, точно, проверить.
   К проверке и сортировке тел приступили все, кто мог стоять на ногах. Добивать раненных черкесов не пришлось. Всех вполне качественно, по несколько раз, успели добить во время боя. Что лишний раз показало неопытность дравшихся казаков. Вместо того, чтоб лишний раз колоть или рубать труп, стоило озаботиться о поражении живых врагов. Из своих подавали признаки жизни семеро. Но трое из них, с разрубленными головами, как показалось Аркадию, были не жильцами. Кстати, большинство погибших казаков имели сходные раны. Своими саблями черкесские рыцари владели блестяще. Казаки с раной на плече и разрубленной рукой имели все шансы выжить, если не подхватят заразу. А в отношении ещё двух трудно было судить, на них свалились убитые кони, от чего оба не приходили в сознание. Рентгеновской установки, как понимаете, у Аркадия не было.
   По другим направлениям штурма таких опасных обострений не было. Хотя на воинские подворья наталкивались все штурмующие колонны. Сказалась большая многогранность казачьих воинских умений и подавляющее преимущество их в огнестрельном оружии. Заметно превосходившие казаков в конной сшибке, черкесы вчистую проигрывали им по всем остальным параметрам. Ничего, кроме тяжёлой конницы и небольших пеших разведгруп психадзе, у черкесов не было. Очень способствовала казацким победам и совершенная разобщённость черкесов, где каждое племя, а то и каждый клан, вели отдельную, свою войну. И на помощь подвергшихся нападению соседям они не спешили. В городских боях умелая и опытная казачья пехота с большим количеством стволов, в том числе артиллерийских, сравнительно легко раздавила все очаги сопротивления.
   К закату город взяли, захватив огромные материальные ценности и множество пленников. Выкуп за себя могли выплатить только купцы, турки и армяне, и представители высшей черкесской знати, следовательно, всем остальным предстояло стать собственностью казаков или попасть на рабские рынки Османской империи. Цены на рабов в связи с событиями в Северном Причерноморье там резко выросли.
   Не силах послать на усмирение восставших татар и совсем потерявших страх казаков большое войско, султан приказал вымести с моря казачьи суда. Спешно ремонтировались старые галеры, достраивались на верфях в Мраморном море новые. Из-за ограниченности корпуса янычар и огромности Османской империи, перед Великим визирем встала серьёзная проблема: где взять экипажи на новые суда? Если в матросы, на большое жалованье охотно шли албанцы, греки, которых не останавливала даже необходимость смены веры, галерников всегда можно было нахватать, то янычар пришлось снимать из гарнизонов в других местах империи. Что автоматически вызвало в нескольких местах усиление сепаратиских тенденций. Чего-чего, а ненавидящих турок регионов и народов имелось в огромном количестве. А ведь янычарские пополнения очень нужны были султану Мураду и под Багдадом. Учитывая, что одновременно были повышены налоги, крайне нерационально расходуемые и катастрофически раскрадываемые, то государство затрясло всерьёз.
   Известие о взятии, вслед за Азовом, и Темрюка вынудило Великого визиря и капудан-пашу отправить в поход эскадру на казаков задолго до её полной готовности. Они уже чувствовали шёлковые шнурки на своих шеях, если не чего похуже и ждать не могли. Эскадра в девяносто три (а не сто пятьдесят, как планировали) галеры, с недоукомплектованными на некоторых галерах экипажами, плохо отлаженной синхронностью гребков у галерников... Однако, если сам повелитель правоверных приказывает...
   Дуван темрюкской добычи произвели в захваченном городе, так как у многих были планы продолжить грабительский поход. Аркадию достались быстроногий вороной конь; хорошая кольчуга; великолепная, настоящий персидский шамшир, сабля; немного денег и черкешенка лет двадцати пяти с двумя маленькими дочками. Выбор "старухи" лет двадцати пяти вместо "нетронутой" девушки вызвал оживлённые пересуды и разные, в том числе совершенно дикие предположения о его причинах.
   Между тем, женщина была вызывающе красива, не смотря на пережитые четыре беременности. В первом случае у неё случился выкидыш, в первый родившийся ребёнок умер, не прожив и месяца. "Девушки" же по местным понятиям, с точки зрения Аркадия, были не подростками даже, а детьми. Представить себя валящим в постель малолетнюю, ещё толком не сформировавшуюся былинку он не мог. Всегда к педофилам относился с ненавистью.
   Впрочем, в связи с загруженностью войной женитьбу пришлось отложить. Её отправили вместе с дочками в его азовский дом Аркадия в качестве рабынь.
   "Называется: Приплыли. В новом мире, первым делом, занялся убийствами и грабежом, потом перешёл на морской разбой, интриги, теперь стал рабовладельцем. Хороший портрет для человека желающего изменить мир. И попробуй объяснить постороннему наблюдателю, что внутри себя я весь белый и пушистый, глубоко моральный. Остаётся утешать себя, что: "С волками жить - по-волчьи выть".
   Казацкий галерный флот, увеличившийся на две галеры, отремонтированных в Азове, вышел в море.
  
   Встречи на морских дорогах.
   Азовское море близ Керченского пролива.
   30 июня 7146 года от с.м.
  
   Сразу после выхода в море караван из османских судов попытался принять вид обычного османского каравана во времена опасности казацких налётов. Боевые галеры впереди и сзади, купеческие суда - посредине. Опыта вождения таких крупных, по недавним меркам, кораблей у казацких атаманов и рулевых был небольшой, а к Тамани должен был подойти караван, в османскости которого ни у кого не должно возникнуть сомнения. Если уж приём атаки под чужим флагом работает так успешно, то грех не воспользоваться им ещё раз, пока враги не распознали эту хитрость.
   До Керченского пролива дошли на парусах, а в нём пришлось переходить на вёсельную тягу. Благо гребцов, особенно на галерах, хватало. Приток людей из Малороссии не стихал, а нарастал, захлёстывая неосвоенные земли. Испуганные высокой вероятностью голода зимой, запорожцы перебрасывали часть избыточного населения донцам. Здесь возможность прокормить пришельцев была ещё более скромной, их старались сбагрить на юг, поселяя новоприбывших в бывших черкесских сёлах.
   Аркадий давно объяснил Ивану значение слова "геноцид" и они оба были согласны, что такая политика далека от христианских ценностей, на которых, якобы, строилось новое государство. Но придумать, как можно спасти от голодной смерти переселенцев по-другому, никто не смог. Приходилось жить по принципу: "Своя рубашка ближе к телу". А "не свои" оказались не то время не в том месте. Типа: не повезло им, бедолагам.
   Доплыть до Тамани в этот раз, казачьей флотилии было не суждено. Ещё до прохождения пролива они наткнулись на идущие навстречу корабли. Аркадий и Иван, шедшие впереди на флагманской галере, порадовались дополнительному заработку, подумали, что это очередной караван идущий на помощь осаждённому Темрюку. Радость оказалась преждевременной. Это были струги из флотилии осаждавшей Тамань, идущие навстречу. С максимальной скоростью и вопреки планам. А за стругами шли галеры, наверняка не казацкие. И в огромном количестве. Уже потом выяснилось, что османских галер было почти столько же, сколько у казаков стругов.
   При соотношении судов, почти, один к одному, днём казакам пришлось бы в бою туго. Артиллерия на галерах была куда более мощной, а стрелять янычары умели не намного хуже, чем сами казаки. До ночи, когда у казаков появился бы шанс, было ещё очень далеко.
   Позже, при разборе полётов, выяснилось, что, увлёкшись ложными атаками на Тамань, командовавший этой флотилией Каторжный забыл об осторожности. Казаки перестали следить за морем, и чуть было за это жестоко не поплатились. Османский флот заметили на стругах в последнюю минуту. Стругам чудом, благодаря османской неповоротливости, удалось уйти из-под Тамани. Их авангард, галер в тридцать, вцепился в хвост казацкой флотилии, пытаясь не отстать от стругов. И им, наверняка на короткое время, это удалось! Большая часть османского флота, естественно, далеко отстала, так как нормальные галеры соревноваться в скорости со стругами и чайками обычно не могли.
   Васюринский, имевший богатейший опыт разбоев на море, за что ему и доверили командование галерной часть флота, послал самого остроглазого джуру "при бинокле" на мачту, предупредив, на всякий случай, что за любое повреждение драгоценного прибора он ответит головой. Узнав, что враги в азарте погони, разделились, Иван решил атаковать вражеский авангард. И, в этот раз, не стал отказываться от возможности, пользуясь чужим флагом, поближе подойти к врагу для неожиданного нанесения ему максимального ущерба.
   - Не по лыцарски, это, конечно, Аркадий, совсем не по лыцарски. Так и не против же лыцарей. Они к нам людоловствовать лезут, поэтому и с ними можно не церемониться. Давить гадов любым доступным способом!
   - Кто бы спорил, только не я.
   - Да уж, ты то точно против такого безобразия возражать не будешь. Испохабились вы там, в своём времени. Надо же, бросить на нетронутый город сатанинскую бомбу, которая его с жителями сожжёт! И ведь, даже то, что уцелеет, в руки нельзя брать! Все людишки, всё барахло - к чертям под хвост!
   Аркадий хмыкнул. Про себя, конечно, не вслух. Он понимал, чем возмущается знаменитый куренной. Уничтожить целый город, не ограбив его предварительно, было с его точки зрения... как бы не греховно. Другое дело, взять и пограбить. Тогда вредных людишек можно и под нож пустить. Как, например, сделали казаки в Азове, с жителями которого у них были старые счёты. В Темрюке, по крайней мере, старались захватывать людей в плен. Хотя, не всех и выборочно. В караванах рабов отправленных на Дон, стариков Аркадий не видел.
   Иван поговорил с джурой, слезшим с мачты, но, не смог уточнить с его слов расстояния, отделяющее его эскадру от эскадры стругов, авангардом османского флота и его основной частью. Непедагогично обозвав паренька самым неприличным образом, он забрал у него бинокль и полез на мачту сам. Пробыл на верхотуре Васюринский недолго, но спустился оттуда довольным.
   - Передовой отряд турецкого флота здорово опередил основную часть кораблей. Думаю, мы сможем здорово их потрепать, а то и уничтожить, даже без применения новых ракет, которых осталось меньше десятка.
   - Пугательные вроде бы подвезли? - вопросом напомнил Ивану Аркадий.
   - Подвезли. Только, боюсь, толку от них, при таком количестве вражеских кораблей будет много меньше чем обычно. Ну, да, Бог не выдаст, свинья не съест.
   Иван скомандовал перестроить эскадру, отведя купеческие суда назад. Они заметно тормозили эскадру, уступая галерам в скорости, в бою такое замедление могло стать роковым. При этом казачьи галеры существенно изменили направление движения, с вест-норд-вест на вест-зюйд. После чего Васюринский приказал снять с вёсел всех хороших стрелков и абордажников, отправив на гребную палубу, прежде всего молодёжь.
   Услышав последнее распоряжение, Аркадий поинтересовался: - А почему ты не дублировал приказ и на другие галеры?
   Иван ухмыльнулся (волчья у него, всё-таки, улыбочка, невольно заподозришь...).
   - На других кораблях тоже не несмышлёныши командуют. Сами сообразят.
   Аркадий присмотрелся к галере, которая шла вслед за ними. И действительно, там, на палубе тоже произошло шевеление, явно связанное с перемещением людей на гребную палубу и с неё. Обратил попаданец внимание и на изменение ритма барабана определявшего частоту гребков. Он несомненно участился. Следовательно, должна была возрасти и скорость казачьего флота. Аркадий глянул на движение соседней галеры. Брызг из под вёсел, пены у носа корабля стало больше.
   "Чёрт, не помню, какие корабли называли "Пенителями моря"? Кажись, чайные клипера. Наши галеры создают при передвижении брызг как бы не побольше, чем клипера. Ходили бы они при этом ещё с такой скоростью. И голландец хренов заложил натуральные лоханки с соотношением длины к ширине судна около трёх к одному. Хочу ли я влазить в судостроение, есть ли у меня на это время - не играет роли. Есть такое русское слово: "надо"!
   Лёгкий утренний бриз утих совсем, волны были на море символическими, сражаться предстояло, передвигаясь на мускульной тяге. Что для казаков было очень выгодно. Утомлённые греблей от самого Стамбула, гребцы осман, как их не стегай и пугай, выдать максимальную скорость не могли. Казаки же только недавно вышли из бухты, успели разогреться, но до утомления им было далеко.
   Аркадий благоразумно не лез с советами к Ивану, осознавая, что в сражениях гребных флотов некомпетентен. Но до боя было явно ещё далеко, беседу, посчитал попаданец, завязать можно.
   - Попробуешь занять параллельный туркам курс и неожиданно угробить экипажи сразу многих вражеских кораблей?
   - Параллельно не получится. Они кучей идут. Причём, растянутой, скорее вширь по строю, чем в длину. Попробую врезаться в их строй, благо ребята на палубах одеты по-турецки и вымпелы у нас, их же.
   - А они сами сразу по нам огонь не откроют?
   - Не дай Бог. Тогда плохо нам самим придётся. Но... не должны. Обматюкать - обматюкают, а стрелять так сразу... не должны. Разве, капудан-паша отдаст приказ. Только я бы на его месте отошёл назад, подгонять отставших. Уж очень они растянулись. Видно команды у некоторых плохо слажены, а то и неполны. Нам разведчики докладывали, сам знаешь, что поход на нас намечался месяца через два. Видно султан приказал выступать немедленно. Вполне возможно, новому капудан-паше.
   - Новыми ракетами сразу стрелять будешь?
   - Нет, что ты! Первым делом проредим огненным боем и из луков людишек на верхних палубах. Они от нас такой подлости не ожидают, прятаться не будут.отошёл назад, подгонять отставших. ткроют?ах одеты по-турецки и вымпели у нас их же.
   Всё более отрываясь от "купцов" из своей эскадры, казацкие галеры к месту первого в жизни попаданца большого морского сражения. "Купцы" также были полны вооружённых казаков, но в предстоящем бою, из-за низкой скорости и малой поворотливости, они легко могли быть утопленными. Им, по приказу Васюринского, предстояло помочь в добивании уже поверженного врага.
   Слазив ещё раз на мачту с биноклем, Иван приказал изменить курс на зюйд-зюйд-вест. Запиской на стреле он приказал другим галерам построиться косой линией, чтоб ворваться в толпу османских галер не поодиночке, а всем сразу.
   - А основные-то силы у них отстали ещё больше! - хлопнул он по плечу попаданца. - Никак им к месту боя вовремя не поспеть.
   - Так там, всё равно, галер намного больше, чем есть у нас.
   - Ничего, если быстро сможем справиться с передовым отрядом, то пересадим на захваченные корабли ребят с "купцов", раскуём галерников на них... не хрен туркам по нашему морю плавать! Пускай привыкают своих овец в горах пасти, а к морю и не подходить, если жизнь дорога.
   План Ивана ворваться в турецкий авангард строем, удалось выполнить почти идеально. Шедшие на пределе возможностей каторжников, и без того вымотанных до изнеможения, османы не были в состоянии занять даже подобие правильного строя. К моменту приближения казацких галер к турецкому авангарду, он тоже начал растягиваться. Аллах знает, что говорили османские моряки про так несуразно подходящих им на помощь, как они думали, товарищей. Вероятно, как и любые другие моряки, выражаться выразительно и энергично они умели. Но тем более страшной для них неожиданностью был интенсивнейший и эффективный огонь со своих же судов. Когда они поняли, что к ним не свои подошли, а враги, на десятке галер авангарда экипажи верхних палуб были выкошены на 80-90 процентов. А ещё на десятке было выбито от трети до половины команд. Команды на галерах, из-за наличия каторжников, были вынужденно небольшими. Правый фланг османского авангарда можно было считать уничтоженным, воевать на галерах его стало некому. Сами галеры, кстати, от этого огня, большей частью картечного, не пострадали совершенно. На галерах центра больше потерпели урон передовые корабли. Отставшие же, как и галеры левого фланга, не пострадали от предательской атаки совсем. Игнорируя обстрелянные суда, Иван направил свой корабль вперёд, продолжая движение, он вышел на галеры левого фланга. На абордаж одной из левофланговых галер, обменявшись всего одним залпом, и пошёл флагманский корабль казаков.
   Другие казацкие корабли поддержали командира флотилии и, пронзив турецкий авангард почти насквозь, атаковали неповреждённые огнём его корабли. Что не значит, что галеры с прореженными экипажами остались без казацкого внимания. Ещё минуту назад бежавшие от турок, струги немедленно атаковали пострадавшие турецкие галеры. Не разворачиваясь даже, рулевые вёсла у них были с двух сторон, нос и корма в стругах и чайках были легко взаимозаменяемыми.
   Вот тут пригодились пугательные ракеты. Прежнего, совершенно ошеломляющего действия, в атаках на корабли османского авангарда, они уже не давали. Османы, видимо, были кем-то осведомлены о них, а предупреждён, значит - вооружён. Правда, страшный визг и свист с ультразвуковой компонентой, пусть на меньшее время, приводили попавших под его действие людей в шоковое состояние по-прежнему. А в бою даже короткая заминка, может оказаться роковой. К тому же, на казацкой галере воинов было в несколько раз больше, чем на османской. Ведь гребли казаки сами, по очереди, так же они были и матросами. В результате этого, оглушенные страшными звуками их враги вынуждены были противостоять сразу нескольким противникам. В таких условиях даже не самые опытные казаки поучали возможность сразить в бою такого грозного противника, как янычар.
   Нельзя не отметить, что ни одна османская галера авангарда бежать из боя не пыталась. Отчаянно дрались янычары, поддерживаемые частью палубной команды, и на галерах, пострадавших от обстрела в начале схватки. Но, известно: "Сила солому ломит". Страшные слухи об ужасном казацком оружии их не испугали. В плен в этом бою никто не брал, да и сдаваться пытались, разве что, перебежчики-греки. Казаки, из-за грядущего сражения с основной частью османского флота, иметь сомнительных людей на своих кораблях не хотели. Поэтому пленных от этой части боя, потом зафиксировано не было.
   Опрометчиво раскованные, галерники на многих захваченных кораблях садиться за вёсла при приближении османского флота не захотела. Кое-где достаточно оказалось пострелять в воздух, на других галерах помогли только подчёркнуто беспощадные расстрелы сопротивляющихся. Как известно: "Добрым словом и пистолем можно сделать куда больше, чем просто добрым словом". Но главное, размещение на захваченных галерах казаков с купеческих кораблей и стругов, сделать успели.
   Васюринский понимал, что в маневренном сражении турки, имеющие несравненно больший опыт вождения галер, если не победят, не стоило сбрасывать десятки готовых к бою стругов, то нанесут казакам страшный урон. Посему он намеревался сбить свои галеры в кучу и рвануть навстречу уже подошедшим, растянутым в широкую линию, в два ряда, туркам. Капудан-паша широко развернул строй своих кораблей, собираясь охватить казаков с флангов и уничтожить. Так сказать, Канны на море.
   Хотеть и мочь - две большие разницы. Капудан-паша имел для подтягивания отставшего арьергарда, развёртывания своих кораблей в линию много времени, обеспеченного ему героически погибшим авангардом. Васюринскому о таком и мечтать не приходилось. В связи с приближением врага, пришлось бросить свои корабли на него немедленно. Где захваченные казаками галеры стояли, оттуда и атаковали. Кучками, с просветами между собой. Лишь бы не встреть врага неподвижными. Что обещало им в ближайшее же время крупные неприятности.
   Можно не сомневаться, что капудан-паша смог бы воспользоваться такой подставой, если бы... Ох уж это если бы.
   Флагман османской эскадры шёл в самом её центре. И совсем не случайно на него вышли флагман казацкой флотилии "Азов" и другие корабли, имевшие на борту новейшие ракеты (и, добавим мы, не имевших почти боеприпасов для пушек, израсходованных в бою с авангардом). Невозможно точно сказать, о чём думал в тот момент капудан-паша. Весьма вероятно, радовался предстоящей победе в связи с разбродом и шатанием в эскадре врага. Однако, если это так, то его радость была преждевременной.
   Когда флагманы сблизились до расстояния метров в пятьдесят, с казацких галер, со страшным грохотом, хотя и не настолько жутким, как от пугательных, с огромными огненно-дымными хвостами, на противника метнулись ракеты. Одна, впрочем (слава Богу, только одна!), сразу же нырнула в воду, где и навеки канула. Три поднялись выше уровня галерных палуб. Две, при этом, улетели в море и утонули, а одна ударилась в мачту галеры второго ряда и взорвалась на её надстройке. Зато остальные врезались во вражеские корабли. На палубах трёх раздались мощные взрывы, в стороны полетели куски досок и клочки человеческой плоти. На палубах других трёх османских галер, после более слабых взрывов (невыработанных пороховых зарядов ускорителей) почти мгновенно вспыхнули огромные костры. Естественно, все шесть поражённых страшным оружием галер тут же потеряли управляемость. Взрыв на флагманской галере удачно накрыл весь штаб капудан-паши с ним во главе.
   Для флота в шесть десятков кораблей одновременная потеря шести из них - крупная неприятность. Крупная, но не фатальная. Если бы...
   Если бы было несколько. Первым была потеря управляемости центра. Гибель флагмана заметили, как это не странно, все. Ведь с его корабля осуществлялось руководство эскадрой. Но командиры флагманов флангов уцелели и вполне бы могли довести его до победы, однако тут сработало второе если бы. Уже несколько месяцев по Стамбулу, другим городам и весям Османской империи распространялись слухи о появлении у казаков страшного оружия. В том, какое это оружие это оружие слухи расходились кардинально. Упоминались и огонь из ада, предоставленный шайтаном кому-то продавшему душу, огненные стрелы, убивающий не только тело, но и душу вопль голодного демона и многое, многое другое. Капудан-паша приказывал пороть за распространение этих слухов, угрожал вешать паникёров, но слухи от этого ширились ещё больше. Лучшие капитаны смогли загнать слухи в подкорку своих подчинённых, авангард дрался без страха. Но далеко не все капитаны были сильными и умными. Применение новых ракет, зримо более мощных, чем всё, что было известно раньше, убедило большинство в их истинности. Пуск же вслед за этим пугательных ракет обратил все османские галеры в бегство. Османы посчитали издаваемые ими звуки тем самым оружием, страшным не только для тела, но для души. Погибнуть за повелителя правоверных они, может быть, были готовы, но рисковать своей душой... увольте. Все, которые смогли развернуться. Галеры центра, кроме шести сгоревших, стали лёгкой добычей казаков. Из фланговых смогли уйти немногие. Казаки имели куда больше сил и лёгко доставали на быстрых стругах вражеские корабли один за другим. Нагоняли и захватывали, настрой на битву до конца, истаял у осман, как изморозь на жарком солнце.
   В результате сражения у Керченского пролива казаки оказались владельцами семидесяти двух вражеских галер и множества захваченных пленников. К тому же, они освободили из страшного плена несколько тысяч человек. Посоветовавшись, Васюринский, Каторжный и ещё десяток атаманов, присутствовавших на эскадре, решили идти не в Тамань, а Азов. Прежде чем идти на новые авантюры стоило освоить приобретённое.
  
   Визиты без приглашения не всегда проходят гладко.
   Конец июня, начало июля 7146 года от с.м.
  
   Станица, что в данном случае означает - посольство, во главе с есаулом Самохваловым, прибыла на струге в Темрюк с извещением о великой победе над турецким флотом глубоким вечером. Казацкий табор там они не застали. Да и не могли застать, так как вышел он из города раньше, чем оттуда вышел в море казацкий флот. Хотя по суше до Тамани ближе, чем по морю, было заранее известно, что движется табор несравненно медленнее флотилии. Первым делом станичники пошли к оставленному командовать захваченным Темрюком Трясиле. Он их немедленно принял, выслушал сообщение, поздравил вестников со славной победой. Но выходить за стены города ночью не разрешил. Уже были случаи нападений черкесов на фуражиров и гонцов. Есаул благоразумно согласился, рисковать бессмысленно не было смысла.
   Хорошенько отдохнув ночью, станица ранним утром отправилась догонять табор. Успев только помолиться, умыться и наскоро позавтракал. Трясило, как обещал, выделил десяток казаков со сменными лошадьми для сопровождения. Черкесы не пришли в восторг от своего выселения с благодатных земель и захватчикам приходилось передвигаться по завоёванной земле с большим бережением.
   Собственно город был от населения очищен, его почти тысячный гарнизон, правда, состоящий, в основном из молодыков и легкораненых, сидел в городе, не рискуя появляться вне его стен. Разъяренные вестями об убийстве или пленении родственников черкесы устроили оккупантам "весёлую" жизнь. И десятку опытных, хорошо вооружённых казаков успех в донесении весточки гарантирован не был.
   На этот раз посланникам из Темрюка повезло. Не попали они в засаду, не встретили большого отряда черкесских рыцарей. Точнее, встретили, но союзников. Друг с другом черкесы воевали с большим увлечением, мелочь вроде вторжения огромной казацкой банды их от этого важного дела отвлечь не могла. Наоборот, распри между разными племенами и родами обострились до предела и воспользоваться казачьем помощью для сведения старых счётов охотников нашлось немало.
   Наткнувши через час пути на колонну всадников-черкесов, многие из станицы начали молится, желая очистить душу перед смертью. Готовя, при этом, к бою пистоли. К их великой радости черкесы оказались союзными. Перекрестившись и очень искренне поблагодарив Бога, с полутора сотнями рыцарей справиться у двух десятков казаков шансов не было никаких, посланники продолжили путь.
   То и дело, переходя с шага на рысь и наоборот, передвигались ходко. Задержавшись немного после обеда, отлавливая трёх хороших, осёдланных лошадей (не бросать же бедных животин в лесу?). Подивившись такой удаче, посланники продолжили путь. Добрались, наконец, до цели путешествия, казацкого табора, ранним вечером. Табора стоявшего посреди обширного поля. Поля битвы.
  
   Двумя днями ранее, Юхим помахал рукой Афоне, охранявшему с вновь сформированным десятком южные ворота. Это для Аркадия он был новым знакомцем. Срачкороб знал его давно.
   "Воистину, беды приходят попарно. Мало того, что в неподходящий момент, его болячка скрутила, так и большую часть своего десятка потерял. Как он вчера плакал, вспоминая своих погибших ребят. Мол, самые лучшие, самые хорошие они были. А по мне, если судить по выжившим, хлопы как хлопы. Его, впрочем, сразу видно, уважают и любят".
   Попрощавшись с приятелем, Юхим лёг на телегу, наблюдая за парившим в небе орлом. Настроение у него было паршивым. Вчера они здорово наклюкались с Афоней, а похмеляться, выступая в поход было нельзя. Да и обида на Аркадия настроения не улучшала.
   Могильник, паривший высоко в небе, вдруг заложил крутой вираж и ринулся куда-то вниз. Юхим проводил его взглядом, но рассмотреть, кого он поймал за деревьями, куда орёл опустился, не удалось. Суда по тому, что подниматься обратно в небо могильник не спешил, охота у него была успешной.
   "Хорошо, наверное, парить в небесах! Летишь себе птицей, никто тебе не указ. И видно всё вокруг на десятки вёрст. Надо будет всё же Аркадия дожать, чтоб сделал дельтаплан. Шёлк я ему обеспечу, а вместо бамбука можно будет использовать вербу или липу. Пусть потяжелей игрушка выйдет, но мне хоть на короткое время подняться позволит. Раз он, гад ползучий, меня в начальники просовывает, пускай и платит за мои переживания. Не деньгами, идеями и помощью в их исполнении. Решено, прощу засранца, когда построит мне дельтаплан!
   Размолвка между друзьями произошла перед отплытием эскадры. Аркадий, и присоединившийся к нему Иван, потребовали, чтоб Срачкороб вернулся в Азов и начал делать корпуса для новых ракет, нефть для производства боеголовок должны были скоро привезти. Естественно, Юхим стал на дыбы.
   "С какой стати я должен возвращаться в Азов? Сами, вон, в Тамань поплыли, штурмовать ещё один город, а меня к бабам? Сами пускай под бабью юбку прячутся!"
   Ни в какой Азов Срачкороб возвращаться в одиночку и не подумал. Поругавшись с друзьями, перешёл из эскадры в табор, отправлявшийся на Тамань сушей.
   Между тем, лафа по спокойному захвату черкесских сёл не могла продолжаться вечно. Одному из энергичных шапсугских предводителей, известному стороннику девиза "Хэбзэрэ зауэрэ", (Честь и война), удалось уговорить глав нескольких родов для совместных действий против захватчиков. На его же зов, больше не по идеологическим, а сугубо по материальным причинам откликнулись сотни воинов со всего Северного Кавказа. От Кумыкии до Абхазии. Больше пяти тысяч всадников. Огромная для тех мест сила.
   Уже к концу первого дня похода к Тамани Срачкороб заскучал. На полёт передвижение табора не походило ни в коей мере. Скорее он перемещался подобно обожравшемуся ужу. Медленно, извиваясь, полз по не прямой дороге. Он подходил к разным компаниям, но и весёлая болтовня с приятелями, которых у него было великое множество, не развлекли его.
   "Завыть волком, что ли?"
   Юхим исключительно похоже умел подражать волчьему вою. Он представил, какая веселуха воцарится в скучном, немного сонном таборе. И благоразумно от этой идеи отказался. Потому как если не сбежишь после такого выбрыка, то казаки убьют. А бежать особо некуда, леса полны злых до предела черкесов.
   На второй день он всерьёз обиделся на кучку станичников откуда-то с севера. Увидев его приближение во время обеда, они начали заслонять от него свои миски.
   "Они за кого меня принимают?!! Ну, погодите! Вы у меня ещё поплачете за такое оскорбление. Придётся только выждать, пока они не перестанут дёргаться только от одного моего приближения. И с чего это они? Вроде бы я ни над кем из них не шутил? Странные люди. Где-то у меня оставалось немного слабительного, только как его в их казан переправить? Подговорить кого, что ли?"
   В трёх переходах от Темрюка к Тамани черкесское войско встретилось с казачьим табором. Естественно, на своей земле черкесы имели огромное преимущество в разведке. Они о казачьем войске в три с половиной тысячи человек знали почти всё, а казаки могли только догадываться, что спокойно дойти до Тамани им не дадут. Но чего стоит воин, боящийся появления врага? С другой стороны, тот, кто не опасается вражеского нападения, не бережёт спину, долго на войне не проживёт. Казаки передвигались уверенно, но осторожно, в любой момент готовые спрятаться от нападения за своими телегами.
   Когда Абдул Азиз Гирей, возглавлявший войско одного из родов узнал, как передвигаются казаки, он начал уговаривать отложить нападение на врагов до их вынужденного выхода из тележного табора. Сосланный в Черкессию в почётную ссылку и, как и все подобные Гиреи, автоматически получивший местное дворянство, он хорошо знал, насколько трудно одолеть засевших за своими передвижными укреплениями казаков. Но его уверениям, что казаки за телегами - непобедимы (о возможностях полевой артиллерии он просто не знал), никто из князей и старшин не поверил. Не приняли они и его предложения обстреливать казаков из луков на лесной дороге.
   - В лесу коннице действовать неудобно! - дружно заявили ему сразу несколько человек. - Нам нужно ровное, свободное от препятствий место, чтоб разогнаться на лошадях, не боясь поломать им ноги.
   И такое пространство, луг возле одного из сёл, стало полем битвы между черкесским и казацким войсками. Как благородные люди, черкесы перед битвой отправили к остановившимся при виде тысяч вооружённых всадников казакам посла. Тот, надутый как заморская птица индюк, милостиво пообещал никого из неверных не убивать, если они сдадутся немедленно. В победе огромного рыцарского войска над непрезентабельными, одетыми в рваньё казаками черкесы не сомневались.
   Ответ был отрицательным по содержанию и крайне оскорбительным по форме. За одни экскурсы в его родословную, посол с удовольствием вырвал бы языки у всей передвигавшейся по черкесской земле банды. Не будь он послом, начал бы немедленно после того, как понял, что ему говорят.
   Пока он отъезжал, быстро собравшаяся в кружок казацкая старшина, в который пригласили и Срачкороба, обговорила план предстоящего боя. Решено было пугательных ракет не применять, чтоб не спугнуть врага. Возглавлявший табор Гуня (Томашевич) согласился с этим мнением.
   - Гайнут они тогда свет за очи, - предположил кто-то из запорожцев, - и что нам от них, кроме топота и конского навоза останется?
   Атакующие всадники - прекрасная мишень, и, следовательно, неплохие трофеи. В то, что черкесы смогут прорвать оборону табора, никто из старшины не верил. Такого предположения на кратком совете даже не прозвучало.
   Несколько удивлённые отказом сдаться превосходящему рыцарскому войску простых пехотинцев, по виду селян, черкесы начали атаку. Забавно, что о высочайших достоинствах казаков-воинов они прекрасно знали. Кое-кто, даже воевал с ними, но увидев явно уступающих в числе оборванцев, все дружно посчитали их лёгкой добычей. Огромная масса укрытых доспехами людей и коней ринулась, постепенно набирая ход, на горсточку спрятавшихся в тележном прямоугольнике казаков. Казалось, ничто и никто не сможет сдержать такую лавину, просто обречённую смести все препятствия. Наверное, именно эта уверенность и помогла рыцарям добраться до вражеских телег. Не тем, разумеется, которые стояли перед атакой в первых рядах, как не всадникам из третьего или четвёртого ряда. Эти все, нет, эти ВСЕ полегли по пути от вражеских пуль. Благодаря заметному ветерку, сдувавшему дым от стрельбы, казаки палили непрерывно. И очень метко. Десятки всадников, не смотря на защищавшую их и их лошадей кольчуги, падали ещё не вытоптанную на лугу траву. Подняться самостоятельно имели шансы очень немногие. Их место немедленно занимали другие всадники и... также валились на землю. Дважды нескольким всадникам удавалось перескочить через телеги и ворваться в табор, где их немедленно пристреливали. Наконец-то бог знает, какая волна храбрецов заметила, что атакует, передвигаясь не по земле, а по своим погибшим товарищам и дрогнула. Сначала остановилась, а потом отхлынула от страшных тележных берегов.
   Часа два черкесы приходили в себя и пытались понять: "Что же, всё-таки, случилось?" Этого не могло быть, но... оно случилось. Меньшее по числу воинов пешее войско, да ещё состоящее явно не из дворян, смогло отбиться от блестящей, казалось неудержимой, тяжёлой конницы.
   Немного придя в себя, князья и старшины, в заметно уменьшившемся числе и с некоторыми заменами в составе, решили, что проклятые бандиты отбились только из-за односторонности атаки. Решено было во второй раз атаковать подлого врага со всех сторон. Вяканье Гирея, что лучше отступить и напасть в другом месте, было дружно отвергнуто, с намёками о недостаточной храбрости некоторых... Абдул Азиз, действительно, к телегам казацким не рвался, но не из трусости, а из точного знания судьбы любого всадника, вздумавшего атаковать табор верхом.
   Вторая атака табора была ещё более эффектна, но далеко не так продолжительна. И потеряли атаковавшие на сей раз, не около тысячи воинов, а всего пару сотен. Только после этого, вновь уменьшившиеся в числе и частично сменившиеся князья и старшины прислушались хоть к одному совету Гирея, обстрелять табор издали из луков. Татарин прекрасно знал, что толку от такого обстрела будет мало, но надеялся, что возобновлять безумные атаки табора в конном строю после обстрела не станут.
   Окружив табор кольцом, метров на сто пятьдесят от его внешних границ, черкесы принялись активно опорожнять свои колчаны. Казаки, привыкшие укрываться от татарских обстрелов, серьёзного урона не понесли. Разве что, потеряли несколько десятков лошадей. При этом убив десятка два врагов и ссадив на землю втрое большее их количество из винтовок, имевшихся у немалого числа ветеранов.
   Не рыцарское это дело, перестреливаться издали с быдлом. Особенно, если быдло стреляет явно эффективнее. А рыцарь, он и в Черкессии - рыцарь. Со всем вытекающим из этого звания.
   Третья атака, с одновременным, с сёдел, обстрелом табора, была самой опасной. В разных местах черкесам удалось опрокинуть три телеги, ещё в нескольких случаях они к этому были близки. Их не смутил опять интенсивнейший артиллерийский и ружейный огонь, гибель сотен своих соратников. Спасли казаков дробовики, выкашивавшие подобравшихся вплотную целыми кучами и гранаты, прибережённые как раз на третий штурм.
   Потеряв ещё около тысячи воинов черкесы попытались побыстрее разорвать дистанцию, уйти от убийственного огня дробовиков и гранат. Именно в этот момент телеги были раздвинуты и в спину отступавшим ударили сотни всадников. Начать отступление легко, а вот остановиться, когда тебе в спину дышит враг - невероятно тяжело. И не при черкесской дисциплине это возможно. Отступление превратилось в паническое бегство, остервеневшие казаки рубили бегущих на протяжении нескольких вёрст, выкосив ещё с тысячу всадников и навсегда отучив черкесов атаковать казацкие таборы.
   Самое уязвимое место у удирающего всадника в кольчуге и шлеме - шея. По ней многие и били, настигнув врага. Некоторым, и не раз, удавалось вражескую голову срубить. Так что немалое количество безголовых всадников объявилось в этот день, застрянув ногами в стременах. Да не было там Майн-Рида, чтоб описать такое зрелище.
   Поэтому, когда гонцы с вестью, что флот на Тамань в этот раз не пойдёт, прибыли в табор казаков, которые должны были атаковать город с суши, те, в это время сочиняли цидулу, что идти на Тамань не могут, так как расстреляли почти весь боезапас. Впрочем, на малые трофеи жаловаться не приходилось. Сотни прекрасных коней в дорогой упряжи и тысячи хороших клинков и кольчуг, чем не знатная добыча?
   А Тамань, дружно решили все, никуда со своего места не убежит.
  
  
  
   * - Куренной, будучи материально ответственным лицом, надолго покидать курень в Сечи не мог. Ранее, Васюринский переходил в наказные (походные) атаманы куреня. После прикрепления его к попаданцу, он и на такое звание право утратил. Что очень сильно ранило его душу. Последние лет двадцать он жил для ставшего ему родным куреня.
   ** - Молодык - Казак-стажёр, ещё не получивший статуса "лыцаря" сечевого братства.
   *** - Остров в Венеции, где производилось лучшее в мире стекло. Секреты его изготовления тщательно охраняются до сих пор.
  
   8 глава.
  
   Нормальные герои всегда идут в обход.
   Азовское море и Азов, июль 7146 года от с.м.
  
