Аннотация: Однажды я не захотел идти в космофлот и угодил в психушку.
Ступени.
Первая.
1.
Осенью 99-го мне пришла повестка в армию.
Мама выпила валидолу, купила пачку "Мамы-галактики" с фильтром, и, раскурив ее на кухне с отцом, решила, что меня надо отмазывать. По мнению мамы, в армии служили одни идиоты. У мамы был опыт - она отработала 15 лет в городском военкомате (начинала диспетчером кораблей класса "Карп" и успела уволиться со скандалом). А я маме верил. Не то, чтобы она была авторитетом в моих глазах (в то время я больше доверял сержанту Присту с планеты Флод, который рекламировал гель от прыщей), но мама определенно знала, что говорила.
С моей же точки зрения армия была делом совершенно пустым и лично мне не нужным. Я, вообще-то, планировал стать известным режиссером. В армии (по слухам) меня собирались избивать, унижать, насильно засовывать в космические костюмы разных видов, еще собирались научить курить и выпивать, курить траву и всячески выбивать из меня интеллигентную дурь.
Ввиду того, что я не поступил в институт (история, о которой я расскажу в каком-нибудь приложении), призрак армии стал весьма отчетливым. Без отмазки тут явно не прокатило бы.
Вечером на кухне состоялось совещание. Мой отец всю свою жизнь делал вид, что семья для него - главная ценность, но ни разу не предпринял не единой попытки, чтобы это доказать. Мама говорила, что отца испортила армия. Поэтому на кухне собрались мы с мамой, а отец смотрел в зале футбол и громко переживал, откупоривая одну бутылку пива за другой.
Мама сказала:
-И что же ты у меня такой здоровый родился? Не мог, я не знаю, язву желудка заработать.
-Мам, я же не пью, - робко возразил я.
-Ну, мог бы выпить для дела. А так на два года неизвестно куда, к этим идиотам. Сам идиотом станешь с ними! А если тебя откомандируют на астероид? На астероиде одни гомики служат и тебя таким же сделают. В общем, слушай. Я позвонила Марине и она предложила два верных варианта. Один - ломаем тебе руку, да так, чтобы плохо срасталась полгодика, а там весной в универ пойдешь поступать. В этот раз мы тебя не на книготорговца пихнем, а на специалиста по нано-технологиям. А? Кафедра не популярная, конкурса, считай, нет. И второй способ - ложишься в психушку на обследование.
Марина - это племянница моей мамы и видный эксперт во всяких там отмазываниях. У нее было два сына, которые удачно отслужили и вернулись вовсе не идиотами. Один даже слетал на Флод, чем и гордился. Марина решила, что она знает и умеет отмазывать чужих детей от армии. И мама ей верила.
-Руку не хочу, - заявил я, - мне руку жалко.
-Тогда в психушку.
-С каким, интересно, диагнозом?
О том, чтобы купить мне военник или договориться с кем надо - речи не шло в принципе. У родителей не было столько денег, плюс они совершенно не умели давать взяток. Где их только воспитывали - не знаю.
-Снохождение! - сказала мама, - ты же ходил во сне?
-Ага. В семь лет. Один раз. Мама, ты шутишь?
-Все в порядке, - сказала мама и закурила. Вообще-то, она не курила, пока не начинала сильно нервничать, - твой дед имеет некоторые связи в психушке. Он обещал поговорить с кем надо, чтобы тебе написали что надо.
-Что за секретность?
-Я не разбираюсь толком. Главное - полежишь месяцок, тебе напишут все, что надо, и никуда служить не пойдешь. Месяц - это лучше, чем два года. А психушка, это не армия. Полежишь, книжки почитаешь, телек посмотришь. Рай, а не жизнь.
2.
Я заподозрил неладное, когда выяснилось, что психушка располагается не на территории городской больницы, а за городом. Причем, в тридцати километрах.
Нас было девять человек, я и еще восемь таких же робких парней, которые собирались откосить. Из короткого разговора перед военкоматом выходило, что реально болен только один. Его звали Стёпа. Он побывал в разных психушках, многое повидал и какал в постель.
А потом нас загрузили в облезлый ЩУПик с ржавыми номерами и повезли. Безо всяких разговоров. За окном как раз наступала осень. А еще было как-то тоскливо. Вчера наши проиграли флодовцам в футбол и пролетели мимо чемпионата мира. Снова посыпались жалобы на межгалактическое судейство (безрезультатные). За футбол я переживал больше, чем за службу в армии.
Собирался накрапывать мелкий осенний дождик.
