Он в поту бревно тянул, стрекозу в сердцах ругнул:
" Ты , дуреха, все плясать! Ты что басен не читаешь?
Оттого -то ты не знаешь, как зимой себя спасать.
Иль готов к зиме твой дом? Запасла ль дровишки в нем "?
Стрекоза же отвечала: - " На зиму твою начхала,
Лишь такого не хватало, чтобы я дрова таскала!
Буду впредь плясать и петь! - Знаю как себя согреть.
И не нужно тут гадать, - я найду с кем зимовать.
Если уж не будет мочи, укачу тогда я в Сочи".
Вот и год прошел. Опять муравей к зиме таскать
Стал дровишки. Тяжело! Пот залил ему чело.
Только вытер он глаза,- вдруг навстречу стрекоза:
- Ах, трудяга,-все таскаешь, света белого не знаешь.
Ты когда же будешь жить ?
- Ну, а ты баклуши бить, иль еще не надоело?
Опустись с своих небес и скорей берись за дело!
- Мне что вкалывать? Шалишь!Видишь вон мой
"Мерседес"? Собираюсь я в Париж!
Муравей всхлипнул
- Не врешь?
- В Париж иль в Вену все равно!
Вздохнул муравушка:
- Ну, что ж, увидишь Лафонтена
Скажи ему, что он го-но!
2.
КАВАРДАК (КВАРТЕТ )
Проказница мартышка, осео ,козел, да косолапый мишка
Затеяли сыграть квартет.
Покажется, пожалуй, скучно слишком, коль повторю я тот сюжет.
Но все случилось по-другому, - квартет сейчас в чести большой,
Вы не поверите иному, но приглашают их в Большой!
И этот гвалт, что люди прежде все называли - "кавардак"
Назвали ныне "рок" в надежде, что прогрессивней будет так.
Квартет сейчас дает концерты, и собирает тьму людей.
Под эту музыку,как черти толь танцевать, то ли беситься,
То ли бездумно веселиться- толпа приходит ей-же-ей !
Что ж соловей? - Он не в почете. Ни песен не слыхать его, ни слов.
Но стоит ли грустить в заботе, что устарел Иван Крылов?
ОТВЕТ ДРУГУ,ЧТО ПИШЕТ НАМ ПИСЬМА В СТИХАХ
Презрев пока простушку прозу, смутив знакомых и родных,
Срифмую розу с водовозом, но сочиню и я свой стих.
Я не могу теперь иначе - отВас ведь письма все в стихах
Нас поражают. И тем паче, что дамы наши: "Ох!" и "Ах!"
И строчки Ваши повторяют, меня глазами укоряют,
Ну ,скажем проще,- заставляют в ответ стихи Вам написать.
Писал стишки и я когда-то. Понятно, - молод был тогда
И потому не виноват я,- был легкомыслен, как вода.
К стихам нас рано приучали, - мы в колыбели уже знали,
Что зайку бросила хозяйка. И что сказал ей этот зайка.
Что мишке лапу оторвали, и не было при том печали.
Когда же нас горшку вверяли, ужо мы сами сочиняли!
На нем подумать - время есть!
Мы всем те опусы читали. И нас хвалили, не ругали
И нам приятна была лесть.
Мы под столом еще гуляли, уже поэтами нас звали.
А мы по глупости своей, стихов все больше сочиняли
Пускай без смысла, без идей.
Беда ! И в школе нас хвалили. Но все ж чему-то научили:
Умней кто начал понимать чем отличаются поэты
От тех,кто пишет для газеты, и в цирках могут сочинять.
Да, мы взрослели понемногу, нас жизнь учила очень строго
Стихи для жизни отбирать. Поэзия звала нас к чести,
Искать достойно свое место -мужчинами велела стать!
Я понял: не мое то дело. Уже пора созрела
Оставить сочинительство стихов.
Не стоит тратить лишних слов!
Стихов же нынче океаны, порой они и вовсе страны -
Без рифм и ритма, так сказать, "свободно стали сочинять.
Не только трудно их читать,но нужно голову ломать,
Чтоб в них мыслишку отыскать.
А этот стих - он мой последний, коль обещал его намедни
В ответ Вам как-то написать.
Друзья мои не лейте слезы! Быть может что в порядках прозы
Сумею лучше я сказать.
"КРАСНЫЙ ДЕД@
Недавно смотрел по "телику" кино с таким названием. Содержание его незамысловатое. Живет-де в России такой неразумный дед, все еще скорбящий о развале Советского союза и сочувствующий организации левой ориентации. Он даже поддается агитации и оставля-ет в наследство этой организации немалую сумму денег. Фильм, впрочем, не объясняет какие они "левые", но это и не важно - раз критикуют на митинге существующий в Рос-сии то ли строй, то ли режим, - значит нехорошие, одним словом "левые". Правда, кое-что, если не об идеологии, то о практике этих "левых", фильм все же демонстрирует: То они посылают наемных убийц, устраняют своего предшествующего лидера, то они соби-раются убрать и нашего главного героя, этого самого "красного деда" чтобы ускорить на-следование.. И уж, если в самой России симпатичный мне, в общем, дед не мог разобрать-ся, то мне из далекого от нее Израиля и пытаться не стоит, хотя конкретно об этих, пред-ставленных в фильме, так называемых "левых", сомнений не возникает, что они бандиты с притворной демагогической социалистической позицией, все еще достаточно привлека-тельной в России. И создается мерзкое впечатление, что там сейчас "мочат и сверху, и снизу".
