Шумит под стенами Кривайда большая ярмарка. Когда-то давно проводили её на площади перед Академией, потом она разрослась, и её переместили на окраину, а теперь она стала такой большой, что в городе и не помещалась. Целое поле у городской стены на неделю отдавали под ярмарку. Шумит ярмарка, звенит струнами музыкантов, пахнет свежей сдобой и горячими колбасками. В каждом ряду, с тряпками ли, с игрушками или со знаменитыми кривайдскими часами, обязательно стоит маленькая лавка со съестным - с яблочными пирожками, со свиными сосисками и с душистым сидром. Интересно бродить по ярмарке, где рядом с лавкой с удивительными волшебными кружевными чашками, из которых почему-то не выливается вода, стоит лоток с дешевыми платочками, а рядом с палаткой знаменитого артефактора притулился стол старьевщика. А может и не старьевщика, вещи вроде у старика новые, но уж больно невзрачные: серый плащ, кривой нож, горшки какие-то, странный набор лекарств и даже свадебный наряд есть. И цены странные. Подходят к старику степенные люди, смотрят, прицениваются и отходят покрутив головой. А тут нищий бард мимо проходил, его старик сам зацепил.
- Купи, сынок плащ, самый для тебя плащ - легкий, теплый, прочный, сносу ему не будет, от ветра и врага спрячет, от дождя и мороза защитит.
- А от калёной стрелы?
- Да и от стрелы тоже защитит, бери. Дешево отдам.
И продал старик плащ, можно сказать совсем даром отдал.
Семейная пара подошла, оба молодые, влюбленные. Посмотрели на горшки для каши - посмеялись. Да и как не посмеяться: один горшок большой как котел, другой маленький и узкий как кувшинчик, есть плоские и низкие, почти как миска, а есть горшки как горшки, только цветные. Повертела хозяюшка горшок и стала прицениваться, а муж против: дальняя дорога нам предстоит, разобьется глиняная посуда. Тут старик подскочил и давай уговаривать, мол глина его прочнее стали, а какая каша в них получится! Берите все, дешево отдам. И всучил свой товар. Старый крестьянин купил свадебный наряд, а охотник в подарок для сынишки нож. Ну уж тут продавцу уговаривать никого не пришлось, так мальчишка на нож смотрел, что у отца рука сама к кошельку потянулась. К вечеру подошел невысокий мужичок с бегающими глазками и скупил полный набор лекарств. Опустел лоток старьевщика. Старьевщик развернулся и пошел в соседнюю лавку, кивнул вышибале, устало присел на придвинутый приказчиком стул.
- Как Вы, мастер? - почтительно спросил его продавец.
- Все продал, Гонт. Все Волшебные Вещи.
- А не жалко? Все-таки, пятьдесят лет труда. А вы так дешево отдали.
- Нет, не жалко. Что толку в ювелирке, что храниться по сейфам и пару раз вытаскивается на белый свет? И чудеса в этих артефактах понятные, предсказуемые, и используют их важные люди по серьёзному поводу. Нет уж. Пусть мои Вещи идут к людям, чудеса творят, потихоньку, незаметно. Интересно, добрые эти будут чудеса или злые? Посмотрим. А я пока новые Вещи буду делать. Есть у меня несколько задумок.
Горшки
Дзнь-бом-бряк-стук. Едет обозная телега, подпрыгивает на дорожных ухабах, подскакивают груженные на телегу горшки, стукаются друг об друга, позвякивают. Сталью звенит большой, как орочий котел горшок, медью вторит ему плоский, звонкой костью звучит черный, со звериным орнаментом; глиной, деревом и серебром отвечают остальные. У каждого горшка свой голос, свой звук. Горшки, два узла с одеждой - вот и всё имущество Мики и Ками, с ним едут они в дальние края.
У Мики пять братьев, у Ками всего двое, но у Ками еще четыре сестры, и может поэтому, после свадьбы родители вздохнули с облегчением и отправили их жить самостоятельно. Сначала молодые ушли жить в пригород, потом перебрались в город, а там и до Кривайда добрались. Мики за любую работу брался, и Ками белоручкой не была, но очень трудно обустраивать жизнь с нуля. Однажды наняли Мики на черную работу в вампирский дом, платили хорошо, вовремя, не обижали, и случилось Мики с хозяином поговорить. Мастер Цимль долго расспрашивал Мики, сочувственно кивал и под конец разговора пригласил его жить в Бендрокрест. Тихо там, безопасно, обжиться помогут, а налог всего-то два глоута крови в месяц. Женщины ежемесячно больше теряют. Подумал Мики, посоветовался с Ками, и вот трясется теперь на телеге. А перед отъездом на ярмарке купила Ками горшки. Глупо брать в дорогу глиняную посуду, но так нахваливал свой товар продавец, так понравились горшки Ками, что не стал Мики скупиться.
Большой обоз растянулся по дороге змеёй. Едут купцы в Бендрокрест, возвращаются домой вампиры, и десяток человеческих семей с обозом едут. Только они Мики не понравились: мужчины целыми днями лежали в телеге, пили вино и играли в карты, а их жены так откровенно заигрывали с вампирами, что Мики плевался от отвращения. Сам Мики быстро нашел себе подработку, чинить упряжь и башмаки, а Ками стала кашеварить для обозных охранников - троллей. Посмотрела она на большой горшок, про который торговец говорил, что в нем и на костре каша получиться, и сварила троллям в нем ужин. Мики каша не понравилась, тухлятиной какой-то отдавала, а вот тролли быстро съели всё и за добавкой тарелки протянули. Но не зря у них старшим был Грахн, только глянул, мигом все по местам разбежались. Подвинул Грахн к себе горшок и доскреб всё, что на стенках осталось. Так и повелось у них каждый вечер - после ужина у костра оставались Мики с Ками и Грахн с горшком. А в один из вечеров Грахн протянул Ками чистый горшок и спросил Мики.
- И скажи мне, дурень, ты зачем к кровососам едешь? Да еще и жену тянешь. Вроде не лентяй и не подлец, что ты у них забыл?
Мики растерялся, забормотал про мастера Цимля, про домик и поле, а тролль его перебил.
- Цимль тебя не обманул, да только заработать человеку у вампиров почти негде. Еда им не нужна, башмаки в Кривайде покупают, а склепы свои магией чистят. А вот тебе понадобится и дом хороший, и семена, и скот. Всё тебе дадут в обмен на кровь. На твою или на кровь твоих детей. Готов ты своего ребенка кровососу скормить? Вот что, завтра мимо Драгста проезжать будем, это хоть и эльфийский город, но приграничный, там много народа разного живет. Пусть женка твоя притворится больной, вас там ссадят. Тетка моя там живет, у нее поселитесь.
Ками и притворяться не пришлось, так она испугалась. Когда её, бледную, дрожащую, утром увидел мастер Цимль, то их ссадили вместе с барахлом прям на обочину. Обоз двинулся дальше, а Ками с Мики побрели в город.
В Драгсте оказалось именно так, как описывал Грахн. Много эльфов, оборотни, большая гномья община, и немного людей. Сначала Мики пошел работать на шахту к гномам, а Ками сидела дома. Иногда в старой троллине приходили родственники и Ками готовила для еду них, потом как-то в гости к Мики зашел начальник его смены, старый гном Голт. Повертела на кухне Ками свои горшки, и не захотелось ей готовить для гнома ни в большом горшке, тролльем, ни в обычном, в котором она для себя с Мики каждый день кашу варила. Вытащила она низенький горшочек и сварила ужин Голту в нем. Поел мастер, а потом предупредил, что завтра к ним вся смена завтракать придёт, а за деньги не беспокойтесь. Расценки знают.
