Юрченков : другие произведения.

Мгновения любви

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Валерий Юрченков

Мгновения любви

Повествование в письмах

   На рубеже веков, пусть это и звучит несколько напыщенно, жизнь преподнесла мне подарок. Перебирая семейный архив, я наткнулся на ветхую папку, в которой обнаружились письма моего деда к моей бабке. Пожелтевшая бумага передала мне историю почти столетней давности, донесла живое тепло человеческих отношений и страстей, которые сегодня, наверное, нереальны и немыслимы. Слишком многое изменилось. Мир, как мне кажется, перевернулся, и каждому все труднее и труднее становится сдавать экзамен на звание человека. А многие даже и не пытаются этого делать. Ныне не любят, а занимаются любовью. Не блаженствуют, а получают наслаждение. Не творят, а самовыражаются. Не строят, а ведут бизнес. Даже не играют, а творят игру, лицедействуют. Поэтому, решаясь опубликовать старые письма (к сожалению, они сохранились не полностью), я рискую прослыть неисправимым романтиком.
   Однако необходимо сделать некоторые пояснения. Мой дед был офицером еще той старой императорской армии, о которой в последнее время стали вспоминать, причем достаточно часто и добрым словом. В годы первой мировой войны он трижды был ранен, последний раз очень серьезно. На излечение он попал в Москву, где и познакомился с бабкой. Она была сестрой милосердия, выходила его, и на Рождество 1916 года показала ему - провинциалу, не бывавшему ранее в больших городах, старую столицу. Вернувшись на родину, в маленький провинциальный городок в Пензенской губернии, он стал писать ей письма, на которые не получал ответа. Когда же родился мой отец и моя бабка все-таки решилась приехать в нашу глушь, деда она уже не застала в живых. Застала же она великую смуту и гражданскую войну.
   Каждый человек живет как бы в трех мирах, трех измерениях. Первый мир - мир физический, все то, что нас окружает, до чего можно дотянуться рукой, потрогать пальцами. Второй мир - мир отношений с людьми, далекими и близкими, добрыми и злыми, хотя, наверное, подобное деление слишком просто и тривиально. Третий мир - мир смысла, нечто трансцендентное, то, о существовании которого многие не только не знают, но даже и не подозревают. Человек же обретает всю полноту бытия только тогда, когда эти миры соединяются. Соединяются же они, я в этом уверен, только если человек полюбит. Понять мне эту истину помогли письма деда. Быть может, они помогут еще кому-то.
  

* * *

Милостивая сударыня!

   Начинаю послание свое с просьбы. Не читайте, пожалуйста, эти строки днем. Читайте, очень прошу, вечером, когда я думаю о Вас. И тогда нас будет разделять только расстояние, но не время. По этим неуклюжим и корявым словам Вы, быть может, узнали своего робкого поклонника.
   Я осмелился Вам написать, хотя и знакомы мы были весьма непродолжительное время, а близки только неделю. Впрочем, вру, мы и сейчас знакомы, в сию минуту, когда я пишу и когда Вы читаете написанное. А мне, кроме того, кажется, что знал я Вас давно, очень давно, если не вечность, то хотя бы ее половину.
   Извините за стиль, мне не угнаться за новомодными писателями, он слишком сумбурен, но мысли путаются, скачут. Я не знаю, с чего начать, что писать далее. Ранее было принято начинать с главного, самого главного. Я пойду этим же путем. Главное сейчас для меня состоит в том, что я влюбился, вернее, люблю Вас. Люблю! Услышьте мой голос, пускай эти буквы, эта бумага донесут его. Люблю!
   Вы мне говорили, что пройдет время, и каждый из нас окунется в свои повседневные дела и заботы, забудет обо всем. Не знаю, как у Вас, а у меня не получилось и не получается. Я думаю о Вас даже тогда, когда не хочу ни о чем думать. Я просто думаю о Вас. Я вспоминаю Ваши серые глаза, Ваши пушистые волосы, Ваши руки. Меня поразили Ваши руки, до сих пор не знаю почему. Нежные, легкие и вечно холодные. Вы помните, как я пытался их согреть. Я говорил Вам, что Вы красивы. Я лгал. Вы не красивы, Вы прекрасны. Я твердо уверен в этом, я убежден, и никто не опровергнет этого убеждения, даже Вы.
   Наверное, я смешон и нелеп с этим письмом, но лучше быть смешным и нелепым в глазах человека, которого любишь, чем молчать. Молчание может убить многое в душе человеческой. Последние годы я часто и долго думал о жизни, перерывы между боями, между воем летящих снарядов и
человеческими воплями так долго тянутся, что поневоле
станешь философствовать. Я думал о смысле существования и пришел к выводу, для меня, может быть, несколько неожиданному. В жизни надо быть максималистом, так же, как и в любви. Поэтому-то я и пишу Вам эти сумбурные строки. Вы уж извините, пожалуйста. Однако и максимализм требует проверки - временем и расстоянием. У нас с Вами (я осмеливаюсь так писать) и того и другого в избытке.
   Наверное, я надоел Вам своими словоизлияниями и начинаю казаться назойливым. Поэтому я завершаю и жду новой встречи с Вами, хотя бы посредством письма. Может быть, Вы соблаговолите ответить. Если да, я буду очень рад.
   До свидания! Да хранит Вас Бог!
  

* * *

Милостивая сударыня!

