- И решил Иван повеситься от такой жизни. Смастерил петлю из ремня и зацепил за изгиб трубы у потолка в туалете. Да тут, вдруг, захотел по большому.
Присел Иван на унитаз, смотрит окурок "Явы" в углу на плитке валяется. Приличный. Закурил.
Пошарил рукой за унитазом - ба! Бутылку нащупал, а в ней портвейна не меньше пары глотков. Покурил Иван, попил и думает:
- Жизнь налаживается! И не стал вешаться.
Павел рассмеялся, как-то напряжённо, и опять плеснул в стаканы жидкость, припахивающую керосином, с этикеткой "Портвейн 777", зато дешёвую, за 25 рублей 0,7.
- А нам-то, что! Вот сидим, портвейн пока пьём из полной бутылки.
- Да уж! - поддержал я его. - Может быть зарплату, всё-таки, дадут к Новому Году. Кстати, сегодня начинается католическое Рождество.
- Я не верю, что в эту страну забредёт Рождество... - задумчиво произнёс Павел.
Поморщившись, выпили.
- А где твоя жена? Не вижу красавицы.
- Пошла на какую-то фирму. Работу обещали. Сказала, что испытание сегодня. Вроде, как экзамен.
- Да ну! Возьмут её, она у тебя, к тому же умная, помнишь, вчера моему Кольке зараз задачку решила, а я так и не врубился.
Тут, к слову сказать, высунулся на кухню, где мы сидели, Серёжа:
- Пап, задачку решить не могу! И кушать хочу, - глянул он на открытую баночку с килькой.
- Иди, иди отсюда! Вот мать придёт - и задачку решит, и картошки сварит, - сунул я ему бутербродик с килькой.
Вроде как, перед Пашкой неудобно - пришёл ко мне с выпивкой-закуской, а я ещё из неё семью подкармливаю.
И тут раздался звонок, я побежал открыть дверь - на пороге стояла Татьяна, перегруженная в руках какими-то пакетами, свёртками, просто удивительно как она дотянулась до кнопки звонка.
Я резво освободил её от половины ноши, которую занёс на кухню и поставил на стол. Серёжка оказался тут, как тут и принялся с восторгом освобождать пакеты.
Чего там только не было!
И аппетитные круги копчёной колбасы, и консервные банки с красной рыбой, и громадная тушка импортной курицы, фрукты, свежие огурцы, помидоры, сыр, ещё какая-то зелень...
И бутылка коньяка!
- Откуда всё это? - спросил я Таню.
- Приняли на работу, дали аванс.
- Я же говорил, говорил, что она у тебя умница! - затараторил Павел, рассматривая наклейки на бутылке с коньяком.
- На Новый год, конечно? - робко спросил я Таню.
- А пейте, купим ещё! - махнула она рукой.
Голодный Серёжа, не дожидаясь разрешения, уминал за обе щёки большой кусок колбасы.
- С хлебом ешь! - прикрикнул я на него.
В нашей квартирке, вроде не изменилось ничего, но почему она стала казаться такой красивой и уютной! Серёжа включил на полную громкость магнитофон, который я раньше в раздражении выключал, так что парень, в конце концов, перестал его крутить.
Павел - довольный и донельзя разговорчивый, ушёл часов в десять,
Серёжка сморился от сытости и уснул.
Мы с Таней тоже легли, и я потянулся к ней, забыл уже, когда это было в последний раз. Она нежно гладила меня по волосам. И всё у нас произошло тоже нежно и ласково.
Проснулся я от упорного раздражительного звонка телефона.
- Кого это угораздило будить нас ночью?
Трубку взяла Таня, телефон стоял с её стороны, я и не заметил, когда она перенесла его с моей тумбочки.
- Да... да... - произнесла она и стала одеваться, сидя на кровати.
Я смотрел на милую красивую спину жены, исчезающую под трикотажным платьем.
- Ты куда?
- На работу.
- У тебя ночная работа?
- Да.
- Что же раньше не сказала?
Таня пересела с кровати на стул напротив, лицом ко мне и сказала твёрдо и отчётливо, глядя мне в глаза:
- Ты всё равно узнаешь это Виктор. У меня работа по вызову.
- По вызову? Куда? - растерянно спросил я.
- К клиенту.
- Ты... ты... девушка по вызову? - присел я на кровати.
- Да.
Душа моя переместилась и комком застряла в горле.
- Так значит продукты, деньги это ...
- Да, это! - перебила она. - Сколько можно терпеть такую нищую жизнь!
Я соскочил с кровати.
- Не пущу! Только не это! Завтра пойду грузчиком, заработаю, отдам, украду, наконец, только не это!
- Ты забыл, что уже пытался грузчиком? А воровать ты не сможешь! Знаю.
Она была права. Стало столько безработных, что на тяжёлую работу грузчиком устроиться было очень непросто. И там образовалась своя мафия. А воровать... Я рассказывал как-то Тане, что воровать меня отучила в детстве моя покойная мать. Когда с подцанами мы обчистили погреб соседки с вареньем и солёными огурцами, мать жестоко избила меня. Но мне запомнилась не боль побоев, а безнадежные мамины рыдания после экзекуции надо мной, и я поклялся не брать ничего чужого.
Я бросился на колени перед женой, обнял её за ноги.
- Не уходи всё-равно, пока не случилось непоправимое! Что-нибудь придумаем, выживем...
- Непоправимое уже случилось, Витя. Ты думаешь, по вызову всех берут? Там тоже конкуренция. И экзамен самый натуральный. Вот я прошла...