Вот почему появилось у меня желание объяснить моим детям и внукам позицию та-ких "красных дедов", к которым отношусь и я сам, воспользовавшись элементами био-графии нашей семьи.
Моя мама, выросшая в семье провинциального раввина, относилась к советской власти совершенно благосклонно. После черносотенного царского правления, ограничившего ев-рейское население во всех правах, ужасов петлюровских погромов, евреи местечек приоб-рели равные гражданские права, могли жить, работать и учиться наравне со всеми граж-данами. Мама не очень вникала в детали советской идеологии, но одобряла политику со-циального и национального равенства , терпимо относилась к антирелигиозным меро-приятиям и властным переменам. " В государстве, - поясняла мне в детстве бесхитростно мама, - должен быть царь, неважно как он называется. Вот раньше в России висели в до-мах иконы и портреты императора, то бишь царя российского, Николая. Теперь же вместо Николая и икон Ленин и Сталин везде висят - советские цари, и хотя икон нет, поступают они более по-божески. Потому, как признают равенство людей". Маме моей не повезло насчет образования до революции - ей удалось окончить лишь российское двухклассное училище, что в годы ее детства было редкой удачей в еврейской среде . Но мама еще знала идиш и, вероятно, сносно, иврит. Мама много читала на русском и на идиш, и в двадцатые годы вела кружок ликбеза (ликвидации безграмотности) для взрослых на языке идиш. Уже в тридцатые годы, будучи матерью двух учеников, она продолжила свою учебу и в 1937г. успешно закончила седьмой класс вечерней школы для взрослых. Благо, все это было дос-тупно и бесплатно .
В те годы семья наша жила в небольшом районном городке ("местечке") Олевске Ки-евской области (позже Житомирской) Евреи составляли большинство населения городка, и на здании горсовета рядом с вывеской на украинском языке была вывеска и на идиш. В прошлом в местечке было несколько синагог,( еще и на моей памяти их было не менее четырех). Их постепенно закрывали, и в здании самой крупной и красивой из них размес-тили еврейскую школу (на языке идиш).
Мне не пришлось учиться в ней, так как мама разумно решила, что идиш не имеет пер-спективы, и устроила меня в 1928г. в местную начальную школу железнодорожного ве-домства, где преподавание велось на украинском языке. Это был период т. н. "скрыпни-ковщины" - "украинизации", и в Олевске не было русской школы. У меня остались самые добрые воспоминания об этой школе, хотя ее неказистое одноэтажное здание располага-лось за городом и за железной дорогой, прямо в лесу. Вокруг школы был ухоженный фруктовый сад . Мы, школьники, принимали самое активное участие в уходе за садом, по-этому бережно относились к деревьям и кустам, и не опасались находившейся в саду па-секи.Зато урожай этого сада шел почти целиком в ученическую столовую, и ученикам разрешалось подбирать что-либо упавшее с дерева. Учеба проводилась по пятидневному графику то есть - "четыре дней работаем, а пятый выходной". Так тогда работала вся страна. Школой руководил директор школы (кажется, тогда он назывался заведующим) Борис Александрович Гусаренко - человек средних лет, симпатичной внешности, всегда аккуратный и подтянутый. Он преподавал в выпускном - четвертом классе и, разумеется, занимался всей административной и хозяйственной работой . Кроме него работали в школе две немолодые учительницы - сестры: Мария Ларивна и Олена Ларивна. Припо-минаю первый школьный день -это надо же восемьдесят лет тому! Как только учительни-ца нашего первого класса стала писать на доске палочки и кружочки, и объяснять что они означают, я немедленно начал помогать ей. Ведь я еще до школы начал бегло читать. Ока-залось почему-то, что учительнице моя помощь не нравится, и на следующий день она взяла меня за руку и отвела в соседний- второй класс, сказав той учительнице: " Олено, забери цього хлопця, вин уже все знае и заважае мени ".
Так я сразу очутился во втором классе. Учили и воспитывали нас хорошо и интересно. Кроме грамоты, которая мне и большинству ребят и девочек давалась легко, нас учили как вести себя в школе и вообще в обществе. Разумеется, что дети в классе были разные. Кро-ме учеников из местечка, преимущественно из еврейских семей, в классе учились дети железнодорожников - стрелочников, ремонтников и обходчиков путей, служащих стан-ции. Было несколько сельских ребят из окрестных хуторов. Они приезжали в школу по-путным товарными или маневровыми поездами, дрезинами или приходили пешком. Были среди них "переростки". Запомнился мне, к примеру, такой мальчик по фамилии Шибець-кий, старше меня почти на три года, рослый и красивый. Он носил сельскую "свитку" (домотканую куртку) и "постолы" (лапти) Мы с ним, было, подружились. Он был способ-ный, но почему-то плохо читал. Я ему помогал в учебе, приносил ему из дому интересные книжки, он меня защищал от более сильных обидчиков.
