Аннотация: Чувства и мысли в экстремальной ситуации
ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ПОЛЁТ
Рассказ
Я был тогда молод и по распределению работал техником в одном из почтовых ящиков на Урале в небольшом городе . Это было конструкторское бюро , которое разрабатывало приборы для измерения высоты самолёта на принципе радиолокации .
Руководство поручило нам ответственное задание - испытать работу сочинённого нами же радиовысотомера на максимально возможной высоте полёта и прокалибровать его по штатному эталону , то есть закрепить на шкале точки высоты и определить точность прибора .
Нас было трое : руководитель задания Виталий Каранкевич - научный сотрудник тридцати семи лет , высокий , худющий , с длинными чёрными волосами , с большим горбатым носом и вечно суровым лицом , но , вообще-то , добрый покладистый человек ; Геннадий - инженер , лет двадцати восьми , рыжеволосый , рано подлысевший полноватый пикник с выдающейся нижней губой с манерами джентльмена или , скорее , интеллигентного стиляги , он был ещё холост , всех знакомых девочек называл на западный манер : Марго , Натали и т. д. , носил очки в тонкой позолоченной оправе , страстно любил упаднические стихи в стиле Есенина и запрещённой Ахматовой , слегка заикался и грассировал и я , радиотехник двадцати лет , подающий надежды , без кола и без двора , ютившийся на частной квартире в деревянном доме с хозяйкой и её дочерью , просто не знаю , как их спасали мои пятнадцать рублей в месяц .
Геннадий был мне кем-то навроде (так говорят на Урале) старшего друга , велел называть его "учитель" , на что непременно откликался обращением "сын мой" . Когда мы попадали с ним в район моего жительства в старой части города , застроенной сплошь деревянными строениями , он , остановившись на холме, с которого начинался спуск в улицы, начинал с заиканием декламировать , вытянув руку к домам :
"А с рас- с- светом над рекой
С петушками избы .
У с-с-старухи у кривой
Думаю поисть бы !"
Я старался подражать ему , чем мог , и , конечно , на первую , весьма скудную , зарплату купил "корочки" , как у него , - туфли морковного цвета на толстой микропоре .
Для перевозки оборудования к аэродрому нам выделили микроавтобус и мы с Геной загрузили его приборами , важный Каранкевич в манере полководца , расставляющего войска перед сражением , пальцем указывал :
--
Это туда ! Это сюда ! Стоп ! Куда лепишь - стекло разобьёшь !
"Аэродром" оказался огромным грязным полем с пожухлой травой , стоял конец сентября , на одном краю поля валялись в куче искорёженные самолётики : "Они отсюда запчасти снимают" , - пояснил Каранкевич , а на другом прилепился маленький домик "лётного состава" , рядом с которым расположился , видавший виды , закопчённый "кукурузник" , как прозвали самолёт , типа "Ан-2" .
"Лётный состав" в одной из комнаток домика , в лице двух пилотов , списанных , как потом выяснилось , из военной авиации , за "хорошее поведение" , был изрядно "поддат" .
--
Иван , вставай ! - пытался "командир" растолкать
прикорнувшего калачиком на кушетке члена экипажа ,
--
инженеры приехали !
Иван что-то промычал и развернулся , опять же калачиком , лицом к стенке . Каранкевич потихоньку свирепел :
--
Вам что , не выдали вчера полётное задание ?
Каранкевич был тёртый и порядки знал .
--
Как же ! Вот оно , - лётчик достал из планшетки листок,
--
тут Вам надо расписаться начальник .
--
Да не буду я расписываться ! Как с вами такими можно лететь ?
--
Да что Вы гражданин начальник ! Сядем и ...
--
Меня зовут Виталий Самойлович , - оборвал его
Каранкевич , - я Вам не "гражданин начальник" и здесь не зона .
- У нас вся страна- зона , - высказал бравый лётчик
крамольную мысль , - а полетим , как пушинки - ни разу не тряхну , да что мне "Аннушка" , я на "Миге" летал !
--
Летал , да сел ... на "Аннушку" .
