Стучков Евгений Юрьевич : другие произведения.

Пимен

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть содержит сцены насилия. Слабонервным не читать. Комментарии не устраивающие меня удаляются без ответа.

Пимен.

   "Я не хочу больше находиться среди сумасшедших", - возмущенно сказала Алиса. "У тебя нет выбора, - сказал Кот. - Все тут сумасшедшие. Я сумасшедший, ты сумасшедшая..." "Откуда ты знаешь, что я сумасшедшая? - поинтересовалась Алиса. "Это очевидно, - сказал Кот. - Иначе ты бы не попала сюда".

"Алиса в стране чудес"

   Ночь. Тишина. Июнь. Уже десять лет этот голос. Он бьется в моей голове, стараясь вырваться из клетки, закатывая его истерики по каждому поводу. Требует, настаивает на своем. И добившись, своего стихает. И тогда я скучаю по нему. Зову его. Он отвечает. Иногда затихши, молчит, набирается сил. То он мой господин. То он мой друг. То он интересный собеседник, то нудный наставник.
   Я наполняю водой ванну. Беру в рот какую-нибудь трубку. И погружаюсь с головой в воду. Вода постепенно остывает, и я, продрогнув, выныриваю, шлепаю босиком по линолеуму. Оставляю мокрые следы.
   Мне не до них. Высохнут.
   Не понятно. Я жду, когда вода через уши зальет голову и утонет этот голос. Несколько раз доставал дрель, вставлял сверло, и подставлял к виску. Но нажать не смог. Нет, не боялся. В этот момент он не испытывал не боли ни страха. Голос меняет тональность, и запрещает его это делать. И он не могу ослушаться. Сижу и смотрю в окно.
   В этом году юбилей. Десять лет назад, он познакомился со мной. Внезапно, он прозвучал у меня после много месячного запоя. Нет, я не алкаш. И не любитель выпить. Один раз, я не хотел жить. Я не мог жить. Я не мог видеть этот мир. Я сломался. Я запил.
   И он ко мне пришел. Мой голос. Мой друг. Мой господин. Мой бог.
   То, ласково шепча, он очаровывает меня. То как строгий учитель он учит, то раненым зверком визгливой истерикой он бьется, бросаясь всем телом о тесную клетку. И тогда я снова иду в ванну и погружаюсь в нее с головой.
   Наконец я сдаюсь. Голос прав. Он всегда прав. Я беру табурет и снимаю с антресоли небольшой черный дипломат. Содержимое не менялось десять лет. С того самого дня. Вернее с той самой ночи. И шагаю в зовущую черноту.
   Ночной город. Тишина. Тепло. Звезды мои друзья и попутчики. Они перемигиваются со мной, сигнализируя азбукой Морзе. Я, звезды и голос в голове.
   Я иду через мост. Далеко в низу вода. Много воды. Обь. Не торопясь, старчески скрипя и шлепая старыми тапками, ползет баржа. Изредка, не стесняя себя условностями, нагло проскакивают легковые машины.
   Обострены все звуки. Запахи. Вервольф. Вурколак. Оборотень. Вампир. Глупости. Как беден наш язык. Как низки штампы. Как примитивна наша особенность - мыслить штампами. Я сегодня Бог. И сын его мой сын. Я Выше Бога. Я создал его из духа, и обучил его.
   Впереди женщина. Похоже пьяна. Надо подойти ближе. Я не подхожу - стелюсь. Она не слышит меня. Занята собой. Похоже, даже поет. Светлые вьющиеся волосы до лопаток. Хрупкая. Явственный запах спиртного.
   Захват левой рукой, и я пережимаю ей горло. Правой, слегка нажимаю на синеватую жилку, бьющуюся под прозрачной кожей. Она обмякла. Подхватываю за подмышки, и как мешок стаскиваю под насыпь моста. Она моя.
   Любочка - любовь. Это ты милая? Каждый год, в июне мы встречаемся с тобой. Я не могу сделать тебе больно. Я не могу тебе навредить. Ведь каждый год мы встречаемся, и нас ждет незабываемая ночь. Мы ведь любим друг друга, правда, милая?
   Внизу под насыпью дорога на пляж. И заросли деревьев и кустов. Мы пойдем туда с тобой. Ведь нам никто не должен помешать. Небольшая полянка. Я достаю скотчь, и связываю тебе руки. Небольшой кусочек заклеивает тебе рот. Раздеваюсь догола. Ты широко распахиваешь свои глаза. В них плещется темнота, отблеск звезд. Ты еще не прониклась счастьем соития со мной. Как тебе повезло! Каждый год я владею твоим телом, доставляя тебе неземную радость.
   От предвкушения, я наполняюсь сакральной силой, ноги мои корни, в голову льется космическая энергия. Я больше не могу сдерживаться, Низ живота готов лопнуть. И я приступаю к тому, чего мы оба ждали весь год.
   Аккуратно, наточенным ножом, я срезаю все пуговки. И медленно, разрезаю всю одежду. От радости, ты мычишь, и извиваешься всем телом, еще больше возбуждая меня. Кофточки нет, и я, подсовывая нож под бюзгалтер, резким движением, распахиваю его на две половинки. Молочные, чуть обвисшие груди с коричневыми пуговками сосков. Зарычав, я зубами вцепляюсь в сосок, и судорожно сжав челюсть, чувствую его во рту. Вкус достоин гурмана. Проглатывая его, откусываю второй.
   В твоих глазах уже нет смысла. Своими ногами ты сорвала всю траву, глубокие царапины украшают лицо земли. И не в силах терпеть сладкую муку, я бью ножом в твое тело, погружая его без устали раз за разом. Сладкие конвульсии сотрясают меня. Мое семя перемешивается с твоей кровью, и мы близки как никогда. Опустошенный я падаю лицом в твой мокрый, пахнущий кровью и мной живот, и замираю от радости бытия. Я надеюсь и в эту встречу, я доставил тебе радость.
   Сколько прошло время? Не знаю. Может час, а может три. Я поднимаюсь, и, пошатываясь, иду до ближайшего заливчика. У нас, его называют котлованом. Тщательно вымывшись, свежий и бодрый натягиваю одежду. Домой. Голос исчез.
   - До свидания Люба! Через год мы снова встретимся. Я не знаю где. Здесь на Городском пляже, В Бугринской роще, В Кудряшах. Или еще где. Но я тебя еще найду. И опять доставлю Тебе удовольствие. До свидания!
  
  
   - Миша, сынок, вставай. В школу проспишь! - Настойчиво будил его мамин, ласковый голос. - Вставай. Поесть не успеешь.
   Мама родила его рано, в шестнадцать лет. Родители сразу отказались от нее, отселили и забыли. Благо на нее уже была оформлена однокомнатная квартира, оставленная в наследство бабушкой. Она была единственно близким ей человеком, так как в десять лет, ее мать родила мальчика, и она стала ей просто мешать. Все больше и больше проводила время у бабушки, согреваясь возле нее. После ее смерти она и испытала всю тяжесть одиночества. Может по этому, и захотела завести свою игрушку.
   Сразу, только оклемавшись после родов, она устроилась, мыть подъезды. А когда ребенок пошел в садик, окончила институт, бросила убирать грязь и стала работать учителем в школе.
   Жили не богато, но и не бедно, денег хватало. Мать умела, и шить и готовить, да и во времена Союза, не было такого разделения на богатых и бедных. Плюс репетиторство.
  
   - Ну, все, мам встаю! - Она умеет проявить твердость. Одеяло слетает. И мать скидывает сына на пол. Но он видит, что, не смотря на внешнюю строгость, она еле сдерживает смех. И шаркая ногами плетется в ванну. Многие взрослые па субботам не работают, так почему же у детей всего один выходной. Надо два дня учиться, и пять отдыхать.
   Школа. Сборище народу. Пимен ненавидел этот контингент. Акселераты. Большинство продукт селекции пьяных дегенератов. Плебс. Тупы. Просто тянутся год, за годом переползая из класса в класс. Ему было наверно проще, чем другим одноклассникам. Не надо было не к кому примыкать. Мать учитель. Об этом знали, хотя старались не афишировать. И его друг, одноклассник. С первого дня за одной партой, мать его не только завуч, но и лучшая подруга его матери.
  
   Три года назад, один из друзей матери, пожалел его, и по пьяной лавочке, поставив между коленей, и провел беседу, пожалев безотцовщину.
   - Мишка. Ты еще малец. Молоко на губах не обсохло. Сколько годков?
   - Девять.
   - Девять. Так, что пойми, в жизни много дерьма. Еще наглотаешься. Думаешь, я такой жизни хотел? Тоже пятерки в школе таскал. Маму, папу радовал. Но не сложилось. Пойми, главное правило в жизни. Заповедь - не верь, не бойся, не проси. Будешь верить - обманут, боятся - затопчут. Ну а просить - попрошаек не уважают.
   Много он чего рассказал его в этот вечер, Миша впитал как губка. А, глядя на многочисленные татуировки, запомнил на всю жизнь, суровую правду, незнакомой жизни.
   Не долго он приходил к ним, и как все остальные, бесследно исчез, из жизни. Но он один оставил след в его душе, и всю жизнь, он нес многие внушенный дядей Петей истины.
   - Малец. И самое главное. Бей первым. Сразу в челюсть. Вот это место. Середина подбородка. Без разговоров. Кто первым бьет в жизни, тот выигрывает. Это не только в драке. Во всем. Известны имена первых ученых, спортсменов, полководцев. Но почти не известны вторые, а тем более третьи. И если в жизни ты не будешь первым, то будешь ни кем. Пастухов в жизни, намного меньше чем овец.
   Он повесил в углу комнаты, за шкафом, где он спал, боксерский мешок, нарисовал краской белую точку, и научил бить в нее.
   - Кидай руку. Нет не бей, кидай. Всем телом. Здесь не сила, резкость. Старание продырявить насквозь. Если их много, то ты должен понять, кто главный. И выноси удар ему. Если снесешь с одного раза, остальные могут испугаться.
   И если в школе его не трогали, то на улице, умение сбить с ног с одного удара, не раз выручала. И каждый день, стараясь не пропускать, Миша находил время, для упражнений.
   За школой, толпа. Дым сигарет. Нецензурные выражения. Дебилы. Сюда, по неписанному закону учитель не заглядывают. Миша проходит мимо, скривившись от отвращения. Чувствует косые взгляды. Плевать. Он выше их.
   Четыре урока. Повезло с памятью. Учеба дается легко. Внимательно послушав учителя, запоминает все с разу. Может это от матери, а может от того человека, что помог ей зачать его.
   Сегодня последним уроком физкультура. Перемена перед ней, тяжелое испытание. Раздевалка. Переодевание в форму. И разговоры о девочках, женщинах. Все подчеркнуто от старших, прыщавых фантастах. Глаза горят. Слюни текут, аж захлебываются от своей смелости. Мерзость.
   Для него эта тема не секрет. Так как Миша с матерью живет в одной комнате, и друзей своих, и застолья она не скрывает, то он всегда знал, чем отличаются мальчики от девочек. И чем любят заниматься взрослые. Да и не очень взрослые. Пимен понимал, что мать не намного старше его.
   На весь подъезд запах. Запах субботы. В этот день, мать старается не работать. Традиция. В этот день, чтобы не случилось, стряпаются беляши.
   Хвалить кухню матери глупо, так как ребенок выросший на домашних харчах, всегда считает их самыми лучшими. Но те беляши! Это талант. Из трех видов мяса, свинина, говядина, баранина. Определенные пропорции. Сама заводит тесто. Мать сердилась, если сын в это время, заходил на кухню. Мать не готовила. Она священнодействовала. И только намного позднее, когда она заболела, он был допущен в святая святых. Беляш был размером с ее ладонь. И норма, такой же таз, каким мыли полы. Она любила угощать подруг, соседей.
   Скорее всего, в душе ей всю жизнь не хватало родительской доброты, ласки, и она так хотела получить, хоть кроху доброго слова, от других людей. Не смотря на ее внешнее упорство, даже какую-то жесткость, в душе она всегда была ребенком. Мягким беззащитным ребенком. Слишком рано она стала матерью. Слишком рано она окунулась во взрослую жизнь. И субботники с беляшами необходимы были именно ей.
   Одно из воспоминаний детство. Пимен с мамой выходит из детской поликлиники. Мороз. Закутан в шаль. И вдруг мама говорит:
   - Сынок. Познакомься, твой дедушка.
   Пимен поднял голову, но дедушка даже не протянул ему руку. Чужой человек. Он живет на другом конце города, здесь оказался случайно. Бабушку он так и не видел, и некогда не знал, их адреса. Да и не хотел знать.
   - Все. Давай проходи, мой руки и к столу.
   - Мам! Твои подруги, когда придут?
   - Через час.
   - Я пойду в кино?
   - Конечно сходи. Только поешь.
   С наслаждением впивается зубами в горячее тесто. И чуть не упустил самое вкусное. Сок. Жирный наваристый бульон, самое вкусное в беляшах. Да и сами беляши. Они тают во рту.
   - Все, не могу больше. Пузо как барабан. Спасибо мам. Пимен пошел?
   - Давай беги.
   И его вручается рубль. "Рванный". Пимен богат!
  
   Кинотеатр "Луч". Лучший кинотеатр детства. Здесь причащались к волшебному миру кино. На сцене принимали в пионеры, детские праздники. Трудно его было поднять в школу, но в воскресенье, он просыпался сам, рано, и, зажав в руке десять копеек, бежал по темным холодным улицам, на первый сеанс, посмотреть сборник мультфильмов. Сейчас там церковь. В кинозале. От детских фильмов к фентази. Самый модный жанр в наше время.
   Возле кинозала десяток парней с папиросами в зубах. Коренные жители рабочих окраин. Мат через слово. Ровесники. Жалкая подделка под взрослую жизнь.
   - Здорово Пимен. - это его так кличут. За отчужденность. За то что, презирает такое быдло. Пусть зовут. Это ему почему-то даже нравится. Монах отшельник.
   - Здорово.
   - Слушай, ты ведь с мамашей живешь? Вдвоем? В одной комнате. - Васек. Тупой здоровый бык, на два года старше его, как он себя называет - бугор в этой компании.
   - Она еще молодая, расскажи, а ты же видел ее голой. Титьки то у нее ничего. Да и станок не плох. Расскажи не молчи. Сам наверно письку под одеялом всю стер?
   Глаза захлестнула, какая то черная муть. И Пимен, вложив в руку весь опыт трехлетних уроков, вскидывая руку, врезается в его челюсть. Резкая боль в руке, и Васек опустив руки, плашмя валится мордой в грязь. Небольшое замешательство, и вся компания наваливается на него. Град ударов, он пытался, сопротивляется, но его махом втоптали в асфальт. И на время потерялся, перестав ощущать силу ударов. Внезапно все прекратилось. Вмешался какой-то мужик. Пацаны убежали, утащив заводилу. К его удовольствию, он не мог сам идти.
   Пимен зашел в туалет при кинотеатре, умылся, кое-как почистил одежду. Кино отменяется.
   Дома в ванну. Мамка выпивала с подругами. Принял душ. Постирал одежду. Пока мать занята, чаю и снова в свой закуток.
   Кривясь от боли, в поврежденных деснах, и разбитых губах, кое-как сжевал остывший беляш. Ребра болят, но, похоже, не сломаны. Зато фофан под глазом, на совесть. Не замажешь. Ладно, переживу. Но надо что-то решать. Надо учиться драться.
   Воскресенье началось неудачно. Мать заглянула в мой закуток, когда он спал. И увидела его лицо. Пимен не смогу перечислить того, что ему было выдано за весь день. Но странное дело. Что-то сдвинулось в его голове за эту ночь. Пимен повзрослел. И он в своей матери увидел молодую привлекательную женщину. Пимен не знал, что его делать. Пимен взрослел, и в его голове бурлили новые чувства. Хорошо, что она перестала приводить своих мужчин. Пимен стал ревновать. Пимен стал относиться к ней как к своей собственности. С этого дня, не осознано, он стал прижиматься к матери, ему стало нравиться сидеть рядом, положив голову на ее плечо. Помогать ей в домашних заботах. И она не отвергала его. Она видела в нем взрослого мужчину. Пимен чувствовал это.
  