В те годы отмечались в школе многие события и лица, которые в те времена, носившие еще следы былой революционной романтики, считались значимыми для мировой рево-люции. Так , в январе отмечалась, понятно, годовщина смерти ЛЕНИНА - 21 января и день "кровавого воскресения" - 22 января. В феврале, естественно, праздновали День Красной армии, отмечали (бывало, что и демонстрацией) февральскую революцию - (помнится мне почему-то -12 февраля, хотя царь Николай отрекся от престола 2(15)марта). Вероятно оттого, что в марте и без революции хватало праздников: 8 марта - Междуна-родный женский день, его и до сих пор празднуют в некоторых странах и семьях, а 10 и 11 марта на Украине отмечались как праздничные дни, посвященные Тарасу Григорьевичу Шевченко. В апреле вспоминали , ясное дело, день рождения Ленина (22.04), кроме того - Ленский расстрел ( 4(17) апреля 1912г.) и Парижскую Коммуну (18.03 - 28.05 1871г).-ее отмечали, помнится,-18 апреля. Праздник Первомая - день международной солидарности трудящихся отмечали даже два дня - 1-го и 2-го мая так как1-го была непременная демон-страция тех же самых трудящихся, к которым очевидно относились и мы, начиная с пер-вого класса. Вот летних праздников не помню, и особой нужды в них не испытывал - лет-ние каникулы сами по себе - праздник. Зато осенью самый большой праздник - годовщи-на Великой Октябрьской Социалистической Революции - так пышно ее называли свыше 70 лет. И отмечали соответственно два дня с непременной демонстрацией, а где можно, то и c парадом. Зато Новый год отмечали скромно, по-семейному. Это уж потом, я уже и школу заканчивал, появился, вернее, возобновился обычай устраивать новогодние ёлки и празднества. Нас воспитывали в вере в коммунистические идеалы, в отрицании религиоз-ных верований и обрядов. В канун самых больших религиозных праздников Рождества и Пасхи мы из начальной нашей школы присоединялись к уличной демонстрации протеста с факелами против их празднования.
Мы очень рано приучались к общественной жизни и общественному мнению, причем даже в мировом масштабе. Припоминаю, к примеру, что чуть ли не во втором классе мы ходили собирать подписи на листах протеста в связи с казнью Сакко и Ванцет-ти. Мы впитывали идеи социализма в первых классах, особенно не размышляя, при общей относительно благополучной ситуации в стране. С 1931г.я уже учился в 5 классе Олев-ской средней школы, директор которой Ступин Григорий Матвеевич, да и все учителя были хорошими людьми и стремились дать нам полноценные знания. Школа была " поли-техническая". Выражалась эта "политехничность" в том, что в школе были оборудованы две мастерские - слесарная и столярная, в которых нас немного обучали соответствую-щим специальностям ,впрочем, на самом примитивном уровне - скажем, в течении учеб-ного года сотворить табуретку либо сделать стамеску или задвижку для дверей . Кроме того мы учились работать в школьном огороде: каждый ученик получал небольшую гряд-ку и задание вырастить на ней определенные овощи, которые в какой-то мере использова-лись для школьного питания. Это приобретало практическое значение так как в нашем го-роде ,как и везде стали ощущаться трудности с продуктами. Была введена карточная система на продукты питания, но и при ней появились очереди. Нам объясняли в школе, что возникшие трудности с питанием обусловлены угрозами им-периалистов и необходимостью быстрой индустриализации, а также упорным сопротив-лению кулачества проводимой коллективизации сельского хозяйства. Мы, школьники ве-рили этому. Впрочем до настоящего голода в нашей семье не дошло: мы все же получали по карточкам какой ни есть хлеб -то кукурузный, то ячневый или вообще из "комбикор-ма" - смеси низкокачественных зерновых с горохом, фасолью итп. Покупали на рынке картофель и, разумеется, выручала корова, с которой наша семья не расставалась все эти трудные годы.
Пожалуй первые сомнения в политике партии появились у меня после убийства Ки-рова и, последовавших за ним массовых репрессий и расправ над старыми коммунистами - соратниками Ленина . А после убийства Кирова началась "ежовщина" - период массо-вых репрессий, когда первоначально в газетах печатались подвалы одних фамилий рас-стрелянных. Впрочем, вскоре их перестали печатать. В январе 1938г.,когда я уже был студентом Киевского мединститута, и приехал на каникулы в Олевск, меня поразила ма-лолюдность местечка - оказалось,что чуть ли не половина мужчин нашего приграничного городка репрессирована. В их числе оказались три брата по фамилии Красс - Бенюмен, Мотл и Янкель - моему папе они приходились двоюродными братьями. Родители дружили с этими семьями, и понимали, что по своему положению обывателей и ремес-ленников, они ни в чем не могли согрешить ни в прошлом, ни в настоящем против совет-ской власти .Их забрали в одну ночь и они бесследно исчезли. Из школьных учителей так же исчез молодой учитель украинского языка, только недавно закончивший университет. Когда я вернулся с этих каникул в Киев, оказалось, что и в институте ряды основательно поредели - в том числе исчез бывший директор института Кондрашин. Коснулась эта жат-ва, или скорей косовица и студенческих рядов. Мне запомнилось, как мы исключали из комсомола учившихся в смежной группе ,брата и сестру Леву и Еву Смертенко. Их вина состояла в том, что их дядей оказался Гамарник, живший в Москве, к которому они ,будучи детьми, заезжали иногда с родителями.(Гамарник был начальником ГЛАВПУР-а Красной армии и застрелился в период этих репрессий). На этом комсомольском собрании присутствовал секретарь райкома комсомола, который грубо обрывал всякого, кто пытал-ся защитить этих ребят. За исключение проголосовали немногие, большинство просто не голосовали. Однако, в протоколе записали, что исключили ребят единогласно, так как и против исключения никто не решился голосовать. Ведь райкомовский секретарь преду-преждал - "кто не с нами, тот против нас! ", и будет исключен из института .Все это произвело отвратительное впечатление, но ,видимо, cовершенно недостаточная осведомленность и малый жизненный опыт не позволили мне должным образом оценить эти и последующие за ними события. Между тем, экономическое положение в стране заметно улучшилось. Была отмененена карточная система, на прилавках магазинов появились все необходимые продовольственные товары.
