А после Успенья - уехал Стах. И - скорей вернуться обещал. Из дальних краёв росток диковинный привезти. Разузнать всё про него, сберечь и в пути не обидеть. Чтоб росло по рубиновой розе в палисадниках под окошками. Одна у Лалы, другая у Стаха. И чтоб цвели они лето каждое - друг с другом перекликаясь.
Как сказал - так и сделал. Вернулся - разом сходу к Зару в ворота стукнул:
- Эгей! Хозяин! Не откажи соседу! Глянь на диво заморское! Живым доставил!
Выглянул Азарий в окно - над забором лошадиная чёлка машется. А Стах уж с седла соскочил, куль притороченный отвязывает. И к себе не зашёл покуда - так торопился гостинец устроить.
Лошадка стахова у ворот нетерпеливо ногами перебирает. Молодая, глупая... этим летом оседлали... первый раз на ней Стах поехал. Кобылка не подвела, сдюжила. Ста́тью хороша - пусть к дороге привыкает!
Кобылка хороша - да норовиста. Порой затеи выдумывает. Твёрдая рука нужна. Потому как - девица.
Стах так и кликал: 'Дева!' С Лалой пошучивая - томно вздыхал, мол, две у него девицы в жизни. Лала недосягаемая. И вот ещё тут, одна - невеста, к женихам капризная. Ну, прямо - тётка Яздундокта в юности!
Лала смеялась сквозь слёзы, кобылку по морде поглаживала, уздечку на руку крутила:
- Возвращайся скорее, Стаху! Не позабудь о чайных-нечайных розах китайских! Пусть, солнцем согреты, цветут розоцветы каждое лето! Нам с тобой - на них смотреть - друг другу в сердца заглядывать!
Старательно в обоих палисадниках по ямке вырыли, навозу конского рыхлого уложили, да золы пригоршню следом, да молитву Божью кстати. Улеглось корневище с ростками, как младенец в колыбель пуховую... да ещё по ведру водицы расщедрились в каждую... ха-ха! точно дитя неразумное освежило пелёнки!
- Теперь побег даст, - землю с рук отряхивая, улыбчиво Стах обронил, - а к ноябрю, как подморозит - дубовым листом завалим, лапником лесным. Гляди, поливай, роза! - мигнул он Лале. Улучив миг, чтоб Азар не вник - шепнул горячо-вдохновенно, - это ж не росток, это я у тебя в гостях денно и нощно пребуду!
- И я у тебя! - жарким пламешком колыхнулась взволнованно Лала. - Как пробьётся бутон - знай, это я к тебе в дверь стучусь! Как раскроются лепестки - знай, душа моя раскрыта пред тобою, и мысли все о тебе! Век бы розам цвести, не отцветая!
В сарай отошёл Азар - колышек подобрать, для пометки. Потому две розы меж собой и перемолвились.
Дальше - тяжко пришлось им. Опять в луга убегать, по лесам хорониться, камышами прятаться. А камыш поблек. И лес поредел. Потому как - время листопадное.
Вот и птицы в стаи сбиваются. Лететь им, бесприютным - за моря, за горы... в страны роз вечноцветущих... И ждать их оттуда Стаху с Евлалией! Ждать - вешнего дуновенья. Ждать цветенья двух роз, под окнами, в палисаднике...
Никогда не видать им тех роз. Ни Стаху. Ни Лале.
К теплу тяготеет душа человечья... да и живот - чего таить? Оттого - как потянуло севером - бесприютно стало по скатам-отрогам поблекшим, по рощам стылым. Увидеться-то можно - а всё не то. Больно наспех, больно прохладно... не того сердце ждёт!
Оно, конечно - искусу меньше. Только продрогшему телу - тем вожделенней жар мнится. Летний ли - от печки ли, в топлёной горнице. Туда и прибивается порода людская.
Потому куда жарче майских - осенние ветры раздувают пламя тайное. Всё тесней сплетаются руки, пронзительней уста впиваются... Воистину - беспечна младость! Утро ждёт солнца полуденного, не помнит о ночи!
