Аннотация: Честолюбие иногда порождает монстров. Кто человечнее? Неудавшийся профессор или девушка-дерево в железном панцире?
Станковская Ирина Юрьевна
inaote@gmail.com
Сердце монстра
Я вскрываю конверт. В скольких же руках он побывал! Пятна, какие-то цифры, выведенные чужим поспешным почерком. Сургучная печать раскрошилась и кажется поврежденной, словно кто-то надломил ее, но не осмелился окончательно разъединить половинки.
- Кто принес письмо? - спрашиваю я с недовольным видом.
Фрау Зёнле обижено поджимает губы:
- Я могу спросить Ганса. Если не ошибаюсь, он занимается почтой!
Она кухарка и пришла узнать насчет обеда. Фрикасе из курицы с грибами? Свиная отбивная на косточке? Тушеная говядина с черносливом? Почтой действительно занимается старый Ганс. Фрау Зёнле имеет полное право обижаться. Но она не догадывается, что своими дурацкими вопросами я маскирую страх и неуверенность. В ушах до сих пор стоит язвительный смех профессора Галко. Мои попытки двинуться в необычном направлении исследования человеческого организма он окрестил "гипотезой бредоноса". Конечно, что я могу поделать?! Без фактов мое предположение о возможности гармонического соединения живого и неживого обречено остаться пустоцветом на древе познания, бесплодной алхимической штудией. При желании я мог бы добыть доказательства. Грязный конверт в моих руках - тому подтверждение. Но с годами подобная возможность представляется мне все ужасней и ужасней. О, как безрассудна и глупа молодость!
Ганс, шаркая ногами, приходит и долго вертит в морщинистых руках замусоленный конверт.
- Вроде бы пришло с утренней почтой, - говорит он наконец, - господин уже изволил получать подобные письма. Без адреса отправителя.
- Ладно, иди, - я раздраженно машу рукой, - как можно вести дела, если документы появляются неизвестно откуда?! Когда в этом доме будет порядок?!
- Значит, фрикасе из курицы, - вмешивается фрау Зёнле. Я замолкаю и, пока собираюсь с мыслями, чтобы сделать ей замечание, она поворачивается и уходит без разрешения. Фрау Зёнле отличная кухарка и всегда найдет работу. Старый Ганс бросает на меня тоскливый взгляд и плетется к выходу.
- Закрой дверь, - бурчу я в сгорбленную стариковскую спину.
Я разворачиваю конверт - это обычный листок дешевой бумаги, сложенный и запечатанный сургучом. Ровным почерком, но печатными буквами, там написана всего одна фраза: "Привет от Железного дровосека, который в порядке".
Я кидаю послание в огонь. Я не желаю иметь с этим ничего общего.
***
Касе очень хочется жить. Она крадется по чужому лесу, прячась в тени деревьев - маленькая хрупкая фигурка в длинном до пят плаще. Ей кажется, что она хорошо замела следы. Лесное болото, чавкая, неспешно поглотило все, а излучение жизненоса можно засечь только на небольшом расстоянии. Перед маленькими выпуклыми глазками Касы, черными сейчас, как самая темная ночь, мелькает лицо матери. Увидит ли она ее? Может быть, когда-нибудь случится чудо? Но, скорее всего, они с жизненосом так и останутся на этой планете, так похожей и не похожей на родную Таву. Каса вздрагивает - где-то хрустнула ветка - и ласково поглаживает притаившийся в складках плаща жизненос. Она никогда не осмеливалась посмотреть на мир глазами своего второго "я". Интересно, что он чувствует, надеется ли на что-то, согласен ли с ее решением? Впрочем, пустое. Сейчас нужно найти укрытие. Металлический палач уже идет по следу. Она судорожно вздыхает. На Таве ее ожидала смерть, а жизненос получил бы Божественный правитель. Как жертву, как знак величайшей любви подданных. Только тогда бы он улыбнулся, а улыбка на сверкающем лице правителя - высшая награда! Так говорили все, кроме ее матери и горстки друзей, в семьях которых из поколения в поколение передавалась истинная история Тавы до прихода Божественного правителя. И Каса не стала ждать ужасной участи. Страстная жажда жизни заставила ее предпринять отчаянную попытку спастись. Она не первая бежала от жрецов правителя. Кто-то, как и Каса, просто не желал умирать, но были и смельчаки, надеявшиеся положить конец господству металлического диктатора, лишив его источника энергии. Увы, беглецов всегда ловили и казнили. Но Каса и ее бескорыстные помощники все-таки надеялись на чудо.
