"Лебенсборн" (Источник жизни) - общественно-государственная организация в Германии, официальной целью которой являлась адаптация матерей-одиночек и их детей к полноценной жизни. Создана в 1935 году по прямому указанию рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Филиалы организации, дома матери и ребёнка действовали почти во всех крупных городах Третьего рейха. Однако косвенные данные позволяют предположить, что под этой вывеской скрывалось глубоко законспирированное сообщество учёных, производивших тайные эксперименты евгенического характера. Практическое получение "идеального арийца" - вот что было их главной задачей. На каком-то этапе к деятельности "Лебенсборна" присоединился институт "Аненэрбе" (Наследие предков), также курировавшийся Гиммлером. Результатом этого альянса явилась программа "Зигфрид", о которой до сих пор известно мало что достоверного...

* * *

- Прошу вас, рейхсфюрер, вот сюда. По этой дорожке.

Профессор Генкель пропустил Гиммлера вперёд и тщательно запер за собой калитку.

Гиммлер неторопливо шагал по тропинке, выложенной коричневыми плитками, и с любопытством озирался. Нужно сказать, что вокруг богоугодных заведений "Лебенсборна" ходили самые разнообразные и не всегда приличные слухи. Говорили, что это чуть ли не специализированный бордель, где на высшем научном уровне члены СС совокупляются с чистокровными, но сексуально-рассеянными арийками. В отдалении на скамеечке сидели несколько белокурых Гретхен и сосредоточенно кормили грудью младенцев. Всё было очень пристойно. Врут злые языки.

Прелестное местечко. Сюда, в берлинский пригород Панков, ещё не докатилась русская лавина, бомбёжки тоже обошли стороной, и поэтому всё здесь напоминало довоенные времена. Надолго ли? Гиммлер как никто знал, насколько обманчиво это внешнее благополучие, ибо с востока неотвратимо надвигалось страшное и гибельное... Он отогнал от себя неприятные мысли и стал слушать профессора.

- ...с помощью нескольких хирургических операций. Но потом и в этом отпала надобность, ибо после завоевания Франции мы получили аппаратуру знаменитого доктора Лерна. Теперь сознание можно было переносить в любое тело дистанционно.

- Лерн? Что-то вертится в памяти. Он немец?

- Собственно говоря, он француз, но интеллект - чисто германский. Там очень долгая и запутанная история. Так вот, результаты - феноменальные! Без всякого преувеличения. Впрочем, вы сейчас убедитесь в этом собственными глазами. Замечу только, что эта новая раса, которую я называю хох-арийцы, или высшие арийцы, способна буквально перевернуть мир. История человечества пойдёт новым и прекрасным путём...

Пока профессор скрипучим голосом превозносил значимость своего открытия, спутники вошли в ничем не примечательную постройку типа хозяйственной. Лопаты, грабли, тяпки и тому подобное. Однако профессор на них даже не взглянул, а нашарил неприметную кнопку. В стене раскрылись двери.

- Пожалуйте в лифт. Нам нужно спуститься на два уровня.

Когда они вышли из лифта, в нос Гиммлеру шибанул отвратительный запах не то химической лаборатории, не то птичника. К тому же здесь царил холод собачий. Как в холодильнике.

- Секундочку, - профессор достал из шкафчика два полушубка. - Вот, прошу вас, наденьте. Не удивляйтесь, здесь поддерживается определённый температурный режим. Дело в том, что первый отряд хох-арийцев мы намерены отправить в Антарктиду, на секретную базу Новая Швабия. Там они со всей энергией приступят к выполнению основной программы.

Он подошёл к металлической двери, посреди которой торчал маховик, раскрутил его и прерывающимся от волнения голосом произнёс:

- Вот будущее Германии! Высшие арийцы!

И распахнул дверь. Гиммлер шагнул через комингс и остолбенел, поражённый открывшимся зрелищем.

- Чтоб я сдох! - непроизвольно вырвалось у него.

* * *

АЛЕКС - ЮСТАСУ. Получены данные, что в берлинском пригороде Панков, в одном из приютов "Лебенсборна" начал осуществляться секретный проект СС "Зигфрид". Поскольку данный проект несёт прямую угрозу для СССР, вам предлагается во что бы то ни стало помешать его успешной реализации. Разрешается использовать любые средства. Ввиду важности и срочности задания к вам направляется новая радистка (оперативный псевдоним "Шайба"). По легенде она ваша племянница, бежит от наступления русских. Встречайте её на Лертском вокзале в ближайшую среду в 10 часов 15 минут.

* * *

Ровно в 10 часов Штирлиц уже стоял на платформе прибытия, рассеянно наблюдая толпы беженцев, которые в последние несколько недель буквально наводнили Берлин. И немудрено. Русские наступали, и пропаганда Геббельса расстаралась на всю катушку: женщинам была обещана жестокая форма изнасилования под названием "казачья карусель", а мужчинам - опять-таки изнасилование, но в более изощрённой форме, так называемый "фашистский крест". Ну что ж, немцы сами виноваты, философически размышлял Штирлиц. Пойдя на поводу у Гитлера и его клики, эти люди тем самым определили свою судьбу.

