- Гори, тебя начальник зовёт, - в мой маленький, но уютный кабинет заглянула помощник главного редактора Лиза, чем прервала моё занятие по разминке мозга - собирание оригами. - Злой, как обычно.
Она смерила меня сочувствующим взглядом и посторонилась, когда я выходил. Однако губы немного подрагивали, словно она сдерживалась, чтобы не улыбнуться. Что-то скрывает, я уверен.
- Если выживу, приглашу на свидание.
- Иди уже, балабол, - она шутливо стукнула меня по плечу кипой папок и пошла дальше по коридору, разнося мелкие поручения главного редактора и папки с документами по кабинетам других журналистов.
Её приятный голос раздавался уже в другой каморке. Лиза была высокой статной блондинкой 26 лет. Вежливая, терпеливая, спокойная, никогда не унывающая и верящая в людей. Возможно, именно из-за этих качеств Семён Федотыч и взял её работать своей помощницей. С его диким взрывным характером рядом с ним должен быть человек, который не теряет головы и способен успокоить даже быка. Тяжело вздохнув, я направил свои стопы в кабинет начальства. Пройдя прямо по коридору, уткнулся в массивную чёрную дверь с табличкой "Главный редактор Семён Фёдорович Злыдень". Идеально подходящая ему фамилия. Я коротко стукнул, дождался крика, означавшего, что войти можно, и с замиранием сердца приоткрыл дверь.
Прямо передо мной за Т-образным столом сидел и читал свежий номер нашей газеты полный, тучный мужчина лет сорока с залысиной. Он стеснялся своей блестящей лысины, а потому носил парик, постоянно сползавший с потной головы. Жёсткий, требовательный и не прощающий ни единого промаха. За все годы, что я проработал под его началом, ни разу не услышал ни единого доброго или приветливого слова. Но то, что меня пока не уволили, уже было показателем - в его редакции слабаки надолго не задерживаются, что было проверено на нескольких нытиках, отлынивающих от работы.
- Семён Федотыч, вызывали? - я был не робкого десятка, но этот мужчина невольно вызывал уважение и страх к своей персоне. Вероятно, именно эти чувства заставили мои руки дрожать и покрываться липким потом, а голос стать тише и напряжённей.
- Садись, Гори, присаживайся, - он отложил газету в сторону и любезно, даже с улыбочкой, указал на ближайший к нему стул.
Он умеет улыбаться? Что-то новенькое.
- Что-то случилось? Я что-то не так написал? Это же ещё только первый экземпляр, могу успеть исправить... - скороговоркой начал я, выгораживая себя, но меня перебили.
- Да не волнуйся ты так, - он грузно поднялся из своего глубокого и продавленного кресла, обошёл стол и приблизился, нависнув надо мной. - Ничего страшного ты не сделал. Хотя, ты слишком грубо высказался о современном искусстве, но вполне дипломатичная форма, в которую ты облёк свои мысли, тебя выручила.
Тут он замолчал и с нетерпением уставился на меня.
- Так зачем вы меня тогда звали? - не выдержал я давления своего любопытства.
- Вот! Главная причина, почему ты здесь, - он улыбнулся, словно только и ждал этого вопроса, наверняка нагнетал обстановку, чтобы только я задал вопрос, - это...
Он снова замолчал. Я заёрзал в кресле, угнетаемый неизвестностью. Если со статьями всё в порядке, что же тогда случилось? Что-то такое, что привело Злыденя в прекрасное расположение духа. Я молчал и не сводил взгляда с редактора, который на этот раз раскололся сам.
- У меня для тебя, - он вытащил из кармана офисных серых брюк полную руку и указал толстым пальцем на меня, - у меня для тебя есть важное, ответственное задание. От него зависит твоя будущая карьера - если всё получится, то издание "Красного фонаря" возьмёт тебя к себе на постоянной основе без испытательного срока...
- Замечательно! - я в нетерпении крепко стиснул подлокотники, готовый уже прямо сейчас отправляться хоть на край света.
Он прижал к моей груди палец и не дал вскочить, заставив остаться в кресле.
- Погоди, что сегодня с тобой, ты какой-то возбуждённый. Я ещё не договорил. Тебя ждут удача, слава и богатство только в случае выигрышной статьи. Если провалишь операцию, то будь добр искать место в другой редакции.
Он смотрел на меня довольным, прищуренным глазом. А я не мог отойти от некоторого удивления. Безумная радость и опасение оказаться без работы рвали на части. Не то чтобы я сомневался в себе, однако какой благоразумный человек не взвесит все "за" и все "против", прежде чем ответит.
- Допустим, теоретически, что я согласился. Какое задание вы мне поручаете?
- В наш город приехала выставка передвижных художников, - он склонил голову. - Знаменитых художников, - он указал пальцем в потолок, и я с трудом подавил желание расхохотаться, настолько комичным было выражение его возвышенного и значительного лица. - Тебе необходимо познакомиться с авторами картин и владельцами выставки и сделать несколько фото. Всё как обычно, ты уже писал о таком. Так каков будет твой положительный ответ?
Он улыбнулся ещё шире, и все прочие складки и морщины на его лице заметнее выделились. Затем сложил белые ручки на выпирающем сквозь рубашку животе. Мы пару мгновений играли в гляделки, пока я не кивнул.
- Да, я берусь за это дело.
- Замечательно! - он оттолкнулся от стола и переваливающейся походкой вернулся в своё продавленное кресло. - Завтра в 11 утра будь на выставке. Держи адрес. В редакцию с утра, если хочешь, можешь не приходить, только фотоаппарат возьми. И не забудь расписаться.
Он протянул мне листок, который я взял в сомнамбулическом состоянии, подобрал свою газету и вновь углубился в чтение, перестав меня замечать. Из-за развёрнутого листа вдруг раздались рык и ругательства. Надеюсь, не на мою статью. Когда я находился уже у дверей, до меня долетели слова:
- И позови ко мне Ярослава, хочу рассказать ему кое-что о...
Ой, Ярик, ты попал! Я дальше не слушал, пулей вылетел из кабинета и, захлопнув за собой дверь, прислонился к ней спиной. Сердце билось, грозя выскочить из груди. Воздуха не хватало. Я разевал рот, как рыба на суше, стараясь вздохнуть. Из дальнего, последнего кабинета вышла Лизка, улыбаясь и что-то тихо отвечая Ярославу. Она звонко засмеялась, вырвала руку, которую удерживал скрытый в комнате парень, и пошла ко мне. Точнее, в свой кабинет, ещё меньше моего, расположенный рядом с главным редактором. Она, не переставая посмеиваться, помахала мне, приглашая войти, и сама скрылась внутри. Я последовал за ней. Если быть точным, просто шагнул влево и сразу же оказался в скромной, но уютной маленькой комнатке два на два метра, заполненной бумагами, книгами, цветами в горшочках на подоконнике, стенах и сейфах, фотками с летнего отпуска всей редакцией в горах, маленькими статуэтками, которые мы дарили ей на всевозможные праздники, брошенными ручками и прочими предметами секретаря 26 лет. И в середине этого хаоса, в котором она чувствовала себя, как дома, стояли стол с раскрытым ноутбуком и стул с высокой спинкой. Она села и принялась что-то быстро отстукивать по клавишам, а я прислонился к косяку, положив руки в карманы.
- Почему ты сказала, что он злиться? При мне он даже улыбался.
- Я хотела, чтобы ты подготовился ко всему, что может ожидать, - она бросила на меня взгляд поверх ноутбука, улыбнувшись. - Ведь ничего же страшного не произошло?
- Не произошло, - подтвердил я и подошёл чуть ближе. - Злыдень сказал, что завтра у меня последнее дело, если напечатаю хорошую статью, то меня могут взять в "Красный фонарь".
Она замерла и взглянула на меня с удивлением и радостью. Но вдруг тут же отчего-то расстроилась.
- Ты так хочешь нас покинуть? - голос потускнел, словно ей всё равно и на меня, и на столь выгодное предложение, так что я даже растерялся.
- Их - хочу, но не тебя, - она вновь расцвела, хоть и не стёрла недовольства с лица, и вернулась к работе. - Но мне надо двигаться вверх. Неужели не порадуешься хоть немного?
