|
|
||
Рано утром, когда ночное небо только-только подсвечивается невидимым солнцем, а фонари горят ярче звёзд, из Портового района Сот бежал юноша. Розовые волосы собраны в пучок, фигурка сгорблена, руки прижимают к себе свёрток, сапожки негромко постукивают. Рядом, за стенкой хлева испуганно всхрапнул такин - и юноша резко отскочил в сторону, споткнулся, упал, но свёрток не выронил. Испуганный взгляд на восток - не показалось ли солнце - и он бежит дальше. Промчался по квадратам света на мостовой от освещённых окон пекарни, невольно скосившись на первую выпечку - желудок тут же жалобно дал о себе знать. Проскользнул мимо портового трактира - там тоже не спали. Во всех трактирах, госпициях, постоялых дворах горят фонари над входом и в большом зале. Любой путник должен знать, что там его ждут, и неважно поздний ужин он ищет или ночлег. Только на воротах между Портовым и Южным юноша остановился и передохнул. Но немного, совсем немного, пока стражники его расспрашивали: кто он, откуда и куда бежит сломя голову.
Треть пути осталась позади. Осталось пробежать Южный, и в центре Верхнего его цель - госпиция "Небесные огни".
Пробежать так же быстро, как и Портовый не получилось. До центральной площади района он ещё как-то добрался, где бегом, где шагом, а дальнейший путь доковылял из последних сил: бок колет, ноги заплетаются, дыхания не хватает. И вдобавок в глазах двоится и расплывается. Уличные фонари слились в одну узкую полоску света, и мимо чего идёт: лавок или скотных дворов - он уже не различает. У ворот юноша упал без сил на колени и, пока не отдышался, себя не назвал.
Пропустив его, ворота, заскрипев на высокой ноте, закрылись. Перед ним Верхний район - самая сложная часть пути. Пусть холм, на котором он построен, невысокий, но это холм, и госпиция - между прочим, самая престижная во всех Сотах - стоит на его вершине. Мельком глянув вверх, юноша застыл: край неба побелел, а редкие облака уже подсвечивались снизу бледно-алым. От такого предательства у него задрожали губы и навернулись слёзы на глаза. Но пару раз всхлипнув, он сжал зубы и, не поднимая взгляда от мостовой и изредка переходя на быстрый шаг, направился к "Небесным огням". Будь что будет, но он попытается доставить заказ вовремя.
Наконец знакомая дверь, знакомая синяя вывеска с намалёванными звёздами. Казалось, даже свет из окон льётся знакомый. И полукровка-трактирщик за последние несколько дней стал хорошо знаком, превратившись из хозяина госпиции, уверявшего, что выполнит любой его каприз, в хозяина госпиции, приказывающего ему выполнять любой каприз других.
- Вот, принёс. Как госпожа из восьмого номера и просила. Шоколад по утрам, до рассвета, - он покосился в окно. Над горизонтом только-только показался край солнца.
Маленькие сонные глазки оглядели измятый свёрток.
- Ты плясал на нём, Дав? Или над печкой держал? Он скоро сквозь пальцы у тебя потечёт ...
Юноша сглотнул. Два дня назад он считал полного лысеющего мужчину добрым и понимающим, сейчас же Дав на себе прочувствовал характер хозяина - властный и жёсткий. Однако делать нечего: корабль на Морскую Затру неизвестно когда придёт, и либо он потратит все деньги на жильё и еду, либо заработает, устроившись служкой в госпицию. Хотелось бы, конечно, более спокойных обязанностей, мыть полы, например, или посуду, или в номерах прибираться - в прошлой жизни именно это он и делал - но хорошо, что хоть служкой взяли. И бегает он теперь с разными поручениями от постояльцев: принеси, унеси, узнай, достань. Или как эта, госпожа из Спада, у себя в королевстве перед всеми спину гнёт, а тут королеву изображает - шоколаду ей горячего с утреца захотелось. А он как назло закончился, и в лавках нет, а склады завтра откроются, время-то уже позднее. Дав попытался было объяснить ситуацию хозяину, но в ответ услышал: "Иди, уговаривай купцов склад открыть, но чтобы до восхода шоколад был. Иначе ты мне не нужен".
- Я боялся уронить его, господин Флегеройт. Но я успел...
- Уже не надо. Барышня кофе заказать изволила. Не спится же ей, - задумчиво протянул трактирщик и уже Давийну: - чего столбом застыл? Работы нет? - мужчина оглядел измученного юношу и велел: - до полудня работай, после свободен, а то ты всё перепутаешь. Разгребай потом за тобой.
Дав, запинаясь на каждой половице, медленно брёл по коридору. Понятно, что первое время его испытывают и что спрашивать с него будут вдвойне, но как-то тут всё чересчур сурово, даже по сравнению с работой в родном мире. А уж на что там было строго: и пол должен быть чистым, и под ногами посетителей не мешаться. И - самое, что ему нравилось - быть незаметным. Запнувшись в очередной раз, юноша распластался на пороге кухни.
- Дав! - каким-то чудом не уронив поднос, подавальщица едва успела увернуться от него. - Что б тебя! Вот же взяли недотёпу! Завтракай быстрее и к хозяйке. Она уже спрашивала тебя.
Незаметным. Он хочет быть незаметным, как в том, счастливом мире.
Юноша подошёл к общему для слуг столу. На больших тарелках навалена недоеденная стряпня. В первый свой день Давийн наивно подумал, что "недоеденная" означает еду из кастрюль, сковородок и другой посуды, в которой готовят для постояльцев. Но оказалось всё намного хуже: "недоеденная" - это в прямом смысле недоеденная пища. Оставленную еду на тарелках сваливают на большие блюда и кормят слуг. И, как понял Дав, хорошо ещё, что сваливают не всё вместе, а салаты с салатами, каши с кашами. Хорошо, но в первую свою трапезу на кухне юноша еле справлялся с рвотными позывами.
Отрезая надкусанный конец колбаски, он раздумывал: почему в том мире у него на работе всё получалось, а в этом - нет. Может хозяева мстят за его промах в разговоре о работе...
- Господин Давийн ищет работу у меня в госпиции? - в равнодушном голосе ни капли удивления. Дав судорожно закивал и сжался под тяжёлым взглядом. Мужчина обошёл его, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, - ну что же, Дав, ты щуплый, миловидный. Сразу и не разберёшь: пацанчик ты или девка. Постояльцам это понравится. Мне служка нужен, с поручениями бегать. Мальчишку брать не хочу: старательности в них мало. На тебя же могу положиться?
Дав посмотрел на хозяина. Про таких говорят: поперёк себя шире. Нос картошкой, одутловатое лицо, большие ладони с толстыми пальцами - это всё от родителя-человека. От нойкхри полукровке достались русые волосы, на которых и сейчас, несмотря на большую плешь и короткую стрижку, виден перламутровый отблеск. Одежда же госпицильера, поддерживая статус "Огней", всегда чистая, даже неизменное полотенце, когда он стоит за стойкой, девственно белое.
Жена господина Флегеройта, госпожа Рудиваэ - чистокровная лесная нойкхри - казалась намного суровее своего мужа: жесткая складка у губ добавляла ей возраста, а от колючих глаз, даже когда она улыбалась, Давийна бросало в дрожь.
Сравнив их и посчитав хозяина более добродушным, юноша решился:
- Я на прошлой работе полы мыл. И посуду. Хвалили...
Мужчина зашёл за стойку и, отвернувшись от Дава, пересматривал бутылки.
- Господин Давийн, - он вытер несуществующую грязь со "Счастливого герцога", - "Небесные огни" исполняют любое желание постояльцев. Мы рады услужить вам, и, если вас устраивает наше гостеприимство, заплатите за следующий день.