С вечера сговорившись с Азарием - Стах до лесу съездил. Сухим и звонким от морозца осенним утром. Углядел поваленную недавним вихрем сосну - порубленная, она и заполнила воз. И так хорош. А для большего - санного пути дождёмся!
Поверху, выше крыши - уложил Стах как раз то, ради чего и потревожил старого заслуженного мерина, привыкшего воз возить - елового лапнику, себе да соседу.
То есть - до дому добравшись, предполагалось половину хвои Зару забросить, половину себе занести. Не только розы укрыть, а ещё и молодые яблоньки, чтоб не обидели морозы, и не обглодала зимней ночью всякая едкая тварь.
Стах свалил Азарьеву долю у соседских ворот и завёл лошадь к себе. Вскоре, глянув мельком, обнаружил полное пренебрежение к своим трудам: Азарий не заметил колючей копны, подпёршей две добротные да разукрашенные, на железных скобах, створки.
Вожделенный забор Стах так и просверлил всевидящим оком влюблённого. Разглядел где-то там, за высоким частоколом, крепкой стеной, занавешенным оконцем печальную девицу в темнице. И ноги сами привели к калитке Заровой.
А калитка-то не заперта. Вот те раз! А у Стаха повод есть - карта козырная! Козырем и пошёл. Ворох лапника перенёс за ворота. Пока тащил - двор оглядывал. Никого.
До палисадника доставил - и на порог. Ну, как же? Надо хозяину доложить, что вот, де - всё на месте, честь по чести. А то, поди, не заметит еловую груду на самом виду.
В двери пару раз грохнул для приличия. Надо же! Не слышит хозяин, а двери бросил открыты. Прямо приглашение, а не двери!
Прохладными сенями пролетел, а из горницы навстречу выходит уже девица растерянная. Не впопыхах, а принаряженная. Замерла в открытом проёме. Стах её тут обратно в горницу затолкал. И дверь от холоду прикрыл. Для всеуслышанья - излишне громко - прозвучало слово:
- Больно продрог... обогреться бы... Где хозяин?
Лала смущённо пролепетала:
- Да вроде дома был... может, к соседу забежал... тот заглядывал, звал показать что-то...
- А детва?
- А Тодосья детей к сестрице повела: у них поросята.
- А я так озяб, Лалу, - мгновенно снизил голос молодец. И совсем зашептал, притягивая девицу за плечи:
- Ведь грех же - выгнать озябшего...
Конечно, грех. Оттого - Лала не выгнала. К печке проводила. Присаживайся на лавку, гость! А Стах не отпускает. Потому и сама села. Рядилась - рядом, а вышло - на коленку. Сперва всё пугливо на дверь оглядывалась, а потом и забылась. И Стах обогрелся - армяк сбросил: мешает же!
А в печке потрескивает, пуская вспышки в щели заслонки, жаркий огонь. А огонь Стаху - что болезнь заразная! Сразу и подхватил хворь: вместо крови пошла по жилам лава огнедышащая, сердце заухало, как мех кузнечный. А где мех кузнечный - там и клещи. Поди, поспорь - в клещах-то! Лала и не спорила. Только ручка по-привычке в грудь упёрлась. Так ведь - ручка ручкой...
Как давно не виделись они - чтобы так, наедине, да на лавке... И когда вместе оказались - рванула вскачь тройка бо́рзая коней, удила закусив. Ухнулись оба в марево дурманное. Ничего в нём не разберёшь. Только дыханье хрипящее да обрывки сумасшедших речей. Разве вспомнишь их - потом - когда ушатом воды холодной ливанут!
Больно смелые руки стали у молодца. А голова - глупая-глупая!
Того допустила, чего прежде меж ними не было. Много чего было - а того, что Азарий застал - того не было.
Беднягу аж заклинило меж дверей. По башке молотом шарахнуло - звон пошёл. Ноги вросли в порог, руки в косяки - потому и не рухнул. Подавился только. Внезапно врезался в лёгкие непомерный клуб воздуха - отчего надсадным кашлем начало бить.
Но даже мучительный кашель не сразу спугнул голубков. Ничего не видели, не слышали. Целовались!
