− Крю! Крюгер, чтоб тебя! − чертыхнулся хозяин пса, спортивный мужчина средних лет. − Ко мне! Кому сказал!
Что ж, как ни крути, а фокс не спаниель, сеттер или там ретривер какой-нибудь. Это те могут подолгу смотреть в хозяевы глаза, положив морду на колени, размышляя о чём-то своём. Среднестатистический ретривер будет горевать, глядя, как хозяин ласкает кошку, или ему это будет даже настолько безразлично, что он и уснёт. Среднестатистический фокстерьер в подобной ситуации будет самозабвенно висеть на кошкином хвосте. Висеть, чтобы испортить мяукающему пучку шерсти удовольствие − продемонстрировать ему, забывшему об основах, его прискорбное место в иерархии персон и сокровищ этого мира, созданного, по мнению каждого уважающего себя фокса − вовсе не для кошаков! Извечному приверженцу "танца неуёмной активности и отваги" не усидеть на месте, ему, его носу и челюстям, кажется, до всего есть дело и интерес.
Вот и в тот злосчастный день, спущенный уже не первый раз с поводка, Крю даже не обернувшись на хозяина, галопом припустил куда-то через Японский садик, что в самом центре города - и был таков.
− Мущщина, не машите так руками − тут живые люди! − высказалась учительского вида дама с нотной папкой.
− Машите не машите − ушёл поганец.
Белая, вертикальная "колбаска" хвоста, словно поплавок, мелькнула среди ухоженных, высаженных ярусами растений и покрытых пятнами мха плоских, фигурно выложенных, каменных глыб. "Японская же декоративная матерь!" − печалился незадачливый владелец бессовестного пса. Что делать в подобных ситуациях? Владелец поездил пару часов по городу в поисках собаки, обзвонил знакомых, вечером всей семьёй развесили объявления.
− Молодой ещё кобелек − тут ухо востро, и глаз да глаз. Сбежит, как учует что-нибудь эдакое, − пояснял вечером Евгеньич − сосед по подъезду − бывалый в прошлом собачник и охотник.
− Да знаю, моя промашка, дам в газету и телевидение объявления. Может повезёт, вернём.
Прошло трое суток надежд, ожиданий новостей. И всей остальной жизни с её каруселью забот, хлопот и дел. Утром звонок − женщина сообщала, что видела молоденького бегающего по улице Горной чепрачного, чёрно-белого окраса фоксика. Сергей позвонил домой − обнадёжил домашних, выехал, благо день удачный и можно было отпроситься. Улица Горная и окрестности представляла собой местность с непередаваемым литературным языком рельефом. Если путник тут впервые, в плохом настроении, или устал, он не смолчит − выскажется веско. Горная полностью соответствует названию − нечто серпантинное, виляющее по вертикали и горизонтали в обрамлении дубов и осин, густых зарослей ажины, рододендрона и лопуха. Сергей поочередно спрашивал у хозяев частных домов о своей пропаже, а в голове помимо мысли о негоднике Крю, стояли реалии недавних событий на работе.
Звонок из дежурки "приглашал" поучаствовать в выводке*: "Там это, мужчина сдался властям, говорит, убил кого-то, больше ничего не знаю. В общем, сказали, что нужен и специалист." Дверь в квартире пятиэтажки на улице Согласия открыла усталая, нечесаная женщина − на руках ребёнок, рядом топчется ещё один − старшеклассник. Через минуту после: "Ну и кто там, Глаша?" в просвете нарисовался и мужчина в майке и шортах. Где-то в недрах жилья явно жарили мясо, уныло бубнил о погоде телевизор, вероятно, обиженный, что его все покинули − семья как семья.
− Милиция, здравствуйте. Извините, вы с какого года здесь проживаете? − Сидорова − капитан милиции, местный участковый с раскрытым удостоверением впереди пёстрой "колонны", олицетворяла собой главенствующую роль службы в работе с населением. В управлении её за глаза называли НикитОй за привлекательную внешность, резковатый характер и любовь к полевой форме и табельному оружию, которое она с себя, казалось, никогда не снимает.