К платформе подошёл поезд и выпустил новую тучу пассажиров. Штирлиц сосредоточился и стал выискивать глазами обещанную радистку. Почему-то она представлялась ему худенькой и бледной девушкой в очках, этакой неприметной серенькой мышкой, не способной возбудить ни малейшего подозрения. Как ни крути, а это - главный капитал любого разведчика-нелегала.

Неожиданно его внимание отвлекла громкая перебранка, происходившая где-то в хвосте состава.

- Да за пятьдесят пфеннингов я тебя вместе с тележкой сама отнесу куда подальше! - орал пронзительный женский голос. - Вымогатель! Как цену накручивает! Крутила! Я тебе, сукину сыну, покажу "казачью карусель"!

Наконец показалась сама обладательница пронзительного голоса. Штирлиц поразился. Это была двухметрового роста девица с роскошными, но разлохмаченными с дороги волосами цвета червонного золота. Из потёртого жакета выпирали наружу налитые груди, тесная юбка соблазнительно липла к бёдрам. Рядом с ней семенил ошалевший носильщик, толкая перед собой тележку с огромным фанерным чемоданом, а чуть сзади тащились, как привязанные, два прыщавых юнца из гитлерюгенда. Рты у них были полуоткрыты, глаза прикованы к мощной фигуре скандалистки, в них читалось вожделение.

Продолжая кричать про крутил, жучил и карусели, девица вдруг перехватила взгляд Штрилица и словно бы споткнулась. Несколько мгновений она беззвучно шевелила губами, затем сорвалась с места и бульдозером ринулась вперёд, бесцеремонно расталкивая встречных-поперечных. При этом она трубила на весь вокзал голосом пароходной сирены:

- Дядечка Максик! Вот она я! Приехала!

Словно морской шквал налетел на Штрилица, поднял в воздух и закружил с невероятной скоростью. Ноги его свободно болтались над асфальтом, а нос упирался в роскошную грудь "племянницы". Штирлиц только покряхтывал и думал: "Действительно, шайба". Наконец она отпустила его, предварительно шепнув на ухо:

- Меня зовут Лизхен Шнапс. Дочь вашего покойного двоюродного брата.

Штирлиц осторожно ощупал собственные рёбра на предмет сохранности, глубоко вздохнул и молвил, улыбаясь по возможности сердечно:

- Ну, наконец-то, роднуля.

Он привёз её в конспиративный особняк на берегу озера, здраво рассудив, что сейчас это самое безопасное место для проживания. Он и сам частенько ночевал здесь, спасаясь от периодических бомбёжек.

- Как же тебя зовут на самом деле, дитя моё, - спросил он, одновременно наблюдая, как она распаковывает свой чудовищный чемодан. - Не бойся, прослушки здесь нет. Люди из ведомства Шелленберга каждую неделю проверяют дом от подвала до чердака. Так что мы с тобой можем спокойно говорить по-русски. Признаться, мне уже изрядно осточертело это немецкое хрюканье и карканье. Я так соскучился по русской речи.

- Меня зовут Лиза, - ответила она, улыбнувшись.

- Бедная Лиза, - сострил Штирлиц, но тут же понял, что напрасно это сделал.

- Ничего не бедная, Максим Максимович, - рассердилась она, - у нас в СССР, если хотите знать, вообще бедных нет и с нищетой давно покончено!

- Да-да, конечно, - пробормотал Штирлиц и, чтобы сменить тему, прибавил: - Слушай, Лиза, не называй ты меня Максимом Максимовичем. И вообще, давай перейдём на "ты". Всё ж таки родственники.

Лиза глубоко задумалась, потом решительно тряхнула головой;

- Нет, Максим Максимович. Вы меня, конечно, можете звать на "ты", но я настолько вас уважаю и настолько вами восхищаюсь, что самое большое могу себе позволить - называть вас "дядя Макс". Если бы вы знали, какие легенды ходят про ваши приключения в нашей специальной разведшколе!

- В самом деле? - удивился Штирлиц. - А что у вас за школа такая? И какие именно легенды?

Лиза смущённо хихикнула.

- Да разные. Вот например... Штирлицу пришла из Москвы шифровка с текстом: "Штирлиц, вы осёл". Он рассеянно бросил бумажку в камин и устало улыбнулся. Теперь он знал, что ему присвоен орден Героя Советского Союза... Ну и другие ещё. А школа наша называется "Краснознамённая ордена Ленина гвардейская академическая разведывательно-диверсионная спецшкола No1 имени товарища Берия".

- Ишь ты, - покрутил головой Штирлиц, - лихо.

