Однажды - чаще всего, "в минуту душевной невзгоды", ты лезешь в черновики и откапываешь то, что задумывалось как часть большого цикла. И вдруг выясняешь, что времени уже прошло десять лет, а воз и ныне там.
И вообще, далеко не факт, что ты это уже хочешь заканчивать.
И жизнь сложилась под очень странным углом.
В общем, с персонажем вы уже знакомы - он фигурировал в нескольких опубликованных рассказах.
А буду ли я это дописывать?..
Хотите честно? - Я не знаю.
Пусть лежит как отрывок повести.
Пролог
1.
Раннее утро, та незримая грань, что отделяет ночную мглу от зыбкого и неясного ещё рассвета как всегда в Пограничье выдалось туманным.
Завеса из парящих в воздухе водяных капель казалась настолько плотной, что её можно было резать на куски и продавать в Нижние Земли.
Но дикари, живущие за Каналом, не ценят туманы Острова Могущества.
Может, оно и правильно - ибо туман, подкравшийся к замку Дракенсанг, подкрался врагом.
Первые стрелы, взлетевшие над башенной оградой были выпущены издалека, и ничуть не походили на остроклювые эльфийские жала, входящие в окольчуженного воина по самое оперение.
Хорошо уравновешенные палочки с двузубыми костяными иглами на концах казалось не летели - висели в воздухе бесшумно целуя часовых в незащищённые лица, ладони и шеи. Но поцелуи стрел были поцелуями смерти - невинные с виду, хрупкие и ломкие наконечники были напитаны ядом, мгновенно убивающим даже толстокожих гоблинов.
А затем вверх взметнулись стальные "кошки", обмотанные для бесшумности мягким тряпьём, и на стенах появились закрытые серебристо-серыми плащами фигуры эльфов.
Возможно караульный утренней смены, поднимавшийся в эту секунду по лестнице, и успел бы поднять тревогу, будучи целую секунду закрыт парапетом от проклятой нелюди, но он окаменел, загипнотизированный видом зеленоватых эльфийских "глаз", закреплённых кожаными ремнями на головах пришельцев. А в следующую секунду "кленовый лист", впившийся ему в открытый рот и перерубивший язык превратил рвущийся из горла крик "Серые!" в невнятное клокотание.
Мёртвое тело рухнуло с лестницы, угодив в стог сена и не подняв никакого шума.
Эльфы же, уверенно ориентировавшиеся в непроглядном тумане, уже ныряли внутрь башни.
Тревогу подняла повариха Грета - не столько благодаря врождённой чуткости, сколько вследствие того, из-за чего под юбкой поварихи побывал едва ли не каждый кнехт Дракенсанга.
"Кленовый лист", против всех уставов пущенный не в лицо или горло, а в левую часть груди, в этой самой груди и застрял.
После чего визг поварихи, не уступающий высотой знаменитому "ведьмину крику" полоснул по ушам замкового гарнизона не хуже сирванского клинка, рассекающего шёлковый платок на лету.
И толстый, гранёный кортик-"оркобой", по рукоять ткнувшийся поварихе в глазницу, отбросив женщину к стене кухни, уж ничего не решил.
Из кордегардии раздались свистки сержантов, призывающих солдат к оружию, но полусонные вояки не успевали - всё, что успели заметить выбежавшие на стену первыми, были края серых плащей эльфов, по верёвкам соскальзывающих со стены и закрывающих какой-то длинный свёрток.
А из тумана уже брызнули тяжёлые боевые стрелы - из самых коварных, с наконечником, растопыривающимся в ране что твоя сосновая шишка, лишившаяся семян, - сметая не успевших одеть броню кнехтов с гребня стены и прикрывая отход товарищей.
В самом же замке уже вспухали один за другим разрывы "чёртовой поганки", щедро засевая смертоносными спорами тела людей.
Очередная акция эльфийских кошмарников завершилась успешно - ещё один очаг стратегической экспансии хумансов был зачищен и лишён своего значения; по крайней мере - до следующей весны.