До дрожи, до боли. Влипнув всем телом друг в друга. Не поймёшь, где кто. Забытые заботой прилежной, скомкались да сплелись беспорядочно нарядный тёмно-красный сарафан да серая стахова рубаха, а поверх всех сплетений лежала при молодецком колене ладная девичья нога - нага. Ладонь же Стахова терялась где-то в сумбуре сарафанных складок у самого её основания.
- Ну, ты! - рявкнул опомнившийся Зар, едва разобравшись во всех руках-ногах.
Ан - и рявканье не сумело вызволить Стаха из тенёт любовного безумия. И только сокрушительный Заров кулак вернул молодца в бренный мир.
Основную силу удара приняла шея. Она и повернулась, повинуясь природе. Стах поднял голову - и тупо уставился на Зара. Мгновение спустя - он, наконец, постиг положение.
К тому времени в Азарии что-то изменилось. Сперва был струной напряжённой, а постепенно осел, словно устал. Яростный взгляд его потух, исполнился сомнением. Он сокрушённо покачал головой:
- Спятил, Стаху? - спрашивает голосом тихим, блёклым, вроде бы даже без гнева: не до гнева тут. Гнев - гневом, а с глупостью влюблённой надо что-то делать! Не дай Бог - прознает кто! Не дай Бог... о, Господи! Быстрей выправляй, Зару!
И Зар - выправил. Зар крепкий мужик был.
Конечно, Стах оценил опасность. Насчёт последствий - не обольщался. Что скажешь тут? Ну, да. Виноват. Только ведь и ему - не до того сейчас! У него в руках девица затоптанным факелом догорает.
Уж померкла и тлеет вся! После такого сраму её и потерять недолго!
Быстро глянув на Зара, Стах глазами ему показал - погоди, мол, успеешь со своим судом праведным! Тут важней дела! Девицу надобно утешить!
За ту самую ручку, что в грудь упиралась - взялся Стах со всей сердечностью, поочерёдно перецеловав каждый пальчик. В глаза заглядывая, давай уверять вкрадчиво:
- Не пугайся ты, моя радость! Отведём эту напасть! Улажу всё - нет большой тут беды.
Дал ему Зар немножко времени на утешение. Горькая презрительная его усмешка сопровождала Стаховы сахарные речи. От первого удара он отошёл и теперь присматривался: что к чему. Уяснив некоторые мелочи, счёл нужным согласовать наблюдения. Сквозь зубы перво-наперво про самое главное осведомился:
- Девица?
Стах злобно глянул:
- Можешь не сомневаться!
Брат перекрестился с облегчённым вздохом:
- Миловал Господь - и ладно...
Потом вкрадчиво к сестре обратился:
- Попрощайся, милая, с нашим гостем - да накинь-ка шубейку, сходи в погреб. Дело там про тебя есть, со вчера ждёт, сама знаешь.
Ласковым был у него голос. Умел Зар ласково говорить. А тут - и лукавить не приходилось. Потому что сестру ему и впрямь было жалко. И нелёгким делом было поступить, как он должен поступить.
Но Лала обомлела от неожиданности. Что? Никакой грозы?! Прощает братец девичье легкомыслие?
Стах - и то изумился. Видел - что-то не так... Но тому, что сестру брат отослал, значенья не придал. Думал, без девушки хочет поговорить, что вполне благоразумно.
Лала вскочила в благодарном порыве - всё лучшее было в нём: искренность и даже раскаянье! Сестра восхищённо припала к братниной руке. Как он это только выдержал! А он выдержал. С твёрдостью гранитной скалы. Стах только гораздо позже смог это понять и оценить.
Девушка рванулась исполнять наказ, но Зар, грустно глянув, остановил её:
- Постой. Сперва, попрощайся.
Влюблённые переглянулись. Ну, что ж? Отчего не проститься открыто, раз братец дозволяет? И в его присутствии Стах с Евлалией трогательно расстались. Брат с равнодушным видом глядел в окно.
Лала, с улыбкой оглянувшись на Стаха, отступила к двери. И вот тяжёлая цветная занавесь скрыла её. В последний миг мелькнул в опадающих складках тонкий профиль - и всё исчезло. Как не бывало.
Только молодец особо не придал этому значенья. Не знал - что девушку видит в последний раз.
