Пространство задрожало, затряслось под авиационным рёвом. Он приблизился. Оглушил. Удалился.
Миновало? Нет.
Пустая надежда превратилась в холодную тошноту.
Снаружи, вплотную к дому, заслоняя дневной свет, в три окна разом смотрел циклопический военный самолёт. Он замер, остановился в воздухе. Ширококрылый. Острый как патрон. Самолёт не занял бы квартиру полней, даже врезавшись в неё целиком. И он был грязью весь целиком: щеголеватый чёткий корпус, идеальная поверхность, мощь, величина. Его неподвижность, его беззвучность ― всё было грязью.
Из каких щелей наблюдает? Что ему видно? Расположение комнат и толщина стен? Ты? Твоё лицо? Что решит: пальнуть, улететь? Прихоть это будет или расчёт?
Сон ничем не закончился. Оставил мутный диссонанс: такая фантастическая угроза и такая обыденная реакция ― испанский стыд. Холодная грязь. Стыдная холодная грязь.