Кремлёвка, преддверие нового, 129, года от Исхода.
Короток зимний день в конце года. Не успеешь и порадоваться тому, что вопреки карканью злобной старой ведьмы, Косой Кузнечихи, с низких плотных туч так и не посыпался снег. И, к счастью, всё собиравшаяся вьюга, вопреки опасениям, так не завыла на улице, не загнала ребят в дома. Хорошо, да, и без того не слишком светлое из-за низких облаков небо, уже темнеет и приходится идти домой. Бросив игру на самом интересном месте. Сколько того зимнего дня для игр, если утром пришлось сначала маме в хлеву помогать, а потом с отцом перебирать и поправлять стрелы для предстоящей охоты на лося. Впрочем, чего уж тут, с оружием возиться - это вам не из-под коров убирать. Медведко с удовольствием занимался бы этим (не уборкой навоза!) весь день, да кто ж ему даст. Говорят: 'Сначала, Владимирович, вырасти и мужчиной стань. Взрослое имя получи'. Обряд посвящения в воины, Медведку отец и в грядущем году не обещает. Не дорос, говорит, каши ещё мало съел.
- А при чём тут каша! Воину полагается мясо есть. Каша это - бабья еда. И совсем нельзя меня маленьким назвать. Вон Одноухий Хорёк, известный воин, не одного ворога уже успел убить, а ростом пониже меня будет. Как бы не на два пальца! И никто ему каши побольше есть не предлагает. Ну, правда, до высоченного отца мне ещё расти и расти. Не говоря о дяде, величайшем герое в мире. Тот вообще с тролля ростом. Если ждать, когда я его ростом догоню, то испытания мне вовек не видать. Так и умру, ни разу не подвесив к поясу меч.
Медведко растёр, начавший было неметь от мороза нос. Скучно сидеть без дела, когда твои товарищи штурмуют снежную крепость. И, может быть, именно твоего участия им не хватает для успешного завершения атаки. Он с тревогой глянул на небо. Оно, такое у него создавалось впечатление, темнело с такой скоростью, будто солнце не заходило за горизонт, а падало за него.
- Спрашивается, ради чего потратил весь вчерашний день? Трудился как муравей, сам снега целую гору для крепости приволок и других направлял. Намаялся к вечеру так, что еле доплёлся домой, поужинать сил не хватило, сразу спать завалился. Для чего? Для торжества этого рыжего ... эээ... - Медведко затруднился с эпитетом для своего главного врага. Ругань в племени, мягко говоря, не приветствовалась. Если бы не старая Кузнечиха и ей подобные бабки, то ему было бы совсем нечем охарактеризовать оппонента.
Громкие крики со стороны крепости прервали его филологические мучения. И слышалось в криках оборонявшихся, как это не обидно, торжество. Нигде нападавшим не удалось взобраться на полуторасаженные стены. Вчистую они проиграли защитникам соревнование в метании снежков. Особенно выделялась на стене торчащая из-под сдвинутого на затылок треуха рыжая шевелюра Огневика.
Но, что поделаешь, если в самом начале штурма Медведко выбыл из игры. Метко и очень сильно запущенная ему в лоб ледышка (не будь на голове меховой шапки, худо бы лбу пришлось) означала 'смерть'. Медведко, конечно, в другой раз постарался бы сделать вид, что вражеский снаряд лишь чиркнул вскользь, 'ранил'. Однако, вот невезуха, в момент попадания проклятой ледышки, у него одна нога на льду стояла, а другую он задрал повыше, пытаясь утвердить её на крепостной стене. Ну, ясное дело, рухнул как подкошенный, под радостные крики обороняющихся. Никакие отмазки про ранение, после падения явно не прошли бы. Не иначе, конопатый Огневик расстарался. Кто другой, бросать ледышку вместо снежка, да ещё в сына вождя, не решился бы. А кузнецов сын ревновал к славе первого силача, завоёванной Медведком среди ровесников, на любую подлость был готов против него пойти.
Медведко почесал ушибленное место. Болело умеренно, но настроение его упало ещё больше. Штурм, как он и опасался, закончился полным разгромом его команды. А на переигровку времени уже не было. С ближайших к месту сражения дворов уже голосили мамки, зовя сынов к ужину. К тем же, кто жил подальше, начали прибывать сестрёнки младшие. С той же целью - разбить, прекратить игру. Парень тяжело вздохнул.
- Эх, испорчено настроение на весь следующий день. Если же, упаси боги, завоет таки на улице вьюга, то гадёныш Огневик будет несколько дней гоголем ходить, своей победой в нос тыкать.