Так и появилась в Драгсте самая необычная харчевня. Там никогда не продавали спиртного, там не было весёлых подавальщиц и не пели менестрели - приходили люди и нелюди к Мики только поесть. Разный народ заходил: гномы перед сменой, мамаши с детками днем, путешественники, уходя в путь, любили к Мики зайти. Примета такая у них была, чтоб сил на дорогу хватило, надо у Мики каши поесть. Бывало, варила в своих чудесных горшкам Ками кашу для больных или раненых, чтоб быстрее выздоровели, бывало для тех, кто захандрил и о доме грустил.
Давно построили свой дом Мики и Ками, и уже бегало по этому дому трое ребятишек. Давно оставил работу на шахте Мике и теперь суетился в зале харчевни. Давно на кухне у Ками появилось много новых горшков, кастрюль, котлов, и готовилась разная еда. Но чаще всего варилась в харчевне всё же каша - разная, на воде и на молоке, с мясом и с болотными травами, с ягодами и фруктами. Для каждого посетителя своя. Оборотни любили кашу из черного горшка, гоблины из зеленого, а горшок-кувшинчик оказался для эльфов, даже они иногда заходили на окраину к Мики. А однажды вошел в харчевню коряжистый седой мужчина и заказал чего-нибудь помягче. Посмотрела на него Ками и руки её сами потянулись к самому необычному горшку, из тех, старых, к Кривайде купленных. Был горшок высок и узок в горлышке и широк у донца. А как стала варить Ками, то казалось ей, что горшочек сам требует: "молока налей, мяса не жалей и рыбы и ягод и сливок". Приготовила Ками еду и уже ждала, что гость на неё рассердится, но нет, съел всё и золотой на стол бросил.
...........................................
В городском совете было тихо. Очень тихо. Только и слышен был негромкий, вкрадчивый голос красноглазого посла. Смотрели члены городского совета на вампирскую делегацию и молча слушали.
- Триста золотых за каждого человека. Поверьте, это хорошая цена.
Тролль Грахн поморщился. Деньги хорошие, но если сегодня он продаст своих друзей, тех, кто вместе с ним охранял склады и обозы, завтра продадут и его.
- Нет. Если город выдаст людей, тролли уйдут.
- Четыреста золотых. На эти деньги вы наймете новых охранников, - вкрадчиво прошелестел вампир.
Старшина гномьей общины покачал головой.
- На шахтах много людей, они хорошие работники, не будет их, встанут шахты. Наш ответ нет.
- Не страшно, четыреста пятьдесят и крепкие лошадки из Бендрокреста, - искушающе шипел вампир.
Альфа самой большой стаи в Драгсте Катнор разозлился. Лекарь его стаи был человеком, то, что у него не было зверя, успокаивало пациентов. Хороший лекарь, проверенный.
- Нет, нам нужны люди.
- Лекари,- понятливо ухмыльнулся вампир. - У вас будет самый лучший лекарь из наших земель.
В сумерках не видно было лиц членов городского совета, только силуэты вампиров освещались рано выбравшейся на небо луной. Вампиры улыбались, поблескивали клыками и пристально смотрели на прекрасного эльфа. Драгст был эльфийским городом и только эльфу принимать окончательное решение.
Правитель города молчал. Он думал не о предложении вампиров и не о налогах, что платят люди в городскую казну. Он вспоминал, как заболела его дочь, долгожданный ребёнок, родившийся после трехсот лет брака. Девочка ничего не ела и медленно угасала. Тогда старая нянька стала тайком приводить из города человеческую женщину. Та приходила каждое утро и приносила с собой замотанный в тёплую шаль горшочек. Человечка показывала его дочери горшочек с орнаментом из листьев и цветов, рассказывала человеческие сказки и кормила с ложечки кашей. Когда девочка выздоровела, все кругом были уверены, что дочку вылечил приглашенный из столицы лекарь, но сам Правитель знал, кто был спасителем. И теперь древний эльф молчал, решая: на одной чаше весов были дружеские отношения с вампирами, и пополнение городского бюджета, а на другой всего лишь маленький горшочек с кашей.
Тихо похрапывающий рядом с гномом седой мужчина открыл глаза, повернулся к соседу и громко спросил:
- Чего эти пиявки хотят?
- Людей, деньги за них предлагают.
- Люди? Это которые кашу варят?
- Ага.
Старик встал и выдохнул синее пламя. Вампирская делегация осыпалась на пол пеплом. Дракон развернулся и ушел, и даже когда он вышел на улицу, до сидящих в совете долго доносилось его раздраженное ворчание. "Тут зубы меняются, и так морока, а они еще и единственное место, где прилично пожрать можно, чуть не профукали. Городской совет называется".
Лекарство
Прекрасна Меровия. Поля широкие, леса дремучие, а по зеленым лугам голубые реки несут свои воды в прозрачные озера. А какой трудолюбивый народ там живет! Управляет им мудрый король, а охраняет Меровию доблестная армия.
Конечно, управлять такой большой страной даже самый мудрый король в одиночку не может, в помощь ему назначены честные и ответственные чиновники. Вот, к примеру, каждый год выделяет король из бюджета деньги на армию. И не только на оружие, но и на жалованье офицерам, еду солдатам, форму. И даже на лекарства есть деньги.
Генерал-интендант, ответственнейший человек, подошел к делу серьезно. Он не стал заказывать лекарства как обычно, в Гильдии магов и травников, нет, он стал смотреть по сторонам, сравнивать и оценивать, и, наконец, нашел очень хорошее Кумпанство, где и разместил заказ. Очень, очень хорошее Кумпанство, не зря же там работает его любимый внебрачный сын. Тоже очень достойный молодой человек, хоть и байстрюк. Получив заказ, генеральский сын обрадовался и стал искать подходящих исполнителей, ведь втроем с таким большим заказом было не справиться. Дело в том, что в Кумпанстве работали только достойнейшие из достойнейших, а их и набралось на всю Меровию всего трое. А достойным людям - достойная оплата, с этим никто спорить не будет, вот и получилось, что денег стало меньше. Гораздо меньше. Но и с этой суммой Кумпанству удалось разместить заказ в Гильдии магов и травников. Архимаг Гильдии был человеком науки, очень умным и вообще бессребреником. Он обратился в филиалы Гильдии и провел самый строгий отбор. И выбрал для исполнения заказа небольшой филиал в горах, где воздух такой чистый, а травы такие редкие, а люди... Ах, какие там люди, открытые, гостеприимные, и них есть даже милая традиция на прощанье дарить гостю мешочек золотых монет. Когда архимаг уехал, гостеприимные люди обратились с заказом к местным травникам, но вот тут в нашу историю входят люди очень простые и иногда, только иногда конечно, жадные. Травники за такие расценки работать отказались. А вот студенты местной школы травников согласились. Они даже и бесплатно согласились, потому что будущие лекари должны быть бескорыстными, ну или потому, что о том, что им за работу еще и деньги положены, не знали. Все травы на практике собрали, все зелья сами на занятиях наварили. Умнички. А преподаватели их контролировали. Самым лучшим ставили пять, кому-то хорошо, а кому-то даже и три. Но это уже лишние подробности, потому что всё наваренное зелье пошло в армию, и троечное тоже.
Зелье прислали на склады, разделили по ящикам и отправили в гарнизоны.
Обер-лейтенант Штомц был человеком военным, бесхитростным и прямолинейным. Из присланного он сразу вытащил бинты, а над остальным долго орал.
