Подобно сверхтекучей жидкости, варвары поднимались на стены. Их было так много, что приставные лестницы не успевали сбивать. И вскоре, лавина из нападавших текла по улицам города. Оборона захлебнулась в первые же минуты боя, потоком ощетинившихся топорами бородатых воинов. Судя по всему даже смола, не успела пойти в ход. От дворцовой площади, куда успел вернуться отряд Тира, до начала боя, было видно как снизу чадил дым разгоравшегося пожара, в надвигающихся сумерках был виден его голодный язык, лизавший близстоящие строения. Враги все продолжали прибывать, сплошным потоком, перехлестывая через стены.
Впав в апатию, Тир спокойно и как-то отстранено наблюдал за происходящим, частью которого, он себя уже не ощущал.
Под первый удар он поставил блок, отработанным за годы тренировок движением, автоматически и все так же отрешенно, не вкладывая в прием особой силы. Яростный удар топора, был куда сильнее и собственный меч плашмя ударил стража по шлему, мгновенно приведя его в сознание. Враг готовился к повторному удару, высоко подняв обоими рукам топор над головой. Варвар был весь перемазан сажей, и одет в свалявшиеся лохмотья, на секунду в голове промелькнула фраза парнишки-десятника: "только и могут, что скакать вокруг костров в своих грязных шкурах", парень оказался не так уж и не прав. Вот только очередной костер, эти нелюди зажгут прямо из остатков его, Тира, костей. Ярость, очередным адреналиновым всплеском, вскипела в его крови. Резким колющим ударом, кадык противника встретился с кончиком его меча, плоть в этом месте расступилась, как бы приглашая острое жало внутрь. Стражу показалось, что он увидел в глубине зияющей раны молочно белую кость позвонков, которую тут же заволокло кровью. Враг выпустил топор и схватился, хрипя, обоими руками за лезвие. По его рукам тут же заструились кровавые ручейки. Незащищенные ладони глубоко утопли в кромке оружия, и освобождая его из раны, Тир начисто обрезал пальцы правой руки, а на левой, в неприличном жесте, остался висеть только безымянный. Первый противник повалился на дворцовую площадь.
Они все были вымазаны сажей, наверное для устрашения. Хотя с другой стороны, выглядело это довольно комично. На черном бородатом лице, резко выступавшие овалы вокруг глаз и губ, превращали их лица в гротескные маски. Отряд стражи довольно успешно вел бой, но по причине численного превосходства постепенно отходил все глубже назад, к лестнице ведущей во дворец.
Небольшая площадь превратилась в сцену, на которой показывали этюды смерти и боли: Насаженный сразу на несколько пик варвар, висел в воздухе, мотая зажатым в руке топором, пытаясь достать обидчиков; Стоящий на одном колене ополченец сжимал отрубленную кисть, лицо его полностью сосредоточенно, губы плотно сжаты и он не замечает как над ним уже занесено несколько топоров; Присевший на одно колено воин, в изящном пируете сбривает ногу в районе колена своему противнику; Его товарищ падает навзничь, шлем смятый в нескольких местах, явно указывает, на несовместимые с жизнью травмы. И тут, расталкивая все эти зависшие во времени мгновения, на подмостки поднимается огромный варвар с двуручным топором. Потрясая им в воздухе он кричит, приглашая партнеров по сцене,к смертельному танцу, как кажется Тиру, призывая, именно его.
Так думает не только старый воин, но и несколько более отважных товарищей, и пока тот мешкает, они успевают сойтись с гигантом в бою. Несколько мгновений и искалеченные тела смывает волна ярости, на противнике остается лишь пара еле заметных царапин.
Тиран подскакивает к противнику, резко наклонившись вниз, под свистнувшем над ним лезвием топора, врезается противнику в живот, опрокидывая и теряя свой меч. Варвар падает, утробный крича, его могучие руки обхватывают панцирь стража и прижимают изо всех сил к себе. Метал прогибается, под поистине титаническими усилиями гиганта, и начинает вминаться в мягкую плоть. Левая рука стража, оказывается свободна и стальной кулак опускается на измазанное сажей лицо, еще и еще раз. Перехватывает дыхание, доспех лопается в нескольких местах, острыми краями режет стеганную рубаху под ним. На кровавом крошеве, в которое превратилось лицо варвара, проступает улыбка.
Застывшие в высшей точки напряжения, переплетенные между собой тела привлекают всеобщее внимание. Не кто ни смеет им мешать, зрительный зал полон, подписав негласное перемирие, публика наблюдает.
Легкие стража страстно желают наполниться воздухом, удары его все слабее. Он молит, хотя бы еще об одном вздохе. Свободная рука уже не бьет противника, а слабо скребет металлическими стержнями по измочаленному лицу. Нашедший провалы глаз, указательный палец, начинает медленно погружаться внутрь. Варвар мычит, пытаясь крутить головой, сдавливает еще сильнее. Глаз лопается, а стальная фаланга, продолжая свой путь, уходит под него, цепляя за кость, тянет к себе. Не в состоянии это терпеть, враг бросает искалеченное тело и перехватывает мучащую его руку, он так же слаб и не может выбраться из под лежащего на нем стража. А тот находит в себе силы, отрывает голову противника от земли, держа ее изнутри за твердые кости черепа. Их крепость не раз выручавшая обладателя, сейчас играет с ним злую шутку. Из последних сил, Тир посылает голову противника навстречу мостовой, подтягивает к себе и опять опускает. Противник жалобно воет, и перестает сопротивляться теряя сознание в тот момент, когда кость не выдерживает и лопается, и прорвав податливую плоть стальной палец высвобождается. Страж не может остановиться и продолжает наносить удары, его лицо мокрое от слез, он чувствует как поломанные ребра скребут и протыкают его легкие, но не смотря на боль продолжает дышать полной грудью. В финале интермедии Тир находит в себе силы встать, мельком замечая уважение на лицах не только своих людей, но и некоторых варваров.
На арьерсцене, словно закрывая кулисы, захлопываются двери ведущие во дворец.
Лучи заходящего солнца играли оранжевыми бликами на стальном доспехе командира дворцовой стражи. Доспех был смят во многих местах, а сам его обладатель с трудом удерживал свое тело на ногах.
Опустив глаза на окровавленные руки, рыцарь подавленно отступил на шаг и оперся спиной на сваленную наспех баррикаду. Противники оббегали его, словно не видя в нем угрозы и ищя себе другие цели. Их все прибывало на площади. Воины и ополченцы, осознавая бессмысленность происходящего, падали на колени подымая над собой оружие в знак капитуляции. В порыве страха многие были готовы пойти на подобный поступок, что бы иметь хотя бы призрачный шанс выжить. Нападавшие не церемонясь с пленными, продолжали чертить на грязной мостовой ярко алые росчерки.
Оставленные снаружи, на произвол судьбы барабанили кулаками в обитые металлом створки ворот дворца.
Сплюнув кровавый сгусток на землю, рыцарь потянулся вниз за мечом, но не удержался и потеряв равновесие рухнул на землю. Темнота стала его спасением, она мгновенно окутала со всех сторон, смывая боль искалеченного тела и смертельно уставшего сознания...