   Путь домой, в Азов (Аркадий и не заметил, как стал называть трофейное жилище домом), отнял более четырёх суток. Учитывая, что Чёрное море, существенно более обширное, казаки на стругах и чайках проскакивали в срок менее двух суток, небыстрой получилась дорога через Азовское море. Тому было несколько причин.
   Сначала приходили в себя после боя. Пусть он был относительно скоротечным и сверхуспешным, рисковать жизнью в нём довелось очень многим. Сравнительно небольшие потери лёгко могли увеличиться, если бы сотням раненных не была оказана помощь. Пока все раны не были перевязаны или зашиты, обречённые конечности отрезаны, переволновавшиеся молодыки успокоены, ни о каком движении, куда бы то ни было, не могло быть и речи.
   Огромный трофейный флот радовал пиратские души. Но у старшины, и, прежде всего атаманов, немедленно возникла головная боль в связи с необходимостью перетасовки экипажей, на казацких ещё до сражения галерах и без того не спаянных. Необходимо было срочно, немедленно, сформировать временные команды для семидесяти двух галер. В новые экипажи автоматически включались вырученные из плена казаки и стрельцы, но они среди галерников были в незначительном меньшинстве. Пришлось на каждую из галер пересаживать несколько десятков казаков со стругов или других казацких кораблей. Выяснение, откуда, сколько и куда переводить заняло весь световой день. К ночи Иван и Аркадий не могли даже матюгаться, сипели будто сильно простудили глотки. Естественно, после всего случившегося, никуда ночью не поплыли, благо ветерок возник слабенький, а глубины были незначительные, заякориться труда не составляло.
   Аркадий заснул мгновенно и намертво. Не доставали его в эту ночь даже ставшие навязчиво повторяемыми, сексуальные сны. Однако хорошо поспать этой ночью, ему было не суждено. И сосем не по причине наличия в постели излишне горячей женщины. Не было на эскадре ни одной женщины. Ну, а пользоваться либерализмом на Дону в отношении однополой любви, ему и голову не приходило из-за сугубой гетеросексуальности. Поспать ему не дал бунт на одной из галер.
   Конечно, ничего бы он сам не услышал, дрых без задних ног. Однако, назвался груздем, полезай в кузов. Его безжалостно разбудили по приказу Ивана (А ещё другом называется!). Очманевший от несвоевременной побудки, он начал соображать только пожевав кофейные зёрна, принесённые ему с одной из захваченных галер. Варить кофе в настоящей турецкой джезве было некогда.
   Выяснилось, что на одной из галер каторжниками большей частью, были не иноверцы-христиане, а стамбульский сброд. Не посаженные на колы, не четвертованные или, хотя бы, лишившиеся конечностей за свои прегрешения, убийцы, насильники, воры и грабители. Таких и раньше отправляли на галеры, а в из-за спешки с организацией карательного морского похода на казаков, в галерники отправляли толпы мусульман.
   Освобождению обрадовались и они, но плыть на север, в гнездо страшных казаков, про которых, особенно в последнее время, ходили самые жуткие слухи, им не хотелось. Переманив себе подобных с соседних галер, они, отдохнув за день, набросились на сонных казаков своей галеры. Достойного сопротивления стамбульским висельникам те, большей частью молодые, неопытные, оказать не смогли. Чего-чего, а бунта освобождённых их плена никто из казаков не ожидал. Уйти по тихому восставшие не сумели. Несколько молодыков, после первого в жизни боя заснуть не могли и, когда на их галере разгорелся кратковременный и почти бесшумный бой, просто попрыгали в воду. Переплыв к рядом заякорившимся галерам, они подняли тревогу.
   Захватившие галеру турки, ещё не осознавшие всей гиблой авантюристичности своей затеи, не успели отплыть далеко, когда в погоню за ними кинулась флагманская галера казачьего флота. Ивана Васюринского, как командира, известили о происшествии в первую очередь. Решив, что для боя со сбродом численное преимущество не нужно, он скомандовал тревогу и уже через несколько минут, флагман, куда более резко, чем противник, набирая ход, преследовал восставшую галеру. Полномочия свои он временно передал второму флагману, Каторжному.
   К несчастью турок, над морем царила полная, высоко стоящая Луна. Видимость была, не смотря на ночное время, хорошая и у них не было ни единого шанса уйти от погони. Аркадий, держа, обмотав тряпкой, глиняную кружку с горячим, ароматным кофе, сваренным таки ему джурой, подошёл к Ивану. Тот недовольно поморщил нос, восхищавший попаданца горький напиток, ему не понравился. Картина с носовой части галеры открывалась красивейшая.
   В свете яркой Луны на тёмно-серебристом, покрытом мелкими, без гребешков, волнами, море впереди скользила такая же, как у преследователей галера. Парус убегавшие турки догадались поднять только что, возможно сообразив, что почти строго попутный ветер даёт преследователям немалое преимущество. Бывалый пират Васюринский приказал поднять парус сразу же по снятию с якоря. Из-за особенностей освещения, в открывавшейся картине доминировали разнообразные оттенки чёрного, серого и серебристого цветов. Разве что, бурунчики из под вёсел, можно было назвать белыми. Да звёзды на небе сияли с разными оттенками. Прохладный ветер приятно освежал после дневной жары.
   - Иван, скоро их догоним?
   - Скоро только котята делаются.
   - А всё же?
   - Как ты эту горькую гадость пьёшь?
   - Не прикидывайся евреем и не отвечай вопросом на вопрос. Когда догоним турок?
   - Когда, когда... когда догоним, тогда догоним. Откуда я знаю, на сколько их хватит так грести. Знают, сволочи, что от лютой смерти убегают.
   - Так, что, можем не догнать?
   - Догоним, никуда они не денутся. Но когда точно, не скажу.
   Настигли беглецов только к утру, ввиду крымских берегов. Озверевшие от произошедшего (гибели товарищей, попытки лишить их части добычи, своего прерванного сна), казаки быстро навели на взбунтовавшейся галере порядок. Порядок, не предусматривавший наличия там восставших. Их, кого зарубили, кого просто сбросили в воду. Кто-то кричал, что он христианин и не участвовал в бунте, но, после короткой заминки, и он полетел в воду. Иван заявил, что: - "Раз не помогал атакованным казакам, значит бунтовал. А посягнувшие на казацкую жизнь должны быть наказаны". Серьёзного сопротивления бунтовщики оказать не смогли. В отличие от казаков, турки, и примкнувшие к ним галерники, плавать не умели. Только один из сброшенных в воду попытался доплыть до крымского берега вплавь. Его немедленно отправил на дно кто-то из казаков метким выстрелом из ружья. Казаки ночью стреляли несравненно более метко, чем большинство европейских солдат днём.
   Аркадию также довелось поучаствовать в возращение галеры под казацкий флаг. Ещё со своей галеры он застрелил из ружья что-то истерично кричавшего бородатого здоровяка в живописных и наверняка вонючих лохмотьях. Свинцовая пуля, которую, по современным понятиям, впору было называть ядрышком, не только пробила его насквозь, но и сбила на палубу, где бедолага и скончался. Судя по агонии, мучительно.
   В первые ряды абордажников попаданец не рвался, но пришлось ему поработать и саблей, длиной и тяжёлой карабелью, взятой им на корабль по настойчивым советам Ивана. Качки в это утро совсем не было, поэтому на почти очищаный от врагов корабль Аркадий ступил с пистолем в левой руке и саблей в правой. Грешным делом, строя из себя крутого пирата. Поэтому, когда на него выскочил из-за какого-то ящика смуглый, малорослый тип с ножом в руке, попаданец инстинктивно сделал отработанный на уроках фехтования выпад, а не выстрелил из пистоля.
   Бог его знает, насколько хорошо владел турок ножом, но против длинной сабли его возможное мастерство оказалось бессильным. Он буквально нанизался на клинок животом, но не умер картинно, как герои фильмов, а продолжил движение к Аркадию. Тот, глядя в выпученные глаза врага, вроде бы не замечающего, что проткнут насквозь, честно говоря, немного струхнул.
   "Да он же, прежде чем сдохнуть, меня зарезать успеет!"
   Попаданец вытянул левую руку вперёд и нажал на курок пистоля.
   "Если уж от выстрела в упор голова упорного врага, может и не разлетится на куски, но от страшной раны сознание он потеряет".
   Однако пистоль лишь громко щёлкнул. Будто не ощущая боль, с лицом перекошенным от ненависти, турок сам продвинулся вперёд, насаживаясь на клинок всё глубже. Немного запаниковав, Аркадий (прокляв долбанные кремнёвые замки все скопом), не стал взводить курок ещё раз, а, вспомнив молодость, от души пнул врага носком сапога в самое уязвимое для мужчины место.
   Не замечавший рану в проткнутом насквозь саблей животе, на удар по своему мужскому достоянию турок отреагировал традиционно. Резко согнулся и упал на палубу, на лету сворачиваясь калачиком. При этом он вырвал саблю из руки Аркадия. Попаданец и не пытался её удержать. Сделал шаг назад и выхватил ТТ. Но добивать врага выстрелом не стал. Тот, судя по выроненному из руки ножу, потерял сознание и опасности больше не представлял. Аркадий вытер пот со лба, вспотел он от переживаний мгновенно и весь, отбросил подальше ногой нож. Сунул ТТ обратно в кобуру, затем то же сделал с пистолем, стараясь не показать окружающим, что у него от пережитого дрожат руки, выдернул из умиравшего свою саблю, вытер её клинок о его грязные, протёртые на заднице, невероятно вонючие чёрные шаровары и спрятал клинок в ножны.
   Тут же он почувствовал за спиной дыхание своих джур, приставленных к нему, прежде всего, для его охраны. Аркадий не сомневался, что они, не задумываясь, прикрыли бы от врага своей грудью, но... с пониманием профессии телохранителя у них были бо-о-ольшие проблемы.
   Он сложил предательски подрагивающие конечности на груди и прошёл в нос захваченного судна, очищенный уже и от тел восставших. Сзади послышалось хеканье одного из джур, кряжистого, ростом ниже его самого на голову, но не уступавшего ему силой, Богдана Коваля. Вслед за хеканьем послышался всплеск, видимо джура выбросил тело раненного попаданцем турка за борт. Всматриваясь в недалёкий крымский берег, Аркадий захандрил.
   "И где, спрашивается, радость битвы, хваленная столькими поэтами? Ох, чую я, не нюхали эти штафирки пороха в натуре. Хотя нет, кто-кто, а Денис Давыдов битв-сражений навидался по самое не могу. При жизни для всей Европы легендой был, а битвы воспевал. Да вон, Иван, тоже от резни шалеет, кайф ловит. Наверно это мне такое не суждено. И, честно говоря, не лез бы, а приходится. И хрена мне не изменить, если казаки меня трусом считать будут. Придётся и дальше слушать гром битв изнутри, чтоб им... А джур, таки, правильной охране моей персоны обучить надо. Чую, пригодится".
   До Азова две галеры с недостаточными экипажами и некомплектом вёсел добрались позже основной эскадры. Всю дорогу пришлось грести против ветра, слава богу, не слишком сильного. Появились кровавые мозоли от гребли и у попаданца.
   Уже подходя к Дону маленький караван из двух галер, встретил тот самый, построенный по советам Аркадия тримаран. Вымотанные тяжёлым путём казаки увидели шедший навстречу парусник. Опознав его, обратили внимание, что он приближается с большой скоростью. Иван, и сам сильно уставший, разрешил сделать короткий перерыв, большинство казаков, бросив вёсла, столпилось на верхней палубе, любуясь стремительным маленьким корабликом. Опытные казаки, немало поплававшие быстро обратили внимание, что ветер-то для корабля не очень-то и попутный, а идёт он только под парусом и хорошей скоростью.
   - Ты гляди, мачта, какая высокая! И как он не перевернётся, маленький такой, при здоровенных-то парусах? - удивлялся кто-то на носу.
   - Да он из трёх лодок сразу склёпан! Получается, в ширину поболе любого струга, а то, и с галеру. Вот и не переворачивается.
   - Дык, чего же его вширь не раздвинули, что заместь трёх, одна лодка была? В неё же много более всего влезло бы, супротив против этого.
   - Дярёвня ты лапотная! При галерной ширине ему бы никакие паруса быстро плыть не дали возможности. Лохань с парусами далеко не поплывёт.
   - А скорость-то, скорость! Как бы не вёрст двадцать в час идёт! Это-то при боковом ветру. А при попутном-то, страшно подумать, как он плавает... небось у робят головы кружатся.
   Аркадий подошёл к любовавшемуся стремительным корабликом Ивану.
   - Ну, как тебе мой тримаран? Ведь, действительно, при хорошем попутном ветре, сорок, не сорок, но вёрст тридцать пять он выдаст. Никто в мире сейчас так не плавает!
   - Да баловство это бессмысленное! Чёлн длиной сажен в пять, а весит поболе многих чаек, значит, на вёслах ему от галеры не уйти, непременно догонят. Оружия на него толкового не поставишь. Ну, разве, гаковницу вперёд или назад. Толку-то с неё! Никчёмный кораблик.
   Картинно-красивое лицо атамана выглядело кислым и недовольным со времени побудки после бунта турок-гребцов. До возращения угнанной галеры оно был ещё и злым до бешенства. Вернув судно, Васюринский несколько успокоился, но до радужного, его настроению было явно далеко.
   "Ничего, установим на носу тримарана пусковое устройство для запуска ракет, все знаменитые атаманы будут умолять о постройке такого корабля и им. В драку за право получить тримаран первым будут лезть".
   Аркадий, до своего перемещения в прошлое, разбиравшийся в судостроении на уровне чайника, гордился своей идеей многокорпусного судна. Правда, трудностей при его строительстве встретилось больше, чем он ожидал. Судёнышко оказалось малоустойчивым, переворачиваясь при попытках резко повернуть или порыве сильного бокового ветра. До ума тогда его довести так и не удалось, а потом он ушёл в поход. Поэтому появление лихо плавающего судёнышка, хотя он не был уверен в названной Ивану скорости передвижения, попаданца сильно порадовало.
   "Надо будет, озаботься введением у казаков простейших приборов измерения скорости, голландец должен о них знать, если взялся строить суда".
   Тримаран, пронесясь мимо казацких галер с немалой скоростью, и начал неспешно разворачиваться в сторону Сиваша. Даже тримараны двадцатого века с манёвренностью имели проблемы, попаданца не удивили неприятности с этим и у его, частично, детища. Зато, по его прикидкам, на прямой судёнышко должно было давать рекордную для этого века скорость.
   Тримаран пошёл дальше, а казаки начали спор, нужны ли такие кораблики и долго ли он проплавает, не развалившись на части. Не то чтоб это всех уж так волновало, но вот за вёсла опять садится, не хотелось воистину ВСЕМ. Васюринский ситуацию быстро прочувствовал и безделье на палубе прекратил.
   - А у, все к вёслам! - перекричал он всех сразу. - Отдохнули, и хватит! Дойдём до Азова, там попусту языками и треплите!
   Вольница вольницей, но приказ командира в походе у казаков много значил. Отправился к веслу и Аркадий. Приблизительно через час, он заметил, тримаран опять изменил курс и догадался, что ребята уже освоили умение ходить галсами и направляются теперь тоже в Азов.
   "Нет, совсем не никчёмное получилось судёнышко. По черноморью прекрасным посыльным корабликом будет. Жаль, конечно, что из-за отсутствия прочных материалов нельзя построить боевое многокорпусное судно. Больше двух пусковых установок он не потянет, без существенного уменьшения скорости. Но на шхуны и фрегаты, лопну, а казаков пересажу!"
   Другие казаки также заметили то и дело изменяющий курс тримаран, но догадались, что он, таким образом, идёт на парусах на норд, при ветре, то чистом осте, то ост-норд-ост. Естественно, путь у тримарана при этом оказался очень извилистым. Наверняка проще было сесть за вёсла, но, очевидно, ребята в нём задались целью показать все достоинства своего судёнышка. Умение ходить почти против ветра на парусах, в том числе.
   В Азов тримаран прибыл всего часа через два после галер. И на реке его команде пришлось таки сесть за вёсла. Полная мелей река - неподходящее место для путешествия под парусом таким крутым бейдевиндом.
  
   Из дальних странствий возвратясь.
   Азов, ... июля 7146 года от с.м.
  
   Когда галеры подходили к Азову, Аркадий не удержался и глянул на берег, где должны были быть строения (честно говоря, сараи, сараюшки и навесы без стен) его исследовательского центра. И сбился с ритма, вызвав общее недовольство и соответствующие комментарии на корабле. К концу похода все дьявольски устали, легко раздражались, мечтали о быстрейшем завершении пытки греблей, не случайно турецкие галеры казаки называли каторгами. Любой, кто мешал быстрейшему завершению плавания, выглядел в глазах остальных врагом.
   Аркадий опять впрягся в эту тяжёлую работу, стараясь ни на йоту не выбиваться из общего ритма. Но мысли в его голове закрутились вихрем. Вместо ставшего родным исследовательского центра, сколь угодно неказистого, он увидел на берегу чёрное пятно обгорелой земли и несколько торчащих из неё столбов. Также обгорелых.
   "Ясное дело - пожар. Скорее всего со взрывами, впрочем, незначительными. Что-то такое взгляд уловил. Почти вся селитра, весь порох, остатки нефти, всё взрывоопасное было использовано для производства последней партии ракет для флота. С чего же тогда пожар? Татары набежали и пожгли? Тогда бы и пригороды пострадали, а они стоят, как ни в чем, ни бывало. Неужели нефть подвезли, и косорукие мои химики с ней пожар устроили? Тогда всех выживших сам поубиваю!"
   Последнюю версту их галерам пришлось идти вдоль заякоренных у правого берега Дона трофейных галер и частично вытащенных на берег стругов.
   "Серьёзная по нынешним временам сила. Правда, против больших военных галеонов нам не выстоять, так мы против Испании или Франции и воевать не собираемся. А у осман их галеоноподобные карамусалы служат как торговые или снабженческие суда. Вроде бы, можно не опасаться, что напоремся на залп сорокавосьмифунтовых пушек. Впрочем, раз уж историю начали менять, можем и налететь. Смутно вспоминается, что как раз в эти времена французы начали поставлять османам корабли. Следовательно, надо будет с атаманами покумекать, как нам от такой напасти предохраниться. Да... на одни ракеты надеяться не стоит, уж очень ненадёжно на большие расстояния они летают. И чем же нам от такого рокового залёта спасаться?"
   Васюринский обнаружил место для стоянки, видимо оставленное специально для них, невдалеке от причалов Азова. А на берегу их поджидал сам атаман Каторжный. Брюнет цыганистого вида, с золотой серьгой в ухе, немногим выше среднего роста, но широкоплечий и резкий в движениях. В добротном синем кафтане, явно раньше принадлежавшем янычарскому офицеру, шёлковых шароварах, он смотрелся франтом, по сравнению с Васюринским и Аркадием, не успевшим сменить своё серое походное рваньё. В походы у казаков было принято ходить именно в рванье. Вид у лихого атамана, однако, был смущённый. Поздоровавшись со всеми прибывшими сразу, а с несколькими старыми казаками, Васюринским и Аркадием отдельно, он сразу начал извиняться.
   Попаданец быстро понял из его слов, что причина для смущения у Каторжного очень существенная. У донских казаков было принято дуванить добычу в море, перед заходом в Дон. Но в этот раз в походе участвовали тысячи, трофеи были огромные, на небе начали собираться тучки, вот и решился он, сразу по прибытии к устью Дона высадиться на берег и разделить там добычу. Не дожидаясь двух отставших кораблей. При разделе казакам с них была выделена хорошая доля, прежде всего оружием, многие из молодых не имели огнестрелов. Васюринскому и Москалю-чародею, как старшине, полагалась много большая, чем у рядовых доля, зная их лично, Каторжный отобрал им добычу сам. И, кстати, угадал. Аркадию достались следующие трофеи: богато выглядевшие вещи какого-то рослого янычарского аги, янычарское же ружьё с прекрасной отделкой (даже жалко будет приклад менять), пистоль с ударным кремнёвым замком, длинную, почти прямую турецкую саблю из дамасской стали в ножнах украшенных драгоценными камнями, серебряные пиала и большое блюдо, немалый кошель со звонким содержимым.
   Передав попаданцу кошель с деньгами, тут же спрятанный Аркадием в один из нашитых на одежду карманов, Каторжный развёл руками.
   - Вот, всего тысяча акче. Да и... порченные, наверное, этим пьяницей Мурадом. Совсем мало теперь серебра в их монетах. Денег на кораблях немного было, не купцы плыли, воины.
   Васюринский и Аркадий из-за нарушения обычая шум поднимать не стали. Своей долей в добыче на кораблях они остались довольны, а многие обычаи они и сами призывали менять.
   Попаданец не выдержал и спросил атамана, не знает ли он о причинах пожара в его, Аркадия хозяйстве? Но Каторжный сгоревших сараюшек и не заметил, не до того ему было. Поэтому Аркадий отправил свои трофеи, кроме кошеля с деньгами, с джурой домой, а сам, в сопровождении другого джуры отправился, временами переходя на бег рысцой, к месту пожарища.
   К пожарищу подошёл запыхавшийся, встревоженный и взвинченный. Видимо заметив его издали, к нему стали подходить джуры, оставленные для охраны нарождавшегося исследовательского центра. По одному и без видимого энтузиазма. Выглядевшие как бы не хуже его, возвращавшегося из похода. Он их пересчитал, вышло, встречают его пятеро. Оставленного главным Юрки попаданец поначалу не заметил, и у него ёкнуло сердце. К умному и весёлому парню он успел привязаться. Потом он заметил, что морды у джур скорее виноватые, чем опечаленные. До Аркадия стало доходить, что не злые вороги устроили здесь пожар и разорение.
   "Ох, совсем не татары или поляки порезвились в моём исследовательском центре. И искать виновников, чувствую, далеко не придётся".
   В этот момент Аркадий заметил подгребавшего к ему Юрку. Не подходившего, а именно подгребавшего, волоча ноги по песку, будто к его сапогам были привязаны пудовые гири. Не надо было быть тонким физиономистом, чтобы понять, кто - главный виновник случившегося. "Я виноват!" - было написано на лице джуры заглавными буквами.
   В общем-то, главной ценностью в зарождавшемся исследовательском центре были люди. Как раз стоявшие с постными физиономиями джуры, успевшие научиться многому во время многочисленных экспериментов, и были самым трудно заменимым и дорогим из оставленного в Азове. А сараи и кувшины можно было легко и недорого восстановить. Аркадий вздохнул с облегчением. Про себя. Демонстрируя не успокоение, а досаду и раздражение.
   Врать Москалю-чародею никто из парней не решился. Все отвечали сразу и искренно. Картина же из ответов вырисовалась неприглядная. Сильно обидевшись на старших, не взявших их в поход за добычей и славой, продолжать опыты на том минимуме материалов, что оставался никто не захотел. Посетовав немного на мировую несправедливость, ребята решили смягчить своё горе приёмом горячительных напитков. Известие же о взятии Темрюка совсем ввергло их в состояние печали. ТАМ творятся великие дела, ТАМ берётся богатая добыча и добывается слава, а они ЗДЕСЬ сидят, Бог знает зачем. ТАКОЕ горе необходимо было залить особенно обильно. И это было сделано. А проснувшись... нет, не утром - после полудня следующего дня - незадачливые охранники обнаружили, что порученный им объект превратился в пепелище. Вспомнить, как это произошло, никто из горе-сторожей не смог. Хотя пили, не злоупотребляя закусыванием, неподалёку, ввиду места работы. Ожогов ни у кого из доблестной шестёрки не было. То есть свежих ожогов; старые, зажившие, имелись у всех в изобилии.
   Короткое расследование показало, что бросать центр совсем без присмотра ребята не решились, но и пить в нём не стали. Вонища в сараюшках стояла жуткая, Аркадий и сам это помнил. Химические опыты с нефтью и селитрой дали такое стойкое амбре, что у непривычных к нему людей, слёзы от одного вхождения в помещение вышибало. Удивляясь, как могут люди в такой вони находиться, атаманы ещё больше начинали уважать подвижницкий труд команды попаданца и меньше жлобились при расчётах за готовые изделия. Ребята устроились невдалеке, поближе к бережку. Совмещая, таким образом, приятное (пьянку) с полезным (охраной). И нарвались на висельный приговор. За пьянку на посту наказание полагалось одно: казнь.
   Предположения ребят, что это нечистая сила отомстила Москалю-чародею или Васюринскому за старые обиды (тогда, какой с них спрос, простому человеку с нечистью не справиться), Аркадий категорически отверг. Других же гипотез появления огня в сараях у парней не было. Ему невольно подумалось, что здесь могло не обойтись без диверсии, поджога.
   "Могли какие-нибудь "доброжелатели" подсуетиться. Увидели, что охрана спит, в дым пьяная, и воспользовались моментом. Врагов у меня, даже среди казаков, хватает. Не всем по нраву многочисленные нововведения. Да врагов внешних сбрасывать со счёта не стоит. Османская агентура здесь наверняка есть, как и русская. Впрочем, пока для России мы союзники, её шпионы диверсии устраивать не будут. В любом случае, срочно надо усиливать охрану, как исследовательского центра, так и своего дома и собственной тушки. Кто бы не сделал эту пакость, скажем ему спасибо. Предупреждён - значит, вооружён".
   Показывать свою радость, что они все уцелели, Аркадий не стал, счёл это непедагогичным. Зато своё неудовольствие выражал долго, энергично и разнообразно. За время его тирады джуры узнали много нового и неожиданного о себе и своих привычках. Делать экскурсы в генеалогию он не решился, так как четверо из шести были дворянами. Кто-то мог сильно обидеться за предков, описанных по сравнительной зоологии. А с ними ведь ещё предстояло работать. Естественно, ни о каких жалобах наверх, чреватых висельными приговорами, и речи не могло быть. Попаданец посчитал, что, почти ощутив уже на своих шеях прикосновения верёвки, смазанной жиром, джуры больше таких промахов себе не позволят.
   Закончив накручивание хвостов и намыливание шей, Аркадий роздал всем ЦУ и разрешил отдохнуть до завтра, посменно дежуря у пожарища. Он уже знал, что даже такое убогое место попытаются обворовать, повытягивав из обгорелых досок гвозди, например. Помимо казаков, в Азове уже жило немалое количество гражданского населения, не осознавшего ещё всей эффективности казацкой борьбы с преступностью.
   - А тебя, Боря, попрошу остаться, - произнёс попаданец в спину уходящим джурам.
   Вздрогнули все спины, но названный Боря стал столбом, а остальные заметно ускорили свой ход, не ожидая ничего хорошо от общения с начальством. Борина спина выглядела в этот момент также на редкость выразительно, вполне на уровне блестящего актёра, игравшего соответствующую роль в фильме, перефразированную цитату из которого Аркадий использовал. Жутко жалея, что никто уместности цитаты не оценит.
  
   Из дальних странствий возвратясь-2
   Азов, июль 7146 года от с.м.
  
   Названный джура, невысокий, худощавый, но очень ловкий в любых физических упражнениях, черкес Боря Вьюн, нужен был попаданцу не для углублённого разноса. Аркадий собирался использовать его в личных целях. Дома его ждала красавица черкешенка, а познания попаданца в черкесских языках, всех сразу, ограничивались несколькими фразами, заученными в попугайском стиле. В связи с появлением в казацком войске союзных черкесских отрядов, он озаботился выучить несколько приветственных предложений. У черкесов, в основном, войска были сугубо дворянскими, народные ополчения участвовали только в защите родных селений. А с настоящими дворянами этикет стоило соблюдать ещё более строго, чем с самозванными лыцарями. Иначе легко было нарваться на дуэль, участие в которой Аркадия совершенно не привлекало. Это в детстве интересно читать про вжик-вжик и уноси готовенького. В его положении, учитывая уровень владения оружием, вызов на дуэль был приговором его чести или жизни.
   Увидев, насколько напряжено лицо Бори, Аркадий поспешил его успокоить.
   - Да не переживай, я тебя не для дополнительной порции ругани оставил. Мне твоя помощь нужна. Ты знаешь, в моём доме живёт черкешенка.
   - Конечно знаю, мы помогали ей обживаться, носили ей еду из кошевой кухни.
   - Да? - В представлении Аркадия любая женщина готовила бы для себя и своих детей сама. - Почему же она сама ничего не сварила или поджарила? Крупы, мука и масло в доме оставались.
   В последнее время в его сексуальные сны всё чаще попадала конкретная женщина, его пленница. И в мечтаниях по её поводу, он рассчитывал, что она не только скрасит его ночи, но и обустроит его холостяцкий быт, сделает жизнь более комфортной.
   - Она?! Готовить?!! - явно поражённый Боря посмотрел на попаданца, как на придурка.
   Аркадий понял, что упорол какой-то косяк, и не стал обижаться на юнца.
   - А почему она не может приготовить пищу своим детям?
   - Княгиня Чегенукхо?!! Урождённая княжна Тохтамышева? Готовить своими руками?
   Попаданец осознал, что совершенно напрасно не расспросил ребят со своей галеры о выбранной им пленнице. Он-то не стал брать молодую девчонку, потому как сомневался, что она буде годна для чего-то, кроме постели. Выбрал женщину, пусть уже рожавшую, с детьми, но красивую и умеющую, по его мнению, вести хозяйство. Готовить, шить, стирать... Пока всё это ему делала обслуга при коше Васюринского. Учитывая презрение казаков к труду, с ними всегда путешествовали люди, их обслуживавшие, не считавшиеся при этом казаками. За услуги приходилось платить немалые деньги, и не всегда они были такого качества, как ему хотелось бы. Ну и красота черкешенки произвела на него сильное впечатление. Судя по реакции джуры, все его мечтания о прекрасной черкешенке накрываются медным тазом.
   Оправдываться перед подчинённым юнцом за сказанную глупость Аркадий не стал (начальник я, или не начальник? А если я начальник, то дурак...не я. Хоть и сильно похож). Однако прежде чем строить дальнейшие планы и предпринимать хоть что-нибудь, необходимо было расспросить поподробней Борю.
   - Ааа... ты с ней говорил? Как она, довольна моим домом?
   - Довольна - это не про княгиню Чегенукхо. Она найдёт недостатки и в султанском дворце. Самые гордые князья в Кабарде, совсем про наши законы забыли. Других князей за равных себе не считают, хотя есть у нас фамилии и повлиятельнее и побогаче. А я даже не дворянин первой степени, а всего второй, бэслен уорк. Так что "говорили" - это не про нас с ней. Она дала мне указания, а их выполнил. Вот увидите, с вами она говорить не более уважительно будет. Не князей она грязью считает. Плохая женщина!
   "Вот тебе и бессонные ночи с горской красавицей. Но ставить себя выше меня я ей не позволю!"
   - Её род в княжеском совете Кабарды большой вес имеет?
   Вьюн ответил с некоторой задержкой, явно обдумывая, что сказать.
   - Точно не скажу, в совете князей, как сами понимаете, я не заседал. Но... вряд ли. Уалий, то есть, правитель всей Большой Кабарды, у нас сейчас, давно уже, Алегуко Шогенуко. Очень умный, сильный человек. И правильный, без дурного гонора, князь... мне доводилось слышать, что многие князья поведением Чегенукхо недовольны. Обижаются... нет, думаю, не очень влиятельны.
   "Ага. Значит, вести себя с ней, как с хрустальной вазой, не обязательно. Думаю, если обиженные князья узнают, что одну из рода гордецов немного, умеренно, поунижали, скорее всего, поспешат злорадно выразить сочувствие, но подписываться на войну с нами не будут".
   - Значит, если её с дочками вернут за хороший выкуп, князья на нас не обидятся. Что касается её презрения, то тебе придётся помочь мне напомнить ей, что сейчас не мы её холопы, а она моя рабыня. Как ты думаешь, много за неё и её дочек дадут? Что посоветуешь запросить?
   - Лошадей! - немедленно, без раздумий, ответил Боря.
   - Лошадей? - удивился Аркадий - А зачем мне много лошадей? Да и есть у меня уже лошади, целый табунок. И из Темрюка мне хороший жеребец достался.
   - Да, очень хороший кабардинский жеребец. Но вот кобылы у вас в табуне татарские. Они выносливые, но маленькие ростом и слабые. А вы человек рослый и тяжёлый. Им вас трудно долго носить. Для боя вам другие лошади нужны. А наши, кабардинские лошади...
   - Знаю, знаю. Знаменитые у вас лошади. Только мне хотелось бы иметь жеребца как у Васюринского. Он заметно выше того, что мне в Темрюке достался.
   - У него текинский иноходец. Тоже хорошая лошадь, только в горах кабардинец лучше ходит. И стоит текинец, особенно такой как у кошевого Васюринского, очень много. А кабардинских лошадей вы как выкуп получите.
   Аркадий задумался. Действительно, в путешествиях больших, чем на несколько километров, у него возникали сложности. Да и чувствовал он себя на маленьких лошадках Паганелем на ослике. А выпас и уход за табуном - не проблема. Особенно при таком притоке беженцев с Малороссии. Не должно было возникнуть и проблем с землёй для выпаса. Земля у казаков была общей, выпасы ежегодно перераспределялись. Не казакам надо было за право ею пользоваться платить, у приятеля многих донских и запорожских атаманов Москаля-чародея и таких трудностей быть не могло.
   - Уговорил. Запрошу за трёх баб табун кабардинских кобылиц.
   - О, они их быстро пригонят. Думаю, можно спокойно запрашивать кобылиц, причём, не старых и не больных... кобылиц... пятнадцать... или, даже, восемнадцать. Это очень хорошая цена.
   - Ну уж нет. Число я называть не буду. Раз они такие гонористые, этот их недостаток и используем. Запрошу столько молодых и здоровых кабардинских кобылиц, сколько, по их мнению, стоят княгиня и две княжны рода Чегенукхо.
   - Ух ты! Да они из последних штанов выскочат, а вам большой табун пригонят. То есть, очень большой, чтоб все видели, какие они крутые (словечки из двадцать первого века успели подхватить не только дружбаны попаданца, Иван и Юхим).
   - Тогда пошли ко мне домой, по пути расскажи, что ещё здесь, в Азове, произошло, пока я в походе по морю шатался.
   Однако удовлетворить интерес Аркадия к последним местным новостям джура не смог. Потому как из местной жизни на такой же срок выпал. Сначала они с друзьями заливали горе горилкой, потом переживали будущее наказание. Учитывая, что светила им виселица, другие события их мало трогали. Естественным образом разговор свернул на лошадей, оружие и, куда ж без них, женщин. Мириам Чегенукхо дружно признали красивой, но неприятной женщиной ("Зелен виноград...").
   Во дворе дома попаданца наткнулись на игравших там девочек. Увидев входящих мужчин, девочки, крича что-то по-черкесски, то есть, по-кабардински, побежали в дом. Мужчины прошли за ними, где их и встретила подобная фурии (красивая и злая) черкесская княгиня. Но слушать её уже определившийся с линией поведения Аркадий не стал.
   - Молчать! - гаркнул он с ходу.
   Получилось как раз то, чего он хотел добиться. Черкешенка растерянно замолкла, в жизни никто не смел на неё так орать. Девочки дружно пискнули и столкнулись, пытаясь полностью укрыться за надёжной, как они считали, маминой спиной.
   - Боря, переводи поточнее, не вздумай смягчать сказанное мной. - Повернулся Аркадий к джуре и, обернувшись уже к пленной, глядя в её испуганные глаза, медленно произнося слова, делая паузы для перевода, начал свой монолог.
   - Рабы в нашем мире приравниваются к говорящей скотине. Ты - рабыня и должна об этом всё время помнить, пока живёшь здесь. Со скотиной я не сплю, поэтому ты можешь не опасаться, что тебя кто-нибудь изнасилует, но и открывать пасть без разрешения не смей. Выпорю. В моём доме собаки гавкают только тогда, когда им разрешает хозяин.
   Говоря, Аркадий сделал большой шаг и оказался в полуметре от черкешенки, возвышаясь над ней более чем на голову. Та вынужденно, чтоб не потерять соприкосновение взглядами, вынуждена была задрать вверх голову. От слов о приравнивании её к скотине он мгновенно побледнела, у неё перехватило дыхание, в уголках глаз предательски заблестели слёзы. Попаданцу стало жалко бедную и уже явно испуганную женщину, но вспомнив, с какой наглостью она, рабыня, встретила своего хозяина, он продолжил урок хороших манер. Он опять повернулся к Боре, явно не переживавшего за единоплеменницу. Скорее джура, судя по покрасневшему лицу и блестящим глазам, получал от унижения гордой княгини немалое удовольствие.
   - Спроси её, поняла ли она, что я ей сказал?
   Повернувшись к воспитуемой, он обнаружил, что горянка успела перевести дыхание и уже не смотрит гордо в его глаза, а уткнула взгляд в пол. Девочки, спрятавшиеся за мамой, вели себя тише воды, ниже травы. Однако отвечать на заданный вопрос княгиня не спешила. То ли из остатков дурного гонора, то ли из-за испуга, но она молчала. Дать слабину Аркадий себе позволить не мог. Он сжал кулак и не слишком деликатничая поднёс его к самому носу черкешенки. Та, невольно отслеживая его перемещение, подняла взгляд вверх. Попаданец буквально впился взглядом в её глаза и, не оборачиваясь к джуре, попросил:
   - Боря, повтори ей мой вопрос.
   Тот охотно исполнил просьбу командира. Бледнеть дальше женщине было некуда, и так смахивала на снежную королеву. От повторной просьбы она постарела. Вдруг, мгновенно, лет на двадцать пять, приобретя вид пожилой кавказской тётки, почти старухи. Уже не сдерживаемые слёзы полились ручейками из прекрасных глаз, она кивнула пару раз и что-то невнятное скорее негромко каркнула, чем произнесла. Аркадий и без переводчика понял: дама не имеет ничего против. Во всяком случае, на словах.
   Дальше мучить бабу у него не было сил. Он сделал шаг назад и повернулся к возбуждённому джуре.
   - Скажи ей, пусть переберётся из дома в пустой флигель...
   - Куда?
   - Ну, в пустой домик, рядом с тем, в котором вы, джуры живёте.
   - Ааа... летнюю кухню.
   - Это летняя кухня? Не знал. Не замечал, кстати, чтоб вы в ней что-нибудь готовили. Впрочем, ладно. Да, в летнюю кухню, крыша там не течёт, будем надеяться, её выкупят ещё до холодов. Ну и поможешь ей перебраться. Только проследи, чтоб она все тюфяки не перетащила, мне тоже на чём-то надо спать. А я пойду выпью, от всяких треволнений душа горит. И, чёрт бы её побрал, гестаповцем себя чувствую.
   - Кем-кем?
   - Ну, вроде инквизитора.
   - Кого?
   - Тьфу, на тебя! Некогда мне здесь ликбез проводить!
   Самочувствие у Аркадия действительно отвратительным. В семнадцатый век вписаться полностью он ещё не смог. Привычное, естественное для людей того времени обращение других людей в рабство для него означало потерю частички души. Ну ненавидел он работорговлю! Не считал людьми разных уродов, в его времени причастных к этому бизнесу. Попав, по собственной дурости в Чечню, без малейших колебаний участвовал в расстреле державшей русских рабов семьи. Всех, стариков и подростков в том числе, чтоб не оставлять живых свидетелей. И никакие мальчики кровавые в глазах после того его не мучили. Теперь же мало того, что участвовал в чисто пиратском налёте, сколь угодно обоснованном, но с массовыми убийствами и обращением в рабство. Так и сам утащил в неволю бабу с детьми. Ему захотелось всё крушить, выть волком и... ещё чего-нибудь подобного.
   "Господи, если ты есть, как же ты терпишь весь этот беспредел? И кто же ты после этого?"
   Глянув на растерявшегося джуру, устыдился.
   "Нельзя своих тараканов из головы вываливать на окружающих. Парень здесь ни при чём".
   - Нехорошим человеком я себя ощущаю. Не люблю женщин мучить, знал бы, что так себя буду чувствовать, и начинать бы не стал.
   - Да она сама...
   - Знаю, что она сука поганая, а всё равно... нехорошо. Да у вас в дворянском кодексе наверняка что-то о поведении с женщинами есть... в общем, помоги ей, переводить то, что я сейчас сказал не надо, пусть и дальше меня боится. А я пошёл в харчевню, если сейчас не выпью - чокнусь.
  
   Похмельно-прогрессорская.
   Азов, июль 7146 года от с.м.
   (Двое с половиной суток спустя).
  
