Еженедельный обход владений. Уже привычный. Чувствую себя Лужковым без кепки. Сопровождает меня в этот раз только глава заводского Кормового приказа Карп Осетров. Правда, отец у него прозывался нормально - Степаном. Так что не совсем ихтиозавр наш ''кормилец''. Остальные начальники все при деле - чего их понапрасну дёргать? Да и для чего? Начальственность свою проявить? Их вопросы сейчас не обсуждаются.
Хорошо. Солнышко. Небо чистое. В небесах жаворонки поют. Обходим колосящиеся поля. Карп по ходу даёт пояснения.
- Овсы нынче нормально уродились. Просо доброе. На зиму всем хватит, и людям, и скотам. Греча то ж поспевает в достатке. А вот с сурожью непонятки. Больше чем сам-три, сам-четыре не обещаю.
- Почему так? - интересуюсь. - Васильки задушили?
Васильков на поле действительно много. А они - красавцы, как известно - сорняк. Моду что ли ввести на дарение девушкам, за которыми ухаживаешь васильковых венков. Бесполезно. Оборвут их только по краям. А в середине поля? Надо в своём осевом времени спрашивать агрономов как с этой напастью бороться. И желательно без химии.
- Сам удивляюсь. - Отвечает Карп. - Можа земелька тут другая, нежели в том месте, где эти семена произрастали. А васильки - они везде васильки.
Он взял в руку щепоть сухой земли из-под стеблей злаков. Растёр в руках. Сдул с ладони. Выдал заключение.
- Похожа тут земля на таманскую, а зерно посевное видать брали с Кубань-реки, с чернозёмов северного берега. - И руками разводит, как бы говоря, что тут не его вина, что дали то и сеял. - На будущий год семена надо с имения Тарабринского брать, а не со свозного амбара.
Свозной амбар у Тарабрина - место, куда крестьяне с разных мест свозят зерно за его инвременные поставки - в основном тряпки и сельхозинвентарь. Мне это также надо учесть при расчётах за соль. И не мешать семенное зерно с кормовым. А лучше завезти хороший селективный сорт пшеницы из Крыма ХХ века и не маяться с малопродуктивной сурожью.
- Пиши заявку, Карп, - даю вводную. - И на семена, и на зерно, а тем паче на муку - на всю зиму. Что у нас с сеном?
Лицо Карпа мрачнеет.
- До летнего покоса сена в обрез. А вот овса хватит до нового урожая. Можно кормящих маток свежей овощью подкормить. Той, что люди не схарчат. Хуже не будет.
- Может, сейчас будем степь косить? - предлагаю выход.
- Сейчас не время, - качает 'кормилец'' головой. - После уборки зерновых в самый раз будет. И пристань к тому времени построят - народ освободиться для покоса.
Киваю одобряюще и интересуюсь дальше.
- Что у нас с амбарами?
- Для лошадей всё готово, пифосы [П И Ф О С - большой - в рост человека, керамический кувшин для хранения жидких и сыпучих продуктов] только осталось завезти от гончаров с Тамани, да вкопать их в землю. А выше них - на полатях дополнительный сеновал приспособим. А там и людской амбар строить надо.
- Пифосы заказали?
Для чего такие танцы с бубнами вокруг пифосов? А их мышь не прогрызает, в отличие от дерева, да и известняк с ракушняком грызёт подлая тварь за милую душу. Древние греки в этом вопросе не дураки были, и именно в этих местах так зерно хранили.
- А то? Только гончары таманские соль требуют к оплате. Прознали уже, пролазы, что есть она у нас, - отвечает Карп как ответственный за хранение нашей еды и за все мероприятия по защите продовольствия длительного хранения.
- Много хотят?
- Пифос продукт трудоёмкий, дорогой. Обжиг в несколько этапов проводится. Вот и желают они за каждый горшок по два пуда соли сладкой.
- Это как сладкой?
- Ну, чтобы не горчила, - объясняет Карп.
- Не много ли хотят?
- Много. Но... Нет твёрдых расценок на соль. Тем более - нашу, местную. Тут как договоримся.
Ну, что ж: бартер, так бартер. Указываю удовлетворяющие меня параметры будущей сделки.
- Договаривайся так. Пуд соли за пифос - если мы сами им соль привозим и товар забираем самовывозом. Либо два пуда, но пифосы они везут сюда сами и соль нагребают из готовых буртов сами же и в свою тару. И сами к себе домой везут.
Подошли к подсолнечнику. Длинная его делянка тянулась с края поля вплотную к ограждающей поле колючей проволоки на всю его длину. Семечки еще не созрели, но сорт обещает быть крупносеменной. И семечка не совсем черная, а с белыми прожилками. Лузгать такую - одно удовольствие, а вот как она на масло продуктивная - будем проверять. Но возить из других времён постное масло я считаю верхом глупости. Тут давить будем и сорта подбирать, если понадобится.