Медведко встал и медленно, будто кто к валенкам гири пудовые привязал, поплёлся к ребятам. Уже перемешавшимся, атаковавшие с оборонявшимися, весело, не смотря на радостный или печальный, конкретно для них исход сражения, обсуждавших подробности закончившейся битвы. Ему самому, почему-то, встревать в эти споры-разговоры не хотелось. Обговаривались (без него!) и планы игры на завтра. Медведко поспешил вмешаться в эти переговоры. - Оглянуться не успеешь, как супротивники пакость какую-нибудь в условии всунут. За всем свой, личный глаз нужен. - Не заметив этого, мальчик воспроизвел про себя слова отца, не раз их ему повторявшего.
О завтрашней битве, оказывается, уже договорились. Без него. Не подождали для переговоров своего командира. Такая поспешность друзей добавила горчинки в настроение. Решив про себя обязательно, потом, им за это попенять, Медведко, чтоб не пустить слезу, постарался свернуть с тропы обиды на более приятную тему. Очередь защищать крепость была у ватаги Медведка и он, про себя начал прикидывать, какую каверзу нападающим можно соорудить поутру. Если удастся вырвать часок-другой от домашних дел. Но и тут проклятый Огневик не дал ему покоя. Самодовольно рисуясь своим баском, звучащим совсем по взрослому, с невероятной наглостью и ехидством, он предложил (почему-то глядя при этом, только на Медведка): - Ане позабавиться нам ещё чуток! Пока родители нас по домам не разогнали.
Вообще-то, Медведко кузнечонку из-за голоса завидовал. Совсем немного, само собой. У него самого, голос был ещё по-мальчишечьи тонкий, хотя ростом он превосходил Огневика на целую ладонь. И сил имел побольше, в чём тот уже не раз имел возможность убедиться. Однако слышать этот басок сейчас, было свыше его сил.
- И что же ты предлагаешь делать? - немедленно ощетинился Медведко. Он и сам был не прочь ещё поиграть, но с Огневиком, особенно после сегодняшнего, готов был спорить по любому поводу. - Построить за полчаса новую крепость или махнуть в лес играть в прятки? Там как раз летучие рыси и волчьи стаи на охоту вышли. Голо-одные. Вот тебе обрадуются.
- Не-е. В лес идти уже поздно, - будто и не заметил Медведковой издёвки Огневик. По-прежнему глядя только на него, ответил кузнечонок. Возмутительно поучительным тоном, кстати. У Медведка жутко зачесались кулаки, если бы не обещание избегать драк, данное отцу... Тот меж тем продолжил: - Давайте лучше на речку махнём. Посоревнуемся, кто с саженного разбега дольше по льду проскользит.
- Ничего себе лучше. До промёрзшего участка не менее получаса бежать. Тем самым лесом. Нам потом за такую выходку так всыпят, до весны на лавку не присядешь.
- А я на луг и не предлагаю бежать. Что, у нас на околице реки нет? Там и поскользим.
- Там же ключи бьют, лёд тонкий, - удивился Медведко. Никогда они, выполняя наказы родителей, там зимой не играли. И летом, если к месту вспомнить, там не купались. Кому охота сгинуть попусту, пойти в услужение к водяному? - Отец, если узнает...
- А кто ж ему скажет? Или, ты привык обо всём сразу бежать и ябедничать? - нагло прервал Медведка Огневик. - Мы быстренько, скользнём по паре раз и домой. А если кто трусит, то может с бережка посмотреть, храбрецов криком поддержать.
- Я не трус! Пошли, посмотрим, кто из нас двоих дальше скользнёт.
Ох, и не хотелось идти на лёд Медведке. Будто кто ему в ухо нашептывал, что беда там может случиться. Но прислушиваться к своему внутреннему голосу он ещё не научился. Как и не ловиться на 'слабо'. Со времени перехода с женской половины, на которой мальчики воспитывались вместе с девочками до семи лет, на мужскую, он ни разу не нарушил отцовских запретов. Хотя, иногда, ох как хотелось. И вряд ли кто об этом узнал бы. Но настоящий воин должен уметь подчиняться приказам своих вождей. Однако сейчас, получив прямой вызов своего главного соперника, он не сомневался ни единого мига. Считая, что, не приняв этого вызова, он навсегда опозорится в глазах друзей.
До крутого берега Говорухи добежали всей толпой в пять минут. Ребята, и девчата пришедшие звать братьев домой, но увязавшиеся на речку вместе со всеми, ещё скатывались с высоты к урезу берега, когда спорщики вышли на гладкий, прозрачный лёд. Медведко не задумался даже, откуда на реке может быть оголённый лёд, если с неделю назад был снегопад, а мало-мальски сильных ветров с того времени не было? Стоило приглядеться к поверхности реки до и после участка, на который они вышли. Там река была белой от снега, а не стеклянно-блестящей. Но думать Медведке ещё предстояло научиться. Он уверенно зашагал по льду, отойдя на пару шагов дальше от берега, чем Огневик. Пусть все знают, что Медведко, сын вождя Владимира Хитрого и племянник великого героя Вратислава Молота, ни кого и ничего не боится!
