Аннотация: Новая редакция. "Берега вечности" - продолжение "Хроник Эллизора", часть третья. Но и на этом все не заканчивается: впереди настоящие битвы за реальность...
Протоиерей
Андрей Спиридонов
Хроники Эллизора
Фантастическая повесть
Часть 3
Берега вечности
От автора
По свидетельствам многих писателей, известно, что порой вышедшие из-под пера автора герои и персонажи в его произведениях в какой-то момент начинают жить своей, подчас непредсказуемой, жизнью и диктовать тем самым свою логику развития событий. В этом смысле писатель и сам заранее не знает, чем всё закончится. Не знает также и как скоро может завершиться череда, казалось бы, придуманных исключительно им, автором, событий, и почему именно так, а не иначе поступают герои, которые имеют место в реальности условной, искусственно созданной, можно сказать, виртуальной. Но, вероятно, в этом и есть одна из тайн художественной литературы как таковой и вообще словесности.
С христианской точки зрения способность к творчеству дана человеку Богом-Творцом, поскольку человек и создан по образу и подобию Божьему. Однако святые отцы Церкви указывают, что эта способность в человеке не является безграничной: человек не может, подобно Самому Богу, творить что-либо 'из ничего', но может реализовывать свой творческий потенциал в рамках уже имеющихся видов искусства и общечеловеческой культуры. В этом смысле самым главным искусством является творчество личности над собой, пересоздание в Боге, преображение, то есть очищение от грехов и страстей, несущих в себе разрушение как для внутренней, так и для внешней жизни человека. Истинное созидание заключается именно в Вере, Надежде и Любви, а не в исследовании инфернальных бездн, грозящих поглотить всякую индивидуальность под предлогом обретения власти или магических знаний.
В опыте жизни христианских подвижников настоящее творчество называется аскетикой. Все остальные, или, иначе говоря, светские, жанры искусства с точки зрения духовной неизбежно содержат в себе определённые риски для души самого автора - в особенности тогда, когда не ставится задача аскетического преображения собственной личности, но первенствует задача самовыражения, часто ведущая к гордостному самораспаду.
Художественная литература прошлого, двадцатого, столетия и века нынешнего в особенности преуспела в этом новом жанре познания бытия, так же как следом преуспели кинематограф и сфера компьютерных игр. Для многих наших современников погружение в иллюзорные виртуальные реальности стало не просто обыденностью, а одним из главных факторов собственной жизнедеятельности. И в этом, как уже стало понятно, заключается одна из существенных опасностей, один из самых больших вызовов современной эпохи. Истинным образом прожить реальную жизнь или потратить основную энергию своей души на пребывание в реальностях иллюзорных и несущностных? И какой ответ за это человек в свою очередь даст Богу? Именно этими вопросами в конечном счёте задаётся автор 'Хроник Эллизора', в том числе и в третьей части - 'Берега́ вечности', где продолжают действовать те же герои, что и в первых двух частях.
В своё время, приступая к написанию 'Чужестранца', первой части настоящей повести, автор не предполагал, куда именно сюжетная канва может завести его героев. Однако, как часто и бывает, этот литературный опыт вышел из-под полного контроля самого же автора, и теперь он сам исчерпывающим образом не представляет, сколько именно частей будут включать в себя 'Хроники Эллизора', поскольку персонажи, идеи и коллизии этой фантастической саги в известном смысле обрели самостоятельное существование. Впрочем, автор осознаёт свою ответственность перед Богом и читателями и надеется, что предпринятая им попытка литературной игры в жанре постапокалиптического фэнтези будет воспринята читающими как серьёзный разговор прежде всего о настоящих, а не иллюзорных христианских истинах и тех опасностях, связанных с виртуальными реальностями, которые современного человека не случайным образом подстерегают.
Глава 1
Трудные времена
Времена всегда бывают в той или иной степени трудными. И для такой секретной спецслужбы, как VES, трудные времена не исключение. Можно даже сказать, что далеко не исключение. И времена в ней по-своему, но тоже порой очень трудны. А теперь глава российского отделения - Московского филиала VES - Джон Зарайский всеми фибрами души чувствовал, что настают в особенности трудные дни. Если не сказать, что годы. О годах, впрочем, было страшно подумать! О том, что сложившаяся ситуация может тянуться сколь угодно долго, просто мучительно долго, нет, думать об этом явно не хотелось. Но надо! Ведь если ты оказался во главе столь непустячной организации, стало быть, ты как раз тот, кто может и должен думать в том числе и о том, что является как предмет мыслительной деятельности крайне неприятным. И не только для тебя самого, но и для многих. А паче ещё и о том, чтобы этих многих не стало бы слишком много.
Вероятно, если следовать традиционной терминологии, Зарайский был пессимистом. Фактически чуть ли не с детства. Да, с самых ранних лет он внутренне ощущал, что в этой жизни есть какой-то подвох, скрытый за общей её ширмой 'Всё хорошо', хотя многие именно так и любят произносить (мол, всё будет хорошо!): просто так не может быть уже хотя бы по той простой причине, что запаса хорошести на всех, как ни крути, не хватит, этого просто не предусмотрено свыше. Там, скорее всего, на всеобщее счастье существует некий лимит. Во всяком случае, так всё в его личной жизни и получалось, словно кто сглазил или словно Джон Зарайский сам себе напророчил. Правда, в отношении профессионального и карьерного роста грех было жаловаться.
- Значит, говоришь, скорей всего, 'дуга'? - переспросил глава русского филиала VES.
- Она самая. Дуга... - ответствовал замглавы.
Зам Зарайского - человек по внешности именно такой, каким и должен быть сотрудник настоящей спецслужбы: почти безликий, то есть без особых примет, средних лет, подтянутый, неулыбчивый. И фамилия под стать - Иванов. Павел звать. Павел Иванов, в общем. И звучно и неприметно одновременно. И что там за душой у этого Иванова, почти никто не знает. Можно только догадываться. Начальство, впрочем, особо и не гадало. Для этого, если что, есть служба собственной безопасности. Да и важно, что по службе, а не что в настоящий момент на душе у подчинённого.
