Куденхове-Калерги : другие произведения.

Практический идеализм

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



   Рихард Николаус Куденхове-Калерги (Richard Nikolaus Coudenhove-Kalergi)
   Практический идеализм (Praktischer Idealismus)
  
   От переводчика
   Предисловие
  
   Знать 1920
   Первая часть. Про деревенских и урбанистических людей
   1. Сельский человек - городской человек
   2. Помещик - литератор
   3. Джентльмен - представитель богемы
   4. Родственное скрещивание - гибридизация
   5. Языческий и христианский менталитет
   Вторая часть. Кризис знати
   6. Духовное правление вместо правления мечом
   7. Сумерки знати
   8. Плутократия
   9. Кровная знать и будущая знать
   10. Иудейство и будущая знать
   Обзор
  
   Апология техники 1922
   I. Потерянный рай
   1. Проклятие культуры
   2. Раскрытие и свобода
   3. Перенаселённость и северная миграция
   4. Общество и климат
   5. Попытка освобождения человечества
   II. Этика и техника
   1. Социальный вопрос
   2. Недостаточность политики
   3. Государство и труд
   4. Анархия и досуг
   5. Ликвидация государства и труда
   6. Этика и техника
   III. Азия и Европа
   1. Азия и Европа
   2. Культура и климат
   3. Три религии
   4. Гармония и сила
   IV. Мировая техническая миссия Европы
   1. Европейский дух
   2. Эллада как пред-Европа
   3. Технические основы Европы
   4. Технический поворот мира
   5. Европа как касательная культуры
   6. Леонардо и Бэкон
   V. Охота - война - труд
   1. Власть и свобода
   2. Охота
   3. Война
   4. Труд
   5. Война как анахронизм
   6. Техника
   VI. Поход техники
   1. Бедность масс Европы
   2. Колониальная политика
   3. Социальная политика
   4. Техническая мировая революция
   5. Армия техники
   6. Электрическая победа
   7. Изобретатель как избавитель
   VII. Конечная цель техники
   1. Культура и рабство
   2. Машина
   3. Упразднение большого города
   4. Культурный рай миллионеров
   VIII. Дух технического века
   1. Героический пацифизм
   2. Дух инертности
   3. Красота и техника
   4. Эмансипация
   5. Христианство и рыцарство
   6. Буддистская опасность
   IX. Стиннес и Красин
   1. Экономические государства
   2. Русское фиаско
   3. Капиталистическое и коммунистическое производство
   4. Наёмники и солдаты труда
   5. Социальный капитализм - либеральный коммунизм
   6. Трест и профсоюзы
   X. От трудового государства к культурному государству
   1. Культ ребёнка
   2. Трудовая обязанность
   3. Производительное и потребительское государство
   4. Революция и техника
   5. Опасность техники
   6. Романтика будущего
  
   Пацифизм 1924
   1. Десятилетняя война
   2. Критика пацифизма
   3. Религиозный и политический пацифизм
   4. Реформа пацифизма
   5. Всемирный мир и европейский мир
   6. Реальная политическая программа мира
   7. Содействие идее мира
   8. Пропаганда мира
   9. Новый героизм
  
  От переводчика
  
  'Практический идеализм' Куденхове-Калерги, напечатанный в 1925 году, является своеобразным дополнением к его же 'Пан-Европе', изданной двумя годами ранее. Но если 'Пан-Европа' предназчалась для широкой публики, то 'Практический идеализм', выпущенный малым тиражом, предназначался для узкого круга лиц. И в этом нет ничего странного, потому что высказанные в книге идеи могут не только удивить, но и шокировать рядового читателя.
  Язык книги категоричный, безапелляционный. Автор не вступает с читателем в диалог, а методично, пункт за пунктом излагает идеологическую программу, которая должна стать программой действий. Сам текст скорее предназначен для ораторского выступления перед аудиторией, чем для индивидуального чтения, а многие фразы построены словно по законам геометрии. Автор часто прибегает к использованию двоеточия и тире, и при переводе оказалось не всегда возможно сохранить эту стилистическую особенность.
  Укажем некоторые языковые тонкости.
  Слово Geist переведно как дух, хотя оно имеет и второй перевод - ум. Geist является для автора одним из важнейших понятий, его нельзя перевести как интеллект, тем более что сам автор использует слово Intellekt и производные от него, явно отличая его от Geist. Наиболее полным по смыслу переводом могло быть прилагательное духовно-умственый, но такой вариант слишком громоздкий. Всё же читателю следует учитывать и вторую составляющую Geist-духа.
  Прилагательное neuzeitlich, обозначающее отношение к эпохе Нового времени, переведно как нововременной.
  Слово Judentum, обозначающее иудаизм и иудейство, переведено в зависимости от контекста. Для слова Jude (и производных от него) использован перевод иудей, лишь в некоторых случаях оно переведено как еврей - из-за особенностей русской речи.
  Слово Rasse, переведённое как раса (обозначающее в русском языке обширную популяцию людей), имеет ещё одно значение: порода (которое в русском языке связано с куда менее обширной популяцией). Для автора же эти понятия являются равнозначными.
  Также отметим, что когда автор пишет о проблеме заселения монголами (Mongolen) Австралии, то речь, очевидно, идёт не о монголах, а о представителях монголоидной (жёлтой) расы. Что и было учтено переводчиком.
  Перевод осуществлён по электронной версии издания 'R. N. COUDENHOVE KALERGI, PRAKTISCHER IDEALISMUS: ADEL - TECHNIK - PAZIFISMUS, 1925, PANEUROPA - VERLAG WIEN-LEIPZIG, UBR069031840355'.
  Анатолий Страхов
  
  
  Знать - Техника - Пацифизм
  
  Предисловие
  
  Практический идеализм - это героизм; практический материализм - это эвдемонизм. У того, кто не верит в какой-либо идеал, нет причин действовать идеально или бороться и страдать за идеалы. Это потому, что он знает и признает только одну ценность: удовольствие, только одно зло: боль.
  Героизм предполагает веру и приверженность идеалу: убеждённость, что существуют более высокие ценности, чем удовольствие, и большее зло, чем боль.
  Это противоречие пронизывает всю историю человечества, это противоречие эпикурейцев и стоиков. Это противоречие намного глубже, чем противоречие между теистами и атеистами, потому что были эпикурейцы, которые верили в богов, как сам Эпикур, и были идеалисты, которые были атеистами, как Будда.
  Так что это не вера в богов - это вера в ценности.
  Материализм является безоговорочным, но лишённым воображения и творчества; идеализм всегда проблематичен и часто запутывается в глупости и безумии: всё же человечество обязано ему своими великими делами и свершениями.
  
  *
  
  Героизм - это аристократизм образа мыслей. Героизм так же связан с аристократическим идеалом, как материализм с демократическим. Всё же демократия больше верит в численность, чем в ценность, больше в удачу, чем в величие.
  Поэтому политическая демократия может быть плодотворной и творческой, только если она сокрушит псевдоаристократию имён и золота, чтобы породить новую аристократию духа и образа мыслей.
  Конечный смысл политической демократии - это духовная аристократия; она стремится создать наслаждение для материалистов, власть для идеалистов.
  Вождь должен занять место правителя - благородный разум вместо благородного имени - богатое сердце вместо богатого кармана. В этом смысл развития, которое называется демократическим. Любое другое толкование было бы культурным самоубийством.
  Не случайно, что Платон, будучи одновременно пророком духовной аристократии и социалистической экономики, в то же время был отцом идеалистического мировоззрения.
  Потому что аристократия и социализм - это практический идеализм.
  Аскетический идеализм юга раскрыл себя в религии; героический идеализм севера - в технике.
  Ибо природа севера бросала людям вызов. Другие народы покорились; европеец принял вызов и боролся. Он боролся, пока не был достаточно силён, чтобы покорить землю; он боролся, пока он не заставил природу, которая бросила ему вызов, служить ему.
  Эта борьба требовала героизма и свидетельствовала о героизме. Так что для Европы герой стал тем, кем был святой для Азии, и поклонение герою дополняло поклонение святому.
  Деятельный идеал занял место созерцательного, и считалось, что лучше бороться за идеал, чем страдать.
  Смысл этой героической мировой миссии полностью охватил Европу в Новое время, потому что только в Новое время начался технический век с его освободительной войной против зимы. Этот технический век также является веком труда. Рабочий - герой нашего времени; его противоположность - не буржуа, а паразит. Цель рабочего - созидание, паразита - наслаждение.
  Вот почему техника - нововременной героизм, а рабочий - практический идеалист.
  
  *
  
  Политическая и социальная проблема XX века - технический прогресс, достигнутый в XIX веке. Это требование времени усложняется тем, что развитие техники продолжается без паузы более быстрыми темпами, чем развитие человека и человечества. Эту опасность можно предотвратить либо замедлением технического прогресса человечества, либо ускорением социального прогресса. В противном случае всё потеряет равновесие и опрокинется. Мировая война была предупреждением. Таким образом техника предоставляет людям альтернативу: самоубийство или понимание!
  Поэтому развитие мира будет беспрецедентным в ближайшие десятилетия. Сегодняшнее несоответствие между технической и социальной организацией приведёт либо к сокрушительным катастрофам, либо к политическому прогрессу, который с точки зрения скорости и основательности оставляет все исторические модели позади и открывает новую страницу в истории человечества.
  Поскольку техника открывает новые пути ударной человеческой силе и героизму, война начинает играть свою историческую роль в сознании человечества. Её наследие - труд. Однажды человечество самоорганизуется, чтобы отвоевать у земли всё, что она до сих пор скрывает. Как только эта точка зрения будет принята, каждая война станет гражданской войной, а каждое убийство - одним из убийств. Век войны тогда станет таким же варварским, как сейчас век людоедства.
  Это развитие наступит, если мы верим в него и сражаемся за него, если мы не настолько близоруки, чтобы упускать из виду главные направления развития, и не настолько дальновидны, чтобы пренебрегать практическими путями и препятствиями, которые лежат между нами и нашими целями, если мы дальновидны и хорошо знаем о предстоящей борьбе и трудностях, связанных с героической волей к их преодолению.
  Только этот оптимизм воли дополнит и победит пессимизм осознания.
  Вместо того чтобы оставаться в оковах устаревшего настоящего и бездеятельно мечтать о лучших возможностях, мы хотим принять деятельное участие в развитии мира благодаря практическому идеализму.
  
  Вена, ноябрь 1925
  
  Знать 1920
  
  Памяти моего отца
  др. Генриха фон Куденхове-Калерги,
  с почтением и благодарностью
  
  Первая часть. Про деревенских и урбанистических людей
  
  1. Сельский человек - городской человек
  
  Сельская местность и город - два полюса человеческого существования. Сельская местность и город свидетельствуют о своих особых типах людей: деревенских и урбанистических людях.
  Деревенский человек и городской человек - психологические антиподы. Крестьяне из разных регионов чаще по своему душевному складу похожи друг на друга, чем на жителей соседнего крупного города. Между разными сельскими местностями и между разными городами пролегает пространство, между сельской местностью и городом - время. Среди европейских деревенских людей живут представители всех веков: от каменного века до Средневековья; тогда как только мировые города западных стран, которые произвели наиболее эксцентричный урбанистический тип, представляют нововременную цивилизацию. Столетия, часто тысячелетия, отделяют большой город от равнинной сельской местности, которая его окружает.
  Урбанистический человек мыслит иначе, судит иначе, чувствует иначе, действует иначе, чем деревенский человек. Жизнь большого города абстрактна, механична, рациональна - сельская жизнь конкретна, органична, иррациональна. Горожанин - рационалистичный, скептичный, неверующий; крестьянин - эмоциональный, верующий, суеверный.
  Все мысли и чувства крестьянина кристаллизуются вокруг природы, он живёт в симбиозе с животным, живым божьим творением, и срастается вместе со своим ландшафтом, завися от погоды и времени года. Напротив, точка кристаллизации урбанистической души - это общество; она живёт в симбиозе с машиной, мёртвым творением человека; через неё городской человек делает себя максимально независимым от времени и пространства, времени года и климата.
  Сельский человек верит в силу природы над людьми - городской человек верит в силу человека над природой. Деревенский человек - продукт природы, урбанистический человек - продукт общества; один видит цель, меру и вершину мира в космосе, другой - в человечестве.
  Деревенский человек консервативен, как природа, - урбанистический человек прогрессивен, как общество. Весь прогресс идёт от городов и горожан. Сам городской человек обычно является продуктом революции в сельской общине, порвавший с деревенской традицией, переехавший в большой город и начавший там новую жизнь.
  Большой город лишает своих жителей наслаждения природной красотой; он предлагает им искусство в качестве компенсации. Театры, концерты, галереи - это суррогаты вечной и меняющейся красоты ландшафта. После трудового дня, полного уродливости, эти художественные институты предлагают горожанам красоту в концентрированном виде. В сельской местности они легко заменимы. Природа - это экстенсивное, а искусство - интенсивное проявление красоты.
  В отношениях урбанистического человека к природе, которой ему не хватает, преобладает томление, тогда как для деревенского человека природа существует постоянно. Поэтому горожанин считает её прежде всего романтичной, а крестьянин - классической.
  Социальная (христианская) мораль - это урбанистический феномен, потому что это функция человеческого сосуществования, общества. Типичный горожанин сочетает в себе христианскую мораль с нерелигиозным скептицизмом, рационалистическим материализмом и механистическим атеизмом. В результате возникает мировоззрение социализма: современная религия больших городов.
  Для деревенских варваров Европы христианство - это не что иное, как новое издание язычества с измененной мифологией и новым суеверием; а истинная религия - это вера в природу, в силу, в судьбу.
  Городские и сельские жители не знают друг друга; поэтому они не доверяют друг другу, не понимают друг друга и живут в скрытой или откровенной вражде. Есть много лозунгов, под которыми скрывается эта стихийная враждебность: Красный и Зеленый Интернационал; индустриализм и земледелие; прогресс и реакция; иудаизм и антисемитизм.
  Все города черпают силу из сельской местности; вся сельская местность черпает свою культуру из города. Сельская местность - это почва, из которой обновляются города, это источник, который их кормит; корень, от которого они цветут. Города растут и умирают: сельская местность вечна.
  
  2. Помещик - литератор
  
  Цвет деревенского общества - это землевладелец, помещик. Цвет урбанистического общества - интеллектуал, литератор.
  Сельская местность и город создали свои особые типы знати: знать воли противостоит духовной знати, кровная знать - знати мозга. Типичный помещик сочетает в себе максимум характера с минимумом интеллекта - типичный писатель сочетает в себе максимум интеллекта с минимумом характера.
  Не всегда и не везде сельской знати не хватало духа, а городской знати не хватало характера; как и в Англии Нового времени, в Германии времён менестрелей кровная знать являлась отличительным культурным элементом; с другой стороны, католическая духовная знать иезуитов и китайская духовная знать мандаринов во времена их расцвета проявляла столько же характера, сколько и духа.
  В помещике и литераторе противопоставление деревенского и урбанистического человека достигает кульминации. Типичная профессия помещичьей касты - профессия офицера; типичная профессия литературной касты - профессия журналиста.
  Помещик-офицер остался на уровне рыцаря, психически и духовно. Строгий к себе и другим, верный долгу, энергичный, стойкий, консервативный и ограниченный, он живёт в мире династических, милитаристских, национальных и социальных предрассудков. С глубоким недоверием ко всему современному, к большому городу, демократии, социализму, интернационализму, он сочетает в себе столь же глубокую веру в свою кровь, в свою честь и в мировоззрение своих отцов. Он презирает горожан, особенно еврейских литераторов и журналистов.
  Литератор бежит впереди своего времени; он представляет современные идеи в политике, искусстве, экономике без предрассудков. Он прогрессивный, скептичный, остроумный, разносторонний, изменчивый; он эвдемонист, рационалист, социалист, материалист. Он переоценивает дух, недооценивает тело и характер, и поэтому презирает помещика как отсталого варвара.
  Суть помещика - жёсткость воли, суть литератора - подвижность духа.
  Помещик и литератор - прирождённые соперники и противники: там, где господствует каста помещиков, дух уступает насилию; в такие реакционные времена политическое влияние интеллектуалов устраняется или по крайней мере ограничивается. Если правит каста литераторов, насилие уступает духу: демократия преобладает над феодализмом, социализм над милитаризмом.
  Взаимная ненависть между аристократией воли и духовной аристократией в Германии коренится в недопонимании. Каждый видит только недостатки другого и слеп к его достоинствам. Психика помещиков, деревенских людей, остаётся закрытой даже для высокопрофессиональных литераторов; в то время как душа интеллектуалов, урбанистических людей, остаётся чуждой почти всем помещикам. Вместо того чтобы учиться у другого, юный лейтенант с презрением смотрит на передовые умы современной литературы, тогда как последний журналист чувствует только высшее презрение к выдающимся офицерам. Из-за этого двойного недопонимания чуждого менталитета милитаристская Германия сначала недооценила сопротивление урбанистических масс войне, а затем революционная Германия - сопротивление деревенских масс революции. Вожди сельской местности неверно оценили психику города и его склонность к пацифизму - вожди городов неверно оценили психику сельского населения и его склонность к реакции: Германия проиграла сначала войну, а затем революцию.
  Контраст между помещиками и литераторами обусловлен тем, что эти два типа являются крайностями, а не высшими точками кровной и духовной знати. Потому что высшая форма проявления кровной знати - гранд-сеньор, духовная знать гения. Эти две разновидности аристократа не только совместимы - они связаны. Цезарь, совершенство гранд-сеньора, был самым гениальным римлянином; Гёте, вершина гениальности, был в большей степени гранд-сеньором среди всех немецких поэтов. Здесь, как и везде, промежуточные уровни больше всего удаляются друг от друга, а вершины соприкасаются.
  Завершённый аристократ одновременно является аристократом воли и духа, но не помещиком и не литератором. Он сочетает в себе прозорливость с силой воли, рассудок с энергичностью, дух с характером. При отсутствии таких синтетических личностей разнородные аристократы воли и духа должны дополнять друг друга, а не противоборствовать между собой. Некогда в Египте, Индии, Халдее жрецы и цари (интеллектуалы и воины) властвовали вместе. Жрецы преклонялись перед силой воли, цари - перед силой духа: мозг указывал цель, руки пролагали путь.
  
  3. Джентльмен - представитель богемы
  
  Кровная и духовная знать Европы создала свои особые типы: кровная знать Англии - джентльмен; духовная знать Франции - представитель богемы.
  Джентльмен и представитель богемы сходны в стремлении избежать тоскливого уродства обывательского существования: джентльмен преодолевает это посредством стиля, представитель богемы - посредством темперамента. Джентльмен противопоставляет бесформенности оформленность жизни, представитель богемы - бесцветности красочность жизни.
  Джентльмен вносит порядок в беспорядочность человеческих отношений, представитель богемы - свободу в несвободу.
  Красота идеала джентльмена зиждется на форме, стиле, гармонии: она статичная, классическая, аполлоновская. Красота идеала представителя богемы зиждется на темпераменте, свободе, жизненности: она динамичная, романтичная, дионисийская.
  Джентльмен идеализирует и стилизует своё богатство - представитель богемы идеализирует и стилизует свою бедность.
  Джентльмен настроен на традицию, представитель богемы - на протест: джентльмен по сути консервативен, представитель богемы - революционер. Мать идеала джентльмена - Англия, самая консервативная страна в Европе. Колыбелью богемы является Франция, самая революционная страна в Европе.
  Идеал джентльмена - жизненная форма касты, идеал богемы - жизненная форма личности.
  Идеал джентльмена указывает за пределы Англии на римскую стою, богемный идеал указывает за пределы Франции на греческую агору. Римские государственные деятели сродни типу джентльмена, греческие философы - богемному типу: Цезарь и Сенека были джентльменами, Сократ и Диоген - представителями богемы.
  Суть джентльмена лежит в физическом и психическом, представителя богемы - в духовном: джентльмен может быть глупцом, представитель богемы - преступником.
  Оба идеала являются феноменом человеческой кристаллизации: поскольку кристалл может образовываться только в нежёсткой среде, эти два идеала обязаны своим существованием английской и французской свободе.
  В имперской Германии эта атмосфера для кристаллизации личности отсутствовала, поэтому не мог развиться равноценный идеал. Германцам не хватало стиля джентльмена, темперамента представителя богемы, грации и гибкости обоих.
  Поскольку германец не нашёл формы жизни, подходящей для него в действительности, он искал в своей поэзии идеальные воплощения германского характера: и обнаружил, что молодой Зигфрид является физическим и психическим идеалом, а старый Фауст - духовным идеалом.
  Оба идеала были романтичными и устаревшими: искажённые действительностью, романтический идеал Зигфрида стал прусским офицером, лейтенантом, а романтический идеал Фауста - немецким учёным, профессором.
  На место органических идеалов поставили механические: офицер представляет собой механизацию психического, замороженного Зигфрида; профессор - механизацию духовного, замороженного Фауста.
  Ни одним из своих классов Германия Вильгельма не гордилась больше, чем своими офицерами и профессорами. В них она видела расцвет нации, как Англия - в своих политических вождях, романские народы - в своих художниках.
  Если германский народ хочет развиваться дальше, он должен пересмотреть свои идеалы: его энергичность должна выйти за рамки военной тенденциозности и распространиться до политической и человеческой универсальности; его дух должен выйти за рамки чисто научной узости и расшириться до синтеза поэта-мыслителя.
  Девятнадцатый век дал германскому народу двух людей величайшего стиля, которые воплощали эти способности высшего германизма: Бисмарк, герой дела; Гёте, герой духа.
  Бисмарк обновил, углубил и оживил безвкусный идеал Зигфрида; Гёте обновил, углубил и оживил пыльный идеал Фауста.
  Бисмарк обладал хорошими качествами немецкого офицера - без его недостатков; Гёте обладал хорошими качествами немецкого учёного - без его недостатков. В Бисмарке превосходство государственного деятеля преодолевает ограниченность офицера - в Гёте превосходство поэта-мыслителя преодолевает ограниченность учёного: в обоих органический идеал личности преодолевает механистическое существо, человека, марионетку.
  Благодаря своему образцовому характеру Бисмарк сделал больше для развития германизма, чем благодаря основанию империи; благодаря своему олимпийскому бытию Гёте одарил германский народ богаче, чем благодаря своему Фаусту: ибо Фауст, подобно Гетцу, Вертеру, Мейстеру и Тассо, является лишь частью человечности Гёте.
  Но Германии следует остерегаться опошления и низвержения обоих своих живых образцов для подражания: превращения Бисмарка в сержанта и превращения Гёте в учителя.
  Германия может расти и оздоровляться от преемственности этих двух вершин германской человечности; у них она может научиться активному и созерцательному величию, энергичности и мудрости. Потому что Бисмарк и Гёте - это две основные точки, вокруг которых можно сформировать новый германский образ жизни, равный западным идеалам.
  
  4. Родственное скрещивание - гибридизация
  
  Чаще всего деревенский человек - продукт родственного скрещивания, урбанистический человек - гибрид.
  Родители и предки крестьянина обычно происходят из того же малонаселённого района, дворянина - из одного малочисленного высшего сословия. В обоих случаях предки связаны кровно и поэтому в основном физически, психически, духовно схожи. В результате они передают по наследству свои общие черты, волевые качества, страсти, предрассудки, запреты в ещё большей степени своим детям и потомкам. Характерные черты, которые вытекают из этого родственного скрещивания: верность, пиетет, родственные чувства, кастовый дух, стойкость, упрямство, энергия, ограниченность, власть предрассудков, отсутствие объективности, узость горизонта. Здесь поколение - это не вариант предыдущего, а просто его повторение: развитие заменяется сохранением.
  В большом городе сходятся людские расы, сословия. Как правило, урбанистический человек представляет собой гибрид различных социальных и национальных элементов. В нём противоположные черты характера, предрассудки, запреты, волевые качества и мировоззрение его родителей и предков взаимоуничтожаются или по крайней мере ослабляют друг друга. В результате гибриды часто сочетают в себе бесхарактерность, распущенность, слабую волю, непостоянство, недостаток благочестия и вероломство с объективностью, универсальностью, духовной живостью, свободой от предрассудков и широтой горизонта. Гибриды всегда отличаются от своих родителей и предков; каждое поколение - это вариация предыдущего поколения в смысле эволюции или вырождения.
  Человек, родившийся от родственного скрещивания, - это человек с одной душой, гибрид - это человек с несколькими душами. В каждом индивидууме его предки живут как элементы его души: если они похожи друг на друга, это единообразно, однообразно; если они разнородны, человек разнообразен, сложен, дифференцирован.
  Величие духа заключается в его экстенсивности, то есть в его способности ухватить и охватить всё; величие характера заключается в его интенсивности, то есть в его способности стремиться быть сильным, сосредоточенным и постоянным. Таким образом, в некотором смысле мудрость и энергичность находятся в противоречии.
  Чем более выражена способность и склонность людей рассматривать, как мудрецы, предметы со всех сторон и без предрассудков занимать любую точку зрения, тем слабее их воля действовать в определённом направлении без сомнений, потому что каждому мотиву противостоит противоположный мотив, каждому убеждению - скептицизм, каждому поступку - понимание его вселенской незначительности.
  Энергичным может быть только ограниченный, односторонний человек. Но есть не просто бессознательное, наивное - есть и сознательное, героическое ограничение. Героический ограниченный человек - и это тип всех подлинно великих людей действия - временно добровольно отключает все стороны своего существа, кроме той, которая определяет его поступок. Он может быть объективным, критическим, скептическим, обдумывающим свой поступок до или после совершения: во время действия он является субъективным, верующим, односторонним, несправедливым.
  Мудрость сдерживает энергичность - энергичность отрицает мудрость. Самая сильная воля неэффективна, если она бесцельна; даже слабая воля имеет наибольший эффект, если она однонаправленна.
  Не бывает деятельной жизни без несправедливости, ошибок, вины: если вы боитесь носить этот позор, вы останетесь в царстве мысли, спокойствия, пассивности. Правдивые люди всегда молчат: ведь каждое утверждение в некотором смысле является ложью; бессердечные люди всегда бездействуют: ведь каждый поступок в некотором смысле несправедливый. Но следует говорить смелее, даже рискуя солгать, и действовать, даже рискуя совершить несправедливость.
  Родственное скрещивание укрепляет характер, ослабляет дух - гибридизация ослабляет характер, укрепляет дух. Там, где родственное скрещивание и гибридизация встречаются под счастливой эгидой, они производят человека высочайшего типа, который сочетает сильнейший характер с проницательнейшим духом. Там, где родственное скрещивание и смешение встречаются под несчастливой эгидой, они создают дегенеративные типы со слабым характером и отупелым духом.
  Человек далёкого будущего будет гибридом. Сегодняшние расы и касты станут жертвами растущего преодоления пространства, времени и предрассудков. Евразийско-негроидная раса будущего, внешне похожая на древнеегипетскую, заменит разнообразие народов разнообразием личностей. Поскольку, согласно законам наследования, разнообразие предков увеличивает разнообразие потомков, однообразие предков увеличивает однообразие потомков. В семьях с родственным скрещиванием один ребенок похож на другого: все они представляют общий тип семьи. В смешанных семьях дети больше отличаются друг от друга: каждый из них формирует новую вариацию несхожих родительских и наследственных элементов.
  Родственное скрещивание создаёт характерные типы - гибридизация создаёт оригинальные личности.
  Предтечей планетарного человека будущего в современной Европе является русский как славяно-татаро-финский гибрид; поскольку он имеет меньше всего расовых признаков среди всех европейских народов, он является типичным человеком с многими душами, человеком с широкой, богатой, всеобъемлющей душой. Его самый сильный антипод - островной британец, породистый человек с одной душой, сила которого заключается в характере, воле, односторонности, типичности. Ему обязана современная Европа самым замкнутым, самым завершённым типом: джентльменом.
  
