Здесь речь пойдет о вреде пьянства. Тема не оригинальная, но тем не менее, не теряющая своей актуальности по сей день. Злободневность ее перманентна. Произведения автора, на страницах которых появляется какое-нибудь действующее лицо в абсолютно пьяном виде, обречены на успех, особенно в стране, где пьянство стало одной из основных национальных черт, по которой нас отличают от всех остальных наций. Скорее всего, наше пьянство - это вывернутое наизнанку извечное стремление к свободе в невозможности достичь ее. Поэтому всякий пострадавший от своего пьянства всегда находит сочувствие, как претерпевший за национальную идею.
Итак, дело было под новый год. Действующими лицами были вчерашние школьники, недавно закончившие 10-ый класс (за исключением одного учащегося техникума), но еще не совсем избавившиеся от привычки ходить в школу, поэтому не пропускавшие ни одного праздничного вечера, проводившегося в любимых школьных стенах.
Трое друзей собрались с тем, чтобы вместе отправиться на дискотеку, но рассказ пойдет от лица 4-ого их товарища, который присоединился к ним несколько позже, вследствие чего и смог описать все произошедшие ниже события, ибо был в здравом уме и трезвой памяти (в отличие от 3-х других действующих лиц):
- Собрался я, значит, вечером после зачета на дискотеку в школу пойти. Думал встретить там Степу с Димкой, они ведь тоже туда собирались. Ну вот, иду. Выхожу со двора через арку, гляжу Дима стоит. У выхода из арки за водосточную трубу держится. Я обрадовался, что не нужно будет их в школе искать, вместе на вечер пойдем. Но Дима, смотрю, меня почему-то не замечает, а думает о чем-то своем, как я чувствую, глубоко личном. Тут вдруг, как чертик из табакерки, вылетает из арки Степа, за ним хромает Димин институтский друг, - я его мало знал. В общем, вылетает Степа, хватает Диму за грудки и начинает его трясти с криком: "Где мой вермут? Где вермут, я тебя спрашиваю?" Дима на это выговаривает что-то нечленораздельное в том духе, что, мол, и не слыхивал даже такого слова, не то, что видел наяву.
- Ах, так ты не знаешь! - кричит Степа, и оба они, поскользнувшись на льду, падают в снег, при этом Димин хромой друг пытается их разнять, вследствие чего и сам падает вместе с ними. На меня, соответственно, ноль эмоций. Я стою, а они устроили у меня в ногах кучу малу, копошатся, что-то кричат, пихаются с таким усердием, как будто заняты Бог знает каким важным делом. Я стоял, стоял, смотрел, смотрел, а потом как гаркну во всю глотку:
- Здорово, мужики, а чо это вы тут делаете? - точь-в-точь, как тот дебил из детской сказки про Костю Иночкина.
Тут Степа быстренько поднимается, деловито так отряхивается и, как ни в чем не бывало меня приветствует:
- А это ты, здорово!
- Чего это вы, - говорю, - в снегу валяетесь? Клад, что ли, ищите?
- Да если бы! - отвечает Степа. - Представляешь, собрались мы на дискотеку. Уселись на скамейку, только открыли, - глядим, менты, ну решили перебраться с нашим "Вермутом" в подъезд - от греха. Только поднялись на этаж, вспомнил - перчатки на лавке забыл. Ну, рванул на улицу, успел только крикнуть: "Без меня не пейте!" - Какое там, разве послушают! Пулей слетал за перчатками, благо ушли недалеко, возвращаюсь через каких-нибудь 5 минут, смотрю - бутылка пустая, а был-то ведь целый литр! Куда ж они его дели? Не вылили же, в самом деле, в форточку! А этот гад, - тут он указал на Диму, который безуспешно пытался подняться при помощи своего друга на ноги, - мне и говорит, что он, мол, ничего знать - не знает, ведать - не ведает, а если я сам его выпил, то нечего на других теперь валить. Вот шпана! Ясное дело - вылакал, причем - один, пока другой по малой нужде ходил.