Когда шаги её смолкли, Зар сбросил оцепенение и разом повернулся к гостю.
- Ну, что, дружок, - вздохнул, - чуть не порешил ты меня, да Господь уберёг. Послушайся ж меня теперь. Уйди от греха. Право, дело говорю. Седлай коня - и держи путь на восток, до славного города Полочи. Знаешь сам, промыслы там выгодны, да неотлажены. Хорошей руки́ просят. Оно по тебе сейчас. В самый раз!
Стах постарался говорить ясно и убедительно:
- Азарие, - сказал с напористым укором, - почему ты не доверяешь мне? Почему допускаешь дурные мысли. Не гони ты меня! Я даю слово: чести твоей не запятнаю.
Зар удивлённо воззрился на него.
- Постой, - перебил, - меня, может, глаза подводят?
- Не подводят! - вскинулся Стах, - ну и что?!
И запнулся. Надо было как-то подтвердить уверенно сказанное. Вот здесь слегка смешался молодец - дрогнул голос:
- Ну, погреться зашёл... на лавку присел передохнуть... ну, виноват, каюсь: вольности допустил... однако ж, девицей оставил! Разве, поцеловал ненароком. Это что, смертный грех?
Азарий прищурился:
- Чего?!
С коротким перерывом последовал его нервный хохот:
- Поцеловал?!
Зар с остервенением плюнул.
Крыть Стаху, конечно, нечем было. Все козыри потрачены. Из седла вышибло. Но - пусть не за гриву, а за хвост - пытался он удержаться. Потому как - надо, хоть умри! Потому как - без козырей, а играй! На чудо надейся. Бывает же чудо на свете!
Зар чудеса пресёк - решительно шагнув к молодцу:
- Ладно! Хватит безумных речей! Что ты, как дитя малое?! Сам всё понимаешь. В Полочь поедешь. Ясно?
И в ответ на стахово упорное молчание - заговорил уже с увещеванием, с сочувственным вздохом:
- Верное дело в Полочи. Возьмись - не ошибёшься. Сам бы не прочь - да семья. Там надолго погрязнешь. Как раз - что нужно! И барыш знатный - сердцем чую.
Стах упрямо плечом дёрнул:
- Есть у меня и достаток, и запас. Не то меня сейчас травит!
- Ну, что травит, - грозно глянул Азар, - про то забыть надлежит.
И, обождав, прошептал почти ласково:
- Я тебе средство даю. Не пренебрегай! Давно ты Минду навещал? - обронил как бы невзначай:
- Да нет... - пробормотал совсем павший духом Стах, - последней поездкой ночевал... вот как ходил уговариваться с Гаренскими ребятками.
- Вот-вот! - подхватил Зар, - Гаренское - хорошее дело. Раз взялся - не бросай. Брось-ка ты лучше девицам головы морочить.
- Ты же знаешь, - тихо возразил Стах, свесив голову ниже плеч, - никогда не посягал я на девиц. Зачем пустое городить?
Азарий холодно глянул. Объяснил въедливо:
- Годы идут, голубчик. Вот и до девиц дошло. Меняется человек.
Стах почувствовал намёк не только на любовные вкусы - и вспыхнул, задетый:
- А вот это зря ты, Зару! Это лишнее. Чего нет - того нет! А есть лишь одно - меня постигло несчастье: я не только повесил себе на шею никудышную жену, меня ещё угораздило до смерти влюбиться в девицу Гназдову! Аль не знаешь - это пронзает быстрее молнии, оглушает сильней грома! Волен ли я был?
Азар усмехнулся, покачал головой:
- Это весной - бурные грозы. Они скоропреходящи. Да и не солидно тебе - черёмухой цвесть! Зацвёл уж раз на свою голову! Пора и спохватиться!
- Нет, - горько произнёс Стах, - это не весенняя гроза. Это последняя гроза в августе перешла в затяжной осенний дождь.
- Ещё будут ясные деньки! - ободрил Азарий. - Что-то ты не балуешь Минду. А ведь такая красивая женщина. Навести-ка ты её!
Стах только зубами скрипнул:
- Хороша, хороша Минда! Не убудет ей от моих страстей - а меня ей не выручить.