Девушка выходит на опушку леса. Она видит несколько невысоких по меркам Тавы строений, из окон которых струится дрожащий свет. Эх, была не была! На миг Каса благодарно прижимается к ближайшему дереву и нежно проводит узкой ладонью по шершавой коре. Затем она поправляет плащ и ступает на дорожку, ведущую к крайнему дому.
***
Металлический палач летит над голубой планетой. Жертва где-то здесь, он чувствует в атмосфере слабый след украденного беглянкой корабля. В искусственном мозгу стремительно анализируются возможные варианты ее приземления. Территория получается огромная, но палач не спешит. Времени у него достаточно. Под ним проплывают леса, поля, водоемы не идеально круглые, как на Таве, а самых разных форм и размеров, вдали белеют вершины гор. С помощью удаленных датчиков он наблюдает маленьких глупых существ, пытающихся преобразовать этот мир, разбирает языки (их слишком много, но он справляется). "Какой низкий уровень!" - мелькает у него в мыслях. Но тем проще работать. Примитивные общества, примитивные действия.
Палач находит вероятное место приземления и летит вниз, равнодушный к разноцветной мозаике, раскинувшейся под его сверкающим телом. Его датчики фиксируют изменение атмосферного давления и состава воздуха. Для лучшего маневрирования он отключает антиметеоритную защиту. Но кое-что он не учел, потому что на Таве нет птиц. Вернее, на Таве нет летающих птиц. На огромной высоте в палача врезается стая уток. Две кряквы погибли, стая продолжает полет. Металлическая фигура дергается в воздухе и, беспорядочно кувыркаясь, летит вниз.
***
Пасторша Груббе подает нищенке кружку с водой. Тонкие зеленоватые ручки с ногтями, скорее похожими на когти, хватают фаянсовый сосуд. Пасторша в замешательстве. Странная гостья, странный цвет кожи, странная внешность. И зовут чудно. Держит одной рукой что-то у груди, а другой на себя показывает и бормочет: Каса, Каса. Хоть имя свое знает. Сначала пасторша перепугалась, когда гостья сняла капюшон: узкое лицо, черные выпученные глаза, слишком тонкий и длинный нос с еле различимыми ноздрями, почти безгубый щелеобразный рот. Но незнакомка сказала что-то непонятное жалобным голосом, и пасторша сразу успокоилась. Несчастная девочка, наверное, сбежала из бродячего цирка. Ее Иоганн не любит, когда убогих созданий выставляют на потеху толпе. Он однажды поругался с хозяином заезжего цирка, итальянцем Теодоро. Тот держал в бочке русалку и показывал бедняжку публике. Русалка, правда, потом бранилась с Иоганном, да еще такими скверными словами на швабском, даже сан не уважила... Но она и русалкой-то не была. Омерзительный хвост ей хозяин приделал.
С чердака спускается Пауль, высокий юноша с внимательными карими глазами под темной шапкой слегка вьющихся волос. Ему девятнадцать, он изучает медицину в университете. Пауль несет несколько книг.