   Ставлю восклицательный знак, а рука не слушается. Хочется вывести милая, любимая. Но я не имею на это права и даже не знаю, появится ли оно. Надеюсь, что такие времена придут. И письмо это, быть может, приблизит их.
   После того как я осмелился отправить Вам первое свое послание, я ждал ответа, долго ждал. Вы знаете, раньше письма приходили раз в месяц, а то и реже. И приносил их гонец, который гнал коня, спал урывками, но зато какой драгоценной была весть, несомая им. Потом появился почтовый дилижанс, и письма стали приходить чаще, два раза в месяц. Люди стали писать чаще. Восемнадцатый век - век великой переписки. А потом придуман был паровоз. Люди стали писать еще чаще. И письма приходили через день или два, самое большее неделю.
   Я ждал Вашего письма, мне казалось, что оно уже отправлено. Но пришел один поезд, потом другой. И я стал ждать дилижанс, но и он уже проехал. Я надеялся уже на гонца, только на него. И вдруг меня пригласили к телеграфному аппарату, единственному в нашем захолустье. Раньше я не любил телеграфа. Надо обязательно что-то говорить, нельзя молчать. Барышня отстукивает говоримые слова, аппарат стрекочет, выплевывая ленту, на которой теснятся буковки, соединяющиеся в слова. Ваши слова. Сказку это напомнило мне, волшебную сказку, даже не верилось в реальность всего происходящего. Ваш голос как будто звучал рядом, совсем рядом. Мне казалось, что достаточно протянуть руку и можно дотронуться до Вашего плеча, волос, рук, поцеловать эти руки. Но это мне только казалось. И все же Ваш голос звенел, колокольцем звенел, даже неслышимый. И Вы говорили, как будто читая мои мысли, тайные, никому не высказанные.
   Недавно я подумал строчками грустными:
  
   Меж нами километров сотни.
   В столице старой Вы, в Саранске я.
   И время не играет роль старухи-сводни
   На празднике веселом бытия.
  
   Я бродил по лесу и испытал чувство тихой грусти и умиро-
творения. Поэтому и мысли были с налетом грусти. Я разгребал палкой листву, сбивал верхушки трав, и мне казалось, что на свете ничего и никого нет, кроме Вас, меня и этого леса, этих деревьев. Вы знаете, у каждого дерева свой характер, свой нрав. Вот дуб - хмурый, суровый старик минутами, а большей же частью...
   Впрочем, я уже заболтался и, видимо, надоел Вам.
   До свидания! Да хранит Вас Бог!
  

* * *

Милостивая сударыня!

   Я пишу Вам, не зная для чего и почему. Я не знаю, что сказать Вам этим письмом. То, что я люблю Вас, Вы знаете. И Вам, наверное, все равно. То, что я хочу видеть мой дом Вашим домом, Вы тоже знаете. И здесь мои желания - какая боль! - не совпадают (надеюсь, я ошибаюсь) с Вашими. И все же я пишу эти строки. Наверное, я это делаю просто потому, что перестал себя понимать и думы свои, сомнения хочу доверить бумаге и Вам. Быть может, Вы поймете меня и поможете. Ведь любовь это, прежде всего понимание, а уж потом все остальное.
   Я встретил Вас. Слышите мой голос, Вас! Вы даже не представляете, что со мной сделали, что я испытываю сейчас, сию минуту. Я ощущаю счастье и страх. Счастье от того, что встретил единственную и неповторимую, что полюбил. Я не убеждаю себя, не придумываю, я понимаю, что люблю. Жизнь меня ведь трепала и кое-чему научила. И сейчас я счастлив, счастлив только потому, что Вы существуете, что Вы есть на свете. Может быть, Вас покоробило слово "понимаю", ведь считается, что понимание - удел холодного разума, мозга, а любовь - свойство сердца. Мне же кажется, что душа состоит из ума и сердца. И когда чувствует одно, не может не понимать другое. И еще мне страшно. Страшно потерять Вас, лишиться любви, которой я, хотя бы в мечтах, себя тешу. Но оставим эти самокопания, они ведь не интересны никому, даже Вам.
   Спасибо, что разрешили писать. Письма эти для меня как соломинка в бушующем вокруг море. Исповедь своего рода. Камень с души снимают. Только бы Вам они не мешали.
   До свидания! До следующей встречи посредством пера и чернил. Да хранит Вас Бог!
  

* * *

Милостивая сударыня!

