Заповедник мимикронов спрятали в самой глуши Красноярского края. Я не сомневался, что даже летом здесь будут лить дожди, дуть холодные ветра, а по ночам светить крошечные, злые звезды. Из кабины снижающегося флаера природа и в самом деле выглядела дико и пустынно.
Сразу после приземления уверенность в собственных силах ощутимо поблёкла. Сумрачное небо, колючий воздух, оскалившееся ущелье за посадочной площадкой - все следило за мной с голодной алчностью. Здешний мир жил по неведомым и жестоким законам, и глупо надеяться вырвать его тайны, опираясь только на разум и стремление к знаниям. В голове закрутились мысли о пяти погибших экспертах-зоологах, вспомнилось, как шеф лаборатории отговаривал меня от участия в закрытом проекте по изучению инопланетных форм жизни. Твердил, что все гуманистические проповеди Министерства обороны не искреннее гульфика с песком, а засекреченные заповедники силовиков заслуживают только точного бомбового удара. Ибо... (шеф снова и снова стучал скрюченным пальцем по виску и выразительно густил брови) за кем там погонники на деле наблюдают и охотятся, догадываются только гении кинематографа, а знают наверняка трупные черви.
Вслед за всплывшими в памяти картинками болезненно кольнуло желание отказаться от задуманного и сбежать, но гордость подправила разворот плеч, заставила обхватить мягкие лямки рюкзака и пойти навстречу сутулившемуся невдалеке человеку.
Петр Алексеевич, смотритель заповедника, выглядел таким же суровым и мрачным, как и место его обитания. Носил вытертую телогрейку и здоровенные сапоги, какие промышленность не выпускала уже лет триста, не имел правого клыка и цыкал сквозь дыру, сплевывая вязкую слюну. Лицо в глубоких морщинах было обветрено, кожа под глазами отливала краснотой и заметно шелушилась. Неприятный тип и весь какой-то замшелый, словно вынырнувший из глубины веков. В жизни не приходилось встречать никого похожего. Про себя я назвал его дедом, хотя в кряжистой фигуре угадывалась зрелая мужская сила.
Исследовательский комплекс при заповеднике мало сочетался со своим единственным обитателем. Здание оказалось неожиданно светлым и современным, с зеркальными окнами и лабораторными модулями, сложенными из композитных материалов. Все внутри нашпиговали автоматикой и высокими технологиями. На нижнем, подземном, уровне даже воткнули серьезно укомплектованный арсенал. Видимо, такой тип как Петр Алексеевич способен в одиночку сдержать лавину мимикронов, было бы оружие.
Бросив вещи, я решил прогуляться. Хотя весьма самонадеянно называть прогулкой перемещение по обжитым первозданной природой местам: высоченные сосны перемежались с буйно растущим боярышником и непроходимыми буреломами, папоротники в оврагах вытягивались до человеческого роста. Завтра, чтобы забраться вглубь заповедника, придется основательно подготовиться, а пока я просто приблизился к периметру. Защитного ограждения сразу и не заметишь, но стоит только оказаться рядом, как хитро настроенные датчики движения активируют силовую решетку. Вполне видимую и достаточно плотную. Не удивительно, что за пять лет пребывания в этом загоне не вырвался ни один мимикрон. До сих пор не понятно, способны ли они действовать сообща. Принадлежат одному семейству или разным? Внешне существа отличались, но поведение и способ выживания казались одинаковыми. Космозоологи, привезя животных с планеты Ова, определили всех в один отряд.
Вечером Петр Алексеевич поинтересовался, удобно ли мне в отведенном флигеле, есть ли все необходимое и пригласил на чай в общую кухню на первом этаже. Разговор на чаепитии случился не из приятных.
- Зря сюда приехал, Никита.
Смотритель цыкнул зубом и стукнул перед моим носом здоровенной кружкой с почти черной жидкостью.
- Почему же? Я исследую поведенческие особенности инопланетных животных. Это моя работа. А здесь находятся одни из самых интересных существ.
- Нет в них ничего интересного. Сожрут тебя без остатка. И все исследование. Мой тебе совет: сваливай и побыстрее.