- Вот что с ним делать? - спрашивает меня Карп, разворачивая к себе голову подсолнуха. - Первый раз такую хрень ращу.
Я сначала удивляюсь, потом припоминаю, что вывезли их дедов из середины девятнадцатого века, когда в ходу было конопляное масло. А подсолнечник еще не распространился по России. Так они сто лет тут на конопле и живут. С домовыми и овинниками общаются.
- Семечки на масло давить будем. - Поясняю. - Масло вкусное. Особенно с жареной семечки. Жмых коровы хорошо едят. Думаю, и ишаки не побрезгуют. Да и стебель можно на силос заготовить, как и кукурузу. Только измельчать надо будет и запаривать, прежде чем скотине скармливать. Дам тебе книгу, в которой всё прописано про силосные ямы. Там всё подробно: как обустраивать и как хранить, чтобы зелёная масса не ссыхалось и питательных свойств не теряла.
А сам себе на ум зарубки делаю, что локомобиль [Л О К О М О Б И Л Ь - буксируемая паровая машина с приводом для различных механизмов] нам нужен с соломорезкой, а то и с молотилкой заодно. Простенький и понятный механизм. По топливу к нему пока проблем нет. И покупать такой агрегат лучше всего в Чехии начала ХХ века - там качество не в пример выше Екатеринославского, что англичане в Российской империи производят. А по деньгам примерно одинаково выйдет.
Откуда я всё это знаю. Да так - нахватался верхушек за свою журналистскую жизнь. Журнал ''Крестьянка'' располагался в том же здании, что и журнал 'Работница'' в котором я сам трудился многие годы.
Да-а-а-а-а... Не скоро мы ещё выйдем на автаркию. Самообеспечение, если хотите. Но к идеям чучхе [северокорейская идеология предусматривающая опору на собственные силы, а не импорт] надо стремиться. Не дело за каждой мелочью в будущее бегать. Тем более за такой, что сами можем вырастить здесь и сейчас.
С другой стороны хлебного поля у нас пробная делянка кукурузы. Початки уже налились молочной спелостью. Вот ещё нам и зерно, и силос. Кукурузный хлеб вкусный, только черствеет быстро, но у нас хлеб и пекут всего на один день, как правило. Мамалыгой народ будем кормить - всё какое-никакое разнообразие в меню. А стебли на силос. Вот про тампинамбур я совсем забыл. Он же, кроме кормовой земляной груши даёт минимум двухметровые сочные листья - тоже силос, если подумать. Но это уже на будущий год. И также сорта надо привозить из будущего - крымские. К нашей земле привычные.
Тьфу... совсем колхозником стал. Пойду на борзых щенков полюбуюсь, потетёшкаю. Они же больше никогда не будут такими маленькими.
Заодно пленному немцу дам задание кровать новобрачным сваять. И не просто кровать, а алтарь любви. Чтобы женщине нравилось до восторга.
$
Пленный так и жил себе в собачьем вольере, благо они у нас просторные. Однако обжился, ничего не скажешь - и топчан у него там стоит, и верстак. Табуретка свежеошкуренными поверхностями сверкает. И инструмент плотницкий обильно по стенам развешан.
- Не стрёмно было давать ему столько колюще-режущего в руки? - с удивлением спрашиваю у Баранова.
- А чё ему без дела сидеть? - пожимает плечами корытничий. - Хороший харч на дерьмо изводить? Ты только глянь, господин-товарищ, какие корыта для собачек он из дубовых колод выколотил. Любо-дорого посмотреть, да потрогать - гладко. Сносу им век не будет. Работящий немец, смирный, ничего плохого сказать не могу. Разве что стружек уже с него цельный короб накопился. Но ничё... в печке потихоньку всё сожжем.
- Давай его на кухню, поговорить надо.
Баранов кричит.
- Эй, Ганс, ком цу мир, бите, - и рукой машет, как бы воздух загребая.
И совсем чудодейственно, что пленный сам выходит из вольера, который, оказывается, совсем не запертый.
- Не сбежит? - интересуюсь.
- Куда? - ухмыляется Баранов. - Да и от моих мордашей хрен кто сбежит. Найдут и догонят. Да и куда ему тут бежать-то? К диким людям?
- А что уже видал тут таких? - спрашиваю с заинтересованностью.
- Было пару встреч в степи, собачки спугнули банду с дюжину голов. Дал им уйти. Отозвал собак. Нечего их без надобности на людей притравливать, хоть и диких.
- Они там с бабами и детишками шарятся? Кочуют?
- Нет. Только одни мужики с копьями. Толи охота у них там, толи разведкой нас вынюхивают. Как их понять?
- Луки со стрелами у них видел.
- Нет. Такого оружия мы у них не заметили.
- Сами дикари с собаками на охоту ходят?
- Нет у них собак. Не видели.
Подошел заранее вызванный мной Мертваго. Поприветствовал всех. Спросил Баранова: нет ли больных собак? И удовлетворившись ответом корытничего, сел за стол на собачьей кухне.