--
Виталий Самойлович , не с-с-слетаем - Главный премии лишит , отчёта не будет , план не выполним , -
тихо , но настойчиво встрял Геннадий , он очень рассчитывал на эту премию , при чём для себя повышенную , так как отчёт писал сам, стиляга давно присмотрел в магазине магнитофон , бывший по тем временам большой редкостью .
--
Сам знаю ! - рявкнул Каранкевич , - идите , откройте самолёт , - обратился он к пилоту и посмотрел на
кушетку :
--
Ну этот то совсем не годится . А положено двух лётчиков .
--
У меня запасной есть , сейчас с поля вызову !
Мы вышли на поле и перегрузили приборы в самолёт . В "Аннушке" по бокам стояло четыре привинченных стульчика , середина фюзеляжа была свободной , из пола торчали стойки , на которые я стал привинчивать высотомеры - наш и эталонный . В иллюминатор было видно , как "командир" , заложив "руки в брюки" , пошатываясь , разговаривал о чём-то с человеком в невообразимом наряде : в медной пожарной каске , в блестящей , но рваной пилотской кожаной куртке , грязных мятых спортивных штанах , зато в стильных ботинках на толстенной подошве .
--
У меня так-к-ких нет , - с завистью заметил Геннадий .
--
Что у него в руках учитель ? - спросил я , не разглядев
по близорукости .
--
М-м-метла , сын мой ! - ответствовал Геннадий .
Каранкевич тоже выглянул в окно .
--
Не хватает нам только подметалы за второго пилота , -
проворчал он .
--
За т-т-то трезвый , - продолжал спасать Гена свою
повышенную премию .
Тут "экипаж" нарисовался в проёме самолётной двери . Правда , "второй пилот" сменил каску на лётную фуражку , очевидно , позаимствованную у спящего лётчика .
--
Ты хоть раз штурвал держал ? - бесцеремонно на "ты"
спросил его Каранкевич .
--
Как же , частенько за них летаю , - высморкался прямо
на самолётный пол "второй пилот" , - потому как завязал .
Самолётик , подпрыгивая на кочках с краю поля , отрулил по траве метров на пятьдесят от домика и мы взлетели , опять же подпрыгнув пару раз уже на ровном месте , видимо , в такт с игривым настроением первого пилота .
Каранкевич прильнул к экрану осциллографа и крутил ручки под шкалой премиального высотомера .
Каранкевич был опытный и своё дело знал .
Гена записывал со слов "гражданина начальника" показания в тетрадь , которую он тут же окрестил "бортовым журналом" , а я , как техник , исправно выполнивший все свои обязанности по погрузке оборудования и закрутке по месту гаек и винтов , обозревал с чистой совестью через иллюминатор удаляющуюся земную поверхность .
Сначала хорошо были видны взъерошенные от пахоты бурые колхозные поля , на которых женщины в разноцветных платках собирали картошку , хотя падал уже редкий снежок . Колёсные трактора с плугами виляли внизу, как будто, рядом , но их тарахтенья в закрытой кабине самолёта не было слышно , к тому же уши заполнял стрёкот мотора "Аннушки" и ровный гул вентиляторов , охлаждающих наши приборы . Поля перемежались золотистыми берёзовыми колками и мне показалось , что на поляне одного из них пробежал заяц , о чём я не стал делиться со спутниками , погружёнными в научную деятельность . Мы взлетали всё выше , сначала фигурки людей и машин на земле стали игрушечными , а потом скрылись за облаками . Мне почудилось , что я рассмотрел в облаках превращение молочных хлопьев тумана в снежинки , но , скорее всего , то была игра воображения , просто вспомнил из детства картинки из сказки Андерсена "Снежная королева". Я посмотрел на шкалу высотомера , она показывала уже три тысячи пятьсот метров высоты .
--
Так ! - удовлетворённо хмыкнул Каранкевич , - снял уже три реперных точки , - и достал логарифмическую
линейку .
--
Репрезантивности не добрали , - огорчённо ввернул он
непонятный мне научный термин .