  
   - За направляющим бегом, по кругу. А теперь приставными шагами левым боком. Правым боком. Упали. Отжимаемся десять раз. Бегом.
   Только сошли синяки, он поехал в спорткомплекс "Динамо", и записался в секцию бокса. Внимательно посмотрев коренастую, не высокую фигуру, тренер, с сомнением разрешил ему заниматься. Пимен понимал его. Мало того, что он не атлет, да еще и опоздал на три месяца. В группу набирали еще два года назад.
   Первое время занимались только физподготовкой. На ринг не выпускали. Качали пресс, изучали стойку, технику ударов. Тренер не торопился.
   - Вы все должны понять, бокс не драка. Бокс это искусство. Главное защита.
   Через месяц после драки возле кинотеатра подошел Васек.
   - Пойдем, поговорим.
   Пимен замешкался, и он повторил
   - Пойдем, че тормозишь.
   Зашли за школу, провожаемые недоуменными взглядами одноклассников.
   Пимен готов был к новой драке, но Васек сел на фундаментный блок, лежащий еще наверно с момента постройки школы.
   - Курить будешь?
   - Я не курю.
   - Ну да, ты же у нас правильный. Домашний.
   - Короче, ближе к теме.
   - Ты где так бить научился Пимен? Я неделю пролежал.- Вдруг расхохотался Васек.
   - Случайно получилось.
   - Ты его баки не заливай Пимен. Ты первый кто смог меня с ног сбить.
   - Братан. Ты в натуре, не бери меня за жабры. В стае взять хотели? На понт брали? Или втереть хотел? Чо в цвет? Гнедой? Будешь горбатого лепить, или базар есть?
   - Пимен, ты че Пимен.
   - Через плечо. Вроде бугор у шпаны. А по фене не ботаешь.
   - Пимен? Ты же домашний. Ты маменькин. Ты не наш.
   - Да не ваш. Я свой. Один на льдине. Базара не будет.
   - Ладно, Пимен. Все. Я все понял.
   Со стороны это выглядело смешно. Стоит пацан и разговаривает на арго. Но для таких околоблатных с потугами на интеллект, пойдет. Эффект неожиданности.
   Осмотр у уролога. Толстая усатая еврейка лет пятьдесят.
   - Молодой человек, проходим за ширму, и раздеваемся снизу до пояса. Ложимся на кушетку.
   Она подходит к нему, надевая перчатку на правую руку. Берется рукой за член. И пытается оголить головку. Прикосновение чужой, хоть и в перчатке руки. Больно, потому, что головка не открывается. И через эту боль, чувство невероятного возбуждения. Пимен не знал, что делать. Растерян. Но его, к его удивлению, хочется, чтобы она продолжала. Не отпускалась
   - Мамаша! Подойдите сюда.
   И мать подходит. Она еще не знает, что увидит.
   Пимен в шоке. Все в тумане. Голоса доносятся как сквозь вату.
   - Смотрите. Головка не открывается до конца. Сейчас, если мы не сможем открыть ее, то отправлю Вас на операцию по обрезанию крайней плоти. Ничего страшного. Даже не заметит.
   И она начинает с силой сдвигать кожу с головки. И это при его матери. И вдруг, по своей воле, Член наливается. Набухает. Сейчас лопнет. Такого еще не было. Мать стоит чуть позади врача. И он видит ее лицо. Она тоже в ступоре. Эти стеклянные глаза, это застывшее лицо, он запомнил на всю жизнь.
   - Так не получается. Все мальчик одеваемся. Мамаша пойдемте, он выпишу вам направление. В больницу. Здесь не далеко. На Вертковской.
   - Я знаю. Маленьким лежал там.
   - Тем более.
   Пимен одевается и выходит. С матерью старается не встречаться глазами. А врач, так привыкла и огрубела на своей работе, что и не поняла, что сделала.
   Места были, его положили сразу. На другой день сделали операцию, под местным наркозом. Как не боялся, ничего не почувствовал. Всего перемазали зеленкой. Дня через два выписали. С удовольствием неделю пролежал дома. Мать сама занималась уроками с ним.
  
  
   Зимние каникулы. Едет с тренировки. Народу не протолкнутся. Толпа прижимает его к толстому, пожилому коротышке. Не вздохнуть не пошевелится. И он даже не увидел, его в руку воткнулся большой сверток, наполовину торчащий из его кармана. И как-то непонятно для себя, он вытащил его, зажал в руке, и только проехав мост, вышел на остановке. Тут до дому, через дворы, минут тридцать. От волнения, он добежал минут за десять. Пакет, конечно, запихал в сумку с вещами.
   Дома никого. Дрожащими руками, развернул сверток. Полторы тысячи. Зарплата матери за год. Наверно он впал в ступор. Кое-как пришел в себя. Пимен понимал, что деньги придется отдать матери. Но это кайф. Даже не то, что он заработал. Кайф сам процесс. Сама добыча. Сам процесс охоты. Это волнение и переживание.
   Деньги спрятал в кладовке. Пусть полежат.
   Через неделю, мать послала его в магазин. Возле хлебного отдела, стоит стол, для укладки продуктов в авоську. Еще один колобок, только женского пола. И стихли звуки. Люди замерли. Она положила кошелек, возле себя, и отвернулась от него. Миг и он в его руке. Выскакивает из магазина. Дома проверка. Шестьдесят рублей. Пимену стало жалко мать. Пол ее зарплаты. И нахрена было учиться, и горбатиться, в школе. Мотать свои нервы.
   - Мам. Я сегодня нашел сверток. Там деньги. Много денег. Хотел отнести в милицию. Но там все равно разворуют. Вот и принес домой.
   Ее лицо, это надо видеть. Наверно надо было сначала налить ей валерьянки.
   - Миша, сынок. Ты это правда, нашел?
   - Нет мам. Я это вытащил из кармана в автобусе.
   - Не время для шуток. Это большие деньги. Куда нам их девать?
   - Ма, давай купим торт. А деньги? Были бы деньги, куда деть найдем.
   Мы пировали с ней вечером, пробежались по магазинам, съездили на барахолку. И он был горд, что смог заработать, и помочь матери.
   Пимен понимал, что такое повторять нельзя, так можно и загреметь в места не столь отдаленные. Но останавливаться не собирался. Надо думать. Не торопиться. Решение придет.
   Май. Конец учебного года. Все труднее вставать в школу. Все сложнее его будить. Очередной раз слетает одеяло, и наступает немая сцена. У него сбились трусы, и во всей красе, возвышается стоящий, от утреннего напряжения, орган. Сбивается дыхание, онемело тело. Пимен не мог пошевелить ни ногой, ни рукой. И снова у матери стеклянные глаза, и онемевшее лицо. Такое же, как полгода назад, на приеме у врача. Надо что-то делать, но как? Как найти выход из положения? И он просто вскакивает, и бегом в ванну. Когда он вышел из нее, мать выскочила из дома, не позавтракав и не накрасившись. Даже не накрасилась - это он видел, первый раз в жизни.
  
   На лето мать устроилась зам. директора в пионерский лагерь "Синеморье". И в этот раз он упросил ее не поселять его в отряды пионеров, а с ней в отдельную комнату. Хорошо. Пимен все лето мог быть один. Физрук, повешал под навесом боксерский мешок, несколько гантелей и скакалка довершали спорт зал. Пимен купался, бегал, прыгал и отдыхал от навязчивого общества. Мать бегала по лагерю. Пимен предоставлен был сам себе.
   И первая любовь. Ее мать работала поварихой, и ее дочь жила с ней.
   - Миша познакомься, это Люба. Люба - это Миша. Миша ты же мужчина, возьми шефство над ней.
   Пимен сначала был недоволен. Возиться с девчонкой? В принципе, она не мешала. Была тихая, молчаливая. Иногда даже забывал про нее. Тень
   Я просто тень без всякой плоти,
   Я завершаю чей-то путь
   И скоро свет дневной поглотит
   Мой профиль и рисунок рук.
   И падая в узор растений, на мостовую, в свете дня
   Реальные дневные тени, легко забудут про меня.
   Такая же была она. Пимен удивлялся. Как она умеет бесшумно ходить, дышать. И скоро он не только привык к ней, но ему стало не хватать ее. Редкий человек. С ней было интересно просто молчать. Пимен занимался, она подавала его полотенце, когда надо вытереть пот. Подавала пить, когда он испытывал жажду. Сидела сзади на рыбалке, и подавала наживку. И его был свой добровольный лакей, женского пола. Не знаю, зачем ей надо было это. Но ему понравилось. Вошло в привычку.
   Закончился первый сезон, мать с подругами уехала в город на три дня, оставив его с Любой без пристального внимания. Утром собрались на рыбалку.
   - Все молча в люльку. Я от тебя устал. Завтра не забудь разбудить.
   - Пимен, я одна боюсь спать. Миш, можно я лягу на место твоей матери?
   - Только как мышь. Маленький шум и вылетаешь пробкой. Понятно?
   - А если...
   - Все заткнись! Теперь ты мышь. Понятно?
   - Почему мышь?
   - Тихая, серая, незаметная. Все шурши без звука.
   Спать не мог. И его можно понять. Пимен жил матерью в одной комнате. И привыкши, друг к другу, мало стеснялись. Но первый раз он был в одной комнате, ночью, с другой особью женского пола. На соседней кровати, лежала полураздетая ровесница.
   - Миша? Ты спишь? - Ударил по ушам, еле слышный шепот.
   Ответить он не мог, и притворился спящим. Минут через пять, снова:
   - Миша?
   Пимен молчит. Просто не мог говорить.
   Скрип кровати. Сквозь щелочки век, видит как Мышь села на кровати. Остановилось время. Пимен дышит как во сне, прикрыв глаза, но сердце барабаном, изнутри бьет по ушам. Мягко, бесшумно, Мышь подкрадывается к нему. Он не хочет понимать, что она задумала, но и не может мешать. Взрыв под ухом:
   - Спишь?
   Пусть думает, что спит. Парализован, язык прилип к небу.
   Аккуратно заворачивается одеяло, он лежит на спине, в одних трусах. Девчачья рука тихо и нежно оттянула резинку, медленно спустила защиту.
   Понимала ли она, в тот момент, что он не спит? Пимен потом несколько раз поднимать эту тему, но Мышь только опускала свои пушистые ресницы, и, заалев щеками, молчала как партизан на допросе.
   Ее маленькие, нежные пальчики, пробежались по его напряженному члену. Обхватила его своей ручкой и сжала, замерев на мгновение. И вдруг резко и быстро стала водить вверх - вниз. Пимена изогнуло как эпилептика. Руками, что есть силы, он вцепился в простынь. Судорожно сжатые зубы, хриплое дыхание. Пересохший рот. Разноцветные круги в глазах. И вдруг, что-то с напором стало плескать его на грудь и живот, кипятком обжигая кожу.
   Пимен потерялся. Не знаю, сколько пролежал в тумане. С трудом открывает глаза. Тишина. Одеяло на месте. Вытерт. Мышь на своем месте. И если бы не слабость в низу живота, то подумал, что это сон.
   Нихрена себе мышка. Но от воспоминаний у него снова встал, так как никогда. Сейчас лопнут. Пимен что не парень, что ли. Ей можно, а ему нет? Решительно поднимается с кровати. И подходит к ней. Мышь не спит. Лежит натянув одеяло по горло, вытаращив глаза. Пимен первый раз, глядя в эти глаза, почувствовал себя мужчиной. В них был испуг. И он нависал над ней. И этот испуг еще сильнее подхлестнул. И глубоко набрав воздуха в легкие, как с высокого обрыва, нырнул к ней под одеяло.
   Мышь обняла его.
   Они были дети. Они были взрослые. Они были вместе. Они слились вместе. Они не знали, что надо делать. Они знали, что надо делать.
   Первый раз он целовался. Хотя это громко сказано. Как слепые щенки тыкались друг в друга, стараясь попасть в губы. Держались за руки и плечи, боясь задеть что-то не то. Пимен обхватил своими ногами ее ногу, и терся о бархатную кожу судорожными рывками. И вновь испачкал ее, сжав руками, что есть силы. Она взяла руками палец, положив куда-то в неизвестно - далекую бархатную влажность. И через невероятно длинные мгновения, странно трясясь, затихла, обслюнявив его щеку.
   Какая там рыбалка. Они изучали друг друга три дня, перерываясь на короткий сон, перекус, туалет и душ. Матери их не поймали. Они успели скрыть следы перед приездом. И были уже рады отдыху. Так с ожесточением изучали друг друга, не переходя последнюю черту, что у обоих все распухло, и покраснело. Слишком хорошо, тоже нехорошо.
   Лето пролетело незаметно. Пимен занимался спортом. Но Стали "бегать" по лесу каждый день. Каждый день ходили на рыбалку. По грибы. Но понятно, что занимались своим хобби. Детально изучили анатомию друг друга. Научились доставлять взаимное удовольствие без подсказки. На телах не осталось места, где бы не гуляли пальчики, ручки, ладошки. Но черту не перешли. Даже не было мысли это сделать. Хватало этого.
   Митяев прав - "лето это маленькая жизнь". Особенно такое лето. И как жизнь это лето пролетело незаметно. "Яко день проходит жизнь твоя и яко листья в листопад осыпаются дни жизни человеческой".
  