  5. Языческий и христианский менталитет
  
  Два типа души борются за мировое господство: язычество и христианство. К вероисповеданиям, носящим эти названия, данные типы души имеют только внешнее отношение. Если сместить ключевой пункт с догматической позиции на этическую, с мифологической на психологическую, буддизм изменится на ультрахристианство, а американизм проявится как модернизированное язычество. Восток - главный носитель христианского, Запад - главный носитель языческого менталитета: 'языческие' китайцы - лучшие христиане, чем 'христианские' германцы.
  На вершину шкалы этических оценок язычество ставит энергичность, христианство - любовь. Христианский идеал - это любящий святой, языческий идеал - это побеждающий герой. Христианство хочет превратить homo ferus в homo domesticus, человека-хищника в человека-'домашнее животное', а язычество хочет сделать человека сверхчеловеком. Христианство хочет превратить тигров в кошек - язычество хочет сделать из кошек тигров.
  Главным вестником современного христианства был Толстой, главным вестником современного язычества - Ницше.
  Германская религия Эдды была чистым язычеством. Она жила под христианской маской: в Средние века как рыцарский мир, в Новое время как империалистическое и милитаристское мировоззрение. Офицеры, помещики, колонизаторы, промышленные магнаты являются ведущими представителями современного язычества. Энергичность, храбрость, величие, свобода, власть, слава и честь - это идеалы язычества, в то время как любовь, кротость, смирение, сострадание и самоотречение являются христианскими идеалами.
  Антитеза 'язычество - христианство' не совпадает ни с антитезой 'деревенский человек - урбанистический человек', ни с антитезой 'родственное скрещивание - гибридизация'. Несомненно, однако, что деревенское варварство и родственное скрещивание благоприятствуют развитию языческой урбанистической цивилизации, а смешение - развитию христианского менталитета.
  Общепринятый языческий индивидуализм возможен только в малонаселённых районах земли, где одиночка может самоутверждаться и решительно развиваться, не вступая в конфликт со своими собратьями. В перенаселённых районах, где человек натыкается на человека, социалистический принцип взаимной поддержки должен дополнять и частично подавлять индивидуалистический принцип борьбы за существование.
  Христианство и социализм являются интернациональным продуктом большого города. Христианство как мировая религия берёт начало из безрасового мирового города Рима, социализм - из смешанных индустриальных городов западных стран. Оба признака христианского менталитета основаны на интернационализме. Сопротивление христианству исходило от сельского населения (язычников); так же сегодня сельские жители оказывают мощное сопротивление реализации социалистического образа жизни.
  Малонаселённые северные районы всегда были центрами языческих стремлений, густонаселённые южные районы всегда были рассадником христианских чувств. Где сегодня ведут речь о контрасте между восточной и западной душевной жизнью, обычно это понимают как контраст между людьми юга и севера. Японцы, как самая северная восточная культура, часто сближаются с западными людьми, в то время как менталитет южных итальянцев и южных американцев - восточный. Для состояний души градус широты кажется более значимым, чем градус долготы.
  Не только географическое положение - историческое развитие также определяет душевную форму людей. Китайцы и иудеи чувствуют себя более христианами, чем германцы, потому что их культурное прошлое старше. Германцы по времени стоят ближе к дикарю, чем китайцы или иудеи; эти два древних культурных народа смогли более полно освободиться от язычески-натуралистического взгляда на жизнь, потому что у них было на это как минимум три тысячелетия. Язычество является признаком культурной молодости, христианство - признаком культурной старости.
  Три народа, греки, римляне, иудеи, по-своему покорили древний культурный мир. Сначала эстетико-философский народ греки: эллинизмом; затем практично-политический народ римляне: Римской империей; наконец этически-религиозный народ иудеи: христианством.
  Христианство, подготовленное этически иудейскими ессеями (Иоанном), духовно иудейскими александрийцами (Филоном), было возрождённым иудаизмом. Поскольку Европа христианская, она (в этическом и духовном смысле) иудейская; поскольку Европа нравственная, она иудейская. Почти вся европейская этика коренится в иудаизме. Все приверженцы религиозной или нерелигиозной христианской морали, от Августина до Руссо, Канта и Толстого, были 'качественными' иудеями в духовном смысле; Ницше - единственный не-иудей, единственный языческий этик в Европе.
  Наиболее значительными и убеждёнными представителями христианских идей, которые в своём современном возрождении называются пацифизм и социализм, являются иудеи.
  На востоке этическим является преимущественно китайский народ (в отличие от эстетически-героических японцев и религиозно-умозрительных индусов), на западе - иудеи. Бог был главой государства древних иудеев, их моральный закон - гражданским кодексом, грех был преступлением.
  На протяжении тысячелетий иудаизм оставался верным теократической идее определения политики и этики: и христианство, и социализм являются попытками установить Царство Божие. Два тысячелетия назад ранние христиане, а не фарисеи и саддукеи, были наследниками и продолжателями мозаичной традиции; сегодня это не сионисты и не христиане, а еврейские вожди социализма: они тоже хотят с высшим самоотречением уничтожить первородный грех капитализма, избавить людей от несправедливости, насилия и неволи и превратить искуплённый мир в земной рай.
  Для всех этих иудейских пророков современности, которые готовят новую мировую эпоху, этическое имеет первостепенное значение: в политике, религии, философии и искусстве. От Моисея до Вейнингера этика была главной проблемой еврейской философии. В этом этическом базовом отношении к миру находится корень уникального величия иудейского народа, но в то же время существует опасность того, что иудеи, потерявшие веру в этику, опустятся до циничных эгоистов, тогда как у людей с другим менталитетом даже после потери этических установок ещё остаются в избытке рыцарские ценности и предрассудки (человек чести, джентльмен, кавалер и т. д.), защищающие их от падения в хаос ценностей.
  Что в основном отличает иудеев от обычных горожан, так это то, что они - люди родственного скрещивания. Сила характера в сочетании с проницательностью духа предопределяет иудея в его наиболее выдающихся примерах как вождя урбанистического человечества, как ложного, так и настоящего духовного аристократа, главного протагониста капитализма, а также революции.
  
  Вторая часть. Кризис знати
  
  6. Духовное правление вместо правления мечом
  
  Наш демократический век - жалкая интерлюдия между двумя великими аристократическими эпохами: феодальной аристократией меча и социальной аристократией духа. Феодальная аристократия разлагается, духовная аристократия утверждается. Переходный период называется демократическим, но на самом деле господствует псевдоаристократия денег.
  В средние века в Европе деревенский рыцарь управлял горожанами, языческий менталитет - христианским, кровная знать - знатью мозга. Превосходство рыцаря над горожанином основывалось на мощи тела и характера, на силе и мужестве.
  Два изобретения покорили Средневековье и открыли Новое время: изобретение пороха означало конец рыцарства, изобретение печатного станка - наступление духовного правления. Физическая сила и мужество потеряли своё решающее значение в борьбе за существование благодаря внедрению огнестрельного оружия: дух стал решающим оружием в битве за власть и свободу.
  Книгопечатание дало духу средство принуждения неограниченной дальности, поместило пишущее человечество в средоточие чтения и таким образом возвысило писателя до духовного вождя масс. Гутенберг наделил перья властью, которую чернила взяли у мечей. С помощью печатной краски Лютер завоевал империю большую, чем все немецкие императоры.
  В эпоху просвещённого деспотизма правители и государственные деятели подчинялись идеям, исходящим от мыслителей. Писатели того времени сформировали духовную аристократию Европы. Победа абсолютизма над феодализмом означала первую победу города над сельской местностью и попутно первый этап в победном шествии духовной знати, в свержении знати меча. Место средневековой диктатуры сельской местности над городом заняла нововременная диктатура города над сельской местностью.
  С Французской революцией, которая нарушила привилегии кровной знати, началась вторая эпоха эмансипации духа. Демократия основана на оптимистической предпосылке, что духовная знать может быть признана и избрана большинством людей.
  Сейчас мы находимся на пороге третьей эпохи Нового времени: социализма. Он тоже опирается на урбанистический класс промышленных рабочих, возглавляемых аристократией революционных писателей.
  Влияние кровной знати падает, влияние духовной знати растёт.
  Это развитие, а вместе с ним и хаос современной политики, не прекратятся до тех пор, пока духовная аристократия не завладеет средствами принуждения общества: порохом, золотом, печатной краской - и не использует их на благо широкой публики.
  Решающим шагом к этой цели является русский большевизм, где небольшой отряд коммунистических духовных аристократов правит страной и сознательно порывает с плутократической демократией, ныне господствующей в остальном мире.
  Борьба между капитализмом и коммунизмом за наследство побеждённой кровной знати - это братская война победоносной знати мозга, борьба между индивидуалистическим и социалистическим, эгоистичным и альтруистичным, языческим и христианским духом. Генеральный штаб обеих партий набирается из духовной европейской расы вождей: иудейства.
  Капитализм и коммунизм - оба рационалистические, оба механистические, оба абстрактные, оба урбанистические.
  Знать меча окончательно проиграла. Влияние духа, власть духа, вера в дух, надежда на дух возвышаются, а вместе с ними - и новая знать.
  
  7. Сумерки знати
  
  В течение Нового времени кровная знать была отравлена придворной атмосферой, духовная знать - капитализмом.
  С конца рыцарских времён придворная знать континентальной Европы за редким исключением находилась в состоянии прогрессирующего упадка. В результате урбанизации она утратил свои физические и душевные преимущества.
  Во времена феодализма кровная знать была призвана защищать свою страну от нападений врага и посягательств правителя. Дворянин был свободный и уверенный в себе по отношению к подчинённым, равностоящим и вышестоящим; король в своём поместье, он мог свободно развивать свою личность согласно рыцарским принципам.
  Абсолютизм изменил эту ситуацию: оппозиционная знать, которая свободно, гордо и смело настаивала на своих исторических правах, была уничтожена, насколько это возможно; остатки были привлечены ко двору и стеснены блестящей неволей. Эта придворная знать была несвободной, зависимой от настроений правителя и его камарильи, поэтому ей пришлось потерять свои лучшие качества: характер, стремление к свободе, гордость, лидерство. Чтобы сломить характер и, следовательно, сопротивляемость французской знати, Людовик XIV заманил её в Версаль; Великой революции оставалось завершить его работу: она лишила знать, которая сдалась и утратила своё превосходство, её отживших привилегий.
  Только в тех странах Европы, где знать, верная своей рыцарской миссии, оставалась вождём и приверженцем национальной оппозиции монархическому деспотизму и иностранному правлению, сохранился тип знатного вождя: в Англии, Венгрии, Польше, Италии.
  После преобразования европейской культуры из рыцарско-деревенской в буржуазно-урбанистическую, кровная знать отстала от буржуазии в духовном и культурном отношении. Война, политика и управление собственными имениями требовали от знати столь многого, что её духовные способности и интересы часто оскудевали.
  Эти исторические причины нововременных сумерек знати были усилены физиологически. Вместо тяжелой средневековой военной службы Новое время принесло знати в основном безработное благоденствие; из наиболее грозного сословия знать постепенно стала наиболее защищённым благодаря своему наследственному богатству; также сказалось дегенеративные влияния преувеличенного родственного скрещивания, из-за которого английская знать избегала частого смешения с буржуазной кровью. Благодаря взаимодействию этих обстоятельств физический, психический и духовный тип прежней знати обветшал.
  Знать мозга не могла заменить кровную знать, потому что она тоже находится в кризисе, в состоянии распада. Демократия выросла из затруднения: не потому, что люди не хотели знати, а потому, что они не находили знати. Как только появится новая, настоящая знать, демократия исчезнет сама по себе. Поскольку Англия обладает настоящей знатью, она остаётся аристократической, несмотря на свою демократическую конституцию.
  Академическая знать мозга в Германии, столетие назад бывшая вождём оппозиции абсолютизму и феодализму, приверженцы современных и либеральных идей, сегодня превратилась в основную опору реакции, в главного противника духовного и политического обновления. Эта псевдодуховная знать Германии была сторонницей милитаризма во время войны и защитницей капитализма во время революции. Её ключевые слова: национализм, милитаризм, антисемитизм, алкоголизм - также являются лозунгами в борьбе против духа. Её ответственная миссия: заменить феодальную знать и подготовить духовную знать, которую не признала, отрицала, предала академическая интеллигенция.
  Публицистическая интеллигенция также предала свою миссию лидерства. Она, призванная стать духовным вождём и учителем масс, дополнять и улучшать то, что отсталая школьная система провалила и сделала неправильно, - в своём подавляющем большинстве она унизилась до положения рабов капитала, воспитателей политического и художественного вкуса. Её характер сломался от принуждения представлять и защищать чуждые убеждения вместо собственных, её дух измельчал из-за перепроизводства, к которому её понуждала собственная профессия.
  Подобно оратору древности, журналист Нового времени находится в центре государственной машины: он приводит в движение избирателей, избиратели - депутатов, депутаты - министров. Таким образом, на журналиста ложится высшая ответственность за все политические события; и именно он, как типичный представитель урбанистической бесхарактерности, обычно чувствует себя свободным от любых обязательств и ответственности.
  Школа и пресса - это два пункта, от которых мир может обновляться и облагораживаться бескровно, без насилия. Школа питает или отравляет душу ребёнка; пресса питает или отравляет душу взрослого. Школа и пресса сегодня находятся в руках бездуховной интеллигенции: вернуть их в руки духа было бы высшей задачей любой идеальной политики, любой идеальной революции.
  Правящие династии Европы истощились из-за родственного скрещивания; плутократические династии - из-за благополучия. Кровная знать выродилась, потому что стала слугой монархии; духовная знать выродилась, потому что стала слугой капитала.
  Обе аристократии забыли, что с каждой привилегией, с каждой наградой и исключительным положением связана ответственность. Они забыли девиз всей истинной знати: 'Благородство обязывает!' Они хотят наслаждаться плодами своего привилегированного положения, не выполняя своих обязанностей, они чувствовали себя хозяевами и начальниками, а не вождями и примерами для своих собратьев. Вместо того чтобы показывать людям новые цели, прокладывать новые пути, они позволяли правителям и капиталистам злоупотреблять собой как инструментами для их интересов: ради благополучия, почётных должностей и денег они продавали свои души, свою кровь и свой мозг.
  Старая знать крови и мозга утратила право и дальше считаться аристократией, потому что ей не хватает признаков подлинной знати: характера, свободы, ответственности. Они обрезали нити, которыми были связаны со своими народами: с одной стороны, из-за сословного высокомерия, с другой стороны, из-за высокомерия относительно своей образованности.
  Значение исторического возмездия имеет то, что великий потоп, который начинается в России кровавым или бескровным путём, очищает мир от узурпаторов, которые хотят сохранить своё привилегированное положение, в то время как они давно утратили свои прежние условия.
  
  8. Плутократия
  
  При упадке кровной и духовной знати неудивительно, что власть временно захватил третий класс людей: плутократия.
  Конституционная форма правления, которая заменила феодализм и абсолютизм, оказалась демократической, а форма господства - плутократической. Сегодня демократия является фасадом плутократии: поскольку народы не потерпят голой плутократии, им остаётся номинальная власть, а фактическая власть находится в руках плутократов. В республиканских, как и в монархических демократиях, государственные деятели являются марионетками, а капиталисты - закулисными руководителями: они диктуют политические директивы, доминируют над избирателями посредством покупки общественного мнения, над министрами - посредством деловых и общественных связей.
  Место феодальной общественной структуры заняла плутократическая: рождение уже не является мерилом социального положения, им является доход. Сегодняшняя плутократия более могущественна, чем вчерашняя аристократия, потому что никто не стоит над ней, кроме государства, которое является её инструментом и сообщником.
  Когда ещё существовала настоящая кровная знать, система аристократии по рождению была более справедливой, чем сегодня система денежной аристократии, потому что в то время у правящей касты было чувство ответственности, культура, традиции, в то время как класс, который правит сегодня, лишен всякой ответственности, всякой культуры и традиции. Единичные исключения не меняют этот факт.
  В то время как мировоззрение при феодализме было героически-религиозным, плутократическое общество не знает более высоких ценностей, чем деньги и благополучие: значимость человека оценивается по тому, что он имеет, а не по тому, кем он является.
  Тем не менее вожди плутократии в некотором смысле являются аристократией, отборными людьми, потому что для захвата большого богатства необходим ряд исключительных качеств: энергичность, осторожность, сообразительность, рассудительность, присутствие духа, инициатива, смелость и широта натуры. Благодаря этим преимуществам успешные крупные предприниматели утверждают себя как современные завоеватели, чья превосходная сила воли и духа дали им победу над массой неполноценных конкурентов.
  Однако это превосходство плутократов имеет вес только внутри класса стяжателей - оно исчезает сразу же, когда эти выдающиеся зарабатывающие деньги люди оказываются рядом с выдающимися представителями идеальных профессий. Поэтому справедливо, что квалифицированный промышленник или торговец поднимается материально и социально выше, чем его неспособные коллеги, но несправедливо, что его общественное положение и власть выше, чем у художника, учёного, политика, писателя, учителя, судьи, доктора, которые так же компетентны в своих профессиях, как промышленник или торговец в своей, но чьи способности служат более идеальным и социальным целям: современная общественная система вознаграждает эгоистично-материалистический менталитет вместо альтруистически-идеального.
  В этом предпочтении эгоистической деловитости перед альтруистической, материалистической перед идеалистической лежит основное зло капиталистической общественной структуры; в то время как истинные аристократы духа и сердца - мудрые и добрые, живут в бедности и беспомощности, эгоистичное насилие узурпирует лидерские позиции, к которым они призваны.
  Таким образом, плутократия - это аристократия с деятельной и интеллектуальной точки зрения, но псевдоаристократия в этическом и духовном отношении; аристократия внутри класса стяжателей - псевдоаристократия по сравнению с более идеальными профессиями.
  Как и аристократия крови и духа, аристократия денег в настоящее время находится в состоянии упадка. Сыновья и внуки тех крупных предпринимателей, чья воля, подкреплённая нуждой и трудом, привела их из ниоткуда к власти, в основном ослабевают в благополучии и бездействии. Отцовская деловитость редко передаётся или сублимируется для более духовного и идеального творчества. Поколениям плутократов не хватает той традиции и мировоззрения, того консервативно-деревенского духа, который когда-то веками надёжно защищал поколения знати от вырождения. Слабые эпигоны принимают в наследство власть своих отцов без дара воли и разума, благодаря которым она была добыта. Власть и деловитость противоречат друг другу, подрывая внутреннее основание капитализма.
  Историческое развитие ускорило этот естественный упадок. Вознесённая благоприятной военной конъюнктурой, новая плутократия спекулянтов начинает разъедать и вытеснять старую плутократию предпринимателей. В то время как народное благосостояние увеличивается с обогащением предпринимателей, с обогащением спекулянтов оно уменьшается. Предприниматели являются вождями экономики, спекулянты - её паразитами; предпринимательство - более продуктивный капитализм, спекулянтство - более непродуктивный
  Современная благоприятная конъюнктура помогает беззастенчивым, безудержным и бессовестным людям зарабатывать деньги. Для спекуляций и выигрыша более необходимы удача и бесцеремонность, чем выдающиеся дары воли и разума. Таким образом, современная плутократия спекулянтов представляет собой какистократию характера, а не аристократию деловитости. Из-за растущего размывания границ между предпринимательством и спекуляцией капитализм компрометируется и унижается перед судом духа и общественности.
  Никакая аристократия не может долго удерживать позиции без морального авторитета. Как только правящий класс перестаёт быть символом этических и эстетических ценностей, его падение становится неудержимым.
  По сравнению с другими типами аристократии плутократия бедна эстетическими ценностями. Она выполняет политические функции аристократии, не предлагая культурных ценностей знати. Но богатство терпимо только в платье красоты, оправдано только как носитель эстетической культуры. Между тем новая плутократия окутывает себя пустой безвкусицей и навязчивым безобразием: её богатство становится бесплодным и отвратительным.
  Европейская плутократия, в отличие от американской, пренебрегает своей этической миссией так же, как и эстетической: крупные социальные благотворители так же редки, как и меценаты. Вместо того чтобы видеть свою цель в социальном капитализме, в объединении разрозненного национального достояния с масштабным трудом созидательного человечества, подавляющее большинство плутократов считают, что вправе безответственно возводить своё благополучие на нищете масс. Они не попечители человечества, а эксплуататоры, они обманщики, а не вожди.
  Из-за этой нехватки эстетической и этической культуры плутократия не только питает ненависть, но и презирает общественное мнение и его духовных вождей, поскольку она не понимает, что, став знатью, должна погибнуть.
  Русская революция знаменует собой начало конца плутократической исторической эпохи. Даже если Ленин потерпит поражение, его тень будет доминировать в двадцатом веке точно так же, как Французская революция, несмотря на её крах, определила развитие в девятнадцатом веке: в континентальной Европе феодализм и абсолютизм никогда бы не сдались добровольно, если бы не страх перед повторением якобинского террора, перед концом французской знати и королей. Таким образом, с дамокловым мечом большевистского террора добиться успеха, смягчить сердца плутократов и сделать их доступными для социального содействия получится быстрее, чем за два тысячелетия евангельского христианства.
  
  9. Кровная знать и будущая знать
  
  Знать базируется на телесной, душевной, духовной красоте, красота - на совершенной гармонии и повышенной жизненной силе: тот, кто возвышается над своим окружением, является аристократом.
  Старый аристократический тип вымирает, новый ещё не сформирован, наш промежуточный период беден великими личностями: красивыми людьми, благородными людьми, мудрыми людьми. Между тем эпигоны опустившейся знати узурпируют мёртвые формы бывшей аристократии и наполняют их содержанием своей убогой буржуазности. Полное жизненное изобилие прежней знати перешло к выскочкам, но им не хватает своих форм, своей утончённости, своей красоты.
  Хотя современности нужна идея знати, не стоит отчаиваться из-за знати в будущем. Если человечество хочет двигаться вперёд, ему нужны вожди, учителя, проводники; нужно исполнение того, чего оно хочет достичь; нужны предвестники его грядущего возвышения в высшие сферы. Без знати нет эволюции. Эвдемонистская политика может быть демократической - эволюционистская политика должна быть аристократической. Чтобы подниматься, двигаться вперёд, необходимы цели; для достижения целей нужны люди, которые ставят цели, ведут к целям: аристократы.
  Аристократ как вождь - это политический термин; знатность как образец - эстетический идеал. Высшее обязательство требует, чтобы аристократия являлась знатью, а вождь - образцом; чтобы совершенным людям доставалось лидерство.
  В количественном европейском населении, которое верит только в численность, в массу, выделяются две качественные расы: кровная знать и иудейство. Разъединённые друг с другом, они обе твёрдо верят в свою высшую миссию, в свою лучшую кровь, в различие людей по рангу. В этих двух гетерогенных привилегированных расах находится ядро будущей европейской знати: в феодальной кровной знати, поскольку она не покидает усадьбы, в иудейской знати мозга, поскольку она не позволяет развратить себя капиталом. В качестве гарантии лучшего будущего остаются небольшой остаток высокоморальной деревенской знати и небольшая боевая группа революционной интеллигенции. Здесь содружество между Лениным, человеком из мелкопоместной знати, и Троцким, еврейским литератором, становится символом: здесь противоречия характера с духом, помещика с литератором, деревенского с урбанистическим, языческого народа с христианским примиряются для творческого синтеза революционной аристократии.
  Шага вперёд в сфере духовного хватило бы, чтобы поставить на службу нового освобождения человека лучших представителей кровной знати, которые в сельской местности надёжно сохранили своё физическое и моральное здоровье от развращающего влияния придворного воздуха. Для этого предназначено их традиционное мужество, их антибуржуазный и антикапиталистический менталитет, их чувство ответственности, их презрение к материальной выгоде, их стоическая тренировка воли, их целостность, их идеализм. Двигаясь более духовным и свободным путём, сильная благородная энергия, которая ранее была основой реакции, может возродиться в новом цвете и произвести натуры вождей, сочетающие негибкость воли с размахом души и самоотверженностью; и вместо того чтобы служить капиталистическим интересам представителей буржуазии (которая внутренне против них), стать в один ряд с представителями обновлённой духовной знати для освобождения и улучшения человечества.
  Политика была привилегией знати в Европе на протяжении веков. Придворная знать сформировала интернациональную политическую касту, в которой выращивались дипломатические таланты. В течение многих поколений европейская крованая знать обитала в политической атмосфере, от которой буржуазия намеренно отстранялась. В своих латифундиях знать научилась искусству господствовать, обращаться с людьми; на ведущих государственных должностях внутри и вне страны - искусству обращаться с народами. Политика - это искусство, а не наука; её ключевой пункт больше связан с инстинктом, чем с умом, больше с подсознанием, чем с сознанием. Политическое дарование можно пробудить и развить, но нельзя ему научить. Гений нарушает все правила, но политическими талантами знать богаче буржуазии. Потому что для приобретения знаний достаточно одной жизни, а для культивирования инстинктов требуется совместное воздействие многих поколений. Дарованием в науке и изобразительном искусстве буржуазия превосходит знать, в политике же соотношение обратное. Именно по этой причине европейские демократии часто вверяют ведение своей внешней политики потомкам своей придворной знати, потому что в интересах государства сделать наследственность политического дарования, накопленного знатью в течение столетий, полезной для общества.
  Политические способности придворной знати обусловлены не в последнюю очередь её сильной смешанностью по крови. Потому что эта национально смешанная раса часто расширяет свои пределы и парализует вредные последствия одновременного кастово-родственного скрещивания. Подавляющее большинство низших аристократов сочетают недостатки смешения с недостатками родственного скрещивания: отсутствие характера с духовной бедностью; в то время как в редких представителях современной высшей знати встречаются все преимущества: характер с духом.
  В интеллектуальном плане теперь зияет огромный разрыв между крайне правыми (консервативная кровная знать) и крайне левыми (революционная духовная знать), в то время как эти очевидные крайности схожи в характерах. Но всё интеллектуальное, сознательное лежит на поверхности, всё характерное, бессознательное - в глубине личности. Выводы и мнения легче формировать и переформировывать, чем черты характера и направленность воли.
  Ленин и Людендорф являются антагонистами в своих политических идеалах, в своём отношении к воле они братья. Если бы Людендорф вырос в революционной среде русского студенчества, если бы он, подобно Ленину, в ранней юности пережил казнь своего брата имперскими палачами, мы, вероятно, увидели бы его во главе красной России. В то время как Ленин, воспитанный в прусской кадетской школе, вполне мог бы стать сверх-Людендорфом. Что разделяет эти две родственные натуры, так это их духовный уровень. Ограниченность Ленина кажется героически-сознательной, ограниченность Людендорфа - наивно-бессознательной. Ленин не просто вождь, он ещё и духовный человек, так сказать, одухотворённый Людендорф.
  Такую же параллель можно провести между двумя другими крайне левыми и правыми представителями: Фридрихом Адлером и графом Арко. Оба были убийцами из идеализма, мучениками своих убеждений. Если бы Адлер вырос в милитаристско-реакционной среде германской кровной знати, Арко - в социалистическо-революционной среде австрийской духовной знати, то вероятно, что пуля Арко сразила бы министра-президента Штюргка, пуля Адлера - премьер-министра Эйснера. Потому что они тоже братья, разделённые разнообразными предрассудками, связанные сходством героически-самоотверженных характеров. Здесь также разница заключается в духовном уровне (Адлер - духовный человек), а не в чистоте убеждений. Те, кто хвалит характер одного, не должны умалять характера другого, как это происходит с обеих сторон ежедневно.
  Где усиливается жизненная сила, есть будущее. Расцвет крестьянства, поместной знати, происходит (насколько он остался прочным) в тысячелетнем симбиозе с живой и животворящей природой, собравшей и накопившей изобилие жизненных сил. Если современному воспитанию удастся сублимировать часть этой усиленной жизненной энергии в духовную, тогда, возможно, знать прошлого сможет сыграть решающую роль в формировании знати будущего.
  
