Я долго колебался, выкладывать ли этот рассказ. Кому-то он нравится, а кому-то нет. одни считают его лучшим что у меня получалось, другие не понимают о чем он. Ну и так далее. По сути, это мой взгляд на книгу Ника Перумова. В конце рассказа приведен текст первоисточника, ну чтобы было понятно, о чем это я. Не знаю, можно ли так. Если нет, то пишите, и я все чужое уберу.
Перед боем.
На вершине баррикады перегородившей ущелье в узком месте стоит усталый воин средних лет. Облокотившись на рукоять секиры, он рассматривает лагерь противника, раскинувшийся на некотором удалении. Заходящее солнце слепит глаза солдата, но это-то и хорошо. Значит, завтра, когда все начнется, солнце будет светить ему в спину, а атакующим, само собой, в лицо. Небольшая помощь, но явно не лишняя. Все-таки, наш командир хорошо знает свое дело, думает воин, вон как удачно подгадал с местом и временем боя. Да и что удивляться это не первая компания, которой он командует, в этой бесконечной войне.
Слабый ветер, дующий вверх по ущелью, доносит до воина звуки и запахи лагеря противника. Обычные запахи войны. Сложная смесь запахов крови, страха, еды и дыма костров. Свой вклад в общую картину вносят и труппы солдат как своих, так и чужих так и оставшихся у подножья баррикады. После трех дневных штурмов ни у кого из обороняющихся не осталось сил убрать их. Однако все это стало уже привычно воину и потому не мешает любоваться закатом. Возможно, кому-то идея потратить вечер перед боем на рассматривания природных красот и покажется странной, но только не ему. Каждый закат из тех, что случалось наблюдать воину за годы своей жизни особенный. Все воспринимается немного иначе, когда знаешь, что завтра можешь умереть и возможно этот закат последний. Разумеется, воин знал, что мир не исчезнет, если завтра его не станет. Солнце, все равно будет с завидным постоянством подниматься и исчезать за горизонтом. Однако всего этого воин может больше не увидеть. Вот по этому он и стоял на баррикаде, вместо того чтобы в очередной раз проверить оружие и доспехи перед боем, как это делали другие. Его товарищи, по началу, подшучивали над этой странной привычкой воина, но потом привыкли.
В прошлом, этот ритуал не раз помогал воину справиться со страхом не дожить до следующего дня, так хорошо знакомым любому воину. Страхом, с которым необходимо справится, пока он не справился с тобой. Многие из ветеранов искренне считают, что это именно страх убивает солдат на поле боя, а вовсе не оружие врага. Этот страх приходит вместе с солдатами противника, когда они в очередной раз хлынут на приступ баррикады. Этот страх возникнет, и усилится от такого же страха солдата противника. Отразиться в глазах того паренька, что попытается убить воина. Того самого, что сейчас наверняка сидит у костра в окружении своих друзей и пытается за шутками и бравадой скрыть страх перед смертью. За годы своей жизни воину случалось видеть не одно такое лицо со странной смесью страха и возбуждения. Иногда это лицо к тому же еще было забрызгано кровью, причем чаще всего это была его же кровь. Все как обычно. Страх, возбуждение, боевой клич и удивление. Как? Почему? Я не могу умереть! И не сосчитать сколько раз воину случалось видеть такое. Еще больше подобных взглядов он видел в своих снах. В последнее время, правда, такие сны стали посещать воина все реже и реже. Что-то с ним произошло, изменилось или правильнее сказать сломалось. Теперь убивать было намного легче, чем в первый раз, хотя по-прежнему тяжело. Тяжело не на поле боя, там все заглушает азарт, а после боя. Когда смотришь в лицо врага и вместо ужасного монстра, с которым только что сражался, видишь паренька, которому едва исполнилось четырнадцать лет. Тяжело понимать, что именно твоя рука оборвала его жизнь.
Любой непривычный к боевым действиям человек назвал бы открывающийся перед воином вид, а так же окружающие его запахи, кошмаром и постарался бы как можно скорее убраться отсюда. И был бы прав кстати. Завтра тут будет жарко. Однако у воина нет выбора. Его вместе с отрядом оставили удерживать наступающую армию, давая возможность остальным уйти. Завтра с утра враги вновь пойдут на приступ. И если не с первого раза так со второго баррикада падет. Это неизбежно. Слишком велика разница в силе атакующих и обороняющихся. Капитуляции не будет. Да ее бы и не приняли. Эта война не принимала полумер. Война света и тьмы. Воин, не раз слышал, как ее так называли. Причем для противника не так уж важно, что вообще-то, официально, война уже закончилась. Пока есть враг впереди они будут его преследовать. Они некогда не остановятся. Вот поэтому народ воина и решил уйти в неисследованные земли. Но чтобы уйти, требовалось пересечь горы, а сделать это вместе с семьями и повозками с добром можно было только через перевал. К несчастью перевал находился на чужой земле.