--
Что это ? -шёпотом спросил я учителя .
--
Н-н-не хватает статистической точности , - ответил он , - надо подниматься выше .
--
Правильно мыслишь , - похвалил начальник , - командир , какой у тебя потолок ? - крикнул он в открытую дверь пилотной кабины .
--
Четыре пятьсот .
--
Давай жми !
--
Слушаюсь , Виталий Самойлович !
Самолёт потихоньку , покряхтывая , стал взбираться по спирали выше . На высоте четыре тысячи пятьсот метров Каранкевич выполнил последнее измерение .
--
Для заданной техническими условиями точности достаточно ! - сказал он . Но Геннадий , записав в
бортовой журнал результат , заметил :
--
Есть т-т-тенденция к достижению точности выше образцового высотомера . Надо бы ещё п-п-повыше !
--
О кандидатской мечтаешь ? - заметил Каранкевич ,
который сам , обременённый тремя детьми , давно перестал о ней думать и в свободное время подрабатывал ремонтом радиоприёмников .
--
Н-н-не в этом дело , - зазаикался учитель , - тогда его можно будет поставить на "рушку" .
"Рушкой" мы называли радиоуправляемую ракету , высотомер для которой разрабатывали , не вполне успешно , в соседней группе отдела . Наш прибор предназначался для высотных бомбардировщиков , но умный Гена решил развить конкуренцию с соседями , там начальником был вредный тип , на место которого он метил .
--
А ты ведь дело бачишь ! - перешёл Каранкевич -
одесский еврей на украинский язык , как всегда , когда волновался .
--
Командир ! Ты можешь ещё выше ?
--
Как прикажете , Виталий Самойлович !
Самолёт , вздрагивая от форсированной нагрузки , воздух стал разрежённым , попёр по спирали вверх .
И это была большая ошибка , жертва стремления к научному прогрессу .
Первым обледенение заметил я , лётчики видели через переднее стекло только полупрозрачный круг от вращения винта , инженеры были увлечены измерениями . На моих глазах за пять минут тросы растяжек от крыльев самолёта к фюзеляжу покрылись льдом в толщину руки , а на краях крыльев засверкали в отражении от солнца бриллиантовые кромки . Я хотел сказать об увиденном Каранкевичу , но он влез с головой в тубус осциллографа , а учитель , сняв очки , вперился в шкалу высотомера . Если бы рядом был фотограф , то лучшего кадра для иллюстрации напряжённой научной деятельности он бы не схватил . Завороженный картиной титанического труда коллег , я не смел сказать ни слова , к тому же на самолёте летел первый раз и понятия не имел , что для полёта нормально , а что нет .
--
Лётчики то не волнуются , - подумал я , - а то , что двигатель стал работать как -то совсем натужно , видимо , высокое разрежение воздуха .
Наконец , старший научный сотрудник высмотрел в осциллографе нужную точку и победно произнёс :
--
Хвилина година !
Я совершенно не понял это хохлацкое выражение , но смысл был ясен без перевода - нужная для ракетного применения точность достигнута .
Учитель взволновано протирал носовым платком очки , то снимая , то надевая их . Потом он выключил ручки питания приборов , прекратился мерный шум вентиляторов . Эксперимент был закончен .
Но тут же мы услышали , что натужное стрекотание двигателя самолёта превратилось , вдруг , в прерывистое тарахтенье с урежающейся частотой и вскоре наступила , как пишут в детективных романах , зловещая тишина .
Потом самолёт противно завибрировал и зашатался .
Выражение лиц моих спутников , также как , видимо , моё , за несколько секунд превратилось из ликующего в постное , а потом в тревожно испуганное . Геннадий хотел что-то сказать , но сумел только выдавить :
--
П-п-па ...
Он хотел сказать : "Падаем !" - понял я и мне показалось , что ноги мои стали бесчувственно ватными , а волосы на голове приподняли кепку .