"Матушка, пусть она у нас поживет, - говорит он рассудительным тоном, - не думаю, что она заразна"
Пока отец в отъезде, Пауль показывает себя настоящим хозяином. Ему одновременно и жалко страшное создание, и жутко любопытно. Может быть, Каса станет темой его диссертации. Он будет учить ее грамоте, а потом она заговорит на нормальном языке. Фантазии Пауля уносятся все дальше и дальше. Он внимательно разглядывает Касу. Волосы у девушки тоже необычные. Вроде темно-русые, но с зеленоватым отливом. Как будто действительно из цирка - изуродована и выкрашена злым хозяином в бледно-зеленый цвет. Интересно, что за раствор употреблял ее мучитель? Или заставлял ее принимать специальные снадобья? Пауль подходит и тихонько дотрагивается до мягкой пушистой пряди. Волосы похожи на мох. Студент вздыхает - жаль, что у них дома нет лаборатории. Надо будет отвезти ее в университет.
Каса понимает, что здесь ее не обидят. Она крепче прижимает жизненос к груди и растягивает рот в подобии человеческой улыбки - она уже ухватила особенности мимики своих новых друзей. Сейчас они с жизненосом с каждой минутой все лучше и лучше осваивают незнакомый язык. Пауль и не догадывается, как легко будет обучать ее!
***
"Незаконная вырубка леса! Граф фон Кольберг выражает возмущение варварским поведением арендаторов!"
Пастор Груббе читает газету вслух и морщит лоб.
- Удивительно, - говорит он, - всего неделю назад на незаконную вырубку в городском парке жаловался магистрат Тауфена.
- Какие-то сумасшедшие, - пожимает плечами Пауль, - а две недели назад в лесничестве Штольбе уничтожили посадку молодых дубов. Какой-то безумец принялся рубить деревья, а другие подхватили. Болезнь!
- Если бы на растопку, - вздыхает добрая пасторша, - хвороста на всех не хватает, бедные люди поневоле вынуждены воровать... А эти рубят и дальше идут! Что за нелепость! И заметили, это все ближе и ближе к нам.
Зеленоватая девушка в углу сматывает шерсть в клубок. Она жадно прислушивается, но сидит тихо как мышка. Каса одета в старомодное, но чистое и аккуратное платье благодетельницы. Трудно поверить, какой тоненькой и изящной была фрау Груббе двадцать лет назад.
- Наши необъятные леса эта банда оставила на десерт, - хмыкает Пауль, - но не надо забывать и про наши болота - про них даже в средневековых хрониках написано! Я не завидую этим самозваным дровосекам!
Каса кладет клубок в корзину и несмело подходит к пасторше.
- Закончила, Катарина? - ласково говорит женщина. - Теперь можешь помыться. Ты же любишь воду, детка?
Имя Каса пасторша игнорирует: христианское куда лучше.
Девушка кивает и уходит, осторожно переступая маленькими ступнями в детских ботинках Пауля.
- Катарина купается в ледяной воде, - замечает пастор Груббе, - похвальная привычка. Полезная для здоровья! Никогда не подумал бы, что такая хрупкая девушка столь вынослива.
- А сколько она сделала по дому за эти два месяца! - подхватывает пасторша. - Мы приютили бедное дитя, но она платит нам сторицей! А ведь сначала и говорить толком не могла - так ее запугали.
***
Пауль зевает и оставляет родителей заниматься восхвалением страшненькой Касы. Он проскальзывает на кухню и видит привычную картину. Зеленоватая девушка стоит в тазике и с блаженным видом поливает себя водой из большого глиняного кувшина. Ее худенькое тело от ключиц до колен покрыто буро-зеленой накидкой. Паулю иногда кажется, что это тоже что-то вроде моха. Но он стесняется подойти ближе - все-таки он и так нарушает правила приличия, открыто наблюдая за полуобнаженной девушкой. Хорошо, родители не видят, а Касе его присутствие безразлично. Девушка и притягивает, и отталкивает его своим уродством. Пауль думает, что стоит обратиться за помощью к профессору Галко. Правда, он иностранец, но дело своё знает. Касе он вряд ли понравится. Грубый, заносчивый, ужасно обращается с объектами своих исследований, проводит над ними рискованные опыты. В университете его побаиваются, но уважают. Галко может помочь Паулю сделать карьеру. Вакансия ассистента пока свободна - Галко обязательно заинтересуется его кандидатурой, если он удивит профессора. Касу, конечно, жаль, но Пауль намерен стать настоящим ученым, а настоящему ученому сантименты ни к чему.
