Д. Троллев. Зверь одиночества

Осколки стекла хрустели под ботинками, как свежевыпавший снег, разве что в шлеме скафандра не пахло арбузной коркой. После взрыва перегородки жилых отсеков и лабораторий сложились обломками карточного домика; даже удивительно, откуда взялось столько стекла, чтобы припорошить весь пол на заброшенной марсианской базе.

Если верить в призраков или инопланетных хищников, то сейчас самое время готовиться к встрече с ними воочию, поскольку человек не смог бы продержаться двадцать лет в этой дыре. Но материалист Донцов не признавал существования инфернальных тварей даже на Марсе. Особенно на Марсе.

Суровая планета если когда-то и располагала к жизни, то сейчас ничем не напоминала о былой гостеприимности. За неимением родной биосферы, оккупации земной она противилась как могла: солнечная радиация, скачки температур, непривычно слабая гравитация... Словно боролся Марс с раковой опухолью, вытравливая любые проявления более организованной материи, чем снежные шапки его двадцатикилометровых гор. И если взрыв можно было списать на защитную автоматику, то звенеть стеклом мог только человек. Приходилось признать, что другая тварь не выжила бы здесь и подавно.

Позади Донцова раздался неосторожный хруст. Следуя инстинкту, лейтенант сиганул в сторону, уходя с возможной линии огня. Давним мистическим чувством, которым кочевники определяли полет пущенной в спину стрелы, Дмитрий предугадывал треки пуль в кромешной тьме; иначе такую прыть и не объяснишь. Пара свинцовых гранул пролетела в том месте, где он только что стоял.

Скорее чтобы спугнуть, чем поразить противника, Донцов выстрелил в темноту. Нападавший тут же прекратил атаку и, перемалывая ботинками стекло, бросился наутек.

"Призраки не стреляют из ружей и не хрустят стеклом", - успокаивал себя Донцов, пытаясь справиться с щитком резервного освещения. Он успел изучить план материнской базы достаточно детально. Он также хорошо знал об инженерных возможностях американцев двадцать лет назад. Потому все еще не мог поверить, что кто-то выжил на смертоносной планете в подобных условиях.

Тусклый свет красных резервных ламп осветил руины базы, оставленные взрывом. Его эпицентр совпадал с центром материнского модуля, что указывало на сработавший механизм самоуничтожения, именно потому перегородки падали, как деревья, в одном направлении. Под одной из них Дмитрий заметил безвольную руку своего напарника. В его смерти не возникало сомнений. В очередной раз Донцов словил себя на мысли, что если бы абориген не выдал себя, то смерть космонавта лейтенант списал бы на несчастный случай.

Но шансов скрыться от Дмитрия у выжившего американца было более чем достаточно: материнский модуль - лишь вершина айсберга марсианской базы "Виржиния", основная часть которой скрывалась в катакомбах. В секретных рапортах с Земли карт подземелья Донцов не нашел, поэтому ему разумнее всего следовало дождаться подкрепления, и только с ним продолжить погоню. Но зная, что за время ожидания американец навсегда сгинет в подземном лабиринте, у Дмитрия, как у свободного космонавта и сотрудника госбезопасности, не было иного выбора.

Когда закончились осколки стекла, Донцов понял, что пересек границу материнского модуля, шагнув в развороченное людьми нутро Марса; начал нисхождение на первый круг инопланетного ада.

Американцы двадцать лет назад еще не располагали союзными антирадиационными куполами, еще не освоили технологии домов-самостроев, зарекомендовавших себя в Антарктиде, еще не научились добывать энергию солнечной радиации. Им приходилось прятать свои теплицы и генераторы глубоко в недра планеты. Слишком много денег и сил ушло на войну с неизбежным, на сопротивление неминуемому пришествию социалистического мира. В итоге, кроме того, что американцы осваивали красную планету третьими, после союзных и китайских космонавтом, так еще и дедовскими методами, разработанными в конце двадцатого века. База-основа, материнский модуль с астронавтами, прибывал с Земли одновременно с "червями". Эти гигантские бурильные установки вгрызались в породу подобно дождевым червям, оставляя после себя исполинские коридоры, которые потом использовали для своих нужд колонисты.

Единственный человек, который знал все хитросплетения червоточин, уносился от Донцова что есть мочи. Лишь благодаря гигантским сводам туннелей погоня за американцем не походила на поиски черной кошки в темной комнате: беглеца выдавало эхо его тяжелых шагов. Под топот двух пар многокилограммовых ботинок, Донцова посетила мысль, что он находится в пещере дракона. С детства он помнил красочные картинки в книжках: в логове змея всегда лежал доспех или скелет неумехи. Почему-то он чувствовал себя именно таким рыцарем-неудачником, а не истребителем драконов в серебряных латах.

