Аннотация: Девушка в люстре мерзость ещё та, если вы не фанат попсы
Мама Люба Валидол лучше всех рассказывает истории - это знают все перевозчики, летающие за поясом астероидов. Когда в трактире "Русский лес" затишье, а такое здесь случается, если сорок восемь стандартных часов не ждут ни одного корабля, советую сманить маму Любу от синтезатора еды, с которым у неё и правда вечные хлопоты, и пригласить за ваш стол.
Конечно, вы заранее забронировали для своих пассажиров большой стол напротив панорамного экрана - да, по-семейному, да, такая у вас традиция. И вообще, сидеть за одним столом с капитаном, типа, респект. На самом деле, вы хотите незаметно контролировать вчерашних школяров, только-только сорвавшихся с родных орбит и охочих до сомнительных предложений. А всё для того, чтобы не получить перед стартом на свою шею рыдающего мальчишку с перебитыми кредитками и стёртыми дорожными чеками. И то сказать: кто из нас не был в дураках хоть раз в жизни? Есть такие? Ох, ты ж: бритоголовый метеоролог с Венеры выёживается, оказывается, он всегда дружил со своей твердокаменной головой. Эй, метеоролог, я кое-что знаю... впрочем, не про тебя речь, убогий. Лучше спросите маму Любу, почему к ней прилипла кличка Валидол. История щемящая, но из тех, которые стоит послушать.
Однажды я оплатил огонь в электрокамине на полную мощность и выключил волков, которые на двенадцатой минуте идут цепочкой по глубокому снегу через лес за матёрой волчицей, потому что в этот момент все отвлекутся и посмотрят в экран окна, а нам этого не надо. Усадил маму Любу рядом, придвинул ей первый бокальчик пенного, набор коктейльных соломинок-разновкусок и упаковку крохотных марсианских клубней (специально припас для таких случаев). Окинул взглядом своих пассажиров и попросил историю про девушку, одетую в люстру.
- Твои люди хоть знают, что такое люстра? - спросила мама Люба, потому что это было реально важно.
- Знают, не сомневайся. - Я повёл подбородком в ту сторону, где под потолком трактира висела на светодиодных шнурах и переливалась невероятно пафосная конструкция.
- С люстрой без девушки я их уже познакомил.
- Тогда слушайте, - не стала тянуть мама Люба, но сначала привычным жестом прогнала прочь от стола рекламных лошариков, жужжавших в уши румяного парнишки, впервые путешествующего к тётке на Сатурн.
- Лет тридцать назад довелось мне принять пассажирами взвод курсантов со старлеем во главе. Я была, сами понимаете, моложе, а старлей был интересный мужчина. Я была уже при медальке за спасение людей в космосе, а старлей без медали, но всё остальное было при нём и в полном порядке. Слово за слово, мы разговорились, хоть управляла я старым "Импульсом", а в "Импульсе" коррекция маршрута на оживлённой трассе съедает много времени. И вот на полпути к Юпитеру получаю сигнал SOS, и мой видео транслирует девушку. В люстре. По-другому и назвать не могу то, что обручами топорщилось вокруг её умасленного тельца, колыхалось гирляндами висюлек, искрилось и переливалось в подсветке и бросало цветные блики на лицо, на голые плечи и прочие голые части. Вам сейчас проще: вы мимо этой штуки четыре раза в сутки ходите туда-сюда, а я видела впервые и во всём гламурном блеске - глазам больно. Девушка сразу показалась странной, но какое это имеет значение, если человек в космосе просит о помощи?
Мой корабль читал её корабль. Вы, может и не задумывались, но корабль знает всё о себе и пассажирах и, если потрудиться сделать запрос, шустро поделится сведениями с другим братишкой-кораблём. И вот подтвердилось: да, есть неполадки. У девушки в люстре планировался тур по астероидам с заходом на Марс, но звезда сцены попросилась на первый попавшийся корабль, хотя мы были сильно ей не по пути.