Он, кстати, был совершенно лыс по причине давней неизлечимой болезни, которая лишает человека волосяного покрова. Но париков не носил. Из принципа. Может статься, тем самым внешность его была излишне приметной, такой шаровобильярдной, однако глава Московского филиала 'в поле' и на публике почти не появлялся, поскольку его работа носила в основном кабинетный руководящий и аналитический характер. Да и вообще, всё дело в том, как ты сам к своей внешности относишься. Если не комплексовать, то можно и недостатки обратить себе на пользу. Джон Александрович так и старался делать. И получалось! Если не в отношении всех близких, то в отношении руководимого состава - вполне.
- Так точно!
- А раньше ведь уже были случаи?
- Было кой-чего пару раз. Но не такой мощи и интенсивности. Поэтому раньше удавалось быстро всё купировать и нейтрализовать. Но в этот раз что-то непонятное случилось. Мощность импульса очень велика, даже не удалось просчитать, сколько именно. Одно очевидно: в основе - источник большой силы. Автономный. Скорей всего...
Зарайский хмыкнул и поморщился.
Сидя за своим рабочим столом, он сильно напоминал своему подчинённому матёрого кабанчика. Но не откормленного и разжиревшего домашнего, а дикого лесного. Такого бегового, проворного. И опасного. Зарайский, впрочем, и был опасен. Спуску никому не давал. Правда, говаривали, что, как в той поговорке, суров он, но справедлив, однако многим казалось, что всё же более суров, чем справедлив. Ну, это как придётся, кому и как повезёт в зависимости от конкретных обстоятельств. А обстоятельства сейчас были, мягко говоря, не очень. Хотя в само́м кабинете главы всё оставалось неизменным и таким же вполне аскетичным, как и все последние годы. Стол и кресло не представляли ничего особенного, за исключением аж трёх больших компьютерных мониторов на столе, выстроенных под небольшим углом друг к другу. Перед ними и сидел глава Московского филиала, с несколько усталым и меланхоличным видом. Точнее, не сидел, а фактически полулежал в кресле. Ему это было можно. А вот Иванов стоял перед начальством по стойке смирно, как ему и положено. К тому же видимо расслабленная поза начальства ни о чём хорошем не говорила. Напротив, чем более внешне кисельным Зарайский выглядел, тем бо́льших неприятностей от него можно было ожидать.
- Это какой же источник?
- Точно пока не известно. Но одна из основных версий - атомный реактор. Который... скорей всего, взорвался, - ответил Иванов совершенно невозмутимым тоном, не меняя выражения лица, как будто речь шла о лёгком отравлении посетителей кафе на соседней улице некачественными блинами, а не о целой реальности, которая ещё вопрос, вполне ли виртуальная.
О, если бы это был простой виртуал, сколько головной боли можно было бы избежать, о скольких опасностях можно было бы вообще не думать!
Джон Зарайский уже в который раз позволил себе издать громкий вздох.
- Час от часу не легче! - сморщился он. - Из чего вы всё это заключаете?
- Если это и впрямь реактор, то мощность импульса была более чем пиковая, после чего ему только и остаётся, что взорваться.
- И это точно Эллизор?
- Что Эллизор наш с Маггрейдом - это несомненно. Проблема в том, что, прежде чем успели задать этой реальности автономный режим, с ней не иначе как успели запараллелиться ещё несколько реальностей, и мы пока ещё не знаем, какие именно и даже сколько именно. Да и немудрено, что так вышло. Было уже указание считать Эллизор за 'глухаря' и держать на подключении, чтобы окончательно не схлопнулся. Кто бы знал, что так получится.
Ну, как говорится, пришла беда - отворяй ворота! Эту истину Джон Зарайский уже давно зарубил себе на носу, после того как попал на службу в этот самый VES (уже давно большинство русских сотрудников считали, что данная аббревиатура мужского рода). С виртуальными реальностями вообще не забалуешь: они всегда скрывают в себе массу сюрпризов!
- Значит, не просто 'глухая' реальность, но целый 'глухой' конгломерат?
- Да. Именно так. Ничего нельзя было поделать. Разбираться не было времени. Иначе мы бы рисковали основной реальностью. А поскольку мы так и не знаем, что такое Эллизор - виртуал или реальный тупик, то кроме автономки не было никаких других вариантов. Дежурная смена правильно поступила, запустив блокировку. Другой вариант был только полное стирание, аннигиляция. Но если это тупик, сами понимаете, стирать нельзя, иначе можем повредить саму Землю.
- Правильно-то правильно, - в очередной раз вздохнул шеф, - да только что теперь с этой самой блокировкой делать будем? Это на годы проблема. И проблема это... мирового характера. Да и никто не знает, что там или кто там к Эллизору запараллелился. И что и откуда со временем в сам этот Эллизор полезет! А если Эллизор и вправду тупик и если там с той или иной дрянью не справятся, то всё это у нас окажется прямо под боком! И к нам тоже полезет, понимаешь?! Тогда такие прорывы могут начаться - не дай Бог!
- Так точно, - вновь бесстрастно кивнул Иванов. - Пока не известно, что там именно. Многое будет зависеть от того, что там у них внутри и смогут ли они частным образом прорвать автономку... Если смогут, тогда и мы быстро подключимся.
- А если они все там ещё раньше передо́хнут от радиации, тогда что? Сколько у нас там - два или три агента?
- Двое агентов, - уточнил Иванов. - Не считая 'глухаря', конечно... Если это наш 'глухарь'... Но... у специалистов есть некоторые соображения относительно того, что там может им помочь. И это даёт шанс, что они смогут уцелеть.
- Что ещё за соображения?
- Ну, по причине большой интенсивности выброса энергии при формировании дуги, там мог образоваться квадроцикл. Общий. На весь конгломерат... Через границы квадроцикла, пока он действует, ничто и никто до поры до времени не пролезет. Даже радиация.