Неожиданно шаги беглеца стихли. Повинуюсь профессиональному чутью, Донцов прижался к стене, стараясь занимать как можно меньше места, и при этом продолжал согнутым продвигаться к американцу, мешая тому прицелиться как следует. Две пули высекли искры из стены невдалеке от космонавта, даже не зацепив того; что неудивительно, учитывая простоту американского шлема со слабым прибором ночного виденья. Судя по парным выстрелам, оружие абориген тоже использовал еще первого поколения - марсианскую двустволку Берроуза. В ружье же Донцова оставалось восемь патронов из девяти: он мог бы попытаться расстрелять астронавта наскоком. Но не следовало забывать, чьё это подземелье, чтобы не оставить здесь скафандр-доспех.

- Я прошу прекратить стрельбу и выслушать меня! Я лейтенант госбезопасности и не причиню вам вреда! - Донцов кричал в глубь туннеля на чистом английском, надеясь, что динамик на шлеме и своды не слишком исказят его слова.

Вместо ответа, Дмитрий услышал эхо удалявшихся шагов. Беглец спускался на следующий круг ада, завлекая за собой Донцова, как дудочник глупую крысу. Туннель огромным саморезом шел по спирали, пытаясь въесться как можно глубже, чтобы защитить теплицы от солнечной радиации. В стенах исполинской норы темнели провалы боковых туннелей, в любом из которых американец мог бы укрыться, но Дмитрий отчетливо слышал, что беглец все еще несется по центральному коридору.

Видимо силы покидали американца, поскольку расстояние между ним и Донцовым, несмотря на разницу в весе их скафандров, сокращалось. Увидев, что беглец оказался на линии огня, Дмитрий предупредительно выстрелил в потолок.

- Стоять, я сказал! - рявкнул Донцов из динамиков скафандра. - Иначе стреляю на поражение!

Но астронавт, казалось, не заметил его окриков. Не обращая внимания на пальбу, американец набирал код на металлической двери. Еще бы несколько секунд и астронавт скрылся за ней, но, несмотря на тяжесть и неповоротливость скафандра, слабое притяжение планеты позволило в затянувшемся прыжке буквально подлететь лейтенанту к закрывающейся двери. Просунув в щель между дверью и коробкой ружьё, Дмитрий выстрелил, отгоняя противника.

В открывшемся пространстве чернела бездна. Тусклым коридорным лампам не удавалось развеять чернильный смог. Дмитрий шагнул во тьму, предварительно переведя шлем в режим теплового виденья. Вместо ожидаемого мертво-синего мира с красным пятном беглеца, перед Донцовым плясали многочисленные розовые язычки. Лейтенант даже не успел сообразить, что оказался в самой настоящей теплице с низкорослыми растениями в центре и мощными источниками тепла по углам, как почувствовал пулю, вгрызающуюся ему в плечо. Все-таки абориген достал его. Уходя от второй пули, Дмитрий судорожно вычислял местонахождение стрелка.

Внезапно комната наполнилась алым теплом. Донцов сразу сообразил, что это американец включил освещение, и перевел шлем в режим визуального обзора. Яркие лампы дневного света нещадно сияли, норовя сжечь сетчатку за считанные секунды.

Ослепленный испепеляющим светом, Донцов терял ориентацию, не различая ни рядов помидорной ботвы, ни скрывающегося в них противника. Пока "забрало" приноравливалось к яркому освещению, а скафандр безбожно накачивал тело препаратами, помогая справиться с ранением, в шлеме слышался только странный льющийся звук, словно из разбрызгивателя на лужайке. Хотя на вид это больше походило на фейерверк: прямоугольная колба вместо искр обильно распыляла серый порошок на густые заросли помидорных кустов и скафандр космонавта.

Дмитрий прекрасно знал, чем заканчивается подобная красота; он и не таких "хлопушек" насмотрелся в спецшколе. Огромными прыжками Донцов понесся к двери из теплицы. Спинным мозгом он ощутил, что тот слабый хлопок позади - это легкое возгорание фейерверка; а последовавший дикий треск - это хруст полыхающих сухим хворостом кустов. Дверь в коридор была закрыта, за что отвечала все еще исправная автоматика. Ни времени на разблокировку, ни достаточных знаний для этого Донцов не имел.

В насыщенном кислородом помещении это походило на замедленный взрыв, растянувшийся хлопок. Сжавшись в позу эмбриона возле предательской двери, Дмитрий приготовился к встрече с Создателем, в которого не верил.