− С девяносто третьего, кажется... − ответила женщина со странноватым для города именем.
− Точно, с октября! Я тогда как раз в автопарк устроился, − подтвердил, вероятно, супруг, − мы с Хабаровска как раз приехали.
− Ясно. Тут вот какое дело, товарищи...
Сидорова, продолжила, и кратко, максимально деликатно, поведала хозяевам про нераскрытое убийство восемьдесят четвертого года, совершенное в этой квартире, и человека, который сознался. Хозяева жилья вошли в положение, и дав добро на следственные действия, уединились на кухне, присматривая за нежданными гостями. Семён Караваев, седовласый мужчина лет пятидесяти - "герой дня", попросил закурить и осмотреться. Никто и не спешил - заявление о явке с повинной по убийству, совестливые граждане делали, увы, не каждый день. Через какое-то время Караваев начал рассказывать о том, что здесь произошло. Начиная от знакомства с жертвой, продолжая примерное описание меблировки и прочего в этой квартире тех лет. В интересах дела нужно было всё, что осталось в памяти. Потом Караваев перешёл непосредственно к противоречиям, возникшему конфликту, и своему прыжку в окно, совершённому в шоке от осознания содеянного, последующему бегству. Прокурорский следователь сканировал взглядом нынешнюю обстановку − строчил протокол, остальные тоже занимались своими делами, понятыми согласились стать взрослые хозяева квартиры. Подобное мероприятие было достаточно рутинно и привычно для Сергея, и только разбежка во времени в расследовании этого убийства царапала восприятие.
− Не могу с этим больше жить. Вот вернулся сегодня в город и заявил, − подытоживал ссутуленный человек с глубоко запавшими глазами.
− Не может?! Дело древнее, − шептал на ухо криминалисту один из оперативников, − но и нам на руку − мороки минимум, не убийство − мечта, пойдёт как "раскрытие прошлых лет". А этого подержат в кутузке пару недель, может что еще вспомнит−наговорит. А потом − бумаги, прокуратуры, да и отпустят − по сроку давности, раскаянию, сотрудничеству. И нам хорошо и "клиенту".
− Те, менты, при социализме, в восемьдесят четвёртом несколько иначе, полагаю, могли рассуждать, − шепотом ответил Сергей, заглядывая в откидной экранчик видеокамеры.
− Ну да, возможно. Сколько лет висело в нераскрытых... Я в 84 − м только ложку держать учился.
− А я в том году, а неважно. Понимаешь, срок давности истёк давненько, и Караваев это прекрасно знает. Тут другое всё-таки, думаю, помаялся, пострадал, легко ли? Годы капают, а демоны уже жрут, и нет спасенья, нет места на "шарике". Не все ведь упырями бесчувственными и расчетливыми уродились.
− Да все они! − "молодой опер" был ещё, видимо, слишком юн. − Душу "отмыть" решил?! Посмотрим ещё!
Криминалист улыбнулся. Ничего, поработаешь − помудреешь. Возможно, как и некоторые бывалые из ваших, будешь и Библию с собой иногда брать. И перед колеблющимся "клиентом" во время разговора по душам выложить, с задумчивым видом полистать. Но, кто знает, возможно и для себя лично таскают иной раз, держат в столах и автомобильных бардачках. Может, кому-то помогает сделать шаг в правильном направлении, не насобирав попутно ошибок и грехов на весьма непростом, скользком пути. Между тем действо закончилось, и процессия из шести человек потянулась на выход.
"Вы уж нас извините, больше беспокоить не будем. Вот такие тени прошлого... И это, про выборы и явку не забывайте! Ах ка−а−кой же у вас славный карапу−зи−ще−у−тю−тю! Счастливо!" − попрощалась от имени всех Никита−Сидорова.
Осадок от вида потрепанного жизнью человека, потерянного, но одновременно, и сумевшего сделать правильный шаг к внутреннему миру, останется на некоторое время. Большая часть горькой чаши им, похоже, уже выпита, и сроки действия норм каких-то законов − вторичны.