Зарайский осторожно почесал свой лысый затылок. Он отлично знал, что слово 'квадроцикл' в общей терминологии VES означает вовсе не средство передвижения по пересечённой местности, а особый феномен течения времени в разных пространственно смежных областях, в каждой из которых в соотношении со смежными оно, это самое время, течёт с разной скоростью. Если, конечно, само по себе понятие скорости вообще применимо к этому явлению. Как и понятие длительности.
- Ладно... - буркнул глава российского VES. - Подготовь мне развёрнутую справку в трёх экземплярах. А то мне ещё к мировому главе выходить с докладом. Как бы они там мировое же совещание не затеяли по этому вопросу.
- Не хотелось бы мирового пока... - подал голос Иванов. - Лучше мы сами как-нибудь...
- Ну это они тебя не спросили! - повысил голос Зарайский. - Всё! Свободен!
Уже у самых дверей Иванов повернулся и добавил:
- Кстати, чуть не забыл! Там в приёмной вас ждёт этот... священник, которого к нам приписали. Пригласить его?
С минуту Джон смотрел на своего подчинённого как на исчадие ада. Настолько ему было неприятно это напоминание.
- Что ж, зови, - произнёс он таким тоном, словно его донимали больные зубы. - Куда теперь денешься, раз назначили!
***
Иерей Максим Окоёмов бо́льшую часть своей сознательной жизни имел желание быть просто служителем алтаря, но никак не предполагал, что, помимо этого, ему однажды поручат духовно окормлять одно из государственных ведомств, которое фактически оказалось спецслужбой, да ещё имеющей международный статус, пусть и в качестве российского филиала. Способствовало этому, во-первых, что сам священник Максим жил и служил в стольном граде Москве, где и большинство государственных и международных служб имели свои представительства, штаб-квартиры или же филиалы, и, во-вторых, имел, помимо духовного, подходящее светское образование. Именно с того момента, как между Правительством России и Русской Православной Церковью было достигнуто официальное соглашение о том, что при всех основных армейских подразделениях, родах войск и спецслужбах по штатному расписанию учреждаются должности капелланов и тех, кто их возглавляет, отцу Максиму пал жребий осуществлять духовную опеку над доселе неведомым ему Московским филиалом VES.
Что это за VES такая, такой или такое, до сей поры ему вообще толком не доводилось слышать. Так, мелькали иногда в СМИ некоторые упоминания о некой международной спецслужбе типа Интерпола - Virtual Еxplorer Security, которая вроде как сравнительно недавно взяла на себя особые функции всемирного информационного обеспечения мировой борьбы с мировым же терроризмом. Борьба эта, как известно, ведётся уже не первый год, и с весьма переменным, увы, успехом.
Вообще, к такого рода новому качеству своей священнической планиды отец Максим оказался не очень готов. Не то чтобы он был замшел и не продвинут в отношении новых реалий современной ему эпохи, но, как он сам считал, жизнь и судьба его не являли собой чего-то необычного и пригодного для какого-либо захватывающего повествования. Батюшка даже в армии фактически не служил, будучи вузовским офицером запаса, и, тем более, в горячих точках не воевал. Имел за спиной неплохое образование: университетский факультет философии и полный курс Духовной академии, которую одолел заочно. Был вполне удачно женат, и три дочери этот брак вполне украшали, хотя мечтания о наследнике оставались. Сверх того, священник Окоёмов был на неплохом счету у начальства, так что даже пару лет назад его сделали настоятелем небольшого храма в пределах Бульварного кольца, где, за исключением второго и, что немаловажно, безобидного и уже в летах клирика да несколько напористого и излишне громогласного диакона, отец Максим был сам себе хозяин. Ещё он пописывал статейки, которые охотно публиковала православная периодика, и вёл пользующийся популярностью блог в Интернете. Плюс ко всему относительно этого батюшки можно было сказать словами одного старца, что бывают люди святые, а бывают не обязательно святые, но правильные, то есть в вере твёрдые, рассудительные, окольными путями не кружащие и никуда не сбивающиеся. С такими для спасения тоже полезно иметь дело. В сущности, таким Окоёмов и был - правильным, рассудительным, в меру деятельным. 'В меру' тоже неплохо, потому что чрезмерно деятельные иногда способны таких дров наломать, что потом мало никому не кажется, в том числе и самому деятелю.
В общем, до поры до времени почти всё у отца Максима вполне вмещалось в размеренную картину иерейского бытия, как вдруг вслед за одним из соборных определений-постановлений государство повернулось ещё одним боком к желанию Церкви это самое государство духовно окормлять. Именно поэтому честной иерей уже больше часа сидел в приёмной главы VES на кожаном диванчике для гостей за небольшой прозрачной стенкой. Больше часа - это было много, потому что священник вполне справедливо считал, что его время чего-то стоит. И целый час, потраченный на ожидание в приёмной большого спецначальства, можно было рассматривать как довольно ощутимую потерю. Но, с другой стороны, никуда не денешься, что о себе и своём времени ни воображай. Тем более что это всё уже в рамках вполне церковного послушания.
Сидел отец иерей на диванчике при полном параде - в рясе и с позолоченным наперстным крестом - перед опустевшей кофейной чашкой. На удивление, вместо секретарши у главы местного отделения спецслужбы наличествовал секретарь - высокий, моложавый, но и явно не юнец, не скажешь, что необстрелянный лейтенант, хотя о звании ничего нельзя было полагать, ведь секретарь был в штатском, в хорошо пошитом, серого цвета костюме. Припомнив, что приходилось ранее читать относительно разных там спецагентов, отец Максим попытался определить, оттопыривается ли у секретаря где-либо кобура скрытого ношения, но ничего такого не заметил. Или пистолета у секретаря не было, или пиджак эту самую кобуру хорошо маскировал, или пистолет был спрятан где-то ещё, а не в кобуре как таковой.