То ли горючее вещество истощило "хлопушку", то ли скафандр оказался прочнее, чем думал лейтенант, но под кожей зудели несколько ожогов, особенно в области свежей раны, а это означало, что Донцов выжил в страшной вспышке.

Дмитрию верилось с трудом, что гнавший его так долго в ловушку американец, закончит самосожжением вместе с ним. Несмотря на моментальный жар, подобная вспышка могла убить болевым шоком, но расплавить скафандр, уж точно - никак. Среди мелкого, похожего на тертый песок, пепла, нашлись даже навесные лампы; они лежали в лужицах потекшего стекла. Невдалеке обнаружилось немного оплавленное, но уже негодное для стрельбы, ружье, оброненное лейтенантом во время ранения. Но вот доспех дракона-астронавта Донцов не отыскал, сколько бы ни лизал фонариком выжженное, теперь похожее на материнский модуль, пространство.

Отбросив бредовые мысли о призраках, растворяющихся после злодеяний, Дмитрий вновь перевел обзор в тепловой режим. Сквозь стены холодной породы виднелся красный остывающий след. Он пролег в стене, будто там находилась воздушная перемычка. Определенно, он вел туда, где есть кислород - возможно, тяга оттуда и спасла жизнь Донцову; а также и американцу, ведь других выходов из теплицы Дмитрий не нашел. Самым страшным было то, что данный лаз обрывался в пятне фиолетовой мерзлоты, совсем не пригодной для человеческой жизни. Донцов даже боялся представить, на какой глубине от поверхности они находились.

Дыра в полу выглядела настолько маленькой, что Дмитрий испугался, как бы ни застрять в ней. Но скафандр вошел, и лейтенант понадеялся, что лаз не сузиться к выходу. Донцову показалось, что он буквально рождается заново, настолько сдавливали стены прохода в неизвестную мерзлоту. Спецкостюм старался защитить от переохлаждения, но частые повреждения, включая прямое попадание из ружья, истощили его ресурс. Дмитрий испугался, представив, что случилось бы с его телом, не будь на нем данной защиты. Датчик в шлеме подсказывал, что температура в этом месте градусов на шестьдесят ниже нуля.

Вывалился Дмитрий из лаза прямо в сугроб. Вмятину, которую оставил после себя американец, видимо, уничтожил взрыв; виднелись следы недавних, но уже успевших застыть потеков. А вот чуть дальше в белом снегу пролегли слепки протекторов с тяжелых ботинок.

Присмотревшись, Донцов испугался, что вокруг него инопланетная форма жизни, похожая на грибы. На полу природной пещеры лежал тонкий слой удивительного снега. Он походил не на сбежавшую манную кашу, как на Земле, а скорее на многомиллионную армию пешек: из утолщенного основания торчала крохотная ножка с каплей-шапкой на вершине. Какие физические законы влияли на столь странную форму снега, Дмитрий сообразить не мог, но на проверку он оказался все тем же конденсатом. Вдоволь насмотревшись на странные осадки, Донцов поспешил по оставленных в них следам беглеца.

"Морозилка", как окрестил эти туннели с грибным снегом Дмитрий, разветвлялась на бесчисленные рукава, как каналы на теле красной планеты. Психоделический бледно-голубой свет ламп напоминал Донцову о сотнях миллионов километров, которые отделяли его от родной Земли, а заодно позволял экономить энергоресурс скафандра хотя бы на подсветке. Рассматривая примятый ботинками снег, Дмитрий вновь испытывал чувство заманиваемой в ловушку добычи. Видимо, коктейль из транквилизаторов и амфетаминов, которым не уставал угощать скафандр, полностью отбил страх у Донцова. По-другому лейтенант не мог объяснить пренебрежение к собственной жизни и неудержимый охотничий азарт, который гнал его за беглецом.

Одна из темных ниш будто манила к себе, дорожка туда была утоптаннее, чем другие. Коря себя за неуместное любопытство, Дмитрий свернул с цепочки свежих следов и, подойдя к темному провалу, осветил нашлемным фонариком углубление в стене. Поначалу Донцову показалось, что там покоится кусок хорошо промороженного мяса, каким запасаются морозостойкие северяне на Земле. Точащие ребра из покрытого льдом обрубка отчасти подтверждали догадку. Но когда Донцов заметил в бесформенном куске человеческую кисть с отрубленными пальцами, то его чуть не стошнило в шлем. Не оставалось сомнений, что куски от "заморозки" методично оттесывали лазерным резаком, словно от говяжьей туши. Судя по удаленным мягким и жировым тканям, к этому куску человечины у аборигена был чисто гастрономический интерес.