   Снова школа. И каждый день общение с толпой дегенератов. Седьмой класс. Тринадцать лет. Пушок на лице. Прыщи. Ломка голоса. И постоянно пошлые разговоры. Все уже "стали" мужчинами. И эти рассказы, просто убогий пересказ убогих мыслей старших, услышанные в подворотнях. И ему, почти познавшему женщину, вдвойне, втройне, многократно было противно слушать этот лепет, видеть блестящие от похоти глаза, чувствовать брызги слюней ошалевших от собственных фантазий рассказчиков. Большинство единиц население зачато в случайно - пьяном виде.
   Было трудно. Хотелось мышь. Одноклассницы за лето стали приобретать облик женщин. Короткие юбчонки, едва прикрывающие попку, давали самый широкий простор для нескромных мечтаний. Задорно оттопыриваются блузки, доставляя неловкость обладательницам. Почти кентавры. Девочка - женщина. И он специально садился на первую парту, дабы не отвлекаться от учебы. И здесь не все гладко. Какая была учительница биологии. Ученики в массовом порядке, роняли ручки, чтобы заглянуть ей под юбку.
   Пимен знал, как снимают напряжение одноклассники. Но ему это делала девчонка, и после этого самому теребить гуся. Стрем. И он выпросил у матери гантели. Стал бегать по утрам в любую погоду. Раньше всех приходил в секцию, и старался уходить последним. От снов не убежишь, и часто ему приходилось по утрам стирать трусы.
   Пимен нашел возможность зарабатывать деньги.
   Пошло увлечение ходить на мотодром. Пацаны бредили именами - Пазников, Юрий и Владимир Дубинины. Покупали листки, с заездами. Отмечали результаты. Соревнования проходили часто. Говорили, что у нас в Новосибирске лучший трек. И этот своеобразный запах. По слухам мотоциклы заливали спирт с маслом. В любую погоду. Несмотря на мороз, ветер бегали, на все соревнования.
   Мотодром заполнен, как на лучших футбольных матчах. Крики, шум. И обязательно, для согреву, полбанки. А если и не холодно, то для настроения. Да и не принято на сухую. Это сейчас на пиво присели. А тогда водочка. Или крепление винишко. И бутылок оставалось немало. Вот он и начал их собирать и сдавать. Или как называлось - "сдавать пушнину". И тут же, возле ворот "пушнину" и принимали. Пустая бутылка стоила пятнадцать копеек, но в киосках сдать было почти невозможно. А здесь по десять, но без проблем. Набегало не плохо. Но по началу, приходилось не сладко. Любителей "пушнины" и без него хватало. И приходилось схлестываться. Причем жестко. Но после первого раза, когда он еле оторвался, без свинчатки в кармане, не ходил. И не разговаривал. Был сразу. Причем, когда сбивал с копыт, добивал ногой. Жалости не было. Выживает сильный. Естественный отбор. И не смотря на возраст, скоро желающих связываться с ним не осталось. И не только связываться. Пимен сам стал забирать пушнину у бичей.
   Учеба, подработка, спорт, и все это круто смешанно на невероятном либидо - год пролетел незаметно.
   Летом ему предложили поехать в спорт лагерь. С матерью расстались на три месяца. Так они еще долго друг от друга не отдыхали.
   Здесь ему понравилось. Это не школа. Здесь собрались пацаны с общим интересом. Спортсмены. Здесь уважали не за родителей. За дух. За то, что ты через сопли, кровь, через себя добиваешься результатов. Невозможно, выиграть не то, что соревнования, спарринг не приложив усилий. На халяву не прокатишь. Зарядка, кросс, турник, футбол.
   Восьмой класс. В середине сентября вышел во двор.
   - Пимен! Слышь, иди сюда.
   Стоят пацаны с двора, человек шесть.
   - Че надо?
   - Смотри, новенький к нам в дом переехал. Сын нашей дворничихи. За подарок, что хочешь, сделает.
   Внимательно осматривает новичка. Низкорослый. Сутулый. Какой-то задроченный.
   - Как зовут?
   - Вася.
   - Какой Вася? - Влез в разговор Борька. - Гнус его кличка.
   - Почему гнус
   - Щас покажу. У тебя мелочь есть?
   - Есть. Сколько надо.
   - Пятак.
   - На.
   - Смотри кино.
   - Слышь, Гнус. Заработать хочешь?
   - Хочу.
   Борька собирает слюну, и плюет на пол.
   - Слижи, дам пятак.
   Гнус падает на колени, и проводит языком по грязному кафелю. Пимена чуть не вырвало. Зрелище, вызывающее восторг, у отходов пьяного населения. Объяснять бесполезно. Не поймут. И быстро попрощавшись, он сваливает.
   Через два дня, мать Гнуса, затащила подросков в гости. На торт с чаем. Пимен пошел из любопытства. В такой семье мог вырасти только Гнус. Мать - одиночка, плотно сидевшая на ваксе. Ободранные стены. И пол с клочками краски. Мамаша угощала, стараясь каждого погладить по голове, и уговаривала дружить с Васей. Какой он хороший, добрый и послушный. Зря она потратилась. На бормотуху ведь не хватит.
   И у него возник план. Дня через три после рандеву, Пимен позвал Гнуса к себе в гости. Мать ушла к подруге, и он знал, что объявится она не скоро. Гнус не мог отказаться. От неожиданности, что его заметили, он аж вилял хвостиком. Готов был лизать руки.
   - Ну, что. Хочешь срубить бабок? - Спросил он у него, сев в кресло.
   - Да. А что надо делать?
   - Встань передо мной.
   Гнус встал. Руки по швам, глазам послушные. В натуре пес. Надо было, дать погоняло - дворняжка.
   - Рубль хочешь?
   - Хочу. - Как не хотеть, с такой мамашей, и двадцати копеек на обед не было. Вечно голодный ходил.
   - Вставай на колени.- Сказал я, ему, показывая рванный.
   Гнус рухнул как подкошенный. Точно дворняжка. Пимен расстегнул штаны и достал свое достоинство. От неожиданной ситуации, от предвкушения неожиданного, оно набухло до черноты.
   - Бери в рот.
   - Пимен, ты че?!
   - Через плечо. Рванный нужен?
   - А ты не кому не скажешь?
   - Ты дурак? Я че позорится, буду? Пацаны нормальные не поймут. - Да ситуация. Такого не кому не расскажешь.
   Не смело, осторожно, закрыв глаза и широко открыв рот, гнус заглатывает его член. Охренеть. До последнего мгновения, не верил в происходящее. Но завело.
   - Давай. Резче работай. И рукой помогай. - Гнус заработал. И неплохо заработал. Талант.
   Пимен раздвоился. Один - Пимен сидел в кресле и трахал пацана в рот, как последнюю шлюху. Второй - Мишка смотрел сверху, содрогаясь от омерзения.
   - Давай сука. Давай. Еще сильнее. Резче. Щас кончу. - И чувствуя конец акта, схватил за голову и прижал к паху. Вспышка. Гнус попытался вырваться.
   - Сука. Машка. Глотай падаль. Убью.
   Он перестал дергаться, и совершил все до конца. Пимен открыл глаза. Гнус сидит перед ним на коленях, преданно глядя в глаза. Непроизвольно, что есть силы, Пимен толкнул его ногой в грудь.
   - Пошел прочь, и рванный забери. Если кому слово, или попадешься его на дороге, череп снесу.
   Он выскочил из квартиры как ошпаренный. Сдернув одежду, пошел в ванну, и долго стоял под душем. Еле отмылся. Это был секрет на всю жизнь. Но не просто секрет. Его поразило свое ощущение. С мужчиной секс, не просто секс. Насилие, власть. Состояние подавления. Невозможно описать, ту гамму чувств испытанных им в тот день. Наверно такое же возбуждение, он испытывал, когда топтал бичей, в кустах возле мотодрома.
   Главное Гнус, правильно понял его, и "растворялся" при появлении. Но скоро его мать выгнали за пьянку с работы, и они, освободив квартиру, исчезли и из дома, и из жизни.
  
   В школе стали массово, добровольно - принудительно, принимать в комсомол. Первая партия, двенадцать голов, с четырех восьмых классов. Лучшие и достойные. И Пимен обязательно, как отличник, первый в этом фарсе.
   Сначала на совете школы. Комсорг школы, завуч и еще трое ответственных школьников, и две школьницы.
   - Сколькими орденами награжден Ленинский комсомол?
   - Когда образован союз молодежи?
   - Задачи комсомольца?
   И т. д. и т. п. И конечно, школьный совет утвердил, что он достоин, гордо нести звание Советского комсомольца.
   Потом в районный комитет комсомола. Там намного проще. Уставшие от однообразия члены комитета, сами забывшие устав, ждут быстрейшего окончания приема, новых действующих лиц.
   - В комсомол хочешь?
   - Да. - Попробуй, скажи, нет.
   - В школе поддержали твою кандидатуру.
   - Да.
   - Устав выучил.
   - Выучил наизусть.
   - Проголосуем. За. Против. Воздержавшиеся. Единогласно.
   И обращаясь к нему:
   - Вы приняты в члены Коммунистического Союза Молодежи. Будьте примером. Поздравляю.
   Теперь он член, со значком на лацкане пиджака.
   - Пимен. - позвали его на выходе из спорткомплекса. Он очень любил, это погоняло. И он при знакомстве часто так называл себя. Дошло до того, что не все его знакомые, знают его имя.
   Оглядевшись по сторонам, увидел Хомута. Андрюху Хомутова, из спорт лагеря.
   - Здорово Хомут. Какими судьбами. Не говори, что случайно здесь.
   - Нет специально. Тема есть. Деньжат срубить хочешь?
   - Смотря как.
   - Не кипишись. Без криминала.
   - Ну, давай, колись.
   - Короче фарца, с балки. Ребят ищет. Там менты секут, кто, что и сколько толкает. И закрывают за спекуляцию. Ну и надо кому-то в стороне постоять с сумкой. Поохранять. Ну и когда толкают надо посмотреть, чтобы не кинули.
   - А я то причем.
   - Пимен. Ты че не въезжаешь? Ты машешься не слабо. Пимен тебя в деле видел.
   - Лады.
   - Тогда завтра, часиков в пять, здесь же.
   Весь вечер он рассматривал эту тему, под разным углом. Но ничего плохого не нашел. Самое главное в другом. Деньги. У матери просить стрем. Она ведь столько работает. Уроки, недоумки после работы за отдельные бабки. А ведь для себя тоже пожить хочет. Юности толком не видала. Бутылки собирать надоело.
   Подходя к "Динамо". Увидел Хомута с долговязым, нескладным парнем.
   - Привет Пимен. Точность вежливость королей. Знакомься, Студент.
   - Пимен. Давай тему.
   - Сразу к делу? Годится. Пойдем, прогуляемся. В "Урожае" неплохой кофе варят. Там и перетрем.
   Шли молча. Здесь он пока номер десять.
   - Берите, не стесняйтесь. Я рассчитаюсь.
   Ну, хорошо. На халяву и уксус сладок. Два стакана кофе, три бутерброда с копченой колбасой, и пару пирожных. Студент платит.
   - Теперь слушай внимательно. Работаете вдвоем. Тебя Хомут рекомендовал. Он за тебя отвечает. Остальных знать не обязательно. "Познания умножают скорбь". Обязанностей много. Довести сумки до балки. И там стоять возле них. Я буду подходить брать, толкать. Ходить примерять вместе со мной. Кидают. Встречать человека возле поезда. Чаще всего это проводники. И довести товар до дома. Учебе и спорту мешать не будем. Жизнь хороша во всех проявлениях. Но у нас не курят и не пьют.
   Он замолчал, так по столам, елозя тряпкой, прошлась уборщица.
   - Вопросы есть?
   - Есть. Сколько?
   - Что сколько?
   - Меня интересует, сколько я буду зарабатывать?
   - А как, что и почему.
   - Никак. Все что его надо знать, ты объяснишь. А остальное, меня не касается.
   - Железно. Ты его понравился. Пимен беру тебя в команду. Но учти. Во время работы, дисциплина как в армии.
   - Меня все устраивает. Главное - сколько?
   - Пимен. Сколько зарабатывает твоя мать?
   - В школе, сто - стодвадцать.
   - Ты в день будешь зарабатывать больше. Телефон домашний есть?
   - Есть.
   - Напиши. Давай пять. В воскресенье в семь утра у меня. Хомут покажет дорогу.
   Мы стоим возле двух больших сумок. Набиты джинсами. Хрен подымишь. К нам местные менты не подходят. Прикормлены. Студент не так прост. Он здесь за главного. У него торгует человек шесть. Но они не знают нас. А мы не знаем их. И Студент, курсирует между нами. Но если надо отойти на примерку, то ходил он сам.
   Довезли вещи, увезли, покараулили. Два раза, приходилось разбираться с хитрожопыми. Хотели на халяву джинсы приобрести. И к вечеру заработал стопятьдесят. Нереально. И при этом Студент был недоволен торговлей. Неудачный день. Экзамен он прошел. В команду его взяли.
   Через две недели, приход товара. "Главный вокзал". Почтовый поезд. Вагон из Владивостока. И кроме Пимена с Хомутом еще шесть человек. Видно, что тоже держатся по двое. Выгружаются чемоданы.
   - Пимен. Сегодня ты на точке. Хомут постоит один.
   - Я еще не разу не торговал.
   - Все бывает первый раз.
   Стою. Торгую.
   - Джины почем. Пятьдесят.
   - Пятьдесят рублей?
   - Сто пятьдесят.
   - Померить надо.
   - Давай отойдем. Примерим.
   И так весь день. Товар качественный. Идет в лет. Замотался. Нет, он в натуре не барыга. Больше нравится наблюдать со стороны за этим муравейником.
   Барахолка - самое главное место города. Оазис капиталистической промышленности в пустыне социализма. Здесь можно поэкономив несколько месяцев, купить что-то из вещей, долго удивляя друзей и знакомых. Правда и нарваться на кидок можно тоже на раз. Самое распространенное мошенничество - подмена джинсов. Не зря ходят слухи, что на близлежащем массиве постоянно исчезают коврики возле дверей. Берутся красивые пакеты, только появившиеся из Прибалтики, и после примерки подменяются джинсы на тряпки. Или рвутся джинсы на куски, добавляются те же коврики. И опять вперед. Этим тоже промышляли ребята из нашей бригады. Но кроме "фирмы" много продукции цеховиков, далеко не лучшего качества. Вспомним тушь из сапожного крема. Или импортную помаду из машинной смазки и акварельной краски. На слуху знаменитые фразы:
   - Кто носит джинсы Адидас, тому любая баба даст.
   - Я пришел к тебе на Хаус, в классных джинсах Леви страус.
   Это было время мечты по имени ДЖИНСЫ, и самая заветная мечта - джинсы Вранглер. Да еще двойная строчка. Клепки. И самое главное - лейбл на заднице. Эти джинсы СТОЯЛИ. Сами. Главное правильно поставить. И они должны сильно линять. Попадая под дождь, приходили домой с ногами цвета индиго. Вот наверно отсюда название - синяя птица мечты. И за этой голубой мечтой, сюда мчались не свет не заря люди столицы Сибири и гости славного города.
   В воскресенье сюда перемещается большая часть города. Двенадцатый трамвай, забит, как банка кильками. Висят даже на подножках. Приходится доезжать до Доватора, и идти пешком. Так надежнее.
   Возле забора сидят перед расстеленными ковриками, продавцы такого мусора, что и не понятно, кому это надо.
   И покупатели. С такими минами на лицах, что, видя их, понимаешь - пришли товароведы. Эксперты. Как приятно их кидать. Если обычный человек, пока отойдет, раз двадцать пощупает, что купил, на что потратил отвоеванные от желудка, трудовые копейки. То такие "снобы", идут, гордо неся голову и задницы, до самого выхода, и только убедившись, что никто не смотрит на них, изподтяжка разглядывают покупку. И пока в их тупые лбы доходит подмена, можно спокойно делать ноги.
   Передо Пименом стала проблема. Деньги и время. Он с матерью, очень любят друг с другом. Часто разговаривают, делимся секретами. И может быть не так много времени быть вместе, не всегда есть возможность просто посидеть поговорить. Она вертится, стараясь содержать семью. И у него свои заморочки. Но она для него, самый близкий человек. Единственно родной. Как, надеюсь, и он для нее. Сейчас, денег у него столько, что мать может и не работать. Но как ей это объяснить? При слове спекулянт, ей надо будет вызывать скорую. А слово фарцовка, она просто не поймет. Причем, в школе - отличник. В спорте он кандидат в мастера спорта. Но количество денег. К апрелю у его скопилось денег на "Запорожец". Пимен старался не обременять семейный бюджет, но явно этого не покажешь. Пришлось в кладовке, оборудовать тайник. И эти мысли мешали ему, и не было выхода из этого положения.
  