  10. Иудейство и будущая знать
  
  Основными представителями как испорченной, так и цельной знати мозга, капитализма, журналистики и литературного творчества являются иудеи*. Превосходство их духа предназначает им быть главным фактором будущей знати.
  Один взгляд на историю иудейского народа объясняет его превосходство в борьбе за человеческое лидерство. Два тысячелетия назад иудейство было религиозной общиной, состоящей из этически религиозных, одарённых индивидов всех народов древней культурной сферы с национально-иудейским центром в Палестине. Уже в то время основным связующим звеном была не нация, а религия. В течение первого тысячелетия нашей эры в эту религиозную общину вошли прозелиты всех народов, наконец, царь, знать и народ монгольских хазар, правителей юга России. С тех пор закрывшись, иудейская религиозная община объединилась в искусственную народную общину, против всех остальных народов**.
  Христианская Европа посредством непередаваемых гонений пыталась уничтожить иудейский народ на протяжении тысячелетия. В результате все иудеи, которые были слабовольными, бессовестными, приспособленцами или скептиками, крестились, чтобы избежать мук бесконечных гонений. С другой стороны, проходя через эти зачастую трудные жизненные условия, гибли все иудеи, которые не были достаточно ловкими, умными и изобретательными, чтобы выжить в этой наиболее сложной форме борьбы за существование.
  В конце концов все эти гонения породили небольшую общину, закалённую героически перенесенным мученичеством за идею и очищенную от всех слабовольных и бедных в духовном отношении элементов. Вместо того чтобы уничтожить иудейство, Европа вопреки своей воле облагородила его посредством этого процесса искусственного отбора и воспитала нацию вождей будущего. Неудивительно, что этот народ, вышедший из подземелий гетто, превратился в духовную знать Европы. Таким образом, в момент распада феодальной знати благое провидение посредством эмансипации иудеев одарило Европу по милости духа новой расой знати.
  Первым типичным представителем этой будущей знати был революционный благородный еврей Лассаль, который в высшей степени сочетал красоту тела с благородством характера и проницательностью духа: аристократ в высочайшем и истинном смысле этого слова, он был прирождённым вождём и проводником своего времени.
  Нет, иудейство - не новая знать, скорее, иудейство - это лоно, из которого возникает новая, духовная знать Европы, ядро, вокруг которого группируется новая, духовная знать. Образуется урбанистическая духовная господствующая раса: идеалисты, остроумные и чувствительные, справедливые и верные; смелые, как феодальная знать в свои лучшие дни; они с радостью принимают смерть и гонения, ненависть и презрение, чтобы сделать человечество более этичным, более духовным и более счастливым.
  Мужество, выносливость и идеализм еврейских героев и мучеников революции в Восточной и Центральной Европе ни в коей мере не уступают нееврейским героям Мировой войны, хотя они часто превосходят их в духовном отношении. Суть этих мужчин и женщин, которые пытаются спасти и возродить человечество, представляет собой своеобразный синтез религиозных и политических элементов: героического мученичества и духовной пропаганды, революционной энергичности и социальной любви, справедливости и сострадания. Эти черты, которые когда-то сделали их творцами христианского мирового движения, теперь ставят их на передний план социалистического мирового движения.
  С этими двумя попытками искупления духовного и нравственного начала иудейство даровало обездоленным массам Европы больше, чем какой-либо другой народ. Также современное иудейство превосходит все другие народы по проценту знаменитых людей: едва ли через столетие после своего освобождения этот маленький народ сегодня находится на вершине современной науки вместе с Эйнштейном, на вершине современной музыки вместе с Малером, на вершине современной философии вместе с Бергсоном, на вершине современной политики вместе с Троцким. Видное положение, которое сегодня занимает иудейство, обусловлено исключительно его духовным превосходством, которое позволяет ему с огромным перевесом побеждать в духовном состязании более привилегированных, более злобных, более завистливых соперников.
  Современный антисемитизм является одним из многочисленных признаков реакции посредственных против исключительных; это нововременная форма остракизма, применяемая против всего народа. Как народ иудейство испытывает вечную борьбу количества против качества, низших групп против высших индивидуальностей, низшего большинства против высшего меньшинства.
  Основными корнями антисемитизма являются ограниченность и зависть: ограниченность в религиозной или научной, зависть в духовной или экономической сферах.
  Благодаря тому, что они - выходцы интернациональной религиозной общины, а не местной расы, иудеи - люди с самым сильным смешением крови; благодаря тому, что они на протяжении тысячелетий отгораживались от других народов, они являются народом с сильным родственным скрещиванием. Таким образом, как и в случае с придворной знатью, избранные среди них соединяют силу воли с проницательностью духа, а другая часть иудеев сочетает недостатки родственного скрещивания с недостатками смешения крови: отсутствие характера с ограниченностью. Здесь вы найдете самое священное самопожертвование наряду с самым ограниченным эгоизмом, самый чистый идеализм наряду с самым вопиющим материализмом. Также здесь подтверждается правило: чем более смешан народ, чем более отличаются его представители друг от друга, тем более невозможно создать единый тип.
  Там, где много света, много тени. В гениальных семьях процент сумасшедших и преступников выше, чем посредственных; это относится и к народам. Не только революционная духовная аристократия завтрашнего дня - плутократическая спекулянтская какистократия дня сегодняшнего пополняется в основном иудеями, тем самым оттачивая агитационное оружие антисемитизма.
  Тысячелетнее рабство, за редким исключением, лишило иудеев манер господствующих людей. Постоянное угнетение тормозит развитие личности и таким образом отнимает главный элемент эстетического идеала знати. Большая часть иудейства страдает от этого недостатка, физически и психически; этот недостаток является главной причиной того, что европейский инстинкт ощетинивается против признания иудейства расой знати.
  Враждебность, которая отягощала угнетение иудейства, даёт ему много жизненного напряжения; это отнимает много возвышенной гармоничности. Чрезмерное родственное скрещивание в сочетании с прошлым в гиперурбанизированном гетто в итоге привело к некоторым чертам физического и психического упадка. Что у иудеев приобретала голова, терялось их телом; что приобретал их мозг, терялось их нервной системой.
  Так иудейство страдает от гипертрофии мозга и так же находится в противоречии с благородной потребностью в гармоничном развитии личности. Физическая и нервная слабость многих духовно выдающихся иудеев приводит к недостатку физического мужества (часто вместе с высочайшим моральным мужеством) и неуверенности в поведении: особенности, которые всё ещё кажутся несовместимыми с рыцарским идеалом благородного человека.
  Также духовная элита иудеев страдает от наличия признаков человека-раба, сформированных её историческим развитием: даже сегодня многие иудейские вожди имеют осанку и манеры несвободных, угнетённых людей. В своих манерах захудалые аристократы часто более благородны, чем выдающиеся иудеи.
  Эти недостатки иудейства, возникшие в результате развития, снова исчезнут в процессе развития. Приобщение иудейства к деревенской жизни (главная цель сионизма) в сочетании со спортивным воспитанием освободит иудейство от реликтов гетто, которые ему до сих пор присущи. Что это возможно, доказывает развитие американского еврейства. За фактической свободой и властью, достигнутой иудейством, последует восприятие того же самого, постепенное восприятие осанки и манер свободного, могущественного человека.
  Иудаизм не только изменится в направлении западного идеала знати - западный идеал знати также претерпит изменения, пройдя половину пути навстречу иудаизму. В будущем в более мирной Европе знать отбросит свой воинственный характер и примет взамен духовный, жреческий. Умиротворённым и социализированным западным странам больше не понадобятся командиры и правители - только вожди, воспитатели, образцы для подражания. В Европе при восточном влиянии будущий аристократ будет больше похож на брахмана и мандарина, чем на рыцаря.
  
  * Следующее в первую очередь относится к Центральной и Восточной Европе.
  ** См. 'Суть антисемитизма' др. Генриха фон Куденхове-Калерги (2-е издание, Пан-Европа - Верлаг, Вена).
  
  Обзор
  
  Знатный человек будущего не будет ни феодальным, ни иудейским, ни буржуазным, ни пролетарским: он будет синтетическим. Расы и классы в сегодняшнем смысле исчезнут, личности останутся.
  Только благодаря соединению с лучшей буржуазной кровью способные развиваться элементы прежней феодальной знати восстанут для нового расцвета; только благодаря союзу с вершинами неиудейского европеизма иудейский элемент будущей знати достигнет полного раскрытия. Для избранных людей будущего физически высокоразвитая деревенская знать сможет дать идеальное тело и манеры, духовная высокообразованная урбанистическая знать подарит одухотворённое лицо, одушевлённые глаза и руки.
  Знать прошлого основывалась на количестве: феодальная - на числе предков, плутократическая - на числе миллионов. Знать будущего будет основываться на качестве: на личной ценности, личном совершенстве, на совершенстве тела, души, духа.
  Сегодня, на пороге нового века, случайная знать занимает место того, что когда-то было наследственной знатью; вместо благородных рас - благородные индивиды: люди, чей случайный состав крови делает их образцовыми типами.
  Из этой случайной знати сегодняшнего дня появится новая интернациональная и интерсоциальная благородная раса завтрашнего дня. Всё выдающееся в красоте, силе, энергии, духе осознаёт себя и объединится по тайным законам эротического влечения. Как только рухнут искусственные барьеры, которые установили между людьми феодализм и капитализм, тогда самые значительные мужчины автоматически достанутся самым красивым женщинам, самым выдающиеся женщины - самым совершенным мужчинам. Чем совершеннее мужчина будет в физическом, психическом и духовном плане, тем больше будет число женщин, среди которых он сможет выбирать. Только самые благородные мужчины смогут свободно общаться с самыми благородными женщинами, и наоборот - низшие должны быть удовлетворены низшими. Тогда эротическим укладом жизни низших и средних будет свободная любовь, избранных - свободный брак. Новая выведенная знать будущего возникнет не из искусственных норм формирования человеческих каст, а из божественных законов эротической евгеники.
  Естественная иерархия человеческого совершенства заменит искусственную иерархию: феодализм и капитализм.
  Социализм, который начался с уничтожения знати, с уравнивания человечества, увенчается выведением знати, дифференциацией человечества. Здесь, в социальной евгенике, лежит его высшая историческая миссия, которая до сих пор не распознана: привести от несправедливого неравенства через равенство к справедливому неравенству, через руины всей псевдоаристократии к настоящей, новой знати.
  
  Апология техники 1922
  
  Девиз:
  Этика - душа нашей культуры,
  техника - её тело:
  в здоровом теле - здоровый дух.
  
  I. Потерянный рай
  
  1. Проклятие культуры
  
  Культура превратила Европу в тюрьму, а большинство её обитателей - в подневольных рабочих.
  Современный культурный человек живёт более жалкой жизнью, чем все животные дикой природы: единственные существа, более достойные сожаления, чем он, это его домашние животные, потому что они ещё менее свободны.
  Существование буйвола в первозданном лесу, кондора в Андах, акулы в океане несравненно красивее, свободнее и счастливее, чем существование европейского фабричного рабочего, который день за днём часами прикован к машине, должен исполнять неорганические манипуляции, чтобы не голодать
  Когда-то в глубокой древности человек тоже был счастливым существом: счастливым животным. Тогда он жил на свободе, как часть тропической природы, которая кормила и согревала его. Его жизнь состояла в удовлетворении его порывов; он наслаждался этим, пока его не настигала естественная или насильственная смерть. Он был свободен; жил в природных условиях, а не в государстве; играл вместо того, чтобы трудиться: вот почему он был красив и счастлив. Его жизнерадостность и его жизнелюбие были сильнее всех страданий, постигавших его, и всех опасностей, грозивших ему.
  За тысячелетия человек утратил это восхитительное, свободное существование. Европеец, который считает себя вершиной цивилизации, живёт в неестественных и безобразных городах неестественной, безобразной, несвободной, нездоровой, неорганической жизнью. С хилыми инстинктами и ослабленным здоровьем он вдыхает испорченный воздух в тёмных комнатах; организованное общество, государство, мешает его свободе передвижений и действий, пока суровый климат вынуждает его трудиться всю жизнь.
  Человек потерял свободу, которой когда-то обладал, и вместе с ней - счастье.
  
  2. Раскрытие и свобода
  
  Конечная цель каждого земного существования - это раскрытие: камень хочет кристаллизоваться, растение - расти и цвести, животное и человек хотят жить. Удовольствие, которое известно только людям и животным, имеет не собственную, а только симптоматичную ценность: животное не удовлетворяет свои инстинкты из-за того, что испытывает удовольствие, но оно испытывает удовольствие, потому что удовлетворяет свои инстинкты.
  Раскрытие предполагает рост по законам своего внутреннего мира: рост при свободе. Всякое внешнее давление и ограничение препятствуют свободе раскрытия. В детерминированном мире свобода не имеет другого смысла, кроме зависимости от внутренних законов, тогда как несвобода означает зависимость от внешних условий. У кристалла нет свободы выбрать какую-либо стереометрическую форму; у бутона нет свободы распуститься каким-либо цветком; но свобода минерала в том, что это кристалл, свобода бутона в том, что он станет цветком. Несвободный минерал остаётся аморфным или кристаллическим, несвободный цветок чахнет. В обоих случаях внешнее ограничение сильнее внутренней силы. Продуктом человеческой свободы является развитый человек; продуктом человеческой несвободы - чахлый человек.
  Поскольку свободный человек может развиваться, он красив и счастлив. Свободный, развитый человек является целью всей эволюции и мерой всех человеческих ценностей.
  Человек потерял свою прежнюю свободу: это было его падение. Так он стал несчастным, несовершенным существом. Все дикие животные красивы, а большинство людей безобразны. Есть много тигров, слонов, орлов, рыб, насекомых, более совершенных, чем люди, потому что люди, утратив свою свободу, чахнут и деградируют.
  Сага о потерянном рае прошлого провозглашает истину о том, что человек является изгнанником из царства свободы, досуга и естественной жизни, в котором ныне по-прежнему живёт фауна первозданного леса и к которому среди нынешних людей некоторые полинезийцы по-прежнему находятся ближе всех.
  Потерянный рай - это время человеческого зверосуществования в тропиках, поскольку не было ни городов, ни государств, ни труда.
  
  3. Перенаселённость и северная миграция
  
  Два явления изгнали людей из их рая: перенаселение и миграция в более холодные зоны.
  Из-за перенаселения человек потерял свободу пространства: везде он сталкивается со своими собратьями и их интересами, поэтому он стал рабом общества.
  Из-за переселения на север человек потерял свободу времени: досуг. Так как суровый климат обрекает его на принудительный труд, чтобы жить своей жизнью, он стал рабом северной природы.
  Культура уничтожила три формы красоты, которые озаряли существование природного человека: свободу, отдых, природу; на их место она поставила государство, труд и город.
  Культурный европеец - это изгнанник с юга, изгнанник из природы.
  
  4. Общество и климат
  
  Два тирана культурного европейца: общество и климат.
  Социальная несвобода достигает своего пика в современном большом городе, потому что именно здесь теснота и перенаселение самые значительные. Люди не только живут бок о бок, но и один над другим, замурованные в искусственные каменные блоки (дома); постоянно охраняемые и подозреваемые органами общества, они насильно должны соблюдать бесчисленное множество законов и правил; если они нарушают это, их собратья будут их истязать (запирать) в течение многих лет или убьют (казнят). Социальная несвобода в сельской местности менее гнетущая, чем в городах, и ещё менее гнетущая в малонаселенных районах, таких как Западная Америка, Гренландия, Монголия и Аравия. Там люди всё ещё могут пространственно развиваться, не вступая в непосредственный конфликт с обществом; там есть ещё остатки социальной свободы.
  Климатическая несвобода более всего угнетает в культурных странах севера. Там человек вынужден в течение коротких летних месяцев на слабо обогреваемой солнцем почве добывать еду на целый год и в то же время защищаться от зимних морозов, обеспечивая себя одеждой, жильём и отоплением. Если он воспротивится этому принудительному труду, ему придётся голодать или замерзнуть. Таким образом, северный климат понуждает его к беспрестанному, изнурительному, кропотливому принудительному труду. Природа предоставляет больше свободы в умеренных зонах, где у человека только один тиран - голод, а второго - мороз - побеждает солнце. Самый свободный человек - тропический, потому что фрукты и орехи кормят его там без труда. Только там есть климатическая свобода.
  Европа - одновременно перенаселённая и северная часть мира: поэтому европеец - самый несвободный человек, раб общества и природы.
  Общество и природа приносят свои жертвы друг другу: человек, который бежит из города в глушь в поисках защиты от тесноты общества, видит, что ему угрожают безжалостный климат, голод и мороз. Человек, который бежит в город от сил природы и ищет защиту у собратьев, видит, что ему угрожает безжалостное общество, которое эксплуатирует и растаптывает его.
  
  5. Попытка освобождения человечества
  
  Мировая история состоит из попыток освободить человека из темницы общества и от изгнания на север.
  Четыре основные пути, которыми человек пытался вернуться в утраченный рай свободы и досуга, заключались в следующем:
  I. Путь назад (переселение): назад к одиночеству и солнцу. С этой целью люди и народы всегда мигрировали из густонаселённых районов земли в малонаселённые районы, из более холодных в более тёплые зоны. Почти все великие переселения и большая часть войн происходили из-за этого изначального стремления обратно к свободе передвижения и солнцу.
  II. Путь вверх (власть): наверх из толпы в одиночество, свободу и досуг высших десяти тысяч! Этот призыв прозвучал, когда в результате перенаселения власть стала залогом свободы, а в результате климатических условий власть стала залогом досуга. Потому что только могущественные способны развиваться без оглядки на своих собратьев, только могущественные способны освободиться от обязательного труда, предоставляя другим работать на них. В перенаселённых странах человек сталкивается с выбором: стать на головы своих собратьев или позволить им топтать свою голову - быть господином или слугой, грабителем или побирушкой. Это общее стремление к власти было отцом войн, революций и борьбы между людьми.
  III. Путь внутрь (этика): путь от внешней толчеи во внутреннее одиночество, от внешнего труда во внутреннюю гармонию! Освобождение человека через самообладание, самоограничение и самоотверженность; нетребовательность как защита от нужды; снижение притязаний на досуг и свободу, пока они не достигнут минимума, который предлагают перенаселённое общество и суровый климат. К этому стремлению найти замену внешней несвободе и труду в свободе и сердечном покое возвращаются все религиозные движения.
  IV. Путь вперёд (техника): из эпохи рабского труда возник новый век свободы и досуга благодаря победе человеческого духа над силами природы! Преодоление перенаселения путём роста производства, рабского труд человека путём порабощения сил природы. Этим порывом, путём преодоления природы сломить её тиранию, объясняется технический и научный прогресс.
  
  II. Этика и техника
  
  1. Социальный вопрос
  
  Судьбоносный вопрос европейской культуры гласит: 'Как можно защитить человечество, зажатое в узком пространстве холодной и скудной части мира, от голода, холода, убийств и перенапряжения и дать ему свободу и досуг, благодаря которым оно сможет однажды достичь счастья и красоты?'
  Ответ гласит: 'Благодаря развитию этики и техники'.
  Этика может превратить европейцев из хищников в домашних животных благодаря школе, прессе и религии - и в итоге превратить их в свободное сообщество; техника может подарить европейцам свободное время и рабочую силу благодаря увеличению производства и превращению принудительного труда человека в труд машин, чтобы он имел потребность развивать культуру.
  Этика решает социальный вопрос изнутри, техника - извне.
  В Европе только два класса людей имеют предпосылки для счастья: богатые, которые могут делать и иметь всё, что хотят, и святые, которые не хотят делать и иметь больше, чем позволяет их судьба. Богатые обретают объективную свободу благодаря своей власти превращать собратьев и природные силы в органы своей воли; святые обретают субъективную свободу благодаря безразличию, с которым они противостоят земным благам. Богатые могут развиваться вовне, святые - внутрь.
  Все остальные европейцы являются рабами природы и общества: подневольными рабочими и пленниками.
  
  2. Недостаточность политики
  
  Идеал этики - сделать Европу сообществом святых; идеал техники - сделать Европу богатым сообществом.
  Этика хочет отменить чувственность, чтобы люди больше не ощущали себя бедными; техника хочет отменить нужду, чтобы люди больше не были бедными.
  Политика не в состоянии сделать людей ни довольными, ни богатыми. Поэтому её своевольные попытки решить социальный вопрос должны провалиться. Только на службе этики и техники политика способна помочь решению социального вопроса.
  При нынешнем состоянии этики и техники высшим достижением политики было бы сделать свободу, бедность и принудительный труд повсеместными. Она может только компенсировать это зло, но не уничтожить его; может превратить Европу в тюрьму равноправных подневольных рабочих, но не в рай. Гражданин идеального социального государства был бы более несвободным и более измученным, чем полинезиец в естественном состоянии: история культуры стала бы историей рокового обмана людей.
  
  3. Государство и труд
  
  Пока этика слишком слаба, чтобы защищать людей от их собратьев, а техника примитивна, чтобы переложить на себя нагрузку природных сил, человечество пытается предотвратить ущерб от перенаселения с помощью государства, а опасности климата - с помощью труда.
  Государство защищает людей от произвола их собратьев - труд защищает их от произвола сил природы.
  При определённых условиях организованное принудительное государство предоставляет человеку, поступившемуся своей свободой, защиту личности и собственности от его собратьев, готовых на убийство и грабёж; организованный принудительный труд в северных краях предоставляет человеку, поступившемуся своим временем и рабочей силой, защиту от голодной смерти и замерзания.
  Эти два института благоволят европейцу, который, от природы совершенно обречённый на смерть, занимается пожизненным принудительным трудом; чтобы жить своей жизнью, он должен отказаться от своей свободы. Как гражданин он ограничен в узкой клетке своих прав и обязанностей, как подневольный рабочий он ограничен тяжёлым игом производительности своего труда. Если он восстаёт против государства, ему грозит виселица; если он восстаёт против труда, ему грозит смерть от голода.
  
  4. Анархия и досуг
  
  Государство и труд преподносят себя как идеалы; они требуют почтения и любви от своих жертв. Но они не идеалы: они с трудом выдерживают социальную и климатическую необходимость.
  С тех пор как появились государства, человек мечтает об анархии, идеальном состоянии безгосударственности; с тех пор как появился труд, человек мечтает о досуге, идеальном состоянии свободного времени.
  Идеалы - анархия и досуг, а не государство и труд.
  Анархия неосуществима в плотнонаселённом обществе, которое не находится на высокой этической ступени развития. Её осуществление должно уничтожить последний остаток свободы и возможности жить, который государство оставляет своим гражданам. В общей панике противоречивых проявлений эгоизма люди раздавят друг друга. Вместо свободы анархия должна привести к наихудшей несвободе.
  В целом большинству людей в северной части мира придётся умирать с голода или замерзать в течение нескольких месяцев. Нужда и беды достигнут пика.
  Отшельники-анархисты правят в пустынях и снегах над эскимосами и бедуинами; досуг преобладает в малонаселённых и плодородных южных странах.
  
  5. Ликвидация государства и труда
  
  Принудительное государство и принудительный труд, два защитника и тирана культурного человека, не могут быть уничтожены никакой политической революцией; только этикой и техникой. Пока этика не преодолеет принудительное государство, анархия будет означать поголовное убийство и грабёж; пока техника не преодолеет принудительный труд, досуг будет означать поголовную смерть от голода и холода.
  Только с помощью этики жители перенаселённых стран смогут освободиться от тирании общества, только с помощью техники жители более холодных зон смогут освободиться от тирании сил природы.
  Миссия государства состоит в том, чтобы через содействие этике сделать себя лишним и в конечном счёте привести к анархии; миссия труда состоит в том, чтобы через содействие технике сделать себя лишним и в конечном счёте привести к досугу.
  Не добровольное человеческое сообщество является проклятием - только принудительное государство; не добровольный труд является проклятием - только принудительный труд. Не разнузданность является идеалом, а свобода; не безделье является идеалом, а досуг.
  Принудительное государство и принудительный труд - это явления, которые необходимо преодолеть: но они не могут быть преодолены анархией и досугом, пока этика и техника не достигнут зрелости; чтобы достигнуть этого, человек должен развивать принудительное государство для содействия этике и принудительный труд для содействия технике.
  Путь к этической анархии лежит через государственное принуждение, путь к техническому досугу - через трудовое принуждение.
  Кривая культурной спирали, которая ведёт из рая прошлого в рай будущего, имеет следующую сдвоенную траекторию: естественная анархия - перенаселение - принудительное государство - этика - культурная анархия; природный досуг - северная миграция - принудительный труд - техника - культурный досуг.
  Сегодня мы находимся в середине этих кривых, далеко от обоих райских пунктов: отсюда и наши беды. Современный средний европеец уже не природный человек, но ещё и не культурный человек; больше не животное, но ещё не человек; больше не часть природы, но ещё не хозяин природы.
  
