Спинакер Артур : другие произведения.

Торус

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Одинокий ночной водитель становится свидетелем аварии. Подойдя к разбившейся машине, он видит два трупа и сумку, полную долларов...

  
   Артур СПИНАКЕР
  
   ТОРУС
   Книга первая
  
  
   Глава 1
  
   Виктор Сергеевич Торусев, сорока четырех лет от роду, сидел за рулем старой, как три рубля, "копейки" и ждал. Он ждал уже двадцать пять минут и внутренний голос неоднократно говорил ему о том, что можно уезжать. Никто не выйдет из подъезда двенадцатиэтажного дома и не вынесет обещанные триста рублей. Молодой человек с девушкой, которые демонстративно шуршали стодолларовыми купюрами по дороге в Сестрорецк, в конце пути вдруг обнаружили, что у них нет с собой русских денег, и, оставив в залог небольшую пузатую сумку, пошли наверх, пообещав тут же вернуться и рассчитаться. При этом они убедительно просили не уезжать и сумку не увозить.
   Торус, а именно так звали Виктора те, кто знал его близко, покосился на оставленную пассажирами сумку и, вздохнув, вытащил из пачки сигарету. По крыше машины уютно барабанил дождь, ручейки воды прихотливо извивались на лобовом стекле, а Торус курил и думал о том, как он докатился до жизни такой.
   Еще год назад он и представить себе не мог, что будет в погоне за нелегким и совсем не длинным рублем ездить по Городу на ржавой "копейке", внимательно следя за тем, не протянет ли кто-нибудь с тротуара вытянутую руку. Год назад он был уверен в том, что дело, которым они занимались вместе с его старым школьным товарищем, даст ожидаемые плоды и настанет, наконец, то благословенное время, когда можно будет не думать о том, где взять деньги на сигареты, на бензин, на прочее необходимое, а также на личную жизнь. Ведь даже для того, чтобы принести любимой женщине цветы, нужно купить их за деньги.
   Торус мотнул головой, как бы отгоняя севшего на нос комара, и снова посмотрел на сумку.
   "Ну что тут рассуждать, - подумал он,  кинули и кинули. В первый раз, что ли? Да и не в последний, наверное..."
   Он решительно подтянул сумку к себе и взялся за замок молнии. В голове мелькнуло: "а нет ли там случайно бомбы?", но отогнав эту мысль, как явно абсурдную, Торус решительно расстегнул молнию и, как и ожидалось, увидел, что сумка набита мятыми газетами.
   Выругавшись, он открыл дверь, выкинул сумку из машины и завел двигатель. Взглянув в последний раз на уходящую в небо стену двенадцатиэтажки, размеченную темными и яркими окнами, Торус врубил передачу и резко развернулся перед подъездом.
   - Тьфу на вас, жабы поганые! - произнес он в сторону ничего не ответившего дома и нажал на газ. Впереди была черная и блестящая от ночного дождя лента Приозерской трассы, ведущая в Город.
  
   Торус не торопясь ехал по ночной трассе и размышлял о превратностях российской жизни. Старая "копейка" уютно журчала двигателем и дворники лениво сгоняли со стекла воду.
   В зеркале заднего вида неожиданно вспыхнул слепящий свет, быстро переместился в левое зеркало и старую "копейку", качнув ее воздушной волной, со свистом обошел черный толстый "Лексус".
   "Ну совсем мозга у человека нет, - подумал Торус, - по мокрой дороге, да под двести!"
   А в том, что "Лексус" поливал под двести, не было никакого сомнения. Задние фонари обогнавшей Торуса машины стремительно уменьшались. Дорога впереди плавно уходила влево и "Лексус", как на гоночной трассе, грамотно переместился к левой бровке.
   И тут произошло то, чего, собственно, и следовало ожидать. Но только Торус совсем не был готов к тому, что это произойдет прямо сейчас и прямо здесь.
   Самого "Лексуса" на фоне черного леса видно не было, но неожиданно и дико вдруг метнулись в воздухе задние фонари, прочертили в пространстве какой-то непонятный иероглиф, затем вдруг ударили в Торуса фары, потом опять задние фонари, и, кувыркаясь и беспорядочно светя в разные стороны, "Лексус" влетел прямо в лес. До него было метров сто пятьдесят, но даже на таком расстоянии Торус смог услышать страшные и совсем не такие красивые, как в кино, звуки железа, сминающегося и рвущегося о стволы равнодушных деревьев.
  
   Притормаживая, Торус приблизился к месту катастрофы и, остановившись напротив непонятно раскоряченного между деревьями черного угловатого пятна, из которого в разные стороны торчали два ослепительных столба света, выскочил из машины.
   "Может, помочь еще можно, - подумал он, подбегая к изуродованному "Лексусу", хотя точно знал, что помочь тут может только похоронный гример. - А если бак сейчас рванет?"
   То, что он увидел, вполне соответствовало тому, чего можно было ждать.
   Шикарный и солидный еще полминуты назад, "Лексус" напоминал сейчас смятую пачку из под сигарет "Петр Первый".
   Осторожно обходя его, Торус в темноте задел за что-то головой и, вздрогнув, резко обернулся.
   Лучше бы он не оборачивался. Прямо перед его лицом в воздухе висела окровавленная разорванная человеческая маска. Одного из пассажиров "Лексуса" выбросило из салона и насадило спиной на еловый сук в двух метрах от земли. Он висел вверх ногами, хотя вообще-то было трудно понять, где у него ноги, а где - что.
   Потрясенный увиденным, Торус сделал шаг назад и, споткнувшись, упал на спину. Скользя и цепляясь за корни и кочки, он вскочил на ноги. Сердце его билось, как у землеройки. Нагнувшись, он увидел то, что попало ему под ноги. Световое пятно одной из фар своим краем касалось этого предмета. На земле, в бликах мокрой прошлогодней листвы, лежала сумка из ослиной шкуры. Он точно знал, из чего она сделана, потому что однажды видел у своего приятеля, коллекционировавшего реалии Третьего рейха, ранец солдата вермахта. Тот ранец был сделан из такой же серо-коричневой короткошерстной шкуры.
   Молния на сумке была приоткрыта с одной стороны, и Торус увидел то, что находилось внутри.
   А внутри сумки были навалены пачки стодолларовых купюр.
   И всего-то.
   Сердце Торуса решило на этот раз сыграть по-другому и дало паузу секунд на пять.
   Когда оно снова забилось, Торус перевел дух и огляделся. Дорога в обе стороны была пока что пуста. Вдруг раздался протяжный скрежет и "Лексус" слегка осел, видимо, принимая более удобное положение.
   От этого одна из его дверей со скрипом распахнулась, и из салона вывалился еще один труп. У него отсутствовала голова. Торус не стал интересоваться, куда она подевалась. Вместо этого он подхватил сумку, застегнул молнию и быстренько пошел к своей машине.
   На шоссе все еще никого не было.
   Закинув сумку в багажник, Торус подумал о том, что сейчас по законам жанра двигатель должен не заводиться, а сам он, нервничая, должен терзать трясущимися руками ключ в замке зажигания и бормотать в панике: "Комон, бэйби, комон!"
   Но "копейка" не подвела. Все врут американские кинофильмы. Двигатель завелся, передача воткнулась, и Торус, не совсем веря в реальность происходящего, тронулся с места и направился в сторону Города.
   По дороге он думал о том, какие оригинальные формы может принимать иногда белая горячка. Вот сейчас вдруг зажжется свет, изменится звук и изображение, и он увидит себя привязанным к больничной койке, капельница в вене, а вокруг стонут и мечутся братки-алкоголики. И не было никакой аварии, не лежала у него в багажнике сумка с бешеными деньгами, и не ехал он в старой "копейке" по ночному Приморскому шоссе.
  
   Увидев впереди огни поста ГАИ, Торус скинул скорость до сорока, как и положено дисциплинированному водителю, и несколько раз глубоко вздохнул.
   Гаишник в мокрой накидке, мимо которого Торус намеревался равнодушно проехать, вдруг шагнул вперед и сделал повелительный жест полосатой палкой, предписывая Торусу принять вправо и остановиться.
   Торус почувствовал, как адреналин начал подниматься холодной волной от живота к ушам, и вдруг понял, что этак можно и в обморок упасть. Остановившись, он открыл дверь, вылез из машины и сделал на подгибающихся ногах несколько шагов навстречу гаишнику.
   Скорее всего то, как он себя чувствовал, было видно со стороны, потому что инспектор, подозрительно посмотрев на Торуса, принял из его рук документы и вкрадчиво поинтересовался:
   - Как мы себя чувствуем?
   Торусу стало смешно, от этого напряжение вдруг пропало, и он с притворной грустью ответил:
   - А как можно чувствовать себя после четырех бутылок водки и двух портвейна?
   Гаишник вздрогнул и вонзился проницательным взором в Торуса:
   - Не понял?
   При этом он подошел к Торусу очень близко, видимо, для того, чтобы незаметно обнюхать. Незаметно не получилось, поэтому инспектор сменил тон, крякнул и решительно спросил:
   - Сколько сегодня выпили?
   - Да ладно тебе, командир! Не видишь, что ли, что я трезвый?
   Говоря это, он старался чтобы воздух от его слов попал на гаишника.
   Но тот и так уже понял, что вариант "пьяный водитель" отменяется.
   Однако, как и все гаишники, он не любил чужих шуток и решил в отместку помурыжить Торуса на другие темы.
   - А как у нас с техническим состоянием автомобиля? Ручник работает?
   - Какой еще ручник? - засмеялся Торус, увлекаясь рискованной игрой, - когда я его в последний раз выдернул, то так в гараже и оставил.
   - Значит, без ручника ездим?
   - Да этой телеге давно на Тентелевку пора! А ты говоришь - ручник!
   - И аптечки, конечно, нет?
   - Нет, - покаялся Торус и повесил буйну голову.
   - И огнетушителя?
   - Ага...
   - А какого года машина? - поинтересовался инспектор, что говорило о повороте дела к благополучному исходу.
   - Довоенная еще! Сам Троцкий ездил! - с гордостью ответил Торус и посмотрел на гаишника с выражением "знай наших".
   Тут милицейское сердце, наконец, оттаяло. Но, протянув Торусу документы, инспектор не сразу отдал их. Он неожиданно спросил:
   - А что в багажнике?
   У Торуса потемнело в глазах и снова вдруг ослабли ноги, но он пренебрежительно бросил:
   - Обычный хлам. Открыть?
   Он рассчитывал, что инспектор побрезгует проверять багажник такой старой помойки, но не тут то было.
   - Откройте.
   Рукой, гнущейся и мягкой, как пластилин, Торус открыл замок багажника. Крышка со скрежетом отскочила вверх и, поскрипывая, закачалась.
   Инспектор брезгливо заглянул внутрь, ткнул полосатой палкой в сумку из ослиной шкуры и спросил:
   - Что в сумке?
   Почти теряя сознание, Торус все же нашел силы развязно ответить:
   - Миллион баксов.
   Гаишник сделал суровое лицо и приготовился высказать все, что он думает по поводу таких вот долбаных шутников, но рация на его лацкане вдруг хрипло заквакала. Он сделал Торусу предостерегающий жест, наклонил ухо к рации и стал слушать.
   Приняв равнодушный вид, Торус внимательно вслушался в искаженный голос, раздававшийся из рации, и понял, что речь идет о разбитом "Лексусе".
   "Вот сейчас брякнусь в обморок, - подумал он, - и кранты!"
   В это время мимо них со стороны Города, завывая сиреной, промчалась машина ДПС. За рулем сидел толстый усатый мент. Инспектор проводил машину глазами, прижимая рацию к уху, затем выключил прием и спросил у Торуса официальным тоном:
   - Вы от Сестрорецка едете?
   - Да, - ответил Торус.
   - Аварию видели?
   - Нет, - ответил Торус, и ему вдруг захотелось щелкнуть каблуками и добавить: "Ваше Превосходительство!"
   Выдержав небольшую паузу, инспектор протянул Торусу документы:
   - Ладно, езжай, миллионер сраный! Твое счастье, что не до тебя сейчас.
   И, отвернувшись, пошел к будке.
   Торус сел за руль, завелся и поехал домой, думая о том, что неплохо бы сменить штаны.
  
  

*******

  
   "...и не в том дело, Волк, что с людьми этого сорта нужно покончить раз и навсегда. Это само собой разумеется и не так уж и сложно. Главное - сделать их намерения очевидными для всех. Ведь опасен не тот, кто уже сделал, а тот, кто только еще собирается сделать. Мина, убившая десять человек - не опасна. Понимаете, о чем я говорю?
   - Да, я понимаю вас, Тигр. Продолжайте, пожалуйста, это очень интересно.
   - Извольте. Помните старый фильм, в котором сыщик подбросил кошелек в карман вора?
   - Да, конечно. Весьма поучительно...
   - Что поучительно? Не сбивайте меня с мысли. Так вот, он подбросил действительно украденный кошелек. А мы должны сами украсть его и подбросить вору до того, как он решит, делать ему это или нет. Поняли?
   - Ну, в общем, понял.
   - Ничего вы не поняли. Мы должны совершить действия, которые эти люди хотят совершить, но почему-то пока не делают этого. Пока. И постоянное ожидание этого гибельно. Вы поймите - ведь они в идеале хотят убить всех. Это - их недостижимая мечта. И поэтому мы должны сделать нечто, свойственное именно им, но такое, на что у них не хватит ни духу, ни средств. И тогда государство, потрясенное чудовищностью события, будет вынуждено пойти на террор. Да, именно на террор по отношению к этой категории людей. Их будут вешать на столбах, отрубать им головы, но граждане перестанут бояться жить. Понимаете - жить!
   - Воля ваша, Тигр, но больно уж вы загнули...
   - Ничего не "больно"! Мы не можем от своего имени объявить войну террору, но мы можем заставить государство сделать это. У него есть на это и средства и деньги. Несколько тысяч жертв - ничто по сравнению с жизнью сотен миллионов. Подумайте об этом.
   - Хорошо, я подумаю. Скажите, Тигр, как отнесся Слон к моему вчерашнему докладу?"
  
  
  
   Глава 2
  
   Владимир Михайлович Губанов по прозвищу "Кабачок", он же глава так называемой кабачковской преступной группировки, наиболее влиятельной в Городе, сидел за огромным письменным столом и говорил по телефону.
   Вообще-то трудно сказать, была ли организация Кабачка преступной в общепринятом смысле этого слова. Его люди не убивали ювелиров и коллекционеров, экспроприируя их богатства и не обкладывали данью рестораны и ларьки. Они не захватывали колонны дальнобойщиков, уводя их набитые товаром трейлеры и не занимались наркобизнесом. Они не занимались многими, традиционными для преступных группировок, делами, однако за неимением других определений его организацию называли преступной, Кабачок был в авторитете, и все с ним считались.
   Он был явлением уникальным. Бывший партийный функционер, который никогда не сидел в тюрьме и даже ни разу в жизни никого не ударил, сумел подчинить себе несколько сотен решительных, безжалостных, а если надо, то и опасных людей, которые беспрекословно выполняли все его приказы.
   Кое-кто из криминальных авторитетов Города был против того, чтобы делить поле деятельности с тем, кто даже не нюхал тюремной баланды, но с каждым из них произошли какие-то туманные события, о которых они не распространялись, и Кабачок был признан в криминальном мире. А бывшие противники нарушения чистоты рядов больше никогда не вспоминали о своих неуместных соображениях.
   Он никому не мешал, не посягал на чужие интересы, точно и вовремя выполнял все взаимные обязательства, какие могут возникать в непростых отношениях неофициальных организаций, и никто никогда не мог засунуть свой нос в его дела. А если часть чьей-то территории или какой-нибудь бизнес и переходили в его руки, то происходило это только по добровольному согласию, которое, как известно, является продуктом непротивления сторон.
   Небольшого роста, округлый, лысоватый и благообразный, он действительно походил на безобидный кабачок. Однако по уму и по делам своим он был совсем другим и, когда однажды на совещании (он предпочитал употреблять именно этот термин) один из присутствующих попытался шутливо окрестить его Лениным, Кабачок, не глядя на высказавшегося, негромко произнес:
   - Владимир Ильич Ленин скончался в одна тысяча девятьсот двадцать четвертом году от Рождества Христова.
   И, после небольшой паузы, во время которой неудачно пошутивший туповатый сотрудник успел вспомнить всю свою никчемную жизнь, продолжил разговор о делах.
   Офис Кабачка сильно напоминал кабинет крупного партийного босса. Стены были обшиты скромными дубовыми панелями, дубовый паркет был натерт до блеска, на полу от двери до огромного дубового же стола лежала кремлевская ковровая дорожка кровавого цвета. В углу на высокой узкой тумбе стоял бронзовый бюст неизвестного соратникам Кабачка человека.
   Кабачок никогда не повышал голоса, всегда был отменно вежлив, и, даже произнося приговор, означавший для кого-нибудь прекращение жизни, не изменял спокойному деловому тону.
  
   Владимир Михайлович Губанов сидел за огромным письменным столом и говорил по телефону.
   - Пал Андреич, дорогой мой, не волнуйтесь вы, ради Бога. Все будет в порядке. Я понимаю, что у вас раньше не было таких крупных сделок. Но надо же когда-нибудь начинать. Пора, наконец, вырастать из детских штанишек. Нас ждут великие дела, как говорил один прекрасный человек. Да, да. К вам уже едут и, надо полагать, минут через десять будут на месте.
   Положив трубку, Кабачок подтянул к себе золотообрезный том и, открыв его на закладке, сделанной из слоновой кости шестьсот лет назад, погрузился в чтение.
   На обложке книги, которую он читал, золотыми буквами было выдавлено: "Фридрих Ницше".
   Прошло около двадцати минут, и в дверь негромко постучали.
   - Да-да, войдите, - отозвался Кабачок и поднял глаза от книги.
   Ему нравилось то, что даже в таком щекотливом бизнесе, каким занимался он, все было культурно и цивильно, без всяких там "Пахан, вилы! Всех повяжут!"
   И вообще, он очень любил фильм "Адъютант Его Превосходительства" и старался подражать его воспитанным и всегда корректным героям.
   Дверь отворилась и в кабинет вошел секретарь Кабачка, Гриша Ворон. Так его прозвали за некоторое физиономическое сходство с известным покойным сыном покойного Брюса Ли.
   - Владимир Михайлович, - подражая шефу в его невозмутимой манере, сказал Ворон, - похоже, что у нас проблемы.
   - Что случилось, Гриша? - участливо поинтересовался Кабачок.
   - Я звонил несколько раз на трубку в машину, а они не отвечают.
   - Подожди, - ответил Кабачок и, сняв трубку, набрал номер.
   Через несколько секунд он доброжелательно произнес:
   - Пал Андреич, это опять я. Ну как, приехали к вам?
   Выслушав ответ, он удивленно приподнял бровь и сказал:
   - Я сейчас выясню, в чем дело, и позвоню вам позже.
   Положив трубку, Кабачок опять посмотрел на секретаря и, помедлив, приказал:
   - Четверых в машину и - за ними. Что-то случилось.
   Когда за Вороном закрылась дверь, Кабачок некоторое время сидел, глядя перед собой, затем вздохнул и снова открыл книгу.
   В углу на высокой подставке молчал бюст неизвестного человека.
  

*******

  
   Черный "Мерседес - 800", в котором сидели четверо аккуратных молодых людей в черных костюмах, мчался по ночному Приморскому шоссе со скоростью около 100 километров в час. Сидевшие в машине Абдул, Мясо, Циркуль и Шварц чувствовали себя не хуже членов правительственной делегации, направляющихся с визитом в резиденцию посла дружественной державы.
   Их только что оторвали от просмотра увлекательного видеофильма, в котором несколько голых девок ползали по дивану и хватали друг друга за различные части тела. При этом они закатывали глаза, широко открывали рты, особым образом выпячивая губы, и вообще изображали небывалую в этой части Вселенной страсть.
   Сидевший за рулем Абдул, вспоминая фильм, причмокнул и сказал:
   - Эх, а вот та, с серьгой в пупе, нормальная такая телка! Особенно сиськи!
   Циничный Циркуль, сидевший рядом, тут же испортил ему кайф, заметив:
   - Накачали ей туда по два литра силикона - вот тебе и все сиськи. Да за них руками браться противно.
   - Тебе противно, ты и не берись, - резонно возразил Абдул и закурил сигарету "Парламент".
   Шварц, не интересовавшийся эротикой и порнухой, молчал.
   На шоссе было пусто.
   Навстречу "Мерседесу" летел черный блестящий асфальт и машина мчалась в облаке мелкой водяной пыли.
  
   Сидевшие в "Мерседесе" были посланы вдогонку пропавшему "Лексусу", в котором двое курьеров везли в один из домов на Английской набережной крупную сумму денег. Деньги к адресату не прибыли, телефон в машине не отвечал, и Кабачок забеспокоился.
   Маршрут, по которому "Лексус" должен был проследовать к месту назначения, был определен конкретно, и теперь "Мерседес" в котором сидели четверо сотрудников (Кабачок не любил выражений типа "братва"), должен был повторить его в точности. По пути сотрудники должны были внимательно смотреть по сторонам и примечать все подозрительное.
   Но им не пришлось даже въезжать в Город. Отъехав от Сестрорецка не более восьми километров, они увидели впереди свет фар двух стоящих машин и веселые красно-синие отблески мигалки.
   - Гадом буду, это они! - сказал Абдул, снижая скорость.
  
   Мерседес плавно затормозил и остановился в десятке метров от стоящих у обочины машины ДПС и медицинского микроавтобуса "Форд".
   Выйдя из машины, сотрудники увидели застрявший между нескольких сосен смятый "Лексус" и бродящих вокруг него в темноте толстого мента и двух врачей в белых халатах.
   Не успели они подойти поближе, как Абдул толкнул Шварца в бок и, указывая пальцем в сторону от "Лексуса", прошептал:
   - Смотри, это Бантик!
   Шварц посмотрел туда и действительно увидел Бантика, наколотого, подобно огромному жуку, на толстый сук вековой ели вниз головой. Лицо Бантика было раскроено и залито кровью, но узнать его все-таки не представляло труда.
   - А это кто?
   И Абдул указал на наполовину высунувшийся из салона безголовый труп, лежавший в позиции "руки вверх".
   И не успел Шварц ответить ему, что и ежу понятно, кто это, как из мокрых кустов вылез человек в белом халате, с отсутствующим выражением лица неся за ухо голову Владимира Игоревича Миловидова, 1974 года рождения, по кличке Лось.
   Положив ее на землю рядом с туловищем, он вытер пальцы о полу халата и, обращаясь ко второму медику, вполголоса произнес:
   - Ну вот, теперь порядок. Полный комплект!
   Толстый мент, не замечая подошедших, продолжал, нагнувшись, рыскать по земле вокруг машины.
   Мясо и Циркуль стояли на несколько шагов дальше от разбитой машины и не видели торчащего из салона безголового Лося.
   Но, когда медик вынес из кустов его голову, небрежно держа ее за ухо, Циркуль неожиданно ощутил приступ дурноты и отошел в сторонку, потому что почувствовал, что от таких картин можно и харч кинуть.
   Шварц, как и все они, был потрясен картиной гибели товарищей по бизнесу. Но, будучи старшим группы, он помнил, зачем они приехали, и повернувшись к коллегам, тихо приказал:
   - Ищите сумку.
   Те, опомнившись, сделали несколько шагов в сторону изуродованного "Лексуса", и в это время мент их заметил.
  
   Выпрямившись, он сделал им навстречу несколько шагов и начальственно прикрикнул:
   - Посторонним тут делать нечего! Здесь вам не кино! Проезжайте!
   Шварц, повернувшись к нему, ответил:
   - Остынь! Здесь нет посторонних. Это наши друзья.
   Еще не разобравшись толком, что к чему, толстый инспектор ДПС продолжил свои напористые речи:
   - Какие еще друзья? На месте происшествия толпиться нельзя.
  
   Старшина дорожно-патрульной службы Сергей Иванович Брюхонин по прозвищу "Брюхо" не любил негров и евреев. Так же он не любил коммунистов и узбеков, чеченцев и логопедов, космонавтов и животноводов. И жену свою он не любил тоже, потому что с гордостью рассказывал своим коллегам о том, что имеет ее только в задний проход. Нечего бабу баловать! Не любил он и своих детей, да и какой же любящий отец будет называть семилетнего сына ментенком, а восьмимесячную дочку - ментявкой.
   И зачем только он размножался - никому не известно. И ему самому в первую очередь. Лучше бы он в детстве упал яйцами на грабли. А еще лучше было бы, если бы он не родился никогда.
   Прозвище "Брюхо" не только логично проистекало из фамилии, но и соответствовало внешности Брюхонина. При росте в метр восемьдесят он весил сто двадцать восемь килограммов, и этот вес приходился вовсе не на могучие мышцы, а на тугое сало и дикое мясо. Багровый затылок Брюха имел четыре (коллеги посчитали) складки, подбородков было всего лишь два, зато второй весил килограмма три, а нос был защемлен между весьма выдающимися и выпуклыми щеками. Брюхо у него, конечно же, тоже было.
   Под носом у него росли густые черные усы, которыми он весьма гордился, и которые, если бы он похудел маленько, придали бы ему сходство с Саддамом Хуссейном.
   Брюхо никого не любил. Зато он очень любил выезжать на крупные аварии, в которых разбивались жирные "Мерседесы", стремительные "БМВ" и казенно-солидные "Вольво".
   Там, среди окровавленного смятого железа, среди теплых еще изуродованных трупов, измазанных кровью и машинным маслом, можно было найти, например, бумажник с хорошей суммой денег. Или золотую цепь граммов на восемьсот. А если она, к примеру, все еще на разорванной шее владельца и испачкана его мозгами, то и это - не беда. Ее можно аккуратненько снять, а потом отмыть. И все дела!
   У Брюха сегодня был очень удачный день. Можно сказать, выдающийся. Только что, не более минуты назад, он подобрал с земли две запечатанные пачки стодолларовых купюр. Он тут же понял, что ему досталось двадцать тысяч долларов. Такого крупного улова у него еще не было.
   Воодушевленный находкой, Брюхо, сунув пачки за пазуху, продолжал азартно шарить вокруг места происшествия, и поэтому не сразу заметил бесшумно подкативший "Мерседес" и вышедших из него четверых крепких ребят.
  
   - Вам что, не понятно?  продолжал Брюхо, идя навстречу незваным гостям.
   Шварц, увидев, что толстый усатый мент нагло прет, видимо, рассчитывая прогнать их, как мальчишек, понял, что с ним нужно разговаривать по-другому.
   Надо заметить, что прозвище "Шварц" пришло к нему не только вследствие мордальной схожести с известным киноактером. Рост метр восемьдесят пять, сто десять килограммов, железные мышцы и отличная фигура культуриста. К этому расчетливая смелость и жестокость. Плюс ощущение могущественной силы за спиной в лице Кабачка.
   Шварц быстро и как-то незаметно приблизился к Брюху и, взяв его левой рукой за ремень около кобуры, тихо сказал:
   - Ты, баран! Ищи свое, а мы будем искать свое. Если откроешь свою поганую пасть еще раз, сдохнешь. А перед этим сожрешь свои вонючие погоны. Понял?
   Брюхо, ошеломленный такой неожиданной и смелой декларацией, молчал.
   - Я спрашиваю - понял?
   Брюхо кивнул.
   - Вот и хорошо, - одобрил его молчаливый ответ Шварц. - А не видел тут сумку из серой шкуры?
   Брюхо отрицательно замотал головой и от этого из его правой ноздри выползла сопля и повисла на мокром от дождя усе.
   Шварцу, продолжавшему держать мента за ремень, стало противно, и он, поморщившись, сказал:
   - Вытри сопли! Мы еще здесь, так что, если найдешь сумку - принесешь. Понял?
   Брюхо энергично кивнул, и от этого сопля сорвалась и повисла ниже, на подбородке. Шварц не смог удержаться и, не отпуская ремня, этой же рукой коротко двинул Брюхо в печень.
   Последствия этого были для Брюха ужасны.
   Засунув две пачки долларов за пазуху, он не потрудился застегнуть пуговицы, и теперь от непредвиденных рывков одна из них самым уголком высунулась наружу прямо перед носом Шварца.
   Увидев это, Шварц отпустил Брюхо и сделал шаг назад.
   К этому времени Мясо, Абдул и Циркуль, видя, что происходит важный разговор, подтянулись поближе и теперь перед Брюхом стояли четверо крепких и опасных мужчин, и, похоже, они были не из тех, кто рэкетирует сигаретные ларьки.
   - Та-ак... - протянул Шварц, - ну, давай тогда отойдем, поговорим.
   Брюхо, бледный от страха, послушно отошел с ними к дороге, вытирая грязным платком сопли.
   Вся эта сцена заняла не более одной минуты и медики, занимавшиеся своим скорбным делом, не обратили никакого внимания на разговор мента с подъехавшими на "Мерсе" людьми.
  
   Первым делом Шварц протянул к Брюху руку ладонью вверх и сказал:
   - Дай сюда!
   Брюхо немедленно вынул из-за пазухи две пачки долларов и положил их на раскрытую ладонь Шварца.
   - Еще есть? - строго спросил Шварц, глядя на него в упор.
   - Нету, - Брюхо обрел, наконец, дар речи.
   - Ладно, - согласился Шварц и, не глядя, протянул деньги стоявшему сбоку Циркулю.
   Тот взял их и засунул в карман куртки.
   - Еще раз спрашиваю, - продолжил Шварц, - сумку видел? Серая, из шкуры осла, волосатая?
   - Не видел. Точно не видел, - ответил Брюхо.
   Было очевидно, что он не врал, и Шварц, не прекращая прессовать мента взглядом, сказал:
   - Твое счастье, что не видел. Зато я номер твоей бляхи видел. Понял?
   И Брюхо в третий раз подтвердил, что понял.
   - Ну, иди, ищи. Мы тоже здесь...
   Брюхо повернулся налево кругом и отбыл в сторону разбитого "Лексуса", где продолжали копошиться медики.
  
   Достав сигареты и закурив, Шварц обратился к Циркулю:
   - Циркуль, позвони.
   Тот вытащил мобильник, набрал номер и, дождавшись соединения, протянул трубку Шварцу.
   - Владимир Михайлович, - начал Шварц, услышав голос Кабачка, - "Лексус" разбит, ребята на небесах, сумки нету. Мент подобрал две пачки, они уже у меня. Его бляху я запомнил.
   Кабачок помолчал и ответил:
   - Возвращайтесь. Будем думать.
   И отключился.
  
   Шварц протянул трубку Циркулю и позвал Брюхо:
   - Эй, командир! Можно на минуточку?
   Брюхо, бесцельно бродивший вокруг места происшествия, тут же подошел и выразил всем телом готовность ко всему.
   - Если найдешь сумку, спрячь ее и позвони по этому телефону. Тогда получишь обратно то, что прикарманил. Понял?
   Шварц, когда речь шла о важных делах, всегда спрашивал собедника о том, понял ли тот, что было сказано. В этом был определенный смысл.
   И когда напуганный и растерянный Брюхо в очередной раз подтвердил, что понял, Шварц вручил ему визитку и, считая, что разговор окончен, пошел к "Мерседесу". Мясо, Абдул и Циркуль направились за ним.
   Когда черный "Мерседес" с черными стеклами скрылся за поворотом, Брюхо посмотрел на визитку, которую ему дал этот очень опасный бандит. На ней было написано:
  

Наум Гиршевич МАРТЫНЮК

Дизайн и интерьер

  
   И дальше номер мобильного телефона.
  
   - Сволочи жидовские, продали Россию, - привычно пробормотал Брюхо и, спрятав визитку в бумажник, опять направился к несчастному "Лексусу" в надежде найти-таки эту таинственную сумку до приезда основной аварийной бригады.
  
  

*******

   "... и вообще я должен сказать вам, Волк, что никак не ожидал от вас такого непрофессионализма. Как вы могли не проконтролировать получение объектом "Голова" предназначенных ему денег? Неужели нельзя было слегка напугать этих болванов в "Лексусе", чтобы они ехали поаккуратнее? Что вам стоило ехать в ведомственной машине с мигалками на расстоянии постоянной видимости?
   - Но послушайте, Тигр...
   - И не желаю ничего слышать! Мне нет дела до этого миллиона. Важно то, что объект "Голова" не получил денег, а значит, вся акция под угрозой. Может быть вы, Волк, сами отвезете этому, как его... Кабачку еще один миллион и скажете ему, чтобы он не расстраивался и пусть на этот раз его мальчики будут поаккуратней на мокрой дороге? Может быть, мне самому нужно переодеться и следить за всем? Или, может быть попросить об этом Слона? Это будет весьма оригинально!"
  
  
  
   Глава 3
  
   Когда Торус вернулся домой после фантастической поездки в Сестрорецк, то первым делом тщательно задернул все свои немногочисленные шторы, маниакально обследовал квартиру на предмет того, не прячется ли кто-нибудь под кроватью или в шкафу и только тогда, поставив сумку на диван, открыл ее.
   Некоторое время он смотрел на неподвижную кучу долларовых пачек, вспоминая давние сны, в которых уйма денег как-то незаметно превращалась в неопознаваемый хлам, и честно ждал, что это произойдет и сейчас. Но все оставалось без изменений, электрический будильник на комоде тихо отщелкивал секунды, на кухне привычно капала вода и все было настоящим и реальным.
   Денежки, наверное, действительно любят счет. Первое, что стал делать с ними Торус, это - считать. Считал он недолго, досчитал до девяноста восьми пачек, подумал, что сбился, и начал сначала. Когда получилось то же самое, он почесал в голове, подняв брови, и пересчитал их в третий раз. И опять результат был тем же. Значит, на диване лежали девятьсот восемьдесят тысяч долларов.
   Это было непонятно. По логике вещей в сумке должен быть миллион. Куда делись еще двадцать тысяч, Торус не представлял. Однако, поднатужившись, все же представил, что они могли вывалилиться из сумки при ударе. Поймав себя на мысли, что ему стало жалко потерянных двадцати тысяч, Торус улыбнулся.
   Вспомнив, что в холодильнике есть несколько бутылок пива, он сходил за одной из них, открыл ее и с размаху уселся на диван рядом с наваленными пачками. Глядя на них и держа бутылку в руке, он постепенно привыкал к мысли, что они теперь принадлежат ему.
   Они у него есть.
   Он их обладатель.
   Перебрав в голове еще несколько таких же приятных формулировок, он отпил пива и почувствовал, что к нему из космической дали начинает медленно приближаться осознание того, что его жизнь круто изменилась. Причем - в лучшую сторону.
   И тут же налетела измена.
   В лучшую ли? Он вдруг представил, как в бандитском штабе (а то, что деньги были именно бандитскими, не вызывало ни малейшего сомнения) проводится совещание, посвященное пропаже денег. Татуированные мускулистые типы, испещренные шрамами, небрежно поигрывая ножами и пистолетами, косноязычно, но грозно обсуждают способы найти Торуса и отнять деньги. А его самого - посадить на пику, порвать пасть, завалить, пописать, грохнуть и вообще призвать к ответу.
   Шутки - шутками, а ситуация была рискованной.
   Мент в Лахте видел его права.
   Черт, он видел его права!
   Мечты о приятной и благополучной жизни тут же испарились, как капля воды на раскаленной плите. И перед Торусом, а был он парнем очень неглупым, тут же нарисовалась схема, не вызывающая радости и уверенности в завтрашнем дне.
   Бандиты подключают к делу ментов. Те, естественно, интересуются у инспектора, не видел ли он в определенный промежуток времени подозрительных машин.
   И тут Торус, холодея, вспомнил, как мент небрежно ткнул в сумку своим жезлом. Конечно же, приметы такой оригинальной сумки будут объявлены. И если у мента хорошая память и он запомнил его фамилию, тогда...
   Он посмотрел на деньги и, почувствовав, что во рту пересохло, поднес к губам бутылку. И тут же отдернул ее. Какое может быть пиво! Слава богу, что он успел сделать только один глоток. Надо срочно бежать из собственного дома.
   И тут в прихожей раздался звонок.
  
   Такого ужаса Торус не испытывал ни разу в жизни. Даже тогда, когда пьяный мент наставил на него пушку, передернув затвор два раза, чтобы Торус увидел выскочивший патрон и убедился в том, что с ним не шутят.
   Руки затряслись немыслимым образом, комната покосилась и потемнела, и он подумал, что сейчас, наверное, просто умрет.
   Звонок зазвенел еще раз и на лестнице послышались голоса. Свет в прихожей был погашен, и дверь в комнату - закрыта. Торус на цыпочках подошел к выключателю и, стараясь не щелкнуть им, мягко нажал. Свет погас. Слава Богу, что двери в его доме не скрипели. Он терпеть не мог этого и следил за тем, чтобы петли были всегда смазаны.
   Открыв дверь, он прокрался в прихожую и приложил ухо к входной двери. Сердце колотилось, как бешеное. В ушах шумело.
   Звонок прозвенел еще раз и опять раздались голоса.
   И тут Торус испытал чувство, которое, наверное, испытывает человек, выныривающий с большой глубины и не знающий, хватит ли ему воздуха. Он вынырнул, и воздуха хватило.
  
   Пьяный голос Олега Серебрякова провозгласил:
   - Да я тебе говорю, что его нет дома, а ты не веришь!
   Ему ответил не менее пьяный Вовка Григорьев:
   - А машина-то здесь стоит, значит - дома.
   - Был бы дома, открыл бы, - возразил Олег и икнул.
   - Да дома он, позвони еще, - упорствовал Вовка.
   - А иди ты в жопу. Пошли отсюда, - резюмировал Олег и, видимо, потащил Вовку силой, - пошли, пошли, я тебе говорю.
   Раздались неровное частое шарканье, потом спотыкающиеся шаги по лестнице и, наконец, удаляющиеся пьяные рассуждения Олега:
   - Ну и что, что машина здесь? Сидит сейчас у Васьки Морозова и водку пьянствует. Поехали к нему!
  
   Когда все стихло, Торус обнаружил, что стоит, прижавшись щекой к входной двери и плохо дышит.
   Отлепившись от двери, он вдруг с ужасом увидел, что обмочился. Да, это было серьезно. А что было бы с ним, если бы это пришли за деньгами? Обгадился бы? И он представил себя с полными штанами под дулом пистолета ТТ, наставленного ему прямо в лоб твердой рукой убийцы.
  
   Ополоснувшись в ванной ниже пояса и переодевшись, Торус прошел в кухню, машинально зажег газ, поставил чайник и почувствовал, как привычные рутинные действия возвращают ему утраченное было присутствие духа. Собрав на столе чайные принадлежности, он уселся на качающийся стул и закурил в ожидании того, когда закипит чайник.
   Наверное, думал Торус, визит пьяных приятелей был предусмотрен верховным распорядителем событий. И, если он должен был отрезвить Торуса, заставив его осознать всю серьезность ситуации, то это удалось в превосходной степени. Теперь Торус был полностью мобилизован, если не считать еще не прошедшую слабость во всем теле и внутреннюю опустошенность, оставшуюся после адреналинового взрыва.
   Чайник начал шуметь и Торус, как всегда, насыпал в кружку заварки, положил две ложки сахару и приготовился залить это кипятком.
   Зазвонил телефон.
   - Ну уж нет, - с неожиданной даже для себя злостью произнес Торус вслух.
   Пройдя в комнату, он подошел к розетке и, попав в промежуток между звонками, выдернул разъем. Телефон заткнулся.
   На кухне, наконец, засвистел чайник. Торус не спеша подошел к плите, дождался, когда свист станет истеричным, и выключил газ. Залив кипяток в кружку, он поболтал в ней ложкой, которая тут же стала горячей, и пошел в комнату собираться. Его действия стали постепенно обретать уверенность и неторопливость.
   Деньги он запихнул в небольшой прочный брезентовый мешок с молнией из-под какого-то, купленного еще в семидесятые годы спортивного инвентаря. Что это было - Торус, хоть убей, не помнил.
   Красивую сумку из шикарной ослиной шкуры пришлось разрезать на две части, чтобы ее можно было выбросить в два разных места и она перестала бы существовать как сумка.
   Торус начал было собирать одежду, потом, сообразив, что теперь может купить целый этаж шмоток в ДЛТ, бросил это глупое занятие и полез на антресоли, где у него должна была быть хорошая спортивная сумка. Она нашлась сразу и, спрыгнув со стула, Торус вытряхнул ее и засунул баул с деньгами внутрь. Молния застегивалась хорошо, и он поставил сумку на пол у входной двери.
   Чай к этому времени уже заварился, и Торус чтобы он остыл, отлил немного в пиалу. Пока чай остывал, он снова открыл сумку, вытащил брезентовый баул и вынул из него одну пачку. Засунув баул обратно, Торус аккуратно застегнул сумку и поставил ее на место.
   Вскрыв пачку, он отделил от нее пять сотенных бумажек и засунул их в карман джинсов. Еще десять он убрал во внутренний карман летней куртки и застегнул его на молнию. Слегка похудевшую пачку он завернул в кусок полиэтиленовой пленки, затянул резинкой от лекарства и убрал в наружный карман сумки, который был как бы потайным и скрывался за декоративной складкой. Кроме того, он тоже закрывался на молнию.
   Так. Это было сделано. Пошли дальше.
   Пройдя в комнату, Торус выдвинул ящик письменного стола и достал из него старый бумажник, в котором хранил документы. Убедившись, что все бумаги, удостоверяющие, что родился, жил и все еще жив, наличесвуют, он положил бумажник в тот же карман куртки, где теперь лежала тысяча долларов и снова тщательно застегнул его.
   Оглядев себя в мутном старом зеркале, висевшем в прихожей, Торус убедился, что он одет, причесан и выглядит вполне добропорядочно и лояльно.
   Больше собирать было нечего и он пошел в кухню.
   Взяв со стола пиалу, он отпил из нее несколько глотков и снова отправился в комнату. Усевшись на диван, он окинул взором свое невзрачное жилище и вдруг понял, что вряд ли когда-нибудь вернется сюда. Разве что все люди, имевшие отношение к этим деньгам, вместе сядут на один пароход, и он перевернется в пятидесяти километрах от берега. И чтобы спасательных шлюпок не было. А так...
   Квартира... Да пропади она пропадом, эта квартира, подумал Торус. Если он выберется из этой истории живым, то купит себе любую. А если нет - зачем ему квартира?
   Машина останется гнить в этом вонючем колодце на Кирочной. И только стоит кому-нибудь первому ее взломать, как не пройдет и двух недель, и мародеры оставят от нее голый корпус без окон и дверей.
   Допив чай, он закрыл на шпингалеты все окна, перекрыл главные краны воды и газа, затем надел куртку, повесил на плечо драгоценную сумку, вырубил общий предохранитель в прихожей и долго стоял у входной двери, прислушиваясь к звукам на лестнице. Звуков не было и, глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, Торус открыл дверь и вышел на площадку. Все было спокойно. Держа в руке главную улику - располовиненную ослиную сумку - он другой рукой запер все замки, как делал обычно, уезжая на дачу, сунул ключи в карман и стал, не торопясь, спускаться с третьего этажа.
   Выйдя в темный двор, он с удовлетворением отметил, что дождь прекратился, и, остановившись, некоторое время прислушивался и всматривался в темноту. Ему мерещились киллеры, стоящие за темными стволами деревьев и ждущие, когда он выйдет на освещенное место. Выругавшись, Торус шагнул в сторону арки и, пройдя мимо своей, стоявшей у самой стены, машины, уверенно вышел на Кирочную.
   Направившись в сторону Таврического сада, он свернул в какую-то подворотню и бросил половину сумки в мусорный бак. Еще через несколько дворов он повторил ту же процедуру с другой половиной.
   Все. Сумки нет.
   А русских денег, между прочим, тоже нет - вспомнил он, и повернул на бывшую Петра Лаврова, где находился круглосуточный обменник.
   Было около двух часов ночи.
  
  

*******

  
   "... и вы прекрасно знаете, Волк, как трудно нам подбирать людей. Выясните, кто забрал из машины деньги. Если это случайный человек, и если он сможет выжить в процессе того, как за ним будут охотиться сразу две компании заинтересованных лиц - он тот, кто нам нужен. Это - прекрасный тест.
   - Слушаюсь, Тигр."
  
  
  
   Глава 4
  
   Было ровно два часа ночи.
   В одном из кабинетов Кабачка, специально предназначенном для подобных случаев, происходило совещание.
  
   Сам Владимир Михайлович сидел во главе столов, составленных буквой "Т", и видел перед собой два удаляющихся ряда повернутых к нему лиц. Это нравилось ему, потому что он чувствовал себя не каким-нибудь блатным паханом, а президентом, руководящим внимательными министрами.
   Кабачок намеренно избегал всего, что напоминало бы ему о преступной стороне того, чем он занимался. Он в зародыше пресекал любые попытки подчиненных превратить его офис в блатную малину.
   Никаких развалившихся в креслах и задравших ноги на стол гангстеров. Никаких геройских россказней об уголовных подвигах. Никакой пьянки на работе и вне работы. Никаких баб, которые, несмотря на дорогие шмотки, были и остаются по сути своей марухами и шкурами, прилепившимися к бандитам и убийцам. И никому даже не приходило в голову назвать курьера блатным словом "шестерка". Одной из промежуточных целей Кабачка было постепенное и полное избавление рядов его организации от криминальных элементов. Но пока это было невозможно, и он терпеливо ждал.
   В Сестрорецке на Геологической улице находился двухэтажный особняк, являвшийся цитаделью Кабачка. У входной двери можно было увидеть табличку: "Консалтинговая Фирма "ВЗЛЕТ". В стенах особняка никто и никогда не ругался матом. И, что являлось особой гордостью Кабачка, ни один из его подчиненных, включая самые низшие чины, не имел татуировок.
   Имеющий высшее образование, профессиональный партиец, и вообще очень неглупый человек, Владимир Михайлович Губанов понимал, что у любой настоящей группировки, будь то объединение нарковалетов или правительство, цель одна.
   Власть!
   Именно власть, а не пиратский разгул после удачного грабежа. Чего стоят хитроумные планы и смертельный риск, если за это придется заплатить позорным сидением на скамье подсудимых по вине пьяного и болтливого братка, или просто получить пулю в голову от жадного и простого, как топор, коллеги из другого клана?
   Создавая свою организацию, Кабачок с самого начала следил за тем, чтобы ее члены не имели склонности ни к публичным инцидентам, ни к употреблению алкоголя и наркотиков, ни к посещению казино и других злачных мест. То есть, чтобы все, кто работает на него, были в определенном смысле беспорочны.
   За четырнадцать лет существования его организации были казнены, именно казнены, а не просто убиты, восемь непростительно оступившихся ее членов.
   Цитируя Ленина, Кабачок неоднократно говорил сотрудникам, что если в стальной цепи хоть одно звено деревянное, цепь обязательно порвется. И безжалостно уничтожал эти деревянные звенья.
   Он точно знал, что рядовые члены его организации, то есть ее младшие чины, те, которым думать не полагается, никогда не будут сидеть в баре и калякать о делах скорбных.
   Он знал, что при возникновении на стороне конфликтной ситуации ни один из его подчиненных никогда не будет гнуть пальцы, блатовать и базарить по фене. Наоборот, все будет корректно и в соответствии с законом и принятыми в обществе правилами поведения. Практика показала, что внушительный и серьезный вид в сочетании с вежливостью производит гораздо более сильное впечатление, чем угрожающе размахивание руками и попытки взять на понт.
   В общем, Владимир Михайлович Губанов был человеком умным, дальновидным и расчетливым. Он, в отличие от многочисленных авторитетов, за спинами которых маячили первобытные кровавые истории, а впереди светила вышка, имел гораздо больше шансов на успех своего непростого дела.
  
   Итак, Кабачок сидел во главе стола, а перед ним двумя удаляющимися рядами сидели двенадцать его приближенных. Он общался только с ними, и его не интересовало, как именно и кем лично исполнялись его приказы. Генерал не должен знать имен тех, кто сидит в окопах. Однако, если кто-то из тех, кто был дальше и ниже, отличался, он принимал его в своем кабинете и лично выражал благодарность, вручая при этом аппетитный конверт. Так же лично он общался и с теми, кому после встречи с ним оставалось жить не более часа.
   Он не смог бы точно объяснить, почему его приближенных было ровно двенадцать. Просто он видел в этом числе некую законченность и устойчивость. И, хотя он не проводил никаких параллелей, понимая, что между ним и Иисусом Христом - пропасть, иногда в шутку называл своих министров апостолами.
   Апостолы уже были в курсе дела, но, обратив к Кабачку лица, молчали, ожидая, когда он заговорит.
  
   Следуя правильной деловой процедуре, Кабачок начал свою речь с изложения фактов:
   - Сегодня в двадцать три часа двое наших курьеров отправились на Английскую набережную, имея при себе один миллион долларов. Там они должны были вручить эти деньги известному нам лицу и сразу же сообщить о выполненном задании. По дороге в Город произошла авария. Через двадцать минут на место аварии прибыли наши сотрудники и выяснили, что оба курьера погибли, а сумка с деньгами пропала. В это время там находились два врача скорой помощи, их водитель, который спал в машине, и сотрудник ДПС. Выяснилось, что гаишник, который прибыл туда первым, нашел на месте аварии две пачки денег и присвоил их. Наш сотрудник забрал у него деньги и произвел дознание, из которого можно сделать вывод, что сумка пропала до приезда ДПС и скорой помощи. Прошу высказываться.
   И Кабачок сделал соответствующий правительственный жест.
  
   Апостолы, сидевшие до этого неподвижно, зашевелились, кто-то закурил, раздался звук отодвигаемого стула, прозвучал сдержанный кашель. Кабачок молча ждал, зная, что суетиться не полезно. Пусть думают.
   Собственно говоря, от того, что они там надумают, мало что зависело. Он все решал сам, а в мнениях апостолов он находил лишь подтверждающие или испытывающие его решения на прочность частности.
  
   Кабачковские министры, занимавшие места за столом по ранжиру, как царские бояре, вполголоса переговаривались и и сдержанно жестикулировали. Наблюдая за этим, Кабачок испытывал легкое чувство законной гордости за то, как цивильно он поставил дело.
   Саня Стекольщик, в миру Александр Александрович Немилов, сидевший на третьей позиции справа, негромко обратился к Кабачку:
   - Владимир Михайлович, поступило предложение со стороны. Есть партия корейских игровых автоматов. Модель та же, количество то же, двести пятьдесят штук, но цена значительно ниже. В общей сумме мы можем сэкономить, - он заглянул в бумаги, - четыреста пятьдесят тысяч долларов.
   Кабачок благосклонно выслушал это и ответил:
   - Проверьте поставщика, Сан Саныч, и, конечно же, нужно брать. Полмиллиона на дороге не валяются. Хотя вот у нас как раз целый миллион где-то завалялся, - добавил он, чуть повысив голос, - И не забывайте, что время - деньги.
   Стекольщик кивнул и углубился в бумаги, лежавшие перед ним. Инцидент с пропавшим миллионом не касался круга его обязанностей.
   Ворон, сидевший по правую руку от Кабачка, и в делах был его правой рукой. Кабачок вполне доверял ему и знал, что Ворон умен и быстр. Эти качества, вкупе с предусмотрительностью и осторожностью, делали его незаменимым помощником и заместителем.
   В кармане Ворона тихо запикал телефон. Он вынул его и, ответив, стал слушать. Кабачок внимательно следил за ним и по выражению его лица понял, что есть свежие новости. Так оно и оказалось.
   - Мент на посту в Лахте, - сказал он, обращаясь к Кабачку, но так, чтобы слышали и остальные, - видел в машине у какого-то чайника сумку, которая может быть только нашей. Он сказал, что она была сшита из какой-то шкуры.
   Сидевшие за столом оживились.
   Ворон продолжал:
   - Это была старая серая "копейка", но номер машины он не запомнил. Машина двигалась от Сестрорецка, и по времени должна была проследовать мимо места аварии. Сейчас в Приморском отделе наши люди занимаются с этим ментом. Он не может пока вспомнить фамилию водителя, но лицо запомнил хорошо и обратил внимание на то, что тот был слегка не в себе. Скоро будет фоторобот. У меня - все.
   Кабачок кивнул.Он был уверен, что деньги найдутся.
   Фоторобот водителя, приметы машины - не так мало для тех, кто умеет искать. Да еще хорошая премия. Найдут, куда он денется!
  
   - А что наш друг с Английской?, - подал голос сидевший слева от Кабачка Виктор Захарович Любезнов, которого иначе, как по имени-отчеству не называли. Его солидный вид и безукоризненные манеры как-то не соответствовали самому понятию прозвища.
   - Наш друг с Английской в полном порядке, - ответил Кабачок, - можно сказать, писает в штаны от радости. Я сразу же распорядился отвезти ему деньги. Да, - повысил он голос, услышав удивленный ропот, - еще один миллион. Он еще ничего не знает об аварии. А когда узнает из новостей, то и не обратит внимания. Откуда ему знать, что это была наша машина?
   Сильное решение Кабачка произвело должное впечатление на сидящих за столом апостолов. Они понимали, что движение дел не должно останавливаться и теперь, после такого хода, снова убедились, что Владимир Михайлович - голова.
   - А пропавшие деньги,  и он еще немного повысил голос, постучав по столу указательным пальцем, - должны быть найдены. И вы найдете их.
   Указательный палец нацелился на Капитана, сидевшего в конце стола и отвечавшего за транспорт и перевозки.
   Армен Григорьевич Капитанов был мрачен и серьезен.
   Он кивнул и Кабачок, видя, что Капитан не на шутку огорчен произошедшим, слегка смягчил сказанное:
   - Конечно, не один, а с помощью всех, кто сможет помочь.
   Капитан глубоко вздохнул и кивнул еще раз.
   Конечно же, он должен был отправить не одну, а две или даже три машины. Но так случилось, что... Да какая теперь разница! Теперь нужно не думать о том, почему так случилось, а искать деньги.
   Капитан вздохнул еще раз и полез в карман за сигаретами.
  
   Тот, кого называли "другом с Английской набережной", на самом деле был высокопоставленным чиновником из городской администрации. Настолько высокопоставленным, что некоторые называли его не иначе, как "тень мэра". И на следующих выборах именно он дожен был оказаться в кресле градоначальника. Он, и никто другой. Сомнений в этом не было ни у кого.
   А миллион долларов он получил за то, что обещал содействие в получении разрешения на установку в школах Города игровых автоматов, соединенных с общей системой "Джек Пот Круглый Год". Он недоумевал по этому поводу, не понимая, каким образом эти автоматы смогут принести хозяевам достаточную прибыль. Ведь у школьников не бывает крупных денег, а вложенные средства принято отбивать.
   Но, с другой стороны, это не его дело. Вот миллион - это уже его дело. Его и еще нескольких влиятельных бюрократов, участвующих в утверждении решения.
  
   Если бы он знал, чем обернется для него это небескорыстное покровительство!
   О настоящих планах Кабачка знали даже далеко не все его приближенные. А планы эти были ох, какие коварные...
   Во-первых, общественное мнение должно быть шокировано циничным заманиванием школьников в сети игрового бизнеса. Это очевидно. Но жадному человеку с Английской до этого не было дела. Пошумят и перестанут. Тем более, что в этих автоматах будут установлены еще и обучающие программы.
   Во-вторых, и это уже более серьезно, специалисты-компьютерщики по приказу Кабачка установят в программы двадцать пятый кадр, призывающий ничего не подозревающих детей к употреблению наркотиков. И в должное время это будет с помпой обнаружено и обнародовано.
   В-третьих и в-главных, когда разразится скандал и будущий мэр бросится искать виновных, средствам массовой информации будут предоставлены искусно подобранные видео и аудиоматериалы, запечатлевшие его преступные переговоры с неизвестными лицами о миллионе долларов, об автоматах и о том, как он планирует плодотворно сотрудничать с неизвестными, но явно уголовными структурами.
   А пока пусть побалуется миллионом, поразвлекается с первосортными шлюхами в саунах, пожрет в три горла. Ведь у таких, как он, не хватает воображения на большее, чем направить полученные деньги, сколько бы их ни было, себе в рыло. Только в рыло и только себе.
  
   Когда скандал достигнет желаемых масштабов, и мэра начнут рвать на клочки, начнется самое интересное. В администрации Города давно сидел человек Кабачка, никогда ничем себя не скомпрометировавший и добропорядочный во всех отношениях. Он сидел там уже восемь лет и ждал. Этакий законсервированный резидент.
   Кабачок называл это "вариантом Путина".
   И действительно, кто мог ждать, что на смену привычным для всех мордастым хрякам вдруг придет никому по большому счету не известный молодой и энергичный функционер. Так будет и тут, рассчитывал Кабачок.
   И вот она - власть!
   Глубоко заблуждались те соратники Кабачка, кто думал, что его интересует богатство, роскошь и прочие жлобские кайфы.
   Он знал, что все в жизни - игра. И власть - наиболее интересная из всех игр. Он хотел играть именно в это, и не более того. Но и не менее.
  
   Кабачок смотрел на сидящих перед ним апостолов и думал о том, что со многими из них ему скоро придется расстаться. И с некоторыми - навсегда. Совсем навсегда, на целую вечность.
   По большому счету потеря миллиона долларов не беспокоила Кабачка. Этих миллионов у него было столько, сколько нужно. Он не участвовал в бандитских общаках, сжигавших деньги в провальных кровавых авантюрах, не тратил средств на подогревание огромного уродливого мира, находившегося за колючей проволокой, не вкладывал денег в дурацкие виллы на далеких экзотических островах. И по-своему был совершенно прав.
   Но никто не должен был знать о настоящем отношении Кабачка к истории с миллионом. И он проявил строгость и твердость, указав Капитану на недопустимый брак в работе.
  
   - Ну что, господа, - сказал он, и негромкие разговоры тут же прекратились, - позвольте подвести итог по досадному инциденту с деньгами. Наш друг с Английской получил то, что должен был получить. Кроме того, есть надежда на то, что мы найдем нашего "ночного портье".
   Тут за столом раздались одобрительные реплики, и некоторые из присутствующих заулыбались, зная, о чем говорит руководитель. Многие из них читали прекрасный роман Ирвина Шоу. Кабачку нравилось то, что большинство из его приближенных были людьми образованными и культурными.
   - Сан Саныч, - обратился он к Стекольщику, - вы, пожалуйста, не откладывайте в долгий ящик вопрос с автоматами, и завтра же выясните все подробности. И сразу доложите мне.
   Стекольщик молча кивнул.
   - Армен Григорьевич, - Кабачок повернулся к пригорюнившемуся начальнику траспортного цеха, - ну что вы, ей-богу, так скисли? Что сделано, то сделано. Давайте-ка вместе с Григорием, - он сделал жест в сторону сидящего рядом Ворона, - завтра же начинайте активные поиски денег. Подключайте всех. Милицию, ГАИ, в общем - всех. И пусть займутся теми, кто будет покупать квартиры, дорогие машины, тратить деньги в казино и вообще...
  
   Закончив с этим вопросом, Кабачок повернулся к худому лысеющему брюнету в очках, сидевшему слева от него на втором месте, то есть ближе многих, и, понизив голос, сказал, а точнее, попросил:
   - Петрович, будьте так любезны, немедленно займитесь похоронами и всем прочим. Ну, сами знаете.
   Владимир Петрович Ким молча кивнул, тут же встал и вышел из кабинета. Он молчал почти всегда. И о его прошлом не знал никто, кроме самого Кабачка. Меньше знаешь - крепче спишь.
  
   Помолчав, Кабачок вполголоса обратился к Ворону:
   - Андрей, принесите мне кофе, будьте добры. И остальным, кто чего попросит.
   После этого он сделал паузу и, не возвращаясь более к вопросу о миллионе, спросил:
   - Что у нас там с поставками бензина? Юрий Александрович, это, кажется, по вашей части?
  

*******

  
   "- Тигр! Вот вы не слушаете меня, а как раз по этому поводу есть свежая информация. Каба... простите, объект "Губа", как только узнал об аварии и о пропаже денег, тут же послал людей, которые привезли-таки объекту "Голова" миллион долларов. Так что ничего особенного не произошло. Все идет, как надо.
   - Однако... Не ожидал, честно говоря, что этот "Губа" окажется таким серьезным игроком. Молодец, да и только! Жаль, что мы не вместе. А что слышно от Скорпиона?"
  
  
  
   Глава 5
  
   Серега, а точнее - Сергей Федорович Корабельников, поскольку ему было уже за сорок, сидел в пивном баре с оригинальным названием "В Два Щёта" и со знанием дела напивался. Его одолевали совсем неоригинальные мысли о том, что человек нужен только до тех пор, пока он нужен. А потом, когда нужда в нем отпадает, его можно выбросить, как вещь. И никто не вспомнит о том, что когда-то его уважали, ценили, у него просили совета и признавались ему в необыкновенном уважении.
   Серега, например, был непревзойденным мастером подрывного дела.
   Сначала - Афган. Там он одной рукой подрывал моджахедов, а другой - спасал наших ребят от подрыва со стороны тех же моджахедов. Потом - спецотдел при КГБ СССР. Там тоже было и то и другое. Потом Чечня. Там по большей части приходилось разгадывать фугасные шарады, которые задавали боевики. Потом - ничего. Ноль. Как отрезало.
   Серега не мог этого понять. В стране делается черт знает что. Взрывы жилых домов, заложники, терроризм и прочая собачатина.
   Вот тут-то, как думал Серега, такому специалисту, как он, цены бы не было. Ан нет! Не нужен!
   Он ходил в Большой дом - не нужен.
   Сунулся в службу спасения - не нужен.
   Написал письмо в МЧС - и там не нужен!!!
   Серега не мог понять, в чем дело. Может быть, он уже старый? Вряд ли. Его двадцатитрехлетняя девушка уверяла его в обратном. Ну а раз там все в порядке, рассуждал Серега, то и по остальным показателям должно быть ОК.
   Уже целый год он перебивался на случайных заработках и совершенно не представлял, что делать дальше. Специфика работы повлияла на него таким образом, что ему было все равно - что взрывать людей, что спасать людей. Лишь бы деньги платили. Но - не платили.
   В тысячный раз прокрутив в голове пластинку этих нехитрых рассуждений, Серега налил водки в толстый тяжелый стаканчик и залпом выпил.
   Поставив пустой стопарь на стол, он закурил и окинул взглядом знакомый зал.
   Хорошо, подумал он, что до сих пор сохранились вот такие вот простецкие шалманы, как этот. А то везде чисто, понимаешь, на пол не плюй, матом не ругайся, начнешь шуметь, придут эти, как их... секьюрити в галстуках. Даром что в галстуках, а здоровые, собаки!
   Тут же, как и двадцать пять лет назад, ничего этого не было. Наверное, хозяин сам любил, чтобы все проходило по старинке, по-настоящему.
   Вон, например, лежит за стульями под окном человек и спит. И никто ему не скажет, что он не прав. Выгонят, конечно, когда закрываться будут. А до этого - ни-ни!
   Серега сунул окурок в переполненную пепельницу и налил еще.
   И тут же вспомнил, как зашел однажды сдуру в какой-то чистенький бар, взял сотку водки, закурил, и только захабарил в пепельнице полсигареты, как подскочила свеженькая такая морковочка и - хвать пепельницу! А вместо нее тут же чистую поставила. Черт знает что!
   Нет, подумал он, нам этого навязчивого сервиса не нужно.
   И выпил.
   Он сидел за столиком один, еще три нарочито грубых деревянных стула были свободны. Но еще не вечер. Попозже здесь будет не продохнуть. А суета и толчея разгоряченного веселого народа были тем самым, что заполняло неприятную пустоту в заплеванной проклятыми демократами серегиной душе.
   Серега налил еще.
   В это время к столику подошел добротно одетый темноволосый парень лет тридцати и вежливо испросил разрешения присесть.
   Серега великодушно повел рукой, и парень, поблагодарив его, сел на качнувшийся стул. Видя, что вновь прибывший оглядывается в поисках обслуги, Серега, как завсегдатай, остановил его успокаивающим жестом и, опытным взглядом найдя Марусика, крикнул:
   - Марусик, подойди сюда, душа моя!
   Марусик, которая имела особую симпатию к Сереге по причине уединенных встреч в подсобке, кивнула ему и понесла поднос с заказом в другой конец зала. Серега небезосновательно полагал, что особую симпатию Марусик испытывала к доброй половине завсегдатаев этого заведения, но не возражал. Что она ему - жена, что ли?
   Через минуту Марусик уже стояла у их стола, сложив руки с замызганным блокнотом на выпяченном животе.
   Парень заказал пару пива и набор, многозначительно добавив, что это для разгона.
   - Вот это по-нашему, - отреагировал Серега, - тебя как зовут?
   - Тимур, - ответил парень, а Серега тут же продолжил:
   - И его команда! Здорово, да?
   Парень улыбнулся и промолчал.
   Потом отпил пива и спросил:
   - Вас Сергеем зовут?
   - Да, а откуда ты знаешь?
   - Сергей Корабельников?
   - Ага, - ответил Серега и подумал, что перед ним мент в штатском.
   - Видите ли, Сергей, нам посоветовали обратится к вам, как к специалисту в своей области.
   - А кто посоветовал?  спросил Серега, несколько подобравшись внутренне.
   - Кто - я скажу потом. Во всяком случае Нарзан говорил о вас очень уважительно.
   Нарзаном называли серегиного командира в Чечне. У него была больная требуха и он постоянно пил "Нарзан". Где он был сейчас, Серега не знал.
   Он почувствовал, как внутренняя пустота, которую он постоянно ощущал уже целый год, начинает заполняться. Еще не ясно чем, но заполняться. Вспомнили. Нужен.
   Отставив в сторону стопку, которую он так и не опрокинул, Серега стал внимательно рассматривать сидящего перед ним человека.
   Тот видел это и не возражал. Он как бы признавал за Серегой право на это. Парень был одет в скромную по фасону, но дорогую кожаную куртку, под ней было футболка с буквами NY, ниже - обыкновенные джинсы, еще ниже Серега не видел. На левой руке Тимура были массивные часы какой-то крутой фирмы.
   Лицо. Серега знал такие лица. Твердое, но с легкой улыбкой, угадывается внутренняя сила, но она не демонстрируется. А главное - ПРИЧАСТНОСТЬ.
   Причастность к высокому и могущественному уровню жизни.
   За ним - сила. Это Сереге было видно сразу.
   Вспомнили! Нужен!
  