И вот эта манерная гламурка заняла весь экран внешней связи своими брильянтовыми подвесками, и уже через полчаса высверлила мозг противным голосом. У меня даже левая рука стала вянуть, так неприятно. Дива не замолкала ни на минуту. Она верещала, она модно гнусавила, она манерничала, жеманничала... не перебивай, - отвлеклась мама Люба, чтобы сделать замечание самой младшей пассажирке моего рейса. - У старика Гугла спроси, что значит "жеманничала". Тебе такое практиковать не советую. Девчонка в люстре была звезда межпланетной величины, а у тебя, дай угадаю, восемь классов захолустья на лбу написаны, и носить на себе два пуда брыликов ты не способна, да. Так вот, о чём я? Ах, да, о диве ВалИде. Вокруг гребаной люстры Валиды кружились два дрона с видеокамерами и снимали её с разных сторон для блога. Гостья-то оказалась непростая, раскрученная. Певи-ица! За каждую минуту видеотрансляции ей платили столько, сколько не вкладывали в работу телескопа Хаббла пятого поколения. Вот.
Я так яростно маневрировала, пристраиваясь к кораблю Валиды, что старлей расстался с привычной вальяжной ленью, вскочил с кресла второго пилота и стоял у меня за спиной, умоляя доверить ему стыковку. Это мне-то говорить такое!..
Я запросила данные о размерах пассажирки, и расхохоталась, как распоследний грузчик, загрузивший распоследний контейнер в пятницу перед выходными. Накрашенное говорящее чучело в люстре не вписывалось в переходной шлюз.
"Негабарит, негабарит! Куда подальше пусть летит!" - напевала я, подхватив навязчивый попсовый мотивчик этой самой Валиды. Она уже и концертик успела дать моим пассажирам, и шестнадцатилетние курсанты от счастья поплыли так, что ещё немного - и с перегородок соскребать придётся. Они выли от восторга, они вихлялись под её песенки и чуть ли не целовали экран и, кажется, пытались облапать Валиду, не дожидаясь стыковки. Валида что-то лопотала про них, юнцов мокрогубых, и у тех форменные штанишки были полные счастья.
А потом ещё и старлей проехался по нервам. Признался:
- Эта гламурка нравится мне всё больше.
Он специально сказал, чтобы позлить меня.
- Чем? - удивилась я.
Чем может нравиться жертва высокого искусства косметологов, да к тому же, изрыгающая без перерыва всякие благоглупости?
Старлей развил свою куцую мысль:
- К нам на борт пожалует настоящая профи. Она займёт моих архангелов с концами, мне и делать ничего не придётся до самой посадки. К тому же, она сказала, люстра - это часть её, и (тут старлей принялся кривляться) "мы то ли не хотим, то ли не могём снять этот суперклёвый сценический наряд. Зашквар - просить нас об этом...". А через люстру ребята до неё не дотянутся, хе-хе.
Старлей откинулся в кресле второго пилота и захрюкал пошленько, хитро косясь на меня. Отсмеявшись, подытожил:
- Силиконовая попсушка придумала самый безопасный способ ходить почти что голышом перед пубертатными мужиками! Ой, не могу! Кхе-кхе...
Он даже закашлялся смехом. Правду говорят, что у меня взгляд бывает тяжёлый.
Я быстро свернула его веселье:
- Старлей, опомнись. Твоя блестящая профи не проходит в шлюз. Как перетаскивать будем? По частям? С чего начнём? Я предлагаю отвинтить сначала голову - всё равно пустая. Слышишь, что она несёт? Я передразнила Валиду: "Вы такие у-ди-вительные! Вы-вы-вы все - звёзды! Супергиганты!! И вы заслуживает узнать эту правду от меня, дивы Валиды!!!"
Эй, гигант среди гигантов, прими участие в проблеме: женщина нестандартной попсовой величины не влезает в дверь стандартного пассажирского судна.
Он беспечно отвечал:
- Не парься, подруга дней моих суровых, ребятишки уже придумали соорудить ей гофра-переход. Гы!
- Гофра-переход?! - я осеклась.