   Вторая попытка похмелиться закончилась также, как и первая, неудачно. Выпитое немедленно нет, не попросилось обратно, а самозвано вылетело с немалым ускорением, будто Аркадий претендовал на место статуи в Петродворце, впрочем, ещё не построенном. Хотя представить архитектора пожелавшего устанавливать статую рыгающего донского казака... трудно. Не говоря о том, что статуи чистые, красивые, а попаданец на данный момент был грязным, вонючим и вряд ли мог порадовать чей-нибудь взгляд.
   От одной мысли о третьей попытке Аркадия вывернуло наизнанку ещё раз, хотя рвать ему было совершенно нечем. Даже желудочный сок он уже успел извергнуть наружу.
   "Интересно, в своём времени я напивался до усирачки... ой... - попаданец немедленно проверил состояние своих штанов. Они были заляпаны разнообразной снедью (надо же, я не только горилку лакал, но и закусывал, вряд ли всё мимо рта проходило, а рыгать нечем), уличной грязью, но изнутри были сухи. - Слава богу, не усрался. Так о чём это я?.. - мысли в его голове двигались медленно и извилисто, но, наконец, он смог вернуться к прерванному размышлению. - Так в родном мире я напивался очень редко, а пьянки на несколько дней, случались у меня раз в два-три, если не три-четыре года. А здесь нажираюсь в стельку регулярно часто. Хотя питьё большей частью редкостная гадость. Интересно, почему? Ведь место в новой жизни я нашёл получше, чем занимал в старой. Есть уважение со стороны окружающих, важное... нет, невероятно нужное для моего народа дело. Надёжные друзья также имеются. В чём же дело? Надо будет поразмышлять на эту тему. Но потом, сейчас мои мозги на серьёзную работу не способны. Решено: больше пробовать похмеляться не буду, а пойду к морю и хорошенько ополоснусь. Грязь смою и, глядишь, получше чувствовать себя буду".
   Выловив взглядом глазевшего на мучения начальства джуру, чистенького, свеженького, явно вчера не злоупотреблявшего Юрку Дзыгу, приказал принести ему на берег Дона чистые шаровары, рубаху и кафтан, поплёлся купаться. По пути вспомнился один из семинаров "Звёздного моста", на котором ехидный доцент изгалялся над авторами любящими описывать похмельное состояние.
   "А между тем, для русского человека, даже для трезвенника и язвенника, каковым из-за неумеренного употребления и стал тот самый критикан,.. Ик!.. я не хочу рыгать, я не хочу рыгать, я... Бэээ!.. фу, ведь нечем же! А, честный автор не может избежать описаний попадания своего героя в подобные ситуации. Так что он не прав не только в критике Дойникова и Конюшевского. Ох, как мне плохо! Пить надо меньше, но об этом я уже думал... значит нужно воплощать раздумья в жизнь! Иначе и загнуться недолго".
   Купание, действительно, помогло прийти в себя. Заодно Аркадий постепенно восстановил в памяти прошедшие со времени похода в харчевню события. Их было, для двух с половиной-то суток, немного. Бытиё алконавта однообразно.
   "Но было во время вчерашней, (или позавчерашней?) пьянки что-то важное. Встреча какая-то, мысль меня посетившая... не помню. Но вспомнить, есть такое ощущение, надо обязательно".
   Когда вышел из воды, догнавший его ещё в городе Юрка, наблюдавший за его купанием с высокого берега, почти скатился вниз.
   - Дядько Аркадий, научите и меня так плавать!
   Ещё заторможенный, но уже сообразивший, что здоровье можно поправить не только вонючей горилкой, но и пивом, попаданец не понял вопроса.
   - Как, так? Ты же сто раз видел, как я плаваю. И учился уже у меня кролю.
   - Да то ж было плаванье с маханием руками, а сегодня вы как змий плыли. Красиво и быстро очень. Так вы меня не учили!
   Сравнение его со змием Аркадию не понравилось. В этом, очень религиозном мире, такие ассоциации попахивали...могли привести к большим неприятностям.
   "Однако я же точно учил своих джур плаванью под водой! Чёрт, уж не помню когда. Тогда... может, тогда он ещё не был моим джурой? Ну, научить его отдельно можно. Как раз в себя приду. Стоило бы и организовать из опытных, но не старых (по местным меркам) бойцов диверсионные группы. Ласты для них таки сделать. А методы обучения можно разработать, муштруя джур. Но, первым делом - пиво".
   Аркадий отослал Юрку за кувшином пива. Решив узнать урон своему бюджету, пересчитал наличность в обоих своих кошелях, том, которым пользовался давно и новом, переданном ему вчера Каторжным. Как ни странно, сумму и в том, и в другом он хорошо помнил. Пересчитав, не поверил полученному результату и пересчитал ещё раз. Результаты подсчётов сошлись, опять приведя его в состояние недоумения. В кошелях у него было ровно столько денег, как после возвращения в Азов.
   "Эээ... а на что я, спрашивается, пил двое суток? У меня что, один из кошелей заработал в стиле мешка Романова? Вот бы было классно! Учитывая, что мой кошель сам по себе никогда не пополнялся, на роль неисчерпаемого подходит второй кошель, тот что мне Каторжный дал. Может, один из казаков экспроприировал его у кого-то в Темрюке или на османской эскадре, а потом сдал в общую кучу для раздела? Крысятничающих казаки топят без всяких проволочек. И не помогла бедолаге хозяину волшебная вещь. Счастье, если он живым остался".
   Аркадий позволил себе помечтать, на что потратил бы в таком случае деньги. Не сосчитать сколько раз он за последнее время приходил в отчаянье от нехватки ВСЕГО. Деньги позволили бы восполнить недостаток, пусть не всего, но очень и очень много.
   Заказали бы в Баварии винтовки, наняли бы в Европе, лучше всего в Германии, специалистов, на голландских и английских верфях построили бы могучий флот...развернули бы строительство всего необходимого здесь... мечты, мечты... Но уж очень они сказкой попахивают. Такой поворот дела слишком хорош, чтобы быть правдой".
   Растерянность Аркадия была велика, а вот мозги работали не лучшим образом. Таинственный избыток денег интриговал и беспокоил. Обычно денег не хватает, они имеют отвратительное свойство внезапно исчезать и не вовремя кончаться. Поэтому их неожиданный излишек не радовал, а приводил в смятение и тревожил.
   Разгадка пришла к нему только после нескольких глотков пива, принесённого джурой. Он вспомнил, что стоило ему зайти в харчевню, как уже гулявшие там казаки, бурно отмечавшие невиданную победу, встретили приход Москаля-чародея громкими приветственными возгласами. Ни для кого не было секретом, что предопределившие победу казаков ракеты сделаны по его указаниям и с непосредственным участием знаменитого характерника. Все захотели с ним выпить, Аркадий не захотел отказывать одному, второму... пятом... десятому... Он порывался угостить всех сразу, но ему не дали. Каждому лестно было сказать, что он угощал Москаля-чародея.
   "Ой, стыдобище... получается, я двое суток пил за чужой счёт, а сам ни кого не угостил. Позорище. Ладно, будет случай, проставлюсь всему товариществу. Однако, приятно отметить что я пользуюсь немалой популярностью в войске. В будущем это может пригодиться".
   Отложив вылавливание чего-то важного из памяти на потом, Аркадий занялся обучением Дзыги. Хотя парень и сам горел желанием научиться "плавать как змей", дело продвигалось на первых порах туго. Самого-то попаданца так плавать никто не учил, увидел по телевизору соревнования пловцов в ластах и начал копировать, как мог, этот стиль. Вполне возможно, плавал неправильно. Однако если скорость передвижения под водой возрастала даже в сравнении с кролем, стоило обучать и других. Но у Юрки поначалу скорость передвижения под водой даже упала, а увидеть стоя возле воды, какие ошибки делает джура было трудно. Пришлось залезть наверх и с обрыва орать пояснения. Получилось. После тренировки пошли к месту пожарища. По пути Аркадий поручил Дзыге обучить тому, чему научился сам других джур, кто не умеет, пообещав через неделю проверить результаты обучения.
   Исследовательский центр ухе почти отстроен в прежнем блеске. Восстановлены были все навесы и сараюшки, доделывался последний, самый большой сарай. Его как раз накрывали крышей. Работали, естественно, не джуры. И, тем более, не казаки. К удивлению Аркадия на стройке трудилась бригада турок. В его время такая картина была бы привычной, но в Азове-то всех турок, вне зависимости от пола и возраста, вырезали при штурме и появление турецких гастарбайтеров выглядело историческим анахронизмом.
   Расспросы прояснили ситуацию. Никаких новых темпоральных сдвигов слава богу не произошло. Турки были из прошлой партии освобождённых галерников, казаки тогда даровали волю всем пленникам, среди которых были и этнические турки. Часть из них немедленно попыталась заняться старым ремеслом, в Азове вдруг резко увеличилась преступность. Но казацкая Фемида с очень широко открытыми глазами и однообразным наказанием за любое преступление - виселицей - быстро вынудила многих искать менее рискованные способы пропитания. Вот таких турок и наняли джуры для ликвидации собственного промаха.
   "Ёпрст!!! По собственной безалаберности себе пятую колонну организовали. Сегодня же надо пойти к атаману... нет... лучше подождать совета атаманов, Юрка говорил, что он завтра будет. После бунта турецких галерников, депортация их единоплеменников пройдёт на совете легко. Заодно можно будет отдельным судном подбросить на стамбульские улицы несколько десятков наших агентов. Казаков из этнических турок, татар и бывших пленных хорошо освоивших турецкую речь. Будут собирать сведения, распространять нужные нам слухи и, когда надо, совершат диверсии. А уже сегодня, пока они не успели все перезнакомиться... лучше б это было сделать двое суток назад...ну да "Бог не выдаст, свинья не съест".
   Аркадий спросил собравшихся об их умении плавать под водой показанным им стилем. Выяснилось, что плавать так умеют все, Юрка оказался странным исключением. Однако, на вопрос о ластах никто ответить не смог. Забыли, если или он не смог тогда внятно объяснить.
   "Вот тебе и прогрессорство. Начал дело и не довёл до конца".
   Попаданец рассказал ребятам, что такое ласты, нарисовал на песке, как они должны выглядеть, предположил, что их лучше всего делать из тонкой кожи с двумя-тремя более жёсткими, но всё же, гибкими вставками (ивовыми прутьями?). Потом объяснил, чем подводное плавание отличается от надводного и рекомендовал им осваивать этот стиль, пока без ласт, потом с ластами. Ну и предложил попробовать соорудить ласты. Того, у кого они получаться пригодными для употребления, первым, пообещал устроить в самые крутые казацкие войска. О том, что эти войска были пока только в его задумках, попаданец решил умолчать. Зато о том, что увидеть этот стиль можно только с обрыва, предупредил.
   Уже в конце беседы посетовал, что ивовые прутья вряд ли продержатся в ластах долго, сломаются.
   - А если вставить в кожу китовый ус? Ну тот, который в дорогие корсеты вставляется? - спросил неугомонный Юрка.
   - Китовый ус? - полез чесать затылок Аркадий. Ему, конечно, приходилось читать о таких корсетах в исторических романах, но наяву он его не видел. Следовательно, не мог сразу дать точный ответ.
   - Хм... китовый ус. А ты знаешь, может получиться. Только где его взять? Стоит он, наверное, немало, если корсеты с ним - дорогие?
   - Да остановить первую же карету с панёнками в Речи Посполитой и вежливо попросить подарить нам их корсеты! - под смех товарищей не замедлил ответить Юрка.
   - И как же они будут разочарованы, если ты при этом не поинтересуешься содержимым корсетов. А если без шуток, идея интересная. И как добыть китовый ус стоит подумать.
   Желудок, наконец, очнулся после долгих издевательств над ним и затребовал еды. Немедленно и побольше. Аркадий попрощался с джурами, пообещав заскочить к ним сюда завтра утром.
   Как ни хотелось ему жрать, забежал по дороге к знакомому кузнецу, Дмитрию Чёрному. Огромному, выше Аркадия ростом и много более широкоплечему, блондину со светлой кожей.
   Кузнец работал, судя по саже, сделавшей его похожим на негра, давно. На появление в кузнеце постороннего лица он отреагировал, как всегда, с замедлением. Сначала доделал какую-то свою работу, показавшуюся Аркадию лемехом для плуга, потом, не спеша, подошёл к гостю и протянул руку для рукопожатия. Попаданец без страха сунул кисть в эти тиски. Знал, что Дмитрий, при невероятной физической силе, человек деликатный, жмёт руки осторожно.
   Незадолго до похода на Темрюк Аркадий рассказал Чёрному о пуле со свинцовой головкой и хвостовым оперением из железа. Он даже из щепки и воска соорудил её модель, объяснил Чёрному важность того, что бы оперение было чуть меньшего диаметра. Тогда можно было не бояться повреждения ствола железными крылышками хвоста. По предварительным расчётам такая пуля и из гладкоствольного ружья должна была лететь много дальше шаровидной. Зная о неспешности кузнеца, он не рассчитывал особо на исполнение заказа, но... а вдруг?
   Аркадий уже жалел, что заявился сюда сейчас. Брюхо, проснувшись после похмелки, требовало немедленного наполнения, а торопить Чёрного не было смысла. Давно было известно, что он действует только на своей, замедленной скорости. Если не доводить Дмитрия до выпадения в состояние берсерка. Попаданцу рассказывали, что тогда кузнец очень ускоряется и быстро уничтожает всех обидчиков, не трогая при этом посторонних людей. Но злить Чёрного Аркадий не собирался, а в обыденной жизни Дмитрий был ну оч-чень медлительным.
   Не говоря ни слова, кузнец подошёл к стеллажу, сделанному по совету попаданца, взял там мешочек из дерюги и молча подал его Аркадию. Он быстро распустил завязки и вытащил оттуда, сделав при этом пару шагов ко входу, где была лучшая видимость, остроносую пулю с четырьмя крылышками на хвосте. Ему доводилось видеть такие в журналах, и кузнец семнадцатого века сумел с приличным приближением соорудить нечто подобное.
   - Испытал. Летят в три раза дальше обычных, - ответил на не высказанный вопрос Дмитрий.
   - Цена?
   - Как договаривались. Тебе по десять штук в месяц бесплатно, а другим буду продавать по десять акча за штуку.
   "Ого! Дорогенько будет стоить снайперский выстрел. Вряд ли многие захотят стрелять серебром. Хотя, наше казачьё так много пропивает и так любит всё военное, что если организовать умную рекламную компанию, то хорошие стрелки будут брать и настолько дорогие боеприпасы. Тем более, часть пуль, наверное, можно будет использовать многократно. Главное: не мазать и иметь возможность после боя потрошить вражеские трупы. Последнее, думается, никого здесь не смутит".
  
   Тем временем...
   Европа и Азия, июль 1637 года от р.х.
  
   Османские войска под Багдадом продолжали испытывать трудности, несмотря на то, что были объективно сильнее персидской армии. Большой победы или взятия этого великого города султану добиться не удавалось. И вести с Северного Причерноморья добавляли плохого настроения и без того крутому Мураду. Сообщения о взятии казаками Темрюка и разгроме флота переполнили изначально небольшую чашу его терпения. Великий визирь Байрам-паша последовал на тот свет с небольшим промежутком вслед за своим предшественником, Мехмед-пашой. На сомнительно привлекательное место великого визиря взобрался Таятоглу Мехмед-паша. С подачи, конечно же, несравненной и неувядаемой Кёслем-султан, матери султана.
   Волна казней прокатилась и по войску, осаждавшему Багдад. Посажениями на кол, четвертованиями и сдираниями с живого кожи, наконец, простыми отрубаниями голов в огромном количестве, Мурад хотел взбодрить войско, принудить его к решительным действиям. Однако массовые казни помогали в войне с персами плохо. Если помогали вообще.
   В полевой войне, протекавшей одновременно с осадой, османам очень не хватало многочисленной и скорострельной татарской конницы. Султан, несмотря на славу пьяницы, бывший последовательным и решительным правителем, и это прекрасно понимал. Настроения ему это понимание не улучшало. Частично его неудовольствие и ярость выплеснулись даже в письмах к матери, где он опять поднял вопрос о противоестественном для Османской империи существовании живого брата правящего султана. И в очередной раз потребовал смерти для Ибрагима.
   По Стамбулу пошли упорные слухи, что советники султана склоняют повелителя правоверных не только к казни брата, но и к заточению матери. И Мурад уже дал предварительное согласие. Естественно, подобные вести были донесены валиде-ханум Кёслем-султан без малейшей задержки. Прожжённая интриганка не могла не прислушаться к ТАКОЙ новости, слишком уж тяжёлые последствия грозили фактической правительнице Османской империи последних десятилетий. Простые же размышления были не в стиле Кёслем-султан. Она немедленно начала действовать, желая упредить опасный для себя поворот событий. Под Багдад отправился гонец. Почти на два года раньше, чем в реальной истории.
   Признаки ослабления империи из-за внутренних дрязг подарили очередную надежду придавленным страшной тяжестью провинциям и народам. Заволновались курды, армяне, греки, сербы... Управлявшие провинциями и наблюдавшие за зависимыми царствами паши потребовали усиления гарнизонов или уменьшения податей. А почти вся армия продолжала торчать под стенами Багдада и сама нуждалась в подкреплениях. Даже в Стамбуле начались волнения среди бедноты и криминального дна. Те, кто был никем, возжаждали получить хотя бы что-то. Например: возможность пограбить богатые и не очень кварталы греков, армян, евреев. Огромную, подгнившую, но ещё мощную империю зримо затрясло.
  
   Не было успокоения в Крыму. Крымский хан с помощью казаков Хмельницкого одержал несколько побед в сражениях с противниками, которых в последнее время возглавлял решительный Исмаил Гирей. Османская империя не смола послать на помощь своему ставленнику большее количество воинов, чем пришло с Хмельницким казаков. А побеждать при численном преимуществе противника турки давно разучились, если когда-либо умели.
   Однако, безусловно, победив врагов в сражениях, Хмельницкий оказался в трудном положении. Не в силах победить врагов в открытом бою, Исмаил Гирей перешёл к партизанской тактике. Лёгкая, мобильная и скорострельная конница татар для этого подходила очень хорошо. Связывали Крымского хана и Хмельницкого и не взятые османские крепости на побережье. Казаки, не имея тяжёлой артиллерии, брали крепости хитростью или внезапным налётом. В сложившейся ситуации ни на то, ни, тем более на другое, рассчитывать не приходилось. Затворившиеся в крепостях турки были настороже. А на взятие подрывом стен необходимо огромное количество пороха. У казаков его столько не было. Да и не везде в Крыму возможны глубокие подкопы.
   Хмельницкий многократно требовал у азовских атаманов поставки запугивающих ракет, но... своя рубашка ближе к телу. Ракеты, всё новые и новые их партии, были нужны самим донским казакам и их запорожским союзникам на Кавказе. Запорожцам, воевавшим в Крыму, их обещали. Когда-нибудь.
   После перехода войны в партизанскую и малоосмысленно осадную казаки перестали получать трофеи, хотя количество тягостей и опасностей для них совсем не уменьшилось. Своей войну татар друг с другом они не считали и начали роптать. Для Хмельницкого запахло жаренным и он взбешенный рванул в Азов выяснять отношения.
  
   Совсем плохо складывалось положения для местного православного люда в Малороссии. Уход на юг большей части запорожцев, резкое ослабление татарской опасности, развязали панским холуям руки. Ограбление людей панами и подпанками, еврейскими ростовщиками и арендаторами, приняло вопиющие формы и размеры. Хлопы не выдерживали издевательств и поднимали десятки разрозненных, заранее обречённых на поражение восстаний, подавлявшихся с беспощадной жестокостью. Кровь на Малороссии полилась похлеще, чем во время татарских набегов. Все кто мог, бежали от преследований на юг, в вольные запорожские и донские земли. Многих вылавливали и жестоко казнили панские отряды, но тысячи прорывались сквозь все заслоны.
   Среди казаков не пошедших на Кавказ или Крым настроения были близки к бунту. Беженцы прибежавшие на Сечь рассказывали ужасные новости о зверствах творимых в Малороссии панами и их пособниками. Особенно лютовали предатели, недавно перешедшие в католичество или униатство, выслуживались перед хозяевами. Или, как Ярёма Вишневецкий, ставивший себя на один уровень с королями, выказывали рвение в служении богу так, как его научили иезуиты.
   Станислав Конецпольский собирался пройтись железной, очистительной метлой и по запорожским землям, но многочисленные крестьянские бунты на Правобережье Днепра не позволили ему это сделать. Со всех сторон приходили сообщения о жутчайшими способами замученных панах, их управителях, евреях-арендаторах и раввинах. Приходилось то и дело посылать на усмирение быдла военные отряды. Да и реестровая старшина становилась всё менее и менее надёжной. Отказывалась перейти в истинную, католическую веру, держась схизматической ереси. Требовала выплаты реестровых, которых, в данном случае, никто давать им не собирался. Какой король будет платить, если можно этого избежать?
   Конецпольские, Вишневецкие, Радзвиллы и ещё несколько магнатских родов всерьёз подумывали о значительном расширении своих владений на юге. Если лайдакам казакам удалось отхватить там плодородные чернозёмы, то уж сиятельным князьям, высокородным графам сам Бог велел добить татар, согнать казачье быдло и осесть на тех благодатных землях.
   По дорогам Малороссии ходили лирники, развлекавшие православный люд песнями о героях прошлых лет, разносившие новости о бедах обрушившихся на православный люд из-за утеснений от католиков и униатов. Рассказывали они о и вольных порядках, а землях казаков, где земли - сколько сможешь вспахать, татарская угроза сильно уменьшилась. Ездили по тем же путям торговцы, ежечасно рискуя лишиться товара, а то и жизни. Одинокому торговцу в такую лихую годину нечего было соваться на дорогу, но и, сбившись в большие караваны, они не всегда добирались до цели. Нередко панские каратели находили повод для грабежа. Ведь наказания за такие бандитские действия им не грозило. Магнаты сеяли ветер, не ожидая, что вскоре пожнут бурю. Почти все лирники, немалое количество торговцев и проезжих людей собирали сведения и выполняли поручения ордена характерников.
  
   Начал собирать силы для кампании будущего года владетель Трансильвании и Ракоши. Он ещё не знал, куда поведёт свои войска, но явное ослабление Стамбула сулило восхитительные перспективы.
  
   Зализывали свои раны Кантемиры. Несколько лет сплошных поражений сильно ослабили их, в Буджакской орде среди влиятельных мурз пошёл шепоток, что неудачливых правителей можно было и сменить. И не просто можно бы, а надо бы. Правда, одного явного лидера среди них не было, так что всё осталось на уровне слухов.
  
   В Центральной и Западной Европе продолжала бушевать тридцатилетняя война, османские поражения только порадовали католическую партию, в борьбе с протестантами и присоединившимися к ним французами можно было не бояться удара в спину. Французов, считавших Османскую империю важным союзником и начавшим поставлять им суда для султанского флота, победы казаков вызвали досаду. Но и без казаков у французов хватало проблем, их армия оказалась не готова к серьёзным боям. В Германии продолжалось одно из самых страшных эпох за всю её историю. Не было там места, где человек, даже знатный и богатый, мог бы быть уверенным в своей безопасности. Сотни тысяч готовы были бросить всё и бежать свет за очи. Но, куда?
  
   В Москве Михаил был очень доволен прекращением татарских набегов. Преследования казаков были прекращены, их торговле дан зелёный свет, то есть они были полностью освобождены от государственных налогов и податей (но не от воеводских и приказных поборов, естественно). Князь Черкасский добился ещё одного оказания помощи "донским казакам и запорожским черкасам". Форсирую при этом строительство оборонительной линии на юге.
   Однако в самой России было не всё так уж хорошо. Экономика по-прежнему плохо восстанавливалась после неудачной Смоленской войны. Уровень управления страной не мог вызвать восторга у самого благожелательного постороннего человека. Всеобщее мздоимство, продажность чиновников, неразумность многих действий правительства вызывали осложнения в отношениях с торговым, ремесленным людом городов, крестьянами в сёлах. То и дело вспыхивали бунты. Ошибочной была политика опоры на дворянское ополчение, а полки нового строя, показавшие высокую боеспособность, формировались слишком медленно. На дорогах, даже в Подмосковье, шалили разбойники. Так что излишняя осторожность Михаила во внешних делах имела под собой немалые основания. Память о недавней Великой смуте заставляла его быть осмотрительным.
  
   В прикубанские степи пришли отряды калмыков. Разведывали, стоит ли сюда переселяться, хорошие ли здесь места. Впрочем, решать окончательно мог только тайша Хо-Урлюк, некоронованный король переселенцев. Среди его сыновей уже бурлили вражда и ненависть. Каждому хотелось единолично наследовать великому отцу.
  
   Черкесия, существовавшая как единое пространство людей, осознававших свою общность, на казацкое вторжение отреагировала вяло. Не было там единого государства, местная вражда для слишком многих означала больше, чем обида каких-то посторонних черкесов врагами извне. Да и не воспринимало, пока, черкесское общество казаков врагами. Призывы из Анапы, центра исламизации Черкесии от засевших там осман, сплотиться и уничтожить казаков, мало кого трогали. Но даже та, малая часть черкесов, откликнувшаяся на этот призыв, создала для казаков в Темрюке и его окрестностях огромные проблемы. Казакам нужно было срочно искать в Черкесии союзников и они это делали.
  
   Дела морские и подводные.
   Азов, ... июля 7146 года от с.м.
  
   Уже по пути домой Аркадий вспомнил то важное, что всё время ускользало от его внимания. Немалую часть прошлой ночи (или позапрошлой? Нет... всё-таки, кажется, прошлой... или... да какая, в конце концов, разница?) ему довелось пьянствовать с тем самым голландцем, который взялся строить корабли казакам.
   "Нормальным мужиком оказался этот Ван... Ван... чёрт! Нет, точно не Ван Бастен. И не Ван Хелен. Смешно как-то его называли... не помню. Но доподлинно не Ван Зайчик! Ладно, потом вспомню".
   За чарочкой-другой, точнее...да какая разница сколько было выпито тех чарочек? Главное, они хорошо посидели и поговорили. Голландец рассказал попаданцу о крайне большой неприятности. Строить корабли в Азове было практически не из чего. Сухая древесина, вся без остатка, была использована голландцем для закладки двух шхун и неведомого Аркадию флейта.
   "Господи, да как же его зовут?! Чёрт побери! - по-прежнему не слишком религиозный Аркадий, не задумываясь, обратился сразу к обоим сверхъестественным антагонистам. - Хрень какая! Десять раз его переспрашивал, ты ничего не путаешь? Флейта - это музыкальный инструмент, типа дудочки, как, спрашиваю, на ней можно плавать? Да ещё, воевать! Разве что, увидят турки казака плывущего на дудочке и со смеху поумирают. Может, говорю, фрегат? А он в обиду. Фрегат, говорит, это морская птица с паршивым характером. Никто кораблей такого типа не строит, потому как нету такого типа".
   Попаданец опять остро пережил вчерашний (или, позавчерашний?) спор. Сомнений в высоких профессиональных знаниях голландца у него не было. Болтуна казаки быстро бы разоблачили бы, и судьбе его позавидовал бы, разве что, подвергаемый особо мучительной казни. Но голландец ничего не знал о фрегатах, зато с восторгом рассказывал о флейте.
   "Чёрт их знает, голландцев. Может быть у них принято называть фрегаты флейтами. Судя по описанию, большой, но меньше галеона, с тремя мачтами, хорошее пушечное вооружение можно установить. А главное, соотношение длины с шириной, пять к одному, а то больше. Да я по его описаниям в этот корабль влюбился!"
   Аркадия здорово раздражали сдерживавшие ход казацкой эскадры турецкие торговые суда. Пузатые, неповоротливые, медленные. Но и галеры не радовали. Конечно, со скоростью на вёслах у них был порядок, быстрее только чайки-струги. Но на бескилевые суда, с гребцами на нижнем ряду, не поставишь серьёзную артиллерию, да боезапас помещается на неё чисто символический. Хотелось чего-то более солидного и смертоносного. И красивого. Ну нравились попаданцу клипера и фрегаты! О том, что клипера - торговые суда, которые смертоносными могли быть только для собственного экипажа, он забыл. Хотя и знал.
   "Чего-то я отвлёкся. Не надо нам кораблей из сырой древесины! В крайнем случае, можно, конечно, построить из того, что есть, порубить дубы на гробы, как Пётр. Чтоб вскорости пустить их на дрова. Да нет у нас такого аврала. Главное, я ведь знаю, где добыть сухие доски для достройки заложенных голландцем кораблей! Надо просто разобрать пару галер. Мы их нахватали больше, чем способны сейчас обеспечить экипажами. А команды ведь ещё и кормить надо! Причём, хорошо кормить, иначе гребцы и у нас дохнуть от тяжёлой работы будут".
   Аркадий невольно повернул кисти рук ладонями вверх. Кровавые мозоли с них никуда не делись. Казаки гребли все, по очереди, непривычным к гребле новичкам приходилось туго. Нытики же и слабаки у казаков не приживались, тягости приходилось переносить всем. Домой он направлялся от кузнеца, после испытаний переданных ему Дмитрием Чёрным пуль. Злой, расстроенный, почти в отчаянье. Только три из десятка пуль летели, как положено, по прямой. Ещё парочка отклонялась умеренно, можно было надеяться подправить их (эх, где мой напильник...), остальные были откровенным браком. Две вообще в связки тростника, прислонённые к песчаному обрыву, не попали, еле потомм их из песка выкопал.
   "Это-то при стрельбе с десятка метров! А он их ещё хотел продавать по десять акче. Да благодарные потребители его потом бы на мелкие кусочки пошинковали, никакое берсеркство ему не помогло бы".
   Пришлось Аркадию после испытаний идти к Чёрному и объяснять, что, видимо, в кузне такие вещи лучше на продажу не делать. Для их производства, наверное, точные станки нужны. Пригласил заходить к ветряку, посмотреть, как там станки работают, пообещал подумать, чем такие пули заменить можно. Договорились, что Аркадию Дмитрий некондицию поправит, себе пули для личного употребления делать будет, а с продажей погодит.
   Попаданец возвращался домой рано, в относительно приличном состоянии. Боль в руках, спине и голове, можно сказать, несущественная мелочь. И не то привык за последнее время терпеть. Однако, настроение у него, было ниже плинтуса. Ещё одно предложение накрылось медным тазом. Ничего толкового в голову не приходило. К большой войне казаки по-прежнему были не готовы, как бы не гонорились. Тыла у них всё ещё не было, а построить промышленность за несколько лет... фантастика в соседнем отделе.
   "Причём, фантастика не научная, а сказочная. Фэнтази. С эльфЯми, зомбЯми и колдунами".
   Здесь Аркадий вспомнил, кем считают окружающие его самого, лучших друзей и невольно улыбнулся. Да сам способ попадания в другую реальность... если и следовал каким-то научным законам, то разобраться в такой последовательности было не в силах простого человека из двадцать первого века. А люди из века семнадцатого, причём далеко не простые, выдвигали вполне фэнзийные версии произошедшего.
   Махнув на теории рукой, попаданец попытался придумать, чем ещё можно ускорить прогресс в зарождающейся Вольной Руси.
   "Впрочем, с таким названием лучше погодить. Московский государь, пока единственный наш союзник, хоть и неверный, мигом может превратиться в злейшего врага. Нам его, пока, злить никак нельзя. Да и потом... неизбежную, наверно, войну с Россией надо закончить как можно быстрее и с наименьшей кровью. Война-то будет, фактически, гражданская".
   Уснуть попаданец смог только тогда, когда переключился с прогрессорских прожектов на нейтральные воспоминания из прежнего мира. Заснул Аркадий рано, но выспаться хорошо не смог. Сначала допекали комары, пришлось вставать и подновлять на себе антикомариное средство купленное у характерников. Потом, долгенько поворочавшись в постели, вспомнилась, вдруг, пленница, умудрившаяся ни разу за последнее время ни разу не попасться ему на глаза, потом другие знакомые женщины... пока не догадался отвлечься на постороннюю, нейтральную тему, заснуть не мог. Когда же придремал, то спал очень плохо. Мучили... кошмары или не кошмары, но уж неприятные беспокойные сны точно.
   Сначала приснилось, как он плывёт на флейте, метров пяти длинной и с полметра диаметром, гребя как на каноэ одним веслом. Беспокоясь при этом о надёжности деревянных пробок, которыми заткнуты её, флейты дырки и ломая голову, какой же гигант на такой флейте мог бы играть? Даже для циклопа она была великовата. Увидев плывущие навстречу османские галеры с размахивающими на них ятаганами янычарами, сообразил, что отбиваться ему нечем, да и руки греблей заняты. Мигом развернулся и поплыл прочь. Но галеры стали быстро его настигать, янычары кричали на них ему разные угрозы и очень неприятные обещания. Благодаря тесному общению со Срачкоробом мат и похабщину на тюркских языках Аркадий уже понимал. Поэтому здорово испугался и принялся грести изо всех сил. Турки флейту, естественно, быстро настигали, как ни старался попаданец. А над головой у него летал голландец на огромном фрегате с красным горловым мешком, почему-то каркающем как ворона, и злорадно орал, с непередаваемым голландским акцентом, что ему от турок не уйти, на флейте надо уметь плавать. А галеры, тем временем, его настигли совсем, янычары уже тянули к нему с них длинные как у горилл, волосатые руки...
   Проснулся Аркадий весь в поту и с сильно бьющимся сердцем. Попил загодя поставленной возле постели водички, успокоился. Посмеялся над глупым сном и совершенно идиотским испугом, лёг спать опять. И, показалось мгновенно, провалился в следующий сон.
   Приснилась ему пленная черкешенка. Обнажённая, с великолепной девичьей фигурой, он даже во сне удивился. Горянка исполняла танец живота и делала призывные жесты рукой.
   "Она же рожала уже не один раз. Откуда у неё может быть такая обалденная фигурка?"
   Но, как завороженный двинулся к молодой женщине, кокетливо покачивавшей роскошными бёдрами. В такие моменты мужчины склонны думать совсем не мозгами, Аркадий не был исключением. Сон обещал стать очень приятным, но стоило ему подойти к пленнице, как она вдруг подняла вверх руки с откуда-то взявшимися в них кинжалами, клыки её удлинились, перестав помещаться во рту, лицо превратилось в маску ярости и жестокости. Попаданца от такого внезапного преображения парализовало, он с нарастающим ужасом смотрел на страшную, но прекрасную черкешенку, явно собирающуюся резать его особо жутким и болезненным способом...
   Проснулся, снова, в поту и с учащённым сердцебиением. Ощутил сильную потребность немедленно опорожнить мочевой пузырь. Встал, сунул ноги в самолично изготовленные тапки и пошёл во двор. Держать в доме ночной горшок ему не хотелось, никакие крышки не могут перекрыть распространения отвратных запахов. На зиму он решил перестроить дом, оборудовав в нём тёплый туалет, а во дворе - сливную яму с крышкой. По приблизительным прикидкам, такая система должна была работать. Проблема была в рабочей силе, не знал, где её взять? Теперь решил воспользоваться услугами турецких гастарбайтеров, спасибо джурам за подсказку.
   Постоял немного во дворе, полюбовался яркими звёздами чистого, промышленностью не загаженного неба. Смеяться над самим собой, во сне глупым, не хотелось. Конечно, если черкешенка не была мастерицей боевых искусств, что вряд ли, он легко бы с ней справился, много лет занимался то, самбо, то карате, то тайским боксом. Но у сна - свои законы, глупо на них обижаться. Вроде бы успокоившись под прекрасным небосводом, пошёл спать.
   Однако Морфей в эту ночь, наверное, прогневался за что-то на попаданца. Кошмары снились ему всю ночь. Ещё несколько раз просыпался от разной бредятины, в поту и с сердцебиением. Не все сны запомнил, но выспаться толком не смог. Поэтому встал рано, сонный и злой. Умывшись и сделав интенсивную разминку, в том числе с саблями, приноравливаясь к их балансу. Окончательно сделал выбор в пользу новых своих приобретений, персидского шамшира, для повседневной носки, и турецкой сабли для морских походов. Они не только имели клинки из прекрасной стали и были богато украшены (на доход от их продажи в своём времени он бы прожил безбедно не один год), но сбалансированы на удивление хорошо. После чего решил совершить пробежку к своему возрождающемуся химическому центру.
   Бежал под рефрен: "Пить меньше надо! Пить меньше надо!..". Преодоление пространства давалось с большим трудом. Быстро вспотел, в висках застучали молоточки... Внутреннее самочувствие и через сутки после пьянки было не самым лучшим. С боеготовностью, судя по разминке, дело обстояло также не идеально, мягко говоря. В который уж раз твёрдо решил: - Пить буду реже. Окружающие уже почти не оглядывались на сумасшедшего колдуна бегающего с высунутым языком там, где нормальные люди ездят на лошади. Не смущала никого и его обувь, босоножки. И не такого навидались.
   У химцентра издали увидел кучку джур, причём не тусующихся в праздной болтовне, а занятых делом. Все они мастерили себе ласты. Подивившись извивам человеческой психики, когда в первый раз показывал, джуры их сооружать не рвались, а теперь, гляди, все как один, шили ласты из кожи. Работа кипела вовсю и началась явно не только что. Правда, руки у большинства, в соответствии с казацкой традицией, росли для работы... не из плеч. Посему ожидать быстрого и качественного изготовления новой для этого века вещи ожидать не приходилось.
   Аркадий поучаствовал в раскройке и прикидке, где вставлять рёбра жёсткости, какую форму им придавать. Предупредил, что кожа, без какого-нибудь гибкого, но упругого материла, вроде китового уса, не очень хорошо заменяет рыбьи плавники. Джуры дружно заныли, что когда ещё удастся ограбить богатую панну, может даже не в этом году (что характерно, никому из них не пришла в голову мысль, что китовый ус можно в Киеве или Львове купить), а ласты хочется опробовать сейчас. Ещё все жаловались, что после вчерашних заплывов новым стилем, у всех болят спины.
   - А вы чего хотели? - не стал утешать страдальцев Аркадий. - В плавании под водой напрягаются совсем не те мышцы, что в обыкновенном. Естественно, вы перенапрягли мышцы, вот они жалуются, ноют. Если вы настоящие казаки, степные рыцари, стерпите и сегодня же продолжите занятия подводным плаваньем. Тогда мышцы постепенно, через боль, наберутся силы, и вы сможете плавать так далеко и быстро.
   - А правда, что того, кто сделает первым хорошие ласты, вы устроите в самые крутые казацкие войска? - с придыханием, чуть ли не с дрожью в голосе, вдруг задал вопрос здоровяк Богдан Коваль, пожалуй, самый наивный и доверчивый из джур.
   Аркадий, с головой погрузившийся в конструирование ласты, не сразу и отреагировал на вопрос. Он продолжал прикидки, хватит ли упругости трёх полосок толстой кожи для приличной работы ласты, легкомысленно проигнорировав вопрос, когда воцарившееся вокруг молчание, чуть ли не гробовое, что при наличии кучи юнцов - невероятная редкость, вынудило его оторваться от ласты и поднять глаза. На него уставились серые, карие, голубые, очень внимательные, глаза всех джур. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем находящийся в не лучшей форме попаданец сообразил, что ответ на вопрос заданный Богданом КРАЙНЕ интересует всех джур.
   "Так вот где собака порылась!" - с большим опозданием дошло до попаданца. - "Это же я вчера с похмелья Юрке пообещал, что за сооружение приличных ласт устрою изобретателя в самые крутые казацкие войска. Ребята ещё не знают, но решение о формировании диверсионно-разведывательных сотен уже предопределено. Все атаманы согласны с их необходимостью, да и люди подходящие есть. Не в таком юном возрасте, естественно. А ведь "Вылетело слово, не поймаешь". Придётся таки рекомендовать, если кому-нибудь из огольцов удастся то, что пока не удалось взрослым казакам".
   Аркадий, находясь по-прежнему под прицелом глаз всей компании, подтвердил.
   - Да, замолвлю словечко. Хотя буду уговаривать туда не соваться. Войска будут сплошь из опытных, самых умелых казаков и для таких сопляков как вы пребывание там будет адскими муками.
   - Почему?! - не выдержали сразу несколько ребят.
   - Да потому что придётся делать с ними всё, что делают они. А вам до такой умелости ещё учиться и учиться. Значит, надо будет с раннего утра до самого позднего вечера работать как... (убрав в последний момент непонятного аудитории папу Карло, Аркадий нашёл, с небольшой заминкой ему замену)... как раб на галере. А плётку надсмотрщика заменять самому самовнушением. Так выкладываться, кстати, тяжелее чем работать под чьим-то принуждением. Все мы любим себя любимых и гнать самого себя в боль и страдания сможет не каждый. Самые крутые войска, это, ведь - и самые крутые казаки. Вам до них ещё очень далеко. Или кто-нибудь считает, что уже достиг немерянной крутости?
   Джуры дружно замотали головами. Настолько наивных среди них не было. После чего тишина сменилась общим гамом. Ребятам захотелось обговорить услышанное. Аркадий почувствовал себя лишним и обкупнувшись, смыв с себя пот, пошёл в васюринский курень, поесть и посоветоваться с Васюринским о возможности разборки двух-трёх галер для достройки более серьёзных кораблей.
  