- Юрген! Ты посмотри, что эти клистирки нам прислали! Антисептики, антигистаминное, антигельминтное! Я что, в школе не учился, что такое "анти" не знаю? Анти это такая древность, что и посмотреть стыдно! Это вообще про голых баб! А это, это! Юрген, ты видел! "При сердечной недостаточности"! У солдата его Величества не может быть никакой сердечной недостаточности, у него полная сердечная достаточность. А это что за безобразие! От диареи, от метеоризма, от синусита, от фарингита. У настоящего солдата не может быть этих штатских болезней. Это для барынек и клистрок болезни! В топку всю эту дрянь!
Мы даже не будем спорить с обер-лейтенантом, он, конечно, лучше знает своих солдат. И его порученец Юрген тоже спорить с начальством не стал, он только кивал и поддакивал.
Выкидывать лекарства Штомц конечно не стал, а с чисто военной практичностью продал это всё в соседнюю больницу за десять золотых. На следующее утро он вызвал своего помощника Юргена, вручил ему три золотых и велел поехать в Кривайд и купить на всё лекарств.
- Так, Юрген, поедешь в город и купишь там в лавке нормальных лекарств. Записывай: обеззараживающее, обезболивающее, от соплей, от кашля, ну и от поноса возьми. Всё понял?
И Юрген, как очень честный и исполнительный человек сразу взял командировочные, запряг возок и поехал в Кривайд. Правда, по пути один золотой как-то сам собой перекочевал в тот карман Юргена, где хранились его личные деньги и очень хорошо там обжился. Прям, как родной стал, не выгонять же его? Вот, и Юрген не смог, очень уж Юрген добрый. А на второй золотой Юрген честно купил в лавке винокура Шота обезболивающего и обеззараживающего, десять ящиков. Но вот с остальными лекарствами пришлось Юргену побегать, попробуй, найди в столичном городе столько лекарства по такой цене, ну да Юргену повезло, он попал на ярмарку и сгреб на оставшийся золотой все лекарства у смешного старика старьевщика. Кто его знает, что за лекарства, Юрген был не очень грамотен, названий не разобрал. Но потом подумал и решил, что от поноса там лекарство точно есть и успокоился.
А по пути в гарнизон остановился Юрген в маленьком городке Бдищ. Там его кум таверну держал. Кум в свое время очень удачно женился, как раз таверну в приданное взял. Или не удачно, брак бездетным оказался. А может и удачным, потому как держала кума его жена в ежовых рукавицах, и глупостей разных совершать не позволяла. Только вот болела она часто.
В таверне было как всегда. Зал был пуст, десяток мух, громко жжужа, водили карусель под потолком, а кум, навалившись пузом на стойку, тихо посапывал. Когда дверь таверны стукнула, кум подскочил, протер глаза и закричал:
- Юрген, куме! Какими судьбами! Ну ка, проходи, садись поближе, мне славное пиво привезли из Смоляницы, надо его попробовать в честь встречи.
Юрген подсел поближе, попробовал темного пива, потом светлого, потом они с кумом вспомнили, что это не правильно, и сначала надо пить светлое, а только потом темное. Пришлось Юргену идти в возок и вытаскивать бутылочку обеззараживающего. После обеззараживающего они наконец-то начали пробовать пиво правильно, и пошли у них очень важные разговоры про цены, про армию и политиков в соседней стране, но тут пришла Заня.
Очень грубо повела себя кума, вот прямо скажем, не вежливо по отношению к гостю. А кума она так даже и стукнула. Да еще и визжала, что у нее голова болит, и руки отваливаются, и бок колет, тогда как некоторые. .. И совсем было невежливо намекать, что в таверне за спиртное платят. Юрген обиделся очень. Он даже хотел отдать сварливой бабе золотой, но золотой стало жалко. И вот, под влиянием спиртного и обиды совершил Юрген нехороший поступок. Он пошел к возку и вытащил из казенного товара одну упаковочку. Правда, самую маленькую. На упаковке была наклеена картинка или со свиньей или бабой с колосьями, в темноте Юрген не разобрал, но решил на всякий случай наклеечку убрать. Он с силой дернул за картинку, коробочка открылась и из нее вывались на землю таблетки. Только три и остались. Юрген подумал, что мерзкой бабе и этого хватит и решительно прошел в таверну. Он даже в дверь вписался. Подошел и сунул куме в руку коробку.
- На, лучшее лекарство от всего, из самого Кривайда вез, самый известный лекарь готовил. Дорогое. Кума, ты бы мне это... Ты бы мне на дорогу бутылочку темного положила?
- Да прям! Пошел отсюда, шелупонь кабацкая, - и развернув Юргена спиной пнула его... в общем так с платежеспособными посетителями не поступают.
Юрген трясся в возке, потирал отбитые места и ругался: "Вобла тощая, вот накушаешься моих таблеток, и разнесет тебя как порося. А может наоборот, это лекарство от запора, и тогда...". Шутка с лекарством показалось в этот момент Юргену ну просто замечательной.
Утром у него почему-то очень болела голова. А еще ему стало очень стыдно за разбазаренное имущество и страшно, что может быть, он куму своими таблетками отравил. Все-таки очень совестливый народ чиновники от интендантства, даже самые мелкие.
Следующий раз в Бдищ он попал только через год. Зашел в знакомую таверну и не узнал её. Чисто, многолюдно, едой пахнет, а по залу кум с подносом скачет. Кум так похудел, что, если бы не его большие приметные усы, Юрген его совсем не признал бы. Кум приветственно кивнул Юргену, кивнул на свободный стол и плюхнул перед Юргеном меню. Юрген смотрел на мечущегося по залу кума и не мог поверить своим глазам. Кум ловко разносил заказы, улыбался посетителям и даже был в чистой рубашке.
- Как дела кум? Как твоя Заня? Не болит у нее голова, руки там, ноги? - робко задал Юрген вопрос подсевшему к нему за столик куму.
- Хорошо! Да ты не знаешь!! У нас недавно тройня родилась. Мальчики!! Теперь ничего у нас с женой не болит. Голова просто кругом идет, ни рук, ни ног не чуем, но ничего не болит.
Тут с верхнего этажа спустилась Заня. И в этой полногрудой, статной женщине с тихой улыбкой Юрген с трудом признал прежнюю тощую и желчную бабу.
Тут сверху послышался требовательный плач младенца, Заня вздрогнула, а в таверну, хлопнув дверью, вошел еще один гость.
- Что ты, солнышко, тут так многолюдно, ты не справишься, - сказал кум и со счастливой улыбкой помчался к посетителю. Заня вздохнула и пошла наверх.
А Юрген, Юрген, подумал - как хорошо, что он это лекарство до гарнизона не довез. И как хорошо, что на землю высыпались почти все таблетки, что было бы с кумой после дюжины? А потом Юрген сделал то, что не делал никогда в таверне кума. Он заплатил за обед.
Свадебный наряд
Жил да был старик. Старухи у него давно не было, а было пятеро дочерей, погодок. Девушки уже взрослые, невесты, и неудивительно, что приехав на ярмарку в Кривайд, старик купил в подарок старшей свадебный наряд. Решил, что денег накопит и потом младшим купит. Но не получилось. Умер старик. А дочери? Дочери замуж вышли. В один год все замуж выскочили, да и как таким умницам и красавицам в девках засидеться. Свадебные наряды сами себе справили, а из отцовского подарка каждая себе по одной вещи взяла, на память. Старшая рубашку, вторая - мониста на шею, третья - фартук нарядный, четвертая - кошелек, бисером расшитый. А младшей венок на голову достался. Вышли замуж и жили долго и счастливо, и своих дочерей и внучек замуж повыдавали, и каждой невесте обязательно давали стариковский подарок одеть в день свадьбы. И через время, не маленькое правда, каждая девушка в этой деревне, а потом и в крошечном Чарийском княжестве выходила замуж держа в руках вещь из старого ярмарочного наряда. Очень волшебного, ведь за столько лет он ничуть не истрепался.