--
Быстро к кабине ! На хвост опрокинемся ! - крикнул
нам пилот . Мы шарахнулись и прижались к стенке кабины . Я посмотрел на лётчика . Пот катил с него градом , он дрыгал ногой по педали стартера , а рукой до хруста костей давил на рукоятку подкрылок , стремясь удержать горизонтальное положение самолёта . Первый пилот мельком повернулся к сидевшему на соседнем кресле "подметале" и крикнул ему :
--
Прыскай спирт !
Я успел заметить , что лётчик совершенно протрезвел , лицо его стало мужественным и сосредоточенным , как в те минуты , когда раньше он , до списания из военной авиации , выходил на истребителе на цель .
--
Какой спирт ? - сказал "второй пилот" , - Ванька сегодня остатки слил .
--
Сволочь ! - выругался первый пилот , - это слишком .
"Слишком" , командир считал потребление спирта для внутренних нужд из бачка для облива бензопроводов , чтобы предохранить их замерзание при низкой температуре , что и случилось на нештатной высоте , на которой температура всегда низкая , даже летом .
Самолёт , между тем , не сказать чтобы падал , но ненормально быстро снижался, поэтому весь трясся и трещал . Пилоту с большим трудом , благодаря опыту полётов на истребителях и недогрузу , "Аннушка" рассчитана на десяток пассажиров , удавалось сохранять планирование на опасном радиусе спирали , ( избежать закручивания лётчик не мог ) , близком к критическому , на котором самолёт переходит в штопор и бешено устремляется к земле .
Но земля неуклонно приближалась и ... конец был ясен .
Все молчали . Я посмотрел на товарищей : Каранкевич , всегда худющий и суровый , прижавшийся в углу между кабиной и фюзеляжем , смотрелся сейчас настоящим Мефистофелем со скульптурно застывшим выражением лица ; Геннадий , находящийся посередине , вцепился руками в дверные косячки и никак не мог сомкнуть большие дрожащие губы , очки на его носу тоже вибрировали , я , со стороны , видимо выглядел не лучше .
Учёные давно установили , что в критические минуты жизни время , как бы , замедляется . Так , если на человека , вдруг , падает огромный по размерам груз , то он , заметив это , если только не оцепенеет от ужаса , за доли секунды выбегает из под него , но , при этом , видит , как медленно груз к нему приближается , как сам человек отталкивается от земли и передвигает ногами и руками ; слышит , как за спиной раздаётся протяжный , раскатистый , как гром , грохот от удара груза об землю , хотя все очевидцы потом уверяют , что был только короткий щелчок , в общем , все быстротекущие процессы воспринимаются как в замедленной киносъёмке .
Сейчас перед моими глазами за несколько секунд пробежала вся моя предыдущая жизнь .
Вот я лежу , поджав коленки , почему-то головой вверх , в тёплой мягкой влажной купели и ... сосу палец . Ба , да я в животе своей матери ! - вдруг , догадываюсь я . И слышу , как мать поёт , наверно , моему старшему двухгодовалому брату Володе :
--
Люли , люли , люли , прилетели гули .
Стали кашку варить , стали деток кормить .
Да , полно , видимо я спутал - это мать много позже поёт колыбельную уже мне , как , иначе из живота мог я , несмыслёныш , понять слова .
Странно , что раньше в обычной жизни мои воспоминания никогда не простирались до столь ранних моментов жизни .
Вот мы , маленькие ребятишки , пока не видит мать ( на работе ) скатываемся зимой с крыши нашего довольно высокого дома в снежный сугроб , дух замирает , когда под тобой обрывается стреха и ты летишь в воздухе . Жутко ! Но мы вновь и вновь подымаемся на крышу , чтобы испытать это ощущение .
Вот мы сидим в песке у дороги с моей первой подружкой , одногодкой Валей и лепим пирожки , поливая песок из ведёрок . Это я помнил и раньше . Помнил я и следующий кадр - мы Мишкой , в переулке рядом с краснокирпичной школой , добротно построенной ещё в царское время , лупим друг друга портфелями . Это из за неё - Вали , которая стоит рядом и , скромно потупясь , ожидает победителя . Мне досталось больше - Мишка саданул меня по носу и , пока я сморкался кровью , сдерживаясь изо всех сил , чтобы не всхлипывать , Валя ушла с ним .
