Скрипнула разболтанная калитка старых, в облезающей голубой краске, покосившихся ворот, больно - привычно наподдала Руггобу по пятке.
Погруженный мыслями в извечную теорию, он даже не чертыхнулся. Не заметил. С предметами у него был давний и особый спор: они никогда ему не подчинялись.
Урючина осыпала ему плечи и голову оранжево-золотыми листьями. Руггоб и не подумал их стряхнуть, а пошел дальше сквозь прохладу раннего утра, аромат свежих лепешек и звуки пробуждения живности во дворах.
Утренний переулок, выставляющий на обозрение прохожего только кроны деревьев, глиняные дувалы и ворота, был пуст.
Руггоб смотрел на дорогу невидящим взором. Перед ним представала знаменитая усыпальница Ургы Жыргэна. Вот-вот она откроет ему свою тайну. Кончатся бесконечные ползания на коленях в пыли и черепках. Кончатся поклоны начальникам, начальникам начальников и третьим заместителям вторых ученых секретарей!
Древние свитки и старинные астрономические таблицы не лгут: три года приближалась Звезда, пока не засияла в зените...
А что творилось вокруг! Даже он заметил. Он, который всегда был погружен в науку и только в науку. Изменился вкус хлеба, все больше напоминая собой мякину. Исчезли веселье и смех. Люди здоровались друг с другом второпях, не останавливались, как три года назад, побеседовать. Они боялись произнести лишнее слово. Боялись неверного толкования тона простого "здравствуйте".
Руггоб шмыгнул носом. Платок... Где? Неважно! Еще немного и тысячи гурий за счастье почтут вытирать ему нос. Справедливость восторжествует. Кто, как не он, должен стать Спасителем Народа.
Он станет преемником, Жыргэнчи... Власть... в руках ученого... Он им покажет!!!
Следующие три года: всех УБРАТЬ, всем устроить... Чего? Эт... потом! Расцвет культуры,... счастье!... Он будет много трудиться... Никто тогда не запретит ему даже ночевать среди раритетов...
Узкий переулок перегородила чья-то тень.
-А-а-а... э-э-э-э, уважаемый, здравствуйте... Здоровья Вам, благ, радости...
Тучный мужчина, похожий на каменную бабу со стертыми, плоскими чертами лица, не двинулся и не пропустил Руггоба. Униформа, в которую был облачен толстяк, позволяла многое.
Руггоб ссутулился еще больше. Землистое лицо с черными точками угрей забагровело.
Раз, и краска схлынула.
-Срочно! Я сказал срочно! - громко вызверился на него Арамыр.
-Иду... Шел уже... Пораньше, по холодку...
Руггоб протискивался, отирая спиной дувал, кланялся. И золотые листья ссыпались с него, будто он откупался, бросая перед начальником монеты.
Арамыр брезгливо стряхнул соринку с мундира.
-Новое нашел?
-Не еще, но я же работаю.
-Утаишь, гляди мне! Я все знаю!
И невольно, в мыслях, про себя: "Я первый буду! Пусть роет-ищет: все мне принесет. А там... Убрать ВСЕХ. Взять все... Где? После это... Бизнес. Деньги... Никто не запретит ему предаваться неге. Наработался..."
Они разошлись в разные стороны, но не забыли друг о друге.
Руггоб миновал площадь, базар и спустился к воротам мавзолея.
Реставрационные работы не затронули прекрасных и величественных стен. Повсюду валялись битые терракотовые и глазурованные плитки, на стенах росли: полынь, янтак, тамариск. Гекконы резвились в трещинах. Синие стрекозы, опустив крылья, спали на жестких листьях сорняков, поднимающих свои стебли из вонючего, с зеленой водой хауза.
Все звуки остались за высокими стенами. Сандалии Руггоба не производили шума.
- Я... да... это... не хотел, - Руггоб понимал: разозлится охранник - и день будет испорчен.
Каждый час заставит подниматься из раскопа на горячее солнце, бессмысленно, по правилам техники безопасности, сидеть пятнадцать минут. А потом глазам привыкать к огоньку свечи, рукам к шероховатостям табличек.
Ученый выбрал момент и скользнул в здание, спустился в нижнее помещение. Часть его уже была свободна от земли. Руггоб зажег свечу и втиснулся в могилу.
