Спиридонов Андрей Владимирович. Перекрестья. Песни последних провинций

Андрей Спиридонов

Перекрестья

"Песни последних провинций"

стихотворения

Квартет

Пасхальным торжеством взыскать победу

Над смертью это вовсе не загадка,

Но - Таинство идти уже по следу

Проторенной дороги, пусть не сладка

Житейских тризн неизбывных та же доля,

И в чьем конце для нас положено начало

Мы познаем, на то и наша воля

Склоняется, и чтение зачала

Священных текстов столь привычно в храме

И купола блестят из поднебесья,

И проживанья блекнущая рама

Ровняет слой текущего левкаса.

Известно все, но многое - заочно,

Начало лишь дано, но осознанье

Сиделкой старою бормочет в час полночный,

Как перед казнью, запоздалое признанье.

Дома уже не рушатся стеною,

Стервятники сменили место в небе,

Но нет иного в этом созиданья,

Как в возрастающем от корня стебле.

Все должное приемлет лишь постылость,

И нет проблем с поставками навоза,

Иносказанья заменили милость

Примерами Ахаза и Вооза.

Хотя последнее не так уж скверно,

Но все же далеко до Авраама,

Движенье тел проистекает верно,

Согласно принципа священного Оккама.

В движении - суть, ритмичность сокровенна,

Но каждая эпоха не подвластна

Анализу того, что внутривенно

Скрывает в себе память сладострастно.

***

Перекрестье прицела ищет нужное тело,

Которое еще не разъято и цело

На перекрестии всех дорог -

Жизни и смерти, над чем властен один Бог.

(Школьное богословие)

Чтобы постичь тьму Господню,

Нужно идти по пути незнания,

Чтобы войти в вечность,

Нужно вкусить собственной смертности,

Но и тогда Бог не принадлежит вечности,

А лишь дарует человеку свой День.

(Песни балканской провинции)

Через холмы убитых лошадей

Прокладывать путь не самое легкое дело,

Освещающие ракеты над головой делают ночь

Если не днем, то призрачным утром,

Впрочем, если этот свет и впрямь можно назвать светом,

То тьма уж точно не поддается ясным определениям

В этот сумрачный век от некогда бывшего Рождества.

(Перекрестья)

Трава, посыпанная гравием,

Это не соль на хлебе,

Но и не Каин с Авелем,

И не Борис при Глебе.

Мрак, который в тебе,

Словно риска прицела,

Сумрак в бетонной трубе,

Слово уже без дела.

Эта ли кровь в остатке

Новым огнем палима,

Свет совершенно краткий

С именем - Хиросима.

(Иероглиф)

Невозможность победить судьбу -

Причина для истинной грусти,

Отсутствие сил взойти на пашню -

Повод стать философом,

Но проблема сложней:

Когда-то истинный философ

Знал покой...

А сейчас его сердце - ненасытно.

Выбор Ревекки

Что есть человек и что есть колодец, от которого почерпает смертный?

Это не более, чем историческая или географическая точка,

Качество воды ведь тоже имеет немалое значение, а в том числе и для здоровья,

Многие говорят, что это один из решающих факторов,

Впрочем, то, что называется качеством отношений, куда более важно,

Это и предопределяет выбор - и, как правило, старец маститый знает это,

Почему и желает блага своему чаду - не ошибиться в собственном грядущем.

***

"Падению предшествует надменность" -

Насколько право здесь само Писанье,

Для возвышенья пригодится - верность,

Но есть и то, что выше понимания.

Что остается между строк, за кадром,

Священная готовность предстояния,

Каким бы не грозила новым валом

Вся эта без просвета современность.

(Иероглиф)

Да, старость умеет коснуться тела,

Но это ли причина для глубокой печали?

Взгляни, сколько троп между гор и камней

Остаются нехожеными,

И как по-прежнему легок челнок

На стремнине под пронзительным росчерком птиц.

(Песни балканской провинции)

Стать дезертиром или пленным

Не велик выбор среди снегов павшего отечества,

Даже если повезет вернуться в дом,

Совесть уже не позволит жить там.