- Поднадоела тебе Минодора, - участливо вздохнул Зар. - Найди другую. Мало ль красавиц в дальних краях? Чего им тебя не полюбить? Чем ты не молодец?
Стах жалобно взглянул на грозного соседа:
- Не гони меня, Зару. Не могу я уехать!
Зар посмотрел мрачно. Глухо впечатал:
- Придётся уехать.
- Нет! - вздыбился Стах. - Не жди!
- Образумься, дурак! - попытался убедить приятель. - Ну, чего добьёшься? Девку погубишь, себя подставишь. Такие дела не прощают.
- Нет! - ещё яростней выдохнул Стах.
- Не пара вы! Аль не понял? - всё ещё взывал Зар к благоразумию. - Коли любовь, так жертвуй собой. Пожелай добра девице. Жениха хорошего. Пусть как сестра тебе станет. Так ведь тоже можно любить.
'О Боже! - пронеслось внутри Стаха, - жениха?! Всё, что угодно! Только не жениха! Боже, о чём он говорит?! Я умру в день этой свадьбы!'
Сколько времени Стах просидел, как неживой, уронив голову? Наконец поднял - и обрубил последний канат:
- Нет!
Зар в молчании застыл против Стаха, на груди руки скрестив. Так стоял - и долго в задумчивости разглядывал. А потом, кивнув, коротко спросил:
- Упёрся, да?
Стах твёрдо посмотрел на него.
И лицо Зара вдруг сделалось неподвижно. Он глянул мгновенно опустевшими глазами и буднично пробормотал:
- Посиди, остынь. Я сейчас приду.
Отступив, он быстро вышел в двери.
Стах остался на лавке. Только что рьяно топорщился против всего свалившегося - а тут словно силы внезапно оставили. Минуту-две сидел отупело. Голова на руки упала.
Потом беспокойство засвербело: с чего это хозяин ушёл-то?
Тут же встрепыхнулся, в сени выскочил. Глядь - Зар со двора заходит. В недоумении вернулся гость в горницу. Стали, вроде бы, далее толковать. А чего толковать-то? Каждый - своё! Только время терять.
Вот как поняли такое - Зар Стаху это самое-то - и объявил.
То, отчего пальцы бедного влюблённого впились в край лавки.
Мол, так и так, дурак несчастный! Своей башки нет - у людей займи. Помогут убогому. Прими, не побрезгуй.
Что получил - то получил: прекрасная Евлалия во всё время, пока ты, Стаху, не покинешь крепость - пребудет в заточении. Хладен месяц ноябрь. Пожалей девку в погребе. Засов крепок.
Первой мыслью Стаха было рвануться и дёрнуть Лалу за собой. И на коня. И прочь куда-нибудь! Навеки!
- Успею! Отобьюсь! Убежим! - заколотилось в голове, и Стах пружиной подскочил. Как вдруг прострелила его догадка. В горле пересохло. Понял - куда и зачем уходил Азарий.
- Угу, - кивнул тот, будто мысли прочитав. - Верно. Опоздал ты.
Стах задохнулся от ярости.
Сквозь стиснутые зубы прорвался рык:
- Обошёл ты меня...
И тут же мелькнула сладостная надежда: а может, нет! Может, не успел! Пугает!
Стах вскочил и бросился из дверей.
- Беги, беги, дурень! - проворчал вслед ему Зар - и сердито плюнув, побрёл следом: натворит ещё чего...
Стах вылетел во двор, огляделся заполошно: где дверь подвальная. Живо внутри смекнулось-сложилось - и без ошибки определил её Стах. Вон, та - дубовая, с крепежом железным! Крепка, чёртова заслонка! Всё у Зара крепко! А это - особо! Не вышибешь!
Тем не менее - в безумии отчаянья - ударился в неё Стах всею грудью. Разумеется, она не поддалась. И к тому же, смущало - никакого движенья ли, звука - не ощущалось о ту сторону темницы.
Потому надежда не покидала молодца. А ну, как не здесь? Может, пока не довёл, временно в другое место пихнул? Послабее!