Лай собак где-то совсем недалеко вернул в реальность, напомнил о беглом псе. Сергей прошёл дубовой аллеей ещё пару десятков метров. У ближнего дома задал вопросы о фокстерьере пропалывавшей грядки пожилой армянке. За спиной женщины прыгал, бесновался, бегая пристёгнутым к длинному тросу, огромный пепельно-серого окраса "кавказец". Клыкастая пасть, неприятные глазки − ни разу не "Дружок".
− Барев дзез.**
− Чу, чу! − хозяйка угрожающе повернулась к цепному псу. − Фокстерьер? Не знаю такой собаки. Маленький бегала, да утром какая-то, - вытерла пот с лица, − то утром. − Женщина махнула рукой в сторону следующих по серпантинной улице домов.
Миновав ржавеющий в лопухах МАЗ с прицепом и группу лошадей, пасущихся вокруг старой машины, мужчина осторожно поднялся к очередной группе частных домов. Ухабы, камни, трава, растущая в широких, расползающихся трещинах дорожного покрытия. Вот и первый дом, с участком, конечно. Сам дом − двухэтажный, довольно ветхий, что называется "подходящий для поиска и съёмок привидений", заросший палисадник, штабеля пиломатериалов у крыльца, сад, гаражик, несколько высоких теплиц на задворках − все как обычно. Нет серьёзных заборов, а значит и всяких волкодавов. Машин, хозяев не видно тоже. Но что это, или кто!? Озорная, "кирпичиком", пегая мордашка мелькнула между теплиц, розовый язычок, характерные ушки!
− Крю, ко мне! − Мужчина энергично, не раздумывая, открыл калитку и зашёл на территорию. Пёс гавкнул, решительно шмыгнул куда-то в смородиновые кусты − мелькнул лишь виляющий "поплавок". "И да, это точно Крюгер! − сердце владельца радостно забилось. − Врёшь, не уйдешь, зараза, тут забор! Но а как он сюда тогда забежал? Вопросы, вопросы. Поймаю − отдам негодника на месяц Евгеньичу на воспитание!" Сергей прошёл по дорожке к строению. Когда поравнялся со штабелями бруса и евровагонки, облупленная дверь отворилась. Из дома на порог вышел, и, молча, пружинистой походкой, спустился по ступенькам спортивного вида мужчина "за сорок". Одет хорошо, однотонно, по-спортивному, на плече большая, битком набитая сумка "Nike", приблизился:
− Чего надо?!
− Здравствуйте! Вы извините, пожалуйста, я собаку ищу свою, точнее нашёл. − Сергей смущённо поднял глаза на мужчину, не беспокойтесь, я вообще из ... Хотел сказать "из милиции", но осёкся.
− Собаку? Фокса вон того, что ль?
− Да! Она наша, убежала третьего дня.
В голове офицера бурей проносились мысли: "Я его знаю, знаю! И при том с нехорошей стороны! Кто это?!"
− И что ловить будем, мужик?
− Попробовать бы... − Сергей изобразил улыбку.
Есть! Вспомнил! Как же! Два часа печатали фотографии для розыска и служб. Разбой на банк! Да-да, такое новое здание на улице Врубеля. Никогда до этого там не был − разбой с убийством охранника! Тот, непутёвый, сам впустил знакомого в воскресенье ночью. И поутру был обнаружен холодным на залитом кровью полу. В бытовке накрытый стол, вместе ели − пили, ну а потом случился спланированный триллер с выносом денег. После ухода "друга", охранник ещё какое-то время жил. Выполз в операционный зал, где пытался на пульте безопасности нажать тревожную кнопку. На мраморном полу кровавыми зигзагами, всё "это" тянулось метров семь. Стена, залапанная кровавыми следами рук, потёками - такое не в каждом страшном кино увидишь. "Эх, лучше бы ты имя его написал! Хоть пару букв, столько сил последних истратил...", − сказал или подумал тогда каждый, кто работал по делу. Эта боль, обреченность, последнее упрямство, борьба умиравшего охранника, ощущались кожей. На осмотре было много людей, приходили − уходили, занимались делом. Телефонные разговоры, сеансы радио-связи, команды руководителей, шелест заполняемых бумаг и вспышек фото-камер. Здесь не было места вольностям и шуткам, присутствующие уже сейчас отдавали дань уважения и скорби, по-своему прощались с погибшим. Пусть безалаберным, ошибавшимся, но невинно убиенным человеком с характером. Он знал, что ему не светит выжить, но бился, пусть запоздало, исполняя свой долг. Теперь им предстояло принять эстафету выполнения долга − найти и покарать, отмстить. За деньги, закон, но прежде всего за этот кровавый меандр на полу.