Сопротивление

На что опирается знамя

В сопротивлении ветру -

На знание или незнанье,

На тьму, предрешенную свету,

И чем хороши эти звезды,

Точнее, смертельные раны,

Страницы простреленной прозы,

Себя оправдавшие страны,

Отщёлкая вшей же в окопах,

Ногтями царапая стены,

Свобода по-прежнему в родах

Своей изначальной измены,

Как зомби в кочующем трансе

И в саване, словно на вырост,

Над полем того же Гуанси,

Поэтом с фамилией Рицос.

(Иероглиф)

Хорошо помню: когда уходил на войну

По свежему снегу, покров этот был как цветы

В память обо мне.

(Песни свободы)

Осталось тешиться свободой

Юнцам с большим образованьем

На пепелищах, где породой

Изумлено всё мирозданье,

Где кровь и краска уж не стоят

Грошей и тягот всех борений,

И где пророки не омоют

Арены прошлых всесожжений.

(Иероглиф)

Друга можно увидеть только с вершины,

Когда деревья внизу не более, чем кустарник,

А месяц на небосводе явствует как челнок.

(Песни балканской провинции)

Воскресный день на этих просторах

Исполнен многих недоумения и великой туги:

Никто не знает пути и места для молитвы,

А ледяные бездны сна не допускают до пробуждения,

До ясного осознания, где ты находишься

И сколько все это еще будет длиться.

Мощь

О, Исав, кто бы спорил, сколь велика мощь твоя, но почему же брат твой

Куда более хитер и проворен, вот, ведь и впрямь вопрос,

В котором, кстати, замешана тема самой справедливости,

В том числе и - родовой, а последняя вовсе не плевое дело,

Стоило ли идти против рожна, то есть - установлений самого Господа,

Однако хитрость в том, что порядок порядком, но жив Бог

Совсем иным - не человеческой мощью и расположениями,

Но своей непостижимой до конца Волей, когда немощное первенствует,

А по видимости могучее легко продается за ту же чечевичную похлебку.

(Богословие)

Дым чистилища не более, чем табачный,

Некое подобие фимиама по причине бегства от ада

Только растянутого в такой протяженности, что уже вне времени.

(Иероглиф)

Месяц плывет не только в небосводе,

Но и в озерной глади

До той поры пока есть благорастворение воздухов.

(Школьное богословие)

Трения ума о звездную сферу

Не добавляют бытию смысла,

Скорее, напротив, истончают

Ткань хитона и без того ветхого.

(Перекрестья)

Долетевший до Северного полюса

Не должен быть подвержен суду,
Равно и как не долетевший,

Потому что одного уже не найти во льдах,

А другой слишком важен для памяти народной -

Даже в большей степени, чем иной поэт,

Который хоть и может судить о великих льдах

С большой выразительностью,

Но крайне редко выходит за ограду своего дома.

(Иероглиф)

Мог бы и я подарить тебе тысячу этих веков

Среди заснеженных скал этого острова,

Но кто же выдержит столь длительный холод?

(Песни балканской провинции)

Кончину предвещает грядущего молчания свод,

На этом пути любой дороги суетность

В конечном счете обращается в круг.

(Иероглиф)

Многие так спешат оборвать нить этой жизни,

Никак не пойму этого, глядя на белый снег

И белый свет свыше.

(Перекрестья)

Один китайский поэт пытался взвесить душу -

С усами и без усов, с доходами и без доходов,

Но лишь только когда удалось продать её,

Выяснился истинный (удельный) вес.

Погубление

Иезавелиных погубление жрецов - слава для Господа,

Хотя много позже погубление как таковое будет ужасать читателя,

Борцов за права человека и радетелей новых флагов,

Действительно, геноцид геноциду рознь - и погубление от Бога

Есть жизнь для вечности, потому что куда более мерзок геноцид духа.

(Песни балканской провинции)

Самые могущественные здесь боги

Не в силах освятить ландшафт и окоем

В той степени, в какой нуждается вся тварь,

Влачащая свой путь в ближайшие отроги,

Там есть вода, и мясо в котлах варит

Последний из туземцев, он богатырь и царь,

Он должен знать, чем правит...

(Иероглиф)

Нашему строму дому хватало и тростника для обогрева,

Нынешнюю же чужбину не обогреть этими дровами,

Хотя мне и твердят все, насколько жизнь здесь стала богатой.

Трудней всего, что жизнь реальна,

А будущее - непреложно.

(Перекрестья)

Сколько именно надо выждать,

Чтобы война стала воспоминанием,

Сколько крови должна впитать эта земля

Для осознания, зачем именно была революция,

Сколько жизни должно кануть в лету,

Чтобы, наконец, начать жить?