Мне так не везло в детстве на девчонок ! Младший брат Лёня , ученик второго класса , а я уже был в пятом ! , во всю хвастался , как целовался с одноклассницей и , даже ! , лежал с ней раздетым где-то в траве , в подтверждение чего показывал от "падшей" девочки любовные записки с уверениями в любви до гроба . Что уж говорить о старшем брате , который , имея высокий рост и мужественные черты лица , гулял уже с почти взрослыми девчонками семнадцати лет , приезжавшими из города на уборку . Я же , считавшийся отличником из класса в класс , пользовался у товарищей , в основном старше меня , доверием наперсника , так по просьбе Кости , одноклассника старшего брата - передавал записочки красивой городской девчонке Оле , племяннице судьи , жившем по соседству с нами в одном дворе , приехавшей погостить на лето , и вёл от его имени переговоры о встрече . Оля ломалась , жеманилась , заломив руки и переставляя крест накрест свои загорелые коленки под коротким платьицем , у нас такие не носили , но на встречу соглашалась , после чего я оставался один с совершенно негодным настроением , я сам хотел встречаться с ней .
Потом пронеслись воспоминания , как долгими ночами сидел я у первого , собранного своими руками детекторного приёмника и настойчиво пытался регулировкой проволочки на кремниевом кристалле добиться в наушниках повышенной громкости , слушая музыкальные передачи радиостанции "Маяк" .
Потом понеслись годы моей учёбы в техникуме в Свердловске , годы первой любви с настоящими поцелуями и ночными бдениями в Инниной комнате , да у неё , дочери полковника , имелась отдельная комната . Но дальше поцелуев и спанья вместе в одежде дело не заходило . Инна была красива , умна и влиятельна среди сокурсников - все три года избиралась комсоргом , к тому же имела престижных родителей . Желающих подкатиться к ней , в основном старших парней , прошедших армию , было предостаточно . Но у нас была верная любовь целых полтора года . Чем я её увлёк ? Не знаю . Тем , что я и в техникуме остался по инерции отличником и шёл в первых ? Навряд ли . Кажется мне , тем , что я , сельский парень , заметно отличался от продвинутых городских стиляг своей простотой и непосредственностью , доходившей , например , до того , что я явился как-то зимой в театр музкомедии , Инна взяла туда билеты , в валенках , что вызвало у неё вначале лёгкий шок , а потом приступ бурного веселья . Видимо , общественнице Инне нравилось воспитывать меня , сельского увальня , как деликатной Мальвине несносного Буратино , впрочем , она делала это тактично и неназойливо , и я превращался постепенно в рафинированного интеллигента , какими , несомненно , были её родители .
В конце лета , после второго года обучения , перед отправкой курса на целину , когда я вернулся в город из дома , мы гуляли с ней по над озером . Мы забрели по бездорожью в безлюдный район . Стоял тёплый августовский день , когда природа , пресытившись буйной летней жизнью , как бы замерла в застоявшемся расцвете зрелости перед началом осени . Терпко пахло дикой резедой и клевером , берёзки в безветрии рассматривали в зеркале воды свой густой зелёный наряд . Кузнечики в траве почему-то не прыгали , как в середине лета , а , склоняя своими пузатенькими телами просевшие былинки , однообразно стрекотали грустноватую мелодию из повторяющихся двух нот . Под нашими ногами лежал пёстрый пахучий ковёр природы . Вдруг , Инна , набрав цветов , побежала от меня подальше от берега в сторону леса . Я без труда догнал её через минуту , хохочущую и возбуждённую и мы замерли , обнявшись , в долгом поцелуе . Цветы выпали из её рук , вскоре я почувствовал , как девушка увлекает меня в траву и повалился на ковёр вместе с ней . Мы лежали и целовались ... , но больше я ничего не предпринял . Почему ? Да потому , что я просто сробел . Что предприимчивой Инне штаны с меня надо было снимать ?
