Ну и жара! Хоть по радио и предупреждали, что температура будет выше обычной, но чтобы такое!... Еле волоча ноги и неподъемный ранец, она доплелась до своего последнго пятого этажа - и сразу под душ!
Пусть мама не говорит, что она расходует слишком много воды и шампуня. В этом дурацком климате можно почувствовать себя человеком только когда смоешь прохладной струей пот и пыль, и остудишь мозги, плавящиеся от зноя.
Она вынырнула из тумана, облаченная в коротюсенький махровый халатик, любимый за цыплячью желтизну и ласковое прикосновение многократно стиранной материи. На голове - чалма из ярко-оранжевого полотенца - а-ля Шамаханская царица.
Овальное зеркало, прибывшее "оттуда" вместе с музыкальным инструментом, на котором стояло, умело порадовать ее, как никто другой. Она приблизила голубое стекло почти вплотную к лицу. Карие восточного разреза глаза глядели лукаво из-под тонких бровей "вразлет".
- Ну, чем ты не Галия? - вслух спросила она свое отражение.
Это имя, созвучное жаркому здешнему ветру, и звукам заунывных
мелодий, все еще смешило ее. Оно похоже на имена скрытых под паранджами героинь старого, но любимого фильма "Белое солнце пустыни": Зульфия, Зухра, Джамия, Лейла... и вот теперь - Галия... Но как трудно привыкнуть, что теперь так зовут ее, Галочку Усаченко, такую пока что нездешнюю...
* * *
Сегодня в классе она сидела одна за последним столом у окна и
делала вид, что понимает, рассуждения болезненно худой для своих пятидести девчоночьих лет учительницы по биологии. Но на деле из всех произносимых слов, воспринимала только "маим"- вода, которое без конца повторялось, и, может быть, потому ей так мучительно хотелось пить. Чтобы отвлечься, она стала стирать пальцем со стола огромного чернильного, динозавра, из открытой пасти которого вытекала комиксовая подпись: "I love you!"
А на перемене, когда Галочка пыталась стереть и эти слова, над
ее головой послышался гортанный вопрос на иврите:
- Так как тебя зовут?
Она обернулась и увидела невысокого шустрого парнишку с черными блестящими глазами и железками во рту для исправления прикуса.
- Галия, - ответила Галочка, обрадовавшись, что кому-то пришло в
голову с ней заговорить.
- Это что, русское имя? - удивился паренек и не очень прилично
почесался.
- Не совсем, - смутилсь Галочка, но объяснять не стала. Тем более,
что ее собеседник пояснений и не просил.
- А у тебя есть друг? - вопрос его был сугубо деловым.
Она пожала плечами. "Ни друзей, ни даже знакомых..." - подумала она, и вспомнила, что у слова хавер*, в иврите есть дополнительный смысл.
- Нет?! - удивился он и ковырнул пальцем в носу. - А в России у
тебя был друг?
Начать с того, что в России она никогда не жила... Да, она сходила пару раз в кино с Костиком Матвиенко и там он, пользуясь темнотой, силился схватить ее руку, а она ее все отнимала, а потом, когда смирилась, щеки будто кипятком обварили... Но был ли Костик ее другом по здешним понятиям?..
- У меня там было много друзей - ушла она от прямого ответа, продолжая безжалостно тереть динозавра.
- О-о-о! - восхитился ее собеседник и заключил - А теперь ты
будешь моей подружкой.
- Это почему? - измерила его взглядом Галя.
- Ты - хатиха*.
Галочка не знала точного значения этого слова, но догадалсь, что это - комплимент.
- А ты - нет, - лучше зная этот язык, она могла бы ответить удачнее.
А так паренек, видимо, обиделся. Потому что в ответ он только сплюнул и произнес незнакомое ей словосочетание...
* * *
- Бат - зона, - словно заучивая, повторила Галочка и вернула зеркало
на пианино.
Мама считала, что не стоит тратиться на настройку, пока занятия не возобновятся. Но денег на уроки музыки тоже пока не было. Приоткрыв крышку, Галочка провела пальцем по клавишам "Тр-р-р-р-р" - спели они дребезжа.
Отец с фотографии из-за зеркала посмотрел с укором: "Чего балуешь?"
Не буду, не буду, - утешила его Галочка, стянула с головы чалму и села за уроки.
В гостиной, носящей здесь пышное название - "салон", она увидела рядом с мамой на низеньком диване незнакомого лысоватого дядечку в золотых очках, за которыми бегали темные глазки.
- Доктор Шимкин, - представила его мама. И добавила: - моя дочь
Галина, здесь ее называют Галия.
Говоря по-русски, доктор странно растягивал гласные и вставлял ивритские слова. Мама, которую он называл "Леничка", под его диктовку записывала в большущей тетради какие-то анатомические сведения, связанные, наверное, с ее учебой на курсах медсестер.