На журнальном столике перед иереем лежала стопка журналов вполне нейтрального светского содержания. Об оружии или деятельности спецслужб в этих журналах явно ничего не было. И вообще в офисе VES ничего прямо или косвенно не говорило, чем именно эта организация занимается. Оформление интерьеров казалось подчёркнуто нейтральным, даже безликим: ни тебе портретов героев-ветеранов, ни памятных грамот или орденов, никаких фотографий или характерных изображений.
Окоёмов достал из кармана рясы чистый носовой платок и тщательно протёр очки в тонкой металлической оправе. Он с детства был очкариком и давно привык относиться к очкам бережно, можно сказать с благоговением.
- Может быть, ещё кофе желаете? - подал голос секретарь. - Печенье, рогалики?
- Нет, спасибо! - ответил отец Максим и тут же пожалел об этом.
Хороший кофе он любил, а кофе здесь, был хорош. Оно и понятно: секретарская была оснащена весьма дорогой кофемашиной.
- А позвольте спросить... - решился он затеять разговор с секретарём, - где я могу вообще почитать о вашей организации, об её истории, достижениях там?
- Не могу знать, - крайне сухо и казенно ответствовал секретарь. - Не интересуюсь внешними источниками. Кроме того, это зависит от вашего допуска и степени посвящённости...
- И какая же у меня степень... будет?
- Не могу знать, - был тот же ответ. - Это зависит от Джона Александровича.
- То есть... от главы вашего? Зарайского?
- Вот именно.
- А почему он, собственно, Джон по имени?
Воцарилась некоторая пауза. Вероятно, секретарь обдумывал, может ли он говорить на эту тему. Наконец, решил, что может.
- Это не является секретом. Джон Александрович родился в США в семье наших дипломатов! Поэтому и назван был Джоном.
- Ну, именовался бы здесь Иваном, что ли? А то Джон...
- Не могу знать.
- И вообще... - решил пошутит Окоёмов. - Странное дело - иметь во главе целой спецслужбы фактически иностранца... То есть родившегося там!
Но секретарь юмора не оценил:
- У нас международная организация. Личность главы филиала обязательно согласовывается с правительством той страны, где филиал будет образован. Однако решение о назначении принимается международным руководством. Кроме того, Джон Александрович вполне русский по духу и характеру человек. Родился он там... А вырос здесь.
На этом секретарь замолчал, и было заметно, что он несколько не в духе. Вероятно, по причине собственной излишней болтовни, которую спровоцировал отец Максим. Тот подумывал, не спросить ли ещё чего, но тут двери в кабинет Зарайского открылись, оттуда вышел чем-то весьма похожий своей безликостью на секретаря человек (тоже в штатском!), который, мельком глянув на священника, буркнул:
- Вы можете зайти!
***
Глава VES уже не сидел в кресле за столом с тремя мониторами, но не спеша мерил свой кабинет тихими шагами. Кабинет был довольно большим, включал в себя, помимо рабочего стола, длинный прозрачный совещательный стол; книжный стеллаж, который почему-то сверху вниз прикрывали лёгкие жалюзи; а также совершенно пустую стену с фигурным панно (так себе, какие-то завитушки!), которая, в свою очередь, могла бы у наблюдательного человека вызвать ощущение, что это стена фальшивая, что за этим панно скрывается что-то ещё - именно то, что не всякому входящему в сей кабинет может быть дозволено видеть.
Но отец Максим в этом смысле был не очень наблюдательным: никаких подозрений в подлинности одной из стен кабинета главы VES у него не возникло.
- Скажу вам прямо... - заявил Зарайский после первоначальных любезностей. - Вы представляете для нас проблему. И проблему довольно неожиданную. А ещё боюсь, что и достаточно серьёзную.
- Это почему же? - натянуто улыбнулся в ответ церковнослужитель.
Рис. 1. Джон Зарайский разговаривает с о. Максимом Окоёмовым
О себе он уже давно знал, что, несмотря на интеллигентное происхождение и такую же внешность, с дипломатией у него бывало порой не очень. В разведчики в этом смысле он не годился, поскольку совершенно не умел притворяться. Даже и непонятно, как настоятелем-то стал. Вероятно, потому, что кто-то даже и среди церковного начальства действовал с оглядкой на его ныне здравствующего отца, имевшего в прошлом достаточно приличный номенклатурный вес, так что фамилия Окоёмов до сей поры всё ещё была в определённых кругах далеко не пустым звуком.
Зарайский уже не расхаживал, а сидел напротив за совещательным столом и был отцу Максиму явно неприятен, хотя тот, как христианин, пытался давить в себе это неподобающее чувство. Но попробуй-ка сходу задави! Ведь такую категорию людей, как Зарайский, он определял одним словом - змей! Ну, змей, что тут скажешь, сразу ж видно: хитрый, неискренний, коварный, хоть и говорит что-то про прямоту... Как же! У таких людей прямота что колючая проволока: кольцами вьётся - не пройдёшь так просто, не проедешь!
- Да потому что, батюшка...
Было заметно, что Джона Александровича в свою очередь просто внутренне корёжит от подобного рода словоупотребления (батюшка, типа!).
- Да, вот потому, что никаких таких батюшек по внутреннему регламенту нашей организации просто не полагается...
- Что, попы вам ненавистны, что ли? - предпринял атаку 'от противного' Окоёмов.
В ответ Зарайский засмеялся. Но смех у него тоже был не очень - скрипучий такой, сухой. Хотя могло показаться, что толика искренности в этом скрипе прозвучала. Не придуривался вроде. Стало быть, чувство юмора ему тоже свойственно. А форменный змей с чувством юмора - это тот ещё может оказаться сюрприз!
- Разумеется, не поэтому. Да и вообще наша организация имеет сугубо светский характер. Проблема в том, что никакой человек со стороны, извне, не может быть посвящён в нашу, что называется, кухню. У нас очень высокая степень секретности! И я не вижу оснований давать вам даже самый элементарный начальный допуск! Вы не являетесь посвящённым и, в принципе, не можете им быть.
'Посвящённый... гм', - пронеслось в голове Окоёмова.