Самые медлительные из ребят ещё мыкались по берегу, пытаясь найти место с наилучшим обзором, когда спорщики заняли место на старте. Медведко искоса глянул на соперника. Не только со злостью, но и с удивлением. Сам он был высоким для своего двенадцатилетнего возраста, худой и ещё по-мальчишески узкоплечий. Огневик проигрывал ему в росте, зато был широкоплечим, с объёмистой грудью и приличной мускулатурой. Но кому как не ему было знать, что сил у тощего Медведка никак не меньше, а даже и побольше, чем у него.
- На что он рассчитывает? - мелькнула в голове гордого сына вождя мысль. - Ведь будучи тяжелее, он наверняка проскользит меньше и проиграет. Без какого-то чуда ему соревнования не выиграть. Зачем тогда огород городить? Странно он себя ведёт. Непонятно.
Впрочем, времени на размышление, уже не было. Соревнование началось. Спорщики дружно, по счёту три от лучшего друга Медведки Галчонка, единственного, кроме них осмелившегося сойти с надёжного берега, оттолкнулись правыми ногами от скользкого льда. Медведко сразу же, на разгоне, обогнал соперника. Он так был уверен в победе, что не старался выскочить из собственной шкуры, делая последний толчок у ограничительной черты.
- Эх, жаль, унты не одел, они куда лучше скользят. Кто ж знал. А какая обувь у Огневика?
Медведко скосил глаза налево, но соперника рядом с собой не обнаружил. Пришлось повернуть голову. Огневик отстал на несколько шагов и, почему-то, съехал с прямой, здорово сдав влево, к берегу. Обдумать странное поведение соперника Медведко не успел. Под ним громко, просто оглушительно громко, затрещал лёд. Ничего предпринять, чтоб не провалиться, он не успел. По льду во все стороны от него зазмеились трещины, ещё секунду назад твёрдая поверхность под ним стала вдруг зыбкой, и он обрушился в открывшуюся перед ним полынью.
Ухнул Медведко под воду с головой. Говоруха в этом месте была узка, но глубока. До дна, как бы не две сажени. Ему хватило бы, более чем, и одной.
- Дядя Вратислав прошёлся бы по дну до берега, играючи, ломая по пути лёд руками, - всплыла вдруг у Медведки мысль. Но в его положении надо было не прикидывать, чтоб на его месте сделал великий герой, а всплывать самому. Спасать свою жизнь. Никому он потом не признался, что в первые мгновения от страха буквально оцепенел, будто околдованный злым колдуном. Не мог пошевелить и пальцем. К счастью, он перед вынужденным нырком невольно вздохнул и задержал дыхание, поэтому не нахлебался холодной воды сразу же по погружению.
- Вот и всё, не видать мне больше мамочки. Не цеплять к поясу меча.
И такая обида его взяла, что оцепенение пропало, будто его и не было. Он сразу отчаянно заработал ногами и руками, пытаясь не допустить слишком глубокого погружения. - Главная опасность - быть затянутым под лёд! - вспомнил он наставления отца.
Оттолкнувшись-таки от дна одной ногой ('глубоко погрузился? небольшая глубина?'), он сам смахнул с головы треух, чтоб лучше видеть, куда всплывать. Однако, прозрачный лёд просвечивался, и заметить полынью ему удалось не сразу. Поначалу он врезался лбом в лёд, не почувствовав при этом никакой боли. Грудь уже требовала глотка воздуха, быстро набравшиеся воды полушубок и валенки тянули на дно, открывая мозги для приступа паники. Дикой, вытесняющей всё мысли.
- Конец!
Тем не менее, Медведко не собирался так легко сдаваться. Невероятным волевым усилием он прогнал прочь панику, и продолжил бороться за жизнь. Краем глаза он заметил более светлый фон льда справа от себя и рванул из последних сил туда. И вынырнул!!! Пусть, даже здорово рассадив лоб, об неожиданно острую кромку льда. - Какое же это счастье - дышать вволю!
Первым, что он увидел, было лицо Огневика. Белое как снег, со ставшими вдруг заметными и издали, не смотря на зиму, конопушками. Кузнецов сын стоял на берегу ближе всех к покрывавшему реку льду и внимательнейшим образом всматривался как раз в то место, где вынырнул Медведко. Ребята встретились взглядами, и Медведко сразу понял, что приглашение на лёд было не случайным.
- Он нарочно меня на лёд заманил! Чтоб погубить, - сориентировался Медведко. - Да ничего у него не получится. Назло ему вылезу из реки и сразу набью ему морду.
