Когда Гера ложится спать, его неотвязно преследует одна ужасная мысль: "Что если во сне он умрет, и сквозь него прорастет необъятное и безжалостное море густой травы?"
Узкие длинные листья, словно обломанные спицы и лезвия хирургического ножа препарируют его отвлекшийся на мимолетный сон, мозг, или наоборот, проросшая сквозь кости и череп трава умертвит его, убаюкает и укачает до смерти.
Гера кладет под подушку мр3-плеер и поспешно заталкивает крохотные запятые наушников чуть ли не в слуховой канал, залепляя ушную раковину пластиковой оболочкой и диссонирующими звуками панк-рока и дум-дэт-металла.
И все-таки надтреснутый, дребезжащий голос бабушки прорезается, словно не вовремя вылезший зуб, сквозь истошные вопли и кататонические стенания Йонаса Ренксе.
Гера пытается вытряхнуть из головы всякие дурные мысли, отличающиеся от бесконечных лирических перепевок однообразной рифмы "кровь-любовь" или "боль и вой".
Гера с удовольствием подсаживает свои мозговые нейроны на бесконечно оптимистические, звучащие бессвязным набором букв, песенки из японских аниме-фильмов.
А когда замолкает последний жизнерадостный звук, слышно как повсюду растет, прорастает и тихо разрывает каменистую почву неутомимая и вездесущая, безликая и многочисленная рать травяной зелени.
Той, что противостоит памяти человечества и бросает вызов самому времени.
Голос далекого человека - или голос тихо растущей травы? - рассеивается в его опустевшей подобно внутренней поверхности воздушного шара, черепной коробке.
Сказанные несколько лет назад слова, так до сих пор и звучат, перемешиваются в его голове с собственными фантазиями, фразами, домыслами - последствие давнего детского испуга.
- Будешь приходить на мою могилу, обязательно вырывай траву, - так его наставляла в Родительский день бабушка.
Бабушки много недель уже нет в живых, а отголосок ее давних слов остался.
Этот голос травы прорастает сквозь зыбкую ткань воспоминаний.