Дмитрий тут же вспомнил жуткие кадетские страшилки, что американцы посылали на Марс приговоренных к "вышке" уголовников. Те, хочешь - не хочешь, боролись за выживание, но контроль над инопланетной базой оставался на Земле. Для сохранения жизни приходилось подчиняться и бурить червоточины, иначе отключат кислородную установку или обогрев - и утром колонисты уже не проснутся. Но архивные документы не подтверждали эту легенду: все астронавты тщательно подбирались не только по физическим, но и по идейно-нравственным показателям, так среди американских марсопроходцев не было ни одного атеиста. Но глядя на явные следы каннибализма, легко верилось в колониста-головореза с уголовным прошлым. И становилось уже совсем неясным, кто за кем охотится.

Донцов поспешил от страшной находки к свежепримятым грибам. Цепочка следов обрывалась совсем неожиданно: среди белой грибной поляны виднелась черная прогалина. То ли в горной подземной породе, то ли во многовековом льду, словно в проруби, покачивалась чернильная гладь. Еще ни разу Донцов не слышал, чтобы на красной планете находили воду в жидком виде. Похожая на кофе жидкость казалась необычно густой, а датчик температуры мигал невероятными минус семьдесят. Дмитрий в очередной раз удивился физике чужой планеты, но не вызывало сомнений, что для человеческого организма такой заплыв губителен. Но если отбросить гипотетическую возможность левитации американца, то приходилось признать, что тот нырнул в смертельную полынью.

Вода окутывала Донцова так плотно, что он чувствовал себя пойманным в янтарь комаром, или скорее вмерзшей в пруд на зимовку рыбой. Холодная жидкость проникала в скафандр, сжимала грудную клетку, играла со струящимся с небес золотым светом. Именно такой Дмитрий и представлял себе предсмертную агонию. Следуя законам загробного мира, он двигался в сторону света, не в силах противиться зову. На удивление, это оказалось не так уж и легко; приходилось двигать телом, напрягать мышцы, а не расслабленно лететь, подобно святому. Вскоре отмороженные конечности потеряли чувствительность и лишь механически гребли в сторону сияния.

Теперь в своей смерти Донцов практически не сомневался, даже не сожалел, что не дождался подкрепления, а ринулся в тщательно продуманную ловушку американца. Лишь удивлялся существованию посмертия, несмотря на строгую логику материализма. Но отмороженный мозг не мог долго концентрироваться даже на столь важной мысли, и Дмитрий, словно заведенная игрушка, продолжал бессмысленные телодвижения.

Когда Донцов вынырнул на поверхность, ему казалось, что он выпал из индуистского колеса Сансары в новое перерождение. Но вместо легкости несмышленого младенца, к Дмитрию возвращалась чувствительность измученного погоней старого каркаса, а вместо белизны родильной палаты, красовались все те же красные породы Марса. Тут же сильные руки схватили лейтенанта за горло и потянули из воды. Это совсем не походило на заботливую хватку акушера. К болевым рецепторам Донцова возвращалась чувствительность: тысячи вопящих точек по всему телу передавили сигналы об обморожении, пока с головы неаккуратно сдирали шлем.

С потолка пещеры слепил василиском прожектор. Именно на его свет, подобно мотыльку, спешил Дмитрий в сверхплотной воде. Золотой луч, прежде чем утонуть в пучине, проходил через самый настоящий иконостас: на фоне обветшалого полосато-звездного флага несуществующих Соединенных Штатов, висел крест с распятым мучеником. Дмитрий видел подобное лишь в музее атеизма, куда ходил еще будучи школьником. Не было сомнений, что здесь молился о спасении некогда единственный житель Марса, здесь же он и приносил жертвы своим богам. Тень от креста падала на землю, словно метка на карте, или место, куда нужно положить агнца на заклание.

В подтверждение догадок Донцова, американец достал армейский нож с мелкими зубьями и глубокой веной кровостока на боку; таким ничего не стоило проткнуть скафандр или отделить голову от шеи.

- Кто ты? Бес, галлюцинация, свободный разведчик? - Воздух в пещере хоть и был разряженным, но его хватало для дыхания без скафандра, потому американец и сам снял шлем. Астронавт оказался старым изможденным негром со словно изъеденным "червями" лицом и косматым лесом неухоженной щетины на подбородке. Все безумие долгой марсианской ссылки отразилось в его по-жабьи выпуклых глазах, готовых вот-вот лопнуть.