Галочка ушла было к себе, чтобы не мешать, но тотчас вернулась.
- Ты случайно не знаешь, что значит "бат-зона"?
Мамины зеленые глаза посмотрели на нее укоризненно.
- "Тзона" - это, по-моему, питание, - ответила она и добавила:- если у тебя есть еще вопросы, оставь их на потом - ладно?
А доктор Шимкин со странным выражением перебегал взглядом с Гали на маму, но ничего не сказал, а только поправил очки на потном носу.
- Пусть он к нам больше не приходит, ладно? - попросила Галочка, когда доктор, наконец , ушел.
- Это еще что за новости? - удивилась мама.
- Но он мне не нравится!
- А он что, к тебе свататься пришел? Наконец, кто-то согласился мне
помочь... Никто не понимает, как я погибаю от варварской смеси иврита с английскими терминами...
- У него глазки бегают, он бы и папе не понравился, - пустила
Галочка в ход самый сильный, с ее точки зрения довод .
- Ты только папу сюда не путай, - тихо ответила мама. - Ничего плохого я не сделала... А с папой твоим мы вообще-то развелись перед нашим отъездом.
Галочка безмолвно опустилась на низенький диван. Поломанная пружина под ней тихо мяукнула.
О том, что отец еще немного задержится в Донецке - уладить всякие дела - мама сказала ей за два дня до их отъезда. Галя и сама понимала, что немыслимо оставлять без всякой помощи старенькую бабушку, жившую в деревне со слепой тетей Клавой . Непонятно было другое - когда и как отец сможет эти "дела" уладить. Но развестись...
- Так... значит, он совсем не приедет?.. - выдавила она из
протестующего горла.
- Не знаю ... у него за всех голова болит, только о себе подумать
не умеет, - мама тоже вдруг почему-то охрипла
Галочка пошла в спальню на деревянных ногах. Деревянными руками вынула из резной шкатулки кассету с украинскими песнями, которую отец напел для нее накануне отъезда. Голос из наушников показался чужим... Кассетник у них там был неважный, старенький, рижского производства.
Что означает "бат-зона" знали ее соученики по ульпану. Глаза на правду ей открыла Пнина, бывшая Нина, толстая и довольно вульгарная девица, от которой за версту несло табаком.
- Плюнь и разотри, - дружелюбно посоветовала она Галочке, - это у
них обычный матюк, они всем так говорят.
Лего сказать... Четвертый день эта дурость из головы не выходит. Ну сказал бы " корявая", "соплячка", "дура", да мало ли... Но почему "проституткина дочь" - может, потому, что здесь никто не видел ее папку? А, может, и доктор Шимкин маму за "такую" принимает?
Одноклассница с чудным, похожим на звон колокольчика именем Мейталь пригласила ее к себе. Она позвала свой на день рождения в субботу весь их класс, но Гале идти не хотелось. Тем более, что у мамы снова сидел злополучный доктор и не было никаких признаков, что он собирается отчалить.
Только чтобы Мейталь не подумала, что она пожалела денег на подарок, Галочка начала собираться.
Короткое платье цвета спелых абрикос было ей теперь впору и красиво облегало маленькую грудь, напрочь исчезавшую в просторной одежде.
Из овального зеркала на Галочку смотрела очень хорошенькая молодая особа, но уверенности в том, что она сможет справиться с этим непривычным обликом почему-то не было. Првда, отец из-за зеркала поглядывал одобрительно: "Не горюй, дочка, где наша не пропадала"
Две пары вооруженных очками глаз встретили ее в салоне с удивленно.
- Куда это ты так вырядилась? - в мамином голосе почему-то слышались раздраженные нотки.
- Так я же на день рождения иду, - напомнила Галочка, не понимая, чем именно мама недовольна.
А доктор произнес с восхищением:
- Как это я ра-аньше не заметил, Леничка, что у тебя уже такая
взросленькая и краси-ивая до-очь? В како-ом классе ты у-учишься? - обратился он к Гале
- В десятый скоро перейдет, - опередила ее мама.
- Ну так уже можно тебе поду-умать о профессии, - продолжал
доктор. - Я гото-ов устроить тебя в интернат, что там дают теуду-у* сестры.
- Спасибо, я не хочу в интернат и не хочу быть медицинской
сестрой, - ответила Галочка, как можно вежливей, и обнажила в улыбке все 30 зубов (у нее еще не прорезалась последняя мудрость).
- А кем бы ты хотела ста-ать? - поинтересовался гость.
- Фотомоделью, - выпалила Галочка, и улыбнулсь еще шире.
- Только этого не хватало... - мамина тетрадка соскользнула под стол.
- Что это сегодня с тобой?