Говорил он отрывисто, грубо, будто выплевывал фразы сквозь сжатые зубы. Из каждого слова сочилось презрение.
- Я не уеду. И обойдусь без советов.
- Думаешь сильно умный? Охотник до знаний? А станешь добычей. Жаль будет.
На словах дед беспокоился, а во взгляде читалась не забота, а угроза. Без сомнения, я ему не нравился, да и он мне тоже. К чаю Петр Алексеевич нарезал черный хлеб с кусками рыбы. Похоже, сам ее ловил. Хотя кто в наше время добывает еду охотой или рыбалкой? И что вообще за странное угощение к чаю?
В первый же мой поход внутрь заповедника серость на небе разошлась и выглянуло солнце. После часа кружения по зарослям наткнулся на довольно большую и удобную поляну, по краям которой теснился высокий чертополох вперемешку с хвощом. Травищи в центре росло немерено, но осока довольно быстро поддалась моим усилиям, и я с удобствами расположился на утоптанном пространстве.
Разыскивать мимикронов нет никакой необходимости, они с удовольствием идут на контакт и быстро находят гостей на собственной территории. Не прошло и часа, как вокруг образовался целый хоровод. Я прекрасно знал, как существа выглядят, но все же, увидев вживую, не смог сдержать улыбку. Осторожно и стеснительно ко мне приближались самые милые мультяшные создания. Большие улыбчивые мордочки, всклокоченные волосёнки, пушистые хвостики и короткие лапки. Среди них виднелись пухляши с большими печальными глазами, и тоненькие грустные снусмумрики, и многоногие ушастики, и меховые рукавички с длиннющими ресницами. Хоровод мимикронов был многоцветным, как радуга. Если бы меня спросили, какими словами можно охарактеризовать этих созданий, то ответ очевиден - невинность и доверчивость. Поэтому, оставаясь запечатанным в плотную силовуху, я чувствовал себя идиотом.
Удивительным путем пошла конкуренция видов на планете Ова. Для успешного выживания животные совместили в себе смертельное оружие, крайнюю агрессию и самую невинную, располагающую внешность. Желтый пузатый мумии-трольчик подобрался к моему колену и моргал яркими глазищами, казалось, вот-вот заплачет. Сразу возникло желание прижать его тельце и погладить по голове. Но без силовой защиты так делать не стоит - с виду невинное существо обернется вокруг руки, не отрывая от жертвы печального взора, и через десяток секунд вместо конечности останется лишь сочащийся чернотой обрубок. Человеческая плоть быстро растворится и переварится в яде. Мимикроны вызывали доверие детским видом, застенчивой улыбкой, хрупкостью, редким смаргиванием и были смертельно опасны. Биологи назвали эту особенность 'гиперконкурентной неотенией'. Но я был уверен, где-то под фальшивой шкуркой прячется искренность. Моей целью было разбудить ее и установить контакт.
Пока не стоило рисковать, лучше просто наблюдать за забавным перемещением инопланетных зверушек. Они осторожно, будто с опаской, приближались, доверительно наклоняли головы, стеснительно терли крохотные лапки о плюшевые животики. Пусть привыкнут ко мне. Хотя и не стоит питать пустых надежд: даже перекормленные и привыкшие к человеку, который в течение месяцев не проявлял никакой агрессии, мимикроны нападали при первой же ошибке. Они могли прижиматься, издавать нежные мурлыкающе звуки, но при малейшей возможности уничтожали. Что могло бы изменить такое поведение?
День за днем я приходил на поляну. Приносил с собой пищу, разные игрушки, даже пел. Зверушки таскали мячи, извлекали звуки из резиновых уточек, раскачивались под музыку. Все было идеально, хотя не появилось никаких оснований думать, что эти мультяшки не сожрут меня, стоит только снять силовую пленку.
С Петром Алексеевичем мы почти не общались, он пугал куда больше мимикронов. Вечерами дед вел себя престранным образом: расхаживал с лопатой по необъятному огороду у здания, что-то бормотал себе под нос, приседал, наклонялся, тыкал инструментом в голую землю, а то и ползал на коленях. Иногда на весь день запирался во флигеле на отшибе, гремел чем-то и даже не выходил на стук в дверь. Больше на чай не приглашал, а однажды, столкнувшись со мной у ворот, закричал, потрясая кулаками:
- Убирайся отсюда, мать твою, слышишь? А то пожалеешь, что на свет родился!