   Апрель. Солнышко все сильнее греет, лаская людей, снимая зимние покровы. Текут ручьи, смывая грязь с городских улиц и наших душ. Все труднее ходить в школу. Хочется, сняв шапку, просто ходить по улицам. Мыть ботинки в лужах, по детски пускать кораблики. И еле сдерживается желание, хорошенько облапить одноклассницу. Эх, не взял у Любки адрес. А выяснять у матери, неохота.
   Зато тренировки идут на ура. Снять, сбросить напряжение. Вымотать себя. Хоть на время вытеснить из головы лето с Мышью.
   Пимен стоит возле забора на барахолке. Хомут побежал в сортир. Придавило. Чудесный день. Он снял шапку, и просто заторчал подняв лицо к солнышку.
   - Эй, пацан. Закурить есть? - К него подходят трое. Овчинные шапки с кожаным верхом. Фуфайки. Кирзовые сапоги. Старше его, лет семнадцать - восемнадцать. Грамотно подходят. Как в клещи берут. И самый крепкий, заходит слева, Причем, если двое машут руками, улыбаются, отвлекают, то тот как крадется. И что-то зажал в руке. Ребята опытные в таких делах. Все слаженно. Отточено. Где же Хомут?
   - Не курю.
   - Спортсмен, что ли? А в сумках что?
   - Какая разница? - Пимен тяне время. Это будет не простая драка. Это будет проверка.
   - Че грубишь то? Мы к тебе по человечески. А ты лайку спускаешь.
   Пимен скашивает глаза на левого. Он так напряжен, что нюхом Михаил чувствует угрозу. Как животное.
   - Немой, да.
   - Он язык проглотил.
   - А че, отдай сумочки, и беги пионер к мамочке. Мы тебя не тронем.
   Но он видит как медленно, стараясь не спугнуть его, левый отводит руку для удара. Наконец то. Время спрессовалось до плотности воды. И резко развернувшись, опережающим ударом разносит ему челюсть. Попал на отлично. Первый, запрокинув голову, падает навзничь в сугроб. Что-то звякает об асфальт. Наверно кастет. Руку пронзает резкая боль. Пимен остался без правой. Неужели перелом? Поворот в правую сторону. И он лицом к лицу, остаюсь с двумя. Вовремя. Они опомнились от неожиданности и дружно бросились на него. Нырок, уклон, отскок. Бить можно только левой. Но закрываться правой все равно получается. Они пока не могут пробить защиту. Качать маятник. Забегать за спину. Главное путать, что бы они мешали друг другу. И тянуть время. Ребята зря дружат с табаком. Дыхалка не к черту. Пошла отдышка. Теперь бьем точно в нос. Что бы еще труднее было дышать. Кровушкой захлебнулись. Наконец то Хомут. Просрался. Отвлекшись, замешкался. Боли не было. А вот искры в небе днем увидел. И задницей, добро асфальт поцеловал. Пока потряс головой, и смог что-то увидеть, подскочили наши. И затоптали их в асфальт. Глаз не видит. Неужели выбили? Потрогал рукой. Да нет, просто кровью залило. Студент подал зеркало. Синяк будет что надо. Бровь надо зашивать.
   - Пимен, гляди. В рубашке родился.
   На земле лежит заточка. Не зря он с него начал.
   - Подержите его.
   - Че ты удумал?
   - Трудно подержать?
   Двое взяли гада за руки. Пимен вывернул его ладонь наружу, и ножом с хрустом провел по ней, разрезая до кости мышцы и сухожилия. В месте с хлынувшей кровью, почувствовал, как спадает напряжение драки. Все остолбенели, никто не ожидал от него такого. И откинув нож, левой рукой апперкот в сжатый от боли рот. Е-мое боль в левой. И ей хана. Не его день. Без рук и без глаза. Поторговали.
   Первым пришел в себя Студент. Он подобрал нож и тщательно обтер рукоятку.
   - Отпустите его. - И обернувшись к него. - Пимен. А ты непрост, как я думал. Сейчас поедем. Потерпи.
   - А Вам орлы. - Это терпилам. - Каждый выходной мы здесь. Я Студент. Если есть претензии, тему перетрем. Но не советую. Не в свое место полезли. Если кипеша не будет, тему закрыли. Оборотку давать не буду.
   На его копейке, заехали в трампункт первой скорой. На телецентре.
   - Пимен. Тебе же больничный не нужен?
   - Нет.
   - А в школе?
   - Мать в этом году завучем назначили. Прежняя уехала срочно. Договоримся.
   - Тогда пошли. Здесь лепила прикормленный. Он мусарам не настучит. В другом месте, засветишься. Не отмоем. Все, пошли.
   В приемном покое, ждали не долго. Доктор занялся серьезно. Промыли бровь, зашили. Рентген рук. На правой - сломано два пальца. На левой - перелом в кисти. Сотрясения нет, и то ладно.
   - Ну, молодой человек, и где так над вами постарались? - Спросил доктор, накладывая гипс на руки.
   - С дерева упал. На руки.
   - А глаз?
   - Об асфальт ударился.
   - Еще шутить можешь? Молодец.
   Сделано быстро, вне очереди. Пимен отошел, и, оглянувшись, увидел, как Студент сунул небольшой сверток в карман халата.
   - И как он?
   -Два месяца по деревьям лазить не сможет.
   - Какие деревья?
   - Это он сам объяснит.
   Студент довез его до дома. Благо здесь рядом. Достав ключ из кармана, открыл дверной замок. Что-то ему влепили в больнице. Голова как в тумане. Ничего не соображет.
   - Сам разденешься?
   - Да. Ты че, мне еще штаны будешь снимать?
   - Пимен. Ты уже, похоже, в порядке. Язык работает. Я заеду дня через два - три. Поговорим. Вот колеса. Ничего плохого. Обезболивающие. Выпей пару и спать.
   - Лады. Извини, руку подать не могу.
   - Извиняю. Давай, спи.
   Пимен успел, кое-как, ополоснуть лицо. И рухнул в своем закутке, не расстилая постель. Сквозь сон, слышал как мать, плача, тормошила его. Что-то расспрашивала.
   - Ма, потом. Потом. Все нормально. Я все объясню. Не переживай.
   И опять провалился в глубокий, спасительный сон.
   Пимен проснулся рано. На часах без пяти четыре. На него навалилась боль. Отошли уколы, что кололи в больнице. Крутило руки, болела голова. Пимен и проснулся с мычанием. Аккуратно поднялся, стараясь не тряхнуть головой, и не оперется на руки.
   Мать не спит. Пимен сел напротив нее.
   - Сынок. Ты на себя в зеркало глядел?
   - Нет ма. Не хочу.
   - Ничего не хочешь сказать?
   Внимательно посмотрел на ее лицо. Как она осунулась. Предательские морщинки у глаз, без макияжа. Время безжалостно. А ведь она еще молода. И его надо ей помочь. Пора расставить все точки. И пусть по началу будет больно. Пимен встал и пошел в кладовку.
   - Стой. Миша. Ты куда?
   - Мам подожди. Я хочу все объяснить.
   Сжав зубы от боли, залез в тайник. Достал, зацепив двумя руками, коробку с деньгами. Сейчас начнется. Но надо. Не хочу больше врать. Надо объясниться.
   - Мам. Налей чаю. И, пожалуйста, выслушай меня.
   - Ты пугаешь, сынок. Мне сейчас показалась, что за столом сидит взрослый мужчина.
   - Мам, я и есть взрослый.
   - Так, что с тобой произошло?
   - Я стоял на барахолке. Ребята попросили посмотреть за вещами. А их пытались забрать.
   - Но почему тебя?
   - Я уже год, так работаю. Мне за это платят.
   - Да, и сколько платят.
   - Мам. Я пойду спать, а ты посмотри в эту коробку. И пойми, я не нарушаю закон. Но хочу, сам зарабатывать. И что бы ты меньше работала. Возьми все себе.
   И выпив две таблетки от Студента, завалился в постель. Утром снова разбудила мать.
   - В школу не ходи. Я все решу.
   Сухой тон. Сухие глаза. Ладно. Перемелется.
   Через два дня, приехал Студент.
   - Здорово Пимен. Жив.
   - Не дождетесь.
   - Пройти можно?
   - Конечно, заходи. Щас чаю попьем.
   - Давай - давай. Я пряники купил. Мать где?
   - На работе.
   Пока Студент мыл руки, Пимен кое-как поставил на плитку чайник. Достал колбасу и хлеб.
   - Студент, порежь пайку сам. Нож не удержу.
   Он махом покромсал хлеб с колбасой, высыпал пряники в тарелку. Засвистел чайник.
   - Заварка есть?
   - В левом шкафу, да в той цветной банке.
   - Тебе как? Покрепче?
   - Да люблю черный и без сахара.
   - Годится, я тоже.
   - Скромно живешь Пимен.
   - По средствам.
   - Но чьим.
   - Вчера все рассказал матери.
   - И как.
   - Не знаю. Ушла как чужая. Но я думаю, отойдет. Ладно, давай о деле.
   - Да как в кино - "Поговорим о делах наших скорбных".
   Студент помолчал, задумавшись.
   - Есть тема. Сейчас прорабатываю. Пока тереть не будем. Сыро. Как раз, гипс снимешь, чуть отойдешь, там и замутим.
   Спасибо Студенту, не прикалывался, как ел. Стакан брал двумя руками, как и бутерброд. Кое-как брал вилку.
   Это еще мелочи. Особый юмор, туалет. Что бы умыться, просто подставлял лицо под воду, а про унитаз даже думать не охота.
   - Пимен. Я до сих пор отойти не могу. Как про нож вспомню, так мороз по коже. Ты ведь и завалить можешь.
   - Наверно могу. Понимаешь, Студент. Не умею жалеть. Никогда не плакал, как другие над букашками, птичками. Мне было лет пять - шесть, когда при мне собаку машиной задавило. Мать мою ручку отпустила, лицо закрыла. Завизжала. А я подошел, и смотрю. Знаешь - интересно стало. Даже не интересно, прикольно. Меня мать успела поймать, когда уже руку протянул, чтобы потрогать. И сейчас, нравится анатомические атласы разглядывать.
   - Ладно, об этом. Ты лучше скажи Студент, как твое настоящее имя.
   - А тебе зачем.
   - Да нормальный ты парень, а я с тебя погонялом кличу.
   - Это нормально. И ментам сложнее. Ты ведь понимаешь, Пимен, почему вы по двойкам работаете. Да и спину прикрыть.
   - Особенно спину прикрыть.
   - Не обращай внимания. Накладки везде бывают. - И маленько помолчав, добавил. - Когда мы вдвоем, можешь называть его Женькой.
   - Хорошо. Но если без обиды, меня называй Пимен. Привык. Мне нравиться это погоняло.
   - Без базара, Пимен.
   - А почему Студент? По приколу?
   - Я, правда, студент. Учусь в педагогическом. На учителя русского языка и литературы. Буду сеять разумное, доброе вечное. Правда, я там не появляюсь. Автоматом все проходит.
   - Ну, ты даешь. У тебя везде подвязки. Может, научишь.
   - Родился во Владивостоке, как и ты, папашу не знал. Там и окончил школу. Мать познакомилась с шишкой из администрации вашей области. Отсюда и связи. Старые знакомые его шлют посылки с товаром. Отчим тоже в доле. Не обижайся. Пимен не смогу часто заезжать. Сам должен понять. Но после твоего, так сказать отпуска, будешь работать по-другому. Я тебя повысить хочу. И вот тебе премия - три штуки. Все давай. Ты мне нужен.
   Студент ушел. Пимен сидел пил чай и думал. Думал не о чем. Мысли как муравьи мельтешили в голове. Наверно после удара, вся муть поднялась со дна. И ни как не хотела оседать. Об учебе, спорте. Вспоминал Мышь. Одноклассников, с которыми не сложились отношения. О своих новых друзьях, о барахолке. Любопытно, что придумал Студент. Голова у него как Дом Советов.
   Мои мысли, спокойно переваливаясь, текли в голове. И не на чем долго не задерживались. Наверно это можно сравнить с аквариумом, переполненным рыбой. Опускаешь руку, ловишь рыбу. Начинаешь разглядывать, а она плюх и, падая, уплывает. И так бессмысленно - бесконечно. Незаметно стемнело. В панельных домах, слышно, как приходят соседи домой. Как они ругаются. Но сегодня он сидел в тишине. Пимен слушал себя. Пимен разговаривал с собой. Пимен узнавал себя.
   Задумавшись, не услышал, как мать открыла дверь и вошла.
   - Ты что сидишь в темноте?
   - Не знаю. Устала? Извини, ничего не приготовил. Пойду, лягу. Возьми деньги на столе.
   И опять как мышь, нырнул в свой спасительный закуток, за шкаф.
   - Послушай Миша. - Мать сама подошла к нему. - Тебе не кажется, что нам пора объяснится. Ты за три дня отдал мне столько денег, что я не заработаю за несколько лет. Вчера появился дома, с переломанными руками и обезображенным лицом. Последнее время ты вообще отдалился, и возникает чувство, что со мной живет чужой мужчина старше меня. Ответь. Что ты молчишь?
   - Я просто слушаю тебя. Ничего нет противозаконного. Я просто помогаю человеку. И за это получаю плату. В школе учусь на отлично. В институт поступлю и закончу. Какие проблемы?
   - Такие деньги просто так не платят. Тебя посадят.
   - Не посадят, мам. Ты всегда меня понимала. И, пожалуйста, пойми и на этот раз. Хотя бы, перестань переживать. Ты ведь моя мама. И если надо помочь в учебе, я обращусь к тебе. Выбрать, что его одеть. Тоже ты. У тебя отличный вкус. Но если ты будешь решать, что мне делать, я начну подчиняться, привыкну. И как я, возьму на себя ответственность за свою будущую семью, когда женюсь? Я должен буду подчиниться своей жене?
   - Сын, я не твоя жена!
   - Но ты женщина.
   Мать села возле него, прижав голову к груди:
   - Ты вырос. Миш, не буду, как говорит молодежь, наезжать на тебя. Но будь осторожен. Я все равно твоя мать.
   Пимен не хотел разговаривать. Мутный поток в голове не утихал. Лежал, смотрел в потолок. Мать ходила по квартире, звякала на кухне посуда. Поплыл приторный запах коньяка. Не слишком ли она стала часто прикладываться. Но - не судите и не судимы будете. Кто он такой, чтобы осуждать ее.
   Пора спать. Сегодня надо помыться. Хотя бы постоять под душем. Матери, кто-то из благодарных родителей, подогнал странный душ. Тройной. Кран с водой, гибкий душ и стояк с лейкой. Такого он больше не видал ни в одной квартире. Правда и не во многих был. Стоять с задранными вверх руками неудобно. Но повернул чуть-чуть стояк влево, руки на стенку, и замер, наслаждаясь потоками теплой воды, с журчанием бегущей по телу.
   - Постой так. Я тебе спину потру. Сам то как?
   Пимен вздрогнул от удивления не заметив, как вошла мать
   - Я уже немаленький. Неудобно.
   - Ты хочешь ходить грязным, пока не снимут гипс? Зарастешь.
   Пимен смирился. Мать взяла мочалку, хорошо ее намылила, и стала старательно, что есть силы тереть спину. Наслаждение. Уже несколько дней без воды. Пимен уже стал чувствовать резкий запах пота. Ведь даже после драки толком не помылся.
   - Повернись боком, горе мое. Не бойсь. Разглядывать не буду.
   А запашок то есть. Все-таки приняла на грудь грам пятьдесят. Пимен повернулся боком стараясь не глядеть на мать. Стремно. И тут как-то ненароком, она задевает его за чувствительное место. Его бьет током.
   Не упал. Одеревенел. Руки его - крона дерева, упершаяся в потолок. Ноги его - корни вросшие в ванну. Туловище его - ствол дерева. И молодой побег - силой своей стремящийся к солнцу. Вода орошает ствол, а мягкие женские, руки и губы, неожиданным прохладно - освежающим ветерком, пробегают по воспрянувшему ростку, наливая его соком жизни, светом истины. И через несколько минут, с первозданно - неизведанной силой, он судорожно выплеснул сок свой, оросив стену, каплями прозрачно - мутной жидкости.
   Когда Пимен пришел в себя, матери в ванной уже не было. Выключил воду. Постоял пока стекла вода, и, обсохнув, вышел. Мать сидела на кухне, спиной к выходу. Пимен опять поплелся в свой закуток. Однако это входит в привычку. Чуть что в конуру. В щелку.
   Еще ничего не понял. Еще нечего не осмыслил. Просто отпустила тяжесть, мучавшая члены.
   Нет, одно изменилось. Стихами думать начал. Еще не хватало заговорить пятистопным ямбом. Наверно стоит, пока отдыхаю, еще раз перечитать про товарища Бендера.
   Пимен наверно уже задремал. И не заметил, как подошла мать. Мягкая ладошка накрыла глаза.
   - Тсс. Закрой глаза. И молчи. Просто помолчи, пожалуйста. Подвинься.
   Она уже под одеялом, навалившись не его обнаженным, обжигающим телом. Пимен и хотел бы заговорить, но не мог. Губы связанны ее губами. Руки ее на его руках, ноги ее, на его ногах. Она на нем и он уже в ней. Она вобрала его в свою манящую, жаркую влажность, и делает для его то, что может сделать для юноши только одна женщина. Она делает его мужчиной.
   Мать. Она родила его. Она вырастила и выкормила его. И она сделала его мужчиной.
   Ее большие груди тяжко колыхались над ним, и он не мог оторвать от них свой взгляд. Ее чуть обвисший живот постепенно покрывался росой. И капля пота, пробегая между грудей, чуть не свела его с ума.
   Она застонала, затрясясь какой-то мелкой дрожью, и навалилась на него, обрушившись приятной мягкой тяжестью. И маленько отдохнув, снова начала эту бесконечную схватку. Но теперь его очередь взорваться в ней. Пимен не смог до конца понять, что произошло, и как это было. Не смог расслабиться. Но то, что это было здорово, он понял на всю жизнь. Мать, обессилев, сползла с него, и, обвив, как-то тихо и безнадежно заплакала. А он просто уснул. Слишком много впечатлений.
   Когда он проснулся, ее уже не было дома. Хорошо. Не надо объяснений объяснений. Все равно уже ничего не изменишь.
   Ушла муть из головы. Легкость в теле. Хотелось прыгать, и веселиться. Пимен взял Ильфа и Петрова, и с удовольствием стал читать. Смеялся от всей души, даже там где раньше и не стал бы смеятся. И чувствовал, как очищается душа. Пимен был готов к новой жизни, к новым испытаниям. И все, что произошло с ним до этой ночи, казалось просто досадным недоразумением. Он благодарен матери, что она, вечером, придя, домой, не стала выяснять отношения.
   Она купила пельмени. Те наши пельмени по полтора рубля килограммовая пачка. Их невозможно варить. Они расклеивались сразу, как только попадали в кипящею воду.
   Так и варились, мясо отдельно, тесто отдельно. Пимен с матерью не варил их. Откуда-то в семье появилась здоровенная, медная сковорода. В нее наливалось подсолнечное масло, нагревалось, и выкладывалось замороженное мясо в фантиках. Жареные пельмешки. Обалдеть.
   Смеясь и толкаясь, жарили пельмени, с такими руками, помощь была и правда смешна. Пили чай, убирали грязную посуду. И непроизвольно, как-то естественно снова оказались в постели.
   На этот раз, он постарался не упасть лицом в грязь. Хоть и теоретический, но опыт был. Пимен уже не был так растерян. И под утро, осмелев, сам оказался с верху, и как ковбой на родео, еле удержался в седле, но одержал убедительную победу. И получил главную награда, когда из пересохших губ прозвучало:
   - Все, он больше не могу. Хватит.
   Пимен не переживал на счет этих отношений. В-первых, он не умел переживать. На счет эмоций у него слабовато. А во вторых. Это банально нравилось. И что-то объяснять себе и копаться в душе он не любил. А в третьих. Они не мешали, эти отношения. Днем она, в меру строгая мать. И точка. Главное ясность в отношениях. А пользоваться ее слабостью в своих целях подло.
   Позднее, когда уже женился и стал жить отдельно, он все таки попытался разобраться в произошедшем, просто из любопытства. Попытка была не долгой. Случайно попалась в руки Библия, и, разбираясь в ней, в Ветхом завете, нашел историю о Лоте и его дочерях. После гибели Гоморры, две дочери и сам главный герой, оказались в пещере, в горах. И чтобы забеременеть, девушки, поили отца и забавлялись с ним. Все прошло успешно. И правильная мотивация. Не от кого залететь. Но если есть вино, значит, был человек, который им его продал. Если был кабатчик, или как там его называли по ихнему, то был кабак. Ну а на бухло, желающих всегда хватало. То есть они были не одни. Мужиков хватало. Но видать в силу, каких то ограничений, воспитания или других качеств Лота, ни в ком другом они просто не видели лучшего биологического отца. Да и что плохого в том, что он воспитал их в таком уважении к себе? Да и, скорее всего, эти эксперименты продолжались не раз, так как с первого раза залететь не просто. Суть не в этом. Если "близкие" отношения между родителями и детьми воспевается и поощряется основной книгой миллионов, то кто может осуждать мою мать. "Кто без греха, пусть бросит в нее камень". Просто она, чуть дальше зашла в своей нежности.
   С другой стороны, ему даже повезло. Пимен не набрался комплексов, как другие ровесники, когда они расставались с девственность, со своими ровесницами. Его учила взрослая, терпеливая, любящая женщина.
   Не сразу смог расслабится в постели. Не сразу до него дошло сладостное удовольствие обладания женщиной. Всему надо учиться. Пимен понял весь смысл, где-то месяца через два.
  