- Господин Флегеройт, я, - у Дава дрожали губы, - я буду очень стараться. Вы можете положиться на меня. Постояльцы будут довольны. И вы тоже.
За "Счастливым герцогом" внимание хозяина досталось "Рубиновой леди". С бутылки "Спадийский кравчий" мужчина сдул малейшие пылинки и поставил её в центр полки. Дав обнял себя, закусил губу и, когда уже совсем отчаялся, услышал:
- Слуги живут на чердаке. Переселяйся. Позавтракаешь и за работу.
И господин Флегеройт, и постояльцы могли доверять Давийну любое поручение и любые деньги: юноша исполнял всё в точности так, как ему говорили, и отчитывался за каждый аред. Но расторопности ему не хватало. Как и общительности. Никогда ещё в своей жизни Давийн столько не разговаривал с незнакомцами. Не просил их, не уговаривал, не торговался. Тяжело. В памяти то и дело мелькали воспоминания о кафе "Поешь на дорожку". И сейчас тоже вспомнилось... Юноша помотал головой: забыть надо это всё - его хозяйка ждёт!
- Наконец-то явился! В стойле у нового тигона сбрую шорнику отнеси. Дальше в господской башне из девятого номера возьми часы к часовщику на ремонт. Да не забудь запасные туда поставить! В двенадцатом платье заберёшь, да предупреди портного, что эта спадийская дамочка тщательно свою одёжку проверит. В тридцать восьмом номере общей для тебя поручение есть. К писаке из тридцать седьмого зайдёшь за новой книжкой. Ступай.
Давийн выскочил из комнаты госпожи Рудиваэ, где она обсуждала с поваром закупку продуктов, и понёсся в скотную башню к тигонам. Кроме тигонов, в стойлах стояли лошади постояльцев из Спада. Юноша сам себе удивлялся, но, возможно, потому, что зверюги перешли из категории "страшное средство передвижения" в категорию "работа, которую нужно делать", он смотрел на них другими глазами. Не магическим взглядом, а просто по-другому. Хотя повторять ужас седловки тигона или лошади не хотел. Этого "удовольствия" ему за время путешествия хватило.
В амуничнике юноша нашел рваную сбрую и пошёл к шорнику. Спасибо учителю Нелмойду, он быстро освоился в Сотах. Все семь районов поселья застроены одинаково. В центре, вокруг большой площади, на которой часто проводят ярмарки и гуляния, а иногда и казни, что многими тоже воспринимается как своеобразный праздник, разместились: башня Тизза с обязательным алтарём Витаэ; управа - небольшая башенка, где подсчитывают казну нотарии, проводятся суды и, по мере надобности, заседает собрание района; сторожевой пост, для краткости именуемый "Стопа" - его юноша обходил стороной, слишком уж он похож на каструм, а узнав, что в подземельях башен устроены темницы, старался без надобности не смотреть в ту сторону; госпиция, она же по вечерам культурный центр; наконец, башня Услады - не менее полезное заведение, чем госпиция. Первую круговую улицу, а то и вторую, как в Верхнем районе, занимают ремесленные лавки и таверны - новшество, подсмотренное у людей. А дальше уже тауры с плодовыми садами или склады, как в Портовом. Рыбацкий, первый из районов, основанный в полудне пути от княжества выходцами из Урайт, заставленный как попало башнями, и то перестроил свой центр, когда моряки нанесли Соты на карты и в поселье стали заходить каракки. Чтобы как у всех, чтобы закон и порядок, чтобы даже не сомневались - Соты не какое-нибудь захудалое поселье с дикими нравами и странными обычаями!
Рыбацкий... мелководье и скалы не позволили ему построить хороший порт и район, принимающий морские суда вырос в соседней бухте. Отгородился стеной, построил свою башню Тизза и завёл свою управу со сторожевым постом. Со временем Рыбацкий и Портовый уже не вмещали всех желающих поселиться в преуспевающем поселье, и тогда полулюдь зодчий собрал всех выходцев из королевств и основал единственный людской район. Рассказывают, что название он получил по цвету шевелюры основателя - Рыжий. Вместо башни Тизза там храм Стихий, вместо госпиции - трактир, вместо башни Услады - бордель. Далее появился Южный. Вот тогда поселье и получило своё название - Соты. А появление Речного, Крайнего и Верхнего лишь подтвердило его правильность. Хотя, правды ради, надо сказать, что Южный по расположению стал центральным, вокруг которого сплотились все остальные, но имени своего он менять не стал, хоть оно и удивляло новых жителей и гостей. Крайний вырос последним, как раз на въезде в поселье, и многие путешественники и торговцы стали останавливаться именно там, что очень не понравилось Верхнему, и желание хозяев "Небесных огней" угодить клиентам вполне понятно.
Однако, при всей независимости и автономии каждого района, нашлось кое-что объединяющее их. А именно канализация. Вся грязь и отходы Сот попадали в общий слив и далее в отстойник за Речным, что не могло не радовать господина Флегеройта. "Господа, в Сотах всего два достойных вас района и "Уютный уголок" в Крайнем чудо как хорош. Правда, иногда... очень редко... при неблагоприятном ветерке... окна там лучше держать закрытыми. Но и это может не помочь. Мне жаль, что наши соседи испытывают эти трудности. Журавельник давно уже посадили... но вы же понимаете... он растёт долго... ничего с этим не поделать... - на этих словах извиняющий тон господина Флегеройта становился совсем печальным и, выждав подобающую паузу, госпицильер продолжал: - Наши "Небесные огни" рады предложить вам подобающий отдых... Ах, если бы только знали, какой с верхних этажей открывается замечательный вид... - он закатывал глаза и мечтательно улыбался. - Так какой вам номер? Дав, помоги донести сумки господам". После этой речи, путешественники, доехавшие до "Небесных огней" и готовые платить за чистый воздух и красивый вид, отсчитывали серебряные лирки, нитаны или аллуки в пухлую ладонь хозяина госпиции. Оставшись один, господин Флегеройт шептал сквозь зубы: "Да чтоб засох этот журавельник. Всего два года ему осталось расти... Всего два... За это время я должен загнать "Углы" в угол и разорить их. Иначе разорюсь сам".
Дава не трогали терзания хозяина, но соперничество госпиций неприятным образом отражалось на нём - приходилось усердно работать. И он старался. Изо всех сил. Но угодить получалось не всегда. Временами юноша клял тот вечер, когда приехал в Соты. Нелмойд не стал объяснять ему разницу между районами: "Тебе нужно учиться общаться, Давийн. В пути расспроси торговцев о госпициях, реши сам где лучше остановиться", - и Дав выбрал первую странноприимную башню со свободными номерами, справедливо решив, что это самое лучшее место. Через три дня он спросил, когда придёт каракка с Морской Затры, и, узнав, что корабль "вот только-только перед вашим приездом отошёл", пересчитал наличность и решил из клиента стать прислугой. А ведь он поселился в общей башне, наверное, Тизз уберёг его от дорогущей господской!
Насколько бы легче работалось, не будь чрезмерного общения с клиентами, хозяевами и слугами. Однако и тут Дав нашёл выход. Он действительно делал всё быстро, но по очереди. Госпожа Рудиваэ перечислила ему задания, значит, именно в этом порядке он их сделает. И хотя из господской башни платье и часы можно забрать сразу, лучше сбегать два раза - времени это займёт больше и новых поручений он не получит. Сами виноваты: он намекал им на полы и уборку!
- Через два дня заберёшь, - шорник исподлобья глянул на Дава, - Подумаешь, из госпиции... Клей одинаково сохнет, что у бедных, что у богатых... но господа могут лихан заказать, специально для таких быстрых у геари купил. Тогда, завтра утром готово будет...