- Ещё бы не лихо! Я там чуть не окочурилась! Вспоминать страшно! Тренировочный минимум - 15 километров бегом с полной десантной выкладкой. Да вдобавок инструктор на плечах, а он, зараза, жирный, как боров. Или волки. Выбрали пять девушек, никакого оружия, одни голые руки, а они выпустили против нас двадцать оголодавших и озверевших волков. Представляете? Насилу передавили сволочей.

Тут она прервалась и достала из чемодана продолговатый свёрток.

- А это, дядя Макс, специально для вас гостинец из центра.

И рассказала удивительную историю.

Советская контрразведка давно засекла факт повышенного внимания германских спецслужб к Тибету. Экспедиция Шефера и всё такое прочее. Дело тут нечисто, решило начальство, и тайно послало в Гималаи собственную экспедицию. Ну, покрутились они там пару недель, ничего не обнаружили, и так бы ни с чем и повернули оглобли, если бы не счастливая случайность. Оказалось, что один из высокопоставленных тибетских лам является тайным коммунистом и готов оказать посланникам из СССР всемерную помощь и поддержку. Он-то и поведал разведчикам, что в погребах дворца Потала, расположенного в столице, хранится величайшая святыня Тибета - божественная сома. Напиток богов и святых, дающий всем, кто его испробует, невиданные внутренние силы и возможности. Этот состав был получен тибетскими монахами в результате бесчисленных экспериментов, которые они аккуратно и упорно проводили много лет подряд, наподобие европейских алхимиков. И он, этот лама-коммунист, обязуется выкрасть для советских товарищей какое-то количество драгоценной жидкости, чего бы ему это ни стоило.

Сказано - сделано. Вручая главе экспедиции доверху наполненный глиняный кувшин, лама признался, что до самой сомы он так и не добрался, а это - всего лишь побочный результат многолетних исследовательских усилий монахов. Но даже и этот побочный продукт обладает поистине волшебной способностью. Тот, кто выпьет хотя бы рюмку, полностью утрачивает способность критически осмысливать реальность и пребывает в течение суток как бы в эйфории, причём душа и разум его настолько ослабевают, что готовы подчиниться воле совершенно постороннего человека, выполнять все его указания, отвечать правду на любые заданные вопросы.

- Сыворотка правды, - пробормотал Штирлиц, - архиполезная вещица.

- Нет, дядя Макс, не сыворотка, а именно сома, божественный напиток, - строго сказала Лиза. - Впрочем, он давно известен и у нас, в России, под очень похожим названием.

С этими словами она извлекла из свёртка пузатую бутылку, на которой была наклеена выполненная типографским способом этикетка с надписью на латинице: Somagonka

Потом Лиза ушла в ванную, чтобы привести себя в порядок после дороги, а Штирлиц поуютнее устроился в кресле, закурил свои любимые "Каро" и стал размышлять. Странная у них там школа для разведчиков. Волки, инструкторы... Видимо, грядёт новая формация нелегальных работников. Не то что мы, старички. Как там у поэта: здравствуй племя молодое, незнакомое. И ведь неизвестно, чему ещё они там её научили. Он поймал себя на том, что свою страну он называет "там" и "у них". Совсем одичал. Но это всё чепуха. Мелочи. Главное же состоит в следующем. Позавчера он нанёс рекогносцировочный визит в заведение "Лебенсборна", что в Панкове. Ничего подозрительного. Молодые мамы со своими детками, никаких Зигфридов. Как бы между прочим он сообщил директору, что скоро к нему прибудет племянница, так вот не смог бы он, директор, подыскать для неё работу в своём учреждении. Хотя бы на первое время. Директор явно обрадовался, сказал, что с удовольствием примет её на должность нянечки. На том и порешили.

Вернулась Лиза, и Штирлиц коротко сообщил ей о месте будущей работы. Главная задача - выяснить, где там расположен секретный центр.

Лиза послушно кивала. До чего же милая девушка. Ясноглазая, розовая после купанья, с трогательно вздёрнутым носиком. Прижать бы её к надёжной мужской груди. Точнее, учитывая её рост и комплекцию, прижаться бы. Эх, товарищ Исаев, или Владимиров, или Штирлиц, она же тебе в дочки годится. Ну и что, тут же возразил он сам себе, мало ли кто кому годится. Я буду с ней нежен и предупредителен, как всякий опытный мужчина. Не обижу...

И Лиза, словно бы прочтя его мысли, пересела на тахту, подобрала под себя ноги и сказала, поглядывая на него сквозь полуопущенные ресницы.

- У меня осталось последнее поручение к вам, дядя Макс.

- В чём же оно заключается?

- Дело в том, что перед отправкой за линию фронта я виделась с вашей женой.

Сердце, казалось, остановилось у Штирлица в груди. Он вспомнил их последнее безмолвное свидание в каком-то швейцарском кафе, как играла музыка, как они глядели друг на друга и ничего не могли сказать.