Да вот беда, пообещать оказалось намного легче, чем выполнить это обещание. Пусть и не произнесённое вслух. При его попытке выскочить из воды, длинная, но узкая полоска льда, с краю, обломилась, и он соскользнул обратно в воду. К счастью, не так глубоко, как в первый раз. Попытавшись опереться подальше от хрупкого ледяного края, Медведко обнаружил, что, таким образом, опираясь на вытянутые вперёд руки, он из воды выбраться, не может. Не хватает сил. А на скользком и ровном льду уцепиться и подтянуться было не за что. Да и намокшие, резко потяжелевшие, полушубок и валенки сильно мешали. Сделав пару безуспешных попыток, ещё раз обломав краешек льда, понял, что таким образом ему не выбраться.
- Эх, жаль, что ломается лёд совсем по чуть-чуть. А то, обломал бы лёд до берега и спокойно на него вышел.
Впрочем, предаваться мечтаниям было не время и не место. Валенки и полушубок становились не просто тяжёлыми, а неподъёмными. Будто кто в карманы полушубка по булаве подложил. Богатырской. Да, в придачу, стельки в валенках свинцовыми подменил. Надо было срочно от них избавляться. Побарахтав ногами, Медведко сбросил валенки на дно.
- Пусть в них раки греются.
Но стремление снять полушубок чуть не кончилась для него печально. Во время этой попытки он опять погрузился в воду. И вынырнул, пожалуй, с большим трудом, чем в первый раз. Так и не сняв проклятой одёжки. Цепляясь за льдину, он обнаружил, что не чувствует кисти рук. Впервые со времени первого треска ломающегося льда, пожалуй, Медведко растерялся. Не понятно, что ему надо было делать, что бы выбраться из воды. Даже в этот момент ему и голову не пришло звать на помощь. Он спасался сам. Сыну вождя, племяннику величайшего из героев, стыдно просить помощи. Какой тогда из него воин будет? Весьма занятый, он за это время только раз-то и посмотрел на берег. В глаз предателя Огневика. - Надо спасаться самому, - считал Медведко. Да как это сделать?
Медведко завис, судорожно цепляясь за лёд непослушными, негнущимися руками. Даже такое, вроде бы лёгкое дело давалось ему с огромным трудом. Какая-то сила тянула его на дно.
- Уж не водяной ли пробудился? Или, русалка, какая балует? - потихоньку съезжая вниз, гадал Медведко. Помня о мучительном выныривании после попытки снять полушубок, он не решался предпринять ещё одно такое усилие. А что можно сделать в его положении ещё, не знал. Посему, когда его тягостные раздумья прервало шевеление левой руки, он удивился. Рука, вдруг, без его стараний, потянулась к берегу, от воды. Медведко с большим трудом открыл левый глаз, правый давно затёк кровью из разбитого лба и не раскрывался совсем. Руку его держал Галчонок, распластавшийся на льду.
- С ума парень сошёл! - вяло удивился без пяти минут утопленник, - как он думает меня тащить, при его скудных силёнках?
Тем не менее, выяснилось, что друг заранее обдумал и эту сторону спасения. Галчонок не тащил его. Он только вцепился в рукав друга, как гном в кусок золота. Не вырвешь ни какими силами. А тащили их обоих все другие ребята. За связанные кушаки, привязанные к поясу Галчонка. Сообразив, наконец, что его пытаются спасти, Медведко из себя героя-недотрогу разыгрывать не стал. Зашевелил, как мог, ногами, стал отталкиваться ото льда правой рукой. И медленно-медленно, будто растущий из жёлудя дубок, стал выбираться на лёд. К друзьям, не бросившим его в беде. К жизни.
Непонятно где, когда и было ли вообще.
Медведко то ли летел, то ли плыл в чём-то жарком и плотном. Похожем на недавно сваренный, не совсем остывший кисель из синеклюковки, только прозрачнее. Скорее, всё-таки, плыл. Крыльев у него не было, рыбы вокруг наблюдались. Плыл куда-то по очень важному делу, о котором так потом и не вспомнил. Непонятно, правда, как он в воде умудрялся дышать? Жабры вырастил? Вынырнуть, чтобы вздохнуть, он, за весь сон, не пробовал ни разу. Но, кто же вспоминает о таких мелочах во сне?
Вокруг сновали яркие, в жизни таких не видывал, рыбки и всяческие чудные существа. Порой самых удивительных и причудливых форм. За свои двенадцать лет (ну, почти двенадцать, до дня рождения всего полтора месяца осталось) Медведко в глаза моря не видел и о его обитателях имел самые смутные сведения. Из морских обитателей ему до этого довелось встречать два-три вида рыб, которых привозили в Кремлёвку сушёными или копчёными. Среди них, от речных сильно отличалась только одна, здоровенная, плоская, с глазами на макушке. Поэтому, увиденные во сне рыба-игла и огромный, с него самого ростом, морской конёк врезались ему в память. В последствии, он не раз, с большим успехом рассказывал об этом своём сне, со всеми деталями, которые смог вспомнить. Неизменно вызывая у родственников и одноплеменников реакцию типа: 'Надо же, какая чушь может во время горячки померещится'.