Кровь убиенных детей, женщин, людей до конца исполнивших свой долг − служебный или родовой − по защите семьи, откладывалась в памяти в особенных ячейках, залегала надолго. Возможно это связано с подсознательной дилеммой "а ты? Ты сможешь так в час Икс?", кто знает, кто пояснит? Подозреваемого задержали быстро, но вскоре вынужденно отпустили - охранник оказался изрядным оболтусом, имел обширные сомнительные связи. Подозреваемый же оказался в прошлом матёрым уголовником − видимо прямых улик не было, и он всё отрицал, применял навыки сопротивления, и в итоге не раскололся. Сергей хорошо помнил те несколько напряженных дней в экспертных подразделениях города. Вещественные доказательства сразу ничего не дали, хотя на осмотре кого только не было − работали бригадой, обшарили, казалось, всё. Позже последовала дактилоскопическая битва за следы − отсев непригодных, отсев непричастных лиц, попытки идентификации подозреваемого по изъятым следам рук и отобранным после задержания отпечаткам с дактилокарты. Но увы, качество нескольких следов вероятного убийцы не позволяли сделать уверенный вывод. Да, они пили и ели, убийца брал предметы, как-то перемещался, но... Такое бывает, с дактилоскопией может не свезти даже казалось бы при благоприятных обстоятельствах и обширном месте происшествия в помещении. У военных подобное называлось бы "военной удачей, рулеткой", сыгравшей в пользу противника. Здесь же неудача поиска, раунд остался за убийцей.
Следствие, розыск продолжились, подозреваемый был отпущен на свободу. Впоследствии, разрабатывались и задерживались другие какие-то люди, но дело не шло и оставалось нераскрытым от слова "совсем". "Пока голяк, может у вас что?", − уныло разводили руками сыскари, с надеждой заглядывая в глаза. Банк, большие деньги и труп − не то, что забудется, и запросто простится районной, да и городской милиции. Всем им "сверху" не дадут расслабиться, самозабвенно побуксовать. Люди продолжили работать по делу, закусив удила. И вот, не прошло и месяца, как всё подтвердилось. Именно он, тот первый подозреваемый и был убийцей. "Лицо" подали в розыск − фотографии стопками, сканы, ксероксы. Ориентировки, инструкции заступавшим сменам самых разных подразделений, телетайпы туда-сюда... Какой же это год-то? Середина девяностых что ли?
− Ну и лови! Только быстро, − незнакомец шарил в карманах спортивных брюк, и по-вороньи склонив голову набок, пристально смотрел в лицо.
− Вот спасибо, да-да сейчас. Крюгер, малыш, детка, иди к папочке, ну, ну же...
− Ты не из Геленджика? − "спортсмен" клацал зажигалкой, прикуривал, сверлил взглядом.
− Только проездом пару раз погостил. Красивый город, чистый, а какая бухта! − Сергей улыбнулся и поискал глазами собаку. "Не надо врать, не специалист, бывал − значит бывал."
− А-а.
− Я быстро, − офицер наткнулся ногой на вскрытую упаковку двухметрового бруса.