- Часы, молодой человек, спешки не любят. Они любят время. Приходите завтра - посмотрю, подумаю... и тогда отвечу...
- Дамочка из Спада платье порвала? Или ей порвали? Знаем мы этих королевских дворняжек! Как вырвутся в Дикие Земли, так шалеют от свободы... Так я и думала! Под каким кустом она валялась? Изгваздала всю одежонку. Три дня не меньше!..
Покачиваясь, Давийн медленно возвращался в госпицию. Бессонная ночь давала о себе знать - на ходу не засыпал, но сознание притупилось и кружилась голова. Как в тумане он слышал окрики возничих, когда не замечал едущих на него повозок, провожал мутным взглядом недовольно восклицающих прохожих, с которыми чуть не сталкивался. Времени до полудня оставалось всего ничего, и юноша решил зайти в тридцать седьмой и тридцать восьмой номер сразу, не разбивая их на два поручения.
Высокая общая башня, шестой этаж, номер тридцать семь. Дав тихо постучался в полуоткрытую дверь.
- Господин, я за кни...
- Я не буду платить за переплёт этой бездарности! - молодой мужчина в расстёгнутой рубахе сидел за столом. Покачиваясь на задних ножках стула, он с задумчивым видом грыз кончик пера. Вокруг валялись порванные исписанные листы. - Свободен.
Юноша кивнул и оставил писателя наедине со своими мыслями.
В узком коридоре полусонный Дав чуть не налетел на женщину, ширококостную, в длинном полинялом платье. Прижавшись к стене, он пропустил её, заметив краем глаза длинные перчатки, заткнутые за пояс, и толстую короткую косу. Мелькнула мысль, что она, человек, здесь делает. Если люди и останавливаются в "Огнях", то только способные оплатить проживание в господской башне. Отмахнувшись от ненужных дум, он постучал и вошёл в комнату последнего клиента.
- Господин, я за поруч... - начал было Дав и тут же отшатнулся от бешеных глаз с белой паутиной. Айкюльи. В руках недоплетённая грязно-серая понисса.
Юноша выскочил за дверь. Перед глазами цифры - 36. Всё-таки и сегодня напутал. Если хозяин узнает, может урезать жалование. Дав добрёл до тридцать восьмого.
- Господин Шарлозойт, у вас поручение для меня? - нойкхри у окна обернулся на голос.
Высокий, коротко стриженный, всегда улыбается. И цепкий взгляд. Юноша уже встречался с ним, выполнял мелкие поручения, но всё равно пока робел перед общительным постояльцем.
- Да. Заходи, - подождав пока Давийн закроет за собой дверь, хозяин номера продолжил, - я слышал, ты из Светляка с последним обозом приехал? - юноша кивнул. - Говорят, у вас там бой с Тха-Кар-Маром был? - не поднимая взгляда, Дав резко качнул головой. - Расскажи мне об этом бое. - На какую-то долю секунды большие испуганные глаза воззрились на мужчину. - Наррейн ейс Лиммех опять помог куриону и спас вьель?
- Нет, мы справились сами.
- Сами? Я был в Светляке, когда Лиммех привёл обоз. Из охраны тогда один сэлле живой остался. Да ты, наверное, и сам это знаешь? - юноша неопределённо пожал плечами, - неужели он не рассказывал о спасении?
- Не знаю. Господин, чем я могу услужить вам?
- Раз ты ничего не знаешь о бое, - мужчина развёл руки, - тогда ничем. Думал про знакомых из каструма узнать. Но нет, так нет. Иди.
Давийн быстрыми шагами пошёл к лестнице на чердак. Почти взлетев по ней, он добрался в общей комнате до своей койки, не раздеваясь, забрался под одеяло и провалился в тяжёлый сон.
...Тонкий, голубой, даже не поток - луч вырвался из сомкнутых пальцев и прожёг дыру в мишени. Подросток немного постоял, любуясь своей работой. Пытаясь сохранить серьёзность, он хмурил брови и сжимал губы, но не выдержал и, широко улыбаясь, посмотрел на дьёлиза. Лисёнок завертелся волчком у ног хозяина.
- Дав, эта деревяшка прибита к забору. По ней и слепой попадёт. Попробуй по маятнику так же ударить... А то, наверное, думаешь, что уже поразил наррейнов своей меткостью? Они на выпускников приехали посмотреть... Лиммех вон айкюльи выбирает, говорят своих у него в этот год нет...
Он насмешливо посмотрел на одноклассников и направился к следующей тренировочной площадке. Лёгкий ветерок перебирал ярко-розовые волосы, а солнце ласкало кожу. Всей душой Давийн радовался этому дню...
...Вокруг всполохи, крики, ругань, рычание. Потоки стихий жгут тварей, откидывают и обездвиживают их. Корды рубят... Всюду кровь. На дороге, на земле, на повозках. Даву кажется, что он дышит кровавым тошнотворным воздухом. Перед глазами только красное месиво кругами и больше ничего.
- Дав, Дав, очнись, - кто-то тормошит его за плечо, - всё кончилось... Не слышит...
Звонкая оплеуха и тут же знакомое рычание.
- Уйми своего зверя, Дав. И ведь только что помогал мне в бою... Лис, я твоего хозяина в чувство привожу. Хватит скалиться на меня.
Давийн неверяще осмотрелся: над ним склонился мечник из отряда, рядом - лис.
- Смени штаны, - усмехнулся мужчина, - и покорми дьёлиза. Потрепало его.
Юноша вздрогнул, выхватил сакс, и зло ударил им в ладонь. После, боясь встретиться глазами с притихшим лисом, вызвал магический взгляд и оглянулся, ища общую эрку...
...Лес, туман... Оглядываясь, пытаясь рассмотреть где он, юноша крутился на месте... Даже энергозверя нет... Однако ладонь болит, как будто только что покормил его... Сбоку почудилось какое-то движение. Дав развернулся, помахал рукой.
Меж деревьями брела бледная фигура. Серые, перемежающиеся с грязной рыжиной волосы беспорядочно свешивались до пояса. На впалой груди ярко горел оранжевый знак. Костлявая рука отвела пряди с глаз, тонкие бескровные губы растянулись в жуткую улыбку. И зубы. Он ещё не видит, но знает - у существа должны быть мелкие острые зубы.
Дух вытянул руку и с ладони посыпались белые песчинки. Не долетая до земли, они краснели, наливались каплями и под иссохшие босые ноги уже лились кровавые ручьи. Дав закричал...
...Звонкая оплеуха, ещё одна. Не понимая спросонья, где находится, схватившись за "пораненную" ладонь, Дав подскочил на кровати и в страхе оглянулся: никого. То есть наоборот - народу много. Возле него столпотворение: сонные злые слуги, кто кулаки сжимает, кто подушку, у маленького поварёнка таз в руках - но голодного духа рядом нет.
- Ты зачем его поднял? - послышался разъярённый голос, - я что, зря за водой бегал?
Парень, разбудивший Дава оплеухами, перевёл взгляд с него на поварёнка, потом усмехнулся и махнул рукой:
- Выливай! - и на Давийна плеснули ледяной водой. - Может теперь перестанет кричать... Ни днём ни ночью от него покоя нет...
Недовольно ропща, слуги разошлись по койкам, а Давийн, сняв с крючка плащ, устроился на пол возле маленькой печки.
Дав осторожно постучал в тридцать шестой номер и, пока не услышал приглашение, ждал за дверью.
- Да не дрожи ты так, - вздохнул айкюльи. Стоя перед зеркалом, он равномерно расправлял складки на заправленной в штаны рубахе. - Понимать должен: нечего соваться к белому, если тебя не звали. Я же ponissa плёл.