   9 глава.
  
   Совещание победителей. С разными аналогиями.
   Азов, ... июля, 7146 года от с.м.
  
   Вставать не хотелось. Проснувшись от петушиных воплей, Аркадий валялся в постели в самом, что ни на есть, минорном настроении и пытался разобраться, с чего это всё вокруг так... немило.
   "Продолжение "Привета с большого бодуна"? Вряд ли. Вчера нормально пивом поправился (как только люди эту горькую гадость для удовольствия могут пить?), голова, конечно, побаливать ещё может, но сильно портить настроение... маловероятно. Поганого со мной вчера ничего не случилось, вести дурные не приходили. Не выспался? Да нет, нормально дрых, без кошмаров и внезапных побудок, кофе выпью, совсем как свежий огурчик буду. Так с чего всё вокруг серо и кисло? День сегодня не рядовой, стоит разобраться".
   Предстоящий день, действительно, обыкновенным назвать было трудно. В Азове собирались, для подведения итогов сделанного и согласования планов на будущее, все видные атаманы запорожского, донского, терского и гребенского войск. В общем, съезд победителей, или Большой сходняк, с какой стороны не посмотри, событие значительное, возможно, историческое. Аркадий понимал важность происходящего, свою роль в нём, сокрушаться по этому поводу не приходилось. Не одерживали в реале казаки над турками на море таких звонких побед. Ближайшие перспективы также были скорее радужными, чем мрачными. Отдалённые, правда... так до тех времён ещё дожить надо.
   "Так откуда у хлопца, не испанская, но таки, грусть? И апатия с острым приступом лени. С чего бы? На сегодня столько важных дел и встреч запланировано, конспект речуги на сходняке составлен. Предстоит исторические решения пропихивать, слом старого продолжать... ох, не всем это понравится... Может в этом и дело?"
   Спорить с казацкими атаманами было ещё то "удовольствие". Людей сомневающихся в правильности собственного мнения среди них не существовало. Иначе они не смогли бы вести за собой разудалую вольницу. И, пусть часть из них была неграмотной, отстаивать своё мнение они умели все. Оставалось благодарить бога, что дураков, склонных к тупорылому упрямству, среди атаманов также не было. Убедить в необходимости каких-то мер или изменений можно было почти каждого. Но сил это отнимало... много. К тому же, от слабака атаманы могли не воспринять самые разумные доводы. Аркадию приходилось проводить перед такими разговорами само накачку, чтобы звучать максимально уверенно и авторитетно. Не составляло труда предвидеть, что вечером он будет себя чувствовать как фрукт, пропущенный через соковыжималку. Будь у него выбор, пошёл бы на штурм любой крепости, только бы не бодаться с такими людьми. К тому же, он с детства терпеть не мог попрошайничать, а сегодня ему предстояло просить и требовать у атаманов больше, чем у них было.
   Чёрт знает, сколько бы провалялся Аркадий в постели, лелея своё паршивое настроение, но остатки выпитого вчера пива не позволили ему залёживаться. Вставать пришлось, ну, а поднявшись, глупо заваливаться для безделья обратно. Заварив намолотого джурами кофе, попаданец покейфовал, балдея от изумительного аромата, смакуя выпил поразительно вкусный напиток (ну и что ж, что горький? Всё равно потрясающий). После чего, наполнившись заёмной бодростью, отправился умываться и делать зарядку. В связи с образом жизни, за собственной физической формой приходилось следить особенно тщательно. Неловкому и неповоротливому выжить среди казаков было весьма проблематично. Если вообще возможно.
   Помахав хорошенько ногами, руками и саблями, помучив себя силовыми упражнениями и растяжкой, побежал на реку, умыться и посмотреть на своих оглоедов. Вчера их увлечение подводным плаванием выглядело очень серьёзным, но молодым свойственно быстро увлекаться и легко остывать. Пластунам, идеально подходившим на роль диверсионных отрядов, соорудить хорошие долговечные ласты пока не удавалось, вдруг удастся молодёжи? Пробегая мимо виселицы у ворот города, Аркадий вынужден был задержать дыхание. Её вчера "украсили" двумя бывшими галерниками вздумавшими поинтересоваться имуществом казацкого дома в отсутствии хозяина. Точнее, "любопытных" было четверо, но внезапно вернувшийся домой казак одного из воров зарубил, а двум прострелил ноги. Убежать смог только стоявший на шухере. Подстреленных же ждал скорый суд с немедленным исполнением приговора. Казацкое право не отличалось разнообразием наказаний. За несерьёзное преступление могли выпороть, но чаще всего, даже воришек, вешали. Аркадий напомнил себе, что надо поговорить с Осипом Петровым о комплексном решении проблемы бывших галерников.
   То, что работа в исследовательском центре кипела вовсю, видно было издали. Ребята к изобретению ласт не остыли, но сделать что-нибудь путное не сподобились. Джуры, не забывая о необходимости охранять доверенные им объекты (ничего, что сейчас это пустые сараи и навесы, потом здесь будут важные для всего войска боеприпасы), старательно мастерили себе ласты. Ожесточённая конкуренция не вылилась в попытки делать что-то тайком, уж очень трудным оказалось для юных джур задание, они понимали, что в одиночку его выполнить тяжело. Аркадий искупался в Доне, пообщался с джурами минут двадцать и отправился, как на каторгу, на атаманское совещание.
   У дома, ранее принадлежавшего паше Азова, а теперь занятого его станичным (точнее было бы, городским) атаманом Осипом Петровым, где должно было состояться это мероприятие, попаданца перехватил Богдан Хмельницкий. Он накинулся на Аркадия с упрёками в не поставке обещанных его войску ракет. Возмущение кошевого атамана всех сичевиков, возглавлявшего самый большой из действовавших в это время казацких таборов, было справедливым и обоснованным. Участвуя во внитритатарской заварушке, он значительно облегчал свободу манёвра для всех остальных казацких таборов. Вырвись татарские чамбулы из Крыма, казакам было бы не до завоеваний на Кавказе. Дай бог свои поселения обронить, хотя бы основные.
   Пришлось попаданцу юлить и оправдываться в стиле: "Я - не я, и лошадь не моя...". Хотя часть вины, безусловно, лежала и на нём. Говорят: "Своя рубашка - ближе к телу". Вот и Аркадий, участвуя в планировании военных действий, вместе с другими атаманами воевавшими на Кавказе, донскими и запорожскими, забывал о таборе Хмельницкого. А у Богдана Зиновия накапливались проблемы, которые он не в силах был разрешить без помощи оружием и боеприпасами. Его союзник Инайет Гирей огнестрельного оружия имел очень мало, поделиться порохом не мог. Соперник Инайета Исмаил Гирей, опираясь на постоянную подпитку из Стамбула, мог вести партизанскую войну сколь угодно долго. А запорожцам уже не хватало пороха, приходилось его экономить.
   Возможно кому-нибудь Аркадий и смог бы навешать лапши на уши, но не Хмельницкому. Знаменитый, в реале, гетман, легко разбил все доводы попаданца, вынудив его признаться в ошибочности проводимой азовским советом политики, и выдавил из него твёрдое обещание, что первые же партии ракет будут отправлены в Крым. Аркадий крымский фронт главным не считал, но обязательство такое на себя взял, понимая, что его придётся держать. Не тот был человек, Хмельницкий, чтобы безнаказанно его обманывать. Вырвавшись, наконец, из цепких рук Богдана Зиновия, мокрый от пота, ощущая себя мышью, чудом выскользнувшей из кошачьих когтей, попаданец с тоской вспомнил, как легко выходил из подобных ситуаций Лисов у Конюшевского, как без труда он строил Сталина с Берия.
   "Хорошо быть супер-героем. А здесь попробуй построить этих бандюганов... хрен получится, ещё и засмеют. Видали они таких строителей... в самых разных... положениях. Мне терять свою гетеросексуальность извращённо-мазохистким способом не хочется. Придётся больше головой думать, языком работать, уговаривать, сулить золотые горы и пещеры полные алмазов. Ну, и попугать их сам господь велел, чтоб оберечь от одного из смертных грехов - гордыни".
  
  
   Заседание, как и предполагалось, вышло бурным и продуктивным. Сначала Татаринов, Васюринский, Каторжный и Хмельницкий отчитались о достигнутых успехах и сообщили об имеющихся проблемах.
   Татаринов был вынужден признать, что в поход на Тамань сейчас несвоевременен. В Темрюке и на поле боя с черкесами добычи взято больше, чем за многие и многие походы. Ведь в этот раз не пришлось спешить и ограничивать себя размерами чаек-стругов. Часть казаков после победы ударилась в беспросветный загул, другие обживаются на новом месте. Можно, конечно, набрать молодёжи, с Малороссии люди валят толпами. Но без опытных казаков, молодёжь - мясо для черкесских клинков. Им и уже завоёванное удержать затруднительно. В некоторых захваченных мамлюкских сёлах переселенцы сидят как в осаждённых крепостях. Лучший выход - отдать часть сёл с окружающими землями горным черкесам, испытывающим крайнюю нужду в почве для посевов. Черкесы из враждовавших ранее с разорёнными сёлами родов могут согласиться. Да кое-кто из не враждовавших... если поговорить по душам...
   Хмельницкий похвастался несколькими победами и захваченными у побеждённых огромными стадами, освобождёнными из рабства тысячами православных. Посетовал на отсутствие помощи. Запасы пороха и селитры из Сечи уже использованы, а новых там не приготовишь из-за предателей реестровцев и шпионов Конецпольского. О закупках в Малороссии и речи нет, там по всем дорогам панские отряды шастают. Между тем, не смотря на победы казацкие, Исмаил Гирей получает регулярную помощь из Стамбула. Никто те корабли перехватывать не торопится. Если дальше так пойдёт, то придётся запорожцам из Крыма улепётывать побыстрее, чтоб не стать татарской добычей. И к вам тогда не прошенных гостей набежит видимо-невидимо, только успевай угощать.
   Умел Хмельницкий найти путь к казацкому сердцу, не случайно сумел он в реале взнуздать казачью вольницу. Зашевелились атаманы после его речи, явно почувствовали себя неуютно.
   Каторжный отчитался о морском походе и величайшей в истории казацкого флота победе над османским флотом. Рассказал о страшном действии зажигательных ракет, пожалел, что их было мало и дело из-за этого могло обернуться не громкой победой, а страшным поражением. Поведал он о больших трудностях с набором команд для новых судов. Никак нельзя было набирать в них одних новичков, а бывалых казаков на все суда не хватало. Васюринский дополнил рассказ о битве, рассказал о проблемах вождения больших чем чайки и струги кораблей. Сообщил о погоне за взбунтовавшейся галерой и расправе над бунтовщиками попытавшимися обворовать казаков.
   Выступивший вне очереди Осип Петров рассказ о проблемах возникших в Азове из-за некоторых освобождённых пленников. Работать они не могли, или не хотели, а вот попрошайничать и воровать не стеснялись. Пока не очень помогали такому горю даже виселицы. Стражи следящей за ворами у казаков никогда раньше не было, поэтому проследить за преступниками удавалось редко. Среди живших в Азове казаков нарастали ярость и возмущение, раньше они и замками не пользовались. Воровство на Дону или Сечи было редким, исключительным явлением. Дело шло к погрому и уничтожению всех не сумевших уехать на родину или стать своими бывших галерников. Между тем, многие из них успели в городе прижиться, оказывали казакам разнообразные услуги. Следовало как-то отделить овец от козлищ, чтобы избавиться от последних. Осип честно признался, что не знает, как это сделать.
   В последний момент Аркадий решился не просить совсем, а требовать.
   - И так, всё хорошо, как я понял из предыдущих выступлений. Можно сказать, почти прекрасно, за исключением некоторых мелочей. Должен вас огорчить, паны-атаманы. Всё хорошо у нас разве что по той весёлой песенке о прекрасной маркизе, с которой я вас уже знакомил. Если кто не слышал, так скажу без околичностей, нас всех ждёт скорая и страшная беда, если мы заранее не озаботимся её предотвратить.
   Аркадий оглядел сидящих перед ним атаманов,
   Многих уже знал лично, а с некоторыми успел подружиться или установить приятельские отношения. Довольные, больше частью, лица казацкой старшины после его слов стали озабоченными или встревоженными. Знали атаманы, что Москаль-чародей не пустобрех.
   - Какая такая беда? - не выдержал незнакомый попаданцу атаман, то ли из терских, то ли из гребенских.
   - Я сказал Беда? Тогда прошу прощения. Не беда - беды. Одна за одной, и каждый раз всё страшней и страшней.
   - Хватит нас пугать, без тебя пуганые. Дело говори! - отозвался Каторжный.
   "Сам знаю, что вас хрен испугаешь. Но попугать надо было, чтоб всерьёз к требованиям отнеслись".
   - Дело? Пожалуйста. Перво-наперво, как думаете, турецкий султан, узнав о разгроме своего флота, сопли утрёт и успокоится, или страшную месть захочет совершить?
   Атаманы продолжали внимательно слушать, а кое-кто и улыбнулся, видимо представив утирающего кровавые сопли султана.
   - Напрасно улыбаетесь. Султан возле Багдада позверствует немного, своих нерасторопных вояк показнит, раз уж казаков под рукой нет, и отправит в Стамбул приказ о подготовке против нас огромного флота. Да не только из галер, а и из больших кораблей. И пойдут на нас карамусалы с огромными пушками, чем отбиваться будем? Да и татары не век друг друга резать будут. Плюнут они на это дело, прирежут Инайета со товарищи и пойдут большой ордой на нас. В моём мире татары, не помню, то ли в пятьдесят первом (7151г. От с.м.), то ли в пятьдесят третьем Черкасск штурмом взяли и всех, кто жив остался в полон увели. А на помощь к ним обиженные нами черкесы подойдут. Сумеем мы ото всех сразу отбиться?
   Аркадий сделал очередную паузу, присматриваясь к аудитории. Многие атаманы посмурнели, услышанное очень уж походило на правду.
   - Но это ещё не всё. Панов, которые прослышали о наших победах, завидки берут. Так может статься, что пока мы будет отбиваться от турок и татар, с Малороссии на нас двинут ляхи. А войско у них не последнее в Европе, чего уж, доброе войско.
   Произнося свою речь, Аркадий внимательно присматривался к слушателям. Увидев, что накручивание ужастиков надоело не только Каторжному, многим, запугать такой контингент, действительно было сложновато, перешёл к предложениям.
   - Чтобы не допустить всех этих, а также многих других безобразий, надо врагов опережать. Бить их раньше, чем они соберутся с силами. Мы над этим работаем, но здесь существует другая беда, ничего у нас нет.
   Удивлённый гул пронёсся по помещению. Аркадий не стал ждать реплик, ответил на невысказанный ещё вопрос сам.
   - Да, да, почти ничего. Вот воины и полководцы у нас лучшие в мире ("Кашу маслом не испортишь"), а оружие приходится добывать с боем, потому как своего здесь делали мало, да и хреноватое оно... положа руку на сердце. Вот набежали к нам людишки, а сделать из них хорошее войско затруднительно, оружия для них не хватает. Пороха производится... ну, кошкины слёзы. Если бы не помощь из Москвы, давно пришлось бы на стрельбу из луков переходить. Значит, если мы немедленно не начнём делать оружие и порох сами, наступит нам скоро, к гадалке не ходи...
   - П... нам будет! - поддержал друга Васюринский.
   - Ага, он самый. Поэтому строить печи для выплавки железа, мастерские для выделки оружия надо не вчера, даже, а позавчера.
   - Тогда почему сам ни х... не делал всё это время? - удивился тот самый, уже озывавшийся незнакомый Аркадию атаман.
   - Я - не делал? - совершенно справедливо возмутился Аркадий. - Ракеты, пугательные и зажигательные, кто придумал, а? Ты, что ли? Подсказал запорожским кузнецам, где и какие печи для выплавки железа строить, тоже не я? Поставили мастерские здесь, на Дону, для производства стволов, по чьему совету? Причём, стволы будут из хорошего запорожского железа и куда легче, чем у наших врагов. Уголь для отопления домов по чьей подсказке добываться стал?
   - Хватит хвастаться. Говори что нужно! - опять подыграл другу Васюринский.
   - Деньги, само собой.
   - Сколько? - поддержал деловой тон Осип Петров, распоряжавшийся в этом году казной войска донского.
   - Много. Раз в пять больше, чем у тебя есть. И то, это для начала, потом больше нужно будет.
   - Ну ты нахал. Всю казну и ещё четыре раза по столько же, - покрутил головой Осип. - Где же я возьму недостающее? Рожать его мне, что ли?
   - Если можешь - рожай, а нет... странно даже слышать такой вопрос, да ещё от знаменитого атамана.
   Попаданец оскалился от уха до уха и, обводя взглядом присутствующих, обращаясь уже ко всем ним, спросил.
   - Так, где берёт деньги казак, если они ему нужны?
   - В чужом кошеле! В сундуке купца! Идёт за зипунами! - так звучали цензурные ответы. Нецензурные, порой весьма заковыристые, сводились к тому же. Когда казаку нужны деньги, он идёт на большую дорогу и...
   Выждав, когда схлынет вал ответов, Аркадий продолжил.
   - Приятно слышать такое единодушие. Да, для того чтоб уцелеть, мы должны грабить не только для себя, но и для войска, выделяя ему большую часть добычи, чем раньше. Сразу скажу, что казацкий...
   Аркадий хотел сказать "карман", в последний миг усомнился, что его все поймут, хотя карманы вокруг наблюдались, и после короткой заминки, продолжил.
   - ...казацкий кошель от этого не пострадает. Потому как добыча возрастёт в цене. Кстати, пане Хмельницкий, вот вы, совершенно обоснованно требуете поддержки от войска Донского порохом, ракетами, другим снаряжением. Между тем, у войска Запорожского есть немалая казна, в данный момент радующая разве что карасей и раков. Было бы справедливо, что бы её часть пошла на улучшение вооружения всех казаков, в том числе, и сичевиков.
   Наезд был для Богдана Зиновия наверняка неожиданным, но не смутил его ни в малейшей степени. Ответ последовал незамедлительно.
   - Согласен. Запорожское войско пришлёт деньги на вооружение. Только вот есть у нас беспокойство, не слишком ли тонкие стволы делают кузнецы для новых ружей?
   - О, не беспокойтесь! - не посрамил славы чародея Аркадий, ответив также сразу, матюкая про себя чёртова гетмана. Эта информация не предназначалась для столь большого количества ушей за столь значительный срок до использования винтовок. - Новые ружья ещё будут наводить ужас на наших врагов.
   Здесь на Москаля-чародея обрушился вал вопросов, в том числе, возмущённых. Все атаманы желали знать, что за новые ружья делаются для войска, почему они не слышали о них раньше, зачем их делают с тонкими стволами, и т.д., и т.п.? Учитывая, что работал он за счёт войсковой казны, отчитываться тоже был обязан. И с идеей хранения втуне грозного оружия согласны были не все.
   - Если есть оружие, которого так не хватает в войске, сам же говорил, почему оно не пущено в дело?!
   Аркадию с огромным трудом удалось успокоить старшину, отделавшись общими словами и избегнув подробного рассказа о новых винтовках. Помогло то, что его поддержали несколько наиболее авторитетных атаманов, в том числе, подставивший его Хмельницкий, и то, что оружие только собирались делать. Когда сквозь общий ор эта информация дошла до атаманов, они поутихли. Что дало возможность Москалю-чародею оправдаться дополнительно.
   - Многие помнят, сколько мы мучились с новыми ракетами, сколько неприятностей у нас из-за них было. Новые ружья также не только не испытаны, но даже не сделаны. Поэтому получится ли то, что нами задумано, или выйдет из этого один пшик, один Бог ведает. Будут ружья готовые к бою, тогда и будет разговор.
   Аркадий, опять взмокший, как будто выкупался в собственном поту, собирался уже садиться, когда вспомнил о недостроенных кораблях.
   "Вот ушлый жук, этот Хмельницкий, два раза из-за него вспотел. Сволочь! Стоило мне тявкнуть о подотчётных ему деньгах, как он тут же организовал мне неприятности. Но, гадом буду, а выплатить мне половину их казны заставлю. Из-за него обещание голландцу чуть не забыл".
   Аркадий попросил тишины и вкратце рассказал о возникшей проблеме. Суда заложены, частично построены, но для их достройки сухого дерева нет. И взять его неоткуда.
   - Потому как сушить нам его просто негде. Дерево для кораблей сохнет не один год, за это время набегут татары и сожгут древесину. А земель до каких не могли бы достать их чамбулы ни на Дону, ни в Запорожье, нет. Пока висят над нами ногайцы...
   Аркадий махнул рукой, многие, очень многие его проекты оставались проектами из-за татарской опасности. Атаманы, жившие в ней десятилетиями, его прекрасно поняли.
   - Но я придумал, как хотя бы закончить те три судна. Мы захватили много галер, атаман Каторжный уже говорил, что для них не хватает людей. Совершенно спокойно можно пару галер разобрать, а доски отдать на достройку новых судов, куда более опасных для врагов, чем обычные галеры.
   Успокоившиеся было атаманы, снова возбудились и заорали. Кто-то поддерживал предложение Москаля-чародея, другие сильно возражали. Одним не нравилась сама идея - разбирать уже готовый военный корабль, ради строящегося. Тем более, ещё неизвестно, что у строителей получится. Другие были сторонниками гребного флота, который, как известно, может при любой погоде плыть куда надо (что на самом деле далеко не так). Новые суда строились чисто парусными, для штиля или противного ветра непригодными, считали они. Решающим оказалось слово Каторжного.
   - Галер у нас сейчас больше, чем нужно. Если потом ещё понадобятся, отнимем у турок. А новые корабли будут с большими, чем на галерах, пушками. Слыхали, о чём Москаль-чародей предупреждал? Он в таких делах не ошибается.
   Продолжать спор из-за пары галер, когда их столько нахватали, не стали даже самые стойкие приверженцы гребного флота.
   Затем выступил характерник Свитка, доложил о положении в Османской империи и Речи Посполитой. В обоих государствах было неспокойно. В Стамбуле валиде-ханум, съев очередного визиря, по слухам (Свитка не уточнил, что эти слухи распространяются по его приказу) оказалась в опасном положении; султан Мурад требует казни своего брата Ибрагима, что может обернуться опалой и для неё. А нелады в государстве дают хорошие возможности его врагам. Например, нам, казакам. В Речи Посполитой по-прежнему властвуют магнаты, вознамерившиеся совсем извести православную веру, обратив людей в богопротивное католичество. Селян, не только холопов, да и городских мещан утесняют неимоверно, особо жестоки и беспощадны жиды-арендаторы, получившие за последние десятилетия немалую власть. Есть сведения, что некоторые из магнатов, например Вишневецкие, уже посматривают с вожделением и на земли запорожских вольностей. Простой люд часто восстаёт против утеснителей, однако без военной поддержки справиться с панскими отрядами не сможет.
   Потап Петров доложил о поездке в Москву. Отношение к казакам там в этом году сильно улучшилось. Практическое прекращение татарских набегов радовало правительство, что позволило, при покровительстве князя Черкасского получить твёрдое обещание ещё одного...(забыл слово). Воеводы по пути на Москву сильно уменьшили аппетиты в хабарах. На Дон пропускалось куда больше охочих людей из России.
   Есаул Фёдор Иванов отчитался о наблюдении за прикубанскими степями. В них были замечены небольшие отряды калмыков, видимо оценивавших землю для переселения на неё.
   Постановили много чего. В том числе, за месяц отправить попавших вместе с освобождёнными пленниками турок обратно домой. Достроить заложенные корабли. Разрешить Москалю-чародею строить то, что он считает нужным и выделить для этого деньги из войсковой казны...
   Выходя из помещения, Аркадий спросил Осипа Петрова об Острянице, которого хотел расспросить о Левобережной Малороссии.
   - А что, его так и не было?
   - Я выглядеть его не смог.
   - Дома у него никого не было, думал, что он с семьёй в своём таборе, который ему разрешили собрать, послал и туда гонца. Должен был успеть, но потом так завертелся, что забыл и про гонца и об Острянице. Может он занемог, потому не приехал?
   - Возможно и заболел. Только есть у меня какое-то нехорошее предчувствие...
   - Вам, колдунам, виднее. Сегодня же учиню розыск.
   - Да не колдун я! Сколько раз можно об этом говорить?
   - Ага, а я святой инок.
   Аркадий махнул с досады рукой (сплюнуть не решился). Ладно, когда его колдуном считают простые казаки, но атаманам же он всё сам рассказывал...
   Уже по пути домой, Аркадия, шедшего с Васюринским, опять перехватил Хмельницкий. Попаданец полз домой совершенно без сил и уж, тем более, не был настроен на общение со знаменитым хитрецом. Васюринский относился к нему также сложно. Признавал храбрость и воинскую доблесть, но не любил за ту самую хитрость. Умел Хмельницкий выглядеть хорошо в глазах и ваших и наших. Однако пришлось Аркадию пригласить Богдана Зиновия к себе на чарку горилки.
   В гости нынешний кошевой атаман Сечи напросился желая узнать больше о новых винтовках. Отговорки Аркадия на совете его не удовлетворили. Куда денешься, ссориться с таким человеком - рисковать всем делом. Пришлось попаданцу выкладывать правду.
   Делать сложные, с колесцовым замком, винтовки в Диком поле было некому. То есть было несколько кузнецов, дай им токарные и сверлильные станки, справились бы. Тратя на это всё своё время. Куда эффективней было сделать дульнозарядные винтовки с простым, кремнёвым затвором, но стрелять из них пулями Минье, не нуждающимися в забивании молотком. Кстати, и летели такие пули вдвое дальше обычных шариков. Новацией Аркадия был и много меньший калибр новых винтовок. Особенно, по сравнению со всеми армейскими ружьями того века. По его прикидкам пули Минье и всего сантиметровый калибр ствола станут популярными уже через несколько лет после того, как появятся в сражениях. Для добивания турок новые винтовки были не обязательны, а поляки не успеют выдвинуть казацкому войску адекватный ответ. Но светить новое оружие раньше времени не стоило. Хмельницкий, выслушав пояснения попаданца, с ним согласился. Вполне возможно, его привлекала мысль о возвышении в войне с Польшей. Беседа прошла мирно и дружески, Аркадий и Богдан договорились больше друг другу не выкать. Не смотря на словесную стычку днём, попаданцу было приятно стать приятелем знаменитости. Но о работе над капсюльным унитарным патроном он не обмолвился ни словом.
   Когда правозащитники не видят...
   Чечня, горное пастбище, 2000 год от р.х.
  
   Русских солдат здесь явно не любили. Нет, точнее будет сказать, русских, а также других неверных, здесь не любили и презирали. И это Аркадия ни капельки не удивило, насмотрелся он на чеченцев ещё на улицах русских городов. Но самое странное, эти чеченцы, вдали от телекамер западных журналистов и готовых грудью стать на их защиту (зная, что ничего этой груди не угрожает) правозащитников, вели себя вызывающе. Нормальные люди небритых, злых вояк, не отрывавших рук от оружия, должны были бояться по определению. Особенно, на горном пастбище, вдали от СМИ и любого начальства. Будь Аркадий менее усталым и злым, наверное, он бы поостерёгся. Но история, как он тогда думал, не знает сослагательного наклонения. Случилось то, что случилось.
   Его взвод, среди многих прочих, несколько дней лазил по этим, по ощущениям вполне вражеским, горам, дважды подвергался обстрелам из леса, чудом не приведшим к ранению или гибели солдат. До этого пастбища он добрался с одним из отделений своего взвода, и не надо было быть выдающимся физиономистом, чтобы из опасения за собственную жизнь, вести себя с русскими солдатами предельно вежливо. Однако, то ли из-за недостатка ума, то ли из-за избытка гордыни, но большая, семь человек, чеченская семья, от пожилого главы семьи, до его внучек и внучат, встретила русских откровенно недоброжелательно. Плотный, но не толстый, среднего роста, с густой проседью в бороде, но вряд ли достигший возраста аксакала, чеченец сразу сообщил солдатам, что здесь живут близкие родственники САМОГО Кадырова, а его два сына допущены до охраны тела нового лидера Чечни.
   Но солдатам, и их командиру, в тот момент чихать хотели на человека открывающего ногой двери в самый главный кабинет России. В ответ на враждебную встречу, они устроили у чечена, при полном попустительстве командира, тщательнейший обыск, трудно отличимый от погрома. В ходе которого вскоре нашли яму с русскими рабами. Двумя живыми и одним мёртвым. При осмотре трупа бросились в глаза следы жесточайших побоев, скорее всего палкой. Освобождённые рабы, увидев своих солдат, взахлёб стали рассказывать о зверствах чинимых всеми членами чеченской семьи над ними и другими русскими, к тому дню уже замученными на смерть.
   Окончательным приговором чеченцам стал выкрик самого юного из них.
   - Вы не посмеете нам ничего сделать! Убирайтесь прочь, грязные урусы! Я...
   Автоматная очередь сбила юного гордеца на землю и услышать что он хотел сказать никому суждено не было. С несколькими дырками в лёгких не очень то поговоришь. У одного из солдат не выдержали нервы. Его очередь послужила толчком к действиям другим. Застучали автоматы остальных солдат и чеченцы, сбившиеся к тому времени в кучу, попадали один за другим. Вслед за хозяевами пали и охранявшие стадо овчарки, единственные, кто пытался оказать здесь сопротивление расправе.
   У Аркадия нервы были крепче, он стрельбы не открывал. Стоял и наблюдал за расстрелом женщин и детей. Теперь ему предстояло решать, что делать дальше. Пытаться свалить вину за преступление на подчинённых было не только бесчестно, но и глупо. Виновен в таком случае всегда командир. Тем более, если правда то, чем хвастался чеченец, родство расстрелянных с Кадыровым, смерть угрожала всем участникам этого действа. Чечены продолжали жить в средневековье и кровную смерть у них никто не отменял. Психоз одного солдата, вылетевшего из Московского университета Бориса Извольского ("как чувствовал, что его увлечение "травкой" до добра не доведёт") мог подставить под расправу родственников всех остальных, в том числе, его собственных.
   Мешкать было нельзя и Аркадий, подозвав двух не стрелявших солдат, сумевших не поддаться общему психозу, пошёл к груде искорёженных пулями тел. Как он и думал, не все они были уже мёртвыми, человек, как известно, тварь живучая. Подойдя к ещё пускавшему кровавые пузыри щенку, чей оскорбительный вопль послужил спусковым крючком, лейтенант достал пистолет и выстрелил парню в лоб. Затем, высмотрев признаки жизни в теле женщины, наполовину скрытой упавшими на неё телами, приказал Ринату Биллялетдинову:
   - Добей!
   Пожалуй, самый умный в его взводе сержант, татарин из Набережных Челнов не ставший косить от армии из-за желания попасть в хороший ВУЗ, спорить не стал. Мгновенно понял смысл действий командира и, не смотря на разлившуюся по лицу синюшную бледность, поднял автомат и выпустил длинную очередь. Не очень прицельную, но вполне смертоносную. После чего зашёлся в сильнейшем приступе рвоты. Аркадий похлопал его по спине.
   - Молодец. Или она или мы, сам понимаешь, другого не дано.
   Вторым не стрелявшим был антипод Рината, самый тупой во взводе, Семён Косорылов. Попавший в армию из-за огромного недобора призывников выходец из деревни одной из областей Центральной России. Человеческий облик начали терять ещё его предки до советской власти, спасибо Салтычихам обоих полов. Семён смахивал на представителя вида Хомо Хабилис: маленького роста, хлипкий, очень туго соображавший. Вот и стрелять он не начал из-за плохой реакции и медленного соображения.
   - Добей вон ту! - приказал ему Аркадий, указав на живую, вроде бы, девчонку лет четырнадцати.
   - А чё я... - известным местом почуявший неприятности, Семён попытался увильнуть от них.
   - Тебе приказывает командир! Стреляй!
   - Дык она... уже... того... чё в неё ещё стрелить? - упорствовал Косорылов. Пусть и не интеллектуал, неприятности он умел чуять лучше большинства умников.
   Аркадий приставил свой "Макаров" к виску упрямца.
   - В бою приказ командира не выполняешь? - больше прошипел, чем произнёс.
   Последняя фраза Семёна проняла. Он осознал, откуда ему грозит главная, на данный момент опасность. Больше не споря, он поднял автомат и длинной очередью чуть ли не перерубил девчонку пополам.
   После этого, понятного даже Косорылову действия, Аркадий попросил всех стать теснее и напомнил, что по законам кровной мести они теперь все повязаны. А при огромном влиянии Кадырова, узнай он об одном, сгинут и все остальные. Ребята успели насмотреться на этой войне разного и ему поверили.
   Будь такая возможность, Аркадий предпочёл бы не брать с трупов ничего. Уж очень велик риск засветится. Однако, "О времена, о нравы!", пришлось смириться с неизбежным. Отправил обыскивать убитых Мишу Ракова, известного своей небрезгливостью и знанием "понятий". Себе взял кинжал кубачинской работы века девятнадцатого, потом тайком выбросил его в речку. Уж очень нехорошая аура у этого оружия была, так и жди неприятностей. Деньги разделили поровну в отделении, а золото вызвался пристроить, с обязательным вывозом за пределы Чечни, тот же Миша. Что и сделал вскоре, наверняка нагрев руки.
   Трупы свалили в бывшее место своего заточения освобождённые рабы. В ту же яму, к ненавистным хозяевам, они бросили и собачьи тела. Для мусульман в посмертии худшей компанией были бы только свиньи, но где их в горной Чечне возьмёшь? Всё отделение, в том числе, двое мусульман, решило, что для рабовладельцев это самое то. Счастливых избавлением от неволи людей, не сообщая командованию, потом пристроили на поезд идущий в Москву. Больше всего Аркадий боялся, что могут выдать их Извольский, спьяну или Косорылов по дурости. Борис был кем угодно, но не трусом, поймал пулю в висок через два дня, а Семён честно прослужил свой срок, но никому не проболтался. Не настолько уж глуп оказался. Сам лейтенант после окончания компании ушёл в отставку и вернулся на родину, на Украину, паспорт с гражданством которой у него тоже был.
   Никаких катастрофических или страшных последствий для Аркадия это происшествие не имело. Из благоразумия на людях он о нём не вспоминал, однако и "кровавые мальчики в глазах" ему не мерещились. Убитых не только его разум, но и душа согласились считать уничтоженными врагами. Пол и возраст в данном случае роли не играли.
  
  
  
   Конфузов череда.
   Азов, ... июля 7146 года от с.м.
  