Долго ехали по трассе, а затем свернули на бездорожье, тряслись по ухабам и лужам, и, наконец, остановились около высоченного бетонного забора со звездами. Тут же рядом находились металлические ворота, выкрашенные в зеленый, с золотым двуглавым орлом посередине. Около ворот стоял серьезного вида дядя в белом переднике и поглядывал на нас.
-Привезли! - утвердительно сказал он, когда к нему подошел лейтенант из военкомата, который отвечал за нашу доставку.
Лейтенант передал ему стопку папок. Серьезного вида дядя взял папки подмышку.
-Дохляки какие-то, - сказал он.
-Здоровых не возим, - попытался пошутить лейтенант.
Дядя сделался еще серьезней и жестами позвал нас идти следом за ним. В воротах обнаружилась неприметная калиточка, через которую мы попали во внутренний двор. Здесь все было из бетона. Дорога - из бетона, тротуары - из бетона, какие-то памятники, видимо, тоже из бетона. По обеим сторонам дороги тянулись кирпичные здания, единственными обозначениями которых были огромные таблички на дверях. На табличках горели разнообразные цифры. Высоко в воздухе бесшумно носились муляжи камер внутреннего наблюдения.
Серьезного вида дядя шел быстро, не давая осмотреться внимательней. Мы миновали пять или шесть подобных однотипных зданий, свернули куда-то в тесный проулок с множеством деревьев, затем вынырнули из него аккурат к бетонному крыльцу у еще одного такого же здания с цифрой "6" на двери.
-О, я знаю шестерку, - шепотом сказал специалист Степа, - тут самых отморозков держат. Которые серьезно косят.
Серьезный дядя не замедлил дать Степе легкую оплеуху.
-Не косят, а лечатся, - сказал он, - давайте, живо по одному, там налево регистратура.
Мы протопали по ступенькам в узкий и к тому же плохо освещенный коридор, затем налево и уперлись в регистратуру. Хорошо, хоть дождь остался за спиной, а то я стал замерзать. В коридоре мы застопорились. Дело в том, что регистратура была настолько мала, что в ней помещалось не больше двух человек. Дальше коридор резко сворачивал направо, но туда никто из нас соваться не разрешил. Видя нашу растерянность, серьезный дядя с улицы прикрикнул:
-Что вы, бля, как стадо баранов? Заходите по одному, не тупите!
И мы стали заходить по одному.
В коридоре, к слову, пахло свежей краской и, почему-то, ухой. В регистратуре нас оприходовали быстро - дешевый робот, которому даже не удосужились налепить кожу, вращал глазами-камерами и стремительно заполнял анкеты в двух бланках сразу. Цепочка иссякла за пять минут. Я стоял последним, и меня бесцеремонно подтолкнул в кабинетик серьезный дядя.
Дешевый робот направил меня в третью палату.
Я кивнул и вышел. У двери в коридоре стоял парень, абсолютно лысый, с лиловым синяком под глазом и (судя по ухмылке) не имеющий рядя зубов. Парень был одет в рубашку и бесформенные штаны мутно-серого цвета. В руке он сжимал сотовый.
В третьей палате были высокие потолки, высокие же окна в решетках и двадцать (а то и больше) двухярустных кроватей, стоящих впритык друг к другу двумя рядами. В узком промежутке кто-то мыл пол, оставляя на желтом линолеуме неровные мокрые полосы.
В палате галдели, шумели, прыгали с кровати на кровать и спорили обо всем сразу. Стоило мне остановиться на пороге, как наступила тишина.
-Нифига себе, - сказал кто-то, - опять ботан! Сколько можно?
Видимо, дело тут было в моих очках. К одиннадцатому классу у меня начало портиться зрение, очки купили хорошие, дорогие, но я как-то к ним не привык. Я иногда цеплял их на нос (особенно, когда ходил в кинотеатр), хотя жутко стеснялся.
В проходе между кроватями возникли трое. Один из них - тот самый лысый, с фингалом, а с ним еще двое похожих - короткостриженные, в тельняшках и обрезаных джинсах. Подошли, шаркая тапочками. Выражение их лиц не означало ничего хорошего. В этот момент мне следовало бы насторожиться, но парень я был не стрелянный, в дурных компаниях не значился. А дрался в своей жизни всего один раз, и то по недоразумению. Иногда мне хотелось взять палку и кого-нибудь хорошенько отдубасить, да повода не было. А ведь бить кого-то без повода - это признак сумасшествия, верно?
-Привет! - сказал один, растягивая гласные, будто жвачку, - чо, как звать?
-Толик, - отозвался я.
Они обступили меня и неуловимо вытеснили в коридор. За их спинами тихо перешептывались.