- О, я бесконечно рада, - она закатила глаза.
- Что-то не слышу радости, один лишь сарказм, - наклонившись над столом, опёрся на руки и заглянул в её прекрасные карие глаза.
- Говори, чего нужно, - она поправила выбившиеся из причёски пряди волос и посмотрела на меня как на нерадивого ученика.
- Выдай мне фотоаппарат, - она записала моё имя в бланк, заполнила некоторые графы и протянула мне расписаться. Черканув какие-то закорючки, вернул лист. - И ещё одно.
Она нагнулась назад, за спинку стула, и вытащила пред наши очи фотоаппарат. Когда он очутился нас толе, она спросила:
- Что же ещё?
- Не хочешь завтра сходить со мной куда-нибудь погулять? Я ведь слов на ветер не бросаю, - намекнул ей на шутливую фразу о свидании.
Она мило покраснела и явно растерялась.
- Даже не знаю, я... у меня... - не зная, что ответить, она пыталась выкрутиться хоть как-то. - Если только после работы, ты же знаешь, Злыдень меня даже в обед не выпускает. И это если работы не окажется...
- Но сама-то ты согласна? - нагнулся ещё ниже, почти коснувшись её носа своим.
- Конечно же, согласна! - она быстро чмокнула меня в нос. - Только скажи время и место.
- Я зайду за тобой в редакцию после выставки. Рабочий день заканчивается в половине шестого. Только дождись меня, если я опоздаю к этому времени.
Помахав на прощание, вышел из кабинета и, тихо насвистывая какую-то мелодию, вразвалочку направился в дальний конец коридора. Когда я выходил, она выглядела довольной и вполне счастливой. Её радостная улыбка передалась и мне. Поэтому предпочёл не заметить гримасы недовольства на лице Ярика, когда остановился возле его кабинета. Постояв в дверном проёме пару минут, обсуждая внутри себя весь завтрашний вечер до мелочей, очнулся только от чёткого "кхе-кхе".
- Гор, тебе что-то нужно? - сквозь очки он рассматривал меня вполне дружелюбно. А может, это просто влюблённому всё кажется хорошим. - Или влюбился в меня ненароком?
- К твоему несчастью, не в тебя. Однако я по делу. Зашёл передать приказ Злыденя посетить его немедленно, - вышло немного кровожадно. - Зайди к нему, что-то в статье твоей нашёл.
- На 5 полосе? - он немного побледнел и нервно взлохматил уложенные с гелем волосы, забыв об этом.
- Вроде бы да.
- Вот чёрт! - со стоном он откинулся на мягкое кресло на колёсиках и закрыл лицо руками.
- Ладно, я пошёл дальше работать, - точнее, собирать оригами, поскольку дел особо важных пока не было. - Удачи!
Он что-то пробурчал в ответ и нехотя поплёлся к кабинету редактора. Потом робко постучался. Я остановился около своего кабинета, чтобы понаблюдать за ним. Дверь чуть приоткрылась, и он с гримасой ужаса за грудки был втащен внутрь. Дверь захлопнулась, оттуда раздались тонкий писк и ор, от которого закладывает уши. Из остальных кабинетов даже не выглянули, чтобы узнать, что за шум. Я с хохотом прислонился к стене с золочёной табличкой, на которой чёрными буквами было написано: "Горислав Владимирович Сомайт ". Скоро я перееду.
До конца рабочего дня за отсутствием особо сложной работы собирал журавликов и развешивал их под потолком. Фотоаппарат, настроенный и уже приготовленный к работе, стоял на столе. Часы на стене пробили половину седьмого. Сразу в коридоре раздался шум, гул и говор. Работники как по команде встали и собрались домой. Всё в редакции Злыденя было расставлено по местам. Он как часовщик, заводит по утрам механизм, а верные шестерёнки не дают ему остановиться. Я накинул кожаную куртку, подхватил тяжёлый рюкзак с бумагами, блокнотами и прочей ерундой журналиста и затерялся в общем потоке выходящих.
Редакция находилась в одноэтажном деревянном здании. Не старом, но и не новом. Едва вышел из ворот, как наткнулся на Ярика, одиноко курящего возле них. Он, нервно дёрнувшись, оглянулся на меня и снова вернулся к состоянию апатии. Глубокая затяжка, морщинки на лбу на мгновение разгладились и снова появились, он выдохнул дым, больше не обращая внимания на меня. Видимо, выговор редактора он воспринял глубже, чем должно. Из всей редакции он оказался самым впечатлительным и потому больше всех страдающим от нападок Злыденя.
- Ярослав, всё хорошо? - дотронулся до его плеча.
- Всё шикарно, - ещё одна затяжка, разглаженные морщины на лбу и вновь собранные в очерчённые складки.
Мы помолчали. Он выкинул окурок на асфальт, растёр его ногой и поправил сползающий с плеча рюкзак.
- Пошли ко мне? Сегодня одиночество не лучший друг, я уверен.
Он удивлённо глянул на меня. Может, действительно следует оставить его в покое? Одиночество иногда полезно. Помогает разобраться в себе и отдохнуть от окружающего мира.
- Нет, спасибо, я лучше домой. До завтра.
Мы пожали друг другу руки с новым неизвестным чувством и разошлись в разные стороны. Ярик был стажёром 23 лет, только что закончившим университет. Не знаю даже, что девчонки в нём находили, но, если верить отзывам на страничке редакции, им нравились не только его статьи. Он освещал колонку экономики и с самого первого появления возненавидел меня. И это сразу стало взаимно. Сегодня что-то изменилось. Что-то другое возникло, приблизив нас примерно на шаг. Может, когда-нибудь станем друзьями? Но нет, вряд ли.
Я жил недалеко от редакции, всего минут 10 ходу. Старая, потрёпанная многоэтажка. Электронный ключ. Писк. И дверь со скрипом отворилась, пропуская меня. Поднявшись по лестнице в три ступеньки, заковырял маленьким серебряным ключом в почтовом ящике с цифрами 65. Ничего. Даже по углам пошарил, вдруг завалилось куда-то. Пусто. Надо будет завтра позвонить на почту, что-то опаздывают. С тяжким вздохом закрыл ящик и направился к лифту. Табличка "Лифт не работает", криво приклеенная на лоскутки скотча, добавила мало приятного. Придётся по лестнице. На 8 этаж. Впрочем, за несколько месяцев начинаешь привыкать к спортивному восхождению.
Вот и квартира. Тяжёлая чёрная дверь направо в нашей секции с молоточком в виде головы орла вместо звонка. И ключ тоже необычный - такой же тяжёлый, массивный, кованый, с орлом в профиль. Провернув пару раз, ввалился сначала в общий с соседями коридор, а после и в саму квартиру. Ботинки направо под полочку у двери, куртку налево, на вешалку. Рюкзак на полочку. Он со стуком упал на деревянную подставку, не удержался на краю и сполз с диким грохотом на пол. К счастью, ноутбук и фотоаппарат остались в редакции. Я, словно и не заметив его манёвра, ушёл на кухню. В сентябре уже темнело рано, но свет я не торопился включать. Что там есть в холодильнике? Молоко, сырой картофель, батон белого хлеба и сгущёнка. Просто набор холостяка. Но пришлось научиться готовить что-то из малого количества продуктов, чтобы не умереть тут с голоду. Родители жили в другом конце города и приезжали ко мне лишь по выходным. Или я к ним. Ладно, кофе есть, проживу до утра. Пока поставил турку на конфорку, пока намазал кучу кусочков батона невероятным количеством сгущёнки, совсем стемнело. Телефон в куртке зазвонил. Кофе уже подходило, но я стрелой кинулся к вешалке. Дикими скачками вернулся обратно и застал именно тот момент, когда кофе коричневой в крапинку пенкой выливался на мою идеально чистую плиту.
- Чёрт! - провёл пальцем по экрану, принимая вызов. - Привет, мам.
- Гори, здравствуй! Мы тут с папой в поход собрались, заранее готовимся. Не хочешь с нами? - у неё, судя по голосу, было прекрасное настроение.
- Если на выходных, то буду рад. Ты же знаешь Злыденя, он не отпустит и к умирающему родственнику, - мама хихикнула, а я вылил кофе в высокую синюю кружку, одну из многих, рядочками выстроившихся на столе, хоть и используемых раз в квартал по каким-либо праздникам. - Как там папа?