...........
Небольшой зал гостиницы "Лысый кролик" в последнюю неделю превратился в гостиную офицерского клуба. Урийские офицеры играли в карты, обсуждали последние новости и пили чай. Увы, строжайшим приказом его величества в урийской оккупационной армии был введен сухой закон, и, как ни странно, за исполнением этого приказа вышестоящее начальство очень следило. Собственно это и обсуждали господа офицеры. Это, и очень странное поведение солдат.
- Вы представляете, господа! Вчера ко мне является чарийский смерд и жалуется,что мой солдат затоптал его курицу! Представляете, чтоб с такой жалобой ко мне посмел обратиться наш, урийский крестьянин. Но самое интересное не это. Я поворачиваюсь к сержанту, а он вытаскивает свой кошелек, представляете, свой кошелек, и отдает этому старому пню серебрушку. И извиняется. Сержант Грим вежливо просит прощения! Я просто онемел. Вот что бы это значило?- поручик Анц, не смотря на свою молодость был опытным воякой, и сержанта Грима знал давно. Да все Грима давно и хорошо знали, и поэтому дружно удивились.
- Мне кажется, что эти танцы вокруг чарийцев неспроста. Совершенно непонятно, зачем введена армия, если на войска наложены такие ограничения, как будто мы стоим не на завоеванных территориях, а в любимом саду королевы-бабушки, - майор Джиль отличался редкой рассудительностью и наблюдательностью, - и солдаты, как всегда, знают, откуда ветер дует.
Тут в зал вошел денщик полковника с теплым пледом и грелкой. Он ловко поменял остывшую грелку на новую и стал укутывать больную ногу полковника в плед.
- А скажи, дружок, почему Грим вокруг чарийцев на цыпочках ходит? - задал вопрос денщику полковник Моргн. Полковник был резок и прям, и не любил ходить вокруг да около.
- Так, это, он в отставку собрался, жениться хочет. Уже сговорился со свахой. А тут вдруг с будущей родней поссоришься, обидно будет.
- А почему он тут жениться надумал? - удивился Анц.
- Так все знают, чарийки лучшие жены. Ганц себе хозяйственную жену ищет.
- Как интересно, - протянул Джиль.
В зал степенно вошла хозяйка гостиницы. В руках у неё был поднос, на котором стоял блестящий чайник и большое блюдо с горячими булочками. И такой чудный ванильный запах сдобы поплыл по комнате, что разговоры как-то сами собой затихли, и все переместились к столу. Только полковник остался сидеть в кресле, но и ему денщик быстро подтащил столик, на котором хозяйка поставила чашку с чаем и корзиночку с булочками.
- Скажите, голубушка, а правда, что самые лучшие жены из ваших краев? - поинтересовался полковник у хозяйки.
Госпожа Клада засмущалась, растрогалась, и с гордостью подтвердила, что лучше их девушек в мире нет. Вот если кто жениться захочет, пусть к ней обращается, она самую хорошую жену найдет. Главное, нужно самому мужчине знать, что он в браке ищет. У них в Чарийском княжестве у девушки не только фамилия отца есть, но и род матери почитается и помнится. Вот у храброго, отважного отца и сын смельчак будет, так и у хозяйственной матери дочка белоручкой не вырастет. Тут господа дворяне подкрутили усы и согласились, что конечно, благородные предки это очень важно, и ничего удивительного в том, что дочь наследует хорошие черты матери, нет. И порадовались за Ганца, у которого наверняка будет самая хозяйственная женушка.
- Хозяйственная это хорошо. Для простолюдинов. А для мужчины благородного красивая жена нужна, - проговорил Анц.
- Так у нас и красавицы есть, - всплеснула руками госпожа Клада, - и поют они, и танцуют. А как наряжаются, как себя украшают. Со вкусом. Цветочек сорвет, в волосы заколет и глаз не отведешь.
- Да уж, такая красавица за год мужа по миру пустит, - проворчал Джиль, - сегодня она цветочек в волосы воткнёт, а завтра ей алмазную диадему подавай. Хорошая жена - та, у которой приданое хорошее.
- А и такую вам найдём. У нас такие девушки есть, что ей грошик дай, через день у тебя золотой будет. Да их гномы счетоводами нанимают. Их из самых известных и богатых купеческих домов приезжают сватать.
- Глупости всё это, - не выдержал полковник, - жена должна рожать детей. Жена благородного человека должна продолжить его род, а не грошики считать и не по балам плясать.
- Да, господин полковник, - кивнула хозяйка, - есть и такие. Этих девушек и без приданного берут. Даже бывает и в королевские семьи. А и что, если род угасает. Всякое бывает, стар муж, болен, а наследники нужны. Сватаются, и родословные потом выправляют невестам длинные, а наши красавицы не подводят, если у мужа хоть немного того, живого, осталось, будет ему ребеночек.
- А скажи, есть ли у вас та, с которой в любви жить всю жизнь будешь?
- Есть, как не быть. Только с ними я вам не помощница, такую жену самому искать надо и самому завоевывать. А если смог её замуж уговорить пойти, то будет тебе любовь на всю жизнь. Преданней и верней жены не бывает, вот и наша княгиня...
Тут хозяйка прервалась, потому что полковник, уронив грелку, вскочил с кресла и вытянулся во фрунт.
- Ваше величество! - выдохнули офицеры.
Вот только хозяйка так и не увидела урийского короля. Пока она приседала в глубоком поклоне, пока набиралась смелости поднять глаза, короля уже не было в гостинице. А был он в старом саду, где гуляла чарийская княжна. Завоеватель стоял на колене перед побежденной и просил её выйти за него замуж.
- Это потому, что вы узнали из какого я рода? - смущенно пробормотала княжна.
- Да, - уверенно ответил король, - это дает мне надежду, что моё чувство будет взаимным.
.........
Так и кончился этот завоевательный поход. Король женился, сержант Грим женился, и Анц привез себе из Чарийского княжества жену. А у полковника уже даже и сын родился. Только Джиль ворчал, что это совершенно непонятная война вышла, вроде бы Урия победила, а в результате правит ими теперь чарийка. Но друзья о крамольных мыслях Джиля никому не говорят. Знают они, что ворчит он потому, что в свое время пожадничал и свахе не заплатил.
Нож
Хорошее село Молодищи, большое. У самого леса стоит, поэтому каждый второй в нем охотник. И дорога через Молодищи проходит, и даже трактир есть. Но местные не у трактира собираются, а у старого колодца. Хотя почти в каждом дворе свой колодец есть, в общем вода вкуснее. Целый день у колодца люди толкутся, новости обсуждают, разговоры разговаривают, а бывает, и сплетничают; дети бегают, собаки вертятся. Старый охотник Лешко на скамейке у своего дома сидит, на народ смотрит, трубку курит.
Бобылиха Мотря вопила у колодца. Вопила вдохновенно, от всей души и так громко, что все её слова были отчетливо слышны и на соседней улице, у трактира.
- Да что ж это такое! Полное село охотников, куда не наступи, везде свои хвосты их кабыздохи пораскладывали, а лисы по деревне как по своей норе ходят! Три курицы, несушки, где они? И следов нет! Украли! Загрызли! Если я женщина одинокая, так меня каждый обидеть может!
Охотники на ее крики только фыркали - дом Мотри стоял у самого леса, к кому как не к ней лисе идти. Тощая купчиха, из проезжих обедающих в трактире, повернулась к приказчику и велела тому пройти по домам охотников, может, у кого шкуры на продажу есть. А старый Лешко нахмурился, трубку повертел, да ничего и не сказал. И Яр с Миром ничего не сказали, не до Мотри им было - у мальчишек интересных дел и без неё много. Мир с отцом из Кривайда вернулся, и ему надо было срочно всё-всё рассказать Яру. И про дорогу, и про ночевку в телеге под звездным небом, и про попутчиков. А про город рассказов сколько! Про площадь и Академию, про поющие фонтаны и уличных художников, про трактир и про ярмарку.