А на Ровисское княжество надвинулась Тьма.
2.
О стекло мерно билась муха.
Разноцветные пластинки, вставленные в окошки переплёта раньше, верно, украшали собой витраж какого-нибудь собора, свидетельствуя если и не о бурном прошлом самого владельца трактира - огромного, больше похожего на медведя, по недоразумению ходящего на задних лапах, детины с разрубленной надвое правой кистью, что придавало руке сходство с клешнёй исполинского рака - то, по крайней мере недвусмысленно говорило о разбойном настоящем его завсегдатаев.
Но трактирщик и дела его постояльцев волновали маркграфа Гленвиля меньше всего.
Он напряжённо смотел на бугрящегося мускулами человека, сидящего напротив и ждал ответа.
Маркграф имел наследственную привилегию сидеть в присутствии самого императора, и немало людей, знавших Гленвиля удивились бы, увидев его стоящим перед каким-то простолюдином. Маркграф был заносчив, и обид не спускал никому.
Но перед этим человеком, попроси он, Гленвиль опустился бы на колени.
Согласие Орвара Орка того стоило.
Однако непобедимый наёмник из-за моря Мрака тяжело молчал, и Гленвиль подозревал, каким будет ответ наёмника.
Орвар же, понимая, что маркграф ждёт по крайней мере объяснения причин отказа, принялся рассуждать вслух.
- Вашу дочь, маркграф, похитили месяц назад. Эльфы не выдвинули никаких требований, так что цель, ими преследуемая неясна. Вы пытались организовать спасательные партии - так?
- Да, - Гленвиль проглотил сухой ком в горле и через силу повторил. - Я трижды снаряжал экспедиции, последнюю - лично. Мне прислали их головы... А в тот раз...
Гленвиль осёкся, вспомнив, как его привязали к столбу-гворну. Напротив поочередно прикручивали воинов его отряда и убивали. Долго.
Гленвиль знал, что проклятая нелюдь торопилась, поэтому эльфы не пытали каждого воина сутками, как могли бы. Но и без того каждый кнехт умирал почти по часу. Умирающих бросали под ноги маркграфу и резали следующего.
Маркграф дал себе много клятв тогда. Но ему была нужна дочь, и он понял, что ни одна из его даже самых страшных клятв не вернёт её. А эльфам он был почему-то не нужен, хотя он слёзно предлагал и свою жизнь и свои богатства взамен.
Наёмник пододвинул Гленвилю кувшин, и маркграф с благодарностью хватанул огромный глоток содержащейся за глиняными стенками жидкости, тут же поперхнувшись. Ему показалось, что в рот ему сунули факел.
Орк невозмутимо продолжил.
- Вас - единственного, маркграф, единственного! - почему-то отустили. После чего среди крестьян вашего лена прошёл слух, что вы вступили в сговор с эльфами. Слух упорный, тревожный... и, боюсь, вам не миновать мятежа. Договор с нелюдью - серьёзное обвинение, грозящее интердиктом...
- Мне... - Гленвиль помолчал, потом пожал плечами. - Ничего подобного мне не предлагали... хотя видит Бог, ради Айленны я бы пошёл и на это!
Орвар развёл руками.
- Я бы не советовал, маркграф. Эльфы вас ломают, знать бы только - зачем?.. Вы первый ввели в своей марке равноправие рас, совместное проживание в городах. Поэтому на вас косо смотрят соседи -им, разумеется, не слишком нравятся ваши экономические успехи, да и королю вы неугодны - серые братья постоянно шепчут о том, что вы вот вот отделитесь и создадите собственное королевство....
- Видит Бог, у меня и в мыслях не было совершать подобную глупость!
- Это мы с вами - уроженцы Авалона понимаем, что нам нечего делать без поддержки с материка. Но, боюсь, в столице держатся иного мнения.
Поговаривают о крестовом походе...
- Орвар, какого лешего! - взорвался маркграф, правда тихо. - Вы не мой политический советник, и я не понимаю, причём тут эльфийские "кошмарники" и моя дочь.