Мы все последовали его примеру.
- Чем занят? - спрашиваю я немца.
Мертваго переводит.
- У герра гауптмана скоро ребенок родится, вот я колыбель и делаю для младенца, - лопочет немчура. - Такую, что хоть подвесить можно, а можно и на салазках ногой качать, освободив руки для другой работы.
Гауптман - это я. Капитан будет по-русски.
- Ну, вот... спалил контору, - горестно выдохнул Баранов успевший нахвататься от нас выражений из будущего. - Это мы с Солдатенковым вам подарок заказали. Жене вашей скоро рожать предстоит. Так что зыбка ей самый нужный предмет будет. Да из секвойи. Крепкая и пахнет приятно.
Немец что-то жалобно залопотал. Статский советник перевел.
- Он говорит, что ему не хватает нормального инструмента краснодеревщика. Тем, что у него сейчас есть можно делать только самую примитивную работу.
- Бумага есть? - киваю Баранову.
- А как жа? - отвечает несколько обиженно.
- Неси, - приказываю. - И карандаш не забудь.
Поворачиваюсь к Мертваго.
- Переведите, чтобы записал: какие ему нужны инструменты, и каких производителей. И в каком количестве. И чтобы писал разборчиво. Чтобы каждый лавочник мог понять не только в Германии, но и, к примеру, в Чехии.
Баранов принес обычную школьную тетрадку в косую линейку за 2 копейки, что Тарабрин привозил нам от Брежнева. И ''фаберовский'' карандаш уже из моих поставок.
Баумпферд старательно писал, время от времени слюнявя и подтачивая карандаш. Когда закончил, передал нам тетрадку.
Мертваго стал читать.
- Акулья шкура, фуганок, рашпили разные, зенубель, фунтнубель, цинубель, фальцгебель, шерхебель, галтель, грунтнубель, штабгобель, штап, цикли, дрель ручная, свёрла, струбцины... И так далее... Я, Дмитрий Дмитриевич, и слов-то таких не знаю, - признался ветеринар и показал мне исписанную четким убористым почерком страницу.
Написано было, естественно по-немецки.
- А где всё это брать? - интересуюсь.
Мертваго спросил немца. Тот ответил. Ветеринар мне перевёл.
- Он говорит, что владельцы скобяных лавок, где продаётся ручной инструмент, всё сами знают. И просит, чтобы привезли настоящий столярный верстак. Большой. И что чешский инструмент не хуже германского и австрийского. Просит только английский инструмент не брать - он весь на их идиотских мерах создан. В крайний случай французский инструмент сойдёт.
Немец еще что-то сказал.
Ветеринар перевёл.
- Он просит не забыть приобрести механическое точило. Или, по крайнеё мере, ручное.
Я кивнул в подтверждении. Сказал.
- Гуд.
И попросил Мертваго перевести немцу моё настоятельное пожелание.
- Пусть учит русский язык. А то мне каждый раз для него привлекать в качестве переводчика целого генерала... не по чину ему будет.
Пленный округлил глаза на Мертваго. Ну, не на Баранова же? То, что я капитан он и так уже знает. Вскочил с лавки. Встал по стойке смирно и яростно гаркнул.
- Яволь, экселенц.
$
Щенки всегда щенки. Любая звериная малышня вызывает умиление и не только у людей. Это выработанный в процессе эволюции принцип выживания. Именно поэтому так много случаев когда выкармливают животные детёнышей других видов.
- Вот Лизку угостите, - Баранов сунул мне в ладонь кусок мяса. - Она сука и так ласковая, но с подачкой оно как-то проще будет дружбу наладить. Лизка только на охоте дурная. Может в азарте зайца пополам перекусить, а к людям она с приязнью. Вчера Жмуров с девчонкой приходил, так два часа в вольере проторчали, щенками баловались. Она девку эту всю облизала.
Угощение борзая приняла, не вставая, так как её в это время теребили детки за соски.
Щенков было ровно шесть. В отличие от мамаши ещё тупомордых. Беленьких с рыжими пятнами по телу.
- Вроде щенков больше было? - спрашиваю. - Точно помню.
- Дык. Сосков у суки шесть штук всего,- пожимает плечами Баранов. - Вот лишних щенят и притопили. Всегда так делают, чтобы слабое потомство не плодить. Тем паче Лизка первый раз щенится, не раздоилась еще, как следует, - корытничий ласково оглаживает узкую длинную морду собаки, а та его руку пытается облизать длинным языком.
- Как думаешь, хорошие собаки вырастут?
- А чего тут думать? - Баранов смотрит на меня как на недоумка какого. - Что Лизка, что Дрын, который её покрывал - хорошие, рабочие собаки. А щенки натаскаются. Мать обучит, да и повадки природные сами собой проявятся. Для начала на зайцах притравим, потом на лисе, а уже потом и на волка можно спускать.
- А куда нам столько борзых? - спрашиваю давно мучивший меня вопрос.