   Вот уже неделю у нас стоит отвратительная погода. Мелкий дождь, переходящий в снег, изматывает нервы. Слякоть, грязь. Иногда вечерами подморозит, а днем вновь возникают хляби. Последние листья опали, золотые ризы берез в грязи, а бегущие люди втаптывают желтые листья в землю. Золотое и черное, черное и золотое. А вчера был первый снег, не дождь со снегом, а просто снег. Он падал мокрыми хлопьями, а потом подул ветер, и они превратились в льдинки, больно били по лицу. Погода сказывается и на людях. Все ходят хмурые, нервные, злые. Лишь мне спокойно и тепло, раньше говаривали - благостно. Я живу воспоминаниями о тех днях, которые провел с Вами. Наверное, Вы заметили, что я не видел тогда никого и ничего, только Вас. Я был невнимателен к окружающим, казался, видимо, неделикатным, мягко говоря. Но я думаю, что это простительно. Я впитывал в себя каждую черточку Вашего облика, каждый Ваш жест, каждый, даже тайный, взгляд. Я помню, как Вы спите, выражение лица спокойное, как на рублевской иконе. Помню, как просыпаетесь. Я помню Вашу манеру говорить, держать себя, Вашу походку. Каждая мелочь, даже незначительная, в памяти моей. Сейчас я смотрю на Ваше фото. Но даже без него Ваш образ стоит перед глазами, как живой. Я даже представляю, как Вы идете мне навстречу, входите в мою комнату. Вы извините, но мне так и хочется написать - нашу. Я, конечно, понимаю, что любовь - чувство весьма своенравное и его не вызовешь простым арифметическим сложением чьих-то несомненных достоинств и вычитанием недостатков. Но все-таки...
   Вновь хочу говорить Вам о своей благодарности. Ведь Вы даже не понимаете, что сделали. Вы меня провожали. Не забуду тот день. Меня в жизни моей никто и никогда не провожал. Вы первая. Я понял, как это здорово, когда тебя провожают. При расставании Вы спросили: не разочаровался ли я в Вас? Не жалею ли о том, что произошло между нами? Нет! Тысячу, миллион раз нет!!! Наоборот. Сейчас все Ваши достоинства и недостатки мне дороги и близки как свои собственные. И еще. В Вас я впервые встретил качество, которое долго искал у женщин и не находил - благородство. Вы сказали очень хорошо, и я многократно за слова эти преклоняю перед Вами голову. Вы сказали, что не имеете права приносить боль моим близким. Спасибо Вам за эти слова, спасибо огромное. Я еще раз понял простую истину. Чем правдивее люди в отношениях друг с другом, тем они лучше, прекраснее душевно. Я душу Вашу полюбил.
   Я благодарен и потому, что Вы помогли мне преодолеть и кризис творческий. Вы дали толчок, пробудили массу ассоциа-
ций. Я стал вновь писать прозу, она пошла у меня. Ранее я не мог, я слишком остро воспринимал своих героев, более чем на три страницы меня не хватало. Теперь же я воспринимаю их еще острее, нервы оголены и напряжены до предела, но ушло чувство безысходности, просвет впереди появился. И все это благодаря Вам. Вы спасли меня. Белою птицей спасенья Господь мне Вас послал. Не улыбайтесь, это правда.
   До свидания! Надеюсь скорого. Да хранит Вас Бог!
  

* * *

Милостивая сударыня!

   Прошлый раз я писал Вам о том перевороте в моей жизни, который Вы совершили. Писал о своих попытках сотворить нечто представляющее интерес и удобочитаемое. Наверное, я переоценил себя, однако что можно ожидать от фронтового офицера, который держал перо в руках лишь на заре туманной юности.
   И все же я даже стихи попробовал писать в стиле новомодном. Может быть, они Вам понравятся, не судите лишь строго.
   Я видел, как падают листья
   кувалдами в землю,
   Я слышал, как гвозди
   вгоняли себя в молоток.
   Одиночество, боль и несчастье,
   я вас не приемлю...
   Но знай свой шесток,
   знай свой шесток!
   Я помню, как гроздья рябины,
   как пули, впивались в висок,
   Я знаю, ломаются спины
   наискосок.
   От теплого ветра
   насквозь я продрог,
   От боли щемящей
   до нитки промок.
   Но знай свой шесток,
   знай свой шесток!
   Немножко объясню, о чем эти строчки. Вы, наверное, представляете, как падают листья, видели это и не раз. Они медленно кружат, тихонько опускаются, спокойно парят. И человек, наблюдающий за ними, ощущает спокойствие, грусть, он в легкой меланхолии. Здесь же на душе у него тяжело до такой степени, что легкие листья падают кувалдами, и он видит это. Это зрение, но есть и слух. Здесь царит дикая какофония, диссонансовые звуки, железо о железо, гвозди вгоняют себя в молоток. Он пытается вырваться из этого круга. Он кричит, что не приемлет это одиночество и эту боль, он обращается к людям. А те осаждают его. Не лезь со своими бедами, знай свой шесток. Человек отворачивается от людей. Он обращается к природе, а та возвращает его к людям. Ибо гроздья рябины ассоциируются у него с пулями, а цвет их с цветом крови. Именно поэтому теплый ветер есть ветер ледяной. Человек продрог. А боль душевная материальна до такой степени, что он до нитки промок. И вновь преграда, граница дозволенного - знай свой шесток! Вам может показаться, что мироощущение здесь трагично. Но ведь жизнь наша состоит из больших и маленьких трагедий, из больших и маленьких радостей. Все это перемешано и переплетено до такой степени, что порой и не разберешь, где трагедия, а где счастье.
   Надо завершать эти словесные излияния и не хочется. Я как будто говорю с Вами. И все-таки более не смею злоупо-
треблять Вашим временем и испытывать Ваше терпенье. Люблю и мысленно руки Ваши целую. Еще раз повторю. Люблю. До свидания! Да хранит Вас Бог!
  

* * *

Милостивая сударыня!

   С этого послания я не хочу обращаться к Вам более на Вы. Мне думается, что я уже заслужил право говорить Ты.
  
   Любовь мне клетки тела раздирает,
   Крушит характер кроткий и немой,
   И, разрушая, сотворяет
   Несотворимое со мной.
   И в этом Ты ведь виновата!
   Ты мысли горькие и злые отмела!
   Ты, что рукой декабрьского заката,
   Душой души меня взяла.
  
   Достаточно мне взглянуть в окно и увидеть березку, белую, каждая веточка покрыта инеем, он искрится на солнце, переливается, и я вспоминаю Тебя, наши прогулки по аллее. Уже третий день, как и тогда, Ты помнишь, иней не сходит, держится и днем. Идешь по улице, деревья как в волшебной сказке. А я вспоминаю иные улицы, иную сказку, для меня более чудесную. Но...
   До свидания! Да хранит Вас Бог!
  

* * *

Здравствуй, милая!