- Вот и я не понимаю, марграф... - отозвался Орк. - У меня три тысячи топоров без дела; и я, конечно, могу проложить путь в эльфийские земли. Но, боюсь, пока мы будем в походе, на вашу марку нападут. Либо соседи, либо королевские войска, а, возможно, и те и другие.
Но вот что с этого получают эльфы - да поразят меня молоты Аксая, если я хоть чуть -чуть понимаю это.
А это, сдаётся мне, главный вопрос.
Гленвиль наклонился к Орвару и не отрывая взгляда от узких, будто полуприкрытых глаз наёмника тихо, но очень твёрдо сказал.
- Она моя дочь, Орвар, понимаешь? Моя единственная дочь, память о Лендолвен. И пусть мир катится в пропасть, но она должна жить!
- А она жива?
- Да. Я чувствую это.
Гленвиль умолк.
- Хорошо. - Орвар тяжело покачал головой. - Даже если она и жива - искать её придётся на землях эльфов. Болота. Инфекции. Ни одной верной карты. Множество становищ, кланов которые ведут друг с другом многосотлетнюю вражду, причины которой нам покажутся идиотскими. Ловушки. Отравленные стрелы из-за каждого куста. Магия. И главное - голод. Я не смогу прокормить войска. А значит - мои люди туда не пойдут.
Туда не пойдут даже охотники за головами - а они всегда первые на границе!
- Можно попробовать найти проводника из осёдлых эльфов...
- Можно. Только вот... - Орк покачал головой. - Милорд, вашем поисковом отряде были проводники-эльфы?
- Да.
- И что с ними сделали?..
Гленвиль отвёл глаза в сторону. Своих соплеменников на службе у людей эльфы убивали особенно жестоко.
- Не возьмусь. - заключил Орк. - И никто не возьмётся, маркграф.
- Я готов предложить любую цену. Деньги. Земли. Титул.
Орвар посмотрел в глаза маркграфа и понял, что тот пойдёт на любую глупость. И, конечно, найдётся несколько придурков, чьи головы украсят опушки эльфийского леса.
- Ищите Ямара Эльфа, - наконец сказал Орвар. - Он из волчат Ордена, подменыш-перевертень. Только он достаточно безумен, чтобы туда сунуться.
- Мальчишка?
- Он эльф, маркграф. Из орденского питомника. Я не спрашивал, сколько у него лет. Но из орденцев только он за это возьмётся - потому что может ослушаться приказа.
- Я про него даже не слышал. Он сильнее прославленнейшего наёмника Авалона?
Орвар неприятно усмехнулся.
- Сильнее? Сами увидите. Или не увидите. Честное слово, лучше бы вам не видеть!
В корчме повисла тишина, и только муха продолжала биться о стекло, пытаясь пробить невидимую преграду.
Круг первый. Герой.
1.
Ямар ткнул локтём в сторону, пришпилив надоедливое насекомое неустановленной породы к переплёту оконной рамы.
Стекло неуверенно дрогнуло, а хозяин корчмы неодобрительно посмотрел на чужака.
Гномы продают стёкла по серебряной мерке дюжина, и пластина, ставшая объектом столь неуважительного отношения со стороны пришельца обошлась корчмарю в дневную выручку.
Да и в целом завсегдатаи восприняли появление Ямара несколько нервно. Чужак занял лучший стол - у окна, там, где для того, чтобы увидеть поданное варево не требовалось дополнительного каганца. Впрочем, и тот каганец, который горел на столе лишним не был - поскольку дневной свет, сочившийся из окна был более чем сомнительного свойства.
Нависающие над улицей вторые этажи домов превращали её скорее в туннель, нежели хоть сколько-то открытое пространство.
Однако желающих возразить Ямару не нашлось.
Задиристая мелочь, ищущая в Пограничье самоутверждения, и от того цепляющаяся к каждому мечнику, для Внутренних земель нехарактерна, местная же шпана, промышляющая разбоем в подворотнях с пришельцем связываться поостереглась.