(Иероглиф)

Жить на этом свете стоит,

Если есть возможность встречи,

Но тогда, каков же элемент скорби

В обещании встречи уже не здесь,

А в благой вечности?

(Песни балканской провинции)

Дети рождались лишь на замену павшим,

Чтобы было кому и кого хоронить,

Уже не важно: детям отцов или отцам детей,

Женщины выходили в поле раскапывать одни могилы,

Рука, тянущаяся за хлебом, омывалась кровью,

Лишь два священника тащились за отступающей армией.

(Иероглиф)

Показать путь на небеса

Проще всего ребенку,

Не потому ли дети

Так легко оставляют нас?

(Песни свободы)

У поэзии нет настоящего,

Кроме дальнего её будущего,

Нет читателя здесь же роящегося,

Декламатора же орущего.

Вся свобода у этой поэзии,

Как послед рождена она мертвою,

В Аризоне ли, Верхней Силезии,

В Таганроге рукою нетвердою.

Повзрослев, отпевала на клиросе,

Торговала и в лавке на вынос,

Обличала потом этот мир сей,

Воспевала свободу на вырост.

Наконец, возросла без сомнения

И заре поспешила навстречу,

Обретая себе это зрение,

Крайне острое, не человечье.

(Иероглиф)

Расставание в морском пространстве

Наиболее осуществимо,

Ведь, кроме якорных цепей,

Ничто не удержит там

В отличие от суши...

Квартет

Зола на рукаве, зола дотла повсюду,

И, кажется, земля способна выгорать,

Так что пройти по ней железному верблюду

Лишь только и дано, лишь только и под стать.

Вгрызаясь в этот прах, металл лишь не стареет.

Но плавится и он, когда настанет час,

И стынущий дракон лишь поднебесье греет,

И мертв уже давно его стеклянный глаз.

Так новизна болит в тротиловом сосуде

И льется белый свет туда, где встретит тьма

Того, кто верен был на персях и на груде

Апофеоза войн и где бессмертна тля.

Там, всем превозносясь - нейронами и связью -

Хлопочет этот день без устали и сна,

И все отражено - традиционной вязью -

И хлябью этих зол вся бездна бездн полна.

Мертвый патруль неизбежно чеканит

Шаг свой среди этих голых вершин,

Нет, заряжать свои ружья не станет,

Нет здесь патронов и к ободу шин.

Но на заре, словно Мерлин, восстанет

То ли Эйнштейн, а может - пророк,

Пусть и для воинов этих он странен,

Но ведь в прозрениях не одинок, -

В том, что война или мор - ожидание! -

Большего, точно, уже не дано,

Но за последним пристанищем тает

Снег одиночества, ужаса дно.

Верить сему можно крепко и смело,

Треплет флагшток чумовой ураган,

Жизнь без веры - последнее дело,

Князь подтвердит и - великий каган.

(Иероглиф)

Меркнет день, когда в храме ударят в колокол,

Старый отшельник неспешно взбирается на этот звук.

Жара спадает. Тишина. Какой это век?

(Песни балканской провинции)

Руки, как два штыка,

не возденешь к небу,

Когда расстоянье до ближнего -

время полета пули.

(Перекрестья)

"Гамлет" был написан не случайно,

Тарелка супа и тогда чего-то стоила,

О, бедный Йорик, не от голода ли ты умер,

Когда оказался не у дел и по состоянию здоровья

Был отставлен от королевского дворца?

Впрочем, яд и клинок, разумеется, острее и нагляднее

В согласии с вероломством и пылающим сердцем мести,

Каких бы речей кто не слушал в детстве.

Имя

Сотворить себе новое имя - и впрямь, вековая задача,

Какие только великие культуры не бились над этим,

Какие только великие маги не сражались один на один с духами

И даже рисковали сходить в преисподние глубины,

Откуда, как правило, нет возврата,

И как Инанна трансформируется в Астарту -

Не столь удивительно, хотя и впечатляет теперь религиоведов

Тем, что всякая человеческая мощь легко превращается

в мерзость.

***

Замерзший голубь на окне,

У школы мертвая синица,

Пусть и не часто - будут сниться

Заранее, в теплом сентябре.