-Я Пашка, это Саня, а это, бля, Артем, - сказал тот, который растягивал гласные, - чо приехал? Косить?
-Я во сне хожу, - сказал я.
-А чо в рюкзаке?
Лысый, которого звали Саня, зашел мне за спину и стал возиться с замками. Я развернулся. Кто-то захохотал. Третий - Артем, взял меня под локоть и доверительно сообщил на ухо:
-Ты, эта, не рыпься, братан. Мы ж ничего плохого не сделаем. Ты же новенький, а мы тут каждый уже по месяцу лежим. Ты ж правил не знаешь, а мы знаем.
-Что за правила?
-Делиться надо, братан! - сказал Артем, - мы, эта, сидим тут и нифига не видим. Жрем, бля, макароны с сахаром. А свежего ничего нет. У тебя есть чо свежего? От мамки?
-Ириски, - сказал я.
Ощущение, что все не так гладко в психушке, крепко пустило корни где-то в душе.
Паша подцепил рукой лямку моего рюкзака и ловко ее стащил. Я дернулся было, но Артем крепко держал за локоть.
-Да не рыпайся, - шепнул он, - делиться ж надо, сечешь?
-Ну, нифига себе, - буркнул я, - это не делиться, это просто отбираете.
-А ты что-то имеешь против?
Пашка и Саня уже вовсю рылись в рюкзаке.
-Не, мы не отбираем, - сказал Артем, - это ты делишься. Хочешь тут нормально пожить, тогда не дергайся. Пашку видишь? Он тут уже третий раз сидит. Потому что буйный. Тоже косит, как и все мы. Но косит неправильно. Тут, знаешь как? За первую же драку - выгонят нахер и все, потом тебе вход заказан. А Пашку уже три раза выгоняли. У него родители с деньгами, сечешь? Его злить не надо. А то если он тебе нос, там, ненароком, или линзы вышибет, его снова выгонят, предкам снова придется деньги давать - кто виноват будет? Ты.
-С чего бы это? - не понял я.
-С того. Не зли Пашку, понял?
Я затравленно посмотрел по сторонам. Коридор был пуст. Из палаты доносились презрительные смешки и перешептывания. Выходило, что "этот батан, видно, не въезжает" и "да, лох, будет носки тут всем стирать, вот увидите". И так далее, в том же духе.
Крепкие руки Артема легли мне на плечи. Рюкзак трещал от напора голодных Пашки и Сани.
-Не рыпайся, говорю, слышь? - шепнул Артем доверительно, - ну, поделишься один раз, а потом норм. Потом заживешь тут месяцок, припеваючи. Понял?
Я ничего не ответил. Быть нестрелянным - плохо. Это только в мечтах, да задним умом можно выстроить защитную комбинацию действий, найти подходящие слова, дать отпор. А в жизни - путаются мыслишки, заплетается язык, на глаза дрожат слезы, а в горле тугой комок.
Пашка и Саня вытащили из рюкзака все, что хотели, рассыпали по полу ириски из порвавшегося пакета, загоготали громко, гулко и, будто забыв про меня, ушли. Артем потрепал меня по щеке, буркнул:
-Ну, вот видишь, все норм! - и поспешил за ними следом.
А я стоял еще несколько минут, ощущая противоречивую горечь в груди. И мне показалось, что я только что провалился в глубокую выгребную яму.
4.
Я долго искал свободную койку. Хотя в палате было полупусто, койки неизменно оказывались занятыми. За мной ходила стайка парней, которая объясняла, кто и по каким причинам занял ту или иную койку. В конце концов, кто-то вспомнил, что "тот ушастый уехал же утром", и меня быстро определили в угол палаты, у батареи. В кровати напротив, ногами ко мне, лежал тощий паренек, коротко стриженый, с лиловым синяком под глазом. Его все старались обходить стороной. Паренек смотрел на мир лениво, безучастно, время от времени потягиваясь.
Тумбочки у меня не оказалось. Вернее та, что стояла у кровати, была забита банками с флодской сгущенкой. На вкус флодская сгущенка - дерьмо сахарное.
Подумав, я засунул рюкзак под подушку.
Не зная, что делать, я сел на кровать. Тотчас ко мне подсели двое - один белобрысый и худой, второй большой, с кучерявыми волосами и голубыми глазами. Оба казались младше меня.
-Здарова! - сказал голубоглазый, - нравится житуха-то?
Я кивнул.
-Меня Серега зовут. А этого долбаебыша - Вадик. Мы завтра выписываемся, прикинь?
-Меня Толик.
-Да знаем уже. Слышали. Ириску хочешь?
Серега протянул мне горсть моих же ирисок. Я подумал, и взял.