- Купил палатку, - она явно закатила глаза. - Да, мы с вечера пятницы уезжаем, вечером в воскресенье вернёмся. Так что время подготовиться есть.
- Скажи ему, что палатка - почти самое главное, - мама тяжко вздохнула, а я засмеялся. - И пусть шампуры возьмёт, а я мясо замариную.
- Замётано, сынок, - папа забрал сотовый у мамы и теперь распоряжался им самостоятельно. - Всё, доброй ночи!
Он отключился. Надо будет завтра, после встречи с Лизой, купить мяса. С размаху упав на скрипящий старый диван с потёртой синей обшивкой и выпирающими пружинами, едва не опрокинул на себя кофе и тарелку со сладкими бутербродами.
В ванной, после душа, укутанный в полотенце, заглянул в зеркало и потрогал щетинистые щёки, которые настоятельно требовали бритвы, но мне было как готовить, так и бриться. На меня смотрел высокий, спортивного телосложения (но отнюдь не накачанный, вы не подумайте лишнего, я и спорт очень далеки друг от друга) брюнет 25 лет. Синие глаза светились усталостью и утомлённой радостью. Вернувшись в спальню, я снова завалился на диван, едва не сбросив с рядом стоящего столика пустые кружку и тарелку, и мгновенно заснул.
Я сидел в деревянной лодке, старой и дырявой, не имея ничего, кроме одежды и вёсел. Солнце светило нещадно, опаляя и вызывая жажду. Вёсла мягко скрипели в уключинах. Вокруг простиралось необъятное сине-чёрное море. Куда ни глянь, везде вода. В небе собрались тучи. Я взялся за вёсла, стараясь уплыть подальше от начинавшегося шторма. Вдалеке показалось тёмное пятно, по направлению к которому я плыл. Горя желанием узнать, что там находится, я стал грести быстрее. Но пятно не приближалось, а я начал уставать. Пошёл дождь. Я на секунду приостановился. И, когда первые капли упали на мой лоб, внезапно очнулся у себя на диване.
Странный сон. Вместо того, чтобы выспаться и с пустой, отдохнувшей головой отправиться в картинную галерею, я собирался в раздражении, сердито пиная попадавшиеся вещи.
На улице настроение не улучшилось. Пошёл мелкий, моросящий дождик. Серые тучи закрыли небо от, возможно, последнего сентябрьского солнца. Пришлось накинуть капюшон, чтобы скрыться от назойливых острых капель, однако рюкзак защитить не было возможности - зонт остался дома. Включив музыку в наушниках почти на полную громкость, шёл сквозь толпу, ничего вокруг не замечая. Постепенно поток людей рассосался, идти стало легче. Впереди что-то происходило, но, не задерживая на этом внимание, я шёл так же прямо и уверенно. По асфальтированному и обсаженному цветами и высокими полуголыми деревьями тротуару медленно стекали тонкие струйки воды, скатываясь к специальным желобкам, по которым она, весело журча, катилась дальше. Вдруг я остановился, будто наткнулся на преграду. Какое-то неосознанное движение получилось, словно моё тело решило начать жить собственной жизнью. В удивлении выдернул наушники и огляделся. Передо мной разворачивалась стройка.
Я прошёлся вдоль оградительной красно-белой полосатой ленты. Пара мужчин в серых касках обсуждали какой-то план, командовали другими рабочими, своими подчинёнными, указывали на оставшиеся электрические установки, которые мигом собирались и увозились.
- Чего нужно, парень? - ко мне подошёл хмурый бородатый мужчина крупного телосложения в синем комбинезоне. - Слепой, что ли? Али не видишь, что закрыта улица?
- Мне просто пройти надо, - указал куда-то за его спину, хотя до моего места назначения осталось всего улицу перейти.
- Ещё раз повторяю - здесь закрыто, по другим улицам ходи, - он буркнул что-то ещё и закричал на двух парней, перетаскивающих мешки с цементом, чтобы они поторапливались.
Со злости скрипнул зубами и, не глядя, наступил в маленькую лужу, окатив себя невысокими брызгами воды. Замечательно! В свой самый удачный день я так неудачлив и неуклюж. Я, конечно, не опаздываю, но хотелось бы прийти пораньше. Пока же буду обходить, совсем много времени потеряю. И в тот момент, когда я был готов развернуться и броситься в обход, я заметил свет и тихую, заглушаемую шумом улицы и дождя, музыку, доносящуюся откуда-то слева. Точно, я же по этому переулку ходил когда-то давно, срезая и без того короткий путь. Не сумев победить свои любопытство и тягу находить приключения, убедил себя, что, если пойду через него, то и время сэкономлю, и заодно посмотрю, что же там происходит. Зачем-то с великими предосторожностями оглядевшись по сторонам, постарался незаметно зайти в тёмный, ограниченный от остального мира переулок. Музыка и свет по мере продвижения увеличивались, ручейки путались под ногами и хлюпаньем оповещали о себе. Я сделал ещё пару шагов и оказался перед самым странным магазинчиком. Которого раньше здесь точно не было.
Деревянная вывеска над стеклянной витриной, заваленной самыми странными предметами, начиная от связок волос и трав и заканчивая отрезанными головами и чашками с сухими длинными ногтями, немного поистрепалась, искрошилась, где-то треснула, так что даже тонкие щепочки вздыбились, словно щётки. На её чёрном фоне лимонными буквами было написано: "Магазинчик Миреи Моролли". Чуть ниже на правой от входной двери витрине рваными кусочками скотча был приклеен лист с таким текстом:
"Уважаемые покупатели!
С 3 числа сего месяца по 18 число того же месяца в нашем магазине проводится акция:
Три корня мандрагоры по цене двух!
Пять граммов лепестков ромашек по цене трёх!
На весь ассортимент перьев скидка 25%!
Книги по кулинарии - практически даром!
Для ветеранов Лайстайской компании и битвы при Озайот - на всю продукцию скидка 45%!
Приходите! Не упустите возможность!!!".
С другой стороны переулка раздался дробный стук каблучков и всхлипы воды под ногами. Я отпрыгнул от витрины, чтобы меня не заметили у такого странного заведения. Но это не помогло.
- Молодой человек, что же вы не заходите? - рядом со мной остановилась миловидная девушка с восточными чертами лица и смугловатой кожей. - Негоже в такую погоду стоять без определённой цели на улице.
- Вы о чём? - я переспросил, вдруг мне показалось, и это она не у меня спрашивала. Или вообще не про магазин.
- То есть? - в её глазах засветилось недоумение. - Вы стоите перед открытым магазином и мокните. Если вы впервые в нашем городе, зайдите, я всё вам покажу.
- Да нет, извините, мне пора, - пробормотал я, но меня никто уже не слушал. Девушка, что-то щебеча про внезапно испортившуюся погоду, которая сулит большие перемены, про повышение цен на перья феникса, про проигрыш на скачках кентавров, повернула ручку в форме листа и втащила меня внутрь.
Отказаться сил уже точно не было - как всегда, победило любопытство. Поэтому я, заглушив в себе чувство долга и бредовости ситуации, шагнул вперёд. Изнутри пахнуло теплом и сыростью, пылью и затхлостью. Не удержавшись, громко чихнул. Из разных углов магазина, в которых будто никого не было, только шляпа летала сама по себе и книги переставлялись, раздалось дружное "Будь здоров!". Не знаю кому, но ответил "Спасибо!". Слева расположилась касса с молоденькой продавщицей, которая встретила меня улыбкой и отложила какой-то модный журнал.
- Чем я могу вам помочь? - она достала из ящичка тощую брошюрку. - Я вас раньше не видела, вы, наверное, гость города, вот, держите перечень товаров, которые можно приобрести у меня. Если что-то понадобиться, позовите. А вам, Лидочка, как обычно?
- Конечно, госпожа Моролли. И ещё добавьте три проклятия, пожалуйста, к тем, что я обычно беру, - девушка, с которой я встретился в переулке, начала рыться в сумочке в поисках денег.