Оно и понятно - хотя шею Ямара и не украшало ожерелье из эльфийских ушей, но висяший рукоятью вперёд на правом бедре нож-"горлорез" заставлял "уличных жнецов" трезво оценивать свои силы. Перед ними был один из мастеров "выхвата", и хотя "лесная зубочистка" не может противостоять мечу, для драки в тесноте корчемной залы её более чем достаточно.
И это надёжно окорачивало любого, кому вздумалось бы выяснить, "а почто это какой-то чужак на нашем месте расселся?!"
Сама же корчма ничем не отличалась от любого подобного же заведения Пограничья. То, что Алост - это уже Внутренние Земли, по сути, меняло мало.
Даже Прибрежные княжества, ныне мало отличающиеся от Заморья, когда-то были Пограничьем, что уж говорить о землях, лежащих всего в неделе караванного пути от фронтира! Эльфийские "кошмарные команды" сюда наведываются чаще и охотней, чем устраивают налёты на лесорубов.
Эльфы в отличие от рыцарства воюют, а не сражаются - оттого и бьют по кормовым базам человеческой экспансии, полям вилланов и скваттеров, засевая их выморочными, но от того едва ли менее опасными хищными растениями и наводя панику продуманной системой террора.
Нет, Внутренние земли мало отличаются от Пограничья, разве что погранцы - будь то охотники за головами, скваттеры или лесорубы - вооружены и на каждую эльфийскую стрелу привыкли отвечать десятком арбалетных; бароны же Внутренних земель восстания собственных вилланов боятся больше эльфийского нашествия - и, может статься, правильно...
На посев раздоров среди людей эльфы золота никогда не жалели, одно спасает - немного его у эльфов.
Низкий зал, уставленный столами и лавками делила на две неравные части высокая бревенчатая стойка, за которой хорошо укрываться во время потасовки; под стойкой наверняка скрывался арбалет-"миротворец", натяжение тетивы не больше 150и фунтов, разрешённый к употреблению в городах владельцам питейных заведений "благочиния блюдения ради".
Ямар, впрочем, изрядно в пользе такой системы сомневался.
Знакомый гном-трактирщик рассказывал, что стрелы выдаются под роспись в кордегардии стражи и наличие их проверяется всякий месяц. За каждую истраченную стрелу приходится давать отчёт страже; мешочки же с песком, используемые для оглушения нельзя сказать, чтобы трактирных буянов сильно останавливали ДО драки.
А вот остановить начавшееся побоище - иногда и десятка стрел мало будет.
Сейчас, в дневную пору, корчма была пуста, вернее же сказать - пуста по сравнению с тем, как набиваются подобные заведения к вечеру.
Два оборванных хоббита натирали пол мастикой, в углу какой-то парень с остриженными под горшок волосами перебирал струны лютни, наигрывая что-то громогласное. Громогласное не в смысле исполнения - паренек мурлыкал вполголоса - но в смысле идеи.
Такие песни во всю мощь четырёхвёдерных лёгких горланят гоблины, направляяся в очередной поход.
Клыки у певца тоже были подлиннее обычного, что заставило Ямара вспомнить о непорядке в собственной внешности.
Его путь довольно долго не пересекался с людьми, чьё вооружение составляли ножницы и бритва, и серебристо-стальные волосы давно и надёжно скрыли уши.
Между тем, осёдлым эльфам предписана короткая стрижка, открывающая уши, "дабы честные граждане видели, с кем имеют дело".
В городе Ямар долго задерживаться не собирался, но и наживать проблемы с Псами Господа тоже не стоило.
Эльф перевёл взгляд с певца на дальний угловой столик, где компания студиозусов в квадратных шапках, невесть как очутившаяся вдали от Старого Форда и Моста Хэм обсуждала авентюру о похождении какого-то немеряной крутости героя.
Один из её членов громогласно вещал о том, что литература - серьёзная литература, представленная единственно школой его родного города, терпеть не может разных поделок, не имеющих ни глубины, ни смысла, и написанных на потребу публике.
