"Опять приснились дети. То есть, нет, они как и прежде похожи на маленьких херувимов, только вот крыльев у них нет. У них никогда нет крыльев. Они висят в прохладном воздухе за окном и улыбаются. У них ночные сорочки в кружевах и кудри... да, да светленькие кудряшки, в которых заблудились выцветшие ленточки. Они мне улыбаются... водят ладошками по стеклу... жутко... Они хотят внутрь, белея на фоне тёмного ультрамарина. Чувствуя кожей лёгкий ветер из окна, я пытаюсь его закрыть, но ручка раз за разом проворачивается, а крохотные пальчики уже протискиваются в образовавшуюся щель, остаётся лишь пятится назад, видя их лица... Боже..."
Он проснулся с пересохшим горлом, лёжа на спине. Раскинув в стороны руки - почти в такой же позе он пятился во сне. Холодок страха скользнул по позвоночнику - в той же, или ему это опять снится. Глаза невидяще уставились в жёлтый облупившийся потолок. В углу мерно раскачивалась паутина.
- Синьоры, перед нами либо гений, либо сумасшедший, - произнёс председатель комиссии на защите проекта Антонио Гауди-и-Корнета в барселонской Провинциальной школе архитектуры.
- Похоже, теперь я архитектор, - заносчиво подытожил студент, нахально уставившись на профессуру пронзительно-голубыми глазами.
- Похоже, молодой человек, - отмахнулся председатель, радуясь уже тому, что на сей раз своенравный мальчишка не сотворил очередные кладбищенские ворота или катафалк.
- Отлично.
"Они думают, я не в себе. Что они знают?! Хохочущие куклы. Наслаждаться можно только красотой... Шёлк такой мягкий, так бережно прикасается к шее. Проходил вчера мимо магазина перчаток. Тонкие, чёрные, совсем новые, а уж последние поступления у Арнау вообще чудо, как хороши... Да и разве это так плохо - желать славы или богатства... Мир не ограниченный ничем, город-сад, я его создам... Мои проекты - вот, где живёт моя душа, хотя иногда, они вырастают не такими, как хотелось бы, но... но я ведь могу начать сначала, переделать, усовершенствовать, добавить, пересмотреть... Я рад, что прожил ещё немного времени... Я ещё не всё сделал, нет, нет... Они думали, я шучу, говорили: "Это безумие - строить без чертежей". Разве? Эусебио смеётся. "Каменоломня", "осиное гнездо" и даже, вообразите, "тающий паштет". А он смеётся. Чем сильнее яд, тем восторженней смех. Мне нет до них дела".
"Мне тридцать один, и я строю храм. Я и храм. Просто невероятно, что мне это поручили. Поговаривают, что с прежним руководителем Ассоциация разругала вдрызг. Тем лучше. Всё равно переделаю".
На мгновение его лицо сделалось неподвижным, он будто прислушиваясь к чему-то, смотрел на стройплощадку. Потом чуть улыбнулся и кивнул.
- Синьор, Гауди! Синьор Гауди!
Антонио вздрогнул.
- Да, синьор Бокабелья ? Что вам будет угодно?
- Вы, как я вижу, не согласны с чертежами синьора де Вильяра?
- Несомненно. И вы, надо полагать тоже, иначе не пригласили бы меня. Разве не так?
- Ну... - замялся мужчина. - Мы в общем-то... У нас были разногласия иного рода, и потом...
- Довольно. Прошу меня простить, но я буду строить храм так, как посчитаю нужным.
Джузеппе помолчал, сурово глядя на архитектора.
- Хорошо, синьор Гауди, мы отложим этот разговор на некоторое время. Позвольте лишь скромному книготорговцу узнать, отчего на ваших набросках у ангелов нет крыльев. И я полагаю, многим прихожанам это тоже покажется странным.
Тот снисходительно улыбнулся:
- Ангелы, синьор Бокабелья, принадлежат иным мирам, а, следовательно, сущность их природы здесь, на Земле, должна воплощаться иным образом. Это же так просто.