Постепенно вода, в которой он плыл, стала темнеть и менять оттенок, не становясь при этом менее прозрачной. Диковинные существа и красивые как бабочки, нет, более красивые, чем бабочки, рыбки исчезли. Вокруг него закружили в хороводе совсем другие рыбы. Все с плоской мордой, огромной, плотно усаженной странными треугольными зубами, пастью. Страшненькие, прямо скажем, рыбки. Отвратней щук и сомов. Впрочем, кружа вокруг Медведки, они благоразумно к нему не приближались, держались на порядочном расстоянии. Видно знали, что ему не нравятся и вблизи он их не потерпит. Присматривая за ними в полглаза, он продолжал свой, одному ему, тому, из сна, ведомый путь.
Кажется, где-то в это месте сна Медведко заметил, во что он одет в этом путешествии. Всего его покрывала блестящая, будто бы серебряная, но он точно знал - не серебряная, кольчуга. Не привычная железная рубаха, а одновременно, рубаха-штаны. Слово и само понятие: 'комбинезон' ему в тот момент известны не были. Как естественные, он воспринял во сне, смахивающие на лягушечьи, с огромными ластами, свои ступни ног. Потом, выздоравливая, он долго прикидывал, как можно ходить по земле с такими ступнями? И только через несколько месяцев, ему пришло в голову, что Медведко из сна ноги имел нормальные, а ласты надел, как и кольчугу.
Окружающий мир из синего, стал фиолетовым, по-прежнему не утрачивая прозрачности. Зубастые его спутницы стали постепенно сужать и убыстрять свой зловещий хоровод вокруг него, не теряя, впрочем, осторожности. Медведко понял, непонятно, по каким приметам, что прибыл туда, куда стремился попасть. Повертев головой, он обнаружил хозяина этого места. Раньше он никогда не слышал о существовании хоть кого-то похожего. Не говоря уж о том, чтобы видеть. До этого сна Медведко и вообразить такое чудище не мог.
Оно было фиолетовым, в цвет воды. С мешкообразным туловищем не менее двух больших бизоньих туш купно. С целой кучей, поболе полудюжины, если не вся дюжина, невероятно гибких, гнущихся во все стороны (без костей, что ли?) рук, торчащих спереди. Или ног, пальцев, вроде видно не было? Ну, в общем, лап, водяной его забери. Если водяной осмелится к такому чуду подплыть. Ещё не известно, кто кого поборет. Посредине постоянно шевелящихся лап иногда проглядывал здоровенный, наподобие совиного, чёрный клюв. Всем клювам клюв. Таким не раковины морские, сундуки, обитые железом вскрывать. Во! Интересно, почему нигде, если это было море, не было видно раковин? Даже у самого Медведка была парочка, подарок от гостей отца. Давно, кстати, их не видал. Слямзил что ли кто? Сбоку на Медведка, того, из сна, смотрел огромный, в трактирный поднос глазище чудища. Аж мороз по коже, не смотря на жару вокруг.
Медведко (из сна) остановился, видно понимая, что с таким чудищем ему не справиться. То потаращилось на Медведка немного, рассматривая его, а потом взмахнуло одной из своих рук-ног. По этому взмаху одна из круживших рыбин, разинув зубастую пасть, ринулась на Медведка. Да не того напала! Медведко и во сне трусом не был. Выждал немного, да взмахнул сам рукой, а в ней меч откуда-то появился. Длинный, узкий, огненно-красный. Будто сотканный из лучей заходящего солнца. Вовремя взмахнул, меч рассёк голову рыбины почти посредине, не менее чем на пол-аршииа. Той сразу конец настал. Медведко быстро-быстро заработал ластами, удобная, оказывается вещь, уходя вверх и в право, чтобы не столкнуться с телом, уже мёртвой, но продолжавшей двигаться из-за разгона рыбы. Её рана от удара мечём, поначалу выглядевшая как тонкая полоска, разошлась, точно она открыла огромную пасть не поперёк, а вдоль головы. И только после этого рыбина начала медленно тонуть, испуская напоследок из раны целое облако крови.
Медведко из сна продолжал быстро отплывать от места схватки. Видно знал, что делал. Другие плоскомордные зубастые твари прекратив свой бешеный хоровод вокруг него, ринулись на убитую товарку и ни мгновеньем не задумавшись, стали рвать её на куски. Да с такой жадностью, что-то и дело стали выхватывать куски мяса из других своих товарок. Большой вопрос, спасла бы Медведка кольчуга, попади он в эту сумасшедшую кутерьму. Очень хорошо, что они про него забыли.