Стах пошёл метаться по двору, ломясь во все двери, от службы к службе. Всякую осторожность потеряв, громко по имени звал. Не было ему ответа.
Всё облазил молодец, всё обыскал - и каждый миг вздрагивал в ожидании: вот-вот выглянет, откуда ни возьмись, милое личико!
Зар препятствий не чинил - только головой качал, провожая горьким взглядом. Ясно: бешенному на пути не становись. Жди, пока сам свалится. Когда-нибудь отбе́гает.
И конечно, рано или поздно, Стах отбе́гал. Приплёлся, замученный, опять к двери погреба, привалился к ней и упёрся лбом: стоять да прислушиваться: а ну, шевельнётся кто за ней! Вдруг!
Нет! Тишина, тишина! С каждой минутой - ужаснее.
Подошедший Зар мягко положил руку ему на плечо. Помолчав, вздохнул:
- Ну, чего пылишь? Уймись.
Неохотно добавил:
- Ну, да. Здесь она. Ты ж понимаешь, что не справишься?
Побившись о засов, это Стах уже уразумел. Он растерянно спросил:
- Но почему не слышно?
- Потому не слышно, - спокойно разъяснил Азарий, - что там на глубине дальнее помещение. И ещё засов есть. Поинтересуйся у брата про этот погреб. Мой батюшка на совесть строил! А ну - случай лихой? Да мало ли?
Стах с яростью взглянул на Васильева дружка.
- Так ведь там же холодно?! - прошипел в бессильной злобе.
- Холодно, - подтвердил приятель всё так же спокойно. - Порой полезно. Остужает.
- Ты ж её погубишь! - эти слова Стах почти прошептал, раздавленный
свалившимся горем.
- Иначе ты её погубишь, - стиснул зубы Зар.
Что ж? Разумным человеком был. И братом заботливым. Стах же простоял, вжавшись лбом и вцепившись в дверные крепи, весь оставшийся день.
Наконец хозяин толкнул его в плечо:
- Ночь на дворе. Добрые люди спать ложатся. Ступай себе, мил человек. Оставь мой дом.
- Небось, без света держишь? - злобно прохрипел Стах, не слушая и не отпуская дверной скобы.
- Без света, - миролюбиво сообщил Азарий.
Стах задохнулся от ненависти. Еле выдавил:
- И без огня, конечно!
- Без огня! - торжествующе заявил хозяин.
- Хоть бы еды горячей принёс!
- Ничего. Поголодает. Вот уберёшься подальше - сразу и накормлю, и обогрею. А тайно вернёшься - башку снесу! И не посмотрю, кто ты. Второй раз уж не буду чиниться. Это я для первого - добрый!
С такими словами Зар мгновенно выхватил и наставил на Стаха пистолет:
- Ступай отсюда, гость дорогой! И чтоб ноги тут больше не было!
Стах глянул - и усмехнулся:
- Спрячь. А то и мне вытянуть придётся. А мне в тебя, друга, неохота стрелять. Уйду, - тряхнул он головой, - не печалься! Только, как уйду, ты верни сестрицу в светлицу.
- Неа, - насмешливо протянул Зар, пряча ствол. - Ты дотошный. В окно полезешь.
- Да не полезу! - взмолился Стах, с размаху бухаясь соседу в ноги, - помилосердствуй! Запри её в светёлке! Ну, как я туда заберусь?! Там же решётчатое окно!
Сказал впопыхах - и тут же сам про себя подумал: 'А что? Забрался бы! И решётка не помеха'.
Зар поглядел ему в глаза - и засмеялся.
- Всё! - отрезал, - будет девице тепло-послабление, когда исчезнешь отсюда. А свобода - как дойдут слухи до меня, что ты крепко завяз в Полоческом деле. Уж оттуда тебе ходу не будет! А сейчас - так скажу: надеялся образумить я тебя, а коль и впрямь ты сдвинулся - придётся соседей на помощь звать. Забуянил, понимаешь! От дверей не отлепишь! За ворота не выбросишь! Не срами родителей!
Что и говорить - действовал сосед решительно.
- Ушёл, - глухо пробурчал Стах и поплёлся вон.
И была та ночь без сна. Как перед казнью.
