Дмитрий Володихин, повесть которого сегодня помещена в журнале, один из основателей литературно-философской группы "Бастион", возникшей в 1999 году. Среди других основателей группы называют прозаиков Эдуарда Геворкяна и Елену Хаецкую, критика Александра Ройфе, журналистку и предпринимательницу Ирину Станкову.
По словам самого Володихина, они "создали "Бастион" как своего рода "имперский клуб" в пику тупой и злобной поздней ельцинщине. Позднее к нашей имперскости добавились мотивы христианских ценностей и традиционализма".
Сейчас при группе "Бастион" работает дочерний Карамзинский клуб, где обсуждается и получает информационную поддержку литература исторической тематики. И это выход на более широкое литературное пространство, нежели территория одной фантастики.
Популярными среди пишущей братии становятся встречи-семинары, которые проводятся ежегодно под крылом "Бастиона". Вот и литераторы из Саранска бывают там, знакомятся с новинками всевозможных направлений современной фантастики, завязывают интересные творческие знакомства.
Пользуясь таким знакомством, сотрудник нашей редакции, сам любящий и активно пишущий "фэнтези", Александр Бажанов задал несколько вопросов Дмитрию Володихину. "Странник" с удовольствием представляет читателям своего гостя.
Дмитрий Володихин: "Народ не разучился думать о собственном будущем..."
- Расскажите немного о себе. Когда и где родились. С чего началось увлечение литературой? Когда написали свой первый рассказ, о чем?
- Родился в средней советской семье, москвич. Учился в МГУ. Женат на самой прекрасной женщине мира. Крестился в 2001 году.
Моя настоящая биография - это мои тексты. 8 романов, 30 повестей и рассказов.
Не помню, когда я начал писать: то ли в пять лет, то ли в шесть. Первые мои рассказы были безбожно плохи. Первый мой опубликованный рассказ ("Прорыв", "Студенческий меридиан", 1991 год) худо написан и еще того хуже отредактирован. Первый мой фантастический рассказ ("Популяция хитрых котов", "Книжное обозрение", то ли 1999, то ли 2000 год, уж и не вспомнить), кажется, несколько менее отвратителен... Дальше дело пошло веселее.
Я всегда разрывался между ремеслом писателя и ремеслом критика. Поэтому на каждый мой рассказ приходится по 4-5 рецензий, написанных на чьи-то романы... Не знаю, что в итоге победит.
- Какие книги произвели на вас сильное впечатление?
- В детстве - "Белый отряд" Артура Конан-Дойля и особенно "Остров сокровищ" Стивенсона. С тех пор в литературе ищу историю, а в истории - романтическую составляющую. В юности меня крепко зацепила повесть Альбера Камю "Посторонний". Это не только классика экзистенциали- стской философии, переданной в литературном ключе, а это еще прекрасное художественное изображение глубокого скепсиса современно "цивилизованного человечества" в отношении самого себя. К христианству меня привели также две книги. Во-первых, Евангелие от Марка, вовремя подсунутое умным университетским преподавателем, и, во-вторых, "Столп и утверждение истины" отца Павла Флоренского - тут, мне кажется, комментарии излишни.
- Вы написали хороший фантастико-исторический "древневосточный роман" "Дети Барса", в котором главным героем выступает легендарный Гильгамеш. У вас образование историка или приходилось работать в архивах или брать "советников со стороны"?
- У меня не только образование историка, я и сам действующий историк, доцент историче- ского факультета МГУ, кандидат наук. Другое дело, что специализироваться приходилось в основном на периоде Московского государства, а это совсем другая песня... В историю древней Месопотамии я углублялся по специальной исследовательской литературе, кроме того консультациями мне помогла Наталья Николаевна Трухина, блестящий специалист по истории Древнего Востока и Рима.
- Кого бы вы назвали своими литературными учителями?
- Никого. Я всегда был сам по себе... Впрочем, в 80-х - 90-х я с восторгом перенял целый арсенал художественных находок у представителей "Четвертой волны" отечественной фантастики. Речь идет прежде всего об Андрее Столярове, Эдуарде Геворкяне, Вячеславе Рыбакове и, наверное, о Лукиных. До сих пор отношусь к некоторым их ранним текстам с благоговением.
- Не пробовали писать что-либо в реалистическом ключе?