  6. Этика и техника
  
  Этика и техника являются сёстрами: этика господствует над природными силами в нас, техника господствует над природными силами вокруг нас. Обе пытаются побороть природу творческим духом.
  Этика стремится спасти людей через героическое отрицание: через покорность; техника - через героическое утверждение: через действие.
  Волю духа к власти этика направляет внутрь: она хочет покорить микрокосм.
  Волю духа к власти техника направляет наружу: она хочет покорить макрокосм.
  Ни этика, ни техника сами по себе не могут спасти людей севера, поскольку голодающее и замерзающее человечество не может быть ни накормлено, ни согрето этикой, а злое и жадное человечество не может быть ни защищено от себя, ни удовлетворено техникой.
  Что хорошего людям от всей морали, если они при этом умирают от голода и замерзают? И что хорошего людям от всего технического прогресса, если они этим злоупотребляют, чтобы убивать и калечить друг друга?
  Культурная Азия больше страдает от перенаселения, чем от мороза, поэтому ей было легче отказаться от техники и отдаться своему этическому развитию, чем Европе, где этика и техника должны дополнять друг друга.
  
  III. Азия и Европа
  
  1. Азия и Европа
  
  Величие Азии заключается в её этике, величие Европы - в ее технике.
  Азия является мировым наставником самообладания.
  Европа является мировым наставником в освоении природы.
  Ключевой пункт социального вопроса в Азии - перенаселение, в Европе - климат.
  Азия прежде всего должна была попытаться обеспечить мирное сосуществование большого числа людей: она могла сделать это только с помощью воспитания в людях самоотверженности и самообладания, с помощью этики.
  Европа прежде всего должна была попытаться изгнать ужасы голода и холода, которые постоянно угрожали её жителям: она могла сделать это только с помощью труда и изобретений, с помощью техники.
  Есть две основные ценности жизни: гармония и энергия; все остальные ценности могут быть выведены из них.
  Величие и красота Азии основаны на гармонии.
  Величие и красота Европы основаны на энергии.
  Азия живёт пространством: её дух созерцательный, обращённый в себя, спокойный и замкнутый; он женский, растительный, статичный, аполлоновский, классический, идиллический. Европа живёт временем: её дух деятельный, обращённый наружу, неспокойный и целеустремлённый; он мужской, животный, динамичный, дионисийский, романтичный, героический.
  Символ Азии - всеобъемлющее море, круг; символ Европы - движущийся вперёд шторм, прямая линия.
  Здесь раскрывается глубочайший смысл космических символов альфа и омега. На языке знаков он передаёт нам ту мистическую, всегда повторяющуюся полярность силы и формы, времени и пространства, человека и космоса, которая скрыта в душе Европы и Азии: великая омега, круг, чьи широкие врата открыты для космоса, - олицетворение божественной гармонии Азии; великая альфа, направленный вверх острый угол, пронзающий омегу, - олицетворение человеческой активности и целеустремлённости Европы, которая нарушает вечную неподвижность Азии. Альфа и омега также являются бесспорными символами мужского и женского пола во фрейдовском смысле: объединение этих знаков означает зачатие и жизнь и раскрывает вечный дуализм мира. Та же самая символика, скорее всего, лежит в основе цифр 1 и 0: конечная единица как протест против бесконечного нуля - да против нет.
  
  2. Культура и климат
  
  Душа Азии и Европы возникла из азиатского и европейского климата.
  Культурные центры Азии расположены в тёплых регионах, культурные центры Европы - в холодных. Это привело к противоположному отношению к природе: в то время как южанин вправе чувствовать себя ребёнком и другом своей щедрой природы, северянин вынужден добывать в жёсткой борьбе всё, что ему нужно для жизни, отвоёвывая это у скудной земли; поэтому он сталкивается с выбором: стать хозяином или слугой природы, но в любом случае её противником.
  На юге противостояние между человеком и природой было мирно-гармоничным - на севере оно было воинственно-героическим.
  Динамика Европы объясняется тем, что это северный культурный центр Земли. В течение десятков тысяч лет холодная и скудная земля ставила европейцев перед выбором: 'Трудись или умри!' Те, кто не хотел или не мог трудиться, должны были умирать от голода или замерзать. На протяжении многих поколений северная зима систематически искореняла слабых, пассивных, вялых и созерцательных европейцев и воспитала выносливый, деятельный, героический тип людей.
  С доисторических времён белое и далее светловолосое человечество боролось с зимой, которая обесцвечивала, но в то же время и закаляла его. Именно благодаря этой первобытной закалке европейцы и по сей день сохраняют своё здоровье и энергичность, несмотря на все свои культурные грехи.
  Белый человек - сын зимы, афелий: для преодоления холода он должен был напрягать свои мускулы и дух, чтобы достичь наивысшей производительности и самому создать новые солнца; должен был преодолевать, переделывать, покорять вечно враждебную природу.
  Под этим давлением выбора между деятельностью и смертью на северной окраине любой культуры возникает самый сильный и героический тип: в Европе немцы (нор[д]манны), в Азии японцы, в Америке ацтеки.
  Жара заставляет людей ограничивать свою активность до минимума - холод заставляет их максимально повышать свою активность.
  Активный, героический северный человек всегда побеждал и покорял пассивный, гармоничный юг: вместо этого более культурный юг ассимилировал и цивилизовывал варварского северного человека, пока наконец не был завоёван, варваризирован и возрождён новым севером.
  Большинство военных завоеваний в истории начинаются с северных народов и направлены на юг - большинство духовных и религиозных потрясений происходят от южных народов и обращены на север.
  В религиозном отношении Европа была покорена иудеями, в военном - германцами; в Азии победили религии индусов и арабов, тогда как в политическом отношении господствует Япония.
  Активные народы более тёплых зон (арабы, турки, татары, монголы) происходят из пустынь или степей: здесь вместо северной зимы их воспитателем была засушливая земля, но и здесь совершилась неизбежная победа героического человека над идиллическим, активного над пассивным, голодного над сытым.
  
  3. Три религии
  
  Жара Индии, которая парализует любую деятельность, создала там спокойный менталитет; холод Европы, который принуждает к деятельности, создал там активный менталитет; средняя температура Китая, которая требует гармоничного чередования деятельности и созерцательности, создала там гармоничный менталитет.
  Эти три уровня температуры создали три основных религиозных типа: созерцательный, героический и гармоничный.
  Героическая религия и этика севера нашли выражение в Эдде, а также в мировоззрении европейского и японского рыцарства, и они переживают своё воскресение в учении Ницше. Их высшими добродетелями являются храбрость и энергичность, их идеалом являются борьба и герой: Зигфрид.
  Созерцательная религия и этика юга обрели свою завершённость в буддизме. Их высшими добродетелями являются отречение и кротость, их идеалом являются спокойствие и святость: Будда.
  Средняя гармоничная религия и этика развивались на западе в Элладе, на востоке в Китае. Они не требуют ни аскетизма борьбы, ни отречения. Они оптимистичные и посюсторонние; их идеал - благородный человек: мудрец Конфуций, художник Аполлон. Греческий идеал аполлоновского человека стоит посредине между германским героем Зигфридом и индийским святым Буддой.
  Все религиозные и этические структуры являются комбинациями этих трёх основных типов. Каждая распространяющая себя религия должна подстраиваться под эти климатические требования. Так восточное христианство сближается с южной религией, католическое - со средней религией, протестантское - с северной религии. То же относится и к буддизму на Цейлоне, в Китае и Японии.
  Христианство передало нашей культуре азиатские ценности юга; Ренессанс дал нам древние ценности срединной зоны; рыцарство дало нам германские ценности севера.
  
  4. Гармония и сила
  
  Культурные ценности Европы смешаны - её дух преимущественно северный.
  Восточный человек превосходит европейца по доброте и мудрости - по энергичности и сообразительности он уступает ему.
  Европейская честь - ценность героическая, восточное достоинство - гармоническое.
  Длительная борьба закаляет, длительный мир смягчает сердце. Вот почему восточный человек более мягкий и нежный, чем европеец. Кроме того, социальное прошлое индусов, китайцев, японцев и иудеев значительно старше, чем у германцев, которые ещё 2000 лет назад жили при анархии: это позволило азиатам развивать свои социальные добродетели лучше и дольше, чем европейцам.
  Доброта сердца соответствует мудрости духа. Мудрость основана на гармонии, сообразительность - на проницательности духа.
  Мудрость также является плодом более зрелого юга, она редко встречается на севере. Даже сами европейские философы редко бывают мудрыми, а их этика редко бывает доброй. Древняя культура была ещё богаче на мудрецов, чьи целостные личности несли печать очищенной духовности, тогда как этот тип почти вымер в современной Европе (среди христиан). Это также связано с культурной молодостью германцев и страстностью европейского духа. Кроме того, в христианское Средневековье монастыри были единственным убежищем для созерцательной мудрости среди воинственного и деятельного мира: туда удалялись мудрецы и вымирали как жертвы обета целомудрия.
  Европейские картины Христа выглядят важно и печально, а у статуй Будды - улыбка. Мыслители Европы очень серьёзны, а мудрецы Азии улыбаются: они живут в гармонии с собой, обществом и природой, а не в борьбе; начинают каждую реформу с себя, а не с других, и больше воздействуют через свой пример, чем через книги. Помимо размышлений, они снова обретают своё ребячество, тогда как европейские мыслители рано старятся.
  И всё же Европа по-своему великая, как и Азия, но её величие заключается не в доброте и мудрости, а в энергичности и творческом духе.
  Европа - герой земли; на каждом боевом фронте человечества она находится в авангарде народов: в охоте, войне и технике европеец сделал больше, чем любой исторический культурный народ до него или наряду с ним. Он уничтожил почти всех опасных животных в своих странах; победил и покорил почти все темнокожие народы и наконец с помощью изобретений и труда, с помощью науки и техники обрёл такую власть над природой, какая раньше никогда не считалась возможной.
  Мировая миссия Азии - это спасение человечества с помощью этики. Мировая миссия Европы - это освобождение человечества с помощью техники.
  Символ Европы - не мудрец, не святой, не мученик, а герой, борец, победитель и освободитель.
  
  IV. Мировая техническая миссия Европы
  
  1. Европейский дух
  
  Великая культурная миссия Европы начинается с Нового времени.
  Сущность Европы - желание изменить и улучшить мир через действие. Европа сознательно стремится от настоящего к будущему; она находится в состоянии постоянной эмансипации, реформации, революции; она пристрастилась к нововведениям, скептическая, лишённая пиетета, борется со своими привычками и традициями.
  В иудейской мифологии европейский дух соответствует Люциферу, в греческой - Прометею: светоносец, который несёт божественную искру на землю, восстающий против небесно-азиатской гармонии, против божественного мирового порядка, князь этой земли, отец борьбы, техники, просвещения и прогресса, вождь людей в их битве с природой.
  Дух Европы сломил политический деспотизм и тиранию природных сил. Европеец не покоряется своей судьбе, а пытается с ней справиться с помощью действия, духа: как активист и как рационалист.
  
  2. Эллада как пред-Европа
  
  Эллада была предтечей Европы; сначала она ощутила существенную разницу между собой и Азией и открыла свою активно-рационалистическую душу. Её Олимп был не раем согласия, а местом борьбы; её высшим богом был непочтительный бунтарь. Эллада свергла своих царей и богов и заменила их государством граждан и религией человека.
  Этот европейский период Греции начался со свержения тиранов, закончился азиатским деспотизмом Александра и диадохов и нашёл короткое продолжение в республиканском Риме, чтобы окончательно утратиться для Римской империи.
  Александр Великий, эллинистические цари и римские императоры были наследниками азиатской идеи великого царства. Римская империя существенно не отличалась от восточных деспотий Китая, Месопотамии, Индии и Персии.
  В средние века Европа была духовной культурной провинцией Азии. Здесь господствовала азиатская религия Христа. Азиатскость была её религиозной культурой, её основным мистическим настроением, её монархической формой правления и дуализмом пап и императоров, монахов и рыцарей.
  Только с эмансипацией Европы от христианства, которое началось с эпохи Возрождения и Реформации, продолжалось в эпоху Просвещения и достигло кульминации в Ницше, Европа обрела сознание и духовно отделилась от Азии.
  Европейская культура - это культура Нового времени.
  
  3. Технические основы Европы
  
  Мир Филиппа II никоим образом не означает культурного превосходства над миром Хаммурапи: ни в искусстве, ни в науке, ни в политике, ни в судебной системе, ни в управлении.
  За три с половиной столетия, которые лежат между нами и Филиппом, мир изменился более основательно, чем за предыдущие три с половиной тысячелетия.
  Это техника разбудила Европу от её азиатского непробудного сна в Средние века. Она победила рыцарство и феодализм благодаря изобретению огнестрельного оружия, папство и суеверия - благодаря изобретению печатного станка; благодаря компасу и технике судостроения она открыла европейцу неизвестные части света, которые тогда же завоевала благодаря пороху.
  Прогресс современной науки нельзя отделить от развития техники: без телескопа не было бы современной астрономии, без микроскопа - бактериологии.
  Современное искусство также тесно связано с техникой: современная инструментальная музыка, современная архитектура и современный театр частично опираются на технический базис. Влияние фотографии на портретную живопись также усилится: так как в воспроизведении формы лица фотографию не превзойти, она заставит живопись уступить её позиции и фиксировать сущность, душу человека. Кинематография может оказывать на театр влияние, схожее с влиянием фотографии на живопись.
  Современная стратегия принципиально изменилась под влиянием техники. Из психологической науки искусство войны во многом превратилось в техническую. Современные методы ведения войны отличаются от средневековых более, чем те от способов борьбы первобытных народов.
  Вся сегодняшняя политика находится под знаком технического развития: демократия, национализм и народное образование прослеживаются до изобретения книгопечатания, индустриализма и колониального империализма. Капитализм и социализм являются следствием технических достижений и вызванными этим переменами в мировой экономике. Как земледелие создаёт патриархальный, а ремесленное производство - индивидуалистический менталитет, так и совместный, организованный промышленный труд создаёт социалистический менталитет: техническая организация труда вновь отражается в социалистической организации рабочих.
  Технический прогресс окончательно изменил самого европейца: тот стал поспешней, нервней, переменчивей, бдительней, хладнокровней, рациональней, деятельней, практичней и сообразительней.
  Если мы удалим все эти технические следствия из нашей культуры, то, что останется, окажется ни в коем случае не выше древнеегипетской и древневавилонской культуры, в некоторых отношениях даже ниже.
  Также технике Европа обязана своим превосходством перед всеми другими культурами. Только благодаря ей она стала властелином и вождём мира.
  Европа является функцией техники.
  Америка - наивысшее приращение Европы.
  
  4. Технический поворот мира
  
  Технический век Европы - это событие в мировой истории, важность которого можно сравнить с открытием огня в доисторические времена. С открытия огня началась история человеческой культуры, началось очеловечивание зверочеловека. Все последующие духовные и материальные достижения человечества основаны на этом открытии первоначального праевропейского Прометея.
  Техника знаменует такой же поворотный момент в истории человечества, как огонь. Через десятки тысяч лет история будет разделена на дотехническую и послетехническую эпохи. Европеец, который к тому времени давно уже вымрет, будет оценен грядущим человечеством как отец технического поворота мира, прославлен как спаситель.
  Возможные последствия технического века, в начале которого мы стоим, огромны. Это создаёт материальную основу для всех будущих культур, которые будут из-за своей изменённой основы значительно отличаться от всех прежних культур.
  Все прежние культуры, от древнеегипетской и китайской до Средневековья, были так похожи одна на другую по своему течению и раскрытию, потому что основывались на одинаковых технических предпосылках. С начала существования Древнего Египта и до конца Средневековья техника не достигла значительного прогресса.
  Культура, которая возникнет в технический век, будет так же возвышаться над древними и средневековой культурами, как эти над культурой каменного века.
  
  5. Европа как касательная культуры
  
  Европа - это не культурный круг, это касательная культуры: касательная к великому круговороту восточных культур, которые возникали, процветали и завершались, чтобы вновь воскреснуть омоложенными в другом месте.
  Этот круговорот культур Европа разорвала и пошла своим курсом, ведущим к неведомым формам жизни.
  В восточных культурах на востоке и на западе уже существовало всё, но техническая культура Европы является чем-то небывалым, чем-то действительно новым.
  Европа - это переход между замкнутым комплексом всех предыдущих исторических культур и культурными формами будущего.
  Век, сопоставимый по важности и динамичности с европейским, но чьи следы мы потеряли, должен был предшествовать древней вавилонской, древнекитайской и древнеегипетской культурам. Эта доисторическая пред-Европа заложила фундамент для всех культур прошлых тысячелетий; как и в современной Европе, это была касательная культуры, которая оторвалась от круговорота доисторических предкультур.
  Ход событий великой мировой истории состоит из азиатского культурного круговорота и европейских касательных культуры. Без этих касательных (которые являются только европейскими в духовном, но не в географическом смысле) было бы только раскрытие, а не развитие. После долгого периода зрелости гениальный народ всегда освобождается от мрака времён, разрушает естественный культурный ход событий и поднимает человечество на более высокий уровень.
  Изобретения, а не стихи или религии, характеризуют эти состояния культурного развития: изобретение бронзы, железа, электричества. Эти изобретения составляют вечное наследие веков для всех будущих культур. Ничего не осталось от античности, тогда как Новое время обогащает культуру благодаря покорению электричества и других природных сил: эти изобретения переживут 'Фауста', 'Божественную комедию' и 'Илиаду'.
  Со Средневековьем замкнулся культурный круг железа - с Нового времени начался культурный круг машины: здесь начинается не новая культура, а новый век.
  Творец этого технического века - гениальный народ германизированных европейцев, наследник Прометея. Современная культура основана на их творческом духе, а также на этике иудеев, искусстве эллинов и политике римлян.
  
  6. Леонардо и Бэкон
  
  В начале технического века два великих европейца предвосхитили значение Европы: Леонардо да Винчи и Фрэнсис Бэкон.
  Леонардо посвятил себя техническим задачам с той же страстью, что и художественным. Его любимой проблемой был полёт человека, решению которой наше время стало изумлённым свидетелем.
  Говорят, что в Индии есть йоги, которые с помощью этики и аскетизма могут преодолевать гравитацию и парить в воздухе; в Европе, покорённая творческим духом инженеров и их материализацией - самолётом, гравитация преодолена техническим путём. Левитация и техника символически представляют азиатский и европейский путь к власти и свободе человека.
  Бэкон был создателем смелой технической утопии 'Новая Атлантида'. Своим техническим характером она значительно отличается от всех предыдущих утопий, от Платона до Мора.
  Смена средневеково-азиатского мышления на нововременное европейское мышление выражается в контрасте между этико-политической 'Утопией' Мора и научно-технической 'Новой Атлантидой' Бэкона. Мор ещё видит рычаг улучшения мира в социально-этических реформах, а Бэкон - в технических изобретениях.
  Мор был ещё христианином, Бэкон - уже европейцем.
  
  V. Охота - война - труд
  
  1. Власть и свобода
  
  Созерцательный человек живёт в согласии с окружающим его миром, активный человек - в состоянии постоянной войны. Чтобы себя поддерживать, превалировать и развиваться, он должен постоянно отражать, уничтожать и порабощать чуждые и враждебные силы.
  Борьба за жизнь - это борьба за свободу и власть. Победить - значит навязать свою волю. Поэтому только победитель свободен, только победитель могуч. Никакой границы не может быть проведено между свободой и властью: полное осуществление личной свободы нарушает чужие интересы, власть является единственной гарантией неограниченной свободы.
  Борьба человечества за свободу совпадает с его борьбой за власть. В ходе этой борьбы оно захватило и покорило весь мир: царство животных с помощью охоты и скотоводства, царство растений с помощью земледелия, царство минералов с помощью горного дела, природные силы с помощью техники. Из незначительного, слабого животного человек возвысился до господина Земли.
  
  2. Охота
  
  Первой фазой человеческой борьбы был век охоты.
  За сотни тысяч лет борьбы человек обрёл господство над животным миром. Эта победоносная битва относительно слабого человека против всех вымерших и всё ещё существующих видов более крупных и диких животных по своей грандиозности можно сравнить с завоеванием древнего мира небольшим латинским селением - Римом.
  Человек одержал победу над рогами и зубами, лапами и когтями своих соперников, физически лучше подготовленных, только благодаря оружию своего более совершенного разума, который постоянно обострялся в ходе этой борьбы.
  Цели борьбы человека против его животных врагов были оборонительными и наступательными: защита и порабощение.
  Сперва человек довольствовался тем, чтобы путём защиты и истребления сделать враждебных животных безвредными; позже он начал их приручать и использовать. Он превратил волков в собак, буйволов в быков, диких слонов, верблюдов, оленей, ослов, лошадей, лам, коз, овец и кошек в ручных животных. Из стай древних соперников он подчинил себе армию рабов-животных, арсенал живых машин, которые трудились и сражались на его службе, умножали его свободу и его власть.
  
  3. Война
  
  Чтобы утвердить и умножить полученную власть, человек начал бороться со своими собратьями теми же методами, что и с животным миром. Век охоты превратился в век войны. Человек боролся с человеком за распределение земли, завоёванной животным миром. Более сильный отбивался от более слабого, уничтожал или порабощал: война была особой формой охоты, рабство - особой формой животноводства. В борьбе за власть и свободу более сильный, смелый и сообразительный человек победил более слабого, более трусливого, более глупого. Война также обострила человеческий дух и укрепила человеческую силу.
  
  4. Труд
  
  Ни охота, ни война не могли прокормить человека долго: ему пришлось снова сменить фронт и начать борьбу с неживой природой. Начался век труда. Войны и охотничьи приключения всё ещё приносили славу и переживания, но ключевой пункт жизни сместился к труду, потому что только он приносил людям пищу, которая требовалась для их сохранения.
  Труд был особой формой войны, техника - особой формой рабства: вместо людей были побеждены и порабощены природные силы.
  Посредством труда человек боролся с голодом: он подчинил себе почву и зерновые культуры и собирал урожай. Посредством труда человек боролся с зимними холодами: он строил дома, ткал, рубил дрова. Так посредством труда он защищал себя от враждебных природных сил.
  
  5. Война как анахронизм
  
  Охота, война, труд так часто пересекались друг с другом, что хронологически их невозможно отделить друг от друга. Прежде век охоты шёл параллельно с веком войны на протяжении тысячелетий так же, как сегодня век войны проходит параллельно с веком труда; но ключевой пункт фронта борьбы смещается и постоянно меняется. Меж тем как охота была центром человеческой деятельности изначально, впоследствии это место заняла война, а под конец труд.
  Война, которая когда-то была существенной и необходимой для культурного прогресса, утратила это значение и стала опасным вредителем культуры. Сегодня не войны знаменуют этапы прогресса, а изобретения.
  Решающий бой человечества за свободу и власть происходит сегодня на фронте труда.
  В то время, когда мировая война будет интересна только историкам, наш рубеж столетия будет славен как дата начала полётов человека.
  Как в век войны охота сохранялась как анахронизм, так и в век труда война сохраняется как анахронизм. Но в эту эпоху каждая война является гражданской войной, потому что она направлена против соратников и расстраивает совместный рабочий фронт.
  В век труда прославление войны столь же несвоевременно, как и в военную эпоху - прославление охоты. Первоначально героем был убивший дракона и льва; потом им был генерал; в конце концов им стал изобретатель.
  Лавуазье сделал больше для развития человека, чем Робеспьер и Бонапарт вместе взятые.
  Как в эпоху охоты господствовал охотник, в эпоху войны - воин, так и в век труда господствует труженик.
  
  6. Техника
  
  Век труда распадается на период земледелия и период техники.
  Как земледелец человек ведёт себя по отношению к природе преимущественно оборонительно, как техник - наступательно.
  Методы труда соответствуют методам войны и охоты: защита и порабощение. Эпоха земледелия ограничивается тем, чтобы отвратить голод и холод, тогда как техника по мере развития начинает порабощать прежде враждебные природные силы. Сегодня человек управляет паром, электричеством и рабской армией машин. С ними он не только защищает себя от голода и холода, природных катастроф и болезней, он даже берётся преодолевать преграды пространства, времени и гравитации. Его борьба за свободу от природных сил превращается в битву за власть над природными силами.
  Техника - это практическое применение науки для освоения природы; техника в более широком смысле также включает химию как атомную технику и медицину как органическую технику.
  Техника одухотворяет труд: через снижение трудовой нагрузки и повышение трудового дохода.
  Техника базируется на героическом, активном отношении к природе; она не хочет подчиняться воле природных сил, но хочет управлять ими. Воля к власти является побудительной причиной технического прогресса. В природных силах техник видит тирана, которого нужно свергнуть, врага, которого нужно победить, зверя, которого нужно укротить.
  Техника - дитя европейского духа.
  
  VI. Поход техники
  
  1. Бедность масс Европы
  
  Из-за прироста населения положение европейца становится всё более отчаянным; несмотря на весь прежний прогресс техники, он всё ещё находится в очень жалком состоянии. Он отогнал призраков голода и замерзания - но ценой своей свободы и своего досуга.
  Для европейца ужасный принудительный труд начинается в возрасте семи лет с обязательного обучения и обычно заканчивается со смертью. Его детство отравлено из-за подготовки к жизненной борьбе, которая в последующие десятилетия пожирает всё его время и личность, его жизненную силу и жизнелюбие. Над досугом - смертный приговор; небогатый средний европеец сталкивается с выбором: либо трудиться до изнеможения, либо голодать вместе со своими детьми. Голод как кнут заставляет его продолжать трудиться, несмотря на изнеможение, отвращение и горечь.
  Европейские народы предприняли две политические попытки улучшить это жалкое состояние: колониальная политика и социализм.
  
  2. Колониальная политика
  
  Первой формой колониальной политики является завоевание и заселение малонаселённых районов земли нациями, которые страдают от перенаселения. Переселение действительно способно спасти страны от перенаселения и обеспечить свободное и достойное существование людям, которым невыносима европейская толчея. Переселение по-прежнему предлагает многим миллионам людей выход из европейского ада, и поэтому его следует всячески поощрять.
  Вторая форма колониальной политики основана на эксплуатации более тёплых районов земли и цветных народов. Людей южных рас лишают их золотого досуга европейскими пушками и винтовками и заставляют трудиться на службе Европы. Более бедный, но более сильный север систематически грабит более богатый, но более слабый юг; он отнимает у него богатство, свободу и досуг и использует это ограбление, чтобы умножать собственное богатство, собственную свободу и собственный досуг.
  Это подспорье грабежом, эксплуатацией и рабством дало некоторым европейским народам часть их благосостояния, которая позволяет им улучшить судьбу своих местных рабочих.
  Со временем это подспорье должно перестать действовать, так как его неизбежным результатом является огромное восстание рабов, которое выметет европейцев из цветных колоний и тем самым опрокинет тропическую культурную базу Европы.
  Переселение также является лишь временным подспорьем: сегодня некоторые колонии так же многолюдны, как и их метрополии, и вскармливают ту же бедность. Должно прийти время, когда на земле больше не станет безлюдных территорий.
  До этого должен быть найден новый способ противодействия злой европейской судьбе.
  