Тогда чудище, видно недовольное развитием событий, ещё раз взмахнуло своей лапой. Рядом с ним образовалась ещё одна зубастая рыбина. Намного, раза в три или четыре более крупная, чем рвавшие друг дружку твари. Но, хотите верьте, хотите нет, не с плоской, а похожей на молот мордой. С глазами по бокам. И эта жуткая рыбина направилась прямо к нему. Медведко из сна драться с ней не захотел, рванул вверх.
Медведко открыл глаза, и некоторое время не мог понять, где находится. Голова была тяжёлой, будто её кто свинцом залил. Странные звуки, раздражавшие слух, он через полминуты опознал как собственное дыхание. Громкое, со всхлипами, однако всё равно не дающее лёгким достаточного количества кислорода. Сумев, наконец, сфокусировать зрение, он увидел над собой ровную, разве что с меленькими бугорками и ямками, белую поверхность, покрытую кое-где чёрточками. И чем-то эта картина была ему знакома. Причём очень хорошо. Только чем?
- Если я утонул, то почему теплом снизу так греет? И, как я могу тогда дышать? Подо льдом ведь не воздух, а вода, сам недавно убедился. Странно и то, что цвет как у старого снега, а трещины по нему, как по льду. Фу, ты нечистый, это же побеленный мамой ещё прошлой весной потолок нашей хаты! Значит тепло от печи идёт. А где, интересно, все остальные?
Медведко попытался сесть. Но смог только приподнять голову и шею. Далее силы покинули его вместе с сознанием. Сон про своё удивительное подводное путешествие он, тем не менее, запомнил. Разнообразные сны, в основном, судя по обрывкам воспоминаний, снились ему и до, и после этого. Но полностью он запомнил только ещё один сон.
У того самого места, где он чуть было, не утонул, стоял ненавистный Огневик. Чтоб его, гада подколодного, водяной к себе забрал. Давно видно стоял, ждал кого-то. Судя по его вытанцовыванию ногами, да обхлопыванию себя руками, на дворе был добрый морозец. Наблюдавший это как бы со стороны Медведко мстительно подумал: - Так ему, предателю и надо! Чтоб у него все руки и ноги поотмораживались и отвалились!
Тут Огневик встрепенулся, развернулся в обратную сторону и потопал вдоль берега Говорухи. На речной лёд, он, даже у берега, становиться боялся. Идти далеко ему не пришлось. Уже через десяток шагов он встретился с, удивительное дело, дядей Вратиславом, и сразу же зачастил ему что-то рассказывать. Поражённого Медведка очень заинтересовало, о чём же они могут говорить, и он подлетел к ним поближе. Вдруг поблизости, он их не только видеть, но и слышать будет?
Ничего подслушать ему не удалось. Дядя Вратислав сторожко оглянулся, внимательно зыркнув и прямо на Медведка. У мальчишки душа в пятки ушла, хотя никаких пяток сейчас с ним не было. Одна душа. Ох, и злое лицо было у народного героя. Страшное. Видно именно с таким лицом он под Новым Кремлём полканов бил, а в Подгорье гномов крушил. Но бестелесного Медведка он не заметил. Не дослушав, судя по виноватому выражению Огневичьей рожи, его оправданий, Вратислав снял с правой руки рукавицу и молниеносным ударом костяшек пальцев в лоб, сшиб кузнечонка на снег. Ещё раз оглядевшись, дядя легко, как пушинку, поднял мальчишку и, сделав несколько шагов по льду, резко бросил его на затянувший полынью от падения Медведки тонкий лёд.
Ничего не услышал Медведко и в этот раз. Да и что там было слышать? Брошенное могучими руками тело Огневика, легко проломив всегда хрупкий в этом месте лёд, как грузило ушло в воду. Наверное, Огневик утонул, так и не придя в сознание. Дядя ещё раз огляделся, чуть задержав взгляд на Медведке, которого от этого, совершенно не родственного взгляда обдало холодом, но всё же его не увидел. После чего неспешно направился по берегу реки в сторону Злой чаши. Очень неприятный вид был у него. К такому Вратиславу, Медведко на руки точно не полез бы. Неправильный в этом сне был дядя. Не такой, к каким привык его видеть Медведко. В последний момент сна он заметил, что уходивший прочь богатырь обут в валенки. Настоящий Вратислав их никогда не носил.
Кремлёвка, 129 год от Исхода, лютый.
Здесь Медведко проснулся, но ещё некоторое время оставался под впечатлением сна.
- Хорошо, что это не мой дядя. Огневика, конечно, надо утопить, как слепого кутёнка. Смерть как раз по нему. Но нельзя это делать, словно тать в ночи. Даже этот гадёныш имеет право на публичную казнь. Заодно, помучился бы, предатель, перед смертью. Да и дядя смотрелся со стороны... не как великий герой.