   Как-то с матерью Пимен поехал за покупками на Центральный рынок. И проходя мимо прилавков с куриными тушками, он остолбенел. Они отличались от привычных магазинных, как элитные проститутки, от местечковых шалашовок. Перед тем, как попасть на прилавок, магазинные, долго болтались на свежем воздухе, и умерли своей смертью. Эти на рынке, лощенные, выгулянные, ухоженные. Они после тщательной эпиляции, лежат, ждут, пока их выберут, принесут домой. Употребят.
   И сама поза. Согнувши и разведя ноги. Разведя руки. И такая же манящая расщелина.
   Эврика! Когда мужчина с верху, он не только занимается любовью, сексом, таинством. Он употребляет. Женщина, как разделанная тушка, Лежит под ним. Под хозяином. Господином. Вот он выход энергии, вот он принцип - раздевай и властвуй. И здесь не властен никакой феминизм, и не важно какая женщина. Она бизнесвумен. Она домохозяйка. Она рабочая на заводе или бухгалтер крупного торгового дома. Она женщина. Она разделанная куриная тушка. И любой мужчина, или просто быстро перебивает аппетит, глотая куски на ходу. Просто обедает. Или как гурман - с чувством, толком, расстановкой устраивает праздничный ужин из диетической курятинки.
   Глаз зажил, гипс сняли. Сухожилия закостенели, и сначала было больно сгибать пальцы, шевелить кистями. Не выпускал из рук кистевой эспандер. И довольно быстро пришел в норму.
  
   Пимен договорился встретиться со Студентом на "Телецентре", посмотреть на его задумку. Чтобы она получилась, устроился работать директором детского клуба. Опять же номинально. Отдавал всю зарплату, вышестоящему товарищу, плюс звонок папы.
   За время болезни, Пимен как-то незаметно сблизился со Студентом. Бывший завуч, в экстренном порядке покинула школу, переехала вместе со всей семьей. История проста. Ее муж военный, получил повышение и новое место службы. Пимен в школе ни с кем не дружил кроме ее сына. А Студент, переехав сюда из другого города, друзьями тоже, в суматохе не обзавелся. И он часто приезжал к нему, в разговорах за жизнь, коротая время.
   Помещение клуба находилось неподалеку от остановки, в подвале жилого клуба. Перед входом, на стене надпись: "Клуб патриотического воспитания". Бывшее бомбоубежище. Спустились по крутым ступеням. Слева просторная комната, куда успели привести гантели, штанги, какие-то скамьи. Пимен еще не разбирался в этом. С право коридор, проход к туалету, и две комнаты, со старыми стульями, столами. Даже с диванами.
   И прямо длинный зал, ширенной на пол дома и длиной метров тридцать. Студент успел даже мешки боксерские повесить. В углу, зачем-то спасательные жилеты, боксерские перчатки. На крючках висят куртки для самбо.
   Пимен долго удивленно ходил раскрыв рот. Студент довольный сидел и не мешал ему ходить и разглядывать все это хозяйство.
   - Это что? - Спросил первое, что пришло в голову.
   - Новый спорт. Вышло постановление правительства, о разрешении занятий карате.
   - И что?
   - Вот мы и будем этим заниматься.
   - Я читал в журнале "Вокруг света", кое-что об этом. Слышал, какие то мутные разговоры, но по существу, с чем его едят, не слышал.
   - Пимен. У тебя руки зажили?
   - Хочешь проверить? - Усмехнулся я.
   - Выбери себе жилет по размеру, я специально взял небольшого размера. Надень перчатки и боксерский шлем. Проведем показательное занятие.
   - А ты?
   - Обойдусь.
   Перчатки. Шлем. Маленько размяться. Руки надо поберечь, сильно бить еще рано. Да и с другом, все-таки спарринг.
   - Ну, начнем.
   - Давай.
   Руки подняты, пружинящие перемещения Ноги в порядке. Студент, в какой-то странной стойке. Да, не боец. Зря он это. И вдруг нога, странно удлинившись, прилипла к уху. Михаил отлетел, больно ударившись плечом о мешок.
   - Ты как Пимен, нормально?
   - Нормально. Зря ты так. Больше не жалею.
   - Не надо жалеть. Полный контакт.
   Стойка. Вперед. И град ударов ногами, по ногам, корпусу, голове. Растерявшись, Пимен на мгновение потерял ориентацию, и Студент, воспользовавшись ситуацией развернувшись боком, как-то странно неожиданно, ногой ударил его в грудь. И опять ударившись о мешок, но уже спиной, сполз на пол.
   - Все Пимен. Хорош. Поиграли, будет. Это тебе первый урок. Хочешь заняться?
   - Еще спрашиваешь.
   - Тогда из наших набираем человек десять - пятнадцать. Больше зал не вместит. И начинаем через месяц. С тобой вдвоем с завтрашнего дня.
   - А откуда ты так умеешь?
   - С Владика. Свела жизнь с одним японцем. Старый, а верткий. Наш район портовый. Шпаны много. А я слабоват был. Ботаник, не боец. Меня били частенько. Вот он и увидал. В общем как в плохих книжках стал меня обучать. Есть еще и книги, журналы. На таможне их раньше забирали, и много скопилось. Вот отец и набрал. Ты же с английским дружишь?
   - В пределах школы со словарем.
   - И я так же. С горем пополам переведем.
   Через несколько дней, он привез телевизор и невероятную экзотику - видео магнитофон. Затаив дыхание, смотрели фильмы с маленьким, юрким китайцем, лихо укладывающим на пол своих недругов. Перевод был слабый, с гнусавым переводчиком. Слушая его, закладывало уши и нос. Хотелось высморкаться. Но смотреть интересно.
   Судя по всему, в исполнении Студента, было не то карате, которое быстро расплодилось на просторах нашей необъятной родины. Какой-то симбиоз, сборка из различных боевых систем. Руками он работал, как в боксе. Были броски через бедро, через плечо. Как в борьбе. Были удары в голову ногами, но в основном старались бить не выше пояса. И еще один коронный удар Хват за одежду, и потом противника отклоняясь назад, натягиваешь на себя, и встречный, коленом в живот. Прямой удар в челюсть, Пимен на улице применять перестал. Коронкой стал другой. Отработал левой в печень. Чтобы следов не оставлять.
   И работа с железом. Кроме пособий по карате, Студент принес журналы и книги по культуризму. Так, что зал стал любимым местом. Между собой ребята называли его - штаб. Здесь проводили все свободное время. Намертво скрепила совместная работа. Общий интерес. Здесь были праздники, дни рождения. Здесь позднее, диваны проминало несчетное количество, разнообразных девичьих попок. И немалому количеству гостей, диваны стали светлой дорогой перехода из девичества к женщине.
   С матерью также, иногда спали вместе, но никогда он не был инициатором ночных баталий. Пимен мог приобнять ее, поцеловать. Поласкать. Но главное слово было за ней. Пимен не собирался быть с одной и постоянно. В конце - концов, наступит день, его окольцуют. Пойдут дети. И надо нагуляться до такой степени, что бы не было мучительно больно, за бесцельно прожитые годы.
   В пятнадцать лет мозги переполнены сексуальным наваждением. Каждый женский силуэт волнует и чарует. Готовность трахаться - тридцать часов в сутки! А сейчас, во время болезни отвлечься нечем.
   Соседка. На два года младше. Постоянно находит повод зайти в гости, когда мать на работе. Чаще всего просит помочь в учебе. И как-то Пимен не выдержав с силой вцепился губами в ее губы. Она ответила с радостью. Долго с надрывом целуются, боясь рассоединиться. Оба знаем, что назревает, желают и боятся этого. Но гормоны и любопытство сильнее.
     Пимен провел ладонью по почти сформировавшимся девичьих грудях. Галя вздрагивает, но не протестует. Значит соглашается.
     Брошен пиджак на кресло. Расправлен диван. И Пимен увлекает ее. Она падает с верху и замирает. Восставший уже давно член, почти одеревеневший от боли и напряжения через брюки упирается ей в живот. Обоюдная неловкость и интерес. Вроде уже и не мальчик, а все равно стремно.
   Пимен перемещает Галю рядом с собою, рукой, почти незаметно, переводит член параллельно животу и начинается исследование юного напряженного тела соседки. Даже про гипс забыл. Ладони плавно поднырнули под кофточку и, сдвинув чашечки для солидности надетого бюстгальтера, охватили нежные бугорки с торчащими сосочками. Выражение мнимого недовольства Гали быстро исчезает, по мере интенсивности работы пальцев. Соски твердеют, и прикосновение к ним вызывает у подружки тихий стон, что звучит как признание в любви и согласие претерпеть иные плотские муки. Интуитивно одну руку на бедро, затем под бедро и рукой к разгоряченной девичьей промежности. Вспомнив наставления мамы, Галя энергично возмущается и перемещает руку назад на бедро. Но Пимен запомнил прикосновение к ее сокровенным губкам в завитках шелковистых волос! И она не прервала поход руки, хотя не могла не знать коварства замысла! Постепенно поднять кофточку и обнажать одну грудь, сосок которой сразу же охватить горящими губами. Возмущенно-удовлетворенный взвизг Гали тает в прослушивании ею нового ощущения своего тела. Балдея возле раскрытых девичьих грудей, то целуя их, то нежно покусывая соски. Галя не может удержать рекламно-неподвижное положение тела и начинает непроизвольно извиваться, плотно прижимаясь промежностью к его ноге. Вроде нечаянно опустить руку на ее напряженную попку и теснее прижать к себе, подвинув одуревший член к ее лобку. Расстегнуть штаны, и сдвинув резинку трусов освободить "невольника", который сразу ж, поднырнув под задравшуюся юбчонку, уперся прямо в губки влагалища! Только тонкая прочная ткань ее трусиков разделяет от главного. Боясь продолжения, Галя крепко сжала руки, одновременно крепко прижимаясь к члену. Положение патовое: хочется невыносимо, а что делать дальше мозги уже не работают. От отчаяния он начал елозить членом, пытаясь просунуть разбухшую головку под резинку трусов, ниже губок желанной плоти. Хочется завыть от бессилия и, рванув руки, отодвинул резко в сторону препятствие ткани. Член резко раздвигает влажные губы влагалища и упирается в непонятную преграду. Гортанный вскрик девушки и член вваливается в нее до основания! Оба замерли в ощущении новизны верховенства инстинкта продолжения рода. А по-простому, с широко раскрытыми от удивления глазами Пимен ощутил влажное обволакивающее тепло ее тесного подрагивающего влагалища и господство себя в нем. Все внимание сконцентрировано на головке, где с трудом сдерживается извержение. Страшно шевельнуться, чтобы семя не плеснулось через край.
     У Гали прошла первичная боль перехода в женщину, и она с таким же любопытством прислушивается к себе, ощущая заполненность чужой плотью и желая и боясь продолжения.
     Возбуждение постепенно улеглось и, двинув несколько раз членом, Пимен с удовольствием ощущает наслаждение в движении! С очередным погружением плоти, губки, скользя по стволу, натягивают кожу, и головка становится сверх - чувствительной, отзывается на каждую клетку влагалища девушки. Возбуждение нарастает стремительно и неудержимо и нет силы и желания противиться неизбежному.
     Вогнав до упора член, ввинтился в тело Гали, и судорога страсти парализует тело. Первый сброс - как гром, затем второй, третий и до полного освобождения всех запасов семени. Пимен обмяк, но Галя в панике! Нарушены основные инструкции техники безопасности! Охая и причитая, освободившись от обмякшего тела, девушка побежала в ванну.
         Вопреки опасениям Галя не "залетела", но отношения вдруг охладели, она стали сторониться Пимена, стараясь не встречаться даже взглядами. Только здоровалась.
   За время вынужденного простоя, он не только перечитал книгу о стульях, но и увлекся книгой "Как закалялась сталь". Пимен не собирался работать железнодорожником, и скакать с шашкой на коне. Каждому овощу свое время. Пимен испытывал жалость к обманутому пареньку, и восхищался его силой воли, его несгибаемым духом. Силен. Но пошел не потому пути и умер рано. Жаль и еще раз жаль. Но в чем-то походить на него хотелось.
   Экзамены за восемь классов сдал без напряжения. Почти не готовясь. Опять же мать плюс феноменальная память. Продержаться также еще два года, золотой медалью обеспечен. На самом деле ему все равно, а маме приятно. Да и учиться где-то надо. А с медалью поступить проще. Летом мать как всегда в лагеря, а Пимен с толпой друзей, проводил время в палатках, на Обском море. Раза два, какие то местные, толпой пытались прийти "поговорить", и получилась приятная внеплановая тренировка.
   Каждое утро кросс, плавание в любую погоду. Надо признать, Студент прирожденный лидер. Собрать и сплотить команду у него получилось на пять с плюсом. Придумал интересное упражнение. Говорит, что прочитал в одной из книжек. Делились по парам. Первый номер убегал, второй догонял. И когда второй почти хватал первого за воротник или плечо, то первый должен был упасть под ноги так, чтобы догоняющий полетел кубарем. И в дальнейшей жизни, это нам пригождалось, когда приходилось убегать от ментов или от более сильных или многочисленных конкурентов. Это здесь знали, что нас ждет, были готовы и успевали сгруппироваться при падении. А на улице, да фейсом об асфальт. Противник надежно выходил из строя. В жизни правил нет. Или ты или тебя.
   Осенью, часто тренировали свои спортивные навыки не только в зале. Ездили в отдаленные районы. Двое, трое идут впереди, остальные незаметно взади. И увидев группы люмпенов, передние старались задеть кого-нибудь, найти способ спровоцировать на драку. В таких схватках, лучше всего тренироваться. Вот здесь и пригождалось умение падать перед противником. Сначала словесная перепалка, потом толпа гонится за ребятами, бегущими в нашу сторону. Резко и неожиданно передние, предвкушающие легкую добычу, уже касаются воротников. И вдруг, добыча исчезает, асфальт торжествующе - беспощадно разбивает лицо, ломая носы, челюсти, скулы. И с боку бесшумно со злой радостью возникает незнакомая толпа, раскатывая по асфальту растерявшихся аборигенов. И как положено победителям, все, что есть более менее ценного - нам. Мы ездили не ради такого навара. В основном они пусты как бубен. Просто если кто и пожалуется в милицию, то спишут на банальный грабеж. Правило выезда было одно. Добивать. Конечно не до трупов. А так, что бы никто не мог встать или закричать, пока мы не исчезнем.
   Если шло не по правилам, то Студент придумал еще одну заморочку. В одном из фильмов, увидели, как дерутся двумя связанными палками. Покопавшись в книгах, нашли, как их сделать, и как с ними работать. Нунчаки. Связали цепочкой рукоятки от молотков. Правда пока тренировались, настучали себе и по голове и по лицу. Но это того стоило. В сложных моментах выручали.
   Несколько раз посещали Первомайский сквер. Там собирались представитель сексуальных меньшинств. И туалет с торца дома, был местом для свиданий. Здесь ломали двери в кабинках головами извращенцев. Но с ними не интересно. Конечно, ментам не заложат. Сами по статье за гомосексуализм пойдут, но не было боя. Они, привыкшие к побоям, сразу падали и начинали плакать. Противно.
   И теперь не только просто охраняли вещи на рынке. Ради такого не стоило, и ломаться в зале. Стали больше переходить на кидание, доверчивых покупателей. Охранников и так хватало за меньшие деньги. Возле магазина "Мелодия", несколько раз сдали какое-то фуфло, вместо фирмовых пластов, переклеив этикетки. Сами диски натерли помадой, чтобы выглядели как новые. Но не пошло. Надо было разбираться в забугорных группах. А тут и так дел было не в проворот.
  