Крышка гробницы, черная - с темно-синими искрами, мерцающими в глубине отполированного камня, была сдвинута в сторону. Полагалось использовать электрический фонарь, но резкие и неживые тени его не давали сосредоточиться, мешали работе. Спокойный же блеск свечи создавал иллюзию "тогдашнего" времени.
Прохлада и счастье окутали Руггоба. Он погрузился в творчество.
Арамыр, несмотря на свою тучность, резво взбежал на крыльцо и рывком открыл дверь. С порога, не успев снять обувь, принялся распекать домочадцев. Каждый застыл виноватой птичкой на том месте, где его застала ругань. Противоречить бесполезно.
Хозяин тут же, наскоро, примостился за столом. Одной рукой начал есть плов, другой - накручивать диск телефона.
- Как он там? Нашел что-нибудь?, - ответ по-видимому не удовлетворил Арамыра. -Следи! Чуть-что, звони сам, я на связи.
Руггоб не заметил охранника, присматривающего за ним. Осторожно отгребая ладонями песок и черепки, он освободил из плена небытия шкатулку.
Крышка открылась на удивление легко. Там, замотанные в истлевший, некогда яркий шелк, лежали свитки. Он сразу обратил внимание на большой, с печатью на витом шнуре.
"И дух мой перенесется и восстанет потому, что я был верным слугой Бога и добрым Государем..."
Руггоб ликовал. Он забормотал что-то нечленораздельное, брызгая слюной на текст. Можно с трудом было разобрать имя : "Арамыр, Арамыр... " Исследователь читал очень внимательно, то забегая вперед, то возвращаясь к уже прочитанным строчкам.
"Этим министрам я повелел неусыпно следить за мной и останавливать меня каждый раз, как я вздумаю поступить несправедливо, поверю чьим-либо ложным словам или захочу воспользоваться чьим-либо чужим имуществом..." (цитата первоисточника. Прим. автора)
- И это буду я! Теперь осталось только узнать, как Дух его войдет в мое тело, - он опустил свиток, печать тяжело легла на колени, так устраивается сытый кот. Шнурок обвился кольцами вокруг сургуча.
Но тут внимание его привлек лист бумаги сложенный вшестеро.
-Как неосторожно, кто посмел так обращаться с документами Правителя, - развернул и застыл от ужаса. Рисунок, противореча всем канонам, которые запрещали изображать человека, тонкой вязью среди растительного орнамента выставил напоказ картины казней.
Вот палач льет в глотку несчастного жидкий металл. Вот наказание плетьми: тело, распластанное, будто брошено рваное одеяло. Клочья кожи и мяса, сродни клочьям грязной ваты.
А вот самое страшное. Сам Ургы Жыргэн, не гнушаясь, взрезает горло пленнику кривым, тонким и острым ножом! Кровь хлещет на богатое платье. Рубины на тиаре горят жестоким огнем.
А на обороте долгожданное. Что он должен сделать. Лист исписан сверху донизу арабской вязью.
- Нашел?
Вопрос ошеломил Руггоба настолько, что он поднял драгоценный лист вверх на голос и ответил:
- Да.
Предметы ни-ког-да не слушались его! Сверху рванули этот лист, и остался в руках только обрывок. С одной стороны орнамент, с другой - последние несколько строчек.
" И будет сердце твое сродни взращенной стреле: беспощадно, но справедливо. Тогда и будет в тебе Великий Дух, если удержишь грань..."
Рукопись обрывалась. Оставалось вскрыть могилу, увидеть тело и свершить ритуал.
Всего-то. Нет, надо было полагаться на память ученого, запечатлевшую начальные строчки документа.
Руггоб застыл у каменной плиты, гладил ее руками и неожиданно нащупал выбитый знак. Он не мог поверить! Ого! Эта могила...
-... у меня! Да, в руках. Хоп майли, начальник, - охранник вернулся к раскопу, напряг мозги, выдумывая предлог. Крикнул вниз, не приближаясь, - Свечка туши, работа бросай... А то пожар будет... может быть...
- А может быть и не будет, - ответил из раскопа Руггоб, - Гореть-то нечему. Песок, камень.
- А сам? Давай, начальник сказал- вылезай, - и нечаянно добавил ненужное, - Он сам теперь здесь копать будет.