Похоже, что в устах Зарайского это какой-то скорее технический термин, но для человека религиозно образованного такого рода понятие звучит довольно подозрительно. А отец Максим как раз таки был весьма и весьма религиозно образованным. Мало того, даже специализировался по так называемому сектоведению и сравнительному богословию. И словечко это прозвучало для него как сигнал определённой тревоги.
- Позвольте! - сказал он. - Да мне и дело нет до сугубых тайн вашей кухни, до тонкостей её рецептуры. Однако разве готовые блюда тоже являются великой тайной? Ну, насколько я знаю, ваша служба участвует во всемирной борьбе с терроризмом, владеет какими-то особыми информационными технологиями, не так ли? Анализирует, предупреждает теракты и так далее! Зачем же мне вообще лезть во все тонкости вашей деятельности? Достаточно самой общей осведомлённости. Я ведь должен просто иметь дело с конкретными людьми, духовно и нравственно окормлять их...
- Вот-вот! - встрепенулся Зарайский. - И как вы собираетесь это делать?
- Ну... совместные службы с верующими членами вашей организации. Исповедь. Молебны по праздничным датам. Панихиды по павшим и усопшим...
- Вот-вот! Исповедь! - Зарайский оживился в крайней степени. - Но ведь через исповедь - прямо или косвенно - вы вполне можете узнать, что вам знать совсем не следует!
И тут этот змей Джон Александрович осклабился, взирая на священноиерея с каким-то даже ехидством во взгляде.
- Допустим. Но священник клятвенно обязан хранить тайну исповеди. Я буду молчать на этот счёт... Буду нем как рыба... За разглашение тайны исповеди в принципе положено извергать из сана. Лишать священства то есть.
- Эх! - Зарайский только махнул рукой. - Наивный вы, батюшка, наивный! Есть много способов развязать язык, чем бы кто когда ни клялся. А потом... Потом, как знать, ведь вы можете услышать такое, ну, к примеру, что может вообще вашу веру пошатнуть, обрушить... Не боитесь эдакого поворота?
Да, тут себя змей Зарайский и выдал: посмел покуситься на личную веру своего визитёра!
Окоёмов в ответ встал и приосанился.
- Этого в принципе не может быть никогда! Вера для меня - основа всей жизни! -проговорил он совершенно искренне, нисколько не сомневаясь, что его пафос может кому-то показаться чрезмерным или ложным.
Зарайский промолчал в ответ на эту тираду, однако было заметно, что никакого впечатления на него эти слова не произвели, поскольку он так и оставался полон по отношению к свалившемуся ему на голову священнику самого глубокого скептицизма. А если и произвели какое впечатление, то, похоже, ещё более тягостное, чем до прозвучавших деклараций. Вероятно, глава VES предпочёл бы на своём месте иметь дело скорее с неверующим или прожжённым циником, чем с фанатично верующим человеком. Последние менее предсказуемы. А одной из задач спецслужбы, руководимой Зарайским, была именно что предсказуемость. Точнее, слежение за тем, чтобы всё развивалось согласно земным законам бытия, предсказуемо, или, иначе говоря, без особых фокусов.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Из 'Рабочего словаря VES'
Дуга пространственно-временна́я. Сложное пространственно-временно́е явление, имеющее неопределённый долгосрочный потенциал действия. Может образовываться в той или иной реальности благодаря энергетическому воздействию извне или изнутри реальности, мощность которого, как правило, превышает естественный энергетический потенциал самой реальности. Следствием появления дуги могут быть различные, на настоящий момент до конца не изученные явления, такие как провалы или скачки во временно́е прошлое или будущее, разная длительность или различное течение хронологии внутри отдельных участков или лакун одной и той же реальности и т. д. Уже наблюдаемым ранее и отчасти описанным следствием дуги является квадроцикл (см. Квадроцикл).
Глава 2
Квадроцикл в Лавретании
Старший спасатель VES Иван Рейдман был ещё довольно молодым человеком, хотя и приобрёл в разного рода реальностях такой опыт, какой не смогут приобрести тысячи и тысячи людей в совокупности за всё время своей земной жизни, проживая её, что называется, обыденным образом. Если, конечно, сами из земной реальности никуда не шастают и за рамки привычной каждодневности не выходят. Однако выходить за рамки этой самой обыденности - дело весьма рискованное, и только понимающий, что такое настоящий риск, в состоянии адекватно воспринимать возможные следствия собственной же рискованной деятельности.
Ныне весь опыт Ивана Рейдмана говорил о том, что он попал в плохую историю. И не только он сам, но и его коллега и друг Антон Кокорин, которому было, пожалуй, ещё хуже - со сломанным-то позвоночником и частичной парализацией! О причинах происходящего вокруг можно было особо и не гадать, будучи вооружённым теми знаниями, которые доступны сотрудникам VES, имеющим основные секретные допуски. А вот о возможных следствиях всего происшедшего гадать можно было довольно много и долго, потому как будущее могло сулить, в общем-то, непредсказуемое количество вариантов развития событий. Так, пространственно-временна́я дуга цвела себе в небе и днём и ночью и при этом ни цветом, ни интенсивностью свечения явно убывать не собиралась. Разумеется, днём при солнечном свете она несколько блёкла, порой её очертания закрывали облака, но даже сквозь облачные покровы угадывалось непрестанное мощное сияние.
И о том, что такое квадроцикл, Иван, благодаря своей высокой степени допуска, слышал и читал ранее, хотя особо и не вникал: уж очень это редкое явление, да и сведений в доступных внутренних источниках VES об этой дуге было маловато. Теперь вот пришлось узнать на практике. Правда, первоначально о самом квадроцикле Иван и не думал, до тех пор пока несколько эллизорцев не поведали, что уйти из Лавретании невозможно: в разных направлениях и местах, на разном расстоянии любой путник словно бы утыкается в невидимую преграду, которая, в свою очередь, не имеет видимой границы - просто пейзаж начинает искажаться, утрачивать перспективу, словно бы сворачиваться, в то время как физическое состояние путника крайне ухудшается, так что спустя несколько минут и метров невозможно даже передвигаться пешком. Вьючные животные и вовсе впадают в панику, беснуются, вырываются и дают дёру.