Ухудшающаяся международная обстановка нас, я имею ввиду студенческую молодежь, мало тревожила, даже военные столкновения с японцами у озера Хасан (1938г.) и у реки Халхин-Гол показались нам малозначимыми, тем более, что они достаточно быстро за-кончились решительной победой наших войск, в непоколебимую мощь которых, мы свято верили . Более тревожной нам представилась ситуация на Западе, после того,как немецко-фашистские войска вторглись в Судетскую область(1938г.), а затем оккупировали всю Че-хословакию. Нас разочаровала неудача переговоров нашей страны с Англией и Францией весной 39г., а затем неприятно поразила крутой поворот нашей политики навстречу Гер-мании, завершившийся заключением советско-германского договора(23.08.39). Мы ин-стинктивно не доверяли гитлеровской Германии, будучи воспитанными многолетней ан-тифашистской пропагандой.
1.09.1939 началась германо-польская война. С 3.09 в нее включились на стороне Поль-ши Англия и Франция, а с 10.09 к ним присоединилась и Канада. Тем не менее, гитлеров-ские войска быстро продвигались к восточным районам Польши и 17.09.39г. Советский Союз ввел войска в эти районы, обосновав это необходимостью защиты братских наро-дов - украинцев и белорусов, живущих там. В октябре 39г. советские войска были вве-дены в страны Прибалтики - Литву, Латвию и Эстонию. Вскоре все эти территории были присоединены к Советскому Союзу. 30 ноября того же года началась война между Совет ским Союзом и Финляндией, которая закончилась подписанием мирного договора, по ко-торому Карельский перешеек и ряд др. территорий отошли к СССР . А в июне 40г.к Со-ветскому Союзу без военных действий были присоединены Бессарабия и Буковина, за-хваченные Румынией в 1918г.
Мы, студенческая молодежь, относились к перечисленным событиям в общем положи-тельно, хотя без энтузиазма, косясь на успешные действия немецко-фашистских войск в Западной Европе. Наша официальная пропаганда, впрочем не провозглашаемая открыто, а ,так сказать, для "внутреннего употребления" ориентировала нас на то, что для нас ре-альной целью уже происходящей войны, является социалистическая Европа. Мы в эту войну неминуемо вступим тогда, когда нам это будет выгодно. При этом лекторы, высту-павшие обычно от имени партийных органов, одно время - в период войны с финнами, вероятными ближайшими противниками считались Англия и Франция. Такая программа нам излагалась на лекциях по международному положению. В печати же, и по радио сдержанно сообщались о событиях в Западной Европе, без комментариев. Предвоенная ситуация ощущалась все больше внутри страны. Были приняты законы, ужесточавшие трудовое законодательство: запрещалось увольнение с предприятия по желанию, прогулы стали считаться уголовным преступлением. Была введена оплата за обучение в институте, ограничена выдача стипендий, студентов первых двух курсов призвали в армию. Появи-лись упорные слухи о сосредоточении немецких войск на границе. И вдруг появилось за-явление ТАСС от 14 июня 41г.,в котором жестко отрицалось вероятность нападения Гер-мании на Советский Союз. Все понимали, что такое заявление отражает позицию Стали-на, и ему доверились - Сталину в ту пору народ верил!
Но 22 июня война началась, и началась с сокрушительных поражений наших войск.
Уже24.06 пал Вильнюс, 28.06 оставлен Минск. В нашем Киеве в первые дни войны ца-рил подъем, повсеместно проходили оптимистические митинги, предвещавшие нашу ско-рую победу. На одном из них, транслируемый по радио ученый обещал ( это в июне-то 41-го!) создать атомную бомбу для победы. Однако, уже через несколько дней оптимизм сменился тревогой, пошли слухи об эвакуации, которые очень скоро стали явью. 7.07 от-правилась в эвакуацию наша семья, а я, со своими сокурсниками, задержавшись на не-сколько дней на оборонных работах под Киевом, все же 21.07 добрались до Харькова.Там выяснилось, что нас досрочно выпускают и призывают в армию. Мы с удовлетворением приняли это решение. Обидно было сидеть за учебниками, когда наши сверстники уже сражаются с врагом.
1-го августа 41г. я уже был в армии на северо-западном фронте. Мне очевидно повезло: мне не пришлось пережить наше отступление и связанное с ним огромные потери в тече-нии лета и осени 41г. Я успел лишь быть свидетелем нашего отступления из Новгорода в августе 41 и принять участие в оказании помощи раненым, пострадавшим в этих боях.
Затем воинская часть ,в которую я получи назначение, а ею оказался 41 отдельный ба-тальон ВНОС, был срочно переведен в район Архангельска, и я прослужил в нем до апре-ля 42г.,в сущности, в условиях тыла. Я, правда, весь этот период работал доброхотом в одном из эвакогоспиталей, получив при этом очень ценный хирургический опыт.