В ответ из ямы показалась голова, потом плечи, Руггоб поднялся по лестнице, осмотрел себя. Отряхнулся все-таки.
- Что ж мне так и сидеть: зарплата-то идет.
- Места много. Если за зарплату надо копать, копай в другом углу. Мне какая разница. Спросят - скажу работал.
- Я, наверное, сегодня пойду.
- Гы-ы-ы, раньше сядешь, больше добавят, - пошутил охранник, - Иди.
Они дошли вместе до базара, Руггоба не удивило вероломство охранника. Таков здешний мир.
И Руггоб с возвышения увидел, как охранник пробирается сквозь ряды, отпихивая ногой фрукты и овощи, которые, как ему показалось, мешали его продвижению. Направление он, как ни странно, взял не в сторону дынного майдана, а... Ясно куда. Пожар же может быть, если быстро не принесет уворованную бумагу.
Арабский язык Арамыр знал отлично. Архивы сохранил с давних лет. Все термины и толкования, так и этак разъясненное лежало у него в комнате. На века. Нетронутое. Да кто бы и посмел?
По листу, принесенному охранником, выходило, что надо вскрыть захоронение и Ургы Жыргэн, благодарный за воскрешение, за новое тело, сам отдаст свой мятежный Дух.
Не хватало внизу пары строчек. Ну да что там может быть-то. Как всегда Хвала Всевышнему, который... и так далее. Не больше, чем стандартное завершение всякого документа, виданных-перевиданных Арамыром.
Ночью Руггоб не мог уснуть. Ворочался на айване. Слишком ярко светила луна, надоедливо трепетали тени листьев, складывались в неправильные арабские каракули. До зубной боли злили сверчки, цвиркающие со звуком песка, скребущего по камню. Зудели ночь напролет. Забылся под прохладным ветром только утром.
И снился сон, который был прежде явью. Ощупывает он холодный гладкий камень захоронения, находит знак-тамгу и понимает, что это ке-но-таф. Пустая кожица плода смерти, без косточки; пустая могила, без тела.
Он работал в самом перспективном месте, ориентируясь на богатство зала. А плита подсказала, перехитрил всех Ургы. Притаился под хаузом, где никто бы и не подумал искать захоронение. Сыро, ненадежно. А может быть влажно настолько, чтобы не ссохлись ткани? Чтобы не искрошились кости? Многие исскусства были ведомы древним умельцам. Так почему не предположить строго дозированное количество фильтрованой воды, сохраняющее тело для воскрешения?
Но мысль ученого все время спотыкалась на какой-то неувязке. Даже во сне искала истину, не находила. Пока... Пока... Но что-то было. Определенно.
Суббота- воскресенье. Прекрасная лень, полезная изредка. Руггоб сходил в старую баню, где банщик поставил ему пиявок, побрил голову.
С легким головокружением сидел он на пристенной бетонной скамье-завалинке. В тазу плескалась вода, звонко шлепались с низкого потолка огромные капли. Гулко бубнили голоса, пахло мокрым веником, мочалом и мылом.
В понедельник, просветленный и чистый, обдумывая, как раскапывать под хаузом захоронение, он подошел к воротам. Динозавр-экскаватор, желтый с черным, будто злая оса, опустил свой ковш на дно рукотворного пруда.
"Провалится и погубит все", в ужасе подумал Руггоб, почти прощаясь со своей мечтой: "Надо искать Арамыра".
Деловым шагом мимо прошел мужчина. Оглянулся.
- Покиньте стройплощадку. Это частная собственность.
-А государство? - сдавленно пискнул от волнения Руггоб.
- Неперспективно. Мало ли для кого возвели эту глиняную кибитку. Копался тут один. Год копался, а выкопал вооон ту плиту. А хороший человек деньги заплатил, теперь дом выстроит. Жить будет. Детей растить. Таких-то черепков, - он хрустнул по ломким разноцветным плиточкам, - по всей округе до горла и выше.
- Уберите экскаватор, там может быть каверна. Здесь копал я. Тут подвал на подвале, своды каменные еле держатся. А вы тяжелую технику пригнали. Поставьте ее хотя бы за воротами.
- А нам сказали глина и все.
- Ну, как хотите, -пошел на хитрость Руггоб, - ваш ишак, вам его и вытаскивать.
- Какой ишак?