Юноша тайком пару раз глянул на постояльца. Нойкхри был ненамного старше его, но намного увереннее. Дав позавидовал: почему ему не досталось тело айкюльи? Он бы научился плести идеальные пониссы и спокойно бы жил. Юноша ещё раз глянул на мага. Сложен хорошо, но красавцем не назовёшь: широко расставленные глаза и маленький рот портят первое впечатление, что, однако, не мешает айкюльи, куда-то собираясь, прихорашиваться перед зеркалом.
- Извините, номером ошибся и ponissa поздно заметил, - прошептал юноша, - спасибо, что не сказали хозяину, господин Лихандийк.
- Забудь, - усмехнулся мужчина, - возьми деньги на столе. Отнеси оружейнику в Речной. Я ему четыре с половиной ареда задолжал. Потом в Рыбацком отдашь пятак сапожнику. Сдачу себе оставь. Только сегодня надо сделать. Темноты не боишься?
- А лавки открыты? Стемнело же уже...
- Закрыты. Но тебе откроют. Ещё бы деньгам не открывали. - Нойкхри бросил взгляд на Давийна и снова уткнулся в зеркало. - Не переживай ты так. Я договорился, тебя ждать будут. До девяти часов. Сейчас шесть... Успеешь?
- Успею. Я пошёл?
- Беги.
Дав взял серебряный аллук и поспешил исполнить последнее в этот день поручение. За три дня после нелепой ошибки он порядком измучился. Днём боялся хозяев, ночью - видений. Но время шло, а господин Флегеройт и госпожа Рудиваэ ругали его только за другие мелкие провинности и видения в эти ночи он не видел. Страшный айкюльи из тридцать шестого оказался понимающим и неожиданно щедрым нойкхри. Полмедяка сдачи - первые "чаевые" в "Небесных огнях", которые ему разрешили оставить.
Юноша быстрым шагом шёл к воротам в Южный. Бежать, несмотря на пожелание, он не будет: слишком памятен недавний бег на исходе сил. А так и по сторонам успевает смотреть. Он в Верхнем-то дальше улочки ремесленников редко выбирался, а в Речном и Рыбацком ни разу не был. Как раз познакомится с новыми районами. Вдруг пригодится.
От неожиданной мысли Дав споткнулся. Когда это случилось? Когда он перестал бояться? Неужели тот бег наперегонки со временем вытеснил у него страх перед темнотой? Юноша нахмурился - стоит ослабить внимание и до беды недалеко. Страх ему нужен, страх помогает выжить. Дальше по Южному он шёл осторожно, выглядывая компании навеселе и заблаговременно переходя на другую сторону улицы. Потянуло запахом нечистот. Вот и ворота в Речной район.
- Стоять! Кто? Куда? Зачем?
Не понимал этого Дав. Ладно бы на внешних воротах расспрашивали. Но на внутренних постах... Всё равно ведь не узнают правду. И хоть юноша мог сказать, что в голову придёт, он ответил честно:
- Давийн Тавияри. Служка из "Небесных огней" в Верхнем. Постоялец в Речной к оружейнику послал.
- А что в Верхнем оружейников не осталось?
- Остались. Мне сказали: "Иди в Речной" - я иду.
- Ну да, все мы подневольные. Проходи.
Дав прошёл ворота и направился к центру района. Время не позднее, кругом много прохожих, не спеша идущих кто домой отдохнуть, кто в таверну или госпицию культурно вечер провести, но юноша невольно прибавил шаг. Он шёл по самому центру извилистой улочки: туда падало больше света от фонарей. Своё желание - рассмотреть незнакомый район - Давийн оставил после первого взгляда на соседние улицы. Тёмные, страшные. Фонари освещают только двери, над которыми висят, смутные размытые вывески. Последние метры до ремесленного кольца Дав почти бежал, втянув в плечи голову.
Оружейник оказался брюзжащим стариком-человеком. Под его непрекращающиеся "А днём что, времени занести не было?" и "Сдача? Без сдачи никак?" юноша получил пять с половиной аредов и направился в Рыбацкий.
Обратный путь по Речному показался ему гораздо короче: до ворот он долетел в считанные минуты. Вот и хорошо освещённый благопристойный Южный остался позади, и юноша застыл на границе Рыбацкого.
Самый бедный район Сот спускался к морю уступами и, считай, каждая улочка состояла из одних крутых лестниц соединённых короткими переходами. Дав сглотнул: это Речной он считал непрезентабельным и опасным? Рыбацкий был в разы хуже. Нет ни яркой в ночи центральной площади, ни ремесленного кольца вокруг. Нет прямых главных улиц - та, на окончании которой он стоял, заросла с краёв пышными кустами, а после двух лестничных пролётов заворачивала за угол таверны. Добавляя смятения, под тусклым фонарём скрипела деревянная вывеска.
Что там дальше? За углом? Где ему искать сапожника?
Поминутно оглядываясь, юноша нерешительно спускался по узким выщербленным ступенькам. Позади лязгнул затвор на воротах.
- Пошли говорю, "Щедрый" всегда нальёт, - три покачивающихся силуэта стояли на верхней площадке.
- Ладно. Но только по одной.
- Сначала по одной. А потом, может, угостят нас. Вон смотри кто-то впереди идёт. Наверное, к "Щедрому".
Дав втянул голову в плечи и припустил бегом с лестницы, но уже на втором пролёте запнулся и кубарем скатился к крыльцу таверны, больно ударившись обо что-то спиной.
- Бо-о-онс, держи-ись, - растягивая гласные, просипел чей-то голос. - Держись... - Дав, закрыв глаза и обхватив голову руками, сжался на тротуаре, боясь подняться. И вдруг сверху на него упало тяжёлое дурнопахнущее нечто.
- Грааах... - застонал кто-то рядом.
- Упал всё же. Бонс? Живой? - осведомился сиплый голос. - Ничё. Щас эта мелюзга нам на поправку здоровья даст. А то бросается под ноги...
Чужая пятерня схватила юношу за волосы и, больно потянув, подняла на ноги. Взвыв, Дав вцепился в держащую его руку.
- Выворачивай карманы, - обдав перегаром, потребовал желающий поправить здоровье нойкхри, - тьфу, да это сэлле... - юношу отпустили. - Слушай, полумаг, мож ты с нами?
- Н-н-нет, - выдавил из себя Давийн, - я к сапожнику.
- Вниз до конца. Можешь кувырком, - хохотнул несостоявшийся приятель по выпивке, - после этой "сходни" идут или к сапожнику, или в таверну.
- Или в Рыжий к витарам, - обрёл голос Бонс.
- Там, - Дав показал на лестницу, - трое идут к щедрому приятелю выпить. Возможно, и вас угостят...
- К нему? - под хохот товарищей Бонс кивнул на вывеску "Щедрый таверньер".
- Да, - смутился над своей оплошностью юноша. - Я пойду?
- Бывай, - и Давийн поспешил уйти от подвыпившей компании.
Оставшуюся часть пути до сапожника и обратно в "Небесные огни" он прошагал в куда более спокойном душевном состоянии. Мысль, что глаза Тизза помогут, одновременно грела душу и тревожила его. Надо быть осторожным. Будет совершенно нежелательно, если хозяева узнают, что он маг. Мельком Дав отметил, что магический взгляд изменился: сквозь серую паутину он видел смутные очертания нойкхри и тауров вокруг. Жаль, конечно - в случае дорожного боя юноша не хотел видеть кровь и смерть - но, как он догадывался, это от него не зависело.