   Сергей Федорович Корабельников знал, что тут пьяные базары не катят, и, отставив невыпитую стопку подальше, положил локти на стол, посмотрел Тимуру в глаза и перешел на "вы":
   - Говорите.
   Он увидел в чуть улыбнувшихся глазах Тимура одобрение и тень уважения и только тут заметил седину у того на висках.
   "Наверно, парень тоже успел повидать",  подумал Серега и изобразил готовность слушать, но пока молчать.
   - Ну, что тут ходить вокруг да около, - помолчав, начал Тимур, - я представляю спецслужбу самого высокого уровня. Для выполнения операции особой важности нам нужен специалист, уровень которого соответствует важности этой операции. Мы выбрали вас. Мы знаем, что в последнее время для вас не было работы, но вот видите - вы наконец оказались нужны.
   Он будто читал серегины мысли. Нужен. Вспомнили, суки!
   Злоба на тех, кто забыл о нем, вдруг поднялась в серегиной душе, и ему захотелось рассказать Тимуру о всех своих обидах, но он понимал, что это ни к чему, да и скорее всего это просто действует водка, которую он уже успел сегодня выпить. Работа, особенно его работа, и водка - несовместимы. Серега знал это, как Отче Наш.
   - Продолжайте, - сказал Серега, - я вас слушаю.
   Он вел себя совершенно правильно и знал это. Сидевший напротив него человек тоже знал это и ценил. Это было видно.
   - За эту работу, - продолжал Тимур, - вы получите крупную сумму денег. Времена, когда за смертельный риск вы получали сто двадцать и жестянку на грудь, прошли. Тем более, что эта операция имеет государственное значение. Ведь вы, как нам известно, еще и электронщик? Или я ошибаюсь?
   Нет, он не ошибался.
   Серега действительно был электронщиком божьей милостью. Если бы двадцать пять лет назад он пошел по другой дороге, то сейчас, возможно, работал бы в лавке Билла Гейтса.
   Серега кивнул и спросил:
   - А из какой вы конторы?
   - ГРУ вас устроит? - с улыбкой произнес Тимур.
   ГРУ Серегу устраивало, но он удивился:
   - И что, при ваших-то возможностях вы не можете найти нужного специалиста?
   - Получается, что не всегда можем. Хотя, что я говорю! Нашли ведь!
   Серега невольно ухмыльнулся, а Тимур продолжал:
   - Я буду говорить прямо. Квалификация и талант человека не зависят от того, на каком уровне благополучия он находится. Жизнь порой обходится с людьми весьма своеобразно. И случается, что нужный человек оказывется не рафинадом с тремя дипломами, а нищим, которому до синего алкаша - два шага. Надеюсь, вы оценили мою прямоту?
   Серега оценил.
   Да, этот Тимур ему определенно нравился. И ему нравилось то, что он угадывал в тумане, скрывавшем область деятельности Тимура. Там - сила. Там  большое и стоящее. И в тех барах не плюют на пол.
   Ему вдруг стал противен этот шалман, противна вся эта его жизнь, все, о чем он думал, его ничтожные переживания... А ведь Тимур прав!
   Еще полгода - и он стал бы натуральным алкашом, которого можно запросто пнуть, прогнать, и проходящие мимо молодые, здоровые, смеющиеся стали бы вызывать у него зависть и ненависть.
   А он рассказывал бы в грязных шалманах чеченские байки до тех пор, пока ему не перестали бы верить.
   Тимур пришел его спасти. И он его спасет. Точно.
  
   Пока в серегиной голове проносились все эти мысли, Тимур молчал. Видимо, он был хорошим психологом и знал, что сейчас происходит с Серегой. Наконец он слегка пристукнул по столу обеими ладонями и дружелюбно сказал:
   - Давайте-ка по пиву, Сергей! Что-то вам взгрустнулось, как я вижу.
   - Маленько есть,  ответил Серега и придвинул к себе отставленную стопку с водкой, - я уж водочки, чтобы не мешать. А вообще - пора завязывать. Это точно. Ну, будьте здоровы!
   Они выпили и Сергей демонстративно поставил свою стопку вверх дном.
   - Все. Это была последняя.
   - Вот так резко? - изумился Тимур.
   - А иначе - никак, - твердо ответил Сергей Федорович Корабельников,  можете мне поверить. Пойдемте отсюда, здесь воняет.
   Он сам удивлялся резкой и сильной перемене, произошедшей с ним. И она его радовала.
  
   Когда они вышли на улицу, уже начинало темнеть. По Малому проспекту с шуршанием проносились машины и, притормозив, сворачивали на набережную к Тучкову Мосту.
   Некоторое время они шли молча, и наконец Тимур сказал:
   - Вот что, Сергей Федорович, давайте поступим так. Вам нужно привести себя в порядок и должным образом подготовится к серьезным и важным делам. Пить вы, как я понимаю, бросили. Возьмите это и через неделю к вам подойдут. Вам присвоено агентурное имя "Джокер". Тому человеку, который обратится к вам по этому имени, можно верить. Он скажет вам, что делать дальше. Мы увидимся еще много раз.
   Он вынул из внутреннего кармана конверт и протянул его Сереге.
  
   Серега машинально взял конверт, а Тимур протянул ему руку и улыбнулся. Серега опять же машинально пожал протянутую руку и, когда отпустил ее, рядом с ними неожиданно остановилась белая "Волга" с черными стеклами. Дверь открылась, Тимур ловко сел на переднее сиденье и сделал Сереге ручкой. После этого дверь захлопнулась, "Волга" быстро укатила, а Серега остался стоять с открытым ртом и с конвертом в руке.
   "Ну, спецы",  подумал он и посмотрел на конверт.
   Когда он его открыл, то обнаружил внутри пятьсот долларов. Расправив плечи, Серега пошел домой. Жизнь была прекрасна.
   Когда он проходил мимо бара "В Два Щёта", от стены отклеился знакомый алкаш, с которым Серега выпил не один декалитр водки и просипел:
   - Какие люди, и без охраны!
   Серега окинул его презрительным взором и с достоинством произнес, не замедляя шага:
   - Пошел в жопу, подонок!
  
  

*******

  
   "... тогда Скорпион вышел на объект "Джокер" и сделал ему предложение от имени ГРУ. Объект в последнее время находился в положении, близком к плачевному, так что предварительное согласие дал сразу. Аванс он принял и через неделю приступит к работе.
   - Очень хорошо, Волк! Вы меня успокоили. Как только он выполнит задание, доложите мне. И проследите, чтобы Скорпион все подчистил. Кстати, когда будет ультратолуол?
   - Не позже, чем через два дня. Все идет по плану.
   - А что с игровыми автоматами?
   - Наши люди через подставных лиц предложили представителю объекта "Губа" партию таких же автоматов, но значительно дешевле. На этом мы теряем...
   - Меня, Волк, не интересует, сколько мы на этом теряем, и вам прекрасно это известно. Говорите только о сути дела.
   - Я и говорю. Объект "Губа" откажется от предыдущего предложения и возьмет именно эту партию. Это совершенно ясно из разговора с его агентом.
   - Смотрите, Волк, не промахнитесь, как с этим миллионом. Если понадобится, отсекайте все другие предложения любыми способами.
   - Да уж конечно, Тигр...
   - Не смею задерживать. Сегодня у меня разговор со Слоном. И, честно говоря, я уже не знал, как стал бы оправдываться перед ним из-за вас и из-за этих денег, но вот сам этот... Кабачок выручил. Надо же!.. "
  
  
  
   Глава 6
  
   Обменяв двести долларов на российские рубли, Торус вышел на Литейный, перешел на другую сторону и стал ловить машину.
   Пока он торчал в очереди на обмен валюты, что в два часа ночи было весьма удивительным, у него созрел план действий на ближайшие несколько дней.
   Остановив темнозеленую "Волгу", ехавшую в сторону Невского, он сказал толстому молодому водителю:
   - Сто рублей - на Декабристов.
   Водитель сделал приглашающий жест и, сев рядом с ним, Торус захлопнул дверь.
   Когда машина тронулась, он добавил:
   - По дороге надо будет затариться где-нибудь едой.
   - Ну, тогда еще пятьдесят, - одобрил его идею толстяк.
   - Годится, - отозвался Торус и закурил.
  
   На улице Декабристов жила Ирэн Булавкина, давняя приятельница Торуса. Он неоднократно ночевал и даже жил у нее по нескольку дней, будучи не в силах, да и не имея желания добираться домой после длительной пьянки. Она была именно приятельницей, и, бродя по ее трущобной трехкомнатной хавере в неглиже, а иногда и частично без оного, они ни разу даже не прикоснулись друг к другу.
   А вот с кем Торус проводил жаркие ночи, валяясь у Ирэн на драном диване, так это с развеселой сукой Патти. Стаффордширская терьерша, обладательница устрашающей внешности и наводящая ужас на прохожих, питающихся кухонными слухами о кровожадности этих зверюг, была ласкова и игрива, как кошка.
  
   Свернув с Литейного на улицу полковника Пестеля, "Волга" через полминуты пересекла Фонтанку, затем промчалась вдоль южной стороны Марсова Поля и, оставив Спас На Крови по левому борту, оказалась на Конюшенной площади. Впереди виднелся магазин с вывеской "24". Водитель, описав плавную дугу, остановился точно напротив двери и Торус отправился за покупками. При этом он, не скрываясь, посмотрел на номер машины. Пусть водитель знает, что он знает, что водитель знает, что он знает. В машине-то миллион остался, между прочим.
   Когда Торус, еле удерживая в руках несколько пластиковых мешков с продуктами, вышел из магазина, водитель уже прогуливался, покуривая, вокруг своей машины. Увидев вышедшего из ларька клиента, он бросил сигарету на асфальт и открыл багажник.
   Свалив туда покупки, Торус помедлил, затем порылся в мешке, вытащил банку джин-тоника и захлопнул крышку багажника. Затем они уселись в машину и поехали на Декабристов.
  
   "Волга" подъехала к дому Ирэн и остановилась. Торус расплатился, затем они с водителем вышли из машины и он вытащил из багажника мешки с продуктами. "Волга" уехала, а Торус, имея на плече волшебную сумку с деньгами и полные пластиковые мешки в обеих руках, вошел в воняющую мочой подворотню и, разгребая ногами мелкий мусор, направился к подъезду, в котором жила Ирэн.
   Ее окна в бельэтаже, забранные тюремной решеткой, были освещены. Торус и так знал, что она должна быть дома, но все же испытал некоторое облегчение, когда убедился в этом лично.
   Войдя в подъезд, он поднялся на несколько ступенек, и оказался перед железной дверью. Торус поставил мешки на пол и замкнул два проводка, уходящих в щель между железным косяком и облезлой кирпичной кладкой. В квартире раздался звонок и одновременно с ним веселый собачий лай.
   Через полминуты за дверью послышались шаги и недовольный голос Ирэн спросил:
   - Кого там еще принесло?
   - Это мы, насильники и разбойники, - отозвался Торус, - открывай!
   Дверь открылась и Ирэн, одетая в уютную домашнюю рухлядь, пропустила Торуса в квартиру и грустно ответила:
   - Да-а-а, дождешься тут насильников, пожалуй.
   Торус вошел и спросил:
   - Ты одна?
   - Одна, одна, я всегда одна, - ответила Ирэн.
   Патти, обладательница совершенно бандитской морды, радостно прыгала вокруг Торуса и, улыбаясь во всю пасть, хватала его зубами за разные части тела и одежды.
   - Эх, любят меня бабы! - горделиво прокомментировал это Торус и поставил мешки на пол, а сумку оставил на плече.
   Ирэн, закрыв входную дверь, направилась по длинному коридору в кухню, за ней проследовал Торус, а замыкала процессию Патти, неся в зубах нечто, напоминающее то ли бывшую шапку, то ли дохлую кошку.
  
   Ирэн поставила на газ чайник и, усевшись напротив Торуса, уже занявшего козырное место за шатким кухонным столом, подперла щеку кулаком.
   - И чего это ты приперся? - поинтересовалась она, - вроде бы трезвый...
   До Торуса вдруг дошло, что он ни разу не был у Ирэн дома в трезвом виде.
   - Я к вам пришел навеки поселиться, - ответил он.
   - Размечтался, - отозвалась Ирэн, - только тебя тут и не хватало.
   - Ты самка гнусная, - сказал Торус, вынул из кармана двести долларов и положил перед Ирэн. Он прекрасно знал, что она находится в состоянии перманентной бедности и эти деньги будут ей очень кстати.
   - Ты что, ограбил кого-нибудь? - удивилась она.
   - Конечно, - весело ответил Торус, - я ведь известный грабитель!
   Ирэн посмотрела на деньги и Торус уверенно продолжил:
   - Я поживу у тебя месяц, а дальше видно будет. На жратву и прочее дам еще.
   - Ну, ты даешь! Поживи, конечно. Только у меня уже есть жилец.
   - Опять от бедности пустила какого-нибудь хачика? - неодобрительно поинтересовался Торус.
   - А что мне делать? На панель? Так ведь еще приплачивать придется!  со вздохом ответила Ирэн.
   - Ну, геронтофилы там всякие, - рассудительно возразил Торус.
   - Сам-то ты пердун! - оскорбилась Ирэн, и в это время чайник закипел.
   Она встала и выключила газ.
  
   Торус, любивший производить впечатление, сказал:
   - Принеси-ка из прихожей мешки, там есть кое-что к чаю.
   Ирэн пошла в прихожую, а Торус в это время освободил стол, попросту свалив все, что на нем было, в раковину. Сумку с деньгами он засунул в дальний угол за какой-то ящик.
   Когда Ирэн принесла мешки в кухню и поставила на пол, Торус сказал ей:
   - Ну так и вынимай, что там есть!
   В мешках было кое-что не только к чаю, но и к обеду, к ужину, к банкету и даже ко Дню Несварения Желудка, если бы такой вдруг образовался.
   Ирэн, вытаскивая жратву из мешков, ахала и говорила, что Торус спятил, а он, довольный произведенным впечатлением, в то же время испытывал легкую грусть, думая о бестолковой жизни нищей Ирэн.
   Но, если посмотреть с другой стороны, она смогла правильно вырастить породистого и вроде бы неглупого балбеса, которому теперь было уже около двадцати лет и по статям впору было бы поступить в лейб-гусары. Так что основной радости в жизни женщины она достигла. А остальное - чепуха.
  
   На столе выросла гора, которую венчали два блока "Marlboro".
   - Ну и куда все это деть? - поинтересовалась Ирэн.
   - Выгреби все говно из холодильника и набей его этими прекрасными продуктами, - посоветовал Торус, и Ирэн послушно принялась за дело. Она умела быть приятно послушной и податливой, что весьма потрафляло мужской натуре. Торус неоднократно отмечал в ней это и хотел бы, чтобы женщина, которая окажется рядом с ним, обладала и этими качествами тоже.
   Ирэн быстро вытащила из холодильника жалкие засохшие остатки прежней сомнительной роскоши и сложила их в освободившийся пластиковый мешок. Затем протерла холодильник тряпкой и начала загружать его принесенным Торусом богатством. Он в это время заварил чай, развернул некоторые пакеты и красиво все разложил.
   Патти сидела у двери в кухню и бдительно следила за манипуляциями с едой. На ее бандитской морде было написано, что все действия, за которыми она наблюдала, были в корне неверны, но она вынуждена оставить свое мнение при себе.
  
   Наконец манипуляции с холодильником были завершены и они уселись пить чай. В процессе этого кое-что со стола перемещалось в бездонную пасть Патти, сопровождаемое комментариями Торуса по поводу недопустимости разврата в воспитании собаки.
  
   Вдруг в прихожей раздался звонок.
   Патти залаяла и бросилась по коридору к дверям.
   Торус вздрогнул, мгновенно проанализировал свой путь от дома до этого места и, успокоившись, взглянул на часы.
   Было около трех часов ночи.
   - Это твой хачик пришел? - спросил он у Ирэн, вставшей и собравшейся идти открывать.
   - Да, - ответила она.
   - Скажи ему что угодно - что муж вернулся, что родственники приехали, что бабушка умерла, все, что хочешь. Но утром пусть он отваливает и забудет про это место.
   - А я уже взяла с него за месяц, - расстроилась Ирэн.
   - Не думай об этом, - успокоил ее Торус, - я верну ему деньги.
   Звонок прозвенел еще раз.
  
   Ирэн пошла открывать, а Торус идя за ней следом, шепотом сказал:
   - Если будет выступать, не волнуйся - я все решу.
   И остановился в середине коридора, расправив плечи, слегка расставив ноги и заложив руки за спину. Как охранник в дорогом борделе.
   Дверь открылась и вошел классический торговец помидорами.
   Небольшого роста, худой, чернявый и небритый, он был одет в национальный костюм, представлявший из себя белую рубашку, черный пиджак, синие шелковые шальвары на резинках с лампасами и надписями "Adidas" и сверкающие штиблеты, настолько квадратные, что их можно было бы использовать в черчении вместо угольника.
   Увидев незыблемо стоящего в коридоре Торуса, вошедший резко остановился и, наклонившись к Ирэн, стал тихо что-то говорить, обеспокоенно поглядывая на непонятного типа. Патти топталась рядом.
   Это зрелище настолько развеселило Торуса, что он расслабился и, улыбаясь, пошел допивать чай.
   "И что это Ирэн все время достаются в постояльцы какие-то узбеки? - думал он, - нет, чтобы сдать комнату еврею, финну или, для разнообразия, негру!"
   В прихожей в это время происходил негромкий разговор.
   Ирэн спокойным голосом позвала Торуса и он пошел поучаствовать в беседе. Когда он приблизился, она нежно взяла его под руку и, влюбленно глядя снизу вверх, промурлыкала:
   - Я сказала Тофику, что ты вернулся. Он все понимает и готов съехать прямо сейчас. Только нужно рассчитаться.
   Тофик закивал, выражая полное понимание интимности ситуации.
   Финансовый вопрос решился тут же. Торус вручил Тофику две тысячи рублей, и тот, скрывшись в своей комнате, через минуту вышел с сумкой и, пожелав счастья, исчез.
   Закрыв за ним дверь, Ирэн опять взяла Торуса под руку и развернула в сторону кухни. Они засмеялись и пошли допивать чай.
   По дороге Торус одной рукой неожиданно схватил Ирэн за ягодицу, а другой - за грудь. Вырвавшись, она тут же дала ему увесистый подзатыльник. Они оба знали, что это - шутки на сексуальную тему, но ни в коем случае не секс.
   Патти прыгала вокруг них, радуясь жизни.
  
   - Так что же такое случилось? - не выдержала наконец Ирэн, когда они снова сели за стол, - ты убил старуху-процентщицу?
   Одновременно с этим вопросом она вскрыла банку "Отвертки". Торус, зная, что Ирэн имеет слабость к этому пойлу, взял специально для нее несколько банок.
  
   - Не спрашивай меня об этом, - ответил он твердо, - я не хочу, чтобы бабы довели меня до цугундера. Могу только заверить тебя, что я никого не убил и не ограбил. Все нормально. Ты же меня вроде как знаешь. Все в порядке. Однако о том, что я живу у тебя, не говори никому. Вообще никому. И никого сюда не пускай. Ни сына, ни свою маман. Пойми меня правильно  как только о том, что я здесь, узнает кто-нибудь, неважно - кто, я буду вынужден, подчеркиваю - вынужден покинуть тебя. И ты естественным образом останешься с носом и снова будешь пускать на постой чучмеков. Кстати говоря, у тебя к ним что - слабость?
  
   Они посидели еще с полчаса, затем Ирэн стала зевать и сказала:
   - Я тебе сейчас постелю, а уж по-настоящему разберусь в комнате завтра. Ты у меня постоялец особый, так что...
   Она встала, собираясь выполнить свои намерения, но Торус остановил ее:
   - Слушай, я вообще-то рассчитывал на ту комнату, которая ближе к кухне. Как насчет этого?
   - Мне все равно,  ответила Ирэн, - только там такой бардак, что я вряд ли успею за завтрашний день.
   - Ето ничаво, - успокоил ее Торус, - не суетись под клиентом.
   Ирэн кивнула и вышла из кухни.
  
   Торус закурил и стал дожидаться приглашения ко сну.
  
  

*******

  
   "...вернуться к нашему разговору о целях и средствах. Вот вы, Волк, с явной неприязнью процитировали этот тезис. А зря.
   - Ну, Тигр, не то, чтобы с неприязнью, просто принято считать...
   - Забудьте о том, что кем-то где-то принято считать. Представьте себе ситуацию, когда целью является победа над врагом, из которой вытекают освобождение, наступление мира и безопасности и прочие блага. Средство - смерть трех миллионов людей. Тех, кого, осознавая это, ТРАТИТ военачальник. Как деньги. Что это вы побледнели, голубчик? Привыкайте, привыкайте, иначе вы никогда не станете настоящим Садовником..."
  
  
  
   Глава 7
  
   После разговора с Тимуром прошло шесть дней. Завтра должна была произойти встреча с его агентом. Серега отоспался, отмылся, отъелся, приоделся и его невозможно было узнать. Изменилось все. И в первую очередь то, как он себя чувствовал. Точнее, кем он себя чувствовал. Проходя мимо "В Два Щёта", он чувствовал себя лебедем после долгого пребывания в шкуре гадкого утенка.
   Около трех часов дня Серега решил пройтись. Он оделся во все новое, купленное на выданные Тимуром деньги, с удовлетворением посмотрел в зеркало на гладко выбритое и ставшее уверенным лицо, и вышел из дома.
   Ему нравилось то, что предстоит встреча с АГЕНТОМ. Нравилось и присвоенное ему агентурное имя.
   Джокер! Это здорово.
   Выйдя из подворотни на Малый, он решил прогуляться по Смоленке и свернул на Шестнадцатую Линию. Впереди виднелись густые деревья Смоленского Лютеранского кладбища.
   Когда-то Серега любил гулять по этому старому, даже скорее старинному кладбищу. На нем давно уже никого не хоронили, и поэтому там не было ни смерти, ни горя, ни унылых родственников, с постными и чинными лицами исполнявших никому не нужный постылый долг. И тем, кто давно уже превратился в траву и в листву огромных деревьев, стоявших на могилах, не было никакого дела до бродивших среди старых надгробий живых людей, которые удивлялись невероятным датам и нездешним именам на массивных замшелых обелисках.
   Дойдя до моста через Смоленку, Серега увидел в реке плывущую по течению дохлую собаку. Закурив, он облокотился на перила и стал бездумно следить за удалявшейся в сторону Швеции падалью.
   В нескольких метрах от него на мосту остановился какой-то парень, тоже посмотрел на собаку, потом достал телефон, попикал немного, затем сказал:
   - Тимур, это я. Да. Хорошо, - и он засмеялся.
   Услышав знакомое имя, Серега насторожился и в его груди немножко похолодело.
   "Вот оно, - подумал он, - началось".
   И точно, парень, улыбаясь, подошел к нему и приветливо спросил:
   - Вы Джокер?
   Заразившись от него спокойствием, Серега тоже улыбнулся и ответил:
   - Да.
   - Очень хорошо. Я - Михаил, - и парень протянул Сереге руку.
   Последовало крепкое рукопожатие, после чего Михаил сказал:
   - Тимур ждет нас, - и указал в сторону стоявшего недалеко от моста "Жигуля".
   Пока они шли до машины, Серега переваривал то, как просто все оказалось. И никаких тебе "мы сегодня одинаково небрежны" или "у вас продается славянский шкаф с тумбочкой?" Он даже был слегка разочарован.
   В машине, однако, Тимура не оказалось, и Михаил пояснил:
   - Я отвезу вас туда, где вас ждет Тимур, а дальше уж без меня. Я - только водила! - и он весело похлопал ладонью по рулю.
   Серега обратил внимание на то, что на левой руке Михаила красовались точно такие же массивные часы, какие были на Тимуре.
   "Ага", - подумал он, но ничего не сказал.
   Через десять минут они приехали на угол Большой Морской и Гороховой. Михаил указал Сереге на Тимура, сидевшего в уличном кафе под зеленым зонтиком, высадил его и уехал.
   Тимур, увидев направлявшегося к нему Серегу, заулыбался и приветственно помахал рукой.
   Серега тоже улыбнулся и, когда он подошел к столику, они пожали друг другу руки, как старые друзья.
   - Кофе? - спросил Тимур.
   - А здесь хорошо варят? - показал себя знатоком Серега.
   - Даже очень, - ответил Тимур и, подозвав девушку в зеленом фартучке, заказал два кофе.
   Когда девушка принесла заказ и удалилась, Тимур подождал, пока Серега попробует кофе и спросил:
   - Ну как?
   - Нормально,  ответил Серега и достал сигареты.
   - Вот и хорошо. Я часто пью кофе именно здесь, - Тимур отпил из красивой чашки и продолжил, - Ладно, это все, как говорится, лирика. Давайте о деле.
   - Давайте, - ответил Серега и приготовился слушать.
  
   Тимур помолчал немного, как бы собираясь с мыслями, и, наконец, начал:
   - Сейчас я расскажу вам то, что является государственной тайной. Мои полномочия позволяют мне это. Тем более, что вы и сами обо всем, ну, почти обо всем догадаетесь, когда начнете работать. Сразу отвечу на вопросы, которые обязательно у вас возникнут. Наверняка вы ждете того, что, как в советские времена, сотрудники какого-нибудь особого отдела будут брать с вас нелепые расписки о неразглашении государственной тайны, будут пугать судом и солидным сроком в Сибири. Практика показала, что в этом нет никакого смысла, и что лояльность завербованных агентов от этого не растет. Так что ничего этого не будет. Просто, если вы нарушите правила, которые необходимо соблюдать, занимаясь такими важными и ответственными делами, вас ликвидируют в рабочем порядке.
  
   Он замолчал и испытующе посмотрел на Серегу. Дескать, как тебе это нравится?
   Сереге это, конечно, не очень нравилось, но Афган и Чечня притупили его отношение к смерти, так что он остался спокоен.
   - Я слушаю вас, - отреагировал он на многозначительную паузу и сам собой восхитился.
   - Хорошо, я продолжу, - сказал Тимур и продолжил:
   - Если вы прямо сейчас откажетесь от предложения, серьезность которого вы уже наверняка поняли, ничего не произойдет. Мы выпьем еще по чашке кофе и вы можете возвращаться в шалман на Малом. Деньги, которые вы получили, возвращать не нужно. И все. Можете забыть.
   Тимур опять сделал паузу, затем сказал:
   - Сейчас вы должны сказать мне две вещи. Первое - поняли ли вы все, что я вам сказал. Второе - ваше решение. Еще кофе?
   - Да, - ответил Серега и сделал вид, что крепко думает над словами Тимура.
   На самом деле он еще до этой встречи все решил и прекрасно отдавал себе отчет в степени риска, на который решился.
   Когда принесли еще две чашечки действительно очень хорошего кофе, Серега помолчал для солидности, затем снова закурил и наконец сказал:
   - Отвечаю по порядку. Первое - я хорошо понял то, что вы мне сказали. Второе - я согласен. А в шалман на Малом - без меня. Все.
  
   - Ну вот и славно, как говорил профессор Стравинский, - улыбнувшись, сказал Тимур и отпил кофе.
   Серега о таком профессоре не слышал, но промолчал.
  
   Тимур поставил чашку и начал говорить:
   - Вам, конечно, известно, какие формы и размеры в последнее время принимает терроризм.
   Серега кивнул.
   - Не надо кивать. Просто слушайте.
   Серега кивнул.
   - И вам, конечно, известно, откуда он распространяется.
   Серега чуть не кивнул, но удержался.
   - Время призывов к благоразумию кончилось. Правительства большинства государств пришли к выводу, что терроризм, то есть террористов, надо уничтожать физически. Готовится глобальная акция, в которой Россия играет одну из ведущих ролей. Теперь, не называя стран и городов, я объясню вам суть планируемой ГРУ операции. Нами точно выяснено, в какой стране и в каком городе арабского мира находится главный источник терроризма. Подставные лица поставят в этот город партию игровых автоматов и позаботятся о том, чтобы они были установлены именно в тех местах, где собираются на отдых наиболее опасные представители враждебных всему миру организаций. В двойном дне каждого из двухсот пятидесяти игровых автоматов вам предстоит замаскировать по десять килограммов ультратолуола...
   - По десять килограммов чего?  перебил его Серега.
   - Ультратолуола. Он разработан не более полугода назад, так что вы о нем знать не могли. Теперь - знаете. Он примерно в десять раз мощнее гексагена. Три килограмма ультратолуола в подвале превращают двенадцатиэтажную точку в груду кирпичей.
   Тимур помолчал и продолжил:
   - Далее вы снабжаете каждый заряд радиодетонатором и монтируете в красивом чемоданчике передатчик с кодовым электронным замком и кнопкой. В нужное время наш агент набирает код, жмет на кнопку и одновременно в двухсот пятидесяти местах происходит взрыв. Там, где собираются интересующие нас люди, никогда не бывает ни женщин, ни детей. Так что на этот счет вы можете быть спокойны. А о результатах вашей работы вы узнаете по телевизору. Вот уж в этом будьте уверены.
   Тимур замолчал, глядя на Серегу. А тот в это время представлял себе, какой бардак начнется среди арабов, и вырисовывающаяся картина радовала его.
   Помолчав, Тимур добавил:
   - Ну, могу еще сказать о вещах, уже не относящихся к вашей части работы. Мы позаботимся о том, чтобы во всем обвинили другое крыло мусульманских террористов. Так что все останется у них. Пусть разбираются. А дальше начинается большая политика, и это уже не по нашему ведомству. Вот так.
  
   - Да-а... Серьезная работенка, - протянул Серега. - и как раз по мне. Приходилось уже делать кое-что похожее. Правда, не в таком масштабе. А кроме того, у меня свой счет к этим...этим... ну, в общем, к этим.
   - Ну что ж, - подытожил Тимур, - я рад, что мы поняли друг друга. Теперь вы должны подготовить полный список всего необходимого и завтра передать его Михаилу. Дальнейшие действия в рабочем порядке.
   - Как и ликвидация,  сострил Серега, вспомнив начало разговора.
   - Совершенно верно. Как и ликвидация,  без улыбки подтвердил Тимур.
   Серега понял, что ляпнул не то, и быстренько перескочил на другую тему:
   - А какая зарплата?
   - Простите, чуть не забыл. За настоящую работу и зарплата - настоящая. За техническую подготовку этой акции вы получите из закромов ГРУ пять тысяч американских долларов. Сразу же после сдачи заказа. Не считая того, что уже получили. Потом будет очередное задание. Но должен сказать вам прямо - если разработанная и изготовленная вами система не сработает в нужный и важный момент, это будет расценено, как подрывная деятельность. Дальше говорить?
   - Нет, не надо, - быстро ответил Серега, и по рукам пробежал холодок. Пробежал и исчез.
   - У вас есть вопросы?
   - Вопросов нет. Завтра будет список всего необходимого.
   - Тогда Михаил будет ждать вас завтра на том же месте, в тот же час!
   И опять перед Серегой был не хладнокровный и безжалостный работник спецслужбы, а улыбчивый и доброжелательный парень Тимур.
   Тимур расплатился за кофе, отмахнувшись от серегиной попытки поучаствовать в этом, затем они вышли на Гороховую и пошли к Адмиралтейству.
   По пути Тимур спросил:
   - Деньги еще остались?
   - Полно,  ответил Серега.
   - Вот вам служебный телефон, - сказал Тимур и неожиданно вытащил из кармана мобильник, - он настроен таким образом, что вы никуда звонить не сможете. Зато мы сможем найти вас в любой момент. Зазвонит - нажмите эту кнопочку и отвечайте. Закончили разговор - опять на нее же, и он отключится. И все дела.
   Вручив мобильник совсем уже обалдевшему Сереге, Тимур опять с улыбкой пожал ему руку, и опять, откуда ни возьмись, появилась белая "Волга" с черными стеклами и опять, сделав Сереге ручкой, агент ГРУ ловко смылся.
  
   Серега шел по Адмиралтейскому проспекту и представлял себе ненавистное бородатое животное в чалме, сидящее на корточках и держащее на плече РПГ-6.
  
  

*******

  
   "...центра в Нью-Йорке. А знаете, почему? А потому, что мало было жертв!
   - Побойтесь Бога, Тигр, что вы несете!
   - Ничего я не несу. Это вы ничего не понимаете. Ситуация показывает, что такое арифметическое число погибших еще не достигает уровня, при котором общество перестает соблюдать внешние приличия и начинает защищать себя всеми доступными и неприличными способами. Хорошо. Возьмем другой вариант. Вы представляете себе разницу в восприятии обществом публичного убийства пятисот взрослых мужчин и пятисот восьмилетних девочек? Вот именно. Во втором случае общественный резонанс..."
  
  
  
   Глава 8
  
   Ночь, которую Торус провел у Ирэн в новом для него качестве постояльца, прошла без сна. Тигровая сука Патти, забравшаяся к нему в постель, всю ночь храпела совсем не женственно и время от времени дрыгала ногами, прискуливая при этом.
   Торус лежал и думал о том, как избежать позорных ошибок, так подробно проанализированных в неглупых книгах и глупых голливудских боевиках. Что делать дальше, покажет жизнь, а сейчас он должен полностью обезопасить себя. И понемногу в его голове начал складываться план на самое ближайшее время.
   Первым делом надо изменить внешность. Очки с простыми стеклами в массивной оправе - это раз. Короткая стрижка - два. Придется расстаться с хвостом, который он отращивал уже лет пять. Незаметная одежда серых тонов - три. Этого уже должно быть достаточно.
   И, конечно же, немедленно нужна машина. Но не с темными стеклами. Их как раз-то останавливают чаще. Деньги позволяют купить любую, но, чтобы не выделяться, нужно брать обыкновенные "Жигули". Опять же - серые. Торус слышал, что какая-то фирма устанавливает на "Жигули" мощные фирменные двигатели, и решил, что это ему весьма подходит. Телефон вот еще нужен...
   Размышляя обо всем этом, Торус несколько раз вставал, шел на кухню, курил там, пил чай и наконец настал момент, когда заваливаться обратно в койку стало бессмысленно. Было уже девять часов утра.
   Он пошел в ванную, ополоснул лицо, почистил зубы чьей-то щеткой и выкинул ее в мусорное ведро. Душ принимать не стал, потому что не хотелось надевать после этого те же, уже совсем не свежие, шмотки.
   Выйдя в коридор, он увидел Патти, вилявшую хвостом и глядевшую на него с явным желанием продолжения банкета.
   - Хрена тебе лысого, - заявил Торус, - со всеми вопросами обращайся к своей мамаше.
   Вытащив сумку с деньгами из-за ящика на кухне, он огляделся и, не найдя ничего менее банального, засунул ее на антресоли, замаскировав какими-то коробками.
  
   Выпив растворимого кофе и покурив, Торус собрался с мыслями и решил, что дурака валять хватит, а вот идти и действовать - самое время. Денег у него в карманах было около десяти тысяч долларов, так что на сегодня точно хватит.
   Заглянув в комнату Ирэн, Торус в первую очередь увидел ее голый зад, торчавший из-под одеяла. Не удержавшись от соблазна, он подошел и шлепнул. Зад исчез, зато с противоположной ему стороны показалась растрепанная голова, бессмысленно глядящая на него.
   - Ирэн, проснись и слушай. Дай мне другие ключи от дверей.
   Голова забормотала на древнехалдейском, однако Торус смог понять ее и через несколько минут обнаружил ключи всего лишь в метре от указанного места.
   Он вышел из квартиры, запер за собой дверь и вышел из двора на улицу Декабристов.
  
   Следующие несколько часов прошли в четких и планомерных действиях.
   Первым делом Торус постригся под канадку в парикмахерской, оказавшейся всего лишь в ста шагах от берлоги Ирэн. Потом он купил шикарную оправу с простыми стеклами в "Оптике" напротив той же парикмахерской. Надев ее, он сам себя не узнал. Из зеркала на него смотрел рафинированный интеллигент с богемным уклоном. Правда, неожиданно появился еще один уклон... Торус подумал, что ему теперь следует держаться подальше от собраний славянофильского толка. Могут побить.
   Ну и черт с ними, с козлами бородатыми, подумал он и, поймав машину, поехал в Гостиный. В машине он еще немного порассуждал о том, что и кислокапустные славянососы, и матерые пейсатые хасиды, и впертые исламские фундаменталисты - все они щеголяют дикими и обширными бородами, нося их с почтением к себе. Странные совпадения, подумал Торус и увидел, что машина уже подъехала к Гостиному.
   Дав водителю полтинник, он вышел из машины и направился к зеркальным дверям универмага. Увидев в них себя, он еще более утвердился во мнении, что тот, кто не знал Торуса много лет, черта с два сможет опознать его на улице или в машине.
   От этого вывода настроение Торуса поднялось и Гостиный Двор принял его под своды своих арок.
   Торус проболтался в Гостинке около трех часов. Он купил все. Два больших черных мешка с покупками тащили за ним двое пацанов. Он приветствовал мелкий частный бизнес такого рода и считал, что зарабатывать деньги таким образом гораздо лучше, чем шакалить около пивных ларьков.
   "Дяденька, у вас рубля не найдется..."
   Это он сейчас просит. А когда станет большим и сильным, если доживет, конечно, - начнет отнимать. Дальше - больше, и...
   В общем, два пыхтящих отрока таскали за Торусом покупки и, наконец, все трое вывалились на Садовую. Дав им двести рублей, Торус тут же поймал машину и через десять минут снова был на Декабристов.
   Вперши мешки в квартиру, он бросил их в прихожей и на пять минут вывел во двор изнывающую Патти.
   Вернувшись, он тщательно запер дверь, заглянул в комнату к Ирэн, убедился, что она все еще нагло дрыхнет, и наконец-то отправился в душ.
   Через полчаса, когда он вышел из душа, в квартире все еще было тихо. Переодевшись во все новое и дорогое, но скромных гамм, Торус нацепил очки и вошел в комнату Ирэн.
   Встав напротив ее постели, он громко откашлялся.
   Ирэн отверзла мутные очи, уставилась на Торуса, и он с удовлетворением увидел, как в ее глазах появляется страх.
   - Что вам здесь... - хриплым голосом начала она, затем вдруг замолкла и засмеялась,  убью тебя, сволочь несчастную!
   И слабой со сна рукой бросила в Торуса подушку.
   Потом она зевнула, посмотрела на часы, потом опять на Торуса и сказала:
   - Какой мужчина! Потанцуем, товарищ?
   - Потанцуем, потанцуем,  ответил Торус и швырнул к ней на одеяло подарочный пакет, набитый женскими штучками, которых он между делом напокупал в Гостином.
   В пакете были колготки, футболки, шампуни, дорогое мыло, несколько пар совершенно блядских трусов, вызвавших особый женский восторг Ирэн, и много прочих парфюмерно-галантерейных сокровищ.
   Оставив Ирэн чахнуть над ними, Торус прошел в свою комнату, где на постели горой возвышались покупки, закрыл за собой дверь и быстро переложил деньги из сумки в только что купленный небольшой металлический дипломат с кодовыми замками. Одним из достоинств этого чемоданчика за четыреста долларов был темно-коричневый матовый цвет, совершенно не привлекавший к себе внимания.
   "Это пусть гангстеры в фильмах носятся с понтовыми сверкающими кейсами, - подумал Торус и запер замки,  а мы люди простые и скромные".
   Выйдя в коридор, он увидел шмыгнувшую в ванную Ирэн и пошел ставить чайник.
   К тому времени, когда она вышла из ванной, чайник вскипел, завтрак был на столе, а Патти бдительно сидела у двери.
   Ирэн вошла в кухню и неожиданно распахнула халат. На ней были одни из принесенных Торусом развратных трусов. Повертев бедрами, она спросила:
   - Ну как?
   - Закройся, - ответил Торус, - а то у меня сейчас плоть восстанет.
   - Размечтался, - высокомерно отреагировала Ирэн и закрылась.
   Когда они напились чаю и закурили, Торус потер лоб и сказал:
   - Сейчас я дам тебе инструкцию имени Синей Бороды.
   Немного помолчав, он продолжил:
   - Так или иначе, но ты увидишь в моей комнате металлический дипломат. Что в нем, можешь догадаться. Но произносить этого вслух я не буду. Так будет лучше. Поверь мне. Береги его больше всего своего достояния. Надо будет - спрячь. Надо будет - закопай. Надо будет - засунь в это, как его...
   - Вот в это - сам засовывай, - прервала его Ирэн, - можешь не продолжать. Я все поняла.
   - Хорошо, - ответил Торус, - я не буду продолжать. Но, прошу тебя, сделай так, чтобы я никогда не пожалел, что связался с бабой. Ты понимаешь меня?
   И он, подавшись вперед, внимательно посмотрел Ирэн в глаза.
   Наверное, она прочла там что-то, понятное ей одной, потому что вздохнула и молча кивнула, не отрывая взгляда от глаз Торуса.
   - Закончим об этом, - он откинулся на спинку стула и потянулся, - я поехал по делам, а ты веди себя хорошо. Собаку я вывел. Буду вечером.
   И, оставив Ирэн переваривать новые ощущения, он вышел на улицу.
  
   Остаток дня Торус провел чрезвычайно плодотворно. Он догадывался, что наличие больших денег значительно облегчает жизнь, но чтобы настолько... Да. Быть богатым - здорово.
   Во-первых, он купил с рук новый мобильник. Не хотелось, чтобы его могли найти по трубке.
   Во-вторых, он ввалился к своему старому и надежному другу Димке по прозвищу Маха, вытащил его из дома и через час купил на его имя новую темносерую "пятерку". Вручив Махе пятьсот долларов, Торус обязал его завтра же утром получить номера, закончить все формальности, не жалея взяток, и выписать на него генеральную доверенность на три года. Маха кивал большой лысой головой и, как видно, не очень понимал смысла происходящего. Вырвав у Махи клятву держать язык за зубами, Торус пообещал когда-нибудь рассказать все и, поймав машину, уехал на фирму "Рывок", которая, как он выяснил в автосалоне, занималась установкой на "Жигули" двигателей "Дженерал Моторс".
   Офис фирмы находился на правом берегу и был как раз самый час пик, так что путь туда занял не меньше часа. Зато не больше, чем за полчаса между менеджером "Рывка" и Торусом было достигнута договоренность, что завтра в его "пятерку" будет установлен стосорокасильный инжекторный двигатель "Дженерал Моторс" с автоматической коробкой. И всего лишь за пять с половиной тысяч долларов. Договорившись на вторую половину следующего дня, Торус вылетел из офиса и, внезапно поняв, что сегодня больше делать нечего, остановился.
   Было около восьми часов вечера.
  
   Торус подошел к краю тротуара и вытянул руку. Секунд через десять рядом с ним остановился новенький "Пассат". Торус слегка удивился, но все же, нагнувшись к открывшейся двери, сказал:
   - На Декабристов - сто рублей.
   Водитель, очень прилично одетый брюнет средних лет, уточнил:
   - Вам на площадь Декабристов или на улицу Декабристов?
   - На улицу, - ответил Торус, и водитель кивнул.
   Торус уселся рядом с ним, и машина плавно тронулась.
   Через некоторое время, Торус, снедаемый любопытством, спросил:
   - Позвольте поинтересоваться, что заставляет такого приличного джентльмена в такой хорошей машине заниматься извозом?
   Джентльмен усмехнулся и сказал:
   - Да я не ради денег. У меня этих денег... Просто надоело видеть эти рожи в офисе каждый божий день. Друзей нет. Жена надоела. Все надоело. Рыбалку не люблю, в зверей стрелять не нравится, теннис - ну его к черту. Шлюхи - не для меня. Пробовал пьянствовать - не радует. Вот и катаюсь, живых людей вожу. А деньги беру для порядка, чтобы не нарушать ход вещей.
   Торус не нашелся, что сказать, и протянул:
   - Да-а-а...
   Всю оставшуюся дорогу джентльмен рассказывал Торусу о своей неинтересной жизни. Торус поддакивал, глубокомысленно кивал, вставлял соответствующие реплики, а сам думал о том, что все-таки не в деньгах счастье, А может быть, даже и не в их количестве.
  
   Когда "Пассат" остановился у дома Ирэн, и Торус протянул странному извозчику сотню, тот принял ее с достоинством и сказал:
   - Эти деньги я складываю в коробку из-под сигар, а потом трачу их на кино и мороженое. Кстати, - и он посмотрел на Торуса, - я не мог видеть вас где-нибудь раньше? Например, по телевизору?
   Торус улыбнулся и ответил:
   - Нет, вряд ли.
   На том они и расстались.
  
   Последние слова несчастливого богача о том, что Торус кого-то напоминает, обеспокоили его. Он вдруг понял, что прошло меньше суток, а он, опьяненный неожиданным благополучием и увлеченный стремительными покупками, уже забыл о том, что где-то опасные и серьезные люди думают о нем и очень хотят встретиться. Иначе и быть не могло.
   Ему опять стало не по себе, но, к счастью, совсем не так, как тогда на Кирочной.
   Войдя в квартиру Ирэн, Торус потаскал радостную Патти за уши, потискал Ирэн за бока (а бока у нее были) и пошел за ней в кухню. На столе уже была жратва. Но не магазинная, как вчера, а вполне домашняя. Котлеты, отварная картошечка, соленые огурцы, ну, в общем, все, как положено.
   Ирэн постаралась сделать приятное, и ей это удалось.
   Набив утробу, они завалились на диван перед телевизором и посмотрели два фильма подряд. Это были "Кавказская пленница" и "Вспомнить все" со Шварценеггером.
   После этого расползлись по койкам и уснули.
  

*******

  
   Торус проснулся в десять, отпихнул Патти, упершуюся лапами ему под ребра, и услышал на кухне звуки продолжающейся жизни.
   Посетив туалет, а затем и ванную, где принял душ и полюбовался в зеркале на свой новый, пока еще непривычный, имидж, он вышел в кухню. Ирэн сидела за столом и пила чай.
   Последовали утренние приветствия, затем Торус уселся за стол и принялся за завтрак. Наворачивая бутерброды, он прикидывал, что должен успеть сделать за этот день.
   После завтрака Торус позвонил на трубку Махе и узнал от него, что к двенадцати все дела с машиной будут закончены. Они договорились, что Торус будет в центре и, когда Маха все сделает, то позвонит ему и они встретятся, после чего отправятся в "Рывок" делать из машины ракету.
   Оставив Ирэн, принявшуюся доводить его комнату до блеска, Торус взял еще одну пачку денег, надел очки и вышел из дому.
   До двенадцати он болтался по центру, заходя в магазины, мимо которых раньше проходил, не задерживаясь, и удивлялся тому, насколько бессмысленным может быть мир дорогих вещей. Высокая цена, происходящая из добротности товара, не удивляла его. Но двухспальная кровать за двенадцать тысяч долларов или, например, шелковая рубашка за тысячу тех же долларов - это уже просто бред.
   Тем не менее он, не раздумывая, купил себе очень скромные наручные часы за восемьсот. Они весьма понравились ему своей классической формой и полным отсутствием демонстративных намеков на высокую цену.
  
   В начале первого у Торуса в кармане запиликала трубка. Это звонил Маха. Он уже подъезжал к Невскому и через несколько минут Торус увидел серую "пятерку", вывернувшую с Садовой.
   Остановившись у Катькиного Сада, где Торус дожидался его, Маха вылез из машины и гостеприимным жестом предложил ему занять место водителя. Торус чинно поклонился и уселся за руль. Маха сел справа и Торус, не скрывая удовольствия, отправился на своей новой машине на правый берег Невы, где их уже ждали дельцы из "Рывка".
   Когда они приехали в "Рывок", менеджер, извиняясь, сообщил, что вчера забыл сказать о том, что в комплекс мероприятий по замене двигателя входит и замена заднего моста. Но уважаемые клиенты могут не беспокоиться, потому что объявленная вчера цена включает в себя и эту операцию.
   Клиенты вовсе не беспокоились, но поинтересовались, с чем это связано. А связано это было с тем, что штатный жигулевский мост не выдерживал нагрузок, предлагаемых ему мощным движком. И поэтому вместо него устанавливался весьма подходящий мост производства той же "Дженерал Моторс".
   Далее "пятерку" у них забрали и повлекли в бокс на процедуры. Будучи любителями всякой техники, Торус и Маха пошли следом и на протяжении следующих четырех часов наслаждались зрелищем высокотехнологичных железяк и разговорами с техперсоналом на соответствующие темы. Снятый с "пятерки" абсолютно новый двигатель был принят фирмой в качестве части уплаты.
   Наконец все было сделано и менеджер, усевшись за руль, прокатил приятелей вокруг квартала.
   Оба не произнесли ни слова. Слов не было.
   Машина набирала скорость плавно, как троллейбус, и при этом быстро, как самолет. Желая произвести впечатление, менеджер на протяжении одного не очень большого квартала разогнался до ста пятидесяти. Торус и Маха молчали и только улыбались, как два дурака.
   Вернувшись к офису, менеджер настоятельно порекомендовал в обязательном порядке поменять диски и резину.
   Вручив Махе, а именно он выступал в роли хозяина машины, все необходимые документы, менеджер посоветовал ему тут же ехать в городскую управу ГАИ, в соответствующий кабинет к соответствующему майору, который прекрасно знаком с деятельностью фирмы "Рывок", и который оформит замену двигателя.
   Там, без всякой очереди, следует передать ему все документы, вложив в них для пущей скорости сто долларов, и спокойно сидеть в коридоре. Через десять минут все будет готово.
  
  
   Поблагодарив менеджера, приятели так и поступили.
   Через полчаса они уже были на Попова, а еще через пятнадцать минут Торус вез Маху домой. Маха вынул из кармана оставшиеся у него деньги, всего около двухсот долларов, и попытался вернуть их Торусу. Тот категорически отказался и посоветовал Махе потратить их на девушек и мороженое. Маха не стал упорствовать и убрал деньги обратно.
   Они доехали до улицы Беринга на Васькином, попрощались, и Маха направился к ларьку за пивом. А Торус, которому по дороге пришла в голову гениальная идея, касающаяся того, как стать еще менее заметным, поехал в хозяйственную лавку и купил там дешевую кисточку за восемь рублей. Потом он заехал в автомагазин и купил банку серой автоэмали воздушной сушки. Бросив покупки в багажник, он отправился за город.
   Бесконечный летний день продолжался.
  
   Пока Торус ехал по городу в сторону Площади Победы, он не мог удержаться и смертельно оскорбил нескольких водителей дорогих и мощных машин. На набережной у Горного института он ушел от огромного джипа, как от "Уазика". Тот нагнал его у Восьмой Линии на красном свете, встал рядом и долго пялился на такую невидаль. На желтом он газанул, попытавшись взять реванш, но Торус улетел к мосту лейтенанта Шмидта, как косточка от сливы, выпущенная из сжатых пальцев.
   Так он развлекался до самого Пулковского шоссе, потом ему надоело однообразие этого занятия и дальше он поехал чинно, привыкая к плавности хода и к наличию всего двух педалей.
   Когда Торус выехал за Пушкин, то увидел справа от дороги модерновый сервисный центр, на котором, кроме прочих завлекательных надписей, была и такая:
   "Любые диски для вашей киски".
   И еще:
   "Колеса - без вопросов!"
  
   Торус вспомнил настоятельные рекомендации менеджера "Рывка" и свернул туда, где у въезда в боксы стояли "Мерседес - 800" и маленький джип "Рэнглер".
   Войдя в торговый зал, он прошелся вдоль сверкающих рядов шикарных литых дисков, поковырял пальцем хищные рельефы черных лоснящихся покрышек и, когда к нему подошел продавец, дал барина:
   - Э-э, любезный... Там машинка стоит, такая серенькая... Вот эти диски и вот эту... нет, пожалуй, вот эту резинку поставьте на нее. То, что снимете - можете выбросить. Ключи в замке. И имейте в виду, что я спешу.
   И Торус пошел в угол, где был оборудован небольшой бар. Заказав девушке кофе, он вышел на улицу и с удовольствием увидел, как изменилось лицо продавца, когда тот сел за руль. Через минуту машина уже была на подъемнике, а вокруг нее собрался весь немногочисленный персонал центра.
   Через полчаса Торус уже ехал дальше. Да, думал он, покрышечки - что надо. Машина держалась на трассе, как приклееная. Проходя довольно крутой левый изгиб трассы на скорости около ста, Торус чуть не вывалился из водительского кресла. "Пятерка" же вела себя, как трамвай, едущий по рельсам. Это было просто невероятно. На обычной жигулевской резине такие штучки наверняка закончились бы горестно.
  
   Торус хотел добраться до безлюдного места и, увидев подходящую грунтовую дорогу, уходящую влево, решительно свернул туда. Проехав по ухабам и колдобинам лесной дороги несколько километров, он свернул на еще более заброшенную колею и метров через триста уперся в тупик. Заглушив двигатель, он вышел из машины и услышал тишину, в которой распевали вечерние птицы. Над головой было синее безоблачное небо.
   Убедившись, что вокруг никого нет, Торус достал из багажника краску и кисть и принялся за работу. Через час, около девяти часов вечера, все было сделано. Отойдя от машины и посмотрев на нее со стороны, Торус увидел то, что и ожидалось. Старая "пятерка" после капремонта кузова. У хозяина не хватило денег и он аккуратно выкрасил ее кисточкой в отвратительный серый цвет.
   Тьфу, какая гадость!
   Потирая спину, Торус вдруг обратил внимание на то, что сверкающие дорогие диски как-то не соответствуют, и снова взялся за кисть. Испоганив их за пять минут, он снова отошел и посмотрел со стороны. Теперь впечатление было безукоризненным. Бросив кисточку и банку с остатками краски в кусты, Торус потрогал окрашенную поверхность пальцем и убедился, что она уже подсыхает. А по дороге, подумал он, еще и пыль сядет, так что все отлично.
   Выехав из леса, он поехал обратно в Город.
  
   Дела этого дня были выполнены, можно было ехать к Ирэн ужинать, но Торус решил напоследок прокатиться по Цаскому Селу. Поколесив между старинных домов и густых парков, он выехал на вокзальную площадь. Там, ощутив желание посетить туалет, он вышел из машины и вошел в здание вокзала. Возвращаясь, он скользнул взглядом по щиту, на котором были наклеены портреты преступников, находящихся в розыске, и вдруг резко остановился. Его сердце опять прервало свой бег на несколько секунд и Торус, медленно повернувшись к щиту лицом, увидел среди мрачных уголовных морд свою фотографию из паспорта и над ней слова:
   "Разыскивается опасный преступник".
  
  

*******

  
  
   "... имя - Виктор Сергеевич. Живет на Кирочной. Имеет старый автомобиль марки "Жигули". Дома его нет, машина стоит во дворе. Кабачок... простите... объект "Губа" активизировал милицию, те развесили портрет Торусева на розыскных щитах рядом с уголовниками. В квартире Торусева сидят люди "Губы". По-моему, это - глупость. Однако - посмотрим. Если Торусев еще в стране, то у "Губы" есть надежда. Вы говорили со Слоном, Тигр?
   - Да, Волк. И вы знаете, что он мне сказал? Вы с вашими..."
  
  
  
   Глава 9
  
   Серега Корабельников, будучи обязательным в делах, на следующий день передал весельчаку Михаилу список материалов, радиодеталей и прочих вещей, необходимых для создания непростой системы дистанционного подрыва. Забрав список, Михаил пожелал Сереге хорошо отдохнуть перед важной работой и, стрельнув сигаретку, уехал.
  
   Прошло четыре дня.
   Серега гулял по Васильевскому, сидел дома перед телевизором, изредка читал, в общем - бездельничал от всей души. Но в конце концов это ожидание начало действовать ему на нервы.
   Наконец, вечером четвертого дня, когда он с бутылкой "Пепси" (невиданное дело!) смотрел по телевизору "Вспомнить все" со Шварценеггером, лежавшая на столе трубка вдруг запикала. Серега вздрогнул, вскочил с продавленного дивана и схватил ее так, будто она могла убежать. Нажав нужную кнопку, он поднес трубку к уху и, волнуясь, сказал:
   - Алё!
   - Здравствуйте, Сергей,  прозвучал в трубке голос Тимура.
   - Здравствуйте,  ответил Серега и прокашлялся.
   - Вы там не заболели случайно, - участливо спросил Тимур.
   - Да нет! Просто в горло что-то попало.
   - Надеюсь, не водка? - и Тимур засмеялся.
   Серега не принял такой шутки и сухо ответил:
   - Нет, не водка, Тимур.
   - Не обижайтесь, Сергей! Я пошутил неудачно. Простите меня.
   - Да ладно, чего там, - простил его Серега и поинтересовался: - Ну как, все достали, что нужно?
   - Да. Все необходимое уже на базе. Так что собирайтесь, сейчас за вами заедет Михаил, заберет вас и мы встретимся.
   - Хорошо, - ответил Серега, - а что брать-то?
   - Зубной щетки будет достаточно. Будьте на мосту через полчаса.
   - Есть. Конец связи, - ответил Серега, отключил трубку и остался доволен собой.
   Он понял, что некоторое время будет находиться неизвестно где, и быстренько покидал в старый портфель некоторое количество трусов и носков, две футболки, мыло, полотенце, зубную щетку и и дорогую пасту "Бленд-а-мед", купленную под влиянием телевизионной рекламы.
  
   Когда он подходил к мосту через Смоленку, рядом с ним остановился "Жигуль", открылась правая передняя дверь, и Серега увидел сидевшего за рулем и улыбавшегося, как всегда, Михаила.
   - Привет! - сказал тот и похлопал рукой по сиденью.
   - Привет! - ответил Серега, садясь в машину и захлопывая дверь.
   Дипломат он закинул на заднее сиденье.
   - Наденьте, пожалуйста, эти очки, - сказал Михаил и протянул Сереге какие-то крутые фирменные темные очки.
   - А зачем, - спросил Серега, надевая эти очки, и тут же понял, зачем.
   Очки оказались абсолютно непрозрачными. Мало того, они идеально облегали виски, и по бокам тоже не было видно совершенно ничего.
   - Ага, - сказал он, - теперь понятно.
   Михаил засмеялся и сказал:
   - Посудите сами, что скажут люди, если вы будете ехать с завязанными глазами.
   - Да уж, - Серега несколько растерялся, - а что, это обязательно?
   - Совершенно необходимо, - подтвердил Михаил и машина тронулась.
   - Зачем вам знать, - продолжил он, - где находится техническая спецбаза управления? Такое знание небезопасно. Вы должны понимать это.
   Серега понимал, и Михаил продолжил:
   - Могу сказать вам только, что это за городом. Свежий воздух и все такое. Кормежка - блеск. Я там однажды работал целый месяц, так потом морда в зеркале не умещалась, - Михаил засмеялся.
   - Меньше знаешь - крепче спишь. Так? - спросил Серега.
   - Совершенно верно, - ответил Михаил.
   Серега кивнул и вытащил сигареты.
   - Давайте я вам прикурю, - заботливо произнес Михаил, забрал у Сереги пачку и через несколько секунд всунул ему в пальцы зажженную сигарету.
   Машина ехала неизвестно куда, но Серега не беспокоился. Надо - значит надо. Он думал об этих веселых, аккуратных и благополучных ребятах, занимающихся такими важными и интересными делами. Он немного завидовал им, но теперь понимал, что и его приняли в эту игру, как своего.
   Ну, положим, еще не совсем как своего, но Серега докажет им, что такие, как он, им нужны и просто так на улице не валяются. И тут же вспомнил, как неоднократно валялся на улице, не в силах дойти до дома из "В Два Щёта". И дважды просыпался в вытрезвителе. Но это было уже в далеком и невозвратном прошлом. И это была чья-то чужая жизнь.
  
   Они ехали уже около часа, и когда, наконец, под колесами почувствовался проселок, Михаил сказал:
   - Вот теперь можно снять очки.
   Серега снял надоевшие очки и тут же сильно зажмурился. После часа темноты синее вечернее небо и красное солнце, опустившееся к самому горизонту, ослепили его.
   Машина, покачиваясь, неторопливо катилась по извилистой загородной дороге. Стекла были опущены и Серега с удовольствием вдыхал чистые и свежие запахи природы. Дорога шла вдоль хвойного леса, с другой стороны почти до горизонта уходило поле, на котором росло непонятно что.
   - Ну что, - сказал Михаил, - спорим, что не угадаете, где мы находимся?
   Серега посмотрел вокруг и ответил
   - Да нет, пожалуй. Не буду спорить.
   А сам в это время пытался угадать, куда это его завез весельчак Михаил.
   - Почти приехали, - сообщил Михаил, сворачивая на малозаметную дорогу, уходящую в лес.
   Минут пять машина, раскачиваясь и переваливая через пересекающие дорогу толстые корни растущих вдоль нее сосен и елей, ехала по лесу. Наконец Серега увидел сплошную бетонную стену вышиной метров пять.
   Дорога упиралась в глухие железные ворота, над которыми торчала телекамера.
   Михаил остановил машину впритык к воротам и торжественно произнес:
   - Сезам, откройся!
   И тотчас же, будто повинуясь его словам, ворота разошлись, как двери в метро, и "Жигуль" въехал на территорию спецбазы.
   - Шаман! - Серега изобразил восторженное удивление.
   - Ну, - подтвердил Михаил, и машина, проехав по траве метров сто, остановилась у светлого ангара, построенного из современных материалов.
   - Все, приехали, - объявил Михаил, заглушил двигатель и, выйдя из машины, стал энергично потягиваться и нагибаться в разные стороны.
   Серега же, когда вышел из машины, первым делом отошел за дерево и, делая свое маленькое дело, спросил у приседавшего Михаила:
   - Тимур здесь?
   - Конечно! Ждет вас, - ответил Михаил и пошел к дверям ангара.
   Когда он их открыл, до серегиных ушей донеслось целлулоидное цоканье, и, войдя в ангар вслед за Михаилом, он увидел, как Тимур режется в настольный теннис с парнем в голубом рабочем кобинезоне. Играли они по-дворовому, но резво. Еще один парень в таком же голубом комбинезоне возился с перевернутым вверх колесами велосипедом.
   Увидев вошедших, Тимур послал шарик в потолок и, бросив ракетку на стол, направился навстречу.
   - Привет борцам невидимого фронта! - провозгласил он и, улыбаясь, протянул руку Сереге.
   Михаил в это время скрылся за какой-то дверью.
   - Здрасьте, - ответил Серега и пожал протянутую ему руку.
   - Сначала немного о деле, - объявил Тимур, - потом поужинаем, потом опять о деле, и немедленно спать! - неожиданно закончил он с ленинской интонацией.
   Он подвел Серегу к стоявшим чуть в сторонке двум парням в одинаковых голубых комбинезонах, и представил их друг другу:
   - Это - Сергей. Это - Толик, а это - Кирилл.
   Они пожали друг другу руки.
   На левой руке каждого были надеты уже знакомые Сереге массивные навороченные часы. Он был крайне заинтригован, но промолчал.
   - Они будут помогать вам работать, - продолжил Тимур, - объем работы большой, как вы понимаете, так что их руки не будут лишними. Да и головы у них работают нормально. Наверное, потому, что они не курят.
   Парни заулыбались и в это время открылась дверь, из которой вышел Михаил, кативший перед собой столик, заставленный аппетитной снедью. Посреди всего возвышался чайник, пускавший из носика пар.
   - Давайте перекусим для знакомства, - предложил Тимур, подталкивая Серегу в угол, где стояли несколько кресел, два дивана, столик и стойка на колесиках, в которой были телевизор, видеомагнитофон и что-то еще.
   Усевшись в низкое кресло, Серега наконец огляделся.
   Помещение, в котором они находились, представляло из себя лишь небольшую часть огромного ангара. В перегородке, отделявшей его от остального объема, было несколько дверей.
   Увидев, что Серега озирается, Тимур пояснил:
   - В этой части, как вы понимаете, мы отдыхаем. Потом пройдем туда, где вы будете работать, и я вам все покажу. А пока что давайте, угощайтесь.
   И, подавая пример, зацепил вилкой сразу несколько кусков ветчины.
  
   Когда трапеза была окончена, Серега с Тимуром вышли на улицу покурить.
   В наступивших сумерках свербили цикады, изредка к уху подлетал комар. В общем, был нормальный летний вечер в деревне.
   Курильщики молчали.
   Серега чувствовал себя на седьмом небе.
  
   Покурив, они вернулись в ангар и Тимур сказал:
   - Ну, пошли смотреть.
   Он открыл одну из дверей и первым шагнул в темное помещение. Пошарив по стене, он громко щелкнул рубильником, и Серега увидел перед собой ярко освещенный зал огромных размеров. В нем ровными рядами стояли совершенно одинаковые игровые автоматы. Серега уставился на них и зачем-то стал считать, шевеля губами.
   - Ровно двести пятьдесят. У нас - как в аптеке.
   Произнеся это, Тимур бережно повернул Серегу в другую сторону.
   В углу зала Серега увидел верстаки, несколько дорогих станков, стеллажи, на которых была уйма импортных инструментов, кульман, чертежный стол с пачками бумаги разных форматов, в общем все, за что Леонардо да Винчи продал бы душу дьяволу.
   В сторонке стояли несколько картонных ящиков из-под телевизоров.
   Указав на них, Тимур пояснил:
   - Там то, что вы заказывали.
  
   Серега, чуть ли не роняя на грудь слюну, начал проверять соответствие привезенного его непростым требованиям, а Тимур тем временем, видя, что он занят делом, достал трубку, и, разговаривая с кем-то, вышел из зала. Толик и Кирилл, одинаково заложив за спину руки, молча стояли рядом с Серегой и, видимо, ожидали распоряжений.
  
   Примерно через полчаса Серега закончил рыться в коробках с заказанными им материалами и элементами будущих адских машин, убедился, что все необходимое в наличии, и перешел к стеллажам с инструментами. Встав перед ними, он стал похож на маньяка в секс-шопе.
   Постояв в благоговении минут пять, он прерывисто вздохнул, повернулся к стоявшим за его спиной Толику и Кириллу и произнес:
   - Да, блин, с такими инструментами что ж не работать!
   Толик развел руками, а Кирилл сказал:
   - Говна не держим!
  
   Тимур, наблюдавший за этой сценой со стороны, подошел к ним и, деликатно взяв Серегу за локоток, повел его к выходу из зала. Серега при этом оглядывался, как ребенок, которого уводят из игрушечного магазина. Толик с Кириллом шли следом, и Кирилл, выходя последним, погасил в зале свет и закрыл за собой дверь.
  
   Они снова уселись вокруг столика, из носика чайника опять шел пар  видимо Михаил постарался, налили себе кто чаю, а кто - кофе, и Тимур откинувшись на спинку кресла, заговорил:
   - Вам придется оставаться на территории базы до полного окончания работ. Здесь есть все, чтобы вы не испытывали никаких неудобств. Там, - и он указал на одну из дверей, - ваша комната. Ничего особенного. Кроватка, между прочим, с пневматическим матрасом. Видели рекламу по телевизору?
   Серега кивнул, и Тимур продолжил:
   - Ну, естественно, стул, стол, полка с книгами, шкафчик. Короче, все, что надо. За этой дверью - душ и туалет, а там - комната ваших помощников.
   Он повернулся к помощникам и с притворной строгостью глядя на них, сказал:
   - Они будут работать в любое время. Даже если нашему Кулибину взбредет в голову потрудиться в четыре часа утра.
   Кирилл поперхнулся чаем, а Толик, показывая на него большим пальцем, сказал:
   - Мальчик волнуется.
   Тридцатилетний мальчик погрозил ему кулаком, кашляя и перхая.
   Тимур и Серега засмеялись, и Тимур закончил:
   - Ну а отдых - теннис, телевизор и свежий воздух в пределах базы.
   - Все понятно, - сказал Серега и взял со столика кекс.
   Чаепитие продолжалось.
  
  

*******

  
   "...с подготовкой акции?
   - Дела идут нормально. Объект "Джокер" работает с неслыханным энтузиазмом. Такие люди, как он  на вес золота. Может бы вы, Тигр, измените свое мнение и поднимете перед Советом вопрос о привлечении его к Общему Делу?
   - Один раз я уже ответил вам на этот вопрос. Отвечу еще один раз, он же - последний. Нет. И повторю аргументацию. Он порочен. Он - алкоголик, и это - на всю оставшуюся жизнь. Мы не можем иметь рядом с собой бомбу, которая, может быть, взорвется, а может, и нет. Ставка слишком высока.
   - Хорошо. Вот, посмотрите, я принес вам выписки из протоколов..."
  