Баранов чешет в затылке.
- Были бы мы в Расее, сказал бы я вам адрес, где с руками бы оторвали каждого за несколько сот рублей. А то и за тыщу, коли уже будет притравлен. Царский питомник - это печать качества. А тут? ... - пожевал собачник губами. - Тут вам с Тарабриным решать, кого этими собаками осчастливить.
- Ещё щениться суки будут?
- Если только меделяны. Одна сука уже набхула, но ещё запах не пустила. Думаю вот кем её покрывать, как в охоту войдёт.
- Тоже шестерых щенков оставишь? - спрашиваю в лоб.
Баранов ответил не задумываясь.
- Как бы ни меньше, барин. Меделян - собака тяжелая, растить его трудно, чтобы спина не провисла, ноги, как надо окрепли, прикус не испортился. Это не сухая борзая, которая сама по себе растёт хорошо.
$
Конюхи гоняли арденов на манеже. Прогуливали беременных лошадок на корде, чтобы не застаивались в конюшне. Жеребцов с меринами не видно: либо в работе, либо на вольном выпасе. Матки все жеребые, так что жеребцы успокоились без волнующих запахов жажды лошадиного материнства. А меринам это всё по барабану.
Поглядев на ископыченный манеж, подумал, что надо бы с моря песочка хорошего привезти и всё тут засыпать им сантиметров на тридцать - сорок. Самосвал есть, так что данная операция ни разу не проблема. А то после дождей будет тут...
Шишкин встретил меня в новой конюшне, в которой он наблюдал, как укладывали пол обрезными дубовыми спилами, похожими на шестигранные аэродромные плиты, разве что меньше размером. Работяги-чурошники укладывали эту торцевую плитку на бетонную стяжку, обильно покрытую предварительно горячим черным строительным варом. Вар в небольшом котелке грели тут же паяльной лампой.
Увидав меня, Ваньша заявил вместо приветствия.
- Лошади здоровы, барин. Мертваго сегодня всех осмотрел с утра. Остался доволен.
- Жалобы, проблемы, пожелания? - спрашиваю своего главного конюшего.
- Кузнец нужен. И кузня, само собой. А то перековать коняку мы сами ещё сможем, а большее ни-ни. А из каждодневного... разве что соли привезти лошадкам полизать. Кончилась.
Поднял я со стопки деревянную половую плитку, повертел в руках этот шестигранный спил, спросил.
- Не сгниёт? - сомневаюсь. - Паркет этот.
- Сгниёт, конечно, лет через тридцать-сорок, - ухмыляется Шишкин. Вроде как пошутил. - А там - на новые заменим. Иначе на земляном полу от конской мочи в конюшне будет не продохнуть. А эти спилы для начала топориком затёсывают, чтобы поры в дереве закрыть, потом только от бревна отпиливают. А дуб и сам довольно плотный. Так что моется как палуба на корабле. В Петербурге некоторые центральные улицы так мостили. Ничё так, держалось лет десять - при том-то движении, сырости да постоянным конским облечением на ходу. После того как Наполеона прогнали и Париж наши войска на шпагу взяли, так целое шоссе от Петербурга до Парижа через всю Европу дубовым торцом замостили. Так ещё при государе Александре Николаевиче Освободителе этот тракт стоял. По нему, как по столу кареты катались. Хотя оно конечно, тракт не бойкая улица. Ни и дворников на нем не бывает.
- Ну, не буду тебе мешать, - говорю. - Тут ты лучше меня разбираешься.
Шишкин прячет довольную улыбку и ведёт меня дальше по конюшне.
А новая конюшня мне нравится. Светлая. Потолки высокие. Воздух сухой. Каркас дубового лафета. Денники ещё дверками не закрыты. Только на уровне груди вроде как шлагбаум поперёк лежит. Кормушки и поилки, вывезенные мной из моего осевого времени уже по местам расставлены. В каждом деннике сетка с сеном висит. И под потолком полати для сеновала приспособлены. Пока пустые.
- Лошадки свежую плитку копытами не отковыряют? - интересуюсь.
- А мы их сегодня в ночное поведём, - отвечает конюший. - На свежий выпас. Дня за два всё схватится - будет как сплошная. И можно будет конюшню обживать. А там и новая конюшня поспеет. Каменщики что-то борзо на работу навалились. Тогда и ишаков из загона в деревянную конюшню переведём.
- Каменщики церковь, небось, строить хотят? - улыбаюсь.
- Не иначе, - поддакивает Шишкин.- Что такое конюшня, даже такая, как у нас? Просто здание. А на церковь люди издаля будут приходить любоваться. Спрашивать: кто построил? А им отвечать: артель Каменюки! Слава. Новые заказы. Семья в достатке.
- Молодец, - констатирую. - Я тобой доволен. Ладно, пойду. Ещё дел невпроворот.
- Про соль для лошадок не забудьте, - просит Ваньша напоследок.