Не умолчать и не проснуться,

Пусть холода грядут везде -

Лишь невод задрожит в воде

И в небе провода прогнутся.

(Песни свободы)

Каков будет приговор трибунала,

Господин генерал, известно заранее,

Этот стиль, этот жанр, как части хорала,

Неизменны в предрассветной рани,

Так же, как и весь в черемухе овраг

Не может изменить своей земле,

Сюда точно уже не придет враг,

Ведь огонь имеет конец в золе.

(Иероглиф)

Закатное солнце в июне, рыбак на песчаной косе,

На взгорке - дом с красной крышей.

Мир полон уюта, словно ты с другом возле камина.

(Перекрестья)

Тонко замечено, что не придешь

на похороны литературного героя,

разве что - его автора,

да и того надо дождаться,

ведь автор может пережить тебя,

нет, с героями проще,

их можно и воскресить в следующих томах

(или сезонах) - задумайся только,

а кем из этих героев являешься ты сам?

Квартет

Легко отказаться во имя свободы

От меры любви и от веры в спасенье,

Какие века и которые годы

Могли научить этому до воскресенья?

Впрочем, история учит забвенью,

А войны и мор страхованья питают,

И старость пытают былые сомненья

И хлеба и зрелища предпочитают.

Хотя, что касается зрелищ бесплодных,

Былых гладиаторов слава померкла,

А новых ристалищ и игр голодных

Холодная кровь не снабжает у зеркал

Экранов блестящих, стальных мониторов,

Мерцанье диодов является тщетным,

И зверь ли грядет? Может статься, что боров

В пространстве опять уже ветхозаветном.

Вода стекает с рук Пилата,

Огонь и роза - расторжимы,

Их связь все больше непонятна -

И скрепы все и все зажимы.

Пространство гнется и фольгою

Взрывается от сверхнагрева,

И тою кровью и водою

Питаема прабабка Ева.

И все дороги вдруг прозрачны,

А Рим - стеной обыкновенной,

Все императоры - невзрачны,

А переходы - неизменны.

И солнце так же опаляет

Грядущего во свете мира,

Вода стекла и замерзает

На дне железного потира.

(Иероглиф)

Перевозчик не может не править, как только к свету на другом берегу,

Напрасно спрашивать его здесь о правильных путях,

Лучше не отводить глаз от света под осенней луной.

(Школьное богословие)

Софоклов свет еще одна твердыня,

Что не подвержена распаду,

Но этот свет не та же ли гордыня,

Что приближает к действенному аду?

И кантианства безупречен камень,

Послед без вод животворящей нови,

И склепов безупречных этот ставень

На постаревшей до рожденья крови.

Песнь Ламеха

Убить можно только в язву самому себе,

Не стоит на этот счет обольщаться,

Стенания ждут тебя, покушающийся на скорое пролитие крови,

Уже не сможешь умыть в неповинных руци свои

И право обойти жертвенник Господень,

Да и посмеешь ли воздвигнуть его,

Даже если окружишь себя многим порфиром и виссоном,

Тщетно убеждая себя, что отомстится за твою уже кровь многажды,

Пусть даже это и так, однако серп посылаемый свыше

Жаждет вовсе не горячей крови, но выходит на жатву душ человеческих.

(Песни свободы)

Звезда глядит с небес искусства

На толпы алчущих спасенья,

Им приготовят миску чувства

И вкуса разного значенье,

Жрецы шуткуют на экране,

В сетях уловят интернета

Всем тем, что раньше было в спальне,

И не заботило поэта.

(Иероглиф)

Этот снег перекрывает горы и реки,

Вороны кричат в пустых полях,

Оказывается, даже Луна имеет свой конец и начало.

Караван

У Северных ворот восстал песок на ветер

И стражника теперь кто от меча спасет,

Да, говорят, давно уже написан "Вертер"

И тонет в том болоте железный бегемот.

Левиафана путь какой мудрец исчислит,

И бесполезен сон гаданьем на костях,

Летит-летит песок стремительно бесчислен

И тает в нем клинок и с ним - кичливый лях.

Чужие города подвержены раскопам,

Но свой уж не найти поверженному в прах,

Забыт имперский строй и огненным потопом

Приблизилась не смерть - самой же жизни страх.

Всего сильней теперь холодная боязнь,

И грязный этот сель, полночный ураган,

Дозиметр соврет той безупречной вязью,

И пропадет в песках последний караван.