Тут-то Иван и призадумался. Похоже, что они оказались не просто в замкнутой реальности, но и в особом течении временны́х слоёв, так или иначе соседствующих друг с другом. Между ними, как правило, и образуется такая вот непроходимая граница. Вот бы ещё знать, а каково доставшееся им течение? Быстрое оно или медленное? Или это, что называется, стоячее временно́е болото?
- Ты чего такой смурной сегодня? Случилось чего?
- Случилось...
Иван словно очнулся от тяжких дум и сжал руку своего коллеги и приятеля Антона Кокорина, который под личиной бывшего маггрейдского егеря Яна Кривого так и пребывал в эллизорском, а точнее - в лавретанском, лазарете. Да и где ему после бегства из рухнувшего в радиоактивную пыль Маггрейда быть? Хорошо хоть быстро и почти без потерь вовремя ноги унесли. И радиацией их не накрыло. Кстати, а почему? Ветер не туда дул? Так ведь раньше или позже всё равно какие-нибудь изотопы могло бы принести. Или... или, кстати, может, квадроцикл своими непроницаемыми границами и помог? Избавил от радиации. Тоже, как говорится, вариант. Нет худа без добра!
А вот что Антону сказать, когда тот самостоятельно передвигаться не может? Да и условия пребывания, или проживания, среди лавретанских развалин были тоже далеко не люкс: здание, выделенное под лазарет, требовало ремонта, печь дымила, топлива было мало, а в плохо заделанные щели довольно ощутимо дуло. Хорошо хоть после недавних заморозков заметно потеплело.
- Случилось... - повторил Рейдман, который был вынужден продолжать играть роль таллайского посла.
Иван огляделся: мамаша Зорро, которая теперь, в отсутствие Беллы, взяла на себя руководство лазаретом, куда-то вышла, а остальные больные, раненые и престарелые находились за лёгкой дощатой перегородкой и вроде как особого интереса к разговору двух мужей не проявляли. И Магируса, ныне обитавшего здесь вместе с мамашей Зорро, Иван не приметил, однако заговорил на всякий случай почти шёпотом:
- Подозреваю я, что попали мы в квадроцикл!
Антон в ответ, насколько мог, приподнялся на своём топчане:
- Ты это серьёзно?
- Вполне! Дуга эта цветёт себе и цветёт в небе, не меняется. Интенсивность, похоже, почти одна и та же! А самое главное, границы этой Лавретании с Маггрейдом и другими областями непроходимы!
Кокорин устало опустил голову:
- Тогда мы здесь можем застрять надолго. Может быть, навсегда!
Рейдман не стал спорить или говорить утешительных слов, однако, немного подумав, всё же сказал:
- Это как повезёт... Пока рано делать выводы. Известно, что течение времени в образовавшихся циклах бывает разное. И разброс тоже. Кстати, я раньше где-то слышал, что чем интенсивней импульс, тем меньше может оказаться временной разброс. Это даёт некоторую надежду. А ещё мне думается, что если реактор в Маггрейде полностью разрушился, то квадроцикл нам только во спасение: защитил от радиации!
- Ну, утешил...
Антон почему-то старался не смотреть на своего собеседника.
- Однако... - продолжил Кокорин, - если мы проторчим здесь, к примеру, лет пятьдесят, а не тысячу, то всё равно это будет слабым оправданием. На Земле пока нет таких мощных технологий омоложения. Что я своей семье скажу, если заявлюсь к ним глубоким стариком? Это если мы вообще выберемся отсюда!
- Ладно, не паникуй! - Иван пытался держаться бодрячком. - У меня тоже жена там и дочь. Хоть и в Израиле, но официально мы ещё не развелись... А потом, вдруг нам всё же повезло? Может, здесь, в этом цикле, обойдёмся парой лет, а то и месяцев?
Кокорин на видимо бодрые речи своего коллеги и приятеля не нашёлся, что ответить. Да, он хандрил, и на то были совершенно объективные причины. К тому же эти слишком уж оптимистические суждения Рейдмана прервал вошедший в помещение лазарета Главный хранитель Закона Эллизора Леонард.
- Господин посол? Вы здесь? Мне нужно с вами поговорить, - сказал он. - Желательно наедине.
***
Много где могут найтись красивые места, но несомненно, что Лавретания может успешно побороться за звание одного из красивейших. Правда, ещё и за звание одного из суровейших в числе самых красивых. Ну посудите сами! Во-первых, большое незамерзающее озеро, обрамлённое скалистыми берегами, на которых местами высятся неповторимые лавретанские сосны. Во-вторых, вода в озере чистейшего зелёно-голубоватого цвета и очень прозрачная, так что даже на глубине нескольких метров видно дно. Впрочем, холодновата всё же вода, почти не меняет своей температуры, независимо от времени года. И сама по себе водная гладь выглядит холодной - бодрит, можно сказать. А так, пейзаж вполне замечательный! Если смотреть от самого поселения, которое приходится на пологую часть берега, то на другой, противоположной, стороне синеет край довольно густого хвойного леса, что тоже добавляет толику общей привлекательности пейзажу. И кстати, цветущая в небе дуга хоть и кажется здесь несколько инородным предметом, но, когда видишь отражение этой самой дуги в зеркале озёрной глади, просто дух захватывает! Такой пейзаж - да в рекламный проспект ведущих туристических фирм! Но никаких туристических фирм или их представителей в Лавретании не было, да и не предвиделось. И двум собеседникам, прогуливающимся едва заметной тропинкой вдоль берега, было явно не до праздного любования местными красотами.
Точнее, их было трое, поскольку сзади, чуть отстав, плёлся Савватий, племянник Леонарда, который после пребывания на положении раба в рудниках Маггрейда несколько тронулся умом и полностью в себя так и не пришёл. В качестве собеседника он выступал редко, поскольку, хоть речи совсем и не утратил, но говорил не очень связно и чаще всего невпопад.