Мысли в голове Медведки ворочались медленно, точно мельничные жернова от слабого ветра. Вроде, даже скрип слышен. Обычного для него желания вскочить сразу после выныривания из сна, не было и в помине. Во всём теле ощущалась слабость, словно он вчера весь день косил, а потом, в ночном, лошадей стерёг.
- Да сейчас же зима! - вспомнил он, - до косьбы и ночного, о-го-го, сколько времени осталось. Заболел, наверное.
Медведко открыл глаза и увидел родное мамино лицо. Почему-то осунувшееся, похудевшее, с встревоженными, уставшими глазами. Заметив, что он проснулся, мама неожиданно для него сморщилась и заплакала.
Крупные слёзы появлялись из уголков маминых глаз и, прочертив мокрые дорожки по её щекам, падали вниз. Медведко растерялся. Ему непонятна была мамина тирада, посвящённая его пробуждению.
- Откуда все эти переживания? И почему очнулся, а не проснулся?
А уж мамины слёзы... На его памяти гордая дочь вождя пригорян и старшая жена вождя луговичей позволила себе плакать только один раз. На поминках по младшей дружине, почти полностью полегшей под Красным Утёсом, столицей пригорян. В битве, где герой сражения с полканами под Новым Кремлём Вратислав (родной дядя, младший брат отца Медведки, между прочим), возглавлявший войско славов, в который раз снискал великую славу, в дребезги разбив, полностью, уничтожил войско закованных в непробиваемые стальные доспехи злобных карликов.
- Но тогда же погибло множество молодых луговичей, а сейчас, вроде, никто не погиб, - удивился он про себя. - Мамочка, ты чего? Ты зачем плачешь? Случилось что-то плохое?
- Нет, сыночек. Это я от радости плачу, не обращай внимания. Теперь всё будет хорошо.
- Разве от радости плачут? Так не бывает.
- Бывает, дитятко, бывает. От большой радости и умереть можно. Старые или больные люди, иногда, большой радости вынести не могут.
- Не надо умирать, мамочка, - испугался Медведко.
- Не буду, сыночек. Теперь, уж точно не буду, - улыбнулась, наконец, сквозь слёзы мама. - Не беспокойся. Я ведь ещё не старая.
Медведко имел по этому поводу серьёзные сомнения. Он знал, что уже исполнилось аж тридцать лет. С его точки зрения, это если не старость, то что-то близкое к ней. И болезни у мамы были. По крайней мере, одна, мешавшая ей иметь других детей. Папа даже был вынужден из-за этого взять двух младших жён, которые родили ему двух дочек. Забавных малышек, то и дело начинающих плакать по пустякам. Девчонки, что с них взять. Однако, вслух о своих сомнениях он распространяться не стал. Так, ненароком, можно и обидеть маму, а у неё и без того глаза на мокром месте. С чего, интересно? Во время всех этих колебаний, он почувствовал, что у него очень сильно пересохло горло. Мама, словно мысли подслушивала, тут же спросила: - Пить не хочешь, сынок?
- Хочу. Только не молоко с пенками.
- Нет-нет. Настойка на травах с мёдом.
- Ну, давай, - он попытался приподняться и с удивлением обнаружил, что его собственная голова, жуть какая тяжёлая, а мышцы, почему-то вялые, слабые и не послушные. Мама, как знала, что у него возникнут проблемы, успела подсунуть свою прохладную ладошку ему под голову и помогла её приподнять. От чего дурная башка вдруг закружилась, всё тело охватила слабость. Захотелось лечь обратно и закрыть глаза. Он, всё-таки, попил из маминых рук душистой, сладкой, но с горчинкой тёплой настойки. После чего лёг (не поддерживай его мама, рухнул бы), закрыл глаза и уже засыпая, пробормотал: - Не надо плакать, мамочка. При радости смеяться надо, а не плакать.
* * *
До этого случая, Медведко болел редко, легко, быстро выздоравливал. В этот раз всё было не так. Только на третий день, после первого возвращения в сознание, мама, ему рассказала, что он провалялся в забытьи более месяца. Многие уж и не чаяли, что он выздоровеет.
- Если бы не Ведун, кто знает, чтобы случилось, - вздохнула мама, - это он тебя из навьего царства вырвал. Всегда помни об этом.
Первые дни с начала выздоровления, Медведко проводил однообразно. Просыпался, пил настойку, ел сладкую кашку, с какими-то незнакомыми добавлениями (потом узнал, что питание во время беспамятства и выздоровления осуществлялось либо Ведуном, либо по его прямым указаниям), засыпал. В колдовских ведуньих настойках содержалось, среди прочего, и сильное снотворное. Видел он за это время, только маму и няньку.