  
  
   Глава 10
  
   "Разыскивается опасный преступник".
   Прочтя это, Торус медленно вышел из здания вокзала и сел в машину. Объехав площадь, он не спеша направился в сторону Города. В голове у него в это время происходил сумбур. А вот как раз этого в его положении допускать было нельзя. Он заставил себя сосредоточиться и, взяв в качестве исходной точки фразу, комментирующую его розыскной портрет, стал рассуждать.
   То, что его фотография висит на милицейском стенде, говорило о том, что он уже не инкогнито. Гаишник запомнил его, личность установлена и менты подключены к поискам. И все это за сутки. Очень плохо.
   Торус не знал тонкостей работы органов внутренних дел. Но, если рассудить здраво, для ментов это  явно левая халтура и ни о каком федеральном розыске и планах перехвата речи быть не может.
   Скорее всего, они ограничились рассылкой портрета и элементарной устной ориентировкой, и то далеко не среди всего личного состава. Наверняка назначена премия, но все это неофициально, и городское начальство ничего не знает. Большинство уличных ментов не в курсе дела, а гаишники так и вовсе не при делах.
   А главное - его сейчас практически не узнать. Особенно - в очках.
   Однако следует избегать ситуаций, при которых придется показывать документы. Береженого Бог бережет.
   И Торус посмотрел в зеркало. Да, не узнать. Ирэн, и та испугалась, увидев в своей спальне незнакомого мужчину. Торус гнусно хихикнул и почувствовал, что начинает успокаваться. Впереди показалось аникушинское долото, торчавшее на Средней Рогатке.
   Оживившись, Торус ловко обогнал богатую "Ауди", за рулем которой сидел явный южанин. Тот обиделся и "Ауди" дернула вперед. Торус презрительно покосился на сына гор и резко нажал на газ. Мотор тонко взвыл и "Ауди" исчезла где-то сзади. На следующем светофоре "Ауди" остановилась рядом, правое стекло плавно опустилось, и горец уважительно спросил:
   - Что у тебя под капотом, дорогой?
   Торусу хотелось поделиться с ним автомобильными новостями, но зажегся желтый, и он ограничился кратким:
   - Найди фирму "Рывок". Там все узнаешь.
   И снова улетел вперед.
  
   Войдя в квартиру Ирэн, он, сопровождаемый влюбленной Патти, прошел в кухню и уселся ужинать. Ирэн же потихоньку наливалась "Отверткой".
  
   После ужина Торус рухнул на диван перед телевизором и стал смотреть уголовную хронику. То, что происходило на экране, совсем не радовало его. И он, еще раз проанализировав собственную ситуацию, опять пришел к выводу, что в нагрузку к этим деньгам он получил очень серьезный геморрой.
   Ведь, если его найдут, то ему придется иметь дело как раз с такими опасными и безжалостными типами, которых в телевизоре ловко вязали омоновцы в бронежилетах. А у него бронежилета нет. И прав никаких нет. Что ни говори, а эти деньги он все-таки украл.
   Как защитить себя? - думал Торус.
   И ответ, который лежал на поверхности, пришел сам.
   Нужно купить пистолет.
  
   Он представил, как, прихрамывая и сжимая в левой руке ручку заветного чемоданчика, бежит, отстреливаясь, по ночным дворам. За ним, перебегая от одного укрытия к другому, гонятся темные тени. В их руках вспыхивают сверкающие точки выстрелов. Вокруг Торуса, вышибая пыльные облачка штукатурки, ударяются в стены пули. Когда они попадают во что-нибудь железное, раздается лязг, а затем звук рикошета.
   Он поворачивает за угол, и вдруг в темноте перед ним неожиданно вспыхивают фары сразу нескольких машин, а над ними начинают вертеться красно-синие мигалки. Двери машин распахиваются, и, прячась за ними, черные фигуры наводят на Торуса оружие.
   На капотах машин надпись "Columbia Pictures".
   "Вот-вот, - подумал Торус, - это только в кино так красиво".
   А на самом деле - вычислят и грохнут в назидание другим. А может быть, будут пытать. Больно и совсем не романтично. А потом все равно грохнут.
   Нужно купить пистолет. С глушителем.
   И с этой мыслью он отправился спать. Перед тем, как уснуть, он составил план на следующий день. Однако плана, касающегося дальнейшей жизни, у него все еще не было.
  
   На следующий день, около двенадцати часов, Торус поехал в офис своего друга, которого не видел уже несколько месяцев.
   Памир был опытным и повидавшим многое влиятельным человеком. У него было небольшое торговое дело, но совсем не оно придавало ему вес. Те, кто знал Памира, уважали его за рассудительность и умение принять правильное решение в сложной ситуации.
   Однажды Памир здорово помог Торусу, когда того попытались примитивно подставить под долг. Торус, конечно, сам был виноват в том, что неосмотрительно вляпался в скользкую ситуацию, да и рыльце его было слегка в пуху, и Памир минут сорок пилил его за это. Торус ерзал под тяжелым и строгим взглядом Памира, но тот не ослаблял нажима и продолжал методично делать Торусу втык.
   Наконец Памир решил, что внушение можно закончить, и предложил выпить кофе. После кофе Памир коротко и понятно объяснил Торусу, что тот должен сделать в ближайшие два дня. Точно выполнив инструкции Памира, Торус стал свидетелем того, как преследовавшие его люди в процессе разговора с Памиром моментально потеряли разгон, уменьшились в размерах, затем были развернуты на сто восемьдесят градусов и отправлены восвояси. А ведь они вовсе не были простыми уличными вымогателями.
   В общем, у Торуса с Памиром были отличные отношения, которые украшались еще и тем, что день рождения они праздновали одновременно.
  
   Памир сидел в своем более чем скромном кабинете и просматривал какие-то накладные.
   Когда вошел Торус, Памир поднял глаза от документов и, привстав с кресла, протянул ему руку. После этого предложил присесть. Торус уселся на стул и достал сигареты. Памир предложил кофе. Торус с удовольствием согласился. Памир снял трубку и распорядился. Далее последовали взаимные вопросы о благополучии, успехах и здоровьи. Потом прозвучали соответствующие удовлетворительные ответы. Памир одобрил новый гардероб Торуса. Торус одобрил цветущий вид Памира.
   Наконец, когда принесли кофе, проницательный Памир посмотрел на Торуса и произнес:
   - Ну, говори. Я ведь знаю, что ты не просто так пришел.
   Торус ухмыльнулся и ответил:
   - Все ты знаешь!
   Памир коварно улыбнулся:
   - Я ведь и тебя не первый день знаю. Слушаю тебя.
   Торус помолчал, а потом, решив, что нечего ходить вокруг да около, сделал над собой небольшое усилие и сказал:
   - Мне нужен хороший пистолет с глушителем.
   - Ого!  отреагировал Памир, не очень, впрочем, удивляясь, - опять во что-то влез?
   - Ну, не то, чтобы влез, но хочу иметь возможность защитить себя, если будет очень нужно, - ответил Торус, - и на этот раз дело обстоит таким образом, что просить тебя о помощи совершенно неуместно. А вообще-то, конечно же, влез. И очень серьезно. Если все кончится хорошо, расскажу.
   Памир помолчал некоторое время, пристально глядя на Торуса, затем сказал:
   - Когда тебе нужно?
   - Сегодня.
   - Ты на машине?
   - Да.
   - Приезжай в пять часов на рынок "Юнона", встань около рекламы "GSM" и стой. Будь одет так же, как сейчас. К тебе подойдут.
   - Понятно. А как...
   - Не надо задавать лишних вопросов.
   - Понятно.
   Разговор был окончен. Можно уходить.
   Торус встал, Памир тоже. Они пожали друг другу руки, затем Торус повернулся к двери и тут Памир сказал ему в спину:
   - У тебя хорошая новая стрижка. И новые очки тебе очень идут.
   Торус удивленно обернулся и увидел, что Памир держит в руке тот самый розыскной портрет, который так испортил ему настроение прошлым вечером в Царском Селе.
   - Я не знаю, что там у тебя за дела, - продолжил Памир, - но надеюсь видеть тебя в добром здравии и на свободе. Это мне сегодня утром принесли. Тебя узнали мои люди. Только ты не нервничай. Нервничать - вредно.
   И он разорвал листовку на мелкие клочки и бросил их в корзину для бумаг.
   Торус кивнул и молча вышел.
  
   Ровно в пять часов он стоял под огромным рекламным щитом, призывающим познать счастье в жизни всего лишь за восемь центов в минуту, и глазел по сторонам. Вокруг сновали покупатели, продавцы, спекулянты, карманники и просто темные личности. Жизнь била ключом.
   К нему подошел какой-то ханыга в потертой камуфляжной форме и спросил:
   - Что-нибудь ищем?
   - Нет, - ответил Торус и повернулся к нему спиной.
   - Торус, - сказал ханыга.
   Торус обернулся и посмотрел на ханыгу повнимательнее. Оказалось, что он не очень-то ханыга. У него был трезвый и твердый взгляд.
   - Какой ствол тебе нужен? - спокойно глядя на Торуса, продолжил этот странный человек.
   Торус слегка растерялся, затем достал сигареты, закурил и ответил:
   - Да я и сам не знаю. Не очень-то разбираюсь в этом. Но желательно импортный и дорогой. Я имею в виду - уважаемой фирмы. И с глушителем.
   Затянувшись, он добавил:
   - И патронов штук двести.
   Человек усмехнулся и спросил:
   - Куда тебе столько?
   - Надо же пострелять в лесу, привыкнуть...
   Человек кивнул и задал следующий вопрос:
   - Деньги при себе?
   - Конечно, - ответил Торус.
   - Покажи.
   Торус вынул из кармана внушительную пачку стодолларовых купюр.
   - Пошли, - сказал человек и направился к выходу с рынка.
   Торус молча догнал его и они пошли рядом.
   - Где твоя машина? - спросил человек, и Торус указал на свою серую "пятерку", стоявшую среди других машин.
   - Садись в нее и жди минут пять.
   После этих слов он резко развернулся и пошел обратно.
   Торус подошел к машине, сел в нее, открыл окна и выдернул кнопку правой двери, чтобы тот, кто придет, мог сразу сесть к нему.
   Прошло десять минут.
   Правая дверь открылась и в машину сел совсем молодой парень в бейбольной кепке, с плейером и вообще всем своим обликом походивший на студента первых курсов. На плече он имел спортивную сумку.
   - Поехали, - сказал он, захлопнув дверь.
   - Тебе что здесь нужно? - поинтересовался Торус, - не ошибся случайно машиной, юноша?
   - Поехали, поехали, - повторил студент и многозначительно похлопал по сумке рукой.
   - А, понятно. Прошу прощения, - слегка смутился Торус и запустил двигатель, - куда ехать-то?
   - Пока прямо.
   - Понял, - ответил Торус и поехал прямо.
   Потом последовали повороты налево, направо, туда, за этот гараж, за тот бульдозер и наконец машина выехала на обширную свалку, где, по всей видимости, было самое подходящее место для совершения такой сделки.
   По команде студента Торус остановил машину и заглушил двигатель. Студент открыл сумку и достал из нее небольшой черный кейс из твердого пластика под натуральную кожу. Кейс выглядел шикарно.
   Но, когда студент открыл его, Торус понял, что кейс по сравнению с его содержимым - ерунда.
   Внутри лежало настоящее оружие. Не убогий "Макаров" и не грубый, как как дворницкий лом, "ТТ", а грозный и изящный пистолет, созданный и изготовленный не мозгами коммунистов и руками алкоголиков, а уважающими свои головы и свой труд оружейниками Запада.
   Студент вынул его из выдавленного по силуэту гнезда, затем присоединил глушитель, для которого в кейсе тоже было особое место, и, ловко вбив в рукоятку обойму, посмотрел на Торуса. Тот молчал.
   - "Беретта", шестнадцать зарядов, режим автоматической стрельбы, - объявил студент, - пойдемте, постреляем.
   Они вышли из машины и студент вдруг сказал:
   - А вы не боитесь, что я вас сейчас завалю и уйду с вашими денежками?
   - Нет, не боюсь, - спокойно ответил Торус и улыбнулся.
   - Правильно, - улыбнулся в ответ студент, - теперь слушайте внимательно. Я буду вас инструктировать.
   И он, разрядив пистолет и передернув затвор, начал рассказывать Торусу, как он устроен и как им пользоваться. Лекция продолжалась минут десять. После этого студент вручил пистолет Торусу и попросил его показать, как тот понял урок. Торус, хотя и не так ловко, как его молодой инструктор, но все же смог сделать все, что нужно.
   - Годится, - похвалил его студент, - а если что будет непонятно, там еще есть инструкция для идиотов. Правда, она на немецком, но зато с картинками. Теперь смотрите.
   И он, опять зарядив "Беретту", передернул затвор, и, направив пистолет в сторону, нажал на спуск. Раздался тихий хлопок. Звон разлетевшейся бутылки, валявшейся в десятке метров, был гораздо громче.
   - Ну, теперь сами, - сказал студент, и ловко крутанув пистолет так, что он оказался рукояткой вперед, протянул его Торусу.
   Торус взял "Беретту", прицелился в старый ботинок, лежавший метрах в пяти и выстрелил. Он почувствовал мощный, но сдержанный толчок в руку, а ботинок, кувыркаясь, отлетел в сторону.
   - Хорошо, - одобрил студент, - теперь можно перейти к финансовому вопросу.
   Торус, держа пистолет в опущенной руке, прищурился, и, глядя на студента, спросил:
   - А вы не боитесь, что я завалю вас и уйду с вашей пушкой?
   - Нет, не боюсь, - ответил студент и оба засмеялись.
   Студент получил две тысячи долларов, а Торус - красивый кейс с "Береттой" внутри, удобную подмышечную кобуру и триста патронов. Он решил пострелять побольше, чтобы привыкнуть к оружию.
   Напоследок Торус спросил:
   - Вы, наверное, в курсе дела... Как быть, если менты случайно обнаружат у меня пистолет?
   Студент был в курсе дела, потому что тут же ответил:
   - От трехсот до пятисот баксов. И - гуляй. Если упрутся - штука. Но это уже выше крыши. Еще и руки жать будут.
   Торус завернул покупки в пластиковый мешок, сунул их в багажник и участники незаконного оборота оружия уселись в машину.
   - Вас куда? - спросил Торус, заводя машину.
   - На то же место, - ответил студент и всунул в уши пилюли, соединенные тонкими проводками с плэйером.
   Когда они подъехали к входу в рынок и Торус остановил машину, студент тут же без единого слова вышел и исчез в толпе.
   "О, как!",  подумал Торус и поехал за город пострелять.
   Ему не терпелось самостоятельно испытать новую игрушку, которая, не дай Бог, конечно, но сможет спасти его при случае.
  
   Покупая пистолет,Торус еще не знал, что оружие тоже хочет жить, то есть - стрелять. И вовсе не по бутылкам и старым башмакам...
  
  

*******

  
   "...этот ваш царь Ирод был просто тупым параноиком, и не более того. Вы говорите - злодейство? Ха! Да какой он злодей? Он всего лишь трусливо спасал свою шкуру, не мысля в категориях, предполагающих злодейство. И откуда, интересно, в этой захолустной деревне взялось...сколько, вы говорите - пять тысяч младенцев? Да там всего-то человек пятьсот было. Смешно! Вы лучше послушайте, что вчера произошло на Большом Круге..."
  
  
  
   Глава 11
  
   Второй день на спецбазе целиком ушел на чертежи и схемы. Это не представило для Сереги особого труда, потому что в голове у него все было уже давно готово. Он видел систему в мельчайших подробностях, и совершенно точно представлял, как она будет работать. Толик и Кирилл почтительно торчали рядом, расторопно подавали ему карандаши и линейки и приносили горячий кофе.
   Серега не отвлекался ни на минуту. Он работал, как одержимый. Никогда еще он не был так увлечен поставленной перед ним задачей, а комфортные условия работы и маячивший впереди небывалый гонорар делали ее приятной и легко выполнимой.
   В нем после длительного анабиоза проснулся талантливый электронщик, соскучившийся по своему любимому делу за многие годы бездействия. По ходу дела Серега внес в первоначальную схему несколько остроумных изменений, пристроил опознающую систему и к вечеру предварительная часть работы была готова.
   Он испытывал невероятное воодушевление.
   К вечеру, когда вся компания собралась на ужин, Серега уже полностью обрел былую уверенность, снова, как когда-то, почувствовал себя авторитетным (как оно и было на самом деле) специалистом и говорил о выполняемой работе твердо и убедительно.
   - Система рассчитана на использование в радиусе до двадцати километров от передатчика, - говорил он уверенным лекторским тоном, - такая дальность в сочетании с малыми размерами передатчика обеспечивается за счет импульсных сигналов большой мощности.
   Серега сам удивлялся тому, как гладко и точно он выражает свои мысли. Видимо, количество за многие годы количество знаний и опыта превратилось, наконец, в качество. Серега был готов преподавать взрывное дело хоть сейчас.
   Сидевшие напротив него Тимур, Толик и Кирилл слушали Серегу, как студенты профессора. Когда Серега взял сигарету, Толик моментально поднес ему горящую зажигалку. Серега воспринял это как должное и продолжил:
   - Во избежании случайных совпадений и вообще в целях безопасности система снабжена блоком опознавания. Прежде чем приемник, соединенный с детонатором, будет готов привести в действие механизм взрыва, происходит взаимное опознавание приемника и передатчика. Только после этого взрыватель может сработать. Случайность исключена и никакие посторонние сигналы не могут быть приняты за команду. Завтра я изготовлю образец приемника и ваши ребята, - он посмотрел в сторону Толика и Кирилла, - займутся тупым копированием схемы в количестве двухсот пятидесяти экземпляров. Паяльник в руках держать умеете?
   Кирилл ответил:
   - Шесть лет работы в лаборатории связи при Конторе.
   А Толик выпятил губы, как Бенито Муссолини, и сделал ладонью жест, означавший: "будь спок!"
   - Очень хорошо, - подытожил Серега, - а я займусь передатчиком. Надеюсь успеть к тому времени, как вы закончите все приемники.
   И, повернувшись к Тимуру, спросил:
   - Что скажете?
   Тимур поднял руки вверх, как бы сдаваясь, и восхищенно закатил глаза. Это, видимо, означало - нет слов.
   Серега удовлетворенно кивнул, и было очевидно, что другой оценки он и не ожидал.
  

*******

  
   Следующие две недели пролетели незаметно. Толик с Кириллом пахали, как черти. Серега даже зауважал их, хотя сначала с высоты своей квалификации относился недоверчиво. На четвертый день привезли ультратолуол, и Серега с интересом мял в пальцах незнакомый красный пластилин, пахнущий бананами. Сам он все это время был занят созданием пульта управления, умещавшегося в небольшом дипломате. Он пристроил еще одну предохранительную систему, и теперь возможность случайного срабатывания детонаторов исключалась полностью.
   Серега слишком хорошо помнил случай в Афгане, когда подрывник не позаботился о защите взрывного устройства от дурака, и заряд взорвался в кузове армейского грузовика, доставлявшего его к месту закладки. Изготовитель устройства в это время сидел прямо на сундуке с фугасом. В живых остался только местный пастух, и то лишь потому, что случайно не дошел до места взрыва метров сто. Грузовик втоптало в землю, а подрывник исчез, как дурной сон.
  
   Наконец все было готово. Двести пятьдесят игровых автоматов стояли рядами, как новенькие. Собственно, они и были новенькими, но с некоторыми улучшениями в конструкции. Сверкающие, ярко расписанные завлекательными картинками, ящики были выше человеческого роста и до модернизации весили под восемьдесят килограммов каждый. Теперь они весили под девяносто, но этого никто не смог бы заметить. Их будут ворочать здоровые бугаи, а им все равно.
   В каждом из них в двойном дне массивного деревянного корпуса было размещено по десять килограммов ультратолуола. Там же находились весьма плоские приемники, а в качестве принимающей антенны использовались декоративные металлические молдинги, в изобилии украшавшие машины для отнимания денег у азартных простаков. Питание для постоянно работавших приемников поступало из новомодной индиевой батарейки и ее хватало на год непрерывной работы.
   Работа была закончена, и в последний вечер Серега пригласил Тимура на демонстрацию.
  
   Они вышли из ангара в огромный, покрытый густой травой двор и расположились недалеко от дверей. На жидком столике для пикниковлежал скромный кожаный дипломат. Для пущего эффекта Серега решил использовать тот же ультратолуол. Следуя его инструкциям, Толик установил приемник и заряд весом 50 граммов на микроскопическом островке в середине озера, находившегося в пяти километрах от базы. Сам он сидел в машине на берегу озера и наблюдал главным образом за тем, чтобы какой-нибудь олух не полез на островок во время эксперимента. Связь осуществлялась по мобильнику.
  
   Ровно в восемь вечера Серега открыл дипломат и приготовился к демонстрации. Тимур, Кирилл и Михаил в это время стояли вплотную к нему и очень внимательно следили за всеми его действиями.
  
   - Прошу внимания, - он опять съехал на лекторский тон и даже сам удивился этому, - я открываю чемодан и включаю питание.
   Щелк!
   - На загоревшемся табло я вижу вот этот зеленый глазок. Если он горит, значит, передатчик исправен и готов к работе.
   Глазок горел.
   - Я набираю восьмизначный код, открывающий доступ к связи с приемниками. Желтый глазок мигает, значит, идет процесс взаимного опознавания. Когда перестанет мигать и останется гореть, опознавание произошло.
   Глазок помигал и перестал, светясь ровным желтым светом.
   - Теперь я набираю четырехзначный код, позволяющий отправить команду на взрыв, и загорается красный глазок.
   Зажегся тревожный красный глаз.
   - Теперь я поворачиваю ключ, отпирающий кнопку пуска устройства.
   Серега повернул ключ и все, кроме него, перестали дышать.
   - Тимур, позвоните Толику и не прерывайте связь, - вежливо приказал Серега.
   Тимур тотчас выхватил из кармана трубку и быстро нажал нужные кнопки.
   - Толик,  сказал он, - что там на острове? Хорошо. Наблюдай и не отключайся.
   И, прижимая трубку к уху, посмотрел на Серегу.
   - Сейчас я нажму кнопку,  торжественно сказал Серега,  и через пятнадцать секунд мы услышим взрыв.
   Тимур, Кирилл и Михаил одновременно подняли к глазам левые руки с одинаковыми крутыми часами на запястьях.
  
   - Раз... два...,  и на счете "три" Серега вдавил кнопку.
   Побежали тихие секунды.
   Через четверть минуты бойцы невидимого фронта услышали далекий хлопок.
   Вокруг Сереги раздались редкие, но энергичные аплодисменты.
   Он с трудом подавил в себе желание раскланяться и опять удивился незнакомым ощущениям.
  
   Улыбающийся Тимур поднес трубку к уху, послушал, сказал "ну-ну!", и, выключив ее, сунул в карман.
   - Толик приедет минут через пять. Он говорит, что островок утонул!
   Все засмеялись и Серега ощутил блаженное чувство расслабления, которое обычно приходит после удачно законченной работы.
  
   Выключив передатчик, он закрыл дипломат и вручил его Тимуру со словами:
   - Представляете, что было бы, если бы я ошибся и вместо испытательного кода набрал код автоматов?
   Тимур посмотрел на него без улыбки, затем медленно перевел взгляд на Кирилла и было видно что оба они, да и стоявший рядом Михаил представили это. Наверное, даже очень хорошо представили, потому что снова заулыбались только секунд через десять.
   - Вы нас так не пугайте, - сказал Тимур, шумно выдохнув, - это, знаете ли...
   - Ладно, не нервничайте, - и Серега, опять удивляясь себе, похлопал Тимура по плечу, - я сам проверил все перед показом. Но не забудьте, что игровые автоматы уже, как говорится, на боевом взводе.
   "Не бывали ребята в настоящем деле, - подумал он, - ну да ладно. Каждому свое".
  
   И они пошли в ангар.
   На ходу Серега рассказывал Тимуру, как вводить коды. Тот слушал внимательно. Когда Серега рассказал все, он спросил:
   - Вы все запомнили?
   - Да, - ответил внимательный Тимур.
   - Повторите!
   И Тимур повторил услышанное слово в слово.
   - Хорошо,  одобрил его Серега, усаживаясь за столик, на котором, как всегда, было много чего вкусного.
  
   - Ну, что же, Джокер, - сказал Тимур, передавая Сереге чашку с кофе, - будем считать, что вы с успехом выдержали испытание и заодно выполнили свое первое задание.
   Серега почувствовал, как Тимур сделал едва заметное ударение, произнося слово "Джокер", и ему стало приятно.
   Его нашли. Он стал нужным. Он среди своих.
  
   Попивая кофе, Серега сидел в удобном кресле и чувствовал приятные волны расслабленности, дружелюбие, исходящее от этих отличных ребят, удовлетворение от безукоризненно выполненного задания.
   Первое задание... Сколько их еще будет! Он занимается нужным делом. И не в деньгах дело. Хотя, конечно, деньги хорошие, они нужны, на них он начнет новую жизнь. Но главное - это важное дело, которое он умеет делать как никто другой. И они это поняли, оценили...
   Серега почувствовал, как он вымотался за эти две недели и ему ужасно захотелось спать. Теннисный стол, на который он смотрел в это время, вдруг поплыл вправо и вверх, загибаясь, как гребень океанской волны. Серега приятно удивился и тут же уснул.
  
   Когда он открыл глаза, вокруг него ничего не изменилось, только Тимур смотрел на него с веселым удивлением.
   - Надо же, как вас сморило, - сказал он, - уснули прямо в кресле и придавили аж минут пятнадцать! Наверное, это от переутомления. Я понимаю, что вы работали, отдавая все силы. Это похвально. Ну, сейчас Михаил отвезет вас домой и вы будете отдыхать несколько дней. Потом - новое задание. Вы показали себя классным специалистом и бездельничать вам не придется. А вот и ваш гонорар.
   И Тимур положил на стол перед довольным и еще не совсем проснувшимся Серегой плотную пачечку долларов, перетянутую тонкими резинками.
   Серега небрежно смёл ее в стоявшую рядом открытую сумку с его шмотками и снова удивился - когда это он успел ее собрать? Или, может, ребята позаботились, пока он спал? Наверное, они. Ну и спасибо.
   Серега чувствовал, что ему необходимо завалиться в кровать и дрыхнуть до полного опухания.
   Он поднялся, взял сумку и сказал, зевая:
   - Тогда поехали. А то я сейчас снова усну.
   Все встали и вышли на улицу.
   Пока Михаил оживлял машину, звучали слова о недолгой разлуке, совершались рукопожатия и осуществлялись похлопывания по плечам. Серега был совершенно очевидно принят в коллектив.
   Когда он наконец сел в машину, Михаил снова протянул ему черные очки. Серега надел их и тут же вырубился.
  
   Проснулся он оттого, что Михаил сержантским голосом провозгласил:
   - Па-адъем!
   Сонно пожав ему руку, Серега вылез из "Жигуля", добрел до квартиры, вошел в нее, запер за собой дверь и, быстро раздевшись, рухнул в кровать.
   В эту ночь ему снились взлетающие на воздух в клубах дыма и огня злачные заведения. А потом явился слабо улыбающийся Бин Ладен, у которого на чалме была надпись: "Если хочешь жить богато - заходи на автоматы!".
  

*******

  
   Проснулся Серега ровно в восемь часов утра.
   Он совершенно выспался, чувствовал себя бодрым и полным сил. Его наполняли давно забытое ощущение праздника и предчувствие чего-то очень важного. И это важное должно было произойти именно сегодня. Быстро одевшись, он выпил чаю и, выложив из кармана паспорт, который обычно всегда носил с собой во избежание конфликтов с ментами, вышел из дома. Дойдя до "Василеостровской", через пятнадцать минут он уже поднимался на эскалаторе к Московскому вокзалу. Все шло по плану. Он знал это и был доволен тем, что выполняет важные и необходимые действия безошибочно.
   Взяв билет до Малой Вишеры, он сел в электричку ровно за три минуты до отправления. Электричка тронулась, и Серега, глядя в окно на пробегающие урбанистические виды, не думал ни о чем особенном.
   С него было достаточно сознания того, что он все делает правильно. Он вспомнил вдруг Тимура и остальных ребят, с которыми провел на спецбазе две недели, и ему стало приятно. Все они очень понравились ему, и он знал, что никогда их не подведет. Он не помнил, что именно должен сделать, но знал, что не ошибается в своих действиях, и что все идет по плану.
   Доехав до станции Гряды, Серега вышел из электрички и, стоя на платформе, дождался, когда она скроется за поворотом. Стало тихо, как обычно бывает за городом, и только в рельсах пощелкивали колеса удалявшегося поезда. Серега вдруг увидел перед собой лицо Тимура, глядящего на него с надеждой и строгостью. Он вспомнил, как Тимур говорил ему:
    Мы все надеемся на тебя. От тебя зависит безопасность нашего дела. Помни об этом.
   "Да, - подумал Серега, - на меня можно положиться. Я не подведу".
   Он посмотрел на часы и, спустившись с платформы, зашагал вдоль путей вслед уехавшей электричке. Он уверенно шел, зная, что скоро выполнит важное задание. Через сорок минут он снова посмотрел на часы и остановился.
   Рельсы негромко сказали ему о том, что сзади приближается поезд. Посмотрев в ту сторону, он увидел на расстоянии километра игрушечные вагончики, показавшиеся из-за леса. Серега знал,что это был московский сидячий экспресс.
   "Не подведи нас", - снова услышал Серега голос Тимура.
   - Я не подведу, - вслух ответил он, зная, что сейчас выполнит важный приказ.
   И, когда мчавшийся поезд приблизился, Серега, торжествуя, шагнул на рельсы, расставив руки крестом и закинув голову. То, что произошло в следующую секунду, было похоже на удар помидором об стенку.
  
   Машинист, проработавший на железной дороге уже девятнадцать лет, повернул кран экстренного торможения и флегматично сообщил:
   - Восьмой.
   Его помощник, проработавший не так долго, вздохнул и отозвался:
   - А у меня третий...
  
  

*******

  
   "... ну, что я могу сказать вам, Волк... Я удовлетворен. Весьма удовлетворен. В докладе Слону я отмечу ваше усердие и профессионализм. Теперь мы, наконец, можем предоставить объекту "Губа" обещанный товар. А то он уже начал беспокоиться.
   - Благодарю вас, Тигр. Но скорее уж не мое усердие, а Скорпиона. Между прочим, должен сказать, что, если бы не стимулген, объект "Джокер" вряд ли уложился бы в сроки. Правда, это снадобье не очень полезно для здоровья...
   - Жизнь тоже не очень полезна для здоровья, Волк. От нее умирают. Кстати, Скорпион навел порядок после работы?
   - Да, Тигр. Он использовал этот новомодный гипнонаркотик. То ли "Сирена", то ли "Горгона", не помню. В общем, какая-то древнегреческая вредная баба. Короче говоря, объект "Джокер" сделал все сам. Ничего непонятного и вызывающего подозрения. Несчастный случай с неизвестным мужчиной на железной дороге.
   - Да уж... Это, конечно, лучше стрельбы в темном переулке. Что еще?
   - Еще? Ну, есть у меня еще одна новость, Тигр... Не знаю, право...
   - Не валяйте дурака, Волк! Я прекрасно знаю ваши штучки. Давайте вашу новость и прекратите меня дразнить.
   - Ну что вы, Тигр! Как вы могли подумать! В общем... "
  
  
  
   Глава 12
  
   Если организация Кабачка была преступной не в большей степени, чем правительство любой из южноамериканских стран, то представители салтыковской группировки были попросту разбойниками с большой дороги. Это были откровенные бандиты, кичащиеся своей кровавой славой.
   Уровень их деятельности предполагал использование кистеня, топора и ржавого тесака. Цивильный костюм выглядел на любом из них, как ласты на верблюде. Их вечеринки напоминали дикарские празднования каннибалов по случаю удачного визита в соседнее селение, а их женщины - витрину, на которой выставили свой товар одновременно мясник и ювелир.
   Однажды на рабочей встрече руководителей нескольких наиболее влиятельных неформальных объединений Кабачок элементарно доказал всем присутствующим, что существование таких примитивных и опасных сообществ, как небольшая салтыковская группировка, полезно для других организаций, занимающихся настоящими и серьезными делами.
   Общественная опасность салтыковцев была совершенно очевидна и не нуждалась в анализе и доказательствах. Их внешний вид, вызывающее поведение в общественных местах, кровавые, шокирующие общество преступления, совершаемые ими, были налицо и когда этих тупых и несомненно опасных животных ловили, показывая по телевизору хронику захвата, народ получал удовлетворение и уже не интересовался другими, не такими зрелищными, проблемами.
   Кроме того, в общественное сознание внедрялся образ именно такого, и никакого иного, преступного сообщества.
   Сидевшие за круглым столом не возражали против такого взгляда на вещи и перестали настаивать на ликвидации нескольких подобных группировок. А ведь именно с этого в тот день начался разговор.
   Кабачок действительно был - голова.
  
   Вован, Букаха и Крендель ехали в старом черном "БМВ-525" по проспекту Энгельса в сторону Поклонной горы.
   Они были довольны собой и с удовольствием перебрасывались лихими фразами на языке, который и феней-то назвать нельзя было. Другого они не знали. Этот язык был уродливой смесью из блатного жаргона, профессионального милицейского слэнга и дискотечного чириканья пятнадцатилетних недоумков, прочитавших в своей жизни лишь триллер "Курочка Ряба" и мелодраму "Муму".
   В багажнике их машины лежал живой человек. Он был связан и его рот был заклеен пластырем.
   В ста метрах позади следовала еще одна машина, в которой сидел Огурец. Ему было нечего делать, и Крендель, развлекаясь, с серьезным лицом сказал ему, что им нужна машина сопровождения.
   Дистанция - сто метров. Задание - сечь поляну.
   Огурец, чувствуя себя агентом прикрытия, точно держал дистанцию и смотрел по сторонам злобно и подозрительно.
   Человек, упакованный в багажнике "БМВ", был жертвой примитивного жульничества, закономерно перешедшего в вымогательство с примененим угроз и силы. Говоря проще - его развели по полной.
   Михаил Борисович Иванов на рубеже тридцати восьми лет пришел к выводу, что настало время позаботиться о старости и создать надежный источник постоянного дохода.
   Наведя справки, он достал из-под матраса несколько тысяч долларов, накопленных им за недолгие, но скорбные годы его жизни, и купил хороший ларек. На то, чтобы набить этот ларек товаром, денег не хватало. Кроме того, нужно было раздать все необходимые взятки и заплатить немедленно объявившейся крыше.
   Крышей, ясное дело, были салтыковские орлы.
   Когда Михаилу Борисовичу была в развернутой форме изложена доктрина безопасности и проистекающего из нее грядущего благополучия, он загрустил. Денег не было. Занять - негде.
   Для салтыковцев все было ясно. Дальше они действовали по накатанной схеме. Заверив господина Иванова, что это - не беда, и что частный бизнес - вещь безусловно полезная и заслуживающая всесторонней поддержки, они предложили ему деньги, благородно не требуя никаких гарантий и процентов. Ведь работать они будут вместе, так что недоверие между партнерами неуместно.
   Михаил Борисович, чей взор всю жизнь был направлен лишь к себе за пазуху, не почувствовал ничего подозрительного и с радостью согласился принять помощь.
   Далее, когда четыре тысячи долларов были уважительно вручены ему, он заплатил чиновникам, наполнил лавку товаром и приготовился богатеть. Он так верил в это, что даже купил небольшой сейф размером с коробку из-под ботинок, и вмонтировал его в стенку между сервантом и трехстворчатым шкафом. И, как положено, прикрыл его картиной.
   Первые же дни торговли были удачны и вселили радость в его темноватую душу. В конце длинного ряда прочих мечтаний ему виделось приличное место на кладбище и дорогой обелиск из черного полированного камня, на котором крупными золотыми буквами было начертано его настоящее имя - Моисей Борухович Залман.
  
   Но, как и следовало ожидать, сыр оказался прикреплен к мышеловке. Однажды его малопьющий продавец вдруг оказался настолько пьян, что не заметил, как из ларька вынесли буквально все.
   Прибывшие на место происшествия представители крыши, а именно - Вован, Букаха и Крендель провели короткое следствие и вынесли вердикт, из которого вытекало, что виноват сам Михаил Борисович. В первую очередь он должен был быть внимателен при подборе кадров, во-вторых - большее время проводить на своем кровном рабочем месте. Если бы он был рядом, то безусловно смог бы вовремя вызвать их на место происшествия. И они, конечно же, остановили бы наглых похитителей частной собственности и воздали бы им по первое число, заодно заставив возместить хозяину моральный ущерб.
   А так - сам виноват!
  
   Кончился горестный разговор тем, что Михаилу Борисовичу было рекомендовано в кратчайший срок решить, что делать дальше и не забывать о том, что врученные ему деньги были выдернуты из важного дела, которое должно было принести баснословные барыши.
   Кратчайший срок, соответствовавший трем оборотам планеты Земля вокруг своей оси, быстро прошел, и ничего не придумавший Михаил Борисович услышал в речах компаньонов новые для него и весьма неприятные интонации.
   Первый разговор в новом ключе закончился тем, что пустой ларек, оцененный едва в четверть своей первоначальной цены, перешел в собственность компаньонов в качестве погашения весьма незначительной части долга. Долг, надо заметить, рос удивительно быстро.
   В его сумму, кроме основных четырех тысяч, входили космические проценты, стоимость розыскных мероприятий, касающихся персоны провалившегося сквозь землю продавца и прочие непредвиденные расходы вроде оплаты нелегкого труда якобы подключенных к делу знакомых следователей из районного отдела милиции.
   Когда сумма повешенных на Михаила Борисовича денег дошла до двенадцати тысяч долларов, для него стало очевидным, что маленький сейф, купленный им, годится разве что в качестве урны для его праха. И надгробием, если оно будет иметь место вообще, окажется цементная раковина за восемьдесят четыре рубля.
   Наконец в неприятных разговорах с представителями крыши прозвучало слово "квартира". Михаил Борисович подозревал, что дело идет к этому, но не хотел даже думать о таком ужасном финале. И поэтому, когда разговор коснулся отчуждения его двухкомнатной квартиры в пользу кредиторов, он встал на дыбы. Это была ярость кролика, которую трое бандитов тут же укротили демонстрацией откровенной угрозы.
   Разговор происходил на территории кооперативных гаражей и, в соответствии с намеченным планом, который предусматривал произвести в этот день окончательное устрашение клиента, Михаил Борисович был связан, рот его был заклеен пластырем, и его оцепеневшее от ужаса тело было уложено в просторный багажник весьма не нового, но все же "БМВ".
   Михаил Борисович и без того был полностью деморализован, так что в таких суровых мерах не было никакой нужды, но практика показывала, что во избежание ненужных эксцессов клиента следовало смертельно напугать и размягчить до состояния подтаявшего студня.
   Предполагалось отвезти Михаила Борисовича в лес, где перед ним будет разыгран наработанный спектакль.
   Грубый и страшный Вован будет рваться угробить этого козла, который подставил их, просрал их деньги и вынудил вместо настоящих важных дел заниматься его ничтожными проблемами.
   Добрый Букаха будет удерживать его, позволив, однако, несколько раз ударить клиента, а рассудительный Крендель будет выдвигать разумные доводы и подкидывать конструктивные предложения, касающиеся, однако, того, что с квартирой все-таки придется расстаться.
   Но зато после этого наступят спокойствие и мир.
   И Михаил Борисович, получив от судьбы такой суровый урок, впредь будет умен и осмотрителен и будет делать все дела правильно. И наверняка, поступая осторожно и мудро, вернет потерянное, приумножит его и заживет счастливой и безоблачной жизнью.
  
   А пока что он находился в багажнике в состоянии замотанной в паутину мухи и с ужасом прислушивался к доносившимся до него из салона неразборчивым разговорам и взрывам грубого смеха.
  
  

*******

  
   В это время Шварц и Мясо ехали по тому же проспекту Энгельса в ту же самую сторону, что и "БМВ", в котором везли полумертвого от страха Михаила Борисовича.
   Но в их багажнике находилось не полуживое тело человека, а совершенно мертвые тела рыб и птиц. Еще там находилось несколько фрагментов трупа молодого теленка. Все это было должным образом запаковано и уложено в хозяйственные сумки. Кроме того, в багажнике были овощи, фрукты, напитки и прочая провизия.
   Они выполняли вежливую просьбу своего патрона, который, заботясь о своей любимой племяннице, послал ей на дачу в Сосново припасы и гостинцы.
  
   Машина, в которой они ехали, была обыкновенной подержанной "пятеркой", во всяком случае - внешне.
   Внутренне же она была в безукоризненном техническом состоянии, и ее двигатель был форсирован в мастерских сборной Города по ралли.
   Кабачок справедливо полагал, что для разных дел - разные машины. И нечего раскатывать по Городу в "Крайслерах" и "Мерседесах" без особой нужды. Во-первых, хорошие машины нужно беречь, во-вторых - незачем привлекать внимание лишний раз.
  
   Проехав мимо станции метро "Озерки", Шварц остановился у ларька и вышел купить бутылку "Пепси".
   Возвращаясь к машине, он увидел, как из остановившегося впритык к "пятерке" потертого "БМВ" вылез здоровенный амбал с совершенно уголовной мордой и направился к тому же ларьку.
   Его жилистые грабли, торчавшие из коротких рукавов футболки, были украшены лагерной татуировкой и шрамами. Еще двое таких же типов оставались сидеть в машине.
   Проходя мимо идущего навстречу Шварца, он намеренно задел его плечом и, не останавливаясь, поканал дальше.
   Шварц ощутил в области солнечного сплетения легкое дуновение пустоты, но усилием воли тут же погасил его. Уголовник привычно искал приключений. Ну и пусть себе ищет в другом месте. И, глубоко выдохнув, Шварц открыл дверцу и уселся за руль.
   - Видел? - спросил он у Мяса и завел двигатель.
   - Видел, - ответил Мясо, смотря в широкую спину бандита, который отпихнув какого-то работягу, затаривался пивом.
  
   Шварц, он же Геннадий Шишкин, был человеком безусловно смелым и сильным. Он мог быть жестоким. Кроме того, ему приходилось хладнокровно убивать, выполняя свою работу. Он понимал, что встретится со своими друзьями в аду.
   Но, несмотря на это, он ненавидел таких грубых и опасных животных, как этот зрелый отморозок, безнаказанно бродящих среди простых мирных людей и наводящих на многих их них обыкновенный страх за свою жизнь.
   Для Шварца же эти типы ничего не значили и были мусором, подмести который ему не стоило ни малейшего труда. Несколько раз в своей жизни он именно так и поступил.
  
   Включив поворотник, Шварц отъехал от поребрика и, быстро набрав скорость, влился в поток машин.
   Посмотрев на датчик бензина, он сказал:
   - Надо бы заправиться.
   Мясо тоже посмотрел и согласился:
   - Надо бы. Справа скоро будет заправка.
   Шварц кивнул и перестроился в правый ряд.
  
   А в это время Огурец, который должен был обеспечивать поддержку, следуя в ста метрах позади "БМВ" с бандитами и их жертвой, объяснялся с инспектором ГАИ.
   Огурец, боясь потерять лидера, проехал на красный свет и этим обрадовал гаишника, стоявшего за Светлановской площадью. Гаишник неторопливо изучал сомнительные бумаги Огурца и видел, как тот нетерпеливо посматривает в ту сторону, куда ехал. Это тоже радовало гаишника, и чем более начинал нервничать нарушитель, тем медленнее перебирал бумаги гаишник. Ситуация усугублялась тем, что у Огурца, который был распоследней шестеркой в салтыковской группировке, не было ни копейки.
   Не дождавшись заветного предложения разобраться на месте, инспектор вздохнул и предложил нарушителю сесть с ним в машину ДПС для составления протокола.
   Расстроенный Огурец был вынужден принять это предложение.
   Впрочем, он знал, куда они ехали, и надеялся догнать братков вовремя.
  
   Когда Шварц свернул к заправке "Баррель" на углу Хо Ши Мина и, снизив скорость, уже направился к колонке с девяносто восьмым бензином, его машину вдруг опасно подрезал все тот же "БМВ" и влез на заправку первым. Шварц едва успел затормозить, чтобы не попасть "БМВ" в правую заднюю дверь.
   Из "БМВ" вылез давешний громила, оценивающе посмотрел на ничтожное расстояние, оставшееся между двумя машинами и произнес:
   - Ну чо, у тебя денег много, што ли? Щас заплатишь!
   И, угрожающе харкнув на асфальт рядом с "пятеркой", удалился платить.
   Вернувшись, он встал рядом с колонкой, картинно оперся на "БМВ" и, пока бензин тек в бак, принялся демонстративно разглядывать скромную "пятерку". Его дружки, сидевшие в салоне, тоже обернулись, глядя на сидящих без движения Шварца и Мясо, и о чем-то разговаривали, усмехаясь при этом.
   - Чо ты сюда вперся,  продолжил свои речи громила,  ты свое ведро керосином заправляй, понял?
   Закончив заправку, он обошел "БМВ", еще раз бросил на "пятерку" презрительно-угрожающий взгляд и, сев за руль, с визгом резины уехал, оставив на асфальте две черные полосы.
  
   Шварц включил передачу и медленно проехал мимо колонки.
   - Заправимся позже, - спокойно произнес он, и Мясо, которому стоило большого труда спокойно вытерпеть этот тупой наезд, внимательно посмотрел на него.
   - Достань, - продолжил Шварц, - и передерни.
   Одновременно с этими словами он выехал с заправки и сразу же увидел впереди черный "БМВ", который, нарушая все элементарные представления о безопасности движения, рискованно вилял между рядами, пугая других водителей и резко ныряя в промежутки между машинами.
   Мясо, не рассуждая, вынул из замаскированной в правой двери ниши модерновый "Вальтер" и, передернув затвор, протянул пистолет Шварцу.
   Тот, не глядя, принял его и засунул за пояс.
  
   Будучи подчиненным Шварца, Мясо точно знал, когда приятельские отношения уступают место выполнению приказов, и ни о чем не спрашивал. Он знал, что будет дальше, и молчал, приготовившись действовать по обстоятельствам. Приготовления эти сводились к тому, что он достал из-под сиденья пистолет Макарова, взял его в левую руку (он был левшой) и, передернув затвор, накрыл руку с пистолетом тряпкой.
   Теперь и он был готов.
  
   Шварц, не приближаясь к "БМВ", держался на таком расстоянии, чтобы не потерять его из виду.
   Когда они проехали пост ГАИ в Осиновой Роще, машин стало поменьше и Шварц отстал метров на двести, чтобы не мозолить глаза сидящим в "БМВ". Он знал, что догнать их не составит для него ни малейшего труда и спокойно закурил.
   Мясо сидел рядом с тряпкой на левой руке и молчал.
   - Ты их узнал? - поинтересовался Шварц, не отрывая взгляда от "БМВ".
   - А то! - ответил Мясо, - это салтыковские уроды. Они постоянно торчат в игровых автоматах на Загородном.
  
   Через некоторое время у "БМВ" загорелись тормозные огни и замигал левый поворотник. Шварц выбросил окурок в окно и снизил скорость.
   "БМВ" свернул на примыкающую к Выборгской трассе бетонку, прямую, как палка от швабры, и прибавил ходу. Он шел под сотню, и Шварц, свернув следом за ним, чуть наддал, выдерживая дистанцию. Ни впереди, ни позади никого не было, потому что эта дорога никуда не вела. Когда-то в ее конце находился то ли какой-то почтовый ящик, то ли воинская часть, а теперь, после перестройки, там были заброшенные руины. Так они проехали около километра.
   - Ну все, - сказал Шварц и вдавил педаль в пол.
   "Пятерка" прыгнула вперед и в считанные секунды нагнала "БМВ". Шварц с ходу объехал бандитов слева и тут же стал технично прижимать их к обочине. Те не ожидали такой наглости и сидевший за рулем татуированный бык был вынужден вдарить по тискам, чтобы не столкнуться с подрезавшей его "пятеркой".
   Шварц не ослаблял нажима и водителю "БМВ" не оставалось ничего другого, как в туче пыли затормозить на обочине юзом.
   В ту же секунду, как машины остановились, Шварц открыл дверь и быстро вышел. У него не было ни малейшего желания пугать этих ублюдков стволом и наслаждаться их позором. Пистолет он держал в опущенной правой руке, которую прятал за бедром. Подойдя вплотную к левой передней двери "БМВ", он поднял пистолет и тут же выстрелил открывшему пасть бандиту прямо в нос. Из простреленного носа хлынула кровь, а из развороченного затылка - мозги. Второй выстрел пришелся на долю его соседа и пуля попала тому в шею. Схватившись за рану, он захрипел и забулькал кровью. Видя, что настает кирдык, сидевший на заднем сиденьи третий неудачник протянул было руку к двери, но тут же получил пулю в левое ухо.
   Шварц, не торопясь, произвел еще три выстрела и поставил оружие на предохранитель. Обернувшись, он увидел стоявшего за спиной Мясо с "Макаровым" в левой руке. Протянув ему "Вальтер", Шварц вынул мобильник и нажал несколько кнопок. При этом, стоя слева от "БМВ", он не сводил взгляда с трупов, желая быть твердо уверенным, что они именно трупами и являются. Бывало, правда, чрезвычайно редко, что даже после контрольных выстрелов человек через несколько месяцев пил пиво в "Жигулях".
   На том конце сняли трубку и Шварц заговорил:
   - Владимир Михайлович, это Шварц. Мы с Мясом по пути попали в небольшую историю, но теперь, кроме нас с ним, об этом никто не помнит. Да. Да. Салтыковские. Трое. Хорошо. На обратном пути. Всего хорошего.
   Шварц убрал трубку в карман и сказал ждущему дальнейших распоряжений Мясу:
   - Поехали отсюда. Нас ведь Леночка ждет - не дождется.
   Они уселись в "пятерку" и, развернувшись на месте, она помчалась к трассе. Подлетев к перекрестку, "пятерка" притормозила, чинно свернула налево, пропустив всех, кого следовало, и направилась в Сосново.
  
   Через три минуты к месту событий прибыл Огурец.
   Он гнал вовсю, выжимая из старой "шестеры" последние силы. Увидев впереди стоявший у обочины "БМВ", он обрадовался и, подъезжая, лихо затормозил, едва не въехав в его слегка поржавевший бампер.
   Однако, когда он вышел из машины и увидел, что не все так хорошо, как ему казалось, его радость сменилась тошнотой. Пошатываясь, он начал медленно пятиться от "БМВ", и тут из багажника раздался странный звук. Это Михаил Борисович пытался кричать носом.
   Вспомнив, что там лежит клиент, Огурец осторожно, стараясь не смотреть на трупы Вована, Букахи и Кренделя и не запачкаться кровью, вынул ключи из замка зажигания и открыл багажник. Развязав Михаила Борисовича, он помог ему выбраться наружу и сорвал с его рта пластырь.
   Клиент выглядел и чувствовал себя отвратительно. Однако, понимая, что можно оказаться полезным и за счет этого выскользнуть из ситуации с квартирой, он быстро заговорил:
   - Одного зовут Шварц, другого - Мясо. Звонили какому-то Владимиру Михайловичу.
   Огурец сделал умное лицо и кивнул.
   Теперь и ему пришла в голову мысль о том, что важная информация может помочь ему переместиться из шестерок в восьмерки, а то и в девятки.
   И, понимая, что без ныне покойных старших товарищей толку от клиента никакого, сказал ему:
   - Если хочешь жить, вали отсюда, и побыстрее.
   Эту фразу он неоднократно слышал в боевиках, и она очень нравилась ему. Но не успел он произнести ее до конца, как увидел быстро удаляющуюся в сторону леса спину Михаила Борисовича. Еще никто и никогда не принимал так близко к сердцу сказанное Огурцом.
  
   Оставшись наедине с тремя трупами, Огурец посмотрел вокруг и, увидев, что в пределах видимости нет ни одной живой души, понял, что лучшего момента, чтобы сделать отсюда ноги, не будет. Он прыгнул в свою помойку и укатил со всей возможной скоростью. Подъехав к трассе, он повернул в сторону Города и направился в кафе "На нарах", где обычно проводили свое никчемное время приближенные к господину Салтыкову лица.
  
  

*******

  
   "... тревожат не совсем приятные и не совсем понятные новости. Вам, Тигр, наверное, еще не известно, что на заброшенной бетонке за Осиновой Рощей произошла перестрелка. Угробили трех ублюдков из банды Салтыкова. Ну, туда им и дорога. Но, как выяснилось, это сделали люди объекта "Губа".
   - Что вы говорите! Вы не ошибаетесь, Волк?
   - Если вы напомните мне, когда я ошибался за последние пять лет, я готов съесть вашу чековую книжку.
   - Хорошо, хорошо. Продолжайте, Волк.
   - А что продолжать? Ну, Салтыков каким-то образом узнал, кто это сделал. Больше ничего не известно. А самое главное - неизвестны мотивы. Интересы объекта "Губа" и этого первобытного головореза не пересекаются никак, так что, Тигр, я ничего не понимаю...
   - Хорошая история. Я, честно говоря, тоже не понимаю этого. Но то, что теперь начнется резня, совершенно очевидно".
  
  
  
   Глава 13
  
   Когда Торус подобрал у разбитой машины сумку с деньгами, он решил, что именно в этот день и именно таким образом изменилась его жизнь. Изменения были и положительными, поскольку такие деньги действительно меняют жизнь, и отрицательными, потому что в жизнь Торуса пришла настоящая опасность. А в том, что теперь все будет совсем по-другому, не так, как прежде, Торус не сомневался.
   Но если бы он мог знать, что обладание опасными деньгами - просто ничто по сравнению с тем, что ждет его дальше, он бы проехал мимо искореженного "Лексуса", даже не повернув к нему головы.
   Если бы он знал, что развитие событий приведет его к такому изменению его самого, о котором он не мог и подозревать, он скорее сжег бы свою старую копейку, чем поехал бы на ней в этот долбаный Сестрорецк.
   И если бы, покупая пистолет,Торус знал, что оружие тоже хочет жить, то есть - стрелять...
  
   В тот день, когда мир по-настоящему перевернулся для него, Торус проснулся, как обычно, в обществе полосатой суки, помучал ее немного для разминки и пошел в ванную. Ирэн дрыхла.
   Помывшись и позавтракав, он вывел собаку и поехал по магазинам. Что он хотел купить, Торус не знал и сам. Просто появившиеся деньги жгли карман, а для того, чтобы хорошо все обдумать и принять генеральные решения, требовалось время.
   Однако Торус уже сейчас вполне отдавал себе отчет в том, что некоторое, а возможно и долгое время нужно будет сидеть тихо и смотреть по телевизору криминальные и прочие новости. И спокойно дожидаться того момента, когда неизвестным пока образом станет ясно, что можно вылезать. А пока  сытая и тихая жизнь в квартире Ирэн, телевизор, книги, можно попьянствовать слегка...
   Надо бы, кстати, купить видик, - подумал Торус, - и повернул в сторону Пяти углов, где, как он знал, был неплохой магазин. Купив видеомагнитофон, он заехал в салон "Блокбастер", где раскошелился на целый мешок кассет с боевиками и фантастикой.
   Так прошел почти весь день, и, наконец, когда покупки перестали умещаться на заднем сиденьи, Торус отправился домой, то есть к Ирэн. Чтобы выгрузить все купленное, ему пришлось ходить из машины в квартиру трижды. Патти бдительно следила за происходящим, Ирэн готовила ужин.
   После ужина, около восьми часов, когда солнце светило еще достаточно ярко, Торус решил поехать покататься еще. И на этот раз взять с собой пистолет. Зачем - он не знал сам. Но когда надел на плечо кобуру, всунул в нее увесистую "Беретту" и укрыл все это дело спортивной курткой, перестал спрашивать себя об этом.
   В маленьком кожаном карманчике, имевшемся на кобуре, находилась тысяча долларов для коррумпирования ментов, если они прихватят Торуса с пушкой.
   И вот вооруженный, но не очень опасный Торус выехал из двора на Декабристов на неприглядной, но очень быстрой машине. Он направился через Театральную площадь в сторону Юго-Запада. Давно уже Торусу хотелось помотреть на закат с южного берега залива. Да вот только времени не было, да и заботы о низком, но необходимом не давали ему расслабиться.
  
   Сидящий за рулем отвратительно выкрашенной пятерки, аккуратно подстриженный Торус в своих интеллигентских очках выглядел, как классический лох, выехавший покататься, а то и похалтурить ясным субботним вечером.
   "Мерседес-190", в народе - "недоносок", пристроившийся за ним, Торус заметил, еще выезжая на проспект Жукова. Газанув слегка, он оторвался, но на следующем светофоре "недоносок" встал рядом, и Торус увидел сидящих в нем четверых начинающих уголовников. Но вполне самоуверенных и явно ищущих объект для развлечений, а то и для чего-нибудь похуже.
   Первой в голову Торуса пришла мысль о том, что его вычислили и сейчас начнутся мероприятия по отъему денег. Но она быстро исчезла, потому что сидевшие в машине, судя по мимике и издевательским жестам, обсуждали очкастого лоха. Когда загорелся желтый, "недоносок" рванулся вперед, сразу же перестроился в тот же ряд, что и "пятерка" Торуса, и, когда она тронулась, резко остановился.
   Торус вовремя нажал на тормоз и остановился в двух метрах от бампера "недоноска". Тут же выкрутив руль вправо, он нажал на газ и, быстро объехав стоявший "Мерседес", продолжил свой путь.
   Он мог с легкостью уехать от проявивших к нему нездоровый интерес дорожных хулиганов, но вдруг почувствовал совершенно новое ощущение. Ему захотелось поиграть с ними. "Беретта" под мышкой вселяла в него незнакомое доселе чувство силы и превосходства. Он точно знал, что, если понадобится, то заставит этих бритых уродов навалить в штаны. Он просто продырявит им стекло, и этого будет достаточно. Они подумают, что нарвались на законспирированного крутого, и будут счастливы, когда он скомандует им отваливать. Кроме того, можно произнести несколько слов, которые заставят их вспомнить о существовании такой организации, как, например, ФСБ. И это даже будет лучше, потому что тогда они не будут и думать о том, чтобы искать обидчика.
   "Мерседес" тем временем завизжал покрышками и, сорвавшись с места, бросился в погоню. Тут же догнав "пятерку", водитель "Мерса" объехал ее слева и, резко повернув руль, направил свою машину прямо в дверь, за которой сидел Торус.
   Торус не обратил на это никакого внимания, и раздухарившийся баклан, рассчитывавший на то, что испуганный Торус тоже рванет вправо, был вынужден ударить в тормоз и резко отвернуть влево, чтобы избежать столкновения.
   Позорно закончившийся маневр разозлил претендента на высокое звание настоящего бандита, и он опять нажал на газ. "Мерседес" снова завизжал резиной и, виляя, стал догонять "пятерку".
   Тут Торус слегка придавил и в несколько секунд оторвался от преследователя метров на пятьдесят. После этого он снизил скорость до семидесяти и снова стал ехать чинно, но при этом внимательно глядя в зеркало.
   Он решил сам раздразнить этих подонков и довести их до белого каления. Когда "Мерседес" снова попытался его обогнать, Торус нажал на тормоз, подставив ему свой позорно выкрашенный зад.
   Такой наглости бандюки не ожидали и "Мерседес", сильно клюнув носом и проехав несколько метров юзом, остановился. Торус спокойно поехал дальше. Игра захватила его. Глядя в зеркало, он видел, что "недоносок" стоит, не трогаясь с места. Отъехав метров на двести, он тоже остановился и стал ждать. Когда "недоносок", наконец, тронулся и стал быстро набирать скорость, Торус тоже стартовал, удерживая дистанцию.
   Так они долетели до поворота на Петергофское шоссе.
   Свернув направо, Торус прибавил ходу и стал, не снижая скорости, подставлять бампер пытавшемуся обогнать его "Мерседесу". Он видел в зеркале, что из правого окна высунулся разъяренный бритоголовый молодчик и, размахивая рукой, кричал ему что-то. До Торуса доносились обрывки слов "козел", "пидарас", "петух" и прочие смертельные оскорбления.
   Наконец обе машины на скорости около ста выехали за пределы города, и Торус увидел справа огромный пустырь, заваленный кучами земли и строительного мусора.
   "Здесь", - вдруг прозвучал в его голове чей-то знакомый голос, и в этот момент "Мерседес", бешено взвыв двигателем, рванулся на обгон. Когда он поравнялся с машиной Торуса, тот нажал на тормоз и, с трудом удерживая "пятерку" от юза, быстро остановился. Водитель "недоноска" тоже попытался остановить машину, но попал на тот участок дороги, где с пустыря выезжали грузовики и выносили на своих колесах глину, песок и прочую грязь.
   Асфальт в этом месте был покрыт сухой смесью, которая не способствовала эффективному торможению, и "Мерседес" резко развернуло и понесло дальше юзом. Пока он, поднимая пыль, летел багажником вперед, удаляясь от остановившейся "пятерки", Торус вышел из машины и быстро пошел в сторону пустыря. Он ни о чем не думал и только чувствовал, как его сердце бется ровно, сильно и скоро.
   Наконец "недоносок" остановился, все его двери одновременно открылись и из них выскочили четверо очень злых и очень некультурных парней. Они дружно бросились вдогонку за Торусом, напоминая свору псов, завидевших легкую добычу. Между ними и жертвой было около ста метров, и, пробежав несколько шагов и поняв, что очкастому лоху все равно скрыться негде, они перешли на шаг. При этом в спину Торусу летели неприятные фразы, рисующие его ближайшее будущее.
   - Ты, пидар мокрожопый, а ну, стой, сейчас мы тебя пялить будем!, - кричал спешивший впереди всех громила с татуировкой на предплечье, изображавшей кинжал, обвитый змеей.
   - Ты чо, не понял, козел? Стой, тебе говорят! - поддерживал его другой, у которого нос и уши можно было поменять местами без ущерба для внешнего вида.
   - Да ты не бойся, мы поговорить только, - урезонивал уходящего Торуса третий, доставая из заднего кармана нож-бабочку.
   Четвертый шагал молча, но зато оглядывался, просекая поляну и с удовлетворением видел, что свидетелей нет.
   Расстояние между Торусом и преследователями быстро сокращалось, но тут он, наконец, дошел до высоких холмов наваленного грунта и скрылся за одним из них.
   Быстро вынув из кобуры "Беретту", он передернул затвор и, дойдя до противоположной стороны небольшой арены, ограниченной со всех сторон кучами земли и мусора, остановился. Повернувшись лицом в ту сторону, откуда через несколько секунд должны были появиться его преследователи, он заложил руки за спину, держа в одной из них пистолет, и стал ждать.
   Только сейчас к нему пришла первая за несколько десятков секунд мысль, которую он смог осознать. Торус представил себе, что с ним будет, если "Беретта" не выполнит свою работу. Его просто убьют. И вовсе не для того, чтобы после этого съесть. Это было бы естественно, хотя и крайне нежелательно. Все животные делают так, чтобы жить. Нет, его убьют просто так. С удовольствием. А потом поедут к блядям тратить несколько тысяч долларов, которые были у Торуса с собой.
   В это время из-за кучи мусора выскочили разгоряченные бандюганы и, увидев стоявшего неподвижно Торуса, тоже остановились.
   И тут время прекратило свой бег на несколько мгновений.
  
   Изображение в глазах Торуса несколько раз поменялось на негативное и обратно, затем в ушах зашумело все сильней и сильней и вдруг звук оборвался. От ступней до макушки пробежала морозная волна и исчезла. И снова внутри раздался странно знакомый голос, который произнес: "Сейчас".
  
   Стоп-кадр прекратился и Торус увидел суть происходящего.
   Перед ним, в предвкушении удовольствия от безнаказанной расправы, стояли четыре возбужденных погоней пса. Они не спешили. Они продлевали удовольствие. Они спокойно закурили и ласкали Торуса глазами, сладострастно представляя, как этот человек будет медленно умирать, обгадившись от боли. Как его оторванная печень будет пытаться спрятаться от безжалостных ударов умелых рук и ног. А этот, с тюремными четками в руках, уже возбудился, воображая, как он победно проникает в тело Торуса с черного хода, даже если тот будет уже мертв.
   Мысли опять исчезли, и Торус вынул из-за спины "Беретту".
   Время текло неправдоподобно медленно и можно было видеть, как меняются выражения лиц одновременно у всех четверых.
   Вожак стаи, только что кричавший вдогонку Торусу, что будет пялить его, выронил изо рта сигарету и с удивленным выражением лица протянул руку, указывая пальцем на пистолет.
   Между ними было около десяти метров.
   Торус поднял пистолет и выстрелил ему в центр груди.
   Пуля пробила вожаку грудину и, развернувшись, пролетела сквозь сердце, словно сквозь облачко дыма от сигареты, затем врезалась в левую лопатку, расколов ее на несколько частей. После этого она, потеряв скорость, пробила кожу и, уже не представляя из себя никакой опасности, осталась под футболкой.
   Телом вожака больше никто не управлял, и оно свалилось некрасивой кучей. На его джинсах появилось быстро увеличивающееся темное пятно. И это было совсем не так романтично, как в кино.
   Тут же раздался еще один негромкий хлопок.
   Тот, кто несколько секунд назад небрежно чистил ногти обоюдоострым стилетом "бабочка", сработанным в Гонконге, получил невероятный удар в голову. Удар был черного цвета и навсегда закрыл от него Вселенную.
   Пока он падал, Торус выстрелил еще раз.
   Молчаливому исследователю поляны повезло меньше.
   Третий выстрел был не такой ковбойский, как два предыдущих, и пуля прошила ему живот, вылетела из спины в двух сантиметрах от позвоночника и попала в руку четвертому, который в это время разворачивался, собираясь сделать ноги.
   Раненный в живот отморозок повалился на пыльную землю, прижимая руки к животу и скуля, а тот, которому задело руку, остановился и, кривясь от боли, быстро заговорил:
   - Да ты чо братан мы же ничего ладно тебе не стреляй не надо да все нормально это все Тарзан хочешь мерса забери я же ничего братан не надо братан...
   - Я тебе не брат, - произнес Торус и нажал на спуск.
   Смертельная стальная черта пересекла гортань и шейные позвонки испуганного разбойника, и он перестал жить.
   Торус огляделся и увидел перед собой три несомненных трупа, валявшихся в пыли в разных позах и одного живого подонка, который лежал в той же пыли, но, в отличие от своих неподвижных друзей, постоянно менял позы, издавая при этом звуки боли, страха и ненависти.
   Торус подошел к нему, и они посмотрели друг другу в глаза.
   Лежавший молчал, глядя на Торуса, и корчился.
   Торус направил пистолет ему в голову и негромкий выстрел "Беретты" поставил точку в этой короткой, нелепой и страшной истории.
   На правом виске лежавшего появилась маленькая дырочка, из которой тут же забила пульсирующим фонтанчиком черная кровь.
  
   Все четверо были мертвы. Прошло не более тридцати секунд.
   Торус, все еще не имея в голове никаких мыслей, которые можно было бы выразить словами, и не испытывая никаких чувств, словно он был роботом, убрал пистолет в кобуру и, посмотрев еще раз на дело рук своих, пошел обратно.
   Выйдя из-за мусорного кургана, он вдруг удивился тому, что пыль, которую поднял летевший юзом "Мерседес", еще не совсем улеглась и окружала стоявший задом наперед черный автомобиль легкой дымкой, светящейся в розовых лучах низкого солнца.
   Торус сел за руль "пятерки", завел двигатель, развернулся и поехал в сторону Города. У него появилось желание. Он вдруг очень сильно захотел ухватить за теплые и коротко обстриженные уши продажную тигровую суку Патти.
  