- Пауль, ты дома? - слышит он знакомый голос. Юноша кидает последний взгляд на нежащуюся под водяными струями Касу и выходит во двор через заднюю дверь. Это Анна, подруга детских лет и первая любовь. Анна принарядилась - белая накрахмаленная блузка, черный бархатный жилет, двойная нить бус из поддельного коралла и полосатая черно-бело-красная юбка. Пауль мысленно сравнивает ее с городскими барышнями и находит простоватой. Но теплые чувства к ней у него остались. И родителей огорчать не хочется. Они считают Анну подходящей партией.
- На просеку? - спрашивает Пауль. Анна застенчиво улыбается.
Просека - место чинных прогулок здешней молодежи. И дом недалеко, и лес рядом, и все на виду, прилично. Правда, некоторые парочки умудряются затеряться на боковых тропинках, но, если отношения серьезные и дело идет к свадьбе, на это смотрят сквозь пальцы.
Пауль и Анна идут по просеке. Там малолюдно. На скамейке сидит докторша Кёрнер. Рядом играют ее близнецы в матросских костюмчиках. Поздоровавшись, пара медленно движется дальше, но пройдя большой раскидистый куст, закрывающий одну сторону дороги, поспешно сворачивает на тропинку.
- Ах, она так на нас посмотрела! - восклицает Анна. - Мне кажется, ее брат ко мне неравнодушен!
- Тебе кажется, - Пауль криво улыбается, машет рукой и обнимает подругу за талию. Они углубляются в лес.
***
Металлический палач поднимает верхнюю конечность, резаки легко впиваются в податливый ствол. Ошибка, опять не то. Эти создания так на нее похожи! Только они не могут убежать, они прикованы к земле длинными отростками, уходящими глубоко в почву. После неудачного падения с ним что-то случилось, он потерял способность различать Касу среди стольких подобных ей существ, но обязательно узнает жертву, когда резаки коснутся знакомой плоти.
- Железный дровосек! Он железный, железный! - визжит Анна.
Пауль дергает девушку за руку. Сначала он думает, что это тот самый сумасшедший дровосек из газет, надевший сверкающий костюм, но существо двигается так не по-человечески! Быстро, резко, вроде бы угловато, но целеустремленно и точно. Слегка покачиваясь, железный дровосек направляется к ним, вытянув перед собой конечности, на концах которых с бешеной скоростью вращаются металлические диски. Анна вырывается из рук Пауля и скрывается в лесу. Чудовище все ближе и ближе.
- Стой, - удивляясь собственной смелости, говорит Пауль, - ты ведь не адское создание? Ты - автомат?
Блестящий дровосек замирает. Его лицо похоже на металлическую кастрюлю без ручек. На месте глаз маленькие стеклянные окошечки в несколько рядов, бочкообразное туловище усеяно наростами. Короткие суставчатые ноги заканчиваются множеством тонких металлических подпорок.
Рта у дровосека нет, но, тем не менее, Пауль слышит его голос.
- Кто такой Железный дровосек?
- Ты! - отвечает Пауль. Он так напуган, что уже не боится.
- Хорошо, я не железный, но пусть будет так, - доносится до Пауля слова монстра. Акцента нет, но голос нестерпимо чужой, в нем чувствуются вибрации, несвойственные живому существу.
- Ты кто? - спрашивает Пауль, облизывая пересохшие от волнения губы.
- Железный дровосек, - отвечает чудовище, - у тебя плохая память. Ты сам меня так назвал. Нет, не ты, а твоя женщина...
- Анна моя невеста, - почему-то оправдывающимся голосом начинает объяснять Пауль.