   - Сегодня, в пятницу, вечером, в восемнадцать часов, новая тренировка.- Торжественно возвестил Студент.
   - Какая новая? - Это Штангист. Учится в ПТУ. Тугодум. Но и в правду штангист. Мастер. Он не признает наши прыжки, удары. Его от штанги не оторвать. Метр девяносто ростом, больше стадвадцати кило весом. Наблюдать за ним в драке, одно удовольствие. Он бьет по-деревенски, с замахом, но при попадании, второй удар не нужен. Или ловит противника за грудки левой, подкидывает, и по корпусу. Приятно посмотреть.ватьроворот.о асфальту растерявшихся чезает, асфальт торжествуещ
   - Мы люди современные, и нам не только спортом надо заниматься. Мы будем, танцам учится.
   Теперь растерялись все. Студент, наслаждаясь произведенным эффектом, достал ключи от машины, и кинул их Штангисту.
   - Ты, Малой, Рыжий, Филин. Из багажника сумки принесите. Только осторожно. Там все для танцев.
   - Все остальные. Столы, стулья, скамейки. В основной зал.
   Сумки принесены. Студент открывает их, и выставляет на столы, шампанское, коньяк, вина, еду.
   Пацаны нечего не могут понять.
   - Да хватит стоять как бараны. К восемнадцати девчонки подтянуться, Будем их танцевать.
   - Откель таки.
   - Возле НЕТИ технарь. Поварих готовят. Там и пошукал.
   - А шамовка?
   - Тебе есть разница? Хавай и радуйся. Сегодня нам будет радостно.
   И вечерком, почти без опоздания, в подвал впорхнула стайка девушек в боевой раскраске. И как, всегда сняв верхнюю одежду, ослепила блеском обнаженных ног.
   Пимену всегда было интересно, почему женский пол обнажает ноги. Мужчины нет, а дамы да. Ладно, летом. Пимен в жару сам бывало, завидовал, глядя на фигуры в сарафанах надетых на голое тело. Везде поддувает. Наверно почти не потеют. Но осенью, зимой. Колготки, чулки - они же не греют. Но смотришь - метель, мороз, а им все по барабану. В штанах яйца звенят. Застыли. Наверно у них организм другой. Обратный. Им чем холоднее, тем лучше.
   - Света.
   - Таня.
   - Маша.
   И так далее. Курицы. Нет дела до их имен. Надо другое. Но им, скорее всего это понятно.
   Все уже приготовлено, настругано. Правда, Студент с закуской постарался. Наверно без помощи отчима не обошлось. Такое даже на рынке не купишь. Только посуда подкачала. Тарелки обычные, стаканы только граненые. Купленные рядом по дешевке, в хозяйственном магазине на Ленинском рынке. Ну а ложки и вилки? На это даже деньги тратить стремно. Натырили по ближайшим столовым. Главное, что на всех хватило.
   Шум, гам. Хлопает, открываясь, шампанское, звон стаканов, стук ложек. Бессмысленные разговоры, где говорят все, не слушая собеседника, стараясь произвести впечатление на девчонок. Студент не прогадал. Один к одному. Все по парам. И как-то почти сразу, незаметно - естественно, организовались пары. Девчонки разошлись по коленкам. Руки парней, несмело - шаловливо отправились в путешествие, по долинам и по взгорьям страстно желаемого тела. Девчата, ломаясь, принимают ухаживание и поглаживание, стараясь не заметно ерзать попкой, нащупывая нежным филе, непривычно - пугающую твердость.
   Все знали, зачем пришли. Никто не собирался отказываться, но надо же соблюсти хотя бы видимость приличий.
   Выпив шампанское, Пимен налил в стакан коньяк, и просто для вида чокаясь, подносил тару ко рту. Он не любил состояние опьянения. Потерю самоконтроля. И секс в пьяном виде. Это не совместимо. Пару раз пробовал заниматься этим поддавшим. Не то. Не те ощущения.
   У него на коленях оказалась, худенькая, гибкая девчонка, с тщательно - взлохмаченной прической. В меру накрашена. Не размажешь и не испачкаешься. Пробежался пальцами по гибкому позвоночнику, заметил, как она поежилась. Страстная. Спасибо домашним урокам. Пимен любил, и умел играть на женском теле как Паганини на скрипке.
   Особенность клуба, занавес, небольшая сцена, со стоящим не ней пианино. И на нем, не раздвинув штору, уже пытается изображать какую-то музыку одна из девчонок. Но ее быстро согнали.
   Пимен встал, и, взяв свою пассию, за руку, завел ее на сцену. Занавес ему на руку. Там прижал ее к себе всем телом, жадно глядя в лицо, спросил, дрожащим от нетерпения голосом:
   - Не пора ли нам познакомится? Имя скажешь?
   - Аня.
   - Аня. - Повторил Михаил, накрыв ее губы своим ртом.
   Целоваться она умела. И целуясь, терлась об него своим крепко сбитым телом. Теряя разум, расстегнул блузку. Лифчика нет. Знала, на что шла. Накрыл ее грудь своей вспотевшей ладошкой. Вторая рука вцепилась в ягодицы. Но и ее руки без устали летают под его рубашкой. Вцепился в сосок. Невероятная реакция. Она обмякла, руки обхватили плечи, глаза закрылись какой-то мутной пленкой. И прерывистое, всхлипывающие дыхание. Плавки долой. Уже не сопротивляется. Двумя руками схватив за аппетитные булки, Пимен подкидывает ее на пианино. Страшный грохот испугал и переполошил всю компанию. И дикое ржание пьяных жеребцов и кобыл.
   Дура! Не опустила крышку пианино.
   Утих смех, престали подкалывать. Обижаться не стоило. Не те отношения. Пимен и сам смеялся от души. И выждав время, уволок Аню. Но уже в дальнюю комнату. Был договор, когда заходишь, вешаешь какую ни, будь вещь на ручку. Так, в этот вечер ручки трех комнат были постоянно завешаны.
   Завалив Аню на сексодром, он проверил свою догадку. У нее была потрясающая особенность. Стоило взять ее за сосок, и она, обмякнув, позволяла делать с собой все, что заблагорассудится. Пацаны потом использовали ее особенность, и когда надо было снять напряжение в чреслах. Позвав и после волшебного касания, она отдавалась всем, кто был в клубе.
  
   - Пимен. Есть тема. Но только вдвоем. Завтра подгребай после школы в клуб. Перетрем. - Что-то срочное, если он позвонил его по телефону, не дождавшись встречи.
   Пришел. Видно по лицу Студент загружен.
   - Садись. Ты в десятом учишься?
   - Да через месяц экзамен.
   - Поступать будешь?
   - Да. В медицинский.
   - Брось. Поступай в пед. На спортивный. Учеба халява, да и он помогу. Ты все равно медиком не будешь. Там учиться надо, а не деньги зарабатывать. На что жить будешь?
   - Ладно, подумаю. - В его словах был резон. Надо обдумать. - Ты ведь не для того его позвал, чтобы об этом тереть.
   - Да, нет Миша. - Он назвал его по имени. Дело точно серьезно. - Понимаешь, кроме тебя, его довериться некому. Отчиму помощь нужна.
   - Так серьезно?
   - Да. Дай его слово, что все останется между нами.
   - Жень. Ты меня не знаешь?
   - Не в том дело. Такого мы еще не делали.
   - Хорошо, даю.
   - Мужика надо завалить.
   Если сказать, что Пимен обалдел, то ничего не сказать. Взял со стола чайник и долго пил из носика. Сел на место и помедлив, спросил:
   - Повтори.
   - Ты все правильно понял Миша. Надо завалить мужика. И получить за это хорошие бабки.
   - Сколько?
   - Два с половиной года назад, мы познакомились с тобой. И все так же одна из первых твоих фраз - сколько.
   - Лады. Почему я?
   - Было время тебя понять. И он помню, как ты резал ладонь на барахолке. Ты еще себя до конца не понял.
   - А ты меня понял?
   - А я тебя понял. И еще. Заработаешь больше чем за все годы работы с нами.
   - Тереть будем?
   - А у меня есть выход?
   - Еще есть. Но лучше не надо.
   - Давай тему.
   - Есть в торге мужик. Один из главных. Мешает сильно. Забурел. Отделился и выпал из обоймы. Все одеяло тащит на себя, не с кем не делится. А там, на верху, у них, все повязано. Круговая порука. И многие головы полететь могут. Вот его и надо убрать.
   - И что. У них нет никого, кто может это сделать.
   - Ты мальчик на хорошем счету, насколько он понял без пяти золотой медалист. Пай мальчик. На тебя никто не подумает.
   - А потом, и я за ним следом?
   - Нет, Миша. Потом ты в обойме. И тебя оберегать будут.
   - Тогда последний вопрос.
   - Знаю он твой последний вопрос. - Рассмеялся Студент. - Это и сыграло важную роль в твоем отборе. Сколько.
   - И сколько?
   - Жук жирный. Нахапал столько, что на несколько жизней хватит. И все в рыжье. Без базара. Мани тоже есть и не мало. Все твое. Делиться ни с кем не надо. Вот схема хаты и тайников.
   - Не сильно жирно даете?
   - Ты в обойме. И это твой экзамен. И это твое первое дело.
   - Сколько время на работу?
   - У них затишье до конца лета. Так, что месяца три. Справишься.
   - Да.
   - Не слишком самоуверен?
   - А у меня есть выбор?
   Как в фильме про Штирлица - досье на клиента было полным. Фото. Анкета. Пятьдесят пять. Холост. Не пропускает не одной юбки. План созрел быстро.
   - Аня. Привет. Надо встретиться.
   - Зачем?
   - Дело на миллион.
   - У вас всегда сначала дело, а потом пускаете по кругу.
   - А ты против?
   - Нет. Но хоть бы не врали.
   - На этот раз не вру. Давай через час возле вечного огня.
   - Ладно. Похоже, правда, не врешь раз на людном месте встречаемся.
   Пимен пришел пораньше. Надо думать. Первый раз на такое дело. Но и Аня не опоздала.
   - Ну, ты вырядилась. Девушка моей души. Пимен так и говорить не смогу - горло перехватило.
   - Ну, мож женишься, если так нравлюсь?
   - Женится, не женюсь, а на приданное дам заработать.
   - Тогда не томи, рассказывай. Мож и, правда, на поездку на Черное море заработаю. Ни разу там не была.
   - Есть Кент. Надо с ним познакомиться. Лечь в койку. Когда он на тебя западет, а что западет, он уверен, подсыплешь снотворное. И откроешь двери.
   - А дальше? Поймают.
   - Я зайду, заберу все что надо. А ты тоже примешь снотворное, так что бы оно было и у тебя в крови. И сыпанем в вино.
   - Ладно, Пимен. Я тебе верю.
   - Сама не проболтайся. А тема верная.
   - Слушай, а у тебя еще свободное время есть?
   - Есть, а что.
   - Ну может пойдем, посидим в клубе, а.
   - Пойдем. Для тебя время всегда есть. - Нельзя ее отталкивать. Да еще перед такой работой.
   Опять встреча один на один со Студентом.
   - Придумал?
   - Да. Все будет нормально.
   - Что ни будь надо?
   - Надо. Хорошее снотворное. На Аню купальник, чтобы, глядя на нее, у импотента встал. И мотоцикл "Ява". За него заплачу сам. Попроси отчима. Это дефицит, а ему не в лом.
   - Все.
   - Все.
   - И когда?
   - Ты же просил до конца лета. Будет сделано.
  