- Господи, Сашенька... Радость моя... Ну как она там?

- Да всё нормально, рассказала, как провела год в эвакуации, как трудно было поначалу, а потом ничего, привыкла.

Штрилиц жадно слушал, старясь не пропустить ни слова.

- А поручение состоит вот в чём. Это может быть очень самонадеянно с моей стороны, но... Одним словом, она прекрасно понимает, что ваше вынужденное одиночество, разлука с законной женой может плохо отразиться на чисто физическом состоянии всего организма, а ведь вам предстоит выполнять важнейшие поручения партии и правительства... А ведь я девушка хорошая, умелая. К тому же холостая, так что с этой стороны всё по-честному... Она сказала, что если вы захотите получить от неё привет таким вот приятным образом, то она нисколько не против, и даже наоборот - будет только рада...

Лиза как бы невзначай отпахнула полу купального халата и обнажила стройные ножки. Штирлица словно пыльным мешком шарахнули по голове. Отвалив челюсть, он сидел как истукан, хотел было что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни звука.

А Лиза между тем продолжала вкрадчиво мурлыкать:

- Она мне поведала о всех ваших любовных предпочтениях, так что я постараюсь не ударить в грязь лицом. Например, она рассказала, что вы обожали шалить в постели и частенько надевали себе на шею сиденье от унитаза, а потом устраивали...

Тут, по счастью, к Штирлицу наконец вернулся дар речи.

- Молчать, скверная девчонка! - рявкнул он, вскочил из кресла и забегал по комнате. - Надо же, до чего докатилась! Позор! Как тебе только не стыдно такое говорить, ты же ведь комсомолка!

Лиза глядела на него обиженными глазами и пыталась оправдаться:

- Вот именно, что комсомолка. И каждое комсомольское и вообще товарищеское поручение для меня большая честь.

- Ах, вот что ты называешь честью? Очень миленько, - Штирлиц попытался демонически расхохотаться, но голос сорвался, и он только просипел. - Нет уж, голубушка, это называется по-другому. Это называется распутство!

Прекрасные голубые глаза Лизы моментально наполнились слезами. В два ручья они хлынули на розовые бархатные щёки.

- Я не распу-у-у... Это не че-е-стно... - захлёбываясь и давясь, пыталась выговорить она. - Я ж от чистого се-е-е...

Возмущённый до крайней степени Штрилиц, не давая себе остынуть, прожёг её огненным взглядом и вышел вон, с наслаждением ахнув дверью.

Он долго ворочался на узком диване, снова и снова прокручивая в уме случившийся инцидент. Возмущение постепенно улеглось и на смену ему пришло нечто вроде раскаяния. Старый дурак, обидел девчонку. В первый же день. А ведь мне с ней работать и работать. Как она там? Он прислушался. Было тихо, и только два раза за стеной тихонько всхлипнули. Или почудилось?

Не в силах вынести состояния неопределённости, он спустил ноги на пол и, поджимая пальцы от холодного паркета, бесшумно проследовал в гостиную. Там было темно, только неопределённым белым пятном маячили свежие простыни на тахте.

- Лиза, - тихонько позвал он.

Она тут же отозвалась:

- Идите сюда, дядечка Максик. Мне так холодно и страшно.

Штрлиц присел на краешек тахты, и тут же горячие руки обхватили его за шею.

- Я всё понимаю, - зашептала Лиза, - но умоляю, не надо себя без толку мучить. Я же знаю, как вам трудно одному здесь, в самом логове врага. Всё, чего я желаю, это просто доставить вам радость и удовольствие, больше ничего. Вон, поглядите справа от двери, что я приготовила.

Глаза Штирлица уже привыкли к полутьме, он обернулся и различил возле двери аккуратно прислонённое к стене сиденье от унитаза.

* * *

Прошло три дня. Лиза благополучно устроилась нянечкой, но конкретные результаты от этого были пока довольно скудными. Она выяснила, что одна из хозяйственных построек, этакая неказистая с виду избушка, расположенная позади главного корпуса, является как бы центром тщательно скрываемой от посторонних глаз деятельности. Люди заходят туда, пребывают там несколько часов подряд, затем выходят. И это при том, что внутри только голые стены да куча разнообразных садовых инструментов. Больше ничего. Чем там можно заниматься несколько часов? Неоднократно она слышала, как из этой постройки доносятся звуки не то флейты, не то дудочки. Когда же она, будто бы по рассеянности, входила туда, внутри никого не оказывалось.

Чаще прочих на глаза ей попадался унылого вида тощий старикашка лет семидесяти. Она скрытно сделала его фото.

