Он проснулся за секунду до крика и долгих несколько мгновений лежал. Лежал, глядя верх - спеленутый темнотой, истекающий потом, скованный ужасом немолодой человек. Потом темнота содрогнулась, приподняла голову и пребольно ударив локтем по ребрам, крикнула:
- Вставай!
- Встаю, матушка, встаю, - забормотал он лёжа согласно не двигаясь.
Он всё заранее знал.
За дверью панически заметались шаги.
Неподобающе громко застучали в дверь:
- Батюшка... Батюшка, опять... Проснитесь...
Кто пустил слух, будто на базаре можно найти нужный товар? Господи, вечно попадается какая-то безвкусица. Но придётся идти на рынок. Сегодня ему суждено там встретить безвкусного Балду. Ночью во сне пришло знание: от сегодняшнего дня Бог дает ему год жизни. "Грехи наши тяжкие". Батька спустил морщинистые ступни на тёплые кленовые доски пола. Поднялся на ноги - вроде сегодня подагра не злобствует в коленях - подошел к иконе, освещаемой слабым, как будто больным, огоньком лампадки. Рука с обручальным золотым кольцом на заскорузлом безымянном пальце свершила привычное движение: "Спаси и помилуй".
Балду на рынке нашёл легко. Так же бестяготно и сговорились. На ближайший год матушка освобождена от забот по кухне, служанке можно дать долгожданный отпуск, и не тратиться на приглашения "мужа на час".
Быстро пролетело девять месяцев. В щель приоткрывшейся двери проник желтый свет - нервный, пляшущий, как на пожаре скоморох. Он прижмурил глаза - тусклый отблеск показался ему ослепительным.
В первое время, семижды по двадцать восемь дней назад, он отдавал приказы Балде хрипло, отчаянно и зло. Тот выполнял всё без напряга, скользко и в лоб. Расчесать ли гриву гнедому, сварить ли кашку попёнку, облупить ли яичко. Тлелась надежда, опостылет Балде трескать полбу, скажет Балда, что злые они и уйдет от них в пампасы, на вольные хлеба. Но нет: жрёт Балда полбу как не в себя, нахваливает.
Сосредоточенный и хмурый, на прощание решил поп открыться попадье. Ни на что особо не надеясь - срок уже близенько. Догадливый ум бабий дал команду, в ее глазах с тихими щелчками замельтешили цифры и тайные знаки, а когда в правом загорелась О, а в левом 0 - бабайка выдала: "Поставь ему задачу обеспечить каждую семью квартирой к 2000-му году. Мавр сделает свое дело, в 2000-м мавр уйдёт".
Сделав пророчество, матушка отошла в монастырь, где подвязалась под именем Кассандра. А поп задумал неладное.
Вызвал он Балду и говорит: "Задолжали мне эти черти-немцы дань за 12 лет. Пора взыскать. Иди и взыщи. Не взыщешь - не взыщи".
И пошел Балда на берег моря. И принялся конец в море мочить.
Вот из моря вылез старый Бес: "Зачем ты. Балда, к нам залез?" - "Да вот веревкой хочу море морщить, Да вас, проклятое племя, корчить".
С суеверным ужасом вглядываясь в бесстрастное лицо Балды чудовище морское, рода змеиного.
- Про дань не слыхали мы сроду!, - и состроил черт честную морду. - Но оплатим сполна, если ты до утра обежишь вкруг моря-океана".
Засмеялся Балда, и полез он в карман, из кармана щегла он достал.
- Обгони вот его, младшего маво, - И подкинул в небо его.
Щегол полетел - бес за ним усвистел, прибежал сказал: - Обогнал.
А Балда вновь в карман, и щегла вновь достал: "Он давно у меня отдыхал!"
И продолжил:
"Теперь моя очередь условия ставить. Вот кобыла, кто дальше ее снесёт с жара, с пылу, тому победа и прибыла".
Дорога была тяжела, дорога была разбита копытами и колесами, дорога была изуродована. И по этой то дороге шаг за шагом двигался бес. С каждым шагом дорога давалась тяжелей. А вот он таки споткнулся об очередную колдовыбоину, и рухнул, придавленный охреневшим от ситуации животным.
- Смотри , как надо, козел! - крикнул Балда. - Показываю правильную технологию! Зажимаешь кобылу между ног, на этакий вот манер, и перемещаешься вместе с ней на заданное расстояние.
Кобыла облегченно выдохнула: всё ж привыкла когда кто-то на ней, а не она на ком-то, и потрусила по разбитной, как было сказано выше, дороге.
"Ну-ну, - сказал Балда бесу. - Рыдать не пристало. Деньги давай".
Потом он на время лишился чувств - но не упал, просто превратился в камень.
Потом покачнулся, вырвал факел из чьей-то неверной руки и, оборвав расшитый бисером полог, шагнул в душную, душистую, густую от благовоний темноту.
x x x
Долго ли, коротко ли, но расплаты срок подошел.
Балда молчал и смотрел, как поп плачет. Зов его плоти, пусть не осознаваемый им самим, способен был оглушить, лишить разума, убить...
Убил. В три щелбана. Погребальный костер поднялся до неба; Балда под страхом стали запретил кому-либо входить в шатер. И выставил у входа стражу. Се ля ви, чё...