   Подготовка к экзаменам, экзамены, последний звонок - время спрессовалось, и его как всегда не хватало. Пимен где то внутри, хотел получить золотую медаль, хотя и хорохорившись не показывал вида. Десять лет, не коту под хвост. Она пригодится при поступлении в институт. Пимен согласившись с доводами Студента, решил в Педагогический.
   Дня через два Михаил зашел в клуб. Вся толпа там. Все с удовольствием слушают рассказ Хомута, о его похождении со Штангистом.
   - Короче. Познакомился с телкой. Вся из себя. Ну, то се, короче дело к ночи. Телка хочет пороться, как медведь бороться. Есть подруга, хата двухкомнатная. Вот и взял Штангиста на свою голову. Поляна, конечно с нас. Но и они постарались. Посидели, потанцевали. Короче дело к ночи. Я биксе на ушко цынканул. Она все путем, с подружкой пошепталась, мы на кухне чуток посидели - зовут. И по люлькам. Только свою рассупонил, уже пистон вставил, в той комнате, крик, как свинью валят. Мы выскочили, даже ничего не накинув. Штангист по коридору голый мечется. Маму зовет. Забегаем в комнату. Чувиха визжит, одна нога прямо, вторая как-то, странно согнувши вывернута. Кое-как штангист разговорился. Она пыталась поломаться, цену набить. Ноги сжала. Вот он и решил ей их раздвинуть. Взял за коленку и подвинул развернув. Ну и выдернул ее из сустава. Пришлось вызывать скорую. Приехали. На носилки положили, пристегнув, накрыли простынкой. Орать не может, только стонет. Врач сказал, что инвалидность обеспеченна. А мы домой. Обломались по полной.
  
   Яву "подогнали". Через магазин спорттовары. Пимен еще зимой сдал на права. Недалеко от дома, в гаражном обществе был куплен железный гараж, и оформлен на мать. Пимен не отходил от своего двухколесного друга. Даже готовился к экзаменам в гараже. Завораживала красота скорости. С презрением смотрел на "Восходы" и "Мински". Он тогда еще понял, что только за бугром могут делать качественную технику. Пимен сливался с мотоциклом, предчувствуя малейшую ямку, крен. Он чувствовал себя всем. Дорогой, ветром, скоростью. Ни разу не попал даже в незначительную аварию. Пимен был влюблен в скорость. При тихой езде, чувствовал какой-то зуд в спине. И очень любил момент, набора скорости, когда, сжав пальцы, резко в низ, рвешь ручку газа. "Ява" поднималась на дыбы, и прыгала вперед, как норовистый мустанг на родео, первые секунды, пытаясь сбросить надоевшего всадника. Воздух, сжавшись в плотность, толкает его в грудь. Люди, столбы и машины, смазано проносятся мимо. В мире есть только он и двухколесный друг. Остальное только пыль, эпизод, мелькнувшая тень. Легкая досада. Мелочь не стоящая внимания. В этом мире есть только "Я". "И все-таки она вертится". Вертится - вокруг него.
   Июль. Середина лета. "Лето это маленькая жизнь". Июль середина жизни. Самый жаркий месяц. Переполненные пляжи. В выходные город вымирает. Все щемятся кто куда. Поближе к воде, на дачи, поближе к природе. Только из города. Из бетонно-кирпичных коробок. Из смога улиц, и вони асфальтных покрытий. Именно в июле забавно смотреть на мягко-расплавленную зебру переходов. Они шершавые от набоек, выдернутых из каблучков, женских туфелек.
   Прохладная свежесть июльского утра. В детстве, еще маленький Миша, в это время любил кататься на велосипеде. Чистая свежесть воздуха и звеняще-прозрачная голубизна неба без облаков. И часов с десяти на город жаркой, потной, тушей наваливается жара, выбивая остатки воздуха из легких. Обдавая не свежим дыханием, нагло давит, выкручивает, выжимая потоки пота, пачкая остатки одежды.
   Полдень. Больше не терпения нет. Из распахнутых окон льется горячий воздух, не принося облегчения. На пляж. В гараж, оседлать мотоцикл. Только переехать мост. Спустится на берег. В теньке расстелить полотенце.
   - Извините! Вы не посмотрите за моими вещами?
   И бегом с шипением погрузится в нашу большую загаженную реку.
   Пимен где-то слышал байку, как три рыбака, решили ночью под костерок накатить. Ну и разбавили, как положено, спирт один к одному водичкой из речки. Спирт не справился. Месяц в инфекционном. Дристали дальше, чем видели.
   И обратно. На полотенце. Загорать надо в тени.
   Народу не протолкнуться. Сколько обнаженного, жареного тела! Груды жира, непонятного пола. Молоденькие девушки, шизея от своей смелости, нацепили такие купальники, что лучше бы их не было. Прыщавые подростки, насмотревшись бесплатного стриптиза, посинев от натуги, напрягают не существующие мышцы. Мамаши, с великим трудом, стараются удержать своих чад, на покрывале. И их мужья, пользуясь ослабленным вниманием, сожалеют об упущенных возможностях, тяжко вздыхая, портят себе настроение.
   Стайкой бройлерных петушков, шумно, обязательно привлекая внимание окружающих, проходят спортсмены. Видно по спортивно-обустроенным телам.
   Выпятив необъятные животы, стоят почтенные мужи. Сколько надо выпить пива, чтобы так ожиреть? Глядя на них, вспоминается детство. Отдыхал на озере с матерью. И там от скуки, с пацанами, ловили лягушек, вставляли в зад соломинки и надували. И здесь именно это. Пузо на ножках. Вспоминается анекдот. Это больные зеркальной болезнью. Без зеркала своего конца не увидать.
   И обязательно на виду, волейболисты. Кружком. Играя гибкими телами. С серьезным видом. Картинно потряхивая кистями. Отбить мяч. Гордо оглянуться. И опять с деланно невозмутимым видом ждать подачи. Мачо.
   И в сторонке, стараясь быть неприметным, раздевшись до пояса, и прикрывши бедра рубашкой, ковыряется под ней, равномерно подергивая рукой, замызганный чувачок. Ловит редкий подарок лета.
   Жара спадает. Можно домой. Обязательно под душ. Отдохнуть. И завтра снова на пляж.
   Отдых совмещено с делом. Пимен выследил свой "объект". Он его, так его, шутя, называл. Объект уже не человек. Ходит, радуется, наслаждается жизнью. И его уже нет. Его зачеркнули. Стерли. Он всем мешает. Своим видом, дыханием, мнением отравляет окружающую среду.
   Родить может почти любая женщина. Иногда залетают просто по неосторожности. Лишить жизни другая прерогатива. Когда он видел, объект, его распирали странные чувства. Пимен - хозяин его судьбы. И он держит в своих руках, оставшееся количество его шагов. Мыслей. Количество съеденной пищи и брошенных палок. Объект еще не знает, своего хозяина, но час знакомства все ближе. Он в руках Михаила. Пимен управляет им. Может это, и называют Властью Божей?
   Но как бы он его не называл, ночью, расслабившись в постели, бьет мандраж. Надо сделать шаг, перечеркивая свою жизнь на две части. До и после. Страха не было. Пимен задыхался от любопытства. От интереса происходящего. От нетерпения.
   Аню он ему подсунул. Объект легко заглотил крючок. Счет пошел на часы.
  
   Сегодня мать считает, что сын ночует в клубе.
   Одиноким стрекотом, мотоцикл разрезает пустые ночные улицы. Недалеко от места выключен движок, и накатом под горку, прямо к подъезду. На торце дома телефон - автомат. Звонок. Падает двушка.
   - Это я. Спит?
   - Да. Заходи.
   Аккуратно, как можно тише поднятся на третий этаж, и протиснутся в открытую дверь. Аня встречает его, в чем мать родила.
   Закрыты шторой окна. Горит торшер.
   - Как он?
   - Посмотри. Как труп.
   - Слушай Аня. Мне одно интересно. А как ты с ним спала? Не противно?
   - Противно. Но ты ведь лучше всех знаешь мою особенность. Я сразу просила покрутить соски. А там уже все поровну.
   Пимен достал план из кармана. Не обманули. Тайники в полу, в кафеле в ванной, в подоконнике. Жестяные коробки из под конфет, сигарет, печенья. Полная спортивная сумка. Он приподнял ее с трудом. Куда столько нахапал? Все равно спасибо. "Он обеспечил жизнь, забравшему жизнь".
   Прошелся по шифоньеру, комоду. По всем дверкам и полочкам. Перетряс книги. Еще набрал. Да и в бумажнике, есть мелочишка. Снял часы, печатку. Это не из жадности. Надо создать видимость шмона. Нельзя показать осведомленность. Объект спит. Похлопал, не снимая перчаток его по щекам. Потряс за нос. Ноль эмоций.
   В правой руке, у его выкидуха. Так ее называл один из бывших ухажеров матери. Пимен нашел ее на полу под диваном. Наверно вывалилась из кармана. Нажимаешь рычажок и незаметно для глаз с хищным блеском, выскакивает тонкое два с половиной сантиметра, двадцатисантиметровое лезвие, заостренное с обеих сторон. Это был его секрет. Его любимая игрушка. Бессчетное количество раз, он нажимал и смотрел на хищное жало. Промерил все размеры. Специально научился точить ножи, что бы она была бритвенно - острой. Забрал из кучи книг принесенных студентом руководство по ножевому бою. Никто этого не заметил. А он без устали, в свободное время тренировал владение любимой игрушкой. Это был его идол. Его алтарь. Пора. Пора ее напоить.
   Звуки исчезли. Все замерло. Пимен не мог понять, что с ним происходит. Такое чувство, что он исчез. Здесь другой. Иной. Хищник. Первобытный человек.
   Аня голая стоит перед ним. Ждет указаний. Но ведь понятно, что она лишняя. Жаль, но ничего не поделаешь. Неожиданно резкий удар в солнечное сплетение. Она задохнулась. В глазах туман и непонимание. Она подавилась воздухом. Резко развернул ее к себе спиной, нажимая на заветный рычажок. С сухим щелчком, выскочило лезвие. За волосы запрокинул голову, и провел радостно сверкнувшим лучом по синей жилке бьющейся под кожей. С толчком в спину, увернулся от резкого фонтана крови. Анна падает на своего спящего любовника. И Пимен ногой, с силой прижал ее, держа пока не затихнет.
   Вид тела лежащего поперек дивана. Ее голая задница. Нога на ее пояснице. Нога чувствует и передает по телу все ее движения. Темная лужа, расплывающаяся под ней. Запах, от которого кружится голова, забивается восторгом грудь, мощь и сила разрывающая его. Пимен хотел завыть закричать от восторга, и не смог. Перехватило горло. Невероятный оргазм, с силой скрутил его. Такого оргазма он не испытывал никогда. Пимен Бог. Пимен мог дать жизнь, оплодотворив женщину. У его нет детей, лишь по тому, что он не хочет их. Но он может забрать жизнь. Это могут единицы. Это смог он.
   Заворочался объект. Он испортил весь кайф. Не дал его до конца испытать всю гамму чувств. За это он не имеет право умереть как человек. Но Пимен не хотел осквернять свой нож на эту падаль.
   У объекта в кабинете, письменный стол. В стаканчике остро отточенные карандаши. Педант. Взяв два карандаша, Пимен подошел к нему, на всякий случай, запихнув какую то тряпку в рот. Это оказались Анькины трусы. Пусть сдохнет со вкусом. Подставив карандаши к его глазам, он с силой навалившись, вогнал их до упора.
   Пимен расхохотался. Теперь он точно его не узнает.
   Перед уходом пришлось подмыться, и сполоснуть плавки. Зайдя на кухню, нашел уксусную эссенцию, перец и еще несколько пакетов со специями. Тщательно разлил и рассыпал все по полу. Дверь на замок закрывать не стал, просто прикрыл. Быстрее найдут.
   На мосту, достал заранее приготовленные, здоровенные гайки, положил в перчатки и сбросил с моста, в нашу великую и могучую Обь.
   В клубе никого не было, да и не могло быть. Стрелки часов показывают два часа. Выехал в двенадцать. Два часа перевернувшие жизнь. Пимен достал нож. Взял его в руки, открыл и прижался губами к холодному лезвию. Вспомнилось глупое выражение - бездушный метал. Нож - выкидуха. Выкидуха - она. И у его возникло ее Имя. Ласточка. Такая же грациозная, быстрая, трудолюбивая. У нее есть душа. Холодная, прямая, своеобразная. Она не обманет, не предаст. Иконы просто красивые картинки, написанные людьми. Она его икона. Она его единственный друг. Она его часть. Его продолжение. И его охватил невероятный восторг. Вот она настоящая любовь.
   И держа Ласточку возле своих губ, дыша на нее, он увидел запах сегодняшней ночи, почувствовал тело Ани, прижатое ногой, услышал, как вырывается на свободу ее душа. И новый оргазм потряс его тело.
  
   Утром, когда он пришел домой, матери уже не было. После ночных переживаний, содержимое коробок его не интересовало. Залез в кладовку и переделал тайник. Все убрал туда и на долгие годы забыл о содержимом. Хотя он и не спал всю ночь, спать не хотелось. В его теле все бурлило. Пимен чувствовал, потоки крови, биение сердца. Мышцы бугрились и перекатывались сами собой. Необычайная сила наполняла их. Пимен метался по квартире. Зашла мать и он первый и последний раз, нарушил свое слово. Только под утро, обессилев, оставил ее в покое. Она уж давно перестала взывать к нему. Бесполезно. Пимен был ненасытен. И в эту ночь познал мать до конца. Ни осталось, ни одного места, куда бы он не проник. Ей повезло. Воскресенье. Но сутки она не смогла вылезти из постели.
   - Что с тобой? Ты меня загнал. Я не знала, что такое возможно. Дастиш Фантастишь. Может, объяснишь откуда сорвался.
   Пимен ничего не хотел объяснять. Ушел на кухню приготовить поесть. Навел порядок. Делал все, чтобы не отвечать на вопросы. Да она единственно близкий его человек. Да он многим обязан ей. Но она, все равно, та серая масса, те существа, которые создают фон называемый социум. Тот фон, который окружает его. Фосфорицирующая биомасса.
  