- Но почему-у, по своему, она права-а, - протянул доктор Шимкин,
оглядев Галочкины ножки. - У нее есть все да-анные!
Он сделал паузу и, потерев указательным пальцем переносицу
продолжил:
- Авал* смотри-и, эта профессия не такая надежная... Тебе стоит подумать о то-ом, что я-а тебе предла-агаю: сейча-ас ты бы могла-а учиться там совсем без денег, авал* пото-ом тебе это будет о-очень дорого.
- Я подумаю, - заверила его Галочка, закусила нижнюю губу, чтобы
не расхохотаться, и попрощалась, заверив маму, что вернется никак не позже одинадцати.
* * *
В 10.30 веселье еще было в разгаре.
- Подожди немного, - предложила Мейталь, когда Галочка собралась
уходить. - Скоро за всеми приедут. Может быть кто-нибудь согласится тебя подвезти.
Галочка ждать не захотела. Зачем надеяться на "может быть", когда идти не так уж далеко?.. Проходя мимо узорных ворот виллы, она представила, как будут подъезжать к ним разноцветные железные красавицы, а их владельцы, критически оглядывая машины друг друга, станут определять свое истиное место в этой череде. У папы в Донецке остался их старенький жигуленок... но вряд ли он хорошо смотрелся бы рядом со здешними иномарками.
Крутая, утопающая в зелени тропинка с лесенками сшивала район вилл с их, менее презентабельным районом. Идти надо было осторожно и медленно, чтобы не полететь, споткнувшись о предательские, не видимые в темноте ступеньки, но вполне невинные кусты, деревья и камни почему-то именно сегодня решили оборотиться в чудовищ, и ей хотелось бежать. Просто смешно - ведь не маленькая она, чтобы темноты бояться.
Дорон, тот парнишка, что тогда в классе к ней приставал, и сегодня на нее тайком поглядывал. Жаль, что она не позвала его с собой, теперь было бы гораздо приятнее не быть одной...
Она вспомнила ночь, когда они вылетали в Израиль. Вроде так долго собирались, а уезжали все равно в спешке. И все мелькало вокруг, как в немом кино: вокзал в Донецке, вокзал в Киеве, зал ожидания в аэропорту и турникет, возле которого отец поцеловал ее в лоб и наказал беречь маму. Легко ему было говорить... Станет мама ее слушаться!...
У входных дверей, как всегда ласково соприкасаясь кронами, дремали, посаженные рядышком, сосна и финиковая пальма, похожая на однононогую балерину в перевернутой пачке. О несбыточности этой встречи писал когда-то Лермонтов, они это в седьмом классе учили... Но здесь такое никого не удивляет.
В окнах салона на пятом этаже все еще горел свет. Галочка оглянулась и поискала глазами на стоянке бордовый опель доктора. Не обнаружив ничего похожего, она решительно нырнула в темный подъезд.
Мама в лиловом халате дремала на диване. Раскрытый учебник валялся на полу, а очки съехали на самый кончик носа.
Ступая неслышно, Галочка проскользнула по коридору в спальню. На широкой хозяйской кровати валялось смятое розовое покрывало.
Ей вдруг показалось, что в квартире у них невозможно дышать. Она резко распахнула окно. Темнота поглотила весь их двор и сосну, и пальму - и ни шороха, ни стона из этой темноты. Она закрыла глаза - зрелище не изменилось. Не открывая глаз, она стала тихо наклоняться , давя животом на лишенную подоконника раму. Дыхание тьмы было подобно нежному ночному ветерку.
- Гала, ты дома? - сонный материнский голос вернул ее к действительности.
И ноги постепенно обрели опору на твердом полу.
* * *
Весна, если можно ее так назвать, совсем себя исчерпала. Дни стояли сплошь жаркие , и надежды на помилование в виде слепого дождика или внезапной грозы - не было. Зной абсолютизировал свои неоспоримые права.
А у Галочки было лишь право на ежедневный душ, и даже его мама пыталась оспорить. Но сегодня можно было мыться спокойно: вряд ли мама что-то скажет ей в присутствии своего дорогого доктора.
Вдоволь насладившись прохладой и нежностью искусственного дождя, она обернулась в цыплячий халатик и закрутила оранжевую чалму, а затем продефелировала мимо мамы и ее гостя в кухню.
- Галя, - услышала она за спиной, - кто это ходит так при
посторонних?
- Я только возьму что-нибудь попить, - невинным голоском возразила
она и предложила: - А может и вам чего-нибудь принести?
- Я бы выпил чего-нибудь, - ответил доктор на иврите, причем голос его казался нейтральным, но явный восторг светился в темных глазках за стеклами золтых очков.
- Горячего или холодного? - подражая гостеприимству Мейталь на
недавней вечеринке, предложила Галочка, тоже переходя на иврит.