   Вставать с постели не хотелось традиционно и категорически. Оттого, балуя себя любимого приятным бездельем, предавался разнообразным мечтаниям о свершениях, которые его ждут, прикидывал, уже без всяких фантазий, распорядок предстоящего дня. Долежался до того, что в известное место, посещение которого по утрам обязательно, если ты не пользуешься ночным горшком, пришлось бежать. Вероятно, поэтому дёрнул дверь с такой силой, что сорвал с гвоздей крючок, на который она была заперта изнутри.
   Туалет всем русским известной конструкции, для семнадцатого века - безусловный хай-тек, функционировал у него во дворе с пару недель, приводя в изумление гостей, которых Аркадий обязательно осведомлял о необходимости оправляться именно здесь, а не в произвольно выбранном во дворе месте. Нехитрое сооружение вызвало оживлённые пересуды и способствовало началу строительства подобных построек в домах казацкой старшины. Кое-кто оценил функциональность туалета, о чистоплотности казаки заботились всерьёз, в отличие от западноевропейцев тех лет, другие захотели быть не хуже всех. Особенно попаданец гордился сиденьем с дыркой из гладкого крашенного дерева. Впрочем, по пословице: "Готовь сани летом..." он всерьёз озаботился устройством в доме тёплого туалета. Однако, уже на стадии проектировки, в устройстве подобного новшества возникли серьёзные проблемы.
   Туалет был заперт изнутри успевшей его занять раньше хозяина пленницей. Аркадий тупо рассматривал бледнеющую на глазах черкешенку несколько секунд, потом, сообразив, что это неприлично, закрыл дверь и отошёл в сторону. От неожиданности острота проблемы для него резко снизилась, и он спокойно дотерпел до освобождения рабыней места общего пользования.
   "Странно, вот посмотрел на красивую женщину, с обнажёнными ногами и задранным подолом платья, а желание ею овладеть даже не шевельнулось. Хотя эта проблема в последнее время доставала меня до... в общем, сильно. И сейчас пользоваться беспомощностью этой женщины не хочется. В общем, хватит дурью маяться и жлобиться! Сегодня же надо узнать, где можно прикупить пленницу попроще, для постельных утех конкретно. Мечтать о НАСТОЯЩЕЙ спутнице жизни и в прошлом мире было... неразумно, а здесь совсем уж глупо".
   Уже начав разминку, он вспомнил, что все эти дни не видел ни пленницы, ни её дочек.
   "Чёрт! Получается, что я Карабас-Барабас какой-то, только плётки семихвостой не хватает. Или она у него обыкновенной была? Тогда мне достаточно отрастить до нужной длины бороду, коротковата она у меня пока, а обычная плётка имеется. Надо не забыть попросить джур передать ей моё им разрешение гулять во дворе. Прилёта вертолёта с сообщниками для их освобождения опасаться не приходится. Времена не те. Однако, быть рабовладельцем, для меня, по крайней мере, не так уж и приятно. А ведь и в двадцать первом веке..."
   Да, Аркадий сталкивался с рабовладельцами и в двадцать первом веке, причём неоднократно. И каждый раз испытывал к подобным людям ненависть и презрение. Так получилось, что это были люди других национальностей (не заносило его в Сибирь), их отличать от своих и ненавидеть было легко. Здесь же рабовладением "баловались" самые что ни на есть свои. Можно сказать, свои в доску. Вот и самому пришлось приобщиться к этому доходному бизнесу. И сколько он себе не напоминал, что здесь времена такие, все здесь не без греха, нельзя быть святее папы римского, с волками жить, по волчьи выть... самоуговоры помогали плохо. Настроение у него от осознания собственной причастности к подобному занятию снижалось до отрицательных величин. Последний запой был вызван именно нестыковкой его личных установок на жизнь и грубой реальностью.
   Постаравшись выбросить все мешающие мысли из головы (другой вопрос, насколько хорошо у него это получилось), попаданец всерьёз занялся силовым упражнениями и растяжкой. Но порукомашествовать и подрыгоножествовать всласть ему этим утром не удалось. В самый разгар зарядки прибежал джура от Петрова-старшего и попросил срочно подойти к атаману, в то место, где вчера совещались. Пришлось обливаться водой из колодца и идти. Атаман Петров зря, да ещё срочно вызывать бы не стал, не тот человек.
   Увидев, что в зале уже присутствуют Татаринов, Каторжный, Васильев, Хмельницкий и ещё несколько атаманов, попаданец встревожился не на шутку. Заседать по второму разу не собирались, если такие люди собираются, значит по серьёзному делу. Здороваясь с каждым, наносить обиду невниманием не хотелось никому, подошёл к Осипу.
   - Что случилось?
   - Не подвело тебя чутьё, сбежал Остряница.
   - В Москву?
   - Судя по тому, что пошёл прямо на полночь, да, в Москву.
   Аркадий привычно полез чесать затылок, стимулируя умственную деятельность. Побег кого-то из осведомлённых о его тайне атаманов в Москву был событием ожидаемым. Разве что, он думал, побежит кто-то из донских атаманов, с Москвой тесно связанных, и позже. В том, что какие-то дьяки там уже читали донос о пришельце из будущего Аркадий не сомневался. Но одно дело, донос, другое - приезд авторитетного атамана из Сечи Запорожской. Донос могут воспринять как очередную лжу, бумага, как известно, всё стерпит. Но подробные рассказы атамана способны навести бояр на очень нехорошие мысли и, самое главное, действия.
   - Давно отъехал?
   - Три дня назад.
   - Да, не догонишь. Думаешь, побежал на нас ябедничать?
   - А зачем ещё, тайком от других атаманов... может, как-нибудь... на чёрте?
   Аркадий вздохнул. В то, что характерники, каковым и он числился, способны летать на нечистой силе придумал не Гоголь. Много всяких россказней про них ходило, причём верили в эти бредни буквально все, вплоть до выпускников иезуитских коллегиумов.
   - С нечистой силой лучше лишний раз не связываться. Чревато! - поднял палец вверх попаданец. На что атаман, в знак понимания, закивал. - А скажи, его ближние к царю, бояре примут сразу, как попросит, или помурыжат, заставят ждать?
   - В Москве сразу? Такого не бывает. Обязательно заставят ждать, давать подарки сначала дьячкам, потом слугам ближним боярским... а примет ли его царь, Бог весть. Может и не принять.
   - Ну и хорошо, прекрасно, можно сказать, - улыбнулся довольно попаданец, - мы без нечисти обойдёмся. Он сам себя выставит там таким дураком, что никто всерьёз его не примет. Пускай там мелет что захочет.
   - Это как? - выразил всеобщее недоумение товарищ сбежавшего, Гуня. Остряница был кем угодно, но не дураком.
   - Ну сами посудите, стал бы разумный человек выступать против общества? Особенно, против такого общества! - Аркадий обвёл рукой вокруг. Атаманы огляделись. Действительно, в этом помещении умный человек против такой банды опытнейших убийц выступать бы не стал. Даже в полном рыцарском доспехе и с автоматом в руках. Но Москва, или там, Варшава, далеко, саблей до горла предателя не дотянешься. Атаманы недоумевали. Злить их загадками не хотелось, пришлось выкручиваться. Потому как правду говорить было нельзя тем более.
   "В этот раз Штирлиц был как никогда близок к провалу" - вдруг всплыла в памяти фраза из любимого сериала. Узнай атаманы, почему его не сильно волнует предательство Остряницы, плохо пришлось бы не только ему, а мечту о построении государства в степях можно было хоронить.
   - Эээ... вот представьте, является к наш непутёвый атаман к дьячку в Посольском приказе и начинает требовать встречи с царём, или, там, ближним боярином. Его сразу проведут, куда просится, или спросят, зачем ему встреча эта нужна?
   Атаманы, многим из которых приходилось бывать в Москве, заулыбались. С чиновничьей волокитой, бюрократическими проволочками, они сталкивались все и не верили в быстрое получение Остряницей встречи не то что с царём, но и с его боярами.
   - И чего он, для быстрейшего допуска к царю или боярину скажет? Если про меня, попаданца, так дьячок его за умалишённого примет. Потому как он, этот самый дьячок, ни про каких попаданцев отродясь не слыхал и способствовать допуску такого сомнительного человека к важному лицу, поостережётся.
   Аркадий дал атаманам немного времени на обдумывание и краткое обсуждение между собой своих аргументов. Тем более, что ему самому пауза нужна была несравненно больше. Прокляв собственный длинный язык, он судорожно придумывал доводы, способные убедить атаманов в том, что "Всё хорошо, прекрасная маркиза...". Приходилось импровизировать на ходу, что напоминало бег по лезвию бритвы. И ещё одна такая оговорка могла обойтись ему очень дорого.
   - Думаю, Остряница и сам это понимает, посему будет добиваться встречи, не раскрывая дьячкам ничего. Нет, конечно, может попытаться начать обвинять меня в том, что я колдун и хочу извести его царское величество злыми чарами. Только кто ж ему без доказательств поверит? Доводилось ли кому слышать, чтоб из Москвы требовали характерника? Да и сейчас мы государю московскому служим получше, чем большинство его слуг, он не дурак и к наветам на нас прислушиваться не будет.
   По комнате прошёл гул. Много кого хотел царь с Дона получить (но к тем временам, не выдали ему никого), однако колдуны с края света его не интересовали никогда. Атаманы об этом прекрасно знали. Аркадий продолжил. Его как знаменитого литературного героя понесло и оставалось надеяться, что удастся выкрутиться.
   - Скорее всего, постарается не разглашать заранее ничего. Мол, слово для царских ушей, очень тайно и важно. Ну, к царю его, вряд ли сразу пропустят, однако, человек он известный, думаю, тот же Шереметев его примет. Только вот... чем Шереметев, в этом деле, от самого простого дьячка отличается, знаете?
   Задав вопрос, Аркадий оглядел аудиторию. Атаманы слушали внимательно и видимого неудовольствия не проявляли, что его сильно порадовало.
   - Длиной рукавов Шереметев от самого последнего дьячка отличается. Боярину полагается на людях носить одёжку с длинными рукавами. Потому, как и он ни в какое колдовство с Дону он не уверует, спросит: "А чем докажешь?", а уж ни про каких попаданцев и слушать не станет. Да и любой атаман для боярина - разбойник с большой дороги, коему верить никак нельзя. А Остряница человек гордый, если не сдержится, на хулу ответит... то худо будет не мне, а ему самому.
   Аркадий тихонечко вздохнул сделав малюсенькую паузу, взмолился про себя "Господи, помоги!" и продолжил.
   - А значит, и у боярина ждёт нашего перебежчика большая, круглая... - попаданец обвёл описываемый предмет руками.
   - Ж...! - догадался кто-то в зале.
   - Точно, она самая. Никто там ему не поверит и, в самом лучшем для него случае, пошлют его по всем известному адресу.
   - На х...! - ещё раз проявил сообразительность кто-то из молодых донцов. Ещё несколько человек поддержали догадку смехом.
   - А куда же ещё посылать человека допекающего вас глупыми выдумками? Но это в лучшем случае. Могут и в острог кинуть, если почему-то на Остряницу обидятся, подумают, что он их нарочно пытается обмануть. Сами знаете, в Москве с казаками не церемонятся.
   Атаманов логическая цепочка, выстроенная Аркадием, удовлетворила. Или, по крайней мере, они сделали вид, что ею удовлетворены. Никто не заметил, или не стал заострять внимание на том, что попаданец связал подобный исход предприятия беглого атамана со скоростью его приёма в верхах. Вспомнив всё ту же киноклассику, решил отвлечь внимание атаманов на другой предмет.
   "Поверим Штирлицу-Исаеву, что человеку свойственно запоминать последнее из сказанного".
   - Но бог с ним, беглым Остряницей. Раз уж мы здесь почти все собрались, давайте прикинем, кого направить в Венецию к дожу, для переговоров о союзе в борьбе с турками. Посылать, пожалуй, надо уже сейчас, потому как осень у нас будет жаркая, воевать на море придётся много. Если с юга по туркам ударят и венецианцы, их злейшие враги, и им и нам легче будет. А ещё неплохо бы помочь Левону Дадиани захватить Абхазию, а если осилит, то и Имеретию. Тогда туркам, если они вздумают пойти на нас по побережью моря, придётся сначала воевать с его армией. Заодно можно выторговать у него, за помощь, город Сухум, этот порт нам в будущем может пригодиться.
   - А пойдут ли на переговоры с разбойниками, какими нас многие считают, гордые венецианцы и царь Мингрелии? - выразил сомнение Хмельницкий.
   - Дадиани пойдёт в любом случае, уж очень ему хочется объединить всю Западную Грузию под своей властью. Венецианцы пойдут на переговоры, если мы турок ещё раз или два вдрызг расколошматим. Слать посольство к ним стоит уже немедленно, пока оно туда доберётся, наши победы уже будут греметь на всю Европу. Кстати, неплохо бы было договориться с прибрежными черкесами о совместном походе на Стамбул. Думается, они согласятся. Крайне желательно условиться с ними и о уничтожении турок и их союзников в Анапе. Для нас этот рассадник турецкого влияния опасен, его обязательно надо выжигать.
   Ну какой же мужик не любит поболтать о международном положении? Тем более, если ему самому, или его куму там, свату, светит стать полномочным послом для важного дела? Атаманы заглотнули приманку с ходу. Предложения о посольствах прошли на "Ура!". Зато обсуждение персон будущих послов вызвало ожесточённые споры. Под их шумок Аркадий вышел во двор со Свиткой. Ещё в первые дни, на совете характерников попаданец высказал предложение, что неплохо бы было иметь при каждом из атаманов своих людей. Одного, возможно даже двух, но не знающих о задании друг друга. Свитка, воспитывавший пластунов, сказал, что это можно устроить. Верные казацкому делу (кто бы объяснил толком, что это такое) хлопцы у него были. Тогда и поставили его начальником разведки и контрразведки в одном флаконе. Аркадий, считавший главной опасностью для нарождавшегося государства не нищету ресурсов даже, а продажность старшины тогда такой инициативе очень обрадовался. Но сообщать о таких мероприятиях атаманам было... если не самоубийственно, то крайне неумно.
   - Возле Остряницы кто-нибудь из твоих хлопцев есть?
   - Есть.
   - А готовое средство, возбуждающее человека у тебя имеется, помнишь, мы говорили о таком?
   Свитка выказал некоторое удивление.
   - Возбуждающее? Так оно ж может убить разве что больного сердцем, а Остряница здоров как бык.
   - Ну и хорошо, что здоров. И дай ему бог здоровья на ближайший месяц. Нам слухи, что мы его отравили, совсем не нужны. Срочно пересылай своему человеку то средство. Предупреди, что его необходимо подмешивать в питьё полковника перед его хождением в приказы и к важным людям. Тогда там его точно сумасшедшим посчитают. И всерьёз прислушиваться к его воплям не будут. А он ведь, в ответ на недоверие, пожалуй, без крика не обойдётся?
   Свитка помолчал немного, видимо обдумывая предложение. Потом поднял взгляд на более рослого собеседника и тихо, без интонаций, ответил.
   - Если питьё будет в нужной пропорции, ясно дело, не обойдётся. Сегодня же пошлю гонца вслед. После Воронежа Остряница спешить не будет, думаю, до Москвы он их догонит. Однако и сволочь ты, Аркадий. Убить-то, куда милосердней было бы.
   - Сволочь? Наверное. Только учти, если хочешь спасти родную землю от великих бед, тебе самому надо становиться сволочью куда большей. Чтоб я казался, по сравнению с тобой, невинным, белым и пушистым.
   Свитка зыркнул на попаданца исподлобья и пошёл со двора. Аркадий постоял, подумал. Возвращаться к спорящим атаманам ему не хотелось. Кому куда ехать они без него распределят.
   "Присутствовать при дележе портфелей... я этого ещё в двадцать первом веке по телевизору насмотрелся. Хотя, вот какая странность, атаманы такой делёж производят... интеллигентней, что ли. Пусть и называть интеллигентом Каторжного или Кривоноса... хм, смешно. Но, возможно из-за опасения, что хамство здесь немедленно боком может вылезти, ведут они себя приличней депутатов. Без того безобразия, что приходилось наблюдать в раде, чтоб её... Пойду-ка лучше своими прогрессорскими делами займусь".
   Далеко идти не пришлось. Дела прогрессорские настигли вскоре после выхода со двора Петрова. Аркадия на улице отловили три незнакомых казака с ружьями. Они были до предела возмущены тем, что приделанные им кузнецом прицелы точной стрельбе не способствуют, а мешают. А они за переделку своих ружей деньги платили! Не стесняясь в выражениях, казаки крыли матом всех таких-сяких колдунов, выдумывающих всякую дурацкую хрень.
   Между тем, точность стрельбы была одним из главных казацких козырей. По меткости с ними в Европе в те времена могли сравниться, из военных формирований, только янычары. В европейских армиях умение солдата точно стрелять считалось недостатком. Ведь солдаты были предназначены для сражений больших войсковых масс. Французу стрелять во вражескую терцию было всё равно, что в длинный забор. В кого-нибудь да попадёшь без всякого прицеливания. Оно же отнимает время от перезарядки. Чем больше выстрелов, тем больше попаданий, считали европейские генералы. Казакам, кстати, по свидетельствам очевидцев, умение стрелять точно не мешало стрелять быстро. Тот же Боплан отмечал невероятную скорость стрельбы залпами у казаков.
   Встревоженный попаданец немедленно стал проверять прицелы на казацких ружьях. В своё время он намучился с определением места прицела на стволе. Это оказалось нелёгкой задачей, пришлось сначала находить методом тыка куда необходимо ставить прицел с помощью пристрелки, а уж потом закреплять его там намертво. При внимательном рассмотрении прицелы были сделаны грубовато, однако выглядели вполне правильными, сделанными точно по центру ствола сверху. Аркадий растерянно начал вертеть одно из ружей, пытаясь понять, где брак. Наконец, рассматривая ружьё сбоку третий или четвёртый раз, понял, в чём дело.
   - Это кузнец виноват. То ли не понял, что я о прицелах говорил, то ли не придал сказанному внимания. Вот, видите какой высоты прицел? С толщину большого пальца. А мушка на конце ствола в толщину мизинца. Вот и получается, что целясь в них вы задираете ствол. Для стрельбы вдаль, сажен на пятьдесят, оно самое то. Может и маловато окажется, придётся ствол ещё больше приподнять, но при стрельбе на близкое расстояние будете палить в белый свет, как в копеечку. Идите и заставьте кузнеца увеличить мушку, он должна быть такой же высоты, как прицел. Можете с него, за такую ошибку, выпивку стребовать, пусть в следующий раз тщательнее работает.
   Довольные успешным разрешением своей проблемы казаки пошли к кузнецу, а Аркадий отправился к своему, ставшему уже родным, химцентру. Смыть рядом с ним пот, которым не раз покрывался за утро, не столько от физических усилий, сколько от умственных. И поговорить с приятными, уважающими его людьми, джурами. Общение с историческими личностями быстро стало вызывать не гордость, что к твоим словам прислушиваются ТАКИЕ люди, а напряжение и усталость. Потому как слушать и соображать они умели лучше, чем иногда хотелось бы попаданцу. Если залез в политику, говорить ВСЮ правду - сумасшествие, а утаивать часть правды от людей умнее тебя самого тяжело.
   "Эх, знать бы, что интрига, запущенная в Стамбуле сработает, как задумывалось, можно было бы приниматься за производство пулелеек для пуль Минье и Нейсслера. На всю казацкую армию. Но... один бог знает, как всё обернётся, а начинать его раньше преддверия войны за Украину нельзя. Такие изобретения очень быстро копируются всеми, кому это нужно. Будем ждать вестей из Багдада. Чёрт побери, здешние средства сообщения!!! Надеяться на голубей в таком важном деле... непривычно. Однако, до интернета далеко, а, как известно, за неимением гербовой..."
  
   Прогресс на марше.
   Азов, ... августа 7146 года от с.м.
  
   Хотя выпили вчера немало, но проснулся Аркадий ни свет ни заря, бодрым и, сам удивился, жаждущим работать. Наверное, потому, что пили вчера по кавказки, лёгкое вино, с тостами и хорошей закуской. И повод был для гулянки самый уважительный. Вечером до Азова добрался долгожданный обоз с нефтью. Большой обоз, в сотню арб, плюс несколько сот вьючных лошадей и верблюдов. Помимо нефти там было, куда ж без него, вино и пара арб оказалась загружена кабардинской селитрой. Охраняли всё это не столько казаки, гребенские и терские, сколько их кабардинские союзники. У казаков возникли серьёзные проблемы на их южных границах, активизировались налёты кумыков с территории Тарковского шамхальства и усилили нажим, пытаясь вернуться на свои земли, вайнахи. Сбежав, в своё время, от татар в горы, после появления на Тереке казаков, принявших на себя основное давление татар, они стремились вернуться в плодородное предгорье, уже занятое на тот момент казаками и кабардинцами. Впрочем, отличить гребенских и терских казаков от кабардинцев было мудрено. Одежда, оружие, кони, упряжь, всё у них было очень похожим. Да и рожи у доброй половины казаков были явно кавказского разлива.
   Заготовки для зажигательных ракет, точнее их корпуса, делались вовсю несколько недель, но... всего лишь малым коллективом во главе со Срачкоробом, вернувшимся из кавказского вояжа таким же нищим, каким туда отправлялся. За кратчайшее время он успел пропить всю свою немалую добычу. И теперь нуждался в деньгах на жизнь и свои выходки. Хотя, отделить Юхима от его эскапад можно было бы только лишив его жизни, таким он уродился. Учитывая большой объём привезённой нефти, необходимо было срочно ускорить их выпуск. Благо рабочих рук в Азове этим летом хватало более с избытком. Удачно получилось, что обрадованная прекращением татарских набегов Москва (конкретнее, уговоривший на это царя Михаила князь Черкасский), прислала внеочередное жалование селитрой, порохом и свинцом.
   "Зависимость от Москвы по поставкам селитры... это не есть хорошо. Надо срочно увеличивать её производство здесь, в степях. Рабочие руки для этого теперь есть, а сырья всегда было валом. Нужно только организовать производственный процесс. Раз необходимость есть, сделаем. Не самостоятельно, конечно, без копания в дерьме дел хватает, найдём человечка. Ох, прав был Иосиф Виссарионович, кадры решают всё. Но если ему в огромной империи этих кадров не хватало, то здесь, в Дикой степи... но не будем о грустном".
   Жизнь в химцентре бурлила и била ключом, что приятно, не гаечным и не по голове. По вчерашним указаниям Аркадия джуры размещали нефть и селитру. Срочно сооружались на расстоянии друг от друга новые навесы для их хранения. Копались ямы для столбов, в уже выкопанные вставлялись выровненные по длине древесные стволы. Неприятно для глаза разные по толщине. Но с древесиной в низовьях Дона было туговато. Нескольких, подготовленных заранее навесов, сделанных после недавнего пожара, оказалось явно недостаточно. Хранить же всё как раньше, в одном месте, было бы преступной глупостью. В идеале надо было бы разместить всё это в капитальные кирпичные строения, но где тот идеал? Кирпичный завод на Дону был пока в планах, пусть уже ближних. Попаданец поглядел со стороны на приятную глазу суету.
   "Жизнь хороша, и жить - хорошо!" Можно сказать, процесс пошёл. Эх, мне бы сюда такого сотрудника, как Остап Ибрагимович... мечты, мечты. Но подвижка есть. Вон сколько людей трудятся над изменением истории к лучшему. Надеюсь. Ну, как в муравейнике в солнечный летний день, бурление. А сколько незнакомых лиц! Хм... а сколько среди них может быть шпионов и диверсантов? Вот ещё одна задача, организовать особый отдел по присмотру за кадрами. Надо будет со Свиткой и Васюринским поговорить. Следовательно, чтобы не привлекать к строительству сомнительных личностей предстоит организовать и какое-нибудь СМУ. И охрана смотрит сугубо вовне, между тем, опасность нам, скорее всего, будет грозить изнутри, от "ворога унутреннего". Следовательно, мне, кому же, предстоит писать "Устав охранной службы". Господи, дай сил и времени!"
   Стоило Аркадию зайти на строительную площадку, как на него набросились джуры.
   - Мне нечем крыть навесы!
   - Ха, мне и столбов не хватает! Надо срочно посылать людей за столбами!
   - У меня на десять работников две лопаты! Где взять ещё, хотя бы три-четыре штуки?
   - Всем по четыре выдали, лучше надо было следить за ними!
   - Да они из тополя, а место попалось с плотной землёй. Мне хотя бы одну с железными краями.
   - А...
   - Молчать!!! - гаркнул, не выдержав атаки со всех сторон, попаданец. Оглядев с высоты своего немалого роста замолкнувших от его окрика джур, продолжил нормальным голосом.
   - Может вам и задницу, когда опростаетесь, прикажете подтирать? Вам было дано задание и выделены необходимые для его выполнения... - Аркадий проглотил, не вымолвив, неуместное в данных обстоятельствах слово "ресурсы", судорожно поискал в собственных мозгах подходящую замену, но ничего толкового на ум не пришло. Поэтому решил считать, что подчинённые и сами должны соображать и продолжил.
   - А если кому чего не хватило, то он должен проявить сол... казацкую смекалку и добыть недостающее самостоятельно. Только без воровства! Сами знаете, какое у нас за него наказание. Поищите заброшенные кошары, вдоль Дона можно найти топляки и подмытые водой деревья... Твёрдый грунт лучше предварительно взрыхлять киркой или мотыгой, скиньтесь вместе и закажите одну на всех кузнецу, я потом оплачу расходы. Чтоб вам жизнь мёдом не казалась, усложняю задание. Под каждым навесом выкопать квадратную яму глубиной в аршин, шириной и длиной в два аршина. Землю из ям разложить валами от столба к столбу, только под каждым навесом проход не забудьте оставить. Задание понятно?
   Услышать энтузиазм в ответах джур можно было при наличии большого воображения. Однако "да", в той или иной форме, выразили все. На чём Аркадий с ними и попрощался. Проводить работы по зарядке ракет взрывчаткой и напалмом было рано. Эти продукты у Аркадия получались не очень-то долговечными и катастрофически гигроскопичными, втягивающими в себя воду из воздуха и теряющими свои боевые свойства от этого. Приходилось делать всё незадолго до употребления, а когда флоту надо было выйти в море, не знал никто. Зависел боевой рейд от обстоятельств, находившихся вне казачьего контроля. Расспросил о Срачкоробе. Никто не знал, куда его понесло, высказанные джурами предположения смахивали на хохмы, а не информацию. Тогда попаданец отправился к знакомому кузнецу за своим заказом.
   Дмитрий Чёрный, увидев, кто к нему пришёл, перепоручил выполнявшуюся им работу одному из подмастерий и подошёл к гостю. Они степенно, молча, поручкались, немного помолчали.
   - Заказ мой готов? - первым не выдержал "китайских церемоний" (читал бы он Конфуция!) Аркадий.
   - Ясное дело, готов.
   Кузнец имел возможность посмотреть на попаданца сверху вниз, чем и воспользовался. Взгляд был... именно сверху вниз. Не оскорбительный ни коей мере, но для набравшего гонора от собутыльников попаданца, несколько обидный.
   - И где он?
   - Куда ты всё время торопишься? Всё бегом, бегом. Вот твой заказ.
   Кузнец протянул руку и достал откуда-то небольшой мешок. Аркадий, попадая из открытого пространства в кузню, с её жаром, стуком и запахами, на короткое время терялся. Поэтому не заметил, откуда вытащил или взял Дмитрий заказанные конуса. Попаданец взял его в руку и охнул. Мешок, не смотря на небольшие размеры, был ощутимо тяжёлым. Засунув в него руку он вынул несколько железных конусов. Прикинув их диаметр, довольно улыбнулся. В скором времени, он чувствовал, что действительно, в очень недалёком будущем, эти штучки помогут сделать казачьим врагам ужасный сюрприз.
   - Слушай, да скажи же ты, наконец, зачем тебе эта хрень, да в таком количестве?
   - Эта, как ты говоришь, хрень, одна из самых больших тайн Всевеликого войска Донского и запорожцев. Сам глотку перережу любому, кто её узнает раньше положенного срока. Тебе лишняя улыбка не нужна?
   Последние слова Аркадий сопроводил характерным жестом, чиркнув себя по горлу.
   Дмитрий трусом не был, никаких побледнений и прочих слабостей себе не позволил. Однако его взгляд свысока таинственным образом преобразился в уважительный.
   - Не-е, не люблю попусту лыбиться.
   - Непрошеный совет хочешь?
   - От умного человека, чего же не выслушать?
   - Поставь одного из подмастерий за делание таких штучек. Заодно, можно ещё и на пару ногтей меньше в окружности делать. Может не сегодня - завтра, но не прогадаешь, на них будет большой спрос.
   Кузнец выдержал небольшую паузу, внимательно глядя на попаданца. Тот спокойно выдержал его взгляд.
   - Добре, сделаю по-твоему.
   Отослав с мешком приобретённых конусов, будущих составляющих пуль Нейсслера, отправился на верфь. Опять пешком, окружающие уже привыкли к его привычке передвигаться не верхом, а пешком. Для горожанина из двадцать первого века, пожившего, в своё время несколько лет в Москве, расстояния между нужными объектами в Азове казались смешными. Связываться с лошадью для их преодоления Аркадий не хотел категорически. А на непрестижность такого способа преодоления пространства среди казаков он мог позволить себе не обращать внимания.
   Работа на верфи кипела вовсю. Шхуны выглядели почти готовыми, а вот такой желанный для попаданца флейт выглядел заброшенным. Лишь несколько человек возились у его бортов, вероятно смоля их для обеспечения водонепроницаемости. Обидно, досадно, но Дон плохо подходил для постройки больших судов. Не только пушки и снаряжение для морских походов, но и мачты на него было решено водружать уже в море. Ван Ваныч одобрил рекомендованную Аркадием бухту будущего Мариуполя, хотя бог его знает, как город будет называться в этой реальности. Но сейчас там было слишком близко к кочевьям ногаев, пришлось отложить достройку будущего флагмана казацкого флота на потом, сосредоточив все усилия на доделке шхун.
   Голландец с явным удовольствием дал себе отдохнуть в беседе с Москалём-чародеем. Среди прочего, размахивая при разговоре будто калабриец или сицилиец, он уведомил собеседника, что команды шхун уже собраны. То ли Ван Ваныч за это время стал говорить на смеси велико- и мало российского лучше, то ли Аркадий к его речи приноровился, но ничего переспрашивать не пришлось. К парусам приставили греков и нескольких казаков из Западной Европы, уже ходивших на парусниках, а в палубную команду набрали бывалых сечевиков и донцов имевших опыт морских походов. Выход в море для оснащения новых кораблей двадцати четырёх фунтовыми пушками, много более эффективными, чем те, что стояли на турецких галерах, намечен был на конец следующей недели.
   Подходя к своему дому, увидел знакомые личности. Видимо, не пропущенные джурами оставшимися сторожить дом, на улице его поджидали хозяева тримарана. Выглядели они, обычно надутые от сознания обладания самым быстрым судном в мире, далеко не блестяще. Не гордыми орлами, а мокрыми курицами. Не в смысле непорядка в одежде, в поход казаки традиционно надевали рваное тряпьё. Лица у них были не восторженные в высшей степени. И откровенно растерянные, что для бывалых казаков, повидавших в своей жизни много чего, было совсем не характерно.
   Длинный, с самого Аркадия ростом, но тощий и узкоплечий Сидор Нетудыхата пускал кольца дыма из трубки-носогрейки, опёршись спиной на стену попаданцева дома; Семён Ежов, рыжий, бородатый и лохматый, присев на корточки, гонял во рту былинку, а гордый сын Кавказских гор Шу Ачиров, шепсуг, о чём-то мрачно размышлял сидя по-турецки прямо на земле. Что совершенно нехарактерно, все - без головных уборов.
   "Опять не слава богу! Ох чую, трындец моему тримарану настал и прдётся мне сейчас ещё раз выкручиваться и юлить. И как неудачно получилось, что их даже во двор не пустили, по моему же приказу. Не красиво вышло".
   Увидев подходившего Аркадия, ребята перестали изображать из себя воплощённую мировую скорбь и первыми приветствовали его. Признавая, тем самым, более высокое общественное положение пришедшего.
   - Здоровы будьте, хлопцы! Чего так невеселы? Неужто корабль вас подвёл? И уж простите моих джур, в моём доме хранится разное-всякое, для чужих глаз не предназначенное, вот я им и приказал никого туда не пропускать.
   - И тебе дай Бог доброго здоровья! - за всех приветствовал попаданца Сидор. - Да мы не в обиде, самим в колдовскую хату без хозяина лезть не очень хотелось.
   - Ну, хозяин вернулся, милости просим в дом, гости дорогие.
   Впрочем, в дом заходить не стали, расположились во дворе, в теньке. В завязавшейся беседе выяснилось, что никаких претензий к "изобретателю" тримарана казаки не имеют. Аркадия такое миролюбие порадовало и удивило.
   - Что у вас случилось? Отчего поломка у вас случилась? Штормов вроде не было. Неужели на мель налетели? - уступивший вскоре после постройки свою долю в нём, нынешним своим гостям, попаданец ожидал обвинения в дурном судостроении. Чего-чего, а драть глотки, требуя своего, казаки умели и не стеснялись.
   Многочисленные поломки, преследовавшие необычное судёнышко с самого начала навели его на мысль, что сооружённому из дерева, да без математических расчётов и знания сопромата кораблику, вряд ли суждена длинная и счастливая жизнь. Расспросы подтвердили его догадку. Действительно, казаки, раздосадованные частыми поломками и слишком медленным набором скорости, по-своему разумению произвели переделку судёнышка. Сменили связывавшие корпуса балки на более лёгкие, выбросили прочь утяжелённый шверт. Кораблик от такого усовершенствования стал летать как стрела. Да улетел недалеко. Набрав сумасшедшую по тем временам, скорость он, к счастью недалеко от берега, развалился на куски, в буквальном смысле этого слова. Сначала сломалась мачта, тримаран сильно тряхнуло, от чего треснули обе скреплявшие корабль балки. Усиливавшееся волнение быстро разрушило кораблик. Вскоре корпуса отправились в отдельные друг от друга плаванья. Казаки смогли оседлать один из корпусов. Дуракам везёт, течением, которому они помогали в меру сил гребя руками, обломок кораблекрушения вынесло на берег. Казацкий, иначе пришлось бы им отправиться на невольничий рынок в Кафе в виде товара.
   Аркадий порадовался про себя, что казаки, в отличие от современных им европейцев, почти все умели плавать. Ну и тому, что его неудачный проект развалился окончательно после самовольной, без согласования с ним, перестройки. Иначе ребята имели бы право предъявлять ему нешуточные претензии. Узнав, что казаки не в коей мере не смущённые своей неудачей, пришли за советом, как построить новый тримаран, стал энергично их отговаривать. Намучившись в своё время с этим судёнышком, он окончательно решил для себя, что без более совершенных материалов чем дерево, строить скоростное многокорпусное судёнышко - авантюра. Торжественно пообещал им, что когда будет у казаков глубоководная бухта, он поможет им построить нормальный корабль с самой большой скоростью. Потерпевшие кораблекрушение согласились с большим трудом. Им хотелось немедленно и сразу, причём именно тримаран. Пришлось прибегнуть к своему колдовскому авторитету, заверив, что из-за чёртовых происков, даже если залить новый корабль святой водой, он всё равно плавать не будет.
  
   Нестерпимость ожидания.
   Азов, ... августа, 7146 года от с.м.
  