-Ты не дергайся сильно. Тут правила такие, что дергаться не вариант. - сказал Серега, закидывая ириску в рот. - Нам-то пофиг уже, мы свое, это, отыграли. А тебе еще тридцать суток сидеть.
-И что за правила?
-Первую неделю ты - флодяра помойная! Вроде как пришелец. Никто тебя не уважает, все дергают, пинают и бьют. - доверительно сообщил Вадик. - Потом становишься человеком, на третью неделю - зазывалой, а последнюю неделю ходишь, значит, офицером! Сечешь?
-Как в нашем доблестном космофлоте! - сказал Серега. - Армейские правила, они самые полезные и правильные! Взрослую жизнь видел когда-нибудь? Вот тут и увидишь! Сейчас ты флодяра помойная! Все тебя пинать будут, ноги об тебя вытирать, и никто тебе не поможет. А потом, если сможешь, выкарабкаешься в человеки. А там видно будет...
-Если выкарабкаюсь?
-Ага. А можешь и не выкарабкаться.
-Э! - сказал тощий парнишка из кровати напротив.
Серега тотчас замолчал.
-Чо у вас там, ириски? - спросил парнишка, почесывая подбородок. Ногти у него были обкусаны, пальцы покрыты мелкой сетью многочисленных царапин.
-Ириски. - сказал Серега. - Будешь?
-Не. Я сладкое не ем. А есть что из пирожков мамкиных?
Серега и Вадик посмотрели на меня. Я покачал головой.
-Жаль. - сказал парнишка. - Без пирожков плохо. Скучаю я, блин.
И, протяжно зевнув, он отвернулся к стенке. В этот момент из коридора механический голос крикнул:
-Обед! - и следом, - Поживее давайте, не тормозим, суки!
Серега похлопал меня по плечу, и они с Вадиком вышли в коридор. Мимо меня потянулись остальные.
Дальше по коридору, мимо еще трех общих палат, в галдящей толпе подростков я попал в столовую. Она выглядела так: огромное помещение с высоченными потолками, с плохо покрашенными стенами и мутными лампами где-то наверху. В центре стоят узкие длинные столы и скамейки - четырьмя рядами. В одном углу - дырка в стене, откуда подают еду. Рядом лежат горками подносы, тарелки и столовые приборы. Надо ли говорить, что все алюминиевое? У окна уже выстроилась длиннющая галдящая очередь. Там же стояли два робота, как их любят изображать в фильмах - то есть, пучеглазые, покрытые бесцветного кожей, с торчащими в разные стороны пружинками вместо волос и выпирающими зубами. Оба одеты в белые халаты. Стало быть, местные санитары. Санитары отгоняли наиболее наглых, жали руки знакомым и тихо попискивали между собой. Видимо, ИИ на уровне, не поскупились программеры.
Я встал в конец очереди, но меня как-то быстро оттеснили еще дальше, потом возникли те, кому занимали, те, кто стоял тут раньше, а под конец возникли Пашка, Саня и Артем. Об их появлении я узнал по крепкому подзатыльнику, от которого из глаз брызнули слезы, а очки едва не слетели.
-Брателло! - воскликнул Пашка радостно, - а ничё, что старшим надо уступать? Давай, быстро, растворился, и ждешь, пока все не пройдет. Флодяры гребут после всех, сечешь?
Я посмотрел на роботов-санитаров. Те, конечно же, все слышали, улыбались в два рта и ожидали, чем же дело кончится.
-Тормозим что ли? - Пашка взял меня за плечо и попытался отодвинуть в сторону. Галдящая толпа оказалась где-то далеко впереди. Вокруг же наступила полная тишина. Я уперся обеими ногами.
-Точно тормозит! - добродушно усмехнулся Пашка.
А потом Саня ударил меня под коленку сзади, а Артем с силой толкнул в спину. Не удержавшись, я упал на колени, подвернул руку и поелозил носом мокрый кафельный пол. Воздух вокруг взорвался общим радостным смехом. Хохотали даже роботы-санитары, которые, правда, для вида, погрозили троице пальцами. Пока я поднимался, меня пихнули сотню раз, а очередь сдвинулась вперед. Пришлось ждать дикое количество времени, пока бесконечная очередь не закончится. К окошку я подошел последним. Из окна на меня хмуро глянул повар. Буркнул:
-Бля, ну когда же вы закончитесь? - и навалил в тарелку бурой каши...
(небольшое лирическое отступление. Файл 1)
Работа психиатрического диспансера Љ4 (Клентская обл. пос. Ореховый"), отдела номер шесть - для поступивших на обследование от военкомата космофлота (в/ч 14488).