В апреле 42 г. я был назначен на должность командира операционно-перевязочного взвода 246 отдельного медсанбата Сотой Львовской стрелковой дивизии, и прослужил в
ней до ее расформирования летом 46 года. Должно быть, я неплохо справлялся со своими служебными обязанностями, так как за время пребывания на фронте был награжден тремя орденами и медалью "За Отвагу". Я же был свидетелем массового героизма и беззаветной храбрости наших солдат и офицеров в борьбе с немецкими фашистами.
Мне и после войны довелось служить в Советской армии, и у меня сохранились доб-рые чувства к ней. Я благодарен армии за постоянное ощущение товарищества , интерна-ционализма, справедливости и порядка, царившего в ней. В 43г. ,пребывая на фронте, я поступил в кандидаты, а затем и в члены коммунистической партии. При этом, разумеет-ся, никаких карьеристских побуждений у меня не было, Просто время было такое, реша-лась судьба Родины, и представлялось, что каждый порядочный человек, ответственный за ее судьбу, должен быть в ее рядах.
Правда, серьезные сомнения возникли у меня в тот период ,вскоре после войны ( 46-49гг), когда я по состоянию здоровья, после перенесенной на фронте тяжелой контузии, был уволен из армии. В Киеве тогда был совершенно невообразимый разгул антисеми-тизма и украинского национализма.
Мой товарищ Станислав Джигора ввел меня в курс создавшейся ситуации: Уже нака-нуне войны в Киеве стали сосредотачиваться из западных областей кадры ОУН - УПА ( организации украинских националистов и Украинской повстанческой армии). Вместе с немецкой армией вошли руководящие деятели этих организаций в ожидании того, что из рук немцев они получат " верховну" власть в "самостийной Украине". Это не произошло - у немцев были свои планы насчет Украины. Однако немцы воспользовались их помо-щью для создания местных органов власти, полиции, и ликвидации еврейского населения и партизанского движения. Широко известно, что их руками совершались массовые казни на Украине. В оплату этих действий оуновцы и привязавшаяся к ним огромная свора кри-минальных элементов, любителей "поживиться", получили полную свободу действий в захвате квартир и имущества бежавших из Киева жителей - главным образом киевских евреев, которых полагалось немедленно выдавать в случае обнаружения.
С возвращением советской армии, наиболее преуспевшие на этом поприще бежали или попрятались в селах, но погодя, обнаружив, что советским властям не до них, стали воз-вращаться и активно сотрудничать в создании местных органов советской власти в Киеве. Ведь бывшие советские кадры либо продолжали воевать с немецкими оккупантами, либо еще находились в эвакуации со своими предприятиями, а многие из них погибли.
Так случилось, что Киев после его освобождения из рук немецких оккупантов, оказал-ся фактически во власти украинских националистов на долгие годы, может быть до самой "померанцевой (оранжевой) революции" в ноябре 2004г. Разумеется " в верхах" - в рес-публиканской, может быть и областной власти были "проверенные" советские кадры (од-нако стоит вспомнить как быстро Леонид Кравчук (родом из Ровенской области) - первый президент Украины ,а в недавнем прошлом секретарь ЦК КПУ, вошел в согласие с нацио-налистами). Но "на местах"т.е. в масштабах городских и районных властей отчетливо хо-зяйничали бандеровцы. Иначе нельзя объяснить то, что когда мои родители вернулись в Киев из эвакуации, их на пороге довоенной квартиры встретил зять бывшей хозяйки ,заявивший, для убедительности с топором в руке, что на этой улице "жиды жить не бу-дут", потому, что так решил "вуличний комитет".Собственно, и в институте ощущались перемены особенно, связанные с отборов кадров. Почти откровенно ограничивался прием на учебу и на работу евреев. Директор Киевского ортопедического института, в котором я до повторного призыва в армию успешно работал в совершенно благоприятной атмосфере
Иван Пименович Алексеенко -старый коммунист, длительное время занимавший пост за-местителя министра здравоохранения УССР, в частной беседе примерно так оценил соз-давшуюся ситуацию в политике партии по национальному вопросу: "Это все временные издержки тактики, обусловленные немецкой оккупацией и фашистской пропагандой на-счет " жидо-бильшовицкой власти".Приходится временно несколько ограничивать евреев. Но стратегия наша интернациональна, и это, несомненно, вскоре скажется и на тактике. К сожалению, этот прогноз не оправдался. Национальная рознь в стране нарастала не только по отношению к евреям и не только на Украине. Это в сочетании с экономическими труд-ностями привело к развалу Советского Союза. Многие считают эти события закономер-ными, национализм и ксенофобию неизбежными. Но я то помню счастливые годы совет-ской власти, когда дружба между людьми разных народов считалась естественной и без-условно возможной, несмотря на огромные материальные трудности и тяжелые репрес-сии. Для нас, рожденными евреями, которые рассеянны по всем странам и континентам
эта возможность на равных дружить с другими народами жизненно необходима. Для нас пагубна ксенофобия, национальная и религиозная нетерпимость. Мы обязаны приобщать-ся к мировой культуре и самим обогащать ее Поэтому и остаюсь я в мечтах "красным де-дом". Наяву я слишком стар чтобы что-то предпринимать, да и мало нас осталось таких дедов. Но уверен , идеи эти, социалистические идеи, основанные на интернационализме в будущем неизбежно победят.