Ему негромко и рассудительно возражал кто-то из глубины, утверждая, что жанр, мастером коего является уважаемый оппонент сам недавно из таких поделок вышел, и вообще авентюра появилась куда как пораньше всяческих рубежных извращений.
Ямар сморгнул, потому что дискуссия перешла в такие сферы, когда отчётливо начинаешь чувствовать, что вываливаешься из этой реальности в какую-то иную, покуда неведомую и для отрезвления хватанул пива из стоящей перед ним кружки. Кислая жижа не входила в число любимых напитков лесовика, но именно поэтому хорошо приводила в чувство.
Время тянулось медленно, вязко, как тягучая смола, но понемногу подбиралось к условленному сроку.
Ямар проверил, легко ли покидают ножны закреплёный на бедре "горлорез" и закреплённый под левым плечом "сторожевой тесак", легко ли отлетает в сторону застёжка-фибула, скрепляющая плащ под горлом.
А затем пнул пробегающего мимо низушка.
Глаза хоббита полыхнули ненавистью, но к ней примешивалось удивление. Ямар извиняющеся улыбнулся краешками губ - что делать, среди хумансов вежливость не в ходу, а ему на людях приходилось быть хумансом вдвойне.
- Светлый эл...ь, - начал было половинчик, но осёкся, получив ещё один пинок - благо, у пола было темно, и все эти эволюции протекали незамеченными.
- Позови-ка того скрипача! - громко сказал Ямар, а затем отвесил коротышке ещё один пинок под зад - для дополнительного ускорения, и он стремглав ринулся к лютнисту.
Хоббиты всегда испытывали какое-то детское благоговение к эльфам, через что и страдали - косоглазые не любят сами таскать каштаны из огня, норовя перепоручить эту неприятную обязанность кому-нибудь другому.
Выходка позволила Ямару избавиться от нескольких назойливых взглядов, чрезмерно пристально сверливших районы ушных раковин ухореза, обеспечив ему тыл на пару часов. Никто не побежит за инквизицией... сразу.
Клыкастый лютнист нагло уселся напротив и Ямар понял, что неверно оценил паренька. Вместо мягкого выходца Внутренних земель, пытающегося спрятать суть под внешней атрибутикой перед ним сидел человек, который, похоже, родился в кожаной рубахе с железными бляхами.
- Желаете услышать мою музыку? - прямо спросил певец. - Она дорого стоит.
- Вполне понимаю, - Ямар вежливо улыбнулся. - Однако в ваших наигрышах я распознал сладостные мне звуки орочьей музыки и, разумеется, не смог отказать себе в удовольствии поговорить с её знатоком и ценителем.
- Возможно, так. И что вам от меня надо... как ценителю орочьей музыки?
- Надеюсь, не проклятое золото? - хмыкнул он, оценивающе смерив фигуру даяка.
"Проклятым золотом" называли пущенные недавно в оборот монеты гомьей чеканки, - золота в них было только на позолоту, но в остальном они ничем не отличались от любой другой золотой монеты.
Ямар отрицательно покачал головой.
- Отличные монеты времён Вильгельма Завоевателя. Тут полфунта.
- И что сыграть? - лютнист явно озадачился. От посетителей такой корчмы нетрудно ожидать таких денег - публика здесь собиралась всякая, хватало и разбойников, да и уши эльфийские в цене - папский престол платит по фунту золота за полдюжину пар... но не за пару же песенок!
- "Атаку северных орков", сыгранную... сыгранную несмотря ни на что, пока я не закончу. Начнёшь, когда я встану из-за стола.
В глазах певца появилось понимание.
- Ещё что-нибудь?
Ямар усмхнулся.
- Ну, конечно, хотелось бы, чтобы полным составом - с барабаном и дудками. Но сойдёт и вот что: займи у трактирщика чугунный котёл с толстыми стенками и крышкой, и чтобы держал рядом заправленный каганец с огоньком.