- Я уроженец Земли, ныне житель свободной колонии "Байкал" в двухстах двадцати километрах отсюда... - превозмогая боль хрипел Дмитрий, отхаркивая куски неизвестно чего.

- Я не понял, из какой ты страны?! - завизжал нервный абориген, грозя порезать Донцова армейским ножом, как насильник несговорчивую девчонку.

- В мире только одна страна, СССР - Союз Свободных Социалистических Республик. Вы что, сидели без связи двадцать лет?

- Пятнадцатого февраля две тысячи сорок первого года наш радист Нил Флеминг после очередной радиосводки приговорил остатки любимого джина и пустил пулю себе в лоб из именного пистолета. Перед смертью Нил вывел из строя систему связи, сколько бы мы не старались её восстановить, наши попытки так и не увенчались успехом.

- В тот день союзные войска взяли Вашингтон. Тогда много народу полегло. Я был с отцом у мемориала на месте великого сражения...

- Оккупант! Вот сейчас я тебе глаза и вырежу, красная сволочь, за то, что ты ими миром моих отцов любовался! Доигрался, коммунист?!

- Я не оккупант, я родился в шестидесяти километрах от столицы в Балтиморе восемнадцать лет назад!

- Такой молодой и космонавт? - с недоверием покосился американец, прицениваясь, какой глаз он вырежет первым за вранье.

- На Марсе нужны молодые колонисты, способные выдерживать перегрузки... - И тут же опровергая свои слова, Дмитрий закашлялся чем-то вязким.

- Ты все врешь, грязный агент КГБ! Ты не можешь быть американцем! - Астронавт намеренно себя заводил, готовый в любой момент пырнуть ножом Донцова. - Веруешь ли ты в Бога нашего единого Иисуса?!

Дмитрий прекрасно понимал, что если американец узнает о повальной атеизме среди жителей родной планеты, для Донцова это будет сродни смертному приговору. Вряд ли бы астронавта успокоило, что благодаря пропаганде и образованию, большинство народов Земли сбросило с себя путы тысячелетнего мракобесия, повысив свой уровень жизни и её общую продолжительность. Но врать психу с ножом Донцов не решился, потому мудро промолчал.

- Веришь ли ты в Спасителя?! - Американец орал в благом экстазе, желая совершить убийство в экзальтированных чувствах. - Господь никогда не покинет сердце коренного американца!

Донцов отвернулся, не в силах смотреть в лицо исходящего пеной безумца. Слепящий прожектор за его спиной походил на око Господа, сошедшего лично принять жертвоприношение.

- Смотри мне в глаза! Не смей мне врать! - Липкими перчатками скафандра американец вернул лицо Дмитрия к свету. Изнывающий от переохлаждения, он не мог сопротивляться, лишь дергался в мелких конвульсиях, едва заметных сквозь скафандр. Чтобы отыскать признаки страха или лжи, астронавт попытался стереть перчаткой налипшую во время пожара в теплице сажу на лице Донцова...- Кто ты, мать твою, такой?

- Я лейтенант госбезопасности, уроженец единственной страны на Земле. Союз Свободных Социалистических республик основал восемь баз на Марсе, двенадцать на Луне, готовит экспедицию на Европу, спутник Юпитера... - опомнившись, где и перед кем находится, Донцов поспешил вернуться к теме: - Ваша база "Виржиния" была настолько засекреченной, что если кто и знал про вас на Земле, то считал давно умершими. Лишь три дня назад в архивах НАСА нашли упоминания о проекте "Хронос". Потому нас с напарником и послали проверить информацию о базе. Мы не могли представить, что найдем здесь хоть кого-то выжившего...

- Почему ты за мной охотился?! - воинственность астронавта заметно поутихла. Он был более чем растерян, и отчасти не верил в происходящее. - Ты хотел отомстить за напарника?

- Я хотел уберечь вас от глупостей, хотел, чтобы вы увидели, какой мир можно сделать общими усилиями, если прекратить все войны.

Американец все еще не верил Донцову, пытаясь понять, где именно его обманывает лейтенант.

- Но как...? - все, на что хватило изможденного мозга астронавта, глядя в лицо Дмитрию.

- Родители познакомились по программе глобальной ассимиляции "Котел наций": он - русский инженер из Новосибирска, она - медсестра-афроамериканка из Балтимора...

На этих словах астронавт не выдержал, обнял Донцова, как Авраам спасенного от заклания сына, и горько заплакал. И наверняка уже не слышал тихих слов утешения Дмитрия, пытающегося успокоить полубезумного старика:

- Все будет хорошо... нас скоро вытащат друзья... я подал им сигнал бедствия... все будет в порядке... вы больше никогда не будете одиноки...