Для внутреннего использования (иными словами - так вот и живем).
6.00 - 6.15 - Подъем. По палатам ходят дежурные роботы-санитары и громкими голосами кричат: "Подъем!". А еще: "Бля, чо не слышно некоторым?!". А также: "Ну-ка, сучок мелкий, вставай!". И банально: "Слышь ты, глухих повезли?". В палатах зажигаются мутные желтые лампы, а в коридоре горят лампы дневного света, но толку от них тоже мало.
6.15 - 6.45 - Утренняя поверка. Из всех палат подростки выходят в коридор, где выстраиваются в линию. Все в трусах и тапочках. Никому одеться не дают - не положено. Огромный робот-проверяющий, похожий на металлический сейф в два метра высотой, сверяется со списком, произносит фамилии и приговаривает: "Псих, услышавший свою фамилию, должен четко и ясно сказать - Я".
6.45 - 7.00 - Умывание. Все идут умываться. Времени мало - народу много. Умывальников всего шесть. Из трех вода еле капает и дает током. Из других трех идет с ржавчиной. Умывальники сами по себе ржавые. Зеркала запотевшие. О зеркалах, которые впитывают влагу, здесь, похоже, не слышали. Полотенца и мыло исключительно свои. Есть казенные - белые "вафельки" и хозяйственное мыло, похожее на древесный брусок. Времени катастрофически не хватает. Кому не повезло - умываются после завтрака.
7.00 - 7.30 - Завтрак. Как правило, макароны с сахаром или каша. Макароны есть невозможно. Кашу тоже.
7.30 - 8.00 - Построение. Определение плана на день. Хороший больной - работающий больной. Роботы-санитары зачитывают список работ перед выстроившимися в шеренгу больными. Нужно - убрать листья за больницей, помочь постирать простыни, вскопать какие-то грядки на территории больницы, прорыхлить почву вокруг деревьев, покрасить лавочки. И т.д. И т.п. Самое неприятное - отправиться в отделения с настоящими психами, и помогать там медсестрам. Как правило, выбор падает на вновь прибывших. Медсестры - живые люди. Они психуют не меньше пациентов. Ругаются. Срываются. Работа у них, видимо, не самая хорошо оплачиваемая.
8.00 - 12.00 - Вышеобозначенные работы. В первые три дня я побывал у психбольных. На меня наблевал один, об меня попытался высморкаться другой и что-то вещал на тарабарском третий. Еще убирал листья вместе с психами. И помогал медсестре убирать постель за психами.
12.00 - 13.30 - Свободное время, которое расходуется на обследования. В это время приходят врачи, которые должны брать у пациентов кровь, выяснять причины их поступления, разбирать дела и общаться. В первые два дня ко мне никто не приходил. На третий день меня вызвали по громкой связи в кабинет номер двенадцать. В кабинете сидел лысый дяденька в очках и с моим личным делом из военкомата. Он жевал жвачку и тыкал пальцами в новенький айтачевый покет.
-Анатолий! - сказал врач, сверяясь с записками. - На что жалуемся, Анатолий?
-Я во сне хожу. - сказал я.
-И все?
-Ну, да.
-И из-за этого решили вот сюда? К психам?
-А вы кто? Врач? - буркнул я. Настроение было ниже плинтуса.
-Вроде того. - отозвался врач. - Что-нибудь беспокоит? Кроме снохождения? Какие-нибудь личные проблемы, в общении, в больнице?
-Кормят плохо. - сказал я. - Одни идиоты кругом. Порядки, как в армии. Никто не лечит. За три дня хоть бы таблетку дали или температуру померили. Роботы у вас какие-то... старые.
Врач гулко рассмеялся, будто я только что рассказал остроумный анекдот. Потом захлопнул папку и сказал:
-А это тебе, знаешь ли, не курорт. Это больница. Какие тебе, нафиг, таблетки, когда ты здоров, как буйвол? Во сне ходишь? И что? Вот дадут тебе по башке - тогда просто ходить будешь, под себя. Вы, блин, у меня поперек горла сидите! Больные! Косари, вашу мать! Космофлота боитесь, а сами ведете себя, как бабы! Кормят его плохо! Да меня тоже жена дома плохо кормит, я же не жалуюсь! Давай, вали отсюда! Через неделю сделаем тебе хэдграмму, там решим.
-А таблетки? - спросил я.
-Иди в жопу со своими таблетками! - ответил врач и углубился в айтачевый покет.
13.30 - 14.30 - Обед.
14.30 - 20.00 - Свободное время.
20.30 - 21.00 - Построение перед сном. Вечерняя поверка.