Точно он! Да, постаревший чуть, но черты лица впечатались в память. Это бывало нечасто, но тут сработало. Вот что же за день-то такой!? А может близнец или родственник? А может и он, но давно где-то пойман и кем-то оправдан. Заставили, страдал, мама в заложниках? Или честно отсидел лет восемь, и за хорошее поведение на свободе с чистой совестью? Или в какой-нибудь удивительной программе "защиты"? Или даже больше − служит Родине под строгим присмотром в чьём-нибудь агентурном аппарате с новыми замечательными документами и тайными поручениями? Может, он едет ликвидировать международного наркобарона или внедряться в его "семью"? А за ним следят нарики с того холма, и тут такой я! А они − такие с рациями и биноклями, узей*** в рюкзаке друг другу: "ух ты, а это кто?" Кто её, эту жизнь и Фемиду поймёт-разберёт? А может просто трушу? Разве отследить всего что было, если это не твоя тема? Руки начали потеть. Одному не справиться − нашли, блин, спецназовца! Но ведь надо, надо же. Кто самбо в школе занимался, а потом на этой почве получал "пятаки" по борьбе на физо и БСП? Кто лучше всех в группе "снимал часового?" Ты не просто работник умственного труда − ты офицер. Причём в первую очередь. Куда-то уезжает ведь... Если это действительно он, и притом, "в бегах" − то, наверное, готов, отъявленный, с зоновским опытом, может, и при оружии? Что это у него сбоку одежда складками идёт?! Эх, собака я бешеная! Что за день?!
− Ну и? Иди, лови, я что ли буду? Чего вперился, я не расписной? − незнакомец переминался с ноги на ногу на гравийной дорожке.
Облако сигаретного дыма неприятно ело глаза. Крюгер, помахивая "поплавком", нарисовался между теплицами и принял эдакую отъявленную стойку. Пес тоже не любил курящих и дым, их с хозяином взгляды на эту дурно пахнущую область бытия удивительным образом совпадали. Такая стойка обозначает: "а пошалить?", но в данном контексте: "ну что, гуманоид с огоньком − сам виноват!"
− Хороший брус! Десять на десять, я полагаю, где брали?
− Слышишь, ты! - мужчина явно нервничал, отбросил сумку в сторону, сумка сверкнула текстом: "Nike. Just Do It"
Резко залаял Крю и кинулся! Эх, семь бед − один ответ! Just Do It! Майор ранее уже прихватил конец какой-то рейки − ею и ударил, метя по ногам. Незнакомец лихо отпрыгнул на полметра, выставив руки вперёд. Прыти, однако, всё же не хватило − рейка чиркнула по колену.
Повторный удар, уже по здоровой ноге перевёл противника в партер. Что, что я творю?! Господи, сядут все! Фокс со вздыбленной шерстью лаял и, клацая челюстями, наматывал круги вокруг мужчин.
− Решетов?
В ответ мат и проклятия.
− Решетов... − сердце стучало, − ты вот что, лежать смирно, не то всё остальное будет по голове. И это, руки за голову и ноги в стороны.
− Нога-а бляяя.
− Знаю, вызову скорую.
Решетов, Владимир Решетов, точно. Это хорошо, очень, по всем пунктам.
− Мужик, а может?
− Заткнись, я был там − в банке на Врубеля!
Неожиданно дверь распахнулась вновь, и из дома, перепрыгивая ступеньки, вылетела молодая женщина в ярком сарафане, с очередным баулом в руках.
− Соня! − Решетов дернулся.
− Отвали!
− Идёт полицейская операция! Спокойно! Всем стоять, работает спецназ! − неожиданно для самого себя хрипло выдал Сергей.
Женщина, больше не обратив никакого внимания на обоих, метнулась к калитке. Крю с лаем ушёл в преследование.
− Фас, Крюгер!
Собака, нагнав беглянку, прыгнула, повисла на сарафане и мягких тканях в районе ягодиц! "Я тебя этому не учил, вот так пёс!" Дама с собачкой, пробежав пару шагов, пронзительными криками и яркими выражениями продемонстрировала, что не такая уж она и "дама", бросив сумку у кустов камелии, вылетела в калитку. Крю же, видимо решив, что первоочередная миссия выполнена, и теперь главное − трофей, воссел на сумке, огласив окрестности победной тирадой. Попутно выяснилось, что то был и не сарафан − беглянка, подтянув сползшую юбку, уже неслась дальше вниз по темным аллеям улицы, сопровождаемая аккомпанементом из лая всех окрестных собак и звяканья их цепей и тросов. Сергей, не сводя взгляда с задержанного, успокаивая дыхание, достал трубку, набрал номер. Наконец-то взяли!