   Я уже надоел своими посланиями, стал назойливым и несколько злоупотребляю разрешением писать Тебе. Но строки эти пишутся от любви и, думаю, не доставят Тебе неприятных минут. Любовь обидеть не может.
   Прежде чем писать, я думаю, о чем будет письмо, что я буду говорить посредством этих маленьких буковок, которые под пером складываются в слова, слова в предложения, предложения во фразы. Сегодня я хочу рассказать Тебе о Твоей красоте. Видимо, Ты об этом не знаешь, ибо как-то сказала, что я преувеличиваю. Я уже писал, что уверен, убежден в том, что Ты прекрасна и что никто не опровергнет этого убеждения. Встань и подойди к зеркалу, посмотри в него. Неужели Ты твердо уверена в том, что лицо Твое можно сравнить с чем-либо на белом свете. Эти глаза, губы, разлет бровей, медь волос... Я ищу сравнения и не нахожу. Да и найти нельзя то, чего в реальности не существует. Ты несравненна. Я не льщу. Лесть - привилегия людей, которые с ее помощью пытаются чего-то добиться для себя. Мне же ничего не надо. Я бескорыстен. Впрочем, лгу. Мне надо, слышишь надо, видеть Тебя, хоть изредка, хоть иногда чувствовать Твое присутствие рядом, слышать Твой голос, ощущать запах Твоих волос. Я не идеализирую Тебя, мне это не дано. Все же Ты кажешься мне совершенством. Господи, если бы я был художником, я писал бы своих богинь и мадонн только с Тебя. Я бы рисовал Тебя задумчивой и веселой, танцующей и тихо сидящей, я бы изобразил Твою немыслимую улыбку и руки легкие и нежные. Художнику подвластны кисть и резец, я же, увы, владею только словом, а оно неспособно передать Твою красоту. Ты чувствуешь, я задыхаюсь оттого, что не могу выразить мысли свои, а если и выражаю, то убого и неумело, недостойно образа Твоего. Ведь он лучезарен и светел, он настолько ярок, что слепит, заставляет набежать слезу. Порой я не могу понять, отчего она, то ли от света яркого, то ли от грусти. Впрочем, я допускаю, что кто-то может назвать Тебя некрасивой. Но Ты ему не верь, он слеп, он не видит очевидного или же Бог лишил его зрения и разума. На Тебя надо смотреть моими глазами, глазами влюбленного. И тогда скрытая красота проступит. Вот написал это и вспомнил старую восточную легенду. Хочу Тебе ее поведать, Ты же должна любить сказки. Давно это было. Жили юноша и девушка, Маджнун и Лейли. Любили они друг друга, но люди разлучили их. И тогда Маджнун ушел в пустыню и стал жить среди диких зверей. Друзья говорили ему: "Безумец, вернись!" Они корили его, как могли, а он думал: "Вы не ругали бы меня, если бы увидели Лейли". Молва об этом упрямце достигла ушей правителя тех мест, и приказал он найти ту, ради красоты которой терпятся такие муки. Долго искали воины и, наконец, нашли девушку, доставили ее во дворец. Властитель молча смотрел на нее. Хрупкая, тонкая, почти невесомая стояла она перед ним. И тогда повелитель молвил: "Воистину безумец тот юноша. Да последнюю из женщин моего гарема нельзя сравнить с этим заморышем". И лишь седой и мудрый визирь понял суть происходящего. Он сказал: "Великий шах, на Лейли надо смотреть глазами Маджнуна". Вот и на Тебя надо смотреть моими глазами. Кто сделает это, тот увидит истинное лицо Твое, увидит и поразится. И еще он постигнет великую истину, что подобная красота вечна, ибо смотреть он будет моими глазами, а любовь - это бесконечность. И через десять, через двадцать лет Ты останешься такой же прекрасной, какова сейчас. Будут стареть Твои друзья и подруги, в волосах их появится седина, лицо покроется сетью морщин. Постарею и я, обвиснут щеки, оплывет фигура. Ты же не постареешь, время не будет властно над Тобой. Ты останешься летящей, как снежинка! Я так хочу и так будет.
   Поверь, не говорил слов таких никогда и никому, их не было, они не приходили на ум, даже не думал о красоте женской. Сегодня же думаю, особенно о Твоих руках. О руки Твои! Я хочу поцеловать каждый Твой пальчик, каждую бороздку на Твоей ладони, каждую жилку на хрустальных Твоих запястьях. Красота Твоя зажгла меня, окрылила, чище сделала, светлей. Может быть, встречи с Тобой я ждал десять, двадцать лет, может быть, всю жизнь. И вот дождался - встреча, а вместе с ней пришло такое, что проходит редко, очень редко. Только раз? Пускай люди завидуют, пускай друзья шутят порой. Но ведь это пришло, и я счастлив.
   Я пою панегирик красоте Твоей телесной, но о красоте души не забываю. Ведь это самое главное. Я душу Твою полюбил, я уже говорил об этом. Любить - это значит быть тем, что вне меня. Так думают философы. То есть понять человека, оценить его, проявить доброту по отношению к нему. Ты уже сделала шаг в этом направлении. Быть может, сделаешь и второй. Я никогда не верил и не верю людям, которые утверждают, что любовь - зла. Нет и еще раз нет! Злой человек полюбить не может, он не способен на это, сил у него нет, не хватает. Любовь - способность души сильной и доброй. А Ты добрая.
   Вновь и вновь возникает вопрос: зачем пишу? Зачем распаляю себя до боли щемящей? Есть человек, который Тебе близок. Он должно быть неглупый и красивый, Ты полюбила его. Но Ты должна полюбить меня! Иначе, зачем этот мир?! Слышишь! Я не представляю, как Ты можешь жить на свете без моей любви. Тебе хорошо, весело, легко. Это значит, я вдалеке от Тебя о Тебе думаю. Ну а если Тебе не спится, Ты уж извини, я виноват. Я о Тебе тоскую в этот миг. Не хотел этого писать, но прорывается. Прости меня, если можешь.
   До свидания, любимая! Да хранит Тебя Бог!
  