Через неделю Ведун разрешил ему пободрствовать подольше. Медведко, наконец, увидел и мужские лица. Отца, в бороде и шевелюре которого, он заметил прибавление седых волос, и самого Ведуна. Чувствовал себя Медведко в этот раз куда лучше. Голова не болела и от слабости не кружилась. Смог даже поучаствовать в общей беседе.
- Будем надеяться, что болезнь пройдёт как ночной кошмар, - сказала мама в ответ отцу, выразившему шутливое неудовольствие Медведке, что он позволяет себе болеть подолгу.
- А я недавно сразу два сна видел, - похвастался он. И рассказал внимательно слушавшим его взрослым запомнившиеся сны.
Первый вызвал у всех неподдельный интерес, а Ведун, неожиданно для Медведки, заявил, что описанные им существа обитают-таки в морях, только не у берега занятого морянами, а южнее. И сон, видимо, ниспослан каким-то из богов. Но что он означает, пока неясно. Во время же пересказа второго сна, про утопление противного Огневика дядей Вратиславом, все вдруг замолкли и начали переглядываться. Молчание после рассказа прервал отец, бросивший Ведуну: - Ты тоже думаешь, что топил он его не из мести?
- Конечно. Заметал следы.
- Жаль нельзя найти покойника и отдать родителям. У Вратислава здорово бы убавилось сторонников.
- Почему, нельзя? В том месте приличное течение, но через три версты река резко мелеет и делает поворот. Тело, скорее всего там и застряло. Можно поискать.
- Э, вы чего, Огневика в реке искать собираетесь, что ли? - растерялся Медведко. Я же вам сон рассказал, гадёныш Огневик, небось, дома сидит.
- Огневик пропал на следующий день после твоего спасения из проруби, - серьёзно, как взрослому, ответил ему Ведун, - и я никак не мог определить, куда он делся. Его скрывала от меня какая-то волшба. Теперь попробую поискать в реке.
- Вы, чё, считаете, что великий герой мог утопить как кутёнка, какого-то мальчишку? - захлебнулся воздухом поражённый Медведка. - Я-то, жив остался. Зачем бы дяде руки пачкать такой местью? Выпороть поганца, чтоб подольше сесть не мог, а топить... не по-людски это.
- Прекратите этот разговор! - голос мамы звенел набатной медью. - У него и на обычную болтовню сил ещё нет, а вы...
- Прости милая, увлеклись, - сразу согласился с супругой отец. И, уже обращаясь к Медведке, пообещал: - Я тебе обо всём расскажу, но попозже, когда выздоровеешь. А то, видишь, мама наша гневается. И правильно, между прочим, делает. Так что выздоравливай побыстрее.
Спешно попрощавшись, отец и Ведун ушли. Медведко, засобиравшийся было поспорить, почувствовал опять проклятущую слабость и заводить дебаты не стал. Поел, попил и мгновенно заснул.
Своё слово отец выполнил. На памяти Медведка он всегда, во всех случаях, держал слово. Ни разу, чтобы ни случилось, от него не отказался. И его к этому приучал.
- Другое дело, - поучал он - что словом нельзя разбрасываться. Давать его часто нельзя, вес у него не тот будет. А скользкому человечешке, можно хитро дать слово. Чтоб если самому надо - выполнить, а если не надо, иметь повод отказаться.
Его не случайно Владимиром Хитрым прозвали, умел он это делать. У Медведка такие фокусы пока не получались. Да и душа его к ним не лежала. Медведко всегда накрепко запоминал наставления отца, но добавка о 'хитрых' клятвах никогда не вошла в его привычки. Не осмеливаясь спорить, он, в порыве детского максимализма, про себя решил, что сам всегда будет говорить правду и только правду. Вспомнив о некоторых собственных шалостях, тут же сделал оговорку о необязательности вываливать всю правду. Такие приставки к имени, как Храбрый или Неустрашимый ещё долго ему нравились куда больше, чем Хитрый.
Однако, произошёл разговор, изменивший Медведка не менее болезни, произошёл много позже. Когда мама разрешила. Не получилось в этот раз быстрого выздоровления. Да и медленное было таким медленным, что любая улитка, по сравнению с ним, гляделась борзой на охоте. Болезнь отступала не шагами, а медленными шажками, то и дело, норовя отвоевать назад, всё, что уступила. Пришлось ему даже имя сменить. Превратился он из Медведки в Заморыша. Какой бледного из тощего, ветром качаемого задохлика, Медведко? Может и болячки к Заморышу меньше цепляться будут, им ведь побольше сил высосать хочется. А какие силы могут быть у Заморыша? Видимость одна. Только и переименование, детских имён-то у человека может быть много, как и взрослых прозвищ, помогало слабо.