- Особый клиент? - госпожа Моролли значительно приподняла брови, выкладывая на прилавок самые странные вещи - тринадцать золотых колокольчиков, испещрённых красными тонкими знаками, пузырьки с разноцветными жидкостями и надписями типа "Для белых", "Для бурых", "Для чёрных", "Для редких", "Для ломких" и прочее, щётки и щёточки разных размеров и форм, гребешки и заколки.
- И не говорите, - Лила возмущённо закатила глаза. - Уже третий раз в этом месяце приходит...
- Простите, вы о чём? - едва вышел из ступора, как на меня обратили изумлённые глаза.
- Ах, простите, не представилась, - Лида всучила мне белый прямоугольник из картона. - Лидия Петровна, парикмахер, - и разговор дам плавно потёк дальше.
Стараясь игнорировать косые взгляды, бросаемые на меня во время их перешёптывания, пробежался глазами сначала по картонке. Которая оказался визиткой: "Лидия Петровна Наяр, эксперт по чистке крыльев ангелов, гарпий и проч. Звонить по телефону 6-358-310-229". Я в недоумении поморгал пару раз, пытаясь осознать прочитанное. И это не шутка? Судя по их серьёзному разговору, они верят в этот маскарад. Положив визитку в карман куртки, далее, чтобы укрепиться во мнении, что все здесь сошли с ума, заглянул в предложенный список предметов, и дрожь пробежала по телу. Перья и когти гарпий, крик сирены, закупоренный в сферу, джинн в бутылке, демоны, заключённые в такие же бутылки, кровь суккубов... И это только редкости! Чем дальше в лес... Мне перестало хватать воздуха, я, не прощаясь с дамами, вылетел на улицу. Которая приняла меня моросящим дождём, свежим воздухом, реальностью... и музыкой, доносящейся из раскрытой шкатулки с левой витрины. Но это же всё просто бред! Розыгрыш! Я посмотрел на телефонные часы и в ужасе бросился с места. Потому что перед посещением выставки я хотел зайти в редакцию забрать фотоаппарат и ноутбук, а для этого требовалось всего лишь не опоздать. Громко шлёпая по всё увеличивающимся лужам, бежал, как будто за мной гнались. А может, так и было на самом деле. Буквально залетев в ворота редакции, резко распахнул дверь, заскочил внутрь и с грохотом закрыл её за собой. Из кабинетов повыглядывали, чтобы увидеть нарушителя спокойствия. Я замахал на них руками, как бы говоря, что хватит глазеть. Однако, когда я зашёл в свой кабинет за вещами, из противоположного за мной начали ненавязчиво подглядывать. Меня это не устраивало, поэтому я закрыл дверь. Которая тут же, не успел я присесть в кресло, чтобы чуть-чуть отдохнуть, распахнулась.
- Чего ты такой взмыленный? Торопился? - Лиза дождалась моего кивка и обрадовала. - Мог не переходить на бег. Злыдень сказал, что выставка из-за дождя переносится на час дня по этому адресу.
Она дала мне клочок бумаги, исписанный широким почерком Злыденя, а я, восстанавливая дыхание, глубоко дышал и рассматривал Лизу. Сегодня она была особенно хороша. Белокурые волосы уложены в замысловатую косу с мерцающими при свете ламп цветками. Не знаю, как девушки так делают, но это действительно достойно восхищения. Как и я, надела джинсы и толстовку. В ней сочетались эффектность и комфорт, поскольку в такую погоду разумнее одеваться теплее. Увидев её ямочки на щеках и морщинки в уголках глаз, сразу тоска и ожидание чего-то плохого отпустили меня. Магазин и его сумасшедшие обитатели забылись. Я улыбнулся ей в ответ. Иногда улыбка родного человека согревает быстрее, чем свитера или батареи.
- Как договорились - после интервью я зайду за тобой в редакцию. Подождёшь меня немного, хорошо? Я сразу после выставки занесу фотоаппарат, и пойдём с тобой куда-нибудь.
- Конечно, Злыдень тоже не будет против, если я останусь на лишнее время.
Она вышла, закрыв за собой дверь, и оставила меня скучать в одиночестве. Куртка отправилась сушиться на батарею. Я откинулся на спинку кресла и сцепил руки за головой. Сон, до нереальности яркий, отчётливый и словно предостерегающий, не давал покоя. Так, мне нужен сонник. Открыв ноутбук, дождался, пока он загрузится, и ввёл пароль. Шустро стуча по клавишам, почти не глядя на клавиатуру, забил в поисковик фразу "к чему снится море в шторм". И нашёл столько информации! И нужной, и не нужной. Но вот этот сайт, кажется, хороший:
"Что предвещают ночные грёзы, в которых спокойное море моментально преображается в бушующую бездну? Такой сюжет можно расценивать как предсказание грядущего. В реальной жизни сновидец окажется внезапно втянутым в водоворот событий, на которые не сможет оказать существенного влияния.
К чему снится шторм на корабле, если на борту находится сам хозяин сна? Такое сновидение предупреждает о том, что вскоре человек станет участником общественных волнений. В первую очередь это касается тех, чья профессиональная деятельность связана с политикой, а так же людей с активной жизненной позицией".
Ого, меня что-то ждёт в будущем? Но я ведь всё равно не верю в сны... Хотя, та девушка, Лидия, если я её не выдумал, тоже что-то такое говорила. Про изменение погоды, про грядущие события, поменяющие жизнь магов. Я закатил глаза. Не верю я во всю эту ерунду! А как же визитка? Нормальный человек такое не напишет. Порылся в кармане куртки и выудил помятый кусок картона. Осмотрел с двух сторон. Всё та же надпись. Я, конечно, знаю фанатов фэнтези, магии и прочей чепухи, но чтобы они докатились до обустройства магазина... Надо обратить внимание властей на этих сумасшедших. Глянул на время и закрыл ноутбук. Зачитался, засиделся, лучше пораньше выйти, чтобы не опаздывать.
Подхватил куртку, фотоаппарат, рюкзак, покинул кабинет... И уже возле входной двери меня осенила идея.
- Лиза, можешь сделать доброе дело? - одним мощным скачком преодолел расстояние от входа до её двери.
- Да, конечно, - она встала из-за стола и приблизилась ко мне. - Что надо сделать?
Я закрыл с предосторожностями дверь, оглядываясь по сторонам. Чтобы, тьфу-тьфу-тьфу, никто не увидел, что мы будем делать. А то решат ещё, что мы тоже с ума сошли. Лиза в недоумении смотрела на мои приготовления.
- Прошу, прочитай то, что здесь написано.
- "Лидия Петровна Наяр, парикмахер. Для записи звонить по номеру 6-358-310-229".
- Всё? - я постарался скрыть моё разочарование.
- Всё, - она кивнула и вернула визитку. - Кто такая эта Лидия Петровна? И чем тебя так заинтересовала эта визитка?
- Не знаю, - честно ответил я, но любопытство в глазах Лизы никуда не исчезло. - Я проходил по переулку - на главной улице ремонт - вместе с какой-то женщиной. Мы с ней немного поговорили о погоде, и она дала эту визитку. Я подумал, почему бы и не взять? - я чувствовал удушающее желание рассказать всю правду. Кто бы, конечно, мне поверил. - Парикмахер никогда не бывает лишним.
- Верно, - она всё ещё с сомнением смотрела на меня, словно догадывалась, что я не совсем честен. - Впрочем, ты прав. Как раз мой любимый парикмахер уволился. Могу я взять визитку, чтобы как-нибудь сходить к ней?
- Бери, мне всё равно она не нужна, - отдал клочок картона обратно. - Если она окажется хорошей, я буду рад. Только не стриги волосы слишком коротко.
- Я подумаю.
Она на прощание быстро поцеловала меня в щёку. И я вновь растаял от её улыбки, от этих морщинок в уголках глаз, от этого озорного взгляда.
- До вечера!
Я вышел из её кабинета и уверенной походкой уже победившего участника гонки направился к выставке.
К моему глубокому сожалению, дождь не прекратился, а стал только сильнее. По желобкам бежали уже не ручейки, а полноценные реки. Вода стеной заливала глаза, падала за ворот куртки. Пришлось как-то укрыть кофр с фотоаппаратом полами куртки. Нацепив наушники, не смотрел по сторонам, пробирался через большие лужи и редких прогуливавшихся зевак, по какой-то непонятной причине любящих дождь. Один экспонат шёл очень медленно, прямо по сухому отрезку тротуара между двумя глубокими лужами. И обойти нельзя, и подтолкнуть стыдно. А он, как будто назло мне, остановился совсем, созерцая серое небо, плотно укрытое тучами. Я зарычал.