* * *

Здравствуй, любимая и милая!

  
   Слова безумные и нежные
   Твердить Тебе готов.
   И тают мысли снежные
   От теплоты тех слов.
   "Люблю... Любовь... Любимая..." -
   Шепчу себе в бреду.
   Прекрасная и несравнимая,
   Дай на колени упаду
   Перед тобой и руки поцелую,
   А дальше хоть под суд.
   Приму я после жизнь любую.
   Пусть Парки нити ткут.
   И выткут неделимую
   Судьбу мою ранимую.
   Однако любви не нужны ни стихи, ни свидетели. Она пишет себя сама невидимой прописью существования. Мне кажется, Ты поняла, какой я на самом деле, и отвела взгляд.
   До свидания! Уповаю на новую встречу с Тобой, любимая.
  

* * *

Здравствуй, любимая и милая!

   У нас зима наступила. Снег выпал и уже не сошел, не растаял. Пропала слякоть и грязь, под ногами уже не хлюпает кашица из снега, льда и земли. Днем хоть и светит солнце, но не греет. Оно уже зимнее, яркое, глаза слепит, но не теплое. Ветер временами налетает, прохожие ежатся, кутаются в воротники, никак не могут привыкнуть, живут воспоминанием лета и теплой осени. Недавно был в лесу. Там тихо, ветер где-то вверху тревожит, качает верхушки деревьев, а у земли спокойно. Правда холодно, снега мало, земля мерзлая, стылая и от нее морозит. Развел костер, поставил котелок, через полчаса уютно было и тепло. Жалко только Тебя со мной не было. Странное все-таки впечатление оказывает на человека лес. Он как бы наполняет тебя, дает ощущение шири, простора, дышится легко, связывает с природой, с землей. И в то же время опустошает, отнимает мысли, порой и не нужные, но твои, растворяет тебя и ты уже песчинка среди сотен, тысяч тебе подобных. Страшное царство безличия.
   Вот пишу и думаю, что влюбленные всего мира обязательно говорят с любимыми о природе. Наверное, неслучайно, ведь любовь природна, естественна, лишь человек ограничил ее массой условностей. Ты усмехнешься, подумаешь, если не скажешь: "Опять символика. Смысл скрытый ищет во всем". Может и так, но смысл то должен быть, иначе же зачем жить, мыслить. Любить в конце-то концов. Смысл во всем. Есть ли смысл в нашей с Тобой встрече? Есть. Я увидел Тебя и полюбил, письма эти пишу. Есть ли смысл в дрожании пальцев моей руки тогда, в поезде? Есть. Я же люблю и робею. Есть ли смысл в том, как Ты сжимала мои пальцы? Есть. Ты же отвечала мне...
   Сейчас я испытываю ощущение отсутствия памяти, как будто она была, а теперь ее нет. Я забываю, не помню жизнь мою до встречи с Тобой. Все прошлое уходит от меня, становится зыбким. Я уже не живу прошлым, живу настоящим, вот этим письмом живу. Живу будущим, которого, впрочем, может и не быть. Живу Тобой. Я постоянно думаю о Тебе, о том, что Ты в эту минуту делаешь. Вот восемь утра, я уже встал, а Ты еще спишь и, если холодно, кутаешься в одеяло. Вот десять, я уже сделал массу дел, а Ты только открываешь глаза, молча лежишь в постели и смотришь в потолок, Тебе не хочется вставать, но надо. Ты поднимаешься, сладко потягиваешься, надеваешь свой халат. Начинается Твой день...
   Я же говорю, что с Тобой уже не помню ничего. Вот и с Рождеством забыл Тебя поздравить, хотя это мой самый любимый праздник. Наш праздник. Однако у него появился конкурент. Ты уже догадалась. Это День, когда мы встретились, по-настоящему встретились, когда я говорил Тебе слова любви. Наступит время, когда я сам себя поздравлю с этим Днем. Не знаю только, будет ли этот День праздником для Тебя? Как мало прошло времени, а Ты для меня уже многое значишь, очень многое. Ты пришла и легко взяла меня и можешь делать все, что захочешь. Ты - Владычица. Я хочу знать Твое мнение по тысяче вопросов, хочу знать Твои привычки, чтобы потакать им... Хочу, хочу, хочу...
   Я Тебе так много раз говорил, что я Тебя люблю, что мне совестно повторять это еще раз, и, тем не менее, я с удовольствием это делаю. Зачем? Неужто Ты этого не знаешь, неужели Ты не устала еще от монотонных повторений одной и той же фразы? Однако же люблю и потому не прощаюсь. До новой встречи. До свидания. Я хочу поручить Тебе свое будущее. Да хранит Тебя Бог!
  

* * *

Здравствуй, любимая и милая!

