Аннотация: Дом посреди тайги, сверхъестественные метели, маленькая семья, пытающаяся сплотиться любыми способами, чтобы выжить. Социально-фантастическое, недалекое будущее.
Метель надвигалась сплошной белой стеной.
- Пока еще далеко, - сказал Степан, вглядываясь в поле. Там, на дальней его окраине за кустами и молодыми деревьями клубилась приближающаяся пурга.
- Все равно поторопись, - ответила Марта и зябко обхватила себя за плечи. - Не надо с ней шутить.
- Брось, - добродушно улыбнулся Степан и вернулся к дровам, одним движением колуна расщепив толстую чурку надвое.
- Между прочим, не "просто буран", а ультрасильная общая метель с максимальным снегопереносом более 10 килограммов на метр в секунду, - возразил высокий, тощий и растрепанный парень. - Для нее даже новую категорию интенсивности вводить пришлось, раньше таких не было.
- Слышь ты, академик, хватит умничать. Матери лучше помоги, - насмешливо сказал Степан и сделал вид, что хочет отвесить сыну подзатыльник.
Марта, вздыхая, подобрала поленья и понесла их к дому.
- Две недели всего в институте пробыл, а уж умничать теперь горазд, - не унимался Степан.
- Не две недели, а два года, папа, - пробормотал парень. - И я не виноват, что пришлось бросить учиться.
Он обернулся, будто надеялся найти поддержку у матери, но та уже зашла в сени и не слышала последних слов перебранки.
- Поговори мне еще, - нарочито грубо бросил Степан, скрывая легкое чувство вины.
Порыв ветра бросил в дом фонтан мелких колючих снежинок. Они чувствительно стеганули по лицам отца и сына, застучали по стеклам. На крыше громыхнул лист железа.
- Ладно, закрой ставни с этой стороны и дуй в дом. Другие окна я сам прикрою, - заторопился Степан. Сын поплелся к дому, а мужчина хозяйственно собрал три не расколотых чурбака и потащил в сарай.
Запирая крепкую постройку на несколько засовов (не от воров, людей не было на много километров вокруг, просто однажды метель сорвала скобы вместе с навесным замком, а затем и всю дверь сарая целиком, снегу намело по самую крышу), Степан случайно глянул в сторону фронта метели. Там в переплетении облаков снега, белых, клубящихся, обманчиво мягких, сновали черные тени. Уже стал слышен особый звук. Его
прозвали песней метели. Сочетание высокого свиста и воя, вызывающее боль и нытье по всему телу.
Степан поморщился и быстрым шагом направился к дому. За несколько прошедших минут метель преодолела почти половину поля.
***
В жаркой комнате Марта, освещенная бликами от пылающего камина, накрывала на стол. Лучший способ переждать метель и страх - это поесть в кругу семьи, считала она. Сын уже вернулся в дом и скрылся в своей комнате. Дочь сидела за столом в дальнем углу. Марта видела ее худенькую спинку и завитки светлых волос, струящихся по шее.
- Что делаешь? - натянуто улыбнувшись, спросила Марта, только чтобы разбить повисшую тишину.
- Пишу в дневник, - не отрываясь, ответила девочка.
Дневники вела вся семья. Это было и развлечение, и способ разобраться в мыслях, и составление планов.
- О чем?
- "Через семь лет мне будет двадцать. Где я буду? Кем я буду? Каким будет мир вокруг и будет ли он к тому времени вообще?" - зачитала дочь, и ее голос немного задрожал. - Я просто размышляю, мама. Все лучше, чем думать, что метель идет.
- Здорово, - немного невпопад отозвалась Марта и решила, что и она бы не отказалась узнать, останется ли мир на месте в ближайшие годы. Учитывая, как его потрепало в недавнем прошлом.
Закончив накрывать на стол, она позвала детей. Из сеней вошел Степан, закончивший обход дома. Он стряхивал с головы снег, растирал лицо и шею и ежился, словно жар от камина никак не мог согреть его.
Все четверо уселись за стол. Степан во главе, по левую руку жена, по правую - сын, дочь рядом с матерью. Они только начали поздний ужин, как метель накрыла дом. Её песня из отдаленного гула превратилась в пронзительные стенания. Тучи снега навалились на одинокий домик на границе леса. Метель переваливалась через него, завывая, и уходила дальше в чащу. Временами казалось, что стены содрогаются под ее напором и вот-вот сорвет крышу. Но домику были не впервой такие испытания.
За столом никто не говорил о метели или страхе, звучали обыденные просьбы подать это, передать то, вилки звенели о тарелки, но напряжение не уходило. На каждый новый шум снаружи семья дружно вздрагивала. Временами они бросали испуганные взгляды на ставни: не отлетят ли под ударами снега.