   Спина болела, будто эти дни он под плёткой надсмотрщика пропалывал поле, а не возился, сидя, между прочим, с корпусами ракет и, отдельно, с боеголовками. Аркадию так и не удалось найти положения, в котором несложная и не супертяжёлая работа по герметизации ракетных составляющих не перенагружала мышцы спины. Всю эту работу они проводили вдвоём со Срачкоробом, доверять её кому-нибудь ещё попаданец опасался. Как известно, если хочешь, чтоб было сделано хорошо - делай сам. Во избежание проколов в конце дня Аркадий и Юхим тщательнейшим образом проверяли работу друг друга. Слава богу не приходилось самим делать эти ракеты, изготовляли все части и собирали их в носителя и боеголовку другие люди. Удалось-таки наладить нечто вроде примитивной мануфактуры с разделением труда.
   Руки делали своё дело, глаза внимательно присматривали за работой рук, а в голове крутились вероятные варианты развития событий, если интрига сработала полностью как задумывалось, сработала частично или провалилась.
   "Н-да, вариантики-то получаются неравноценные. Если не с катастрофической разницей для нас, то с болезненно-значительной. Уж очень многое поставлено на древнюю сплетню и, пусть вполне вероятное, но предположение. Не знание. А человек, как известно, предполагает, бог же над этим смеётся. Ну, положим, на смех небожителя можно и забить, да как бы не пришлось нам, планировщикам, плакать. По пути на рабский базар в Кафе или Стамбуле".
   Понимая, что для Срачкороба день прошедший без хохм - прожит зря, Аркадий поднатужился и вспомнил несколько шуток из своего времени. Москаль-чародей опасался, что монотонная работа подвигнет друга на совсем уж дикую выходку с тяжёлыми последствиями. Оставалось надеяться, что незамысловатых шуток над джурами и разнорабочими ему для разрядки будет достаточно.
   Махнул рукой джурам, чтобы забирали очередную боеголовку. Чтоб там, в далёком Багдаде и ненамного более близком Стамбуле ни произошло, большой казацкий поход на столицу Османской империи был предрешён. Упускать инициативу в борьбе с таким грозным противником смерти подобно. Разведка донесла, что в Мраморном море видели несколько судов алжирского и тунисского пиратских флотов. Так что изготовление ракет, к сожалению недолговечных и далёких по эффективности от снарядов "Катюш", не говоря о разных "Градах" и "Смерчах", шло полным ходом. Даже такие ракеты должны были сыграть в предстоящих событиях существенную роль.
   Случались и мелкие радости. Удивительное дело, удалось даже продавить свободную, заранее не оговорённую дату выхода в море. У казаков была масса примет и предубеждений, руководствуясь которыми они отправлялись в походы. Некоторые, в частности, нежелание запорожцев брать в море священников, выглядели безобидными. Другие смотрелись аргументированными, к примеру начинать поход в безлунную ночь. Ведь им раньше необходимо было пройти мимо турецкой стражи. Сейчас этот обычай явно потерял актуальность, но сколько же нервов и сил стоило Москалю-чародею убедить в его устарелости атаманов... вспомнить страшно. Очень кстати пришлась слава колдуна.
   Посомневавшись, Аркадий всё-таки сделал небольшой перерыв. Вышел во двор и помахал руками и ногами, принципиально не обращая внимания на боль в спине. Начальников над ним не было, приходилось заниматься самоконтролем. Забавно, н в данном случае это его не радовало. Обмануть можно любого начальника, разыграть трудовой энтузиазм, потихоньку филоня при этом. Но делать вид что работаешь перед собой бессмысленно. Приходится зажимать самого себя в жесточайшие тиски и преодолевая боль и природную лень пахать, как папа Карло. Самое обидное, что и расслабиться после работы почти невозможно. Про кино и телевидение, радио и музыкальны записи можно забыть навсегда, развлекательной литературы у казаков не существовало, они обходились байками у костра и песнями лирников, попаданцу совершенно не интересными. От выпивок приходилось воздерживаться, утренняя головная боль и дрожащие руки - не лучшие помощники при важной работе требующей предельного внимания. Оставалось терпеть, в надежде скоро выплеснуть накопившееся неудовольствие на турок. Должен же кто-то ответить за его мучения!
   Гонец с Полтавщины прискакал в Азов ближе к вечеру. О его прибытии и вести, которую он принес, доложил посыльный от Петрова. Запыхавшийся русый паренёк сообщил очень неприятную новость. Большой чамбул из Дивеева улуса, тысяч пять всадников, легко прорвал дозорную пограничную цепочку запорожцев и рассыпался по южной части края, убивая, насилуя, грабя, поджигая всё, что не могли утащить. Эта ногайская орда официально находилась в подчинении крымского хана и не выходила из-под его руки. Но хан, призвавший запорожцев в союзники, далеко, да и сильно занят, мужчин в орде осталось достаточное количество, вот и не выдержали ногаи, решили заняться привычным делом. Карательные отряды, измывавшиеся над крестьянами, парировать нашествие не сумели. Не на то были заточены. Татары же успешно избегали стычек с панами. Они на Полтавщину грабить пришли, а не свои головы складывать. Привычно разбившись на небольшие отрядики, людоловы прочёсывали все местности, пригодные для передвижения конницы. Горожане позакрывались в своих местечках, не без оснований надеясь на защиту стен. Туда же стремились попасть и селяне, прихватившие с собой нехитрый свой скарб и скот, и молящиеся о сохранности наспех спрятанного урожая. Однако, далеко не всем это удавалось. Настигнутым в пути или понадеявшимся на авось и оставшимся в селах попавших под налёт людоловов пришлось плохо. Стариков и малых детей, не способных перенести тяжёлый путь до рабских базаров, убивали сразу. Остальных беспощадно, не очень заботясь о сохранении им жизни, гнали на юг. Доходили до цели путешествия далеко не все. Особенно ценились красивые девушки, стоившие в Турции огромные деньги, их даже не насиловали, берегли для османских гаремов.
   Дивеевцы были ближайшими соседями донцов, не мог не встать вопрос об ответном ударе по их кочевьям. Не говоря о перехвате чамбула при возвращении его в степь. Особенно учитывая то, что несколько таборов формировались из выходцев из Малороссии и возглавлялись атаманами оттуда же. Кривонос, Богун, Гуня, Сирко не раз и не два требовали атаковать Левобережье Днепра, очистить русскую землю от свирепствовавших на ней панских карателей. В прошлые разы удавалось уговорить их потерпеть, благо дураков среди них не было. Срабатывала логика, просчитывать возможные последствия предпринимаемых действий атаманы умели на высоком уровне. Ногайская атака может переполнить чашу их терпения, без того не слишком объёмную и они рванут, вместе со своими таборами, на защиту родной земли. Одной логикой их теперь не остановить. И сорвут тем самым, все планы попаданца. Для атаки Стамбула нужны все силы, которые удастся собрать.
   "Одного или двух, если повезёт, я никуда не дёргаться уговорю. Но на всех моего авторитета не хватит. Значит необходимо срочно скакать к Хмельницкому. Придётся рассказать ему подробнее об интриге и вытекающих из неё последствиях. Посему лучше выехать с ним в поле и поговорить без свидетелей. А потом созвать ещё одно совещание атаманов".
   Аркадий ещё по пути к Хмельницкому решил ни в коем случае не врать, не юлить, а говорить с максимальной правдивостью. Не забывая гебельсовского завета об утаивании части правды. Имел уже возможность убедиться, что знаменитый гетман дьявольски умён и фальшь, враньё определит с ходу. И готовый молиться богу, чего в старой жизни с ним не случалось в самые трудные моменты его биографии, об удаче этой беседы. Богдан пошёл на контакт охотно, сразу согласился, что общение в степи, без лишних ушей, в данном случае наиболее разумно. Выехали немедля, каждого сопровождали всего двое джур, да к ним прибавился десяток охранников. Около небольшого курганчика спешились. Просидели в степи вдвоём почти до полуночи, джуры и охрана отъехали на расстояние вне зоны слышимости негромкого разговора. А он получился трудным. Немудрено: попаданец просил помощи в взнуздывании атаманов рвущихся на защиту родины. Пусть основным источником существования их был грабёж, многие, в том числе отобранные для руководства новыми таборами, были и патриотами. Да и прибарахлиться, защищая отчизну, тоже можно.
   Аркадию пришлось признаться и в затеянной стамбульской интриге, осведомить Хмельницкого с перспективами её использования, дать своё видение дальнейших планов развития ситуации. Стамбульскую затею кошевой атаман одобрил, хотя и мягко усомнился в её действенности.
   - Слишком уж сложно закручено. Проще всё надо делать. Хотя... ты человек везучий, может и получится.
   - Я везучий? - непритворно изумился Аркадий. Нахлебавшись лиха большой ложкой он считал себя закореневшим неудачником. На короткое время у него даже нынешние, совсем не шуточные проблемы из головы вылетели от такого заявления.
   - Конечно везучий. Думаю, судя по твоему рассказу, там, в твоём мире, тебя ждала лютая смерть. Господь тебе дал возможность пожить и сделать благое дело. Будем надеяться, Он не оставит тебя своей милостью и далее. Хотя, на Бога надейся, да сам не плошай.
   Ошарашенный попаданец сделал небольшую паузу в беседе. Удивил его Богдан. Выпивать и вести долгие беседы ему приходилось не только с Васюринским и Срачкоробом. Не стеснялся Аркадий рассказывать о "своём" мире и собственных приключениях и другим атаманам. Но то, что Хмельницкий сделал такой же вывод, который про себя он сам, было очередной неожиданностью. Реалии миров, всё-таки, существенно отличались.
   "Вот тебе образец секрета Полишинеля. Думал, что если о собственных подозрениях ничего не скажу, то никто и не узнает. А предки и сами не дураки, по крайней мере некоторые. Однако, хоть и для человека самый интересный предмет - он сам, стоит поговорить о делах наших скорбных".
   - О моём мире и моих приключениях там поговорим как-нибудь в другой раз...
   Попаданец хотел пропихнуть собеседника на пост гетмана Малороссии, отдельной от Запорожской Сечи. Быть гетманом Богдан Зиновий согласился с ходу, а вот идея отдельной от его будущей державы Сечи, с огромными пустующими землями ему не понравилась. Тем более, на данный момент Хмельницкий был кошевым атаманом именно Сечи, а в Малороссии даже чин чигиринского сотника утратил, а фамильное имение Хмельницких в Субботове разорили прислужники гетмана Конецпольского.
   Если бы Аркадий заранее не продумал, чем можно в таком случае умастить Богдана лично, то плакали бы его планы горючими слезами. Не слететь с уровня переговорщика с такой личностью попаданцу помогли домашние заготовки, часть которых ему была подсказана товарищами. В необходимости лично заинтересовать Хмельницкого были уверены все из узкого круга посвящённых. Становясь на сторону попаданца он автоматически ставил под удар свой авторитет, на данный момент ещё далеко не такой подавляющий, как в реале года пятьдесят первого.
   "А работа-то у чертей, соблазняющих продавать дьяволу души - не сахар. Вредная, можно сказать, трудовая деятельность. Им за неё в аду должны молоко давать. Может, учитывая местные условия, из-под бешеной коровы".
   Такие мысли у Аркадия появились после воплощения в жизнь задумок по уговариванию Богдана поддержать их заговор. Такая формулировка, естественно, в ходе переговоров не звучала, но... подразумевалась. Но волновало Хмельницкого не сомнительность действий Москаля-чародея и компани, а личный интерес: что он будет с этого иметь? К счастью домашние заготовки сработали и будущий гетман, не полностью, но удовлетворён.
   Дальше было легче. Объяснив собеседнику как он предполагает решить татарский вопрос и проблему заселения освобождающихся территорий, Аркадий добился формального согласия Хмельницкого на такую попытку, однако у попаданца сложилось впечатление, что оно было именно формальным. Впрочем жителю Украины начала двадцать первого века к "волчьей" форме обещаний своих политиков было не привыкать. Они, как известно, настоящие хозяева своего слова. Когда хотят, дают, передумают - забирают обратно.
   Договорившись между собой, без труда определили, что и остальным стоит сказать всё. Конечно, без некоторых подробностей вроде будущего гетманства Хмельницкого. Зачем заранее гусей дразнить, многие атаманы видели на самых высоких должностях только себя любимых, а к возвышению других ревнуют не по-детски. Остряница тому живой пример. Оба согласились, что без ещё одного общего атаманского совета, лучше завтра с утра, не обойтись. Дружески распрощавшись, разъехались.
   Хмельницкий поскакал во весь опор, оставляя заметный даже ночью пыльный след, успокаивать соратников, а Аркадий не спеша, шагом, отправился домой. Наслаждаясь приятной, после дневного зноя прохладой. Разговор с исторической личностью вымотал его до предела, куда там любым физическим нагрузкам. Завтрашний день обещал быть не менее тяжёлым, нужно было хорошенько отдохнуть перед ним. Даже при помощи Хмельницкого предстояло хорошенько попотеть, объясняя атаманам причины их неосведомлённости в важнейших, непосредственно их касающихся вопросах. А главари казаков были не из тех личностей, которые легко проглатывают подобные вещи. Скорее, они, все без исключения, принадлежали к числу людей склонных вбивать обиды в глотки обидчиков. Оставалось порадоваться удачному по времени побегу Остряницы, дававшему великолепное оправдание для интриганов с Москалём-чародеем во главе.
   Перекусив, чем бог послал, а джуры умять не успели, завалился спать и заснул не успев почувствовать щекой подушку. На лету. Спал как убитый, но такое осталось впечатление, что ночь кто-то нагло украл, тем самым лишив попаданца так необходимого ему отдыха.
   "Эх, поймать бы этого кого-то... ээээ! да смачно... эээа! Ой как спать хочу. Конечно вместо гипотетичных похитителей ночи логичней было бы набить морды наглым нарушителям сна, буянящим во дворе. Но судя по голосам, это Сирко и Богун, а с ними связываться... нет, эээа! определённо лучше поискать похитителя ночи. Собственная рожа целей будет".
   Посомневавшись немного, идти сразу за кофе, или во двор, выручать джур державших на смерть оборону у входа, не пуская атаманов в дом, решил, что с кофе лучше подождать немного. Ещё не ставшие теми знаменитыми полководцами, с юнцами, если захотят, Сирко и Богун справятся без труда. И по закону подлости, прервут священнодействие приготовления кофе в самом важном месте. Так что лучше выйти во двор, отрегулировать дела с естественной гидравликой (классно Хайнлайн завернул, внушает), и поговорить с грозными, в будущем, атаманами.
   Увидев вышедшего во двор Аркадия, атаманы перестали лениво лаяться с джурами, стеной ставших на их пути. Поручкавшись с пришедшими попаданец сразу взял быка за рога.
   - Чего ни свет, ни заря шум подняли?
   Иваны переглянулись и Богун от имени двоих объяснил, что их весьма удивила попытка Хмельницкого удержать возросшее в числе, сильное как никогда казачье войска от похода на выручку своим. И они не верят, что Москаль-чародей такое сомнительное, попахивающее предательством дело предложил. Хотя они давно были с попаданцем на "ты", обращался Богун к нему как к старшему товарищу. Знали ребята, кому обязаны своим неожиданным карьерным ростом из сотников в полковники. И рвались в бой, чтоб доказать всем, что это возвышение не случайно.
   "Началось. С утра, спозаранку, доказывай, что ты не верблюд. И ведь умнейшие люди, уже не мальчики, легендарные в будущем личности, о Богуне даже ненавидевший русских Сенкевич отзывался уважительно, Сирко самый знаменитый в истории характерник, а туда же..."
   - Ребята, вы садитесь вон на лавочку, за стол, джуры нам чего-нибудь поесть вынесут, а мне, для сохранения шаровар сухими, в сральню зайти надо. Выйду, поговорим.
   Сев напротив гостей, Аркадий начал беседу с примера.
   - Вот дерётесь с лютым врагом, и вдруг какой-то малолетка забегает на соседний двор и валит там на землю соседскую девку, задирает ей юбку. Вы как, драку прекратите, к врагу спиной повернётесь и побежите её невинность спасать?
   Хлопцы растерянно переглянулись. Они прекрасно поняли, к чему ведёт их собеседник.
   - Так не обязательно же кидаться на татар скопом, можно выслать один табор. Или, хотя бы две-три тысячи конников. Ведь люди же там гибнут! Наши люди.
   - Ага, хорошо придумано. Остаётся уговорить татар дать бой.
   Оба Ивана несколько сникли. Они прекрасно знали, что в набегах татары всячески избегали столкновений с войсками, иногда даже бросая награбленное. Жизнь дороже хабара, награбить всегда снова можно. Да и, по большому счёту, не так уж волновала судьба хлопов с Левобережья шляхтичей с Правобережья. Отличиться в бою им хотелось, прославиться подвигами. Ну и, куда ж казаку без этого, прибарахлиться за счёт отбитой у татар добычи. В конце концов, удалось Аркадию уговорить гостей не поднимать бучу. Пришлось тихонечко рассказать об ожидаемых в Турции событиях, пообещать, что в Стамбуле и для подвигов и для добычи, обстановка будет куда благоприятней. А с татарами в любом случае разбираться ещё придётся, тогда и этот набег им можно будет припомнить. Перспектива большого похода на Стамбул новоиспечённых полковников вдохновила, ушли со двора они в вполне мирном настроении.
   Наскоро перекусив во время беседы, Аркадий сварил наконец себе кофе, облился холодной водой из колодца, на интенсивную зарядку и купание в Доне сегодня времени не было. Выпив ароматный напиток почувствовал себя почти человеком и пошёл к Хмельницкому. Главные трудности предвиделись не с Сирко и Богуном, а с Кривоносом и Гуней. Их было неплохо обработать с двух сторон.
   Как день начался, так он и продолжился. Сначала убеждали, с куда большим трудом, имевших на данный момент немалый авторитет Кривоноса и Гуню в доме Трясилы, уступленным старым атаманом своему преемнику на время пребывания Богдана в Азове. Потом у Петрова-старшего успокаивали остальных атаманов. Всех задело то, что важнейшие вещи были затеяны без ведома большей части старшины. Москаль-чародей отбрехивался тем, что если тайну знают многие, то её знает и враг. Напомнил о побеге Остряницы, пусть не к врагу, московский государь друг казакам, но всё же. Атаманов такое объяснение не удовлетворяло, но тут Аркадию повезло в очередной раз.
   Прервав громкую свару атаманов, в зале появилась неожиданная парочка. Влекомый дюжим казаком паренёк в добротной одежде и с бледным, окровавленным лицом. Казак тащил его за шиворот, держа почти на весу, так что влекомый скорее перебирал в воздухе ногами, чем шёл.
   Аркадий сразу узнал казака из васюринского куреня, хоть и не помнил его имени. Сегодня утром, на всякий случай, попаданец договорился с Петровым, что после начала совета сотник васюринского куреня с несколькими казаками осмотрит прилегающие к залу совета помещения. Главный в Азове человек тогда удивился:
   - Почему это в моём доме и ребята из васюринского куреня? У меня и своих надёжных, многократно проверенных хватает.
   - Не сомневаюсь в этом, - ответил тогда попаданец, - но кто-то один из них может быть подкупленным. А васюринцы будут здесь неожиданно и для себя самих, их точно никто не додумается подкупать заранее.
   Подумав над этими словами, Петров, к удивлению Аркадия, легко согласился. Попаданец ожидал спора или категорического отказа. И вот, случайная идея дала результат. Судя по всему, шпион был пойман на месте преступления. О чём вошедший за этой парочкой сотник ...(имя уточнить) и рассказал. Подслушивавшегося легко опознали. Это был один из джур Гуни Владислав Ловмянский, православный шляхтич с Винничины, из мелкопоместных, ни в чём подозрительном ранее не замеченный.
   Гуня таким поворотом дела был явно ошарашен, подозревать его не стали, вслух по крайней мере, даже недоброжелатели. Попытка добиться от юнца, зачем он подслушивал совет атаманов результата не дала. Тот замкнулся, стиснул разбитые в кровь губы, на вопросы и подзатыльники реагировал только злобными взглядами исподлобья. Ну не устраивать же на совете атаманов пыточную? Все дружно решили отложить его допрос на вечер, продолжив разговор о более важных делах. Мальчишку заперли в комнатёнке без окон, приставив к двери часового.
   Выявление шпиона здорово охладило страсти на совете. Благодаря чему удалось спокойно обсудить все проблемы скорого похода на Стамбул. Чтоб не терять время зря, решено было срочно, сегодня же послать галеру в Пицунду, к союзникам-шапсугам, предварительно согласившимся участвовать в набеге на турецкие города Малой Азии.
   Весьма довольные итогами совета, сразу по его завершении, Москаль-чародей, Свитка и Петров-старший пошли поспрошать шпиона. Но здесь их ждало жестокое разочарование. Они обнаружили его мёртвым. Тщательный осмотр тела не выявил никаких ран или следов насильственной смерти. Оказались бессильны определить её причины и характерники. О химико-бактериологическом исследовании трупа и мечтать не приходилось. Оставалось свалить всё на интриги иезуитов, благо за ними и реальных чёрных дел числилось немало.
   Так что к своему дому Аркадий приближался с несколько подпорченным настроением. Выявление шпиона, к тому же приближённого к одному из атаманов, следовательно имевшему большие возможности для сбора информации и его странная смерть, оставили неприятный осадок на радости удачного объяснения с атаманами. Оставалось утешаться, что жизнь - как зебра, белые полосы сменяются чёрными, а в конце, по любому будет...
   Нельзя сказать, что он обрадовался, увидев в своём дворе кучу лиц безусловно кавказского происхождения. Однако весть, что это прибыли посланцы кабардинского князя с выкупом за пленниц, в очередной раз существенно изменила его настроение за этот сумасшедший день. Он приветливо поздоровался с дворянами, в том, что "гости" - благородные люди легко было определить по их боевому облачению и повадкам.
   После не китайских, слава богу, но кавказских, что ненамного лучше, церемоний, старший из посланцев, тлекотлеш, то есть дворянин первой категории Шад Аваров, торжественно произнёс:
   - За трёх своих женщин князь Ахмед Чегенукхо предлагает шестьдесят шесть молодых кабардинских кобылиц самых чистых кровей! Мы не решились загонять их в город. Сейчас они находятся сейчас у ворот города.
   Выкуп был царский. Кабардинские кони высоко ценились и, соответственно, дорого стоили. Аркадий вспомнил, что его джура надеялся получить за пленниц менее двадцати кобылиц. Сделав морду кирпичом, привычное дело для служившего в армии, он степенно поблагодарил посла, выразил удовлетворённость щедростью князя и спросил, не хотят ли его гости разделить с ним его скромный ужин. "Гости" не хотели, а желали побыстрее покинуть стены города с уже бывшими пленницами.
   "Вольному - воля, а баба с возу... Однако хорошо я тогда придумал, сыграть на гоноре князька. Теперь, можно сказать, сам стал выгодным женихом, материально обеспеченным, не старым, уважаемым... Остаётся найти ценительницу этих достоинств. Со свободными женщинами на Дону пока проблема, вот и из Малороссии добираются почти сплошь мужчины".
   Джуры предусмотрительно оседлали его Гада, и он, держась в седле далеко не так эффектно, но вполне прочно, проводил горцев за ворота. Там принял выкуп, выразил своё восхищение статями кобылиц и распрощался с кабардинцами. Тут же перепоручил сопровождавшим его для понту джурам отогнать новых лошадок к старым, к месту их выпаса.
   Проводил взглядом лошадок - действительно, очень красивые создания - дал кулаком по голове Гаду, жаждавшему немедленно познакомиться с кобылами поближе. Знакомство такое в планах Аркадия присутствовало, но позже. Пока Гаду предстояло потерпеть.
   "Кстати, столько кобыл для одного жеребца - перебор. Сдохнет перетрудившись увеличивая поголовье. Придётся закупать ещё одного кабардинского жеребца, или двух-трёх, надо будет опытных лошадников расспросить".
   Уже собираясь поворачивать обратно, заметил идущий с большой скоростью вверх по реке струг. Решил подождать, корабль, видимо вёз какую-то важную весть, иначе казаки не стали бы корячиться, так выкладываясь. Одно известие попаданец ждал давно, с огромной надеждой, поэтому невольно разволновался, как юнец, ждущий свою любимую. Корабль шёл быстро, времени до его прибытия прошло немного, но Аркадий испереживался. Наконец судёнышко выскочило носом на берег, с него ловко спустился хорошо известный попаданцу пластун Иван Бульк и, увидев всадника подбежал к нему.
   - Косой крест с перекладиной вверху! - тихим голосом, но безусловно воскликнул Бульк.
   Аркадию на мгновение показалось, что он не может вздохнуть. Это было именно то известие, которого он ждал.
   - Это точно? Голубь ваш?
   - Да, совершенно точно. И голубь наш, один из пяти, остальные, боюсь, не добрались.
   - Это уже не имеет значения. Поехали сразу к Петрову. Иди за мной.
   "Ирония судьбы. Всегда относился к голубям как к летающим крысам. То есть, даже много хуже, чем к крысам. Пацюков, по крайней мере, за ум можно уважать, а голуби... тупые, наглые и вредные твари. И вот важнейшее в моей жизни сообщение приносит голубь. Причём, как понял, посланы в путь были пять птиц, а долетела только одна. Значит остальные сгинули по пути, заплатив своими жизнями за своевременный приход вести к нам. Н-да... а любить их всё равно не тянет".
  
   10 глава.
  
   Круиз по Черноморью.
   Чёрное море у побережья Малой Азии, ... августа 7146 года от с.м.
  
   Голос Иван сорвал дня два назад, и командовать приходилось шёпотом в ухо громкоголосого Василия Свистунова. А уж он, выкрикивал команды наказного атамана эскадры в сделанный по указаниям Москаля-чародея большой медный рупор. Для других кораблей приказы, естественно, дублировались флажками, поднимаемыми на мачту и привычным казацкому уху барабанным боем. Да вот беда, для большой эскадры и "правильного боя" флажков и их сочетаний использовать надо много, а командиры галер и сигнальщики выучить их твёрдо сподобились не все. И новые "барабанные" команды иногда понимались самым неожиданным образом. Да и сам атаман, чего уж там, временами не успевал вовремя дать нужную команду. Не было у него необходимых навыков.
   "Старому кобелю учиться новым выкрутасам... трудно. Но куда деться? Идти в монастырь рановато, вроде бы. Отдать атаманство? Оно, конечно, в таком деле и говорить ничего не надо. Жаждущие покомандовать сами быстро заметят, что у атамана хватка не та, сил меньше стало, мигом из рук булаву выхватят, ещё ею же и голове навернут. Чтоб не попытался за неё бороться. Только становиться под власть разных молокососов... нет уж. Есть ещё порох в пороховницах!"
   Казацкий флот, разбитый на пять эскадр, тренировался. Легче всех было Фёдорову, он командовал стругами. Пусть их было больше сотни, но дело для казаков привычное. Правда давно уже не был на стругах столько новичков. Ведь не только бывшие хлопы с Малороссии, но и сноровисто обращавшиеся с оружием бывшие городовые казаки и стрельцы из Великороссии, черкесы-горцы, решившие стать казаками татары, по морю не плавали. Одно дело слушать рассказы о захвате турецких судов, и другое, ох, совсем другое, брать чужой корабль на абордаж. Даже на тренировках, когда в тебя не палят из пушек и ружей. Нескольких человек из упавших в воду во время тренировок не успели выловить из воды. В отличие от опытных казаков, многие из новичков плавать не умели.
   На бывших турецких, а ныне казацких галерах эта проблема стояла также во весь рост. Новичков было заметно больше, чем ветеранов. И вопрос был не только в неопытности новиков и молодыков. До недавнего времени главным, практически основным источником оружия у казаков были трофеи. Следовательно и вооружение на флоте было, по казацким меркам, очень плохое. Немалые трудности были и у возглавлявших галеры и абордажные команды опытных казаков. Ходить на струге - совершенно не то, что командовать несравненно большей галерой. Да и оглядываться на флажки, не всегда легкоразличимые, казаки не привыкли, как и к новым барабанным командам. В результате даже простейшее перестроение из походного строя в развёрнутую линию выполнялось медленно и редко обходилось без происшествий. Три галеры уже ремонтировались на казацкой верфи после столкновений и чуяло Иваново сердце, они были не последними. Оставалось благодарить Бога, что не было пока самотопов.
   Хуже всего дела шли на пятой, парусной эскадре. Помимо отсутствия опыта хождения на чисто парусных судах, пришлось привлечь для работы с парусами греков-рыбаков, капитанов и наказного атамана эскадры, Трясило донимала разнородность эскадры. Кроме двух гафельных шхун, построенных на собственной верфи, в неё входило семнадцать судов турецкой и греческой, в общем, османской постройки. Все эти скафо, чектирмы, поллуки строились в разное время и с совершенно различным предназначением. Естественно, они существенно разнились не только по величине, но и скорости и манёвренности. Половина изначально не могла нести пушек крупнее шестифунтовок, а то и трёхфунтовых фальконетов. А уж как эти суда шли вместе... слов нет, одни эмоции. Зато мат над эскадрой висел постоянно, временами сгущаясь до почти зримой ощутимости. На полутора десятках языках. Однако, помогали энергичные выражения плохо. Наказному атаману и его командирам не удалось ещё ни разу даже выдержать походный строй. То одно, то другое, часто два-три судна сразу, вываливались из строя, чрезмерно ускорялись или неожиданно замедлялись. То, что они не посталкивались друг с другом в первый же день, можно было объяснить только божьей милостью. Но сколько же можно испытывать Его терпение!
   Предназначалась пятая эскадра не для боя, а для перевозки десанта, но при нынешнем положении дел возникали серьёзные сомнения в том, что эти суда смогут вовремя и вместе добраться до цели. Тем более, что идти предстояло по ночам, как и высаживать десант. Учитывая, как "ловко" обращались казаки с гафельными и латинскими парусами, как "хорошо" понимали своих командиров новые казаки-греки, перспективы вырисовывались самые мрачные. А ведь шхуны несли самое мощное вооружение из всех кораблей казацкого флота, по шестнадцать двенадцатифунтовых пушек и четыре восьмифунтовки. Ох, сколько пришлось потратить усилий, чтобы перелить пушки под единый калибр... вспоминать не хотелось.
   Само собой, раз уж вышли в море, наведались в пару небольших турецких городишек и посетили несколько расположенных неподалеку от моря турецких сёл. Тяжёлая работа на свежем воздухе очень способствует хорошему аппетиту. Несколько тысяч казаков, пусть и в основном неопытных, регулярно хотели есть. И необходимо было обеспечить их (иначе какие из них гребцы?) доброй едой три раза в день. Между тем на Дону с едой было плохо. Если бы не двойное жалованье, присланное из Москвы, людей, которых стало много больше чем обычно, давно нечем бы было кормить. Срочно нужно было раздобыть еды. Вот и запылали турецкие сёла, закричали и заплакали их жители, милосердно уничтожаемые поголовно. Всё равно большая часть вымрет с голоду без увезённого казаками урожая. У греков, в их рыбачьих поселениях, рыбу покупали и выменивали на свежие трофеи, а не забирали, как бывало ранее. Атаманский совет надеялся привлечь многих из них на переселение в очищенные от татар земли: к приглашениям грабителей вряд ли кто будет прислушиваться.
   Вперёдсмотрящий крикнул, что по курсу виден парус, и Иван скомандовал ускорить ход. Походный тулумбас загремел чаще, постепенно увеличивая темп гребли. Большой, как выражался попаданец, адмиральский тулумбас, с особо "толстым" звучанием, предназначенный для передачи сообщений на другие корабли, передал приказ разворачиваться в линию, чтоб не дать туркам ни малейшего шанса уйти. Если встреченное судно было такой же галерой, шанс избежать нежелательной встречи с пиратской эскадрой у него был. Если вовремя заметит опасность и не пожалеет рабов за вёслами. Впрочем, жалостливых турок Васюринскому за свою достаточно длинную для казака жизнь, встречать не доводилось. С другой стороны, а может они не успевали его проявить, в связи со скоропостижной кончиной?
   Услышав от вперёдсмотрящего, что встреченное судно парусник, Иван успокоился.
   "Ну уж паруснику от нас не уйти. Даже на берег они не успеют выброситься, мигом догоним и захватим".
   Однако время шло, казаки гребли изо всех сил, а к турецкому судну казацкая эскадра приближалась медленно, пусть и ветер почти попутный. Уже можно было рассмотреть, что преследуемое судно имеет длину сходную с галерной, три мачты с одним большим косым, парусом на каждой. Шло оно с непривычной для парусников Черноморья высокой скоростью. Но, на счастье умаявшихся гребцов, ветер стал стихать. Несравненно меньше от него зависимые галеры стали стремительно сокращать отставание от парусника. На нём, видимо обеспокоенные ослаблением ветра, установили вёсла. Однако спастись в этот день им было не суждено. Два десятка вёсел - плохая альтернатива пяти десяткам, работавшим на каждой галере. Видимо капитан парусника это понял и приказал их убрать.
   "Хороший кораблик нам достался. Быстрый. Думаю, видя сколько врагов их настигает - а они явно поняли, что мы враги - сопротивляться турки не будут. Сдадутся без боя".
   Иван ошибся. Турецкий корабль неправдоподобно быстро для парусника развернулся и окутался дымом по всей длине борта. Донёсшийся до пиратской эскадры звук залпа безусловно сказал бы им о хорошей вооружённости противника. Но для такого вывода им не надо было прислушиваться к громкости вражеского залпа. Эти враги не только быстро ходили по морю, но и стреляли метко. На шедшей впереди галере Васюринского одно из вражеских ядер разбило пополам мачту, другое легко, будто картонный, пробило борт, поразив при этом гребцов, третье пронеслось сквозь собравшуюся на носу толпу казаков, приготовившихся к абордажу, прервав жизни минимум троих из них. Ещё несколько ядер подняли непривычно высокие для казацкого глаза всплески невдалеке. Галера вильнула, из-за появившейся неравномерности в гребле разных бортов. Её тут же опередили соседи справа и слева. У Ивана от такого неприятного сюрприза голос вернулся, что было очень кстати. Удалось избежать врезания в бок опережавшей флагмана галеры слева.
   Естественно, флагман отстал, и второй залп, на этот раз картечи, достался именно двум обогнавшим его соседям. И был он куда более смертоносным, чем первый. Так что будь у турок три врага, они вполне могли бы рассчитывать на спокойный уход, если не на победу. Но в пиратской флотилии было тридцать кораблей и третьего залпа туркам дать не позволили. К его борту со стуком, втянув вёсла по борту, "прилепилась" казацкая галера, к ней тут же присоединилась другая, третья обошла вражеский корабль с носа, получив картечный "душ" из двух носовых пушчонок, и казаки со знаменитым своим рёвом бросились на врагов с другого борта. Потом выяснилось, что им крупно повезло. Пушки были заряжены картечью и там, но вражеским артиллеристам было уже не до стрельбы. На палубе шла ожесточённая рубка. Выглядевшие необычно загорелыми даже для турок, враги сопротивлялись отчаянно и умело. Но при подавляющем численном перевесе казаков, потерявших в схватке, удивительное дело, почти в два раза больше людей, турок добили быстро. Пощады они не просили, да и давать её им никто не собирался. Среди абордажников никто не сообразил, что не помешало бы взять пленного.
   Иван, видя что к схватке на паруснике он не успевает, пошёл на нос своего судна. У попавшегося на пути и не посторонившегося новика Анцифера Хохолкова, когда наказной атаман его сдвинул со своей дороги, глаза на белом, будто выбеленном лице оказались заполошно испуганными, а мокрое пятно на шароварах было, судя по запаху, не от морских брызг.
   - Ну, не бойся казаче. Нам казакам бояться не положено, кто ж, если что, землю родную защищать будет?
   - Ой, батько, их... их... в... - здесь заледеневший от испуга казачонок смог немного расслабиться в присутствии величайшего для него авторитета и... чуть было не облевал его. Но Ивану обращаться с молодыками было не привыкать, он уверенной рукой развернул парнишку к борту, а сам продолжил путь. Через несколько шагов ему пришлось подать голос.
   - А ну-ка хлопцы, пропустите меня!
   Услышав знакомый голос казаки посторонились. Большей частью неопытные и молодые они пребывали в ненормальном и совершенно не боевом настроении. Им впервые в жизни пришлось наблюдать, как у стоявших рядом людей отрывает голову, уродует тела вражеское ядро. Иван заметил мокрые штаны ещё у одного из них, все толпившиеся здесь выглядели откровенно перетрусившими.
   Выйдя на нос, где стояли испытанные в боях казаки, атаман понял причину испуга молодых. Ядро, пронесясь сквозь толпу наделало бед. Одного, Степана Вжика он смог узнать только по расшитому золотом поясу, головы у тела не было. У другого казака ядро оторвало плечо вместе с рукой, третьему вырвало большой кусок груди, почти перерубив его пополам, видимо в момент попадания в него он стоял боком к врагу. Ещё одному казаку перевязали предплечье, но, судя по всему, Семён Луговой не только выживет, но и сможет отомстить врагу за убитых товарищей.
   Оставшиеся на носу казаки, в отличие от попятившихся молодыков, гибели товарищей не испугались и были готовы вступить в бой. Этих волков видом оторванной головы не испугаешь, если понадобится, они сами кому надо голову отгрызут. Именно такие бойцы и прославили казаков. Иван снял шапку, перекрестился и склонил перед погибшими голову.
   "Только вот беда, перепуганных куриц на корабле сейчас больше. Да... не все наши молодыки смогут стать настоящими казаками, не все... А тут такие события грядут! Чую, не знаю чем, но точно чую, вот-вот исполнится задумка Аркадия и Свитки. Пожалуй, переброшу на захваченное судно команду, и домой. Да надо бы узнать что за корабль, очень уж хорош ".
   Подошедший командир гребной палубы доложил, что на ней один человек ядром убит, трое щепками ранены, все из молодыков. Иван отдал приказ о ремонте корабля и приказал подтянуть дубок, маленькую лодку, которая была привязана к корме. Прежде чем двигаться обратно, хотелось посмотреть на приобретение.
   Вблизи новый корабль казацкого флота оказался ещё более привлекательным, чем издали. При галерной длине имел широкую палубу, далеко выступающую корму, но узкий, по хищному острый корпус. Нёс на борту, как казацкие шхуны, двадцать пушек, но если пары сзади и впереди были такими же недомерками, то стоявшие по бортам были крупнее. Иван внимательно осмотрел несколько из них и понял, что сделаны в одной мастерской по одному образцу. Судя по лилиям, во Франции. Бравшие врагов на абордаж просветили его, что такие корабли принято называть шебеками и они очень популярны у магрибских пиратов. Один из новичков, левантийский грек, встречал такие в Средиземном море. Вероятно захваченное судно пришло из Туниса или Алжира. Номинально тамошние пираты являются поданными турецкого султана, он мог им что-то пообещать за помощь в уничтожении казаков. Васюринский убедившись, что мусульманские пираты - серьёзные враги, решил ускорить уход назад. Необходимо было сообщить о степени нависшей над казацким флотом опасности. Собственно о прибытии судов из Магриба к Стамбулу стало известно в недели две назад.
   "Дааа... будь во время прошлого сражения у турок с десяток таких корабликов, перебили бы они нас, как пить дать. Хорошо, что Великий визирь отправил флот на нас не дожидаясь их прибытия. Видно, по доносу валиде-ханум султан, на наше счастье, из-под Багдада прикрикнул на него. А вызвал он, думается не десяток, куда больше. Днём с такими врагами лучше не связываться... ну да у нас ночного опыта драк хватает. Осилим и эту напасть".
  
   Бедлам - естественное состояние человеческого общества?
   Азов, конец августа 7146 года от с.м.
  
   Долгожданное известие пришло. Смелая, если не выражаться командным (он же матерный) языком, идея воплотилась в жизнь. Повелитель правоверных султан Мурад IV скоропостижно скончался под Багдадом в тысяча шестьсот тридцать седьмом году. А не в тысяча шестьсот сороковом, как в реале. Правильной была где-то вычитанная Аркадием мысль, что султан умер не от болезни и ослабления организма систематическим пьянством, так нехарактерным для мусульман, а был отравлен. По приказу своей властолюбивой мамаши. Кёслем-султан не желала лишаться власти.
   Когда попаданец предложил закрутить эту интригу, друзья поначалу отнеслись к его задумке скептически. Уж очень ненадёжно выглядели его логические построения, да и сам он не отрицал, что достоверно не знает, был убит или умер от болезни Мурад IV. А сил и средств на воплощение в жизнь интрига требовала значительных. Как ни странно, но первым поверил Аркадию всегда сомневающийся Свитка, а не ближайшие друзья. Потом их подержали ещё несколько характерников, и дело закрутилось. Из атаманов о начатой атаке на Османскую империю сообщили, под величайшим секретом, только Петрову старшему, Татаринову и Сирко с Богуном. Последние попали в круг посвящённых как характерники.
   В Стамбул, на кораблях из Кафы, Тамани, других принадлежавших туркам портов Северного Причерноморья, на турецких же судах поплыли люди. Часть из них имела вид мусульман, другие выглядели как христиане из подданных Высокой Порты. А по Стамбулу вскоре поползли слухи, что Мурад окончательно решился на уничтожение своего слабовольно брата, Ибрагима, оставленного в живых только по настоянию их матери, волевой и властолюбивой Кёслем-султан. Что, кстати, было грубейшим нарушением османских обычаев уничтожать ВСЕХ братьев султана сразу по восшествии его на трон. Одновременно, якобы, султан хотел лишить реальной власти и посадить под замок свою мать, во избежание вреда от её интриг.
   Вопреки славе пьяницы, Мурад был весьма неплохим правителем. Жестоким, неглупым и решительным. Он сумел навести в раздираемой восстаниями в провинциях стране видимость порядка, беспощадными и частыми расправами привёл к покорности столицу. Правда многочисленные его реформы были попыткой восстановить прежний блеск империи путём возврата к старым обычаям и традициям. Людей понимающих, что именно они, эти самые традиции и привели страну к упадку, в Османской империи исторические источники не зафиксировали. Даже самые умные из прожектёров жаждали возвращения во времена Сулеймана Великолепного, не желая замечать, что весь мир, или, по крайней мере, Европа, неудержимо изменяется. Своего единоутробного брата он оставил в живых только под сильнейшим давлением матери. Несколько раз Мурад порывался его уничтожить, но довести до исполнения это желание не сумел. Жил Ибрагим под строжайшей охраной в Топкане, запертый в свою комнату, боящийся и мышиного шороха.
   Добившись стабильности в стране, султан отправился в Междуречье отвоёвывать у персов утерянные земли. И в реале преуспел. Но здесь ему не суждено было увидеть коленопреклонённый Багдад. Казаки узнали о случившемся как бы не раньше самой отравительницы, валиде-ханум. Несколько недель назад один имевший почтовых голубей грек из Трапезунда вдруг отправился к Багдаду, прихватив с собой нескольких пернатых любимцев. Никто конечно не мог связать его отъезд с появившимися аж в Стамбуле слухами. Между тем в пути грек, не скрывавший своей принадлежности к поклоняющимся Исе, претерпел неожиданные метаморфозы, странным образом превратившись по пути в небогатого купца-мусульманина. При османской армии хватало и неверных, но положение их в государстве основанном Осман-беем было слишком ненадёжным. Например голубей для услаждения желудков воинов у гяура могли отобрать с куда большей вероятностью, чем у правоверного мусульманина.
   Заметив ненормальную суету возле шатра султана, лазутчик подкупил выпивкой, этим богопротивным отступлением от норм корана не только Мурад грешил, одного из охранников. Узнав, что султан мёртв, "купец" отъехал от лагеря на север и, прикрепив к лапкам птиц кусочки кожи с условленным знаком, выпустил их в небо. До родной голубятни в Трапезунде долетел только один. Уже через несколько часов после этого из города на промысел вышла небольшая, ходкая рыбацкая шаланда. Но вместо привычного занятия, она, не смущаясь боковым, восточным ветром, направилась на север, не останавливая свой бег даже ночью. Добравшись до Темрюка, хотя последнюю часть пути пришлось преодолевать почти встречный ветер, капитан этого судна сразу зашёл к "погодному атаману", как в шутку называли Жучилу. Получив в свои руки лоскуток кожи с коряво выведенным крестом, тот немедленно отправил струг в Азов. Аркадию повезло его встретить у пристани.
   Затеянная характерниками интрига требовала немедленного продолжения силами всего казацкого флота. Но, по закону всемирной подлости этого самого флота в у Азова и не наблюдалось. Пиратские эскадры болтались где-то в море, тренируясь в боевых манёврах и добывая пропитание для себя самих и будущего десанта в Стамбул. Впрочем, стой корабли у пристани, отплыть сразу они не могли бы. Часть ракет Аркадий собирался снарядить взрывчаткой и примитивными взрывателями. А взрывчатка пока у него выходила крайне ненадёжная. Во избежание отказов в срабатывании во время боя ракеты стоило заряжать ею прямо перед походом.
   Кляня судьбу, задержавшиеся где-то казачьи эскадры, неведомую сволочь вывалившую его в век без тёплых ватерклозетов и прочая, прочая, прочая, попаданец взгромоздился в седло и рванул к атаману Петрову. Как положено казаку, не пешком, а верхом. Созывать обратно только что разошедшихся после говорильни атаманов. Теперь можно было открыть всем долю, кусочек задумки. О второй части казаки и большинство атаманов узнают непосредственно перед отплытием. То, что планы простираются на много ходов и лет, очень далеко, знали всего несколько человек и увеличивать число посвящённых в ЭТО знание было преждевременно.
   В следующие два дня Аркадий практически не спал, ел мало, прямо у рабочего места, нечто вроде сухпайка: копчёное мясо с хлебом и сушёную рыбу. У него не нашлось даже времени выйти встречать возвратившихся с моря казаков. Которые, кстати, совсем не обрадовались вести, что отдыхать будут всего двое суток, а потом им опять придётся садиться за вёсла.
   Вероятно именно из-за усталости в химцентре произошёл первый смертельный случай на производстве. Один из джур, которым было доверено производство взрывчатки, Грыцько Заяц, видимо что-то напутал от усталости и очередная порция взорвалась у него в руках. Производили взрывчатку понемногу за раз, как раз из-за боязни таких случаев, поэтому взрыв был слабый, но бедолаге Грыцьку хватило, прожил он после происшествия всего несколько минут, мучительно умирая на глазах товарищей. Больше никто от взрыва не пострадал. Аркадий приказом разогнал всех притихших, обескураженных смертью товарища джур на принудительный отдых. Прикинув по солнцу, отправил их спать часа на четыре, до полудня. На полноценный отдых не было времени.
   Помимо ракет, взрывчаткой снаряжались и металлические, сделанные из чугуна, гранаты. Сварганенные на основе серы взрыватели были не очень надёжны, но на развёртывание производства кислот у попаданца не было времени. Приходилось обходиться тем, что можно было сделать. Азид свинца или гремучая ртуть стояли в планах, причём, не самых ближних.
   Решив отдохнуть немного не на земле около химцентра, а в нормальных условиях, на постели, Аркадий отправился поспать пару часиков домой. Однако этим днём ему отдых не светил. Разве что, вечный: невдалеке от собственного дома он нарвался на дуэль.
   Шёл по спокойно, честно говоря, как сомнамбула, никого не трогал. Даже примусы, в отличие от известного литературного героя, не починял. Неожиданно столкнулся плечом с встречным прохожим, рослым черкесом, всего на несколько сантиметров ниже попаданца, в кольчуге и шлеме. Сначала подумал что его самого шатнуло от усталости и виноват в столкновении, собирался извиниться, но черкес повёл себя неадекватно даже для лица кавказской национальности. Заорал, как будто его резали, и схватился за саблю. Бог его знает, чем бы их встреча закончилась, будь они один на один. Но за спиной Аркадия шли двое казаков васюринского куреня, его охрана. Они немедленно выхватили пистоли. Под направленными дулами кавказец перестал орать на своём, непонятном и неблагозвучном для донских аборигенов языке, и заговорил по-русски. С тем самым неповторимым кавказским акцентом, ничуть не изменившимся за три с лишним века.
   - Это оскорблэный! Я нэ раб, чтобы пыхат мэня с дорог. Я - б'лагородный чэловэк, дворанын. Лубой, кто мэна знаэт, скажэт, что Хамат Гъазэ - беслъэн уэркъ. Толко кров можэт смыт такой оскорблэний! Вызываю тэбя, Москал-чародэй, на бой!
   Уже выплывший из дремотного состояния Аркадий заметил стоявших невдалеке, подпирая спинами стены ещё трёх кавказцев. Мозги у него немедленно включились в работу, заработав с бешеной скоростью.
   "Кавказоид ведёт себя явно ненормально. Придурок? Вряд ли, вопил как резаный, а глаза были спокойные, даже злость в них не проглядывала. Значит, киллер, поэтому и улицы нам было мало разойтись, не столкнувшись. Тогда кто его послал? Турки? Маловероятно, не было у них, в отличие от бриттов таких "милых" привычек. Они будут пытаться смести всю казацкую угрозу оптом. Зато у одного кабардинского князя на меня наверняка вырос длиннющий, куда там вампиру, зуб. Будь он умный, не повёлся бы на мою провокацию и прислал бы выкуп без излишеств. Значит, дурак, и будет мстить. А дурак вне зоны моего доступа, но имеющий немалые средства - реальная опасность. Потом надо будет подумать об окончательном решении этого вопроса. Но что делать с этим уродом?"
   Хамат Гъазэ, вообще-то, уродом не был. Скорее его можно было назвать брутальным красавчиком, которого не портили даже шрамы на лице. Уже давно не юнец, человек средних лет, явно воин, это легко было определить по повадкам, да и шрамы на левой щеке и подбородке, скорее всего сабельные, говорили об этом же. Наверняка, хороший воин, плохие до такого возраста, да ещё на Кавказе, не доживали. Вызвав противника на поединок, он молча ждал ответа.
   Когда на тесном кусочке пространства собирается большое количество мужчин со "сложными" - читай, скверными - характерами и склонностью к злоупотреблению спиртными напитками, выяснения отношений между ними не избежать. Учитывая, что все они были вооружены и хорошо умели с оружием обращаться, у казаков не могло не существовать обычаев, регламентирующих такие выяснения отношений. Во избежание эпидемии смертей на поединках, убийцу хоронили вместе с убитым. Живьём. Это ОЧЕНЬ способствовало распространению товарищеских отношений в казацкой среде. Деритесь хоть на мортирах, но без смертельных исходов и тяжёлых травм, за которые штрафовали безбожно. Конечно, если оба казака хотели решить дело без ограничений, им никто не мог помешать выехать в степь поодиночке и там выяснить, кто из них останется жить, раз уж у них сложилось мнение, что вдвоём им тесно в этом мире.
   Таким образом, Аркадий совершенно спокойно мог послать черкеса по всем известному адресу. Принимать вызов было самоубийством чистейшей воды. Хотя черкес был из дворян второразрядных, судя по возрасту и повадкам, рубака он был знатный. Шансов уцелеть в поединке на саблях с таким у неопытного фехтовальщика практически нет. Но отказываться от поединка - плохая политика. Шкуру сохранишь, честь потеряешь. А в таком обществе, как казацкое, прослыть трусом... Лучше сразу самому застрелиться. Можно ли считать его крутым колдуном, если он какого-то паршивого черкеса боится? Да и в глазах черкесских рыцарей, которых он надеялся привлечь на сторону казаков в большом количестве, в случае отказа от дуэли он упадёт ниже плинтуса. Уж проклятый князёк об этом позаботится. К счастью у Аркадия была "домашняя заготовка".
   - Поединок, говоришь? И чем предлагаешь драться?
   - Как, чэм? - непритворно удивился Хамат. - Чэсть защищаут с саблэй в рукэ!
   - Не только, - как можно более ехидно ухмыльнулся попаданец. - Её можно защищать и, например, пистолем. Стреляясь с оскорбителем с короткого расстояния. До смерти или до первой крови.
   Черкес проявил признаки растерянности. Этот проклятый колдун вёл себя совсем не так, как предполагалось! В те времена очень немногие черкесы умели обращаться с огнестрельным оружием. Он к числу этих немногих не относился.
   - Но у мэня нэт... пистол и я... нэ училса из нэго стрэлят. Это будэт... нэ чэстный бой!
   "Кто бы в этом сомневался? Да только отпускать тебя живым нельзя, приняв заказ на моё убийство, ты не упокоишься. Раз не могу биться на саблях, надо тебя сильно разозлить, чтоб ты согласился драться без оружия. Знаю, что рыцарю это не полагается, но куда ж ты денешься..."
   - Ха! У него нет, он не учился, может тебя и подтирать дерьмо не учили, так что, прикажешь терпеть твою вонь?
   Услышав такое оскорбление Хамат опять схватился за рукоять сабли и... вытащив из ножен всего на ладонь, сунул клинок обратно и отвёл руку в сторону. На него смотрели уже три пистоля - два охранников и один колдуна. Настоящий воин умеет преодолевать вспыльчивость или умирает молодым.
   - Ты... ты...
   - Ты мне не тычь, сучий сын. В русском языке принято обращаться к уважаемым людям на "вы". Это ты здесь никто и звать тебя никак. А я - человек известный. Даже такое шакальё как ты меня знает. Понял?!
   Черкес побледнел и гневно засопел. Для настоящего рыцаря, каким он себя считал, это дело изначально было тухлым. Но... очень уж прижала нужда. Соглашаясь за большие деньги убить какого-то русского (не из-за угла, в честном бою!), он никак не ожидал, что ему придётся вместо поединка, в исходе которого он был уверен, выслушивать такие оскорбления. А быть названным сыном собаки для горца и мусульманина - нестерпимая обида.
   - Ты должэн отвэтит за своы слова! - Хамат уже был готов рискнуть и броситься на обидчика не обращая внимания на направленные на него стволы.
   - Легко. Только вот я дал обет обнажать оружие только против врагов своей страны. Ты враг нашего народа?
   Хамат уже набрал в грудь воздуха, чтоб выкрикнуть: "Да!" и выхватить для поединка саблю. Но, в последний момент сообразил, что назваться врагом страны в которую прибыл как гость - неудачная затея. Врага, пробравшегося под видом друга, отсюда никто не выпустит живым. Да и убивать врагов можно без всяких поединков. И пусть теперь у него было сильнейшее желание отомстить не за какого-то надутого фазана, а за себя лично, глупо погибать он не хотел.
   - Нэт, я нэ врагъ к'азакам.
   - Ну, вот, значит сабля для поединка не подходит. Ну, раз ты не умеешь стрелять из пистоля...
   - Из лука могу!
   - А из лука я не умею. Не перебивай! - Аркадий поднял палец левой руки, призывая к вниманию, в правой он держал, стволом вниз пистоль с взведенным курком. Не зная, сохранился ли на затравочной полке им усовершенствованной, порох, что его сильно беспокоило. - Но раз мы - не враги, но имеем счёты друг другу, ведь мы имеем счёты?
   Хамат неплохо говорил по-русски, хоть и с заметным акцентом. Но всерьёз разволновавшись, обескураженный непонятным поведением колдуна, последнего предложения он не понял. Так что попаданец, думая, что контролирует ситуацию, нарывался на неприятности. Однако, черкес невероятным усилием воли сдержал порыв броситься на ненавистного колдуна и убить его невзирая на последствия.
   - Нэ понал, что ты сказалъ?
   - Драться на кулаках хочешь?
   - Пачэму на кулаках? На кулаках... эээ... холоп дэротса. Нэ благородный. На саблах надо!
   - Кому надо? Тебе? Совсем дикий человек. Я тебе русским языком сказал, что не могу драться на саблях. Обет богу дал. Если хочешь, будем биться кулаками, ногами, головами... в общем тем, что нам господь изначально дал. Без оружия. Так будешь драться без оружия?!
   Как и любой хороший воин Хамат умел драться без оружия, бороться на Кавказе любили издревле. Выронив оружие, воин не должен становиться беспомощным. Поняв, что на поединок с саблями ему колдуна не вызвать, он решил согласиться на единоборство без оружия. Душа требовала уничтожить наглеца любым путём! Да и заказ выполнить тоже надо. Несколько дней слежения за шайтановым выродком показали, что его хорошо охраняют. Причём не только пара казаков, которые всегда были рядом с ним. Несколько раз Хамат замечал, что невдалеке от колдуна есть ещё вооружённые люди. Убить из лука и скрыться было бы очень тяжело. Сдохнуть же вслед за колдуном злой смертью, опозорив своё имя убийством из-за угла, он не хотел.
   "Губить свою душу, будущее сына не хочу и не буду. Но и уйти, унося его слова-плевки на себе, не хочу. Аллах видит - я предлагал честный поединок! И он не оставит в беде своего верного поклонника в схватке с богопротивным колдуном. А за не убитого благородной саблей, а удавленного врага с князя дополнительную плату можно будет взять".
   - Согласэн! Когда будэм дратс'а?
   - Сегодня вечером. За час до заката приходи к речным воротам. Там и выясним наши отношения как полагается мужчинам.
   - Цхэ! Благородный луд нэ дэротса кулакам. Дворан должэн бытса на сабла!
   - Последний раз тебе говорю, никаких поединков на саблях не будет! Ясно? До вечера!
   Понимая, что дело оказалось не таким лёгким, каким виделось в родных горах, черкес пошёл прочь, размышляя, что неплохо бы добыть где-то до вечера хороший амулет от сглаза и порчи. Коран такие вещи не одобряет, но ведь с колдуном придётся драться! Надо знакомых черкесов поспрашивать, можно ли здесь его приобрести. Аллах за такую мелочь сильно карать не будет.
  