   Я сижу дома, а за окном висит какая-то смесь из воздуха, воды и снега. Она бьет по стеклу, подоконнику. От одной мысли о погоде на улице дрожь по коже. А здесь хорошо, тепло. Я смотрю на Твою фотографию и как бы зримо ощущаю твое присутствие. Хотя дело и не в этом сделанном в небольшой фотографии на Тверской портрете. Я уже не могу представить свое существование без Тебя. Ты присутствуешь во всех моих делах, мыслях, как добрый Ангел-хранитель, талисман. Каждый человек любит по-своему. Сейчас модно говорить, что он продукт общественного развития, господствующих отношений и прочее, прочее, прочее. Мне же кажется, что любой человек всегда любит через что-нибудь: через слово или через безмолвие, через гремучую страсть или через сдержанную и тонкую лирику, через подчинение себе или через подчинение себя, через плоть или через дух, через сознание или через бессознательность, через сходство с собой или через различие. До сих пор не могу понять, не знаю, за что полюбил Тебя, почему и для чего, что из этого получится. Думаю и робею перед Тобой. Говорят, робость - признак и свойство влюбленных. Всегда, сколько себя помню, поражался тому, что может позволить себе мужчина под маркой ухаживания за женщиной. Поражался и не принимал. Ведь любовь должна быть большой и настоящей, как на страницах любимых книг. Пускай это звучит старомодно, но мир только тогда будет и станет лучше, если люди будут нравственно совершеннее. Человек чище должен быть, светлее. А любовь способствует этому. Любовь шлифует души. Она долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится. В этой библейской мудрости смысл жизни. Не прав граф Толстой, утверждая, что человек начинает познавать жизнь только со смертью столкнувшись. Не прав, тысячу раз не прав! Только полюбив, человек начинает познавать суть бытия, своего существования. Раньше я спрашивал себя: "Почему я живу?" Теперь я спрашиваю: "Для чего я живу?" Ты понимаешь разницу. Первый вопрос - вопрос эгоиста, человека, любящего только себя, мнившего многое о себе. Второй же вопрос - вопрос человека иного, противоположного. И это сделала со мной Ты. Слышишь? Ты перевернула меня, я мыслю по-иному. И это за несколько месяцев. Некоторые за годы не оказали на меня такого влияния, хотя у любви иные мерки. Я не знаю, как отблагодарить Тебя, чем ответить. Любовью? Если бы Ты только приняла этот дар, позволила бы любить себя, хотя бы издалека, верно и преданно. Ты скажешь, что я Тебя не знаю. Я отвечу: знаю. Природа дает влюбленным второе зрение. Они видят то, что от других скрыто, то, что сам человек о себе порой не ведает. Поэтому я и утверждаю: знаю я Тебя. Потому и люблю.
   Не молчи. Напиши хоть слово, молю.
   До новой встречи. До свидания.
  

* * *

Здравствуй, любимая и милая!

   Ты помнишь, как выхаживала меня в госпитале, какими глазами смотрела на мое небритое лицо, как я молил Тебя не оставлять меня.
  
   Госпитальная палата. Халаты белые висят.
   Хочешь лицо любимой погладить,
   По воздуху пальцы скользят.
   Дрожащей рукой, как в Успенском соборе,
   Сжать вечно холодные пальцы Твои.
   Но исчезает виденье, виденье нашей любви.
   Оно растворяется в боли,
   Щемящей, саднящей боли в груди,
   Но появляется снова, как Феникс, в манящей дали.
  
   В Тебе для меня сосредоточено сейчас все самое нежное, трепетное, влекущее, озаряющее и одухотворяющее, желанное, покорное и покоряющее. Смотри, сколько эпитетов подобрал, сам себе поражаюсь. Наверное, Твое незримое присутствие подсказывает, мой добрый гений. Хотя в глаза я бы Тебе это не сказал, я бы промолчал, постеснялся. Бумаге вот поверяю тайны свои, пускай она посредником послужит, верным и надежным.
   Хотел закончить письмо, но вид белого чистого листа остановил и заставил продолжить разговор с Тобой. Помнишь вокзал: ты меня провожаешь, я уже в вагоне. Ты стоишь на перроне, я смотрю на Тебя, такую прекрасную, что погода, начинающая портиться, кажется мне солнечной, весенней. Рядом с Тобой стоит женщина, старая, седая, с добрыми глазами, морщинистым ликом. И этот контраст еще более подчеркивает Твою красоту. Я смотрел на вас. Она о чем-то спрашивала, взглядом показывала на меня, Ты же улыбалась, говорила что-то в ответ. Я хочу только спросить: что она говорила и что отвечала Ты?
   И вот снова время, мне отпущенное, истекло. Я не могу более отвлекать Тебя от дел. Просто пускай весточка эта напомнит, что есть на свете человек, которому Ты не безразлична, который думает о Тебе и любит.
   До свидания, любимая! Да хранит Тебя Бог!
  

* * *

Здравствуй, любимая и милая!

   Опять я беспокою Тебя, вторгаясь в твою размеренную и устоявшуюся жизнь. Прости меня, но я хочу говорить с Тобой постоянно, ежедневно, ежечасно. А слова мои сейчас к Тебе может передать только бумага. Вот и пишу.
  
   Весь этот мир - такой простой и сложный,
   Все эти разговоры, дрязги и дела.
   Фальшивый блеск и мишура, и взгляд тревожный,
   И нервный взмах крыла.
   Березы эти, окна, люди и дома,
   Бегущий поезд, птицы, звери,
   Благие мысли раскаленного ума,
   Скрипение полураскрытой двери.
   Любовь Петрарки, сомнения Сократа
   И Данта поглощающая страсть,
   И неделимая та вековая плата,
   Чтоб в бездну не упасть.
   Осенние багряные листы,
   Певучая весенняя капель
   И белое безмолвие зимы,
   И жаворонка нежная свирель.
   Все это канет в никуда,
   Когда Ты тихо скажешь: "Да".
  
