Есть в городе Киеве два подоконника. Не то, чтобы их вообще два. В Киеве. Нет. Конечно больше. Да, и не похожи они друг на друга. Подоконники. И квартиры разные. Не похожие. И вид из окон разный. И глаза из окон не одинаковые смотрят. Не похожие. И что хуже всего, одни мужские, а другие женские. Уж куда не похожее быть, а быть не может.
В общем, и жили-то подоконники в последнее время разной жизнью. Один пустовал. Привычно всматриваясь запыленными стёклами окна то в ночь, то в утро, то в день, то в вечер. Иногда время суток менялось местами, но значения этому подоконник особо не предавал. Иногда звонил в пустой квартире перепуганный телефон. Но телефон звонил не ему. За короткое пребывание тут, он это понял. Иногда звонили в дверь, но это лишь подтверждало, что звонки не помогут. Даже если они будут чаще. Тем более, если их вообще не будет.
Уже давно не казалось странным, что рядом никого нет. Даже случайного прохожего. Даже не случайного.
Мимо проносились машины, проходили люди, пролетали птицы, ползали сначала мухи, потом осы, потом комары, позже - снег.
Не большим, но важным утешением было лишь небо. Ночное небо. Ночное звёздное небо. Огромное ночное звёздное небо. Как мало ему осталось чего-то личного. Лишь огромное небо... Иногда, даже ночью, небо затягивали тучи и это было самым плохим временем. Временем, когда всё плохо.
Другой подоконник ничего подобного не знал. Почти ничего.
Иногда, но пыль с него стирали, и холодные ладони отдавали своё тепло. Хозяин открывал окно и усаживался рядом, проедая глаза в жёлтых, синих, зелёных июльских занавесках дома напротив. За занавесками суетились чаще серьёзные люди и их смешные тени, порою, уже узнаваемые.
Иногда кто-то звонил по телефону или приходил. Ничего особенного. Никого. Даже на это подоконнику жаловаться пыль не поднималась. Рядом в вазонах медленно тянулись к свету цветы и вечер менял день, а утро - ночь. И всё же было кое-что что не давало ему покоя... Небо. Ночное небо. Ночное звёздное небо. Огромное ночное звёздное небо.
Оно так часто застывало в глазах его хозяина, что не давало ни спокойно дышать, ни спать. Им обоим. Оно было огромное и ничье. Огромное и пустое. Огромное и не знало...
В такие дни подоконник вслушивался в ночную тишину, пытаясь услышать, понять, почувствовать. Отчего всё-таки появляются такие дни. Откуда. Отчего бывает так плохо, если всё хорошо.
Изо дня в день, он считал количества, запоминал цвета, улавливал направление ветра и яркость звёзд, пытаясь найти в этом хоть какое-то, хоть слабое оправдание. Надежду. Не то, чтобы он без этого жить не мог, просто есть в жизни такие ... вещи, которые по чьему-то закону высасывают из тебя или отдают тебе силу. Твою силу.
И они каждый день сидели рядом. Хозяин и подоконник. И с каждым днём, желание узнать дороги таких дней, такого неба, этой силы, становились всё сильней. По мере того, как сила уходила. Вернее, видя, сколько её осталось.
Так проходили дни. За ними приходили другие, всё менее ясные и более короткие. И в один из таких осенних дней, когда ещё не пахнет дождём, но тёплые потоки ветра уже всё чаще кутаются в тёплые вещи, озираясь на опадающую пожелтевшую листву, к стеклу окна ветром прижало лист бумаги..., чьё-то письмо.
Показалось, словно чьи-то глаза смотрят и просят помощи... с прыгающих на ветру строчек капали давно не спавшие или забывшие про сон буквы...
...ты улыбаешься...и мне кажется ты весёлый...ты злишься и я боюсь верить что ты злой...ты грустишь и я не понимаю, почему, но тоже грущу...ты думаешь обо мне и я не знаю что ответить, ведь думаю, что не знаю...или боюсь думать, что знаю ...но ведь думаю...
Отчего же... Почему тогда, не зная что ответить и самой себе, мне кажется, что ты весёлый, злой, грустишь, знаешь...Что мне нужно знать, чтобы понять себя. Что мне нужно узнать о тебе, чтобы понять...
И ветер вдруг стих. Не успев закончить фразы. Поток воздуха дрогнул, и неуверенно, то отнимая, то прижимая уголки к стеклу, письмо осенним дыханием потянуло вниз. Может к другим окнам. Может, другие строки этого письма ждут в окнах ниже. И я не вправе задерживать ход этого времени...
Мне, вообще казалось удивительным, что я хоть что-то успел разобрать. И то, что я читал письмо, предназначенное не мне, я тоже понял не сразу. Или всё же эти строки были именно для меня... И я должен на них ответить...Кому...
Иногда... В промежутках между длинными ночами, когда серого больше, чем всего остального, мне хочется помочь своему хозяину. Хоть чем-то... Тогда я перешептываюсь с окнами, ветром и звёздами, и в окне напротив вдруг появляется белая занавеска в табачном дыму; звёзды поджигают свои небесные конфорки и ночь обретает память; ветер в форточке перестаёт перекрикивать оханье деревьев, а возвращает неслышными и невидимыми волнами когда-то забытые или далеко спрятанные слова... И что-то происходит. Словно, залетевшая в окно фея, касаясь волшебной палочкой, превращает память, взгляд, движения, желания в один плотный кокон внутренних вихрей, внутри которого и страх и сила, и боль и нежность. И не зная, злая ли это фея или добрая, ты чувствуешь волнение, объяснить которое так тяжело.
Хотя я даже не знаю, помогаю ли я своему хозяину. Возможно, он уже и забыл думать про то безумное количество мелочей, которое он всегда помнил или уже не осталось у него сил даже думать об этом и каждый новый повод как стрела в мишени на груди. И эта мишень пробита во многих местах. Я хочу верить, что я помогаю. Не знаю, но мне, кажется, если они есть, эти раны, иначе они не заживут. Если же нет... Возможно, очередная стрела будет последней.
Сейчас ночь. Хозяин только вернулся и в глазах его стоит день. Он берёт трубку телефона и набирает чей-то номер. Скорее всего, что бы рассказать об этом. О том, что понял, кому он должен ответить на странное письмо, принесённое ветром. О том, что он должен рассказать о себе, чтобы она поняла.
Но на том конце провода почему-то занято. Видимо кто-то тоже с кем-то делится. Или днём, или ночью. Он не стелет кровать, не снимает одежду. Он подходит к окну и садится на подоконник. Так мы и сидим рядом. И хотя уже зима, осень не отпускает. Зимнего холода не ощущается. Странно, может и она ждёт. Видит, что не время сковать это всё в лёд на три месяца. Видит и ждёт. Может.
А он откладывает телефон и своё знание до завтра и неотрывно смотрит на белую занавеску, в которой, укутавшись, чья-то тень выпускает маленькие облака дыма в звёздное небо. В огромное ночное звёздное небо.
Завтра...
Смотрит и кажется ему, что слова обретают силу, а память - нужное время. Что внутри, по велению неизвестных внутренних циклонов растёт кокон внутренних вихрей, где и сила, и нежность, и тоска, и волнение. Волнение, объяснить которое так легко. Завтра...