Соль у нас рассыпная, а нужен животным лизунец. Обычно это большой кусок каменной соли. Но в одной командировке в Челябинскую область на второй сезон раскопок Аркаима видел я у местного казаха, что своих коров по соседству пас, любопытную находку из области народной смекалки. Он обычную соль рассыпную магазинную варил в малом количестве воды в кастрюле и получал вроде как цельный кусок соли, который его коровы лизали по вечерам. Так что воспользуюсь и я его рецептом. Точнее, Шишкину подскажу - сами сделают.
$
День выдался на славу. Хорошее сухое крымское лето. Солнечное. Даже не верится, что через тысячу километров на север стоит громадный ледник. Ледовый панцирь планеты. После обхода хозяйства завода выехал я на солевое озеро - посмотреть, как работает испаритель. Прикинуть сколько товарной соли в этот сезон выйдет.
В зелёном дубовом лесу ещё и прохладцей приятной повеяло в тенёчке. Дорогу по просеке давно отсыпали мелким известняковым щебнем - отходами от производства каменных блоков, и укатали хорошо, пока камень и щебень возили на стройку. А с появлением у нас вездеходного самосвала дело завершилось быстро. Первая в истории дорога в Крыму с твёрдым покрытием. Вот археологам будет радости, потом, мыкаться с датировками. Особенно если подкинуть им несколько монет разных периодов.
Автопрогулкой просто наслаждаюсь. А особо одиночеством. В ''колхозе'' это редкое удовольствие для начального человека. Всем от тебя что-то надо... даже просто поговорить, обозначить проблему. А тут еще и баб подвалило, со специфическими бабьими заморочками. Скорей бы Василиса родила, что ли, и сняла с меня этот хомут. Моя Васька эту Вась-Вась, думаю, быстро построит, разъяснит и приведёт в соответствие.
А впереди ещё целая белорусская деревня с гендерным перекосом в связи с военным временем. И как бы ни стало у нас всё наоборот - нехватка мужиков.
По пути сделал остановку там, где артель лесорубов начала размечать отнорок от просеки к будущей пристани на реке. Нужна нам пристань, даже не в свете того, что нам с Тамани пока молочные продукты поставляют - это временно, пока своих коров не завели, а в том разрезе, что нам самим туда надо будет соль поставлять и не мне же ее каждый раз возить через другие времена на тот берег. Сами всё, сами. Хотя КамАЗом оно как бы и быстрее получится, но не брать, же всё на себя.
Сходил по берегу пешком с полкилометра от переката до места будущей пристани. Места там по глубине вполне достаточные для местных галер. Мужики уже промерили. Осталось только дебаркадер на сваях поставить - типа причал. Разом под два кораблика в ряд на разгрузку.
Дал добро на работы лесорубам и поехал дальше.
У плотины на солевом озере стоял пустой ''додж'', возле которого я остановил свой ''форд''.
По озёрной воде ветер гнал мелкую рябь. Ленивая волна ритмично накатывала на берег, который покрывался мелкой солевой плёнкой. По испарителю местами торчали конические бурты соли, что уже успели нагрести. Работает природный испаритель, как ему и положено. Так что в данной графе плана ставим галочку.
На самой плотине у хитрого шлюза против солнца виднелось две фигуры. Стройную девичью обнимал за плечи коренастый инженер, другой рукой обводя наблюдаемое ими пространство, и, видно мне, что активно ездит он подруге по ушам. Интересный способ ухаживания. Сначала борзые щенки, потом похвальба своими достижениями.
Я нажал на клаксон.
Фигуры повернулись ко мне. Лиц их на таком расстоянии мне не разобрать, но, сам понимаю, что выступил как товарищ Кайфоломов. Но хватит Жмурову халасы гонять - он мне для дела нужен.
Еще раз нажал на клаксон несколько раз. Более требовательно.
Жмуров понял и повёл свою девушку за руку ко мне.
- Дом себе строить собираешься, жених? - подколол я его. - Или в свой вагончик на колёсах жену приведёшь?
Надо же: Жмуров смутился. В лесу, не иначе, как леопард сдох.
- Да вот. - Несколько сбивчиво поясняет Жмуров. - Выспрашиваю Анечку, в каком доме она сама хочет жить. Но тут засада. У неё либо хата-мазанка под соломой, либо замок рыцарский на уме. Среднего в её мечтах нет.
- Садок вишневий коло хаты, - процитировал я кобзаря.
- Да. Садок вишнёвый обязательно, - подхватила девушка, улыбаясь. - По весне это так чудово.
- Я больше черешню люблю, - скривил лицо инженер.
- Потом подерётесь, что сажать в саду будете, - усмехнулся я. - Сначала место под сад заведите. Тут и персики расти должны. И виноград. - И резко поменял тему. - Где белорусы?
- На охоту у меня отпросились. На страусов,- отвечает инженер.
- Пешком? - удивился я.
- Да нет. Верхом на меринах. Дробовики похватали и только я их и видел.
- Им что, мяса мало выдали?