Воин отлично помнил, как начался этот поход. Они ночью пересекли границу и постарались с максимальной скоростью пересечь вражескую территорию. Не получилось. Конный разъезд заметил их колону и сообщил основным силам. Однако им все-таки удалось добраться до перевала, но не дальше. И вот теперь воин стоит на наскоро сооруженной баррикаде и ждет утра. Ждет когда враги опять кинуться в атаку, и, надеясь, что удастся продержаться как можно дольше. Чем дольше он и остальные смогут удерживать конницу противника, тем больше шансов у каравана уйти. А значит, народ воина будет жить, даже несмотря на то, что сам он, скорее всего, не переживет наступающий день.
Атака неизбежна. Их слишком много, потом противника подогревает вера в том, что они делают благое дело. Участвуют в последней битве между светом и тьмой. Вот и сейчас, когда до рассвета осталось уже не так долго, до воина из лагеря противника доносятся молитвы священников о победе в священном бою. В другой день воин мог бы, используя отличную акустику ущелья, выкрикнуть пару оскорблений в надежде раздразнить священников противника и лишить врага моральной поддержки. Раньше, но не сейчас. Командир вполне понятно выразился, когда пообещал лично оторвать голову любому идиоту, который вздумает провоцировать противника. Они стояли здесь не для того чтобы разбить врага, при соотношении двадцать четыре бойца, оставшихся после вчерашнего дня из первоначальных шестидесяти, против почти двух тысяч, это просто невозможно. Задача заслона заключалась в необходимости удерживать противника как можно дольше. Вот если враг до полудня так и не сможет пройти мимо них, то вот это и будет победа. Так, что любые действия, которые могут вызвать преждевременную атаку, были под строжайшим запретом. Именно этому приказу, а вовсе не своей удали, и был обязан жизнью вражеский командир, разъезжающий прошлых пол дня в пределах досягаемости лучников на своем белом коне. Снять его было делом минуты, но это могло подвигнуть противника на более интенсивный штурм. Так, что тот пижон мог и дальше кататься взад вперед. Причем чем дольше он будет это делать, тем лучше.
Воин, в очередной раз, переводит взгляд с лагеря противника на окружающую местность. Звезды уже тускнеют, и на вершинах гор можно заметить отблески всходящего солнца. Скоро начнется.
- Как же не хочется умирать. - Проносится в голове воина. - Черт, если мне так плохо, то как всем остальным. Вон, чуть в стороне спит мой племянник. Ему то совсем не время умирать. У него, наконец, то и невеста наметилась, думали ближе к зиме свадьбу сыграть, а теперь это пустые планы. Что они на нас так накинулись? Ведь не трогали же ни кого, просто проходили мимо. Им же лучше было бы, если мы ушли. И земля освободилась, и все живы и здоровы остались. А так, сколько народу положили, причем с обеих сторон, а зачем? Чтобы их король мог покрасоваться перед строем на белом коне? Глупость-то какая! Столько жизней уже оборвалось и еще оборвется из-за глупости правителей. Да ладно. Что уж тут.
Воин снимает закрытый шлем и вытирает лицо, на котором осели крошечные капельки воды от утреннего тумана.
- Все, пора будить наших, кто сам не проснулся, а то скоро все начнется. - Воин спускается с вершины баррикады, легко пинает ногой в бок ближайшего солдата и во все горло орет. - Подъем лежебоки! Давайте, отрывайте свои задницы от земли. Пора готовится к бою. Эти молокососы еще узнают, что значит драться против Орков. Подъем!!! Покажем им кто тут настоящие воины! Надевайте доспехи и живо тащите свои задницы на укрепления. Пошевеливайтесь увальни!
Заметив подходящего командира, воин коротко салютует и, оставив работу по приведению воинства в боевое состояние, занимает свое место на баррикаде. Чуть позже к нему присоединяются и прочие. Ну что же теперь все просто, думает воин, теперь надо просто держаться. Держаться пока вновь не увижу солнце. Если это у меня получится то, значит, мы победили, и все остальные успели уйти достаточно далеко. А спустя еще пол часа все начинается.