- А отец мне на ярмарке нож купил! У настоящего волшебника! Тот сказал, что этот нож железный, а железо человеку первый помощник и друг! От врага защитит, правду покажет.
- Врешь ты всё! Не будет настоящий волшебник на ярмарке сидеть. У волшебников башни есть, они в них живут и помогают всяким героям. Ты что, герой?
Поссорились Яр с Миром и подрались. Хотя, они по три разу на дню ругались и мирились, вот и в этот раз к вечеру уже сидели вместе у оврага за селом.
- Это из-за Илонки мы поссорились. Если бы она с Дуком-кузнецом не рассталась, Дук мне бы нож сам сделал. Он обещал. А теперь как я к нему пойду? Поэтому мне отец и купил нож. Может это действительно не волшебник был, а так просто, старьёвщик, - вздохнул Мир.
- Брось, сестра у тебя хорошая. Красивая и не вредная, не то, что моя Натка. Та свой нос прыщавый потрёт и давай на меня орать. Все потому, что Гавр на неё и не смотрит.
- Да ну их...
Разговор о старших сестрах перешел в разговор о братьях, и решили Мир с Яром, что такие друзья как они, и есть настоящие братья. Пусть не по крови, а по духу.
Смотрела с неба луна, трепал ветки любопытный ветер, звучала древняя клятва. "Ты мой друг. Ты мой брат. Моя кровь - твоя кровь. Твоя кровь - моя кровь...". Железный нож резал плоть, сжимались в рукопожатии окровавленные ладони. И луне, и ветру, и клятве не важно было, что произносят эти слова не зрелые воины, а лопоухие мальчишки. Главное, что говорили они искренне и от всей души.
Возвращались по домам побратимы молча. Ничего не хотелось говорить. И село молчало: не лаяли собаки, не слышны были людские голоса, только ветер шуршал тополиными листьями. У дома Мира Яр спросил:
- Слышишь, свист какой-то странный. Что это?
- Не знаю. Тоскливый какой. Ветер, наверное.
А утром у колодца орала мельничиха: пропало двадцать кроликов, пушистых, толстых. Запоры на клетках не тронуты и следов нет. Охотники осмотрели всё и ничего не нашли, собаки след не взяли. Только старая сука Лешко поджала хвост и тихо заскулила. Лешко помрачнел.
Лето пора рабочая, времени мало, дел много, но по вечерам мальчишек отпускали на рыбалку. Яр прибежал к речке с большим грибным пирогом.
- Гляди, Натка дала. Гавр её на свиданье пригласил, она на радостях мне целый пирог отвалила.
- Чей- то Гавр её приглашает? Он же её терпеть не мог? Странный какой он стал.
Поздно вечером, возвращаясь по домам с тяжелыми куканами рыбы, они снова услышали свист. Тоскливый, будто кто-то плачет, ноет на одной ноте, иногда всхлипывая, захлебываясь в рыданиях.
Вдова бондаря не кричала, только тихо плакала. С утра вошла она в сараюшку, а её козы, кормилицы нет. Лешко к вдове не пошел. Когда хмурые охотники снова вернулись к колодцу, повел всех в лес. За день они прочесали все лесные овраги и лощины. В сыром узком овражке у лесного ручья, во влажной мягкой земле собаки нашли схоронку. Козу уже раскопали лисы и над её погрызенной тушей жужжали большие синие мухи. Охотники побледнели, а Ешли даже в кусты отошел. Лешко сдвинул козью тушу, вытащил из лежащих под ней груды трупов тушку кролика. Тельце было целое, не порванное, не погрызенное, только на горле три маленьких дырочки.
- Высосень! - проворчал Лешко.
- Высосень, - согласились охотники. На новую козу вдове скинулись все.
После страшной находки высосень прятаться перестал. Мертвых, обескровленных поросят трактирщик нашел в хлеву, лежащими у корытца. Спустил было на ночь огромного кобеля, но и пса высосень выпил. Село замерло в страхе. Детей по вечерам из домов перестали выпускать, скот прятали, по всем углам развешивали связки чеснока. Двери на ночь припирали бороной.
Яр и Мир тайком выбрались из своих домов ночью и забрались на сеновал в хлеву.
- Лешко говорит, что высосень не какая-то нечисть. А разумный и волшебный. Только такой гадкий и кровожадный, что его отовсюду гонят. Он как в силу войдёт, так и на детей нападать будет. А еще он следы заметает и вообще невидимкой может становиться, или в человека превратиться, в умершего. Такого человека и родня не узнает, будет думать, что он живой, - шептал Мир.
- А как же его находят?
- Лешко говорит, что есть люди, что его услышать могут. Свистит он, когда на охоту идет. И вообще, если кто раз его в настоящем виде увидел, тому он больше глаз отвести не сможет. И в зеркале он настоящим отражается.
Мир и Яр замерли. Ночной свист, ставший уже привычным, звенел, стонал казалось совсем рядом.
- А Гавр свист не слышит, - выдохнул Яр.
Свист стал сильнее, печальнее. Бесшумно отворилась всегда скрипучая дверь хлева. Кто-то маленький, с ребенка ростом, закутанный в плащ, проскользнул в сарай. Незнакомец сунулся в карду к корове, склонился над лежащим теленком. Милка, которая не подпускала к теленку никого, кроме хозяйки, даже головы не повернула. Яр со страху дернулся, зашуршал сеном, и незнакомец выпрямился, обернулся к сеновалу. В белом свете луны отчетливо была видна морда твари: вытянутая, крысиная, в наростах и проплешинах. Из длинной узкой пасти торчали три зуба. Свист стал еще громче, пронзительнее, но тут петух завозился на насесте и заорал во всё горло. Высосень захлебнулся свистом, замолк. В наступившей тишине корова переступила, наклонила голову и резко боднула тварь рогом в бок. Высосень завизжал, упал на четвереньки и по крысиному юрко выскочил из хлева.
- Видал? - онемевшими губами прошептал Яр.
-Ага. А ты видел - он в плаще темном, коротком. У нас у половины села такие.
- Ты думаешь, обратился? И по селу ходит как человек?
- Может. Надо узнать, кто в последнее время себя странно вести стал.
- Гавр. Он с Наткой кадриться стал. И кузнец Дука, как Илонка от него к Ешли ушла, стал сам не свой.
- Завтра у Илонки свадьба, все село к нам соберётся. Мы его там и увидим.
- Мы его увидим, да только кто нам поверит?
- А мы зеркало притащим!
- А где мы его возьмем?