Музыкант ещё раз осмотрел Ямара.
- Специалист по разделке, а?...
- Не обижусь, если назовёшь меня мясником, - Ямар пододвинул монеты к лютнисту, и тот накрыл их своей ладонью.
Эльф откинулся стене и прикрыл глаза. Со стороны казалось, что он уснул.
Постепенно корчма заполнялась народом - начинася вечер, и ремесленники, возвращающиеся домой после работы торопились пропустить кружечку-другую пива вдали от своих благоверных.
Людей, по мнению Ямара, сошлось многовато, и лишней крови было не миновать.
Но Жиль-Добряк должен был появиться именно в этой корчме, и Эльфу совершенно не хотелось, чтобы он сбежал - Жиль слишком хорошо знал Алост.
А Ямар слишком хорошо знал Жиля, чтобы дать ему хотя бы шанс уйти.
Хоббит, уже познакомившийся с сапогом Ямара неожиданно оказался рядом, поставив на стол ещё одну кружку пива.
- Могу ли я чем-нибудь помочь, Светлый? - робея спросил он.
В этот момент двери корчмы распахнулись и в залу вошёл невысокий полный человечек в запылённо-серой одежде. Жиль-добряк - Добряком прозванный вовсе не из-за характера.
Жиль был не один, сопровождение состояло из двух рослых парней с заброшенными за спины мечами и длинными серебристыми волосами до плеч, перехваченными у лба одинаковыми кожаными ремешками. Лица длинные, сухие, постные, как одним топором рубленные - сбиры, дальние гости, наёмные охотники за нелюдью из Запроливья.
Ямар ухватил низушка за грудки, высказав всё, что думал о местном пиве. Или вообще о пиве.
- Что за мочу ты мне принёс, сволочь?!
Привстав вместе с коротышкой (ох и тяжёл, зараза!) Ямар шепнул хоббиту.
- Дверь. Закрой снаружи на засов. Окно - тоже.
Лютнист забарабанил пальцами по деке лютни, задавая ритм барабанщику.
Эльф швырнул хоббита в сторону двери и, расстегнув фибулу плаща двинулся к служке.
- Богомерзкая нелюдь!
Оба сбира синхронно повернули головы, уставив свои буркалы прямо на даяка.
Ну кто бы мог подумать, что слова о нелюди они примут на свой счёт? Да и не по ремеслу так - будь Ямар не один, Жиль-Добряк уже лежал бы с кортиком в затылке.
Оба сбира мягко шагнули к Ямару, потянувшись к рукояткам мечей, и в этот момент по ушам резко ударили две дудки и волынка, дав северным оркам сигнал к атаке.
Крик, затаённый Ямаром на самом дне живота вырвался наружу басовитым, закладывающим уши рёвом, и охотник за головами прыгнул вперёд - но чуть раньше перед глазами сбиров мелькнул плащ, а затем на них обрушился и Ямар, державший поперёк груди заранее приглянувшуюся ему скамеечку.
Оба телохранителя явно выбрались из какой-то глухой полонийской деревни. Полутораручень - хороший клинок, да и пешему на походе его действительно за спиной носить положено - чтобы в ногах не путался и землю не бороздил.
Вот только если ножны за спиной укреплены, то вытащить его оттуда дело безнадёжное. Бастард много длиннее перехвата руки, и из-за плеча его не вытащишь, как ни старайся. А уж в этой-то корчме, где до потолка даже хоббит может достать рукой не вставая на цыпочки... безнадёжно.
Свалив сбиров на пол, Эльф перескочил незадачливых телохранителей и рванулся к Жилю-Добряку, одной рукой растерянно шарящему за пазухой, а другой пытающегося достать кинжал из ножен на поясе.
Подготовлен брат-отступник был хорошо, так что кинжал выхватить успел - но практики ему явно не хватало, так что Ямар без труда заломил ему руку, всадив Жилю в глаз собственное лезвие.