   * * *
  
   До вечера весть о предстоящей схватке разнеслась по всему Азову. Добрая половина, скорее большая часть горожан и гостей города возжелала посмотреть поединок Москаля-чародея с каким-то сумасшедшим черкесом. Нормальный человек, какой бы он ни был храбрый, с колдуном связываться, без крайней необходимости, не будет. А здесь, говорят, свару затеял именно черкес. Возникла серьёзная проблема катастрофической нехватки зрительских мест. Возле речных ворот бой не смогла бы посмотреть и десятая часть жаждавших зрелища. Так что пока Аркадий безуспешно пытался отдохнуть у себя дома, потом работал опять в своём химцентре, его схватку решено было перенести на пару вёрст выше по реке. В том месте высокий правый берег Дона не обрывался круто вниз, а относительно полого спускался, давая возможность с любого места на нём видеть песчаный берег. С некоторым риском для здоровья там могло размеситься много людей. Однако боящихся подобного, можно сказать пустякового риска в Азове было пренебрежительно мало. Не тот контингент там концентрировался.
   Естественно, вовсю уже работал тотализатор. Впрочем, ставки в основном принимались не на победителя, поставить на черкеса решились только несколько его рисковых земляков. Ставки делались на срок схватки, причём те, кто ставил на длинную, в случае успеха получили бы очень большой выигрыш.
   Когда Аркадий, размявшийся перед боем и искупавшийся в Доне подошёл к воротам города, его тут же уведомили, что место поединка переносится в связи большим количеством желающих посмотреть. А посему: не желает ли уважаемый Москаль-чародей прокатиться вверх по реке на лодке?
   Попаданец хмыкнул, покрутил головой, махнул рукой и... пошёл садиться в лодку. Людей, среди которых живёшь, надо уважать.
   Черкес своего противника ждал. Кольчугу и подкольчужник, шлем и поножи он снял, решив, что в длительной схватке они могут стать серьёзной помехой. Надёжного амулета достать не удалось, а рассказывали про будущего противника такое... хоть до боя сдавайся. И шайтана он бил, и в волка может обращаться, и немыслимое колдовство ему доступно... много чего нарассказывали. Черкесский воин априори не может быть трусом, но уверенность в победе Хамат потерял.
   "Знал бы, что придётся с таким противником драться, не такую цену за его голову запросил бы. За такого знаменитого колдуна денег полагается в два, три, нет, в десять раз больше! А может и совсем не стал бы связываться. Я - воин, и сражаться мне полагается с воинами, а колдунов пускай святые муллы укрощают. Или, там, дервиши... Шайтаново отродье! И не отступишь ведь уже, колпак труса дома оденут. Лучше в бою умереть, чем такой головной убор носить"!
   С комфортом доставленный прямо к месту боя, Аркадий выпрыгнул на песок и, под нарастающий гул зрителей, осмотрел место боя. Прибрежный песчаный пляж был не широк, но для задуманного действа походил. Он повернулся лицом к зрителям, густо усеявшим склон и, сцепив руки над головой потряс ими, улыбаясь как можно шире. Не избалованные шоубизнесом зрители восторженно заорали, приветствуя его. Отслеживаемый краем глаза черкес заметно сник и чувствовал себя не в своей тарелке. Попаданец, под непрерывный гул толпы сделал в её сторону три поясных поклона и двинулся к противнику, уставившись в его глаза тяжёлым взглядом. Одновременно он крутил губами, разминая мышцы лица и шевелил пальцами, готовя к удару кисти.
   Хамат принял эти кривляние и шевеление за колдовство и, донельзя испуганный, бросился, как и полагается воину, на врага. Никаких планов на бой у него уже не было, "Схватить и разорвать шайтана проклятого!" - вот самое осмысленное что крутилось у него в голове. Если б кто смог в этот миг посмотреть на мир глазами Хамата, то толком даже не увидел бы противника, настолько страх и ярость застилали черкесу очи.
   Противника находящегося в таком состоянии Аркадий мог одолеть множеством способов. Получилось нечто очень эффектное, на потеху почтенной публике.
   Когда черкес приблизился, попаданец сделал полушаг влево и носком правой ноги разбил черкесу колено. Вдребезги. Залитый адреналином выше ушей, Хамат не почувствовал боли, но возможность опираться на левую ногу потерял. Пока он балансировал, пытаясь сообразить, почему не бежится дальше, Аркадий, будто в голливудском боевике, подпрыгнул и с разворотом на триста шестьдесят градусов в воздухе ударил каблуком в челюсть. В нормальных условиях это чистейшей воды пижонство могло стоить ему жизни, но... он видел, что черкес уже спёкся, и решил порадовать публику. И правда, Хамат ни уклониться от удара, ни блокировать его даже не пытался. Удара стокилограммового тренированного бугая шея гордого кавказца не выдержала. И сломалась. На песок упал уже не Хамат, а его труп. Увидев, под каким странным углом повёрнута голова и заметив пустоту широко открытых глаз противника, Аркадий повернулся к нему спиной и пошёл прочь, помахивая зрителям рукой.
   Публика от такого действа пришла в восторг. Забыв, что находится в неустойчивом положении. Это немедленно вылилось в многочисленные случаи съезжания отдельных её представителей вниз. Но так как внизу свободных мест не было, им приходилось спихивать ниже стоящих. Вниз пошла человеческая лавина, дело закончилось многочисленными травмами и переломами разбушевавшихся зрителей. Работы характерникам этот случай подбросил в огромном объёме, но долечиваться болящим пришлось уже без колдунов. Все они отбыли вскоре в море. Аркадий потом искренне порадовался, что никто при обвале зрителей не погиб.
   Потом к нему подошёл один из черкесов, спросил, что делать с кольчугой и оружием погибшего? По обычаям они должны были достаться победителю. Аркадий посмотрел на собеседника и задумался. Чем больше он общался с черкесскими рыцарями, тем больше испытывал к ним симпатий, ему казалось, что именно "рыцарского" в них больше, чем в знаменитых рыцарях Европы. И тем меньше понимал, почему его не одёрнули тогда, на первом совете? Впрочем, ошибаясь в частностях, он безусловно был в главном: степь черкесы не могли удержать за собой ни при каких обстоятельствах. Они даже предгорья без позорной дани Крымскому хану удержать не могли. Впрочем, в это же время дань ему, пусть не позорную, но куда более существенную, платила и огромная Россия.
   - У погибшего дети есть?
   - Да, сын и две дочери.
   - Тогда передайте снаряжение, коня и оружие ему. Скажите также мальчику, чтоб опасался общаться с князьями Чегенукхо. Именно из-за обмана со стороны этого князя и погиб его отец.
   Аркадий не надеялся, что сын простит ему гибель отца. Но такие жесты очень эффектно выглядят в глазах гордых людей. А казакам вскоре очень понадобятся союзники среди черкесов.
  
   День "Д". Вообще-то, ночь, да и почему "Д"? Скорее "А" или "П".
   Стамбул, дату по исламскому календарю уточнить.
  
   Прекрасным кажется Стамбул для людей увидевших его, подплывая к Босфору из Мраморного моря. Белокаменные мечети и дворцы с блестящими куполами и крышами как бы плывут над гладью моря, тонкие минареты вонзаются в небо. И даже издали невозможно усомниться в искусстве людей их выстроивших. Однако при ближайшем знакомстве город сильно проигрывает. Большая часть домов, оказывается, построена кое-как из дерева, улицы темны, не мощены и грязны даже с точки зрения европейца семнадцатого века. А города Европы того времени отнюдь не сияли чистотой. Воистину один Аллах знает, почему мусульмане так склонны истолковывать призывы Магомета содержать себя в чистоте только в отношении собственных тел. Бань в Стамбуле около четырёхсот и банщики во всех работают, не покладая рук. Здесь грязных и вшивых европейцев с жителями столицы Османской империи сравнивать было невозможно.
   Знаменитый путешественник Эвлии Челеби описал его как: "...бесподобный город, центр великого халифата и обитель счастья Стамбул". И множество людей самых разных вероисповеданий с ним соглашались. По крайней мере, в отношении необыкновенной внешней привлекательности этого города.
   Не поддавалась сопоставлению с европейской и безопасность улиц Стамбула. Суровые кадии беспощадно, в полном соответствии с нормами шариата, производили суд над преступниками. Воров здесь было на тысячу жителей раз в десять меньше, чем в Париже или Лондоне, убийства же случались на стамбульских улочках и вовсе редко. Один из славящихся своей мудростью повелителей постановил, что если убийцу быстро найти не могут, то преступниками считаются все жители квартала, в котором найден труп. Казнить их, при своей неизъяснимой милости, он не повелел, но штраф приказал с них брать настолько огромный, что убийцу не находили КРАЙНЕ редко. Кадиям в судопроизводстве вторили руководители иноверческих общин Стамбула, пользовавшихся невероятной для других стран автономией. Естественно, ни чистота, ни безопасность не светили тысячам иноверцев попавшим в рабство. Но где, скажите мне, рабов считали людьми?
   День для столицы мира, а большинство жителей этого великого города иначе свой город и не мыслили, выдался хлопотным. В бухте Золотой рог сосредоточилось, помимо обычного для крупного торгового перекрёстка великого множества купеческих судов, больше сотни военных кораблей султанского флота. Причём, не только привычные для Чёрного моря галеры, но и огромные трёхмачтовые корабли галиполийской постройки. Позже их назвали бы линкорами, но в те времена линейная тактика боя между эскадрами ещё не была изобретена. Была у недавно назначенного верховного капудан-паши пара трофейных галеонов, несколько шебек и поллук. Однако большая часть военных кораблей, появившихся на рейде, были из Магриба. Алжирские и тунисские пираты охотно откликнулись на зов султана. Почему бы не получить от повелителя приличную плату и не пограбить при этом в своё удовольствие?
   Ни для кого в городе не было секретом, что готовится большой поход против богомерзских казаков, опять принявшихся опустошать черноморское побережье Анатолии, и, видимо с помощью шайтана, сумевших нанести поражение доблестному флоту султана. Легко было представить себе ярость султана и халифа. Попавшая на серебряное блюдо голова предыдущего великого визиря утолить её наверняка не могла. Султан потребовал из-под Багдада, осаждаемого им уже не первый год, наказать разбойников с такой жестокостью, чтобы и помыслить больше не смели о море. А уж когда он, Мурад IV, вернётся с великой победой, вернув в султанат славный город Багдад, то самолично изведёт разбойничье племя под корень.
   Однако проклятые шииты засевшие за крепкими стенами Багдада сдаваться не спешили, жить же на берегах Черного моря правоверным становилось всё трудней и опасней. Волновались не только райя (русскому уху привычней слова плебс или быдло), но и аскери, как люди пера, так и воины. Поползли слухи, что во всех бедах последнего времени виновата валиде-ханум, обладавшая слишком большой для женщины властью, и султан, на радость правоверных, вот-вот запрёт её под замок. Чиновники, пользовавшиеся милостью властной Кёслем-султан, уже начали чувствовать себя неуютно, ожидая то ли шёлкового шнурка от султана, то ли визита озверевшей райи.
   Давно ходили среди горожан, не только православных, но и мусульман, слухи о грядущем вскорости захвате Стамбула казаками. Теперь они превратились в нечто не просто возможное, а неизбежное как восход или закат солнца. Азартные люди стали делать ставки на то, какое количество людей при этом погибнет и будет уведено в неволю. Судя по цифрам в пари фигурировавшим, стамбульцы сильно преувеличивали возможности казацкого флота и пристрастие казаков к убийствам. Менее ста тысяч жертв грядущей катастрофы никто не называл. Забавно, что от венецианцев, неоднократно прорывавшихся сквозь Дарданеллы к Стамбулу, никто подобных подвигов не ожидал. Их, как и прочих франков, не боялись совершенно.
   Большое беспокойство в жизнь горожан вносили моряки. Шум от постоянных выяснения отношений, пьяные вопли, даже неуместные в мирном городе выстрелы, тревожили слух жителей Стамбула постоянно. Греческие забегаловки в Пера работали круглосуточно. Вопреки строжайшему запрету Корана, моряки были склонны напиваться или обкуриваться до состояния потери разума и устраивать безобразные драки. Как между собой, так и с оберегавшими покой горожан стражниками и янычарами. Пропив все свои деньги, некоторые из них пытались добыть средства для продолжения гульбы грабя горожан. Особенно выделялись в этом прибывшие на помощь султанскому флоту пираты из Туниса и Алжира. Привыкшие чувствовать себя хозяевами в своих городах, они и в столице мира отличались наглостью. Стамбульцы начали роптать, что ещё месяц такой жизни и казакам в их городе делать будет нечего. Всех состоятельных людей ограбят либо моряки, либо янычары, собиравшие дополнительный налог на организацию похода против неверных.
   Случилось в городе и ещё несколько важных, но совершенно не замеченных горожанами, событий.
   - ...Счастья и процветания вашему дому и да не оскудеет рука повелителя, вознаграждая вас за такую тяжёлую, требующую неусыпных трудов, службу.
   Толстенький коротышка в пёстрой одежде из шёлка и парчи привычно выслушал славословия в свой адрес от склонившегося перед ним просителя, не бедно, но неброско одетого грека. Явно выжиги и плута. Ибрагим-паша, получивший высокий чин заместителя аги янычар за умение очень смешно подражать танцу живота, совсем не горевал, что не попал с повелителем на войну. Ему и в Стамбуле было хорошо и комфортно. Ибрагим посчитал ниже своего достоинства отвечать на приветствие какого-то торгаша. Гневаться у него тоже причин не было. После обильного и вкусного завтрака он привычно ждал от просителя бакшиша. Зачем эти просители нужны, если не несут бакшиш? Причём, учитывая важность занимаемого пашой поста в иерархии чиновников Османской империи, подношение должно было быть большим. Пачкать руки (короткопалые, толстые, жирные и потные) такого важного человека медью было бы неслыханной наглостью. Можно сказать, преступлением.
   - Я взялся поставить кораблям из Магриба, пришедшим по приказу Великого султана, да пребудет всегда с ними благословение Господа, порох для похода на богомерзких разбойников-казаков, происками нечистого беспокоящих наши берега и осмеливающихся выходить на своих судёнышках в наше море. Однако храбрые воины с них загуляли на берегу и там некому расплачиваться за товар. Не разрешит ли неустрашимый ятаган повелителя правоверных поставить арбы с порохом возле казарм необоримых янычар? В городе оставлять такой товар опасно, мало ли что может случиться?
   Свою просьбу грек сопроводил подношением Ибрагиму-паше увесистого мешочка. Тот мешочек развязал и тщательно рассмотрел его содержимое, попробовав на зуб несколько из содержавшихся в нём серебряных акче. Монеты были настоящие, не обрезанные, но, к сожалению, совсем новые. Ибрагим знал, что в последние годы содержание серебра в монетах неизменно уменьшалось. Просьба, с его точки зрения, была пустяшная, легко выполнимая и не требующая от него самого никаких затрат и усилий. Всегда бы так легко деньги доставались.
   - Хорошо, можешь поставить свои арбы. Сколько их?
   - Семнадцать, сиятельнейшее копьё халифа.
   - Тогда давай ещё сотню акче, места много займут. Да ещё эти быки будут гадить возле казарм.
   - Не извольте беспокоиться, могущественный. Быков мои слуги уведут, чтоб не мешали. И возле арб я оставлю по одному возчику.
   - Всё равно, давай ещё сотню акче!
   Грек, видимо ожидавший подобного требования, молча, с поклоном подал паше ещё один мешочек. Ибрагим проверил и его, поленившись, впрочем, пересчитывать.
   - Здесь точно сотня?
   - Конечно, о славный батыр. Разве могу я осмелиться обманывать такого значительного человека?
   - От вас, неверных, всего можно ожидать. Ладно, можешь ставить свои арбы. Дело, в общем, угодное Аллаху.
   И арбы были расставлены возле самых стен казарм, впритык к ним, а волов, доставивших тяжёлый груз, увели прочь. Возле опасного и дорогого груза остались дежурить возчики, все как один, крепкие, плечистые, бритые. Составлявшие немалую часть янычар новички из этнических турок - система дешиврие уже не справлялась с поставкой новобранцев, а служба в янычарах стала очень привлекательной - с презрением поглядев на этих райя, занялись своими делами. Не столько тренировками, сколько болтовнёй и сравнением бород. Растительность на лице была гордостью для молодых янычар, они её специально отращивали и любили похвастать друг перед другом прибавлением в длине бороды. Оставленные возле арб райя вели себя правильно, то есть, тихо сидели возле порученного им под присмотр груза и не высовывались.
   Давно уже не привозили в Стамбул рабов из польских земель или Русии. Да и обычно обильные поставки с Кавказа заметно сократились, что вызвало резкое вздорожание цен на рабов и нехватку красавиц для обновления гаремов. Постоянно сдыхавших галерников пришлось заменять преступниками, большая часть из которых была мусульманами. И вот, наконец, в Стамбул пришли несколько судов (из немного переделанных и перекрашенных казацких трофеев) набитых под завязку рабами. Правда, красавиц для утехи добрых мусульман там не было, в трюмах сидели сплошь здоровые и молодые мужики, пленники с польских земель, по словам купцов, выловленные татарами во время смуты в Речи Посполитой. Два "купца" свой товар сгрузили, остальные решили придержать, чтоб не сбить высокие цены. Положенный налог работорговцы, с причитаниями и жалобами на безденежье, заплатили таможенникам на месте, прямо на кораблях. И куда им было деться? "Позолотили", вернее, "посеребрили" руки чиновников, чтобы не платить слишком много. И без того морды жирные, перебьются.
  
   Когда планировалась вчерне атака на Стамбул, большинство характерников и посвящённых в эту тайну атаманов единогласно соглашались, что Аркадий предлагает нечто невозможное. Налететь, пограбить и пожечь и быстренько убежать - да, возможно. А захватывать целые кварталы, да ещё такие, как он предлагал - "глупые мечтания", как заявил тогда его ближайший друг. Двенадцати-пятнадцатитысячный корпус янычар в Еникапе, невдалеке от Сераля, гарантированно свяжет высадившихся врагов, не даст им захватить дворец султана. Задерживаться же надолго в городе нельзя, фанатичные мусульмане, коих в городе и его окрестностях много, стопчут казаков без всякого оружия, задавят толпой.
   - Да, такая опасность есть, - согласился тогда попаданец. - Но её можно предотвратить. Если перед атакой на дворец будут подожжены дома в нескольких кварталах Стамбула, то количество добровольных помощников у янычар уменьшится на порядок, то есть в десять раз. Если же взорвать янычарские казармы, то и воевать с нами там будет некому. Больших резервов около города сейчас нет, все войска стянуты в Междуречье на войну с Персией. Огромна турецкая армия, но помочь своей столице вовремя она не сможет. Не успеет.
   Аркадий же и предложил способ ликвидации янычарской угрозы. Взорвать сами казармы, к сожалению, оказалось затруднительно, уж очень капитально они были выстроены. Тогда попаданец предложил уничтожить не казармы, а их содержимое, янычар. Правда, для этого нужны были отчаянно смелые, говорящие по-турецки люди, готовые пойти почти на верную смерть.
   - Храбрецов у нас хватает, да и по-турецки многие говорят, но как они смогут уничтожить тысячи умелых, храбрых воинов?
   Аркадий объяснил, как. Затея, как и многие его предложения, была авантюрная и крайне рискованная, но осуществимая. Заодно он представил на суд избранных планы по увеличению казацкого войска прямо на месте и захвату части султанского флота.
   Расчёт строился, прежде всего, на явлении хорошо знакомом всем жителям бывшего СССР. И не только его. Тотальной, всеобщей и вездесущей коррумпированности чиновничьего аппарата Османской империи. Там даже официально ввели налог на взятки. Ко второй трети семнадцатого века там продавалось буквально всё. Нет, точнее, ВСЁ. Провал попытки реформ Османа II, хоть тогда этого ещё никто не понимал, означал приговор этому государству, протянувшему до двадцатого века только благодаря поддержке Англии и Франции. То, что сместили султана-реформатора наиболее боеспособные войска, капыкуллу (воины из рабов, основная часть - янычары) и исламское духовенство, задавило реформаторство на столетия. Теперь султаны, в том числе Мурад, в лучшем случае пытались вернуться во времена Сулеймана Великолепного. Вопреки известной истине, что в одну воду дважды войти нельзя. Огромный потенциал государства использовался всё с меньшей эффективностью.
   Порох, который подвезли к казармам, был турецкий, кстати, вполне качественный. И куплен он был на местные деньги, добытые по предложению всё того же Аркадия, киднепингом. В Азове их катастрофически не хватало на самое необходимое. У трёх крупных откупщиков налогов в Стамбуле выкрали детей или внуков, и предложили заплатить за них выкуп. Охрана, конечно же приставленная к детям, справится с нападавшими, хорошо вооружёнными и умело владевшими оружием, не смогла. Уважаемые в Стамбуле люди, хоть и не мусульмане (среди ростовщиков и откупщиков в Османской империи преобладали евреи и христиане), лично знавшие не одного Великого визиря (уж очень часто в последнее время они менялись), и представленные валиде-ханум, вынуждены были заплатить. Вопреки зверским обычаям двадцатого века, детей действительно вернули после похищения, живыми и невредимыми. А у казацкой разведки появились деньги на приобретение пороха и подкуп нужных людей.
   Ещё одной операцией, начавшейся ранее атаки, был захват рабского рынка. Как и рассчитывали при планировании, рабов доставили в один из главнейших центров не только работорговли, но и торговли вообще, Ясыр Пазар -- один из важнейших отделов Нового бедестана. Отделение для рабов было наполовину пусто из-за перебоев с поставками нового товара, оно был легко взято изнутри привезёнными в тот день пленниками. Они умудрились избавиться от оков (что немудрено сделать, если у тебя есть ключи от замков) и взять где-то холодное оружие и даже пистоли. Естественно, никто рабов при перегоне их с кораблей в рабские казармы не обыскивал. Никак не ожидавшая этого охрана, привыкшая безнаказанно издеваться над пленниками, не смогла даже поднять тревогу.
   Быстро избавив от цепей уже сидевших там ранее пленников, вся масса бывших кандальников, немалая часть из которых была местной шпаной была твёрдой рукой освободителей направлена на улицы, где уже гремели взрывы и слышались выстрелы. И куда первым делом бросились освобождённые пленники, как вы думаете? На помощь атакующим казакам? Как бы не так: в богатые кварталы, жители которых получили возможность испытать на собственной шкуре все прелести вражеского нашествия. Так получилось, что разбираться в конфессиональной принадлежности ограбляемых и убиваемых в эту ночь мало кто заботился. Богатые кварталы греков, армян и евреев пострадали не меньше, чем дома этнических турок.
   Пленники с кораблей, впрочем, с основной массой не пошли, а целенаправленно начали по бедестану, крытому рынку, огромному по меркам семнадцатого века зданию, служившему, в числе прочего, для торговли золотыми и серебряными изделиями, драгоценными камнями, дорогими тканями. Добычу оттуда пришлось тащить на корабли нескольким сотням захваченных в соседних кварталах турок. Милосердие в этот день, то ли взяло отгул, то ли крепко заснуло, но дотащивших свой нелёгкий груз людей, в большинстве своём ни в чём не виновных ремесленников, беспощадно вырезали и сбросили в воды Золотого Рога. Впрочем, такому эфемерному чувству трудно выжить в рабских казармах. Вот что писал об этом месте Симеон Лехаци: "Старики и старухи сидят; девочек и мальчиков, юношей и красивых женщин глашатаи, взяв за руки, показывали и продавали как лошадей либо мулов, а других собирали в каком-нибудь месте или на площади подобно отаре овец. Покупатели открывали лица и грудь молодых девушек и ощупывали с ног до головы все их тело, чтобы у них не оказалось чесотки, язвы либо других ран. А они стояли тихо и безмолвно; которые приглянутся, их и покупали и, отняв у отца с матерью и разлучив с сестрами и братьями, увозили к себе домой. При виде всей этой причиняющей боль скорби, какой я никогда не видал, у меня разболелась голова, затрепетало мое сердце, возмутилась душа моя, и все существо мое содрогнулось".
   И уж тем более никто не удивился появлению больших, по полусотне, янычарских дозоров невдалеке от города на дорогах идущих вдоль Босфора. На обоих его берегах. Они споро разбили по одному большому шатру и стали приставать к прохожим, не видели ли те чего тревожного. Для простых людей общение с янычарами при исполнении - крайне сомнительное удовольствие. Поэтому большая часть прохожих и проезжих честно отнекивалась и спокойно проходила в город. Но к вечеру начали появляться всадники с известием о замеченных в проливе подозрительных судах, причём в огромном числе. Гарнизонам крепостей в этот день было не до посылки гонцов, их самих уничтожали самым безжалостным образом. Но на тридцатикилометровой кишке Босфора немало внимательных глаз. Заметив движение большого военного флота, многие сочли своим патриотическим долгом послать гонца или отправиться самому в Стамбул с сообщением о вторжении. Кто бы мог подумать, что гонцов будут ждать?
   Их вежливо просили пройти в шатёр и рассказать всё самому главному аге. Что весьма странно, так как главный ага у янычар один, а шатры, в которые приглашали для беседы с ним, стояли по разные стороны пролива. Проводив гонца, или самостоятельно решившего предупредить Стамбул об опасности подданного, в шатёр, полусотенный вскоре возвращался на свой пост. Принёсшие эту важную весть люди, все как один, оставались у раздвоившегося главного аги в гостях, никто из вестников шатёр не покидал. Никаких действий получившие известия янычары, как ни удивительно, не предпринимали. Продолжали всё также нести свою службу, отлавливая гонцов с одним и тем же известием. До ночи, когда дети шайтана добрались таки до Стамбула и начали в нём и вокруг него безобразничать, азиатский патруль выслушал тринадцать гонцов, европейский - восемнадцать. Их трупы со следами удушения и ударов по черепу обнаружили на следующий день беженцы из горящей столицы.
   На роли полусотенных кастинг проходил жесточайший. Очень важно было, чтобы турки не заподозрили ничего до момента собственного убиения. Среди претендентов на эти роли были и учитель Аркадия, бывший янычар, и великолепно говоривший на татарском, турецком и арабском языках Срачкороб. Но они не прошли по недостатку волосатости на лицах. Янычары носили, ну как нынешние моджахеды, бороды. Поэтому все запорожцы отпали автоматически. Роли янычар достались донцам, большинство из которых также не имели привычки бриться. Затея удалась. Весть о вторжении казацкой эскадры так и не добралась до Стамбула. Никто из убиваемых вестников так ничего и не понял. Шатры были разделены пополам занавесью, трупы складировались вне зоны видимости от входа. Помимо гонцов в шатрах сгинуло около десятка янычар имевших несчастье путешествовать в этот день по этой дороге и поинтересоваться: "Чей бунчук стоит в дозоре?" Любопытство погубило не только кошку из английской пословицы.
  