- Пух-перо говорят.
- На кой?
- Подушки, перины, - подмаргивает мне инженер, хитро кивая на девушку Аню. Хорошо она эту пантомиму не видит.
Понятно сам напряг работяг, чтобы было на чем девушку раскладывать со всем удовольствием.
- Баню с колодцем на будущей веске разметили? - допытываюсь до дела, сбивая тему влюблятства.
- Командир, ты лучше мне распечатку дай со спутника, где этот колодец тут уже был, не лозой же мне это место искать?
- Вот и я о том, что тебе со мной нынче собираться в путь. Тут спутников с ГЛОНАСом нет пока, и не предвидится. Какой барак для новосёлов тут строить будешь, продумал?
- А зачем барак? - удивляется Жмуров. - Палатки им армейские на первое время. А потом домокомплекты подкинуть - сами построятся, не безрукие. А на хлев и прочие дворовые постройки им можно и дубовый горбыль отдать. У нас его много скопилось. Я уже прикинул, где им тут соток по пятнадцать на подворье нарезать в одну улицу.
- Ни мало им будет со скотиной-то в перспективе? Земли вокруг полно. Чего её жадовать?
В ''колхозе'' отправил девочку на общинный огород к остальным товаркам - картошку окучивать.
- Не то тебе тёмную товарки сделают за то, что отрываешься от коллектива, - напутствую.
- От чего отрываюсь? - переспрашивает.
- От купы, - поясняю. - Беги с богом.
Ой, как же с ними еще трудно. Каждое слово почти объяснять да разъяснять приходится.
$
Ввалились в мою московскую квартиру втроём со Жмуровым и Победой. Дома, после чаепития, рассадив мужиков по компьютерам искать нужную информацию (хорошо, что заранее озаботился поставить дома роутер с вай-фаем), попутно забросив накопившееся грязное белье в автоматическую стиралку, сам сходил в правление ТСЖ утрясать возникшие вопросы, если таковые будут. Ну, и вообще - показать, что я жив, здоров и имеюсь в наличии. А то, что часто дома отсутствую, то это профессия у меня такая - журналист.
Да и в сам Союз журналистов необходимо смотаться. Взять направление в архивы Коминтерна. И прописать в этой бумаге мичмана как своего соавтора из Белоруссии. Отношение на подбор материала для публикации... когда-нибудь, но такая официальная бумага, открывает многие закрытые двери. Не с улицы же заходим. Тем более что после внесения меня в энциклопедию, можно и права покачать перед мелкими чиновниками.
Оставлял мичмана на весь день одного в архиве, а сам убегал в город. Собирать приданое девочке Ане.
А у Жмурова своя задача: подходящие нам в ''Неандертале'' домокомплекты шукать по соотношению цена-качество. Столярка. Стёкла. Фурнитура и тому подобные мелочи. Чугунные печи отопления в сборе. Кольца бетонные для колодцев. Нужную арматуру для строительства своих общинных погребов - ледника для мяса и овощного. Полно работы в интернете для начала, а потом и на телефоне.
Через три дня вернулись. Именно через три дня синхронно для ''Неандерталя''. Не хотелось мне светить перед мужиками мои возможности играть со временем. Пусть это остаётся нашей маленькой тайной с Тарабриным. То чего не знаешь, для тебя не существует.
Предварительно я поменял ''патрик'' на КамАЗ - и два домокомплекта из кедрового лафета вывезли на нём в четыре приёма.
Потом соорудили в шаланде пирамиду из горбыля и вывезли с подмосковного завода оконные рамы со стёклами в сборе. Хорошие дорогие оконные стеклопакеты: деревянные с третьим стеклом в алюминии, который и берёт на себя все агрессию среды. Деревянная рама сама по себе в отличие от пластика десятилетиями служит. А уж с алюминием на мой век хватит.
С крышей мудрить не стали - металлочерепица. Мне - зелёную, Жмурову - красную. Складировали этот деревянный конструктор на расстеленный рубероид рядом с предполагаемой стройплощадкой и отправили на каменоломню бригаду вырубать блоки для ленточного фундамента.
Потом я вдруг осознал, что все мои последние телодвижения и трепыхания - просто такая подсознательная отсрочка от операции с белорусской деревней. Уж больно памятной для меня оказалась точная очередь из пулемета с водокачки по крадрокоптеру. Нежелательно мне своих людей терять. Но и без колодца как освобождённым белорусам тут жить?
Четыре стандартных бетонных кольца (за четвертым пришлось еще раз смотаться в своё осевое время) ушло до водяного пласта. Потом верхнее колечко обложили дубовым срубом из хлыста и над ним соорудили двускатную крышу с дверцей. А ворот привёз нам Тарабрин из последнего своего похода на Макарьевскую ярмарку.
Баню вывозить из моего осевого времени не стали. Только чугунный котел и топку с кирпичами. Ну и другую потребную фурнитуру для печи. Брёвен у нас и самих достаток.