   Надеюсь, когда-нибудь это произойдет. Ты приедешь ко мне, а вместе с Тобой придет весна. Сойдет снег, обнажится земля, появятся первые робкие ростки травы, распустится верба, раскроются первые цветы - подснежники. А потом будет май, белизна цветущей черемухи покроет овраги, торна - опушки лесов. Не успеют облететь белые лепестки, расцветет сирень. Фиолетовый цвет и душистый запах поглотят мир и растворят его в чем-то невообразимо прекрасном и чудесном. За маем придет лето, а лето и сенокос для меня синонимы. Душисто пахнет скошенной травой, запах этот кружит голову больше, чем запах всех цветов вместе взятых. И вот в это время мы встретимся. Пишу об этом как о вполне разумеющемся. Одерни меня, уж слишком самонадеян, не правда ли? Но хочу верить, что увижу Тебя.
   У людей существует стандартный взгляд на человеческие отношения. Каюсь, когда-то и я его разделял. Юноша и девушка, знают друг друга много лет, их родители дружат, существует симпатия друг к другу и между ними. И только на этой основе возникает любовь. Вот ход рассуждений стереотипных. А разве нельзя по-иному, разве любовь с первого взгляда существует только в восточных легендах, сказках и романах? Почему-то думают, что страсти доступны только людям великим или же литературным героям. Но ведь герои сами себя героями не считают, а литературные образы имеют свои прототипы, людей вполне реальных. Встретив Тебя, я понял, что нельзя стандартизировать чувство, оно неповторимо, неподгоняемо под общий ранжир. И, полюбив, человек открывает новый мир, в котором многое не познано. Вот она радость открывания.
   Мне каждую фразу хочется заканчивать многоточием, потому что никакие слова не могут выразить того, что я чувствую. И все же все укладывается в во всеобъемлющее "люблю"... Едва ли есть чаще употребляемое слово, чем "любовь". Но сила его не в этом, ибо карточный домик словесности рушится при первом же порыве ветра. Сила любви в ее бытие, а бытие любви - поступки любящего. Кажется, я залез в дебри теории, Ты уж не обращай внимания на эти потуги. Но я хочу, пытаюсь осмыслить то, что со мной происходит. Наверное, это отдает литературщиной, но я не мыслю себя без самокопания. Не знаю, положительное ли это качество или отрицательное? Как Ты думаешь?
   Мне хочется говорить Тебе: "Я люблю Тебя!" Повторять это снова и снова. Слова эти выражают суть моего сегодняшнего бытия и это не выдумано, не осмыслено, а прочувствовано и переживаемо. Ну, а Тебя хочется спросить: как Ты? Что Ты? Дела идут ли? Здорова ли? Что думаешь? Чувствуешь что?
   И еще раз, еще. Люблю Тебя!

* * *

Здравствуй, любимая и милая!

   Мы живем в страшное время. То, что ранее называли смутой и подрывом государства, а ныне именуют революцией, докатилось и до нашей провинции. Недавно недалеко от города, в селе Евлашеве, убили старую знакомую нашей семьи Марию Владимировну Лукину, старушку добрую и безобидную. Страшно то, что ее убийство евлашев-
ские крестьяне обсуждали на сходе, всем миром, выступать мог свободно каждый. И против убийства высказался лишь один, всего лишь один человек, которого сразу же окре-
стили за это кулаком. Поднятием рук сход постановил убить больную старуху. И, взяв колья, разгоряченная толпа двинулась на усадьбу убивать старую барыню и ее дочь, ко-
торую все село с детства полуласково-полунасмешливо называло Цыпочкой. Как мы ни уговаривали Марию Владимировну в эти дни разгромов и самосудов бросить Евлашево, старушка наотрез отказывалась: "Тут родилась, а если Бог судит, тут и умру". Когда сельский сход голосовал ее смерть, она ужинала с дочерью, но из парка вдруг в окно забарабанила чья-то темная рука, дочь побежала, открыла форточку, на пол упал комок бумаги, на бумаге было накарябано: "Бегите скорей, вас будут убивать", и от темного окна какой-то мальчонка кинулся бегом. Но старуха и ее дочь успели добежать только до каретника, их учуяли бросившиеся за ними крестьянские собаки, а за собаками побежала и темная толпа с кольями. Марию Владимировну убили, вероятно, первым же ударом кола, с Цыпочкой же случилось чудо. Окровавленная, она очнулась на рассвете у каретника, когда ей облизывал лицо их ирландский сеттер. Из последних сил девушка подползла к матери, но, увидев, что мать мертва, поползла дальше из сожженной усадьбы. Ирландский сеттер шел за ней, он и спас ее, когда она, не доползши до хутора одного из друзей, потеряла сознание. Сеттер бросился к дому, скребся, лаял, и вышедшие люди подобрали Цыпочку и отвезли в больницу. Так вот она и выжила.
   Господи, что будет с нашей Россией? Что будет с нами? Я так боюсь за Тебя. Надеюсь лишь на поддержку Богородицы, которая взяла нас под свое покровительство. Ты помнишь? Тогда в Успенском соборе, в Кремле.
   До свидания, любимая! Да хранит Тебя Бог!

* * *

Здравствуй, любимая и милая!