Гофра-переход безопасен только теоретически. На самом деле, любой пилот вам скажет, что лучше не соваться в гофру без скафандра. Это ж какими восторженными идиотами надо быть, чтобы предложить девушке, хоть и трижды мерзкой, как Валида, перелететь из корабля в корабль по гофра-переходу через грузовой отсек! Они бы её ещё в целлофан завернули, украсили бантом и вывели в вакуум!..
- Ок! Кто это придумал, тот и переведёт её по гофре! - припечатала я и пробурчала:
- Могла бы предложить перетащить вашу звезду, подцепив её люстру на трос, но у меня нет троса, достойного засветиться в её видеоблоге. Меня укомплектовали только пошлыми стандартными изделиями без блестюлек и золотых карабинчиков!
Последние слова я уже кричала в спину заторопившегося из рубки старлея, потому что он, наконец, понял, что теперь неприятности начались у него. Придётся рисковать кем-то из курсантов, или самому лезть за звездой в гофрированную кишку.
Вместе с Валидой, вблизи оказавшейся ещё более жалкой кривлякой, ко мне на борт прибыло её "оборудование для сцены" - две престранные самоходные штукенции, белые, глянцевые, каждая о десяти или больше суставах и с хоботками на верхнем конце. Штукенции въехали следом за хозяйкой, и было что-то птичье в их шествии, если, конечно, вы родились на Земле и понимаете, о чём я толкую.
Я возмутилась:
-Что это за штуки?! На вид они весят полтонны каждая, и зачем она их прихватила?
Мальчишка с пустыми глазами, ходивший за дивой в гофра-переход, прогудел молодым тенорком: "Ээээ...", - и сложил пальцы в сердечко. Я догадалась, что из него в будущем выйдет особо одарённый молодой офицер. Но случится это не скоро и может быть, не случится вообще. Другой восторженный юноша оказался толковее и объяснил:
- Это её френды. Значит, "друзья" на стародебильном ненашенском. Френды ей помогают петь: типа, и микрофоны и оркестр. А ещё подсветку обеспечивают и показывают сердце.
- Чьё сердце?
- Ничьё. На Валиде показывают сердце. Светят на неё лазером. Смотри, смотри - показывают! Ооо!
Валида запела. Живьём. В тесной для её люстры кают-компании. В трёх шагах от спасителей.
Дроны снимали и транслировали мгновения блистательной жизни дивы. Курсанты в очередной раз рвали в улыбке восхищённые глаза и губы. Мне тоже пришлось скалиться. Не хотелось прослыть букой перед всеми лётными экипажами в двадцати колониях Солнечной. На груди дивы сияло и пульсировало рубиновое сердце, спроецированное френдами. Изнутри штуковин нёсся хорошо обработанный электроникой вокал, и он был насколько сладкий, настолько и невыносимый. Блестящая кривляка дала, так сказать, приватный концерт.
Наши мальчишки, не помня себя, ловили экстаз вокруг люстры с девкой внутри. И подпевали, и выкладывали фигуры из тел прямо на переборке палубы по мановению руки Валиды.
Я поинтересовалась у старлея, будет ли нам выслан счёт за места в первом ряду? Или у неё ряды считаются по расстоянию до полнозубой напомаженной пасти? Тогда люстра между нами - серьёзный повод платить всего лишь за трансляцию.
Старлей ущипнул меня, потом себя. Сказал, как извинился, мол, реально ошибочка вышла: вблизи нежить, а не девка. Кожа посинела, ручки-ножки прозрачные, сама шатается от сквозняка, в общем, не первый сорт. Нет, не первый. Называет лучшими друзьями непонятные глянцевые коленца, качающие хоботами в такт песенкам. Где её поклонники? У настоящей звезды должен быть взвод крепких поклонников, танцующих строем вокруг неё, а не случайные половонедозрелые щелкунчики в кукольных погонах.
- Обрати внимание, эти её френды катят к нам и вертят хоботами, - насторожился старлей.
Я похлопала ладонью обтекающее покрытие суставчатого механизма, придвинувшегося ко мне вплотную. Предупредила:
- Эй, дружок, держись возле своей хозяйки, ты мне не нужен.
И почувствовала себя опрокинутой навзничь.