Другой рукой охотник за головами попытался достать из-за пазухи монаха интересующий его предмет, но вовремя почувствовал сзади движение и юлой выкрутился из под удара, нанесённого оним из сбиров.
Эльф полностью согласился бы с тем, что нарушал заповеди своего ремесла, но за пазухой у Жиля-Добряка сидела не одна сотня смертей, да и наёмники, как люди весьма трезвомыслящие, обычно не имеют обыкновения драться за труп хозяина.
Впрочем, Ямар слышал, что у сбиров есть на сей счёт какие-то принципы... а в следующую секунду ему стало не до рассуждений о нравах запроливных дикарей.
Обрушив тело Жиля-Добряка под ноги одному из сбиров, Ямар нырнул под меч второго (эльф никогда бы не рискнул сделать это на открытом пространстве, но длинным мечом в тесном и низком помещении особо не помашешь) и, крутнувшись у пола прошёл за спины незадачливым телохранителям.
Нож-"горлорез" сам прыгнул в руку.
Сбиры развернулись, синхронно взмахнув мечами - один метил туда, где должна была находиться нога Ямара, другой целил в сторону предполагаемого нахождения его тела.
Оба просчитались - Ямар волчком нырнул под толстую столешницу.
Меч одного из сбиров врезался в крышку стола, и, как и следовало ожидать, застрял в ней. Эльф полоснул ножом подколенную жилу телохранителя и встал, опрокинув стол на незадачливого мечника.
Второй уже атаковал уколом, и Ямар едва успел пропустить лезвие вдоль тела, ткнув навершием "горлореза" сбира в висок. Тот какое-то время удивлённо смотрел перед собой, после чего рухнул на пол.
Ямар поднял голову и огляделся.
Вся корчма смотрела на него, разинув рот.
- Эльф! - выкрикнул кто-то, но обычного в таком случае "Убей эльфа!" не последовало.
Что было понятно.
Ямар вытащил из-за пазухи Жиля-Добряка небольшую кожаную сумочку и подхватил вовремя подставленный лютнистом чугунок.
Тяжёлый штоф, заполненный жутким гномьим варевом из земляного масла, железного порошка и боги ведают из чего ещё с утробным бульканьем извёрг вязкую смесь в чугунок.
Ямар осторожно открыл сумочку - вернее, трубчатый кожаный пенал.
- Что это? - спросил лютнист.
Ямар не ответил, осторожно вытягивая трубочки-тростинки и швыряя их в чугунок.
Всё верно, ровно два десятка.
В трубочках скрывалась смерть. В каждой - несколько десятков клещей, заражённых какой-то заразой, какой именно - его осведомитель понятия не имел.
Да это и неважно.
Такая трубочка, залепленная с обеих сторон хлебным мякишем, прикреплялась на кусочке смолы - или того же мякиша - под столом или на потолочной балке.
Клещи прогрызали мякиш и искали подходящего носителя. Человек, собака или крыса - неважно.
А через несколько недель в человеческих городах вспыхивала эпидемия чумы.
Ямар опрокинул каганец в котёл и горючая смесь - из тех, что прожигают металл - жарко полыхнула.
Даяк закрыл котелок крышкой - отсутствие кислорода для гномьих составов помехой не было - и обернулся.
Вовремя.
Один из посетителей корчмы встал изза стола и распахнул плащ, под которым открылась кольчуга - его примеру последовало ещё несколько человек.
В дверях недвижимой тенью возник человек в коричневой, опоясанной верёвкой рясе.
Пёс Господень.
Бесцветным голосом он спросил.
- Это твоя работа, дьявольское отродье?
- Его! - загомонила толпа. - Он волхвовал, и граждан честных порешил!
Один из "порешённых" граждан что-то подтверждающе промычал с пола, держась за повреждённую ногу.
Ямар усмехнулся, откидывая волосы назад и открывая уши.
Уши эльфа с татуированными символами Ордена на мочках.
Что сразу ставило его под юрисдикцию Серых братьев.
- Милостивые государи! - начал было он. - Я всё могу объяснить!