- То есть у вас нет никаких идей, что именно это может быть? - переспросил Леонард таллайского посла, который бодро вышагивал рядом.
Сам Леонард был ещё крепок, хотя и выглядел утомлённым, что и немудрено: возраст и происшедшие потрясения давали знать о себе. Однако Главный хранитель просто вынужден был крепиться: судьба Эллизора и самого Закона прямо зависели от его мужества, стойкости и мудрости в управлении остатками ещё недавно благоденствовавшего клана, ныне же волею обстоятельств вынужденного выживать на новом месте.
А вот таллаец этот выглядел очень даже примерным живчиком. Как будто и не побывал в маггрейдской тюрьме и не спасался бегством после взрыва в Вирленде, когда рухнула злополучная Тот-Башня.
- У меня есть только одна версия, - спокойно ответствовал таллайский посол. - Всё это следствия происшедшей катастрофы. Видите, что творится в небе?
Леонард даже не потрудился поднять голову. Пространственно-временна́я дуга, разумеется, впечатляла взор, но лишний раз любоваться ею уже не хотелось.
- Как думаете, это надолго? - только и вопросил хранитель.
- Откуда ж нам знать? - пожал плечами Яр Кинг (посла, по легенде, звали именно так, хотя ему было проще считать себя Иваном Рейдманом). - Может, и ненадолго, а может, и навсегда!
Тут они остановились, потому что тропинка начала резко забирать вверх, а карабкаться на скалистую кручу нужды и желания не было. Чуть ниже и в стороне, на глади озера, угадывался небольшой плот, с которого трое рыбарей выбирали сети. Рыбы в озере, к счастью, было много, с избытком, а вот снастей и снаряжения у вынужденных поселенцев - мало. Удалось, к счастью, починить несколько старых сетей, однако бывшие здесь ранее лодки почти сгнили, поэтому для начала пришлось пользоваться наспех сбитыми плотами и сетями, латанными на скорую же руку.
- Если мы полностью отрезаны от другого мира, то нам только и остаётся, что выживать, - вздохнул Леонард. - А здесь, кроме рыбы, леса на той стороне и соляного карьера, больше почти ничего нет.
- Кар-рьер! Кар-рьер! - вдруг прокричал находящийся рядом Савватий, словно услышал давно забытое слово, и - расхохотался. Однако в этом смехе слышался какой-то явный испуг.
Затем Савватий подошёл ближе к обрывистой кромке берега и стал бросать в воду камни.
- Карьер скоро будет везде! - после небольшой паузы проорал он. - Везде скоро будет кар-р-рь-ер!
Савватий в последнее время стал гораздо более капризным и одновременно говорливым. Леонард уже не один раз ловил себя на мысли, что это не случайно.
- Соль, значит? - переспросил таллаец. - Что ж, это уже лучше, чем ничего. Без соли было бы ещё хуже! А ещё хуже, что у нас очень мало оружия!
Главный хранитель с некоторым недоумением посмотрел на своего собеседника:
- Зачем же оружие, если вокруг никого нет?
- Это пока 'никого нет', любезный хранитель, а как оно дальше будет - никто не знает. У меня есть опасения, что, если вдруг границы станут вновь прозрачными, мы можем столкнуться с чем или кем угодно!
- Оружие нам всё равно негде взять. Пока мы в состоянии выковать лишь несколько мечей, используя старый лом.
Они помолчали некоторое время, словно бы продолжая созерцать расстилающуюся перед ними водную гладь.
- А что или кого вы, господин посол, имеете в виду под опасностями, с которыми мы можем столкнуться, если вновь откроются границы? У вас есть на этот счёт конкретные знания?
Продолжающий шифроваться под посла Рейдман с минуту подумал, вероятно взвешивая, что можно в данной ситуации излагать, а что - нет.
- Да, есть некоторые предположения, - наконец, твёрдо сказал он. - Это могут быть представители других народов, кланов и даже миров. Как разумные, так и не вполне разумные. Но опасные. Даже чудовищные... И без хорошего оружия... мы окажемся просто беззащитными!
Леонард в ответ помолчал и затем обратился к племяннику, продолжавшему бросать камешки в воду:
- Савва, давай домой, оставь эти камни!
Полоумный племянник послушался, но выдал при этом очередную фразу:
- Камни нельзя оставить! Камень - это основа!
Леонард про себя вздохнул, размышляя, что слова его болезнующего родственника не так уж бессмысленны, однако ни у кого нет желания попытаться прислушаться к ним и попробовать расшифровать их.
Рейдман в свою очередь не обратил никакого внимания на слова Савватия, но в очередной раз подумал, насколько ему симпатичен Леонард - именно своим благородством и верностью своему долгу, хотя далеко не всё в этом с точки зрения элементарного здравого смысла было вполне разумно. Та же приверженность букве местного Закона - фактически вороху архивных бумаг - ну разве это не смешно на самом деле? Точнее, даже не смешно, а печально, потому что Главный хранитель просто чах над вверенными ему бумагами и свитками, не в силах окончательно решить какие-то связанные с Законом проблемы. И это притом, что действительно хватало других животрепещущих проблем с выживанием клана.
- В общем, надо что-то придумать с оружием, - повторил посол.
И они неспешно пошли обратно в посёлок.
Глава 3
Семейные откровения отца Максима
За ужином иерей Максим задумчиво ковырял вилкой в тарелке с макаронами. Аппетита почему-то не было. Из головы и сердца не шёл недавний визит в штаб-квартиру VES и общение с этим змеем Джоном Зарайским. Вот именно что змей - этот Джон! Уж он-то, отец Максим, знает такой тип чиновников! О таких людях не скажешь, что они не на своём месте. Напротив, такие, будучи на своём месте, могут создать ещё больше проблем, в отличие от тех, о которых можно с полным основанием заявить, что они занимают чужое место. Однако, будучи именно что в своей тарелке, такого рода персонажи очень даже реализуют свою хищную натуру. А этот самый Зарайский и есть натуральный хищник! Быть может, впрочем, на этом его посту и должен находиться хищник, но часто получается так, что от его хищности страдают не только те, кто и должен по своей злонамеренности страдать, но и просто попавшиеся под руку люди, отнюдь не злоумышленники, не преступники вовсе и не террористы, скажем так. Потому что хищник есть хищник. Сколько волка ни корми... А ведь батюшка преступником не являлся и вряд ли когда им собирался стать. Что же с ним, со вполне благоговейным иереем, обходятся почти как с врагом? С подозрением... Можно даже сказать, с пренебрежением, вот что.