Ну, результат-то, как говорится, на лице. Наказал сам себя. Гляжу, стал наш Дима чего-то приостанавливаться, да носом снег клевать, да все норовит без помощи рук, только отвернешься - готово, вновь испытывает крепость носа. В народе "асфальтовая болезнь" называется. Идем на дискотеку кое-как, хотя - зачем, не совсем понятно, куда нас таких пустят, точнее, не нас всех, конечно, а Диму. Но его-то тоже не бросишь на улице! В общем, идем, мерим, как лотом, Диминым носом глубину всех встречных сугробов. Вдруг навстречу слепят фары - батюшки! Милицейский "жигуленок" - нашего родного - 48-ого (прям стихами заговорил!) отделения. Мы, понятно, все по стойке "смирно", выпустили Диму, а он рад воспользоваться моментом - бах! - и носом прямо под колеса, очень, видно, ему было интересно, как у милиции коленчатый вал работает.
Мы, ясное дело, вытащили его из-под колес, стоим, типа, воздухом дышим. Глядим, вроде пронесло - дальше поехали. То ли неохота было с нами возиться, то ли - некогда, неизвестно.
В общем, подхватили мы наш балласт и дальше двинули, на дискотеку. Но там сразу ясно стало, что всем составом нас туда не пустят. Тогда Степа решился один, наудалую.
- Я, - как рассказывал потом он, - уже почти прошел, миновал вестибюль и проник в зал. И уже начал было поднимать паруса, как меня тут сзади - хлоп, за шкирку - и на улицу. Дружинники засекли, все-таки. Ну ладно, не вышло, так не вышло!
Решили назад вернуться. Но тут вопрос, что с Димой делать? В таком виде его домой, - мягко говоря, - не этично, что родители подумают? На улице бросать - тоже не по-товарищески. Решили ко мне. Пусть отоспится, а уж утром - домой, свежий, как малосольный огурчик. Ну а где всю ночь кантовался - пусть уж сам чего-нибудь придумывает! В общем, казалось бы, хотели сделать доброе дело, сберечь нервы родителям, а вышло наоборот, с нервами-то. Но об этом чуть позже.
Принесли, значит, его домой, пусть дрыхнет, а сами скоротали вечер вдвоем со Степой (3-ий-то друг сразу после дискотеки к себе домой поковылял, в Электросталь) за дружеской беседой о дружбе и верности, как оружии против коварства и предательства.
Утром, ровно в 6 утра нас разбудил звонок Диминых родителей, интересующейся, не знаю ли я, где может быть их сын? Я на честном глазу сказал, что сие нам неведомо. Чтоб те не приперлись тут же ко мне домой. И зря. Дима-то им потом всю правду рассказал, а оправдывался тем, что, мол, не хватило фантазии придумать что-нибудь. Димина мама после этого случая со мной несколько лет не здоровалась. Ладно. Но продолжу обо всем по порядку.
В общем, Диминых родителей я нейтрализовал, а через полчаса подал голос уже их сынок:
- Ребят, мы вчера в милиции не были? - простонал он плачущим голосом.
- Нет, не были, - послышались ехидные голоса.
- А нас не били?
- Пойди, посмотри на себя в зеркало.
Послышались робкие шаги, и через мгновенье квартиру сотряс оглушительный стон.
- М-м! Что у меня с лицом?
- Ты вчера весь вечер в нырянии в асфальт упражнялся.
- Не может быть! Что же я маме скажу?
- Скажешь, что хулиганы напали.
Дима был так удручен, что оказался не расположен вести дальнейшие разговоры.
Короче говоря, потом последовало все то, о чем уже было поведано выше. Дима во всем признался, а я приобрел еще одного заклятого врага в лице Диминой мамы.
Вот так принцип "сам погибай, а товарища выручай" сработал с точностью до наоборот: принеси мы его в тот вечер домой - и все бы встало на свои места: виновные (т.е. сам Дима) понесли бы справедливое наказание, а так в моем лице появился стрелочник, т.е. тот, на кого можно перенести все свое раздражение, и Дима вроде не виноват, коли попал не к себе домой помимо своей воли. К тому же, когда есть повод обсудить чужое поведение, к чему копаться в собственных недостатках?