- Дай пройти! - слегка толкнул его плечом.
- Здесь ещё полно места, обойди! - сквозь дождь донёсся молодой мужской голос.
- Почему бы тебе не сделать шаг в сторону? Тогда я обойду тебя!
- Ну, уж нет, здесь слишком много воды! - он обернулся, но я не успел как следует разглядеть его, только заметил такие же, как мои, синие глаза, странно блестевшие из-под капюшона и нависших мокрых волос.
Не ощущая в себе никаких признаков страдающей совести, одним мягким толчком пододвинул парня в лужу и сам прошёлся по другой. Всё честно - мы вымокли оба.
- Эй, что ты творишь?! - парень возмущённо прокричал мне вслед, но я уже ушёл слишком далеко, чтобы ответить.
Через полчаса блужданий по мокрому городу, набрав в ботинки воды и полностью вымочив куртку, я остановился у высокого многоэтажного здания с большими стеклянными дверями. С двух сторон его окружали такие же высокие здания. Сверившись по бумажке, что это именно тот дом, поднялся по широкой лестнице в четыре ступеньки и толкнул створки, стараясь не касаться стекла мокрыми руками. Попав во внутреннее маленькое помещение с горячим кондиционером, невольно расслабился и расстегнул куртку. Толкнув вторую дверь, замер, поражённый красотой и пестротой помещения.
Большая, необъятная комната, и, если смотреть с моей точки обзора, дальние углы и коридоры оставались незамеченными. Между высокими колоннами прохаживалась публика самых разных мастей. Со страхом разглядел среди них знакомые шляпу, костюм и трость. Это нечто болтало с высокой рыжеволосой женщиной средних лет, обсуждало картину, возле которой они остановились, подавало ей руку. И бедная женщина, с таким воодушевлением рассказывающая о чём-то, даже не знает, с кем общается. По всем стенам и колоннам развешаны самые разнообразные картины, напоминающие идею "необычное в обычном". Повсюду гуляли парочки, держась за руки, стояли у картин одиночки в наушниках или с блокнотами, пристально вглядывающиеся в предметы на холсте, медленно прохаживались от картины к картине группы туристов и посетителей выставки, ведомые экскурсоводами.
- Добрый день, могу вам чем-нибудь помочь? - ко мне из ниоткуда выплыла, высоко поднимая голову, низенькая старушка с седыми, красиво уложенными волосами.
- Здравствуйте. Не подскажете мне, где сейчас находятся директор выставки и авторы этих замечательных работ? - в доказательство обвёл рукой помещение.
- Зачем они вам нужны? - сухой дребезжащий голос никак не вязался с её милыми чертами лица. Улыбка больше напоминала гримасу отвращения.
- Меня зовут Горислав Сомайт, я журналист, моё начальство договаривалось с вами о сегодняшней встрече, - протянул ей руку для рукопожатия, на которую старушка даже не обратила внимания.
- Ах, вы тот самый журналист, что будет освещать выставку? - фальшивая улыбка стала шире. - Тогда прошу за мной. Господин Чаплин и госпожа Мэрилин пожелали встретиться с вами лично, с глазу на глаз.
Она повернулась, как робот, её взгляд не останавливался ни на чём, продолжая блуждать по публике и будто не замечая её. От этого взгляда мне стало слегка жутковато, даже мурашки по плечу побежали. А, нет, это просто вода стекает. Но старушка и правда странная. Она провела меня сквозь толпу, никого не коснувшись, ни на кого не накричав, однако перед ней расступались все, неосознанно уступая дорогу. Меня же толпа, схлынувшая при её приближении, теснила и толкала, мешая свободному прохождению. Вдруг я потерял старушку из виду и в замешательстве закрутил головой, разыскивая мою проводницу.
- Входите, молодой человек, господа ждут вас - она внезапно появилась с правой стороны и мягко, но настойчиво подтолкнула к стене, около которой застыли подростки. И вновь исчезла.
Всё это, мягко говоря, пугает. Стараясь об этом не задумываться, повернулся к стене, в которую мне надо войти. Присмотревшись, увидел потайную дверцу, заделанную под интерьер помещения. Около почти незаметной полосы, разделяющей стену на две части, я заметил маленькую, миниатюрную кнопку, по цвету сочетающуюся с крашеной стеной. Растолкал толпящихся и весело гудящих подростков, которые мешали мне пройти, застыв у картины с живыми конями, запряжёнными в бричку, достиг стены и аккуратно провел по ней подушечками пальцев. Так и есть, потайной ход. Здесь вот уголок стены слегка искрошился, словно об него много раз стучала дверь. Нажав на кнопку, отпрыгнул назад. Потому что дверь с тихим скрипом резко растворилась. Я оглянулся по сторонам и нырнул в открывшийся проход. Дверь за мной захлопнулась уже бесшумно.
Это был обычный коридор, такой же, как и первое помещение. Однако сильно пахло сыростью, затхлостью и чем-то ещё, не поддающимся определению. Мокрая куртка прилипала к спине, с ботинок вода стекала на каменные плиты пола и оставляла мерцающие лужицы, с волос капала на плечи и заливала лицо. Тусклый желтоватый свет лился из трёх круглых плафонов на потолке. В конце короткого, всего три-четыре метра, коридора блестела железная дверь с маленьким глазком и тяжёлой мрачной ручкой в виде оскаленной головы льва. По пути я снял куртку, стараясь не забрызгать кофр, и теперь нёс на сгибе правого локтя, а фотоаппарат свисал с левой стороны, при ходьбе иногда стуча по бедру. Я взялся за ручку и медленно, опасаясь неизвестно чего, повернул её.
Я оказался в комнате средних размеров. Первое, что бросилось в глаза, это камин почти напротив двери. Огонь весело потрескивал, пожирая поленья и мелкие веточки. Интересно, куда уходит дым? Здесь было гораздо теплее, чем на улице, поэтому толстовка показалась лишней, и я снял её, оставшись в одной футболке. Кофр с фотоаппаратом остался лежать у двери. А я рассматривал комнату дальше.
Перед камином стояли железная решёточка на подставках и два старинных бордовых кресла с узором из чёрных цветов. На столике между ними расположились пустые стаканы, кружки и несколько книг, раскрытых и заложенных закладками. Между камином и креслами стояли низенькие бархатные подставки из той же серии, что и кресла, - скамеечки для ног. Вдоль стен, по всему периметру комнаты, расположились полки, заполненные книгами. Старыми, с потёртыми корешками, вытащенными нитками и вообще без обложек, новыми, раритетными, древними, жёлто-коричневыми свитками. На некоторых полках лежали длинные ножи в богато украшенных старинных ножнах. По углам, шевеля, хотя никакого ветра не было, длинными листами, стояли в тяжёлых глиняных горшках красивые, распустившиеся белые, с красными жилками, цветы. Изредка раздавалось чьё-то прерывистое тихое дыхание, кашель, цветы на длинном стебле покачивались, но в комнате не было ни души.
На полу лежал широкий ковёр с морскими мотивами. Я скинул сырые ботинки, чтобы не марать и так забрызганный мною бывший чистый пол, и ступил на ковёр. Красивая, но очень странная комната.
Я от неожиданности подпрыгнул и резко развернулся. У дверей, держа в руках кофр и прислонившись к косяку, стояла высокая красивая девушка. Она лучисто улыбалась, отчего в уголках глаз и возле носа чётче обозначились морщинки. Длинные коричнево-золотистые волосы собраны в неряшливый хвост на затылке. Она была одета в просторную, свисающую с одного плеча серую кофту, скрывающие её тонкую фигурку, и джинсы. Я невольно задержал дыхание, осматривая её.
- Здравствуй... те, - сделав шаг вперёд, споткнулся, но удержался и не упал. Стараясь сохранить серьёзную мину, протянул руку. - Вы знаете меня, но я не знаю вас.