Тем не менее, в обозримом будущем, на мой взгляд, крайне важным является существо-вание и укрепление еврейского национального государства. Для подлинного интернацио-нализма человечество, видать, еще не созрело. Это завещает Вам ваш собственный крас-ный дед. Припоминаю справедливые строчки совершенно разных поэтов:
" Для радости (толковой жизни) планета наша мало оборудована" (Маяковский)
" Коль обречен ты быть евреем, то приезжай сюда , (в Израиль) мудак. (Губерман)
Как наша Ира поступала в институт
В 1978г. Ира успешно закончила 27-ю среднюю школу в Харькове и пришла пора оп-ределяться с институтом, то есть нужно было решить куда поступать, какую профессию выбирать. Для нас всех в семье было очевидно, что у Иры сложилась склонность к гума-нитарным профессиям. Она увлекалась поэзией, и сама начала писать неплохие, на мой взгляд, стихи, посещала литературный кружок при Дворце строителей и кружок чтецов- декламаторов при Дворце работников связи.
Однако, все мы в семье понимали, что поэзия, литература вообще, не могут "в наш жестокий век", в наше время, в эпоху заката социализма советского образца, стать основ-ной профессией. Вступающему в трудовую жизнь молодому человеку, даже, если этот че-ловек - молодая девушка, необходимо для начала приобрести реальную материальную основу - "базис", как нас учили со школьной скамьи. При обсуждении реальных возмож-ностей, было решено, что Ира будет поступать в ХИИКС- Харьковский институт инжене-ров коммунального строительства на факультет -Осветительные приборы и освещение городов. Решение это было в определенной мере обусловлено тем, что ряд вузов Харько-ва уже успели зарекомендовать себя, как абсолютно недоступные для абитуриентов-евреев. К числу таких относились Харьковский университет, политехнический, медицин-ский, юридический институты .ХИИКС не успел удостоиться такой славы, и вообще счи-тался менее престижным. Но именно этот институт заканчивала до этого наша старшая дочь, Лена, и были в институте на кафедрах знакомые преподаватели "из наших" т.е .с той же порочной пятой графой, а это обнадеживало.
Школу Ира закончила хорошо, т.е. без троек и с явным преобладанием отличных отме-ток не только среди гуманитарных предметов, но и по математике, физике и химии. А 27-я школа в Харькове была первоначально ориентирована, как физико-математическая, и комплектовалась со старших классов, с известным отбором, хотя без предварительных экзаменов, но без троек в годовых свидетельствах. Учеников набирали из всех районов города и ближайших сельских районов. Так, что средний уровень учащихся был довольно высок. И учительский коллектив подобрался очень квалифицированный. Ведь слабому учителю было не удержаться в классе, в котором ученики много знают, не ограничивают-ся школьными учебниками, а еще и почитывают разные журналы такие как "Наука и жизнь" "Химия и жизнь ", "Знание - сила", "Квант" и др. Не случайно ученики этой школы часто занимали призовые места на республиканских олимпиадах, вызывая особое неудовольствие киевских деятелей в сфере образования еще и тем, что большинство из призеров евреи . Ведь и в школе этой училось много детей из еврейских семей. Директор школы - ,сам украинец , Бульба Иван Федотович совершенно спокойно относился к этому факту и считал, что для учащегося важнее всего желание и умение учиться при нормальном поведении. Признаться, мне лично не все нравилось в той атмосфере, которая сложилась в классе Иры, когда я невольно сравнивал ее с той, что была в моем. (сорок лет тому назад!) Определенная чрезмерная и преждевременная самостоятельность, нарочитая развязность, чванливость, пренебрежение к окружающим и общепринятым нормам, отра-жали, на мой взгляд, безыдейность, идейную несостоятельность в среде молодежи, и не только молодежи советского общества того времени.
Одним из мелких, но характерных проявлений этого являлось развитое и общепринятое репетиторство в подготовке выпускников средней школы к конкурсным экзаменам при поступлении в институт . Подчиняясь этой своеобразной моде, мы для Иры тоже не по-скупились на репетиторов по математике и по физике. И авторитетные репетиторы нас заверили, что Ира вполне подготовлена к экзаменам. Я не очень доверял, распространяв-шимся слухам о том, что на приемных экзаменах еврейских ребят сознательно провали-вают, что экзаменаторы получают на этот счет строгие указания. Мне думалось, что пока существует советская власть и руководящая роль коммунистической партии, ни один функционер не решится вслух давать такие указания, явно фашистского толка.
И результат первого экзамена Иры по математике как бы опровергал эти слухи, Экза-мен ,правда, был письменный т.е. труднее поддававшийся фальсификации, но оценка -"отлично" не вызывала сомнений.
Следующий экзамен был устный, по физике. Согласно принятым в институте правилам, успешная оценка на этом экзамене, т.е. "отлично" или "хорошо", освобождала Иру от дальнейших испытаний. И, хотя я не сомневался в Ире, и в канун этого экзамена у меня было ночное дежурство, следовательно бессонная ночь, я после дежурства пошел в ХИ-ИКС, чтобы как-то морально поддержать ее своим присутствием вблизи. Ведь для нас обоих результат этого экзамена был очень важен еще и потому, что Аня - жена очень бо-лела, и страстно хотела, чтобы вопрос с устройством Иры в институт был решен.