   Десять минут назад на пустой бетонке за Осиновой Рощей Шварц вышиб мозги трем таким же, как эти четверо, уродам. Вроде бы ничего особенного. Простое совпадение. Но весь изюм заключался в том, что четыре мертвых пса, только что убитые Торусом и валявшиеся теперь на свалке, тоже были из банды Салтыкова.
   Главный Диспетчер Совпадений был большим шутником.
  
  

*******

  
   "...и вот уже организовать то, чтобы общественное мнение не позволило государственной машине увильнуть от выполнения этой грязной, но необходимой работы - наша прямая задача. Мы не для того поставили себя в положение несуществующей силы, чтобы оправдывать эту маску. И когда с террором будет покончено, никто не узнает, что это вы, Волк, тратили годы своей жизни на то, чтобы люди жили без страха. Вы не сможете похвастаться перед друзьями, которых у вас, кстати, и нет. И поблагодарю вас только я. А меня - Слон. А Слона... ну, это не для вас. Простите..."
  
  
  
   Глава 14
  
   Кабачок сидел за своим директорским столом и слушал доклад о состоянии дел на фронте периодической печати. Дела шли хорошо, новое издательство, которое патронировала организация Кабачка, набирало обороты. Слушая докладчика, он время от времени согласно кивал головой, что вообще-то ни о чем не говорило. Он мог так кивать полчаса, а потом заявить, что докладчика следует повесить за ноги в арке Главного Штаба. Так что Евгений Рудольфович Камелин, в миру Джек, занимавшийся вопросами прессы, не расслаблялся и был осторожен, как всегда.
   Стоявший на столе слева от Кабачка телефон тихо затрещал.
   Кабачок сделал рукой извиняющийся жест, снял трубку и негромко сказал:
   - Я слушаю, Гриша.
   И слушал около минуты.
   Потом нахмурился и произнес:
   - Хорошо, соедините, только не забудьте включить запись.
   После этого его лицо приняло недоброе выражение, и он сказал в трубку:
   - Я слушаю вас, Салтыков.
   Это было прямое оскорбление, но тупоголовый атаман, добивавшийся беседы с Владимиром Михайловичем, таких тонкостей не понимал и принялся излагать то, ради чего звонил.
   Кабачок слушал его молча и не перебивал.
   Минуты через три он сказал:
   - Продолжайте, я вас слушаю.
   Следующие две минуты он опять молчал и время от времени, морщась, отстранял трубку от уха.
   Потом сказал:
   - Да, я вас понял.
   И повесил трубку.
   Тут же снова раздался тихий зуммер, и Ворон доложил, что разговор успешно записан.
   Кабачок поблагодарил его, отключился и снова повернулся к Джеку:
   - Ну, Евгений Рудольфович, так что там с тиражами?
   И Джек продолжил прерванный доклад.
  
   Через двадцать минут, когда все вопросы, касающиеся печати, были благополучно разрешены, и Евгений Рудольфович облегченно удалился, Кабачок вызвал в кабинет Ворона и сказал ему:
   - Гриша, через два часа - совещание. Позаботьтесь о том, чтобы все были оповещены.
   Ворон учтиво кивнул и вышел.
   Кабачок придвинул к себе всегда лежащий на его столе золотообрезный том Ницше, открыл его на закладке и погрузился в чтение.
  
   Наконец два часа прошло, и перед Кабачком снова сидели его двенадцать внимательных апостолов, а одесную - Гриша Ворон, правая рука Владимира Михайловича Губанова, человека делового и идущего очень далеко.
  
   Убедившись, что все собрались, Кабачок тихо постучал карандашом по столу и сдержанные разговоры тут же прекратились.
   Выдержав небольшую паузу, он начал:
   - Два часа назад мне позвонил некто Салтыков и в грубой форме объявил войну.
   Апостолы задвигались, раздались возгласы возмущения и удивления, кто-то засмеялся.
   Кабачок опять постучал по столу карандашом и продолжил в наступившей тишине:
   - Личность Николая Ивановича Салтыкова нам всем известна. Примитивный разбойник, не занимающийся никаким бизнесом, никаким делом, ничем, кроме грабежа и насилия. До сих пор мы терпели его существование потому, что своими беспредельными подвигами он отвлекал внимание соответствующих органов на себя. Теперь, когда семеро его подручных отправились на тот свет, он потерял голову и бросился на нас. Это связано с тем, что трое из них неудачно выбрали себе в жертвы двух наших сотрудников. Но кто убил еще четверых - неизвестно. Он же считает, что это спланированная акция.
   Кабачок взял в руки лист бумаги и, глядя в него, сказал:
   - Банда Салтыкова, я говорю "банда" потому, что другого названия для этого нет, состоит из пятидесяти семи, простите, теперь из пятидесяти откровенных бандитов с большой дороги.
   Кабачок посмотрел на одного из присутствующих и продолжил:
   - Вот тут Герман Германович засмеялся, когда услышал об объявлении войны. Я понимаю его. Эту свору мы уничтожим без особого труда. Но, - тут Кабачок поднял указательный палец, - все равно это - проблемы. Все равно это - ненужный риск, это - привлечение внимания, это, в конце концов - неизбежные потери! И все это мне не нравится.
   Он умолк и задумался. Все молчали.
   - Через несколько минут мы продолжим обсуждение этого вопроса, а пока послушаем фонограмму моего телефонного разговора с Салтыковым. Гриша, прошу вас.
   Ворон быстро вышел из кабинета и через несколько секунд из акустической системы "Электровойс", которой был оснащен офис, послышалось шипение телефонных помех, затем голос Кабачка:
   "Я слушаю вас, Салтыков".
   Далее заговорил Салтыков:
   "Ты, петух топтаный, ты что, пидар, творишь? Ты что моих братков мочишь, козел? Ты что о себе вообще думаешь? Да на зоне такие, как ты, у параши спят и сосут у всех, кому надо! Ты, пидар, беленькую рубашку надел, да? Ты, сука, на своих самолетах летаешь, да? Мало вас, хуесосов, Дзержинский к стенке ставил! Ну ничего, я это исправлю. Я тебя, блядь, в жопу выебу и ты, падла, будешь сосать у всей моей братвы по очереди. Бизнесмены хуевы! Вы, падлы, Россию распродаете, а конкретных пацанов валите, да? Да я тебя вместе с твоими секьюритями по Дворцовой набережной раком выстрою! Ты что, сука, себе думаешь? Ты Салтыкова с дороги убрать хочешь? Да Салтыков на твоей могиле, блядь, плясать будет! Да Салтыков тебя, мертвого, в жопу выебет!"
   В таком духе он продолжал минуты три.
   Затем, слыша, что Кабачок никак не реагирует, он заорал:
   "Ты, гандон, ты меня слышишь?"
   Послышался ответ Кабачка:
   "Продолжайте, я вас слушаю".
   И Салтыков продолжил:
   "Значит, слушай меня внимательно, перхоть подзалупная! За моих троих братков дорогих, которых твои козлы вонючие завалили в Осиновой роще, зашлешь мне отступного пятьсот тысяч. А за тех четверых, которых ты, шняга кожаная, на Юго-Западе убил, еще миллион. У тебя, кровососа, эти деньги есть, я знаю точно. И не думай, что просто так откупишься, барыга позорный. Потом мы еще будем решать, как тебя убить. А может, и не убьем. А за кровь невинную моих пацанов твои хуесосы ответят. И еще как ответят! А ты, падла, плакать будешь горько. Развелось вас тут... всех вас, пидарасов, положим! Мало вас Гитлер со Сталиным мочили! Деньги, падла, завтра в зубах принесешь! Лично! Где меня найти, знаешь.Ты меня понял? Понял, я тебя спрашиваю, сука драная?"
   "Да, я вас понял",  ответил Кабачок и Салтыков бросил трубку.
  
   Запись умолкла и Кабачок оглядел присутствующих.
   - Ну, что скажете?
   На лицах присутствующих было по большей части недоумение. Блатная истерика Салтыкова произвела на всех странное впечатление.
   - Это невероятно, - наконец произнес Стекольщик Сан Саныч, - неужели такие ископаемые злодеи еще не перевелись? Я, конечно, слышал о том, что представляет из себя этот Салтыков, но чтобы вот так... Ни за что бы не поверил, если бы не услышал собственными ушами!
   - Да, Сан Саныч, именно так! - подтвердил Кабачок, - и в самое ближайшее время нам следует ждать его действий. Это будут прямые незатейливые нападения со стрельбой и трупами. Это - война. Такие, как Салтыков, не способны на шахматную игру. Кистень, кровь, трупы, на которых будет плясать его братва - вот что будет. Его не волнует несоразмеримость наших сил. Он бросится на нас, как бешеный пес. Но я бы не сказал, что он бесстрашен, как самурай. Он - дурак. И это намного опаснее.
   - Думайте! - обратился он ко всем и наступила тишина.
   Генералы думали, переговариваясь вполголоса, а их маршал молча смотрел на них и ждал.
   Ворон в это время разносил кофе и чай.
  
  

*******

  
   "... и вы знаете, Тигр, я начинаю беспокоиться. Происходят непонятные вещи. В тот же день, когда убивают троих салтыковских беспредельщиков за Осиновой Рощей, еще четверых из его банды укладывают в совершенно противоположном конце Города. Кто пришил тех четверых на Юго-Западе - неизвестно...
   - Послушайте, Волк, что это у вас за жаргон? Вы следите все-таки за своей речью. Что мы - такие же, как эти, как их... заморозки, что ли?
   - Прошу прощения. Я продолжаю. Семеро головорезов отправились к своим предкам. Это хорошо. Меньше работы судам и все прочее. Но Салтыков уверен, что все трупы - дело одних рук. И то, что он сейчас начнет где только можно устраивать стрельбу по сотрудникам "Губы" - это совсем нехорошо. Губанов должен спокойно заниматься своими делами. И я напомню вам, Тигр, что его дела - это наши дела.
   - Ну ладно, ладно, продолжайте.
   - То, что затеял Салтыков, может поставить под угрозу все наши планы. Его нужно устранять.
   - Вам бы только устранять... Какой-то вы кровожадный, Волк!
   - Я говорю вам то, что думаю по этому поводу.
   - Хорошо. Сегодня же я свяжусь со Слоном и доложу ему.
   - Теперь о нашем деле. Автоматы стоят на складе и ждут. Надо активизировать объект "Губа". Пора бы ему выкупить заказ.
   - А вот теперь, Волк, с этим спешить не стоит. У нас есть еще несколько дней, так что нужно посмотреть, чем окончится конфликт между "Губой" и Салтыковым. Как там насчет миллиона?
   - Пока никак, но..."
  
  
   Глава 15
  
   Торус сидел на кухне у Ирэн и тупо смотрел перед собой. На столе перед ним стояла литровая бутылка "Абсолюта", рядом  стакан и соленый огурец. Совершенно классическая картина.
   Ирэн не было дома. Патти, как всегда, сидела у ног и ждала, что ей что-нибудь обвалится со стола. А Торус тупо смотрел на ручку холодильника и пытался думать. Ничего из этого не получалось.
   А ведь подумать было о чем. Час назад он убил четверых людей. Убил хладнокровно, так, будто занимался этим долгие годы. И теперь он не испытывал никаких чувств, не переживал, не ужасался, вспоминая, как эти люди падали на пыльную землю и становились мертвыми.
   Тогда он подумал о том, что человек носит в себе целый мир, целую вселенную, и, убив этих несчастных уродов, он, возможно, выдернул из божественной грядки целых четыре цветочка. Уничтожил целых четыре неповторимых мира!
   Ему стало смешно. Цветочки, едрить твою!
   Он вспомнил их лица.
   Почему-то принято называть таких тварей зверями. Ничего подобного. Торус был знаком со зверями достаточно близко и любил их, несмотря на то, что многие из них были очень, а иногда и смертельно опасны.
   Эти же существа были именно людьми.
   Тем же, чем был и сам Торус.
   И, убивая их, он протестовал против своего родства с ними.
   Он не хотел, чтобы люди были такими.
   Он не хотел, чтобы такие люди - были.
   Ну и себя защищал, конечно.
   А я ведь сам их заманил,  подумал Торус и налил еще.
  
   Почему-то водка не забирала. Торус принял уже почти полкило, но оставался трезвым, как дятел.
   И никаких особенных эмоций по поводу произошедшего он не испытывал.
   В чем же дело? - думал он.
   В сотнях книг, прочитанных им, описывалось потрясение, которое испытывает человек, убивший человека. В фильмах после таких деяний герои начинали блевать, сходить с ума или совершать какие-то нелепые поступки. И все вокруг видели, что с парнем что-то не то.
   Ничего этого не было.
   Просто. Все очень просто.
  
   Теперь я сам стал убийцей, - думал Торус. - Тьфу, какая избитая фраза! А убийцей ли? Ну, строго, говоря, конечно - да. Человек, который прекращает жизнь другого человека - убийца. Хотя... Все-таки убийца - это злодей.
   Может быть - воин? Разве воин - убийца? И что такое воин?
   Торус налил сотку и залпом выпил ее.
  
   Воин - это роль, - думал Торус, - которую вынужден, именно вынужден без всякого удовольствия играть любой человек, поставленный перед необходимостью стереть с лица земли хищную и подлую дрянь, посягающую на течение жизни других. Воин сам решает, делать это или нет. И, выполнив это, воин перестает быть воином и снова становится пахарем, художником, учителем или почтальоном.
   Просто грязная работа. Вроде чистки выгребной ямы. Хотя, выполнив эту грязную работу, можно, наверное, получить удовольствие. Как если бы порядок навел.
   Например, живет себе древний крестьянин. Семья, скотина, огород, этакая первобытная бесхитростная жизнь. И выходит, значит, из леса разбойник с усами до ушей. Опасный принципиальный бездельник, дрянь кровавая и прочее. И начинает дом грабить, скотину угонять, жену насиловать, детей пинать. Ну, наш крестьянин идет в дом, снимает со стены прапрадедовский двуручный меч, выходит на двор, где разбойник радуется праздничку, и разрубает его пополам. От макушки и до самых яиц.
   После этого бросает половинки свиньям, а сам начинает уборочку. Прибрал все за подонком этим и возвратился к прерванному занятию. Например, к вычесыванию блох из свиней.
   Интересно, у них блохи бывают?
   А тут и жена, приведя себя в порядок, с обедом подоспела.
   И никакого обсуждения произошедшего. Никаких разговорах о правах. Никаких судов. Ни ментов, ни прокуроров, ни адвокатов. Не о чем тут говорить.
   Жизнь продолжается.
  
   Убийца он? Конечно, нет. Чистильщик, что ли?
   Да уж, как же, как же!
   Читали мы об этом в поганых уголовно-ментовских романах.
   А ведь это слово как нельзя более подходило бы ко мне, - подумал Торус и тут же вдруг разозлился, - мать твою, зачем искать какой-то ярлык, оправдывающий действия и придающий им благородный оттенок?
   Никак это не называется.
  
   А ведь я получил удовольствие от этого, - подумал Торус и попытался ужаснуться. Из этого ничего не вышло.
   Может быть - солдат?
   Нет. Солдат - просто вооруженный раб. Никто. Вещь. Он не принимает решений.
   Ага, - подумал Торус, - вот оно и поехало. А кто же определяет, делать эту работу или погодить, может быть, обойдется?
   Суд, что ли?
   Ну-ну!
   Преступление и злодеяние - разные вещи.
   Преступление определяет закон, придуманный людьми, и его можно изменить как угодно и в чьих угодно интересах. Что и происходит постоянно на протяжении всей истории рода людского.
   А вот злодеяние - другое дело.
   Представления о злодеянии, хотя и расплывчаты слегка, зато гораздо древнее, проще и доступны каждому. Чувство зла подобно чувству юмора. Или оно есть, или его нет. А объяснить - невозможно.
  
   Злодейство и преступление - разные вещи.
   Преступник - не всегда злодей, и это грустно.
   Злодей - не всегда преступник, и это страшно.
   Преступление - порождение закона. Закон и преступление не могут существовать друг без друга. Отмени закон - и исчезнет преступление.
   Закон и преступление придумали люди.
   Практика показывает, что в огромном количестве случаев закон, придуманный людьми, помогает именно преступнику. Помогает ему выжить, оправдывая это ссылкой на грядущее изменение этого человека. Тут же вспоминается тезис "ищи, кому это выгодно". А дальше элементарная логика ведет к выводу, что закон придумали злодеи. Может быть, это и ошибка, но все же этот вывод очень неприятен.
   И на что можно рассчитывать, если закон защищает злодеев, а учебниками жизни служат блатные водевили, которые литературная шваль бойко строчит для неразборчивых жителей этой страны?
   И чего стоят набившие оскомину фильмы, в которых человека, уничтожившего подонков, арестовывают, а то и просто убивают тупые и якобы честные менты?
   Права Человека, описанные в соответствующей Декларации, выглядят привлекательно, гуманно и вообще. Но в этом эпохальном документе пропущен самый важный пункт. Человек, посягнувший на права другого человека, сам должен сразу же потерять их и стать бесправным. И с ним можно обойтись, как с вещью. Только в этом случае можно хоть сколько-нибудь надеяться, что права человека не пустой красивый звук.
  
   Торус налил еще и подумал, что ничего нового в его рассуждениях и переживаниях, которые все-таки начались, нет. И он понимал, насколько сумбурны эти его рассуждения и переживания. Но в нем была уверенность, причем - совершенно твердая уверенность в том, что он все-таки сможет разобраться в таком сложном вопросе и не будет иметь никаких сомнений. Во всяком случае он этого хотел.
  
   Он вспомнил, как неоднократно читал и видел по телевизору откровения серийных маньяков-убийц, провозглашавших, что они действуют по приказу Высших Сил и очищают Землю от скверны.
   Только вот почему-то носителями скверны были совсем не здоровые мужики из тех, кто мог бы отвернуть голову самозваному ангелу-мстителю, а все больше беззащитные бляди, порочные дети и прочие не способные защитить себя люди.
   Ну уж нет, - подумал он, - мне с этими ребятами не по пути.
   А кроме того, если очищать Землю от скверны, то нужно просто стереть с ее морщинистого лица всех.
   Высшие Силы могут и сами сделать это, ежели будет на то их воля.
   А он...
   Это - его мир.
   И то, что он сделал, он сделал просто для себя. И вовсе не для благодарного человечества, а просто, чтобы не дышать одним воздухом с этими никчемными, подлыми и опасными тварями.
  
   Интересно было бы увидеть мир глазами тех людей, которых я убил, - подумал Торус, пьянея, наконец, - сами рассказать об этом они не могут, не умеют. А если бы умели, наверняка не были бы такими.
  
   А может быть, застреленные им люди,  думал он,  были невинны в душах своих и не ведали, что творят? А если и так, что с того? Человек, заболевший чумой, не виноват в этом, но обречен смерти. Он или сам почернеет и сдохнет, или его убьют, чтобы он не нес смерть другим. Что я и сделал.
   Все просто.
   - Это - мой мир, - твердо сказал Торус вслух.
  
   И он опять увидел себя с "Береттой" в руке и удивленные лица увлеченных погоней хищников, не ожидавших такого смертельного конфуза.
  
   Встав из-за стола, Торус вдруг почувствовал, что его повело, да так сильно, что он ударился грудью о холодильник и чуть не опрокинул его.
   Патти вскочила и стала ждать, что с ней сейчас начнут играть.
   Но Торус, цепляясь за стены, пропихнул тело в коридор и направил его к своей комнате. Попав с первого раза в дверь, он прицелился в койку и опять же удачно повалился в нее.
   - Патти, сука, сними с меня ботинки, - попросил он, но Патти на то и была сукой, чтобы плевать на просьбы товарищей. Вместо того, чтобы исполнить просьбу Торуса, в желудке которого булькал без малого литр водки, она забралась к нему на постель и, как всегда, уперлась твердыми лапами под ребра.
  
   Торус закрыл глаза и удивился тому, что тут же оказался в каюте океанского лайнера, плавно раскачивающегося на огромных волнах.
   - Это мой мир, - прошептал он и вырубился.

*******

  
   "...напоминаю вам еще раз. Найдите Торусева. Я не знаю, в чем дело, но, возможно, придется его ликвидировать. Слон вчера сказал мне, что..."
  
  
  
   Глава 16
  
   В редакции газеты "Новый Город", одной из десятка принадлежавших Кабачку, все шло своим чередом. За компьютерами сидели трое молодых ребят и две девушки. Они занимались обычными редакционными делами. Правили статьи, монтировали страницы, лазили по Интернету в поисках информации. Газетка была небольшая, и помещение на Греческом, которое занимала редакция, соответствовало этому. Две просторные комнаты да туалет. Вот и все хоромы журналистов. Офис был отделан скромно, но со вкусом. Все, что можно было в нем увидеть, имело белый или бледно-серый цвет. Короче - все, как положено.
   В углу на чайном столике закипал модный электрический чайник с позолоченным термоэлементом, а из стоявшего на офисном шкафчике приемника доносилась какая-то примитивная музычка, которая, впрочем, могла бы занять достойное место в качестве гимна колонии пиявок.
   От входной двери раздался звонок.
   Один из сидящих за компьютерами молодых людей встал с офисного кресла за сто восемьдесят долларов, потянулся и пошел открывать.
   Когда он отщелкнул замок, железная дверь, открывавшаяся внутрь, вдруг сильно ударила его в лицо, и он упал на спину, схватившись за сломанный острым краем двери нос.
   В проеме показался очень несимпатичный молодой человек, чье мускулистое лицо не носило следов других мыслей, кроме как о бабах и деньгах. Он был крепкого сложения, одет был, несмотря на теплый день, в черную кожаную куртку, спортивные шаровары и квадратные ботинки. А самым неприятным было то, что он держал в руке помповое ружье.
   За ним в редакцию вошли еще двое таких же типов в черных кожаных куртках.
   Закрыв за собой дверь, последний из них достал из черного полиэтиленового мешка АК-47 и передернул затвор. В руке у другого был пистолет.
   Все, находившиеся в редакции, повернулись к входу и замерли. Визит был слишком неожиданным, и прошло слишком мало времени, чтобы кто-нибудь из них успел сориентироваться в происходящем. Они даже и испугаться-то не успели.
   - Ну что, пидарасы, - провозгласил первый из вошедших, - газетки пишем?
   Стоявший за ним второй сказал ему на ухо:
   - Одного оставить. Помнишь, Буль?
   - А как же! - ответил Буль и, не глядя, выстрелил из помпового ружья в голову лежавшему у его ног и все еще державшемуся за разбитое лицо корректору Витьке Барабанову.
   Выстрел был произведен с близкого растояния, и разлетевшиеся во все стороны клочки витькиного лица, смешанные с его набитым правилами русского языка мозгом, попали прямо на шикарные сверкающие штиблеты Буля.
   - Вот блядь, - огорчился он, - где тут сортир?
   Все молчали.
   - Я, блядь, спрашиваю, где тут сортир, - повторил он, передернул помповик и навел толстый ствол на Сонечку Балакиреву, с ужасом смотревшую на только что убитого Витьку.
   Сонечка залязгала зубами и, не в силах произнести хоть что-нибудь, указала трясущимся пальцем на дверь в углу.
   - Правильный ответ, - радостно отреагировал бандит с пистолетом по кличке Чита и выстрелил в Сонечку.
   Пуля из ТТ пробила Сонечкину левую грудь, затем ее сердце, принадлежавшее Витьке Барабанову, о чем он даже не догадывался, и ее маленькая, но нежная душа отправилась догонять витькину. Там они, наверное, и встретились.
   Ленка Столбова, в журналистских кругах известная как Столбняк, не выдержала такого зрелища и оглушительно завизжала. Буль, направлявшийся в сортир, чтобы помыть там штиблеты, быстро обернулся и навскидку выстрелил в Ленку. Весь заряд картечи угодил ей в бедра и низ живота. Не переставая визжать, она схватилась обеими руками за пах и съехала со стула на пол.
   Чита, только что застреливший Сонечку, поднял пистолет и несколько раз выстрелил в Ленку. Две пули попали в лицо, еще две  в грудь и живот. Ленка Столбняк замолчала и тут же умерла.
   - Вот сука! - прокомментировал Чита, - орет, падла!
   Оставшиеся в живых двое студентов журфака, Стасик и Никита, подрабатывавшие в редакции "Нового Города", сидели без движения и без слов. Смерть, ворвавшаяся в их жизнь без предупреждения, сковала их не хуже стальных цепей, совершенно лишив воли.
   Из сортира послышался плеск воды и голос Буля, оттирающего штиблеты от крови и прочего:
   - Слышь, блядь, Мюллер, наведи-ка тут, блядь, порядочек, пока я выйду!
   Мюллер, стоявший до того в сторонке, передернул затвор АК и, держа его перед собой, выпустил длинную очередь. При этом он медленно поворачивал ствол и пули вылетали из ствола веером. Стасик и Никита одновременно свалились на пол лицом вниз и закрыли головы руками.
   - О, бля! Знают, чо делать! - загоготал радостный Чита, - слышь, Буль, посмотри, бля, как американцы прямо!
   В это время от офисной мебели летели щепки, со столов сносило бумаги и разные мелочи, в общем, все было, как в боевике.
   Магазин кончился и Мюллер сделал паузу, чтобы выдернуть его и, перевернув, вставить новый, примотанный к первому липкой лентой.
   Из сортира вышел Буль в свежепомытых штиблетах. Окинув взором помещение редакции, он выразил удовлетворение:
   - Ништяк, блядь! Слышь, Мюллер, а чо телевизоры оставил? Жалко, что ли?
   - Щас, - ответил Мюллер, вставил новый магазин, передернул затвор и прошелся очередью по оргтехнике.
   Мониторы стали взрываться, из принтера вылетело черное облако тонера, а дорогой чайник выплеснул из себя два литра крутого кипятка.
   И тут произошло непредвиденное.
   Стасику, который вместе с Никитой лежал у ног Читы, этот кипяток попал прямо на голую шею. Стасик сильно дернулся и невольно ударил Читу ногой по лодыжке. Тот потерял равновесие, переступил и встал прямо в лужу витькиного мозга. Поскользнувшись, он взмахнул руками и стал падать. При этом траектория его головы совпала с траекторией пуль из АК-47, которые Мюллер сеял вокруг себя, словно разумное, доброе и вечное.
   Пять последних в магазине автоматных пуль продырявили тупую башку Читы, она выпустила из себя неаппетитное содержимое, и мертвый Чита упал прямо на труп Витьки. Из-за шкафа вышел Ангел Смерти, дал читиной душе в рыло, затем завернул ей ласты за спину и уволок в преисподнюю. Но никто этого не заметил.
   Настала тишина, которую через несколько секунд нарушил возмущенный голос Буля:
   - Ты чо, блядь? Ну, сука...
   И он несколько раз выстрелил из помповика в лежащего Стасика.
   Стасик дернулся и тоже умер.
  
   На полу лицом вниз лежал пока еще живой Никита, и ему было очень страшно. Размышляя о смерти в свои двадцать лет, он представлял, что такое выдающееся событие в его жизни может произойти по-всякому, но уж никак не подобным образом. А главная насправедливость заключалась в том, что смерть пришла совершенно неожиданно и абсолютно не вовремя. Никита лежал и боялся того, что сейчас будет очень больно. Он только что видел, как разлетаются по офису мозги и брызги крови его друзей, видел, как в их молодых телах появляются страшные черно-кровавые дырки, и очень не хотел, чтобы то же самое сейчас произошло и с ним.
  
   Патроны в оружии бандитов кончились, и это было кстати. Раздосадованные нелепой смертью братка, Буль и Мюллер были готовы убить Никиту, нарушив тем самым приказ начальника. А приказ этот касался того, что должен остаться один живой, чтобы передать заинтересованным лицам нужные слова.
   - Ну, блядь, пидар, тебе повезло, - наконец нарушил молчание Буль, - а ну, блядь, повернись на спину!
   И он пнул Никиту ногой в ребра.
   Никита застонал, искривился от боли на бок, но послушно перекатился на спину и увидел над собой двух страшных русских гангстеров с оружием, стволы которого был направлены ему в лицо. Он еще не понимал, что остается жить.
   - В общем, блядь, передашь привет Кабачку от салтыковской братвы. Понял, блядь?
   Никита быстро закивал, хотя и не знал, кто такой Кабачок.
   - У, пидарасы, - злобно проурчал Буль и с силой наступил Никите на лицо. При этом он провернул ступню и жесткая подметка его квадратного ботинка разорвала Никите губу.
   - Слышь, Буль, - подал голос Мюллер, - а с Читой чего?
   - А ни хуя, блядь, вот чего, - ответил Буль и перекрестился, - царство ему небесное, блядь, вот чего. Валим отсюда.
   И они, спрятав оружие под черные куртки, отвалили.
  
   Когда они ушли, Никита еще некоторое время полежал на спине, зажимая рукой разорванную кровоточащую губу, затем сел.
   Посмотрев вокруг, он увидел разгромленный офис, окровавленные трупы еще совсем недавно дышавших теплом и жизнью друзей и ничего не почувствовал. Даже страх перегорел в нем. И то, что он остался жив, не дошло еще до глубин его застывшей от ужаса души.
   Но когда Никита увидел сидящую в кресле мертвую и тем не менее красивую Сонечку Балакиреву, лица которой смерть как бы и не коснулась, он заплакал.
  
   Через несколько минут на лестнице послышались шаги, затем дверь бодро распахнулась и ввалился Сашка Шумахер, прозванный так за манеру езды на старом раздолбанном "Москвиче".
   Увидев то, что произошло, он сказал:
   - Полный отстой!
  

*******

  
   "...что значит - вы мне говорили? Это я вам говорил, что начнется стрельба. Так вот она уже началась.
   - Я прекрасно осведомлен об этом, Тигр. И наши люди берут под контроль деятельность Салтыкова.
   - Я попрошу вас, Волк, больше никогда, подчеркиваю - никогда! Не употреблять при мне эту безответственную формулу, которую так любят правители. Как это вы, интересно можете взять под контроль деятельность человека, который даже..."
  
   Глава 17
  
   Торус проснулся около двух часов дня.
   Во рту, как и положено, нагадили кошки, в ушах шумело, руки и ноги были слабыми и плохо слушались, а на ногах были ботинки. Он выполз на кухню и увидел, что все оставалось так, как было вчера вечером. Недоеденный огурец, куча окурков в пепельнице и граммов сто водки в "абсолютной" литрухе.
   Водка стояла справа, ключи от машины лежали слева. Предстоял выбор. Торус пару раз перевел взгляд с водки на ключи и обратно, затем вспомнил, что у него хватит денег, чтобы откупиться от целой роты ментов, и схватил бутылку за горло. Вылив последнюю сотку в стакан, он достал из холодильника бутылку апельсинового сока и налил полную чайную кружку. Подняв стакан с водкой, он постоял, собираясь с духом, и, кивнув сам себе, немедленно выпил. Проглотив водку, он ловко придавил ее соком и тут же закурил. Патти смотрела на это молча, видимо, понимая, что говорить под руку не стоит.
   Когда Торус почувствовал, что его слежавшееся за ночь тело начинает размягчаться и двигаться более плавно и послушно, он отправился в ванную. Стоя под душем, он вспоминал свои вчерашние рассуждения и не находил в них особенных изъянов. Конечно, до зрелой доктрины было далеко, но - неплохо. Неплохо.
   Приведя себя в порядок, он решил поболтаться без дела. Одевшись и навесив на себя уже ставшую привычной кобуру, он вышел, сел в машину и поехал в Апраксин Двор. Ему пришло в голову посмотреть, нет ли в музыкальном отделе старых коллекционных пластинок.
   Повернув с Декабристов на Вознесенский, он остановился на светофоре у Казанской и, посмотрев налево, увидел стоявшую рядом с ним белую "Волгу" с темными стеклами. Передние окна были до половины открыты, и Торус встретился взглядом с приятным темноволосым парнем лет тридцати, сидевшим за рулем "Волги".
   Парень улыбнулся ему, Торус ответил тем же, потом загорелся зеленый и все тронулись. Повернув на Садовую, Торус опять попал на красный на углу Римского-Корсакова. И опять рядом остановилась та же "Волга". И опять этот парень улыбнулся Торусу и сделал рукой жест, означавший, видимо - "так вот и едем вместе!" Торус дружелюбно кивнул и тронулся на зеленый.
   Когда он остановился у Апрашки и вышел из машины, вплотную к нему остановилась та же самая "Волга", из нее вышел тот же самый парень и, улыбаясь, спросил Торуса:
   - Извините, ради бога, вы не подскажете, как проехать на Малую Торговую?
   Торус напряг еще не вполне оперативно работающий мозг и, схватив себя за подбородок, нахмурился. Название было вроде знакомое, но...
   А парень тем временем открыл правую дверь "Волги" и, сунув в салон руку, сказал:
   - Вообще-то у меня карта есть, но я без очков ничего не разберу. Посмотрите, пожалуйста, вы.
   Торус кивнул и подошел к "Волге". Парень в это время достал карту, положил ее на капот и склонился над ней. Торус сделал то же самое. И тут ему в лицо с шипением ударила струя какого-то газа.
   Цветной слайд, на котором был изображен капот "Волги", руки Торуса, опершиеся на него, чья-то рука не в фокусе перед самым лицом и часть Садовой улицы, завертелся и улетел в черноту. Все пропало и настала ночь.
  
  

*******

  
   "...я еще раз говорю вам о том, что они недостаточно компетентны в этом. Посмотрите на Губанова. Ведь он, по сути дела, стремится к тому же, к чему и мы, но ему подавай венок героя, признание народа, ну и, естественно, власть. А вы говорите...Между прочим, Волк, вы знаете, что четыре года назад Единорог был ликвидирован в течение одного часа после того, как он всего лишь заикнулся на Совете о проникновении в структуры..."
  
  
   Глава 18
  
   В самом центре города, на улице Рубинштейна уже полгода функционировал автомобильный салон "Бугатти". Надо ли говорить, что принадлежал он Кабачку, хотя его имя и не упоминалось ни в каких бумагах. За все время существования этого салона было продано всего лишь шесть машин. Но совсем не прибыль от продажи этих фантастических повозок интересовала Владимира Михайловича.
   Связь с известнейшей и крутейшей мировой фирмой была дороже всяких там сотен тысяч долларов. Кроме того, салон был корпоративной собственностью и другая половина шикарного торгового зала, отделанная мрамором и золотом, принадлежала все же "Бугатти". Так что у Кабачка за спиной была очень сильная поддержка со стороны финансов Запада. Подвинуть "Бугатти" совсем не то, что разогнать каких-нибудь спекулянтов "Жигулями", хоть они и называют себя ну, скажем - "Лада-Супер-Консалтинг-Корпорейшн".
  
   Каждый, кто проходил по Рубинштейна, невольно заглядывал в огромные, величиной с футбольные ворота, окна салона. Там, на медленно вращающихся подиумах стояли невообразимо крутые телеги. Они были освещены ярким светом прожекторов, лучи которых медленно меняли свой цвет. Российкие автолюбители падали у этих витрин в обморок пачками и их увозили грузовиками.
   Понятное дело, в таком салоне была серьезная охрана. Не какие-нибудь бывшие менты-алкоголики пенсионного возраста, а молодые, жестокие, но вежливые люди, вооруженные вовсе не баллончиками с "Черемухой" или газовыми пукалками, а настоящим боевым оружием западного производства. Одеты они были в безукоризненные костюмы, в которых не стыдно было бы пойти на светский прием или в посольство.
  
   Салтыков ненавидел все это со всей силой своей люмпенской души. И, когда ситуация сложилась так, что понадобилось отомстить Кабачку за невинно убиенных братков, он, не задумываясь, избрал этот салон в качестве одного из объектов мести. Возможность покрошить такую буржуйскую роскошь воодушевила его неимоверно, и он отправил на Рубинштейна восьмерых лучших своих братков на двух машинах. И, наставляя их, произнес одну из своих любимых фраз:
   - На святое дело идете, пацаны. Пидаров позорных гасить. Ну, с богом.
   И пацаны, одетые, несмотря на жару, в черные кожаные куртки, попрыгали в две "девятки" с черными стеклами.
  
   Кабачок, прикидывая соотношение сил, несколько ошибался. Он рассчитывал на пятьдесят человек со стороны Салтыкова, но не знал еще, что тот в авральном порядке собрал еще около шестидесяти человек из городского неорганизованного отребья. Салтыков пообещал им сладкую жизнь в группировке, уважуху, много телок, кучу денег и настоящие большие дела. Конечно, он понимал, что большинство из них будут валяться на асфальте с вытекшими мозгами. Но они были еще большим отребьем, чем он со всей своей братвой, и поэтому рядом с этими неопытными подонками он чувствовал себя настоящим чикагским папой. Хотя, скорее всего, и не знал, что в США существует такой город.
  
   В салоне "Бугатти" на Рубинштейна царили тишина и прохлада. Кондиционеры бесшумно гнали чистый воздух в огромный демонстрационный зал. Кроме двух богатеньких буратин, вполголоса лениво беседовавших с почтительным менеджером, да пролетарской парочки, зашедшей подивиться на невиданные колымаги из-за бугра, посетителей не было. В зале находились еще один менеджер, четверо одетых в черные солидные костюмы охранников и директор салона. Еще один охранник в это время сидел в кулуарах на очке.
   За двумя огромными окнами из цельного стекла было пыльно, жарко и противно. Охранники бездумно провожали взглядами прохожих. Они давно привыкли к тому, как меняются лица людей, заглядывавших в витрину и уже не чувствовали себя причастными к этому волшебству. Но причастными к огромным деньгам они чувствовали себя вполне. Во всяком случае к безопасности этих денег. Начальник охраны накачивал их ежедневно и не позволял расслабляться.
   Напротив окон посередине неширокой улицы остановились две "девятки" с черными стеклами. Несколько секунд они стояли просто так, потом все их двери одновременно открылись и на асфальт, не торопясь, вышли люди в черных кожаных куртках. Их было восемь.
   Неожиданно в их руках появилось оружие, которое они направили на окна салона, и через секунду оба огромных стекла, отделявших благодать салона от мерзости пыльной и грязной улицы, с грохотом и звоном разлетелись и, сверкая, осыпались вниз.
   Звуки, пыль и запахи улицы ворвались в салон. И вслед за ними, перешагивая через шикарные оконные рамы, находившиеся на уровне земли, в салон вошли, паля во все стороны, восемь вооруженных различными стволами бандитов.
   Охранники, будучи людьми профессиональными, не подставили себя под дурные пули отморозков и быстренько попрятались за машины, а также за архитектурные изыски салона.
   Менеджер, льстиво излагавший двум жирным клиентам концепцию известной на весь мир фирмы, был сразу же ранен в ногу и повалился на пол. Один из его клиентов неожиданно и ловко выхватил из-под пиджака "Магнум" и тут же всадил пулю в голову оказавшегося рядом с ним бандита. У того из затылка вылетел фонтан мозгов и крови, после чего он повалился спиной на низкий капот белого "Бугатти", испачкал его содержимым своей башки, а затем, оставляя на капоте смазанный след, сполз на пол и больше не двигался. Но и ловкому клиенту не повезло. Очередь из "Узи" пересекла его пиджак на уровне нагрудного кармана и он навеки потерял шанс купить "Бугатти".
   А тот, кто так удачно уложил невинного бизнесмена, закинул "Узи" на плечо, вынул из кармана куртки гранату и, выдернув чеку, опустил ее в разбитое окно белого "Бугатти".
   После этого он крикнул "атас!" и нападавшие удивительно дружно и быстро легли на пол. Граната бахнула, "Бугатти" слегка раздуло, у него вылетели все окна, а кроме того, в нем появилось много мелких дырок. Лежавшие на полу бандиты повскакали и продолжили беспорядочную стрельбу.
   Второго бизнесмена ранило в живот и он, стеная и оставляя на полированном мраморном полу кровавый след, пополз на улицу то ли умирать, то ли выживать.
   Несчастной парочке средних лет и низкого достатка, зашедшей полюбоваться на заграничные машины, фантастически повезло. Когда был дан первый залп по стеклам, муж стоял лицом к окну и ему тут же изрезало все лицо осколками так, будто он побывал в руках пьяного брадобрея с бензопилой вместо бритвы в руках. Его половина, увидев истекающего кровью мужа, заголосила и бросилась к нему на помощь. Они стояли в сторонке, и один из вошедших через окно бандитов проявил невиданный гуманизм, дав ей ногой по обвислому заду с такой силой, что сломал копчик. От боли она потеряла сознание, но мужа, в которого вцепилась, не выпустила, и они оба вывалились через разбитое окно на асфальт.
   Поскольку охранников пока видно не было, бандиты сосредоточили свое бескорыстное внимание на имуществе салона. Они палили во все, что видели, и каждый выстрел приносил ущерб, сопоставимый с суммой, которую мастер инструментального участка цеха  35 завода имени Свердлова получает за всю свою жизнь.
   Но вот спрятавшиеся охранники сориентировались, наконец, в ситуации и в пространстве и начали отвечать. Стрелками они были отличными, и поэтому счет стал быстро изменяться. Вадик Артемьев, прошедший Чечню, лежал на полу и, увидев в узкой щели между полом и днищем машины в нескольких метрах от себя чужие ноги, быстро выстрелил два раза.
   На пол упал сначала автомат "Узи", а потом владелец этих ног. У него были раздроблены обе лодыжки. Это было очень плохо, но скоро перестало иметь какое-либо значение, потому что Вадик, увидев искаженное болью лицо бандита, приникшее к полу, выстрелил в него. Пуля пролетела в четырех сантиметрах над полом, выбила бандиту несколько зубов в оскаленном от боли рту, затем закувыркалась и, продолжая кувыркаться, влетела в темноту его черепа. Там она и осталась. Бандит тоже остался там, где упал. Так что все было в порядке.
   С начала нападения прошло не более пятнадцати секунд, а на полу лежали уже четыре тела. Три мертвых, а одно - раненного в ногу менеджера  пока еще живое.
   Вечеринка продолжалась.
   В это время закончивший свое нелегкое дело на очке Олег Ахмеров, застегивая молнию шикарных служебных брюк, услышал совершенно чумовую стрельбу в торговом зале и сильно возбудился.
   Вообще-то он был тихим и мирным парнем, но когда чуял опасность или слышал выстрелы, то совершенно преображался. И, несмотря на свои сто десять килограммов и некоторый жирок, превращался в очень шустрого и очень опасного живчика. Кабачок переманил его из ФСБ.
   Олег, вынув простой, но привычный "Макаров" из кобуры, бросил ее на пол рядом с унитазом и тихо открыл дверь. В коротком коридоре не было никого. На цыпочках, как артист балета, он моментально переместился к двери, ведущей в торговый зал, из-за которой слышались выстрелы и крики, и, выждав секунду, быстро распахнул ее. Прямо перед собой, метрах в трех, он увидел лежащего на полу за красным "Бугатти" Додика Валленштайна, который засылал в этот момент обойму в рукоять пистолета.
   Оказавшись в тылу своих, Олег видел их всех. Они, спрятавшись за машинами, были вне прямой опасности. В это время двое из нападавших обратили внимание на распахнувшуюся дверь и появившегося в ней рослого охранника с пистолетом, который он держал обеими руками. Оба одновременно направили на него оружие, но проиграли в скорости. Раздались два выстрела из "Макарова", и оба бандита рухнули на пол. Один из них, получив пулю в голову, угомонился насовсем, а другой оказался ранен оригинальным образом. Он лишился двух пальцев на правой руке, и та же пуля, пролетев чуть дальше, попала ему точно в правый сосок. Зато он, на свое счастье, а может и на несчастье, остался жив. Олег повалился на пол одновременно с их телами и сделал это очень вовремя, потому что стена в том месте, где он стоял, тут же была сильно испорчена целым роем пуль.
   Пока что из охраны не пострадал никто. Второй менеджер, Рафик Шахмаметьев, лежал за конторкой и молился своим татарским богам. И, судя по тому, что был до сих пор жив, они его слышали.
   Бандитов оставалось четверо.
   Переглянувшись, Олег и Додик одновременно вскочили на ноги и, выстрелив по нескольку раз, тут же упали на пол. Поскольку, кроме бандитов, в салоне никого больше не было, стрелять можно было, не разбираясь, по любому силуэту.
   В зале после этих выстрелов стало на два силуэта меньше. А когда сразу же после Додика и Олега тот же трюк исполнили остальные трое охранников, то, отстрелявшись, они уже не стали падать на пол. Один из них спокойным голосом объявил:
   - Всем кирдык. Можно выходить.
   Додик и Олег поднялись с пола и, настороженно держа в руках оружие, стали вместе с другими обходить салон, откидывая ногами в стороны валявшиеся на испачканном кровью полу стволы.
   Все налетчики, кроме одного, были убиты. Этот раунд, если не считать материального ущерба, Салтыков просрал вчистую. Кабачок знал, кого берет себе на службу.
   Олег, видя, что один из нападавших жив, подошел к нему, опустился на колени и, передав пистолет Додику, быстро осмотрел раненого. Убедившись, что его жизни ничего не угрожает, он рывком поставил стонущего бандита на ноги, двинул его разочек в голову, чтобы не дергался и громко позвал:
   - Рафик, татарская твоя морда, кончай молиться! Нашел, понимаешь, время! Быстро во двор, заводи "Вольво" и подгоняй к черному ходу.
   Рафик, хоть и не геройствовал в прошедшей ситуации, но парнем был резким и сообразительным. Он тут же вскочил, подбежал к черному ходу и выскочил во двор. Через десять секунд взревел двигатель "Вольво-950" и машина уткнулась открытым багажником в черный ход.
   Подтащив к нему вырубленного налетчика, Олег швырнул его в багажник и захлопнул крышку.
   - Отвези его на Крестовский,  крикнул он сидящему за рулем Рафику, - да уезжай побыстрее, пока менты не приехали.
   И запер дверь.
   Он был старшим по охране объекта и поэтому, когда объявил всем, что налетчиков было семеро, и все они убиты, никто не возразил. Все присутствующие знали, что именно это и нужно будет говорить ментам.
   В суматохе позабыли про директора салона. А он так и сидел, спрятавшись за компьютером и уткнувшись лицом в клавиатуру.
   - Эй, Леонидыч, вылезай! - позвал его Олег, - все кончилось!
   Леонидыч не отреагировал.
   Охранники обеспокоенно переглянулись, и Додик, подойдя к нему поближе, увидел, что Леонидыч лежит левой щекой на клавишах, глаза его открыты и неподвижны, а на полу у ножки стула - черная лужа.
   - Эх, блин, - только и сказал Додик.
   - Да уж, - ответил Олег. - Ну что, пошли ментов встречать?
   А ментов так и не было.
   Они приехали только через пятнадцать минут, и первой их встретила бабуля с противоположной стороны улицы, у которой шальной пулей убило кошку, сидевшую на подоконнике.
  
  

*******

  
   "...вашему совету, Тигр, и вчера прочел эту книгу. Я не понимаю, почему вы придаете такое значение рассуждениям человека, жившего почти триста лет назад? В то время не было средств массовой информации, и он не мог расчитывать на успех.
   - Вы говорите - не мог? Вспомните Герострата. Ктати, вы знаете его настоящее имя?"
  
  
   Глава 19
  
   Пронзительная свежесть воткнулась в мозг Торуса и он очнулся. Открыв глаза, он увидел, что давешний темноволосый парень, под мышкой у которого теперь висел пистолет, помахивает перед его носом комком ваты, зажатым в пинцет. От ваты нестерпимо несло нашатырем. Торус сильно вздрогнул и отвернулся.
   Парень, увидев, что Торус пришел в себя, бросил ватку с пинцетом на стол и уселся напротив Торуса, оседлав стул, повернутый спинкой вперед. Торус обратил внимание на странные массивные часы на левой руке своего визави.
   Попытавшись пошевелиться, он заметил, что не может изменить позы и, посмотрев вниз, увидел, что сидит в металлическом кресле, покрытом облупившейся краской, и его руки и ноги пристегнуты ремнями. Какие-то воспоминания мелькнули в голове Торуса, но тут парень заботливо спросил:
   - Вы уже совсем очнулись?
   Торус промолчал и стал оглядываться. Он находился в просторной светлой комнате, которая было почти пустой. На выцветших обоях были видны более темные прямоугольники от висевших здесь когда-то портретов или картин. Старый паркет. На окнах - дешевые шторы. Они были задернуты, и улицы видно не было. Диван, два стула, стол у окна, у стены два небольших шкафчика. Один - канцелярский, другой  стеклянный. Его прозрачные дверцы были завешены изнутри белой материей, но все равно проглядывали какие-то пузырьки и блестящие железки. Этот медицинский шкафчик, в сочетании с железным креслом, к которому был пристегнут Торус, очень ему не понравился.
   - А что, - поинтересовался Торус, - к креслу меня обязательно пристегивать?
   - Пока что - да, - ответил парень и с виноватым видом развел руками.
   - Ну и что дальше?
   - А вы не спешите. Скоро все узнаете, - парень встал и подошел к стоящему у окна столу и взял с него сложенный пополам лист бумаги. На столе, кроме всего прочего, были разложены вещи из карманов Торуса. И среди них шикарная "Беретта" с глушителем. Магазин был вынут из нее и лежал рядом.
   Подойдя к Торусу, парень встал перед ним и, развернул лист.
   Торус увидел тот самый проклятый розыскной портрет, который испортил ему вечер в Царском Селе, и который разорвал на мелкие кусочки Памир.
   Убедившись, что Торус понял, что ему показали, парень бросил листовку обратно на стол.
   - Виктор Сергеевич, вы уже поняли, что некоторую часть нашего разговора можно опустить, как если бы она состоялась. Я увидел это по вашим глазам.
   И парень снова сел верхом на стул.
   "Попался,  подумал Торус, - но вот кому?"
   Это был интересный вопрос. То, что не менты  очевидно. Они не стали бы привязывать его к креслу в какой-то явно жилой комнате. А вот те самые бандиты, чьи деньги он хапнул - вполне возможно. А если так, то все происходило совсем иначе, чем предполагал Торус.
   И вовсе не будут выколачивать из него правду о миллионе жадные до чужих страданий последователи Малюты Скуратова, и не будут трещать его ребра, вылетать его зубы и литься его кровь. А будет с ним спокойно беседовать этот, вполне интеллигентный и даже симпатичный, молодой человек. А в шкафчике - необходимые для результативного и непрерывного течения беседы препараты.
   Вот так. Приехали.
   Миллионерская жизнь кончилась. Деньги заберут.
   А потом... Вот именно, что потом?
   Торусу почему-то не хотелось думать о том, что будет потом.
  
   Парень, сидевший напротив Торуса, внимательно следил за его лицом и не мешал ему думать. Он знал, что сейчас происходило в голове его подопечного. В такой ситуации все люди думают примерно об одном и том же.
   Увидев, что в размышлениях Торуса произошла небольшая пауза, он сказал:
   - Должен признаться, вы прекрасно изменили внешность. А главное - без всяких дешевых приемов вроде покраски волос, накладной бороды и прочего. Не профессионал не смог бы узнать вас.
   - А вы что - профессионал?  спросил Торус.
   - Я? - и парень дружелюбно улыбнулся, - я, пожалуй, профессионал. Да.
   - А в какой области?
   - Ну вот, - и парень заулыбался еще дружелюбнее, - не успели проснуться, а уже задаете вопросы. Вы уж простите меня за избитую фразу, но вопросы все-таки я собрался вам задавать. Так что не надо перехватывать у меня инициативу.
   У парня в кармане запиликал телефон и он, извинившись, встал и отошел к окну.
   Торус, почувствовав, что все обстоит очень плохо, и, возможно, даже хуже, чем он предполагал, снова посмотрел вниз и вдруг понял, о чем напомнило ему это кресло. Лет пятнадцать назад он попал в вытрезвитель на Васильевском. Вонючая комната без окон. Три точно таких же кресла в ряд, и в одном из них пристегут он, Торус.
   Есть! Вспомнил! Это шанс.
  
   Торус прислушался к тому, о чем говорил по телефону этот вежливый и непонятный парень.
   - ...признаюсь вам, Волк, я хотел сделать сюрприз... Да... Да... Наш счастливчик у меня. На второй точке. Ну, что вы... Мне просто повезло, - он обернулся и посмотрел на Торуса. - В полном здравии, - и снова отвернулся. - Естественно... Да, как обычно... Можете быть уверены. Пульт будет на восьмой точке. Конечно, конечно.
   И Скорпион окончил разговор.
  
   Торус понял, что время его жизни сокращается с каждой минутой. Все это было слишком неожиданно, он не был к этому готов, но неумолимые обстоятельства, приблизившись вплотную, уже не позволяли думать о чем-то другом. Смысл разговора был совершенно понятен. Сначала решили, что делать с ним, а потом, когда все будет кончено, какой-то пульт на какую-то восьмую точку... И это будет происходить уже в другом мире, без него, без Торуса!
   Другие люди будут жить, думать, смеяться, любить, и их незнание и нежелание знать об уже не существующем человеке будут совершенно естественными и справедливыми.
   Радужной летящей жизни нет дела до чужой смерти.
   Торус понял, что у него есть только одна цель.
   Вырваться!
  
   - Я хочу курить, - сказал он Скорпиону. Он еще не знал, как именно будет действовать, но шанс был.
   Скорпион, ни говоря ни слова, поставил второй стул рядом с правой рукой Торуса, принес с кухни массивную стеклянную пепельницу и поставил ее на этот стул.
   Потом он отодвинул свой стул подальше и, взяв со стола пачку "Малборо" и зажигалку, положил их рядом с пепельницей.
   - Сейчас я освобожу вашу правую руку, - сказал он, - и надеюсь, что вы не будуте швырять в меня стулом. Насколько я понял, вы человек уравновешенный.
   Торус кивнул и Скорпион отстегнул пряжку на его правом запястьи.
   "Сука, тварь, - подумал Торус, - вежливый профессиональный убийца. Он убьет меня, когда узнает все, что ему нужно, и будет жить дальше и делать какие-то свои непонятные дела. И забудет про меня. А я даже не смогу приходить к нему ночью в виде привидения, чтобы грызть его холодное сердце."
   Он вытащил правой рукой сигарету из пачки, взял зажигалку, прикурил и положил ее на место.
   После этого он придал своему лицу расстроенное выражение и опустил голову. Но в это время он лихорадочно вспоминал.
   Так. Поворачиваю кисть налево, потом локоть вперед, и колено прижать к нижней части подлокотника. Ремень немного сдвигается. Теперь повернуть кисть ладонью вверх, плечо назад, будет немного больно, теперь полностью расслабить кисть, пальцы гнутся в обратную сторону, потом плечо вперед и готово. Рука свободна. Точно!
   Кресло, в котором он сидел, было точной копией того, к которому его пристегнули в вытрезвителе пятнадцать лет назад. На крыльях пьяного вдохновения он вывернулся из него, как Гарри Гудини.
   Когда он постучал в дверь, пришедший на стук мент удивился и пристегнул его снова. Через минуту Торус опять стучал в грязную, выкрашенную в отвратительный казарменный цвет дверь. Пришли два мента, удивились, дали ему по ребрам и снова пристегнули к креслу. На этот раз - достаточно туго. Когда через две минуты он стал ломиться на выход в третий раз, пришли уже все и спросили, как он это делает. Торус пообещал показать, но в обмен на свободу. Менты согласились и снова пристегнули его. На четвертый раз уже натренировавшийся Торус выскользнул из смирительного кресла быстро и артистично. После этого, исполнив понравившийся ментам номер на бис, он получил свою хурду и отправился пьянствовать дальше.
   Решение было принято.
   Теперь нужно было усыпить бдительность этого дружелюбного товарища, а там видно будет. А что, собственно, будет видно? Вон на столе "Беретта" лежит, и полный магазин рядом. И думать не надо.
   То есть думать, конечно, надо.
   О том, как удалить его из комнаты.
  
   Затянувшись, Торус сказал:
   - Надеюсь, вы не будете вырывать мне ногти плоскогубцами.
   Скорпион улыбнулся и ответил:
   - Конечно, нет!
   - И вы понимаете, что я не хочу говорить вам того, что вы хотите услышать.
   - Конечно, понимаю, - улыбка Скорпиона стала шире, - вам очень не хочется расстаться с миллионом, который нужен вам для того, чтобы изменить жизнь.
   - А вам он нужен? - спросил Торус, неприятно удивленный тем,что этот тип сказал о миллионе почти теми самыми словами, которыми думал о нем он сам.
   - Мне - нет. Но он должен вернуться к хозяину.
   И Скорпион перестал улыбаться.
   - Если я правильно понял, в том шкафчике есть препараты, которые сделают меня разговорчивым?  спросил Торус и кивнул в сторону стеклянного шкафа.
   - Есть, - ответил Скорпион. Он не улыбался более.
   - Ну, тогда давайте хотя бы поиграем с вами. Вы будете пытаться узнать у меня то, что вам нужно, а я буду пытаться не сказать вам этого.
   - Ого, - удивился Скорпион, - вот это да! Такого я от вас не ожидал. А вы смелый человек!
   - Совсем нет, - ответил Торус, - просто я понимаю, что мне отсюда деться некуда, так что почему бы не испытать новые ощущения. Кстати говоря, это не слишком вредно?
   Торус чувствовал, что ведет рискованную, но верную игру.
   - Ну, - замялся не ожидавший такого поворота Скорпион, - не более, чем, например, пить водку без закуски недели две.
   - А что будет со мной, когда вы все узнаете? - спросил Торус и испытующе уставился на собеседника, склонив голову набок.
   - Если все вернется в первоначальное состояние, вы будете совершенно свободны. Это я вам обещаю, - твердо заявил Скорпион.
   "Знаю я эту абсолютную свободу, - подумал Торус, - мертвые свободны от всего".
   - У меня к вам просьба, - извиняющимся тоном сказал он, - я с самого утра хочу кофе. Привык, знаете ли...
   И тут же со страхом подумал о том, что его тюремщик ему откажет.
   Но Скорпион мгновенно превратился в радушного хозяина:
   - Конечно, конечно. Вы позволите? - и он снова пристегнул правую руку Торуса к подлокотнику.
   Когда он удалился в кухню, Торус уже собрался исполнить трюк имени Гарри Гудини, но Скорпион тут же вернулся и сказал:
   - Я поставил чайник. Вы растворимый пьете? У нас нет другого.
   - Да, конечно, а какой? - сердце Торуса билось так, что на самом деле ему никакого кофе не требовалось.
   - Сейчас посмотрю, - ответил Скорпион и снова вышел на кухню.
   Вернувшись, он сообщил:
   - Зеленый "Якобс".
   - Отлично, - сказал Торус и умолк.
   Что же будет дальше?
   Наверное, у него появится не менее тридцати секунд, пока его страж и палач будет на кухне насыпать кофе в чашку, добавлять сахар, наливать кипяток и размешивать все это. Если он будет делать кофе и для себя, то добавится еще немного времени.
   - О чем вы сейчас думаете? - вдруг спросил внимательно смотревший на Торуса Скорпион.
   "Ишь, сволочь, почуял, что ли"?  подумал Торус и ответил:
   - О свободе.
   - Вы можете стать свободным прямо сейчас, - улыбнулся Скорпион, - скажите, где деньги, я заберу их, и все!
   - Вот уж нет, - возразил Торус, стараясь, чтобы в его словах прозвучала жадность, - сам, по собственной воле, я их вам не отдам.
   Во взгляде Скорпиона мелькнула тень презрения, и в это время на кухне начал шуметь закипающий чайник.
   - Как угодно, - сухо бросил Скорпион и пошел на кухню.
   Торус услышал, что там началось движение предметов на кухонном столе и в его голове вдруг прозвучал уже знакомый голос:
   "Сейчас!"
  
   И снова время изменило скорость своего течения. Торус действовал, как во сне. Он, как несколько минут назад, стал повторять про себя действия, одновременно делая то, о чем думал:
   "Поворачиваю кисть налево, потом локоть вперед, и колено прижать к нижней части подлокотника. Ремень немного сдвигается. Теперь повернуть кисть ладонью вверх, плечо назад, будет немного больно, теперь полностью расслабить кисть, пальцы гнутся в обратную сторону, потом плечо вперед и готово. Рука свободна."
   Рука была действительно свободна.
  
   Из кухни раздался голос Скорпиона:
   - Вам сколько ложек?
   Торус вздрогнул и, стараясь, чтобы его голос прозвучал спокойно, ответил:
   - Две полных. И одну сахара.
   - Хорошо, - отозвался Скорпион и снова раздалось звякание и постукивание.
   Торус быстро отстегнул левую руку, затем обе ноги, и, помедлив секунду, снял ботинки. Счастье, что для этого не пришлось развязывать шнурки или громко отдирать липучки.
   До стола, на котором лежала "Беретта", было около четырех метров, Торус, встав из кресла, уже повернулся в ту сторону, но в это время из кухни послышался голос Скорпиона:
   - Несу!
   Торус услышал, как Скорпион шагнул раз, потом еще раз и понял, что не успевает. Отчаяние охватило его, и тут он увидел стоявшую на стуле рядом с креслом массивную стеклянную пепельницу.
   Схватив ее, и почти не понимая, что делает, Торус бросился навстречу появившемуся из дверей кухни Скорпиону, который нес в обеих руках чашки с кофе, и с рычанием ударил его по голове пепельницей, весившей не менее килограмма.
   Пепельница от удара раскололась, и в руке Торуса осталась только ее половина с острым неровным краем.
   Выронив чашки и покачнувшись, Скорпион потянулся к пистолету под мышкой, но Торус ударил его изо всех сил еще несколько раз.
   Скорпион с залитым кровью лицом рухнул на пол и слабо застонал.
   Торус отбросил ненужный более обломок пепельницы и выхватил у Скорпиона из-под мышки пистолет.
   Швырнув его в угол, он схватил стул и стал бить им Скорпиона по голове, по рукам, по ногам, по туловищу, короче, по чему попало.
   При этом он выкрикивал сдавленным голосом:
   - Свобода, говоришь? Отлично! Я свободен! Стулом в тебя не швырять? А я и не швыряю! Сука! Сука! Сука! Сука! Сука! Сука! - в такт ударам повторял он.
   Скорпион перестал шевелиться.
   Торус бросил стул и встал над поверженным врагом, задыхаясь и почти плача.
   Потом вдруг, повинуясь какому-то древнему желанию, он расстегнул молнию и стал мочиться на Скорпиона.
   Тот не реагировал никак. Даже не шевелился.
  
   Опустошив мочевой пузырь, Торус застегнулся и вдруг совершенно успокоился. Несколько раз глубоко вздохнув, он перетащил оскверненного Скорпиона в кресло, тщательно пристегнул его и после этого обыскал. Подумав, снял с него брючный ремень, надел его ему на шею и, не слишком затягивая, зацепил за имевшуюся на спинке кресла скобу.
   Проверив еще раз надежность всех креплений, Торус сходил в ванную, вымыл там руки, вытер их хорошим махровым полотенцем и вернулся в комнату. Подойдя к столу, он, поглядывая на все еще не пришедшего в себя Скорпиона, нацепил на себя наплечную кобуру, зарядил "Беретту", передернул затвор и сунул ее под мышку.
   - Вот так, - произнес он и открыл медицинский шкафчик.
   Найдя нашатырный спирт, он смочил им ту же ватку, которую совал ему под нос Скорпион, зацепил ее пинцетом и сунул в лицо неудачливому палачу.
   Скорпион вдохнул нашатырь, отдернул окровавленное лицо, потом вдохнул еще раз, сморщился и отрицательно замотал головой. Торус убрал ватку и, бросив ее на пол, уселся напротив Скорпиона, точно так же оседлав стул задом наперед. Наконец Скорпион открыл глаза и уставился на Торуса, по всей видимости еще не до конца понимая, насколько изменилась ситуация. Торус встал, прошел в ванную, намочил полотенце холодной водой и, вернувшись, тщательно вытер окровавленное лицо Скорпиона.
   К этому времени тот уже полностью очухался и смотрел на Торуса, не отрывая глаз.
  
   Торус ответил ему спокойным взглядом и сказал:
   - А кофе-то мне все-таки хочется. Вы будете?
   И, не дождавшись ответа, пошел на кухню.
  
  

*******

  
   "...его искать. Где Торусев? Где он, я вас спрашиваю?
   - Вы спрашиваете, а отвечать не даете. Торусев у нас.
   - Что вы говорите! Это точно?
   - Абсолютно. Скорпион работает с ним на второй точке. После проверки он ликвидирует материал, и об этом можно будет забыть.
   - Да, пожалуй...А я, честно говоря, попробовал бы еще раз уговорить Слона..."
  
  
   Глава 20
  
   В кафе "На нарах" было тесно. Все, кто был в этот момент в зале, имели отношение к банде Салтыкова. Случайных посетителей не было. Их отсекали двое угрюмых типов, стоявших на дверях.
   Несколько минут назад в кафе вошли двое головорезов. Это были Буль и Мюллер, вернувшиеся с операции. Их тут же окружила братва, и посыпались вопросы о том, как все прошло.
  
   Вдруг от входной двери послышались два резких щелчка, и стоявшие там привратники рухнули на пол. Все, находившиеся в полутемном зале, обернулись туда и увидели, что в ярко освещенном солнцем проеме двери стоит темный силуэт человека с пистолетом в руке. Он поднял руку и быстро выстрелил еще несколько раз, ни в кого особенно не целясь.
   Однако двое из присутствующих тут же упали на пол, а третий завопил благим матом:
   - Ой, блядь, он в меня попал!
   Опустошив обойму, нежданый гость громко и насмешливо произнес:
   - Больно тебе, козлу? Всем вам, петухам, скоро больно будет.
   И исчез.
   После секундного замешательства половина находившихся в зале бандитов бросилась к выходу, сгорая от желания догнать и разорвать того, кто так смертельно их оскорбил. В дверях они замешкались, мешая друг другу, и успели только увидеть, как в ярко-красную открытую "BMW - Z3", не торопясь, уселся молодой крепкий парень в шортах и в гавайской рубахе навыпуск.
   Обернувшись, он показал преследователям средний палец, и "БМВ" спокойно отъехала от поребрика.
   Напрасно бригадиры кричали братве, что это подстава, что их заманивают, что есть более важные дела. Свора была неуправляема и уже через несколько секунд четыре машины, завывая двигателями, помчались вдогонку за этим козлом, петухом, пидаром, сукой и вообще нехорошим человеком.
   Впереди всех мчался по колдобинам и выбоинам "Опель Омега", за рулем которого сидел некто Терентий. За свою недолгую, но грязную и кровавую жизнь он убил четырех человек. Причем всех за то, что они неосмотрительно назвали его петухом. Это и так-то было смертельным оскорблением, но для Терентия имело особый смысл.
   Когда он сидел на зоне общего режима за хулиганство, один из старых зеков, поймав его в пустом цеху, зверски изнасиловал. Правда, перевозбудившись при этом, он через пять минут после совершенного получил инфаркт и тут же издох, так что о терентьевском позоре никто не узнал. Но зато Терентий сохранил на всю жизнь незабываемое ощущение в заднем проходе, и, слыша в свой адрес слово "петух", приходил в неописуемую ярость, боясь, что его постыдная тайна раскрыта. Еще четверо свеженабранных рекрутов сидели в его машине и, предвкушая расправу над пижоном в цветастой рубахе, подбадривали Терентия лихими выкриками.
   За "Опелем" Терентия следовала зеленая "Нива" с черными стеклами. Этот автомобиль был отобран у одного любителя рыбной ловли, который неосмотрительно протаранил на перекрестке гнилую "девятку", в которой сидели безмозглые, но опасные для лохов бычки. Девятка была гнилой, и даже от этого, совсем не сильного, удара испортилась окончательно. Владельца "Нивы" запугали, машину у него отняли и вот уже три месяца на ней разъезжали пятеро неприкаянных бычков. А накануне им было сделано лестное предложение примкнуть к настоящей бандитской группировке. И теперь они мчались на дело, преследуя вооруженного наглеца, посмевшего поднять руку на конкретных пацанов.
   Далее в погоне участвовали две одинаковые "восьмерки" цвета мокрого асфальта, купленные Салтыковым для служебных надобностей. Будучи фантастически жадным, он, тем не менее, понимал, что в уважающей себя организации должен быть казенный транспорт.
   В "восьмерках" сидели еще десять представителей криминального мира. Они были низшего ранга, попросту говоря - шестерки. А на языке итальянской мафии - солдаты. Одним из них был Огурец, все еще надеявшийся на повышение. Прошлым вечером он принес Салтыкову важную весть и лично доложил ему о стрельбе в Осиновой Роще.
  