- Простите, - она шагнула на ковёр, остановилась передо мной и вручила кофр. - Прошу больше не оставлять. Моё имя вам ни о чём не скажет, зовите меня просто Мэрилин.
- Вы взяли псевдоним в честь Мэрилин Монро?
- Да, она моя любимая актриса и модель, - улыбнувшись, девушка прошлась к камину и встала за спинкой кресла, положив руки на неё. - Поставьте ваши ботинки на решётку около камина и присаживайтесь. Вы сильно промокли, поэтому не стесняйтесь греться и сушиться - эта комната как раз создана для отдыха и тёплого общения. Особенно в такую погоду. Перед тем, как выйти к нашим гостям, я думаю, вы захотите поговорить со мной и моим мужем. Он скоро придёт. Что-нибудь хотите выпить?
- Благодарю, если можно, то кофе, без молока и без сахара, - я подхватил ботинки и поставил их на решётку перед самим огнём. Куртка оказалась на подставке для кочерги. От неё тут же повалил пар. - То есть, ваш партнёр, художник, ваш муж? - почему-то это известие неприятно поразило меня - казалось совершенно противоестественным, что эта женщина принадлежит кому-то. Я сел в предложенное кресло и принялся распаковывать рюкзак: диктофон, ручка, блокнот. Расстегнул кофр и, пока Мэрилин звонила кому-то по сотовому, настроил фотоаппарат.
- Всё, через пару минут кофе будет, - она присела на краешек второго кресла, так что могла, в отличие от меня, видеть входную дверь, и выпрямилась. - Да, мы женаты уже шесть лет, - она показала правую руку с кольцом с какой-то - я не смог прочитать мелкие завитки букв - гравировкой. Её лицо при этом озарилось счастливой улыбкой и стало ещё прекраснее. - Его любимым актёром оказался Чарли Чаплин, в честь него он и взял своё новое имя. Когда мы только...
- Подождите, я не включил диктофон, - со страшной спешкой, путаясь в кнопочках и чувствуя, как краснеют щёки под взглядом этой великолепной женщины, я наконец разобрался в механизме и положил диктофон на столик между нами. - Всё, начинайте.
- Когда мы только начинали рисовать - отдельно друг от друга, ещё зелёные одинокие подростки, замкнутые, презираемые всем обществом за это одиночество, - она задумчиво посмотрела на потолок, - мы начинали искать себя. Каждая линия, каждый мазок кисти, каждые смешанные краски отражали внутренних нас, скрытых где-то глубоко внутри. Это, конечно, лирика, немного напыщенно и, возможно, пафосно, зато правдиво. Мы оба из детдома, прошли вместе, как говорится, и огонь, и воду, и медные трубы. Мы видели и испытали такое, что никому не захочется повторить. И в это время мы нашли то, что спасало нас в любые мгновения жизни. Живопись.
Тут в дверь постучали. Мэрилин сорвалась с места, задержалась на секунду у двери, что-то объясняя собеседнику, и вернулась уже с подносом, на котором стояли белые чашки с густым напитком, от которого по комнате разнёсся божественный аромат, белая сахарница, белая чашка со сливками и ложки. Тихо звеня, они покачивались на подносе, пока Мэрилин несла их к столу. При ударе о стол посуда задребезжала, но, к счастью, ничего не пролилось. Мэрилин взяла чашку и села уже по-другому, откинувшись на спинку и положив левую руку с аккуратными ногтями на подлокотник. Я тоже взял чашку и сделал маленький, обжигающий глоток, не добавив ничего из предложенного. Невероятно вкусно!
- В самом начале не имело значения то, что мы рисовали, - она смотрела на меня, но не видела, погрузившись в воспоминания. - Это было выражение... своих мыслей, своей души. Впрочем, ничего не изменилось. Каждый художник начинает разочаровываться в себе в самом начале своего пути. И мы не исключение. Нам стоило больших трудов не бросить. И всё же мы оказались здесь. В 18 мы оба решили поступать в архитектурный. И нам простор для творчества, и обществу полезно. К тому же хорошо платят. В тот же год мы поженились... Вам это точно нужно слушать?
- Не слишком, но всё же продолжайте, история того, как вы пришли к сегодняшней славе, может быть включена в статью, если вы захотите, - протянул руку к диктофону, чтобы выключить его, но был остановлен.
- Оставьте. Слушайте дальше. С архитектурой не срослось. Вместо простора, который, как нам казалось, нас ожидает, мы получили рамки, ограничения и формы, за которые выходить запрещено. Но мы с отличием окончили университет и поддались главной нашей страсти - художеству. Все работы, что представлены сегодня на выставке, мы хранили шесть лет. Да, конечно, нам, как и всем творческим людям, был необходим критик. Поэтому мы обращались к знакомым, друзьям, врагам. И все давали свои рецензии согласно своему отношению к нам. Друзья говорили, даже на самую плохую картину, что она бесподобна. Враги, даже на самую лучшую, - что она уродлива. Разумеется, попадались и такие знатоки, которые находили силы говорить нам именно правду, указывая и недочёты, и лучший путь их исправления. Но нам нужен был критик беспристрастный, безжалостный, способный выявить малейшие ошибки, - в этот момент мы оба синхронно наклонились, чтобы поставить чашку на поднос, и дружно рассмеялись. - Вы не перебиваете. Вы слушаете. Это редкость.
- Благодарю, но я всего лишь журналист, - без ложной скромности склоним голову. - Можно сказать, что этот дар у меня в крови.
- И не страдаете от тщеславия. Похвально. Так вот, на чём мы остановились? Ах, да, на критике. Мы стали выставлять картины на различных выставках, уличных рынках, в местах, где полно туристов. Не в нашем родном городе, конечно, ведь мы не сидим на месте. Несколько картин купили за приличные деньги. Благодаря этому вложению мы смогли открыть свою студию обучения детей рисованию, организовать выставки, выезды за границу или по стране. В общем, тот человек, купивший первые картины, послужил толчком для нашей карьеры.
- Вы знаете его?
- К сожалению, нет. Ни лица не помню, ни имени... Чаплин, здравствуй!
Дверь чуть скрипнула, и по полу раздался шорох шагов. Мэрилин, расцветая, бросилась ему навстречу.
- Чаплин, дорогой, познакомься с журналистом. Ты же помнишь, что встреча сегодня проходит?
- Да, любимая, и я всеми руками за, нашей выставке необходима известность, - за спиной раздался глубокий приятный бас, и я почувствовал невозможность сидеть более в то время, пока хозяин незнаком и стоит сам. Я поднялся и прошёл к ним, на ходу выключая диктофон.
Чаплин представлял собой высокого кареглазого парня примерно моего возраста, одетого в строгий синий костюм с белой рубашкой и красным в жёлтый горошек галстуком-бабочкой, который так шёл его резким острым чертам. Он не был строен, но и не толст, скорее, подтянут и накачан. Они стояли рядом, едва касаясь друг друга плечами.
- Горислав Владимирович.
- Чаплин, - он подал руку для рукопожатия. И почему-то решил уточнить своё имя. - Чарли Чаплин.
Рукопожатие было крепким, мы пару секунд испытывали друг друга, глядя сопернику в глаза. Но мимолётное желание бороться за благосклонный взгляд милой дамы исчезло, и мы отпустили друг друга. Почему эта женщина так притягивает меня?
- Горислав, вы возвращайтесь в своё кресло, а Чаплин сядет в моё, - она мягко подтолкнула мужа в сторону кресел.
- Подождите немного, я бы хотел сделать фото для газеты, - я взял со стола фотоаппарат. - Вы же не против?
- Нет, но...
Я не дал ей договорить.
- Тогда вставайте к стене, перед полками, сделаем сначала общее фото, после портреты каждого.
Художники чуть смущались и смеялись над моими попытками построить их.
- Чаплин сюда, Мэрилин сюда... Чуть левее... Улыбку шире и естественней... Положите руку на её плечо... Вот так...