И только забравшись в койку и укрывшись одеялом, Дав подпустил ненужную мысль. Не специально, но он устал гнать её от себя. Почему он разговаривал с хулиганами, которые его хотели обокрасть и, вероятно, избить? Откуда в нём эта лишняя смелость?..
...- Дав, пошли, чего встал, - его потянули за рукав.
- Погоди. Лесничие к девушке пристают.
- Сама виновата. Нечего перед ними вышагивать. Они днём из леса вернулись. Празднуют, что живы...
- Может, я тоже лесничим буду! Они её просто с девочками из башни Услады перепутали. Лисёнок, пошли, - и подросток с энергозверем направился к шумной компании...
...Натянув на голову одеяло, Давийн зажмурился. Когда уже он перестанет видеть чужую жизнь?
Темные, выложенные крест-накрест, балки перед глазами делили потолок на большие квадраты. Между ними набиты светлые бежевые доски - вернее кремовые - пришло на ум чужое знание. Откинувшись в кресле, Дав разглядывает нехитрый узор на потолке, иногда переводит взгляд вправо на окно: там видно море, лодки рыбаков и уплывающую каракку - он готов смотреть куда угодно, но только не налево, где трудилась вита.
Боли не было. Один взгляд на Дава в полуобморочном состоянии, на его изломанную руку и вита - пожилая, высокая как жердь и такая же худая женщина с неряшливо забранными в пучок волосами - усмехаясь, спросила:
- За обезболивающее будешь платить или смелый нокки всё вытерпит? - слуга из "Небесных огней", помогающий Даву дойти до целителя в Рыжем, услышав её слова, прыснул в кулак.
- Смелый... Это вы о...
- Не с тобой разговариваю! - женщина и не глянула на него, - так что?
- Плачу... - Дав был готов сейчас отдать все свои сбережения.
Вита кивнула и повела его за собой.
В кабинете, устроив Дава полулёжа в кресло-кушетку и густо намазав синей мазью ему руку от локтя до запястья, она озвучила стоимость лечения.
- Кости вправлю бесплатно. Переломы залечу бесплатно. За хладинь, - прищурив глаз, она оценила расход мази, - полтора ареда хватит. За сопру - полтора аллука...
- Сколько? - задохнулся Дав.
- Полтора серебряного, - невозмутимо повторила женщина.
- А можно без неё?
- Можно. Но через неделю у тебя из пор гной потечет, и ты снова прибежишь ко мне. А может тебя уже привезут. И как сам понимаешь, на первую бесплатную помощь это уже не тянет. За глупость и жадность двойную плату берём! Ну и?..
- Плачу...
- Умница! За посход ещё аллук, - женщина окинула насмешливым взглядом онемевшего Дава, - чтобы за три недели кость срослась. И крепкая была, как будто и не ломалась.
- А без него?
- Два месяца. Никак не меньше. Да и после год руку беречь придётся. Перелом у тебя сложный. Ну и четвертак за ряску. Для успокоения.
- А ряска...
- Обязательна!
Юноша вытащил из кармана три аллука, взял сдачу и, с интересом ничего не смыслящего в целительстве человека, смотрел, что же вита будет делать дальше. Мазь впиталась, рука не болела и Дав немного повеселел.
Сидя рядом, женщина наклонилась - при её росте почти согнулась в дугу - и протянула руки над переломом. По кистям магички потекли жемчужно-белые ручейки живительной магии. Сорвавшись с пальцев, живица коснулась его кожи... и Даву подурнело...
Когда на его протянутую руку упал ящик с гирями и раздался треск костей, он не разглядывал увечье: от боли и от слёз юноша в те мгновения вообще ничего не видел. "Грах! Заткните его кто-нибудь! Всех постояльцев перепугает! - перекрикивал Дава господин Флегеройт, - опять он! Всегда он! Заткнулся? - хозяин заговорил тише, - отлично. Что у тебя там? Пустяк. Трёх аллуков хватит, чтобы залечить. Ты, - мужчина ткнул пальцем в одного из слуг, - отведи его в Рыжий к вите".
Когда он, спотыкаясь, шёл за довольным оказией отлынуть от работы слугой - иначе пришлось бы вместе со всеми таскать мешки с провизией - он тоже ничего не видел. Травма скрыта рукавом и юноше слишком страшно посмотреть на неё. К тому же его вели к магу жизни! А у него ещё из прошлого мира осталась уверенность, что стоит только попасть в руки к врачу и тебе больше ничего не угрожает. Врачи знают о том, что скрыто, избавят от любого недуга, вернут радость жизни. А ведь в этом мире не просто врачи. В этом мире маги! Главное дойти...
Когда вита плоской лопаточкой обмазывала ему руку, он увёл взгляд в сторону. И когда рассчитывался, избегал смотреть на покалеченную конечность.
Но вот боль сошла на нет, и любопытство взяло верх над страхом.
Тонкие нити живицы коснулись руки, проникли внутрь, а Дав не может оторвать глаз от выпирающего бугра ниже локтя, с ужасом осознавая, что это конец сломанной кости, который ещё чуть-чуть и вышел бы наружу, прорвав мясо и кожу. Кажется, он разглядел даже белый кончик обломка. Или это его воображение?
Кость дрогнула и стала медленно перемещаться на место. У Дава поплыло перед глазами...
- Ты что, сомлел? Больно? Хладиня мало? - донеслось равнодушное. Юноша отрицательно мотнул головой. - Тогда отключайся себе на здоровье. Амбра бесплатная. Какой ты, нокки, чувствительный...
...- Дав, больно было? - большими испуганными глазами смотрит на него девочка из класса.
- Я мужчина и маг! Мы умеем терпеть боль! - подросток не удержался и подул на покрасневшие пальцы.
- Дав, не надо было...
- Надо! Ты сама рассказывала, что это всё, что у тебя от родителей осталось. Да оно с краешка лежало, не в самом же костре. Только ты его больше не роняй...
- Не буду...
...Сознания Дав не потерял, но к окну отвернулся. Он чувствовал, как кость, влекомая живицей, встала на место, почти услышал скрежет костей друг о дружку, ощущал, как вита плетёт внутри руки, наверное, кости соединяет. Но смотреть на магию жизни не стал. Любопытство ушло.
Дом целительницы стоял на границе с Рыбацким, и, хоть Рыжий не прибрежный район, море из окна виднелось хорошо. У юноши мелькнула мысль, что женщина специально поселилась здесь и специально отвела эту комнату для лечения, чтобы такие "млеющие", как он, отворачивались к морю или разглядывали потолок.
Дав провожал взглядом уплывающую каракку. К его сожалению её путь лежал в королевство Спада. Скоро месяц как он в Сотах и за это время ни одно судно не отправлялось на Морскую Затру и не приплывало с неё. Был один корабль, но его он заметил уже в море. Глядя на расстроенного юношу на причале, грузчики объяснили ему, что корабли дольше суток-двух в порту не задерживаются и если он караулит каракку альянса, то надо чаще в порт бегать или номер ближе снять. Впрочем, узнав, что корабль отплыл на Каменную Затру, Дав перестал горевать: ехать в оплот байга он не планировал. Поэтому, сдержанно кивнув, Дав поспешил уйти от словоохотливых рабочих, но с тех пор каждый день наведывался в Портовый, возвращаясь с поручений гораздо позже обычного. На недовольство господина Флегеройта отвечал, что в следующий раз обязательно всё сделает быстро. Возмущение хозяев госпиции его работой волновали теперь юношу меньше всего. Если корабль с Морской приходит раз в месяц, а он уже почти месяц тут, то господин Флегеройт и госпожа Рудиваэ злятся на него последние дни!