   В открытом "БМВ", за которым гнались двадцать беспредельщиков в четырех машинах, сидел одетый в летние радостные одежды Шварц. Пустой "Вальтер" лежал в бардачке.
   Процессия вылетела на Большой Сампсониевский и повернула в сторону Центра. Шварц видел в зеркале, как из боковой улицы вслед за ним, кренясь и виляя, вывернули четыре машины и устремились следом. Все шло по плану. А план был прост.
   Спровоцировать их на беспредел на дороге, вытащить в оживленное место, где они неминуемо привлекут к себе внимание ментов, а тех, кто сможет-таки преследовать маленькую и стремительную "Зэтку", заманить в район стоянки катеров на Крестовском острове, где на пустырях их уже ждала теплая встреча.
   Шварц резко повернул налево и въехал в Литовскую улицу, посматривая в зеркало заднего вида.
   Преследователи держались в сотне метров за ним и пока что не отставали. Визжа резиной и подскакивая на знаменитых колдобинах Сампсониевского проспекта, бывшего Карла Маркса, они дружно свернули за ним. При этом, пытаясь влезть в узкую Литовскую всей толпой, они, естественно, не уместились на тесной проезжей части, и одна из "восьмерок", подскочив на поребрике, вылетела на тротуар и проскребла правым передним крылом по гранитной парковой ограде. Сидевший за рулем Огрызок, выпучив глаза, завертел рулем и смог все-таки удержать "восьмерку" под контролем и, не теряя скорости, съехать обратно на дорогу.
   Крыло машины было основательно ободрано и помято, и Огрызок, сузив глаза, проскрипел:
   - Ну, пидар, за это ты отдельно ответишь!
   И представил себе, как пижон в цветастой рубахе корчится у его ног, вымаливая прощение. Остальные сидевшие в машине, держались за всякие ручки и молчали. Но представляли примерно то же самое.
  
   Шварц, доехав до Лесного, не снижая скорости повернул направо прямо перед носом у выезжавшего из-под железнодорожного моста "Икаруса". Водитель "Икаруса" нажал на тормоз и нецензурно выругался вполголоса. Громче было нельзя, потому что в салоне сидели тридцать два пассажира и экскурсовод. Вывернув на Лесной, Шварц посмотрел в зеркало и увидел, как перед остановившимся автобусом одна за другой выскочили четыре машины преследователей. У одной из них уже было помято крыло.
   Шварц усмехнулся и нажал на газ. Он мог бы с легкостью оторваться от них и исчезнуть. Но план был совсем другим, и нужно было постоянно следить за тем, чтобы его видели и думали, что вот-вот нагонят.
   Впереди был чемпионский по своей раздолбанности перекресток у станции метро "Выборгская" и Шварц увеличил скорость, чтобы успеть тормознуть перед ямами и пересечь его, сохраняя дистанцию. Когда "БМВ", медленно поныряв на раздолбанных рельсах, оставила их позади и снова резко набрала ход, он увидел в зеркале, что преследовавшая его кавалькада вынеслась на перекресток на полном ходу.
   Подскакивая так, что колеса отрывались от земли, машины преследователей запрыгали по глубоким ямам и высоким рельсам, и Шварц, будучи опытным автомобилистом, почти физически почувствовал, как их несчастная подвеска разбивается в хлам. Сидевшие в скачущих по рытвинам телегах бандюганы летали по салонам, ударяясь головами о потолок и цепляясь за что только можно.
   При этом с "Нивы" слетел декоративный колпак и, высоко подскакивая, покатился в сторону. У ларька на остановке в это время стоял синий алкаш и подносил к губам бутылку пива, купленную на выпрошенные у прохожих деньги. Подскочив в очередной раз, колпак ударил алкаша по запястью, от неожиданности тот выпустил драгоценную бутылку из ослабленной многолетним пьянством руки, и она, подчиняясь закону всемирного тяготения, направилась к центру Земли. Через полтора метра на ее пути встретился асфальт, раздался звон, и драгоценная влага разлилась среди плевков и окурков. Потрясенный алкаш застыл и горечь неожиданной потери легла на его сильно помятое жизнью лицо.
  
   В ста пятидесяти метрах за злополучным перекрестком происходили аварийные работы по замене кабеля. Правая сторона проезжей части была разрыта до самых рельсов. Нетрезвые работяги в грязных оранжевых жилетах, сиплыми голосами комментируя свои действия, ковырялись в небольшом котловане и вокруг него. На самом краю ямы стоял трактор "Беларусь", из кабины которого торчал экскаваторщик с беломориной в зубах. По части алкогольного опьянения он не отставал от своих пеших коллег и с высоты кабины давал им разнообразные интересные советы.
   Шварц принял влево и на скорости около восьмидесяти объехал котлован по рельсам. Навстречу шел трамвай. Проехав место работ, Шварц посмотрел в зеркало и увидел, что преследователи повторяют его маневр. Но трамвай, трезвоня, приближался к котловану и промежуток между ним и ямой становился все меньше. Далее все происходило так, как и должно было в этой ситуации.
   "Опель", "Нива" и одна из "восьмерок" проскочили это место благополучно. Но другая "восьмерка" с ободранным крылом, следовавшая последней, не успевала за ними никоим образом. Ее водитель попал в неприятную ситуацию. Объехать встречный трамвай слева возможности не было, так как там в два ряда двигались машины. Попытаться проскочить между трамваем и котлованом было уже поздно. Огрызок, сидевший за рулем, запаниковал и ударил по тормозам. "Восьмерку" понесло юзом, слегка увело вправо, и она на скорости ударила уже пострадавшим ранее правым крылом прямо в маленькое переднее колесо "Беларуси", стоявшее на самом краю котлована.
   "Беларусь" развернуло и колесо соскочило в яму. "Восьмерка" в этот момент продолжала движение, но это был уже полет. Правда, очень короткий. Котлован был всего лишь около пяти метров в ширину, так что "восьмерка" со всей дури врезалась в противоположную стенку этой глинистой ямы. Все сидевшие в ней тут же оказались в районе приборной панели. Это было очень вредно для здоровья.
   "Беларусь" в это время продолжала крениться и начала падать прямо на "восьмерку". Один из сидевших в "восьмерке" бычков, несмотря на то, что у него были сломаны обе руки, в шоке выскочил через проем вылетевшего переднего стекла и бросился вылезать из ямы. Но тут колесный экскаватор всей своей тяжестью рухнул в котлован. Он упал боком на смятую "восьмерку", а его ковш, мотнувшись в воздухе, с размаху накрыл лезущего по земляному откосу братка. Тот сразу перестал лезть и стал похож на раздавленную грузовиком собаку. Те, кто был в салоне невезучей "восьмерки", выглядели не лучше.
  
   Увидев в зеркале, что один из участников гонки выбыл, да еще таким эффектным образом, Шварц удовлетворенно ухмыльнулся и, видя, что те, кто за ним гнался, не сдаются, слегка поднажал.
   Доехав до перекрестка Лесного и Выборгской, он резко затормозил и свернул направо. Дав газу, он через несколько секунд оказался у Сампсониевского и повернул по нему опять же направо, то есть в обратную сторону. Поворачивая, он успел заметить, как преследователи, задевая друг друга, ломятся следом.
   "Эк их разобрало", - подумал Шварц и сбавил скорость.
   Отъехав от перекрестка метров сто, он снова увидел сзади три машины, разухабисто вылетевшие на Сампсониевский.
   Впереди был перекресток Сампсониевского и Гренадерской.
   Налево - Гренадерский мост. За ним - Петроградская.
   Туда-то Шварц и вел всю компанию.
  
   Налево все дружно повернули на красный. Встречные машины, сигналя, остановились и пропустили компанию безголовых идиотов, которые мчались, не разбирая пути. На самом же деле не обращали внимания ни на что только водители трех из четырех опасно мчавшихся по городу машин. Лидер, сидевший в красной открытой "БМВ", в отличие от распаленных погоней преследователей, был крайне внимателен, и все его решения были просчитаны хладнокровно и точно.
   Вылетев на мост, "БМВ" обогнала нескольких частников, машину скорой помощи и милицейский "Уазик", грустно тащившийся по жаре. На въезде на Петроградскую был зеленый, так что Шварц, не снижая скорости, направил машину на набережную Карповки. Она была почти пуста, и Шварц поддал до сотни. Пользуясь тем, что дорога была ровной и свободной, преследователи не отставали.
   Проспект Медиков они пересекли на зеленый. Каменноостровский - тоже. Впереди было два пути. Налево - Чкаловский проспект, направо - Вяземский переулок, выходящий на набережную Малой Невки. Шварц повернул направо. До набережной оставалось метров пятьсот. Перекресток профессора Попова проскочили на красный. Моментально разогнавшись до ста двадцати, Шварц приготовился резко затормозить перед набережной и повернуть налево. На светофоре был зеленый. Это было хорошо, потому что обычно в этом месте в любое время было много машин.
   У самого пересечения Вяземского и набережной Шварц резко затормозил и пустил машину в управляемый занос. "БМВ" выскочила на набережную развернутая уже так, как нужно было для дальнейшего движения. Через несколько секунд следом за ней с грехом пополам вписался в поворот громыхающий подвеской "Опель". А вот "Ниве", за рулем которой сидел двадцатилетний щенок, мечтавший о блатном авторитете и множестве заслуженных татуировок, не повезло.
   Претендент на звание настоящего бандита не справился с управлением. На скорости семьдесят квадратная неусточивая "Нива" запрыгала по рельсам, развернулась влево и несколько метров проскакала боком. Затем ее резко перевернуло, вылетели все стекла, и, кувыркаясь, она домчалась до реки, с лязгом выбила одну секцию чугунных перил и рухнула в воду, подняв фонтан брызг.
   Неподалеку стояли два молодых оболтуса с пивом. Один из них, восхитившись увиденным, воскликнул:
   - Вау!
   А другой зажмурился и, сделав жест, будто подтягивается на одной руке, произнес:
   - Йес!
  
   Погоня продолжалась.
   Слегка отставший водитель "восьмерки", увидев, какая неприятность случилась с братаном, притормозил и повернул налево без проблем. Теперь на хвосте у "БМВ" осталось только две машины - "Опель" и "восьмерка". А до конца пути оставалось уже немного. И никому из десятка тупоголовых дебилов в пылу погони не вспомнилась басня дедушки Крылова про волка, который по ошибке угодил на псарню. Им даже и в голову не приходило, что их ведут в западню.
   А напрасно.
   Свернув на Большой Крестовский мост, гонщики оказались на Крестовском острове. Промчавшись по улице Петроградской, они свернули на Константиновский проспект, и вот уже набережная Мартынова. Мимо главного входа в ЦПКиО они пролетели за сотню. Впереди видны были ангары и сараи, дорога стала хуже и всем пришлось скинуть скорость.
   Наконец появившиеся в асфальте выбоины и разрывы заставили Шварца, да и остальных ехать не быстрее сорока, но преследователей это уже не беспокоило. Они прикинули, что отсюда другого пути нет, и Терентий даже сунул в рот сигарету, предвкушая грядущее развлечение.
   Красная "БМВ" виляла по разбитой дороге, которая вела между стоящих на подставках катеров, моторных лодок и яхт. "Опель" и "восьмерка" следовали за ней, как почетный эскорт. И вот впереди показалась вода. Дорога расширилась и превратилась в небольшую поляну на берегу залива.
   "БМВ" доехала до воды и остановилась.
   Пижон в цветастой рубахе вышел из нее, захлопнул дверь и, опершись на машину задом, сложил руки на груди. Он улыбался.
   Внимание преследователей было сосредоточено только на нем, поэтому, когда "Опель" и "восьмерка" остановились вплотную к "БМВ" и из них выскочили готовые убивать и калечить конкретные пацаны, они не сразу заметили стоявших вокруг поляны людей, в руках которых было разнообразное оружие.
  
  

*******

  
   "...поздравить вас, Волк. Наши подопечные уже затеяли гонки со стрельбой. Что будете делать?
   - Вы забыли, Тигр, что я ваш подчиненный? Вот и давайте, руководите. А я что - я готов.
   - Эк вы заговорили! Хорошо, я припомню вам ваше подлое коварство. А пока что свяжитесь с Почтальоном и вызовите его сюда. Вы будете кофе или..."
  
  
  
   Глава 21
  
   Принеся из кухни две чашки кофе, Торус подвинул к правой руке Скорпиона стул, поставил на него чашку кофе и, откровенно дразня пленника, сказал:
   - Сейчас я освобожу вашу правую руку и надеюсь, что вы не будуте швырять в меня стулом. Насколько я понял, вы человек уравновешенный.
   Скорпион, по прежнему не сводивший с Торуса глаз, криво улыбнулся и ответил:
   - Как же я в вас ошибся! - он замолчал, покачивая головой из стороны в сторону, как бы не веря тому, что происходит, и продолжил, - нужно было просто убить вас.
   - А зачем? - спросил Торус, начав расстегивать ремень на правой руке Скорпиона, и заметил, как тот бросил молниеносный взгляд на торчавшую под мышкой у Торуса "Беретту".
   Затянув ремень снова, Торус погрозил Скорпиону пальцем, вынул пистолет из кобуры и положил его на стол, подальше от греха.
   Потом он все-таки освободил Скорпиону руку и повторил вопрос:
   - Так зачем меня убивать?
   Скорпион не ответил и взял кофе.
   - Вы не можете ответить на такой простой вопрос. Ай-яй-яй! Хотя, по правде сказать, он, наверное самый сложный из тех, которые я задам вам сегодня.
   Он уже знал, что будет делать дальше.
   Скорпион молча пил кофе.
  
   Торус почувствовал власть над жизнью этого человека и то, что он испытал при этом, ему очень не понравилось. Он вдруг понял, как это странное чувство может опьянять и как человек может стремиться испытывать его снова и снова.
   "Только не это",  сказал он себе и встряхнул головой, прогоняя наваждение. Но он понял еще одно. Этот человек не должен жить. Его не должно быть в мире, принадлежащем Торусу.
   Он резко встал со стула, стоявшего напротив привязанного Скорпиона, забрал у него недопитую чашку, увидев при этом удивление в его глазах, и снова пристегнул его руку.
   - Простите меня. Я начал становиться таким же, как вы, но вовремя почувствовал это. Вы обошлись со мной, как с вещью, и поэтому не должны жить. Не потому, что именно со мной, а потому, что вы можете так обойтись с человеком вообще. Сегодня я убью вас. А до этого я сам обойдусь с вами, как с вещью. С вами - можно.
   Скорпион смотрел на Торуса как на нечто, превосходящее его. А оно так и было на самом деле. Улыбчивый убийца нарвался на возмездие там, где ожидал этого меньше всего.
  
   Торус подошел к столу, взял с него мобильник Скорпиона и, срывая злость, с силой швырнул его об пол.
   - Абонент недоступен, - сказал Торус и с размаху наступил на расколовшуюся трубку, - или находится вне зоны приема.
   Скорпион молчал, все так же глядя на Торуса.
   "Вот он на меня смотрит,  подумал Торус,  а я вот возьму и подумаю, что он прозрел, что в его душе что-то изменилось, что он стал другим... А он на самом деле ждет малейшей возможности перевернуть ситуацию по-старому. И когда я, растрогавшись собственным благородством, освобожу его, он тут же убьет меня. И будет мне, лоху несчастному, поделом".
   И Торус вспомнил восточную притчу, в которой черепаха, сжалившись над тарантулом, перенесла его на спине через бурный поток, а он ее за это укусил в шею. И когда она, закатив гаснущие глаза, спросила его, что же это он так, тарантул, пожав плечами, ответил: "уж такая у нас, тарантулов, природа".
   "Восток - дело тонкое", - ни к селу ни к городу подумал Торус и достал из кармана трубку. Набрав номер Гоги Телешова, своего старого друга, он тут же услышал знакомый, хриплый от курения "Беломора", голос:
   - Ну?
   - Что ну! Я те понукаю! - отозвался Торус и ощутил радость от того, что после всей той дряни, которая случилась с ним сегодня, слышит привычный и домашний голос старого приятеля.
   - Торус, животное! Ты где?
   - Скоро буду у тебя. Пива привезти?
   - Аск! - ответил Гога.
   - Ну все, жди!  закончил разговор Торус и прервал связь.
  
   Он убрал трубку в карман, потом порылся в канцелярском шкафу и почти сразу нашел то, что было нужно. Большой моток широкого прозрачного скотча.
   - Я не хочу, чтобы вы попробовали повторить мой трюк,  сказал Торус и начал фиксировать Скорпиона по-настоящему,  то, что я сделал, было достигнуто годами неустанных тренировок.
   Шутка была дурной.
   Через десять минут работы Скорпион был прикреплен к креслу так надежно, что выпутаться самостоятельно не было ни одного шанса. Его руки были примотаны к подлокотникам стального кресла от локтей до кончиков пальцев, за спинку кресла Торус засунул найденную на антресолях доску и примотал к ней голову Скорпиона, заклеив тому рот и глаза, а туловище притянул к спинке брючным ремнем, для надежности обмотав его поверху несколькими слоями скотча. Торус не забыл и про ноги, загнув голени Скорпиона под сиденье и привязав их к задним ножкам бельевой веревкой, добытой на тех же антресолях.
   Закончив, Торус отошел от связанного Скорпиона и полюбовался своей работой со стороны. Скорпион был похож на монстра из фильма "Таинственная мумия", только весь блестел.
   "Так ему, гаду, и надо", - подумал Торус и сказал:
   - Видите, насколько более важно хотеть жить, чем хотеть убить другого? Вот вы всего лишь хотели меня убить и поэтому не постарались. А я хочу жить, и поэтому хрен вы отсюда вылезете без посторонней помощи. А ее, я очень надеюсь, не будет.
   Торус помолчал и добавил:
   - Захотите пи-пи или а-а, делайте в штаны. В морге вас переоденут.
  
   После этих слов он взял со стола связку ключей, среди которых были ключи от "Волги" и ключ от этой квартиры, документы Скорпиона, в которых тот фигурировал, как Никулин Александр Данилович, и ушел, захлопнув за собой дверь.
  
   Спускаясь по лестнице, Торус думал о том, где же это он все-таки находится. И когда вышел из подворотни на улицу, то с удивленим увидел на противоположной стороне известную баню на Марата.
   Получается, что он был вовсе не в каком-нибудь мрачном неизвестном переулке на окраине Города, а в самом центре, там, где бродят толпы радостных людей, даже не подозревающих, какие ужасные вещи происходят у них под самым носом.
  
   Белая "Волга" с черными стеклами стояла рядом с подворотней. Торус по-хозяйски открыл дверь, завел двигатель, послушал его, хмыкнул, вспомнив, как работает его новый "Дженерал Моторс", и поехал к Гоге на Петроградскую.
   Гога работал врачом в дурдоме. Принято считать, что врач-психиатр со временем сам становится в той или иной степени сумасшедшим, как бы заражаясь от своих пациентов безумием. Возможно, это и так, но Гога пока что вроде бы не ловил чертей и не разговаривал с невидимыми собеседниками. А если и делал это, то без свидетелей.
   Коньком Гоги были психотропные препараты. Дома у него была небольшая лаборатория. Многие токсикоманы и любители сбивания крыши порадовались бы ее богатству, оказавшись там в отсуствие хозяина. Новые рецепты и методы медикаментозного лечения Гога испытывал, естественно, на работе. Иногда это давало неожиданные, а порой и положительные результаты.
   Как-то раз, под пиво, зашел разговор о методах работы спецслужб и о способах получения информации от не желающих разговаривать людей. Торус с уверенностью дилетанта заговорил о пресловутой сыворотке правды. Гога скорчил презрительную гримасу, остановил его жестом и, попивая пивко, рассказал о том, что никакая особая сыворотка для этого не нужна. Достаточно только ввести в особой последовательности определенные, причем совсем не секретные, препараты, которые сначала расслабляют, потом размягчают, далее успокаивают, затем освежают память, что немаловажно, потому что иногда человек действительно не может вспомнить чего-то. Потом опять что-то там и пожалуйста - спрашивайте, отвечаем!
   Потом разговор съехал на преимущество женских чулков со швом перед колготками, а про шпионаж и тайны забыли. Этот разговор происходил лет пять, если не больше, назад. Но, находясь на явочной квартире, где его чуть не угробили, Торус вспомнил этот разговор почти дословно, и это было кстати. Он хотел задать странному темному человеку много вопросов, и получить на них ответы. Правда, что касается обещания убить его сегодня... Тут он, конечно хватил через край. Одно дело - уничтожить свору смертельно опасных подонков в пылу соответствующей ситуации, другое дело - хладнокровно казнить беззащитного человека.
   Торус знал, что не сделает этого, и надеялся на то, что хозяева, а они обязательно должны быть, не простят такого промаха своему подчиненному и ликвидируют его сами. Во всяком случае о таких вещах Торус достаточно начитался книг и насмотрелся фильмов.
   А пока пусть ждет и мучается, если может.
  
   Свернув на Большую Пушкарскую, Торус проехал несколько кварталов, потом свернул еще раз направо и остановился. Как раз напротив дома, в котором жил Гога, был ларек. Закупив пива и сопутствующих ему соленостей и сухостей, Торус вошел в подъезд и поднялся на третий этаж.
   Идя по лестнице, он подумал:
   "А сколько же сейчас Гоге лет? Сорок шесть... Или сорок семь?"
   Когда он подносил палец к звонку, дверь открылась.
   - А я тебя в окно увидел, - радостно объявил толстый Гога, впуская Торуса.
   Торус передал ему мешок с покупками и вошел в квартиру.
   - Забурел! Ей богу, забурел! - восхитился Гога, осмотрев Торуса, - на "Волгах" ездишь, оделся, как пижон! Ты что, старуху-процентщицу грохнул?
   Торус вспомнил, что Ирэн задавала ему тот же вопрос, и усмехнулся:
   - И не одну!
   - Слушай, а там на мою долю не осталось какой-нибудь завалящей бабки с набитым чулком?
   - Я сам теперь бабка с набитым чулком,  ответил Торус, проходя в комнату,  только грохать меня не надо. Я и так тебе денег дам.
   - Ловлю на слове! - и испытывавший постоянную нужду психиатр стал выставлять принесенное пиво на стол.
   Торус уселся на продавленный диван и обвел взглядом комнату. За пять лет ничего не изменилось. Старая ветхая мебель, сработанная еще во времена мастера Гамбса, массивная, почерневшая от времени, бронзовая люстра с редкими висюльками, огромное количество книг на темных разваливающихся полках  все было так же, как и пять и, наверное, пятьдесят лет назад.
   Торус от пива отказался - за рулем все-таки.
   Гога не возражал - ему больше достанется. Но сходил на кухню и поставил для Торуса чайник.
   Минут пятнадцать они говорили об общих знакомых, о разных выдающихся событиях, произошедших за эти пять лет, потом Торус постмотрел на часы и сказал:
   - Я к тебе по делу.
   - Слушаю тебя, - ответил Гога и посмотрел на Торуса профессиональным психиатрическим взглядом.
   - Помнишь тот разговор о сыворотке правды? - спросил Торус.
   - А ты помнишь, что я просил тебя не употреблять этот идиотский детективный термин? - ответил Гога.
   - Ну хорошо, хорошо. Так помнишь все-таки?
    Конечно, помню. Я вообще, к сожалению, слишком много помню.
   - Ага. "Он слишком много знал!"
   - Вот именно. Ну, так что тебе нужно?
   Торус замялся, потом решительно хлопнул рукой по колену и заговорил:
   - Мне нужно получить информацию от человека, который ни за что не даст ее просто так. Этот человек хотел меня убить. Но теперь он сидит привязанный к креслу и ждет. Меня не интересует, как отразится процесс получения этой информации на его здоровьи. Но, как мне известно, некоторые люди под пыткой обретают особое мужество и ничего из этого не получается, а кроме того, пытальщик из меня, сам знаешь, никакой. Вот так.
   После этих слов Торус вытащил из кармана сотню долларов и положил ее на стол. Окинув взглядом комнату, он достал еще сотню и положил рядом с первой.
   - Ага... - Гога поднял брови и посмотрел сперва на деньги, потом на Торуса,  и что, это действительно так серьезно?
   - Абсолютно, - ответил Торус, - я сидел пристегнутый в том же самом кресле, а он ходил вокруг меня и косился на шкафчик с медикаментами. Профессиональный убийца. Потом я очень постарался, и мы поменялись местами. А эта белая "Волга" - его.
   - Ну, раз так, - и Гога встал, - попей пока чайку, а посмотрю, что у меня там есть.
   Он принес с кухни горячий чайник, заварку, сахар и сухари, потом вышел в смежную комнату и долго рылся там в шкафах и коробках.
   Торус пил хороший чай и думал о том, что вот сейчас, в эту самую минуту, в явочную квартиру входит коллега улыбчивого убийцы, видит его привязанным к креслу и освобождает. И когда Торус возвращается туда, происходит неожиданное и страшное.
   "Нет, - подумал он, - вот этого не надо. Я буду очень осторожен".
   Он поставил пустую чашку на блюдце, и в это время в гостиную вышел Гога, держа в руке небольшую картонную коробку.
   - Ну вот, - произнес он удовлетворенно, - кое-что нашел.
   Он высыпал содержимое коробки на стол и открыл очередную бутылку пива.
   Сев на стул, он отпил из горлышка и спросил:
   - А что это у вас под мышкой, господин Гадюкин?
   Торус посмотрел и увидел, что его "Беретта" не видна разве что слепому. Поправив ее, он ответил:
   - Обыкновенный пистолет с глушителем.
   - С глушителем? - обрадовался Гога, - слушай, я всю жизнь хотел услышать, какой звук у пистолета с глушителем. Стрельни разочек, а?
   Торус не смог отказать Гоге в такой детской просьбе и выстрелил в форточку, целясь в кирпичную облупленную трубу на противоположной крыше.
   В трубу он не попал, зато негромкий хлопок "Беретты" привел Гогу в состояние полного восторга. Он возбудился, как мальчишка, и все повторял:
   - Во здорово! Класс! Как в кино! И те из вас, кто останется в живых, позавидуют мертвым!
   - Спятил? Это из "Острова Сокровищ", - засмеялся Торус, - тогда еще не было глушителей.
   Он опять сел к столу и сказал:
   - Давай, рассказывай про свои мрачные зелья, отравитель!
  
   Гога стал серьезен и, отставив пиво, сказал:
   - Ну, как что действует, я тебе рассказывать не буду. Названия препаратов тебе тоже ни к чему. Даю простую инструкцию для идиотов. Лучше записывай.
   И, вручив Торусу бумагу и ручку, начал:
   - Сначала ты делаешь клиенту укол в жопу, подчеркиваю - в жопу, а не в вену, иначе он крякнет. Вот эта ампула. С синим ободком. Минут через десять он уснет. Когда уснет, гонишь ему в вену пять вот этих, маленьких. Еще через десять минут снова в вену вот эту, с длинной головкой. От нее он проснется. Когда начнет улыбаться - две коричневые. Начнет болтать - спрашивай.
   Торус старательно записал все это, и Гога, проверив его записи, продолжил инструктаж:
   - Но это только полдела. Ты должен понравиться ему. Говори тихо, чтобы он был вынужден внимательно прислушиваться, будь ласков, добр, и ни в коем случае не нажимай. Выслушивай его с живым интересом, шути с ним, убеди его в том, что он делает нужное и полезное дело и принесет людям радость. Опасайся нарваться на детское упрямство и обиду. Если это произойдет, попроси прощения, раскайся... Ты понял, каким подлецом ты должен быть?
   - Да, - ответил Торус, - но уж не большим, чем психиатр?
   - Тебе до меня срать-пердеть! - гордо заявил Гога, - слушай дальше. Имей в виду, что он может начать многое путать, например, принять тебя за другого человека. Так что ты должен направлять его ход мыслей.
   Он приложился к пиву и добавил:
   - Когда действие начнет слабеть - еще парочку коричневых. Потом можно еще раз, но не более. Опасно.
   - Ну, как раз это меня волнует меньше всего, - сказал Торус, вставая, - не забывай, я для него был уже мертвый.
  
   Он сложил ампулы, шприц и инструкцию в небольшой пакет, сунул его во внутренний карман куртки и, быстро попрощавшись с Гогой, вышел на лестницу. Спустившись вниз, он увидел, что на крыше "Волги" сидит тощий уличный котяра с обгрызанными ушами.
   - А ну, вали отсюда, лось сохатый! - сказал ему Торус, и котяра, поняв, что машина сейчас оживет, спрыгнул на асфальт и на полусогнутых убежал во двор.
  
  

*******

  
   "... блок защиты, как это ни прискорбно. Свой я уже получил. Завтра и вы получите. Должен вам сказать, что это плохой знак. Прежде его носили только открытые Садовники ниже четвертого класса. Индекс доверия, дорогой Волк, - штука коварная..."
  
  
  
   Глава 22
  
   Абдул вышел из кабинета Кабачка, имея при себе кожаную папку на молнии и четкие инструкции. Он должен был доставить документы в банк "ПетроРим" на Каменноостровском проспекте, и привезти оттуда ответные бумаги. Все было просто. Обычная курьерская работа.
   Выйдя на улицу, он сел за руль скромной "пятерки", той самой, на водителя которой так неосмотрительно попер ныне покойный Вован, и, развернувшись на освещенной солнцем площадке перед особняком, выехал в открывшиеся перед ним кованые ажурные ворота. Повернув направо, он спокойно поехал к трассе, ведущей в Город. Когда он отъехал от особняка метров на двести, из тенистого переулка выкатилась подержанная "Вольво-740" с темными стеклами, и последовала за "пятеркой".
   В "Вольво" сидели трое солдат из армии Салтыкова. За рулем был Палач, носивший это прозвище вполне оправданно, рядом с ним - Теремок, которого назвали так за привычку называть теремком любое строение, а на заднем сиденьи раскуривал косяк Груша. Его голова была действительно похожа на этот плод.
   Затянувшись несколько раз первосортным пластилином, Груша, удерживая в легких драгоценный дым, смочил слюной криво разгоревшуюся папиросу и передал ее на переднее сиденье Теремку. Тот, приняв косяк, нажал на кнопку между передними сиденьями, и стекла поползли вверх.
   - Кумар выходит, - пояснил Теремок и глубоко затянулся, потом передал папиросу Палачу.
   Через минуту атомный косяк был выкурен, а в салоне стало дымно, как в коптильной камере.
   Еще через две минуты троих конкретных пацанов приходнуло так, что они стали потихоньку хихикать, затем засмеялись громче и наконец истерично заржали, словно кто-то их щекотал.
   - Слышь, бля, кончай ржать, а то сейчас улетим, - между приступами дикого беспричинного смеха выдавил Палач и, нажав кнопку, опустил все стекла, чтобы принять свежего воздуха. Теремок и Груша, не слыша его, продолжали, задыхаясь, смеяться, одержимые демоном, выпущенным из комочка зеленоватого ароматного вещества. "Вольво" виляла по солнечному проспекту Гегеля, распугивая редкие машины. Собрав волю в кулак, Палач резко нажал на тормоз, и "Вольво", завизжав покрышками и оставивив за собой две черные полосы, остановилась.
   От резкого торможения сидевший рядом с Палачом Теремок с громким стуком ударился лбом о стекло, а сидевший сзади Груша налетел мордой на подголовник и больно рассадил изнутри губу о собственный клык.
   В машине стало тихо. Все посмотрели друг на друга. Теремок тер ушибленный лоб, Груша сосал кровоточившую губу, и Палач, отдуваясь, сказал:
   - Ну, бля, и масть! Во цепляет!
   Теремок посмотрел вперед и вдруг закричал:
   - Э, слышь, а этот-то где!
   Палач тоже посмотрел туда и, нахмурившись, нажал на газ.
   Вольво рванулась вперед и через некоторое время преследователи увидели "пятерку", подъезжавшую к развязке, ведущей в Город.
   Теперь в "Вольво" было тихо. У сидевших в ней бандюков пошел другой кайф и теперь они внимательно следили за преследуемой машиной, ожидая момента, когла можно будет приступить к действиям.
   Действия, которые они намеревались совершить, были просты.
   Нужно было загасить водителя, причем сделать это особо жестоким и оскорбительным для Кабачка образом, и оставить в машине свидетельства того, кто это сделал и вообще откуда ветер дует.
   Абдул, ничего не подозревавший об этом, пристроился за едущей в сторону Города машиной ГАИ, и спокойненько покуривал сигарету "Парламент".
   Теремок, раздраженный тем, что напасть на водителя "пятерки" невозможно, злобно произнес:
   - Ишь, сука, за ментом поганым пристроился. Грамотный, падла!
   - Грамотный-то грамотный, а вот если он до самого Города будет ему жопу нюхать, где мы его замочим? - отозвался Палач.
   - А в городе прижмем и замочим, - послышалось с заднего сиденья.
   - Как ты его замочишь, если там ментов полно? - поинтересовался Теремок.
   - Харэ базарить попусту, - прервал бесполезную трепотню Палач, - Груша, дай-ка мне водички, а то сушняк!
   Разговоры смолкли и было слышно только, как Палач громко всасывает минералку из двухлитровой пластиковой бутылки.
  
   Проезжая мимо памятного места, где разбились на "Лексусе" Бантик и Лось, Абдул увидел торчавший около дороги венок, а рядом с ним бутылку, стакан, прикрытый коркой хлеба и несколько цветов.
   В том месте, куда угодил потерявший дорогу "Лексус", было сломано несколько небольших деревьев, а на более толстых стволах, в которых застрял исковерканный автомобиль, была содрана кора. Когда Абдул увидел тот самый сук, на котором висел выкинутый из салона Бантик, его передернуло, и он поплевал через левое плечо.
   Мент впереди ехал ровно восемьдесят, и Абдул следовал за ним, не изменяя дистанции и не беспокоясь ни о чем. Посмотрев в зеркало, он увидел, что за ним так же дисциплинированно едет черная "Вольво" с затененными стеклами. Через несколько минут впереди показался пост ГАИ, на машине мента замигал правый поворотник, она затормозила и остановилась рядом с встречавшим ее гаишником. Когда мент вышел из машины, гаишник отдал честь, затем они пожали друг другу руки.
   Проехав мимо, Абдул поднажал и выехал на улицу Савушкина уже под сотню. "Вольво" ровно держалась сзади. Проехав по Приморскому, Абдул приблизился к Ушаковской развязке и остановился, приготовившись свернуть направо на Каменный остров и пропуская идущие слева беспрерывным потоком машины.
   Краем глаза он увидел в зеркале, как у "Вольво", остановившейся за ним, открылась левая дверь и из нее вышел человек. Абдул потянулся за сигаретами, лежавшими на торпеде, и в это время его дверь резко распахнулась. И как только он повернулся в ту сторону, чтобы достойно ответить наглецу, как почувствовал несколько очень сильных ударов в голову. Свет погас и Абдул уснул.
  
   Преследуя "пятерку", сидевшие в ней по мере приближения к городу начинали нервничать все больше и больше. Но это касалось только Теремка и Груши. Палач, управлявший машиной, был невозмутим, и только время от времени обрывал нервные базары братков, которым не сиделось спокойно.
   Когда "пятерка" остановилась перед Ушаковским мостом, Палач, пристроившись за ней в пяти метрах, поставил машину на ручник и сказал Теремку:
   - Сядь за руль!
   После этого он быстро вышел из "Вольво" и пошел к "пятерке". Подойдя к водительской двери, он рывком распахнул ее и несколько раз ударил водителя. После этого он отпихнул его неподвижное тело на правое сиденье и уселся за руль.
   И тут Теремок вспомнил, как застал однажды Палача за странным, на первый взгляд, занятием. Палач, поставив на водительское сиденье "Жигулей" боксерский мешок, стоял рядом и методично бил по нему через открытую дверь. Через несколько минут он закрыл дверь и стал отрабатывать удары через окно.
   - Ну, бля, ты даешь! - восхитился он тогда, догадавшись о смысле такой тренировки. И вот теперь, наконец, он увидел применение этой техники на деле.
   Теремок, уже сидевший за рулем, посмотрел в зеркало и не увидел сзади ни одной машины. Значит, свидетелей не было. Груша в это время перелез на переднее сиденье и, двинув Теремка локтем, заржал:
   - Ты видел, как он его? Не, ты видел?
   Теремок сдержанно улыбнулся, и это должно было означать, что ничего сверхъестественного в действиях Палача не было.
   - Да, вполне профессионально, - хладнокровно отреагировал он, и тут до него дошло, что он произнес слово "вполне" в первый раз в жизни.
   Пораженный этим, он чуть не пропустил момент, когда, дождавшись паузы в беспрерывном появлении машин слева, Палач, сидевший за рулем "пятерки", рванул с места. Теремок последовал за ним, и они оказались на Каменном Острове.
   Следуя за Палачом, Теремок все гадал, куда же он направится. Но кое-что было ясно уже сейчас.
   - Ну, бля, мы щас с этим козлом разберемся! Ух, бля, разберемся! - весело повторял он.
   Груша тоже был доволен:
   - Мы его не больно зарежем! Чик - и на хуй!
   - Какой чик? - возражал Теремок, - не-е, мы его - чик-чик-чик, а потом - чук-чук-чук, а потом снова - чик-чик-чик!
   - Гы-ы! - радостно ржал в ответ Груша, потирая руки.
   В общем, Абдула ожидала очень незавидная участь.
  
   Покрутив по Петроградской, Палач, наконец, увидел то, что искал, и "пятерка" въехала в освещенный солнцем двор дома, находившегося в состоянии капитального ремонта. Рабочих не было, и среди строительного мусора и еще не до конца разворованных стройматериалов сидели несколько кошек, которые разбежались, услышав шум двух машин, въезжавших в безлюдные руины. Под их колесами хрустел битый кирпич и трещали обломки досок. Наконец эти звуки стихли, двигатели умолкли и воцарилась тишина. Защелкали открывающиеся двери и братки вышли из машин. Затем они вытащили Абдула, который все еще был без сознания, и бросили его на землю.
   Теремок огляделся и сказал:
   - А чо, конкретное место. В самый раз.
   И, повернувшись к Палачу, добавил:
   - Слышь, Палач, а ты его конкретно приложил. Уважаю!
   Груша в это время копался в пакетике с планом.
  
   Абдул, уткнувшийся лицом в мусор, пошевелился и застонал. Все повернулись к нему. Он медленно встал на колени, затем сел. Левая сторона его лица была раздута и кровоточила. Он потрогал лицо и еще раз негромко простонал. Потом поднял глаза и увидел перед собой троих несомненных бандюков.
   Его глаза постепенно приобрели осмысленное выражение, и он полез за пояс.
   - Ну и что ты хочешь там найти? - насмешливо спросил Палач, - пушку свою ищешь? Так вот она! И нечего шарить, там теперь одни мандавошки остались.
   И он повертел в воздухе абдуловским "Макаровым".
   Теремок и Груша заржали.
  
   Палач остановил их жестом и произнес:
   - Давайте его туда, - и указал на обшарпанный проем подъезда, перекошенная дверь которого висела на одной петле.
   Теремок с Грушей подхватили Абдула за руки и, слегка вывернув из назад, потащили туда. Абдул попытался сопротивляться, но, получив от Груши коленом в поддых, пошел, спотыкаясь, куда вели.
   Когда вся компания поднялась на второй этаж, Палач, оглядевшись, сказал:
   - Тащите его в эту квартиру.
   Квартира, в которую заволокли Абдула, представляла собой цельный объем без перегородок и с наполовину разрушенной внешней стеной. Пол был завален обломками кирпича и обрывками обоев. Среди этого бардака стояли штукатурские подмости, измазанные раствором и краской. Лучи солнца, проникавшего через проемы полуразрушенных стен дома, слегка оживляли картину.
   - А привяжите-ка этого козла к вон тому козлу! - скомандовал Палач и все трое, довольные таким тонким остроумием, засмеялись.
   Теремок быстренько нашел большой кусок ржавой проволоки, и через несколько минут Абдул был привязан к подмостям наподобие буквы "Х". Его руки и ноги были разведены в разные стороны и грубо прикручены проволокой, причинявшей ему сильную боль. Он понимал, что все кончилось, надеяться на продолжение жизни не было смысла и думал только о том, какие мучения его ждут перед смертью.
   Палач тем временем просматривал документы, обнаруженные в папке, которая была при Абдуле, и, не понимая в них ничего, бросал на пол один лист за другим. Перебрав их все, он заглянул в папку, и не обнаружив там больше ничего, швырнул ее в угол.
   - Слышь, - обратился он к Теремку, нетерпеливо переминавшемуся в угрожающей позе перед привязанным Абдулом, - а что у него там в карманах?
   - Ща, бля, посмотрим, - отозвался Теремок и стал обыскивать Абдула.
   - Так, это бабульки, - бормотал он себе под нос, - это ключики, они ему больше не нужны. Они ведь тебе больше не нужны, правда? Во, документы, годится. А это что?
   И он вынул из внутреннего кармана Абдула сложенный вчетверо розыскной портрет Торуса с казенными комментариями к нему. Развернув его, он нахмурился, что-то соображая, затем обернулся к Палачу и злобно прошипел:
   - Да он мусор поганый, вот он кто!
   И, снова повернувшись к Абдулу, с размаху ударил его ботинком между широко разведенных ног.
   Абдул, зажмурившись и закусив губу, сильно побледнел и замычал от боли. Из прокушенной губы потекла тонкая струйка крови.
   Теремок прыгал перед Палачом и тихо кричал:
   - Он же мент поганый, он же, падла, конкретным пацанам жизни не дает! Дай, я его замочу, козла вонючего!
   Палач выхватил у него из руки листовку и сказал:
   - Заткнись, сейчас разберемся.
   Он был старшим группы и ему следовало подчиняться.
   Теремок с трудом успокоился и отошел к стоявшему в стороне Груше, который в это время забивал косяк. Груша, закончив забивать, протянул косяк Теремку и сказал:
   - На, взорви лучше, чего ты прыгаешь? Палач сам разберется.
   Палач, внимательно изучив портрет, подошел к Абдулу вплотную и долго рассматривал его лицо.
   - Ладно, ты не мент. А это кто? - и он поднес бумагу к глазам Абдула.
   - Не твое дело, - сквозь зубы ответил Абдул и сплюнул кровь.
   - Ну, не мое, так не мое. Эй, слышь, иди сюда! - обратился он к Теремку, только что набравшему полную грудь терпкого дыма.
   Тот торопливо передал косяк Груше и, задержав дыхание, поспешил на зов.
   - Этот козел говорит, что это, - и он потряс листовкой, - не мое дело. Может быть, это твое дело? Как ты думаешь? Сделай-ка ему, как тогда Банщику. Помнишь?
   Теремок выпустил дым и обрадованно ответил:
   - Помню-помню! Щас сделаем!
   И в глазах Теремка, и так-то склонного к садизму, а теперь еще и сильно обкуренного, засветились нехорошие огоньки.
   Он вдруг вытащил из заднего кармана опасную бритву, открыл ее и начал медленно играть перед лицом Абдула страшным сверкающим лепестком. На его искаженном лице появилось странное выражение, а в углах рта выступила пена.
   - Щас мы тебе будем делать чик-чик. А потом чук-чук. А потом снова чик-чик. Ты думаешь, я тебе буду фасад расписывать? Не-е-ет, - протянул он нежно. Мы тебе будем чик-чик делать.
   И он опустился перед Абдулом на колени.
   Палач и Груша стояли в стороне и, передавая друг другу косяк, следили за происходящим.
   Теремок несколькими ловкими движениями раскроил бритвой брюки Абдула, затем аккуратно потрудился над его трусами и, театральным жестом отбросив в сторону вырезанные лоскуты, поднялся на ноги и отступил на два шага.
   - Чик-чик! - торжественно произнес он, воздев бритву к небу. Его рука попала в солнечный луч, и опасное лезвие засверкало, как маленькое кривое зеркало.
   Абдул стоял, распятый на грязных подмостях, а его обнаженные гениталии беззащитно висели между широко раздвинутых ног. Глаза Абдула были крепко зажмурены, а на челюстях играли желваки.
   Теремок обернулся к Палачу и ждал дальнейших команд.
   Наступила тишина.
   Палач, отбросив докуренную пятку, смотрел на Абдула и молчал. Будучи очень жестоким пацаном, он, тем не менее, не любил маньяков, потому что в глубине души небезосновательно считал их тайными пидарами. И сейчас он видел перед собой стопроцентного маньяка во всей красе.
   Помолчав минуты две, он подошел к Абдулу и сказал:
   - Если ты ответишь на мои вопросы, я тебя застрелю, и все. Если нет - мы с Грушей уйдем, а Теремок останется. Тебе все равно не жить. А как умереть - выбирай. Усек?
   Абдул открыл глаза, посмотрел на Палача и кивнул.
   Палач тоже кивнул и, прикурив сигарету, вставил ее в рот Абдула.
   Абдул затянулся, а Палач начал спрашивать.
   - Кто этот Торусев?
   - Он двинул из разбитой машины миллион баксов.
   - Деньги до сих пор у него?
   - Да.
   Палач замолчал. Спрашивать стало не о чем.
   Он снова посмотрел Абдулу в глаза и сказал:
   - Я отвечаю за базар.
   После этого он достал абдуловский "Макаров", передернул затвор и, не затягивая страшной минуты, выстрелил Абдулу в сердце.
   Абдул вздрогнул, уронил голову на грудь, и его тело обвисло на привязанных ржавой проволокой руках.
   Отвернувшись от мертвого Абдула, Палач убрал листовку в карман и сказал:
   - Поехали.
   Обкуренному Груше было все равно, а Теремок, уже раскатавший губу и представлявший, как он будет чикать Абдула, был жестоко разочарован. Но, зная, что Палач шутить не любит, он, надувшись, как обиженный ребенок, молчал.
   Они вышли во двор, и раздосадованный Теремок с размаху ударил ногой по заднему крылу абдуловской "пятерки". На беду, его ступня угодила под резиновую накладку на бампере и застряла там. Потеряв равновесие, он свалился на спину и попал растопыренной пятерней прямо в кучу говна, вокруг которой валялись испачканные смятые бумажки. Говно выдавилось между его пальцами и Теремка аж перекосило от отвращения. Груша заржал, а Палач неодобрительно покачал головой и сказал:
   - Отмывайся где хочешь, а то поедешь в трамвае.
   И Теремок, однообразно ругаясь, направился к ржавой бочке, наполненной мутной водой. В воде плавал презерватив.
  
   Расправившись с Абдулом, трое бандитов уселись в "Вольво" и, выехав из двора полуразрушенного дома, отправились в кафе "Обезьяна Чичичи" на Чкаловском. Там они рассчитывали отдохнуть, выпить кофейку, а также решить, что бы еще такое сделать. Когда Салтыков наставлял Палача насчет Абдула, он пояснил, что этим ограничиваться не стоит и вообще всякая инициатива в вопросе нанесения любого возможного ущерба ненавистному Кабачку будет оценена и поощрена.
   Он сказал:
   - Завалите этого козла! А если еще кого из его пидаров увидите, валите тоже. Ты, Палач, меня знаешь. За мной не заржавеет.
   И, сидя в кафе "Обезьяна Чичичи", братки, попивая кофеек, соображали, где бы еще насолить этому белоручке. Вообще-то соображали Груша и Теремок, а Палач сидел молча и о чем-то усиленно думал.
   - Слышь, - обратился к нему Теремок, - а что там этот про какой-то миллион вякнул?
   Палач вздрогнул, оторвавшись от нелегких мыслей о делах скорбных, и, взглянув на Теремка, ответил:
   - Миллион, говоришь? Я знаю, что нужно делать. Поехали!
   И, быстро допив кофе, братки вышли на улицу и уселись в "Вольво". Палач, сев за руль, завел двигатель и сказал:
   - Значит, так. Сейчас мы поедем в одно место, где будем решать вопрос о миллионе. И держите язык за зубами. Если мы хапнем этот миллион, то Салтыков может курить своей бабушке.
   - Ух ты! - сообразил, наконец, Груша, - класс! Мы хапнем этот миллион на троих?
   - А ты не понял, что ли? - ответил Палач, - на хрен нам Салтыков сдался? Или ты хочешь и дальше в шестерках ходить?
   До Теремка тоже, наконец, доперло и он поддержал Палача:
   - Да! Ты хочешь в шестерках оставаться?
   Устыдившийся Груша замолчал, но тут же, представив миллион на троих, завопил:
   - Во, бля, ништяк! Ух, ништяк!
   Палач смотрел вперед, на дорогу, и молчал. Потом сказал:
   - Все, хватит базарить. Подъезжаем.
   "Вольво" переехала через Ждановку и повернула в сторону Петровской косы. Теремок, знавший, что Петровский проспект упирается в Яхт-клуб, спросил:
   - Это мы в Яхт-клуб едем, что ли?
   - Нет,  ответил Палач,  поближе.
   На Петровском проспекте было пусто. Ни машин, ни людей. "Вольво" двигалась между двух промышленных заборов, в которых кое-где были ворота, принадлежавшие разным организациям. Остановившись у ворот, выкрашенных в синий цвет и имевших кривую надпись "кислота", Палач остановил машину и, не выключая двигателя, сказал:
   - Все, приехали, выходим.
   Теремок с Грушей, спеша решать вопрос с миллионом, тут же выскочили из машины и стали по-деловому озираться по сторонам.
   Палач, не торопясь, вылез после них, тоже посмотрел по сторонам и, убедившись, что на проспекте так никого и нет, вынул из кармана абдуловский "Макаров" и выстрелил Теремку в голову, а Груше в грудь.
   Оба повалились на землю, не успев даже удивиться.
   Палач выстрелил еще два раза, и в головах двух жадных глупцов появилось еще по одной дырке.
   Потом он сел в "Вольво" и уехал.
   Выезжая обратно на Петроградскую, Палач усмехнулся и произнес фразу из фильма "Свой среди чужих":
   - Это нужно одному.
   Помолчав, он добавил:
   - Козлы.
  
   Через полчаса он сидел в кресле напротив Салтыкова и рассказывал о том, что они заехали на Петровский проспект в одно место, где должны были встретиться с конкретными пацанами, которых можно было привлечь к борьбе с Кабачком. И только Теремок с Грушей вышли из машины, а он отъехал на десять метров, чтобы запарковаться по-нормальному, как вдруг подлетел черный "Джип", из него - бах, бах, и оба наповал! Ну, Палач, не будь дурак, по газам и ноги! Еле ушел. Жалко пацанов, полегли ни за что...
   Салтыков, держа в руке хрустальный стопарик с коньяком, злобно щурился, играл желваками и проницательно, как ему казалось, смотрел на Палача.
   - Ну и что думаешь? - спросил он, когда Палач окончил рассказ.
   - А что тут думать, Николай Иваныч, - возмутился Палач, - кабачковские пидары, больше некому. Точно.
   - Правильно думаешь. А что делать думаешь?
   - Замочить их всех, пидаров, надо, вот что!
   - Верно думаешь. А не думаешь, что они нас первые замочат?
   - Так ведь смотреть надо, Николай Иваныч! - Палач развел руками,  Эти-то выскочили из машины, как на бульваре, надо же и за поляной следить.
   - И то верно. Ну, будь им земля пухом, - и Салтыков выпил согревшийся в руке коньяк, - тебе не предлагаю, ты за рулем. Все, езжай к пацанам. Там, "На нарах", сходняк сегодня будет.
   Палач встал и, попрощавшись, покинул Салтыкова.
   Выйдя на улицу, он окинул взглядом богатую дачу, в которой находилась резиденция Николая Иваныча, втянул полную грудь свежего токсовского воздуха и, сев в машину, поехал в кафе "На нарах", названное так с тяжелой руки Салтыкова.
  
  

*******

  
   "...неудобно как-то, жмет, что ли...А вам как, Тигр?
   - А я уже привык. Вроде как часы, не более того. Да вы просто постарайтесь забыть, и все тут.
   - Вы знаете, как-то странно...Блок защиты... Все знают, что такая вешь имеется, привыкли вроде, а все равно как-то не по себе.
   - Да...Ну да ладно. Что у нас там по расписанию..."
  
  
   Глава 23
  
   Подъезжая к дому на Марата, Торус думал о том, что, завладев миллионом, он совсем не понял, насколько это серьезно. То есть, он предполагал, что могут настать осложнения, даже воображал, как за ним, стреляя из всех видов оружия, гонятся злодеи и кричат: "Отдай наши деньги!"
   Но это было слишком похоже на кино, в котором ты сам не участвуешь и, даже переживая за героя, в глубине души знаешь, что после съемки эпизода гангстеры и их жертвы будут, смеясь, хлопать друг друга по плечам и пить "Кока Колу".
   А вот теперь он почувствовал, что сам становится участником событий, которые не остановить нажатием кнопки "стоп". Ну, положим, история с четырьмя подонками на свалке не имеет никакого отношения к миллиону. Но вежливый профессионал, который сидел сейчас примотанным к креслу  это уж точно первая и очень опасная ласточка. И события наверняка теперь посыплются, как картошка из мешка. И теперь он уже был бесповоротно втянут в смертельно опасную ситуацию, о которой так легкомысленно думал прежде.
   Выйдя из машины, Торус захлопнул дверь, и направился во двор. В подворотне он, воровато оглянувшись, быстро вынул "Беретту" из кобуры, передернул затвор и спрятал руку с пистолетом под курткой. Медленно открыв дверь в парадную настежь, он придержал ее ногой и прислушался. В парадной было тихо. Тогда он вынул пистолет из-под куртки и, не таясь более, вошел в подъезд.
   Поднявшись на третий этаж, Торус выставил "Беретту" перед собой и тихо повернул левой рукой ключ. Дверь сама отворилась на несколько сантиметров и остановилась. Тогда он резко распахнул ее и отступил на другой конец площадки. Тишина. Медленно, как хамелеон, приближающийся к добыче, Торус проник в квартиру и бесшумно обошел ее всю. Даже заглянул на антресоли. Никого. Тогда он вернулся в прихожую и запер дверь на все замки и засовы. И даже на цепочку.
   Пленник неподвижно сидел в той же позе, замотанный, как пациент травмотологического отделения из какой-нибудь комедии. Торус вдруг подумал - а вдруг он умер? Ну, умер, и хрен-то с ним. Но информация! Она ведь правит миром, а уж ничтожной жизнью Торуса - и подавно.
   Убрав пистолет в кобуру, Торус прошел в кухню и поставил чайник. Он не мог, да и не хотел избавиться от этой всеобщей привычки - постоянно по любому поводу пить чай или кофе. Пришел - чайку. Уходишь - чашечку на дорожку. Зашел в офис - опять же обязательно видишь чайник и прочие причиндалы. И так далее.
   Поставив чайник, он прошел в комнату и занялся своим клиентом. То есть, теперь уже пациентом. В медицинском шкафчике он обнаружил хирургические ножницы с тупыми концами и, подойдя к Скорпиону, приступил к его частичному освобождению.
   Начал Торус с того, что разрезал ножницами скотч, обматывавший голову, от виска до шеи. Потом сказал:
   - Сейчас будет больно. Но быстро.
   И резким круговым движением сорвал с головы неподвижного человека сразу весь широкий пласт слипшегося скотча, охватывавший его голову.
   Скорпион застонал сквозь зубы. Видимо, это было действительно больно. На скотче осталось много волос и засохшие сгустки крови от ран, нанесенных пепельницей. Эти раны снова начали кровоточить. Торусу ужасно захотелось напугать пленника, притворившись сумасшедшим. Сладострастно слизнуть кровь и безумно улыбнуться. А потом, например, нежно поцеловать его в лоб. Наверняка ведь в штаны наложит, - подумал Торус и потянул носом воздух, - если уже не наложил. Но вроде не пахло.
   Все лицо Скорпиона было покрыто белесыми слежавшимися складками от скотча и каплями крови. Наконец он открыл глаза и посмотрел на Торуса тем же самым непонятным взглядом. Капля крови скатилась со лба и повисла на полувыдранной брови. Торус сходил в ванную за полотенцем и вытер сидящему лицо. Полотенце бросил на пол.
   Тут Торус заметил посиневшие кончики пальцев, торчащие из-под витков липкой ленты и ему стало даже немного совестно. Угомонив совесть небольшим фрагментом неприятных воспоминаний, он начал освобождать кисти рук. Наконец и кисти и запястья, и даже удивительные часы на левой руке Скорпиона стали свободны. Кровь стала поступать в затекшие кисти, и это, как он знал на собственном опыте, было гораздо неприятнее, чем один резкий рывок за волосы.
   Потом Торус перерезал веревки, удерживавшие ноги, потом еще немного потрудился и, наконец, у сидящего в кресле человека остались примотанными только голени и предплечья. Ремень Торус повесил на спинку кресла на тот случай, если пленник разбушуется и его надо будет слегка придушить.
   Скорпион пошевелил плечами и состроил несколько гримас, разминая затекшее лицо. Торус стоял напротив него и молча наблюдал. Наконец он спросил:
   - Как вас звать? Точнее, как к вам обращаться?
   Сидящий поднял на него взгляд и, помедлив, ответил:
   - Мое имя - Тимур.
   Торус кивнул и сказал:
   - Хорошо. Тогда слушайте меня внимательно, Тимур. Я еще раз задам вам тот же самый вопрос. Если вы сможете ответить на него так, что я буду вынужден с вами согласиться, я отпущу вас. По-настоящему. Не "сделаю вас свободным", как обещали мне вы, а действительно дам вам уйти и жить дальше. Я повторяю этот вопрос: ЗАЧЕМ МЕНЯ УБИВАТЬ? Не ПОЧЕМУ, а ЗАЧЕМ?
  
   Скорпион смотрел прямо перед собой и молчал.
   Молчал и Торус. Он ждал ответа, хотя и знал, что Тимур не сможет ответить на этот слишком непростой вопрос.
   - Я действительно хочу это знать. Пожалуйста, - попросил Торус, - ответьте мне.
   Скорпион молчал.
   - Ну, тогда я буду задавать вопросы, на которые вы сможете ответить,  сказал Торус и достал из полиэтиленового мешка сверток со шприцом и ампулами.
  
   Тимур уставился на появившиеся на столе зловещие предметы, потом на Торуса, и на его лице отразилось беспокойство. Торус, увидев это, спросил:
   - А что, вы хотели со мной как-то иначе разговаривать? Насколько я помню, ногти вы у меня вырывать не собирались.
   Тимур закусил губу и, нахмурившись, отвернулся.
   "Ага, - подумал Торус, - пробрало тебя, наконец! А каким невозмутимым и любезным ты был, когда я так же беспомощно сидел в этом кресле!"
  
   Заглянув в инструкцию, он покопался пальцем в ампулах и выбрал ту, на горлышке которой был синий ободок.
   - Ну вот, можно начинать, - сказал он и посмотрел на Тимура.
   Хладнокровие исчезло с лица привязанного к креслу человека, и вместо него выглянули вдруг отчаяние и паника. Тимур смотрел на Торуса, как животное со сломанным позвоночником, и молчал. Когда Торус представил в этом кресле себя, а напротив - Тимура, руки которого наверняка не дрожали бы, как сейчас у Торуса, ему стало сильно не по себе. Да, - подумал он, - чтобы делать такие вещи хладнокровно, нужно быть исключительным моральным уродом.
   Сжав зубы, Торус сломал хвостик ампулы, втянул содержимое в пятикубовый шприц и, не глядя на Тимура, обошел кресло и присел на корточки сзади него. Опыт инъекций у него был. Давно, в семидесятых, они с приятелями баловались наркотиками, так что Торус мог делать уколы в любое место лучше, чем иная медсестра.
   Задержав дыхание, он легко воткнул иглу в ягодицу Тимура прямо сквозь джинсы. Потом плавно нажал на шток и таинственное снадобье переместилось из шприца в организм пленника.
   Все. Обратного пути не было. Теперь нужно было идти до конца.
   И от осознания этого ему стало легко.
  
   Торус поднялся с корточек и, обойдя Тимура, посмотрел ему в лицо.
   - Что вы, - хрипло спросил Тимур и прокашлялся, - что вы мне ввели?
   - А я и сам не знаю, - жизнерадостно ответил Торус, - наверное, то же, что собирались ввести мне и вы!
   Он подошел к столу, взял пустую ампулу, повертел ее и увидел, что надписи были соскоблены.
   - Ничего не написано. Можете сами посмотреть, - и он поднес ампулу к носу Тимура и показал ее ему со всех сторон.
   Тимур сжал губы и промолчал.
  
   Тут Торус услышал, что на кухне давно уже шумит чайник.
   Он пошел туда, выключил газ и сделал себе кофе. Вернувшись в комнату, он уселся напротив Тимура, поставив горячую чашку на другой стул рядом с собой, и достал из кармана сигареты. Вместо разбитой пепельницы он взял чистую банку из-под майонеза. Закурив, он посмотрел на часы.
   "Десять минут пошли, - подумал он, - посмотрим, как действует гогино зелье."
   Он курил и, не скрываясь, наблюдал за Тимуром. Через несколько минут тот неожиданно зевнул во весь рот, потом сладко почмокал губами и уселся поудобнее.
   "Началось, - подумал Торус, - действует."
   Ему стало интересно. Раньше он видел такое только в кино, а сейчас сам займется увлекательной шпионской работой. И снова он только усилием воли смог отогнать то самое чувство власти над чужой жизнью, которое обнимало его, как бы говоря: "посмотри, какое я сладкое, какое я приятное, неужели тебе не хочется насладиться мною? Не каждому достается такой шанс!"
   "Ух, блин, - подумал Торус, переводя дух, - во, наверное, маньяки тащатся с этого!"
   И сделал большой глоток горячего кофе. При этом он поперхнулся и долго кашлял. Зато подлое чувство сгинуло напрочь.
   Когда приступ кашля прошел, Торус вытер выступившие слезы и увидел, что Тимур уже почти готов.
   Его глаза слипались, голова клонилась к груди. Он вздергивал ее время от времени, но это стало происходить все реже и реже, и наконец он уснул. При этом его туловище наклонилось вперед и голова повисла, почти касаясь колен.
   Торус посмотрел на часы и увидел, что осталось еще три минуты.
   Он снова закурил и тут прозвучал негромкий вызов его трубки.
   Он поднес ее к уху и услышал:
   - Ну что, инквизитор, ты не уморил еще своего клиента?
   Это, естественно, был Гога.
   - Нет еще, - ответил Торус, - вот только первый укол сделал.
   - Ну смотри. Если что, сразу звони мне.
   - Ладно, - и Торус отключился.
  
   Посмотрев на часы еще раз, он увидел, что можно делать следующий укол. За окном тем временем начало темнеть.
   Торус встал и зажег в комнате свет.
   Потом выбрал из кучки ампул пять маленьких, вытянул их в шприц и сделал укол в вену на внешней стороне правого запястья Тимура. Вены у того были хорошие, так что никаких затруднений не возникло.
   Следующий укол - еще через десять минут.
  
   Прогулявшись по квартире, Торус попытался представить, как неизвестные люди делают здесь свои странные тайные дела, как они в этом же кресле так же, как он сейчас, вытягивают какую-то информацию из других людей, и как трупы этих других людей потом обнаруживают в разных местах Города. Или не обнаруживают вовсе.
   Картина получилась отвратительная, и совесть Торуса успокоилась окончательно. И вместо нее даже появилась легкая бодрящая злость.
   Настало время очередного укола и Торус вернулся в комнату.
  
   Введя Тимуру содержимое ампулы с длинной головкой, он включил стоявшую на столе настольную лампу и погасил яркий верхний свет. В комнате сразу стало уютно и приятно. Похвалив себя за понимание психологии, Торус снова уселся рялом с Тимуром и стал ждать его пробуждения.
   Через минуту голова Тимура зашевелилась, потом стала медленно подниматься, и, наконец, он выпрямился и откинулся на спинку кресла.
   Увидев перед собой лицо Торуса, он посмотрел ему в глаза и вдруг широко улыбнулся.
   От этой улыбки Торусу стало не по себе.
   Перед ним сидел очень хороший и добрый человек. Он ласково улыбался Торусу, и тот пришел в ужас, подумав о том, что сейчас будет подло копаться в памяти Тимура. И эта улыбка, совершенно обезоружившая Торуса, была совсем не фальшива или профессиональна. Так мог бы улыбнуться Иисус Христос, глядя на гулькающего младенца.
   "Кошмар"! - подумал Торус, с усилием улыбнулся в ответ и встал, опрокинув стул.
  
   Он подошел к столу, схватил трубку и вышел с ней в кухню.
   Набрав номер Гоги и услышав его голос, он с трудом сказал:
   - Я не могу.
   - Что, обосрался, психоаналитик хренов? - отреагировал Гога.
   - Заткнись! - оборвал его Торус, - быстро выходи, дай любому водиле тысячу рублей, и чтобы через десять минут был здесь. О деньгах не думай.
   Видимо, состояние Торуса подействовало на Гогу, потому что тот немедленно стал серьезен и спросил:
   - Что ты успел ввести?
   - Почти все, - ответил Торус, - он проснулся полминуты назад.
   - Ничего страшного, успокойся, - сказал Гога, - все в порядке. Адрес давай.
   - Я буду ждать тебя напротив бани на Марата.
   - Гут,  ответил Гога и повесил трубку.
  
   Торусу было не по себе, но он все же заглянул в комнату.
   Тимур сидел и улыбался, как Будда.
   Проскочив мимо него, Торус нашел бумагу и ручку и, выйдя в кухню, стал составлять список вопросов, которые должен будет задать пациенту подлый и циничный Гога.
  
   Гога подъехал на сверкающей мигалками машине ГАИ одновременно с тем, как Торус вышел его встречать. Пока они шли обратно в квартиру, Гога рассказал, что, выйдя на улицу, он увидел мента и тут же решил, что на нем и поедет. За тысячу рублей они долетели с Петроградской за восемь минут. О, как!
   Торус поддакивал, а сам подпирал толстого Гогу, чтобы тот шевелил копытами.
   Когда Торус отпирал дверь, Гога прихватил его за локоть и сказал:
   - Все. Теперь не суйся.
  
   Они вошли в квартиру спокойно и без суеты. Проходя в кухню, Гога мельком взглянул на улыбающегося в кресле Тимура и прошептал:
   - Все с порядке. Сейчас наш зайчик расскажет все. А ты смотри и учись.
   - Ладно, ладно, - прошептал в ответ взволнованный Торус, - вот лучше посмотри вопросы. Здесь не все, я еще сам толком не знаю, о чем спрашивать, но по ходу дела, наверное, выяснится...
   - Поучи отца ибацца! - был ответ.
   Гога взял в руки вопросник, коряво настроченный торопившимся Торусом, пробежал его глазами, хмыкнул и небрежно бросил на кухонный стол. Потом достал из кармана расческу и тщательно причесался. Закончив наводить красоту, он снял пиджак и тихо сказал:
   - Все. Иди в комнату и тихонько сядь в стороне. И положи это поближе к нему.
   Он вручил Торусу включенный диктофон.
   Торус послушно прошел в комнату и сел так, чтобы быть в тени.
  