Рядом замер с открытым ртом растерявшийся старлей. Он не знал, что делать. Два френда дивы Валиды непостижимым образом зафиксировали меня по рукам-ногам прямо на консоли, которую выдвинули из своих корпусов, тыкались в грудную клетку, под которой опять болькнуло так, что я ойкнула. Катали по телу маленькие шарики и ещё невесть что со мной творили, но я к тому моменту уже отключилась. А когда пришла в себя, старлей, курсанты и бледная дива Валида окружили меня и требовали, чтобы я пела, и в голосах слышалась тревога. Я чертыхнулась и отказался петь - с какой стати? Они настаивали. А дива Валида, наверное, впервые в жизни пошевелила извилиной под роскошной причёской, и объяснила, что френды реагируют исключительно на пение.
- Пока вы поёте, они вас не тронут. Это мои кардиологи, специально созданные для сцены. Если клиент поёт, роботы откладывают медосмотр и операции.
- Они и операции делают?! - всполошилась я, начиная догадываться, для чего подверглась осмотру.
- "Суперкардиологи вас всегда спасут!" - манерно пропела дива, слегка картавя и заученно повертела плечами. Сорвала новую порцию аплодисментов от восхищённых курсантов и милостиво разулыбалась бледненьким анемичным ротиком на все стороны, позвякивая люстрой.
"А ведь у этих роботов астрономическая стоимость! - подумала я некстати. - Ох уж эта попса - им по карману любой медицинский эскорт!" И ещё подумала, что моё сердце недавно напомнило о себе тупой ноющей болью...
Я запела, подчинившись уговорам этой Валиды, сильно озаботившейся моим состоянием, - так сильно, что у неё под глазами из-под слоёв косметической штукатурки всё явственнее проступали синие круги. Из меня лилось пыльное ретро: "Сердце, тебе не хочется покоя. Сердце, как хорошо на свете жить...". Причём я вовсе не была уверена, что знала эту томную песню. Но потом всё сделалось неважным, потому что на самом деле не было никакого моего сольного пения. Суперкардиологи так и не отпустили мою тушку; ввели в медицинскую кому и прооперировали, не отвлекаясь. Тогда и появился у меня новёхонький митральный клапан.
Пару суток я приходила в себя. Корабль двигался на автомате. Мальчишки приходили проведать выздоравливающего пилота, но былого праздника на их лицах я не наблюдала. Конечно, я не дива Валида, - с чего бы им скалить зубы передо мной, блестеть глазами и отрабатывать все особые ужимки молодых самцов при виде объекта обожания?
А дива в люстре не показалась ни разу.
В конце концов я задумалась над этим фактом. В корабле, бликующем в сторону Юпитера на автопилоте, развлечений немного, могла бы и заглянуть... Не потому, что я жутко хотела её видеть, скорее наоборот, но всё-таки... Оба электронных эскулапа журавлями стояли у моего изголовья, а они - её имущество, как-никак. И дорогое имущество. Проведала хотя бы их, что ли...
Через три дня суперкардиологи ожили, ткнулись в меня своими сенсорами, и выдали разрешение на пилотирование корабля с кардиограммой в придачу. Кардиограмма мне досталась не одна; была ещё от предыдущего пациента - невостребованная, она заканчивалась бесконечно длинным ровным плато. Чьё-то сердце умерло, и глянцевые "френды" зафиксировали смерть. Я внимательно всмотрелась в дату: это был день, когда суперкардиологи занялись мной вплотную. На моём корабле кто-то умер, пока оперировали меня!
Я притащилась со своим прозрением в рубку, к старлею. Плюхнулась на сиденье и выразительно взглянула на него.
- Да. - Процедил он. - Валида умерла. Заперлась в кают-компании и до последней минуты транслировала в прямом эфире свою смерть. Все гонорары за этот видеосюжет завещала тебе.
Он выдохнул:
- Великий космос!.. - и закрыл лицо ладонями. Потом всё-таки успокоился и рассказал:
- Она наговорила миллион восторженных слов обо всех нас: о моих ребятах, о тебе, и даже обо мне. Но больше всего о тебе. Так и стоит в ушах:
"Живи, Любовь! Любовь, которая спасает всех! Удивительные мои, сейчас, в эту самую минуту, милому пилоту корабля, доброй, приветливой, нежной и решительной Любе нужна моя помощь! Я тороплюсь, я приняла решение прервать свой полёт к вам, дорогие поклонники!"