- Понятно. Я изучал ваш язык. Много логики, - Железный дровосек опускает страшные руки, - ты поможешь мне? Со мной что-то случилось. Я не могу найти одну вещь.
Просьба о помощи застает Пауля врасплох. Чудовище-то вовсе не всесильно!
- А что ты ищешь? Какое-то волшебное дерево? - спрашивает Пауль. - Ведь это ты уже несколько недель рубишь лес в округе? Может быть, в каком-то дереве спрятан клад?
- Похожа на человека-девушку, зеленая, Каса, - монотонно бубнит Железный дровосек, - я должен ее казнить. Она преступница. Я должен унести ее жизненос на Таву. Жизненос важен. Он маленький. Я заберу его и улечу.
- Но Каса выглядит так безобидно! - начинает Пауль и с ужасом понимает, что совершил невольное предательство.
Он отступает и зигзагами бежит среди деревьев. Вот и просека. Фрау Кёрнер уже ушла. Пауль подбегает к дому и видит во дворе Анну, родителей и Касу. Анна что-то горячо рассказывает им, вульгарно размахивая руками. Внезапно все замолкают. Пауль оборачивается и видит неотвратимо приближающегося Железного дровосека.
- Исчадие ада, оставь в покое сие мирное место! Здесь тебе нечего искать. Мы все истинно верующие христиане!- вперед выходит Иоганн Груббе. В его руках маленькая семейная Библия. Пауль не может не восхититься отцом. Пастор волнуется, губы его дрожат, но голос звучит внушительно и твердо.
- Стойте, не вмешивайтесь, - звуки напевной речи Касы заставляет пастора умолкнуть, - ему нужна только я... я и мой жизненос!
- Правильно, - Железный дровосек говорит, и это так поразительно, что фрау Груббе хватается за сердце и тихо сползает на землю. В последний момент Пауль подхватывает мать на руки.
- Каса, ты знаешь. Я могу казнить твоих друзей. Логично? Мы оба говорим на чужом языке. Пусть все слышат! - продолжает металлический монстр.
Каса выходит вперед и направляется к Железному дровосеку. Руки-резаки понимаются и плавно падают на хрупкую фигурку. Анна снова начинает визжать, закрывая лицо руками.
- Господи милосердный, да кто же она?! - кричит пастор Груббе.
Только он и Пауль видят, как Железный дровосек уносит в лес растерзанное тело. На том месте, где погибла Каса, не остается и следа.
- У нее не было крови, - шепчет пастор, - какой-то сок, сок... прозрачный сок, - тут его оставляет выдержка, и он заливается слезами.
Кое-как приведя родителей в чувство, Пауль поднимается в комнату Касы и роется там. Железный дровосек признался, что с ним что-то не в порядке. Пауль догадывается, что механическому убийце нужен тот предмет, который обычно носила с собой несчастная Каса. А навстречу смерти она отправилась с пустыми руками. Пауль покрывается холодным потом. Где же искать этот проклятый жизненос? Вдруг дровосек вернется за ним? И тут он вспоминает сегодняшнюю мирную сцену в гостиной. Студент спускается вниз и заглядывает в корзинку для рукоделия. Да, клубок там. Он теплый на ощупь, больше и тяжелее других клубков. Поборов искушение размотать его, Пауль направляется в лес.
***
Железный дровосек все на той полянке, где они впервые встретились. Ходит кругами, время от времени ударяя резаком очередное подвернувшееся дерево.
- А, это ты, - совсем по-человечески говорит он, - Касы нет. Мне нужен жизненос.
Пауль протягивает монстру клубок.
- Возьми его и уходи, - говорит он, подражая речи дровосека, - логично?
Железный дровосек берет клубок выдвинувшимися из локтей гибкими щупальцами, и тот начинает биться, как живой. Паулю становится не по себе. Как будто он сам убил кого-то.