После этого эпизода наши отношения резко пошли на убыль . В вагоне поезда , направлявшемся на целину , мы иногда сидели рядом и беседовали , но ... она , определённо , не стремилась уединиться для поцелуев .
--
Ничего ! - думал я . - Вот приедем в широкие казахские степи , там я точно улучу момент и не сплохую второй раз в мягких нежных ковылях .
Но всё оказалось по другому . В первый же день к видной , созревшей девушке прилепился могучий казахский парень Амантай , лет двадцати пяти , который всё время поглядывал в мою сторону , видимо , Инна рассказала кое что о наших отношениях и , однажды , даже пытался заехать мне в рожу , ни за что , просто так , как жеребец , сражающийся за кобылу . Но мы были с ребятами дружны против местных и здорово его потолкали , что , впрочем , на их отношения с моей прежней любовью не повлияло .
Однажды , тёплым щемящим вечером , я всё выглядывал Инну в соседнем вагончике , в котором отдельно жили наши девушки , заходить туда нам девчонки не разрешали , но её не было видно . Мудрая высоколобая Галя , староста нашей группы , видя мои мучения , сказала мне :
--
Опоздал , она с Амантаем ушла .
--
Куда ?
--
Так . В степь гулять .
Когда уже начало темнеть, я, скрывшись за углом вагончика , увидел пару , возвращающуюся из степи . Амантай набросил на Инну свою куртку , к вечеру уже свежело , и обнимал одной рукой её плечи , а в другой держал её руку . Шагах в двадцати от вагончиков пара остановилась и казах сгрёб мою девушку широкими ладонями , а Инна ... Инна просто присосалась к нему . Потом она сняла и отдала ему пиджак и пошла к вагончикам , Амантай пошёл в другую сторону , в свою деревню .
Сбегать мне было уже поздно , я просто закурил сигарету , оправдывая своё нахождение на улице ( именно с казахской степи я и пристрастился курить ) и Инна прошла в двух шагах от меня . В её светлых , чуть растрёпанных волосах и на лиловой кофточке я заметил серебристые пушинки и соломинки ковыля , лицо её раскраснелось , а заметив меня , она , не повернувшись ко мне ни на градус , лишь вскинула повыше голову и выразила молча всем своим видом :
--
Что смотришь ? Моё дело , - прошла в свой вагончик .
Мне стало ясно , что дело в ковылях свершилось и , увы , не со мной ...
--
Господи ! - я даже женщину толком не узнал до сих пор , - с тоской подумал я .
В этот момент воспоминаний , самолёт как-то сильнее , чем обычно , задрожал и , судя по всему , ускорился в падении на землю . Хронологический порядок мелькавших передо мной картинок жизни прервался , перед моими глазами вновь появилось отчётливое виденье , как в детстве мы скатываемся с крыши в снег , только я никак не мог плюхнуться в сугроб , какая-то неведомая сила перед самым падением закручивала меня вверх и бросала опять на крышу , потом я нёсся вниз , потом меня снова забрасывало наверх и всё зациклилось и завертелось в непрерывных взлётах и падениях .
--
Схожу с ума , - подумал я и вытер рукавом пот с лица ,
хотя в самолёте , при отключённом обогреве , температура упала уже до зимней .
Геннадий что-то забормотал . Я взглянул на него . Учитель вытащил из под ворота серебряный крестик на цепочке , крестился и читал "Отче наш" . О том , что он носит крестик , не знал даже я - он скрывал это от всех , такие были годы . Правда , когда мы купались , я несколько раз замечал , что перед снятием рубашки Гена отворачивался и прятал что-то в карман , но не придавал этому значения . Теперь я вспомнил , что бабушка , втихую от матери - педагога , отнесла меня в церковь и окрестила и тоже начал креститься , вслушиваясь в молитву учителя : "Свят , свят , свят ! - добавлял я к "Отче наш" , - "Господи спаси и сохрани" , - бабушкины заклинания из детства высветились в моей памяти или это она из небесного мира направляла меня . Каранкевич -"партийный" ( тогда все научные работники обязаны были быть коммунистами ) не молился , но смотрел на нас без осуждения , в глазах его всегдашняя суровость , происходившая более от мефистофольской внешности , сочеталась со страданиями и какой-то излучающей теплотой , видимо , он думал о своих детях .
