Мальчишки бежали по единственной дороге глухой периферийной деревни и звонко орали во всю ивановскую.
- Радость-то какая, - раздавались старушечьи голоса со дворов, - Докосился плешивый. Ужотко он нервов-то нам попортил окаянный.
- Нелюдь городская, изверг ультразвуковый, тварь визжащая! Нашёлся-таки храбрец. Кто хоть он - избавитель-то наш от аспида рычащего? - спрашивали друг друга старики.
Городской прибыл к ним в деревню по случаю смерти его родственницы - бабки Пелагеи. Наследство получил. Иначе б его никакая нечистая сила в глушь такую из города не выманила. А на дармовщинку-то все охочи.
Попробовал он продать дом, да не вышло. Никому ни дом, ни даже вся деревня не нужна. Потому и пожить остался. Потом пошёл поохотится, потому что любил убивать, а так как зверей расплодилось немеряно, то и остался в деревне на всё лето.
Ну вот зачем ему понадобилась эта газонокосилка? Да ещё с утра до вечера в свободное от убийств зверей время? Хотел в дополнение ко всем своим чёрным делам ещё и поиздеваться над односельчанами?
Постоянно глумился гад: то рычал, аки пёс бешеный, то визжал, как раненая трактором собака, а то жужжал как тысяча мух на свиноферме в советское время, когда им было и что пожрать, и отчего радостно пожужжать во все крылья. И вот зачем, спрашивается? В гольф он не играл...
Объяснял, что для эстетики...
- Эстетик хренов, - гневно восклицали деды и бабки. - В нашей деревне отродясь таким словом не злоупотребляли, а действом - тем более. Матом - да, но вот чтобы всю деревню ультразвуком на уши поставить - так это ж надо было настолько скверно-звучным родиться? Пелагея, вроде бы, нормальная была, а вот на тебе, внучок-то не в ту колею попал. Ирод проклятый.
Обратились было к ведьмачке местной - Степаниде. Поколдовала она, поколдовала, заглохла машина проклятая на неделю, а потом опять по новой, да ещё с большим остервенением, как будто ей каких-то сил добавили. Или отдохнула...
Порчу на него всем селом приходили наводить, не помогло. Заболел гриппом, вылечился и опять за дело.
Ещё раз приходили со Степанидой во главе. На этот раз гад на целый месяц с подагрой слёг, да вот чтобы время не терять, сынишку своего из города выписал...
Сынишка евонный - такой же сволочью оказался.
Двоих газонокосильщиков местное колдовство не потянуло. Сил не хватило. Да и жена его зачем-то приехала. Сынку пару раз помогать выходила, когда его наколдованная гадюка за ногу цапнула. У подлой женщины эта газонокосилка такое выдавала... Насколько она ненавидела жителей деревни, так вот жену ирода в два раза больше. А той хоть бы хны.
Покушения на газонокосильщика были, но какие-то всё несерьёзные. Дом - каменный, потому, как строил его дед иуды - директор свинофермы, а то бы давно сгорел.
В общем, совсем отчаялись жители деревни и вдруг такая радостная новость. Мало того, оказывается, порешили всю семью, что тоже вселяло оптимизм и надежду на спокойную деревенскую жизнь в перспективе. Жалеть их никто не стал, до того извели они местный люд ультразвуком.
Из города следователя прислали - молодого парня Антона - уроженца здешних мест - внучка Тимофеевны. Расследовал он, расследовал, даже к Степаниде обращался, как к экстрасенсихе, потому что теперь они по телевизору этими делами занимаются. Ведьмачка и травы какие-то заваривала, и соломку маковую...
Никто ничего не видел и не слышал, как сговорились.
- Да бог с тобой, - говорили следователю, - тихо то как стало, а. Зачем расследовать, кады всё наладилось?
- Мне закрыть дело надо, чтобы назад в город возвратиться, - оправдывался следователь, - а для этого виновники должны быть найдены непременно.
Вот и родилась в головах деревенских версия, что убийство семьи газонокосильщика осуществили лесные разбойники. Вокруг-то лес. Чужие бывают редко, по воскресеньям, да и то в гости к родственникам по поводу сельскохозяйственных натуральных продуктов. Разживутся медком, сальцом, маслицем, да и назад - в город - на газоны с бордюрами смотреть.
- Разбойники - это правдоподобно, а мотив? - сокрушался Антон.
Мотив искали всей деревней, а нашла Степанида.
- Я в городе - как своя, все городские обычаи и нравы знаю. Там, когда таджики или узбеки траву косят, то они всегда лопухи оставляют. Почему так, подумала я, а потом догадалась - это их священное дерево. Скосишь его - непременная смерть настигнет. Вот так-то. А энтот, он всё подряд косил, чтобы как можно сильнее скрежетало, ни дна ему, ни покрышки.
- И что я в отчёте напишу? - спросил односельчан следователь. - Для меня-то колдовство - понятное дело, а вот как к нему городское начальство отнесётся?
- Пиши, - сказал самый старый и потому - самый мудрый. - Всей деревней мы видели, как из лесу выходили лесные разбойники-моджахеды, а потом туда же и вернулись. Дело сделали и восвояси. Потому, что чётко следуют своим народным традициям и обычаям. Это я по поводу лопуха...
Уехал следователь, а деревенские, когда траву косами косят, лопух теперь всегда нетронутым оставляют, как в городе. Мал ли чё...