Хоть об стенку головой бейся, Стаху! Хоть вопи, рычи, по земле катайся - ничего не поможет! Положил тебя Зар на лопатки и сверху уселся. У него под замком вся жизнь твоя и радость - и над нею волен он. А ты - нет. Рабом у него будь. Что прикажет - исполняй! Ступай в Полочь!
До чего ж погано на душе! Ну, сдохни - а ничего не сделаешь! Куда ни поверни - везде - облом. Что ни надумай - всё об эту стену неприступную разбивается. В плену девица! Вот ведь - топчешься возле соседского забора - и знаешь, что там, в земляном холоде - она! И оттого она там - что ты - здесь! Как же ты допустил такое, а, Стаху? И впрямь - рехнулся, должно быть?
Конечно, рехнулся! С самого начала было ясно! С самой грозы роковой! Не было тебе, Стаху, судьбы - а ты на то глаза закрыл! Нарисовал себе в небесах дворцы хрустальные. А - нету дворцов! И девушка Евлалия - не твоя! И никогда твоей не станет! А ты всё не веришь, всё за соломинку хватаешься. А соломинка не вытянет. Гладка наледь на краях проруби - цепляйся, не цепляйся... Не будет тебе счастья!
К утру Зар сломил его. Стах притащился к нему побитой собакой.
- Твоя взяла, - прохрипел, - согласен я. Не нарушу твой покой. От себя избавлю.
И жадно вскинулся:
- Ты только обещай... - Стах сжал Азарию плечо, - что торопиться не будешь. Ну... что не выдашь слёту! Прошу я тебя, Христом-Богом заклинаю, в ноги кланяюсь - подожди до последнего. А ну как помрёт моя ведьма! А? Ну, побереги сестру! Хотя бы - чтоб она сама забыла меня!
Зар головой покачал:
- Брось мечты пустые! Трудно, понимаю... - но не трудней, чем ждать невозможного, чем, другую жизнь ломать себе в угоду. Или как? Может, ничего? - испытующе глянул, приостановив напоследок взор.
- Уволь, - аж почернел Стах, - из смертных грехов смерть выбирать? Не могу. Не убий! Да ещё так, без бою. Да ещё девку. Грех. И срам.
- Вот то-то и оно, - задумчиво кивнул Азарий, - а сестру я не подгоняю, сам знаешь. Мне уж пеняют. А теперь и вовсе беда будет. Век не вытолкнешь. Всё ты, спаситель! От тебя бы спастись...
Тут он, словно спохватившись, заторопился:
- Ну - долгие сборы что-то! Едешь ты, наконец?
- Постой, - перебил Стах, - ты ещё смотри... береги её, не натворила б чего... и вообще... слаб человек в горе. Сам себя не помнит. Присматривать бы. Храни! А? Зару!
И Стах со всем старанием земной поклон приятелю отвесил. И всё повторял:
- Ты уж пожалей! А?
- Да уж, ясно, пригляжу, - свирепо хмыкнул Зар, успокаивая все Стаховы тревоги, - а вот выпускать до поры - не проси!
- С отцом да матушкой простись. С братцами. Не скоро увидитесь. Соберись подотошней. И чем скорей - тем...
- Стах резко перебил:
- Погоди ты с этим! А девушке-то слово молвить! Последнее!
Зар пожал плечами:
- Да уж молвил. Я дал вам попрощаться.
- Как?! - даже засмеялся Стах, - вот это вот - пара слов каждодневная - это, ты считаешь - простились?! Но ведь мы не знали тогда, что расстаёмся!
- Перед смертью не надышишься!
Тут Стах, как подкошенный, на колени пал:
- Да ты что?! Зару! Не отказывай просящему! Что подумает обо мне?! Что бросил-оставил, сбежал? А я б её, хоть сколько, утешил... Хоть сколько - слёзы унял! Ведь кто знает, насколько разлука...
Зар быстро повернулся к нему:
- Навсегда! Ты ещё не уразумел? Встряхнись, уясни себе: не будет встречи! Понял? Навсегда - расстаётесь! Ну, подумай, как ты ей это скажешь?! Или лживыми обещаньями смущать пойдёшь? Незачем! Нечего и прощаться!