   Это опять я пишу, обращаюсь к Тебе. Прости за прошлое письмо, за причиненное им беспокойство. Давай забудем о страхах мира окружающего, давай поговорим. Впрочем, снова слова, слова, слова. Как часто в письмах я их употреблял. Поэтому они, наверное, кажутся стершимися, блеклыми, тусклыми. А ведь каждое должно сверкать подобно драгоценному камню, излучать свет и тепло. Я писал "люблю" и это слово Тебе тоже, наверное, приелось. Но "люблю" - особое слово, оно заключает в себя многое, за каждой буквой стоит важное, жизненное. Вслушайся. Люблю! Каждый человек сознательно или бессознательно живет в жизненно важном для него желании любви. Любовь выступает как преодоление собственной изоляции, отчужденно-
сти в этом мире, одиночества. Но каждый поступает по-своему. Один любит потому, что так нужно, так принято, потому что мать с отцом велели. Другой любит потому, что его любимая богата, не важно, как и чем, но богата. Третий любит знаменитость. Как это престижно звучит: "Моя жена известная актриса". А я полюбил Тебя потому, что полюбил. Парадоксально звучит, но разве наша жизнь не парадокс. Каждое утро я встаю с мыслью о Тебе, даже если ее нет вначале, она приходит. Каждый день я жду Твоего письма и думаю, что вместе с ним я обрету некое таинство, как на полотнах Вермеера.
   Любовь отбрасывает в сторону все, что лежит за ее пределами. Но, к сожалению, отброшенное никогда не исчезало и не исчезает. Оно постоянно дает о себе знать. То житейскими мелочами, то неприятностями по службе, то памятью о прошлом, пережитом. И порой это напоминание весьма и весьма болезненно. Только сейчас я понял, что любовь дает не только счастье, дарит не только блаженство. Она приносит и боль. И быть может, это не менее важно, чем просто счастье. Было время, когда я спрашивал себя: "А есть ли на белом свете любовь? Существует ли?" Впрочем, что я. Этот вопрос люди задавали себе с той самой минуты, как появилось человечество. И не человек на него отвечает, а сама жизнь. Причем ответила она на этот вопрос задолго до того, как люди его осмыслили и поставили. Иначе человечества просто бы не существовало. Я, наверное, не то пишу, не то говорю, но я не могу не писать. Первый шаг был сделан, и надо пройти до конца. Первый шаг, он всегда мучителен. Это шаг в неизвестность, ты разрушаешь привычную для себя обстановку, атмосферу. Но его надо сделать, обязательно надо, и я сделал его. В противном случае и письма бы этого не было.
   Ты мне как-то сказала, что мир этот устроен несправедливо. Я не согласен. Справедлив этот мир. Я же встретил Тебя. А это ли не высшая справедливость?! Я смею так писать, ибо чувствую это. Согласна ли Ты со мной или нет? Спрашиваю, но не уверен, что получу ответ. Письма эти превратились в длительный и грустный монолог. Но грусть всегда соседствует с любовью. Так ведь это. Ты извини, но сегодня мне почему-то трудно писать и тяжело. Отсюда и эта интонация и мысли. И заканчиваю поэтому, не успев надоесть Тебе на этот раз. Всего доброго.
   До свидания, любимая! Да хранит Тебя Бог!
  

* * *

Здравствуй, любимая и милая!

   Я рад новой встрече с Тобой. Надеюсь, что Ты в добром здравии и хорошем настроении. Я уже наскучил Тебе, и, главное, сам это понимаю и чувствую. Ты прости. Но я пишу ведь нечасто, всего раз в неделю. Правда, обдумываю письмо очередное все эти семь дней; и вот берусь за перо, а мысли все убегают, исчезают, испаряются, и я заполняю чистый лист никому не нужными каракулями. Интересно, разбираешь ли Ты их или рвешь, не читая? Подумал вот так, и стало больно.
   Я хочу, чтобы Ты меня полюбила, я хочу получить то, что я, как мне кажется, заслуживаю. И Ты мне это даешь. Хотя временами мне кажется, что я заслуживаю капельку большего. А может быть, я хочу немножко большего, чем заслуживаю? Но человек и должен хотеть немножко большего, чем он заслуживает.
   Вновь и вновь спрашиваю себя: почему Ты, именно Ты, мне нужна? И отвечаю вопросами на вопрос. А почему человеку нужно солнце, вода, воздух? Почему человек живет? Вопросы, породившие вопросы. Наверное, нет ничего более печального. Тем более ответы как бы расплываются, они зыбки, растворимы. Если бы Ты сейчас вот, а эту минуту, вошла сюда, ко мне, я поверил бы в то, что чудеса существуют. Я бы взял Твою руку, поцеловал ее, а потом сказал бы первую пришедшую на ум фразу. И это был бы самый прекрасный миг в моей жизни. Но этого почему-то не происходит. Чудеса бывают только в сказках. Хотя почему? Ты ведь способна совершить чудо, Ты сможешь, если захочешь. Ты ведь волшебница. Будь же доброй волшебницей, чуткой и милой.
   До свидания, любимая! Будь веселой и не думай о нехороших вещах. Да хранит Тебя Бог!

* * *

   На этом письма моего деда обрываются. Наверное, их было больше. По крайней мере, семейные предания говорят о том, что часть из них пропала в войну, хотя бабка и хранила их как зеницу ока. Среди документов семейного архива мне попались на глаза стихи деда, имеющие непосредственное отношение к нашему повествованию. Наверное, они не столь уж блестящи, не могут сравниться с тем, что писали его великие современники, однако в строчках этих заключена какая-то неуловимая сила, они имеют притягательность и теплоту. Они несут живое тепло. Поэтому я и хочу завершить ими эту историю.
  
   Меж нами километров сотни.
   В столице старой Ты, в Саранске я,
   И время не играет роль старухи-сводни
   На празднике веселом бытия.
  
   Покрою мыслью это расстоянье,
   На миг единый стану пред Тобой.
   Быть может, принесет он пониманье,
   Хоть я останусь сам собой.
  
   В секунду что сказать Тебе смогу?
   Наверно, промолчу, как истукан немой.
   И время, пред которым я всегда в долгу,
   Поглотит миг наивный и благой.
  
   И не вернет, как ни зови,
   Мгновения чудесные любви.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"