Один из стражников ткнул его древком копья в солнечное сплетение.
Следующий удар древком пришёлся Ямару в затылок, погрузив мир в туман.
2 Инквизитор
Эльфы не теряют сознания.
У них может помутиться в глазах, это верно, мир на какое-то время может выпасть из поля зрения, но душа крепко цепляется за рычаги управления тела - возможно потому, что ей просто некуда деться.
Не потерял сознания и Ямар - и по прошествии нескольких секунд ему вовсе не обязательно было хлопать себя по боку в поисках "сакса" - он знал, что его сняли.
В остальном ситуация не изменилась - оскаленная толпа, почуявшая чужака, несколько стражников в жёлто-голубых цветах прево и монах в коричневой рясе.
Хуже и быть не могло. Просто не могло.
- Нелюдь! - воздел руку проповедник. - Только что он убил трёх наших собратьев по крови, а сейчас требует церковного суда, избегая кары человеческой!
Второй сбир, тот, что был оглушён, тоже застонал, приходя в себя, но витийствующего монаха это не смутило - или, что более вероятно, в фанатическом угаре он просто не обратил на столь незначительный факт внимания.
- Так и вся нелюдь, живущая среди нас - норовит ужалить в спину, когда мы протягиваем руку милосердия...
- Ты лжёшь, монах! - очень тихо сказал Ямар, но он умел говорить тихо - даже полубрат Ордена обучен многому - так что его услышали. - Я сражался с такой же нелюдью. Коли не верите - посмотрите уши...
- Сражался? - ядовито улыбнулся монах. - Мы видели лишь базарную поножовщину.
Чтож, Пёс Господа, возможно, и был склонен поговорить.
Но не толпа.
- Повесить хвельфа! - заорал кто-то, и его дружно поддержали.
- Повесить! Нет, на кол его, на кол!
Ямар скользнул глазами по оскаленным лицам, сливавшимся в многоголовое, но удивительно единогласное существо.
Что, так и помирать?...
В этот момент гомон перекрыл истошный визг - ровный, на одной ноте, от которого закладывало уши и хотелось выбежать из помещений.
"Ведьмин крик", заставивший всех озираться в поисках его источника.
Источник объявился быстро - на один из столов легко вспрыгнула - хотя нет, скорее возникла - фигура в серой рясе.
- Именем Ордена и данной Папой ему на этих землях власти, нижЕ из милосердия и уважения к указам мы требуем передать согрешившего в руки оренского правосудия!
Коричневорясому проповеднику явно бы нашлось, что возразить, но, пожалуй, только Ямар заметил, как к капюшону коричневой рясы склонилась кряжистая фигура в рыжей кожаной куртке, и оба принялись проталкиваться к выходу.
Не иначе как Пса Господня уведомили о том, что орденец в корчме находится не в единственном числе.
Да и вообще не стоит пока выносить внутрицерковный сор из избы.
Завсегдатаи таверны поспешно возвращались к своим делам - одно дело многолюдством посадить на кол нелюдя-хвельфа, норовящего уйти от мирского правосудия под правосудие церковное, и другое совсем - Ордену палки в колёса вставлять. Хоть и много, ой много силы забрали себе Серые, да и нежить осёдлую защищают - но, всё же, Внутренние земли не Побережье, здесь ещё помнят, кто отражал набеги эльфов в Голодные годы.
Под серой рясой не видно глаз. Брат-воин Ордена даже не взглянул на Ямара.
- Доставить его в Башню, - коротко бросил серый и вышел, не став проверять, выполняют ли стражники его распоряжение.
Хотя нужды в этом и впрямь не было - стража рьяно принялась выполнять приказ: то есть изо всех сил толкать Ямара в указанном направлении.
3. Монах
!!!!!НУЖДАЕТСЯ В ПЕРЕСМОТРЕ (ДО НАЧАЛА РАЗГОВОРА)
Брат Бернард гордился своим умением разбираться в людях и мотивах, приводящих в действие сложную и противоречивую машину человеческих поступков.