- Это я образно выражаюсь. Старый город, в любой момент - землетрясение. Провалится техника, автогеном разрежете на железо и конец. Другой покупать придется.
Из карагачовых дверей мавзолея тем временем вышел Арамыр.
Руггоб прошелся по двору, встал. Они стояли друг против друга. Знание против власти. И каждый ничего не мог поделать с врагом.
- Где Ургы Жыргэн? - напрямик спросил Арамыр.
- Здесь, - обвел рукой двор Руггоб.
- Не покажешь- уходи, - пригрозил один.
- Не покажу - не найдешь, - угрозой ответил второй.
Заурчал экскаватор, выползая за ворота. Синий едкий дым на минуту окутал соперников.
- Напополам, - выдавил сквозь зубы Арамыр.
- Он выберет одного!
- Вот и пусть выбирает ОН. Только скажи, где искать.
Они действительно были похожи на бесноватых. Вот-вот сорвутся и начнут кружить по двору, вокруг хауза, потом взберутся на стены... Потом... Смерть?
- Легенду помнишь? - произнес наконец Руггоб.
- Как он ушел в колодец?
- Да, на него напали, отрубили голову. Он взял ее подмышку и ушел.
- Жив до сих пор. Вернется, когда Звезда будет в зените.
- Она в зените.
- А где колодец?
- Там где вода...
- Хауз! -ахнул Арамыр.
- Да, можешь идти один, - презрительно бросил Руггоб.
- Я- мужчина: от слов не отрекаюсь.
- В полночь, ты и я со своей частью рукописи.
- Согласен.
Они разошлись, и каждый опять думал о другом.
Теперь это был настоящий саркофаг. Столько золота было на нем, город можно было осчастливить. Но жажда власти горела в сердцах соперников.
Арамыр ломиком попытался поднять крышку. Руггоб остановил его. Наклонился, исследовал надписи и, нажав неприметную кнопку, отошел в сторону.
Надкрылья "золотого жука" развалились надвое, открывая их взорам мертвеца, который действительно держал в руках свою голову.
- Я, я первый! - Арамыр схватил голову и вырвал ее из окоченевших рук Ургы Жыргэна, - Дух, он в голове. Где ж ему еще быть?
Начальник обезумел: он тряс голову, как погремушку, приникал к темени ухом и прислушивался. Хотел было губами приникнуть к губам, но...
Тело медленно поднималось со смертного ложа. Голос страшный, размеренный, потусторонний прозвучал, обращая слова к Руггобу:
- Пожертвуй сердцем, обрати его стрелой. На справедливый выйти, ради Духа, бой.
- Я... вот он... я готов... - косноязычно заверил Руггоб Ургы Жыргэна.
Сердце запульсировало в груди. Тяжесть, не вздохнуть. "Невралгия", - привычно подумал ученый.
Но что-то кольнуло изнутри посильней, он захлебнулся криком. Жало наконечника, кроваво-красное, влажное и сверкающее вырвалось из его груди и поразило Арамыра в горло, с хрустом пробив трахею.
Арамыр упал и замер.
-Я... убил человека... - подавленно произнес Руггоб.
Голова Правителя теперь лежала подмышкой у начальника. Стрела, истекая тяжелыми тускнеющими в пыли каплями, снова превращалась в сердце.
Вдруг зубы головы со скрежетом впились в него. А тело, казалось, безглазо наблюдало со стороны.
- Еще! - прохрипела голова сухими голосовыми связками.
- Идем же, - Ургы Жыргэн подхватил свою голову и направился к выходу.
- А я??? - недоуменно обиженно прошептал Руггоб, сжимая в руке обрывок документа с письменами. Он пытался помахать им, привлечь к себе внимание.
- Без сердца люди не живут, тебе это должно быть известно, - цинично в унисон ответили голова и тело не оборачиваясь.
Туман застилал глаза Руггоба. Все медленно расплывалось перед ним. Откуда-то прилетел утренний ветерок, запахло свежими лепешками, простучали копытца ягнят, словно брызнул крупный слепой дождик.
- Так вот почему колодец, вот почему вода. Это жизнь. А нас он... просто обманул?
Хлопнула дверь, порывом ветра сбросило половинку крышки саркофага. Она больно ударила Руггоба по пятке.
- А, шайтан! Надо починить калитку. Но я же не умею: я - ученый.