   Атака на Стамбул началась со взятия трёх его крепостей. Перекрывавших Босфор от атак с севера Румели-Хиссар и Анадолу-Хиссар расположенной прямо в городе Едикуле.
   Сначала вырезали гарнизоны крепостей в проливе, атаковав их оттуда, откуда нападения не ждали: с суши. Спокойно дремавшие на стенах янычары - в городе осталась далеко не лучшая часть корпуса капыкуллу - поднять тревогу попросту не успели. Уж очень скоропостижно скончались, причём, почти одновременно, несмотря на разделявшее крепости расстояние. Наручных или, хотя бы карманных часов тогда у казаков, как и во всём остальном мире, не было, однако атака началась синхронно. По запущенным, одна за другой, шутихам фейерверка. Это китайское по происхождению баловство получило огромную популярность и в Европе. Никого она не встревожила, не послужила поводом насторожиться. Пластунам удалось снять часовых и открыть ворота обеих, после чего они были обречены. Ожесточённое сопротивление внутри крепостей дало янычарам и топчи возможность прихватить на тот свет немало врагов. Но защитить город они не смогли.
   Взять так Еникале было нереально, крепость располагалась в пределах города. Именно эта крепость была для Османов аналогом французской Бастилии, султан содержал в ней почётных и важных пленников. Но охраняли её ничуть не лучше, стражу пластуны сняли без труда. А шум боя проснувшихся янычар с ворвавшимися в открытые ворота казаками уже ни кого не мог разбудить. Выстрелы и звуки боя доносились из многих частей города. Другие пластунские сотни захватили несколько участков защищавшей Стамбул со стороны моря стены невдалеке от султанского дворца. Именно в башне этой стены, прикрывавшей дворец султана, раздался первый в эту ночь выстрел. Потом ещё один, в другой башне раздались тревожные крики... Беспокойный для города день, сменился страшной ночью.
   Поначалу главные события развернулись не на суше, а в бухте Золотой Рог и портах Стамбула со стороны Мраморного моря. Именно неожиданную вражескую атаку с севера и должны были предотвратить воины в специально для того построенных Румели-Хиссар и Анадолу-Хиссар. Но воины этих крепостей к этому моменту помочь никому не могли, так как бесславно погибли под саблями. Между тем османские и магрибские корабли стояли почти без экипажей, весело отдыхавших на берегу перед походом на казаков. Почему-то визита сыновей шайтана в эту ночь никто не ждал. Ох, сколько же людей, которым повезло пережить эту ночь, потом будут утверждать, что они чувствовали, они ведь говорили...
   Османские суда стояли на якорях совершенно не готовые к бою, из-за отсутствия команд, разве что на галерах сидели прикованные к вёслам рабы, да и то не в полном комплекте. Зато прибывшие в этот день суда с "рабами" были переполнены. И там уже никто не пытался разыгрывать спектакли, они стали захватывать военные и торговые суда, не встречая серьёзного сопротивления. Кстати, освобождать всех галерников, как раньше, сразу после захвата вражеских галер, не стали, наученные горьким опытом. Уничтожив остававшихся на борту осман, абордажники производили перекличку среди галерников. Казаков и стрельцов расковывали сразу, остальным обещали свободу сразу после битвы. Пытавшимся качать права с околовёсельной скамьи (нашлись и такие) охладили излишний темперамент батогом, предназначенным для стимуляции к старательной гребле.
   С нескольких судов на "весёлые" прибрежные кварталы полетели огненные стрелы зажигательных ракет, и те быстро превратились в огненный ад. Убивая или отрезая от моря развлекавшихся там османских и магрибских моряков. Вскоре подоспела и основная часть казацкого флота и его черкесские союзники. Десятки тысяч пиратов хлынули на берег, часть из казацких галер занялась захватом судов в Золотом Роге, как военных, так и купеческих. Попытки сопротивляться пресекались самым жестоким образом. Считанные военные суда, сумевшие организовать сопротивление захвату, безжалостно топились, трофеев и без них хватало. Больше всего Аркадию и Ивану было жалко огромные многопушечные корабли. Их топить было решено заранее, в связи с полным отсутствием моряков для управления такими судами. Каждому из двух гигантов османской постройки хватило по десятку зажигательных ракет. Сухое просмоленное дерево горит очень хорошо, а вот тушится плохо. Учитывая, что из-за нехватки людей тушить было некому, гиганты быстро превратилось в огромные костры, освещающие всё вокруг. Не сумев потушить свои корабли, моряки на них скоро стали перед выбором: погибать в воде, плавать умели далеко не все или в огне. И предлагать им помощь в спасении никто не спешил. Галеоны, бог его знает, чьих верфей, топить было ещё обиднее, ведь их удалось захватить, причём почти без потерь. Но... пришлось, забрав с них малокалиберную артиллерию и янычарки из оружейных кают, сжигать и их. Даже на более тщательный грабёж, изъятие с них пушек и пороха не было времени. Оставлять же такие корабли, с пушками и боеприпасами без присмотра Васюринскому показалось рискованным. Ближайший к Стамбулу кусочек Мраморного моря осветился пламенем пожаров, будто в не очень пасмурный день и Аркадий заметил на щеке своего друга скупую мужскую слезу. Воистину, уничтожаемой собственными руками добычи (да ещё какой!) Ивану было жалко до слёз. Нетрудно было догадаться, что атаману очень хотелось перебраться на мостик такого огромного и сокрушительного для врагов корабля. А пришлось этих красавцев, целую, пусть и небольшую эскадру, палить самим.
   Тихо печалиться атаману долго не довелось. Разгоревшиеся, будто гигантские купальские костры, корабли начали взрываться, и мало не показалось никому. Казаки, конечно, отвели свои и трофейные суда от пылающих гигантов из-за опасения взрывов, но они сильно недооценили их силу. Привыкшие плавать на чайках и стругах, воевать с галерами, казаки не представляли, КАК взрывается большой военный корабль. Тонна, если не две-три, чёрного пороха в закрытом пространстве... Когда огонь добрался до крюйт-камер корабли начали взрываться подобно гигантским бомбам, щедро разбрасывая вокруг горящие обломки. Хотя заякорены были крупнейшие корабли дальше всего от берега, немалая часть обломков обрушилась на Стамбул, вызвав там несколько очагов пожаров, что казакам было на руку. Только вот радоваться им было некогда. Часть казацких галер и трофейных шебек в момент взрыва были к нему куда ближе стамбульских стен. Взрывные волны, одна за другой, порвали им паруса и снасти, сбили реи. Две шебеки были засыпаны горящими обломками, а призовые команды на них контужены взрывами, так что пришлось эти трофеи бросить. Вовремя не начатое тушение пожаров теперь стало явно бесполезным. Часть казаков потеряла сознание, другие были оглушены, у многих пошла кровь из носов и ушей. Неудачно ставшую рядом с гигантами галеру не только лишило реи, но и проломило борт. Искалеченное судно пришлось в спешном порядке покинуть: с проломленным бортом и пожаром на корабле не справились бы и опытнейшие в морских делах голландцы. Всего при взрывах больших кораблей погибло и пропало без вести более двух десятков казаков, ещё несколько десятков временно утратили боеспособность из-за ран и контузий. Атаманы смогли лично убедиться в боевой мощи больших кораблей.
   Эскадре Васюринского дел на море хватило на всю операцию. Стамбул был в те времена одним из крупнейших торговых портов мира, ежедневно в нём пребывало около сотни "купцов", выпускать такие трофеи не хотелось. Уйти смогли только самые сообразительные и удачливые капитаны, сбежавшие в самом начале штурма. Зачастую бросив на берегу немалую часть своих матросов. Среди ушедших судов было и несколько шебек. Те, остатки команд которых решились бросить на берегу своих боевых товарищей и сумели поднять или обрубить якоря, поднять паруса. Равномерно дувший в это время норд-норд-ост создавал для такого бегства прекрасные условия. Бой вести эти суда не смогли бы, но для короткого плавания на них много людей нужно не было.
   Если османские и магрибские корабли не были готовы воевать в полную силу и стали лёгкой добычей, то часть артиллерийских расчётов на стенах Стамбула возле портов изготовилась к бою очень быстро. Основные потери казаков в начале боя были именно от их точного огня. Вступать в артиллерийскую дуэль с топчи (капыкуллу-пушкарями) пушечками стругов и каторг было глупо. Злясь, матерясь и досадуя, казаки отводили под этим огнём свои и трофейные суда из зоны поражения османских пушек. В конце концов, они сюда не для геройской гибели прибыли. Хотя по планам старшины, многих взяли на корабли именно для этого, для геройской смерти в боях с лютыми врагами. Сражение с многократно превосходившим их вражеским флотом казаки выиграли с мизерными потерями и огромными трофеями. Но прибыли они в этот раз сюда не за кораблями и даже золотом. Основные события налёта на Стамбул только разворачивались.
   Выстрелы, сначала редкие, потом всё более частые, перемежающиеся пушечной пальбой, подняли на ноги янычар. Оставалась их в городских казармах тысяч десять, если верить спискам на жалование. В реальности тысяч восемь, даже у капыкуллу к этому времени приписки достигали впечатляющих размеров. Но сколько бы их ни было, янычары высыпали на обширный двор возле казарм, теряясь в догадках о причинах стрельбы. Поначалу преобладала уверенность, что опять начали бузить проклятые магрибские пираты, не способные придерживаться законов, данных людям Аллахом устами Магомета и только по недоразумению считающихся мусульманами. У янычар, привыкших считать себя солью земли, подчёркнуто независимые и не желающие признавать их главенство пираты вызывали далеко не братские чувства. Между воинами двух знаменитейших исламских групп уже случилось несколько стычек, и Великому визирю стоило огромных усилий удержать горячих парней от массового выяснения отношений.
   Однако нарастающая артиллерийская канонада сместила приоритеты. Постепенно все поняли, что это не буза среди своих, а вражеский набег. Какой именно враг мог набраться наглости атаковать столицу мира, гадать не приходилось. В Дарданеллах всё было спокойно, гарнизоны оттуда ничего тревожного не сообщали. Следовательно, венецианцы исключались. Значит, явились другие старые враги - казаки. Весьма неприятная новость, но янычары не боялись никаких врагов и готовы были сразиться хоть с войском шайтана, выбравшимся из ада. Ринуться в битву в этот раз янычарам не судилось. Как только офицеры стали строить их по подразделениям, сам двор у казарм превратился в земной филиал ада. Бочки с порохом на арбах, которые уже перестали замечать, начали взрываться одна за другой. Просторный ровный двор сразу стал тесен. Старые стены казарм оказались построенными очень надёжно, взрывы выдержали, отражая каждый раз взрывную волну во двор, на людей. К тому же часть бочек была с сюрпризом: внутри порох, снаружи щебень. Теперь каменная картечь разрывала тела тех, кого пощадила взрывная волна. На то, что за минуту до начала этого безумия все возчики, все как один отошли в дальний конец двора, а с первым взрывом бросились на землю, никто из янычар не заметил. Не до того им было. А взрывные устройства из колесцовых замков и дорожек с порохом сработали надёжно.
   Для постороннего человека, находящегося вдали от этого безумия всё продолжалось недолго, меньше минуты. Для тех, кто был ТАМ, возле казарм - целую вечность. Но даже самые неприятные события когда-нибудь, да кончаются. Стих грохот от взрыва последней бочки и вокруг воцарилось безмолвие. Очень относительное; сотни воинов были не убиты, а ранены. Естественно, они стонали, кричали, звали на помощь и молили Аллаха о спасении. Много янычар сошло от произошедшего с ума, они бродили, издавая, кто дикий смех, кто нечеловеческий вой, кто - горькие рыдания. Очень многие из уцелевших напрочь лишились слуха. Двор накрыло плотной пеленой порохового дыма, не позволявшего что-нибудь рассмотреть даже в нескольких шагах. Впрочем, меньше всего пострадавших интересовала сейчас прозрачность воздуха.
   Зато она, точнее её отсутствие, было очень важно для почти не пострадавшей в этом аду группы приставленных к телегам возчиков. Они за минуту до взрыва, все как один, бросили порученный им груз и отошли от арб подальше. С первым же взрывом они бросились на землю и не поднимались до тех пор, пока не убедились, что новых не будет. Тогда они встали, вынули из ушей заранее вставленные затычки и, под прикрытием дыма добрались до входа в местный арсенал, по пути обзаведясь оружием. Там они с удивлением обнаружили, что его охраняет всего один янычар. Остальные, вероятно, вышли посмотреть, что случилось во дворе. Падение дисциплины в среде капыкуллу было заметно и для посторонних. Легко убив его, "возчики" профессионально быстро подготовили погреб к взрыву и спокойно поднялись обратно во двор, дымная пелена над которым не развеялась и наполовину. Пользуясь этим, они легко покинули двор, как раз перед мощнейшим взрывом, разметавшим далеко по окрестностям камни от строения над арсеналом. Главный резерв султанского дворца сгинул, не убив ни одного врага.
   Последними к Стамбулу прибыли на нескольких десятках судёнышек черкесские союзники. Бои в городе и вокруг него уже шли вовсю, им указали их место - богатые приморские кварталы. Первым пострадал Фанар, населённый греками. Именно в нём султан черпал основные кадры переводчиков и дипломатов. По просьбе Аркадия черкесов попросили оставить там поменьше живых, чтобы у будущего султана не было готовых кадров в таком важном деле, как внешние сношения. И горцы с энтузиазмом принялись выполнять просьбу союзников. В эту ночь можно считать, окончательно погибла Византия, эстафету образованности от которой несли фанариоты. Зачистив с великой для себя прибылью Фанар, кавказские пираты естественным образом перешли в соседний квартал, населённый ещё более состоятельными людьми, евреями, откупавшими у султана право взимать налоги с провинций. В отношении них никаких просьб шапсугам атаманы не высказывали, но разогнавшиеся кавказцы и здесь простым грабежом не ограничились. Начав зверствовать, трудно остановиться. Потом под раздачу попал кварталы армянских купцов; левантийских ювелиров... в живых оставались только богачи и их ближайшие родственники. Стамбул был многонациональным городом, в нём вполне комфортно чувствовали себя люди разных религий, хотя постепенно на жителей, не исповедовавших ислам, наваливалось всё больше тягот. Но в эту ночь страшная беда пришла ко всем. Разве что состоятельные люди могли надеяться, если повезёт, отделаться финансовыми потерями. Бедняки теряли всё, вплоть до жизни. Господи прости, но в таких случаях невольно начинаешь думать, что и на том свете...
   Понимая, что огромный по казацким меркам десант - ничто, по сравнению с количеством жителей Стамбула могущих стать на его защиту, как уже говорилось выше, предпринимались налётчиками разнообразные отвлекающие мероприятия. Например: в кварталах расположенных вдали от моря, распустили слухи, что высадилось больше ста тысяч человек, в плен мусульман не берут, некоторые из захватчиков пьют кровь из живых людей, лакомятся мозгом, разбив головы... В общем, нашествие зомбей и вампиров в адаптированном для восприятия жителей семнадцатого века виде. Нельзя не вспомнить об устойчивых слухах о неминуемом падении Стамбула от нашествия с севера, ходившие уже несколько десятилетий. Они существенно подорвали волю к сопротивлению. Раз событие предопределено, какой смысл ему сопротивляться? Паника - явление интернациональное, и жители Стамбула, на которых война подействовала пока только через слух и вид зарева над морем, ломанулись всей толпой прочь из города. Лишая, таким образом, тех, кто решился на сопротивление бандитам, необходимейших подкреплений.
   Несколько кварталов турецкой бедноты было подожжено с кораблей ракетами в самом начале штурма города. Вражеский набег, конечно, страшное явление, но пожар в собственном доме - куда более бедственное и горестное событие. Таким образом, изначально были отсечены от сопротивления тысячи активных, лёгких на подъём мусульман. Эту тактику распространили и на азиатскую часть города, которую и не собирались атаковать в эту ночь. Вспыхнувшие в нескольких местах пожары, необходимость их тушить, чтоб не сгорели целые районы города, вынудили жителей азиатской стороны заниматься тушением пожаров, а не сбором, на помощь гибнущим в борьбе с налётчиками жителям европейской части города.
   Один отряд, ведомый пластунами, хорошо знавшими город, прошёлся по его церквям и монастырям. В него вошло более тысячи опытных казаков, что позволило легко отбивать атаки небольших янычарских подразделений. Не все янычары ночевали в казармах, после начавшейся в Стамбуле свистопляски они не бросились прочь из города, а попытались оказать сопротивление. Но планов по мобилизации отставников и срочному сбору воинов оказавшихся вне казарм не было. Уровень организации османского общества уже к семнадцатому веку заметно отставал от европейского. Личная храбрость янычар, их выучка и боевые навыки не всегда могли нивелировать эту растущую пропасть. Бросаясь небольшими группами на численно превосходящего противника, они бесполезно гибли, хотя при наличии умелого командования легко могли вторжение отразить.
   Не обращая внимания на возмущение греческого клира, казаки сдирали с церковных стен старинные иконы, забирали ритуальные предметы, главное же: несколько рак с мощами святых. Этот грабёж был тоже инициативой Аркадия. Хоть он и был крещён в детстве и сам причислял себя к православным, но... родился и вырос он в СССР, интеллигентной - читай, атеистической - семье, и религиозность его была весьма условной. Россия здорово помогла казакам в этом году, было бы неплохо наладить с ней более прочные отношения, расплатиться за помощь. Денег казакам самим не хватало, а вот реквизированные у греков предметы культа и мощи святых, он не сомневался, весьма порадуют глубоко верующего царя и влиятельную верхушку московской православной церкви. То, что дар "с душком", разбойничий, попаданца не смущало. Каких либо проклятий и санкций от вселенского патриарха он, как и вся казачья рать, не боялись ни в малейшей степени. Когда Аркадий высказал эту идею Ивану, и спросил его, не побоятся ли казаки патриаршей анафемы и отлучения от церкви, Васюринский ответил ему коротко и совершенно нецензурно, что на этого попа и его анафемы... Кстати, будучи политиками, ВСЕ атаманы весьма высоко оценили эту попаданцеву задумку, а к возможным проклятиям самого главного в православном мире иерарха отнеслись в стиле Васюринского. Только с различной длительностью "аргументации". То есть, кто-то просто чихал на него, а другие высказывали своё отношение с подробностями и не без затейливости. На обратном пути эта колонна завернула и к взорванным казармам, прибарахлиться не только духовными, но и военными ценностями. Без труда уничтожив оставшихся в живых янычар, казаки собрали там несколько тысяч ятаганов и высоко ценимых "янычарок" (длинноствольных гладкоствольных ружей). Часть оружия, к сожалению, оказалась повреждённой, но умелые кузнецы способны выправить дефекты, было бы что исправлять. Оружия у казацкого войска не хватало и, в связи с его быстрым количественным ростом, в ближайшем будущем уменьшения этого неприятного дефицита не предвиделось.
   Означал ли захват крепостей и уничтожение янычарского резерва прекращение организованного и неорганизованного сопротивления вражескому нашествию в Стамбуле? Конечно, нет! Более того, нетрудно было предвидеть, что количество врагов у казаков будет стремительно расти, несмотря на тысячи ежечасно гибнущих горожан. Первоначально центром сопротивления казачьему налёту стал дворец великого визиря. Он по должности замещал отсутствующего в столице султана и нёс персональную ответственность за любые крупные неприятности. Таятоглу Мехмед-паша, получил должность совсем недавно, как раз в результате предыдущих казацких подвигов, за допущение которых взбесившийся от такого унизительного разгрома своего флота Мурад приказал казнить его предшественника, Байрам-пашу. Получив вожделенную должность, полюбовавшись видом головы своего более удачливого, опередившего его конкурента на серебряном блюде, визирь проявил недюжинную энергию и старательность в отражении угрозы столице и собственной голове. Ему уже мерещилось, как его волокут на плаху, а потом его голову, почему-то продолжающую шевелить зрачками, на положенном по статусу серебряном блюде несут к всесильной правительнице, Кёслем-султан. Однако видения оказались ложными. Через несколько часов его дворец, расположенный рядом с султанским дворцовым комплексом, попал в казацкое окружение, был взят штурмом, во время которого его, такого важного чиновника, зарубил простой казак. Никаких серебряных блюд для его разрубленной почти пополам, а не срубленной опытным палачом головы, казаки не предусмотрели. Знай Мехмед-паша, что зарубил его вчерашний хлоп, наверное, посмел бы посетовать на судьбу, что является безусловным грехом, так как для правоверных мусульман судьбу определяет Аллах. И уж совсем обидным было то, что враги уничтожили не только его самого, но и всю его семью, со слугами и оказавшимися не в том месте не в то время чиновниками.
   За время своего командования сражением с казаками визирь успел сделать многое. Он послал гонцов во все окрестные гарнизоны, повелев им немедленно идти на помощь столице, приказал поднимать тимариотскую милицию, послал призыв идти на помощь войскам из Румелии. Но волшебником он не был, войск в Стамбуле, после гибели янычарского резерва, было катастрофически мало для отражения такого неожиданно крупного набега. О том, что это не простой набег ему узнать было не суждено.
   Огромной властью пользовалась в последние десятилетия валиде-ханум, но она даже не пыталась командовать войсками. Вражеский набег поначалу не восприняла всерьёз, сочла, что он - хороший повод для интриг, которые и начала тут же плести. За себя она не боялась, считая укрепления, которые необходимо было преодолеть, чтоб добраться до султанского гарема, непреодолимыми.
   Огромные усилия в отражении казачьего набега предпринял каймакам, градоначальник Стамбула. По обычаям именно он замещал великого визиря в случае его отсутствия. Перестав получать приказы, каймакам начал действовать самостоятельно. Однако стратегом гражданский чиновник не был, определить правильно приоритеты в обороне не смог. Что и не удивительно, воевать ему не приходилось, армейской лямки он не тянул. Срочно собранные в пригородах тимариотские сотни, попадавших под его начало янычар, как из оставленных в Стамбуле орт, так и отставников, направлял на защиту наиболее уважаемых (читай: богатых) подданных султана. Туда же шли не попавшие под удар в первые часы янычарские полусотни и сотни. Учитывая, что самые богатые кварталы для грабежа достались черкесским союзникам, именно они вскоре смогли оценить распорядительность и старательность этого чиновника. Утром горцам пришлось запросить у казаков помощи. Пожертвовав потенциально богатой добычей, задумавшие налёт атаманы добились главного: возможности осуществить основную цель нападения на Стамбул.
   Запалив галатскую, главную базу османского флота, существовавшую с пятнадцатого века, Васюринский разделил свою эскадру. Два десятка кораблей он оставил охранять захваченные суда, посчитав, что эскадре бывших купцов, из-за их неповоротливости, такая миссия может и не удаться, с дюжиной галер он направился на другую верфь османской империи, Галиполийскую. Пока их товарищи на суше делали главное дело, стоило озаботиться, чтоб у врага не осталось судостроительных мощностей.
   Мраморное море проскочили быстро, выйдя к Дарданеллам к полудню. Обычно полное лодок и кораблей, оно в этом походе показалось пустынным. Видимо слухи о штурме Стамбула распространились с огромной скоростью, распугивая рыбаков и мирные суда. Казачья эскадра всё же зашла сюда не для пиратства, а с вполне "государственной" целью: портить жизнь. Целому народу. Поэтому отсутствие объектов для грабежа Васюринского не встревожило. И так в Стамбуле столько награбили, что если удастся уйти с половиной добычи, улов будет невероятно богатый для пиратской эскадры.
   Враги наверняка заметили подходящую к Галиполийской крепости эскадру раньше, чем казаки Васюринского увидели укрепления, рядом с которыми и была их цель: Галиполийская верфь. Понимали это и османы. Понимали, и вывели в море эскадру для отражения угрозы. На счастье казаков, все османские военные корабли собирались именем султана новым капудан-пашой возле Стамбула, где и потерпели сокрушительное поражение, не успев вступить в бой. Поэтому вражеская эскадра боевой мощною и чистом кораблей не поражала. Против казаков вышли две такие же галеры, какие были у них самих, и три шебеки. Против двенадцати галер, по цитате из любимого мультика: "Маловато будет". Для осман дело осложнялось, причём очень серьёзно, необходимостью идти в крутом бейдевинде. Казакам было проще: норд-норд-ост наполнял их паруса, здорово облегчая работу гребцам. Сколь ни заслуженно хвалили шебеки за умение ходить галсами против ветра, сейчас на бой две из них вытаскивали на тросе галеры, а третью буксировали несколько шлюпок. Став поперёк пролива, они как бы предложили идти в бой на их бортовой залп. Учитывая, что на шебеках стояла куда более мощная артиллерия, чем на галерах, дело теперь выглядело не таким уж безнадёжным для турок.
   Васюринский был опытным пиратом, но... совсем неопытным адмиралом. Это и проявилось сейчас на море. Желая побыстрее сбегать и спалить вторую османскую верфь, он не взял в поход никаких судов, кроме галер. Хотя имел уже немало трофейных посудин, тех же шебек, например. Привычка мыслить категориями набегов на лёгких чайках подвела его. Ему сейчас надо было идти на легкокорпусных, очень уязвимых для ядер кораблях на бортовые залпы орудий противника. Или возвращаться, несолоно хлебавши, но в таком случае его не понял бы никто. Иван заскучал, пытаясь сообразить, как из неприятностей выбраться.
   "Ясное дело, придётся атаковать их. Ждать у моря погоды... глупо, возможно, опасно. Если подойдёт ещё несколько судов из Магриба, то нам уже придётся спасаться и удастся ли это сделать... не уверен. Значит, будем атаковать. Я, как атаман, не могу не пойти на врага. Но голова этого чёртового сына Аркадия стоит больше, чем все наши корабли. Значит, на шебеки с их пушками мне идти нельзя. Буду нападать на галеру".
   Васюринский прикинул, сколько галер может стать в ряд для атаки, не мешая друг другу вёслами. Кораблей девять должно было поместиться. Но тогда и для промахов у врага будет мало пространства.
   "Лучше разделить корабли пополам. Шестёркой пойдём в атаку, а другая шестёрка подойдёт без потерь, когда завяжем бой на палубе. У них палубы полны народа, дёшево победа не дастся..."
   - Иван, будем нападать?
   - Придётся. Не возвращаться же обратно оттого, что испугались нескольких лоханок.
   - Да... если не дадим боя, народ не поймёт, можно сразу стреляться. Заплюют.
   - Сам плюнул в такого урода, который от слабейших врагов бегает. Предложения какие-нибудь есть? Может, хитрость какую знаешь?
   - Да какие тут хитрости придумаешь? Объявить себя истовыми приверженцами ислама? Так не поверят, лишним залпом за враньё угостят, и правильно сделают. Переть на них дуром в два ряда, вот и вся хитрость. Авось не потопят, пока до их глоток доберёмся. Ну, и всем нашим, пока до них не дойдём, лучше на носу не отсвечивать, за его надстройкой спрятаться. От картечи, да и от малого калибра ядер.
   - Ну, они сами до чужих глоток известные охотники. Не вздумай лезть на приступ, прощения мне ни на этом, ни на том свете не будет, если тебя здесь пристрелят или прирежут. Обещаешь?
   - Да бывает, что на вражьей палубе безопаснее, чем на своей.
   - Не виляй! Обещаешь?
   - Обещаю без крайней нужды на чужие корабли не лезть.
   Иван зло посмотрел на друга, отказавшегося выполнить его просьбу без своих хитро... сделанных увёрток. Но времени на выяснение отношений не было. Он отдал приказы по головной галере, передал указания на другие корабли своей эскадры. Корабли, перестроившись в два ряда, двинулись вперёд. Первый, сразу набирая самый быстрый ход, второй, идя только на парусах, с каждым гребком вёсел передовых галер, отставая.
   Первый залп османских и магрибских кораблей большей частью понапрасну вспенил море. Одно только ядро пробило парус казацкой галеры, шедшей посредине-справа. К удивлению Ивана и Аркадия, хорошо запомнивших, насколько точно стреляли пираты с атакованной у малоазиатского побережья шебеки. Ларчик открывался просто. Магрибские пушкари остались на берегу, в Стамбуле. Узнав о налёте на Стамбул командовавший крепостью Исмаил-бей снял со стен крепости почти всех топчи и янычар и пересадил их на шебеки, присоединив их к приданным его крепости двум галерам. Ему захотелось отличиться в бою с неверными, а вот разума ему Аллах для этого не выделил. Именно он, запаниковав при виде идущих с огромной скоростью под громкий барабанный бой вражеских кораблей, не выдержал и скомандовал своим топчи огонь, хотя попасть с четырёх кабельтовых пушки шебек могли разве что случайно. Тем более, пусть и опытные, но стрелявшие до этого только на суше топчи. Не факт, что они наверняка попали бы с убойного расстояния. Десятилетняя война в Персии, огромные потери в боях с казаками, существенно ухудшившаяся система обучения новобранцев, традиционное выделение для крепостей самых ленивых и трусливых... Обучать топчи и янычар всему, что их предшественники умели и знали раньше, не успевали. Да и материал для войск капыкуллу был теперь далеко не такой отборный как прежде. И стоило ли после этого удивляться, что топчи промазали?
   Хороший ветер не только раздувал паруса казацких галер, но и поднял волну около трёх баллов. Стоявшие бортом к волне шебеки неслабо раскачивало, а ведь у них борта широко выдаются над узким корпусом. Часть топчи с трудом сдерживала позывы к рвоте, а кое-кто сдержать не смог. Эта же качка сильно повлияла на снижение точности янычар открывших огонь из своих "янычарок". Ждавшие со страхом (не боятся в бою только клинические идиоты) второго, более убойного залпа из солидных пушек шебек казаки боялись напрасно. При технологии тех лет, выстрелить чаще чем раз в пять минут никто из пушкарей не мог. А галеры пролетели километр, на который не прицельно могут забросить своё ядро пушки, меньше чем за три минуты. Вопрос о победителе в этом сражении уже не стоял.
   Нет, топчи, стоявшие за фальконетами и шестифунтовыми орудиями, дали успешный залп картечью по приготовившимся к абордажу казакам. Весьма неплохо отстрелялись по второму выстрелу и янычары. Но на палубы казачьих галер хлынули гребцы. У казаков гребли не рабы, а воины. Значительное численное преимущество казаков стало подавляющим. Даже опытному бойцу трудно сражаться против двух, а то и трёх врагов. Вскоре казаки с пристыковавшихся к своим казачьих кораблей второй линии получили возможность понаблюдать уничтожение противника. Лезть им самим в драку было затруднительно из-за тесноты на палубах вражеских судов. И вот, в момент начавшегося у казаков ликования, средняя галера взорвалась, разлетевшись на куски и обломки. Видимо кто-то, ненавидящий врагов больше, чем любящий жизнь, сунул пальник в крюйт-камеру.
   Шебека, к великому счастью казачьей эскадры - не галеон. Пороха в ней существенно меньше. Поэтому вслед за её обломками на дно пошла только одна казачья галера. В результате в этом легко выигранном бою Васюринский потерял, не столько от вражеских картечи и пуль, сколько от обломков и морских волн, более двух сотен воинов. Вопрос на засыпку: какие же потери будут в тяжёлых сражениях? А, не дай бог, при поражениях?
   Опустив руку, которой инстинктивно прикрыл голову, когда вокруг стали падать куски взорвавшейся галеры, Аркадий посмотрел на растерянного и расстроенного друга, и хлопнул его по плечу.
   - Не переживай! Одна картавая сволочь (попаданец вырос в интеллигентской семье, где отношение к В. И. Ленину было отрицательным в высшей степени) в прошлом моего мира, призвал: "Учиться, учиться и ещё раз учиться!". Он был очень умной сволочью, так что стоит последовать его призыву и нам.
  
   Десять тысяч казаков с двух эскадр проделали в эту ночь колоссальную работу, ликвидировав опасность на море, захватив невиданные за казацкую историю трофеи. Всё же они выполняли важную, но вспомогательную задачу. Тем более, считать трофейные суда до выхода из Босфор на просторы Чёрного моря не имело смысла. Уж очень легко поставить пушки на берегу пролива и хорошенько проредить ряды наглецов посмевших побеспокоить столицу огромной империи. А пушек и людей, умеющих с ними обращаться, в Османской империи хватало.
   Больше двенадцати тысяч казаков высадились с двух сторон высокого холма на мысу, разделяющем Мраморное море и Золотой Рог. Они легко, с минимальными потерями, преодолели стены Стамбула, на которых было слишком мало защитников для отражения такой угрозы. Не встречая организованного сопротивления, стычки с небольшими подразделениями янычар, оказавшимися на момент взрыва вне казарм и просто отдельными патриотами османского султаната - не в счёт. Единственный бой у них произошёл при штурме дворца великого визиря, стоявшего неподалёку. Потеряв сотни три человек, казаки захватили его, не оставив в здании ни одного живого человека. Не получили пощады ни женщины, ни дети. Дойдя до дворцовых стен, стали рассредоточиваться вдоль них, стараясь не попадать под огонь охраны. В чём им сильно способствовала ночь, существенно ограничивая даже самых зорких янычар. Пожары, забушевавшие в море и некоторых прибрежных районах города, пока не улучшили видимость возле Сераля. Защитники султанского гарема и его личной казны, тысячи три воинов, приготовились к отражению нападения. Шансы связать врагов схваткой и дождаться помощи извне у них были неплохие.
   Однако казаки со штурмом не спешили. Плотно окружив все три дворца, составлявших единый комплекс, они занялись обеспечением безопасности от попыток деблокады. Воспользовавшись стабильно дующим ветром, они подожгли ближайшие кварталы города к югу и западу от холма. Специально заранее укомплектованные подразделения факельщиков врывались в дома стамбульцев и поджигали их, толком даже не ограбив. Вскоре стена огня отделила дворцы от остального города на юге и западе. Впрочем, ветер дул не оттуда, а туда, поэтому от гари и дыма жительницы и защитники Сераля не страдали.
   Аркадий долго сомневался, прежде чем решился предложить эту деталь плана атаки на Стамбул. Перед его глазами вставали кадры кинохроники Второй мировой войны: нацистские факельщики жгут украинские и белорусские сёла и деревни. Он знал, что факельщиков очень редко брали в плен, обычно просто пристреливали как бешеных собак. И считал, что поступали красноармейцы правильно. Таким ублюдкам не место в этом мире. Но вот припёрла необходимость, и он сам предложил нечто очень похожее. Жечь дома мирных горожан. Уж очень важна была предстоящая операция для всего русского народа, не только казаков. Пришлось вспомнить также крайне нелюбимых иезуитов: "Цель оправдывает средства" и, мысленно морщась, рассказать о задумке. Атаманов в его предложении смутило не то, что придётся жечь мирных жителей, а то, что их дома не удастся перед этим ограбить. Услышав, сколько предполагается взять добычи на кораблях и во дворце, все дружно поддержали защиту огнём.
   Рассвет обитатели Стамбула - вернее, те, кто до него дожил - встретили с опозданием. Над большей частью города стояли тучи дыма от бушующих в нём пожаров. Казаки успели убить к этому времени немало людей, но несравненно больше горожан погибло от огня. К беде стамбульцев, тушить пожары в эту ночь было некому. Официально пожарными в столице Османской империи служили янычары. И они не допускали и мысли, что может быть по-другому. Влияние корпуса капыкуллу тогда уже достигло уровня преторианских легионов императорского Рима, янычарам случалось и неугодных султанов сбрасывать. Поэтому мнение горожан никого не интересовало. Янычары, при задержках жалования, случалось, поджигали дома состоятельных горожан сами, потом героически их тушили, попутно обогащаясь. Но в эту ночь у оставшихся в живых янычар было дело приоритетнее борьбы с огнём. Они, как могли, защищали страну, для чего и были созданы. Другой вопрос, что в связи с воцарившимся бедламом, потерей командования и организации, занимались они этим без особого успеха.
   На руку атакующих сыграла ошибка в выборе приоритетов каймакама, возглавившего сопротивление агрессии после гибели великого визиря. Ему не хотелось стать градоначальником без города, но сил на уничтожение казаков у него не было. Поэтому он направил все свои усилия на защиту уважаемых граждан, в кварталы которых ворвались черкесы. Добавили ему головной боли и магрибские пираты. Потерявшие свои корабли, здорово прореженные огнём пожаров, они вместо помощи в защите города сами принялись его грабить. Вероятно, сработал разбойничий инстинкт. Градоначальник не знал, насколько он выиграл от законопослушности горожан (янычары и пираты - не в счёт). Живи в его городе гордые афроамериканцы... и казаки с янычарами при таких пожарах не понадобились бы. Жители же Стамбула паниковали, бежали кто куда, гибли тысячами, но лишь небольшая их часть решилась воспользоваться моментом и под шумок что-нибудь прихватизировать.
   Сосредоточение подходящих подкреплений и организуемого в городе ополчения на борьбе с черкесами и магрибским пиратами объяснялось ещё и тем, что именно в районах ими разграбляемых было наиболее шумно. В районе Сераля слышалась лишь редкая перестрелка, и посланцы от валиде-ханум с середины ночи каймакама беспокоить перестали. Откуда ж ему было знать, что их элементарно перехватывают? У него и без султанского гарема голова кружилась от множества забот, одна другой головоломнее.
   Между тем, редкая перестрелка была для защитников Сераля совсем не безобидной. Янычары, стоявшие на стене, были прекрасно видны в свете пожарищ и ночью. То там, то тут они после казацких выстрелов летели вниз. Сами же казаки прятались в тени домов, заметить их стало возможно только после рассвета. К тому времени несколько сот янычар отправились со своих позиций прямо к гуриям. Долгожданный рассвет стражам гарема облегчения не принёс. Помощь не шла, а проклятые казаки отошли на пару сотен шагов, куда даже "янычарки" добивали без всякой гарантии точного попадания, и начали расстреливать турок оттуда. Пули Дрексллера для гладкостволок и Минье для винтовок позволяли точно стрелять с куда большего расстояния, чем обычные шарообразные, применявшиеся тогда во всём мире. Янычары мужественно гибли, но позиций на стене не бросали, понимал, что стоит численно превосходящим их казакам ворваться на стену, и они обречены.
   Полноценная, с истериками и визгом, паника разгоралась в гареме всё сильнее. Попытки евнухов, самих чрезвычайно испуганных, навести среди женщин хотя бы подобие порядка, к успеху не приводили. Крик и визг не способствовали спокойствию защитников, продолжавших нести серьёзные потери чуть ли не ежеминутно. Стена ограждавшая Сераль, для полноценных боёв не предназначалась. Казаки же заминировали подножие стены в трёх местах. Взрывы образовали бреши, хоть и небольшие. Руководитель обороны, бостанджибаши -- начальник охраны султанских дворцов и садов, бросил на их прикрытие последние резервы. Которые были забросаны гранатами и быстро, почти поголовно уничтожены. Чугунные гранаты с взрывчаткой - для запалов Аркадий не пожалел капсюлей из патронов к ТТ - поставили жирный крест на организованной обороне. Начались резня и добивание уцелевших. Специально предупреждённые, что за милосердие будут уничтожены сами, казаки резали всех. Беспощадно.
   Этот вопрос, резать ли всех, или кого-то и в плен брать, вызвал на совете самое бурное обсуждение. Действительно, в гареме было немало своих, с Руси, женщин и девушек, в глаза того султана не видевших. А принц из Османов мог стать для политических игр сильнейшим аргументом. Многие атаманы хотели стать хозяевами таких ценных трофеев. Однако, приложив невероятные усилия, именно Москаль-чародей настоял: уничтожать всех, что бы и семени османов на развод не осталось, чтоб оно не выбралось оттуда даже в чреве женщины, пусть отсюда угнанной. Ему было жаль несчастных девушек куда больше, чем атаманам, но веры в благоразумие и неподкупность старшины у него не было совсем.
   "Пусть это будет кровавая дань моей паранойе, но нельзя давать никаких лишних шансов продаться нашим доблестным героям. Во времена руины не продались единицы, вряд ли они хоть капельку лучше сейчас. Пусть Господь, если он есть, накажет меня за это жертвоприношение по полной программе, но от опасности с юга я Русь избавлю навсегда. А там с поляками разберёмся".
   После нескольких часов ругани, порой доходящей почти до мордобоя или резни, оружие у атаманов никто перед советом не отнимал и если уж кто-то решился бы его использовать... Пронесло. Утвердили полное уничтожение всего живого в Серале после выноса оттуда личной казны султана.
   Хитрое это дело, государственные финансы. И крайне запутанное. Кому, как не жителям бывшего СССР это знать. Англичанин или американец может питать иллюзии о прозрачности бюджета страны для граждан и обоснованности если не всех, то большей части трат. Наивные... В государстве Османов к семнадцатому веку государственный дефицит рос со скоростью, уступающей разве что нынешним США. Денег не находилось зачастую на самое главное: армию. Бунтовали янычары, не получая месяцами своё жалованье, о других, менее привилегированных группах населения и говорить не приходится. Неудержимо падало содержание серебра в монете. Но у султанов на личные нужды денег всегда хватало. Многие, наиболее надёжные источники пополнения казны работали не на государство, а на личные нужды правителя. Ничто не ново под Луной...
   Убивая всех без разбора, невзирая на мольбы о помощи, казаки ворвались в святая святых османского государства - гарем султана. Легко, с помощью наивного евнуха, надеявшегося на милосердие, нашли личную казну султана и вынесли её, за неимением мешков в шелках и парче из гарема. Женские украшения с трупов дополняли богатую добычу. А платья, завязанные узлом в районе груди, становились мешками. Увидев, что пираты никого не щадят, женщины и евнухи стали прятаться по укромным местам, для тщательного обыска такого огромного комплекса не хватило бы и недели. Именно так, никем не узнанный, сгинул брат Мурада, Ибрагим, вошедший в османскую историографию как Дели - храбрый. Правда в чём состояла его храбрость внятно объяснить никто из историков не смог. Большую часть сознательной жизни Ибрагим продрожал в гаремном заключении, гася страх перед возможностью быть удавленным по приказу брата постельными развлечениями. Взять в руки саблю и попытаться пробиться из гаремной ловушки он не решился, сгинул в месте своего заключения то ли от огня, то ли от дыма. Зато гордая Кёслем-султан, правившая страной много лет, страх преодолела и к захватчикам вышла, пытаясь преградить им путь дальше, в глубь гарема. Но встретившийся ей казак крики вздорной старухи слушать не стал. Ткнул её саблей, сорвал многочисленные, явно дорогие украшения и побежал дальше. Так закончилась жизнь женщины повелевавшей исламской страной во время правления сразу нескольких султанов.
   Вынеся казну, казаки начали поджигать всё подряд. При огромном количестве ковров, занавесей и покрывал, деревянных перекрытиях в зданиях, на холме вскоре запылал костёр много больший, чем на каком-то линкоре. Отшедшие от горящих зданий, казаки не ушли совсем. Всех выбегавших, пытаясь спастись, немедленно пристреливали. Казаки знали, почему никому нельзя давать пощады и производили зачистку по-немецки тщательно. Очень поспособствовал уничтожению всего живого в гареме арсенал, устроенный турками в бывшей церкви св. Ирины, попавшей в дворцовый комплекс.
   На помощь погибающим Османам никто не пришёл. Смог ли кто-нибудь спастись? Через некоторое время в Египте объявились два евнуха, сумевшие каким-то чудом пробраться мимо стороживших пожар поджигателей. Они вынесли с собой достаточно дорогих украшений, чтобы безбедно дожить свой век. Но много раз объявлявшиеся сестрами, дочерьми или племянниками последнего султана из Османов, Мурада IV, во всех случаях были разоблачены как самозванцы, и судьба их была печальна. На вышедшего с большим мешком казака в домотканой свитке, с измазанным сажей лицом, никто не обратил внимания. А напрасно. Свитку ведь может одеть не только казак, догадайся до такого фокуса Ибрагим... всё могло обернуться иначе. Но так и не провозглашённый султаном трусишка дрожал где-то за покрывалом. Убить казака, переодеться в его одежду и вынести дорогого для него человека, пленницу гарема, догадался только Расул. И видимо его бескорыстное стремление спасти человека тронуло кого-то на небесах. Его авантюра удалась, он беспрепятственно покинул дворец, а потом с драгоценной ношей сумел раствориться на улочках Стамбула, отделившись от цепочки переносчиков сокровищ. Впрочем, никого из Османов пленница не видела и в своей принадлежности к гарему никому не призналась. На казацкие планы по ликвидации Османов этот прокол никак не повлиял.
   Династия Османов прекратила своё существование, а с ней исчезло и государство, которое она олицетворяла. Осталось много важных пашей с толикой османской крови полученной по женской линии. Но одного, с безусловными правами наследования не было. Их, претендентов, было именно много и каждый жаждал занять освободившийся престол. На огромной территории воцарился хаос смуты. Но это уже другая история.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"