"Я узнала о тревожном состоянии Любы из показаний моего корабля, когда пролетала мимо. Наши корабли обменялись медицинскими данными об экипажах. Любе осталось жить максимум сутки, а она ещё не догадывается об этом. Я меняю свои планы, ведь мои не-ве-ро-ятные френды могут ей помочь!"
- У девчонки случился криз как раз когда её суперкардиологи разрезали тебя. Она выбрала терпеть и ждать, и умерла в музыке и блеске, с песней на губах. Я же говорил: она профессионал в своём деле... - старлей вздохнул и помотал головой, стряхивая печаль по нашей недолгой гостье.
Вот оно как было.
В те дни на всех планетах только и звенело: Валида-Валида-Валида. Писали и говорили про подвиг во имя незнакомой перевозчицы. Угар и чад, вот что такое эта девочка. У них в семье порок сердца передавался по женской линии, и она росла, зная, что когда-нибудь её бедное сердечко сдастся в самый неподходящий момент. Тогда она решила забыть о страхе за себя, жить ярко, так, чтобы всё не напрасно. И вот же, ей это удалось. А вы как считаете?
Мои пассажиры, оглушенные развязкой, согласно кивнули. Пареньки сидели с широко раскрытыми глазами. У женской половины дрожали губы от переживаний. Задумались даже повидавшие виды мужчины.
- Сколько ей было лет? - прошептала девчонка, у которой, по словам хозяйки трактира, "на лбу написано восемь классов захолустья".
- Семнадцать исполнилось, - охотно ответила хозяйка и подвела черту:
- Никому не советую судить о человеке по первому впечатлению.
Все помолчали.
Но девочка всё не могла успокоиться. Она призналась:
- Я живу на станции "Мир", это на орбите Земли. Однажды к нам прилетали артисты, и я разглядела у одного на смешной одежде с пухом и перьями эмблему сердце и буковку "В", совсем малюсенький значок. Наверное, в память о Валиде?
- В память о ней, детка, - эхом повторила мама Люба. - Это значит, артист кому-то очень помог, изменил человеку жизнь. Но выставлять напоказ этот значок не принято, поэтому он крохотный. И правильно.
Мама Люба вздохнула и подняла глаза к "люстре" - хрустальному наряду юной Валиды. Он, подвешенный на светодиодных шнурах, слегка повернулся, и я вдруг увидел, что светодиоды завязаны в середине на узел в форме сердца.
По тысяче сверкающих подвесок наряда пробежал цветной всполох, налился алым сиянием в узле, и потом - три световые вспышки, словно ожило и забилось сердце мужественной Валиды.
"Ах!" - выдохнули все за столом, так неожиданно это произошло.
Я шепнул маме Любе:
- Как у тебя всё продумано...
Она даже оскорбилась.
- О, нет, капитан. Мне до такого ни за что не додуматься. Всегда, когда я рассказываю эту историю, её хрустальный наряд отзывается сиянием. Где-то живёт звёздочка Валида. Она знает, что я не забыла её. Ей понравилась моя идея купить трактир при дороге с Юпитера на Марс, я это чувствовала. И название "Русский лес" я выбирала, советуясь с ней. И камин... Ей было бы тепло, ведь она такая хрупкая. И даже волчицу, пробивающую в глубоком снегу тропу для своей стаи на двенадцатой минуте - всё собирала здесь, чтобы ей под стать.
Мама Люба поднялась из-за стола.
- А валидол? - крикнул юнец из пассажиров. - Почему вас прозвали мама Люба Валидол?
- А, - махнула рукой хозяйка самого уютного трактира за поясом астероидов. - Я им позволила. Всё равно переврут всё что ни услышат. Говорят, после моих рассказов сердце сначала сжимает грусть, а потом незаметно становится легче, легче, и совсем хорошо, по-человечески тепло. Или это ты, капитан, перегрел мой камин?