- В 1999 году вышла отдельной книгой моя повесть "Мы - террористы". Она не содержит фантастического элемента ни в малой мере. Но фантастика привлекает меня больше, поскольку дает и более массовую аудиторию, и дополнительные художественные возможности.
- Какая фантастика, на Ваш взгляд, сейчас пользуется популярностью? Жива ли космическая фантастика?
- Космическая фантастика полужива-полумертва... по большому счету, она едва шевелит плавниками, даже самая продаваемая ее разновидность, боевиковая. Кто сейчас популярен? Прежде всего, фэнтезисты, причем, к сожалению, довольно примитивные тексты. Я ничего не имею против фэнтези, эта литература может быть дивно хороша, но в России по-настоящему сильного фэнтези относительно немного. Больше нам удается фэнтези городское, мегаполисное, балансирующее на грани мистической литературы.
Ну и боевик, естественно, популярен. Это так же неизбежно, как июль после июня. Последние лет пять стремительно растет количество, да и качество книг, посвященных будущему России. Утопия и антиутопия опять в цене. Полагаю, это добрый признак: если народ не разучился думать о собственном будущем, значит, оно еще может у него сложиться вполне благополучно.
- Согласны с мнением, что с гибелью политической системы и СССР жанр "классической" фантастики находится у нас в кризисе?
- Нет. В кризисе у нас "твердая НФ", бестрепетные повествования о "реакторе и лунном тракторе". Отходит она в прошлое, так туда ей и дорога. Я считаю, что в фантастике должно быть не более одной доли научпопа на десять долей художественной литературы.
- Как относитесь к советской фантастике?
- Советская фантастика была очень разной, очень пестрой. Она была разделена на "лагеря" западников и почвенников, как и литература основного потока, она извергала и блистательные тексты, и откровенно серые. Она не знала Бога, но и к бесу не поворачивалась лицом. Бывала и до предела "красной", и диссидентской... Нельзя строить отношение к советской фантастике как к чему-то цельному: слишком велико это явление, слишком многолико. К некоторым писателям фантастам советского времени я отношусь с почтением. Это прежде всего АБС (Аркадий и Борис Стругацкие), Ольга Ларионова, Кир Булычев, Сергей Павлов, ранний Ефремов, "Четвертая волна".
Одно свойство было характерно для подавляющего большинства советских писателей-фантастов, и ныне оно, к сожалению, далеко не столь распространено. Я говорю о человечности. Не о каком-то заоблачном гуманизме, а о естественной склонности к доброте и милосердию. Мне кажется, в НФ лучших советских авторов жизнь человеческая представала как великая ценность, и этого в современных фантастических произведениях мне не хватает.
- Среди части современного писательского мира (причем необязательно неправославного или атеистического) бытует мнение, что фэнтези (да и писательство в целом) и православие вещи несовместимые.
- Магическая фэнтези, где прямо нарушаются по ходу действия заповеди Господни, христианство подвергается критике, а иноконфессиональные (или атеистиче- ские) ценности поднимаются на щит, разумеется, с православием несовместима. Но ведь существует немало фэнтезийных текстов, навеянных именно христианским идеалом. Да и просто соответствующих, по большей части, требованиям православной нравственности. Что ж тут плохого или несовместимого с нашей верой? Прямо о возможности православного фэнтези писала Елена Хаецкая, и мне остается лишь поддержать ее.
Я могу в этом опереться на авторитет нашей Церкви. В "Основах социальной концепции РПЦ" четко сказано, что славить Бога можно в рамках любого художественного стиля. Хоть рок. Хоть рэп. Хоть фэнтези.
- Что такое сакральная фантастика?
- Это литературное направление, о котором впервые заговорили "бастионовцы" в конце 90-х. Но оно, по сути, шире нашего времени, наших обстоятельств, нашего периода в истории русской словесности. В самом простом значении сакральная фантастика - это художественная мистика. Для "Бастиона", конечно, важнее всего ее "фаворское" течение, т.е. та ветвь сакральной фантастики, которая опирается на христиан- ский мистический опыт, а не на Ктулху или какую-нибудь ориентальщину.
- Почему, как правило, "параллельная реальность" современной фантастики очень мрачная, написана в жанре антиутопии?
- Фантастика в основе своей - литература приключенческая. В гораздо большей степени, чем просветительская, во всяком случае. А хорошее приключение невозможно без любви и войны. Из светлого, благоустроенного "вторичного" мира трудно выжать борьбу, тем более, вооруженную, и, в общем, не так уж легко создать драматическую любовную интригу. Многие идут по наиболее легкому пути, выводя на сцену "чернуху", которая сама по себе отличный источник "боевки" и "любовьки".