   Через полминуты в комнату вошел Гога и Торус потерял дар речи.
   Если бы Гога появился в расшитой золотом мантии и с нимбом над головой, эффект был бы почти таким же.
   Торус не мог поверить, что видит перед собой своего старого приятеля, с которым было пропито столько добродетелей, что их хватило бы на целый взвод вокзальных шлюх.
  
   В комнату плавной походкой вошел человек, излучающий благородство и великодушие каждым своим движением. Он вызывал безусловное и полное доверие. Хотелось броситься к нему на грудь и начать исповедь. Великая гуманность светилась в его чертах и благодатью светились его очи.
   Торус никогда не видел своего кореша в таком качестве и теперь, разинув рот, думал о том, какими суетливыми и жалкими были его попытки выглядеть серьезным и значительным.
   Гога плавно подвинул стул поближе к креслу, величественно уселся на него, наклонился к Тимуру и его лицо приняло точно такое же выражение, как у сидящего напротив него человека.
   Тимур увидел его и тихо обрадовался.
   - Здравствуй, Тимур, - сказал Гога задушевным и богатым обертонами голосом.
    Здравствуй, - улыбаясь, сказал Тимур.
   - Ты звал меня, и вот я пришел, - ласково сказал Гога, глядя в глаза Тимура.
   - Да. Ты пришел. А как тебя зовут?
   - Меня зовут Гога. Я твой друг.
   - Друг...
   - Да. Скажи мне, Тимур, тебе хорошо?
   - Мне хорошо...
   - Честное слово?
   - Честное слово.
   - Я так рад, Тимур!
   - Да...
   Тихое счастье светилось в лице Тимура. Он улыбался совсем не так, как два часа назад, когда показывал Торусу его розыскной портрет.
   Гога сделал незаметный жест в сторону Торуса и тот протянул ему из тени шприц, в котором уже было содержимое двух коричневых ампул.
   - Тимур, - сказал Гога и тот посмотрел ему в глаза взглядом ребенка, - сейчас я сделаю тебе укол, и царапины пройдут.
   - Хорошо, - ответил Тимур и спокойно улыбаясь, стал смотреть, как Гога попадает иглой в вену на его запястьи.
   После того, как укол был сделан, Тимур вздрогнул и поежился. Но тут же успокоился и медленно изменил позу. Теперь он сидел, развернув плечи и совершенно выпрямившись, но не напряженно. Его голова была поднята, а глаза закрыты. Это была поза человека, расслабленно лежащего на спине.
  
   Помолчав, Гога негромко спросил:
   - Как тебя зовут?
   - Меня зовут Тимур.
   Голос Тимура стал совсем другим. В нем исчезли детские доверчивые интонации и теперь он стал просто негромким спокойным голосом мужчины, корректно и без суеты отвечающего на вопросы.
   - Напомни мне, где мы с тобой оставили машину?
   - Около Апраксина двора.
   - Зачем тебе человек по имени Виктор?
   - Он должен вернуть деньги.
   - Чьи это деньги?
   - Это деньги Владимира Михайловича Губанова.
   - Зачем ему эти деньги?
   - Для человека из мэрии.
   - Что он должен разрешить Владимиру Михайловичу?
   - Установку в школах игровых автоматов.
   - Зачем?
   - Это нужно.
   - Зачем?
   - Чтобы они там были.
   - Зачем?
   - Чтобы в нужное время сработали одновременно.
   - Чтобы включились?
   - Нет.
   - Зачем ты хотел убить человека по имени Виктор?
   - Он мог знать то, чего не должен был.
   - Как должны сработать автоматы?
   - Одновременно.
   - Что они должны сделать?
   - Взорваться.
   - Когда?
   - Я не знаю.
   - Кто это должен сделать?
   - Я не знаю.
   - Где сейчас автоматы?
   - На складе у Владимира Михайловича.
   - Он знает о том, что они взорвутся?
   - Нет.
   - Где находится этот склад?
   - В Лупполово, на Березовой дороге, дом 2.
   - Медленно сосчитай в голове до семисот.
   - Хорошо.
   Гога кивнул Торусу и они потихоньку вышли в кухню.
  
   Закурив, они некоторое время ошарашенно смотрели друг на друга.
   Потом Гога сказал:
   - Ну это уже какая-то запредельная херня начинается. Во что ты влез, друг мой?
   - Я и сам не знаю. Я расскажу тебе потом, но не сейчас.
   - Ладно. Наш зайчик не может сопротивляться и выложит все. Но, должен тебе сказать, он испытывает дикий внутренний дискомфорт. Он не хочет говорить, но не может молчать. Так же, как не может соврать. Правдивый ответ на мой вопрос для него - высшая жизненная необходимость. Я расскажу тебе об этом методе. Но тоже потом. Я его сам нашел и я один о нем знаю. Пошли, - и он кинул окурок в раковину.
   Торус последовал его примеру и они вернулись в комнату.
   Тимур сидел, закрыв глаза и шевеля губами.
  
   Гога снова уселся напротив и негромко сказал:
   - Перестань считать.
   - Хорошо.
   - Автоматы должны взорваться одновременно?
   - Да.
   - Где находится пульт управления?
   - В дипломате.
   - Где находится дипломат?
   - В прихожей.
   Торус, вытаращив глаза, метнулся в прихожую и принес оттуда скромный кожаный дипломат, на который он не обращал внимания, хотя и видел уже несколько раз.
   Гога повертел дипломат в руках и спросил:
   - Какой код на замках?
   - Девять, ноль, девять.
   Гога пощелкал колесиками и дипломат открылся. Они увидели внутри хитрый электронный пульт с множеством кнопок и лампочек.
   - Расскажи, как им пользоваться.
  
   Тимур, не открывая глаз, начал очень толково расказывать, как пользоваться пультом. Торус стоял рядом на трясущихся ногах и держал диктофон у самых губ говорившего.
   Когда Тимур закончил, Гога продолжил допрос:
   - Где находится второй пульт?
   Вот тут-то Торус и понял, что из него шпион, как из говна пуля. Он ни за что не догадался бы спросить о втором пульте. Гога открылся ему с совсем неожиданной стороны.
   - У Волка.
   - Кто такой Волк?
   Тимур вдруг напрягся и побагровел, но не ответил.
   Гога прищурился и быстро спросил:
   - Как проехать к Нарвским Воротам?
   Тимур сразу же расслабился и так же спокойно, как и прежде, ответил:
   - На метро до Технологического Института, на пересадку и до станции Нарвская.
   - Хорошо. Кто такой Владимир Михайлович Губанов?
   - Генеральный директор консалтинговой фирмы "Взлет"
   - Как ты убьешь человека по имени Виктор?
   - Я задушу его.
   - Что ты сделаешь с его телом?
   - Отвезу в лес, раздену и положу на муравейник.
  
   Гога с шумом отъехал на стуле от кресла с привязанным к нему Тимуром и громко, как будто они с Торусом были одни, спросил:
   - Ну что, не хочешь сам у него о чем-нибудь спросить?
   Пружина, которая за последние несколько минут взвелась внутри у Торуса до отказа, сорвалась, и он, вскочив со стула, нагнулся к безмятежному лицу Тимура и закричал прямо в его закрытые глаза:
   - Ты, ублюдок! Кто ты такой? Кто такой этот Волк? Кто вы такие вообще? Что вам нужно? Где вас найти? Отвечай, падаль! Отвечай!
   Реакция на эти слова была совешенно неожиданная.
  
   Тимур открыл глаза и напряженно выпрямился. Его взгляд не выражал совершенно ничего, а общее выражение лица напоминало монитор компьютера, в котором грузится программа.
   Ошеломленные неожиданной переменой, Торус и Гога отпрянули, а Тимур вдруг наклонился к своим диковинным часам и громко и четко произнес:
   - Четырнадцать, дельта, двадцать восемь, бикини.
   На часах зажегся микроскопический красный светодиод.
   Тимур, нагнувшись еще ниже, приложился к часам лбом и застыл.
   Через несколько секунд раздался негромкий взрыв, голова Тимура подпрыгнула, и его откинуло на спинку кресла. На пол со стуком упала оторванная кисть руки, и, прежде чем Тимур упал окровавленным лицом на собственные колени, Торус успел увидеть, что во лбу у него зияет дыра, через которую был виден развороченный мозг.
  
   - Сваливаем, - тут же сказал Гога и дернул за плечо Торуса, который никак не отреагировал на его слова и продолжал пялиться на валявшуюся рядом с креслом оторванную кисть.
   - Сваливаем, я тебе говорю, - повторил он и дернул еще раз.
   Торус посмотрел на него и начал приходить в себя.
   Они быстро собрали все свое, прихватили чемоданчик с пультом, погасили свет в квартире, захлопнули дверь и через минуту уже выезжали на вечерний Невский в белой "Волге" с черными стеклами.
   Когда они свернули на улицу Маяковского, Гога сказал:
   - Слушай, Торус, давай-ка бросим эту телегу к чертовой матери. Прямо сейчас. И так доберемся. Только вытри там, где брался руками.
   Так они и поступили.
  
   А когда, уже нагруженные пивом и закусками, поднимались по темной лестнице на третий этаж к Гоге, он сказал Торусу:
   - Я сейчас тебе такого расскажу, что всю ночь спать не будешь.
  
  

*******

  
   "... как прикажете это понимать? Скорпион найден на второй точке привязанным к креслу и с раскроенным черепом. Мало того, его блок защиты был активирован! А вы знаете, что это значит? Конечно, знаете! И не смотрите на меня, как баран на новые ворота! Ему были заданы недопустимые вопросы. На его теле найдены следы от инъекций. Кому пришло в голову задавать ему эти вопросы? Не знаете? А я знаю! Это ваш Торусев постарался. Больше некому.
   - Что значит - мой, Тигр? Он такой же ваш, как и мой. И нечего сверлить меня взглядом! Что может знать Торусев о происходящем? Да ровным счетом ничего.
   - Не надо держать его за идиота. Вы думаете, он ни о чем не догадался, когда сидел в кресле, а ваш хваленый Скорпион распускал перед ним перья? За кого он принял Скорпиона? Слава богу, если за агента ГРУ. Но это только цветочки. А знаете, какие будут ягодки? Торусев унес пульт! Что, съели? И не вздумайте здесь скоропостижно скончаться от инфаркта! Успокойтесь, у нас есть второй пульт. Но что Торусев будет делать с первым? Не знаете? Вот идите и узнавайте. И найдите этого Торусева где угодно. Под землей, на небе, на островах Туамоту, где угодно, но найдите. Я не знаю, что скажет Слон по поводу всего этого, но молите бога, чтоб с вами не произошло то же самое, что с Леопардом. Все, идите!"
  
  
  
   Глава 24
  
   В кабинете у Кабачка происходило экстренное совещание.
  
   На лице Владимира Михайловича Губанова не было и следа обычного благодушия. В последний раз таким его видели восемь лет назад, когда лихая шайка налетчиков, вообразивших себя способными тягаться с серьезной организацией, обчистила склад бытовой техники на проспекте Ветеранов. Ущерб составил около пятнадцати миллионов долларов. Кабачок был разгневан. Человек, отвечавший за безопасность объекта, рвал на себе волосы и метался по кабинету Кабачка, хватая то одну, то другую телефонную трубку, и раздавал панические распоряжения. Кабачок сидел в кресле и очень недобрым взглядом следил за тем, как его подчиненный пытается исправить свои недочеты, которые могли стоить ему жизни.
   В тот раз обошлось. Товар нашли, пятерых убитых сотрудников с честью похоронили, и в течение недели все двадцать девять участников налета были найдены в разных местах Города мертвыми. Кабачок был очень аккуратным человеком и позаботился о том, чтобы те, кто посягнул на его интересы, были уничтожены до единого. А еще он позаботился о том, чтобы информация об его аккуратности дошла до всех, кому это стоило принять к сведению.
   То, что происходило теперь, не шло ни в какое сравнение с банальным, хотя и масштабным ограблением пятнадцатилетней давности. Ему объявили войну на уничтожение. И кто! Полуграмотный атаман, способный лишь нападать, отнимать и убивать. Кровавый подонок, собравший вокруг себя таких же, как он, грабителей и убийц.
   И теперь Кабачок терял не деньги, а кадры. Эти кадры он подбирал годами. Специфика его деятельности не допускала привлечения к бизнесу людей с улицы, как это сделал Салтыков, за один вечер набравший полсотни безголовых недоносков, готовых на все, что угодно.
  
   Кабачок сидел во главе стола, апостолы ждали, что он скажет, но он пока молчал. Его лицо выражало решительность и жестокость, и многие из присутствующих ни разу не видели его таким.
   Кабачок помолчал еще немного и сказал:
   - Сейчас я в качестве вступления и напоминания скажу несколько общих слов, касающихся принципов работы нашей организации.
   Он сделал паузу и начал:
   - Как нам всем известно, - и Кабачок обвел взглядом слушателей, - в Соединенных Штатах, когда происходит борьба за власть и за подряды, широко используются различные незаконные методы. Раздаются взятки, идет в ход шантаж, дискредитация конкурентов, может начаться и стрельба. В общем, закон нарушается сплошь и рядом. Но в результате этих некрасивых действий, когда определится победитель, появляются новые госпитали, школы, дороги, радиостанции и прочие вещи, делающие Америку богатой и благополучной страной.
   Наши же правители, бюрократы и бандиты бьются насмерть за право ограбить свою собственную страну. Они не знают ничего, кроме того, чтобы, заняв место у кормушки, направлять все, что только возможно, себе в рыло.
   Тут лицо Кабачка исказилось злобной гримасой и он, ударив по столу кулаком, повторил:
   - В рыло! И только в рыло! Педерасты!
   Вот это уже было просто сенсацией. Такого от Кабачка никто никогда не слышал. Апостолы сидели, затаив дух, и боялись пошевелиться.
  
   Кабачок умолк и злоба постепенно исчезла с его лица.
   Он откашлялся и продолжил:
   - Вот так. И наша задача - сделать так, чтобы эти гниды, - он сжал кулак, - стали гардеробщиками и дворниками. Они не понимают, что только кретины могут хотеть быть повелителями нищих. Но мы им это объясним. И очень скоро.
   Он поправил галстук и спокойно заговорил дальше:
   - То, чем занимаемся мы, предполагает целью общее благополучие, опираясь на которое, мы сможем позволять себе все, что нам угодно. Естественно, контролируя свои фантазии. Благополучие подразумевает, кроме всего прочего, защиту граждан, которыми и мы все являмся, от злодеев, одним из которых является Салтыков. Правоохранительные органы, принадлежащие существующей власти, не выполняют этих функций и, наоборот, благополучно якшаются с криминалом. Поэтому мы вынуждены защищать себя сами.
   - Теперь о Салтыкове, - и Кабачок откинулся на спинку кресла, - народу не нужен Салтыков. Но Салтыкову нужен народ. Нужен, для того, чтобы было кого убивать, грабить и насиловать. И тоже все себе в рыло. И, если ему дать возможность ограбить и убить всех, он так и сделает.
   Кабачок помолчал.
   - А пока что Салтыков объявил нам войну, - продолжил он, - и уже есть жертвы.
   Кабачок взял со стола бумагу, посмотрел в нее и сказал:
   - В редакции газеты "Новый Город" расстреляны ее сотрудники - четверо молоденьких мальчиков и девочек. Все помещение приведено в негодность. Оставшийся, точнее - оставленный в живых парнишка сообщил, что налетчики передали привет Кабачку от салтыковской братвы.
  
   Апостолы впервые услышали, как Кабачок произнес свое прозвище вслух. Его называли так только за глаза, но он, естественно, знал о прозвище и никак не реагировал. И теперь многие из сидящих за столом стыдливо потупились.
   - Что вы глазки-то опустили, - и Кабачок, прищурившись, посмотрел на них, - думаете, я ничего не знаю?
   Он взял другую бумагу и продолжил:
   - В тот же день - налет на салон "Бугатти". Застрелен директор салона. Из наших сотрудников никто не пострадал, семеро налетчиков убиты, а один, раненый, доставлен на нашу базу на Крестовском. Салону нанесен серьезный ущерб. Павел Николаевич подсчитывает, и, судя по тому, что до сих пор нет окончательного результата, там будут внушительные цифры. Полчаса назад из Петроградского РУВД пришла информация о том, что на Большой Зеленина найден труп нашего сотрудника, - Кабачок повернулся к сидевшему справа адъютанту, - как его?
   - Абдул, - с готовностью подсказал Ворон.
   Кабачок нахмурился и сказал:
   - Когда же я, наконец, отучу вас от этих блатных кличек? На конюшне вас сечь, что ли? Ну, в общем, наш сотрудник. На багажнике его машины было экскрементами написано "привет от Салтыкова".
   Ропот возмущения пробежал по кабинету.
   - Мы пока что сделали только один ответный ход. Один из наших лучших оперативных сотрудников, Геннадий Шишкин, расшевелил салтыковских мерзавцев... - Кабачок опять повернулся к Ворону, - Гриша, расскажите лучше вы.
   Ворон подробно рассказал о том, как Шварц вломился в салтыковский притон, застрелил там нескольких бандитов, а потом спровоцировал на погоню около двух десятков из присутствовавшей братвы. Теперь их можно сбросить со счета. Десять из них в данный момент содержались на той же базе на Крестовском, куда отвезли и раненого налетчика с Рубинштейна.
   Ворон закончил, и Кабачок, удовлетворенно кивнув, сказал:
    Как вы понимаете, эта акция не имела главной целью возмездие. Нужно было, чтобы Салтыков увидел, что вызов принят, что мы готовы к решительным действиям, и слегка притормозил. Теперь о том, что будет происходить дальше. Первое, что следут сделать, это - эвакуироваться из этого здания.
   Апостолы зашевелились, и Кабачок продолжил:
   - Вы правильно меня поняли. Именно эвакуироваться. Все имущество остается здесь. Стоимостью вещей можно пренебречь. Но люди должны уйти. Нельзя допускать того, чтобы презрение к врагу порождало беспечность. Наше местонахождение известно, и, если Салтыкову придет в голову организовать налет на наш офис, многие из присутствующих бессмысленно погибнут. Гриша проинструктирует вас на этот счет.
   И, подводя итог, он сказал:
   - Все, кроме сотрудников оперативного отдела, свободны.
   Раздался звук отодвигаемых стульев и почти все, не задерживаясь, вышли из кабинета.
   За столом остались только Кабачок и трое его силовиков.
   Начался военный совет.
  
  

*******

   "...понравится вам это или нет. Это не мое решение. Свяжитесь с управлением внутренних дел, вы знаете, с кем именно, и намекните насчет кафе "На нарах", насчет восточного рынка, насчет всего, что имеет к нему отношение. И поторопитесь. Мне звонили из мэрии и теперь..."
  
  
  
   Глава 25
  
   На следующее утро, проснувшись в гогиной квартире, Торус не сразу понял, где находится. А когда понял и вспомнил вчерашние события, его настроение упало на несколько градусов. Гога гремел посудой в кухне, фальшиво напевая песню о том, как тяжелым басом гремит фугас, и оттуда пахло жареным луком. Одеваясь, Торус вспомнил несколько историй из психиатрической практики, которыми Гога потчевал его до четырех часов утра. Истории были чрезвычайно интересны, но Торус не хотел бы, чтобы что-нибудь подобное произошло с ним. Не дай Бог!
   Выйдя на кухню, он был встречен строкой "а вам - до меня", которую Гога проревел ему навстречу с неимоверным энтузиазмом. Заткнув уши пальцами, Торус дождался того момента, когда вокальный порыв Гоги утих и сказал:
   - Я бы хотел помыть морду. Дай полотенце!
   Гога принес из комнаты полотенце, и через несколько минут, когда Торус, вытираясь, вышел из ванной, на столе уже стояли две тарелки с жареной свининой, засыпанной жареным же луком, и лежали на разделочной доске мокрые помидоры и огурцы.
   - Хавать подано! - объявил Гога и тут же показал, что нужно делать после такого объявления. То есть сел и начал жрать.
   Торус последовал его примеру.
   Набив рот свининой, Гога поинтересовался:
   - И что же ты теперь будешь делать?
   Торус, разрезая толстый помидор, пожал плечами и ответил:
   - Ну... В первую очередь надо найти эту долбаную фирму "Взлет". Позвонить туда, позвать этого, как его, Губачева...
   - Губанова Владимира Михайловича. Сахар кушай, чтобы память была! Между прочим, пока ты дрых, я кроме того, что сбегал в магазин, расшифровал диктофонную запись. Для тебя, упыря, старался!
   - Премного благодарен, - отозвался Торус, - и что же там было зашифровано?
   - Ну до чего же ты тупой! Расшифровать - значит переписать на бумажку то, что там записано. Ну, позовешь ты Губанова к телефону, а дальше что?
   - Дальше? Объясню ему прямым текстом, что его автоматы заминированы. Пусть пойдет и проверит. Честно говоря, я не очень-то понимаю смысла всего этого.
   - Ну, положим, ты вообще много чего не понимаешь. Хотя в данном случае и понимать ничего не надо. А если ему именно это и нужно было? Что будешь делать? В менты обращаться?
   - Не знаю, - недовольно буркнул Торус, - видно будет. Отвали от меня, проницатель душ хренов!
   - Ладно, хавай,  сжалился Гога и поставил чайник.
   После чая они пошли в комнату и, сев на диван перед телевизором, закурили.
   По питерскому каналу шли новости.
   Симпатичная, но немного косноязычная девушка рассказывала о том, что в Городе уже несколько дней звучат выстрелы и обнаруживаются трупы. На экране замелькали окровавленные тела, лужи крови и сотрудники убойных отделов, комментирующие это. И вдруг среди прочих кадров Торус увидел знакомую арену на свалке и четыре трупа, в разных позах лежащие на пыльной земле. Не успел он рассмотреть все как следует, как сюжет окончился и на экране появилась размалеванная шлюха, похвалявшаяся тем, что уж у нее-то прокладка ни при каких обстоятельствах не заедет, куда не положено.
   Но этого Торус уже не видел, потому что перед его внутренним взором снова развернулась картина произошедшего тогда на пустыре.
   Встряхнув головой, он поставил чашку с недопитым чаем и встал.
   - Все, мне нужно ехать, - сказал он и направился в прихожую.
   Гога, которому он этой ночью рассказал все, пошел следом и, отпирая дверь, напутствовал его так:
   - Смотрите, не подохните, как собака.
   Торус, вспомнив фильм "О, счастливчик", грустно улыбнулся и, держа в руке дипломат с пультом, вышел из квартиры. Спускаясь по лестнице, он посмотрел наверх и увидел, что Гога стоит на площадке, опершись локтями на перила и плюет вниз.
   Выйдя на улицу, Торус поймал машину и, усевшись в нее, сказал:
   - К Апрашке.
  
   Его машина стояла на том самом месте, откуда его, бессознательного увез ловкий Тимур.
   "Не такой уж он и ловкий оказался", - подумал Торус и открыл машину ключом, который среди прочих его вещей нашелся на столе у Тимура. Через пять минут он уже был на Декабристов. Спрятав дипломат с пультом в своей комнате, которую Ирэн, кстати сказать, уже успела привести во вполне божеский вид, он подумал:
   "Ну вот. Теперь у меня уже два волшебных чемоданчика".
   И, отпихнув ногой Патти, отправился на улицу. Там он зашел в книжную лавку напротив, где купил толстый справочник "Весь Санкт-Петербург". Вернувшись домой, он налил себе кофе, открыл справочник и уже через несколько минут нашел графу "Консалтинговая фирма "Взлет".
   Подвинув к себе телефон, он уже набрал номер и приложил трубку к уху, как вдруг неожиданная мысль загорелась у него в голове, как неоновая вывеска. Он торопливо бросил трубку на рычаг и вытер внезапно выступивший на лбу пот. Нужно было быть полным идиотом, чтобы звонить туда с обычного номера. Это совершенно то же самое, что позвонить и сказать: "Мой адрес такой-то, приезжайте за своим чемоданчиком". И они приедут, грохнут всех, включая Патти, и будут дальше делать свои дела.
   Торус вынул из кармана трубку и снова набрал тот же номер.
   Через пару гудков он услышал специфические звуки, которые издает определитель номера и погладил себя по голове. "Молодец, Торус, молодец, идиот несчастный!" Потом зазвучала примитивная версия полонеза Огиньского и на этом фоне любезный мужской голос произнес:
   - Вы попали в приемную косалтинговой фирмы "Взлет". В настоящий момент мы не можем вам ответить. Оставьте ваш номер телефона и вкратце изложите суть вашего дела. Мы вам позвоним. Начинайте говорить после сигнала. Всего доброго.
   Потом раздался гудок и Торус отключил трубку.
   "Так. Надо хотя бы съездить посмотреть, где это", - решил он и, проверив "Беретту", вышел во двор. Сев в машину, он нацепил очки и отправился в Сестрорецк, с поездки в который началась вся эта история. Справа от него лежал выдранный из справочника лист, на котором были адрес и телефон фирмы "Взлет".
   До Приморского шоссе он добрался без приключений.
   Приближаясь к тому месту, где памятной ночью он стал обладателем сумки из ослиной шкуры, он решил остановиться и посмотреть на это место в свете дня. Но, когда он увидел там стоящие у обочины "Крайслер" и "БМВ", то сразу раздумал и проехал мимо, фальшиво изображая полное безразличие. Рядом с остановившимися у места аварии богатыми иномарками стояла небольшая группа аккуратных крепких мужчин в черных костюмах и с мрачными лицами.
   "Без меня, ребята, без меня!" - продекламировал Торус и удалился от этого места. Подъехав к Сестрорецку, он остановился на обочине и еще раз посмотрел на листок с адресом. Геологическая, 9. Очень хорошо, подумал он и поехал дальше.
  
   В это время в трех километрах за ним в ту же сторону и по тому же адресу ехала черная "Вольво". В ней сидел Палач и двое его новых напарников, Хмурый и Валет. На этот раз они были посланы на разведку и боевой задачи не имели. Нужно было просто посмотреть, что происходит вокруг резиденции Кабачка. Обыкновенная рекогносцировка. Хмурый был назван так за то, что на его лице было постоянное подобие улыбки, происходящее от специфического расположения шрамов. А Валет - он валет и есть. Чернявый щекастый парнишка с красными губками бантиком.
   Проезжая мимо траурного пикника, Палач кивнул в сторону мрачной компании на обочине и сказал:
   - Кабачковские пидары. Эх, бля, сейчас бы из "калаша" проитись! Всех бы уложил. Сколько их там было, не заметил, Хмурый?
   - То ли семь, то ли восемь, - отозвался Хмурый, оглянувшись.
   - У нас сегодня другое дело. А жаль! - и Палач вздохнул. Мало кто видел его вздыхающим. Вальту и Хмурому повезло.
  
   Торус въехал в Сестрорецк и, спросив у прохожего дорогу, быстро нашел Геологическую улицу. Особняк Кабачка он увидел издалека. Напротив него, на другой стороне улицы был кудрявый парк. Он был разделен несколькими отходящими от Геологической асфальтированными дорожками, по которым, судя по выехавшему из одной из них "Москвичу", было разрешено движение.
   Торус медленно проехал мимо особняка, полюбовался на лепнину и панели из розового мрамора, прочел табличку с названием фирмы, затем сделал круг, объехав парк с обратной стороны и углубился в одну из дорожек, выходящих прямо на особняк. Не доехав до Геологической метров сто, он остановился и выключил двигатель. Вынув из кармана трубку, он собрался было набрать номер "Взлета", но остановился и подумал:
   "А что же я им все-таки скажу?"
   Тут было о чем подумать, и Торус, сняв все еще непривычные очки, закурил, опустив оба передних стекла.
  
   Через несколько минут в соседней дорожке, справа от Торуса, остановилась черная "Вольво" и тоже заглушила двигатель. Окна были открыты и Торус, посмотрев в ту сторону, увидел, что в "Вольво" сидят явные быки. До них было метров двадцать. "Ну и пусть себе", - подумал он и, отвернувшись, продолжил размышления.
  
   Палач, сидевший за рулем "Вольво", достал из бардачка бинокль и стал рассматривать в него фасад кабачковского особняка. Через несколько минут сидевший сзади Валет сказал:
   - А что это за хмырь там в "пятере"?
   Палач посмотрел в сторону Торуса и хмыкнул:
   - Ну сидит, ну и что?
   И снова уставился в бинокль.
   Но через несколько секунд он медленно опустил бинокль и полез в карман куртки. Достав оттуда розыскную листовку, он некоторое время рассматривал ее, затем навел бинокль на Торуса и окликнул его:
   - Эй, мужик!
   Торус повернулся к нему лицом и несколько секунд неподвижно смотрел в наставленный на него бинокль. Потом отвернулся и потянулся рукой к ключам, торчавшим в замке зажигания.
   - Это он, бля буду! - медленно произнес Палач.
   - Кто - он? - спросил Хмурый, но Палач отмахнулся, сунул бинокль в бардачок и завел двигатель.
   Торус в это время уже тронулся с места.
   - Эй, стой! - заорал в окно Палач, - стой, ёпта, поговорить надо!
   Но Торус уже быстро набирал скорость.
   - Стой, падла! - закричал Палач, рванув с места, - слышь, Торусев, стой, козел!
   "Пятерка" вылетела из аллеи на проезжую часть, повернула налево и, тонко взвыв, удивительно быстро стала удаляться.
  
   Торус, повернувшись на возглас и увидев направленный на него бинокль, не на шутку обеспокоился. Чем-то ему это не понравилось. Надо линять, подумал он и стал проводить эту гениальную идею в жизнь. Он тут же запустил двигатель, воткнул первую и тронулся с места. Бык с биноклем кричал ему, чтобы он остановился. Естественно, это привело лишь к тому, что Торус слегка поднажал. А уж когда он услышал свою фамилию, то рванул по-настоящему. Его узнали. Это было совсем плохо. Торус еще не знал, что будет делать дальше, но делать это надо было как можно дальше от этих ребят.
  
   По Приморскому шоссе в сторону города мчались, обгоняя всех, две машины. Впереди была не в меру резвая "пятерка", за ней - черная "Вольво - 740". Торус, сидя за рулем "пятерки", все время посматривал в зеркало и только успевал уворачиваться от ставших вдруг медлительными машин, двигавшихся в том же направлении. "Вольво" следовала за ним, не отставая. Скорость была около ста тридцати, и адреналин плескался в Торусе на уровне бровей.
   Наконец впереди показался знакомый пункт ГАИ. В другом случае Торус, возможно, и остановился бы рядом с ним, чтобы попросить помощи у ментов. Но "Беретта" за пазухой, да и наличие известного чемоданчика с миллионом не допускали этого. А кроме того, Торус понимал, что в этой ситуации от продажных ментов толку никакого.
   Поэтому он не обратил никакого внимания на выскочившего из будки гаишника, который одной рукой свистел, а другой - резко взмахивал полосатой палкой, будто встряхивал градусник. Пролетев мимо него на расстоянии сантиметров двадцати, он с трудом увернулся от "Москвича" с корзинами на крыше, который в это время отъезжал от поребрика, и не увидел, что произошло через несколько секунд.
   Оскорбленный мент повернулся, глядя вслед "пятерке" и потянулся к рации. В это время с него порывом ветра снесло фуражку, и он потянулся за ней, чтобы поймать в воздухе. При этом он неосмотрительно шагнул на проезжую часть и "Вольво", несшаяся в сотне метров за "пятеркой", на скорости сто тридцать ударила его правой стороной массивной морды по ногам.
   Мента подбросило и завертело в воздухе, как огородное чучело, сорванное ураганом. Когда его тело, исполнив несколько оборотов, шмякнулось о землю, вокруг головы сразу стала образовываться черная лужица. Ботинки, слетевшие с его ног, валялись поодаль, а полосатый жезл, символ абсолютной власти над водителем, улетел на встречную полосу, где его тут же раздавил трейлер с финскими номерами.
   Палач, поглядев в зеркало, сжал зубы и ничего не сказал. Хмурый открыл рот, чтобы сказать что-то, но Палач угрожающе выдавил:
   - Не вякай.
   Когда Палач снова посмотрел в зеркало, то увидел, как из быстро удаляющейся будки выскочили двое ментов и бросились в "Жигулям" с мигалками, стоявшим неподалеку. Третий мент наклонился над поверженным коллегой и начал что-то с ним делать.
  
   Торус летел по Приморскому проспекту и постоянно видел в зеркале висящую на хвосте "Вольво". Палач был готов при первом же удобном случае протаранить шуструю "пятерку", лишь бы добраться до человека, за которым был миллион долларов. Стоимость подержанной "Вольво" представлялась ему смехотворной по сравнению с тем, что он сможет купит на миллион.
   Машины, виляя и с трудом избегая столкновений, мчались по тому самому маршруту, который привел Абдула к преждевременной смерти. Но, поскольку движение становилось все более оживленным, скорость пришлось снизить и теперь гонка происходила на скорости не больше семидесяти. Вскоре борьба стала позиционной. Отчаянно сигналя и рискованно выезжая на встречную, Палач постепенно приближался к машине Торуса. Но через некоторое время Приморский заполнился до отказа и в обе стороны двигались два плотных потока по два ряда в каждом. Между "пятеркой" и "Вольво" было шесть машин и никакой возможности для обгона.
   Подъезжая к Третьему Елагину мосту, Торус увидел, что впереди образовалась пробка и задергался. Машины ехали все медленнее и постепенно останавливались. И тут Торус обратил внимание на то, что в двадцати метрах впереди, у северного въезда в ЦПКиО, имеется свободное пространство, а ворота, ведущие на мост, открыты. Из них медленно выезжал туристский автобус. Отчаяние толкнуло Торуса на решительные действия.
   Он резко повернул руль вправо, и, проскрежетав крылом и дверью по толстому бамперу сразу же остановившейся новенькой "десятки", пролез к поребрику и, перевалив через него, дал газу. Срывая дерн и выбросив сзади два фонтана земли, он мгновенно пересек небольшой газон и оказался на свободной от машин площадке перед въездом в ЦПКиО. От машин она была свободна, а вот от мелких торговцев, продававших здесь свой сомнительный товар - вовсе нет.
   Зыркнув в зеркало, Торус увидел, что преследовавшая его "Вольво" повторяет его маневр, но при этом грубо распихивает другие автомобили. Раздавались жестяные удары, возмущенные гудки, хрустели раздавленные фары, но "Вольво" лезла вперед, как ледокол.
   Решительность преследовавшего его водителя добавила Торусу куража и он, увидев, что автобус с туристами выехал, наконец, из ворот, а воротчик собирается их закрывать, надавил на газ. "Пятерка" прыгнула вперед и первым делом снесла стол едва успевшего отскочить книжника. На асфальт веером посыпались цветастые глянцевые книжки, повествовавшие о невероятных приключениях Слепого, Глухого и Хромого.
   Второй жертвой стал матрешечник, который, увидев судьбу книжного стола, заблаговременно отскочил в сторону. Многочисленные безрукие деревяшки с лицами Горбачева, Ельцина, Ленина и прочих популярных среди иностранцев русских героев рухнули с многоярусного стеллажа и, сверкая лаковыми боками, с деревянным стуком запрыгали по асфальту.
   Привратник, видя такие дела, быстренько убрался с дороги, и "пятерка", зацепив правой дверью тяжелую створку ворот, влетела на мост, ведущий в Центральный Парк Культуры и Отдыха имени плотненького самодовольного человечка.
   "Вольво", проехавшись по валявшимся на асфальте бестселлерам и товарам народного промысла, рванулась вслед за "пятеркой", и через несколько секунд на площадке перед Елагиным мостом настала тишина, нарушаемая лишь возмущенными репликами пострадавших автовладельцев, которые бродили вокруг своих покалеченных машин и сравнивали двух трахнутых по голове гонщиков с разными нечистоплотными и несимпатичными животными.
   В это время менты, погнавшиеся за ними, намертво застряли в пробке на Приморском, и им не оставалось ничего другого, как переговариваться со своими по рации. Про "пятерку" они забыли, зато оживленно обсуждали, какой маршрут может выбрать водитель "Вольво", которая так резко оборвала жизнь одного из их товарищей.
   Торус, проскочив Елагин мост, направил машину прямо и серез несколько секунд, распугивая гуляющую публику, перелетел через следующий мостик. Справа было кафе, рядом с котором за столиками сидел народ, пьющий кофе, соки и чай, а по большей части - пиво. Перед кафе была неизвестно откуда взявшаяся в ясный солнечный день лужа.
   "Пятерка", проехав по этой луже, накрыла грязной волной сидящих за столиками людей, и они повскакали с пластиковых стульев, посылая проклятия и выражая желания, касающиеся здоровья и чести Торуса. Тут же вслед за "пятеркой" промчалась черная "Вольво" и разбрызгала то, что оставалось в луже. Проклятия и желания стали намного разнообразнее.
   Торус, увидев, что налево уходит относительно свободная аллея, крутанул руль и "пятерка", крепко держась за асфальт фирменной резиной, послушно устремилась туда. На "Вольво" тоже была неплохая резина, но шведская колымага весила в два раза больше, поэтому при повороте ее занесло и она задела правым задним крылом за стоявшую на краю газона высокую стремянку. На стремянке никого не было, но зато, падая, она попала верхним концом прямо по заднему стеклу отъезжающей "Вольво" и оно рассыпалось на множество мелких гранул. В салоне сразу же стало значительно прохладнее.
   - Ну, пидар...  кровожадно произнес Палач, но продолжить не смог, потому что Хмурый, сидевший рядом и пытавшийся попасть пряжкой ремня безопасности в замок, закричал:
   - Эй, смотри!
   Палач посмотрел и увидел, что из боковой аллеи выезжает задом грузовик с люлькой на длинной стреле. Стрела была опущена до самого низа и "Вольво" мчалась прямо на решетчатую коробку люльки, которая через несколько секунд должна была угодить ей в лобовое стекло. Он резко на жал на тормоз и "Вольво", проехав десяток метров юзом, остановилась.
   Люлька, в которой стояли двое работяг, раскачивалась перед самым стеклом. Один из них, попивавший пиво, от неожиданности выпустил бутылку, и она, стукнув по стеклу, покатилась по черному капоту. Из горлышка, булькая и пенясь, лился "Бочкарев". Бутылка докатилась до конца и исчезла. Палач, который зачарованно следил за ее движением, перевел дух и, вывернув руль, резко объехал препятствие и дал газу.
   "Пятерка" успела за это время удалиться на значительное расстояние, и Торус, увидев впереди покрытую лесами старинную постройку, направился туда. И снова в его мозгу прозвучало таинственный, но уже знакомый ему голос, который произнес:
   "Здесь".
  
   Вокруг извилистой дорожки, ведущей к памятнику старины, лежали зеленые поляны и тенистые рощи. Народу почти не было. Взглянув в зеркало, Торус увидел, что "Вольво", набирая скорость, приближается к нему. Объехав находившийся на реставрации дом, который пробудил в нем смутные воспоминания детства, Торус резко затормозил и, выскочив из машины, бросился во внутренний дворик. При этом он не забыл выдернуть из замка ключи и сунуть их в карман.
   Оказавшись внутри дворика, он быстро огляделся. Стены трехэтажного строения, подковой обнимавшего небольшой двор, были полностью закрыты лесами. Увидев в конце двора темный проем открытой двери, Торус устремился туда и в это же время услышал за спиной шум въезжавшей во двор машины. Вбежав в полутемный подъезд, он увидел перед собой лестницу и поспешил наверх.
   Въехав внутрь двора, Палач увидел мелькнувшую в двери спину Торуса и направил машину прямо туда. Затормозив, он слегка не рассчитал, и "Вольво" несильно ткнула бампером в строительные леса. Когда все трое выскочили из машины, Палач повернулся к подскочившему к нему Валету и открыл рот, чтобы дать соответствующие указания.
   Но в это время лицо Валета странно дернулось и Палач очень удивился, когда увидел торчавший у него из головы топор без ручки, которого секунду назад еще не было. К топору был приварен самый обыкновенный грязный рабочий лом. Или к лому был приварен топор. Так или иначе, этот самый инструмент раскроил голову Валета аж до верхней челюсти. Видать, наточен был топорик. Располовиненное лицо Валета остановилось, глаза смотрели в разные стороны, из раны и изо рта потекла кровь, и он, с ломом в голове, повалился на землю. Дернувшись пару раз, он затих.
   Палач и Хмурый опешили. Хмурый, отнеся случившееся на счет ловкости человека, которого они преследовали, поднял голову и заорал:
   - Ну, сука, за Вальта ты ответишь отдельно.
   Ответа не последовало.
   Придя в себя, Палач схватил Хмурого за плечо и сказал:
   - Иди к воротам и секи. Упустишь - убью.
   Хмурый ничего не ответил, нахмурился и, достав "ТТ", пошел к въезду в подкову.
  
   В это время Торус, который не имел никакого отношения к эпизоду с ломом, на цыпочках пробирался по анфиладе второго этажа. А что касается лома, то легкого удара бампера "Вольво" по конструкции лесов вполне хватило, чтобы лежавший на лесах на высоте четырнадцати метров лом улучшенной конструкции свалился и выпустил из головы Валета поселившихся в ней злых духов.
  

*******

  
   "...серьезные действия. Салтыков затевает нешуточную битву. То, что случилось в редакции и автосалоне - семечки. Ягодки будут другими.
    Вы, конечно, извините меня, Тигр, но перед ягодками бывают не семечки, а цветочки.
    Знаете что, Волк, мы тут с вами не грамматику с орфографией изучаем! Нечего придираться к словам, если я оговорился. Разбаловал я вас гуманитарными беседами! Между прочим, по поводу критической арифметики жертв. Вчера мне принесли секретный отчет по статистике отражений..."
  
  
  
   Глава 26
  
   Одна из оперативных групп, которым было поручено уничтожение банды Салтыкова, состояла из Шварца, Циркуля, Мяса и Тихони, который заменил выбывшего Абдула. Усевшись в отмытую и избавленную от сделанной говном надписи белую "пятерку", специальные агенты Кабачка отправились на работу.
   За рулем сидел Шварц, рядом с ним Тихоня, который выглядел, как огромный ребенок ста сорока килограммов весом, а на заднем сиденьи устроились Циркуль и Мясо. Никакого особенного оружия у них при себе не было. Обыкновенные пистолеты да гранаты. Пистолеты были одной системы и одной модели. Те же "Вальтеры 90", что и у Шварца. К пистолетам у каждого имелось по десятку обойм, рассованных по всем карманам просторных курток. На инструктаже кабачковские силовики распределили объекты между шестью группами специалистов, и теперь Шварц и его подчиненные ехали на один из адресов, которые они и так давно знали.
  
   В зале игровых автоматов на Загородном у одной из сверкающих денежных машин столпились люди. Будучи разной комплекции и роста, они, тем не менее, выглядели одинаково. Коротко стриженые, с татуировками, в одежде черно-серых лагерных оттенков, они сочувствовали такому же, сидевшему перед игровым автоматом, пацану. Пацан засаживал уже девятую тысячу рублей. Окружавшие его братки по привычке постоянно оглядывались.
   - Ну, давай, падла! - выкрикивал Толян и с силой бил по кнопке, над которой была надпись "Убедительная просьба по кнопкам не бить".
   Автомат не давал. Он уверенно жрал деньги и на его размалеванном символами богатства и удачи фасаде не выражалось никаких чувств.
   - Давай! - и пацан снова бил по кнопке. Автомат не давал.
   Деньги наконец кончились, и выругавшись в очередной раз, пацан отвернулся от автомата.
   - Девять косых слил! - то ли пожаловался, то ли похвастался он, - считай, триста бакинских!
   Стоявшие вокруг братки сочувственно закивали.
   Хотелось продолжать, но денег не было, так что нужно было уходить. Братки зашевелились и, с гоготом вывалившись на улицу, стали усаживаться в две машины, стоявшие напротив входа. Расстроенный проигрышем Толян остановился и сказал:
   - Слышь, давай заедем к Ботвиннику, может, наш клиент уже созрел.
   Присутствующие согласились и через полминуты "БМВ 316" и "восьмерка", в которых сидели в общей сложности шесть человек, резко отъехали от поребрика, помешав всем, кто двигался в это время по Загородному. Из "БМВ" высунулся конкретный пацан и проорал в адрес едва не врезавшегося в него "Москвича":
   - Ты смотри, куда едешь, козел!
  
   Ботвинник был владельцем подвального шалмана самого низкого пошиба. Его заведение находилось на улице Правды между общественным туалетом и пунктом приема вторсырья. Девять выщербленных ступенек, на которых можно было свернуть хоть ногу, хоть шею, вели в вонючий подвал, отделаный грязным, как совесть гаишника, кафелем. Четыре ободранных столика, несколько стульев и прилавок, за которым стоял сам хозяин, составляли интерьер этого любимого местными алкоголиками и бомжами заведения.
   Водку, предлагавшуюся неразборчивым посетителям, производили в еще более трущобном подвале напротив, а бутерброды лучше было употреблять с закрытыми глазами и с зажатым носом. Как рыбий жир. Над входом в шалман была светящаяся надпись "Три медведя".
   При чем здесь медведи, не знал никто.
  
   За дверью, ведущей в кулуары этой вонючей норы, находилось некое подобие кухни, в углу которой, уронив голову на жирный алюминиевый стол, спал на стуле повар. Он же был уборщиком, вышибалой и время от времени курьером, переходя улицу и закупая в подвале напротив левую водку, сильно отдававшую ацетоном.
   За следующей дверью начинались катакомбы. В темных извилистых коридорах, где под ногами хлюпала вода, а из темных закоулков пахло дерьмом, были разные таинственные двери. За одной из них, прикованный наручниками к батарее, на грязном полу сидел человек. Это и был тот самый клиент, которого имел в виду Толян, только что просадивший деньги, отобранные вчера у доверчивого лоха, пожелавшего обменять валюту на улице.
   Прикованный к батарее Георгий Александрович Садовский, пятидесяти пяти лет от роду, недавно открыл на Социалистической магазин садово-огородного инвентаря. Раньше он был геологом, но, сломав в скалах ногу, которую из-за начавшейся гангрены пришлось ампутировать, был вынужден сменить род деятельности. Десять лет, работая где придется, он копил деньги, и теперь открыл бизнес, который был ему и по карману и по здоровью.
   Но недолго продолжалась его спокойная жизнь. Через две недели к нему в кабинет ввалились кабачковские отморозки и, поплевывая на пол, объяснили, что Бог велел делиться. При этом они назвали несуразную сумму. Садовский попытался объяснить им, что если и делиться, то нужно подождать, пока будет чем. Ему тут же объявили, что ждать никто не собирается, и времени у него всего лишь три дня. Дальше пусть пеняет на себя.
   Наивный Садовский пошел в милицию и рассказал о наезде. Его сочувственно выслушали и пообещали разобраться. Садовский вернулся в магазин, а через два часа отморозки пришли снова и со словами "ах ты, пидар, ментам жаловаться надумал" уволокли его в подвал и пристегнули к трубе. Объявив, что освобождение стоит пять тысяч долларов, они ушли, и вот уже вторые сутки, страдая от боли в культе, Садовский сидел на цементном полу и надеялся, что все каким-то образом обойдется.
  
   Шварц и его группа направлялись как раз в тот самый зал игровых автоматов. Когда они подъехали к месту, конкретные пацаны отбывали в сторону шалмана "Три медведя". Сидевший рядом со Шварцем Тихоня сказал:
   - Вон они поехали. Видишь?
   - Вижу, - ответил Шварц, - поедем за ними. Хорошо, что они уезжают отсюда. Здесь слишком людное место.
   Тихоня кивнул, а сидевший сзади Циркуль сказал:
   - Этого, в кепаре, я знаю.
   И рассказал о том, что видел беспредельщика в кепаре на улице, когда тот полез в ларек без очереди. Стоявший в очереди дедушка возмутился и кепарь ударил его в лицо. Циркуль тогда завелся и уже собрался было влезть в это дело, но нужно было срочно ехать и, ограничившись тем, что он хорошо запомнил рыло беспредельщика, Циркуль свалил.
   - Вот я ему, гниде, сейчас дедушку и припомню, - сказал Циркуль и потрогал "Вальтер" за пазухой.
   Свернув на Социалистическую и проехав метров триста, "БМВ" и "восьмерка" остановились у входа в бар "Три медведя". Из них вылезли шестеро бандюганов и, угрожающе оглядываясь, начали спускаться в подвал. Когда последний из них скрылся за железной дверью шалмана, на противоположной стороне остановилась белая "пятерка", и из нее вышли Шварц, Тихоня, Мясо и Циркуль.
   Перейдя дорогу, они тоже посмотрели по сторонам и пошли вниз. Впереди шел Тихоня. Ростом под метр девяносто, он выглядел очень внушительно. А кроме того, до работы у Кабачка он был членом сборной города по боям без правил. И теперь продолжал регулярно ходить на тренировки, чтобы не потерять форму.
   Когда они вошли в пропахший дрянью кабак, там уже было тесновато. Трое из бандитов, среди которых был Толян, уже прошли в катакомбы, чтобы поговорить с непонятливым Садовским. Еще трое стояли у стойки и здоровались со слегка нетрезвым Ботвинником. У самой двери за столиком сидел ханыга со своей распухшей, как утопленница, девушкой и копался в одном из полиэтиленовых мешков, лежавших на полу у его ног.
   Стоявшие у стойки пацаны обернулись и увидели вошедшего в шалман хорошо одетого громилу с недобрым лицом, а затем еще троих посетителей, внешний вид которых тоже не соответствовал рангу заведения. Они сразу поняли, что эти люди пришли сюда вовсе не для того, чтобы распивать ботвинниковскую отраву. Несколько секунд все стояли молча, потом стоявший у стойки Гонщик сказал:
   - Что, какие-нибудь проблемы?
   Вместо ответа Тихоня спросил:
   - Салтыкова давно видел?
   Бандит было успокоился и ответил:
   - Вчера вечером, а что?
   Тихоня помолчал и сказал:
   - А то, что больше ты его не увидишь.
   И тут же ударил Гонщика в челюсть.
   Если бы это был удар человека обыкновенной комлекции и подготовки, дело окончилось бы в худшем случае нокаутом. Но Тихоня привык бить навылет, и челюсть Гонщика сломалась в восьми местах. Кроме того, отлетев к стене, он сильно ударился головой о кафель и, потеряв сознание, рухнул на пол лицом вверх. Тихоня сделал к нему шаг и упал на колени. Но не на пол, а Гонщику на грудь. Раздался отвратительный хруст и грудь Гонщика провалилась. Изо рта потекла кровь, Гонщик дернул несколько раз рукой и откинул копыта.
   Через секунду Тихоня был уже на ногах и спокойно смотрел на остальных беспредельщиков. Те были в шоке. Наконец один из них обрел дар речи и, выкрикнув:
   - Ты чо творишь, падла? - полез в карман.
   Тихоня схватил его за руку и дернул к себе. Затем повернул ее каким-то хитрым образом и крутанулся вокруг своей оси. Опять раздался хруст и конкретный пацан завопил благим матом. Его рука неестественным образом торчала в сторону и вверх. Тихоня схватил его одной рукой за грудь, другой за ширинку, поднял вверх и с размаху опустил на край прилавка. От этого у бандита сломался позвоночник и он упал на пол, открыв рот и выпучив глаза. Он не мог двигаться. И никогда больше не смог, потому что Тихоня поставил ногу ему на шею и сильно надавил. Шейные позвонки разошлись и еще один подонок отправился к чертям.
   К этому моменту Циркуль уже вынул из-за пазухи "Вальтер" и, направив его на стоявшего у стойки бандюка в понтовом кепаре, спросил:
   - Дедушку помнишь?
   - Какого дедушку? - изумленно спросил тот, совершенно не понимая, что происходит, и подвигаясь к двери в подсобку.
   - Обыкновенного, - ответил Циркуль, - старенького.
   И выстрелил бандюку чуть пониже козырька.
   Голова у того дернулась и он, уже мертвый, упал за стойку, придавив ноги оцепеневшего от страха полупьяного Ботвинника.
  
   Удалившиеся в глубину подвала и уже вошедшие в комнату, где на полу у батареи сидел измученный Садовский, братки собрались было начать прессовать его, как вдруг из торгового зала раздался крик, а затем, через несколько секунд - выстрел. Развернувшись, они бросились обратно, на ходу вынимая из карманов оружие. Два "Макарова" и один нож - вот все, что у них было. Да еще неимоверный понт, буйно разросшийся на благодатной почве страха, который они внушали беззащитным и не способным сопротивляться насилию людям.
   Первым из подсобки выскочил Толян и тут же получил в голову сразу из двух стволов. Выронив пистолет, он рухнул под ноги спешившему следом с ножом в руке Брателле. Брателла споткнулся и, упав мордой вниз, напоролся щекой на нож. Ему было больно, но недолго, потому что Шварц дважды выстрелил ему в область левой лопатки.
   Высунувшийся из коридора Мурзик увидел, что дело плохо и тут же бросился обратно. Он рассчитывал выбраться через черный ход, дверь которого который обычно была не заперта. Так бывало обычно, а сегодняшний день был совсем не обычным, так что ему не повезло. Подергав ее, Мурзик, матерясь, бросился обратно, и, открыв заскрежетавшую железную дверь, спрятался в тесной и темной кладовой.
  
   Шварц и Тихоня, который теперь тоже вынул "Вальтер", осторожно направились в глубину темных вонючих коридоров. Циркуль и Мясо остались в зале.
   Раздувшаяся, как дохлая крыса, девушка равнодушно смотрела на происходящее, а ее кавалер был занят важным делом, от которого отвлекся на секунду лишь тогда, когда прозвучали выстрелы. Мельком взглянув на валившихся на пол бандитов, он вернулся к прерванному занятию и продолжил отмерять нужную пропорцию "Льдинки", которая, будучи соединенной с обыкновенной водопроводной водой, превращается в превосходный эликсир забвения.
   Циркуль закрыл входную дверь и задвинул штырь, а Мясо подошел к испуганному Ботвиннику и сказал ему:
   - Налей соточку.
   Ботвинник трясущейся рукой налил, и Мясо сказал:
   - А теперь выпей. Смотреть страшно, как тебя колбасит!
   Ботвинник послушно выпил.
   Мясо сказал:
   - Ну вот теперь - другое дело. Будь здоров!
   Ботвинник закивал и Мясо, облокотившись на стойку, спросил:
   - У тебя память хорошая?
   Ботвинник опять закивал, и Мясо, огорченно покрутив головой, посетовал:
   - Это плохо. А может быть, у тебя все-таки плохая память?
   Ботвинник собрался было опять затрясти головой, но Мясо сказал:
   - Да ты не кивай, ты словами скажи!
   - Плохая память, очень плохая, - просипел Ботвинник, задавливая не желавшую проходить куда надо ядовитую водку.
   - Вот и хорошо. И когда тебя будут спрашивать о нас...
   - Ничего не помню. Сразу дали по голове, и ничего не помню.
   - Молодец, - похвалил его Мясо и, повернувшись к Циркулю, подмигнул ему. Циркуль кивнул и сказал:
   - Люблю понятливых людей!
  
   В это время Мурзик, заскочив в темную кладовую, вытащил из кармана мобильник и нажал на кнопку. В темноте засветились кнопки и, набрав номер, Мурзик, подпрыгивая от нетерпения, прижал трубку к уху. Услышав ответ, он быстро заговорил громким шепотом:
   - Слушай, Рыжий! Мы к Ботвиннику заехали, а тут пришли какие-то быки и всех завалили. Я один остался. Сижу в кладовке.
   В коридоре прозвучали быстрые шаги и смолкли у двери, за которой сидел в темноте перепуганный Мурзик.
   - Да я не знаю, кто это, - в отчаянии выкрикнул он в ответ на вопрос из трубки.
   - Как не знаешь? - раздалось из-за двери, - отлично знаешь! Вы, козлы, зачем мальков в редакции поубивали?
   Ужаснувшийся Мурзик все понял и, зашарив рукой по двери в поисках засова, закричал в трубку:
   - Это Кабачковские! Всех положили, я один остался.
   Из-за двери послышалось:
   - И тебя сейчас положим. Открой, Володенька...
   Засова на двери не было и Мурзик понял, что пришел конец.
   Он бросил трубку и выхватив из кармана "Макаров", наставил его в темноте в сторону двери.
   Дверь, тихо заскрипев, приоткрылась на несколько сантиметров, и по полу кладовки прокатился какой-то предмет. Страх схватил Мурзика за обнажившиеся кости и он понял, что это была граната.
   - Суки, падлы! - только и смог он вспомнить в такой важный в его жизни момент.
   Через несколько секунд в тесной кладовой прозвучал удар грома. Дождя не пошло, но в Мурзике появилось от тридцати до пятидесяти лишних дырок, и на полу все-таки образовалась лужа. Она была черного цвета и ее не было видно в темноте.
  
   Проходя мимо открытой двери, через которую было видно сидевшего на полу у батареи Садовского, Тихоня спросил у Шварца:
   - А с этим что?
   Щварц взглянул на человека, из-под задравшейся штанины которого был виден протез, и ответил:
   - Менты освободят.
   Они вышли в зал и Шварц сказал:
   - Все, поехали дальше.
   Циркуль отпер входную дверь, и они стали подниматься на улицу. Навстречу им на ступени шагнула какая-то помятая личность, направлявшаяся вниз, к Ботвиннику в гости.
   Огромный Тихоня встал у личности на дороге и недобро сказал:
   - Закрыто. Переучет.
   Личность развернулась и уныло побрела в другое место.
   Салтыковские спецы уселись в машину и Шварц, заводя двигатель, сказал:
   - Теперь в Купчино.
  
  

*******

  
   "...как сказал классик, пренеприятное известие. Вы, Волк, назначаетесь ответственным за мероприятия по розыску Торусева и, соответственно, по возвращению пульта. Ответственным! Вы знаете, что это значит?
   - Конечно, знаю. Я только не понимаю...
   - Ничего вы не знаете. Вы обратили внимание на то, что я на вас даже не кричу? Не обратили? А зря. На похоронах шуметь не принято. Вы поняли намек?
   - Вы что такое говорите, Тигр! На каких похоронах? Вы это бросьте! Что я, зря шесть лет..."
  
  
  
   Глава 27
  
   Палач стоял посреди небольшого двора и, подняв голову, медленно обводил взглядом ярусы лесов. В опущенной правой руке он держал абдуловский "Макаров". На въезде во двор, контролируя выход из мышеловки, маячил прислонившийся к стене Хмурый.
   Палач, оглядев двор и не увидев никакого движения, громко произнес:
   - Торусев! Я знаю, что ты здесь.
   В пространстве, окруженном трехэтажной кирпичной подковой, каждое его слово прозвучало четко и внятно. Любой, кто находился в этом доме, в окнах которого сейчас не было стекол, должен был слышать его заявление.
   - Я знаю, что миллион у тебя! - продолжил он, - поделись!
   Хмурый, подпиравший стену, услышал это и, отделившись от стены, сделал шаг в сторону Палача.
   Тот, услышав хруст гравия под ногой Хмурого, обернулся и вполголоса сказал:
   - Стой, где стоишь.
   Хмурый остановился и заложил руки за спину.
   О миллионе он слышал впервые. И то, что он услышал, удивило и заинтересовало его. Значит, вот что имел в виду Палач, когда, увидев этого лоха в "пятерке", сказал: "это он, бля буду". А Хмурый еще удивлялся - с чего это вдруг Палач погнался за каким-то очкастым чайником, как умалишенный? Мента сбил, машину не жалел, когда продирался сквозь пробку возле Елагина моста...
   "Вот оно в чем дело! - подумал Хмурый, - И, главное, ничего не сказал!"
   Он смотрел в мускулистую спину Палача и соображал. Потом перевел взгляд на лежащего рядом с "Вольво" Валета с ломом в голове и, снова посмотрев на Палача, негромко спросил:
   - А чего миллион-то, долларов или деревянных?
   Не оборачиваясь, Палач так же негромко ответил:
   - Миллион долларов. И если мы возьмем его живого и раскрутим, получишь долю немалую.
   - Ага... - неопределенно ответил Хмурый, - а Салтыков знает?
   - А зачем ему знать?
   - Ага...  повторил Хмурый и умолк.
  
   В братковской табели о рангах он не был шестеркой, как, например, валявшийся с раскроенной головой Валет. До поступления под знамена Салтыкова Хмурый уже был состоявшимся и серьезным уголовником и сам умел принимать решения. Когда складывались подходящие обстоятельства, он мог быть жестоким и смелым, не уступая в этом Палачу. Палач об этом пока не знал. Кроме того, Хмурый умел считать.
   Он снова посмотрел на труп Валета. Теперь их было только двое.
   Неожиданная информация о миллионе долларов изменила его отношение к происходящему. Он снова посмотрел в спину Палача, и новые мысли зашевелились в его голове.
   В их мире такие люди, как он или Палач, с легкостью убивали друг друга, несмотря на то, что при встрече радостно заключали братков в черно-кожаные скрипящие объятия. Американская мафия пользовалась в таких случаях лицемерной формулой "прости, это только бизнес, ничего личного". Российские братки не утруждали себя произнесением этой сакраментальной фразы, а просто грохали друг друга без всяких затей. А если и произносили эти слова, то только для красоты, подражая героям "Крестного отца" и "Однажды в Америке".
  
   - Торусев! - снова воззвал в пространство Палач, - давай поговорим! Ты ведь отсюда все равно не выйдешь.
   Ответа не было. Палач представил, как этот лох сейчас в панике кусает пальцы, забившись где-нибудь в угол и не знает, что делать дальше. Поэтому он спокойно ждал, когда Торусев созреет и подаст голос. Ну, а уж выбить из него информацию - дело техники, которой Палач владел в совершенстве. Не зря же его так прозвали.
   Хмурый в это время просчитывал варианты дальнейшего развития событий. Собственно, решение он принял в тот момент, когда услышал, что у Торусева есть миллион. Палач тут же превратился в препятствие на пути к этому миллиону, которое следовало устранить. Он сам подписал свой приговор, заговорив о миллионе при Хмуром.
   Хмурый, как ни странно, думал об этих деньгах точно так же, как Торус. Возможно, он не смог бы выразить это такими точными словами, но суть оставалась той же. Он хотел изменить свою жизнь.
   И вот настал момент, когда решение всплыло из глубины сознания Хмурого, оказалось на освещенной солнцем поверхности событий, и пришло время действия.
  
   Хмурый медленно поднял пистолет и прицелился в затылок Палача, который терпеливо ждал ответа загнанного в угол человека. Между ними было не более пятнадцати метров и на таком расстоянии промах был исключен. Поддержав кисть правой руки, в которой был "ТТ", левой рукой, Хмурый плавно нажал на спуск. Раздался бессмысленный щелчок.
   Палач, услышав этот звук, мгновенно обернулся и выстрелил навскидку. Пуля попала Хмурому в ключицу, его отбросило на шаг, и он выронил пистолет. Палач сразу же выстрелил ему в ногу, и Хмурый упал на правый бок. Подскочив к нему, Палач ногой отбросил "ТТ" в сторону и встал над Хмурым, наведя на него "Макаров".
   Лежавший на земле безоружный Хмурый, ухватившийся обеими руками за простреленную мякоть бедра, и стоявший над ним Палач смотрели друга на друга и молчали. Суть происходящего была совершенно ясна для обоих. Оба знали, что в конце останется один.
   А теперь еще и стало известно, кто именно.
   Говорить было не о чем, кроме того Палач, в отличие от покойного Теремка, не получал никакого специального удовольствия от страданий беззащитной жертвы, поэтому, помолчав еще немного, он без лишних слов выстрелил Хмурому в лоб, проследил, как тот покинул свое бренное тело, и отвернулся.
  
   Он снова окинул взглядом молчавшие окна и вдруг откуда-то сверху раздался спокойный насмешливый голос:
   - А тебе повезло, верно?
   Палач вздрогнул и стал шарить глазами по этажам, стараясь угадать, из какого окна за ним наблюдает Торусев.
   - Ты хочешь миллион долларов? А зачем он тебе?
   Палач ждал от загнанного в угол человека чего угодно, но только не таких спокойных рассуждений. Он слегка занервничал, не понимая, что происходит.
   - А скажи, - снова прозвучал голос невидимого человека, - этого, которому лом на голову упал, ты его тоже застрелил бы?
   - Да, - ответил растерянный Палач, чтобы хоть что-нибудь сказать. Теперь игра велась в открытую и он понимал, что заманчивые предложения "поговорить", "поделиться" и "обсудить" будут звучать смехотворно. Из-за нетерпеливости Хмурого он был вынужден показать свое настоящее лицо.
   - Я так и знал, - отозвался Торус.
   Помолчав, он продолжил:
   - Ну хорошо. Мы продолжим игру, но, чтобы она стала еще интереснее, ты должен кое-что узнать.
   Сверху раздался негромкий хлопок, одновременно с ним прозвучал звук удара по жести, и в двери "Вольво" появилась маленькая аккуратная дырочка.
   Вот уж этого Палач никак не ожидал. У Торусева был ствол, да еще и с глушителем.
   "Кто же такой этот долбаный Торусев?" - думал Палач и не находил ответа. Но то, что он оказался совсем не лохом, было теперь совершенно очевидно.
   - Ты понял, что я могу продырявить твою тупую башку?
   У Палача не было слов. Но злость у него была. Он сжал зубы и промолчал.
   - Ты что, оглох, что ли? - раздалось сверху, и в прозвучавшем вопросе послышались новые интонации, - ты слышал, о чем я тебя спросил?
   Так мог разговаривать только абсолютно уверенный в себе человек. Все, что Палач построил в себе в последние двадцать минут, рухнуло. Он, как дурак, стоял посреди двора с "Макаровым" в руке, а из какого-то окна на него смотрел человек, который мог в любую секунду убить его, но почему-то этого не делал. Палач постепенно начинал выходить из себя.
   - Да, я понял, - вызывающе ответил он, - а что дальше?
   В его голосе явственно слышалось, что он вовсе не желает быть милостиво отпущенным. Он хотел схватки. И хотел быть победителем. Хотя бы и без миллиона. С ним еще никогда так не обходились и его преступная гордость была задета.
   - А дальше то, - раздался ответ, - что получается очень интересная ситуация. Хочешь меня найти - найдешь. Но как найдешь - тут же умрешь. Будешь искать?
   - Я тебя, пидара, и найду, и раком поставлю, - ответил вконец рассвирепевший Палач и решительно направился к входу.
   - Валяй! - послышалось сверху, и Палач нырнул в темный подъезд.
  