− Эдик, привет. Скажи, а чем закончилось то давнее дело, помнишь, по банку на Врубеля, где ещё охранника убили, и потом героически карабин в "зелёнке" искали? − стук сердца набирал новый ритм.
− Числится приостановленным. Преступник не найден − в федеральном розыске, Интерполе. Решетов если память не изменяет, срок давности не истёк, − подполковник, давний приятель, на том конце листал какой-то свой "талмуд". − Решетов Владимир Николаевич, шестьдесят третьего года рождения, это всё что имею право сообщить. А что, Серёжа? − в голосе начальника "тяжких" слышались знакомые нотки надежды.
− Да, кажется, "бабушка приехала".
Сергей стоял у ног лежавшего с рейкой в руке.
− Давай, диктуй, я готов! − на том конце засмеялись.
− Бабушка приехала непосредственно. Я с мобильного звоню из города.
− Ты где, дорогой?!
− Улица Горная, номер не знаю, "тридцатые" дома − частный сектор. Километр направо от развилки, первый дом справа после ржавого грузовика в кювете.
− Ах ты... Вот как?! Зачем сдал меня?! Оно тебе надо было, ах этот пёс! Собаки, псы, поганые!
Человек на земле попробовал встать, забился буд-то одержим бесами, но в конце концов упал на землю опять и притих.
− Слышишь, возмущается, оказался не рад, я его повредил немного. Забирайте нас, здесь как-то неуютно, и что в доме не знаю. А у меня ничего при себе нет, поводком только руки свяжу сейчас. Увидите брюнетку в ярком - отсюда бежит.
− Понял. Пять - десять минут с поправкой на пробки, − отозвался Эдик. − Держись...
В мобильнике послышались короткие гудки.
Но что же это, Крю опять пропал из виду! За рабицей участка напротив − трое небритых парней в фартуках и рукавицах. Они видимо были очевидцами большей части событий, происшедших на территории соседей.
− У вас-то всё в порядке дома? − спросил офицер, стараясь придавать голосу спокойствие.
Все трое одновременно кивнули.
− Мы тут шлакоблоки и вазоны формуем, − пояснил один. − Малые архитектурные форма делаем.
− Не видели маленького такого?
− Этот?
Из-за спин формовщиков появился четвёртый − плотный мужчина за сорок, тоже в фартуке. В руках он держал фокса − маленького вырывающегося Крюгера.
− Я ему рот держу, кусается! А-ах! Хорошая собака, к нашему псу полез! Но тот не тронул − этот маленький ещё совсем. А-ах! Маленьких не трогают, нельзя.
Крю оптимистично терзал рукавицу говорившего.
− Вы местные?
− Уже да, абхазы мы из-под Гагр и Гумисты. Племянников вывез тогда к сестре, а сам воевал... Война − горе, плохо. Злые люди, шайтаны, негодяи всякие − очень плохо. Если что, приезжай, поможем с материалами, ваза там, скамейка какая, мозаика, Алхас − я.
− Спасибо, да ставить такое некуда. А вот хурма, вон что у вас делается! Как только ветки не ломаются?
− А, пожалуйста! Сам с сумкой приезжай, собирай, не жалко, э! Посидим потом. Жизнь вокруг идёт, дети растут. Преломим хлеб, изабеллу выпьем, вспомним всех своих, аиашьа****.
− Договорились!
Заполучив присмиревшего в хозяйских руках Крюгера, майор уже наблюдал поднимающуюся, обходящую трещины и ухабы, знакомую легковушку. Владимир Решетов, шестьдесят третьего года рождения, лежа с наспех связанными руками и курткой на голове, молча ожидал дальнейшего поворота судьбы. Пора было возвращаться − подводить итоги дня и воздавать по заслугам.
"Фу! Хватит лизаться. Не верю, ишь шкодник какой", − всё одно отдам Евгеньичу. Для бесчеловечных опытов!
*выводка(сленг) − проверка показаний подозреваемого(свидетелей) на месте.