Вид дед имел сумасшедший, и я ускорил шаг, едва сдерживаясь, чтобы не побежать.
В тот вечер я и решился на контакт. Лучше поторопиться с первыми результатами и получить возможность собрать здесь команду, потому что проживание в компании со смотрителем угрожало жизни и психическому здоровью похлеще экспериментов с мимикронами.
Собственно говоря, контакт - это слишком громкое слово для моей попытки. Может, из-за отсутствия естественного запаха или имелась другая причина, но инопланетные создания прекрасно чувствовали силовую защиту человека и в этом случае не нападали. Вот и стоило попробовать ее чуточку приоткрыть.
Буквально спустя час наших игр на поляне и моей болтовни появилась уверенность, что существа воспринимают если не слова, то эмоции. Я почесал пузико какому-то хомячку с вислым носом, ласково подкинул в воздух стеснительную кракозябру. И когда уже десяток мультяшных созданий доверчиво жались ко мне, сделал то, что технически приготовил заранее - убрал защиту с кончика указательного пальца. Мои подопечные как по волшебству заулыбались и захлопали ресничками. Оттяпать захотели? Посмотрим. Осторожно, не делая резких движений, я погладил зеленого пушистика за ухом. Тот на мгновение замер, и я сразу приготовился потерять палец и вкатить себе дозу противоядий. Кое-что выпил заранее. Удивительно, но ничего страшного не произошло. Зеленое ушко просто прогнулось, а остальные мимикроны наблюдали за процессом, демонстрируя все признаки довольства.
В эту ночь мне снились необычайно яркие сны.
Надо сказать, что после моего маленького эксперимента возникла уверенность в том, что все получится. Сложно сказать почему. Догадка витала близко, но не давалась. Да и зачем торопить события?
Если с мимикронами все ладилось, то отношения с Петром Алексеевичем испортились окончательно. Я чувствовал нарастающее напряжение и его молчаливую, неотступную слежку. Дед встречал меня поджатыми губами и презрительным прищуром, приветствия демонстративно игнорировал, а как-то раз, когда я проходил мимо, ударил лопатой по спине. Как ни странно боли от удара не было, но ноги не удержали, и туловище приветливо тряхнуло о землю. Пока я с удивлением осматривал пропоротую, окровавленную руку, дед злобно пробурчал что-то мало похожее на извинение и зашагал прочь. Спустя пару дней появились следы проникновения в мой флигель, кто-то копался в ванной и на кухне. Устроить разборки с маньяком-смотрителем я не решался.
После недолгих размышлений родилось пугающее предположение, что ученых до меня убили вовсе не мимикроны. Возможно, их тела до сих пор закопаны в огороде. Мерзкий человек явно хотел оставаться один в заповеднике и подогревал страшилки про инопланетных животных. Что такое с ним? Ревность, чувство собственничества, сумасшествие? Я понимал, что нахожусь в опасности и вел себя с осторожностью: избегал контактов с Петром Алексеевичем и поставил дополнительную защиту на жилище. Этот человек, словно хищник, мог в любой момент нанести смертельный удар, поэтому проходилось торопиться с запланированными экспериментами.
Между тем моя работа с мимикронами превратилась в дружбу. Я гладил их голыми руками, кормил вкусностями, бегал наперегонки по лесу. В один по-настоящему жаркий день мы вместе купались в холодной реке заповедника. В последнюю неделю мое самочувствие было неважным: тошнило, накатывала слабость и мутилось в глазах. Чувство возникало такое, что пребывание поблизости от Петра Алексеевича подтачивало силы, а непоседливая энергия мимикронов хотя бы на время заполняла пустоты. Cтоило только вернуться домой, меня тянуло на лесную поляну, словно по следу беззаботного прошлого, на запах невинного и искреннего детства. Именно тогда я по-настоящему понял новых друзей.