- Я не знаю, - задумчиво произносит чудовище, - почему жизненосы важны. Тайна Божественного правителя и жрецов. Не моя. Я должен доставить жизненос. Они знают, что делать. Жизненосы нужны Божественному правителю. Да правит он вечно!
- А зачем ему именно этот жизненос? Других разве нет? - интересуется Пауль.
- Правителю нужны лучшие, - отвечает Железный дровосек, - самые стойкие. Хорошие жизненосы - редкость. Каса была лучшая. Пока нет другого жизненоса. Это плохо.
Пауль молчит. Он сожалеет, что стал причиной гибели Касы. Хотя она вроде бы и не человеком оказалась. Но жизненос для него что-то абстрактное, он не может испытывать к нему симпатию или какие-то другие чувства. Однако ему тоже интересно, что это за тайна. Профессор Галко отдал бы все, чтобы оказаться на месте скромного студента! Эта мысль неожиданно приводит Пауля в хорошее настроение.
- Я прилетел издалека, - Железный дровосек поднимает суставчатую руку и тычет резаком в небо, - я должен лететь назад. Я достал жизненос. Но мне плохо. Эти теплокровные летающие существа. Я теперь знаю. Они называются утки. Из-за них я могу не долететь.
- Может быть, жизненос - лекарство? - Пауль предполагает, он ни в чем не уверен. - Судя по названию, он как-то связан с жизнью. Может быть, ваш правитель ест их, и они дарят вечную жизнь? А ты можешь им воспользоваться? Вдруг он тебе поможет?
Железный дровосек слегка вибрирует.
- Я присоединю жизненос к себе, - размышляет он вслух, - это можно, у меня внутри есть части жизни, как у правителя. Потом отдам жрецам. Я должен вернуться. Вариантов нет.
- Попробуй, - пожимает плечами Пауль. Если бы кто-то еще вчера сказал ему, что он запросто будет беседовать с инопланетным механическим чудовищем, убийцей девушки-дерева! И что это за части жизни? Не хочет ли он сказать, что в нем есть что-то от живого существа? Но он же из металла!
Железный дровосек аккуратно разматывает клубок и вынимает предмет, похожий на большое металлическое яйцо. Некоторое время он шарит по нему щупальцами, затем яйцо распадается и вот, в конечностях монстра оказывается зажатым содержимое яйца - маленькая картофелина. Нет, это не картофелина, картофелины не дергаются и не издают тихое попискивание.
- Жизненос в порядке, - говорит Железный дровосек, - ты мне помог. Но ты много знаешь. Это неправильно.
В туловище монстра образуется щель, и он резким движением вставляет туда "картофелину". Щель закрывается.
Несколько минут оба стоят молча. Пауль в ужасе от последней фразы чудовища, но не может двинуться с места. Наконец дровосек оживает.
- Прощай, Пауль, - произносит он мелодичным голосом Касы, - не горюй, я ни в чем тебя не обвиняю! Ты проговорился, не желая этого. Лучше было умереть быстро, чем на вершине священной пирамиды, сгорая заживо под линзой. У Тавы два солнца и смерть была бы долгой и мучительной.
Пауль стоит, как оглушенный, хватая ртом воздух.
- Пока мой жизненос сдерживает палача, - продолжает Каса, - я надеюсь, что так будет хотя бы ближайшие тридцать-сорок земных лет... Может быть, и дольше. Мой жизненос очень силен... Но я не знаю, что будет потом. Ведь палач неисправен. У меня пока нет плана. Мне очень жаль.
Лицо Железного дровосека меняется, появляется некое подобие глаз и носа, фигура сглаживается, становится похожей на человеческую. Она поднимает руку, машет Паулю и исчезает среди деревьев.
- Я буду тебе писать! - последнее, что слышит Пауль.
***
Очередной номер местной газеты не содержит более упоминаний о загадочных сумасшедших дровосеках.