   Постояв полминуты неподвижно и подождав, пока глаза после яркого солнца привыкнут к другому освещению, Палач огляделся. В обе стороны уходили изогнутые анфилады просторных комнат с высокими потолками. Кое-где можно было увидеть то ведро с малярной кистью в нем, то прислоненную к стене лестницу, в общем, состояние ремонта было налицо. Но такого бардака и такой разрухи, как в руинах на Петроградской, здесь не было и в помине.
   Решив, что на первом этаже Торуса быть не может, Палач на цыпочках поднялся по лестнице и застыл на прощадке, решая, куда идти. Как и внизу, в обе стороны открывались симметричные пространства и надо было выбирать. Вдруг в одной из дальних комнат справа послышался шорох и что-то маленькое прокатилось по полу. Что там, Палач не видел из-за изгиба анфилады и, стараясь двигаться бесшумно, направился туда. Осторожно пройдя четыре комнаты, он так ничего и не обнаружил. Нужно было идти дальше. Вдруг сверху послышался какой-то шум, Палач резко поднял голову и тут на него обрушился поток грязной воды.
   Он мгновенно оказался мокрым до нитки. Протерев глаза, он увидел в потолке пролом, через который его облили. Ошеломленный, он стоял, направив вверх ствол "Макарова", и ничего не понимал. Он мог ждать пули, но не этой идиотской шутки.
   А сверху послышался веселый голос:
   - Я тут водичку в тазике нашел. А вот и тазик!
   Из пролома вывалилась ржавая жестяная лохань литров на сорок и, ударив по плечу не успевшего отскочить Палача, с грохотом покатилась по полу. От ярости у него покраснело в глазах, и, сунув "Макаров" за пояс, Палач бросился к окну. Бежать к лестнице было далеко, и он решил подняться на третий этаж по лесам.
   Ловко цепляясь за ржавые трубы, он через несколько секунд оказался на измазанном известкой дощатом настиле третьего этажа и, прижавшись к стене, осторожно заглянул в окно. По анфиладе разносился звук быстро удаляющихся шагов. Палач перепрыгнул через подоконник и, держа пистолет перед собой, стал красться в том направлении.
   Добравшись до лестницы, он остановился в замешательстве. Торус мог уйти по одному из пяти направлений. Одно - на этом этаже, еще по два на втором и первом. Кроме того, он мог выбраться на леса. Палач выглянул в окно. На лесах, которые было видно полностью, никого не было. В это время снизу послышался шум, и Палач решительно направился туда. Остановившись на площадке второго этажа, он поднял с пола обломок кирпича и швырнул его в левую анфиладу.
   Стуча по паркету, обломок прокатился по комнатам, и снова настала тишина. А за спиной Палача, из самого конца противоположной галереи больших комнат, вдруг раздался голос:
   - Пушкин любил кидаться камнями!
   Эта идиотская фраза, смысл которой был недоступен Палачу, довела его до белого каления и он, не думая о том, что может схлопотать пулю, бросился на голос. Добравшись до последней комнаты, он не обнаружил никого, но зато услышал через двор, как Торус бежит по первому этажу. Видимо, он спустился по лесам. Подойдя к окну, Палач увидел, что на противоположной стороне подковы в окне первого этажа стоит Торус и приветливо машет ему рукой. В другой руке у него была сверкающая пушка с длинным стволом, направленная на Палача.
   Он тут же присел за подоконник и на корточках перебрался подальше от окна, в тень, где его было невозможно разглядеть с улицы. Проскочив в следующую комнату, он осторожно выглянул в окно и, не увидев никого, вылез наружу. Он решил спуститься по лесам до первого этажа и начать все сначала. Снова засунув "Макаров" за пояс, Палач перелез через ограждение и, повиснув на нем, стал перебирать руками, чтобы приблизиться к железяке, за которую он схватится в следующую секунду. Но вдруг раздалось несколько быстрых хлопков, что-то сильно ударило его по правой руке, она разжалась и, сорвавшись, он полетел вниз.
   Освещенный солнцем двор несколько раз перевернулся перед его глазами, он ощутил, как ударяется о леса, затем что-то очень твердое ударило его одновременно по всему телу и свет погас.
  
   Торус вышел из подъезда и, держа "Беретту" наготове, подошел к лежащему в неестественной позе Палачу. Тот был еще жив, но такая жизнь была ему явно не по душе. Правое предплечье было практически перебито пулями. Левая рука было согнута в локте в обратную сторону, а кость сломанного бедра, распоров мышцы и джинсы, торчала наружу. Лицо потеряло симметрию и было испачкано пылью и кровью, текшей изо рта. Палач то ли дышал, то ли негромко кашлял, и с каждым выдохом изо рта выплескивалось еще немного крови. "Макаров" валялся рядом, но при всем желании Палачу было нечем его взять.
   Посмотрев на него, Торус убрал "Беретту" в кобуру, запахнул куртку и, нагнувшись к умиравшему бандиту, сказал:
   - Сейчас ты сдохнешь. Вспомни все, что ты наворотил за свою жизнь, и пусть тебе будет от этого еще хуже.
  
   Отвернувшись, он оглядел двор, в котором лежали два трупа, а скоро будут лежать три, достал сигареты и, закурив, пошел к машине. Взглянув на часы, он увидел, что с момента, когда его засек человек с биноклем, который сейчас уже отдавал концы, прошло всего лишь тридцать пять минут. Он удивился, потому что это короткое время показалось ему целой эпохой, покачал головой и уселся за руль.
   Подъехав к южному входу в ЦПКиО, он небрежно дал дежурному сто рублей, и тот почтительно распахнул перед "пятеркой" одну воротину. Выехав из парка, Торус направился в ближайшее известное ему кафе, чтобы посидеть, собраться с мыслями и отдохнуть.
   По иронии судьбы это было кафе "Обезьяна Чичичи".
   Мир тесен, а город - и подавно.
  
  

*******

  
   "...и из этого можно сделать вывод, что Торусев каким-то образом оказался втянут в разборки между Кабачком и Салтыковым.
   - Опять вы с этим своим жаргоном, Волк!
   - Простите. В общем, он не просто имеет к этому отношение, а, судя по всему, активно уничтожает салтыковских бандитов.
   - Это как, позвольте спросить?
   - А вот так - паф, паф! Вы что, Тигр, не знаете, как?
   - Вы мне не хамите, Волк. То, что Слон согласился повременить с ликвидацией Торусева, еще ни о чем не говорит. А вот вы все еще ответственный. И вообще, в последнее время вы..."
  
  
  
   Глава 28
  
   В Купчино, на улице Салова, в ее кривой и малолюдной части находился деревообрабатывающий цех. В одном из его помещений действительно стояли станки, высились штабеля досок, из которых четверо алкоголиков делали какую-то мебель, и было полно опилок и стружек. В общем - обыкновенная столярка.
   Но лишь очень немногие знали, что все остальное пространство занимала тайная база Салтыкова. "База" - серьезное и деловое слово. И поэтому правильнее было бы назвать это место складом, схроном, а то и просто малиной. Там, в коробках, мешках и ящиках хранилось награбленное добро. Отнятые и украденные у людей вещи. От телефонного аппарата до автомобиля. Шмотки, бытовые видики и слышики, швейные и стиральные машины, одежда - ничем не гнушались жадные до чужого братки, сами чувствовавшие себя благородными разбойниками. Им и в голову не приходило, что и пират, и корсар, и изящно звучащий флибустьер - все они попросту грязные, кровавые и жадные убийцы.
   Кроме склада, там под высоким потолком были оборудованы просторные антресоли, где могли провести время братки, которым в силу обстоятельств необходимо было отлежаться под корягой. К их услугам были мебель и видики из числа отнятых и украденных, так что на антресолях было даже в определенном смысле комфортно.
   Заведовал этим хозяйством Алексей Митрофанович Федюков, шестидесяти двух лет. В советское время он был завхозом. Страсть, а может быть, и талант к управлению имуществом сочетались в нем с непреодолимым желанием это имущество присвоить. Несколько раз он сидел по соответствующим статьям, выходил и снова становился начальником над чьим-нибудь хозяйством.
   В каждой организации ему непременно присваивалось избитое, но бессмертное прозвище "Плюшкин", против которого он не возражал. Он не находил ничего смешного или неестественного в поведении гоголевского героя и лишь пожимал плечами, когда кто-нибудь укоризненно или насмешливо указывал на их сходство. И вот однажды извилистая дорожка Плюшкина пересеклась с мрачной тропой Салтыкова. Они нашли друг друга, и теперь в жизни Плюшкина наступила гармония. Он управлял присвоенным имуществом и чувствовал себя на своем месте.
   За цехом в землю была зарыта пустая цистерна емкостью сорок тонн. Когда-то в ней хранился мазут для котельной, но вот уже лет двадцать ей никто не пользовался и о ней забыли. Люк, находившийся на уровне земли, был завален мусором и деревянными отходами. Салтыков нашел ей достойное применение, и теперь в сорокатонном пустом объеме хранились трупы тех, кого пришлось убить в процессе отъема денег и имущества. Трупов было то ли одиннадцать, то ли семнадцать  никто точно не знал. А охотников спуститься и посчитать  не было.
   В общем, хорошее было местечко.
   Именно туда направлялись сейчас Шварц и его рейнджеры.
  
   Повернув с Бухарестской на Салова, Шварц спросил:
   - Ну что, по кофейку?
   Предложение было одобрено единодушно и "пятерка" свернула в карман, ведущий к площадке перед станцией обслуживания автомобилей. Напротив фасада станции выстроились ларьки, в которых можно было приобрести абсолютно все, что могло потребоваться для ремонта "Жигулей". Когда-то, в замшелое советское время, спекулянты запчастями толпились перед станцией и бегали от ментов и сотрудников ОБХСС. Теперь все они стали добропорядочными коммерсантами и с достоинством прогуливались около своих лавок, обращаясь к автолюбителям со стандартным вопросом:
   - Что-нибудь ищем?
   Поставив "пятерку" напротив ларька 35, Шварц вышел из машины и, пожав руку сидевшему на алюминиевом стульчике пожилому мужику с арбузным животом, обменялся с ним несколькими ничего не значащими приветственными фразами. Войдя в главный вход и, повернув налево, рейнджеры оказались в кафетерии, где толпились испачканные благородной грязью автослесари и преданно глядящие на них клиенты.
   Циркуль скорчил недовольную гримасу, но Шварц поднял руку и издалека показал стоявшей за стойкой девушке четыре пальца. Узнав Шварца, девушка заулыбалась и кивнула. Рейнджеры встали к одному из высоких столиков и закурили в ожидании кофе. Пока они ждали, Шварц говорил о подробностях предстоящей операции и подчиненные внимательно его слушали.
  
   В это время на базе Салтыкова происходили приготовления к очередной акции, направленной против Кабачка и его людей. Четырнадцать бандитов чистили пистолеты, курили план, подбадривали друг друга описанием того, что они сделают с кабачковскими пидарами, в общем, готовились к налету. Объектом предстоящей акции Салтыков выбрал целый этаж в недавно отремонтированном за счет Кабачка доме на Измайловском. В бельэтаже этого старинного дома располагались юридическая консультация, салон мобильных телефонов и компьютеров и офис строительной фирмы, производящей евроремонт. Все это принадлежало Кабачку, и теперь, по решению Салтыкова, должно быть уничтожено.
  
   В будке около ворот, ведущих на территорию столярного цеха, сидел вахтер. Под столом у него стояла полупустая бутылка водки, и поэтому его настроение было приподнятым, а состояние  приятным. Пес Прошка, от которого по части охраны было гораздо больше толку, потому что зубов у него было раз в шесть больше, чем у вахтера, где-то шлялся. Вахтер, посмотрев в окно, окинул взглядом постылый безлюдный двор, крякнул и полез под стол.
   В это время распахнулась наружная дверь, и вахтер, быстро выдернув руку из-под стола, принял официальный и строгий вид. В тесном коридорчике появились четверо молодых и здоровых мужиков. Один из них молча кивнул вахтеру, и они, не останавливаясь, проследовали во двор. Вахтер привык к тому, что мимо него постоянно шастают такие вот суровые мордовороты, и не обращал на это внимания. Если идут, тем более так уверенно, значит - надо. А кроме того, ему тоже была знакома поговорка "меньше знаешь - дольше живешь".
   Пройдя во двор, спецы огляделись и направились к железной двери, из-за которой доносился надрывный вой реймуса. Осторожно открыв ее, Шварц увидел стоявших у рейсмуса не очень трезвых мужичков в грязных спецовках, которые просовывали в станок доски и принимали их с другой стороны. Через открытую дверь каптерки были видны ноги лежащего на ватниках четвертого члена бригады, который, видимо сильно устал и прилег отдохнуть. Подойдя к работягам, Шварц, стараясь перекрыть истошный крик станка, проорал:
   - Мужики, дело есть! - и, кивая, поманил их пальцем.
   Мужики, резонно подумав, что дело обернется хорошей выпивкой, побросали доски и, выключив станок, пошли за Шварцем. А он, подойдя вместе с ними к двери в каптерку, неожиданно и ловко затолкал их туда и сказал:
   - Сидите здесь и не рыпайтесь. Иначе всем хана.
   Из-за его спины торчал Тихоня, по лицу которого было видно, что именно так оно и будет, если они будут рыпаться. За ним стояли Циркуль и Мясо и подтверждающе кивали. Шварц закрыл дверь, накинул замочную петлю и всунул в нее щепку. Рейсмус к этому времени почти остановился и обиженно ворчал все ниже и ниже. Наконец стало тихо.
   Из-за двери, ведущей в другое помещение, слышались голоса, звуки перетаскиваемых по полу вещей и взрывы разбойничьего смеха.
   Подойдя к этой двери, Шварц осторожно приоткрыл ее и заглянул в узкую щель. Внимательно оглядев большой ангар и вольготно расположившихся в нем среди ящиков и разнокалиберной мебели бандитов, он тихо закрыл дверь и сказал:
   - Тихоня, там есть еще одна дверь на улицу. Бери Циркуля и идите туда. Как услышите выстрел - две гранаты.
   Тихоня кивнул, и они с Циркулем быстро вышли из цеха.
   Шварц и Мясо достали по гранате, выдернули чеки и встали напротив двери. Выждав секунд тридцать, Шварц, державший в левой руке "Вальтер", выстрелил в воздух, затем быстро распахнул дверь и они одновременно швырнули в ангар гранаты. Шварц захлопнул дверь, успев увидеть обращенные к нему лица удивленных бандитов. Еще две гранаты влетели с противоположной стороны, где за дверью дожидались сигнала Тихоня с Циркулем. Шварц и Мясо, держа пистолеты наготове, прижались к стене по обе стороны от двери и ждали. Через несколько секунд почти одновременно за дверью раздались раздались четыре взрыва, и сразу после них - крики и стоны раненых бандитов.
   Распахнув ногой дверь, Шварц, а за ним и Мясо ворвались в ангар. На полу валялись три окроваленных трупа, еще двое корчились, зажимая руками раны. За ящиками и старым оборудованием прятались оставшиеся в живых. В проеме второй двери показались Тихоня и Циркуль. Они тут же прикончили раненых бандитов и, выставив перед собой оружие, внимательно оглядывались.
  
   Джексон, спрятавшийся за верстаком, давно уже превращенным в обеденный стол, часто дышал и старался делать это как можно тише. Он видел вошедших в ангар вооруженных людей и знал, что они пришли убивать. Это ему совсем не нравилось. Не нравилось ему и то, что его пистолет сейчас лежал в трех метрах от него, на коробке с телевизором "Сони", реквизированным у одного зажиточного лоха. Джексон привык видеть перед стволом своего пистолета испуганных и беззащитных людей, а тут все происходило наоборот. Четверо хладнокровных профессионалов стояли посреди бывшего цеха и внимательно смотрели по сторонам. Посмотрев направо, он увидел Тюрю, который стоял за выступом стены и держал в руке "Макаров". Тюря тоже увидел его и приложил палец к губам. Джексон кивнул.
   Вдруг из противоположного угла послышался шум и с криком "суки позорные!" из-за пожарного щита выскочил Брикет, прозванный так за то, что любую пачку денег или чего угодно другого он называл брикетом. Брикет держал в руке пистолет и беспорядочно палил из него в сторону гостей. Гости, совсем не уважая хозяев, тут же пристрелили его.
   Воспользовавшись тем, что гости отвернулись, Тюря выскочил из-за угла и выстрелил в одного из рейнджеров. У того дернулась рука и, выронив пистолет, он схватился за раненное плечо. Джексон, воспользовавшись моментом, бросился к своему пистолету. Обернувшиеся на звук выстрела гости подняли пистолеты и Тюря, моментально продырявленный во многих местах, рухнул на пол. Джексон в это время успел-таки ухватить пушку, и откатился за лестницу, ведущую на антресоли.
   Шварц, увидев, что Циркуль ранен, сильно толкнул его к двери и приказал:
   - Жди на улице.
   Циркуль, морщась от боли, кивнул и выскочил за дверь.
   Сидя на корточках за металлической лестницей, Джексон недоумевал, почему это расслаблявшиеся на антресолях братки не реагируют на такой шум. Сверху доносилась воровская музыка, которую постоянно передавало "Радио Гарсон". И тут, словно в ответ на его безмолвный вопрос, фанерная дверь антресолей распахнулась и оттуда раздались выстрелы. Стоявшие посередине ангара рейнджеры, еще только услышав стук распахивающейся двери, профессионально раскатились по полу в разные стороны, и ни один из выстрелов не достиг цели.
   Тихоня, оказавшись за штабелем видеомагнитофонов, нос к носу столкнулся с лежавшим там Жиганом. Жиган от неожиданности открыл рот, и Тихоня, воспользовавшись этим, схватил его за нижнюю челюсть и рванул, выдернув ее из суставов. Глаза Жигана выпучились, он выронил пистолет и потянулся руками к лицу. Но Тихоня для начала сильно врезал из положения лежа по его неестественно вывернутой чавке, а для конца схватил Жигана за голову и небрежно вертанул ее. Теперь Жиган, лежа на животе, смотрел неподвижными глазами в потолок. При жизни такой ловкий трюк у него ни за что бы не получился.
   Шварц и Мясо, увернувшись от первых выстрелов сверху, открыли ответный огонь, и двое блатных стрелков, рискнувшие открыть тайну антресолей, гремя, скатились по железной лестнице вниз.
   Тут же в распахнутую под потолком дверь полетели две гранаты.
   Шварц попал точно в дверь и было слышно, как граната катится по дощатому настилу антресолей. А Мясо промахнулся, но его граната, ударившись о стенку, упала вниз и больно стукнула по голове Джексона, прятавшегося за лестницей. Он зашипел от боли и стал машинально тереть шишку, бессмысленно глядя на лежавшую перед ним гранату.
   А когда понял, что именно ударило его по репе, было уже поздно.
   Обе гранаты взорвались практически одновременно. С антресолей послышались крики, взрывом сорвало несколько листов фанеры, из которой были сделаны стены этого скворечника, а из образовавшейся бреши вывалился труп. Падая, он ударился о штабель видиков, за которым лежал Тихоня, и видики рухнули прямо на Тихоню, который тут же начал нецензурно ругаться.
   Граната, взорвавшаяся под носом у Джексона, сильно испортила его внешность, и Джексон теперь выглядел так, будто побывал в руках маньяка, вооруженного зазубренным молотком для отбивания мяса.
  
   Стало тихо. Вдруг сверху послышался голос:
   - Все, начальники, сдаюсь! Только не стреляйте!
   И на верхней ступеньке железной лестницы показался браток с поднятыми руками. Когда он увидел вовсе не ментов, а он был уверен, что их попросту повязали, его лицо вытянулось. Шварц и Мясо засмеялись, и в этом смехе для бандита, решившего сдаться, не было ничего хорошего.
   Мясо, оглянувшись на Шварца, указал на братка пистолетом и громко сказал:
   - Он принял нас за ментов! - и, снова повернувшись к бандиту, продолжил, - тебе менты сейчас были бы за счастье! Ты ошибся, урод.
   И дважды выстрелил.
   Бандит застонал и рухнул с лестницы прямо на труп Джексона.
  
   В это время из-под груды видиков с шумом и руганью выбрался Тихоня. Осмотревшись, он спросил:
   - Ну что, все, что ли? - и стал отряхиваться.
   Оглянувшись, Шварц ответил:
   - Вроде бы все. Проверьте все углы.
   И они начали осторожно обходить ангар.
  
   Бесшумно повернув за высокую пачку древесно-стружечной плиты, Шварц неожиданно увидел окровавленного бандита, который, прижимая одну руку к животу, из которого текла кровь, другой рукой набирал номер на трубке.
   Направив на него пистолет, Шварц спросил:
   - Ты Салтыкову звонишь?
   Бандит, испуганно оглянувшись на стоящего перед ним Шварца, кивнул.
   - Давай, звони,  улыбнулся Шварц, - мне как раз поговорить с ним надо.
   Бандит набрал номер, затем Шварц отобрал у него трубку, приложил ее к уху и стал ждать. Пистолет он держал направленным на бандита. Наконец на том конце раздался шорох и голос Салтыкова произнес:
   - Я слушаю.
   - Это хорошо,  отозвался Шварц, - слушай, как я пристрелю последнего из тех, кто у тебя был на Салова.
   И он выстрелил бандиту в грудь.
   Тот горестно всплеснул руками, будто желая сказать "ну как же так", и повалился на спину, громко треснувшись мертвым затылком о цементный пол.
   - Слышал?
   - Слышал, - сдавленным от ярости голосом ответил Салтыков, - но еще не вечер, пидар поганый.
   - Конечно, не вечер, - согласился Шварц, - к вечеру от вас, ублюдков, вообще ничего не останется.
   - Это мы еще посмотрим, - возразил Салтыков, - мои орлы почикали тут одного вашего петуха, хорошо, между прочим, почикали. Так перед смертью лютой он рассказал и про склад ваш, и про автоматы игральные, про все рассказал. Так что еще посмотрим, козел.
   Шварц сжал зубы, но продожил, не изменив интонации:
   - Ну и сколько ваших чикали одного нашего? Десять, двадцать? Всей сворой вы смелые, конечно. Ну да ладно. До скорой встречи, пес.
   И бросил трубку на труп бандита.
  
   Обойдя помещение, Мясо и Тихоня вернулись к Шварцу. Тихоня нес в руке замызганную канистру.
   - Живых - никого, - доложил он и, кивнув на канистру, добавил, - растворитель. Давай?
   Шварц посмотрел на канистру и ответил:
   - Давай. Мясо, выпусти работяг.
   - Годится, - сказал Мясо и пошел в соседний цех.
   А Тихоня, открыв канистру, начал щедро поливать растворителем все вокруг.
   Выйдя на улицу, Шварц увидел Циркуля, стоявшего с пистолетом, направленным на дверь.
   - Все, - сказал Шварц, - можешь убирать пушку. Здесь было четырнадцать уродов. Что с рукой?
   Циркуль спрятал пистолет и покосился на простреленную руку.
   - Ничего страшного, - ответил он, - мышцу прострелили, и все дела.
   К ним подошел Мясо и сообщил:
   - Я сказал работягам, чтобы они выходили через пять минут. Только они там лыка не вяжут. Уже успели нажраться. Ладно, почуют запах, вылезут.
   Дверь открылась и из ангара вышел Тихоня. За его спиной мелькнул огонек.
   - Надо уходить. Сейчас пыхнет. Я там еще бочечку с лаком нашел, так что...
   И рейнджеры направились к проходной.
  
   Вахтер спал с открытым ртом, и по его губам ползала муха. Когда гости проходили мимо, муха улетела, а вахтер закрыл рот. Но глаза его так и не открылись. Стоявшая под столом бутылка была пуста.
  
  

*******

  
   "...и немедленно отправьте наблюдателя в Сестрорецк. Мне не нравится то, что там происходит. Наблюдение - круглые сутки. Где вы взяли эту гадость? Что значит - вкусно..."
  
  
  
   Глава 29
  
   Человек, оставленный Кабачком в особняке, вовсе не был смертником, обреченным погибнуть в случае захвата его цитадели врагами.
   На случай непредвиденных и совсем уж неприятных обстоятельств в особняке была оборудована тайная комната, в которой можно было скрыться и переждать эти самые неприятные обстоятельства. Все было устроено, как в классическом романе про замки и тайны.
   В кабинете Кабачка рядом с камином была устроена потайная дверца, открывавшаяся, как и положено, поворотом чугунного завитка на орнаменте, окружавшем топку камина. Одна из дубовых панелей стены проваливалась и в открывшийся лаз можно было, слегка пригнувшись, войти. В конце короткого узкого прохода была еще одна низкая дверь, которая окрывалась уже обычным образом. За ней располагалась небольшая, но достаточно комфортабельная комнатка без окон, площадью около восьми квадратных метров.
   В этой комнате было две койки, пластиковые бутыли с консервированной водой, запас провианта и биотуалет. Кроме того, там имелся монитор, связанный с камерами слежения, установленными во всех помещениях особняка. Спрятавшийся в этом убежище человек не только мог чувствовать себя относительно комфортно, но и имел возможность быть в курсе того, что происходит в особняке.
   Человеком, оставленным в офисе, был Ворон, правая рука Кабачка. Он должен был отвечать на телефонные звонки, следить за тем, что происходит вокруг здания и держать в курсе происходящего своего патрона. И теперь он, совершенно один в просторном старинном особняке, сидел в глубоком кожаном кресле и смотрел телевизор.
   На полутораметровом плазменном экране "Аякс" делал из "Зенита" посмешище, и Ворон, не ожидавший ничего другого, прихлебывал кофе и грустно смотрел, как бело-голубые олухи позорно пытаются размочить корячившуюся им сухую.
  

*******

  
   В это время Торус, сидя в кафе "Обезьяна Чичичи", постепенно приходил в себя после очередного приключения, которые теперь следовали одно за другим, и непонятно было, когда и чем все это окончится.
   Позвонить владельцу игральных автоматов было необходимо. Это не вызывало ни малейших сомнений, тем более что Торус уже неоднократно представлял себе серию из двухсот пятидесяти взрывов, происходящих в школах Города. Картина получалась такая, что воображение не могло охватить ее полностью. Было ясно одно. Даже если это будет грозить Торусу гибелью, он должен предотвратить взрывы.
   Собственно, никакого особенного риска в этом не было, и геройствовать, судя по всему, не придется. Достаточно позвонить хозяину и рассказать ему обо всем. А дальше уж он сам будет выкручиваться, как хочет. Вряд ли его устроит такая ситуация, при которой на него ляжет ответственность за гибель тысяч детей.
   А если устроит? А если он в курсе дела и продолжит реализацию своих планов, как ни в чем ни бывало? Или если он просто не поверит анонимному звонку, что тогда? Тогда нужно будет просто взорвать всю партию автоматов прямо на складе.
   Пультик-то - вот он, на заднем сиденьи лежит.
   Нажми кнопочку и все дела!
  
   Допив кофе, Торус поставил пустую чашку на стол и вышел на улицу. Говорить по телефону о таких серьезных вещах нужно было без свидетелей, и поэтому он ушел из кафе, чтобы, сидя в машине, спокойно и не оглядывась, говорить с неизвестным ему Владимиром Михайловичем Губановым.
   Сев в машину, Торус бросил косой взгляд на заднее сиденье. Дипломат с пультом был на месте. Ему вдруг пришла в голову мысль о том, что было крайне неосмотрительно оставлять такую важную вещь в машине на виду. Решил более не поступать так, он подумал о том, что после всего можно будет просто бросить пульт в Неву.
   Торус достал трубку и набрал номер "Взлета".
  

*******

  
   В приемной Кабачка, на плазменном экране дорогого телевизора "Сони", зенитовский вратарь, распластавшись в замедленном повторе, медленно плыл в воздухе в левый угол ворот. Мяч, так же медленно вращаясь, направлялся в это время в правый угол. Вратарь видел это, но поделать ничего не мог. Все его тело с жадно выставленными вперед руками было устремлено вперед, и только глаза следили за мячом, летевшим совсем в другую сторону. На лице вратаря было выражение алкоголика, уронившего литровую бутылку водки в пролет лестницы.
   Счет был 4:0, и пятый гол, тем более на последней минуте, напоминал прощальный унизительный подзатыльник. Ворон выругался и переключил программу. На экране появилась девушка, которая тут же пообещала ему, что с новыми прокладками он будет чувствовать себя комфортно в любых условиях. После этих слов она вскочила на коня и помчалась по буеракам, ухитряясь при этом сохранять на лице выражение сладострастия и неги.
   Ворон выругался еще раз и в это время зазвонил телефон.
   Выбравшись из уютного кресла, он потянулся и подошел к большому столу, на котором было расставлено множество телефонов, факсов, стоял компьютер, валялись несколько трубок, в общем, связь была налажена как следует.
   Посмотрев на определитель номеров, Ворон увидел незнакомый, но определенно принадлежавший мобильнику номер, снял трубку и произнес:
   - Приемная консалтинговой фирмы "Взлет". Слушаю вас.
   - Будьте любезны, - сказал Торус, - пригласите Владимира Михайловича.
   Один из приборов, стоявших на столе, мигая индикатором, бесстрастно записывал каждый звук разговора.
   - Владимира Михайловича сейчас нет на месте, - ответил Ворон, - вы разговариваете с секретарем, и я могу передать ему все, что вы скажете.
   Торус помолчал, потом сказал:
   - Я звоню насчет игральных автоматов.
   Теперь паузу сделал Ворон. Он соображал, что еще может быть сказано по этому поводу, тем более что некоторое время назад был звонок от Салтыкова, который, не скрывая злорадства, сообщил, что один из сотрудников Кабачка под пыткой рассказал о складе в Лупполово.
   Ворон любезно произнес в трубку:
   - Да-да, я вас слушаю.
   - Я должен сообщить вам чрезвычайно важную вещь, - сказал Торус и опять умолк. Он не был готов встревать в такие серьезные и опасные дела.
   - Я слушаю вас, - повторил Ворон и посмотрел на устройство записи. Оно исправно фиксировало разговор.
   Торус наконец решился и заговорил:
   - Мне известно, что вы собираетесь установить в школах Города игральные автоматы. Так вот, не делайте этого ни в коем случае. Мне нет никакого дела до того, насколько это безнравственно по отношению к школьникам. Я звоню вам совершенно по другой причине. Просто это очень опасно, и опасно гораздо в большей степени, чем вы можете себе представить.
   Торус поймал себя на том, что почему-то не может прямо сказать этому человеку о такой простой вещи, как фугасы в игровых автоматах.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите, - вежливо ответил Ворон.
   Тут Торус разозлился и сказал:
   - Не понимаете? А вы вскройте хотя бы один, и поймете.
   - Что вы имеете в виду?  спросил Ворон.
   Долгие годы работы секретарем и сомнительная специфика некоторых из проводимых Кабачком дел сделали Ворона изворотливым и уклончивым собеседником, и это раздражало Торуса.
   - Что я имею в виду? - ответил Торус, - что имею, то и введу! В этих ваших автоматах, если вам угодно знать...
   Ворону безусловно было угодно знать, что же такое таится в этих автоматах, но в это время стекло окна, напротив которого он стоял, звякнуло, и в нем появилась дырочка.
   Такая же дырочка мгновенно появилась и у Ворона в голове.
   Так и не узнав, что же было в игровых автоматах, Ворон выронил трубку и повалился на пол. Трубка, повиснув на проводе, раскачивалась около ножки стола и задевала за нее.
   Торус, услышав в высококачественном устройстве связи звон стекла, подение тела и затем какое-то непонятное постукивание, прервал фразу на середине и обеспокоенно спросил:
   - Алло, вы меня слышите?
   Ответом ему было молчание.
   Торус повторил вопрос, и опять ему никто не ответил.
   "Так, его застрелили", - подумал Торус и отключил связь.
   Записывающее устройство на столе Ворона работало еще ровно сто секунд, после чего, повинуясь программе, отключилось, так как никаких сигналов из телефонной линии не поступало.
   Сам Ворон лежал головой в камине, в двух шагах от того места, где он мог быть в полной безопасности.
  

*******

  
   Что делать дальше, Торус не знал.
   Оставалось только опять ехать в Сестрорецк и следить за особняком, а там видно будет.
   Переложив дипломат на переднее сиденье и бросив трубку рядом с ним, Торус завел двигатель и поехал в Сестрорецк.
   То есть, он хотел поехать, уже тронулся, но через секунду услышал, как правое заднее колесо с жующим звуком катится по асфальту на спущенной резине. Этот звук давно был знаком Торусу, и он опознавал его сразу. Только этого еще и не хватало.
   Выключив двигатель, он в сердцах ударил ладонями по рулю, затем вынул ключи из замка и, выйдя из машины, пошел открывать багажник, чтобы поменять колесо.
   Достав запаску и бросив ее на асфальт, Торус вытащил домкрат, присел на корточки у колеса и уже воткнул шток домкрата в соответствующее ухо по днищем, как вдруг иголочка сомнения кольнула его память. Заднее правое - спущено... водитель, матерясь, сидит на корточках и отвинчивает болты, а седой стареющий вор, осторожно подойдя к водительской двери, вытаскивает барсетку и, спокойно отойдя на несколько шагов, убыстряет ход, а затем откровенно убегает. Эту картину Торус видел однажды из окна трамвая, сворачивавшего с Тучкова моста к стадиону Ленина.
   Торус улыбнулся и, демонстративно звякая железками, нагнулся к самой земле. Глядя под машину, он через несколько секунд увидел ноги в кроссовках, которые на цыпочках подошли к водительской двери. Тогда он быстро встал, и, сунув руку за пистолетом, но не вынимая его, увидел, как парень в спортивной одежде, просунувшись в салон, тянет за ручку злополучный дипломат.
   Торус сделал шаг в сторону похитителя, но в это время почувствовал сильный толчок в плечо, и, машинально обернувшись, увидел перед собой крепкого молодого мужчину, который тоже был одет в спортивный костюм. Тот, улыбаясь, схватил Торуса за плечи, и, как бы невзначай отвернув его от машины, стал извиняться и спрашивать, не больно ли он, дурак невнимательный, толкнул уважаемого автомобилиста.
   Торусу стало все ясно, и он, не рассуждая более, вынул "Беретту" из кобуры и воткнул ее длинный из-за глушителя ствол в мускулистый живот рассеянного пешехода. Улыбка тут же слетела с лица спортсмена, и вместо нее появилось выражение сильнейшей озабоченности.
   Развернув его так, чтобы видеть машину, Торус увидел то, что и ожидалось. Напарник стоящего перед ним автомобильного вора, спортивный парень невысокого роста, очень быстрым шагом удалялся с дипломатом в руке. Другой рукой он в это время что-то засовывал за пазуху.
   - Позови его, - спокойно сказал Торус и для убедительности взвел курок. Раздался зловещий щелчок. Патрона в стволе не было, но вор не знал этого, да и какая, в конце концов, разница.
   Пушка и сама по себе очень убедительный аргумент.
   Агент прикрытия тут же отпустил плечо Торуса, а тот, в свою очередь, сразу схватил его за рукав, не давая отодвинуть живот от опасного сверкающего ствола.
   - Ну что, мне до трех считать? - поинтересовался Торус и чувствительно пихнул его пистолетом в живот.
   - Максуд! - позвал, наконец, спортсмен.
   Максуд замедлил шаг, но не обернулся.
   - Если он не вернется, ты уедешь отсюда в багажнике, - спокойно пообещал Торус. Он устал нервничать и злиться. И теперь он был готов хладнокровно застрелить этого человека, несмотря на общепринятое мнение о несоразмерности кары. Но Торус плевать хотел на общепринятые нормы, потому что... В общем, плевать хотел.
   - Максуд, - повторил вор, теперь уже громче, - иди сюда, дело есть.
   Максуд остановился, медленно обернулся и посмотрел на Торуса и своего невезучего товарища, стоявших рядышком, как два приятеля, радующихся встрече. Торус зловеще улыбался.
   - Иди сюда, Максуд, - сказал он, и Максуд неторопливо побрел обратно.
   Когда он подошел, Торус, не отпуская спортсмена, спросил:
   - Что у тебя за пазухой? - и повернулся так, чтобы Максуд увидел "Беретту".
   Глаза Максуда расширились и он тут же достал из-за пазухи торусовскую трубку.
   - Брось ее на сиденье, - приказал Торус, и Максуд швырнул трубку в салон.
   Торусу стало весело, он убрал пистолет от живота стоявшего перед ним человека, и, спрятав его под куртку, но не убирая в кобуру, сказал:
   - Ну что, угорели, козлы?
   На лицах воров читались сразу несколько противоречивых чувств.
   Одним из них было желание тут же, не сходя с места, искалечить этого автомобилиста и тем самым превратить кражу в грабеж с применением насилия, другим был понятный страх перед пистолетом, третьим - полное непонимание ситуации, а точнее - того, на кого же это они нарвались.
   Видя это, Торус решил развлечься.
   - Вы хоть понимаете, во что вы, удоды шелудивые, влезли? - спросил он Максуда, который до сих пор держал дипломат в руке.
   Удоды молчали, но что они сделали бы с Торусом, не будь он вооружен, было ясно.
   - Ты, недомерок, - сказал Торус приземистому Максуду, - положи дипломат на капот, набери шифр и открой его.
   И Торус назвал шифр замков.
   Удивленный Максуд выполнил требование и через несколько секунд невезучие похитители увидели в открытом дипломате электронный пульт совершенно голливудского дизайна.
   Поглазев на него некоторое время, они перевели глаза на Торуса, и он произнес совершенно дурацкую, но абсолютно подходящую к случаю речь.
   - Закрой дипломат и слушай. Я могу убить вас прямо сейчас. Прямо здесь, на улице, при свидетелях. У меня имеются такие полномочия. И никто никогда о вас не вспомнит, а ваши трупы сгорят в служебном крематории, и даже могил ваших не будет нигде. Понятно?
   По лицам слушателей было видно, что каждой из произнесенных Торусом слов дошло до самой глубины их ливера. И теперь на их лицах можно было прочесть только одно страстное желание - унести ноги подобру-поздорову.
   Видя это, Торус воодушевился и продолжил:
   - В дипломате находится передатчик, за которым следит спутник наведения.
   Какого такого наведения, он сам не знал, но прозвучало классно.
   - В моих часах вмонтирован датчик, - продолжил он, вспомнив Тимура, - и если бы ты, баран, отошел от меня дальше, чем на сто метров, со спутника была бы послана команда на самоликвидацию прибора. И от тебя бы осталось мокрое место. Понял?
   - Понял... - ответил внимательно выслушавший эту ахинею Максуд, и Торус увидел испарину на его лбу. Приятель Максуда не потел, но тоже принял сказанное близко к сердцу.
   На этот раз оскобительный эпитет "баран" не произвел на воров никакого впечатления. Видимо, они поняли, что их статус в этой ситуации определяется именно этим словом.
   - Не надо шутить со спецслужбами, - назидательно произнес Торус и, видя, что злодеи разбиты в пух и прах и полностью деморализованы, убрал "Беретту" в кобуру.
   Оба неудачника стояли перед ним, как провинившиеся школьники, но Торус знал, что они по-прежнему остаются хищными и опасными тварями, и при других обстоятельствах ему бы сильно не поздоровилось.
   - Быстро поменяли колесо, - приказал Торус, и они бросились выполнять приказ, как два пит-стопщика из команды "Мак-Ларен".
   Торус смотрел, как они меняют колесо, и курил.
   Через две минуты болты были затянуты, инструменты и спущенное колесо убраны в багажник, и он был закрыт. Дипломат продолжал лежать на капоте.
   - Положи дипломат на место, - сказал Торус и Максуд бережно положил чемоданчик на правое сиденье.
   Трое мужчин стояли около машины и смотрели друг на друга.
   - Если бы вы попали на моего начальника, он заставил бы вас сделать друг другу минет, - сказал Торус.
   Никакой реакции.
   - Свободны, - объявил он, и вот тут реакция была мгновенной и правильной. Воры дружно развернулись и, не оборачиваясь, быстро и в ногу пошли прочь.
   Когда они скрылись за углом, Торус уселся за руль и, наконец, поехал в проклятый Сестрорецк.
  
  

*******

  
   "...покинул свою резиденцию? Это серьезно. Торусева нашли? Я так и думал. Ладно. У меня болит голова. Оставьте, потом..."
  
  
  
   Глава 30
  
   Разобравшись с притоном на Салова, Шварц со своей группой направился в Сестрорецк, где они должны были присоединиться к Ворону, дежурившему в особняке, и приготовить все к возможному захвату офиса салтыковскими бандитами.
   По дороге Шварц несколько раз позвонил в офис, но главный номер был постоянно занят, а остальные не отвечали. Трубка Ворона тоже не реагировала на вызовы, и Шварц начал беспокоиться.
   - Что-то в Сестрорецке не так, - сказал он сидевшему за рулем Мясу, и тот, поворачивая на Приморское шоссе, поинтересовался:
   - А что такое?
   - Да ни один телефон не отвечает, - с досадой ответил Шварц и набрал номер Кабачка.
   - Владимир Михайлович, - заговорил он, когда на другом конце сняли трубку, - в офисе какие-то проблемы. Никто не отвечает. Сейчас мы едем туда и разберемся на месте. Хорошо. Конечно.
   Тихоня, сидевший на заднем сиденьи, в это время как раз закончил перевязывать Циркуля, и теперь плечо легко раненного рейнджера украшала аккуратная повязка.
   - Да, Владимир Михайлович, обязательно, - Шварц закончил разговор и убрал трубку в карман.
   - Ну и что сказал Кабачок? - поинтересовался Циркуль, трогая повязку и морщась.
   - Посоветовал нам быть осторожными, - ответил Шварц и Мясо заржал.
   - А ты не смейся, - сказал ему Шварц, - неизвестно, что там делается. Мне лично это все не нравится. Ворон не отвечает, и вообще...
  
   Откуда им было знать, что жадный Салтыков раскошелился на снайперскую винтовку с глушителем, и Карабас, бывший афганец, не сумевший найти себе лучшего места в жизни, чем шайка беспредельщиков, забрался на чердак дома, стоявшего напротив кабачковского особняка, и первым же удачным выстрелом с расстояния около ста метров застрелил Ворона как раз в тот момент, когда Торус начал рассказывать ему о взрывчатке в автоматах.
   Разобрав винтовку, Карабас уложил ее в сумку и, никем не замеченный, удалился. Отъехав на своем "Москвиче" подальше от особняка, он позвонил Салтыкову и доложил об успешной акции. Салтыков зло обрадовался и приказал снайперу не отъезжать далеко и ждать дальнейших распоряжений. Карабас, выслушав все это, поставил машину в полукилометре от офиса и пошел в ближайшее кафе. Там, заказав кофе и бутерброды, он уселся у окна, откуда была видна его машина, и стал глазеть на двух девушек, которые делали вид, что играют в бадминтон. На самом деле они демонстрировали редким прохожим свои мясистые фигуры.
  
   Подъезжая к особняку на Геологической, Мясо снизил скорость и сказал:
   - Что-то больно тихо тут...
   - Да, - ответил Шварц, - смотрите внимательно.
   Машин рядом с особняком видно не было, и Мясо медленно поехал вдоль фасада.
   Вдруг Циркуль пихнул Шварца в плечо и, указывая на окна второго этажа, сказал:
   - Смотри!
   Все посмотрели туда и увидели, что в одном из сверкающих окон была хорошо видна маленькая дырочка, от которой расходились несколько коротких трещин.
   Мясо резко остановил машину и они посмотрели в противоположную сторону. Напротив простреленного окна, в просвете аллеи, метрах в ста был виден трехэтажный дом. Одно из слуховых окон на его крыше было открыто.
   - Стреляли оттуда, - уверенно заявил Тихоня.
   - Да, - подтвердил Шварц, - точно, оттуда.
   Он вынул из кобуры "Вальтер", передернул затвор и приказал:
   - Пошли в офис. Из наших там, кроме Ворона, если он живой, никого нет. Так что можете стрелять во все, что движется. И не стойте на месте, когда выйдем из машины - снайпер еще может быть на чердаке.
  
   Они выскочили из машины и, избегая двигаться по прямой, быстро подошли к входу. Шварц набрал код, электронный замок проиграл короткую мелодию, и дверь открылась. Войдя в прохладный холл, Шварц остановился и подал остальным предостерегающий знак. Все замерли без движения и несколько минут прислушивались. В здании была полная тишина.
   Поднявшись на второй этаж и войдя в приемную, они увидели лежащего головой в камине Ворона.
   - Суки,  только и сказал Шварц. Остальные промолчали.
   - Положите его в сторонку и накройте чем-нибудь, - приказал он через несколько минут общего молчания.
   Тихоня и Мясо потащили Ворона в угол, а Циркуль сел на диван и закурил. Шварц подошел к столу, поднял висящую на проводе трубку, поднес ее к уху и, услышав короткие гудки, положил на аппарат.
   Потом он посмотрел на табло определителя номеров и, взяв со стола ручку и чью-то визитку, списал номер. Затем, потыкав пальцем в кнопки записывающего устройства, вызвал последний разговор, прибавил громкости, и в приемной зазвучал голос Торуса, который убеждал Ворона отказаться от затеи с игровыми автоматами.
   Одна из фраз была прервана звуком пробитого пулей стекла, затем раздался шум падения тела и взволнованный голос звонившего дважды произнес:
   - Алло, вы меня слышите?
   Потом короткие гудки, и все. Тишина.
   - Что же он хотел сказать? - в задумчивости произнес Шварц после того, как запись прослушали еще раз, - ладно, разберемся.
   И он опять позвонил Кабачку.
   Тот снял трубку и Шварц заговорил:
   - Владимир Михайлович, мы в офисе. Ворона застрелил снайпер, а на аппарате имеется интересная запись. Послушайте, пожалуйста, - и он, пощелкав клавишами, отправил запись на телефон Кабачка.
   Пока Кабачок слушал записанный разговор, все молчали.
   Наконец запись окончилась и Шварц, поднеся трубку к уху, спросил:
   - Что делать дальше?
   - Его номер есть на определителе? - спросил Кабачок.
    Да, Владимир Иваныч,  ответил Шварц и продиктовал номер.
   После этого настало молчание, но Шварц не нарушал его, зная, что сейчас руководитель сосредоточенно переваривает полученную информацию, и обязательно скажет, что же делать. Но до этого момента нужно молчать.
   Наконец Кабачок кашлянул и сказал:
   - Найдите этого человека и узнайте у него все. Но имейте в виду, что он ни при чем, поэтому будьте с ним вежливы, и без этих ваших штучек. Как только что-то выяснится, сразу звоните мне. Выполняйте.
   - Хорошо, Владимир Михайлович, - ответил Шварц и повесил трубку.
   Посмотрев на рассевшихся по креслам Циркуля, Тихоню и Мясо, он перевел взгляд в угол, где лежал укрытый портьерой Ворон, затем снова обвел взглядом своих подчиненных и, наконец, сказал:
   - Ну что, будем искать этого человека. А для начала я ему позвоню.
   И он снял трубку.
  
   Торус ехал в Сестрорецк, и на душе у него скребли кошки.
   Он не знал, что будет делать, когда приедет туда. Это было опасно. Во всяком случае нужно посмотреть на особняк, потом попробовать позвонить еще раз, а дальше... Черт его знает, что дальше!
   Когда ему оставалось проехать километра два, неожиданно запиликала трубка. Торус вздрогнул и, съехав на обочину, остановился. Трубка продолжала требовательно сигналить, и, взяв ее в руку, Торус увидел на экранчике, что звонили ему с того самого номера, где так неожиданно прервался разговор. Это было странно и неприятно.
   Но делать было нечего, и, нажав кнопку, Торус поднес трубку к уху и сказал:
   - Я вас слушаю.
   - Вы звонили нам некоторое время назад и что-то говорили про игровые автоматы,  сказал Шварц.
   - Да, я звонил, но разговаривал не с вами, - ответил Торус.
   - Тот человек, с которым вы разговаривали, не может сейчас подойти, поэтому давайте поговорим со мной.
    Он, наверное, уже никогда не сможет подойти к телефону,  предположил Торус, - я помню, как окончился наш разговор. Его застрелили?
   Шварц помолчал и ответил:
   - Да, его застрелили. Но это не играет никакой роли, поэтому я вас слушаю.
   - Интересно, что это у вас там за дела такие, - заговорил Торус, доставая из пачки сигарету.
   Он понимал, что разговаривает так вольготно только потому, что находится достаточно далеко от своих собеседников. Это было не очень красиво, но Торусу хотелось немного помурыжить тех, из-за кого у него начались такие проблемы. Хотя, если посмотреть на это дело честно - проблемы начались потому, что он взял сумку с миллионом. Вот так, господин Торус!
   - Зачем вам знать, что у нас за дела, - услышал он в трубке спокойный ответ, - меньше знаешь - дольше живешь.
   Торус засмеялся и сказал:
   - Что-то я в последнее время часто слышу эту поговорку.
   - Это, наверное, потому, что вы стали знать больше, чем вам нужно, - отреагировал Шварц, - вы стали знать то, о чем и не хотели бы знать. Правда?
   - Правда,  согласился Торус, - снимаю свой вопрос. У меня и так возникла целая куча ненужных проблем.
   - Ну так что там с автоматами? - Шварц вернулся к главной теме.
   - А вот об этом я буду говорить с этим, как его... - Торус посмотрел на бумажку,  с Владимиром Михайловичем Губановым.
   Он сделал паузу и добавил:
   - Если вас там опять постреляют, мне что - снова кому-то рассказывать то же самое?
   Несколько секунд трубка молчала, затем Шварц сказал:
   - Хорошо. Я свяжусь с ним и через несколько минут перезвоню. Ждите.
   В трубке раздались короткие гудки и Торус прикурил следующую сигарету от окурка предыдущей. Начинался шпионский детектив. Хорошо бы, чтобы он не превратился в боевик, как это было уже несколько раз за последние дни,  подумал Торус и глубоко затянулся.
  
   Светило солнышко, мимо стоявшей у обочины пятерки, в которой ждал звонка Торус, пролетали машины, в лесу чирикали птички, и Торус подумал о том, как ему было бы спокойно, если бы он тогда проехал мимо разбитого "Лексуса"... И тут же представил свое полунищенское существование, надоевшие пельмени с соевым белком, вечные халтуры на разбитой "копейке", тоскливые мысли о безнадежном будущем и крепко держащую его за шиворот бедность, не позволявшую ему почти ничего.
   Тут было о чем подумать.
   Теперь у него есть все, что можно купить за деньги. И, оказывается, это не так мало. И даже совсем не мало. Потому что за деньги, как выяснилось, можно купить все, кроме одного...
   И Торус уже почти съехал на привычные размышления о той материи, которую за деньги не купишь, но тут ожила трубка.
   Поднеся ее к уху, он услышал какой-то новый голос:
   - Добрый день, это Губанов. Как вас называть, а то неудобно как-то?
   - Называйте меня Торусом, - не подумав, самоуверенно ответил Торус и тут же понял, что он клинический кретин.
   Неопровержимое доказательство этому он получил через несколько секунд, когда, помолчав, Губанов удивленно произнес:
   - Торус? Позвольте... Вы - Торусев?
   Торус ударил себя по голове и зажмурился. Но отрицать очевидное было бы глупо, и он ответил:
   - Да, я - Торусев.
   - Виктор Сергеевич Торусев? - так же удивленно переспросил Губанов.
   - Да, именно он, - ответил Торус, - а чему вы так удивляетесь?
    Ну как же тут не удивляться, - сказал Кабачок, - мы вас ищем, ищем, а вы вдруг сами звоните. Где вы сейчас находитесь?
   Торус засмеялся.
   - Я понимаю, почему вы смеетесь, - сказал Кабачок, - но я спрашиваю об этом не потому, что хочу тут же захватить вас в плен, а потому, что есть места, от которых вам нужно держаться подальше. Вы мне нужны, и нам есть о чем поговорить. И не о миллионе, между прочим. Хотя, конечно, и об этом тоже...
   - Так вас интересует, что я хотел сказать об игровых автоматах, - прервал его Торус, - или нет?
   - Простите, я отвлекся. Слишком уж неожиданно было все это. Слушаю вас.
   - Вот именно, слушайте. В каждом из этих автоматов спрятано по десять килограммов какой-то новомодной взрывчатки, не помню названия, и, когда вы развезете их по школам, они взорвутся по радиосигналу. Вы себе представляете, что будет?
   - Да, представляю... Но позвольте, откуда вам это известно? Почему я должен вам верить?
   - А потому, что я вам об этом говорю. Разве это не доказательство? А если вам нужны еще доказательства - пожалуйста! Вы знаете, где пульт от всего этого дела? Так вот он у меня. Вот - лежит рядышком, кнопочками блестит. Ну как, нравится?
   Кабачку это совсем не нравилось. Будучи человеком умным, он понимал, что все, сказанное Торусом, было чистой правдой.
   Он молчал и лихорадочно думал. Торус тоже молчал и ждал.
   Наконец, Кабачок заговорил:
   - А вы умеете управлять этим пультом?
   - Представьте себе, умею, - ответил Торус, - перед смертью тот, у кого этот пульт находился, все мне расказал.
   И опять Торуса покоробило от собственных слов. Уж больно сказанная им фраза походила на реплику из боевика. Но Кабачок, видимо, придерживался другого мнения, потому что спросил:
   - То есть как - перед смертью? Вы его что - пытали?
   - Нет, не пытал, - ответил Торус, - но он умер. Да и какая вам разница?
   - Разницы, конечно, никакой. Надеюсь, вы не будете нажимать на кнопку. Или, может быть, у вас есть какие-то дополнительные требования, деньги, например?
   - Да какие там деньги! - ответил Торус, - вашего миллиона мне до конца жизни хватит. А вот если вы не примете к сведению то, что я вам сказал, что мне тогда делать? Отправлять ментов в Лупполово?
   Кабачок был растерян. И про Лупполово этот Торусев знал! Что же происходит? Как он мог все узнать?
   - Вы беспокоитесь о школьниках? - спросил Кабачок, - но ведь пульт у вас и, насколько я понял, вы не будете приводить его в действие. Так ведь?
   - Так-то оно так, да вот только есть еще один пульт, и где он - я не знаю. Если вы не обезвредите все автоматы, у вас там на складе так бабахнет, что в Смольном стекла повылетят.
   Упоминание о Смольном Кабачок воспринял как намек, и в нем зашевелились подозрения, касающиеся того, что его планы стали известны конкурентам и врагам.
   - Скажите, Виктор Сергеевич, вы не с Николаем Егоровичем работаете,  спросил он осторожно.
   - Да пошел это ваш Егорович в жопу вместе с вами, - заорал выведенный из себя Торус, - вы что, все еще думаете, что я играю в ваши игры? Да я в гробу вас видал вместе с вашими целями и средствами. Если вы сейчас же не позаботитесь об автоматах, я, бля буду, нажму на кнопку! Вы меня слышите?
   - Слышу, слышу, - ответил растерянный Кабачок.
   - Вот и хорошо, - сказал Торус, - делайте, что я вам сказал, а я прослежу. Не забывайте, что пульт у меня, а главное, что есть второй пульт. И у кого он, повторяю - неизвестно.
   Торус нажал на кнопку, прервав разговор, потом сохранил в памяти трубки номер, с которого ему звонили, а после этого отключил трубку вообще. Хватит с него этих разговоров. Надо было ехать в Лупполово. Но перед этим все-таки посмотреть, что там происходит на Геологической.
   И он завел двигатель.
  
  

*******

  
   "...уже ничего нельзя сделать. Молитесь, Волк! Сейчас Слон отсутствует, он на Большом Круге, и вернется не раньше, чем через три дня. Если вы не найдете Торусева до этого времени, обещаю вам приличные похороны и сухое место на кладбище. Вы хоть понимаете, что операция "Быстрая игра" практически сорвана? Молчите... Губанов теперь ни за что не ввяжется в подобную авантюру. Полгода работы - коту под хвост. Нужно искать нового фигуранта. Да не говорите вы ничего, и без вас тошно! Только бы пульт вернуть..."
  
   Глава 31
  
   Карабас сидел в кафе уже около получаса и это ему надоело.
   Расплатившись, он вышел на улицу, сел в машину и потихоньку поехал в сторону особняка. Он рассчитывал увидеть там что-нибудь важное, а если удастся, то и подстрелить кого-нибудь еще. Остановившись в конце Геологической, он заглушил двигатель и, открыв окно, закурил. С того места, где он находился, был хорошо виден особняк и все пространство перед ним. Перед офисом "Взлета" было пусто, а те редкие машины, которые появлялись на Геологической, проезжали мимо.
   И вот, наконец, когда Карабас уже почти потерял надежду сделать еще что-нибудь полезное, мимо него медленно проехала скромная "пятерка", в которой сидели четверо крепких ребят. Подъезжая к особняку, машина ехала все медленнее, а напротив крыльца и вовсе остановилась. Карабасу было хорошо видно, как один из сидевших в машине указал пальцем на окна второго этажа, и все остальные тоже посмотрели туда. Потом они, как по команде, повернулись в другую сторону и стали смотреть на тот дом, с чердака которого Карабас стрелял по офису. Через минуту они вышли из мешины, резво поднялись на крыльцо и скрылись в особняке. Карабас все понял. Они увидели пробоину в стекле и, догадавшись, что это след от пули, логично вычислили дом, откуда был произведен выстрел.
   "Сейчас они увидят своего мертвого кореша, - подумал Карабас, - и засуетятся. Хорошо бы грохнуть еще кого-нибудь из них!"
   Он взял трубку и набрал номер Салтыкова.
   - Николай Иваныч, это я, Карабас!
   - Ну что там еще? - недовольно ответил Салтыков.
   Он в это время был занят с девушкой. Точнее, она была занята с ним, так что его руки были свободны, и он мог разговаривать по телефону.
   - Я тут сижу в машине и секу за особняком.
   - Ну и что ты там засек?
   - Приехали четверо и вошли внутрь. А там их корешок мертвый лежит! Вот они удивятся! Что мне делать дальше?
   - Что делать дальше... А вот что. Они выйдут, а ты их завали. Но смотри, чтобы они сами тебя не завалили. У меня снайперов не так много. Понял?
   - Понял, Николай Иваныч! - ответил Карабас и отключился.
   Оглядевшись, он вынул из сумки разобранную винтовку, быстро собрал и положил между сиденьями, чтобы ее не было видно с улицы. Потом он завел двигатель, и, подъехав поближе к особняку, поставил машину так, чтобы после стрельбы можно было сразу же скрыться в одном из зеленых переулков, которых в Сестрорецке было множество.
   Люди, вошедшие в особняк, пока не появлялись, и Карабас стал ждать. В Афгане ему приходилось ждать подолгу, поэтому он не беспокоился и был уверен, что в конце концов кто-нибудь выйдет и поймает его пулю.
  

*******

  
   Торус, въехав в Сестрорецк, начал нервничать.
   Ну вот какого рожна, спрашивается, он прется туда, где его могут ждать серьезные неприятности? Ему нужно сидеть тихонечко, дышать ровненько и следить за событиями с возможно большего расстояния. Так нет, он ломится прямо туда, где только что застрелили его телефонного собеседника, где, возможно, сейчас рыскают всяческие опасные личности, лихие стрелки, а возможно, и менты.
   Голова Торуса была занята этими мыслями, а руки сами поворачивали машину в сторону этого опасного места. Может быть, и вправду опасность притягивает? Может быть, думал Торус, очень даже может быть. Он и в самом деле испытывал совершенно новые ощущения, доселе ему незнакомые. Весь окружающий мир повернулся к нему совершенно другой своей стороной.
   Теперь он видел дома, деревья, людей и вообще все, что было вокруг, совсем иначе. Из окна дома за ним могли следить, за деревом мог стоять человек с пистолетом, проохожий мог оказаться чьим-нибудь агентом, разыскивающим его, в общем, все могло нести в себе опасность. И это чувство опасности включило в Торусе какие-то новые программы, о существовании которых он и не подозревал.
   Он внимательно и быстро осматривал все вокруг себя, стараясь делать это незаметно. Двигаясь в пространстве, он предусматривал линии отступления и бегства, оценивал возможную опасность, которая могла скрываться за окружавшими его объектами.
   "Ого! - подумал он, - я уже называю внутри себя объектами то, что раньше считал просто домами, деревьями, машинами и прочими канавами и холмами. Этак скоро я буду мыслить категориями рекогносцировки на местности, как заправский стратег. Или как тактик. Черт его знает, как это называется!"
   Размышляя так, он и сам не заметил, как потихоньку доехал до поворота на Геологическую. Остановившись на углу, он вынул "Беретту" из кобуры, передернул затвор, дослав патрон в ствол, и, поставив ее на предохранитель, убрал обратно.
   Включив первую передачу, он медленно выкатился из-за угла и сразу же увидел стоявшие напротив особняка "Жигули". До них было метров сто. В салоне было пусто. Это говорило о том, что тот, кто приехал, сейчас наверняка был в доме. Торус остановил машину и стал внимательно оглядывать улицу. Прохожих не было, машин тоже, если не считать стоявшей у парадного подъезда особняка пустой "пятерки", да старого "Москвича" с каким-то мужиком за рулем, припарковавшегося метрах в пятидесяти подальше.
   Торус решил сделать кружок вокруг этого места, чтобы осмотреть все повнимательнее. Тронувшись, он, не торопясь, проехал мимо "пятерки", равнодушно окинув взглядом красивый старинный дом. И тут же увидел звездообразную дырочку в стекле второго этажа.
   "Это серьезно, - подумал он, - и никаких ментов, все тихо... Интересные дела тут творятся, однако. И куда я только лезу!"
   Проехав мимо особняка, он приблизился к стоящему на углу узкого переулка "Москвичу" и, с безразличием посмотрев на сидевшего за рулем молодого мужика, почувствовал уверенный внутренний сигнал, сообщивший ему, что тут что-то не так. Мужик, сидевший за рулем, спокойно курил, но его глаза слишком внимательно и как-то профессионально следили за старинным мраморным крыльцом.
   Хоть Торус, проезжая мимо "Москвича", и видел лицо водителя всего лишь несколько секунд, ему удалось разглядеть его. Сначала он решил, что это мент, но потом, увидев на лице этого мужика знакомое выражение, понял, что тут все иначе. Торус и раньше неисчислимое множество раз видел эти лица, а в последние дни - даже слишком близко и во всей красе. И на пустыре, где он убил четверых подонков, и в ЦПКиО, и в случае со спущенным колесом печать тоскливой жестокости лежала на них. И даже хищная радость не могла заполнить зиявшую пустоту их уже окончившейся жизни.
   Повернув направо, Торус поехал вокруг небольшого парка, лежавшего перед фасадом особняка. Он решил сделать еще один круг, чтобы удостовериться в том, что успел увидеть. Лицо водителя "Москвича" напомнило ему о пережитых совсем недавно приключениях, и Торус почувствовал, как в нем просыпается теперь уже знакомое возбуждение, а вместе с ним - желание прогуляться по краю пропасти.
   Снова проезжая мимо особняка, Торус заметил, как в простреленном окне второго этажа мелькнуло чье-то лицо. И он решил рискнуть. Вынув "Беретту" из кобуры, он подсунул ее ствол под правое бедро, прижав его к сиденью и остановил машину напротив "Москвича", водитель которого внимательно наблюдал за подъездом. Тот недовольно покосился на незваного соседа, но Торус с с равнодушным видом достал сигареты и закурил.
   Машины стояли на противоположных сторонах улицы, и между ними было не более пяти метров. Карабасу определенно не нравилось присутствие свидетеля, и через две минуты он, не выдержав, обратился к Торусу:
   - Слышь, мужик, тебе чего, другого места нет машину поставить?
   Торус, не торопясь, стряхнул пепел в окно, внимательно посмотрел на огонек сигареты и только после этого поднял глаза на говорившего.
   - Это вы мне? - поинтересовался он.
   - Тебе, кому же еще! Чеши отсюда.
   - Что значит - "чеши", - лениво осведомился Торус, опуская правую руку вниз, к "Беретте", - вы там у себя в голове ничего не путаете?
   В это время он увидел в зеркале, как на мраморном крыльце открылась дверь, и водитель "Москвича" сразу занервничал.
   - Ну ты чо, не понял, вали отсюда, козел! - Карабас повысил голос и угрожающе приоткрыл дверь.
   Сам он в это время зыркал то на выходящих из особняка людей, то на Торуса, и было видно, что он не знает, что делать.
   Торус отлично понимал, что происходит в голове у этого типа, и с удовольствием усугубил ситуацию:
   - Это кто тебе здесь козел, ты, петух ощипанный? - чуть повысив голос, спросил он.
   Такое оскорбление сразу же переключило внимание Карабаса с идущих к машине кабачковцев на очкастого лоха в поганой "пятерке".
   - Ах ты, пидар, - заголосил он, - да я тебя, козла...
   И потащил с пола длинную и неудобную в машине снайперскую винтовку. Люди, вышедшие из особняка, остановились на середине дороги и повернулись в сторону шума.
   Двое из них сунули руки за пазуху.
   Увидев это в зеркале, Торус взял "Беретту", снял ее с предохранителя и положил длинный и толстый ствол на открытое окно. Когда Карабас, матерясь и обещая Торусу скорую и унизительную расправу, вытащил, наконец, зацепившуюся винтовку, он увидел смотревшую на него черную дырку, которой оканчивался сверкающий глушитель дорогого пистолета.
   При всем желании он никак не успел бы направить винтовку на Торуса, а тому оставалось только нажать на спуск, что он и сделал. Раздался тихий выстрел и стекла обеих задних дверей "Москвича" с шумом осыпались, навылет пробитые заграничной пулей. Карабас замер с открытым ртом, а люди из особняка сразу же спрятались за машину.
   Торус направил "Беретту" Карабасу прямо в лицо и стал ждать, что тот скажет дальше, но, похоже было, что сказать нечего. Карабас смотрел в дырочку на глушителе и ни о чем не думал. Ему неоднократно приходилось смотреть в направленный на него ствол, и поэтому он не испытывал того страха, который мог бы охватить непривычного к подобным ситуациям человека.
   Когда-то в далекой прошлой жизни он был солдатом, воевавшим в чужой стране за непонятные интересы своего правительства. Он научился смотреть в пустые глаза смерти, научился ненавидеть людей, до которых ему прежде не было ни малейшего дела, научился собирать разбросанные по чужой земле куски тел своих товарищей. Больше он не научился ничему. Потом он вернулся домой, и тот мир, в котором он оказался, стал для него совсем чужим.
   Он ничего не умел. Только убивать и ненавидеть. А того, что он успел узнать до Афгана, было слишком мало, чтобы оно смогло выжить в нем и вернуть его самого к жизни. Все это умерло. Он и сам умер. Только его тело продолжало бесцельно бродить по земле, пока, наконец его ненависть ко всему и умение убивать не понадобились Салтыкову. Сначала те люди, с которыми он встретился в банде, вызывали у него презрение и ту же ненависть, но прошло время, и он сам стал таким же тупым и злобным животным, как они. И теперь он смотрел в ствол направленного на него оружия и ему было все равно, что произойдет в следующий момент.
   Торус, прочтя в глазах Карабаса историю его жизни, направил пистолет вниз и выстрелил в колесо. Раздался громкий шипящий хлопок, и "Москвич" покосился. Спрятавшиеся за машиной люди осторожно высунулись и смотрели на происходящее с удивлением.
   Карабас поднял взгляд на Торуса и спросил:
   - Ну, что же ты не стреляешь в меня?
   Торус ответил:
   - Это сделают другие, - и выстрелил во второе колесо.
   "Москвич" перекосило еще больше, и Торус, бросив пистолет на сиденье, быстро врубил передачу и нажал на газ. "Пятерка" рванулась с места, Торус едва успел вписаться в поворот, и, в третий раз объезжая парк, увидел, как к "Москвичу" бегут четверо людей с пистолетами в руках.
  