Их особенная внешность кричала о доверии, полном и безусловном. Они ждали от людей не игр в приручение зверушек, не правил допустимого взаимодействия. Эти чудесные создания принимали лишь любовь. В ней не было полутонов. Настоящая любовь, открытая привязанность, безоглядное доверие или война без компромиссов. А скафандры, силовая защита, периметры только мешали общению с удивительными существами, как дружбе с детьми мешают придуманные взрослыми правила. Мимикроны требовали сердце. Я хотел отдать его. Желал, как в дворовой юности, стать частью сплоченной, хоть и безжалостной к чужакам "банды".
***
В мрачном молчании Петр Алексеевич повел высокого мужчину в погонах к экранам на втором этаже здания. В ожидании гостя, изображение уже транслировалось с четырех точек.
- Что в этот раз?
Смотритель усмехнулся, оглядываясь на застывшего в дверном проеме офицера.
- Мутация, вирус или другая тараканья муть.
- Обошлись без нападения? Как случилось?
Петр Алексеевич сплюнул на сияющий чистотой пол, и на лице отобразилось отвращение.
- Я не сразу понял, потом изучал записи. Незащищенное прикосновение, и, похоже, нечто крошечное запустило процесс. Он только с виду оставался таким же, но внутри все менялось: плоть, кости, болевой порог. Даже образ мыслей парня.
- Мыслей?
- Вроде того. Пусть высоколобые разбираются, что за химия такая. Но парень свихнулся на тварях, рвался к ним, словно не на работу, а к свежей полюбовнице. На меня что ни посмотрит - глаза оловянные, а в заповедник как по заводу на манок бегает. Будто гормоны взбеленились. Последнюю неделю надумал себе что-то сложносочиненное - все с мечтательным видом ноги переставлял.
- Какой-нибудь блокирующий препарат не пробовал?
- Пытался. Подсовывал в еду, в зубную пасту - никакого эффекта.
Службист промолчал, приподнялся на носках, покачнулся. К экранам на стенах так и не приблизился, отстраненно скользил по ним взглядом. Петр Алексеевич зло и пристально рассматривал лицо гостя.
- Долго это будет продолжаться? Долго вы своей волчарской конторой будете скармливать богомерзким тварям любопытных бакланов?
- Эй! Охолонись, Алексеич. Забыл свое место? Ты не в том положении, чтобы показывать гонор. Парней никто не гонит, сами рвутся. Жажда открытий пуще неволи. Может, ни один, так другой справится, придумают чего.
- Никто не гонит?! Я их гоню. Словами, дрыном каленным! А что толку? Не слушают, токуют вокруг мимикронов, как глухари.
- Не дети уже, их выбор. Они ученые-экспериментаторы.
- Сдается мне, это не ученые эксперименты проводят, а вы над ними. Испытываете очередное оружие.
- Лишние мысли не разводи, помни, твое дело маленькое, Алексеич.
Человек в погонах пожевал губами, и, задержав взгляд на экране, хрипло проговорил:
- Лучше пойди, пристрели парня.
Смотритель в три плавных и хищных шага приблизился к офицеру и проговорил тихо, но отчетливо:
- Его Никитой зовут. Что морщишься? Смотреть противно? Терпи, начальник, уже недолго осталось. Нашел он друзей и счастлив на своей дурацкой поляне. Как никогда в жизни счастлив. И только это может оправдать случившееся.
Гость долго молчал, замерев каменным изваянием в шаге от выхода. Потом нехотя выдавил:
- Изучаем оружие, говоришь? Доверие - самое страшное оружие, точнее наживка. Сильнее разума и инстинкта выжить.
Никита сидел в окружении самых близких и искренних друзей и был до головокружения счастлив. Он верил им и рядом с ними научился отдавать всего себя без остатка, без оглядки и даже малых расчетов. Как в детстве, когда все было светло и просто, не задавлено небоскребами здравого смысла, натренированными навыками везде находить цель и бить ее на задачи.
В груди расползались слабость и жар. А с ними необычное, болезненное удовольствие. Свою правую ступню он уговорами и лаской скормил забавным улыбчивым ротикам и сейчас работал над левой. Здесь, в заповеднике, Никита научился доверять и любить по-настоящему. Его чувства - не пустые слова, он поделится ими с каждым.
Вот только не стоит торопиться с руками, правильнее оставить их напоследок.