"Понятно желание молодежи приобщиться к родной истории. Но надевать уродливые рыцарские латы и дефилировать в местах скопления публики не кажется нам хорошей идеей. Известный историк фон Хофнунгсдорф сетует, что доспехи выполнены топорно и совершенно не похожи на подлинное боевое облачение благородного рыцаря", - читает вслух пастор Груббе.
"Да. И мы стали жертвой нелепого розыгрыша! - возмущается фрау Груббе. - Вот уж не ожидала такого от Катарины!
"Гипноз, определенно гипноз, - глубокомысленно добавляет пастор Груббе, - что за богомерзкое дело!"
Пауль смотрит на родителей. Как легко найти самое простое объяснение. Но, скорее всего, это к лучшему. Кто поверит в историю об инопланетном палаче и девушке-дереве с каким-то невообразимым жизненосом!
***
Сорок лет прошло. Все эти годы я не знаю покоя. Я странствую по свету, но письма находят меня везде. Если бы только это... Тридцать пять лет назад на карнавале в Венеции. Женщина в плаще и капюшоне с глухой маской на лице. Слишком твердая и холодная рука в перчатке, сжавшая мое плечо. Двадцать лет назад в Эдинбурге. Нищая старуха, замотанная в тряпье, у меня под дверью. Металлическая рука-протез в поношенном рукаве. Откуда у нищенки деньги на протез? Пять лет назад. Укрытая под темным покрывалом восточная принцесса в Монте-Карло. Ее молчаливые слуги. Наш с ней ошеломляющий выигрыш в казино. И еще множество других странных встреч...
Да, я случайно совершил предательство и я слишком много знаю. Но тогда я был совсем мальчишкой, а мои знания остались в летописях науки как вызывающая насмешливые улыбки "гипотеза бредоноса", развенчанная беспощадным профессором Галко. К тому же, я сделал много хорошего, и Каса об этом помнит. Но будет ли об этом помнить Железный дровосек?
***
Фрау Зёнле появляется на пороге с книгой в руках. Я узнаю ее - это толстая кулинарная тетрадь моей матери в бордовом переплете. Я намедни дал ее кухарке, чтобы она нашла рецепт соуса к сладким клецкам, который так прекрасно готовила матушка.
- Господин, я нашла соус, - кухарка подходит и почему-то сует книгу мне в руки, а не кладет на полку, где лежит оставшийся от родителей хлам - кипа тетрадок с проповедями отца, несколько романов - увлечение матушки в редкие минуты досуга.
- Спасибо, - я беру книгу, - надеюсь, сегодня вы приготовите десерт по моему вкусу. Я вами очень доволен.
Мне кажется или я вижу осуждение во взгляде кухарки?
Фрау Зёнле молча покидает комнату, я раскрываю тетрадь и начинаю ее листать. Матушкин четкий округлый почерк вдруг приводит меня в умиление. Я не присутствовал на похоронах ни одного из родителей, хотя любил их. Так уж сложилась жизнь. В юности я еще добирался до нашего медвежьего угла, но с возрастом меня все меньше туда тянуло. В последний раз я приехал, чтобы распорядиться наследством. Дом купил муж Анны, брат докторши Кёрнер. Образованный, остроумный человек он навеки похоронил себя в глуши со своей глуповатой женой. Смешно думать, что я когда-то был в нее влюблен.
Матушка вела эту книгу всю жизнь. Некоторые листы еле держатся и грозят выпасть вместе с соблазнительными рецептами времен моего детства и юности. Наверное, придется выбросить потрепанный том. Книг у меня и так много, занимают все новые и новые рубежи. Я осторожно листаю тетрадь. Меня поражает неожиданное открытие. Это не только книга рецептов: частями, урывками, матушка вносила туда немудреные события своей жизни. Вот запись о моем рождении, вот короткие пересказы деревенских происшествий. Вот, наконец, маленькое сообщение о появлении Касы-Катарины - между рецептом колбасок и пирога с малиной. Я листаю дальше и дальше: "От Пауля нет писем... Я очень волнуюсь за Пауля... Написала Паулю о смерти отца... Вот уже двадцать лет, как Пауль уехал из дома..." Бедная, добрая матушка! Она пишет понятно, но до чего же корявый стиль! Жаль, ничего теперь не исправишь. Я медленно переворачиваю страницы, преследуя отголоски навсегда ушедших дней.