*******

  
   Выйдя из особняка, Шварц и его люди услышали какой-то скандальный шум и, посмотрев в ту сторону, увидели неподалеку две стоявшие друг напротив друга машины, водители которых обменивались репликами на повышенных тонах. Поначалу это не стоило внимания, но вот мужик в "Москвиче" стал вытаскивать из-за сиденья какое-то длинное ружье, а водитель "пятерки", увидев это, выставил из окна сверкающий на солнце толстый ствол пистолета и направил его на оппонента.
   - Смотри, Шварц, - засмеялся Тихоня, - сейчас эти ковбои начнут палить!
   И точно, раздался негромкий хлопок и у "Москвича" вылетели сразу два окна. Вышедшие из особняка бросились к своей "пятерке" и укрылись за ней. Выглянув из-за машины, Шварц увидел, как дуэлянты молча смотрят друг на друга. И тут в его голове мелькнула интересная мысль.
   - Циркуль, смотри внимательно, - сказал он, - ты видишь, что за ствол у того, в "Москвиче"?
   Циркуль уставился на "Москвич", но ничего особенного разглядеть не смог, и поэтому ответил:
   - Ну, что за ствол... Откуда я знаю? Бердан какой-то длинный...
   - Сам ты бердан, - оборвал его Шварц, - это же наш снайпер, который Ворона грохнул.
   Раздался еще один хлопок, и "Москвич" осел набок.
   - Точно! - сообразил Мясо, - это он, гадом буду! А тот кто, в "пятере"?
   - А тот - миллионер, который деньги из "Лексуса" взял, вот он кто! - неожиданно для самого себя сказал Шварц, - но почему же он стреляет в снайпера? Может, Кабачок его уже окучил?
   Из "пятерки" послышался еще один выстрел, затем тонко взвыл ее двигатель, и машина, стремительно сорвавшись с места, объехала парк и скрылась. Шварц и его люди в это время уже бежали к "Москвичу", на ходу доставая оружие.
   Длинная и неудобная в ближнем бою снайперская винтовка не могла защитить Карабаса, все еще сидевшего за рулем "Москвича", и он, не имея другого оружия, просто сидел и ждал, когда его застрелят. Когда его машину окружили вооруженные люди, он спокойно сидел, положив руки на руль. Но убивать его на месте никто не стал. Его заставили разобрать винтовку, убрать ее в сумку, а потом предложили пройти в офис. Возражать было бессмысленно, и все отправились обратно в особняк.
  

*******

  
   Кабачок сидел в уютной комнате на конспиративной даче и, глядя в открытое окно на летние пейзажи, переваривал сказанное Торусом.
   Переваривалось оно плохо, но, если Торус не врал, а это было очевидно, действовать нужно было быстро и без проволочек. И в самом деле, если те, у кого пульт, ждут установки автоматов в школе - одно дело. А если они узнают, что автоматы будут разминироваться - совсем другое. В этом случае взрыв может произойти в любой момент. А то, что они могут об этом узнать, не вызывало никакого сомнения. Ведь если покупка Кабачком партии именно этих аппаратов была инспирирована неизвестными силами, то получается, что они должны быть в курсе всех его планов.
   Ах, как это было плохо! Это было так плохо, что Кабачок закусил кулак. Как могло случиться, что его, умнейшего в городе, авторитетнейшего, попросту использовали, как пешку в непонятной игре? Уму непостижимо!
   А главное - кто? Кто эти люди? Что им нужно?
   Почему он о них ничего не знает?
   И зачем им взрывать автоматы в школах? Элементарный терроризм? Пожалуй, нет. Для того, чтобы угробить несколько тысяч людей, не нужно затевать такую сложную игру. Такую акцию проще провернуть на стадионе. Оно и поэффектнее будет.
   Дети... При чем здесь дети? Кабачок думал и пока не мог понять. Но он должен решить эту задачку. Подставить его? Но для того, чтобы подставить его, не требовалось убивать несколько тысяч детей.
   Так. Просто убить детей - бессмысленно. Но - немыслимо жестоко. Во всей известной истории массовое убийство детей организовывал разве что царь Ирод. Может быть, сатанисты какие-нибудь стараются? Со страхом ждут второго пришествия и хотят подстраховаться? Возможно. Но тоже попахивает бредом. Хотя многое, как известно, напоминает бред пьяного бога.
   Нет. Надо начинать сначала.
   И Кабачок уже приготовился перелопатить ситуацию с самого начала, но в это время прозвучал телефонный звонок. Кабачок вытер платком вспотевший от усиленных размышлений лоб и взял трубку.
   - Я вас слушаю, - спокойно сказал он.
   - Владимир Михайлович, - это был Шварц, - мы взяли снайпера.
   - Того, кто убил Гришу? - уточнил Кабачок.
   - Да, его самого.
   - Отвезите его на Крестовский, - распорядился Кабачок, - я хочу сам поговорить с ним.
   - Хорошо, Владимир Михайлович, - ответил Шварц и замялся, - тут еще одно интересное дело...
   - Говорите, Гена, - подбодрил его Кабачок, - я вас слушаю.
   - В общем... - Шварц снова замялся, - в общем, мы, конечно, взяли снайпера, но задержал его другой человек. Он прострелил снайперу колеса и держал его на мушке.
   - И кто же этот другой человек, - поинтересовался Кабачок, - милиционер?
   - Нет, Владимир Михайлович, - ответил Шварц, - это Торусев.
    Хорошо,  сказал Кабачок и повесил трубку.
  
   После этого он долго сидел неподвижно и время от времени пожимал плечами, удивленно глядя в пространство перед собой.
   Теперь он не понимал вообще ничего.
  
  
   "...а знаете, Тигр, я, кажется понял, что вы имели в виду, когда говорили о законе арифметического шока. И у меня есть хорошая идея.
   - Потом, потом, все - потом. Вы Торусева нашли? Вы пульт нашли? Вы что - смерти моей хотите?
   - Конечно, хочу!
   - Что?
   - Это анекдот такой есть, Тигр! Извините...
   - Уйдите с глаз моих..."
  
   Глава 32
  
   Отъехав от кабачковского особняка, Торус решил, что настало самое время отправиться в Лупполово и посмотреть, что же представляет из себя пресловутый склад на Березовой дороге.
   Пока Торус ехал по Приморскому проспекту, он думал о том, какие цели может преследовать это самый Губанов. Судя по тому, что он ничего не знает о взрывчатке, то его планы не идут дальше выкачивания денег из школьников. Но это же глупо! Откуда у школьников деньги? Торус, как и продажный чиновник из мэрии, получивший миллион за разрешение на установку автоматов, не мог понять, зачем это сомнительное дело нужно такому серьезному и, безусловно, неглупому человеку.
  
   В это время Кабачок, уже очнувшийся от таких же бесплодных, как у Торуса, раздумий, раздавал по телефону распоряжения, касавшиеся полной мобилизации его силовых структур и перемещения их на склад в Лупполово. Более важного дела сейчас не было, и он отменил все встречи и телефонные разговоры, касающиеся бизнеса. Его коллеги из других организаций были в курсе дела относительно войны с Салтыковым, и некоторые из них даже предложили помощь, но Кабачок отказался, зная, что это может отразиться на его независимости. А он очень ею дорожил.
   Из разных мест города в Лупполово отправились несколько десятков автомобилей, в которых сидели вооруженные до зубов люди Кабачка. Он распорядился снять большинство охранников с принадлежащих ему объектов и теперь в офисах, магазинах, мастерских и прочих местах, где располагались интересы Кабачка, оставалось по два, а кое-где и по одному охраннику. Если бы Салтыков был поумнее, он мог бы использовать это и, наплевав на Лупполово, основательно попортить Кабачку и настроение и бюджет. Но, как говорится, если человек идиот - это надолго.
   Салтыков же, благословив своих головорезов на святое дело, сидел, как и Кабачок, на загородной фазенде и потягивал дорогой коньяк. Рядом с ним ползали по ковру три голые девки, а из музыкального центра звучали дорогие салтыковскому сердцу воровские песни. Салтыковские орлы тем временем объезжали коспиративные малины и собирали там оружие, припрятанное именно для такого случая.
   В общем, немногочисленные жители Лупполово даже и не подозревали, что через некоторое, очень непродолжительное, время их тоскливая деревня превратится в весьма шумное и оживленное место, и там будет настолько шумно, что лучше бы этого и не слышать. А пока они ковырялись в своих тощих грядках, пили плохую водку, чесали немытые бока и валялись в кривых канавах.
  
   Подъезжая к Поклонной горе, Торус почувствовал, что проголодался, и вспомнил, что за сегодняшний день он так еще ни разу и не поел по-человечески. Поэтому, завидев впереди надпись "Горячий Тойво", торчавшую над небольшой постройкой, из трубы которой шел дым, он притормозил и остановился рядом с несколькими другими автомобилями. Название заинтриговало его и, вылезая из машины, он попытался вспомнить какое-нибудь финское национальное блюдо. Кроме русской водки и трески, на которой старая лапландка писала письма, в голову ничего не приходило.
   Войдя в шалман, Торус приятно удивился, увидев нескольких мясистых блондинок в национальной одежде. Он не мог бы поручиться, что это была именно финская одежда, но ассоциации возникали правильные, и ему даже захотелось заговорить с ними с тем акцентом, которым щеголяют герои анекдотов про горячих финских парней. С трудом удержавшись от этого, он уселся за стол и попросил меню. Улыбающаяся северная красотка, зацепив его тяжелым бюстом, поправила салфетку и удалилась. Сзади она выгдядела более чем внушительно, и Торусу тут же пришли в голову мысли о сеновале, соснах и простых деревенских развлечениях.
   Он с интересом разглядывал грубый деревянный интерьер заведения, и в это время дверь распахнулась и на пороге появились четверо типичных современных разбойников. Они были одеты в черные кожаные куртки, спортивные шаровары и лакированные штиблеты. Угрожающе осмотрев помещение, один из них решительно двинулся к угловому столику. Остальные последовали за ним. Видимо, это место они посещали регулярно, потому что одна из официанток, завидев вошедших, заулыбалась и поспешила им навстречу.
   Бригадир, а в том, что это был именно бригадир, сомневаться не приходилось, тоже улыбнулся, приобнял ее, проехавшись ладонью по многочисленным тугим выпуклостям ее богатой фигуры, и что-то прошептал на ухо.
   - Фу, дурак, - ответила, улыбнувшись, жаркая официантка, но ее мимика говорила совсем о противоположном.
   Было очевидно, что сказанное на ухо она на самом деле глупостью не считает и даже приветствует. Отпихнув его, она ловко и почти незаметно скользнула рукой по его шароварам спереди, чем привела его в полный восторг.
   - Ну, зайчонок, - восхитился разбойник, - ну ты конкретная! Ладно, неси пожрать, да побыстрее. Что давать, сама знаешь. Ты ведь знаешь, что давать?
   И он заржал.
   Официантка наверняка точно знала, что, кому и когда давать. Она похабно осклабилась и удалилась.
   Походя мимо столика, за которым сидел Торус, бригадир задел его и неустойчивая вазочка с салфетками упала. Заметив это, он фамильярно положил руку на плечо Торуса и доверительно сказал:
   - Извини, братан!
   Но собирать вывалившиеся салфетки и засовывать из обратно Торусу пришлось самому, потому что бригадир уже присоединился к успевшим усесться за столик дружкам.
   Когда он ерзал, устраиваясь в кресле поудобнее, из-за пазухи у него вывалился "ТТ" и с громким стуком упал на пол. Подбирая его, бригадир выразительно посмотрел на Торуса, который равнодушно следил за происходящим. Нельзя было точно сказать, что выражал этот взгляд, но больше всего в нем было угрозы и демонстрации того, что ребята пришли конкретные, и не надо мешать им принимать хавчик.
   Торуса это насторожило. А не едут ли эти ребята в Лупполово? А не те ли это люди, которые работают на Губанова? Вообще-то губановские бойцы, которых Торус повстречал в Сестрорецке, сильно отличались от этих, но чем черт не шутит... И он стал прислушиваться к их негромкому разговору, стараясь, чтобы это не было заметным.
   Тем временем рослая блондинка принесла Торусу его заказ, и он принялся за еду. Это был хорошо прожаренный кусок говядины, и в нем не было заметно ничего, что выдавало бы его принадлежность к национальной финской кухне. Салат из огурцов и помидоров тоже был вполне российским.
   Торус отрезал очередной кусок мяса и уже приготовился отправить его в рот, но услышал произнесенное вполголоса за соседним столиком слово "Лупполово" и замер. Слово повторилось еще раз. Ага, значит, он не ошибся. Но уж больно эти бандюки отличались от вполне цивилизованных, хотя и вооруженных заграничными пистолетами людей, которых он встретил у особняка Губанова.
   Один из них, видимо, возбудившись, повысил голос и произнес:
   - Да мы их, пидаров, всех замочим, а автоматы приберем! И пусть Салтыков не думает, что он один такой умный!
   Но, сообразив, что о таких вещах говорить нужно было бы все-таки потише, замолчал и обвел грозным взглядом небольшой зал, в котором, кроме них и Торуса, да еще двух дальнобойщиков, никого не было.
   И тут Торус вспомнил, что фамилию Салтыкова упоминал бандит, свалившийся с лесов в ЦПКиО. Он понял, что эти люди не имеют никакого отношения к Губанову. А вот к тем, кто пытался захватить его и отнять деньги, они имели самое прямое отношение. Кроме того, они знали о том, что на складе в Лупполово были игровые автоматы, и направлялись туда с вполне определенными намерениями.
   События ускорялись и уплотнялись, и это начинало захватывать Торуса. Он спокойно жевал мясо, бросая безразличные взгляды на дальнобойщиков, а сам в это время напряженно думал.
   Люди Губанова должны срочно заняться обезвреживанием игровых автоматов. Сидевшие рядом с ним бандиты хотят напасть на них и забрать автоматы себе. А сам он хочет, чтобы все это кончилось поскорее, и, желательно, без стрельбы и взрывов. Ну, стрельбы не избежать, это ясно. А взрыв... Посмотрим.
   "Туча в наших руках",  подумал Торус и, отодвинув тарелку с недоеденным мясом, бросил на стол две сотенных бумажки и вышел из заведения.
   Сев в машину, он отъехал на полкилометра, затем остановился, взял трубку и набрал номер Губанова, который сохранился в телефонной памяти. Тот ответил сразу.
   - Я слушаю вас, Виктор Сергеевич, - раздался голос Кабачка.
   Он увидел на дисплее, кто ему звонит и проявил привычную деловую корректность. Ну а уж при таких щекотливых обстоятельствах проявлять корректность сам Бог велел.
   - Господин Губанов, - сказал Торус, - а вы знаете, что к вам в Лупполово едут люди Салтыкова?
   - Что, уже едут? - обеспокоенно спросил Кабачок.
   - Да. Я только что видел их в шалмане за Поклонной Горой. И они вооружены. Пистолеты из-под курток так и валятся, - ответил Торус.
   - Не думал, что они начнут действовать так быстро, - задумчиво сказал Кабачок, - но, простите, откуда вы знаете, что это люди Салтыкова?
   - Я слышал их разговор, - сказал Торус, - а еще они рассчитывают поубивать там всех, а автоматы забрать себе.
   - Я понял вас, Виктор Сергеевич. Спасибо за информацию, - вежливо сказал Кабачок, - вы извините, но мне нужно срочно позвонить.
   И он повесил трубку.
   Торус убрал телефон в карман и закурил. Мимо его машины, стоявшей на обочине в километре от поста в Осиновой Роще, проносились разнообразные автомобили. И в некоторых из них, думал он, сейчас сидят люди с пистолетами и гранатами и готовятся к натуральной войне. И ведь они готовы положить свои жизни за... А за что, собственно? Что те, что эти, все они не ради какого-то святого дела едут убивать друг друга. Скорее всего просто ради денег. Ну и хрен с ними. Вот взорвать бы их всех вместе!
   Мысль была соблазнительной, но страшноватой. Торус выбросил окурок в окно и проследил, как он, подхваченный вихрем, понесся следом за пролетевшим мимо "БМВ", в котором сидели мрачные мордовороты, строго и обреченно смотревшие прямо перед собой.
   Торус плюнул вслед "БМВ" и, тронувшись, быстро влился в поток машин.
   Где находилось Лупполово, он знал, потому что вот уже тридцать лет ездил мимо этого унылого поселка со странным названием на свою дачу, которая находилась в Орехово. Оставалось только найти Березовую дорогу.
  
   Шварц в это время занимался делами на Крестовском острове, где находилась огороженная высоким сплошным забором спортивная база, принадлежавшая фирме "Взлет". На ее территории находились несколько катеров на блоках, просторная бытовка с сауной и прочими излишествами и стоявший чуть в стороне морской грузовой контейнер, привезенный когда-то из порта. Сейчас в огромном железном ящике содержались полтора десятка салтыковских отморозков.
   Шварц знал, что их ждет, но ни на секунду не задумывался о ценности их жизни. Они не были нужны никому. Даже самим себе. Завтра, а может быть, и сегодня, их всех застрелят, а трупы вывезут куда-нибудь в пустынное место, и дальше они, опрометчиво выбравшие жизненный путь бандита, будут разбираться уже с апостолом Петром.
   Кабачок, который распорядился поступить именно так, и не иначе, не строил иллюзий. Он, хотя и сам был не очень в ладах с законом, прекрасно понимал, что рассчитывать на то, что эти люди перекуются, как в книжке какого-нибудь Макаренко - бесполезно. Он, как и большинство нормальных граждан, тоже хотел, чтобы на улицах было безопасно, чтобы в школах не торговали героином, чтобы никто не посягал на жизнь и имущество других. Но, кроме этого, он, конечно же, видел себя в роли человека, управляющего этим благоустроенным обществом.
   Однажды он прочитал в какой-то книге такую фразу:
   "Когда боги пришли к нам, их ноги были в грязи".
  
   Эта фраза потрясла его своей возвышенностью и безжалостным указанием на суть вещей. И в полном соответствии со своим внутренним устройством он понял ее как намек на то, что ни в каком, даже самом благородном деле, не следует рассчитывать на то, что руки останутся чистыми. Вспоминая все, что он знал из мировой истории, Кабачок постоянно убеждался в том, что у всех, даже самых светлых и гуманных, деятелей ноги все равно были грязными. А лицо, соответственно - в пуху. Но, поскольку наиболее очевидные результаты их деятельности заставляли человечество стыдливо закрывать на это глаза, то все было в порядке, и никто не смотрел на их ноги. Все восхищались их высокими челами, мудрыми глазами и добрыми складками. Так что отправить десяток-другой подонков на тот свет - дело безусловно благое. И даже жаль, думал Кабачок, что нельзя сделать это публично.
   Но кое-что публичное все же предстояло. Эти трупы будут своевременно обнаружены и опознаны. А главное - будет выяснена и обнародована средствами массовой информации их принадлежность к настоящей, опасной для простых граждан, преступной группировке.
  
   Шварц посмотрел на сидевших в контейнере братков, совершенно потерявших весь устрашающий понт и похожих на скот в кузове грузовика, отправляющегося на бойню, и отвернулся.
   Он только что получил по телефону свежие распоряжения Кабачка и, убрав трубку в карман, обратился к стоявшему рядом с ним Циркулю:
   - Надо ехать по делам. Скажи всем, чтобы быстро собирались и отправлялись в Лупполово. Кабачок сказал, что там намечается очень серьезное дело и потребуется помощь. Двоих оставь здесь. С этих, - и он кивнул в сторону контейнера, - глаз не спускать. Сам с Мясом и Тихоней поедешь со мной.
   - О'кей, - ответил Циркуль и пошел в бытовку, где сидели все остальные.
   Всего на базе "Взлета" в этот момент было одиннадцать сотрудников. Все они были опытными оперативниками, близко знакомыми со стрельбой, смертельной опасностью и военными действиями. Там же имелся хорошо замаскированный арсенал, в котором можно было найти множество эффективного и дорогого оружия. Вход в арсенал располагался под бытовкой, и попасть туда можно было только через потайной люк, найти который было весьма непросто.
   Через несколько минут дверь бытовки открылась и оттуда стали выходить крепкие мужчины с сумками в руках. Сумки были набиты вооружением. Девять человек, имевших при себе пистолеты, автоматы "Узи", гранаты и несколько базук "Оса", расселись по трем машинам, и Шварц, устроившийся в первой, за рулем которой сидел Тихоня, сказал:
   - Поехали!
   Тихоня завел двигатель и процессия медленно покинула территорию спортивной базы "Взлета". Оставшийся в карауле стрелок закрыл за ними ворота, заложил в гнезда запорный брус и, подойдя к контейнеру, сказал сквозь приваренную к входу решетку:
   - Ну что, уроды, не нравится вам?
   Те, кого назвали уродами, злобно молчали, понимая, что бакланить, как в ментовке или на зоне, понта нет никакого.
   - Завтра вам еще больше не понравится, - пообещал он и пошел в бытовку пить бочечное пиво "Туборг" и смотреть футбол.
  
   Когда он вошел, второй стрелок, сидевший на диване, повернулся к нему и расстроенно произнес:
   - Судья, падла, гол не засчитал! Купленная игра. Сволочи, блин!
  
  

*******

  
   "...в который раз одно и то же. Мы не можем сами выполнять полицейские функции. При всем нашем, не побоюсь сказать, могуществе, мы вынуждены оставаться в тени, как какие-нибудь там масоны. Мы можем только вынуждать, и то - не прямо, а создавая события и обстоятельства, которые могут, и, между прочим, не всегда, повлиять на принятие решений властными структурами. Представьте себе, что мы открылись! Да нас уничтожат в двадцать четыре часа. Мы же посягаем на ИХ власть. А для них, как это ни прискорбно, дороже ничего нет. И они безнадежно далеки от понимания разницы между ПОЛЬЗОЙ и ВЫГОДОЙ. Вы меня поняли? Все. Идите. И не задавайте глупых вопросов."
  
  
   Глава 33
  
   Оказавшись в Лупполово, Торус снизил скорость и, подъехав к серому кирпичному бункеру с надписью "Магазин", остановился. Выйдя из машины, он потянулся и подошел к двери этого убогого супермаркета.
   Рядом с дверью на ящике сидел местный алкоголик в ватнике и, гордо хмуря брови, смотрел в грядущее. В одной руке он держал бутылку пива, другой - гладил собаку, положившую голову на его колени. И он, и собака - оба они были неизвестной породы и неопределенного возраста.
   Из открытой двери магазина несло сложной смесью запахов, и этот замысловатый коктейль вовсе не был неприятным. В нем угадывались селедка, халва, керосин, черный хлеб, колбаса, пряники, какая-то смазка, в общем - все, что продавалось в лавке. Такое же парадоксально приятное впечатление производит порой запах навоза, прилетевший как неожиданное дополнение к деревенским пейзажам.
   Торус с удовольствием втянул носом этот знакомый с детства запах и обратился к аборигену:
   - Простите, вы не скажете, где находится Березовая дорога?
   Сидевший на ящике алкаш встал, держась за стеночку, качнулся несколько раз, потом утвердился в вертикальном положении и, отцепившись от стены, посмотрел на Торуса. Собака тоже встала и тоже посмотрела на него.
   - Это тебе база нужна, что ли? - спросил он.
   - Я не знаю, что там за база, - ответил Торус, - просто адрес. Березовая дорога, дом 2.
   - А там, на Березовой, кроме этой базы, ничего и нету, - сказал алкаш и снова уселся на ящик.
   Собака села рядом и опять положила голову на его колени.
   - А что тебе на этой базе нужно? - поинтересовался абориген и приложился в бутылке, - вот сколько лет она тут торчит, а что там - никто не знает. Да туда и не попасть. Забор метра три, собаки гавкают...
   - Да так, ничего особенного, - прервал его Торус, - так где она, база эта, ты мне так и не сказал.
   - База-то? - сказал алкаш, - а вот по этой дороге в лес, и через километр будет. Слышь, дай пару рублей, а то шланги горят, а пивом голову не обманешь.
   Торус сунул ему сотню и повернулся к машине.
   Когда он уселся за руль, алкаш уже протягивал свалившуюся с неба сотню продавщице. В его глазах светилась радость жизни, а собака стояла рядом с ним и виляла хвостом, зная, что ей обязательно достанется кусок колбасы.
   Дорога, на которую указал алкаш, уходила в лес и была извилистой и не очень наезженной. Подумав, Торус решил не ехать к базе на машине а спокойно, не привлекая к себе внимания, прогуляться пешочком. Он вышел из машины, запер ее, закинул на плечо потрепанную сумку, в которой лежал дипломат с пультом, и направился в указанную алкашом сторону.
   Войдя в лес, Торус остановился. Он подошел к толстой ели, росшей у самой дороги, приложил руку к теплому чешуйчатому стволу и с удовольствием почувствовал под ладонью мягкую каплю смолы, напоминавшую воск, стекающий со свечи. Поднеся ладонь к лицу, Торус вдохнул скипидарный аромат, и это навело его на неожиданную мысль о том, что в лес надо ходить чаще.
  
   Выехав за ворота спортивной базы "Взлет", три машины с кабачковскими рейнджерами направились в сторону Черной Речки, затем одна из них, в которой сидел Шварц со своими ребятами, отделилась и поехала в Токсово, где расслаблялся в ожидании радостных новостей пахан Салтыков. Он не знал, где сейчас находится Кабачок, а тот, напротив, знал о местонахождении фазенды Салтыкова. Владимир Михайлович Губанов был серьезным человеком и уделял должное внимание разведке. Он понимал, что информация - самый дорогостоящий товар. Салтыков этого не понимал и такми категориями не мыслил. Он привык петрить, соображать, рюхать и кумекать.
   Задачей Шварца было физическое устранение Салтыкова. К услугам его группы была подробная схема салтыковского поместья, на которой были обозначены все имевшиеся строения, а именно - трехэтажная дача, сарай, кирпичный гараж и баня. Все это умещалось на площади в двадцать соток и было окружено двухметровой кирпичной стеной.
   Сам Салтыков в это время лежал на животе и две девки делали ему массаж. На самом деле массаж они делать не умели, но Салтыков об этом не знал, и их ласковые поглаживания доставляли ему удовольствие. Он был в полной уверенности, что у него три собственных массажистки.
  
   Тихоня остановил машину в двухстах метрах от кирпичного забора, за которым в деревянном трехэтажном тереме, построенном с типично советским представлением о красивой жизни, находился подлежащий уничтожению объект. Выйдя из машины, четверо стрелков не торопясь, но и не мешкая, направились к стене.
   Шварц, на ходу забивая в "Вальтер" обойму, сказал :
   - Вот ведь жаба! У него даже телекамер тут нету. Жлобяра!
   - Да, - согласился с ним Циркуль, - жадный платит дважды.
   - А как насчет охраны? - поинтересовался Тихоня, когда они уже подошли к стене.
   - Он отправил всех в Лупполово, - отозвался Шварц, - ну, может быть, два-три человека тут имеются. Больше - вряд ли.
   Но он ошибался, потому что, насколько бы Салтыков ни был глуп, он сильно дорожил своей разукрашенной вычурными татуировками шкурой.
   На первом этаже его дорогой избы перед телевизором сидели трое бандюков и, красуясь друг перед другом, поигрывали пистолетами. Если бы их сейчас увидел Торус, он наверняка вспомнил бы свои страхи по поводу того, какие люди будут его разыскивать, чтобы отнять миллион.
   На экране Майк Тайсон отправлял на пол одного боксера за другим. Фильм назывался "Лучшие бои Майка Тайсона". Эту кассету они смотрели часто и, когда били людей, не готовых к нападению или не могущих себя защитить, старались быть похожими на знаменитого панчера.
   Еще трое охранников засели в гараже и резались в секу. А в баньке третья салтыковская массажистка тайком от своего хозяина обслуживала сразу двух конкретных пацанов. Она было раздета и стояла на коленях на широкой банной скамье, а они, не забывая, что находятся при исполнении, ограничились только спущенными штанами. Оба держали в руках пистолеты и, кряхтя от удовольствия, время от времени поглядывали через полуоткрытую дверь во двор.
  
   Тихоня подставил Шварцу руки и когда тот встал на них, легко поднял его. Шварц осторожно заглянул во двор и, убедившись, что там никого нет, соскочил внутрь. Остальные быстро последовали за ним.
   Спрятавшись за кустами черноплодной рябины, буйно росшими вдоль ограды, стрелки внимательно осматривали двор. Из баньки, стоявшей в десятке метров от того места, где они притаились, донесся стон. Они прислушались. Стон повторился, потом раздались недвусмысленные вздохи и рейнджеры поняли, что там происходит.
   Шварц, поманив за собой Циркуля, тихо направился к баньке. Мясу он указал на гараж, и тот понимающе кивнув головой, обменялся выразительными взглядами с Тихоней. Подкравшись к баньке, Шварц жестом приказал Циркулю приготовиться, затем резко распахнул дверь, и они ворвались внутрь.
   Там они увидели нормальную картинку из низкопробной порнухи. Девка, стоявшая на широкой скамье раком, была занята с обоих концов. Два быка со спущенными штанами и с пистолетами в руках, стоявшие друг напротив друга, зажмурив глаза, издавали те самые страстные стоны, которые и выдали их Шварцу.
   Когда распахнулась дверь, это стало полной неожиданностью для находящихся в баньке, и первым звуком, прервавшим голубиные стоны братков, был дикий крик, вырвавшийся у того из бандитов, который стоял со стороны рта обслуживавшей их шлюхи. От неожиданности у нее свело челюсти, и она своими острыми мелкими зубками откусила ему член.
   Может быть, она и не откусила его до конца, но обладателю члена это все равно не понравилось и, взбесившись от боли и от ужаса, который охватил бы любого мужчину в подобной ситуации, он выстрелил ей в голову два раза. Ее челюсти судорожно сжались, и вот тут-то член был откушен по-настоящему. Когда она, уже мертвая, повалилась на пол, держа в зубах невольную добычу, все присутствующие мужчины, замерев, уставились на трясущийся огрызок, из которого хлестала кровь.
   Первым опомнился Шварц и немедленно всадил пулю в грудь того, кто пока еще оставался полноценным мужчиной. Через секунду Циркуль сделал то же самое с его пострадавшим от острых зубов марухи коллегой. Оба бандюка рухнули на пол рядом с мертвой шлюхой, и еще два выстрела гарантировали то, что их билеты только в один конец.
   Прозвучавшие в баньке выстрелы были, конечно же, слышны и в доме и в каждом углу салтыковского поместья. Визит кабачковских силовиков перестал быть тайной и настало время открытого боя.
   Как только раздался крик укушенного братка, трое находившихся в гараже бандитов побросали карты и выскочили во двор, держа в руках пистолеты. Там их встретили выстрелы Мяса и Тихони. Двое бандитов рухнули на землю, а третий, увидев, что силы не равны, бросился обратно в гараж. При этом он зацепился пистолетом за дверь и выронил его. Задерживаться, чтобы подобрать оружие, было слишком опасно, и он, громко матерясь, скрылся в гараже и захлопнул за собой дверь.
   В окне первого этажа со звоном вылетело стекло, и оттуда раздались выстрелы. Мясо незамедлительно упал на землю и откатился в сторону. Тихоня же избрал другой путь и, подскочив к двери гаража, ударом ноги сорвал ее с петель и ворвался внутрь, как паровоз без машиниста.
   Оказавшись в гараже, он сразу отскочил в сторону и правильно сделал, потому что находившийся там бандит уже летел ему навстречу, выставив перед собой огородные вилы. Не попав в Тихоню с первого раза, он развернулся и повторил попытку. Но Тихоня уже был готов и встретил нападавшего как следует. Шагнув влево, он отбил направленные на него кривые и грязные зубья правой рукой, и тут же пробил левой в голову. Бандит выронил вилы и поплыл. Тихоня без суеты переместился в удобное положение и еще раз ударил его, но уже навылет. Голова бандита мотнулась в воздухе, как арбуз в сетке, и он оказался на полу в глубоком нокауте, выйти из которого ему было не суждено. Тихоня поднял с пола вилы и всадил их бандиту в грудь. Тот немножко покорчился и скоренько сдох.
   Тем временем Шварц и Циркуль, выскочив из баньки, удачно пробежали через двор, не попав под выстрелы из окна, и скрылись за углом дома. Мясо последовал их примеру и обогнул дом с другой стороны. Теперь они были вне прямой опасности, чего нельзя было сказать о Тихоне. Он оставался в гараже, стоявшем прямо напротив того окна, из которого вели огонь окруженные бандиты, и выходить было нельзя.
   Подойдя к выломанной двери, Тихоня осторожно выглянул из-за косяка, и из окна напротив сразу же раздался выстрел. Тихоня тут же убрался обратно, но все же успел прикинуть расстояние до дома. Достав из кармана гранату, он выдернул чеку и, сосредоточившись и представив, где окно, снова высунулся, бросил туда гранату и снова спрятался. Но из окна успели выстрелить, и пуля продырявила Тихоне ухо. Он разозлился, а через несколько секунд разозлился еще больше, потому что граната в окно не попала, а взорвалась в бочке с водой, по традиции стоявшей у крыльца под водосточной трубой.
   Взрыв получился глухим, но эффектным. Двести литров дождевой воды взлетели в воздух и дали Тихоне возможность бросить еще одну гранату. На этот раз она попала, куда надо, и в доме прозвучал взрыв, а затем - крики и ругательства раненых.
   Воспользовавшись этим, Тихоня выскочил из гаража, взбежал на крыльцо и с ходу распахнув дверь, бросил внутрь дома третью гранату. Раздался взрыв, и после этого настала относительная тишина. Со второго этажа доносился женский визг и невнятные мужские ругательства. Трое бандитов, которые несколько минут назад любовались зубодробительными подвигами Тайсона, валялись на полу. Шевелился только один из них. Тихоня выстрелил три раза и с ними было покончено.
   С противоположной стороны, держа наготове пистолеты, в гостиную вошли Шварц и Циркуль. Циркуль держался за поврежденную еще на улице Салова руку и кривился.
   - А где Мясо? - спросил Шварц.
   - Да здесь я, здесь, - раздался ответ, и с улицы, звякая и гремя железом, вошел ругающийся Мясо.
   Он сильно хромал, и этому была серьезная причина. Странные звуки, сопровождавшие его появление в разгромленной взрывами гранат гостиной, происходили от висящего на его ноге волчьего капкана.
   - Они там у него вдоль всего забора наставлены, - сказал он сквозь зубы, пока Шварц освобождал его ногу, - вот падла! А если дети влезут?
   - Нам повезло, - сказал Шварц, сняв наконец капкан, - не хватало только угодить в капкан с самого начала.
   - Да уж... - только и сказал Мясо, растирая поврежденную ногу.
   Крики на втором этаже не прекращались.
   - Пошли туда, пора кончать это дело, - сказал Шварц и вставил в "Вальтер" новую обойму.
   И они начали осторожно подниматься по лестнице.
   Дверь на втором этаже, из-за которой раздавались женские крики, была полуоткрыта. Кивнув Шварцу, Тихоня распахнул ее ногой и, вломившись в комнату, резко принял вправо. Мясо, последовавший за ним, повернул налево.
   В комнате не было никого. Только на диванах валялись шмотки, столик был заставлен бутылками и хрусталем, а тайваньский музыкальный центр, стоявший на комоде, гундосил какую-то блатную песню:
  
   "... А мне шконка милей, чем перина,
   И пахан, как суровый отец..."
  
   Шварц поморщился и пальнул в ту сторону. Приемник замолчал и из соседнего помещения, которое, судя по мокрым следам около двери, было ванной, раздался хриплый голос Салтыкова:
   - Да заткнись ты, сучка драная!
   После этого прозвучала оплеуха и сучка заткнулась, а Салтыков продолжил:
   - Что, падлы, за Салтыковым пришли? Имейте в виду, у меня тут две бабы, так что, если сунетесь, я их убивать начну. Я знаю, вы там благородные, так что отваливайте, а то я их пришью.
   Шварц посмотрел на Тихоню, потом на остальных и, приняв решение, ответил:
   - Это тебе только кажется, что ты их пришьешь. Это мы сейчас пришьем твоих прошмандовок вместе с тобой.
   И все четверо, отойдя подальше, открыли огонь.
   От двери летели щепки, из ванной были слышны стоны, звуки разбивающегося стекла и фаянса и плеск воды.
   Когда патроны кончились, Шварц открыл раскуроченную дверь и увидел, что у Салтыкова снесено полголовы, а обе его шлюхи продырявлены во многих местах и тоже уже не дышат. Пол был засыпан осколками и залит кровью. Из пробитой трубы хлестала вода. В общем, картинка была симпатичная.
   Спустившись вниз, Шварц приказал Мясу и Тихоне обследовать участок, а сам вытащил телефон и позвонил Кабачку.
   Когда тот ответил, Шварц доложил:
   - Владимир Михайлович, с объектом все решено.
   Выслушав ответ, он убрал трубку в карман, посмотрел на часы и сказал Циркулю:
   - Мы здесь уже семь минут. Нужно уходить.
   Они вышли на крыльцо и встретились с Мясом и Тихоней, которые как раз закончили обход и убедились, что на участке больше никого нет.
   Тихоня, который, судя по всему, имел страсть к поджигательству, поставил на землю канистру, принесенную им из гаража, и сказал:
   - Я тут бензинчик нашел...
   Шварц усмехнулся и ответил:
   - Давай, только быстро.
   Тихоня действительно сделал все быстро, и уже через минуту "пятерка", в которой сидели кабачковские рейнджеры, уже удалялась от стоящей в стороне от поселка нелепой трехэтажной избы.
   Над крышей воровской фазенды поднимался легкий дымок.
   А когда он превратился в праздник огня, виновники всего этого были уже далеко. Они спешили в Лупполово.
  
  

*******

  
   "...хотите пива, Волк? А чему вы удивляетесь? Я вам что - святой? Я, между прочим, за свою жизнь..."
  
  
  
   Глава 34
  
   Лесная дорога, ведущая в сторону кабачковской базы, закончилась, и Торус увидел справа огромную поляну, а слева - плавно уходящий вверх склон, поросший кустарником и редкими деревьями. В основном это были сосны и ели. Строения на поляне действительно были окружены трехметровым забором из финских досок, и Торусу были видны только их крыши. Но не более того. Все остальное скрывалось за высокой оградой, из-за которой доносился лай нескольких собак.
   Торус взглянул в сторону леса и решительно пошел вверх по склону. Метров через сто он остановился и посмотрел назад. Вот теперь было совсем другое дело. Кабачковская база была как на ладони. Торус увидел четыре невысоких ангара, стоявшие квадратом, между которыми были проходы метров по пять, образовавшие крест. До забора было метров по двадцать, а от забора до окружавшего базу леса еще столько же.
   Между постройками суетились несколько человек. Они входили и выходили из ангаров, носили что-то, и было видно, что они спешат. Торус услышал шум двигателя и, посмотрев в ту сторону, откуда пришел, увидел несколько автомобилей, приближавшихся к базе. Один из находившихся во дворе людей подбежал к воротам и открыл их. Автомобили, а их было шесть, с ходу въехали во двор, и ворота за ними тут же закрылись. Из машин вылезла целая толпа людей, которые были вооружены разнообразными стволами, и, кроме того, имели при себе тяжелые сумки.
   Оглядевшись по сторонам, Торус увидел небольшую впадину, заросшую стелившейся по земле черникой, и решил, что это будет подходящим местом для наблюдения. Перед впадиной из земли торчала верхушка огромного валуна, по всей видимости, принесенного сюда ледником. Наломав веток, он соорудил нечто вроде навеса и отошел в сторону, чтобы посмотреть, как это выглядит. Выглядело нормально, и даже с пяти шагов нельзя было предположить, что там кто-то прячется. Торус залез под навес, устроился поудобнее и, слегка высунувшись из-за валуна, стал наблюдать. Место он выбрал удачное и был уверен, что не пропустит ни одного кадра из готовящегося шоу.
   "Только бы в меня случайно не попали", - подумал он и, сорвав несколько спелых черничин, отправил их в рот.
  

*******

  
   Выехав из Токсово, Шварц, сидевший на этот раз за рулем, решил поехать короткой дорогой и на перекреске свернул в сторону Скотного. Ехать через город и терять время на светофорах было ни к чему.
   - Позвони на базу, - обратился он к Циркулю, - узнай, что там делается.
   Циркуль достал телефон и набрал номер.
   Через несколько секунд ему ответили и он спросил:
   - Але, Штирлиц, это ты? Ну что там у вас?
   - А ничего, - ответил Штирлиц, - пока все тихо. Почти все наши уже приехали. Ждем только Бритого. Он должен привезти специалиста по разминированию. А так - ничего. Если салтыковские козлы сунутся, мы им попку-то разорвем.
   - Не говори "гоп", - сказал Циркуль и отключился.
   - Что там слышно, - спросил Шварц, обгоняя медленно тащившийся в горку старый "Пазик", набитый беззубыми колхозниками.
   Циркуль пересказал ему содержание разговора. Шварц кивнул и, объехав "Пазик", прибавил газу.
  
   Саня Свистунов, водитель трактора "Беларусь", сидел за рулем своей кошмарной колымаги и, подпрыгивая на сиденьи, придерживал левой ногой старый брезентовый рюкзак, в котором звякали одиннадцать бутылок портвейна. В полуразвалившемся сарае, на котором была облезлая надпись "МТС", его ждали трое механизаторов. Они были пьяны, но еще не достигли того блаженного состояния, когда поля вокруг них превращаются в колышущиеся моря, а земля под ногами - в уходящую из-под ног палубу. Саня тоже был пьян, но, когда имевшаяся выпивка закончилась, он, сознавая свою ответственность перед собутыльниками, собрался с духом и влез в кабину выпущенного аж в 1969 году колесного трактора.
   Заведя двигатель и тронувшись с места, он с первого раза попал в ворота МТС и выкатился на простор полей. До ближайшей лавки по прямой, то есть - через поле, было два километра. По кривой, то есть по дороге, около четырех. Разница была налицо, и, мужественно повернув штурвал, Саня направил свой крейсер прямо в низкорослый турнепс.
   Если бы кто-нибудь мог посмотреть на происходящее сверху, он бы сильно удивился. Колея, прочертившая поле с турнепсом от МТС до магазина, была прямая, как стрела. Могучий инстинкт алкоголика вел Саню к цели не хуже перелетных птиц. Примерно посередине пути ему пришлось пересечь асфальтовую дорогу, проходившую по насыпи, возвышавшейся над полем метра на два. Но, поскольку это упражнение Саня исполнял уже в восьмисотый раз, он даже и не заметил, как перевалил через насыпь и проехал несколько метров по асфальту. И теперь он ехал в обратную сторону по той же колее, которая никак не могла зарасти уже лет пятнадцать. До пересечения с асфальтом оставалось метров триста. Саня достал беломорину, продул ее и, с трудом попадая прыгающей папиросой в огонек спички, закурил. Легкий ветерок уносил едкий синий дым в проем выбитого окна.
  
   Шварц гнал "пятерку" со скоростью около восьмидесяти. Постоянные изгибы дороги и наваленные на асфальте коровьи кучи не позволяли разогнаться быстрее. Дорога шла по насыпи, а вокруг, несколько ниже, простирались убогие просторы колхозных полей, заросшие мелкими неопознаваемыми культурами.
   Других машин на дороге не было и Шварцу никто не мешал. Впереди, на расстоянии около полукилометра, к шоссе приближался трактор "Беларусь", задние колеса которого были широко расставлены на удлиненных осях.
   - Смотри, Шварц, "формула" едет, - засмеялся сидевший рядом со Шварцем Циркуль и указал на "Беларусь" пальцем.
   - Знаю я этих гонщиков, - ответил Шварц, - гадом буду, он сейчас вылезет прямо перед нами!
   Никто из сидевших в машине не принимал ситуацию всерьез. Но, зная манеру вождения пьяных трактористов, все немножко подобрались. Пока все шло нормально, и Шварц рассчитывал на то, что "пятерка" успеет с запасом проскочить то место, где пересекались воображаемые маршруты их машины и трактора.
   Но, когда "пятерка" уже почти приблизилась к этому месту, "Беларусь" вдруг рванулась вперед и, чуть не опрокинувшись на насыпи, выскочила на асфальт. Шварц резко дернул руль влево, затем обратно, и уже почти объехал далеко высунувшийся на дорогу трактор, но тут "пятерку" неожиданно крутануло, затем она развернулась багажником вперед, сорвалась с асфальта и, кувыркнувшись по насыпи, выкатилась в поле. Шварцу не повезло. Объезжая неожиданно появившийся на дороге трактор, он наехал на коровью лепешку, и машина, заскользив, потеряла управление.
   Саня Свистунов, хоть и был пьян, соображения не потерял и тут же принял единственно верное решение. Ехать прямо через поле было нельзя, потому что в этом случае его можно было найти по следам, и он поступил иначе. Выкрутив руль, он свернул налево, и, оказавшись на асфальте всеми колесами, дал газу. Трактор судорожно затарахтел, выбросил вверх клуб черного дыма и стал быстро удаляться. Саня оглянулся и не увидел сзади никого. Улетевшая под откос "пятерка" была скрыта насыпью, номеров на тракторе не имелось, дорога в обе стороны была пуста, и он успокоился.
   Через минуту он свернул на отходившую от асфальта гравийку, и вскоре его можно было найти только с помощью специальных следственных мероприятий. Бутылки в рюкзаке были целы, а это - главное. Саня достал папиросу и, придерживая руль коленом, закурил. Прикуривать на асфальте было гораздо проще, чем на кочковатом поле. Оглянувшись еще раз, он успокоился окончательно и, засмеявшись, произнес сквозь зубы, в которых была зажата папироса:
   - Вот козлы! Ну, козлы!
   И представил себе, как будет рассказывать эту историю своим приятелям, которые с нетерпением ожидали его во дворе МТС.
  

*******

  
   Салтыковская армия собралась для решающего удара.
   В двух километрах от кабачковкой базы, на полянке рядом с лесной дорогой, стояли около двадцати разнокалиберных машин. Вокруг них бродили возбужденные бандиты, которые проверяли оружие, нюхали кокаин для пущей смелости, а некоторые, закатав рукава, гнали по вене героин. Бригадиры, собравшись в кучку, хмуро совещались вполголоса, а рядовые, подбадривая друг друга, расписывали в подробностях, что сделают с погаными кабачковскими пидарами и петухами.
   Особого плана нападения на склад не было, но кое-что оригинальное бандиты все-таки придумали. Один из них, по кличке Мандарин, сидел за рулем только что угнанного "Урала" и осваивался с управлением. Бывший водитель лежал в кустах с простреленной головой, и о нем уже забыли. Планировалось проломить бампером мощного грузовика забор и подавить там все, что удастся. А дальше видно будет.
   Наконец бригадиры закончили шушукаться и один из них, правая рука Салтыкова по прозвищу Бродила зычно выкрикнул:
   - Слушай сюда, пацаны!
   Настала тишина и Бродила, откашлявшись, продолжил:
   - Сейчас мы поедем и замочим всех этих пидаров, которые безвинно положили наших товарищей. Не жалейте патронов. То, что мы найдем на складе, идет в общак.
   И неожиданно добавил:
   - Наше дело правое. Мы победим!
   Никто не обратил внимания на сюрреалистическую нелепость приведенной цитаты, и раздались одобрительные возгласы.
   Братва оживилась и полезла по машинам.
   Через несколько минут на шоссе, ведущее в сторону Лупполово, из леса выехала колонна машин, в голове которой двигался огромный мощный грузовик. Из открытых окон следовавших за ним легковых машин торчали мускулистые татуированные руки и раздавались грозные выкрики. О том, что их предводитель уже сгорел, и его кости смешались с углями, в которые превратилась его фазенда, никто не знал, и поэтому многие из идущих на правое дело рассчитывали на известную благодарность после удачного окончания операции.
  

*******

  
   "Пятерка", слетевшая с дороги, перевернулась через крышу два раза и снова встала на колеса. Она была сильно помята и правое переднее колесо торчало в сторону, как вывихнутая рука. Стекла вылетели, а одна из дверей валялась в стороне. На этой машине уже никто не смог бы проехать и двух метров.
   Сидевшие в салоне Шварц и его рейнджеры почти не пострадали, если не считать нескольких синяков, пары ссадин и одного выбитого зуба. Тихоня, сидевший сзади, налетел на затылок Циркуля и теперь у него отсутствовал верхний резец, а у Циркуля, наоборот, присутствовала глубокая ссадина на затылке. Ругаясь, силовики выбрались из покалеченной машины. Шварц поднялся на насыпь в надежде оторвать трактористу голову, но не увидел ни трактора, ни его водителя. Виновника аварии и след простыл. Циркуль, Мясо и Тихоня тоже выбрались на дорогу. Они держались за помятые бока и другие пострадавшие места. Все ругались, на чем свет стоит.
   Шварц потер ушибленный локоть и сказал:
   - Ладно, хватит стонать. Сейчас останавливаем любую машину и едем на место. А этого мудака найдем потом. Никуда он не денется.
   И они стали дожидаться того, кто предоставит им транспорт. О том, что их намерения могут вызвать возражения со стороны законного водителя, речь не шла.
  

*******

  
   Торус сидел в импровизированном укрытии и ждал. Каждая минута ожидания прибавляла ему адреналина. Люди, которых он видел во дворе базы, перестали суетиться, перегнали машины в заднюю часть двора и попрятались. Было ясно, что вот-вот начнется самое интересное. Торус достал "Беретту", вынул и проверил обойму, потом вбил ее на место, а пистолет опять сунул в кобуру. Теперь он был готов к некоторым из неожиданностей, которые могли ждать его в ближайшее время.
   Наконец он услышал шум множества моторов и, посмотрев в ту сторону, увидел, как по лесной дороге к поляне приближается колонна машин. Впереди, подскакивая на ухабах, ревел мощный "Урал", а за ним, тоже раскачиваясь и объезжая особо опасные колдобины, ехали "Жигули", "Форды", "БМВ", "Опели" и прочие образцы мирового автомобилестроения.
  
   Нападение началось без подготовки.
   "Урал" с ходу протаранил угол забора и попер вдоль него, снося одну секцию за другой. Через десяток секунд вся фронтальная сторона ограды была снесена и внутренность двора открылась для всех желающих. Желающих было много. В то время, пока рушился забор, следовавшие за лидером автомобили остановились, и сидевшие в них бандиты быстро повыскакивали и рассредоточились, спрятавшись за свои машины, обломки ограды и кусты. Началась стрельба.
   Первая очередь из автомата прозвучала со стороны складов. И тут же был открыт счет. Мандарин, управлявший "Уралом", начал разворачиваться, имея намерение въехать в ангар прямо сквозь стену. Но один из оборонявшихся выпустил очередь из "Узи", и в "Урале" вылетело лобовое стекло, а Мандарин получил пять пуль в голову и покинул поле боя. Неуправляемый "Урал", ревя двигателем на низкой передаче, двинулся дальше и, описав на открывшемся после падения ограды пространстве полукруг, наехал на "Опель Вектра", за которым прятались трое салтыковцев, и задавил двух из них. Третий успел отскочить в сторону, а "Урал" остановился и заглох, потому что нога мертвого Мандарина соскочила, наконец, с педали газа.
   Торус заметил какое-то движение на заднем дворе и через секунду увидел, как оттуда мчатся выпущенные из вольера ротвейлеры. Их было шесть штук, и нападавшие были вынуждены переключить свое внимание на них. Пока они вели беспорядочную стрельбу по метавшимся между ними собаками, команда Кабачка, воспользовавшись тем, что противник отстреливался от свирепых и опасных зверей, открыла огонь, и еще несколько бандитов обнялись с землей.
   Но когда собаки были застрелены, а на это ушло немного времени, ситуация изменилась. Один из бригадиров отдал команду и в пространство между ангарами полетели гранаты. Их было не меньше пятидесяти. Гранатометчики и их кореша тут же залегли, и через несколько секунд в проходах между ангарами, где скрывались кабачковцы, начался настоящий ад. Раздались частые взрывы и крики боли и ярости. Над ангарами поднялось облако дыма и пыли. Когда взрывы прекратились, нападавшие бросились в атаку и началась отчаянная стрельба.
   Торус смотрел на происходящее, не мигая и открыв рот. То, что он видел, потрясло его. Это была настоящая война. И то, что противостоящими друг другу сторонами были откровенные бандиты и спецслужба сомнительной организации, не играло никакой роли. Одна толпа людей шла в атаку, ведя огонь из обычного на войне оружия, другая - защищалась нормальными военными способами. Торус впервые в жизни видел такое и совсем не хотел бы увидеть еще раз.
   Он был настолько увлечен зрелищем боя, что когда услышал сзади себя треск сучка и тихий разговор, то чуть не выскочил от неожиданности из своего убежища.
   Выхватив из кобуры "Беретту", он сдернул предохранитель и замер.
   Осторожно повернувшись, Торус посмотрел в просвет между ветками, укрывавшими его, и в десятке метров от себя увидел двух парней, один из которых держал в руках гранатомет, а другой в это время доставал из мешка длинную гранату, похожую на булаву жонглера.
   - Ну, Троцкий, смотри, как мы их, пидаров, щас поздравим! - злорадно произнес первый.
   - Ты слышь, Бука, - озабоченно сказал Троцкий, подавая ему гранату, - не попади только по нашим.
   Было видно, что Троцкий, в отличие от Буки, чувствует себя не в своей тарелке и даже просто боится. На вид Троцкому было года двадцать два и, несмотря на приобретенный практикой разбоя грозный вид, он оставался сопляком. Скрыть это было трудно.
   Бука, приняв от него гранату, стал засовывать ее в трубу гранатомета, приговаривая при этом:
   - А мы не ссым с Трезором на границе! Вот и ты не ссы, понятно?
   Граната, щелкнув, встала на место и Торус, до которого, наконец, дошло, кого он видит перед собой, понял, что настало время действовать. Он осторожно отвел скрывавшие его ветки и, наведя "Беретту" на парня с гранатометом, который как раз поднимал оружие на плечо, негромко позвал:
   - Эй!
   Бука резко повернулся и, увидев наведенный на него пистолет, нажал на спуск. Раздался оглушительный хлопок, и перед Торусом вспыхнула грязно-рыжая звезда. Ослепленный и оглохший, он тоже машинально нажал на спуск и "Беретта", имевшая способность к автоматической стрельбе, несколько раз негромко пукнула.
   В ту же секунду где-то сзади Торуса раздался взрыв, его тряхнуло, потом послышался треск и скрип падающего дерева, а еще через мгновение его больно стегануло по левой стороне головы колючей еловой веткой. Повернувшись в ту сторону, Торус увидел лежавшую в двух метрах от него вершину вековой ели и ужаснулся, представив, что она могла упасть прямо на его голову. Тогда он снова посмотрел прямо перед собой и увидел застреленного из "Беретты" Буку. Троцкий же испарился, будто его и не было. Торус не понимал, что произошло.
   А произошло вот что.
   Злой Бука, нажав на спуск чуть раньше, чем следовало, промахнулся, и граната пролетела в метре от головы Торуса. Через долю секунды она попала в ствол столетней ели и, поскольку была кумулятивной, а не фугасной, перебила толстую деревяху, словно тухлую колбасу. Ель рухнула, чуть не прибив Торуса, а Троцкий, насмерть перепугавшись, удрал в лес, бросив пистолет. Торус же, нажав на спуск, не промахнулся и две из шести вылетевших из ствола "Беретты" пуль попали в цель.
   В ушах у Торуса звенело и он встал, покачиваясь, словно пьяный. Посмотрев вниз, он увидел, что бой постепенно перемещался в пространство между ангарами, а кое где уже и внутрь их. Все, что произошло в течение последних трех минут, никак не укладывалось в представления Торуса о том, что может происходить, а что - нет. Того, что он успел увидеть, происходить не должно было. Он точно знал это.
   Торус откинул ногой ветки, прикрывавшие выемку, в которой он прятался, рассчитывая увидеть увлекательное шоу, вытащил оттуда старый рюкзак и достал из него дипломат. Отбросив рюкзак в сторону, он уселся на мягкую землю, покрытую ковром хвои и преющих листьев, и, набрав шифр, открыл крышку.
   Пульт приветливо замигал лампочками, и Торус пробормотал:
   - Мигай, мигай, недолго тебе мигать осталось...
   Вытащив из кармана бумажку с кодами, он, шевеля губами, набрал все нужные комбинации и, увидев разрешающий сигнал, выглянул из-за валуна. Воюющие стороны не унимались и теперь все участники находились или между ангаров, или внутри них. Стрельба не утихала и вроде бы даже стала интенсивнее.
   - Ну и ладно,  сказал Торус и снова спрятался за валун,  побаловались и будет. Убирайтесь к черту!
   Одновременно с последним словом он нажал на кнопку и то, что он успел увидеть перед тем, как потерял сознание, превзошло все его ожидания.
   Звука взрыва он попросту не услышал.
   Перед ним со скоростью взгляда в небо поднялась стена огня, на самой вершине которой странным образом лежали игрушечные крыши от ангаров. Они мгновенно унеслись куда-то в стратосферу, а все вокруг вдруг стало слепяще белым.
   И все исчезло в этом белом сиянии.
  
   Когда Торус очнулся и после нескольких неудачных попыток встал на ноги, его волосы зашевелились. И первой мыслью, которая медленно вползла в его сознание, когда он увидел последствия взрыва, были слова "тунгусский метеорит".
   Он стоял недалеко от края огромной, метров сто в диаметре, воронки, а вокруг аккуратно лежал лес. Поваленные деревья с математической точностью указывали вершинами в противоположную от эпицентра сторону. Нигде не было видно ни одного автомобиля, ни одного трупа и ничего, что могло быть сделано руками человека.
   Посмотрев под ноги, Торус увидел, что от гибели его спасло именно то, что волею случая он решил спрятаться за валуном. Взрывом снесло часть грунта, и Торус разглядел, что с той стороны валун уходил в землю на неопределенную глубину.
   Ему опять повезло.
   Торус посмотрел на раскрытый дипломат с теперь уже бесполезным пультом, пнул его ногой и, снова взглянув на место взрыва, ужаснулся еще раз. Потом он закурил и побрел в лес, перешагивая через поваленные деревья, со стволов которых была сорвана кора. Солнышко светило, птички, поначалу испуганные взрывом, снова начинали чирикать, и жизнь продолжалась.
   В ушах у Торуса тоненько пищало.
  
  

*******

  
   "...самую большую и самую дорогую свечку в самой большой церкви. Вы должны быть счастливы, Волк. Я открою вам маленький секрет. Слон не знал о существовании второго пульта. Он был уверен, что пульт всего один и находится у Торусева. А теперь, поскольку с помощью этого пульта взрывать уже нечего, Слон забудет о нем через минуту. Будьте уверены! Я знаю его двадцать семь лет. Что это с вами, Волк? Успокойтесь. В нашем деле нервы - недопустимая роскошь. Можете отдать этот пульт пионерам на радиодетали. Вон он - в углу стоит. Теперь слушайте внимательно. Вам, поскольку я так решил, следует внедрить в СМИ информацию о том, что взорвалось неизвестно что и неизвестно от чего. И следить за тем, чтобы какой-нибудь пронырливый газетчик не разнюхал лишнего. Что делать в этом случае - знаете. И насчет Торусева. Я не теряю надежды заполучить его с потрохами. Найдите его, а как найдете - глаз с него не спускайте! Идите."
  
  
  
   Глава 35
  
   Ирэн Булавкина сидела на заднем сиденьи торусовской "пятерки" и глазела по сторонам. Она давно не вылезала в Город и теперь многое казалось ей новым и необычным. Четыре года беспросветной бедности грозили растянуться на всю оставшуюся жизнь, но месяц назад добрый волшебник в лице Торуса вломился ночью в ее трущобную квартиру и все изменилось.
   Теперь в ее сумочке лежал билет до Нью-Йорка, а на сиденье рядом с ней устроилась тигровая сука Патти, у которой билета не было, потому что ей предстояло оставаться в Городе на попечении Торуса.
   Не пройдет и суток, думала Ирэн, и она окажется в Нью-Йорке, где ее встретит Анатоль Шиманский, чемпион ее сердца. Он был известен тем, что изобрел способ получения отличной типографской бумаги из обыкновенного конского навоза. Но его известность, к сожалению, была весьма ограниченной. В России, как водится, применения новому изобретению не нашлось, и Шиманскому пришлось плюнуть на все и переселиться в Техас, где лошадей больше, чем людей. Да и деловых людей там ценят, не то, что здесь.
   Шиманский, встретив Ирэн, посадит ее в просторный америкаский автомобиль и повезет по бесконечным хайвэям. А в конце пути они окажутся в уютном домике, вокруг которого будут простираться прерии. Мужчины будут приподнимать широкополые шляпы, встречая Ирэн, а по вечерам она будет ходить с Анатолем в бар и, стоя на деревянном крыльце, к которому посетители привязывают лошадей, любоваться техасскими закатами.
   Ирэн вздохнула и отпихнула сидевшую рядом с ней Патти, которая, высунув язык, пыталась залезть повыше, то есть ей на голову.
  
   Повернув к аэропорту "Пулково 2", Торус увидел впереди знакомые приземистые строения и ему вспомнилось, как он не один раз приезжал в этот зачуханный международный аэропорт. То он встречал пьяного приятеля из Нидерландов, то отвезил сюда отъезжающего за кордон и набитого деньгами клиета. То сам улетал в Германию или в Штаты...
   Объехав стоянку, Торус поставил свою невзрачную "пятерку" рядом с внушительным "Блэйзером" и сказал Ирэн:
   - Вылезай, лягушка-путешественница! Приехали.
   Оставив собаку в машине, они пошли к низкому бараку с табличкой "Departure", вокруг которого роились отлетающие и провожающие. Когда они вошли внутрь и разобрались, что следует делать, Ирэн устроилась у стоячего столика и начала заполнять декларацию, а Торус вышел на улицу покурить.
   Со времени небывалых и страшных приключений, свалившихся на него, прошел уже почти месяц, но перед глазами Торуса нет-нет, да и вставала ослепительно-белая стена до неба. И тогда ему становилось страшно. Но этот страх быстро проходил, и снова все становилось, как прежде. Не совсем, конечно, как прежде. Почти нетронутый миллион сильно менял дело.
   Торус смотрел на сновавший вокруг народ с чемоданами и думал о том, что неплохо было бы еще раз съездить в Штаты и посмотреть на них другими глазами, не думая, где взять денег на жизнь. Идея была хороша, и Торус уже начал ее развивать, но вдруг у него за спиной кто-то негромко произнес:
   - Виктор Сергеевич!
   Торус обернулся и увидел перед собой очень прилично одетого мужчину лет пятидесяти с дипломатом в руке. Мужчина был невысокого роста, лысоват и имел некоторую округлость в лице и во всей своей фигуре. За его плечом торчал крепкий рослый парень средних лет и на лбу у него ярко светилась надпись "телохранитель".
   Парень внимательно смотрел на Торуса, и на его лице не выражалось ровным счетом ничего.
   - Тоже куда-нибудь летите? - доброжелательно поинтересовался мужчина, и ничего не понимающий Торус ответил:
   - Простите, но мы, кажется, не знакомы...
   - Да нет, Виктор Сергеевич, мы знакомы, и даже очень, - возразил мужчина, - просто нам до сегодняшнего дня еще не приходилось встречаться лично. Однако, как говорится, мир тесен, и вот - неожиданная встреча в аэропорту.
   Голос собеседника показался Торусу знакомым.
   Но тут, прервав его напряженные размышления, мужчина протянул ему руку и с улыбкой представился:
   - Меня зовут Владимир Михайлович.
   И добавил:
   - А вас - Торус.
   Торус все понял, и ему стало не по себе.
   Перед ним стоял настоящий хозяин денег, которые он забрал из разбитого "Лексуса". И сейчас может начаться все, что угодно. А он оставил пистолет дома, и если нужно будет защищаться, то этот рослый и крепкий парень, который наблюдал за разговором, справится с ним, как с ребенком.
   Кабачок понимал, о чем сейчас думает не ожидавший такого сюрприза Торус, и, успокаивающе произнес:
   - Не волнуйтесь. Все в порядке.
   Торус пожал протянутую руку и достал сигареты.
   Шварц, стоявший рядом, поднес ему зажигалку, и Торус увидел на протянувшемся к его носу кулаке множество следов, оставленных беспокойной и опасной профессией телохранителя.
   - Вам не нужно ничего мне говорить,  сказал Кабачок,  говорить буду я. То, что произошло с вами, настолько фантастично и неожиданно для вас, да и само по себе, что я решил не портить картины события. Кроме того, благодаря вам я избежал очень серьезных неприятностей. Со мной тоже произошли неожиданные вещи, и сейчас я лечу в Штаты, чтобы там спокойно обдумать некоторые аспекты своего бытия. Здесь остается мой заместитель, - он повернулся к Шварцу, - и, если вам понадобится какая-нибудь помощь, позвоните ему.
   Шварц протянул Торусу руку и представился:
   - Геннадий!
   Торус машинально пожал твердую ладонь и ответил:
   - Виктор.
   Кабачок удовлетворенно кивнул и продолжил:
   - И, ради Бога, не избегайте встречи со мной, если возникнет такая необходимость. Мы можем оказаться полезны друг другу. И даже очень полезны, уверяю вас!
   Он повернулся к Шварцу и сказал:
   - Гена, дайте Виктору Сергеевичу визитку!
   Шварц достал визитку, и Торус, не глядя, сунул ее в карман.
   - Ну все, мне пора, - сказал Кабачок, посмотрев на часы и, обменявшись со Шварцем и Торусом рукопожатиями, скрылся за стеклянной дверью барака для отлетающих.
   Торус и Шварц посмотрели друг на друга, затем последовало еще одно рукопожатие, и Шварц направился к тому самому "Блэйзеру", рядом с которым Торус поставил свою "пятерку". Сев в него, он лихо развернулся и уехал.
   Торус стоял и тупо смотрел перед собой.
   Ему предстояло обдумать очень много важных вещей, и это надо было делать в спокойной обстановке, не суетясь, и желательно иметь при этом умного собеседника. Решив, что настало время рассказать обо всем Гоге, а ему это было обещано, Торус успокоился, и в это время из дверей выскочила Ирэн.
   Она подбежала к Торусу и затараторила:
   - Все, сейчас там посадка начинается, я побежала, не забывай гулять с собакой, позвони мне, или нет, я сама тебе позвоню, передавай всем привет, спасибо тебе, там в холодильнике еще рыба есть, Шиманский, сволочь, обещал позвонить сегодня и не позвонил, убью его, если не встретит, все, я побежала!
   Торус засмеялся и, развернув Ирэн к дверям, слегка подтолкнул ее и сказал:
   -Давай, чеши, а то опоздаешь!
   Она не стала возражать и тут же скрылась в дверях.
   Торус постоял еще немного в задумчивости, потом пошел к машине.
   Сев за руль, он вспомнил, что получил визитку, и вытащив ее из кармана, прочел:
  

Наум Гиршевич МАРТЫНЮК

Дизайн и интерьер

  
   И дальше номер мобильного телефона.
  
   Торусу стало смешно, и он подумал, что этот крепкий и твердый парень ну никак не может быть Наумом, а тем более Гиршевичем. И уж к дизайну и интерьеру он не имеет ни малейшего отношения. Улыбаясь, он сунул визитку обратно в карман, завел двигатель и поехал к Гоге Телешову, у которого дома наверняка было - хоть шаром покати.
   Когда Торус выезжал со стоянки, от поребрика отъехала белая "Волга" и направилась следом за ним. За рулем сидел молодой мужчина в темных очках. На его левой руке, локоть которой он выставил в открытое окно, красовались массивные заграничные часы.
  
   Было семь часов вечера.
  
  
  
   Конец первой книги.
  
  
   1
  
  
   1
  
  
  
  
Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"