- Профессор Генкель, - едва взглянув на фотографию, сразу же определили Штирлиц. - Он частенько ужинает в моём любимом кабачке "Старый Готлиб". В прошлом известный врач, специалист по нейрофизиологии мозга. Сейчас подвизается у Гиммлера в одном из подразделений "Аненэрбе". Занимается проблемой улучшения германской расы. Хм-м, любопытно. По всей видимости, это именно то, что мы ищем. Завтра же, Лиза, бросай всё и плотнее бери под контроль эту избушку. А меня вызывает к себе Мюллер, клоп белобрысый. Видно, придумал очередную пакость, попьёт из меня кровушки.

- А кто это такой? - полюбопытствовала Лиза.

- Не знаешь Мюллера? - удивился Штирлиц. - Чему вас только учат в этих новейших спецшколах. А про гестапо, надеюсь, ты что-нибудь слышала? Или про Бормана?

- Борман, Борман... А, знаю! Ну точно! Это какой-то полоумный изобретатель-садист, враг человечества. Его хлебом не корми, дай умучить живую душу. У нас в школе в медкабинете стояла страшная бормашина. Видно, это он её изобрёл, подлец.

Штирлиц не стал её разубеждать.

От Мюллера Штирлиц вернулся озабоченный, насилу дождался Лизу и сообщил новость:

- Милая девочка, через три дня я отправляюсь в незапланированную командировку, поэтому ты останешься одна. Нужно срочно форсировать дело по "Зигфриду". Может быть, за оставшиеся дни я успею что-либо предпринять.

- А я уже форсировала, - безмятежно откликнулась Лиза.

В ответ на его испытующий взгляд, она рассказала следующее.

Ещё в первые дни работы в приюте она обратила внимание на хромого нескладного паренька, периодически посещавшего таинственную избушку. Познакомились. Оказалось, что его зовут Вилли, что он воевал на Восточном фронте, был ранен, признан негодным к строевой службе и теперь вот мыкался в "Лебенсборне". А до войны Вилли учился в Университете на биологическом факультете по специальности орнитология.

Лиза несколько раз пыталась выведать у него, чем конкретно он занимается, но попытки эти не возымели успеха. Вилли всякий раз замыкался, становился скуп на слова, отводил глаза. Единственно ей удалось узнать, что это именно он играет на дудочке. "Зачем?" - удивилась Лиза. "Надо", - уклончиво ответил тот и снова отвёл глаза.

А на сегодняшний вечер у них запланировано первое свидание. И уж кто-кто, а Лиза знает, как в таких случаях вести себя самым рациональным образом.

- Он у меня будет во где, - торжествующе сказала она и продемонстрировала Штирлицу свой увесистый кулак.

- Ну-ну, попробуй, - скептически сказал Штирлиц, - поглядим, что из этого выйдет.

А вышло вот что.

Они пропадали где-то целый вечер, Штирлиц даже стал подрёмывать, а уже глубоко за полночь оба завалились в его уютный домик, причём изрядно подвыпившие. Лиза улучила момент и шепнула ему в приоткрытую дверь, чтобы он сидел у себя тихо, никуда не высовывался и не ломал оперативную игру. Ему это дико не понравилось, но деваться было некуда и пришлось согласиться.

Он приник ухом к тонкой перегородке, вслушиваясь в разнообразные звуки, раздававшиеся из соседней комнаты, и стараясь понять, что там происходит.

Сначала они просто шутили и хохотали, причём смех Лизы показался ему на редкость развратным. Затем заскрипела потревоженная тахта, голоса понизились и перешли в шёпот. А затем за перегородкой началось некое ритмичное движение, сопровождаемое беспорядочными возгласами Вилли "Яволь! Яволь!" и страстными призывами Лизы "Жги, касатик!". Как видно, женщины кричат на родном языке не только во время родов, машинально отметил про себя Штирлиц. Неожиданно он ощутил укол ревности. Надо же, никогда он не подозревал в себе такой эмоциональной расхлябанности. Он давно привык считать себя хладнокровным, точно выверенным механизмом для выкачивания нужной информации. И вот пожалуйста... Тут Лиза взвизгнула совсем уж по-ведьмински: "Й-й-е-х". Штирлиц даже плюнул в сердцах. Так вот чему их там учат в спецшколах! Как была шайбой, так шайбой и останется, в сильнейшем раздражении подумал он и отвернулся от стенки.

Под утро, выпроводив разбитого от усталости Вилли, Лиза юркнула к нему в комнату.

- Ну и как прошла оперативная игра? - желчно осведомился Штирлиц.

Она посмотрела на него ангельски ясным взором.

- Лучше не придумаешь. Я узнала всё, что требовалось. Ну, или почти всё.

Да, Вилли действительно принимал участие в проекте "Зигфрид". Они там у себя в подземном бункере искусственно создают и выращивают какую-то новую породу истинных арийцев. Что это значит, Вилли толком объяснить не сумел. "Зверюги, клянусь честью, дьявольские зверюги! И глаза красным светятся", - бормотал он заплетающимся языком. Эти новые арийцы, как оказалось, плохо понимают человеческую речь, поэтому его шеф, профессор Генкель, разработал целую систему акустических сигналов, способную содействовать плодотворному общению. Для этого, кстати говоря, Вилли выучился играть на дудочке, потому что лучше всего они воспринимают различные мелодии. Каждая мелодия означает отдельное понятие. Например, "Половецкие пляски" вызывают у высших арийцев расслабленное и умиротворённое состояние духа, а "Полёт валькирий, наоборот, агрессию и жажду крови.