Мне удалось подойти к институту лишь часам к десяти, так как в последние минуты де-журства доставили очень тяжелого больного. Я написал "удалось подойти к институту" - это не точно отражает возможности, допускаемые администрацией для участия родствен-ников в процессе экзаменов. Не только в здание, но и в обширный двор института войти нельзя было. Можно было лишь ждать на улице, по ту сторону ворот. И там уже собралась группа ожидающих родственников и товарищей абитуриентов. Впрочем, уже вскоре они сами начали выходить, но Иры долго среди них не было. Терпеливо прождав до двенадца-ти, я решился спросить об Ире одну из выходящих абитуриенток. Я выбрал для этого од-ну, показавшуюся мне симпатичной, сельского вида чернявую невысокую девушку, шед-шую одиноко. Я спросил ее, не видела ли она мою дочь Иру, тоже невысокую и чернявую, которая сдает вступительный экзамен. Девушка сразу сообразила:
- А, это Вы наверно о той бедняге, которую уже более часа мучают. Это же потому, что она еврейка. Я еще только вошла готовиться, а она уже отвечала по билету. И отвечала бегло, уверенно. Но вскоре ее экзаменатор прервал, стал задавать еще какие-то вопросы, затем почему-то она пересела к другому экзаменатору, тот почему-то кричал на нее , я подробностей не знаю ,мне было не разобрать что там происходит, да мне и самой надо было готовиться. Я ,вот, уже вышла, и впереди меня двое ответили, а ее все еще не отпус-кают.
- А как вы сдавали?
- Да, знаете, без проблем. Быстро ответила по билету, получила пятерку и ушла. Они же сами, экзаменаторы, небось, устали и не придираются. Тут передо мной парень отвечал, так что-то тянул и путал. Я, конечно, подробностей не знаю, но ушел он довольный - ре-бята говорят, "четыре" получил.
Я поблагодарил девушку и остался ждать. На сердце стало тяжело, но я понимал, что мне нужно крепиться, что Ире, бедняге, как сказала та девушка куда, как тяжелей. Хоть бы она не вспылила, не рванулась в бой за справедливость. Вспомнил, как моего двою-родного брата, Милю,который в свое время сдал все экзамены в Киеве на "отлично" не приняли в институт с формулировкой "за неучтивое поведение".
Из здания института продолжали выходить абитуриенты, а Иры все еще не было. На-конец появилась и она. У меня сердце сдавило, когда я ее увидел. И так небольшая, она стала еще меньше, она шла одинокая, согнутая, медленно через длинный и пустой двор и непрерывно молча плакала, не вытирая слезы. Я схватил ее в обятья, когда она появилась из калитки и как-то не размышляя, быстро отвел в сторону от ворот.
- Иронька, не надо плакать, - говорил я ей,- не надо доставлять радость этим гадам. Ведь ,в сущности, экзамены в институт не самая важная проблема в жизни. Ты обязательно бу-дешь учиться в институте, может и не в этом, может и не с первого раза, но высшее обра-зование ты несомненно получишь. Вот, к примеру подруга нашей Лены - Люда Волоша-ненко сознательно не поступала в институт несколько лет, пока не появилась возможность приобретения желаемой профессии - скульптора.
Мы поднимались медленно к Пушкинской. Ира все еще беззвучно плакала, но уже не тряслась и не дрожала, как раньше. Наконец, она заговорила сквозь слезы прерывистым и несколько охрипшим голосом:
- Папа, - первое, что она сказала, - они издевались надо мною, потому, что я еврейка.
- Может не стоит сейчас об этом, - замечаю. - Успокоишься, потом подробно расска-жешь
- Нет, я должна сейчас. Я сама не могу хорошо вспомнить и разобраться с тем, что там происходило, а мне это крайне нужно.
- Тогда, потерпи чуточку. Мы сейчас дойдем до Парка Горького, что-нибудь выпьем с тобой, выберем скамейку на малолюдной аллее, ты и расскажешь. Домой нам не стоит сейчас добираться. Я не хочу, чтобы мама тебя видела в таком состоянии.
В парке было прохладно и уютно, шум и дыхание большого города здесь не ощуща-лись. Все еще волнуясь, Ира стала вспоминать:
- Там были два экзаменатора, один совсем молодой, сам видать недавно из института, второй, напротив, пожилой, матерый, с неряшливой бородкой . У каждого свой стол . В помещении класса, за отдельными столами находились сразу пять студентов - двое отве-чали, трое готовились отвечать по билетам. Я вошла, после вышедшей из класса с широко улыбающейся физиономией только что отвечавшей студентки, подошла к ближе распо-ложенному столу молодого экзаменатора, поздоровалась. Он ответил кивком, взял из мо-их рук матрикул, и пальцем указал на экзаменационные билеты, лежавшие стопкой на его столе. Я взяла билет и лист чистой бумаги со штампом, полагающийся мне для подготов-ки , и пошла к свободному столу готовиться.
Билет оказался нетрудным. Задача из области тепломеханики, связанную с эквивален-том Джоуля, я ее быстро решила. На все три вопроса успела подробно написать ответы -исписала весь лист. Успела понаблюдать даже, как экзаменуется парень, за которым ве-роятно должна я пойти. Он что-то путался, но экзаменатор (молодой) его не торопил, ви-димо, кое-что даже объяснял ему.
Наконец их беседа закончилась,судя по всему оба были довольны, друг другу даже улы-бались. Но улыбка тотчас исчезла, когда я подошла к экзаменатору. Он взял из моих рук билет и лист, стал их смотреть. Я спросила можно ли мне отвечать , он только кивнул в ответ. Я отвечала по первому вопросу и не понимала слушает ли он. Он даже не смотрел в мою сторону. Но, когда я перешла ко второму вопросу, он неожиданно прервал меня:
- Не надо больше. Я это уже читал, и готов и готов поставить вам тройку.