Спустя шесть часов после начала битвы баррикада все еще держалась, хоть это и казалось невероятным. Огромное численное превосходство должно было уже давно сломить сопротивление орков, но теснота ущелья, защита баррикады, а также чудеса стойкости обороняющихся создали чудо. Однако и чудесам приходит конец. На данный момент в живых осталось только трое орков. Причем, живыми их можно было назвать с весьма сильной натяжкой. Справа от воина к телеге привалился один из ветеранов. На его коленях лежит взведенный арбалет, а рядом можно заметить еще два. Кожа ветерана приняла бледный цвет из-за большой потери крови. Меч солдата противника практически отрубил его правую ногу. От смерти раненого спасло только то, что он успел вовремя перетянуть ногу. В строй ему больше никогда не встать, а вот с арбалетом он вполне еще может справиться. На другом конце баррикады есть еще один выживший. Это очень молодой воин, практически еще мальчишка. Возможно, это первый для него бой и как видно последний. Это можно с уверенностью сказать, заметив обломок эльфийской стрелы пробивший его нагрудник. Судя по месту ранения, стрела должна была пробить легкое. Если бы остался в живых кто из жрецов, то у него был бы шанс, а так.... Да и сам воин получил множество ранений. По счастливой случайности, а также благодаря своему мастерству, ни одна из полученных воином ран не была смертельной. Однако их количество сильно сказывалось на боеготовности.
Сейчас воин стоял, выпрямившись во весь рост, на вершине баррикады опираясь на секиру. Снизу до него доносятся смех и "остроумные" высказывания солдатов противника о природной глупости орков заставляющих их стоять во весь рост, в пределах досягаемости лучников. Пусть развлекаются, думал тем временем воин, пока они видят, что баррикада защищена, то повременят с еще одним штурмом. Подтянут лучников, обстреляют наши позиции как следует, и только потом пойдут в атаку. Теперь уж точно последнюю. Втроем отбить очередной штурм не получится. Воин поднимает голову, пытаясь определить, сколько времени осталось до полудня. Однако мелкий дождь, начавшийся практически с утра, так и не хочет заканчиваться. С одной стороны такая погода сыграла обороняющимся на руку. Дождь сделал скользкими подходы к баррикаде и тем самым осложнил жизнь атакующим. Однако, определить сколько времени осталось до полудня стало весьма затруднительно. Стараясь не смотреть на поле боя, воин переводит взгляд на небо, пытаясь найти хотя бы небольшой просвет в облаках. Неожиданно его внимание привлекает странный блеск. На какое то время он даже поверил, что это солнце, но тут же понял что это залп лучников. А еще спустя мгновение удар стрел бросил его на землю. Нагрудник в очередной раз сослужил отличную службу. Стрелы не смогли пробить его, однако две стрелы попали в левую руку и одна в бедро. Воин позволил себе некоторое время полежать, а потом вновь, тяжело опираясь на секиру, поднялся на ноги. Он просто не мог позволить себе сдаться и умереть. Это было бы предательством тех, кто надеялся на него. Предательством его клана. Пока у воина основалась хоть капля сил, он должен был держать баррикаду. Это заставляло его встать. Это, но не только, еще было сознание того, что сами по себе стрелы не светятся. И если он увидел отблеск солнца на стрелах, то значит.... С надеждой поднявшийся воин в очередной раз взглянул на небо. В облаках образовался разрыв, сквозь который проглянуло солнце. Воин стоял лицом к врагу, и ему в глаза светило солнце. Все-таки мы выстояли, тихо произнес он сам себе. Впервые с начала боя на лице воина появилась улыбка.
Воин все еще смотрел в небо, когда его накрыл очередной залп лучников. В этот раз он не упал. У кого-то из лучников врага оказалось эльфийское оружие, и стрела, пробив рукоятку секиры и нагрудник, застряла в районе сердца воина. Последнее, что он видел в своей жизни, было солнце.
День перевалил за полдень, когда атакующие окончательно сломив сопротивление, ворвались на баррикаду. К этому моменту все защитники были мертвы. Лишь на склоне баррикады все еще стоял орк в разбитых доспехах утыканный стрелами. Упасть орку не давала тяжелая секира, на которую и навалилось его тело. На его лице, освященном клонящемся к закату солнцем, к удивлению солдат, красуется улыбка. Как будто он перед смертью увидел что-то необычайно прекрасное.