  3. Социальная политика
  
  Социализм предпринял вторую попытку облегчить европейскую массовую бедность.
  Социализм хочет устранить европейский ад путём равномерного распределения трудовой нагрузки и трудового дохода.
  Нет сомнений в том, что разумные реформы могут значительно улучшить судьбу европейских масс. Но если социальный прогресс не поддерживается подъёмом техники, он может лишь облегчить, а не устранить социальную бедность.
  Так как трудовая нагрузка, необходимая, чтобы накормить и согреть слишком многих европейцев, велика, трудовой доход, который приносит суровая и не достаточно плодовитая Европа даже при самой интенсивной эксплуатации, относительно малый, то даже при наиболее справедливом распределении каждому европейцу выпадет очень большой объём труда и очень малая плата. При современном уровне техники жизнь в социалистической Европе растворилась бы в двойной активности: трудиться, чтобы есть, и есть, чтобы трудиться. Идеал равенства был бы достигнут, но от свободы, досуга и культуры Европа была бы как никогда далека. Чтобы освобождать людей, Европа, с одной стороны, слишком варварская, с другой, слишком бедная. Имущество немногих богатых, распределённое на всех, исчезло бы без следа: бедность была бы не упразднена, а скорее стала бы всеобщей.
  Один только социализм не может привести Европу от несвободы и бедности к свободе и благосостоянию. Ни избирательные бюллетени, ни акции не могут вознаградить углекопа за то, что он провёл свою жизнь в пещерах и шахтах. Большинство рабов восточных деспотов более свободны, чем этот свободный труженик социализированного предприятия.
  Социализм недооценивает европейскую проблему, когда видит основное зло европейской экономики в несправедливом распределении, а не в недостаточном производстве. Корень европейской бедности лежит в необходимости принудительного труда, а не в несправедливости распределения. Социализм ошибается, когда видит в капитализме конечную причину ужасного принудительного труда, под которым изнывает Европа; потому что на самом деле только очень небольшая часть европейской производительности труда перетекает к капиталистам и их роскоши: наибольшая часть этого труда служит тому, чтобы превратить неплодородную часть мира в плодородную, холодную - в тёплую, чтобы обеспечить на ней множество людей, которых труд не мог прокормить естественным путём.
  Зима и перенаселение Европы являются более суровыми и жестокими деспотами, чем все капиталисты, но европейские революции против этих безжалостных тиранов ведут не политики, а изобретатели.
  
  4. Техническая мировая революция
  
  Колониальный империализм, как и социализм, являются паллиативами, а не лекарствами от европейской болезни; они могут облегчить нужду, но не устранить; отсрочить катастрофу, но не предотвратить. Европе придется выбирать: либо сильно сократить своё население и совершить самоубийство, либо исцелиться благодаря масштабному увеличению производства и совершенствованию техники. Потому что только этим путём европейцы могут прийти к благосостоянию, досугу и культуре, тогда как социальные и колониальные аварийные пути в конечном счёте оканчиваются тупиком.
  Европе должно быть ясно, что технический прогресс - это величайшая по форме освободительная война против самого сурового, самого жестокого и самого безжалостного тирана: северной природы.
  От результатов этой технической мировой революции зависит, воспользуется ли человечество единожды в веках предоставленной возможностью стать господином природы, или оно упустит эту возможность, вероятно, навсегда.
  Примерно сто лет назад Европа начала наступление на могущественную природу, от которой она ранее только защищалась. Ей уже было недостаточно того, чтобы жить по милости природной стихии: она начала порабощать своего врага.
  Техника начала дополнять рабскую армию домашних животных и заменять рабскую армию рабочих, занятых тяжёлым трудом, машинами, которые приводятся в движение природными силами.
  
  5. Армия техники
  
  Европа (а вместе с ней и Америка) мобилизовала земной шар для этой крупнейшей и самой важной из всех войн.
  Действующие войска всемирной трудовой армии, борющиеся против произвола природных сил, являются промышленными рабочими; их офицеры - инженеры, предприниматели, директора, их генеральный штаб составляют изобретатели, их тыл - крестьяне и сельскохозяйственные рабочие, их артиллерия - машины, их окопы - шахты, их форты - фабрики.
  С этой армией, чьи резервы белый человек забирает со всех частей света, он надеется сломить тиранию природы, подчинить её силы человеческому духу и таким образом наконец освободить человека.
  
  6. Электрическая победа
  
  Техническая армия одержала свою первую ключевую победу над одним из старейших недругов человеческого рода - молнией.
  Электрическая искра как молния всегда угрожала людям, ранила, убивала, сжигала их дома и уничтожала их скот. Человек был обречён перед этим коварным врагом, который никогда не помогал ему, в течение сотен тысяч лет, пока Бенджамин Франклин не сломил господство ужаса над людьми благодаря изобретению громоотвода.
  Электрическая искра как бич человечества была таким образом обезврежена. Но белый человек не довольствовался этой оборонительной победой: он перешёл в наступление, и было достигнуто то, что через столетие этот враг превратился в раба, этот опаснейший хищник - в самое полезное домашнее животное.
  Сегодня электрическая искра, которая когда-то наполняла ужасом наших предков, освещает наши комнаты, заваривает наш чай, гладит наше белье, нагревает наши комнаты, звонит в наши звонки, пересылает наши письма (телеграммы), тянет поезда и вагоны, приводит в движение машины, то есть, одним словом, стала нашим посыльным, почтальоном, слугой, поваром, истопником, осветителем, работником, грузчиком и даже нашим палачом. То, что электрическая искра делает сегодня на службе у людей в Европе и Америке, нельзя даже отдалённо заменить путём удвоения рабочего времени человека.
  Как эта некогда враждебная природная сила не только давала отпор, но и превратилась в самого незаменимого и полезного слугу человека, так и морские приливы и жар солнца, штормы и наводнения из врагов станут рабами человека. Яды становятся лекарствами, вакцинами против смертельных бацилл. Как человек в доисторические времена приручил и подчинил диких животных, так человек приручает и подчиняет дикие природные силы в Новое время.
  Благодаря таким победам северный человек однажды завоюет свободу, досуг и культуру: не благодаря истреблению населения или отречению, не благодаря войне и революции, но благодаря изобретениям и труду, благодаря духу и делу.
  
  7. Изобретатель как избавитель
  
  В нашей европейской исторической эпохе изобретатель является большим благодетелем человечества, чем святой.
  Изобретатель автомобиля сделал больше добра для лошадей и в большей степени избавил их от страдания, чем все общества по защите животных в мире.
  Небольшой автомобиль в недалёком будущем избавит тысячи восточноазиатских кули от их тягловых животных.
  Изобретатели сывороток от дифтерии и оспы спасли жизнь большему количеству детей, чем все детские приюты.
  Галерные рабы обязаны своим освобождением нововременной технике судостроения, тогда как благодаря внедрению нефтяного отопления современная техника стала избавлять судовых кочегаров от их адской профессии.
  Изобретатель, который создаёт практический заменитель угля, например, посредством расщепления атома, сделает для человечества больше, чем самый успешный социальный реформатор, потому что он спасёт миллионы углекопов от их нечеловеческого существования и покроет большую часть человеческой трудовой нагрузки, тогда как сегодня ни один коммунистический диктатор не может избежать обречения людей на эту подземную жизнь в шахте.
  Химик, которому удастся сделать древесину съедобной, освободит человечество от рабского ига голода, который давит на него дольше и свирепе й, чем любая человеческая тирания.
  Ни этика, ни искусство, ни религия, ни политика не искупят райское проклятие, но это сделает техника. Органическая техника, медицина, предназначена для того, чтобы отвратить наследственное проклятие женщины: 'В болезни будешь рождать детей', неорганическая техника предназначена для того, чтобы отвратить наследственное проклятие мужчины: 'В поте лица твоего будешь есть хлеб'.
  Во многом наша эпоха похожа на раннюю Римскую империю. В то время мир надеялся на избавление благодаря мирной империи Pax Romana. Наступил долгожданный поворот мира, но в совершенно другую сторону: не снаружи, а изнутри; не благодаря политике, а благодаря религии; не благодаря Цезарю Августу, а благодаря Иисусу Христу.
  Мы тоже находимся перед поворотом мира; сегодня человечество ожидает наступления золотого века социалистической эры. Возможно, наступит долгожданный поворот мира, но не благодаря политике, а благодаря технике, не благодаря революционеру, а благодаря изобретателю, не благодаря Ленину, а благодаря человеку, который сегодня, возможно, ещё живёт где-то в неизвестности, который однажды добьётся успеха, избавит человечество от голода, мороза и принудительного труда благодаря открытию новых, небывалых источников энергии.
  
  VII. Конечная цель техники
  
  1. Культура и рабство
  
  Каждая прежняя культура основывалась на рабстве: древний мир - на рабах, средневековый - на крепостных, нововременной - на пролетариях.
  Важность рабов заключается в том, что из-за несвободы и дополнительного труда они создают пространство для свободы и досуга касты господ, что является предпосылкой для любого культурного формирования. Потому что одни и те же люди не могут выполнять огромный физический труд, необходимый для предоставления питания, одежды и жилья своему поколению, и в то же время выполнять неимоверный духовный труд, неизбежный для создания и сохранения культуры.
  Повсюду главенствует разделение труда: чтобы мозг мог думать, кишечник должен переваривать; ни одно растение не может расцвести под небом без своих корней в земле. Носителями любой культуры являются развитые люди. Раскрытие невозможно без атмосферы свободы и досуга: даже минерал может кристаллизоваться только в жидком, свободном состоянии; то, что замкнуто, несвободно, должно оставаться бесформенным.
  Формирующие культуру свобода и досуг меньшинства могли быть созданы только благодаря неволе и сверхработе большинства. В северных и перенаселённых местностях божественное существование тысяч всегда и везде основывалось на животном существовании сотен тысяч.
  Новое время с его христианскими, социальными идеями стоит перед альтернативой: либо отречься от культуры, либо сохранить рабство. Против первой возможности говорит эстетическое, против второй - этическое возражение: первая противится вкусу, вторая - чувству.
  Западная Европа выбрала второе решение: чтобы сохранить остальную часть своей буржуазной культуры, она оставила рабство в замаскированной форме в промышленном пролетариате; в то время как Россия собирается прибегнуть к первому решению: она освобождает своих пролетариев, но приносит в жертву этому освобождению рабов всю свою культуру.
  Оба решения непереносимы в своих последствиях. Человеческий дух должен искать выход из этой дилеммы: его можно найти в технике. Лишь она может разом сломать рабство и спасти культуру
  
  2. Машина
  
  Конечной целью техники является замена рабского труда машинным трудом, возвышение всего человечества до касты господ, на службе у которой армия природных сил трудится в образе машин.
  Мы находимся на пути к этой цели: прежде почти все виды технической энергии производились мышцами человека или животного, сегодня они многократно заменяются паровой силой, электрической силой и силой двигателей. Все больше людей берут на себя роль регуляторов энергии, а не являются её производителями. Вчера ещё рабочий, как кули, тянул культуру вперёд - завтра он будет шофёром, который наблюдает, думает и направляет, а не бегает и потеет.
  Машина - это освобождение человека от ига рабского труда. Благодаря ей мозг может совершать больше работы и создавать большую ценного, чем миллионы бедняков. Машина - материализованный человеческий дух, замороженная математика, благодарное творение человека, зачатое духовной силой изобретателя, рожденное силой мускулов рабочего.
  Машина имеет двойную задачу: увеличить производство, сократить и облегчить труд.
  Путём увеличения производства машина избавляет от нужды, путём сокращения труда - от рабства.
  Сегодня рабочий может быть человеком только в малой степени, потому что должен быть в большей степени машиной; в будущем машина возьмет на себя машинное, механику труда и оставит человеку человеческое, органическое. Так машина открывает перспективу одухотворённости и индивидуализации человеческого труда: его свободная и творческая составляющая будет расти по сравнению с автоматическо-механической, духовная - по сравнению с материальной. Только тогда труд перестанет обезличивать, механизировать и унижать человека; только тогда труд станет подобен игре, спорту и свободной творческой деятельности. Это будет не заложник, как сегодня, который подавляет всё человеческое, а помощь против скуки, развлечение и физическое или духовное упражнение для раскрытия всех способностей. Этот труд, который человек будет выполнять в роли мозга своей машины и который базируется на господстве, будет вдохновлять, а не отуплять, возвышать, а не толкать вниз.
  
  3. Упразднение большого города
  
  Наряду с этими двумя задачами, облегчением нужды путём увеличения производства и упразднением рабства путём сокращения и индивидуализации труда, у машины также есть третья культурная миссия: распад современного большого города и возвращение человека к природе.
  Происхождение современного большого города восходит к тому времени, когда лошадь была самым быстрым транспортным средством и не было телефонов. В то время было необходимо, чтобы люди жили в непосредственной близости от своих рабочих мест и, следовательно, в тесном пространстве.
  Техника изменила эти условия: скоростные поезда, автомобили, велосипеды и телефоны сегодня позволяют рабочим жить за много километров от своих контор. Больше нет необходимости в строительстве и нагромождении доходных домов казарменного типа. В будущем у людей будет возможность жить бок о бок, а не друг над другом, дышать здоровым воздухом в садах и вести здоровую, чистую, достойную жизнь в светлых, просторных комнатах. Электрические и газовые плиты защитят вас от зимнего холода (без забот об отоплении и закупке топлива), электрические лампы - от долгих зимних ночей. Человеческий дух восторжествует над зимой и сделает северную зону такой же уютной для жилья, как и умеренная.
  Развитие города-сада уже началось: богатые покидают центры больших городов, в которых они прежде жили, и поселяются на их периферии или в её окрестностях. Появляющиеся промышленные города разрастаются вширь, а не вверх.
  На более высоком уровне развития города будущего будут иметь что-то общее в планировке со средневековыми: как там низкие городские дома были сгруппированы вокруг огромного собора, так однажды вокруг огромного небоскрёба (содержащего в себе все государственные и частные конторы, магазины и столовые) будут расстилаться низкие дома и просторные сады города-сада. В фабричных городах фабрика будет центральным собором труда: молебном человека в этих соборах будущего будет труд для общества.
  Те, кто профессионально не связан с городом, будут жить в сельской местности, которая посредством междугородних линий и беспроводных соединений будет приобщаться к удобствам, деятельности и развлечениям городов.
  Придёт время, когда люди больше не будут понимать, как когда-то можно было жить в каменных лабиринтах, которые мы теперь знаем как современные большие города. Тогда будут дивиться их руинам, как сегодня - жилищам пещерных людей. Врачи будут ломать себе голову, насколько вообще было возможно с гигиенической точки зрения, чтобы люди могли жить и развиваться в такой отгороженности от природы, свободы, света и воздуха, в такой атмосфере сажи, дыма, пыли и грязи.
  Грядущее упразднение большого города в результате подъёма транспортной техники является необходимым условием настоящей культуры. Потому что в неестественной и нездоровой атмосфере современного большого города люди систематически отравляются и наносят вред телу, душе и духу. Культура большого города - болотное растение: её несут вырожденные, патологические и декадентские люди, которые добровольно или невольно попали в эти тупики жизни.
  
  4. Культурный рай миллионеров
  
  Техника способна предложить современным людям больше возможностей для счастья и развития, чем в прежние времена предлагали принцы и короли.
  Конечно, сегодня, в начале технического мирового периода, число тех, кто имеет неограниченный доступ к изобретениям Нового времени, незначительно.
  Современный долларовый миллионер может окружить себя всей роскошью, комфортом, искусством и красотой, которые предлагает земля. Он может наслаждаться всеми плодами природы и культуры, может жить, не трудясь, где и как ему нравится. Благодаря телефону и автомобилю он может выбрать связь с миром или уединиться от него; он может жить отшельником в большом городе или в компании в своем загородном имении; он не должен страдать от климата или от перенаселения; голод и мороз ему незнакомы; благодаря своему аэроплану он господин воздуха, благодаря своей яхте он господин морей. Во многих отношениях он свободнее и могущественнее, чем Наполеон и Цезарь. Они могли господствовать только над людьми, но не могли летать над океанами и говорить через континенты. Напротив, он - господин природы. Природные силы служат ему в роли невидимых, могущественных слуг и духов. С их помощью он может летать быстрее и выше, чем птица, мчаться по земле быстрее, чем газель, и жить под водой, как рыба. Благодаря этим способностям и могуществу он даже свободнее, чем уроженец южной части Тихого океана; он преодолел райское проклятие. Окольным путём через культуру он вернулся в более совершенный рай.
  Техника создала основу для такой совершенной жизни. Для немногих избранных она превратила северные первобытные леса и болота в культурные райские уголки. В этих счастливчиках человек может увидеть обещание судьбы своих внуков. Они - авангард человечества на пути в Эдем будущего. Что сегодня является исключением, может при дальнейшем техническом прогрессе стать правилом. Техника взорвала врата рая; пока лишь немногие прошли через узкий вход, но путь открыт, и благодаря усердию и духу всё человечество может однажды последовать за этими счастливчиками. Человеку не нужно отчаиваться: он никогда не был так близок к своей цели, как сегодня.
  Несколько веков назад владение витражом, зеркалом, часами, мылом или сахаром было большой роскошью: техническое производство распространило эти некогда редкие товары в массах. Как сегодня все носят часы и имеют зеркало, так, возможно, через столетие у каждого человека будет автомобиль, своя вилла и свой телефон. Благосостояние должно расти тем быстрее и становиться тем доступней, чем скорее растут показатели производства по отношению к численности населения.
  Когда-нибудь культурной целью техники будет предложить всем людям жизненные возможности, которыми располагают сегодня эти миллионеры. Вот почему техника борется с нуждой, а не с богатством; с неволей, а не с господством. Её цель - сделать всеобщим богатство, власть, досуг, красоту и счастье: не пролетаризация, а аристократизация человечества.
  
  VIII. Дух технического века
  
  1. Героический пацифизм
  
  Рай будущего не может быть получен хитростью посредством путча - он может быть завоёван только посредством труда.
  Дух технического века - героически-пацифистский: героический, потому что техника - это война с изменяемым объектом, пацифистский, потому что её борьба направлена не против людей, а против природной стихии.
  Технический героизм бескровен: технический герой трудится, думает, действует, дерзает и терпит не для того, чтобы посягать на жизни своих собратьев, а чтобы избавить их от рабского ига голода, холода, нужды и принудительного труда.
  Герой технического века - это мирный герой труда и духа.
  Труд технического века - это аскетизм: самообладание и отречение. В его нынешнем виде и нынешнем масштабе это не удовольствие, а тяжёлая жертва, которую мы приносим нашим собратьям и потомкам.
  Аскетизм означает тренировку: это греческое выражение для того, что называется training по-английски; благодаря этому переводу понятие аскетизм теряет пессимистический характер и становится оптимистично-героическим.
  Оптимистический, жизнеутверждающий аскетизм технического века готовит Царство Божие на земле: он расчищает землю для рая; для этого предназначения он перемещает горы, реки и озера, обматывает земной шар кабелями и рельсами, создаёт плантации из первобытных лесов и пахотные земли из степей. Как неземное существо, человек меняет земную поверхность согласно своим потребностям.
  
  2. Дух инертности
  
  В век труда и техники нет большего порока, чем инертность, как в век войны нет большего порока, чем трусость.
  Преодоление инертности - главная задача технического героизма.
  Там, где жизнь проявляется как энергия, инертность означает смерть. Борьба жизни против смерти - это борьба энергичности против инертности. Победа смерти над жизнью - это победа инертности над энергичностью. Посланники смерти - это старость и болезнь, благодаря им инертность получает превосходство над жизненной энергией: ходьба, конечности, движения становятся слабыми и обвислыми, жизненная сила, жизненная стойкость и радость жизни снижаются, всё наклоняется к земле, становится усталым и вялым, пока человек, который больше не может идти вперёд и оставаться прямым, жертвой инертности погружается в могилу: там инертность восторжествует над жизнью.
  Все молодые цветы стремятся вопреки гравитации к солнцу: все спелые плоды падают, одолеваемые гравитацией, на землю.
  Символ технической победы над гравитацией, торжествующей человеческой воли и человеческого духа над инертностью материи - летающий человек. Немногие вещи столь же возвышенны и прекрасны, как он. Здесь сочетаются поэзия и правда, романтика и техника, мифы о Дедале и Воланде с видениями Леонардо и Гёте; благодаря деяниям техников самые смелые поэтические грёзы становятся реальностью: на крыльях, которые расправляют его дух и его воля, человек возносится над пространством, временем и гравитацией, над землёй и морем.
  
  3. Красота и техника
  
  Тот, кто все ещё сомневался в ценности красоты техники, должен умолкнуть перед летающими людьми. Но не только самолёт дарует нам новую красоту: автомобиль, моторная лодка, скорый поезд, динамо-машина также имеют собственную особую красоту в действии и движении. Но поскольку эта красота динамична, её нельзя, как статическую красоту пейзажа, запечатлеть кистью, грифелем и резцом, поэтому она не существует для людей, лишённых подлинного чувства красоты, которые нуждаются в искусстве как в проводнике в лабиринте красоты.
  Вещь красива благодаря идеалу гармонии и жизненной силы, который она передаёт нам, и импульсам, которые она даёт нам в этом отношении. Вот как каждая культура создаёт свои символы силы и красоты: грек возвысил свою собственную гармонию в статуях и храмах; римлянин возвысил свою силу и храбрость в цирковых сражениях своих хищников и гладиаторов; средневековый христианин углубил и преобразил свою душу, проникаясь склонностью к святым дарам и причастию; горожанин Нового времени вырос до героев своего театра и романов; японец научился грации, изяществу и покорности судьбе у своих цветов.
  Во времена беспрестанного прогресса идеал красоты должен был стать динамичным, а вместе с ним - и его символ. Человек технического века - ученик созданной им машины: у неё он учится неустанной деятельности и накоплению сил. Машина как творение и храм святого человеческого духа символизирует преодоление материи духом, закоснелости движением, инертности силой: истощать себя на службе идеи освобождения человечества делами.
  Техника даровала грядущей эпохе новую форму выражения: кино. Кино собирается заменить сегодняшний театр, вчерашнюю церковь, позавчерашние цирк и амфитеатр и играть ведущую культурную роль в трудовом государстве будущего.
  При всех своих художественных недостатках, сегодня фильм начинает непроизвольно нести в массы новое евангелие: евангелие силы и красоты. Он провозглашает, помимо добра и зла, победу самого сильного мужчины и самой красивой женщины - будь то мужчина, который превосходит своих соперников по силе тела, силе воли или силе духа, авантюрист или герой, преступник или детектив, и женщина, которая привлекательней или благородней, грациозней или бескорыстней, чем другие, гетеры или матери. Киноэкран проповедует в тысячах вариаций мужчинам: 'Будь сильным!', женщинам: 'Будь красивой!'.
  Эта массовая педагогическая миссия, которая таится в кино, очищать и развивать, является одной из величайших и ответственнейших задач современных художников: кино будущего, несомненно, будет иметь большее влияние на пролетарскую культуру, чем театр на буржуазную.
  
  4. Эмансипация
  
  Культ технического века - это культ силы. Для раскрытия гармонии не хватает времени и досуга. Они ознаменуют однажды золотой век культуры, который последует за железным веком труда.
  Примечательной чертой динамичной настроенности нашей эпохи является её мужской - европейский характер. Мужская европейская этика Ницше формирует протест нашего века против женской азиатской морали христианства.
  Эмансипация женщин также является симптомом маскулинизации нашего мира, потому что к власти она приводит не женский тип человека, а мужской. Если прежде женственная женщина была участницей мирового господства благодаря своему влиянию на мужчину, то сегодня мужчины обоего пола размахивают скипетром экономической и политической власти. Эмансипация женщин означает триумф мужеподобной бабы над настоящей, женственной женщиной; это ведёт не к победе, но к упразднению баб. Дамы уже вымирают: женщины должны последовать за ними. Благодаря эмансипации женский пол, который до сих пор был частично отстранённым, мобилизуется для технической войны и зачисляется в армию труда.
  Эмансипация азиатов происходит в тех же условиях, что и эмансипация женщин; это симптом европеизации нашего мира, потому что к победе она приводит не восточный тип, а европейский. Если прежде восточный дух господствовал в Европе благодаря христианству, сегодня белые и цветные европейцы разделяют мировое господство. Так называемое пробуждение Востока означает триумф жёлтого европейца над истинным восточным человеком; это ведёт не к победе, но к уничтожению восточной культуры. Где кровь Азии побеждает на востоке, дух Европы побеждает с ней: мужской, жесткий, динамичный, целеустремлённый, энергичный, рационалистический дух. Чтобы участвовать в прогрессе, Азия должна сменить свою гармоничную душу и культуру на европейски-жизненную. Эмансипация азиатов означает их вступление в европейско-американскую армию труда и их мобилизацию для технической войны.
  После её победного окончания Азия снова станет азиатской, женщины снова станут женственными, тогда Азия и женщины воспитают мир для более чистой гармонии. Но до этого азиаты должны носить европейскую униформу, а женщины - мужскую.
  
  5. Христианство и рыцарство
  
  Кто понимает под культурой гармонию с природой, должен называть нашу эпоху варварской, кто понимает под культурой противоборство с природой, должен ценить особую, мужскую, европейскую форму нашей культуры. Христианско-восточное начало европейской этики заставило её недооценить этическую ценность технического прогресса; только с точки зрения Ницше героическая, аскетическая битва технического века за избавление благодаря духу и энергичности представляется доброй и благородной.
  Достоинство технического века превыше всего: энергичность, выносливость, храбрость, отречение, самообладание и солидарность. Эти качества закаляют душу для бескровной, тяжёлой борьбы социального труда.
  Этика труда связана с рыцарской этикой борьбы: обе мужские, обе северные. Только эта этика приспосабливается к новым обстоятельствам и ставит на место отжившей рыцарской чести новую трудовую честь. Новое понятие о чести будет базироваться на труде, новый позор - на лени. Ленивого человека будут рассматривать как дезертира трудового фронта и презирать. Объектами нового поклонения героям будут изобретатели, а не генералы: создатели ценностей, а не разрушители ценностей.
  Исходя из христианской морали, этика труда унаследует дух пацифизма и социализма, потому что только мир продуктивен для технического развития, а война разрушительна, и потому что только социальный дух сотрудничества всех творцов может привести к технической победе над природой.
  