- Но почему тройка,- оторопела я, - Ведь Вы мне не сделали никаких замечаний, И я гото-ва отвечать на следующие вопросы. В школе у меня по физике было "пять", и мне даже стыдно перед своей учительницей Тамарой Ивановной получить "тройку".
- Разумеется, - вы все Эйнштейны. И чего это вам всем всегда нужно больше других.
- Пожалуйста, спрашивайте меня еще.
- Что же, ежели тебя тройка не устраивает, - он вдруг перешел на "ты", - поспрашиваю, но уже не по этому билету. Вот тебе для начала задачка..Какое давление ты оказываешь на дорогу при ходьбе
- Разрешите мне взять лист и записать условие
- Нет, нет.Теперь это устный экзамен и никаких записей.
- Но мне нужно подумать, вспомнить
- А что тут думать? Это устные примеры на сообразительность!
- И на меня посыпались вопросы и задачи, которые ,я припоминала, мне встречались в сборниках задач для олимпиад. Мои попытки что-то сказать при этом немедленно преры-вались громкими возражениями (чтобы всем было слышно в аудитории) : "чепуха", "глу-пости несешь"ерунда", и тут же следовал другой пример. Я поняла, что меня сознательно и демонстративно проваливают, и растерялась. А тут мой экзаменатор нанес последний удар. Он обратился к другому экзаменатору:
- Роман Васильевич, поговори, будь ласка, з цею дивчиною. Вона толково все расписала по билету, но совершенно ничего не соображает в физике.
- Так зачем ты ее передаешь мне? Ставь ей двойку и дело с концом.
- Нет, я уже обещал ей " тройку",но она недовольна.
- Так она еще и наглая! Ладно, пусть пересядет ко мне.
Я поняла, что это у них отработанная система "сыпать" со страховкой, но что мне было
делать? Стиснула зубы, чтоб не разрыдаться и пересела. Этот Роман с ходу стал меня сы-пать на системе СИ. Вопрос первый, откровенно издевательский, провокационный:
- Какое давление вы лично оказываете на нашу украинскую землю при ходьбе"?
Однако, не поддаюсь, Реагирую как на обыкновенную задачу, подсчитываю в уме : вес - пусть будет грубо - 50 кг, площадь подошвы - пусть150 кв. см . Следовательно давление - 0,33 кг/ кв.см. Так и отвечаю.
-А сколько это будет бар?
- "Это мне надо на бумаге подсчитать. Я знаю,что в системе СИ давление измеряется паскалями, пьезами, барами, но в уме мне не пересчитать...
- А что такое джоуль?
- Это единица энергии и работы = миллиону эргов.
- А сколько это теплоты?
- Не помню без справочника.
- Вот, видишь! Получай свою тройку, и скажи спасибо твоему экзаменатору.
Мне ничего другого и не оставалось. Старалась сдержаться чтобы не разрыдаться. Ведь система единиц СИ еще только начала внедряться в Союзе, и мы при учебе и решении задач ее практически не применяли.
Я видел, как ей тяжело говорить, как она переживает опять этот экзамен, но не мешал ей -пусть выговорится. Затем предложил зайти в кафе " Кристалл", поесть мороженное, но Ира не захотела.
- Поедем домой к маме, - решила она, - ведь она ждет нас и, вероятно, тревожится.
- Поедем, если обещаешь не реветь при ней. И вообще нечего реветь и устраивать траур.
В конце-концов, для этого решительно нет оснований. Ты же ведь даже не провалилась Подумаешь, тройку получила. А систему единиц СИ, вероятно, следует лучше изучить. Пора уяснить, что мы, евреи, должны больше знать, что нам никаких скидок не будет, мы не можем ровняться на других.
- Да, но обидно очень. Теперь придется опять готовиться, и сдавать еще два экзамена. Сейчас ты уже веришь, папа, что у нас господствует антисемитизм.?
- Ну, повышенные требования на экзаменах - это еще не " господствует антисемитизм". Быть может в Харькове, где издавна живет и преуспевает множество евреев, где даже при царизме не было "черты оседлости", традиционно сложилась повышенная требователь-ность к нам , мы ведь нередко сами похваляемся, что мы, дескать, "богоизбранные".
Сам я подумал, что годы фашистской оккупации и неистовой антисемитской пропаганды не могли не сказаться на мировоззрении населения. Мы действительно разгромили фаши-стскую военную силу, но она успела привить нашему населению свою человеконенавист-ную идеологию, с которой борьба не ведется, Тогда я еще не знал, что она даже поощря-ется сталинским руководством отчего антисемитизм распространился по всей стране
Дальше события происходили следующим образом : Несмотря на недостаток времени и на известную подавленность и, быть может, запуганность после вышеописанного экза-мена по физике, Ира все же успешно сдала необходимые экзамены ,правда только на "че-тыре" так, что общий бал составил 16.Это был так называемый "полупроходной" бал.
Но тут помогла Ире наша Лена, точнее ,ее руководительница Мина Матвеевна. Лена работала в ту пору в "стройбанке", в отделе, который финансировал строительные орга-низации. Узнав подробности экзамена Иры, Мина Матвеевна позвонила директору про-ектного института, которого считала влиятельным и порядочным человеком. Тот пообе-щал, что, если у Иры нет провальных двоек, она будет принята. И слово сдержал.