Свадьба на селе событие. Суета и хлопоты, ругань и хохот, слезы и радость. Кто поет, кто кричит, кто на цирте играет. На улице столы расставили длинные, всё село собрали, всё, что в доме есть, всё на стол поставили. Но и гости не с пустыми руками пришли: каждой хозяйке хочется свой стряпней похвастаться, каждый хозяин скупцом боится прослыть. Во главе стола Илонка с Ешли сидят. Нет и не было в Молодищах невесты красивее Илонки. Черная коса с руку толщиной, губы алые, синие глаза от счастья сияют. Рядом с молодыми родители стоят, с гордостью и радостью на них смотрят. Вот с подносом в руках подошел отмытый и по-праздничному нарядный Мир. На подносе хлеб и вино стоит, чтоб родители молодых благословили. Посмотрел Мир на жениха и перевернул поднос, поднял высоко. В отполированном за ночь до зеркального блеска подносе отразилось не лицо Ешли, а мерзкая крысиная морда. И у людей глаза открылись - в красном жениховском сюртуке стоит за свадебным столом отвратительная тварь. Илонка без чувств повалилась, женщины завизжали, мужчины за ножи схватились, отец жениха замахнулся и из всех сил ударил нечисть по морде. Так, что кровь пошла из разбитого носа. Но ... Засвистела тварь, и люди растерялись, замерли. Высосень одним прыжком перемахнул через стол, вырвал из рук оторопевшей молодки младенца и не торопясь пошел к выходу. Мимо неподвижных людей, мимо Мира. Мир резко выдернул из ножен железный нож и воткнул его в бок высосеня. Тот завизжал, бросил ребенка и так ударил Мира, что тот отлетел в сторону. Старый Лешко очнулся, подскочил и опустил на голову монстра тяжелую дубовую лавку. Только тварь, хоть и текла у неё без остановки из пробитого бока кровь, не растерялась, вывернулась и бросилась на охотника, целясь в горло. Яр метнулся, подобрал с земли упавший нож, подскочил к дерущимся и полоснул высосеня по шее.
Тело настоящего Ешли родня нашла в лесу только через две недели. Придавило молодого охотника упавшим деревом, пробило тяжелой веткой голову. Там видно его и нашел высосень. Илонка замуж за кузнеца Дуку вышла, и прожила с ним долго и счастливо. А Мир и Яр выросли, и побратимство свое сохранили. Знаменитыми охотниками оба стали. Говорят, Братство Железного Ножа, братство охотников на нечисть, они основали.
Плащ
Весь день шагал Бран по пыльной дороге, а вечером, когда стрекот кузнечиков стал заглушать птичьи трели, свернул в лесок. Нашел себе для стоянки тихое место у небольшого озерка, там где старые ивы спускались почти к воде, а песчаный бережок был весь исчиркан птичьими следами. Наловил рыбы, наелся ухи и, завернувшись в серый плащ, улегся спать. Хорошо, что привык Бран спать чутко и торопливые шаги услышал задолго. Но все равно растерялся, когда на бережок выскочила простоволосая деваха, решительно нацепила себе на шею тяжелую торбу и прыгнула в озеро.
- Дура, что делаешь! - Заорал Бран и прыгнул за ней следом.
Нырнул, отцепил торбу с камнем, выволок утопленницу на берег. А потом привел в чувство и обсушил у костерка. Девица сначала дрожала, потом рыдала, потом стала рассказывать. А что рассказывать, история известная. Жила девочка - дуреха деревенская, только тем от подружек отличалась, что оставила ей тетка приданое. Небольшое, но на корову хватило бы. И женихи были, только Агате полюбился проезжий молодец, так, купчик мелкий. Собой хорош - кудри золотые, глаза зеленые, над бровью черная родинка. Стихи читал, цветочки дарил, а как целовался. Правда, дальше поцелуев дело не дошло, тут у Агаты воспитание строгое было, и купчик пострадал, повздыхал и предложил Агате замужество. Перед свадьбой ушел позвать родню на праздник, и Агата отдала ему свое приданое - чтобы он дом обустроил.
- Не вернулся?
- Если бы, вернулся. Вот кто ему наговорил, что я гулящая? Он так орал, меня на все село ославил и ушел.
- А приданое? Вернул?
- Нет, я тогда про приданое и не вспомнила. Что приданое, как мне жить теперь, не знаю. За что он так со мной? Кто ему про меня наговорил гадостей?
Всю ночь просидели на берегу Бран с Агатой. Бран читал стихи, и вовсе не потому, что ему понравилась девчонка, нет, чтобы она поняла, что такое настоящая поэзия. Бран пел и шутил. Рассказывал о себе, о том как мальчишкой сиротой вышел на дорогу и с тех пор шагает по ней. Рассказывал о своей мечте - стать знаменитым бардом, таким которого все знают. Хороших певцов по фамилии зовут или по месту, откуда они родом, вот только Бран ничего не помнит о себе. Придется ему самым лучшим стать, таким, у которых вместо имени - прозвище, и прозвище это звучнее титула. Рассказал, как покупал в Кривайде цирту и плащ. А что, будут его звать Бран Цитра, как Агна Скрипку. Всю ночь они проговорили, и утром Агата уже не хотела умирать.
- Ты знаешь, а приданое я себе новое соберу. И пусть замуж я не выйду, все равно, буду счастливой, этому гаду назло.
- А давай ты меня ждать будешь? Только я долго бродить буду. Дождешься - хорошо, а не дождешься, я не обижусь. Но я вернусь обязательно.
Утром Бран отвел Агату домой и пошел дальше. Дальше, дальше, туда, куда вела его дорога.
В маленькой низкой харчевне напивался кузнец. Пил он без остановки, страшно. Посетителей в харчевне не было, да и сам хозяин жался боком к грязной стене, и с удовольствием бы ушел, да куда он от своей халупы денется. Кузнец пил, требовал песен и твердил: "Бабы - дуры, да какие же они все дуры". Бран пел, пел веселые песни, пел грубые песни и такие пошлые, что даже трактирщик краснел. Кузнец стукнул кулаком по столу и сказал, хватит, садись. Пей со мной и слушай. И Бран слушал, слушал, о любимой дочке кузнеца, девочке скромной и хорошей, которая влюбилась в заезжего купчика. А чем этот купец хорош - да ничем, ни силы, ни денег, только что смазлив - кудри золотые, глаза зеленые. О свадьбе сговорились, а перед свадьбой уехал купчик на три дня по делам. Вернулся и приревновал невесту. Скандал устроил, помолвку расстроил, девушку опозорил перед всеми и уехал. А сегодня купец узнал, что его дуреха все приданое жениху уже отдала. Посидел Бран, послушал и... да разве тут утешишь - дальше пошел.
А дальше тоже неплохо получилось, местный помещик собирал гостей и барда пригласил.Петь на званом вечере в дворянском доме Брану еще не приходилось. Конечно, гостям Брана не показывали, вместе с тремя музыкантами он сидел на закрытом от взглядов посторонних балкончике. Иногда входил распорядитель и шептал название баллады, которую Брану нужно было спеть. А спев, Бран усаживался на стульчик и мог сверху, сквозь резные перильца, рассматривать гостей. Остальные музыканты были местными, их часто приглашали на званые вечера, все про всех знали и с большой охотой рассказывали Брану.
- Видишь, ту тощую блондинку, не, не эту, ту в синем платье, на старый карагач похожую? Эта у них первая красавица, - просвещал Брана низенький скрипач, - у нее в любовниках сам наместник. А этот, пузан, ох, и до баб охочий. Ну, со своими он обходительный, любезный, правильный такой. Видишь, как глазки закатывает. А у самого в городе три любовницы живут, каждой домик прикупил и содержит. Метрессы - вот как это у них называется. А по мне так шалавы, шалавы они и есть. А этот видишь, старичок седенький? Родовитый, бедный правда, как мышь. Его дочка-то что учудила, нашла себе где-то аманта. Говорят, из совсем простых, но красавчик. До чего такого дело конечно не дошло, его бы папаша тогда точно собаками затравил, а так встречались - переглядывались. Эта немочь, что придумала, в знак своей любви прощелыге кольцо родовое подарила. Золотое, с гербом: олень на фоне реки и три звезды. Увидишь где, сообщай сразу, тебе за это деньги дадут. Хотя врут, не дадут, откуда у них деньги.
А Бран что, запомнил все, расчет получил и дальше по дороге пошел.
