Растворившись в тумане, дорога петляет вдоль излучины реки, повторяя собой каждый ее изгиб. Деревья, стоя погруженные в теплое прозрачное молоко тумана, не шевелятся ни единой веточкой, не колышутся ни одним листочком, страшась нарушить покой идущего по ней, солнечным лучом пробежавшей по матовой упругой поверхности тела земли, таящей во чреве своем чудесные, ровные и могучие токи тепла, к преддверью того сказочного ущелья, за которыми начинаются святая святых - затворенные волшебными раздвигающимися створками, поросшими жесткой сухой травой, чертоги семи заповедных пещер, открывающихся одна в другую, претворяя собой вход в главный зал с воздушно поднятым, уходящим стремительно вверх роскошным сводом, сплошь покрытым янтарными каплями застывшей влаги, украсившими его стены чудесным узором кружевной изморози, где под главной аркой, расположенной возле самой стены, зажжен священный огонь, не затухающий ни днем, ни ночью. И если путнику удается раздуть его, то огонь принимает гигантские размеры: он охватывает собой все роскошно раскинувшиеся своды всех семи залов и они тоже вспыхивают огромным полыхающим факелом, озаряя все вокруг своим ровным чудесным сиянием, и каждому предмету они сообщают свой неповторимый, одному этому предмету свойственный оттенок. И все они вдруг тоже начинают играть и переливаться огнями и наполняют мир своими лучами, краски которых затмевают собой краски северного сияния, и кажется, огонь этот вечен и краски его немеркнущи.
Но огонь этот совсем не опасен. Он не сотрет, не испепелит красоту и совершенство линий подземного волшебного царства, он лишь лучше высветит их детали, сообщит им свою душевность и теплоту.
А затем он вновь превратится в неприметно тлеющую точку, крошку-светлячка, тихо дремлющего на своем прежнем месте. Он уютно свернется, словно кошечка, в ногах путника, согревшегося и уснувшего в теплом сиянии его лучей, притихший и послушный ему во всем. Радуга сверкает и переливается и путник спит в ее светло-раскинувшемся широком шатре.
Но ведь бывает и так, что никто не приходит в дом к светлячку, в его чудесный, раскинувшийся семью золочеными шатрами дворец, по солнечному лучу, протянувшемуся в священный Эдем; и дорожка постепенно из года в год зарастает колючками и сорной травой и никому! никому не приходит в голову искать здесь себе чуда, а чудо горит себе и переливается, скрытое за семью печатями, некому прийти, снять замки и выпустить его на волю, дабы еще раз на вольном воздухе насладиться ежедневным волшебством его рождения. И замок семи пещер, огромный и сказочно прекрасный, укрытый туманными прозрачными покровами, которые чтобы рассеять нужен всего один только лучик света, солнечным зайчиком пробежавший от одного сердца к другому, всем своим чудесным фасадом медленно умирает, не почтенный ничьим присутствием, не согретый ничьей рукой, стены его рушатся, украшавшая их некогда прекрасная цветная мозаика и лепнина осыпается и сам замок весь как-то съеживается и сходит на нет.
А священный огонь все не затухает. Зажженный для одинокого путника, призванного прийти сюда, дабы раздуть его до подлинных размеров его величия, он терпеливо ожидает своего чудесного воскрешения, превращающего его в огромный ослепительно сияющий свод, пылающий негасимым фейерверком под вечно холодным звездным небом.