Такова первая причина. Но есть и вторая, более глубокая. Наш социум переполнен злобой, унынием, усталостью, безверием. Вот и порождает созвучные себе образы...
- Есть мнение, что большая часть нашей фантастики это - подражание западной литературе? Даже тот же модный "Ночный дозор", это перепев иностранных тем с нашей российской спецификой.
- В 90-х, конечно, был период тяжелого подражания англо-американской НФ и фэнтези. Да и крупнейшие издательства - чего греха таить - нередко требовали у писателей: "Парень, сделай как у них там!" Но сейчас другое время. Мы все-таки слишком сильно отличаемся от европейцев и американцев, иначе мыслим, иными этическими категориями живем. Нет, последние лет шесть-восемь хворь подражательства отступает. Наша фантастическая литература чем дальше, тем меньше похожа на англо-американскую. Не так ходят, не так говорят, не о том думают, иные поступки совершают... о "перепевах" говорить поздно. Этот поезд ушел.
- Трудно ли современному писателю "выйти в люди", не прибегая к дешевым трюкам: "Пиши эротику и детектив, пипл все схавает"?
- Тот, кто тупо пишет "эротику и детектив", скорее всего, сам себя похоронит в братской могиле никому не известных "заполнителей серий". Даже тот, кто мечтает сорвать банк, став мастером массолита, бестселлери- стом-тиражником, должен озаботиться тем, чтобы читатели выделяли его среди прочих, находили особую "изюминку" авторского стиля. Ну а для того, кто ищет успеха среди интеллектуалов, этот рецепт все равно что надпись на урне с прахом: "Этот парень сгорел за клавиатурой, став еще одним никем".
- Есть мнение, что современная русская литература умерла, нет новых талантов, много посредственностей, пишущих на потребу толпы. Мол, рынок убил литературу?
- Алексей Иванов. Надо ли кого-то еще добавлять (а кого добавить, очень даже найдется), или этого имени достаточно? Полагаю, достаточно.
- Должен ли современный писатель быть абсолютно свободным от идеологем или все-таки прав Некрасов, когда говорил о гражданственности и патриотичности литературы?
- Писатель никому ничего не обязан, кроме Бога. Если он может из идеологической галиматьи сделать первоклассный текст, прекрасно, пускай сделает это! Есть не может, ну что ж, он сделает первоклассный текст из чего-нибудь другого. Прививка идеологии к творчеству худо влияет на творчество только у тех плохих танцоров, кому свет в зале мешает...
- Сейчас либеральная идеология стала "нашим всем", в результате Бог, Совесть, Честь оказались в опале. Европа, а за ней и Россия, дехристианизируется. Это фатально? Что нужно предпринять, чтобы этого не случилось?
- Не думаю, что в данном случае уместно слово "сейчас". Война наша длится очень долго, со времен мятежа Денницы. Мы, со всеми нашими страхами, упования- ми, с нашим отчаянием и надеждой, представляем собой всего лишь одну паркетину в длинном коридоре. Не при нас началась и, всего вероятнее, не при нас война эта закончится. Что тут предпринять? Да ничего сверхъестественного. Жизнь состоит из миллионов "да" и "нет". Наши "да" и "нет" должны быть напоены верой и любовью. Этого достаточно. Если кто-то скажет вам: "Страшный суд уже наступил, пора собирать вещи и отчаливать в горы вместе с верными", - не торопитесь. В горы уходят те, кто проиграл на равнине. Уходят каждый век. Отдают свои дома. А побеждает тот, кто стоит на своем, что бы вокруг него ни бушевало.
- В романе "Долиной смертной тени" Вы описываете монархиче- ское будущее России: возможен ли в наши дни возврат России к монархии?
- Да, возможен. Просто да.
- В рассказе "Война обреченных" Вы показываете одиночество человека перед большим и жестоким миром в мире будущего. Насколько, по Вашему мнению, фатально такое развитие человечества?
- Этот рассказ представляет цивилизацию, оставленную Богом, после того, как от Него отвернулись люди. Это наихудший вариант, но ведь это фантастика, в конце концов... Сейчас, быть может, поздний час, но разбойнику, распятому рядом со Христом, одной минуты хватило, чтобы войти в Царствие небесное. Унывать не стоит!