  6. Буддистская опасность
  
  Любая пассивизирующая и враждебная для жизни пропаганда, направленная против технического и промышленного развития, это измена европейской трудовой армии: это призыв к отступлению и дезертирству во время решительного боя.
  Толстовцы и необуддисты виновны в этом культурном кощунстве: они призывают белое человечество капитулировать перед природой незадолго до его окончательной победы, освободить территорию, завоёванную техникой, и добровольно вернуться к примитивности земледелия и животноводства. Устав от борьбы, они хотят, чтобы в будущем Европа влачила бедное, наивное существование при своей бедной природе вместо того, чтобы посредством высшего напряжения духа, воли и мускулов победоносно создавать новый мир.
  Что всё ещё жизнеспособно и пригодно для жизни в Европе, отвергает это культурное самоубийство: оно чувствует уникальность своей позиции и свою ответственность перед грядущим человечеством. Капитуляция техники вернёт мир в азиатский культурный круговорот. Мировая техническая революция, которую приближает Европа, резко обрушится перед своими целями и похоронит одну из величайших надежд человечества.
  Северная Европа, которая живёт своим героическим творчеством, должна отвергнуть дух буддизма, доводящий до истощения. Япония, чем больше она индустриализируется, должна внутренне отойти от буддизма; поэтому Европе, чем более внутренне она предаётся буддизму, придётся пренебречь своей технической миссией и предать её. Буддизм - это удивительный венец зрелых культур, но опасный яд для развивающихся культур. Его мировоззрение годится для старости, для осени, как религия Ницше - для молодежи и весны, верование Гёте - для расцвета лета.
  Буддизм задушит технику, а вместе с ней и дух Европы.
  Европа должна оставаться верной своей миссии и никогда не отрицать корни своей сущности: героизм и рационализм, германская воля и эллинский дух. Потому что чудо Европы возникло только от брака этих двух элементов. Слепое рвение северных варваров стало зримым и плодотворным благодаря контакту со средиземноморской духовной культурой: так воины стали мыслителями, герои - изобретателями.
  Мистицизм Азии угрожает духовной ясности Европы - пассивизм Азии угрожает её мужской энергичности. Только если Европа устоит перед этим соблазном и опасностью и вспомнит свои эллинские и германские идеалы, она сможет вести техническую борьбу до конца, чтобы однажды спасти себя и мир.
  
  IX. Стиннес и Красин
  
  1. Экономические государства
  
  Стиннес - вождь капиталистической экономики Германии, Красин - вождь коммунистической экономики России. В дальнейшем они рассматриваются как представители капиталистического и коммунистического производства, а не как личности.
  После краха трёх крупных европейских военных монархий в наших частях света существуют только экономические государства: экономические проблемы находятся в центре внутренней и внешней политики, Меркурий правит миром как наследник Марса и как предтеча Аполлона.
  Переход от военного государства к экономическому государству является политическим выражением того факта, что место военного фронта на переднем плане истории занял трудовой фронт.
  Веку войн соответствуют военные государства - веку труда соответствуют экономические государства.
  Коммунистическое, как и капиталистическое государства являются трудовыми государствами: уже не военными государствами, но ещё не культурными государствами. Оба находятся под знаком производства и технического прогресса. В обоих господствуют производители, как когда-то военные - в военных государствах: в коммунистическом - вожди промышленных рабочих, в капиталистическом - вожди промышленников.
  Капитализм и коммунизм так же близки по сути, как католицизм и протестантизм, которые на протяжении веков считали себя крайними противоположностями и вели борьбу всевозможными кровавыми способами. Не их различие, а их родство является причиной горькой ненависти, с которой они преследуют друг друга.
  Пока капиталисты и коммунисты разделяют точку зрения, что дозволено и необходимо убивать или морить голодом людей, поскольку они отстаивают другие экономические принципы, обе стороны практически находятся на очень низкой ступени этического развития. Конечно, теоретически условия и цели коммунизма более этичны, чем условия и цели капитализма, потому что они исходят из более объективных и более справедливых аспектов.
  Но этические аспекты не являются решающими для технического прогресса: здесь решающий вопрос - является ли капиталистическая или коммунистическая система более рациональной и более пригодной для проведения техникой освободительной борьбы против природной стихии.
  
  2. Русское фиаско
  
  Успех говорит за Стиннеса и против Красина: капиталистическая экономика процветает, тогда как коммунистическая находится в упадке. Делать вывод о ценности двух систем из этого заключения было бы просто несправедливо. Потому что нельзя упускать из виду, при каких условиях коммунизм принял и возглавил российскую экономику: после военного, политического и социального краха, после потери важнейших промышленных районов, в борьбе против всего мира, под давлением длившейся годами блокады, продолжительной гражданской войны и пассивного сопротивления крестьян, горожан и интеллигенции; к тому же случился катастрофический неурожай. Если учесть все эти обстоятельства, а также меньшую организационную способность и образованность русского народа, можно только удивиться тому, что остатки российской промышленности ещё сохранились.
  Измерять неудачи пятилетнего коммунизма при этих осложняющих обстоятельствах успехами зрелого капитализма было бы так же несправедливо, как сравнивать новорождённого ребёнка со взрослым мужчиной и на основании этого констатировать, что ребёнок идиот, в то время как в нём, возможно, таится гений.
  Даже если бы коммунизм рухнул в России, было бы столь же наивно объявлять социальную революцию провалившейся, как было бы глупо думать, что после краха Гуситского движения закончилась Реформация: через несколько десятилетий появился Лютер и привёл к победе многие гуситские идеи.
  
  3. Капиталистическое и коммунистическое производство
  
  Существенное преимущество капиталистической экономики заключается в её опыте. Она овладевает всеми методами организации и производства, всеми стратегическими секретами борьбы между человеком и природой и располагает штабом обученных промышленных офицеров. Коммунизм, напротив, считает, что он вынужден проектировать новые военные планы с неполноценным генеральным штабом и офицерским корпусом и пробовать новые методы организации и производства. Стиннес может двигаться вперед по привычным рельсам, тогда как Красин должен быть разведчиком в первобытном лесу экономической революции.
  Благодаря конкуренции, прибыли и риску капитализм использует бесподобный двигатель, который поддерживает экономический аппарат в постоянном движении: эгоизм. Каждый предприниматель, изобретатель, инженер и рабочий в капиталистическом государстве считает, что он вынужден прилагать наивысшее усилие, чтобы не быть опрокинутым конкуренцией и не погибнуть. Солдаты и офицеры трудовой армии должны продвигаться вперёд, чтобы не попасть под колеса.
  Другое преимущество капитализма, которому техника обязана многим, заключается в свободной инициативе предприятия. Одной из самых сложных проблем коммунизма является стремление избежать экономической бюрократии, которой он постоянно угрожает.
  Главное техническое преимущество коммунизма заключается в том, что он обладает возможностью объединять все производительные силы и природные ресурсы своего экономического пространства и рационально использовать их в соответствии с единым планом. К тому же он экономит все те силы, которые капитализм растрачивает на защиту себя от конкуренции. Принципиальная плановость коммунистической экономики, которая сегодня берётся рационально электрифицировать Российскую империю по единому плану, технически означает существенное преимущество над капиталистической производственной анархией. Коммунистическая трудовая армия сплочённо борется под единым командованием против враждебной природы, тогда как раздробленные трудовые батальоны капитализма не только борются против общего врага, но иногда и друг против друга для подавления конкурентов.
  Вдобавок Красин держит свою армию крепче, чем Стиннес, так как рабочие армии Стиннеса знают, что часть их труда служит обогащению чужого, враждебного предпринимателя, тогда как рабочие армии Красина осознают, что они трудятся на коммунистическое государство, совладельцами и опорой которого они являются. Стиннес предстаёт перед своими рабочими угнетателем и противником, а Красин - вождём и союзником. Поэтому Красин может решиться запретить забастовки и ввести работу по воскресеньям, тогда как для Стиннеса это невозможно.
  Армия Стиннеса разлагается из-за растущего недовольства и мятежей (забастовок), тогда как армию Красина, несмотря на её материальную нужду, поддерживает идеальная цель. Коротко: война против природных сил - это народная война в России и династическая война промышленных королей в Европе и Америке.
  Труд коммунистического рабочего - это борьба за государство и его формы правления, труд капиталистического рабочего - это битва за его жизнь. Здесь главной движущей силой труда является эгоизм, там - политический идеализм: при современном состоянии этики, к сожалению, эгоизм является более сильным двигателем, чем идеализм, и поэтому боевая ценность капиталистической трудовой армии выше, чем коммунистической.
  У коммунизма имеется более рациональный экономический план, у капитализма - более сильный двигатель труда.
  Капитализм рухнет не из-за его технических, а из-за его этических недостатков. С помощью пулемётов недовольство армии Стиннеса не будет подавлено надолго. Чистый капитализм основан на несамостоятельности и невежестве рабочего, как слепое военное повиновение - на несамостоятельности и невежестве солдат. Чем более самостоятельным, уверенным в себе и образованным становится рабочий класс, тем трудней будет частным лицам заставлять их работать ради своих частных интересов.
  Будущее принадлежит Красину - российский эксперимент определяет экономику настоящего. Поэтому в собственных интересах всего мира не только не мешать этому эксперименту, но и всемерно способствовать ему, потому что только тогда его результат станет ответом на вопрос: способен ли коммунизм реформировать сегодняшнюю экономику - или же для неё предпочтительнее неизбежное зло капитализма.
  
  4. Наёмники и солдаты труда
  
  В век войны наёмное войско необходимо капитализму, народное войско - коммунизму.
  Во времена наёмничества каждое богатое частное лицо могло набирать и снаряжать войско, которому оно платило и которым командовало, так же, как сегодня каждое богатое частное лицо может набирать и снаряжать трудовое войско, которому оно платит и которым командует.
  Три века назад Валленштейн играл аналогичную роль в Германии, как и Стиннес сегодня: благодаря своему состоянию, которое он увеличил в Богемской войне, и армии, которую он при этом вербовал и содержал, Валленштейн из частного лица превратился в самую влиятельную личность Германской империи так же, как сегодня Стиннес благодаря своему состоянию, которое он увеличил во время Мировой войны, а также благодаря прессе и трудовой армии, которую он притом вербует и содержит, превратился в самого влиятельного человека в Германской республике.
  В капиталистическом государстве рабочий - наёмник, предприниматель - кондотьер труда; в коммунистическом государстве рабочий - солдат народного войска, которое подчиняется назначенным государством генералам. Как прежде кондотьеры кровью своих наёмников завоёвывали княжества и основывали династии, так современные кондотьеры потом своих рабочих завоёвывают богатство и позиции во власти и основывают плутократические династии. Как те вожди наёмников когда-то, так и промышленные короли сегодня ведут переговоры как равные с правительствами и государствами: они управляют политикой благодаря своим деньгам, как когда-то те вожди наёмников - благодаря своей власти.
  Реформа трудовой армии, осуществляемая коммунизмом, во всех подробностях соответствует реформе войска, через которую прошли все современные государства.
  Реформа войска заменила войско наёмников народным войском: она ввела всеобщую воинскую обязанность, национализировала военное дело, запретила частную вербовку, заменила вождей ландскнехтов назначенными государством офицерами и этически прославила воинскую обязанность.
  Трудовое государство проводит те же реформы в трудовой армии: оно провозглашает всеобщую трудовую обязанность, национализирует промышленность, запрещает частные предприятия, заменяет частных предпринимателей назначенными государством директорами и прославляет труд как нравственную обязанность.
  Стиннес и Красин - оба командующие могучих трудовых войск, борющихся против общего врага: северной природы. Стиннес, как современный Валленштейн, возглавляет наёмное войско - Красин, как фельдмаршал трудового государства, возглавляет народное войско. Хотя эти два полководца считают себя противниками, они являются союзниками, маршируют порознь, бьются вместе.
  
  5. Социальный капитализм - либеральный коммунизм
  
  Как возрождение католицизма было следствием Реформации, так соперничество капитализма и коммунизма могло оказать на них плодотворное влияние, если бы вместо борьбы друг с другом путём убийств, клеветы и саботажа они бы ограничились доказательством своей более высокой ценности посредством культурных достижений.
  Никакое теоретическое оправдание капитализма не привлекает к этой системе сильней, чем тот неоспоримый факт, что судьба американских рабочих (некоторые из которых ездят на фабрику на собственных автомобилях) практически лучше, чем судьба русских, которые голодают и умирают от голода наравне с трудовым коллективом. Поэтому благосостояние важнее, чем равенство: лучше, если каждый становится состоятельным и лишь немногие богатыми, чем это всеобщее, равномерное господство бедности. Только зависть и педантизм могут противиться этому суждению. Конечно, лучше было бы глобальное, всеобщее богатство, но это - в будущем, а не в настоящем: этого может добиться только техника, а не политика.
  Американский капитализм осознаёт, что может утвердиться только благодаря щедрым социальным актам. Он считает себя заведующим национального богатства, которое использует для применения изобретений в культурных и гуманитарных целях.
  Только социальный капитализм, который пытается помириться с рабочими, имеет шанс на стабильность; только либеральный коммунизм, который пытается помириться с интеллигенцией, имеет шанс на стабильность. Англия пробует первый путь, а Россия недавно попробовала второй.
  Вести войну против сопротивления офицеров в длительной перспективе так же невозможно, как против сопротивления коллектива. Это относится и к трудовой армии: она зависит как от опытных вождей, так и от послушных рабочих.
  Красин признал, что коммунизму необходимо учиться у капитализма. Поэтому он недавно выступил с частной инициативой, назначил управляющими государственных предприятий энергичных и опытных инженеров с обширными полномочиями и участием в прибыли и призвал некоторых изгнанных промышленников назад; наконец, он поддерживает слабый рабочий двигатель идеализма посредством эгоизма, самолюбия, принуждает и пытается повысить производительность труда российского пролетариата посредством этой разнородной системы.
  Только эти капиталистические методы могут спасти коммунизм: поскольку он научился признавать, что зима и засуха являются более жестокими деспотами России, чем все цари и великие князья, и что с ними ведётся более решительная освободительная война. Поэтому сегодня он сосредоточен на борьбе с голодомором, на электрификации и восстановлении промышленности и железных дорог в центральном пункте своей совокупной политики и даже жертвует рядом политических принципов ради этих технических планов. Он знает, что его экономический успех или неудача будут определять политический успех или неудачу и что от него зависит, приведёт ли Русская революция в конечном итоге к всемирному решению или к всемирному обману.
  Упразднение частной собственности должно провалиться при нынешнем состоянии этики из-за непреодолимого психологического сопротивления. Всё же коммунизм остаётся поворотным пунктом в экономическом развитии от предпринимательства к рабочему государству и в политическом развитии от бесплодной системы плутократической демократии к новой социальной аристократии духовных людей.
  
  6. Трест и профсоюзы
  
  Пока коммунизм будет незрелым, чтобы возглавить борьбу за техническое освобождение, Красину и Стиннесу придётся договариваться. Этот путь, который ведёт к совместному труду, а не к взаимному противодействию в труде, фанатичные дураки капитализма и коммунизма отвергают: только самые целостные умы обоих лагерей сходятся в осознании того, что лучше сохранить мировую культуру благодаря мирной договорённости, чем быть уничтоженным разрушительной победой. Тогда кондотьеры экономики станут генералами, а наёмники - солдатами экономики.
  В красной экономике завтрашнего дня между вождями и ведомыми так же мало возможно равенство, как в красной армии сегодня, однако грядущие промышленники больше не будут столь безответственными, как сегодня, но будут чувствовать ответственность за весь коллектив. Непроизводственные капиталисты (спекулянты) исчезнут из экономической жизни точно так же, как декоративные придворные генералы из армии. Как это часто бывает сегодня, производственный капиталист должен стать самым интенсивным рабочим на своей фабрике. Одновременное снижение его чрезмерной прибыли приведёт к справедливому балансу между его трудом и его доходом.
  Две экономические группы сил начинают разделяться в руководстве экономикой в капиталистических рабочих государствах: представители предпринимателей и рабочих - тресты и профсоюзы. Их влияние на политику растёт и превосходит по значимости парламенты. Они будут дополнять и контролировать друг друга, как когда-то Сенат и Трибунат, верхняя палата и нижняя палата. Покорение природных сил и завоевание природных ресурсов будут возглавлять тресты - распределение добычи будут контролировать профсоюзы.
  Стиннес и Красин встретятся на общей почве увеличения производства и совершенствования техники, потому что они противники в вопросе распределения, но союзники в вопросе изготовления: они борются друг против друга в вопросе об экономическом методе, но вместе в человеческой войне против природных сил.
  
  X. От трудового государства к культурному государству
  
  1. Культ ребёнка
  
  Наша эпоха является одновременно эпохой борьбы техники и подготовительной эпохой культуры. Она предъявляет нам двойное требование:
  1. построение трудового государства;
  2. подготовка культурного государства.
  Первая задача ставит политику на службу техники, вторая - на службу этики.
  Только взгляд на грядущий век культуры даёт страдающему и борющемуся человечеству технического века силу продолжать борьбу с природной стихией до победы.
  Дополнительный труд, который современный человек совершает по сравнению со средневековым человеком, - это его завещание людям будущего; благодаря этому дополнительному труду он накапливает капитал знаний, машин и ценностей, процентами с которых однажды будут пользоваться его внуки.
  Разделение человечества на господ и рабов, на носителей культуры и подневольных рабочих всё ещё признаётся сегодня, но эти касты начинают смещаться из социального во временное. Мы рабы не наших современников, а наших внуков. Вместо совместно существующих сословий господ и рабов наш культурный подход устанавливает последовательно существующие эпохи рабов и господ. Сегодняшний трудовой мир формирует основы завтрашнего культурного мира.
  Как культурный досуг господ был построен на сверхработе рабов, так и культурный досуг будущего будет построен на сверхработе настоящего. Нынешнее человечество состоит на службе грядущего человечества; мы сеем, чтобы другие могли жать; в наше время трудятся, изучают и прилагают усилия, чтобы грядущий мир мог воплотиться в красоте.
  Западный культ ребёнка занимает место восточного культа предков. Он процветает как в капиталистическом, так и в коммунистическом трудовом государстве: в Америке и в России. Мир становится на колени перед ребёнком, как перед идолом, как перед обещанием лучшего будущего. Думать сперва о ребёнке при любой благотворительности стало догмой. На капиталистическом западе отцы трудятся до смерти, чтобы оставить после себя своим детям больше жизненных возможностей, на коммунистическом востоке целое поколение живёт и умирает в нищете, чтобы обеспечить своим потомкам более счастливое и более справедливое будущее. Пиетет европейского века устремлён вперед.
  Западный культ ребёнка коренится в вере в развитие. Европеец видит в последующем лучшее, более высокоразвитое; он верит, что его внуки будут достойней свободы, чем он и его современники; он верит, что мир движется вперёд. Тогда как восточный человек видит настоящее парящим, балансирующим между прошлым и будущим, оно кажется европейцу катящимся шаром, который всё быстрее отдаляется от своего прошлого, чтобы спешить в неизвестное будущее. Восточный человек находится вне времени; европеец идёт в ногу со временем: он изгоняет прошлое и принимает своё будущее. Его история - это постоянное сведение счётов с прошлым и прорыв в будущее. Поскольку он переживает ход времени вперёд, стоять на месте означает идти назад. Он живёт в гераклитовском мире становления, восточный человек - в парменидовском мире бытия.
  Вследствие такого отношения наш век можно оценить только из перспективы грядущего. Это время подготовки и борьбы, незрелости и переходного состояния. Мы молодое поколение, которое ступает по мосту между двумя мирами и стоит в начале непроторенного культурного круга: так мы переживаем наши сильнейшие чувства при продвижении вперёд, росте и борьбе, а не в мирном наслаждении восточной зрелости. Наша цель - не удовольствие, а свобода; наш путь - не спокойствие, а действие.
  
  2. Трудовая обязанность
  
  Построение трудового государства является одной из культурных обязанностей нашего века. Трудовое государство - это последний этап человека на его пути к культурному раю будущего.
  Строить трудовое государство означает наиболее рациональным способом поставить все доступные трудовые силы природы и человека на службу производственному и техническому прогрессу.
  В эпоху, которая строится как основание грядущих культур, никто не имеет права на досуг. Всеобщая трудовая обязанность - это одновременно этическая и техническая обязанность.
  Поппер-Линкеус наметил идеальную программу для построения трудового государства в своей работе 'Обязательность всеобщего питания'. Он призывает к тому, чтобы место воинской обязанности заняла всеобщая облигаторная служебно-трудовая обязанность, которая продлится несколько лет и позволит государству достигнуть состояния, когда каждому его члену пожизненно гарантируется прожиточный минимум на питание, жильё, одежду, отопление и медицинское обслуживание. Эта программа способна преодолеть бедность и заботы одновременно с диктатурой капиталистов и пролетариев. Классовые разногласия прекратились бы из-за всеобщей трудовой обязанности, как и противоречие между профессиональными солдатами и гражданскими лицами из-за введения всеобщей воинской обязанности во время войны. Всё же упразднение пролетариата является более желательным идеалом, чем его господство.
  Всеобщий принудительный труд - это цена, уплату которой Поппер-Линкеус требует за устранение бедности и забот. Сокращение этого принудительного труда до минимума посредством содействия технике и совершенствования организаторской деятельности и, наконец, посредством замены его добровольной работой - это составляет второй программный пункт трудового государства.
  Надежда, выраженная Лениным в 'Государстве и революции', что человечество будет продолжать трудиться добровольно даже после упразднения принудительного труда, не является утопией для северян. Потому что неутомимые европейцы и американцы не находят удовлетворения в бездействии; благодаря нескольким тысячам лет принуждения труд стал для них второй натурой: они нуждаются в нём, чтобы упражнять свои силы и изгонять призрак скуки. Их идеал активный, а не созерцательный. По этой причине, а не из-за жадности большинство западных миллионеров продолжают неутомимо трудиться вместо того, чтобы беззаботно наслаждаться своим богатством; по той же причине многие служащие рассматривают свой выход на пенсию как удар судьбы, потому что они предпочитают привычный труд вынужденной праздности.
  При нынешнем уровне техники этого добровольного труда всё ещё будет недостаточно для упразднения нужды: всё ещё необходимо много сверхработы и принудительного труда, чтобы расчистить путь для красивого и свободного труда в будущем.
  Этот путь в будущее прокладывают изобретатели. Их неустанное и молчаливое созидание существеннее и значительнее для культуры, чем шумная суета политиков и художников, которые теснятся на переднем плане мировой арены. Современное общество обязано содействовать своим изобретателям и их труду всеми возможными способами: оно должно дать им привилегированное положение, которое Средневековье признавало за монахами и священниками, и таким образом предоставить им возможность развивать свои изобретения без забот.
  Как изобретатели являются наиболее важными личностями нашей эпохи, так и промышленные рабочие являются её наиболее важным сословием, потому что они образуют передовую группу в борьбе людей за господство на земле и рождают творения, которые зачинают изобретатели.
  
  3. Производительное и потребительское государство
  
  Ещё одна обязанность трудового государства - повышение всеобщего благосостояния путём увеличения производства.
  Как только на рынок выбрасывается больше продуктов, чем можно потреблять, голод прекращается, и блаженное естественное состояние стран, где растут хлебные деревья, возвращается на более высокую ступень.
  Только если в городе строить жилья больше, чем проживает семей, ликвидируется нехватка жилья, которая путём принудительного расквартирования только снижается, рассредоточивается и переносится.
  Только если выпустить столько автомобилей, сколько карманных часов, каждый рабочий будет автовладельцем, а не по приказу народных комиссаров, забирающихся в конфискованные автомобили директоров банков.
  Только благодаря производству, а не конфискации может непрерывно возрастать благосостояние народа.
  В капиталистическом государстве производство зависит от ценообразования. Если это отвечает интересам ценообразования, производитель так же полон решимости уничтожать товары, как и производить, препятствовать технике, как и содействовать ей, сокращать производство, как и увеличивать. Если техническое и культурное развитие согласуется с его интересами, он готов содействовать ему, если они противоречат друг другу, он без колебаний сделает выбор в пользу прибыли перед техникой, производством и культурой.
  Постоянный интерес производителей в том, чтобы спрос всегда превышал предложение, а интерес потребителей в том, чтобы предложение превышало спрос.
  Производитель живёт нуждами потребителя: производители зерна живут тем, что люди голодают; производители угля живут тем, что люди замерзают. У них есть интерес в том, чтобы голод и мороз были вечно. Зерновой капитал будет стремиться саботировать изобретение заменителя хлеба, угольный капитал - изобретение заменителя угля; по возможности они будут пытаться купить и уничтожить данное изобретение. Рабочие данных отраслей производства будут солидарны со своими предпринимателями, чтобы не потерять работу и доход.
  Промышленные предприниматели и рабочие заинтересованы в повышении цен на свой промышленный товар, а крестьяне и сельскохозяйственные рабочие - в повышении цен на свои продукты земледелия. Желания людей как производителей расходятся, но все люди как потребители имеют одну общую цель: снижение цены посредством увеличения производства.
  Ещё одно безобразие производительного государства - реклама. Она является необходимым следствием конкурентной борьбы и состоит в повышении спроса путём искусственного пробуждения человеческого желания. Эта демонстрация и навязывание роскоши, которая пробуждает желание без возможности удовлетворить его, сегодня выступает главной причиной всеобщей зависти, всеобщего недовольства и озлобления. Ни один житель большого города не может купить все выставленные в витринах товары, которые ослепляют его глаза, поэтому он должен всегда чувствовать себя бедным по сравнению с этими уложенными штабелями, выставленными напоказ богатствами и прелестями. Душевное опустошение, которое вызывает реклама, может быть устранено только путём упразднения конкуренции; конкурентная борьба может быть устранена только путём отказа от капитализма.
  Вопреки огромному содействию, которым технический век обязан капитализму, он не должен закрывать глаза на опасности, которые ему угрожают с той стороны: он должен вовремя реализовать лучшую систему, которая позволит избежать ошибки капитализма.
  Соперник и наследник капиталистического предпринимательского государства, коммунистическое трудовое государство, принимает на себя часть ошибок своего предшественника: в нём также господствует группа производителей, оно также является производительным государством.
  Напротив, культурное государство будущего будет потребительским государством: его производство будет контролироваться потребителями, а не производителями, как сегодня. Оно будет производить не ради прибыли, а ради всеобщего благосостояния и культуры: не для производителей, а для потребителей.
  Грядущая миссия парламента состоит в том, чтобы представлять и защищать единодушные интересы всех потребителей от несхожих интересов групп производителей, рупором которых сегодня всё ещё являются депутаты и партии.
  