И пару больших палаток армейских у квази-интендантов я выкупил. Наши отечественные палаточки всё же получше будут тех армейских, что из Америки. В них, если печку чугунную поставить, то и зимой можно жить. А то в американских палатках только один тонкий брезент на стенах. Не на наш климат изначально рассчитано.
А далее опять пришлось искать заброшенный пионерлагерь в девяностых и таскать оттуда железные кровати из палат старших отрядов. Не на земле же освобождённый народ раскладывать? Может они и такому размещению будут рады, но некомфортно. А они мне тут не туристами нужны, а работниками на солепромыслах.
Большой рулон соломы увели уже, походя, прямо с поля под Воронежем во время межвременного перехода. И посадили часть женщин шить сенники. А вот подушки придётся покупать. Хотя надо спросить Сосипатора: куда он пух-перо девает после охоты?
И тут же хлопнул себя по лбу - одеяла! Без них никуда. Вместо кроватей можно и нары с полатями сколотить, а чем укрываться?
$
Пока шла подготовка к приёму белорусов, пошли мы с мичманом на промысел бриллиантов для диктатуры пролетариата. Времени такая операция занимает немного, а предварительная подготовка уже проведена перед первым эксом. Так что выкроили свободную паузу в графике.
Ничего нового изобретать не стали. Зачем? Вон пиндосы свои оранжевые революции по миру проводят как под копирку и ничего, срабатывает практически каждый раз. Зашли в поезд, следующий в Ревель, столицу уже независимой Эстонии, в прикиде комиссаров ВЧК. Далее по сценарию с пакетом из ИНО [И Н О - иностранный отдел ВЧК] вместо которого вынимается тазер из саквояжа. Далее все просто и примитивно.
Но тут промашка вышла. Коминтерновский курьер на этот раз ехал с охраной в соседних купе. Да и сам после моего представления успел выстрелить из своего маленького ''маузера'' с визгливым возгласом.
- Вон отсюда! Абрама Яковлевича я лично знаю.
Правда, ни в кого не попал.
Зато охрана его, выскочив коридор вагона, открыла ураганный огонь. И ранили мичмана, который от них отстреливался, пока я обыскивал парализованного курьера.
Запер дверь в купе. Выстрелил через неё несколько раз навылет из маузера, нормального полноразмерного, чтобы охранников отогнать от купе. И открыл темпоральное окно прямо в поезде. На ходу.
Выкинув в ''окно'' багаж курьера, вывалился в него сам с Никанорычем на плечах посередине манежа конезавода в ''Неандертале''.
Ударился об землю больно, но, слава богу, ничего себе не сломал. Идея: весь манеж отсыпать морским песочком на полметра глубиной, окончательно оформилась в решение.
Влетели мы в ''окно'' с некоторым ускорением. Наверное, оттого, что поезд был на ходу. Да и чемоданы с баулом раскидались на некотором расстоянии, хотя кидал я их из одной точки. Хорошо ещё, что в те времена поезда ходят медленно.
Вместо носилок конюхи притащили из конюшни плащ-накидку, на которой вшестером и понесли мичмана на женский лагерь - там у нас хирургическая палатка. Я только вслед покрикивал.
- Не в ногу, мать вашу. Не в ногу. Не растрясите раненого дорогой.
Прибежавшему Сосипатору только устало сказал.
- Собери чемоданы, и отнесите к моему домику.
Поспешив вслед за конюхами, только сейчас заметил, что обменялся я с курьером маузерами. Деревянная кобура на моём боку была пуста, а в левом кармане кожанки маленький маузер 1914 года образца неведомо как образовался. Как отбирал его у откинувшегося от удара током курьера - помню, а вот как в свой карман этот пестик запихивал, не зафиксировалось. Хорошо никого жизни не лишил, когда через дверь стрелял, а то бы так и остался там в двадцать первом году ХХ века с раненым Никанорычем на руках и липовыми документами на имя члена коллегии ВЧК Абрама Беленького, который отвечал персонально за надзор над типографиями.
Интересно, а тазер я успел выкинуть из поезда? Вот был бы товарищам подарок для мировой революции. Три чемодана и два саквояжа собрал Сосипатор. Один сак маленький - мой, слава богу.
Жалко маузера. В три полновесные золотые монеты на Макарьевской ярмарке обошёлся. И ведь кольцо на рукоятке есть для шлейки, а вот не прицепил, раззява.
Василина уже бежала навстречу с санитарной сукой на боку. Как только узнала так быстро? Наверное, конюхи мальчонку вперёд услали.
Успел только ей сказать, чтобы кожанку мичману сохранила, а остальную одежду мичмана может резать свободно, как она меня прогнала из своего хозяйства.
- Действительно, товарищ капитан, нечего вам тут делать. Сами справимся, - пробасил фельдшер из краснофлотцев, входя, прихрамывая, в операционную. - Идите пока. Будете нужны - позовём.