Который уже раз за лечение у виты Дав ищущим взглядом всмотрелся в море и забыл как дышать. В ответ ли на его мольбы или, как он и предполагал, время пришло, но вдали появился новый парус. Каракка, только она! Лодку он на таком расстоянии не разглядит. Юноша отмер, несмело улыбнулся, посмотрел на магичку, неосознанно желая поделиться с кем-нибудь своей радостью, даже на руку посмотрел - рука как рука, чего он боялся? - и умиротворённый закрыл глаза, ожидая конца этого несложного лечения.
В левой, больной(!) руке амбарная книга, в правой - карандаш. Дав ходит за госпожой Рудиваэ и записывает расходы, остатки, примечания. Сам виноват! Вита предупреждала его, как только дойдёт до госпиции - сразу пить ряску. Но у него были на вечер свои планы.
Напоследок маг жизни, услышав его растерянный вопрос, отчитала юношу: "Какой ещё гипс? Опять что-то новое недоучки из Диких Земель придумали! Уже деревяшку к перелому не привязывают? Нет? А то срастят кости неправильно, а мы потом переделываем за ними! Ряску не забудь выпить. Денёк поспишь, завтра живцом забегаешь... Э-э нет, перелом не исчез, - вита замолчала подыскивая слова, - я кости соединила и как бы перебинтовала туго изнутри. Ну и снаружи перевязала, чтобы ты не забыл беречься. Болеть не будет, пальцы действуют, рука тоже, но ничего тяжелее полведра воды не поднимай. Про сопру и посход не забывай". Дав поблагодарил целительницу, но решил сделать по-своему.
У неё свои обстоятельства, у него - свои: сначала Портовый, потом ряска.
Однако хозяева не вошли в положение Давийна: "Раз от зелья отказался, значит здоровый. Будешь мне помогать. Работа лёгкая - записывай всё, что говорю", - и юноша весь остаток дня проходил с госпожой Рудиваэ. Только за час-полтора до заката она отпустила его, но наказала выполнить последнее поручение.
Дав тихо постучался в тридцать шестой.
- Входи, - раздалось весёлое.
Хозяин номера, сгорбившись над столом, дописывал письмо. Давийн осмотрелся - у двери две сумки, у нокки перевязь с кордом на поясе, в шкафу через открытые дверцы виднеются пустые полки.
- Вы съезжаете?
- Да.
Дав заволновался.
- А вы в Портовый?
- Может быть...
- А куда каракка уплывает?..
- А тебе куда надо? - смеясь, спросил уже бывший постоялец.
- На Морскую Затру.
- Тебе повезло. Именно туда и идёт.
- Ой, а когда?
- Завтра утром.
- Господин, - сбиваясь от радости, затараторил Дав, - я не могу... я всё! Увольняюсь я! Письмо нет... не могу...
- Увольняйся себе на здоровье, - выпрямился нойкхри. - Но письмо-то можешь отнести или до завтра не успеешь? - Мужчина улыбнулся, - Дав, вместо тебя пошлют какого-нибудь рохлю... Или я мало тебе доплачиваю?
- Нет, что вы, конечно, нет, - юноша покраснел, - вы один мне и доплачиваете. Извините, я отнесу. Куда?
- В Рыбацкий. Лавку сапожника помнишь? - скривившись, Давийн кивнул. - Отлично. Справа от неё проулок начинается. Иди по нему до конца и прямо на лавку айкюльи выйдешь. Письмо магу отдашь. И вот ещё что... Каракка рано отплывает... Лучше сейчас рассчитайся с хозяевами, и в Рыбацкий с вещами иди, а потом сразу в Портовый. Понял? Вот письмо, вот четвертак.
Забрав и то и другое, Дав помчался к чёрной лестнице. Крутая и узкая, предназначенная только для слуг, она проходила от подвала до чердака. С раннего утра до позднего вечера вверх-вниз сновали по ней горничные. Иногда можно было встретить и хозяев. Но столкнуться возле неприметной двери с постояльцем, Давийн не ожидал.
- Дав, куда так мчишься? Руки-ноги же переломаешь! А что у тебя с рукой?
- Уже сломал, господин. Всё обошлось, хотя и дорого, - выпалил юноша, пытаясь обогнуть мужчину.
- Уверен, что к тебе Невзгода не прицепился? Или Артист? Мне-то всё равно, корми голодного духа сколько хочешь. Но он же потом может в других вселиться, - мужчина пропустил Дава и направился в свой номер.
- Подождите, - Дав опёрся на стену: враз ослабевшие ноги перестали его держать. - Почему голодный дух? Откуда голодный дух? - зашептал он.
- Эй, парень! Да подожди ты в обморок падать! - мужчина встряхнул Давийна, - нет никакого духа. Всё с тобой хорошо.
- Точно?
- Ну, давай посмотрим. Что с тобой случалось за последние дни? Падал, спотыкался, пугался? Расскажи обо всём.
- Я всегда падаю... Два дня назад меня в Рыбацкий господин послал. Так я там с лестницы скатился, сам не понял, обо что споткнулся.
- Ещё что?
- Сегодняшние гири считаются?
- Да.
- Ветошь на нижней полке лежит. Сказали принести. Потянул тюк на себя... Тут сверху они и свалились.
- Гири поставили на верхнюю полку?! Зачем?
- Неа, это запасные. У госпожи Рудиваэ даже гири запасные есть, - мрачно заметил Дав.
- Ты сразу пошёл в подсобку?
- Нет. Мне сказали сперва столяра позвать, а потом ветошь принести.
- Это всё?
Юноша замялся, но посмотрел на серьёзного Шарлозойта и рассказал.
- Я недавно господина Лихандийка очень испугался. Может помните, вы тогда меня про Сияющие Искры расспрашивали... Так вот, я не сразу к вам зашёл, сначала в тридцать шестой... не специально, по ошибке... не спал всю ночь, и перепутал номер. А он так на меня глянул... Вы знали, что он айкюльи? Господин Лихандийк ponissa плёл... А тут я врываюсь... Я думал, он меня на месте прибьёт... Но ничего, всё обошлось, - Дав несмело улыбнулся. - Господин маг очень добрым оказался.
- Понятно. Маг значит? А чего тогда в общей башне живёт? Хотя... Ты не видел, сколько цветов у него в венце?
- Нет. Венца видно не было. Только белая паутина в глазах, - Дав поёжился и, посмотрев на задумчивого мужчину, поспешил добавить: - но ponissa у него была цвета грязного снега.
С лёгкой улыбкой на губах господин Шарлозойт оглядел юношу. Под его заинтересованным взглядом Дав неосознанно сделал шаг назад. Постоялец из тридцать восьмого стоял, привалившись плечом к стене и сложив руки на груди. Где-то хлопнула дверь. Нойкхри обернулся - никого нет - но заговорил тише:
- Грязно снега говоришь? Не думал, что ты видел снег.
- Мне так показалось... - побелевшими губами оправдывался Давийн. Опять чужие знания помешали ему. - Сама серая, а местами чернота, как налёт... грязная... Я, наверное, ошибся, господин Шарлозойт. Со страху померещилось. Я пойду?
- Опять по поручениям гоняют?
- Нет, увольняюсь я, - улыбнулся Дав. - Одно поручение для господина Лихандийка осталось... И наконец уеду отсюда.
- Понятно. Удачи, Давийн.
Опять за ним закрываются ворота из Южного в Рыбацкий. Опять перед ним крутая изломанная лестница. Опять внизу, через два пролёта, слышатся громкие голоса из "Щедрого таверньера". И хотя глаза Тизза в случае опасности ему помогут, Дав понимает, что среди любой весёлой компании, которой он чем-то не понравится, тоже может быть маг, а значит надо пройти вход в таверну как можно быстрее и дальше пробираться лучше в темноте, остерегаясь выходить под редкие фонари.