Вдруг , сквозь шумы и трески падающего самолёта , мы различили короткие взбрыкивания мотора . Как будто , человеческое сердце начало испускать первые слабые удары после длительной реанимации электрошоком . Мы , как по команде , устремили отрешённые до того взгляды в кабину на лётчиков . Строгая сосредоточенная маска первого пилота начала потихоньку разглаживаться . Двигатель уже затарахтел сериями из нескольких взбрыкиваний . Наконец , он застрекотал в привычном ритме . Позже лётчики , заявили нам , что до земли оставалось метров пятьдесят . Может быть они и приврали для пущего ужаса , но уже через десяток секунд первый пилот , возвратившись в прежнее пьяное состояние , спикировал на бреющем полёте на баб , убиравших картошку , над самой землёй . Женщины побросали лопаты и вёдра и рухнули в грязь . "Командир" по идиотски хохотал и кричал , изображая пулемёт :
--
Тра - та - та- та ! - , а трезвый "подметала" нервно ему
подхихикивал .
--
Под суд отдам ! - грозно крикнул Каранкевич , - берёзы сшибёшь !
--
Вот так мы по мишеням палили на бреющем ! - кричал
лётчик .
Я не запомнил , чтобы нам с Геной стало весело . Мой организм находился в состоянии оцепенения и не понимал , что ситуация изменилась и мы спаслись . Ломка наступила , когда мы приземлились и сошли на землю . Моросил мелкий дождь - снег не долетал до земли , температура воздуха была не выше пяти градусов , но нам , после могильного холода в самолёте показалось , что мы окунулись в лето . Небо сплошь было затянуто серыми тучами , но мне казалось , что ярко светит солнце , то ли из за того , что в последние секунды мы приземлялись сквозь сумрачный облачный кисель , то ли солнечные лики засияли в приходящем в сознание мозгу . Мне показалось даже , что на какое-то время исчезла моя близорукость , я снял очки , но оранжевый домик на краю поля я видел ясно , с синими рамками в окнах . Наверно , подобное состояние испытывал и Геннадий , который , вдруг , запел без единого заикания :
"Я люблю тебя жизнь ,
Что само по себе и не ново .
Я люблю тебя жизнь ,
Я люблю тебя снова и снова !"
Кстати , после, "учитель" почти не заикался недели две .
Шофёр , вышедший нам навстречу из домика подогнал автобус и мы все вместе быстро , Каранкевич уже не командовал , а помогал нам , отвернули и загрузили в машину оборудование . Мы ехали на предприятие и молчали .
--
Какой , всё-таки , красивый наш город ! - думал я ,
глядя из окон на места , по которым проезжал сотню раз , но видел их , как в первый раз . А в ровном гуле мотора автобуса зацикленно звучала мелодия :
--
Я люблю тебя жизнь ...
--
Я люблю тебя жизнь ...
Интересно , что ни в этот день , ни когда-нибудь потом , никто из нас ни между собой , ни с другими не заговаривал о пережитой встряске .
Но вышло так , что теперь на перекурах мы как-то часто оказывались втроём вместе и всегда было о чём-нибудь другом поговорить без всякого напряжения и с полной откровенностью . Только слов говорилось заметно меньше , чем раньше , и мы ощущали их не затасканный первородный смысл , часто же понимали друг друга вообще без слов .
Я уехал из этого города через год , на другую работу , имена и лица других прежних коллег почти стёрлись из памяти , прекратились всякие контакты , но я , почему-то , знаю , что Геннадий и Виталий живы до сих пор .
А , может быть , этот факт и не имеет особого значения , так души наши бессмертны и , однажды обретённая между ними связь , сохраняется вечно .