И дальше Брану повезло: пригласили его в большой купеческий дом петь на обручении. Петь, стихи читать, народ веселить, чтоб гости не заскучали. Невеста хороша: пышногрудая, рыжая, жених на неё смотрит влюбленными глазами. Тут Брана попросили спеть что-нибудь свое. Бран и спел, про красавца с золотыми кудрями и зелеными глазами, что по свету ходит, а достойной девушки найти не может. И крестьянка ему не хороша и дворянка, только денежки у них хорошие, а так совсем плохие девушки. Жених в лице от песни переменился, перстень начал с пальца дергать, невеста завизжала, гости на Брана с кулаками бросились. Бран еле убежал, оставил и котомку и цирту. Хорошо, что плащ успел схватить, хорошо, что плащ легкий был - не мешал бежать.
Через месяц Брана нашел дед невесты. Нашел и заплатил все, что за праздник положено и от себя добавил кошелек, за то, что семью от большой беды вовремя избавил. Цирту Бран себе больше не покупал, а купил свирт, его еще сопелкой зовут. Вот только быть Браном Сопелкой ему не захотелось.
......................
Зимняя дорога темная, холодная, зато ровная и гладкая. Ухабы и колдобины заровняло снегом, преграды - реки перекинулись гладкими мостами. Удобно ехать зимой в большом обозе, только очень скучно. Барда в такой обоз охотно берут, всего и платы с него, чтобы длинными вечерами пел и плясал, веселя путников. Бран играл у костра, вовлекая своих попутчиков в круг, танцевал, пристукивая каблуками по утоптанному снегу, выбивая ударами ног снежные фонтаны. Хорошо танцевать день, два, три, но через неделю Бран затосковал, и решил что от Граста до Булинга пройдет один, на лыжах. А в Булинге остановится у приятеля на денек, подождет обоз, который долго будет собираться, долго ползти. Путь легкий, простой, только одно место неприятное - Каринское ущелье. Горы, образующие ущелье не высоки, но вечно гуляет там ледяной ветер, наметая зимой огромные сугробы. Плохо, когда огромные снежные глыбы срываются с гор и падают с шорохом вниз, на дорогу, тогда путникам приходится возвращаться назад и переходить на длинную объездную дорогу. Но сейчас в ущелье было чисто, проводник из местных важно рассказывал о верных приметах и обещал хорошую погоду. И правда, когда Бран вышел из Граста на рассвете, казалось, что вот-вот небо затянут снеговые тучи, но нет, подул ветер и распогодилось. Бран бежал, легко скользя по искрящемуся снегу, ровный ветер подталкивал его в спину, слабый морозец заставлял не останавливаться и уже через шесть часов Бран добрался до ущелья. Ровный гладкий путь звал дальше, манил оттолкнуться изо всех сил и заскользить быстро вниз. Но Бран остановился, передохнул, съел прихваченную с собой лепешку и кусок колбаски. Из мягкого чуть влажного снега Бран слепил снежок и запустил его на дорогу, как можно дальше. Когда снежок упал на землю, горы шевельнулись, и снежная лавина рухнула вниз. Ущелье было перегорожено. Бран вздохнул, порадовался, что под завалом оказался снежок, а не он, и развернулся. У него было еще шесть часов обратной дороги. Правая лыжа хрустнула. Бран снял лыжи, воткнул их у обочины и пошел пешком в Граст.
- А ты не унываешь, бард. Только все зря, ты сам знаешь. Скоро стемнеет, зимой так быстро темнеет, а ты устал, ведь ты так долго шел. Скоро мой ветер задует, заметет, и не увидишь ты дороги, - у обочины на сугробе сидела Вьюга. Белые волосы, парчовое платье, прозрачные глаза. - Спой мне бард, станцуй. Спой о моих злых ветрах, что спутают небо и землю, спой о морозе, что заберет твое тепло, спой о тяжелом снеге, что задавит тебя, когда ты упадешь на дороге.
- Спою, а от чего же не спеть напоследок, - и Бран запел. Запел о свободных ветрах, для которых нет преград, о ветрах, что несутся по свету, гоня перед собой снежные тучи. Пел Бран о морозе, что сковывает реки, и рисует чудные узоры на окнах. Пел о снеге, мягком теплом снеге, что ложится на землю, укрывает её, греет, спасает до весны.
- Эх, бард, ну и как мне теперь тебя заморозить, - вздохнула Вьюга, - садись в мои сани, так и быть, довезу.
Сани у Вьюги ледяные, звенящие, колючие. Кони Вьюги снежными гривами потряхивают, поземкой рассыпаются в нетерпении, хочется им скакать, мчаться, топтать небо настными копытами. Только и успел Бран запахнуться в свой серый плащ поплотнее, как подхватились сани, вздернулись вверх. За полчаса донесла его Вьюга до Граста, и вытряхнула заледеневшего из саней прямо у порога трактира.
Хороший плащ купил Бран, теплый. Спас его плащ, остался Бран жив, только один палец на ноге пришлось ему отрезать - отморозил. Хотя, о пальце Бран не тужил, грустил, что не быть ему теперь Браном Танцором.
Самое замечательное в плаще Брана, что он серый. Даже не серый, а такой, неприметный совсем. Плащ сливался с корой дуба, с побронзовевшей листвой и даже на фоне голубого осеннего неба Бран был не видим. Главное было сидеть тихо, крепко вцепившись в ветку, и тогда дракон не обратит на него внимание. Конечно, дракон был еще совсем маленький, всего-то с одноэтажный дом, по-младенчески толстолапый, но и по-младенчески неразумный. Он еще даже не умел перекидываться. Дракончик деловито топал по полянке, смешно путаясь в лапах, и с любопытством осматривал мир. Ему все-все было интересно: и упавшая листва, и красные шляпки грибов и маленькая белка, выскочившая прямо перед его носом. А когда интересного не было, дракончик поворачивался к деревьям и начинал грызть кору. Уже третий день у него менялись зубки, и от этого он стал раздражителен и очень кусуч. Хорошо, когда он кусал принесенные папой драконом обед, или свои игрушки, но когда Бран представлял, как малыш вцепится своими острыми зубками ему в ногу, ему хотелось забраться еще выше. А потом дракончик вздыхал, ложился, вытягивал лапки и начинал скулить: десны ныли, зубки чесались. Тогда Бран начал петь, петь старинную драконью колыбельную, в которой были чудесные ГРРРРРРР и нежные ХРРРЯП и завораживающие ШШШШМУСССС. Дракончик повертел головой, пытаясь найти певца, но песенка успокаивала, утешала, и скоро его веки потяжелели, опустились, дракончик уткнулся носиком в лапки и заснул.
Огромный дракон подхватил заснувшего малыша и унес в пещеру, а потом протянул Брану крыло, чтоб он спустился . Пока Бран разминал затекшие ноги, дракон перекинулся и вот около певца встал молодой мужчина.
- Большое вам спасибо, уважаемый певец, пойдемте, перекусим немного. Эх, еще день продержаться, а завтра жена прилетит, - угощал дракон Брана.
Ну что поделать, так не вовремя улетела жена у дракона в гости к своей маме. У малыша резались зубки, без колыбельной он не засыпал, а когда начинал петь папа, получалось не очень. Точнее получалось очень громко и очень страшно. Малыш плакал, звери из леса разбежались, вот и пришлось папе-дракону нанимать Брана петь песенки. А ничего, у них даже совсем неплохо получалось нянчить малыша. Дракон и Бран даже подружились. Через три дня, к вечеру прилетела мама дракончика , и не одна, а с бабушкой. Как ни уговаривал дракон Брана еще немного задержаться, песни попеть, тот оставаться не стал. Все же три взрослых дракона для одного человека многовато. Дракон щедро расплатился, а еще Бран в соседнее село зашел, там ему тоже заплатили, потому как селян тоже пугало пение дракона.