Окоёмов отхлебнул из большой пол-литровой кружки чай и даже не заметил, что тот уже остыл.
На кухне появилась жена Катя:
- Ну ты чего тут застрял? Опять случилось что?
- Да так, - буркнул отец Максим. - С этим новым назначением не оберёмся мы проблем.
- Да? - удивлённо спросила Катя и присела рядом на кухонный диванчик. - Расскажи!
Вообще матушка-супруга Окоёмова имела довольно боевой характер. Куда более шустрый, чем у самого батюшки. Тот мог иногда вспылить и славился своей невольной прямотой, тогда как его Екатерина вспыльчивой в общем-то не была, но вот заводной и неуёмно бодрой - почти всегда. Чем своего супруга и выручала, на чём держалась вся семья, что и служебной деятельности главы семьи тоже было подспорьем. Поддержкой, иначе говоря. Вот и теперь Катя была готова в очередной раз выслушать, утешить, поддержать. Могла и посоветовать, порой что-нибудь дельное подсказать - со своей женской и материнской стороны, что тоже бывало далеко не лишним.
- Да что рассказывать! - вздохнул честной иерей. - Начальник в этой службе - сущий змей! Непробиваемый! И ехидный, представь себе! Была бы его воля, он Церковь бы к своей организации за версту не подпустил! И только сейчас, когда его сверху обязали, был вынужден меня принять. Но чувствуется, что никакого понимания у нас с ним не будет. Одни только палки в колёса!
- Да ты не паникуй! - начала утешать его супруга. - У тебя же нет задачи всё за один визит решить? А так, всё равно ему никуда не деться! Ты только не горячись! Бери его измором. А там потихоньку наладится всё, вот увидишь! С Божией помощью!
Отец Максим ещё раз вздохнул. Подумал было, что жена, должно быть, как всегда, права, но что-то на этот раз в душе продолжало свербеть, мешая прийти к такой же, как у супруги, святой уверенности, что всё будет хорошо.
- Понимаешь, тут не всё так просто, - продолжил он своё ежевечернее откровение. - Там у них страшная секретность, какие-то бесконечные допуски. У меня такое ощущение, что сотрудникам этого 'Веса' даже на исповедь к священнику запрещается ходить...
- Разве такое может быть? - удивилась Катя.
- Не знаю! Я прямо спросил: покажите мне параграф в ваших инструкциях, где говорится, что это запрещено! А мне в ответ: вы не имеете допуска к секретным инструкциям, чтобы в какие-либо параграфы вообще смотреть. Типа, поверьте на слово, что нельзя! Ну каково?
- Это очень странно!
- И я так считаю!
- Ну хоть о чём-нибудь вообще договорились?
- Представь себе, только о молебнах по большим праздникам! Ну и что будет в их здании комната-часовня, чтобы эти молебны под присмотром начальства совершать. И всё! И никаких личных, отдельных контактов с сотрудниками! И стало быть, никакой исповеди!
Тут на кухню влетела младшенькая - копия мамы, шебутная и несколько проказливая. Чтобы её успокоить и, вообще, начать укладывать баиньки, матушка была вынуждена покинуть опечаленного супруга.
Через минуту тишины пробудился мобильный телефон. Звонил отец - почётный пенсионер, однако всё ещё не утративший, благодаря своему имени, некоторых связей в высоких кругах и, кстати, до сих пор востребованный на разного рода съездах и конференциях, в том числе международных. При этом сын подозревал, что об очень многом в жизнедеятельности своего родителя просто не знает. Более или менее регулярно они начали общаться только в последние годы, когда наконец отец простил Максиму, что тот в своё время стал в Церкви 'отцом', то есть заправским клерикалом.
За разговором Окоёмов-младший, пользуясь случаем, решил поинтересоваться у Окоёмова-старшего, может ли тот что-либо знать относительно этого самого VES. Отца в мобильной трубке было слышно очень хорошо: и техника качественная, и связь, и голос отцовский всегда был по-начальственному хорошо поставлен.
- Вообще-то, мало что известно! - пророкотал отец в ответ на прямо сформулированный вопрос. - Никого знакомых из этой спецуры у меня нет. Правда, есть один из моих подопечных в Совете безопасности, он наверняка что-нибудь да знает. Я разведаю!
Отец помолчал и со свойственной ему прямотой спросил:
- А что, у тебя какие-то неприятности с ними, сынок?
Младшему Окоёмову пришлось вновь рассказывать про свой визит в штаб-квартиру VES и про 'змея' Зарайского. Окоёмов-старший несколько озадачился.
- Думаю, вряд ли у тебя получится влезть к ним в душу со своей исповедью - ишь ты как маханул! Да какая спецура будет рада, если какие-то попы вдруг захотят, чтобы их агентура разоткровенничалась?! - И телефон громогласно расхохотался.
Отец Максим особо не обиделся, поскольку хорошо знал своего родителя и его манеру шутить.
- Ну да ладно! Я всё равно попробую что-нибудь узнать, - закончил смеяться старший Окоёмов, немного помолчал и добавил: - Ты не забыл, что третьего годовщина?
- Нет, конечно! Я постараюсь быть!
- Ты это... давай и Катю тоже... возьми...
Это было новостью. До сего дня отец свою невестку не то чтобы игнорировал, но дистанцию держал чётко выверенную, в частности никогда ещё не звал Катю на поминки-годовщины по своей покойной супруге и матери Максима. Но ещё больше поразил он своего сына, когда тот услышал:
- И это... как там у вас это называется, панихида, кажется? Устроишь... на кладбище?..