- Сильновато сегодня, - не выдержал Степан.
- Я вообще не помню, чтобы такая тяжкая метель была, - тихо отозвался сын.
- Ладно, академик, - отец напустил на себя бравый вид и хлопнул его по руке, - не дрейфь, что нам безмозглая метель какая-то.
- Не говори так, - резко сказала Марта. - Кто его знает... Может, и впрямь там кто есть. Говорили же, тени там видели, силуэты чьи-то.
- Ага, видели, - хохотнул Степан, - и сейчас эти силуэты нас подслушивают, а потом начнут ломать две двери с семью засовами.
Вой на улице резко сменил тональность, став невыносимым визгом. Одновременно с этим раздался звук, будто что-то тяжелое и большое ударилось в стену, и снова громыхнул лист железа на крыше.
Все подпрыгнули, Марта непроизвольно зажала рот, а дочка прильнула к ее боку. Степан поперхнулся смехом и, помрачнев, уткнулся в тарелку. Ужин доедали в молчании.
- Ну что, академик, чем завтра займемся? - нарушил тишину Степан, сыто откидываясь на спинку стула и вытирая лицо матерчатой салфеткой. - Вначале снег разгребем, понятно, а потом хорошо бы на скотном дворе прибрать, да?
- Ты так мне толком и не объяснил, почему мне пришлось уйти из университета, - сказал парень, уткнувшись взглядом в стол.
- Миленький, давай не сейчас, - виновато начала, было, Марта, бросив опасливый взгляд на мужа, но опоздала - все благодушие со Степана слетело в один миг.
- Да кому он нужен сейчас, твой университет, - взорвался мужчина. - Москва в руинах, вся Европа от радиации чистится, у нас тут не пойми что, метели аномальные людей до косточек обгладывают. А он, ишь, академиком стать захотел, бумажки перебирать и бомбы строить. Довели нас уже все твои академики! До ядерной войны довели!
- При чем тут бомбы, папа, - попытался возразить сын. - Я на биохимика учился, я хотел новые способы лечения лучевой болезни открыть.
- Как же, лечить он хотел! Как на огороде работать, так ты не хотел. Как за дворовой живностью доглядеть, так тоже не хотел. А это они нас спасли, когда всем жрать было нечего после войны. Тайга, огород да скотина. От которых ты нос воротил и воротишь. Академик!
Последнее слово Степан выплюнул, как самое грязное ругательство, и в раздражении отбросил салфетку. Марта закусила губу, сдерживая то ли слова, то ли слезы. Её дочь съежилась на стуле, втянув голову в плечи и не решаясь убежать к себе. Сын так и не пошевелился.
- Значит, никакой особой причины не было? Для того чтобы я не учился? - медленно проговорил парень. - Просто тебе не нравилось, что у меня будет профессия, что я не останусь таким же как и ты фермером? Что я пройду дальше?
- Дальше, конечно, - язвительно произнес Степан. - Куда уж нам, простым Ванькам, до академиков. Делом надо заниматься. И не войной и убийствами, а простыми и нужными вещами. Сады и огороды растить, живность разводить, чтобы от магазинов не зависеть. Вот это дело.
- Когда ты сказал, что у вас проблемы, и я должен вернуться, ты мне врал, получается? - парень поднял голову. Его лицо кривилось, глаза, в которых уже стояли слезы, блестели.
Марта зажмурилась. Степан первый предложил ей вернуть сына домой из города. Она, с одной стороны, жалела, что мечта сына о работе и науке не сбудется. С другой стороны, она так хотела, чтобы он был с ней, дома, под боком, в безопасности. Её мальчик, любимый сынок. Мало ли что может случиться в большом городе. Да еще и после войны, которая вполне могла повториться. И Степан остался без главного помощника. Поэтому Марта согласилась сделать вид, что без сына они не справляются.
Сын вернулся, отучившись лишь месяц на третьем курсе. Он ни о чем не спрашивал, никому не жаловался. Сразу впрягся в повседневные обязанности по ферме. И вот теперь, зимой и в метель, спросил.
- Ты мне тут заканчивай это. Врал - не врал. Не тебе решать, - повысил голос Степан. - Я лучше знаю, что для тебя хорошо, а что нет. Ерундой безумной в толпе убийц нечего заниматься, а...
- Ерундой? - закричал сын, перебив отца. - Да откуда ты можешь знать, что ерунда, а что нет? Да ты в городе дальше рынка никуда не выходил и ничего не видел. Всю войну в штабе просидел, цифры считал. От магазинов не зависеть - цель всей жизни. А что люди гибнут и нужно думать, как их спасать - это ты понимаешь? Не живот свой набивать, а восстанавливать страну? Я из института отчислился по собственному желанию, меня из-за этого никогда и никуда больше не примут, понимаешь? Ненавижу тебя!