И все бы хорошо, но пока Бран пел драконью колыбельную он сорвал голос. И в его пении теперь навсегда поселились и чудесные ГРРРР и нежные ХРРРЯП и успокаивающие ШШШШМУСССС. Как ни странно, даже это слушателям нравилось, и меньше почитателей у Брана не стало, вот только Браном Соловьем ему теперь не быть.
Солнечный зайчик оттолкнулся от блестящего бока дрогнувшего медного кувшина и запрыгал по трактиру: по выскобленным столам, по накрахмаленным занавескам, по большим кружкам с шапками пивной пены. А потом остановился на лысине коряжистого гнома и успокоился. Да и гном не возражал, гному хорошо было. Ведь это так здорово: после долгой дороги умыться горячей водой, сесть за столик, вытянув усталые ноги, а потом съесть сытный обед. Свиные ребрышки с тушеной капустой, моченые яблоки с брусникой, пироги: с грибами, с рыбой, с печенью, с картошкой и мясом и с лесной ягодой. А потом взять большую кружку пива, нет, лучше три больших кружки темного пива, и неторопливо потягивая его, поговорить о жизни с хорошим собеседником. Племянник Жолвита был самым лучшим собеседником, которого только мог пожелать себе почтенный гном. Слушал внимательно, вопросы задавал толковые и со своим мнением к старшим не лез. И потому Жолвит стал рассказывать то, о чем никогда не вспоминал в мастерской или на семейных обедах - о своей бурной молодости.
- А знаешь, я ведь в молодости лихим рубакой был. Характер - огонь, кулак тяжелый, скучно мне стало под горой сидеть, и пошел я свет поглядеть. К наемникам прибился. Хорошая команда подобралась, дружная. Обозы нас нанимали охранять, в войне участвовали, даже один раз нас город нанимал в охрану. Вот Граст и нанял.
И только гном отхлебнул пива, разгладил усы и собрался продолжить рассказ, как его самым невежливым образом перебили. На середину обеденного зала вышел официант и ударил поварешкой о поднос, а когда дребезжащий звук затих, звонким голосом объявил:
- Уважаемые гости, почтенные посетители, не расходитесь, потому что сего дня, буквально через час, в нашей таверне, совершенно случайно, проездом, но вот так нам повезло, будет выступать сам... Серый Плащ.
И гости заохали, засуетились, тут же побежали мальчишки с записочками во все концы города, и народ стал собираться в "Пустом жбане". Не часто выступает Серый Плащ в Грасте, совсем нечасто.
Только гном, старый развеселившийся гном, вдруг поскучнел, подобрался и побурчал: "не может быть, нет, не может быть". Он бубнил, мрачнел, но с места не двигался и пиво не пил.
- Дядя, ты чего? Что случилось?
- Да, вот, вот есть же люди без стыда, без совести, - гном крякнул, махом выпил кружку пива, и вздохнул, - умер Бран Серый Плащ, я то знаю. Я сам видел. Это в те времена было, когда Граст регент вампирам отдал. Граст и все северные области отписал кровососам. Уж не знаю, о чем там этот пень трухлявый думал, когда договор подписывал, да только ясно, что никого в Грасте об этом не спросил. Мы мимо проходили отрядом, ну как проходили, три дня уже пили после последнего дела и обоз ждали, а тут такая новость. Все как услышали, прям офанарели. Гонец указ бургомистру всучил и ходу из города. Бургомистр приказ велел на площади зачитать, мол, готовьтесь господа горожане, отъедайтесь. К пятнице отряд кровососов подойдет - город принимать. Что было. Мужики матерятся, бабы плачут, дети орут. Ну поорали и расходится стали - плетью обуха не перешибешь, наверху умнее, и это, куда мы денемся- то. И тут на крылечко ратуши Бран вылез и спел. Эх, как он спел. Вроде бы ничего героического и не пел, а так, о доме, о детях, о семье. Вот только после его песни каждый вспомнил, что он - человек, ну или гном, тролль, эльф, а не скотина дойная. И король нужен чтобы управлять толково, а не торговать нами. И что каждый сам за свою судьбу в ответе. Словом пока бургомистр семью собирал, чтоб быстрее из города вывезти, горожане собрали совет, ратушу открыли, всю городскую казну нам предложили. Только наш кэп тоже приличия понимал. Взял столько, сколько положено, и не полушкой больше. Отряды ополченцев организовали, продуктов запасли, стены укрепили. А когда кровососы подошли мы их стрелами встретили.
- А Бран?
- И Бран остался. Сказал, что прозвище у него какое-то дурацкое - Серый Плащ, а ему хочется зваться Бран Рыцарь, ну или Бран Воин. Только на стены его и не пускали, в первое время, пока было кому воевать. Он нам пел по вечерам, да...
- Героическое?
- Да брось, кто после такого героическое слушать захочет? Веселое пел: про кума и куму, про купчиху и писаря, про любовь пастушков. Хриплым таким голосом: "ты моя розочка, я твой соловей". Смешно было, но трогало. А потом, когда уже в конце осады народу почти совсем не осталось, и Бран тогда стал на стены выходить. А что, не трусил, как все мечом махал. Стрелял хорошо. Он рядом со мной стоял, когда пиявки прорвались. Меня быстро кровосос по башке стукнул, а Бран сзади к нему подскочил и голову срубил. А потом развернулся опять и... неудачно так повернулся, поймал стрелу. Прямо в сердце. На меня упал.
- Может, выжил? Ты же не видел.
- После орочьей стрелы? Так не бывает. Хотя... Подождем, посмотрим.
И гном ждал, прихлебывал пиво и ждал. И подпрыгнул от неожиданности, когда хриплый голос завел: " Ты моя розочка, я твой соловей". Жолвит вскочил, подбежал к маленькой сцене и стал пристально всматриваться в певца в сером плаще. Всмотрелся и вздохнул:
- Не он.
- Не он? - к расстроенному гному протолкался племянник.
- Не он. Это Гирка, полуэльф у нас в отряде был, - гном потер руками лицо и сгорбившись потопал к выходу.
- Куда же ты, друг мой, - раздался совсем рядом знакомый низкий голос. Гном вздрогнул, остановился, повернулся к говорившему и... бросился на шею трактирщику.
- Бран, чертяка, живой, Бран!!
- Пойдем, пойдем на кухню, не будем людям мешать, - потащил гнома на кухню трактирщик, - Агата, родная, собери нам тут.
Миловидная женщина ловко собрала на стол, выставила пиво, но, удивительное дело, гном не притронулся к дармовому обеду. Вместо того чтобы сесть за стол он удивленно охал, теребил Брана и все повторял:
- Ну как же ты, но я же своими глазами видел.
- Да так вот, плащ я хороший очень купил когда-то. Обещал мне торговец, что и от каленой стрелы убережет, он и уберег. Пробила она его, конечно, долго петь я теперь не могу и по дорогам бродить силы нет, но выжил. Благодаря плащу выжил.
- А как же , там же Гирка поёт?
- Так я плащ Гирке отдал, хорошо Гирка поет, наверное, лучше чем я пел когда- то. Зачем трактирщику такой плащ, этот плащ для дорог, для приключений, пусть теперь он Гирку бережет.
- Что плащ? А имя? А имя не жалко? Ты же так долго его добивался?
- И звонкое имя трактирщику не нужно, трактирщику другое интересно, чтобы люди разные приходили, ели хорошо и денежку платили. Не хожу я по дороге, теперь дорога ко мне пришла в дом.
И старые друзья обнялись и выпили. За то, чтобы вещи служили долго, и за то, чтобы дружба не забывалась, и конечно за то, чтобы всегда бродил по дорогам и пел бард Серый Плащ