Вышел, сел в курилке ''концлагеря'', превращенного временно в женское царство, затянулся жадно папиросой.
А жарко у нас в Крыму в коже на байковой подкладке, однако. Разделся до гимнастёрки, а кожан и всю амуницию сложил рядом на лавочке.
Разглядел трофейный маузер подробно. Небольшой. С ладошку размером. Такой пистолетик в прейскурантах оружейных лавок в дореволюции назывался как ''Маузер ?1'', ценой в тридцать царских рублей. Легкий. Примерно с полкило весом. В обойме семь патронов 6,35х15 миллиметров. Один еще в стволе был. Да одним курьер выстрелил в поезде. Итого девять в магазине. Неплохо для карманной машинки. Только вот запасной обоймы на теле курьера не обнаружилось. Или плохо искал.
Отдам его жене, как оружие самообороны. На всякий случай.
Рядом уселся Мертваго, неторопливо набил трубку. Закурил, ароматизируя окружающее пространство сушеным черносливом.
- Тоже выгнали? - спросил я, убирая пистолет в карман кожанки.
- Ага, - не стал запираться статский советник. - Сказала, стерва, что без коновалов обойдётся.
В его голосе чувствовалась обида.
- Что с мичманом? - спрашиваю с тревогой.
Мертваго не стал томить.
- Проникающее пулевое в грудь. Слава богу, навылет. Кожанка на теплой подкладке не дала образоваться пневмотораксу - залепила рану. А что там, в нутре, зацепило - я не в курсе. В любом случае, тяжелое ранение. Минимум пару месяцев на поправку. Если внутри чего не повредило. Из чего в вас хоть стреляли?
- Из револьверов, - отвечаю, - Хотя особо приглядываться мне было некогда.
- Оно хоть того стоило? - поднял ветеринар правую бровь.
- Пока не знаю. - развёл руками.
Действительно не знаю. Не смотрел ещё багаж курьера Коминтерна. Хотя никакие бриллианты не стоят жизни Никанорыча. Будь их там целых два чемодана, как указано в ленинской записке. Но вполне возможно, что и пустышку вытянули. Шли практически на шарап. Точных документов в архиве не было. Да и кто оставляет такие следы в архивах? Так... намёки, оговорки в сопутствующих документов. Деятельность Коминтерна до сих пор покрыта мраком.
Завязывать надо с чересчур опасными играми. Что-что, а адреналинового маньячества я за собой никогда не наблюдал. А вот людей мне жалко. Мало их у меня.
Мертваго ушел, а я так и сидел в пустой курилке женского ''концлагеря'', ждал конца операции.
Наконец Василина вышла из операционной палатки, в распахнутом белом халате на красноармейскую форму, без перчаток уже, села рядом со мной в курилке и устало сказала, поправив косынку.
- Мужчина, не угостите даму папироской?
Я протянул ей раскрытый портсигар.
Дал прикурить от зажигалки.
Врач затянулась, закашлялась, и обмолвилась с извинительным тоном.
- Простите, давно не курила. В плену курево взять негде. А табак у вас хороший. Не советский, небось?
- Не советский, - подтвердил я. - Турецкий. Как мичман?
- Жить будет, - ответила Васюк, затягиваясь. - Счастливчик. Пять миллиметров влево и заказывай панихиду. Да и доставили его ко мне быстро. Кураги достать сможете?
- Зачем?
- Сердце ему поддержать. Кровь слегка разжижить.
- У меня в домике кардиомагнил есть.
- Чего?
- Аспирин с магнием. Самое-то для разжижения крови будет. А курагу привезу. И курагу, и бананы. Напишите мне, что требуется - всё будет.
- Вы сами-то как? Не пострадали? - посмотрела она мне в глаза.
- Жив, как видите. И тушка целая. - Отвечаю. - Благодаря Никанорычу. Он меня собой прикрыл.
- Это правда, что мы в далёком прошлом? - вдруг спросила врачиха, меняя тему. Знает всё, стервь, на жаждет иметь сведения из первоисточника.
- Правда, - отвечаю.
- А обратно? - вопрос с надеждой.
Чёрт. Каждый второй думает про ''обратно''. А они мне тут нужны.
- Куда обратно? Откуда взяли? В концлагерь к фашистам? - отвечаю по-одесски. - Так там умерли трое из четырех пленных. Война продлится до мая сорок пятого года. - И предваряя следующий вопрос, сразу говорю. - Нашей победой и красным знаменем над рейхстагом в центре Берлина.
- Понятно. А, правда, что Мертваго генерал? - снова меняет тему врачиха.
Чувствуется что у неё вопросов ко мне вагон и маленькая тележка.
- Правда. Статский советник по ветеринарной части. Корветврач [К о р в е т в р а ч - звание равное корвоенврачу, комкору или генерал-лейтенанту у военных ветеринаров.] на ваши деньги. Зря вы его из операционной прогнали. Он фельдшеру из моряков ногу от газовой гангрены спас. На моих глазах. Обидели вы старика.