Фотоаппарат издавал приятный мягкий звук "щёлк", после каждого кадра проявляя на маленьком экране получившееся фото. Потом они передвинулись к креслу, которое пришлось повернуть спинкой к камину, чтобы Чаплин, сидящий в этом кресле, и Мэрилин, стоявшая за его спиной, оказались на фоне камина и живописных каминных полок, заставленных многими интересными вещами, такими как коллекциями почерневших или заржавевших от времени монет разных стран, деревянных тёмных трубок, хранимых в нескольких коробочках, прислонённых к стене, с красною бархатною обивкою, моделями машин прошлого века, все детали которых вырезаны из дерева с идеальной точностью, пучками каких-то трав, от которых вкусный, пленяющий запах распространялся по всей комнате, и одной картиной мрачного древнего замка с башнями, светом в окошках и мостом, перекинутым через ров. Затем поменял их местами. Одиночные портреты каждого художника я решил сделать на фоне книжных полок. Но это показалось мне немного странным, так как на таком фоне должно фотографировать писателей, поэтов, но никак не художников. Поэтому попросил либо перейти в зал, либо принести несколько картин к нам, чтобы я смог запечатлеть чету буквально на их рабочем месте. Пока ждали картину, пока выбирали место, где её можно поставить, пока настраивались сами художники, которые стали почему-то громко смеяться над моими усилиями сделать приличное фото, я снова попал под чары Мэрилин и почти завидовал Чаплину. Наконец последний кадр сделан, мы расселись по креслам. Мэрилин осталась стоять.
- Может быть, вы тоже сядете? Как-то странно, что я сижу, а вы стоите, - галантно предложил ей кресло, но она с улыбкой покачала головой и встала за спиной мужа. - Тогда продолжим, - и вновь включил диктофон.
- Что вам успела рассказать эта плутовка?
- Самое главное. Но я бы хотел дослушать, - они переглянусь. Что-то не так. Что-то не так во всём происходящем. - Но если вам неудобно, тогда ответьте на пару моих вопросов.
- Да, пожалуй, чёткие вопросы журналиста куда лучше, чем вопросы приятного человека, вынуждающего говорить личную правду, - Чаплин кивнул, положил ногу на ногу и сцепил пальцы в замок перед грудью, приготовившись внимательно слушать. Что-то странное было в его позе, как, впрочем, и в любом предмете и в любом человеке с этой выставки.
Я полистал блокнот, отыскивая нужную страничку с вопросами. Под пристальным взглядом Мэрилин я терялся и смущался, удивляя самого себя.
- Вы занимаетесь ещё чем-либо помимо художества?
- Да. Иногда мы получаем заказы от частных застройщиков - всё-таки мы по образованию архитекторы. Я содержу магазин цветов, а муж - магазин стройматериалов. Доходы от них и от продажи картин мы вкладываем в несколько детских домов.
- Хорошо, - я быстро строчил ручкой по блокноту, оставляя полупонятный текст на мягкой бумаге, который буду завтра разбирать. - Существует ли между вами соперничество?
- Иногда, - нехотя, но с улыбкой признался Чаплин. - Бывают работы, которые мы делаем на заказ, но по отдельности, и сравниваем, у кого лучше получилось.
- Это правда, мы супруги, мы друзья, мы партнёры, но мы и соперники. И, возможно, именно это соперничество помогает нам совершенствоваться и творить в тот момент, когда вдохновения нет.
- Дальше, - изредка поглядывая на супругов, с большой скоростью переворачивал страницы блокнота. - Художник, когда начинает картину, знает и видит, что хочет сделать, изобразить? Есть какая-то идея первоначально?
- Иногда да, иногда нет. Бывает, ты видишь что-то моментальное, вечное, то, что нельзя увидеть только глазами, а надо прочувствовать душой. Тогда ты берёшь кисти и рисуешь под действием вдохновения, не задумываясь о деталях, лишь стараясь запечатлеть этот момент на своей картине.
- А бывает, что ты заранее готовишься к картине. Продумываешь каждую деталь, каждую чёрточку, каждый цвет, блеск или тень. Всё, что хоть как-то повлияет на рисунок.
- Вы стремитесь к гениальности, хотите остаться в истории? Или всё же предпочитаете спокойное качественное "сейчас" в творчестве?
- Слава в истории, конечно, хороша, однако если не получить её сейчас, какой тогда смысл её хотеть? А хотят её, уж поверьте мне, абсолютно все. Только кто-то уже знаменит, кто-то пока бесславен и одинок, а кто-то на пути к этому. Да, мы бы хотели оставить такой след в истории, чтобы нас помнили, как великих художников прошлого, через века.
- Тогда каких художников вы назовёте великими? Кто восхищает вас? Может быть, в начале художественной карьеры вы брали с кого-то из них пример?
- Для нас примером для подражания всегда были Шишкин, ван Гог, немного Леонардо да Винчи. Эти художники преобразили наш внутренний мир. Их жизнь была наполнена смысла, иногда странного, подчас мистического, но всё же смысла. Первые работы написаны в качестве прототипов некоторых их знаменитых картин.
- Вы передвигаетесь с выставкой по стране. В каких городах вы уже были, какие собираетесь посетить, и возможен ли выезд за границу?
- Мы за шесть лет побывали во многих городах: Тюмень, Новосибирск, Магадан, Орёл, Петербург, разумеется, наш родной город Москва, сегодня мы в Омске. Ещё был Екатеринбург и... - Чаплин в нерешительности посмотрел на жену.
- Мы составляем карту путешествий, - она отошла к полкам и из нескольких стопок свитков вытащила на свет свёрнутую в трубку карту России. Расстелила на столе и начала объяснять своим слушателям, то есть нам. - Красными точками отмечены города, где мы уже были, чёрными - куда планируем отправиться. На этой карте не показаны другие страны, но мы были в Чехии, Болгарии, Италии и Испании.
- И ещё нас приглашали в Японию, но мы отказались, - во время реплики Чаплина Мэрилин скатала карту и вернула на место.
- В какой технике предпочитаете писать?
- Мы не останавливаемся на одном. В нашем арсенале художника можно найти и батик, и гуашь, и масляные краски, и пастель.
- Замечательно, - я захлопнул блокнот и начал собирал разбросанные по столу вещи. - Мой список вопросов конкретно к вам закончился. Я хочу вернуться в зал, где смогу так же расспросить и посетителей выставки. Вы пойдёте со мной?
- Вы идите, а мы пока тут немного побудем, - Чаплин и я синхронно встали и на прощание пожали руки. - Вы и так к нам заходите в будущем, не только как журналист. Мы будем рады.
- А если купите картину, то станете почётным гостем, - Мэрилин тоже протянула руку и обворожительно улыбнулась. По телу разлилось тепло и от её улыбки, и от её ладони. - До свидания, Горислав Владимирович.
Они стояли рядышком, пока я собирал вещи и уходил, и смотрели на меня ласково, но немного осуждающе, мол, почему вы задерживаете нас своим присутствием. Кивнув, вышел в коридор, поправляя кофр. И только дойдя до противоположной двери, понял, что забыл у огня куртку и ботинки. Оглядывая свои ноги в чёрных носках, смеялся над собой и стыдился возвращаться за вещами. В конце концов, переборов смущение и осознав безвыходность ситуации, повернул обратно. Около двери остановился, покачиваясь на носках, и медленно коснулся ручки. Так же медленно повернул голову льва, бесшумно растворил дверь буквально на сантиметр, словно не хотел побеспокоить хозяев, но в ту же секунду, услышав громкие рассерженные голоса, остановился. Знаю, невежливо подслушивать, но тайная журналистская сущность искать и находить тайны, которую я тщательно скрывал, взяла своё. Как всегда, победило любопытство. Голоса замолкли, в щёлочку никого не было видно, но шаги раздавались рядом с дверью. Кто-то ходил кругами. Стараясь не шуметь, достал из рюкзака диктофон и медленно, чтобы не выдать себя громким щелчком, нажал на кнопку записи. И вовремя. Потому что супруги вновь начали ругаться. Они, видимо, продолжали прерванный разговор.
- Как это случилось, Лера? - Чаплин старался сдерживаться, но звериный рык всё равно вырвался.
Лера? Кто такая Лера? Возможно, это Мэрилин. Вот и узнали её настоящее имя. Может, они о чём-то ещё интересном проговорятся? Это было бы просто замечательно.
- Это всё Винковский! Увязался за мной, а я не заметила, - в её интонациях появилось недовольство.