  4. Революция и техника
  
  При экономическом перевороте, который должен переделать сегодняшнюю производственную анархию Европы для нового порядка, нельзя забывать о его производительной миссии и нужно остерегаться, чтобы не попасть под влияние разрушительных методов России. Потому что из-за своего северного расположения и перенаселения Европа более зависима от организованного труда и промышленного производства, чем любая другая часть мира. Ей ни разу не удалось временно пожить на милостыню своей скупой природы; всем, чего достигла, она обязана делам своей трудовой армии. Радикальная дезорганизация из-за войны или анархии означает культурную смерть Европы, потому что из-за временного простоя европейского производства по меньшей мере ста миллионам европейцев придётся умереть от голода; такую катастрофу Европа, у которой отсутствует прочность России, не смогла бы пережить.
  Этика содействует грядущему перевороту Европы, чтобы сберечь и освятить человеческую жизнь; техника содействует грядущему перевороту Европы, чтобы сберечь и освятить человеческое творчество.
  Кто намеренно убивает человека, совершает преступление перед святым духом общества; кто намеренно разрушает машину, совершает преступление перед святым духом труда. В высшей степени виновными в этом двойном преступлении капитализм сделала Мировая война, коммунизм - Русская революция. Обе не испытывали почтения ни к человеческой жизни, ни к человеческому творчеству.
  Если Европа восприимчива, она может поучиться у Русской революции, какие методы она не смеет использовать; ведь у неё есть предупреждающий пример важности техники и расплаты, которую она получит из-за своего пренебрежения. Российские властители воображали, что могут спасти свою страну и мир одними этическими целями и военными средствами, а не с помощью труда и техники. Индустрию и технику своей страны они принесли в жертву политике. Но когда они потянулись к звёздам равенства, они лишились почвы производства под ногами - и низверглись в пропасть бед. Чтобы спасти себя от этой пропасти, в которую опустились народы России, коммунистические вожди оказались вынуждены призывать своих смертельных капиталистических врагов для помощи против могущественной русской природы, которая когда-то разбила большую армию Наполеона, а сегодня грозит большевизму той же самой судьбой.
  Если Европа последует разрушительному примеру Русской революции, она рискует вместо того, чтобы проникнуть в новый посткапиталистический порядок, впасть в примитивность докапиталистического варварства и будет вынуждена ещё раз пережить капиталистическую эпоху. Её духовная ясность может защитит её от этой трагической участи, иначе она почувствует себя как пациент, который умирает под наркозом от сердечной недостаточности, пока над ним совершают гениальную операцию. Потому что сердцебиение Европы - это техника: без техники она не может жить даже при самом свободном укладе. Прежде чем станет возможным приступить к распределению товаров, необходимо обеспечить изготовление товаров: какая польза от равенства, если все умирают от голода? А как вредит неравенство, если никто не страдает от нужды?
  Европейская революция должна была бы умножать своё производство вместо того, чтобы уничтожать его, возрождать свою технику вместо того, чтобы разрушать её. Только тогда у неё будет шанс на успех и постоянное воплощение её этических идеалов.
  Техническая организация и машинный парк Европы составляют фундамент её грядущей культуры; Европа пытается возвести политическую крышу этого культурного здания до того, как будут готовы его фундаментные стены, - здание полностью рухнет и похоронит под своими обломками легкомысленных строителей вместе с несчастными жильцами.
  
  5. Опасность техники
  
  Куда ведут этические способности, если они слепы к техническим потребностям, показал ход Русской революции; куда ведут технические достижения, если они слепы к этических потребностям, показал ход Мировой войны.
  Техника без этики должна привести к катастрофам так же, как этика без техники. Если Европа не добьется никакого прогресса в этическом отношении, ей придется шататься от одной мировой войны к другой: они будут тем страшнее, чем лучше в тот момент будет развита техника. Крах Европы неизбежен, если её этический прогресс не шагает в ногу с техническим. Однако было бы столь же смешно и трусливо бороться с техникой как таковой и осуждать её из-за возможности технических катастроф культуры, как было бы смешно и трусливо избегать и отвергать железную дорогу из-за возможности железнодорожных аварий.
  Пока Европа строит трудовое государство, она никогда не должна забывать о подготовке культурного государства. Деятели этического развития: учителя и священники, художники и писатели - готовят людей к большому празднику, который является целью техники. Их значимость так же велика, как значимость инженеров, химиков, врачей: эти формируют тело грядущей культуры, а те - душу. Ибо техника - это тело, а этика - душа культуры. Здесь их противопоставление - здесь их родство.
  Этика учит людей правильному применению власти и свободы, которые им дарует техника. Злоупотребление властью и свободой является более гибельным для человека, чем бессилие и несвобода: из-за человеческой злобы жизнь в грядущие времена может стать ещё более ужасной, чем в нынешние времена принудительного труда.
  От этики зависит, приведёт ли техника людей в ад или в рай.
  Машина носит голову Януса: если с ней обращаться разумно, она станет рабом людей будущего и обеспечит им власть, свободу, досуг и культуру, если с ней обращаться бездумно, машина поработит людей и похитит у них остатки власти и культуры. Если не получается сделать машину органом человека, тогда человек должен погрузиться в машину как составная часть.
  Техника без этики - это практический материализм: он ведёт к гибели человеческого в человеке и превращению его в машину; он соблазняет человека быть продаваемым и отдавать свою душу вещам. Но весь технический прогресс становится вредным и бесполезным, если человек, покоряя мир, теряет свою душу: тогда было бы лучше, если бы он оставался животным.
  Как боевым народам войска и войны были необходимы для сохранения свободы и культуры, так и в бедных и перенаселённых частях мира труд и техника необходимы для сохранения жизни и культуры. Но армия должна оставаться на службе политических целей, а техника - этических. Техника, которая эмансипирует себя от этики и считает себя самоцелью, столь же гибельна для культуры, как для государства армия, которая эмансипирует себя от политики и считает себя самоцелью: лишённый руководства индустриализм должен так же тянуть в пропасть культуру, как лишённый руководства милитаризм - государство.
  Поскольку тело является органом души, техника должна подчиняться этическому руководству; она должна себя оберегать, чтобы не впасть в ошибку, которую искусство совершило прокламацией l'art pour l'art, потому что ни искусство, ни техника, ни наука, ни политика не являются самоцелью: все они только пути, ведущие к людям - к сильным, совершенным людям.
  
  6. Романтика будущего
  
  В суровые и тяжёлые времена растёт томление, а вместе с ним и романтика.
  Наше время также породило романтику: везде проявляется томление по нездешним, более красивым мирам, которые должны помочь нам преодолеть серое однообразие наших трудовых дней. Объекты попечения современной романтики: кинотеатры, театры и романы - похожи на окна, из которых подневольные рабочие европейских каторжных тюрем могут свободно выглядывать наружу.
  Современная романтика имеет четыре главные формы: романтика прошлого, которая возвращает нас к более красочным и свободным эпохам нашей истории; романтика дали, которая открывает нам великий восток и дикий запад; романтика оккультизма, которая проникает в самые закрытые сферы жизни и души и наполняет тоскливые будни чудесами и тайнами; романтика будущего, которая поверх унылого Сегодня утешает людей перспективой золотого Завтра.
  Шпенглер, Кайзерлинг и Штайнер пошли навстречу этой современной романтике; Шпенглер открывает культуры прошлого, Кайзерлинг - культуру дали, Штайнер - царство оккультизма. Большое влияние, которое эти люди оказывают на духовную жизнь Германии, отчасти объясняется романтическим томлением многострадального германского народа, который смотрит в прошлое, в даль и на небо, чтобы найти там утешение.
  В прошлое, в даль и в загробный мир ведёт воображение, в будущее - дело. Поэтому как настоящая движущая сила нашего времени не действуют ни историзм, ни ориентализм, ни оккультизм, только романтика будущего: она породила идею государства будущего, и таким образом началось всемирное движение социализма; она зачала идею сверхчеловека, и таким образом началась переоценка ценностей.
  Маркс, провозвестник государства будущего, и Ницше, провозвестник сверхчеловека, являются романтиками будущего. Они переносят рай не в прошлое, не в даль, не в загробный мир, а в будущее. Маркс проповедует грядущую мировую империю труда, Ницше - грядущую мировую империю культуры. Всё, что касается построения трудового государства сегодня, должно стоять на позиции социализма; всё, что касается подготовки культурного государства сегодня, должно стоять на позиции сверхчеловека. Маркс - пророк завтрашнего дня, Ницше - пророк послезавтрашнего дня.
  Все крупные социальные и духовные события в сегодняшней Европе так или иначе связаны с трудами этих двух мужчин: социальная и политическая мировая революция находится под знаком Маркса, этическая и духовная мировая революция находится под знаком Ницше. Без этих мужчин облик Европы был бы другим.
  Маркс и Ницше, провозвестники социального и индивидуального идеала будущего, - оба европейцы, мужчины, оба динамичные. Для закрепления в будущем их идеалов возникают воля и необходимость, воплощаемые посредством дел. Их динамические идеалы включают в себя содействие: они не только хотят наставлять людей, но и подчинять их; они обращают свой взор вперёд и таким образом действуют как пересоздатели общества и человека. Их полярность отражает сущность европейского духа и будущую европейскую судьбу.
  Высший, предельный идеал европейского романтизма будущего - не отказ, а возврат к природе на более высоком уровне. На службе этому идеалу стоят культура, этика и техника. После сотен тысяч лет войны человек должен снова примириться с природой и вернуться в её царство; но не как её творение, а как её господин. Ибо человек намеревается опрокинуть уклад своей планеты: вчера она была анархической, завтра она должна стать монархической. Одно из миллиардов творений тянется к короне Творения: свободный, раскрывшийся человек как царственный повелитель земли.
  
  Пацифизм 1924
  
  Мёртвые, живые, грядущие
  Герои мира!
  
  1. Десятилетняя война
  
  Мир, разрушенный десять лет назад, до сих пор не восстановлен.
  За пятилетним военным периодом для Европы последовал пятилетний полувоенный период. В этот период случились Русско-польская и Греко-турецкая войны, оккупация Рура, борьба в Верхней Силезии, Литве, Западной Венгрии, Фиуме, на Корфу, гражданские войны в Германии, Италии, Испании, Венгрии, Ирландии, Греции, Болгарии и Албании, распространение политических убийств и подстрекательства народных масс, обвал валют и обеднение целых народов.
  Это наихудшее десятилетие в европейской истории со времен переселения народов является худшим обвинением против войны, чем те, которые когда-либо могли и могут выдвинуть пацифисты: однако этот обвиняемый не был лишён свободы, чести или жизни, но допускается всюду как празднующий триумфатор, диктует европейскую политику и готовится снова напасть на народы Европы, чтобы окончательно уничтожить их.
  Поэтому несомненно, что вследствие прогресса военной техники, особенно производства ядов и авиации, ближайшая европейская война не ослабит, а уничтожит эту часть мира.
  Каждый европеец должен занять определённую позицию относительно этой опасности, которая затрагивает его лично. Если она кажется ему неотвратимой, единственным логическим выводом остаётся эмиграция в чужую часть мира. Если она кажется предотвратимой, борьба с опасностью войны и её носителями остаётся долгом: долгом пацифизму.
  Оставаться европейцем - это сегодня не просто судьба, это ответственная задача, от решения которой зависит будущее всех и каждого.
  
  *
  
  Сегодня пацифизм - единственная реальная политика в Европе. Те, кто надеется на спасение от войны, предаются романтическим иллюзиям.
  Большинство европейских политиков, кажется, признают это и хотят мира - и вместе с ними подавляющее большинство европейцев.
  Этот факт не может успокоить пацифиста, который к тому же помнит, что это также имело место в 1914 году; тогда большинство государственных деятелей и большинство европейцев также желали мира, и всё-таки против их воли разразилась война.
  Это развязывание войны осуществилось из-за международного государственного переворота, осуществлённого дружественным войне меньшинством против большинства в Европе, враждебного войне.
  При этом государственном перевороте, подготовленном в течение длительного времени, воспользовались благоприятной возможностью, благодаря лжи и лозунгам захватив врасплох ничего не подозревающие народы, судьба которых с тех пор на несколько лет была отдана этому меньшинству.
  Так и пришли к мировой войне из-за решимости милитаристов и слабости пацифистов. Пока эти условия сохраняются, новая европейская война может разразиться в любой день. Потому что сегодня, как и тогда, небольшое, но энергичное военное меньшинство противостоит большому, но неэнергичному мирному большинству, которое играет с войной вместо того, чтобы растоптать её, которое успокаивает поджигателей войны вместо того, чтобы разгромить их, и создаёт ту же ситуацию, что и в 1914 году.
  
  *
  
  Пацифизм забывает, что один волк сильнее, чем тысяча овец, и что численность в политике, как и в стратегии, является решающей, только если она хорошо руководима и хорошо организована.
  Пацифизм незначителен сегодня, как и десять лет назад: будь он сильным уже тогда, война бы не разразилась; будь он сильным сегодня, Европа была бы защищена от новой войны.
  Бессилие пацифизма сегодня, как и тогда, заключается в том, что многие хотят мира, но очень немногие к этому стремятся, многие боятся войны, но лишь немногие борются с ней.
  
  2. Критика пацифизма
  
  Пассивная ответственность за войну касается европейских пацифистов. Их плохое руководство, их слабость и отсутствие характера воодушевили поджигателей войны начать войну.
  Сторонники идеи мира, которые не выступили вовремя и достаточно сильно ради своего идеала в 1914 году, разделяют ответственность за развязывание войны.
  Но если сегодня при этом опыте и осознании противник войны не отступает от этой пассивности, на него ложится ещё более тяжкий грех: он косвенно оказывает содействие будущей войне.
  Богатый пацифист, который сегодня не финансирует мир, наполовину поджигатель войны.
  Пацифистски настроенный журналист, который сегодня не пропагандирует мир, также наполовину поджигатель войны.
  Избиратель, который по внутриполитическим мотивам выбирает кандидата, в чьём стремлении к миру он не уверен, наполовину подписывает смертный приговор себе и своим детям.
  Долг каждого пацифиста: по мере своих возможностей противодействовать угрожающей будущей войне; если он ничего не делает в этом направлении, он либо не пацифист, либо забыл свой долг.
  
  *
  
  Пацифизм ничему не научился у войны: сегодня он в значительной мере такой же, как и в 1914 году. Если он не признает своих ошибок и не изменится, милитаризм снова перешагнёт через него в будущем.
  Главные ошибки европейского пацифизма таковы.
  Пацифизм аполитичный: среди его вождей слишком много мечтателей и слишком мало политиков. Поэтому пацифизм часто возводится на иллюзии, не считаясь с конкретными фактами, человеческой слабостью, безрассудством и злобой: так он делает неверные выводы из неверных предположений.
  Пацифизм безграничный: он не понимает, как ограничивать свои цели; он ничего не добивается, так как хочет всего одновременно.
  Пацифизм дальнозоркий: он разумен в целях, но неразумен в средствах. Он обращает свою волю к будущему - и уступает настоящее интригам милитаристов.
  Пацифизм бесплановый: он хочет предотвратить войну, не заменяя её; его негативной цели не хватает позитивной программы активной мировой политики.
  Пацифизм дробится; у него есть секты, но нет церкви; его группы работают изолированно, без единого руководства и организации.
  Пацифизм поддерживает довески вместо того, чтобы быть в центре политической программы; его центральный пункт - внутриполитические отношения, тогда как там пацифизм скорее тактический, чем принципиальный.
  Пацифизм непоследовательный: он обычно готов некритически отказаться от 'высшего идеала', то есть от искусного лозунга, как он это сделал в 1914 году, и будет готов сделать в грядущем.
  
  *
  
  Самое большое зло пацифизма - пацифисты. Тот факт, что среди них самые лучшие и самые важные люди нашего времени, не меняет этого. Они освобождены от нижеследующей критики.
  Большинство пацифистов - мечтатели, которые презирают политику и её средства вместо того, чтобы заниматься ими; поэтому, сильно во вред их цели, они не воспринимаются серьёзно в политическом плане.
  Многие пацифисты считают, что они могут изменить мир посредством проповедей, а не посредством действий: они компрометируют политический пацифизм, внедряя в него религиозные и метафизические спекуляции.
  Чаще всего страх войны является матерью пацифизма. Если этот страх перед опасностью распространяется на всю остальную жизнь пацифистов, он мешает им воспринимать идеи мира.
  Храбрость и жертвенность у пацифистов встречаются реже, чем у милитаристов; многие признают опасность войны, но лишь немногие идут на личные или материальные жертвы, чтобы предотвратить её. Они являются не бойцами, а лодырями пацифизма, уступая другим борьбу, к плодам которой сами приобщаются.
  Многие пацифисты - нежные натуры, которые не только опасаются войны, но и опасаются борьбы против войны; их сердце чисто, но их воля слаба, и поэтому их боевая ценность иллюзорна.
  У большинства пацифистов слабые убеждения, как и у большинства людей; неспособные сопротивляться массовому внушению в решающий момент, они пацифисты во время мира, милитаристы во время войны. Только крепкая организация, руководимая сильной волей, может постоянно побуждать их служить миру.
  
  3. Религиозный и политический пацифизм
  
  Религиозный пацифизм борется с войной, потому что она безнравственна, политический пацифизм - потому что она убыточна.
  Религиозный пацифизм считает войну преступлением, политический пацифизм - глупостью.
  Религиозный пацифизм хочет искоренить войну путём изменения людей, политический пацифизм хочет предотвратить войну путём изменения обстоятельств.
  Обе формы пацифизма хорошие и обоснованные: по отдельности они служат человеческому миру и прогрессу, хотя при смешивании больше вредят друг другу, чем приносят друг другу пользу. С другой стороны, они должны сознательно содействовать друг другу: само собой разумеется, что политический пацифист также использует этические аргументы для усиления агитационной силы своей пропаганды и что религиозный пацифист в случае принятия решения будет способствовать пацифистской политике, а не милитаристской.
  
  *
  
  Но в своих методах практический пацифизм должен эманписироваться от этического пацифизма, иначе он останется неспособным успешно вести борьбу с милитаризмом.
  Макиавеллиевские методы милитаризма зарекомендовали себя в политике лучше, чем толстовские методы пацифизма, которому по этой причине пришлось капитулировать в 1914 и 1919 годах.
  Если пацифизм хочет победить в будущем, он должен учиться у своих противников и преследовать свои толстовские цели макиавеллиевскими средствами: он должен учиться у грабителей тому, как поступать с грабителями. Ибо кто с целью ненасилия выбрасывает своё оружие среди грабителей, помогает только грабителям, только насилию, только несправедливости.
  Поэтому политический пацифист должен признать тот факт, что в повседневной политике ненасилию не сравниться с насилием; что отказаться от насилия могут только те, кто, как христианство, рассчитывает на века. Но Европа не может этого сделать: если вскоре здесь не победит мир, через 300 лет только китайские археологи будут тревожить её кладбищенский покой. Поэтому недостаточно, чтобы мир в Европе победил: если он не выиграет вскоре, его победа станет иллюзорной.
  
  *
  
  Тот, кто хочет успешно играть в игру, должен подчиниться правилам игры. Правила игры в политику: хитрость и насилие.
  Если пацифизм хочет вмешаться в политику практически, он должен использовать этот способ для борьбы с милитаризмом. Только после своей победы он сможет изменить правила игры и поставить закон на место власти.
  А пока в политике власть предшествует закону, пацифизм должен опираться на власть. Если он оставит власть сторонникам войны, опираясь только на свой хороший закон, то окажется, как педантизм, только пособником будущей войны.
  Политик, который не хочет применять насилие, похож на хирурга, который не хочет резать: здесь и там всё зависит от того, чтобы найти правильную границу между слишком большим и слишком малым, иначе пациент умрёт, а не поправится.
  Политика - это обучение захвату и правильному употреблению власти. Внутренний мир всех стран поддерживается благодаря закону и насилию: право без насилия должно сразу привести к хаосу и анархии, то есть к худшей форме насилия.
  Та же судьба грозит миру международному, если его право не находит поддержки в международной организации власти.
  Значит, пацифизм как политическая программа ни в коем случае не должен отвергать насилие: он только должен применять его против войны, а не для войны.
  
  *
  
  Недоверие миролюбивых масс к политическому руководству пацифистов, которое кажется парадоксальным, объясняется тем, что большинство пацифистов не владеет азбукой политики.
  Ибо как мы предпочли бы доверить наше представительство на судебном процессе ловкому адвокату, а не неловкому, независимо от того, насколько он добр, так и народы отдадут свою судьбу скорее в ловкие, а не в добрые руки.
  Пацифисты лишь тогда завоюют политическое доверие масс, когда, согласно Библии, станут не только нежными, как голуби, но и мудрыми, как змеи; когда они станут не только благородней в своих целях, но и ловчей в своих средствах, чем их милитаристские соперники.
  
  4. Реформа пацифизма
  
  Новому времени требуется новый пацифизм. Государственные деятели должны возглавить его вместо мечтателей; борцы должны заполнить его ряды вместо нытиков!
  Только политически мудрый пацифизм может убедить массы, только героический пацифизм может вдохновить их!
  Новые пацифисты должны быть оптимистами воли, но пессимистами осознания. Они не должны ни упускать, ни преувеличивать опасности, угрожающие миру, но должны бороться с ними. Утверждение 'Новая война невозможна' так же ложно, как утверждение 'Новая война неизбежна'. Превратится возможность войны в реальность войны или нет, зависит в первую очередь от энергичности и осторожности пацифистов. Потому что война и мир - это не природные явления, а творение рук человеческих.
  Поэтому пацифист должен придерживаться следующего взгляда на мир:
  'Мир под угрозой;
  Мир возможен;
  Мир желателен:
  Значит, добьёмся мира!'
  
  *
  
  Новый пацифизм должен ограничивать свои цели, чтобы достичь их, и содействовать только тому, чего он полон решимости добиться. Потому что царство мира может быть завоёвано только шаг за шагом, а шаг вперед в реальности стоит больше, чем тысяча шагов в воображении.
  Безграничные программы соблазняют только мечтателей, а политиков отталкивают, но политик может сделать для мира больше, чем тысяча мечтателей!
  
  *
  
  Пацифисты всех наций, партий и мировоззрений должны образовать фалангу в международной политике с единым руководством и общими символами.
  Слияние стольких несхожих групп невозможно и нецелесообразно, но их сотрудничество возможно и необходимо.
  Пацифизм должен требовать от каждого политика ясности насчёт его позиции касательно войны и мира. В этом жизненно важном вопросе каждый избиратель имеет право знать точку зрения своего кандидата, разбираться, при каких именно обстоятельствах он будет голосовать за войну, какие средства он хочет использовать для предотвращения войны.
  Только если избиратели будут вмешиваться во внешнюю политику таким образом, а не будут по-прежнему довольствоваться фразами и лозунгами, парламенты могут стать зеркальным отражением стремления к миру, которое воодушевляет массы рабочих, крестьян и горожан всех наций.
  
  *
  
  Прежде всего новый пацифизм должен реформировать пацифистов.
  Пацифизм может победить, только если пацифисты готовы отдать честь, деньги и жизнь в борьбе за мир; когда состоятельные пацифисты платят, энергичные действуют.
  Пока массы видят героев в милитаристах, которые ежедневно готовы отдавать свои жизни за свой идеал, у пацифистов, слабых и трусливых, воодушевление войной будет сильнее воодушевления миром.
  Потому что сила убеждения заключается в делах, а сила воодушевления - в людях.
  Эта сила - воодушевлять - будет тем сильнее, чем больше пацифистов станут борцами, апостолами, героями и мучениками своей идеи, а не её адвокатами и выгодоприобретателями.
  
  5. Всемирный мир и европейский мир
  
  Цели религиозного пацифизма абсолютные и простые - цели политического пацифизма относительные и многообразные. Каждая политическая проблема требует особой оценки пацифизма.
  Существует три главных типа войны: наступательная, оборонительная и освободительная.
  Все пацифисты являются противниками завоевательной войны; путь её подавления чётко обозначен: взаимная договорённость государств для совместной защиты от нарушителей мира. Такая организация, которую сегодня Лига Наций планирует в своём пакте, будет защищать народы от завоевательных войн в будущем и вместе с этим избавит их от индивидуальных оборонительных мер.
  Гораздо сложнее проблема освободительной войны. Потому что по форме это наступательная война, а по сути - оборонительная война против утверждённого завоевания. Пацифизм, делающий освободительные войны невозможными, таким образом используется партией угнетателей. С другой стороны, международная легитимация освободительной войны была бы охранной грамотой для завоевательных войн.
  Поэтому освобождение угнетённых народов и классов является самым популярным предлогом для всех завоевательных войн; и поскольку повсюду существуют народы, части народов, расы и классы, которые чувствуют себя угнетёнными или действительно являются таковыми, - сегодня пацифизм, допускающий освободительную войну, оказался бы иллюзорным на практике.
  Здесь есть две противоположные теории: консервативный пацифизм сытых народов, цель которого - борьба с каждым нарушителем мира, сохранение статус-кво и нынешних отношений господства, и революционный пацифизм, цель которого - последняя мировая война за освобождение всех угнетённых классов, народов и рас и вместе с этим уничтожение всех причин будущих войн и учреждение всемирной пацифистской республики.
  Консервативный пацифизм имеет свой центр в женевской Лиге Наций, революционный - в московском Интернационале.
  
  *
  
  Женевский пацифизм хочет сегодня сохранить мир, не устраняя основание конфликта, который угрожает привести к будущей войне; московский пацифизм хочет форсировать международный взрыв, чтобы хотя бы ради будущего воздвигнуть гарантированное царство мира.
  Есть опасения, что Женева будет слишком слабой, чтобы сохранить мир, а Москва - слишком слабой, чтобы его воздвигнуть. Вот почему обе тенденции в их радикализме угрожают всемирному миру.
  Частичным выходом из этой дилеммы является эволюционный пацифизм, целью которого является постепенное упразднение национального и социального угнетения при одновременном сохранении мира. Этот пацифизм, который ведёт как по тонкой верёвке над двойной пропастью, требует высочайшего политического мастерства вождей и большого политического понимания народов. Однако это должен испробовать каждый, кто искренне хочет мира.
  
  *
  
  Две самые трудные проблемы мира в будущем: индийская и австралийская проблемы. Что касается индийского вопроса (который является частным случаем всеобщего колониального вопроса), то стремление индийской культурной нации к политической независимости и стремление Великобритании сохранить Индию в своём государственном объединении кажутся непримиримыми. Эта ситуация побудит азиатские (и полуазиатские) народы в один прекрасный день объединиться с Индией в большой освободительной борьбе.
  Австралийский вопрос (который является частным случаем тихоокеанского иммиграционного вопроса) крутится вокруг изгнания монголоидов из районов англосаксонского расселения. Сильный прирост населения монголоидов несоразмерен с недостатком районов расселения и грозит однажды привести к взрыву в Тихом океане, если не будет открыт клапан. С другой стороны, белые австралийцы осознают, что допуск монголоидов вскоре превратит их самих в меньшинство. Какое решение этой проблемы будет найдено, если однажды Китай будет так же хорошо вооружён, как Япония, не ясно.
  Мирное решение этих мировых проблем является очень трудной задачей для британских, азиатских и австралийских пацифистов.
  Однако европейские пацифисты должны чётко признать, что военное решение этих вопросов более вероятно, чем мирное; что им не хватает власти и влияния, чтобы предотвратить эти надвигающиеся войны.
  