(Иероглиф)

Истинная дружба может быть чиста

Как белые облака

Еще задолго до ухода друга в дальний монастырь.

Разделение

У Каина не было пистолета и патронов,

но точность его прицела был определена разделением - тем выбором,

который применительно к плодам приношения и стал решающим.

Истинно, Господи, когда и где в нас рождается тот миг решения,

после чего точка невозврата и впрямь становится реальной?

Перья

Тревожит последний ветер

Одеяла старых миров -

Пепел и перья, перья и пепел,

Эту плоть дохнущих городов.

Ученые открыли, что небо в заплатах,

Из-за этого у вселенной есть пределы,

Они катастрофичны, и это расплата

За отсутствие смысла и дела.

Каин взялся искать брата,

Песнь Ламеха рождает зверя,

Мор щадит самого Герострата,

Остаются лишь пепел и перья.

Помёт

С душою пленника ли совладать

Под солнцем полдня во вчерашнем мире,

Где сноп не убран и былая благодать

Еще сверкает золотом в эфире,

Кто договор способен исчерпать

До этой буквы и последней йоты,

И зверя этого лишь характерна пасть -

И след его последнего помёта.

(Перекрестья)

На обочине времени не услышишь звон колоколен,

Хлеб, будучи круглым, давно засох на столе в доме,
Куда уже никто не вернется с последней войны,

Ключ, говорят, был оставлен под цветочным горшком,

А ожидание застыло в глубине зеркала, словно лицо,

Которое видел один только греческий коммунист, он же

Поэт

На обочине времени, в мертвой пустоте времён.

(Песни свободы)

Флаг реет над смертью,

Словно лозунг на выборах,

Впрочем, так было не всегда,

Ведь было, что не было выборов,

Однако, твердя, что выбор есть всегда,

Хотя каков выбор между жизнью и смертью,

Если знамя указывает на то, что честь превыше.

Тьма

Ироды тоже ждут чудес и чают: вдруг, кто и воскреснет из мертвых,

Точнее, из убиенных от их рук или, точнее же, руками их стражи,

Словно бы точка невозврата может быть пройдена в обратном порядке,

Однако страх Каина не дает иродам видеть свет и тьму, какие есть,

Потому что тьма внутри уже окончательно поглотила свет.

(Иероглиф)

Через десять тысяч ли встречаешь со свечой человека,

Хочешь записать - "одинокой!", но пальцы замёрзли

И стило падает на камень среди этих снегов.

(Песни балканской провинции)

Кровью сыновей твоих, земля, омыты твои раны,

Дети твои сгорели в огне твоего же пожара,

Исцелить их не достало у тебя силы,

Не скрыла ты следов их от стремительного ворога,

Не утаила и извести для их праха,

Даже не припомнила всех имен за поминальным столом.

(Школьное богословие)

Окно дня не то же, что окно ночи,

Песок пустыни иной, чем у тебя

Под ногами на сельской дороге,

Все страхи мира не явят истины,

Поэтому нет нужды считать себя

Этой песчинкой.

Квартет

Куда повернется подсолнух,

Зависит от прежнего света,

Как высохнет едкий порох,

Каким будет новое лето.

Чьих предков останки питают

Корней мировых это древо,

Пусть наши потомки не знают,

Как правое строилось дело.

Какие ходили линкоры

В стремнинах былого забвенья,

Как клацали громко затворы

Во тьме этого осужденья.

Не важно, какую могилу

Себе роет эта константа,

Но соль потеряет ли силу

Среди всё того же пространства.

Так затихает гнев войны -

И это высшая загадка,

Ток крови возле бороны

Как символ нового порядка,

Среди скопленья давних звезд

Мерцают новые светила,

Взлетают птицы с прежних гнезд,

У лестниц - прочные перила.

Суть обновления крепка

И лист резной вдруг вне паденья,

И поступь гения легка

Сокроет в прошлом преступленья.

Займется ладан источать

Вновь благодать благоуханья,

И кажется, что все прощать

Способно это мирозданье.

________________________________________________________________

Оставить комментарий © Copyright Спиридонов Андрей Владимирович (radioblago@list.ru) Размещен: 25/09/2020, изменен: 03/10/2020. 32k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2		Ваша оценка:

Спиридонов Андрей Владимирович : другие произведения.

Перекрестья. Песни последних провинций