Вот лавка сапожника и справа от неё вход в проулок. Без единого фонаря. Не светятся ни выход в конце, ни окна тауров. Звёзд на небе и то не видно: деревья в садах смыкают над узкой улочкой густые кроны. А выросший то там то здесь кустарник, кажется, нужен только для того, чтобы кто-нибудь кровожадный скрывался в нём. У юноши холод пополз по позвоночнику: казалось он стоит перед раззявленной пастью чудовища. Он сделал шаг навстречу темноте, другой. Остановился. Широко раскрыв глаза, как будто это поможет лучше видеть, Дав всматривался во тьму, вслушивался в неё. Где-то мяукали кошки; отрабатывая свой хлеб, подавали голос собаки; доносился шум листвы. На вкус, цвет и запах - особенно на запах - проулок был обычным загаженным местом. Но менее страшно от этого не становилось. И Дав, не выдержав давящего предчувствия беды, вжал голову в плечи и рванул вперёд, надеясь быстро пробежать жуткое место.
Боль ослепила. Со всей силы врезавшись во что-то твёрдое, юноша отлетел назад и скорчился на земле. В голове стоит гул, лоб горит огнём, рука и колено саднят. С трудом приоткрыв один глаз, Дав пытается разглядеть на что он налетел. В двух шагах, выделяясь на фоне ночного неба, над ним нависала стена, а на ней большими оранжевыми каплями затвердели земляные потоки тэи. Дав сразу их узнал. Когда-то в Искрах на тренировочном поле учитель Нелмойд учил его магическому бою: все сэлле должны уметь использовать пониссы, помогать дьёлизам, драться на кордах и владеть магическим взглядом. Дьёлиза у него нет, сэлле он быть не хочет, пониссы слишком опасны, как и корд. Магический взгляд! Дав застонал: дорогу из Искр он каждый день осматривал, а в безопасных Сотах отринул от себя всё, что может выдать в нём мага.
- Так-так-так, господин Давийн, а вы, оказывается, невообразимо везучи, - раздался позади знакомый голос.
Дав удивлённо оглянулся: откуда здесь господин Лихандийк? Неужели каракка отплывает раньше и нойкхри пришёл за ним?
- Вы за мной? - щурясь в темноту, встревожено спросил юноша.
- Можно и так сказать, - Лихандийк улыбнулся, а на его запястье зажглась тэя, и в ответ на это мир перед Давийном сплёлся серой паутиной. - Шею ты себе на лестнице не сломал, - как во сне слушал юноша немыслимые откровения, - голову гирями не пробил. Приходится самому руки марать.
- За что? - только и смог прошептать Дав.
Нойкхри поднял руку. На его ладони собралась в шар ярко-оранжевая стихия. Управляя потоком, сжались пальцы и... между Давийном и айкюльи с неестественной быстротой промелькнул оживший куст. Длинные ветви хлестнули руку мага, и с раскрытой от неожиданной боли ладони сорвалась и гулко упала на землю большая капля.
- Чёрный, - прошипел маг.
- Беги, - не отрывая от айкюльи взгляда и избавляясь от маскирующих веток, чуть повернул голову к Даву господин Шарлозойт.
Дважды говорить не пришлось. Прижимаясь к стене за спиной айкюльи, Давийн крался к выходу из подворотни. Под ногами что-то чавкало, скрипело, мягко давилось. Боясь упустить мага из виду, юноша не смотрел себе под ноги. Перед глазами мелькали оранжевые сполохи: не останавливаясь ни на минуту, Лихандийк закидывал байга сгустками стихии. Чёрный же, уворачиваясь от атак, держался ближе к тупику, чтобы айкюльи по возможности стоял спиной к Давийну.
Вот Шарлозойт отпрыгнул дальше, и белый, на секунду обернувшись к Даву, выкинул в его сторону руку. Юноша взвизгнул и, развернувшись, побежал что есть сил к свету. Мимо пролетел комок стихии, и хоть он мягко упал на мостовую, камни вокруг него раздробились в мелкое крошево. Назад Дав больше не оглядывался.
Воспользовавшись заминкой Лихандийка, байга метнул в него нож.
Шарлозойт удовлетворённо рассматривал лежащее перед ним тело. Господин Лихандийк был ещё слишком самонадеян, чтобы уверовать, что чёрные и без магического зрения хорошо ориентируются в темноте; был ещё слишком неопытен, чтобы знать, что нельзя отвлекаться во время боя с недомагом; был ещё слишком скуп, чтобы купить для предстоящего боя две пониссы, если сам сплести не может; был... Вот именно он уже просто был.
Но, помилуйте, когда этот айкюльи успел стать пустым? "Возрождение через Пустоту"! И сколько не уничтожай эту заразу - пустые появляются вновь. Как будто гибнущему миру Ану мало своры, мало отступников, мало тёмных магов. Бедный деинхэ и не понял, за что его хотели убить, но цвет пониссы определил верно.
Мужчина мысленно упрекал наррейна ейс Лиммеха: нельзя же давать столь противоречивые указания! Правильный приказ: либо убить, либо опекать. А ему поручили: убить - если вспомнит лишнее, опекать - если не вспомнит. Шарлозойт - байга, а не старуха-провидица из Печального Бриза. Но наррейн Парнойм настаивал на своём, его не остановило даже то, что это деинхэ. "В нашем паршивом мире детей сотнями убивают. Одним больше, одним меньше... Ты байга или нет, Шарз?" Но - хвала Витаэ - ему пришлось спасать деинхэ-недотёпу.
Стоя над айкюльи, Шарлозойт улыбнулся мёртвому телу (благодаря невезению Лихандийка не пришлось нарушать закон Витаэ) и вытащил метательный нож из его груди. Осталось обработать тело сурием и вывесить его на видном месте, чтобы другим неповадно было. Или сначала забрать письмо из "Небесных огней"? Байга не в пример пустому был предусмотрительным нойкхри. Обмозговав и тот и другой вариант, Шарз решил заняться телом, а если к полуночи не успеет - не беда: Сотам встряска пойдёт на пользу. Послышались чьи-то лёгкие шаги. Тем лучше: кто бы это ни был - поможет.
Холод ударил в спину и мгновенно парализовал его. Мужчина не мог пошевелиться, не мог вскрикнуть. Испуганные мысли метались в голове. Кто? Как? Магия? И тут Шарз с ужасом понял, что ноги больше не держат его. Непонятная магия вытягивала силы из тела чёрного, словно сама жизнь вытекала из него. Но он сам маг! Пусть без магического зрения, пусть его магия не способна проявить себя, чтобы её все видели, пусть другие презрительно называют их "недомагами", но именно он, байга, усилен своей магией настолько, что может противостоять другим, белым и серым, магам-отступникам. А значит, он должен пересилить ледяные оковы и хотя бы узнать, кто подловил его. Уже догадываясь, что происходит, Шарлозойт, чувствуя, как засбоило сердце, как тяжело даётся каждый вздох, как дрожит его некогда сильное тело, собрал остатки сил и обернулся. Солёный пот заливал глаза, но главное он успел увидеть - маг жизни. Чёрный светящийся смёрет протянулся от руки мага до Шарза. В глазах двоилось, но байга разглядел длинное платье. Женщина. Раньше он только видел, как магией смерти убивают тварей в бою. Теперь вот его... В спину.
Смерть и холод проникли в вены, сдавили голову, сковали конечности. Сознание погасло, и мужчина завалился на бок. Женщина недовольно осмотрела свои руки - слишком долго недомаг сопротивлялся - и вытащила из-за пояса тёмные атласные перчатки: чёрный смёрет не исчезает после убийства - энергия смерти въедается в плоть мага и вследствие таких казусов приходится прикрывать руки. Бесстрастно оглядев на прощание тела, вита растворилась в ночи Рыбацкого района.