- Винковский? - переспросил Чаплин и переходя на мирный тон. - Это который в Департаменте работает?
- Он самый, - Лера резко вошла в поле моего зрения, отчего я отпрянул назад и едва не выдал себя громким испуганным вздохом, и поджала недовольно губы. - Кто-то кинул наводку ему на нас месяц назад, так он поставил слежку за нами, но я отправила их всех в больницу, - она вновь пропала.
- Охрану уже поменяли?
- Конечно, в тот же вечер. Мне не удалось похитить камень, однако, прежде чем в Хранилище ворвалась охрана, я успела схватить вот это, - она замолчала, шурша тряпочкой.
Несколько секунд они молчали и разглядывали это "что-то".
- Камень Иберета. Хорошо, - снова раздалось шуршание. - Кто-то видел тебя или остались лишь косвенные подозрения Винковского?
- Только его слова, - Лера появилась в щели и, презрительно кривя губы, сложила маленькую вещицу в синей тряпочке в карман. - И ничего больше. Я сумела оторваться от преследователей и скрыться. Лицо я закрыла. Так что он остался у разбитого корыта без преступника, с выговором и безосновательными обвинениями в наш адрес, которые я, - она исчезла, - на суде, если он состоится, легко опровергну подкупными свидетелями и липовыми доказательствами.
- Замечательно. Но от Винковского необходимо избавиться. Скоро мы предпримем новую попытку, а пока необходимо лучше подготовиться, чтобы второй раз осечки не произошло, - теперь Чаплин вышел на середину комнаты. - Ведьма дала нам срок восемь месяцев, один уже прошёл, если мы провалим это задание, лишимся голов.
- Да помню я, Алик, помню, - к нему подошла Лера и крепко обняла.
Они стояли так несколько минут. Поэтому я решил, что пора выключить диктофон и сложить обратно в рюкзак. Потом аккуратно закрыл дверь, случайно щёлкнув замком. Резко поднялся во весь рост. И занёс руку, чтобы сделать вид, что только собрался постучаться и забрать свои вещи.
Но не успел. Меня опередили. Дверь резко распахнулась, едва не прибив меня, и врезалась в стену. На меня горящими от ярости глазами смотрел Алик, хотя внешне он оставался вполне спокойным, на лице не дрогнул ни один мускул, а руки не потянулись к моей шее. Я же так и застыл с поднятой рукой.
- Уважаемый журналист, вы что-то забыли? - за спиной его появилась бледная Лера.
- Да, - на их удивлённые взгляды указал на камин, возле которого на решётке до сих пор стояли ботинки и висела куртка. - Я хотел просто войти, а потом подумал, что это было бы невежливо. Поэтому решил постучать. Я могу забрать вещи?
- Да, конечно, - Алик выглядел слегка обескураженным, но быстро взял себя в руки. - Я тоже забыл про них.
- Так представляете, - я, заливаясь притворным, но таким натуральным смехом, прошёл мимо них к камину и принялся шнуроваться. Ботинки на удивление быстро высохли и даже стали горячими, - выхожу я, значит, к толпе, гуляющей по выставке. И только в тот момент понимаю, что ушёл без ботинок.
- Да, действительно смешно, - Лера, ненатурально усмехаясь, всё ещё бледная, подошла к Алику и схватила за руку, словно останавливая его от непоправимых действий.
- Ну, всё, теперь я вроде бы всё забрал? - глядя на эти лица, волнующиеся, как бы я не узнал их тайны, страшащихся меня, я едва не рассмеялся, но вовремя сдержался, изобразив на лице удивление. - Извините, я, наверное, помешал вам?
- Нет, что вы.
- Да, конечно.
Два голоса раздались одновременно. Лера осуждающе посмотрела на стремительно краснеющего мужа, проявившего невежливость по отношению к гостю.
- Ну, тогда прошу простить меня. До встречи, - не переставая смущённо улыбаться, подхватил куртку и направился к выходу.
И уже у дверей краем уха услышал, как Лера шепнула Алику: "Вроде ничего не услышал, может, не будем убивать?". Я споткнулся на ровном полу и едва не пропахал носом деревянные планки паркета, поэтому не расслышал ответ Алика. Не оглядываясь более, быстрым шагом перешёл по коридорчику, ощущая спиной даже сквозь закрытую дверь взгляды этой парочки, толкнул потайную дверь и вылетел из абсолютной тишины в невероятно шумный зал. Наваждение, преследовавшее меня в присутствии Мэрилин, тут же пропало. И почему я раньше не мог вспомнить о Лизе?
Ко мне подошла та самая старушка, что прежде встречала.
- Горислав, вы уже закончили?
- Да, вы что-то хотели? - на ходу надевая куртку, стал прогуливаться вдоль стены, рассматривая впечатляющие своей реалистичностью картины и думая, как же мне избавиться от этой старушки.
- Господин Чаплин и госпожа Мэрилин просили передать вам это, - она протянула неизвестно откуда возникнувший толстый альбом. Я взял и едва не уронил, не угадав его тяжести. - Также они велели провести вам экскурсию и рассказать о некоторых картинах, если вы пожелаете.
- Буду очень даже рад, - я раскрыл альбом и поражённо начал разглядывать миниатюрные копии картин с подписью автора. - Я могу его взять с собой?
- Конечно, можете, господа дарят вам его со своими автографами, - она протянула сухонькую ручку с тонкими пальцами и острыми ногтями, чтобы перевернуть на первую страницу, и я еле удержался, чтобы не отпрянуть, испытывая невероятное отвращение.
Она, не замечая моей скованности и напряжённости, преспокойно продолжала говорить что-то очень хорошее о своих господах. На первой странице и правда оказались две подписи и слова:
"Журналисту, который решил потратить свои нервы и время на художников, совершенно не умеющих рассказывать и скрывающих свои секреты".
Ради меня подписали, заранее. Аккуратно сложил альбом в рюкзак и вновь извлёк из него диктофон и блокнот с ручкой. Надо уметь пользоваться случаем. Вы много что скрываете, милые мои художники, а мне не говорите. Раз гора не идёт к Магомету, нужен тот, кто эту гору притащит. И этим "кем-то" оказалась странная, жуткая старушка.
- Первая профессиональная картина господ была совместной работой, - старушка подвела меня к высокой, почти в полный мой рост, позолоченной рамке. - Была использована техника холодного батика. В вашем альбоме она тоже есть. К сожалению, она не принесла успеха, поэтому они написали ещё тридцать восемь картин, прежде чем их заметили критики и покупатели. Шесть из них были проданы.
- Расскажите немного о себе. Вы так много знаете о них, откуда?
- Я не вправе обсуждать жизнь моих господ кроме тех моментов, когда это требуется для описания истории картины, - она остановилась и посмотрела на меня, упорно не убиравшего диктофон, слегка разочарованно и ужасно строго, словно много раз уже разговаривала с такими людьми, которые вынюхивают и вытаскивают тайны на свет. - Вернёмся к экскурсии или мы уже закончили?
- О нет, что вы, я не собираюсь выпытывать информацию о них, - даже руки поднял, сдаваясь. - Я хочу узнать побольше о вас. Как хоть вас зовут?
- Амалия Генриховна, - старушка сердито буркнула имя себе под нос, но я буду не я, если не заполучу того, что мне необходимо. - Продолжим?
- Так откуда вы их так хорошо знаете? - Амалия продолжила путь возле стены и попыталась вставить слово о следующей картине, но я перебил её.
Она взглянула на меня, будто кипятком окатив.
- Я была воспитательницей в их детском доме. Уже шесть лет после их выпуска и моего увольнения мы вместе. Удовлетворены?
- Конечно. Продолжайте.
- Картина "Всадник" была написана госпожой Мэрилин масляными красками два года назад под влиянием истории, которую она тогда изучала...
Я быстро черкал ручкой пометки в блокноте, поэтому особо не разглядывал картину. Но, присмотревшись, поражённо замер.
Я коснулся рельефного рисунка, чтобы удостовериться, что это всего лишь картина, а не реальность. Амалия с удовольствием наблюдала за моими действиями. Очнувшись от завораживающей картины, повернулся идти дальше.
- Эта картина представляет собой автопортрет господина Чаплина, гуашь, - на меня из такой же золочёной рамки смотрел Алик.