Проникнуть в бункер можно на лифте, там есть специальная кнопка, а вот открыть герметичную дверь лаборатории, где содержатся подопытные, нельзя без специального кода. И код этот известен только профессору Генкелю.

- Ну что ж, - раздумчиво сказал Штирлиц, - сегодня вечером самое подходящее время, чтобы нанести визит к "Старому Готлибу". Да, кстати, куда ты спрятала бутылку с волшебной сомой?

Оставив свой "хорьх" на пустынной улочке, в двух кварталах от кабачка, Штирлиц предупредил Лизу, чтобы дожидалась его возвращения и никуда не выходила из машины.

Он увидел профессора Генкеля сразу же, как только переступил порог. Тот сидел за столиком, расположенным возле окна, уныло поедал сосиски с капустой и поглядывал на вечереющий Берлин.

Штирлиц решил сразу же брать быка за рога. Он оправил свою парадную форму, которую специально надел для солидности - нарукавный шеврон, дубовые листья, другие причиндалы. На ремень нацепил кобуру и кинжал с темляком.

- Здравствуйте, профессор, - благожелательно произнёс он, приблизившись к столику. - Не позволите ли мне разделить с вами трапезу?

Генкель несколько секунд тяжело смотрел на него, видимо, пытаясь вспомнить, где они раньше встречались, затем кивнул головой и спросил скрипучим голосом;

- С кем имею честь?

- Штандартенфюрер СС Макс Отто фон Штирлиц к вашим услугам. Шестое управление РСХА.

- А, разведка, значит, - проворчал старик и хлебнул коньяку из стакана. - Ну и какой интерес для разведки представляет такой кабинетный червь, как я?

Тут подошёл кёльнер, Штирлиц сделал какой-то пустяковый заказ и только потом ответил:

- Нас интересует ваша работа на "Лебенсборн", филиал в Панкове.

Старик изумлённо задрал на лоб лохматые брови, в глазах его мелькнула настороженность.

- Не понимаю, - медленно ответил он, - по какой причине разведку интересует проблема безотцовщины в нынешней Германии?

- Разведку много чего интересует. Мой шеф бриганденфюрер Шелленберг поручил мне...

Но старик не дал ему договорить. Уставив на Штирлица пронзительный взгляд, он негромко, но очень отчётливо выговорил:

- Так вот, передайте вашему шефу, что я смогу удовлетворить его любопытство только с письменного разрешения рейхсфюрера СС Гиммлера.

Упёрся, старая сволочь, подумал Штирлиц. Ну, ничего не попишешь, придётся применить план Б. Тибетский вариант.

- Глядите, вон птичка! - воскликнул он, тыкая пальцем в окно.

Этому трюку его научил сам Железный Феликс.

Пока старик таращился в окошко, Штирлиц быстро вынул из кармана пузырёк с сомой и плеснул в стакан.

- Что вы мне голову морочите? Какая птичка? - грозно вопросил Генкель, снова поворачиваясь к собеседнику, затем отдулся и хлебнул из стакана. - Если вы решили шутки со мною шутить, то вы глубоко...

Он вдруг замолчал на полуслове, как выключенное радио, прикрыл глаза морщинистыми веками. А когда через секунду снова их открыл, то взгляд его из неприязненного и пронзительного превратился словно бы в оловянный, без малейшего намёка на какую-либо мысль.

Готово дело, подумал Штирлиц. Умничка Лиза.

- А сейчас, профессор, - непререкаемым тоном произнёс он, - мы поедем в Панков. Вы проведёте нас в подземный бункер.

- Слушаюсь, господин штандартенфюрер.

Пока они шли к машине, Штирлиц вытянул из старика много интересной информации. Оказывается, "Лебенсборн" был не только приютом для матерей-одиночек, но и неким пунктом фильтрации, куда принимались исключительно люди, полноценные в расовом отношении.

- А с неполноценными как быть? - угрюмо спросил он.

- Стерилизация, - равнодушно ответил старик. - Или утилизация. Нечего с этими выродками цацкаться.

Штирлица захлестнул такой приступ ярости, что он не сдержался:

- Сам ты выродок! Как тебя только земля носит? Скотина! Убейся ап стену!

- Так точно, господин штандартенфюрер, - тут же откликнулся профессор, круто свернул к стене ближайшего дома, примерился головой к кирпичной кладке и принялся убиваться. Глухой стук, перемежаемый сдавленными стонами, наполнил тихую улочку.

Штирлиц растерялся.