Господин Флегеройт что есть сил бежал через площадь в сторожевой пост. В одной руке он сжимал сложенный вчетверо лист бумаги, другой - то поддерживал свой объёмный живот, то, тяжело дыша, хватался за сердце. То ли от непривычного бега, то ли от волнения почтенному хозяину госпиции не хватало воздуха.
Почему, ну почему он не живёт в Южном районе, расположенном в центре Сот. Мало того что там своя защита, так ещё и крайние районы защищают. Но больше всего госпицильер мысленно ругал пустых и чёрных. Первых за существование, вторых - за таинственность. Вот что мешало господину Шарлозойту, оказавшимся байга, сначала сообщить о господине Лихандийке, оказавшимся пустым, а потом ловить его вместе со стражей из Стопы. Но нет, это же чёрные! Всё сами, всё сами... Хорошо хоть письмо оставил: "Вскрыть в полночь". Глупая горничная случайно проболталась на кухне, а то бы важные новости так и лежали до двенадцати.
Пустой в Сотах! В его госпиции! Демон его забери! И его товарищей!.. Хотя у пустых именно с демонами как раз и договорённость. Но ничего, главное вовремя разоблачить. Поэтому чёрный пусть охотится на господина Лихандийка, а стража пусть периметр патрулирует.
Был бы госпицильер начальником стражи, так бы и распорядился. Но он всего лишь скромный хозяин госпиции и поэтому:
- Я... к начальнику, - задыхаясь, отрывисто выговорил Флегеройт, - срочно... Соты... в опасности!
- Ты куда, шваль бродячая, лезешь? - ногой остановил ползущего по сходням Давийна караульный.
- Я-я не бродя-я-ячая... не бродячий, - юноша намертво вцепился в доску с набитыми перекладинами. - Я в "Небесных огнях" работал. Служкой. Мне на Затру надо.
Громовой хохот оглушил Дава.
- С каких это пор Флег своих служек в дерьме купает?! - отсмеявшись, спросил матрос.
- Это я в подворотне случайно оступился... - дрогнувшим голосом ответил Давийн и обессилено зашептал: - пустите меня на корабль, дяденька...
- Деньги есть? - Дав кивнул. - Иди вымойся сперва. "Красотка" - леди, грязные отбросы на борту не нужны!
- Где я вымоюсь-то?
- Там, где все оборванцы моются. В башне Тизза. - Дежурный рассердился, - ползи уже отсюда, а то в воду скину. Все сходни изгваздал...
Пятясь под недовольным взглядом матроса, Дав кое-как спустился на причал. Юноша с тоской посмотрел на Портовый: "Где там сейчас искать ночью башню Тизза?" - и вдруг заметил ступеньки, спускающиеся к воде. Дав чуть не запрыгал от радости - теперь, когда каракка на виду, он может спокойно отмыть обувь. Юноша боялся и на минуту выпустить долгожданный корабль из виду. Ему казалось, что стоит отвернуться или, что ещё хуже, уйти вглубь района, как "Красотка" исчезнет, уйдёт, растает, и он останется в ставших такими опасными Сотах.
Давийн спустился к воде и тщательно отмылся от грязи из подворотни: он должен произвести хорошее впечатление, его должны пустить на борт.
- Всё?
- Да.
- Бери, - мужчина подал Даву деревянное ведро, - и вымой сходни за собой.
Юноша сделал и это. Хотя времени ушло гораздо больше: судно легонько покачивалось, сходни легонько покачивались, вместе с ними покачивался Дав. Но если смотреть только на доски, то вполне можно отвлечься от плавающего горизонта. После, вымыв на всякий случай ещё и ведро, он в третий раз предстал перед грозным моряком.
- Всё? - флегматично осведомился тот, хотя ещё минуту назад Давийн перед его носом возил тряпкой по грязным доскам. - Четыре медяка в день и гамак на нижней палубе твой. До Затры...
- Четыре?! - не выдержал юноша, - но в обозе я всего два платил!
- А кормить тебя кто будет? - Дав потупился. - Леса в морях ещё не выросли! Груз есть? Или может ты маг?
- Нет!!!
- Тогда с тебя четыре аллука и восемь аредов.
- Сейчас принесу.
- Да не мне, дубина. Капитан утром выйдет, ему и отдашь.
- Хорошо, господин моряк. Я понял. Капитану. А где эта нижняя палуба? Я бы поспал немного...
Мужчина, казалось, опешил от наглости будущего пассажира.
- На нижнюю палубу ты попадёшь, - он положил тяжёлую ладонь на плечо юноши, - когда заплатишь, а пока иди спи где хочешь.
Остаток ночи Давийн провёл на причале рядом с "Красоткой". Он внимательно рассматривал корабль, отмечая то, что раньше ускользало от взгляда. Высокие надстройки на носу и корме, закруглённые борта, загибающиеся внутрь. Две мачты: одна с прямой перекладиной и с большой корзиной наверху, на второй - косая палка. Ещё он заметил две пристройки на корме, похожие на туалеты. Юноша улыбнулся себе: хорошо быть таким наблюдательным, теперь не придётся искать и спрашивать такое нужное место. Только зачем бочка к борту прикреплена?
На кормовой мачте трепыхалось большое аквамариновое полотнище с какой-то фигурой по центру. На другой мачте, более высокой - серо-белый флаг, кажется, с таким же рисунком. Давийну было плохо видно: темнота, да и мачты высокие.
Через какое-то время сменился караульный. Знакомый Давийну матрос что-то рассказал своему сменщику, и они оба, посматривая на юношу, рассмеялись. На всякий случай Дав поклонился им.
Длинная ночь меж тем продолжалась. Юноша сидел на каменном причале, прохаживался взад-вперёд перед караккой, разминаясь, делал зарядку, изредка посматривал на Соты, и наконец, когда на краю неба проре́залась первая светлая полоска, услышал:
- Караульный, не спишь?
- Нет, капитан, не сплю.
Что понадобилось на палубе высокому вайхгдаль, Дав не знал, но, спотыкаясь, он взлетел по сходням и протянул горсть приготовленных монет.
- Вот. Мне гамак, - от волнения юноша позабыл все слова.
Капитан пересчитал монеты.
- Ещё полмедяка, - и, видя недоумение Дава, объяснил: - у тебя нокские деньги, мне придётся их менять. Все нотарии полмедяка за обмен берут. В первый раз что ли? - юноша кивнул и вытащил недостающее. - Имя?
- Давийн Тавияри.
- Отведи его, - это уже было сказано матросу.
Освещая путь фонарём, мужчина отвёл его вглубь корабля. Дав сглотнул, увидев тесно развешанные в два яруса гамаки. Но отмахнувшись от ненужной подозрительности, тесно прижал к себе котомку с вещами, и самое главное с зельями, залез в крайний нижний гамак и, выпив ряску, крепко уснул.
Никакие кошмары ему не снились - измученное сознание провалилось в блаженную темноту. Он не слышал, как остальные пассажиры заняли свои места, как каракка, загрузившись провиантом и товарами, отчалила от берега. Под всеобщий хохот, Дав проснулся только от запаха еды. Матросы принесли кастрюли с варевом и поставили их на пол. Дав набрал себе каши со шкварками, налил компота, взял хлеба с сыром, прихватил яблоко и, устроившись на скамейку вдоль стены, собрался было перекусить, как вдруг донёсшиеся слова, заставили юношу обмереть.
- Как на Белую? - пробормотал он непослушными губами, - почему на Белую? Мы же на Морскую плывём...
|