Он неловко выбрался из-за стола, сбив на пол стул, бросился к двери и начал судорожно отпирать засовы.
Марта вскочила на ноги:
- Сынок!
- Мама! - в унисон ей взвизгнула дочь, цепляясь за ее платье.
- Да никуда он не пойдет, сопляк, - проворчал Степан. - Еще и меня учить вздумал. Эй, академик, дверь в сени не трожь, весь дом выстудишь.
Но парень уже выскочил из теплой комнаты и возился с дверью на улицу.
- Ты что творишь? Вернись! - крикнул Степан и кинулся за ним, но опоздал. В распахнутые настежь двери метель со злорадным свистом швырнула снег, долетевший чуть не до середины комнаты.
Степан сорвал с крючка тулуп.
- Я за ним. Закрой всё, - бросил он Марте и исчез в снежной пляске.
Дочь рыдала, уткнувшись в стол лицом. Марта, забыв обо всем, побежала за мужем. Её догнал вопль дочери:
- Мамочка!
Марта остановилась, разрываясь на части: куда бежать - в лес за разозленным сыном и не менее злым мужем или к напуганной дочери. Женщина схватилась за голову, стиснула волосы и метнулась к двери.
***
Степан кое-как брел, едва переставляя ноги. Он не помнил, как выбрался из леса. Светало, метель ушла. Снегу намело столько, что иногда в нем можно было почти плыть. Взобравшись на низенькое крылечко, Степан уткнулся лбом в дверь и почувствовал, как она подается вперед. Все засовы оказались сняты. Внутренняя дверь тоже была открыта. В комнате на ковре перед догоревшим камином сидела Марта, обнимающая дочь. Обе были заплаканные и уставшие.
- Где он? - прошептала сквозь слезы Марта, заглядывая за спину Степана. - Ты его догнал? Где наш сын?
Степан молча закрыл глаза. И под веками сразу встала картина того, как умирал его ребенок. Степан бежал за ним, подгоняемый ударами метели. Оба спотыкались и падали, но парень опережал его. Кричать было бесполезно: метель не пела, она выла как смертельно раненый зверь, ревела и свистела, вызывая вибрацию в костях.
Влетев в лес, Степан на какое-то мгновение упустил сына из виду. Он начал метаться, пытаясь разглядеть что-то в густой темноте, наполненной лишь клубами метели. Даже среди деревьев она взметала и швыряла колючий снег. Степан догнал сына лишь на ближайшей полянке. Тот бежал прямо в гущу черных теней внутри целого снежного вихря. Степан хотел крикнуть, остановить, но сын уже с размаху влетел в это нечто. И сразу же на снег брызнула кровь. Будто не снежинки гнал ураганный ветер страшной метели, а крошечные и чудовищно острые ножи.
Дальше был провал. Последнее, что Степан еще помнил, как он негнущимися пальцами и почему-то одной только левой рукой вскрывал дверь ближнего к лесу загона с овцами. Кое-как подперев дверь изнутри он повалился на сено и очнулся только к утру. И вот теперь он стоял посреди собственного дома и смотрел на страшно побледневшую жену, крепко прижавшую к груди девочку. Не в силах выносить ее взгляда, он двинулся вперед и вдруг заметил на столике красную тетрадь. Дневник сына. Он вечно бросал его, где попало, в отличие от дочери, которая еженедельно меняла тайники.
Степан на подкашивающихся ногах подошел к столику, прижал крепко сжатый правый кулак ко рту, осторожно прикоснулся к дневнику и осел на пол. Он рыдал, размазывая слезы кулаком, листал дневник и никак не мог остановиться. Когда он начал что-то шептать, Марта отстранилась от дочери и подползла ближе.
- Ты смотри, что пишет. Академик наш. Про ри.. рибосомы какие-то, клетки. Как людей хочет вылечить. Эксперименты уже с товарищами проводит, надо же. А ведь это мы, родители, довели всё до ручки, - шептал Степан, не отнимая кулака от лица. - Родители, а не дети. Войну эту проклятую развязали, бомб понаделали, четверть мира пожгли. Это мы уроды. А они, вишь, починить хотят. Починить, вылечить, залатать. Мы убивали, а они жить хотят. Вместе, мирно. Это не мы их на свой лад кроить должны, а они нас. Хотя нас вообще в утиль пора. Чуть всё на тот свет ни отправили. Черт с нами, стариками, и слава богу, а им вперед идти. Им... дорогу...
Рука Степана безвольно упала, кулак медленно раскрылся и из него выкатилась маленькая косточка. Снежно-белая, начисто обглоданная метелью.