- Я вы-ыпью простой холодной воды, - проговорил доктор Шимкин
попрежнему не сводя с нее упорно - бегающего взгляда.
Слегка раскачиваясь, как в восточном танце, она принесла ему на подносе стакан с двумя кубиками льда, а потом удалилась, все также покачивая бедрами, и не замечая ни плотоядных взглядов доктора, ни возмущенной гримасы мамы.
Из зеркала на нее посмотрела коварная Галия во всей ее порочной красе. А отец на фотографии был в недоумении.
- Ничего, пап, не волнуйся, я в порядке, - заверила его Галочка и улеглась лицом вниз на обернутую пестрой простыней кушетку.
Вечером разразилась гроза.
- Ты ведешь себя просто как... как... уличная девка! - кричала мама,
забыв о всяком самообладании. - Я не понимаю, что здесь с тобой творится! Я не знаю как дальше тебя воспитывать!
- А меня не надо воспитывать, - вяло возражала Галочка. - Что я
такого страшного сделала? Предложила гостю воды? Так кто виноват, что ты не догадалась это сделать раньше? У твоего доктора вся лысина в испарине была.
Маму эти слова, кажется, успокоили. А в душе Галии играли и пели злые скрипки. Казалось, некая цель, высказать которую словами она бы ни за что не сумела, уже совсем достигнута, оставался лишь заключительный аккорд... Но доктор почему-то больше не приходил.
* * *
Зато два дня назад явился к ним коротенький веселый старичок, похожий на сказочного Айболита. Он выстукивал и осматривал со всех сторон их пострадавший в пересылке инструмент, пробегался пухлыми пальчиками по клавишам, сокрушенно вздыхал и охал, что-то подклеивал, носился взад и впреред с пылесосом, ползал вокруг пианино на коленках и даже на животе... А под конец, усевшись на круглый вертящийся стульчик, заиграл бравурный "Турецкий марш".
Потом они с мамой о чем-то говорили на идиш, и было странно, что мама, в состоянии поддерживать беседу на этом чудном языке, но еще больше удивил мамин смех. Гале казалось, что она здесь совсем разучилась смеяться.
Теперь она торопилась из школы домой, чтобы успеть немного поиграть до маминого прихода.
Руки многое помнили. Больше того: мелодии, остававшиеся лишь постылыми упражнениями все долгое время зубрежки, вдруг запели по-новому. Музыка звучала в душе еще до того, как пальцы касались клавиш, а когда звуки обретали реальность, Галочка уносилась вместе с ними в иной мир и в другую жизнь: не в прошлое, и даже не в Донецк, но туда, где душе было спокойно, где текли синие реки и кружились в свете голубых лучей хлопья белого снега, а свежий весенний ветер собирал ароматы сирени, черемухи и акации и разбрасывал их по мягкой зеленой траве...
Галя не хотела, чтобы мама слышала ее - ее постоянно раздражают неверный темп и лишние, не записанные в нотах паузы... А вот отец всегда любил послушать ее игру, он и сейчас улыбается с фотографии и даже не думает критиковать.
Стук в дверь оторвал ее от вертящейся табуретки. На пороге стоял доктор Шимкин с огромным букетом мелких колючих роз.
- Мамы еще нету, - сообщила ему Галочка, вспоминая, что мама
собиралась задержаться на курсах.
- Может, ты все же разрешишь мне войти? - тихо спросил гость на
иврите.
Галочка нерешительно отступила в сторон и пробурчала только:
- Но я не знаю, когда она придет.
А доктор стал вкладывать в ее руки букет, пытаясь одновременно заглянуть ей в глаза:
- Я надеюсь, ты лайдешь агорталь* для этих цветов?- прошептал он с придыханием
Она повернулась к гостю спиной и подошла к буфету, на верхней полке которого стояло мамино сокровище - большущая хрустальная ваза, присланная когда-то папой из Германии. Когда колючие стебли вместе с оберточной бумагой, шелестя втиснулись в прозрачные рамки, она с облегчением опустила вазу на столик. Галочка опасалась, что даже ее не хватит для этого необъятного букета.
- Нужно еще воду нали-ить,- прошептал доктор, приблизившись к ней так, что она почувствовала на шее его горячее дыхание.
Ухватив вазу, она почти побежала мимо него в кухню. Но доктор остановил и обнял ее сзади - его волосатые руки коснулись ее груди...
... Господи! Неужели она разбила вазу? Доктор Шимкин лежал на полу, усыпанный мелкими, лишенными аромата розочками и осколками хрусталя. В них, как и в треснувших очках отражалась уродливая, похожая на кривое колесо, хозяйская люстра, полоски света и тени от полуоткрытых жалюзи и картина с пейзажем, где таял снег.