  *
  
  Это осознание проясняет миссию европейского пацифизма: у него нет власти умиротворить земной шар, но у него есть власть даровать Европе продолжительный мир, решая европейский вопрос и защищая свою часть света от впутывания в азиатский и тихоокеанский конфликты в будущем. Поэтому политический пацифизм Европы должен ограничить свои цели и научиться различать, чего он только хочет и чего он в самом деле может достичь. Не прилагая чрезмерных усилий, он должен сначала бороться за продолжительный мир в своей собственной части света и предоставить американцам, англичанам, русским и азиатам сохранение мира в тех частях света, которые выпали им. При этом все пацифисты в мире должны поддерживать связь друг с другом, поскольку многие проблемы (особенно разоружение) могут быть решены только на международном уровне, а международный пацифизм должен пытаться избегать конфликтов между этими мировыми комплексами и разрешать их.
  Относительно этих восточноазиатских опасностей войны европейские проблемы мира относительно легко решить. Никакое непреодолимое препятствие не стоит на пути европейского мира. В европейской войне никто не мог бы ничего выиграть, но каждый мог бы потерять всё. Победитель будет смертельно ранен - побеждённый окажется мёртвым после этого массового убийства.
  Поэтому новая европейская война могла бы возникнуть только благодаря преступлению милитаристов, легкомыслию пацифистов и глупости политиков.
  Она может быть предотвращена, если в каждой стране поджигателей войны будут держать в страхе, пацифисты будут выполнять свой долг, а государственные деятели - защищать интересы своих народов.
  
  *
  
  Обеспечение мира в Европе, которая сегодня стала Балканами мира, является важным шагом на пути ко всемирному миру. Как мировая война началась с Европы, так, пожалуй, всемирный мир тоже однажды может начаться с Европы.
  Нельзя и думать о всемирном мире, пока европейский мир не превратится в стабильную систему.
  
  6. Реальная политическая программа мира
  
  Европейская опасность войны делится на две составляющие: первая основана на национальном угнетении, вторая - на социальном.
  Сегодня вопрос о границах и российский вопрос угрожают европейскому миру.
  Суть вопроса о границах заключается в том, что большинство европейских государств и народов недовольны своими нынешними границами, поскольку они не отвечают национальным, экономическим или стратегическим требованиям националистов. Мирное изменение сегодняшних границ невозможно при их современной значимости, поэтому националисты этих недовольных государств готовят насильственное изменение границ посредством новой войны и принуждают своих соседей к вооружению.
  Российский вопрос коренится сегодня в том факте, что на открытой восточной границе Европы есть мировая держава, вожди которой признают своей целью насильственно свергнуть существующую в Европе систему. Чтобы достичь этой цели, они поддерживают социальный ирредентизм Европы деньгами и надеются, что вскоре смогут переправить эти пропагандистские средства советским войскам, когда разразится европейская революция.
  По принципиальным причинам Россия является противником сегодняшнего пацифизма, признаёт милитаристские методы и организует сильную армию, чтобы с их помощью основательно изменить карту мира, по крайней мере в Европе и Азии. Как только эта армия станет достаточно сильной, она, несомненно, двинется на запад.
  
  *
  
  Обе эти проблемы, которые встречаются в отдельных местах (Бессарабия, Восточная Галиция), ежедневно угрожают миру Европы. Каждый европейский пацифист должен это растолковывать и пытаться их устранить.
  Программа Пан-Европы* - единственный путь предотвратить обе эти надвигающиеся войны реальными политическими средствами и обеспечить европейский мир. Её цель:
  1. Обеспечение внутриевропейского мира через панъевропейское арбитражное соглашение, договор о гарантиях, таможенный союз и защиту меньшинств.
  2. Обеспечение мира с Россией через панъевропейский оборонительный союз, через взаимное признание, невмешательство и гарантии границ, общее разоружение и экономическое сотрудничество, а также через упразднение социального угнетения.
  3. Обеспечение мира с Великобританией, Америкой и Восточной Азией через обязательные арбитражные соглашения и региональную реформу Лиги Наций.
  
  *
  
  Программа Пан-Европы является единственно возможным решением европейской проблемы границ. Потому что несовместимость всех национальных претензий, а также напряжённость между географическо-стратегическими, историко-экономическими и национальными границами в Европе делают невозможным справедливое начертание границ. Изменение границ устранит старые несправедливости, но на их месте появятся новые.
  Поэтому решение европейской проблемы границ возможно только путём её устранения.
  Два элемента этого решения:
  а. консервативный элемент территориального статус-кво, который стабилизирует существующие границы и тем самым предотвращает надвигающуюся войну;
  б. революционный элемент постепенного устранения границ в стратегическом, экономическом и национальном отношении, который уничтожает семена грядущих войн.
  Это обеспечение границ в сочетании с их упразднением сохраняет формальное разделение Европы, в тоже же время изменяя их суть. Таким образом, оно одновременно обеспечивает настоящий и будущий мир, экономическое и национальное раскрытие Европы.
  
  *
  
  Другая европейская опасность войны - российская.
  Российская милитаризация вытекает, с одной стороны, из страха антибольшевистского вторжения, которое будет поддержано Европой, с другой стороны, из желания вести наступательную войну против Европы под знаком социального освобождения.
  Поэтому цель европейского пацифизма должна состоять в том, чтобы одинаково защитить Россию от европейского и Европу от российского нападения. Первое возможно только посредством честного стремления к миру, второе - посредством военного превосходства. Этого военного превосходства Европа может без наращивания вооружения немедленно добиться через панъевропейский оборонительный союз.
  Однако европейский пацифизм не вправе допустить, чтобы это военное превосходство превратилось в гонку вооружений, но должен сделать его базисом российско-европейского разоружения и взаимопонимания.
  
  *
  
  У Европы нет возможности изменить политические взгляды российских правителей, чья система является экспансивной. Поскольку она не может склонить их к миру, она должна принудить их к миру. Когда один сосед ориентируется на мир, а другой - на войну, пацифизм требует, чтобы военное превосходство было на стороне мира. Отступление от этих условий означает войну.
  Это заблуждение многих пацифистов - видеть безопасный путь к миру в сокращении собственного вооружения. В одних обстоятельствах для мира может потребоваться разоружение, в других - вооружение. Например, если бы Англия и Бельгия имели сильные армии в 1914 году, то у английского предложения посредничества непосредственно перед катастрофой имелось бы больше шансов быть принятым.
  Если, например, сегодня пацифистский народ заявляет об отмене военной службы, пока его сосед поджидает случая, чтобы напасть на него, это содействует не миру, а войне.
  Если другой народ наращивает своё вооружение для обеспечения своего мира и тем самым провоцирует мирного соседа к гонке вооружений, то это также способствует не миру, а войне.
  Каждая проблема мира требует индивидуального рассмотрения. Поэтому Европа сегодня не может применять одинаковые методы достижения мира по отношению к Англии и России.
  Мир с Англией, политика которой является стабильной и пацифистской, может опираться на соглашения; мир с Россией, которая переживает революцию и не отрицает своих военных планов против европейской системы, нуждается в военных гарантиях.
  Было бы столь же аполитичным и непацифистским полагаться на соглашения в случае с Советами, как и на флот в случае с Англией. Напротив, европейский пацифизм всегда должен быть готовым столкнуться с пацифистской Россией, разоружающейся и честно отказывающейся от своих планов интервенции, как и с пацифистской Англией.
  
  *
  
  Пацифисты Европы никогда не должны забывать, что Россия вооружается во имя социального освобождения и что миллионы европейцев будут воспринимать русское вторжение как освободительную войну. Эта война становится тем более угрожающей, чем более это убеждение распространяется на массы Европы.
  Как национальные опасности войны могут быть ликвидированы на длительный срок только путём устранения национального угнетения, так и социальная опасность войны может быть ликвидирована только путём устранения социального угнетения.
  Социальный ирредентизм Европы отпадёт от московского Интернационала только тогда, когда будут приведены практические доказательства того, что положение и будущее рабочих в демократических странах лучше, чем в советской стране. Если коммунизм докажет обратное, никакая внешняя политика не сможет спасти Европу от революции и слияния с Советской Россией.
  
  *
  
  Это показывает тесную связь между внутренней и внешней политикой, между свободой и миром. Поскольку любое угнетение, будь то национальное или социальное, содержит зачатки войны, борьба с угнетением составляет существенную часть борьбы за мир.
  Любое угнетение заставляет угнетателей поддерживать военную мощь, а угнетённых и их союзников - разжигать войну. Наоборот, политика войны и вооружений дает в руки властителям самый сильный инструмент для внутриполитического угнетения: армию. Поэтому европейский и всемирный мир будет окончательно обеспечен только тогда, когда религии, нации и классы перестанут чувствовать себя угнетёнными.
  Это причина, по которой мирная внешняя политика идёт рука об руку со свободной внутренней политикой, а внешняя военная политика - с внутренним угнетением.
  
  * См. 'Пан-Европа' Р. Н. Куденхове-Калерги.
  
  7. Содействие идее мира
  
  Помимо отвоевания своей внешнеполитической программы мира, пацифист не должен упускать ни одной возможности содействовать международному сотрудничеству и взаимопониманию.
  Это определяет отношение пацифизма к Лиге Наций.
  Сегодняшняя Лига Наций очень несовершенна как институт мира; прежде всего, она тяжело обременена наследием войны, которая её породила. Она слабая, неорганизованная, ненадёжная; к тому же она туловище, от которого США, Германия и Россия держатся в стороне. Всё же женевская Лига Наций является первым проектом международной организации государств в мире, которая должна стать на место прежней государственной анархии.
  Само её существование является огромным преимуществом по сравнению со всеми лучшими институтами, которые являются просто проектами.
  Поэтому каждый пацифист должен поддерживать слабую, хилую, зачаточную Лигу Наций: он должен критиковать её, но не бороться с ней; работать над её преобразованием, а не над её разрушением.
  
  *
  
  К тому же каждый пацифист должен помочь устранить глупую национальную вражду, которая вредит всем и не приносит пользы. Сделать это лучше всего он может посредством распространения правды и борьбы со злонамеренным и невежественным подстрекательством народных масс.
  Ведь главная причина национальной ненависти заключается в том, что народы не знают друг друга и, вслед за мнением шовинистической прессы и литературы, видят только искажённый образ. Чтобы бороться с этими искажениями, пацифизм должен создавать просвещающую народную литературу, содействовать переводам, а также обмену профессорами, учителями, студентами и детьми.
  Посредством международной договорённости надлежит беспощадно бороться с шовинистической агитацией против иностранных народов в школах и прессе.
  Для содействия идее мира и борьбе с разжиганием войны во всех государствах должны быть созданы министерства мира, которые в постоянном контакте друг с другом и со всеми пацифистскими организациями внутри страны и за рубежом послужат международному примирению.
  
  *
  
  Одной из важнейших задач пацифизма является внедрение международного коммуникативного языка. Ведь до того, как народы смогут беседовать друг с другом, трудно требовать от них, чтобы они понимали друг друга.
  Назначением международного общепринятого языка было бы, чтобы каждый человек говорил на своём родном языке дома, тогда как при общении с представителями чужих наций употреблял бы коммуникативный язык. Тогда каждый человек, покидающий свою родину, должен владеть только одним коммуникативным языком, в то время как сегодня ему требуются несколько языков за границей.
  Только эсперанто и английский язык могут рассматриваться в качестве международного общепринятого языка. Какой из этих двух языков выберут для международного общения, неважно по сравнению с требованием, что весь мир согласится на один из этих двух языков.
  Английский язык имеет большое преимущество перед эсперанто в том, что в Австралии, половине Азии, Африке и Америке, а также в большой части Европы он уже взял на себя роль международного общепринятого языка, так что на этих территориях его официальное внедрение было бы лишь санкционированием существующей практики. Далее, при промежуточном положении между германским и романским языками легко учиться как для германцев, так и для романских народов, а также для славян, которые уже освоили германский или романский язык. К тому же английский - это язык двух самых могущественных империй на земле и самый распространенный родной язык белого человечества.
  Внедрение международного вспомогательного языка может состояться благодаря предложению Лиги Наций, который сначала обязательно внедрят во всех средних школах и педагогических учебных заведениях мира, а через десятилетие - и в начальных школах.
  
  *
  
  Распространение просвещения и борьба с человеческим невежеством обнаруживают более быстрые перспективы успеха в пропаганде мира, чем распространение гуманности и борьба с озлобленностью.
  Поэтому человеческие убеждения меняются быстрее, чем человеческие инстинкты. И движению за мир, по крайней мере в Европе, совсем не нужно было бы обращаться к человеческому сердцу, если бы оно могло более-менее полагаться на человеческий разум.
  Как просвещение справилось с сожжением ведьм, пытками и рабством, так однажды оно также справится с войной, этим пережитком варварского века человечества.
  Когда это произойдёт - неизвестно; что это произойдёт - известно. Быстрота зависит от пацифистов.
  То, что люди наконец-то научились летать через сотни тысяч лет, было гораздо более удивительным и невероятным, чем то, что когда-нибудь они научатся жить в мире друг с другом.
  
  8. Пропаганда мира
  
  Пропаганда мира является необходимым дополнением политики мира, потому что пацифистская политика - краткосрочная, а пацифистская пропаганда - долгосрочная.
  Одна только пропаганда мира не способна предотвратить грозящую неизбежную войну, поскольку для её влияния нужно по меньшей мере два поколения; одна только политика мира не способна обеспечить длительный мир, поскольку при быстром развитии нашего века сфера влияния политики едва ли охватывает два поколения.
  В лучшем случае политика мира может создать временное пацифистское положение благодаря большому мастерству, чтобы тем временем предоставить пропаганде мира возможность морально разоружить народы и убедить их в том, что война является варварским, непрактичным и устаревшим средством разрешения международных разногласий.
  Поэтому, пока осознание этого не получило международного признания и пока есть народы, которые считают войну наиболее подходящим способом осуществления своих политических целей, мир может быть основан не на разоружении, а только на военном превосходстве пацифистов.
  Полное разоружение возможно только после победы идеи мира, так же как упразднение полиции возможно только после исчезновения преступности; иначе упразднение полиции приведёт к диктатуре преступления, а отмена армии - к диктатуре войны.
  
  *
  
  Пацифистская пропаганда направлена против военных инстинктов, военных интересов и военных идеалов.
  Борьба с военными инстинктами должна вестись путём их ослабления и отвлечения, а также путём усиления противоположных инстинктов.
  Прежде всего важно отучить народы от войны и позволить их военным инстинктам омертветь, так же как курильщики, пьяницы и морфинисты отказываются от своих влечений путём воздержания. Средством отучения от войны является политика мира.
  Спорт очень подходит, чтобы отвлечь человеческие, особенно мужские, инстинкты борьбы от расположенности к войне. Не случайно, что любящие спорт народы Европы (англичане, скандинавы) также являются самыми мирными.
  Только охота является исключением: она консервирует самую примитивную форму борьбы и усиливает инстинкт убийства, а не изводит их. Это во многом способствовало поддержанию европейского милитаризма, так как во многих европейских странах охота была главным видом спорта для господствующих каст и мужчин: ведь охота легко воспитывает презрение к чужой жизни и притупляет отвращение к кровопролитию.
  
  *
  
  Осуждение войны никогда не должно превращаться в осуждение борьбы. Такое крушение пацифизма только сыграет хлёстким контраргументом в руках милитаристов и скомпрометирует пацифизм этически и биологически.
  Поэтому борьба и воля к борьбе являются творцами и хранителями человеческой культуры. Конец борьбы и смерть человеческого инстинкта борьбы были бы равнозначны концу и смерти культуры и человека.
  Борьба - это хорошо, а война - плохо, потому что это примитивная, грубая и устаревшая форма международной борьбы, как дуэль - примитивная, грубая и устаревшая форма общественной борьбы.
  Поэтому цель пацифизма состоит не в устранении борьбы, а в совершенствовании, сублимировании и модернизировании её методов.
  
  *
  
  В настоящее время экономическую форму борьбы планируется заменить военной: бойкот и блокада ставятся на место войны, политическая забастовка - на место революции. Китай оружием бойкота выиграл несколько политических битв против Японии, и Ганди пытается использовать этот бескровный метод для осуществления индийской освободительной борьбы.
  Придёт время, когда национальное соперничество будут вести с применением духовного оружия вместо ножей и свинцовых пуль. Тогда вместо гонки вооружений народы будут соревноваться друг с другом в достижениях науки, искусства и техники, правосудия и социальной защиты, здравоохранения и образования, выдвижении великих личностей.
  
  *
  
  Второй задачей пропаганды мира является борьба с военными интересами.
  Эта пропаганда заключается в том, чтобы показать народам и индивидам малые шансы на победу и чудовищный риск поражения и сделать вывод, что война теперь стала плохим, рискованным и убыточным предприятием.
  Что касается народов, то Норман Энджелл* представил эти доказательства ещё до войны, и Мировая война блестяще подтвердила его тезис.
  С национальной точки зрения, уравновесит ли жертву победная освободительная война в Индии или завоевание Австралии монголоидами, здесь остаётся без обсуждения, однако несомненно то, что в новой европейской войне победители выйдут из борьбы, сильно пострадав в политическом, экономическом и национальном отношении, тогда как побеждённые народы будут уничтожены навсегда. Возможная прибыль не пропорциональна бесспорным потерям.
  
  *
  
  Персонально заинтересованы в войне только, с одной стороны, тщеславные политики и военные, которые надеются на славу, и, с другой стороны, корыстные военные поставщики, которые надеются на торговые операции. Эти группы очень маленькие, но очень мощные.
  Первую группу можно остудить решительным пацифизмом в демократических государствах: с политиками, которые ставят своё тщеславие выше блага своих народов, следует обращаться как с преступниками.
  Офицеры часто утверждают, что их воинственная позиция является профессиональной обязанностью. В государствах, политика которых является пацифистской, это было бы серьёзной ошибкой, потому что там армия рассматривается не как средство завоевания, а как необходимое оружие против чужого стремления к войне. Поэтому необходимо, чтобы именно офицеры были воспитаны как пацифисты, но как героические пацифисты, которые готовы в любое время посвятить свою жизнь сохранению мира и чувствующие себя крестоносцами в борьбе против войны.
  Промышленникам, которые жаждут войны из-за военной прибыли, следует напомнить, что результатом следующей европейской войны, вероятно, станет большевизм. Так что с вероятностью более 50% в конце войны их ожидает экспроприация, если не виселица.
  Прибыль от войны теряет свою привлекательность благодаря этой перспективе. Ибо для промышленности всё же представляется более выгодным довольствоваться относительно скудной, но надёжной мирной прибылью, а не хвататься за тучную, но опасную для жизни военную прибыль.
  Эта аргументация важна, потому что она лишает военную пропаганду её золотого двигателя и подпитывает пропаганду мира.
  
  *
  
  Пропаганда мира должна также мобилизовать человеческое воображение против будущей войны. Оно должно разъяснять массам опасности и ужас, которыми им грозит военная ловушка: о новых лучах и газах, которые могут убить целые города; о надвигающейся войне на истребление, которая будет направлена не столько против фронта, сколько против тыла; о политических и экономических последствиях, которые такая война навлечёт на победителей и побеждённых.
  Эта пропаганда должна помочь слабой человеческой памяти и слабому человеческому воображению, ведь если бы у людей было больше воображения, войн больше не было бы. Воля к жизни была бы самым сильным союзником пацифизма.
  
  *
  
  Военные инстинкты являются грубыми и примитивными, военные интересы - проблематичными и опасными, военные идеалы - лживыми и устарелыми.
  Они живут фальсификациями, война идентифицируется с борьбой, воин - с героем, недостаток воображения - с храбростью, страх - с трусостью.
  Они принадлежат ушедшей под воду эпохе, устаревшим отношениям. Когда-то они были отчеканены кастой воинов и некритически приняты свободными народами.
  Когда-то воин был стражем культуры, герой войны сам по себе был героем, война была жизненно важным элементом народов, судьбу которых решала их храбрость на поле боя.
  С тех пор война стала нерыцарской, её методы - подлыми, её формы - безобразными; личная храбрость больше не является решающей: место рыцарской красоты массового турнира заняло жалкое безобразие массовой бойни. Сегодняшняя механизированная война навсегда утратила свой прежний романтизм.
  С этической точки зрения оборонительная война является организованной самообороной, наступательная война - организованным убийством. Ещё хуже: мирных людей насильственно принуждают отравлять и терзать других мирных людей.
  Вина за эти спровоцированные массовые убийства падает не на исполнителей, а на подстрекателей. В демократических государствах этими подстрекателями непосредственно являются дружественные к войне депутаты, косвенно - их избиратели.
  Поэтому кто боится совершить убийство, должен хорошо подумать, кого он отправляет в парламент в качестве своего доверенного лица!
  
  * 'Великое заблуждение' Нормана Энджелла
  
  9. Новый героизм
  
  Обновление героического идеала благодаря пацифизму разбивает главное оружие милитаристской пропаганды. Потому что ничто не даёт милитаризму большей агитационной силы, чем монополия героизма.
  Путём борьбы с героическим идеалом пацифизм совершит самоубийство; ему придётся потерять всех своих ценных последователей, так как почтение перед героизмом является мерой человеческого благородства.
  Пацифизм должен соперничать с милитаризмом за поклонение героям и пытаться превзойти его в язычестве. Но в то же время он должен освободить представление о герое от его средневековой оболочки и наполнить его всем содержанием современной этики.
  Следует признать, что героизм Христа выражает более высокую формую развития, чем героизм Ахилла, и что физические герои прошлого являются лишь предшественниками моральных героев будущего.
  
  *
  
  Ни один честный пацифист не будет пытаться оспаривать героизм мужчин, которые сверх военного принуждения на фронте посвятили свою жизнь своим идеалам; которые добровольно отказываются от своего семейного счастья, комфорта, безопасности и здоровья, чтобы выполнить свой долг. На их героизм не влияет вопрос о том, приняли ли они ложные или правильные решения. Нет ничего более подлого, чем высмеивание этого героизма.
  Полной противоположностью этим героям являются те демагоги, которые подгоняли и подгоняли к войне в бюро, на собраниях, в редакциях и парламентах, а затем, вдали от фронта, занимались низким злоупотреблением чужим героизмом.
  Попытка некоторых милитаристов монополизировать героизм для военной партии является такой же нечестной, как и попытка некоторых националистов монополизировать национальное чувство для своей партии.
  Ведь тот, кто хочет спасти свой народ от величайшей катастрофы в мировой истории, является по меньшей мере таким же патриотичным, как и тот, кто надеется привести его к новой власти путём победоносной войны: только второй основывается на ошибке, а первый - на истине.
  Сегодня в Европе есть некоторые страны, в которых более опасно для жизни выступать за мир, чем за войну: в этих странах апостолы мира проявляют больший героизм, чем апостолы войны.
  
  *
  
  Но самое тяжёлое и несправедливое оскорбление для народа - это когда сословие, а именно офицерское сословие, монополизирует для себя героический характер, потому что в каждой профессии есть героизм, тихий и великий героизм, без славы, без романтики и без блестящего фасада: героизм труда и духа, героизм материнства, героизм убеждений.
  И кто изучает биографии великих художников, мыслителей, исследователей, изобретателей и врачей, научится понимать, что также есть другой героизм, отличный от героизма воинов и искателей приключений.
  
  *
  
  Героем является каждый, кто приносит свои личные интересы в жертву своему идеалу: чем больше жертва, тем больше героизм.
  Кто не боится, тот не героичен, а только лишён воображения. Героически поступает только тот, кто преодолевает страх, чтобы любить свои идеалы. Чем больше его страх, тем больше его усилие и его героизм.
  
  *
  
  Европа освободилась от господства феодализма, но не от господства феодальных ценностей. Благодаря этому героический идеал стал столь же несвоевременным и ветхим, как и понятие о чести. Только обновление может спасти их.
  Честь человека и народа должна стать независимой от чужих поступков и определяться только их собственными действиями.
  Должен быть внедрён принцип, согласно которому честь нации никогда не может пострадать от того факта, что её флаг где-то сорвал пьяный, а только от того факта, что её судьи являются предвзятыми, её чиновники - подкупленными, её государственные деятели - вероломными; что она изгоняет или убивает своих лучших сыновей, провоцирует более слабых соседей, угнетает меньшинства, пренебрегает её обязательствами и нарушает соглашения.
  Благодаря этому новому кодексу чести все спорные вопросы, которые разделяют народы во имя дела чести и приводят к войне, прекратятся сами собой, потому что тогда каждый народ будет считать своим долгом чести удовлетворять других не ради их чести, а ради сохранения или восстановления собственной национальной чести. Форма такого удовлетворения будет тогда легко определяться третейскими судами.
  Пацифизм должен воспитывать в нынешнем и грядущем поколении убеждение в героизме. Ложь и трусливый образ мыслей были виновны в развязывании войны, они взращивали и поддерживали её, чтобы наконец оставить своё клеймо на мирных отношениях. Вот почему борьба с ложью - это также борьба с войной.
  Героизм мира будет героизмом образа мыслей, убеждений, самообладания; только тогда он сможет одержать триумф над героизмом милитаристов.
  Этот героизм мира более сложный и более редкий, чем героизм войны. Трудней повелевать своими страстями, чем своим коллективом; трудней дисциплинировать собственный характер, чем войско новобранцев. И многие, кто мог бы без раздумий вонзить штык в тело врага, не находят смелости признаться в своём убеждении другу. Эта моральная трусость является питательной средой для любой демагогии, даже милитаристской: из страха показаться трусливыми миллионы сегодня отрицают свой внутренний пацифизм; они предпочитают быть трусливыми, чем считаться трусливыми.
  Таким образом, победа идеи мира тесно связана с победой морального героизма, который готов пожертвовать всем, кроме убеждения, и быть чистым от всех попыток уговоров, шантажа и подкупа в нечистые времена.
  
  *
  
  Таких героев мира во всех европейских странах пацифизм должен сперва организовать в добровольную армию мира.
  Эта армия мира должна быть набрана из героев, которые отвергают войну как варварское и бессмысленное средство политики и как врага человечества и которые готовы в любой момент принести любую жертву ради своей пацифистской веры.
  Сперва эти борцы за мир в качестве пропагандистов и агитаторов своей идеи должны собрать вокруг себя миллионы людей, которые хотят мира. Но армия мира также должна быть готова выдвинуться против войны в критически опасный момент и спасти мир благодаря своему энергичному вмешательству.
  Возглавлять эту армию мира должны люди, которые соединяют проницательность государственных деятелей с непреклонной и непоколебимой волей к миру.
  Только когда такие вожди возглавят таких бойцов, Европа сможет надеяться на то, что никогда не будет снова опрокинута и растоптана войной.
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"