И вдруг сердце мое замирает. Запись датирована примерно двенадцатью годами позже смерти отца: "Сегодня вечером опять приходила Катарина".
Мои руки дрожат, я лихорадочно листаю дальше. Я знаю только одну Катарину среди знакомых матушки. Вот и еще несколько строк. Через три месяца. "Ночью Кати принесла лекарства. Даст Бог, проживу еще немного, только бы увидеть Пауля. Мне неловко, что она так беспокоится, но она сказала, что я ее семья. Я ничем не могу ей помочь". Я продолжаю поиски: "Кати все еще борется с дьяволом. Я дала ей почитать проповеди моего дорогого Иоганна. Милая девочка стесняется своего уродства, ей приходится приходить ко мне тайком и носить на лице маску. Я сказала, чтобы она снимала маску при мне, но она отказалась". И дальше: "Кати обещает приглядывать за Паулем, когда меня не станет. Она сказала, что дьявол никогда не победит. Она скорей умрет, чем даст ему завладеть ее душой". Я переворачиваю последние страницы. Эта запись сделана за несколько месяцев до смерти матушки. Я листаю тетрадь назад... Так и есть... Монте-Карло, Эдинбург, Лондон, Кале, Париж, Ницца, Рим, Вена, Мюнхен, Франкфурт... Вехи моих странствий по Европе. Текст везде примерно одинаковый: "Ночью приходила Катарина. В Венеции она видела Пауля. У него все в порядке. Господи, храни моего мальчика!"
***
Я откладываю книгу. Я редко отвечал матушке, но ни в одном письме она не упомянула про Катарину. Что за нелепый заговор?! Мне становится обидно - кто, как не я, заслужил четких разъяснений от Касы?! Она предпочла скрываться, идти своей дорогой, время от времени появляясь на моем горизонте. Как опекун, да, как нянька. А сколько лет я прожил в страхе?! Каса могла помочь мне, вместо того, чтобы выполнять просьбы матушки. Хотя, конечно, выигрыш в казино тогда пришелся очень кстати. Теперь я догадываюсь, что необычные нежно-розовые цветы посадила на могиле родителей именно она. Я специально опрашивал кладбищенского сторожа и знакомых - никто не признался, а ведь я хотел заплатить им за труд!
Я голову себе сломал, гадая, что представляет из себя жизненос. Быть может, это что-то вроде человеческого сердца? Сердце Касы в теле металлического монстра?! Или это отдельно существующий дополнительный мозг? И как он был связан с основным мозгом? Но еще не поздно посрамить профессора Галко! Хотя ему за 80, старик пока в седле. Полные яда критические заметки то и дело появляются в научных журналах. Я не простил ему глумливые высказывания: "Немецкая молодежь продолжает увлекаться безумными фантазиями Гофмана. Многим юнцам хотелось бы завести себе прелестную куклу-автомат наподобие его Олимпии, но некоторые идут еще дальше в своих бредоносных идеях..."
Я должен найти Касу! Мне необходимо разделаться с врагами, предъявив ее миру! Если она сказала матушке, что покончит с Железным дровосеком даже ценой своей жизни... Что ж, я склонен ей верить. Но пока она жива, я должен получить мои научные лавры! Мой страх исчезает. Она многим обязана моей матушке и мне. Я уговорю ее! Приободрившись, я отбрасываю тетрадь, поспешно одеваюсь и, несмотря на аппетитные запахи, несущиеся из кухни, выхожу на залитую вечерним солнцем улицу. Скоро стемнеет, но это время для нас. Я иду искать Железного дровосека!