Аннотация: оно действительно незаконченное =) просто я не знаю что будет дальше. да и неинтересно уже...
Свет вырубился. Значит, настала ночь и пора спать. Черт подери! "Настала ночь"... что я несу!? На самом деле я даже не знаю, снаружи сейчас ночь или день. Да и какое теперь это имеет значение. Есть свет - день, нету света - ночь. Такие понятия как утро и вечер утратили свою силу в самом начале. Начале чего? Ты называешь это "путем к совершенству".
Твое дурацкое совершенство. Ненавижу его! Мои волосы обесцветились, а душа выцвела. Мое тело - сплошной рубец с островками нетронутой тобой кожи. Моя любовь и ненависть - сиамские близнецы, страхи мертвы, а желания... ну о них позже.
Раньше я была слабой, но свободной. Теперь я могу больше, чем когда-либо. Я могу не чувствовать боль, пить электрический ток, дышать той неизвестной дрянью, что ты пускаешь два раза в день, и при этом могу оставаться пленницей четырех стен и шестерых рук: четыре железные и две твои.
Твои руки всегда меня восхищали. Тонкие кисти, длинные, но опасно сильные пальцы. Они дарили и высшее удовольствие, и изощренные пытки. Иногда - одновременно. В последнее время я и забыла, какая на ощупь твоя кожа. Кажется, мягкая, холодная и безумно приятная. Хм... "безумно", какое подходящее слово. Когда мы были едва знакомы, я думала что от твоих прикосновений можно сойти с ума. Это оказалось не так трудно. Роман глупенькой девочки-фотографа и молодого, подающего надежды, ученого был стремительным и ярким. Пространство моей квартиры, да что там, жизни, было завалено нашими фотографиями. Блики, свет, рефлекс и тени. Наверно, если собрать все пестрые карточки из альбомов, что остались дома, то можно засыпать меня, или даже тебя, с головой. А потом закрыть глаза, чтобы не видеть нежных улыбок, что смотрят с каждой картинки. Это меня бесит! Тогда казалось, что свадьба и звание "миссис Грин" доставят мне счастье по гроб жизни. Как будто от этого в невысокой и полноватой брюнетке проявилось бы что-то новое. И ведь появилось, только не то на что она рассчитывала...
Белое платье, букеты, поздравления и счастливое уединение в конце праздника - все это было, но вместо страстной ночи я получила укол и черное забвение. Очнулась в белой комнате, прикованная к жесткому лежаку. Ты стоял рядом, шепча мне на ухо слова утешения. А потом, не торопясь, со всеми деталями, рассказал, что со мной случиться. Самое страшное это искренняя убежденность в том, что если мое тело истерзать до бесчувствия, колоть неведомые препараты и мазать странными мазями, на земле возникнет совершенное существо, "дитя богов", как ты сказал.
У меня началась истерика. Слезы текли, рот изрыгал самые страшные ругательства, какие только известны, а тело рвалось из оков. Я, как напуганное животное, хотела только вырваться и забиться в угол, а твои речи предвещали кошмар. Обещание наполнить мою жизнь тем чего я боялась больше всего - болью...
Боль всегда внушала мне страх и отвращение, настолько, что когда начинались месячные, я всерьез начинала думать, будто в один день просто умру от этого. Когда мы познакомилась, то я сразу же доверилась тебе. Прибегала за любой медицинской помощью, будь то укол или крохотный порез на пальце. Глупая, верила, что ты меня любишь и никогда специально не причинишь мне боль. Я тебе верила!!! Мои крики становились громче и бессвязнее. Казалось, что комната от них заходила ходуном, а вязкий запах страха ощутимой взвесью повис в воздухе.
-Тихо, дурашка,- мягко сказал ты, - Мы еще даже не начинали...
Новый укол принес новый провал в темноту. Короткий черный сон, лишенный видений, и новая истерика по пробуждению. Руки и ноги были свободны, поэтому я вскочила и, как безумная, принялась бегать по своей камере. Тебя не было рядом, что пугало и радовало одновременно. Но, попробовав выбить дверь, я познакомилась со своими стражами - железными руками.
Они выползли прямо из стен. Четыре металлических червя с кистями рук на конце. И куда бы я ни дернулась, эти гибкие руки настигали, а затем, видимо, устав от бессмысленной борьбы, усмирили свою строптивую пленницу ударом тока. Снова бессознательная тьма.
Дальше только цепочка провалов и невозможной реальности. Иногда я приходила в себя лежа на этом самом лежаке в кандалах, видя тебя, склонившимся над моей обнаженной кожей со скальпелем в руке. Ты наносил аккуратные разрезы, любовался яркими каплями крови, а затем вводил в рану какие-то иглы и нити. А иногда, открыв глаза, можно было увидеть пустую комнату, только у двери стояла тарелка с клейкой кашей - единственной пищей в этом месте. Истерика продолжалась постоянно, так что железные руки угощали меня электрическими разрядами. То же происходило, если я пыталась содрать коросту с отчаянно зудящих ран. Два раза в сутки, после того как свет включался и перед тем как выключался, мое обиталище наполнялось белым жгучим дымом, в котором едва можно дышать. Это потом я узнала, что дым был всего лишь антисептиком, но в первый раз видя дым, подумала, что ты решил от меня избавиться и пустил газ. И ведь чуть не умерла тогда.
Истерика, длившаяся неизвестно какое количество времени, постепенно сошла на нет.
Боль уже не пугала, она стала моей составной частью. Я научилась любить ее. И, я до сих пор тебя люблю, но не так слепо и безрассудно, как раньше. До сих пор мечтаю быть вместе с тобой, хотя сделаю так, чтобы мы расстались как можно скорее, потому что я могу не только любить, но еще и ненавидеть. Я полюбила боль, потому что ее причиняешь ты, и возненавидела тебя за это. Вот такая я двоякая...
Ты безумен. Так твердят твои глаза. Ты возомнил, что можешь сотворить идеальное человеческое существо и остаться безнаказанным. Если бы все проклятия имели хоть какую-нибудь силу, то ты, мой сладкий мучитель, упал бы замертво. Я больше не видела тебя без маски на лице, а так хочется знать, как ты теперь улыбаешься. И еще больше мне хочется знать как это милое, чуть смазливое, личико будет кривиться от боли. Удивишься ли ты, когда я подарю тебе поцелуй длиной до конца жизни? Твоей, конечно же.