А наши со Степой похождения имели свое продолжение. После ухода Димы, поехали мы с ним на зачет по черчению ко мне в институт. Как видим, он домой тоже не очень-то торопился. Как студента архитектурного техникума, я попросил его написать несколько слов на чертеже, Степа написал, но даже на мой взыскательный вкус надписи оказались одна лучше другой - некоторые буквы плясали, некоторые - садились и даже ложились, точь-в-точь передавая состояние их писавшего.
Чтобы вывести его из этого состояния, после зачета мы погрузились в еще более глубокий штопор, из которого Степа вынес единственное воспоминание, что он, вынырнув из небытия, едет почему-то на коньках. Ни до этого, ни после Степа на коньках ни разу в жизни не катался.
А я помню еще, как до того в подъезде мы пили с ним водку, причем 2-ая бутылка стояла в моем дипломате, который в один прекрасный момент вдруг нечувствительно опрокинулся на пол, будучи до этого прислонен к стене. Поначалу мы не обратили на это внимания, т.к. были увлечены беседой, но потом тонкая, пахучая струйка, начавшая сочиться из дипломата на лестничную клетку, в конце концов, привлекла наше внимание. Сказать, что все содержимое дипломата намокло, значит - ничего не сказать. Спирт выел все содержание тетрадей и учебников начисто, объявив, очевидно, войну знаниям. Вытравив текст со страниц, он, видимо, вознамерился растворить и саму бумагу, но у него, к счастью, не хватило для этого пороху.
На тетрадях он не оставил даже клеточек, сохранив одни лишь белые листы. Я брал на прокат конспекты у нашего старосты, но после случившегося ЧП о них пришлось забыть. Староста долго после этого просил, чтобы я, все-таки, вернул ему его тетрадь. Я недоумевал, зачем.
- Ты пойми, - говорил я ему, - там ведь даже клеточек не сохранилось.
- Все равно, интересно взглянуть. Та тетрадь дорога мне, как память.
Все-таки, он добился своего, я принес ему тетрадь и он потом долго показывал ее всей общаге, демонстрируя, как чисто вытравлено (кто интересуется, может сам поместить какие-нибудь не очень нужные записи в сосуд с водкой, если только последняя уже больше ни в кого не лезет из окружающих).
В общем, запах из дипломата был такой, что валил народ в радиусе 3-х метров. Несколько дней я, садясь в переполненный вагон метро, приезжал в нем к станции своего назначения практически один.
И все же, спустя несколько дней ветер сменился. Прийдя на очередной зачет, я застал в туалете своего одногруппника Ваню, мающегося с чьего-то Дня рождения (в Болшеве, где он жил, Дни рождения шли с пугающей частотой, в плане рождаемости это был настоящий крольчатник). Я спросил, хотел бы он пива, на что тот только страдальчески глянул на меня сквозь запотевшие очки. Тогда я великодушно открыл перед ним свой дипломат. Ваня вдохнул, лицо его озарилось вдохновением, он ушел окрыленный и в тот же день сдал зачет. Дело в том, что на него пахнуло волной свежайшего пива, которое было разлито все в том же многострадальном дипломате на этот раз, благодаря добротному пинку другого моего друга - Шурика, - уходящего накануне в армию.
Несмотря на различные направления пивного или водочного ветра, мы упорно подходим к завершению нашего повествования.
Спустя три дня после дискотеки, с описания которой начинался наш рассказ, Степа вернулся-таки домой с батоном хлеба ("Ох и ничего себе -сходил за хлебушком", - воскликнет какой-нибудь впечатлительный читатель), за которым он, собственно, и вышел. Мама была рада его появлению. Но радость встречи была омрачена жаждой мести зачинщику той оргии, на которой столько времени пропадал ее сынок. И когда она услышала его имя, то потребовала от Степы раз и навсегда прекратить всякие сношения с этим гнусным растлителем малолетних. Но гнусный развратитель еще ходил в приснопамятные времена со Степой в один детский сад и даже в одну группу. В самом деле, кто же, все-таки, кого из них совращал с пути Истинного?..