"Да, я помню... Сколько же ещё раз мне приходилось отвечать на этот вопрос".
- До свидания, синьор архитектор, не испортите свой замечательный цилиндр.
Антонио оценивающе прищурился и заметил:
- Навряд ли, синьор. До свидания.
"Не люблю глупость больше, чем отсутствие денег".
- Говорят, расходы оказались слишком большими, а, значит, строительство вероятнее всего сильно затянется, - почти что вопрос, если бы не тон.
- Какая расточительность. Неужели у Ассоциации есть лишние средства на все его выходки? Столько переделок, немыслимо! - шипение вместо голоса.
- Они ему потакают во всём. Он же абсолютно ненормален! Вы видели, что он сотворил с храмом за это время?! - всплеск театрального негодования.
Гауди даже не повернулся, чтобы возразить двум шёлково-батистовым дамам в одинаковых безбожно вычурных шляпках. Совсем не оттого, что та, справа, являлась синьорой Бокабелья. Ему попросту не было до них дела. Архитектора больше интересовало, когда же дошьют костюм, тон самый, твидовый, цвета кашу , заказанный им неделю назад.
"Все мы смертны. Так говорят. Ну, да, просто слова, чтобы было легче жить тем, с кем этого ещё не случалось. Бесполезная нелепость. Когда я прощался с Франсиско, мне будто переломили позвоночник. О, я ещё с детства отлично знаю, что это за боль". Перед глазами вспыхнули жёлтым разлетевшиеся из кошелька монеты. Смех. Удар в спину, и нет сил даже подняться. "Она будто верный пёс рядом - не отстанет, не уйдёт, всегда с хозяином. До конца... Теперь Эусебио. Позвоночник сломан дважды. Мне кажется, я не смогу ходить. Да и зачем? Остался лишь Храм... Мой...да...Я больше ни за что не возьмусь... да... это станет моим обетом... ради Него... Сколько бы времени не ушло". А ведь она, безликая, стояла у него за спиной с рождения. Караулила. Для него жизнь, сам знал, - старательное ускорение шага, вдогонку за следующим днём... ещё немножечко, чуть подольше... Когда-то, очень давно, ему обещали лишь три года. Но Антонио всегда всё делал по-своему.
Пальцы перебирали в кармане остатки орехов, как прежде до этого крутили куриное яйцо - образец прочности и совершенства формы. Совершенство, впрочем, вскоре сплющилось и растеклось, благодаря дружеским объятиям. Рука коснулась маленькой чёрной книжечки, совсем уже потрёпанной, с почти стёршимися, некогда золотыми буквами. С надеждой... "Безумие, нет. Пусть думают, что хотят. Я знаю, что я слышу. Они мне не верят - пусть. Я знаю только - Бог есть. Я слышу Его, пусть не всегда, да это и не обязательно. Я знаю, что могу с Ним говорить, и Он тоже слышит меня. Слышит... Да, да, я дострою собор и он будет прекрасен, да... чтобы искупить, нет, не только для себя, для всех, мы все нуждаемся в искуплении... Пусть им даруется прощение..."
Антонио Гауди сошел вниз, как всегда, погруженный в задумчивость. Вступил на трамвайные пути. Поднял голову, оглядывая башни. Для архитектора ничего в этот миг не существовало, кроме его Храма. Не заметил он и трамвая, первого, пущенного в Барселоне. Фонарей на улице было мало.
В кармане у потерявшего сознание бродяги в линялом костюме нашли Евангелие и горсть орехов. Никаких документов. Его отправили в больницу Святого Креста для бедных, где через три дня он и умер.
За гробом шла вся Барселона.
февраль 2005 года
Пояснения:
Граф Эусебио Гуэль - меценат-покровитель Гауди.
Ассоциации почитателей Святого Иосифа - заказчики строительства Саграда Фамилия.
Жузеппе-Мария Бокабелья, барселонский книготорговец и фанатичный католик, основатель Ассоциации почитателей Святого Иосифа.
Кашу - шоколадно-коричневый.