***
Итак, отрывок из произведения Ника Перумова. Трилогия "Кольцо тьмы" книга первая "Эльфийский клинок". Глава седьмая "Трое в дороге". Если кто не читал книгу то, наверное, стоит пояснить, где и при каких обстоятельствах происходит этот рассказ. Главные герои находятся в дороге и один из них, Рогволд, рассказывает о своих подвигах.
***
- Так вот, наше войско шло на север из Аннуминаса, держа путь к восточной окраине Безымянных Гор. Наши разведчики, забиравшиеся в те годы очень далеко, до самого Рунного Моря, сообщили молодому Наместнику, а тот, в свою очередь. Королю, что там замечены крупные отряды орков. Они держали себя тише воды, ниже травы, двигались большими обозами, очевидно, искали места для поселения. Мы решили перехватить их. Сорняк должен быть выполот с корнем до того, как успеет разрастись и дать ядовитые семена. Сам Король вел нас, и мы, воины Арнора, были просто счастливы как никогда в жизни - наконец-то мы взялись за дело, ради которого жили! Мы прошли западными рубежами Ангмара, его жители вышли к Королю с изъявлением покорности, они решили, что поход направлен против них. Глупцы! Король не воюет с Людьми, ведь они все - его подданные; он лишь карает тех, кто преступает его законы. Вскоре мы вступили в пустынные, безлюдные области; шли мимо диких серых скал и звонких горных речек, пробираясь десятками дорог к одному сборному пункту. Орки не ожидали нашего удара. Конные панцирники разметали их наспех выстроенную стену щитов; тяжелая пехота довершила разгром. Началась грандиозная облава. Мы гнали их днем и ночью, не давая разбежаться в стороны. Моя сотня обшаривала скалу за скалой, утес за утесом, пещеру за пещерой - и отовсюду мы извлекали забившихся во все мало-мальски укромные места врагов. Мы не тратили время на то, чтобы ловить и вязать их, - просто гнали и гнали перед собой. Случалось, в нас летели стрелы, или какая-нибудь кучка самых отчаянных орков решала подороже продать свои жизни и бросалась на нас из укрытия; я потерял в таких стычках восемь человек, но прорваться сквозь наши заслоны им не удалось. Вскоре мы стали находить орков, умерших от ран или добитых товарищами. На что они надеялись? - спрашивал я себя тогда и не находил ответа. А погибших орков становилось все больше - не выдерживали старики и дети. И вот настал день, когда все загонные отряды собрались на огромном поле у подножия Безымянных Гор. Исполинские серые стены скал отрезали окруженным все пути к бегству, как мы тогда думали, а с трех сторон на них надвигались наши. Но орки оказались далеко не трусами, они изготовились к бою, хоть и знали, что надежды у них нет, и мы невольно почувствовали к ним уважение. Уже спускался вечер, когда они вдруг прислали в наш лагерь своих выборных. Их провели к Королю. Потом я узнал, что они просили у него сохранить жизнь хотя бы одному из каждых двадцати детей, уцелевших к тому времени, и выпустить их из кольца. Король, естественно, ответил отказом, добавив, что с порождениями Мрака у них, потомков Элендила и Арагорна, разговор может быть только один. Орки клялись, что навсегда уйдут на восток и правнукам своим закажут дорогу в Арнор, упирали на то, что не сделали народу Королевства ничего плохого, но король был непреклонен. Наутро мы выстроились в боевой порядок. Перед нами, на предгорных холмах, темнела огромная масса орков. Они затащили наверх свои уцелевшие телеги, навалили камни, словом, как могли, приготовились к обороне. Мы атаковали, и дело было жарким, орки сражались как безумные. Но деваться им было некуда, да и противостоять нашей щитоносной пехоте они не могли - их попросту раздавили, точно между молотом и наковальней. А когда все кончилось, мы с изумлением и гневом обнаружили, что орки провели нас: пока велись переговоры, значительная их часть с детьми и женщинами ушла в горы. Мы бросились в погоню. Круты и опасны оказались те тайные горные тропы, по которым вел нас на север след орков. Тропа то повисала над бездонной пропастью, то упиралась в казавшиеся на первый взгляд неприступными скалы, но каждый раз мы отыскивали какое-нибудь незаметное ответвление, по которому ушли беглецы. На седьмой день - только на седьмой! - мы настигли их. Боя не было - мы просто сбросили их всех с обрыва. Так все кончилось. Скалы внизу покраснели от темно-багровой орочьей крови.
Рогволд сумрачно усмехнулся, и некоторое время молчал....