- Стой, идиот! Ты что вытворяешь? Отставить!

- Так точно, отставляю.

Когда они усаживались в автомобиль, Лиза ойкнула и испуганно спросила;

- Что это с ним? Всё лицо в крови. Вы его пытали, дядя Макс?

- Не говори глупости, - ответил Штирлиц. - Его просто совесть заела.

Через 20 минут они уже стояли в подземелье перед глухой бронированной дверью с маховиком. Набрав код, профессор шагнул внутрь и включил освещение. Следом за ним шагнул Штирлиц, одновременно расстёгивая кобуру на всякий пожарный случай. Чёрт его знает, чего можно ожидать от этих высших арийцев. Но, бегло оглядевшись, он забыл и думать о пистолете.

- Так вашу мать! - по-русски воскликнул он.

* * *

- Чтоб я сдох! - непроизвольно вырвалось у Гиммлера.

Увиденное не вмещалось в его сознание.

Пред ним, выстроившись в две стройные шеренги, стояли навытяжку два десятка пингвинов, да таких здоровенных, что жуть брала, не менее полутора метра ростом. На них были надеты железные каски, сбоку каждой из которых красовались руны СС в виде двух молний. Хищные клювы плотно сомкнуты, кроваво-красные глаза устремлены на вошедшего. В отдалении стоял худенький юноша в старой застиранной форме ваффен-СС.

- Приветствие рейхсфюреру СС! - проскрипел за спиной голос Генкеля.

Пингвины неловко вздернули свои правые... ласты не ласты, крылья не крылья... в общем свои коротенькие верхние конечности в нацистском приветствии и в один голос выкрикнули нечто вроде "Аа-а-к".

Подталкиваемый профессором, Гиммлер пошёл между шеренгами.

- Справа у нас мужчины, или, говоря по-научному, самцы, - скрипел над ухом старик, - видите, они и ростом повыше, и клювы побольше. А слева самочки. Прелесть, вы не находите? Десять супружеских пар. Кровь - истинно арийская. Потомство не поддаётся никакому учёту, но по самым скромным прикидкам, они через год перевербуют всех праздношатающихся пингвинов в идеологию НСДАП, а ещё через год начнут завоевание Австралии, обеих Америк и Океании.

- А почему у них глаза такие красные, - поинтересовался Гиммлер.

- Побочный эффект от пересадки арийского сознания. Но вообще-то у пингвинов встречается такая особенность. Например, северный хохлатый пингвин...

Гиммлер рассеянно слушал его бормотание, а сам тем временем внимательно приглядывался к новоиспечённым арийцам. Он явно не мог сообразить, как себя вести в создавшейся ситуации. Наконец, понизив голос, он обратился к профессору:

- Скажите, а почему они все одинаковые. То есть, я хочу сказать, что мужчину совершенно невозможно отличить от женщины.

- Все вторичные половые признаки спрятана под оперением. Это очень практично в условиях вечных морозов. Но ежели желаете... Вилли! - повелительно крикнул он в сторону юноши. - Давай "Любовную рапсодию".

Тот вынул из кармана дудочку, аккуратно продул её и стал наигрывать нечто нежное и возвышенное. Тут же одна из самочек как столб повалилась на пол, на неё своими страшными чешуйчатыми лапами взгромоздился рослый самец и как-то замысловато раскорячился. Самочка издала низкий интимный звук вроде "тыр-тыр-тыр", перья на задней части туловища встопорщились, и из них выдвинулась кверху сероватая и как бы жадно подрагивающая клоака.

Гиммлер покраснел, как помидор, и торопливо шепнул Генкелю:

- Всё, спасибо, я понял. Скажите им, чтобы прекратили.

Но профессор ничего не стал говорить, а просто стащил самца с партнёрши и поставил в строй. Самка вернулась в строй самостоятельно.

- Вы только не подумайте, рейхсфюрер, что они здесь заняты одними глупостями, - снова забубнил старик, - они учатся, много тренируются, систематически изучают творение великого фюрера "Майн Кампф", ненавидят врагов рейха... Специально для вас я приготовил наглядную демонстрацию их способностей.

С этими словами он проскользнул вперёд и отворил низенькую дверцу в стене. Послышался перестук копытцев, из дверного проёма вышла упитанная свинья, на боку которой было написано масляной краской "Русиш швайн". Она в нерешительности остановилась у порога и пронзительно хрюкнула.

- Вилли, "Полёт валькирий"! - приказал профессор и взмахнул рукой, как бы призывая пингвинов обратить внимание на хрюкающее безобразие.

Услышав первые же ноты вагнеровского произведения, пингвины встрепенулись, их и без того страшные красные глаза налились поистине дьявольской злобой, клювы раскрылись. "А-а-а-к!" - крикнул самый здоровенный из них, и вся орава кинулась в атаку.

Воздух в одно мгновение наполнился кровяной пылью и ошмётками плоти. Свинья сначала отчаянно визжала, потом затихла. А Гиммлер, стараясь удержать рвотные позывы, трясущейся рукой снял очки и потрясённо вымолвил:

- Вот это воины! Настоящие арийцы!

* * *

- Так вашу мать! - по-русски воскликнул Штирлиц (он употребил выражение более крепкое и сам этому удивился).

Вдоль стен помещения стояло два десятка стандартных армейских кроватей, с каждой из которых на него глядела пингвинья морда с ужасными красными глазами. На мордах без труда прочитывалось выражение растерянности и даже паники.

Штирлица чувствительно толкнули в спину, и в комнату протиснулась Лиза.

- Ух ты, пингвинчики, - умилилась она. - Цып-цып-цып.

Штирлиц вопросительно посмотрел на профессора.

- Да, - с непонятным вызовом откликнулся тот, - перед вами новая порода германцев, высшие арийцы. Не понимаю, что тут удивительного. Я создал их своими руками. Собственно говоря, это и есть проект "Зигфрид".

С минуту все молчали. Разбуженные неожиданным вторжением, пингвины повылезали из постелей, сбились в одну кучу и недружелюбно уставились на людей, время от времени вытягивая шеи и предупреждающе шипя.

- У, гадюки, ещё шипят, - вдруг рассердилась Лиза. - Дядя Макс, чего вы тянете? Кончать надо тварей.

Штирлиц поднял свой любимый "вальтер", прицелился.

Вдруг он вспомнил, как отец водил его, тогда ещё совсем крошечного Севу Владимирова, в зоопарк. Обезьяны ему показались омерзительными пародиями на человека, львы и тигры - необычайно большими и необычайно злобными кошками, медведей он невзлюбил за их вонючесть, а слонов - за большие уши. Зато он часами подряд мог наблюдать за птицами, этими чудесными созданиями природы и эволюции. Штирлиц очень любил птиц.

- Я не могу, - внезапно охрипшим голосом произнёс он. - Рука не повинуется. Они просто беззащитные птички, такие трогательные...

- Тогда дайте мне, - решительно сказала Лиза, - у меня рука не дрогнет. Приказ партии и правительства для меня важнее, чем какие-то птички.

Она протянула руку за пистолетом. В этот момент бронированная дверь распахнулась и в лабораторию ввалились с десяток автоматчиков. Вслед за ними вошёл Мюллер, собственной персоной. Как всегда он жизнерадостного улыбался.

- А вот и вы, дружище! Бросьте-ка для начала на пол свой пистолет.

Штирлиц повиновался.

- Вот и отлично. Теперь мы сможем более предметно поговорить на интересующие меня темы. Согласны? А?

- Поговорим, отчего же - согласился Штирлиц, стараясь потянуть время. - Кстати, как вы нас отыскали? Я ведь по дороге тщательно проверялся.

- Дело техники, - небрежно отмахнулся Мюллер, - к тому же нам помог вот этот молодой человек.

Шкафоподобный эсэсовец втолкнул в дверь упирающегося Вилли.

- Как ты мог, Вилли! - не сдержавшись, горько воскликнула Лиза. - После всего, что у нас с тобой было!

Вилли рванулся к ней.

- Они заставили меня, Лизхен! Поверь мне, я тебя по-прежнему...

Эсэсовец зажал ему рот ладонью.

- Пристрелите девку, - негромко скомандовал Мюллер. - Борьба - жестокая вещь, Штирлиц. Особенно борьба за выживание.

Один из эсэсовцев клацнул автоматом, навёл ствол на Лизу. Увидев это, Вилли, взревел быком и вырвался из рук охранника. В руках у него как по волшебству оказалась дудочка. Зазвучал "Полёт валькирий". Перья на пингвиньих головах поднялись дыбом, глаза кровожадно сверкнули. Одновременно Штирлиц повернул голову к профессору Генкелю, пребывавшему в явном смятении, указал рукой на Мюллера и крикнул:

- Фас!

И началось!

И кончилось ровно через три минуты.

Оскальзываясь на окровавленном бетоне, из бункера выбрались друг за другом Штирлиц, Лиза, Вилли и двадцать пингвинов, ещё возбуждённых после битвы. Вилли наигрывал им на дудочке что-то успокаивающее. Недалеко от входа стоял "опель-блиц", привезший Мюллера и автоматчиков. Группа остановилась возле грузовика.

- И что теперь? - поинтересовалась Лиза.

- А теперь я отправлю вас домой, девочка, - ответил Штирлиц. - Вилли, загружай в кузов свою команду.

Он привёз их к тому самому "окну" на границе, где всего несколько недель назад провожал пастора Шлага. С неожиданной грустью он наблюдал, как удалялась от него Лиза, бежавшая на лыжах ровным финским шагом, следом, то и дело падая, поспешал Вилли, а пингвины мчались вниз по склону на животах, отталкиваясь от снега лапами и весело посвистывая.