   - Пимен! А Аню обязательно надо было вместе с ним валить? Тебе не жалко ее было?
   - Ты думаешь, она бы не раскололась? Она свидетель. Как говорил Мюллер - знают двое, знает свинья.
   - Наверно ты прав. Ну а дальше? Такое еще могут предложить.
   - Студент. Говори прямо. Ты ведь хочешь, чтобы я и дальше выполнял "деликатные" поручения? Ладно - молчание знак согласия. Но у меня есть условие. Все через тебя. Я не хочу знать кто с верху, и не хочу, чтобы знали меня. Тет а тет. Договор?
   - Договор. Меня это тоже устраивает. Но и наши, здесь тоже не должны догадываться.
   - Тема заметана.
   - Пимен. Я понял, зачем снотворное, купальник. А "Ява"? Она то зачем?
   - Незачем. Хотелось очень. А сам достать не мог. Ну и под шумок воспользовался. Ты же не против?
   Студент расхохотался.
   - Ну, ты и жук! Нашел же повод. А так нельзя было договориться?
   - Можно. Но так проще.
  
   В пед поступил без труда. В приемной комиссии, увидев медалиста, впали в шок. У них такой поступал в первый раз. Специализация - тренер по боксу. С его аттестатом сдавать один экзамен. По боксу. Как КМС, сдал без на отлично. Студент поднял свои связи, и он мог не ходить в институт. Но, после той ночи, у него проснулся интерес к анатомии. Пимен изучал ее с особой тщательностью. Даже договорился в морге, и несколько раз ходил на вскрытие в морг. Понял, одну особенность организма. Почки отвечают за давление. И при поражении одной из них, давление падает, и человек, резко теряя сознание, умирает. В клубе, он с особой тщательностью, отрабатывал удар кулаком по почкам, представляя, что бьет ножом. В спаррингах его стали остерегаться. Появилась, какая то жесткость, он радовался каждому точному удару и пробивал любого соперника. Хотя в стране карате запретили, клуб, благодаря вывеске не пострадал. Нельзя закрыть воспитание патриотическое.
   Студент привел мужчину. Средний рост. Около сорока. Увидишь на улице - не запомнишь. И такой же тихо - шелестящий голос. Он работал в клубе месяц. И показал несколько необычных приемов. Какая то секретная борьба. Из арсенала спецслужб. Отчим Студента взялся всерьез.
   Мужчина внимательно посмотрел на Пимена, и попросил подойти на другой день, в обед, когда в клубе никого не будет. Михаил не понял, почему он выделил его, предложив позаниматься отдельно. Но учил работать ножом. Не знаю, как он его раскусил, ведь о своей страсти он не рассказывал ни кому.
   Отчим Студента подогнал новый заработок. Напротив Кировского троллейбусного парка, есть так называемый "Холодильник". Холодильные камеры невероятного размера. Мясо везли поездами, разгружали, перегружали и так далее. На территории цех по производству мороженного. Заказ поступил от начальства данного предприятия. Там начался полный беспредел. Тащили все кому не лень. От мяса до мороженого. Не важно что, лишь бы спереть. Своих грузчиков не хватало нормальный человек на постоянную работу туда не пойдет. И на разгрузку брали всех подряд. Студентов - что там за стипендия, работяг, желающих заработать копеечку в выходные, бичей, которые еще не потеряли паспорт, алкашей, готовых на все за бутылку. И все тащили. Причем тащили так, что уже на всех не хватало. Верхушка данного предприятия восстала. "Верхи не могли жить по старому". Нас попросили навести порядок.
   Нацепив красные повязки с надписью "Дружинник", подъехали к концу рабочего дня. И стали встречать рабочую массу, устало бредущую домой. Вылавливали несунов, отводили в ближайший кустарник, и доходчиво по корпусу, что бы не оставить следов, объясняли принцип - не воруй. Трофеи забирали с собой. Утром пошли вахтеры. Трофеев стало намного больше. Несколько раз проверили машины. Там трофеи были такими, что их пришлось вернуть на место. Нам столько не съесть. Через месяц хватало просто пройти по территории, и воровство снизилось до допустимого уровня.
  
   Пимену не хватало воздуха. Распирало грудь. Опять кипела кровь и кружилась голова. Но понять, что происходит, он не мог. Не мог понять, что к чему. Все чаще по ночам, он садился на мотоцикл, и до одурения гонял по дорогам, уезжая из города. Скорость, ночь, звезды и одиночество. Раздражали люди. Даже в клуб старался ходить пореже. И опасался вставать в спарринги. Мог не сдержаться.
   В эту ночь, он поехал по трассе до Ордынки. Затулинка, Прощальный магазин. И выехав за пост ГАИ, наконец, то отдался скорости. Не доезжая до Ордынского поста, развернул и обратно. Сегодня скорость не охлаждала. Напрягала. Пимен получил обратный эффект. Еще никогда, даже с его привычкой гонять, не ездил с такой скоростью. Пимен выжал все из своего друга.
   Недалеко от поворота на Боровое, в свете фары мелькнула стройная девичья фигурка. Не сразу сообразив, пролетел мимо. Дошло. Резкий разворот. Назад. Она еще здесь. "Я помню чудное мгновенье".
   - Ты что делаешь здесь, ночью, одна.
   Приглядевшись, понял, что погорячился. Фигурка девичья, но обличье! Лет двадцать пять. Судя по лицу, жизнь вела не пуританскую. И запашок свежего алкоголя. Но за неимением кухарки трахают дворника.
   - Гад. Хотел трахнуть. Еле отбилась. Так высадил и уехал. И куда ночью?
   - А где живешь?
   - В Томске. А ехала к подруге в Боровое. Ну и по дороге на автовокзале познакомилась. Выпили. Думала по хорошему. А он пристал как банный лист. Давай и все. Ну и он по ваксе возбухнул и кинул.
   - Садись. Довезу.
   - Тоже приставать будешь? Все вы мужики одинаковы.
   - Пойдешь пешком? Я человек мирный. Не бойсь.
   Залезла. Но он уже не отвечал за свои поступки. Пимен опять другой. Невозможно описать все чувства. Их надо почувствовать.
   Свернул на дорогу до поселка, незаметно скинул газ, мотоцикл захлебываясь глохнет.
   - Постой пару минут. Похоже, бензин не качественный залил.
   Она слезла с седушки, закурила. Сделал вид, что подкачивает бензонасос, мотоцикл довольно, сыто заурчал.
   - Посмотри на небо. Вон видишь звезду.
   Она поднимает глаза к небу, и он резко, но несильно бьет по сонной артерии. Но упасть не дал. Подхватив за талию, перебросил через мотоцикл. "Похищение невесты". Быстрее в лес.
   - Дорогая, нам никто не будет мешать.
   Классное место. Сваленное дерево наподобие скамейки. Пимен снял с нее колготки. Хорошее изобретение. И за руки и ноги крепко привязал к дереву.
   Сам тоже разделся до гола.
   Красотка приходит в себя.
   - Зря ты ему отказала.
   - Ты же обещал. Что ты хочешь? Давай по хорошему.
   - Слишком много слов. Ты наверно будешь мешать.
   Отрезав кусок от юбки, запихнул ей в рот. Мычание не так режет слух, как визг.
   С радостью и блеском, здоровается ласточка. Не торопясь, срезает пуговицы, распускает одежду. Теперь ты тоже голая. Пимен начинает медленно водить ей по животу ножом, от грудной клетки до лобка, с каждым разом нажимая все сильней и сильней. С шелестением расступается кожа, потекла темная в ночи жидкость. И опять тот же запах. Он не сравним ни с чем. И вот теперь одним движением, на уровне пупка, с силой еще один разрез, раскрывая живот божественно красивым, неземным цветком. И опять то невероятное напряжение внизу живота. Пимен покачнулся, попал рукой, в притягательное тепло. Не вытаскивая руку, заглянул в ее белые от боли глаза, и опять накрывает тот невероятный оргазм, который нереально получить от простого соития. Пимен ласкал, перепачкав, ее груди, целовал ее лицо, щипал бархатистость кожи ее бедер. Голова в тумане. И уже ничего, не соображая, стал в исступлении бить ножом. И кончал, кончал, кончал. И не заметив как, откусил верхнюю губу.
   Пришел в себя сидя в метрах, пяти от нее. Весь в крови и сперме. Все ее внутренности были раскиданы далеко вокруг.
   Пимен был свободен. Ушло все напряжение в теле. Опустошенная легкость. В бардачке лежит фляжка с водой. Кое-как выбрал чистый кусок из тех тряпок, во что превратилась ее одежда. Намочил водой. Обтерся. Доехал до Обского моря и, несмотря на холодную воду конца сентября, долго с удовольствием купался. В жизни всегда есть место радости и удовольствию.
  
   Прошло пять лет. Пимен с отличием окончил институт и по протекции Студента устроился директором детского клуба, в который не ходил, ни один ребенок. Зарплату он тоже не получал. И не интересовался ею.
   Все шло по течению. Денег хватало, учеба, женщины. Три раза выполнял деликатные поручения. Конечно, такого навара как в первый раз не было. Но все равно, по филок и рыжье поднял. Спрашивать не стал, но все равно интересно, кто составлял план тайников?
   Через год, после первого заказа, Студент снова передал фотографию мужчины лет тридцати пяти. Фото его жены. И адрес. Начитавшись детективов, он купил лампочку с самой большой колбой, который были в магазинах. Аккуратно, тонким сверлом просверлил дырку в цоколе, там, где черная полоса и шприцом наполнил ее бензином. Замазал отверстие, что бы бензин не испарялся.
   Вечером, подкараулив его жену, сбил с ног, и несколько раз пнул, чтобы без больницы не обошлось. Сорвал золото и распотрошил сумку, забрав ключи от дома и кошелек. Пимен создавал видимость ограбления, но полнота кошелька тепло порадовала душу. Да и золотые цацки лишними не будут.
   Чтобы она не умерла, его за нее не платили, из ближайшего телефона автомата, накинув на трубку носовой платок, позвонил в милицию.
   Днем приехал в гости. Должно быть пусто. Он в больнице, или на работе. А детей у них нет. Позвонил в дверь. Тихо как в морге. Не торопясь, открыл двери, и маленький шмон. План не подвел. Нашел несколько заначек. И потащив стул, разобрав плафон в коридоре, ввинтил подарок. "Висит груша нельзя скушать, что это дети"?
   Был феерверг. Квартира выгорела. Виновник, отмучился дня через три, в больнице.
   Но это было слишком сложно.
   Двоих других он успокоил с помощью ласточки, "случайно" столкнувшись в подъезде. И обязательно видимость ограбления.
   - Миша. Сынок. Нам пора поговорить. - Как-то серьезно сказала мать, подойдя к нему вечером.
   - Я внимательно слушаю.
   - Мы, последнее время отдалились друг от друга. Ты вырос. И пора задуматься о своей семье.
   - А ты? Ты останешься одна?
   - Нет. Я перееду к мужчине. Он сделал мне предложение. И я решила согласиться.
   - Ты к мужчине? Что? Когда?
   - Мы уже давно не спим вместе. А я ведь тоже живой человек. И как бы его не было хорошо, но эта связь не имеет будущего. Тебе двадцать три. Мне тридцать девять. Согласись, Я как и все женщины хочу семью. И хочу еще родить.
   Пимен растерялся. Но, посидев, подумав, понял, что мать права. Она имеет право на счастье. Встал, обнял ее, просто как мать. Нахлынуло, что-то детское. Мы стояли и молчали.
   - И еще одно. - Отстранилась мать.- Завтра я уйду, но ты будь дома, часа в четыре.
   - Почему именно в четыре?
   - Придет девушка сынок. Я хочу, чтобы она стала твоей женой.
   - А я сам ни как?
   - Как, как. Просто посмотри. Не понравится, не надо. Но я очень хочу, чтобы именно она была здесь хозяйкой.
   - Ладно, согласен оценю внимательно.
   Купил торт, шампанское, и в четыре дома. Как бы не жил, мать ослушаться не могу.
   - Ее еще нет. Садись, поешь. Сегодня твои любимые беляши. Я научу стряпать их твою жену.
   - Нет. Беляши стряпать буду сам. Как их делать, ты мне уже показывала, пусть это будет наш семейный секрет.
   Звонок. Она опоздала на пятнадцать минут. Хороший знак. Женщина должна опаздывать.
   - Сиди. Я сама открою.
   Что-то знакомое есть в этой девушки. Небольшая, красивая грудь, талия, ноги. Все пропорционально. Казалось эта ожившая статуэтка, кукла, выточена на токарном станке, или вылеплена руками не известного, талантливого мастера. Супер. Не зря он всегда доверял матери. У нее вкус. Пусть остается.
   Мать с улыбкой смотрела на него, замершего от восхищения. Но молчание затянулось.
   - Может пора познакомиться?
   - Извините. Миша.
   Несмелая улыбка, широко распахнутые голубые глаза. Нет веры себе. Не хочется признаваться. Но он уже медленно тонет, погружаясь в воспоминания.
   - Люба.
   Мышь. Ты ли это. Первая изученная девушка. Постоянная героиня его нескончаемого ночного эротического сериала. Девушка его мечты. Именно мечты. "Алые паруса" в мужском исполнении. А как она развилась. Где тот угловатый подросток? Где тот первый атлас по анатомии женского организма? Что-то пыталась говорить мать. Что-то говорил Пимен. Что-то говорила Мышь. Пимен даже не помнил, когда и как остались одни. Неделю одевались, только для того, чтобы выскочить в магазин. Лихорадочный, с сожалением сон. Еда на скорую руку. Вспомнили пионер лагерь. Только ласкались. Опять руки без остановки блуждали по долинам и по взгорьям. И только руками старательно и самозабвенно вели друг друга вверх, до пика наслаждения, до вершины оргазма, до короткого судорожного забытья, и снова кончали, кончали, кончали. Оба в поту и в сперме, забывая помыться, Жаль даже мгновение, быть друг без друга. И, в конце концов, провалились в глубокий освежающий сон, чуть ли не на сутки. Больше не могли. Как в лагере, все распухло и покраснело, причиняя неудобство при движении. Да что там при движении. Натерли друг друга так, что любое прикосновение, вызывало боль. А губы! Губы были как у афро - черт знает кого.
   Опять Хомут несет байки в клубе. Он уже два года женат, но страсть у него к женщинам, какая-то патологическая. Пимен тоже никого не пропускал, как любой нормальный мужик, но Хомут, это что-то особенное. Он, наверно, если раз в неделю, новенькую не завалит, ломка, как у наркоши, обеспеченна. Жена, на пять лет старше, небольшая, рыжая и дикая, как сиамская кошка. Он даже и не пытается отбиваться от нее. Так как его рост немного превышает ее, то главная задача, стоящая перед ним, не допустить ее ногти до глаз и лица. И не расслабляться пока кошка не сдуется.
   - Позавчера, пришел домой, а моя, с соседкой, винишком балуется. Подсел. Пили - пили, жена чего-то загоношилась, клинануло ей в магазин сходить. А если она удумала, то хоть клин на голове теши. Легче согласится, чем объяснить. Смотрю, ее нет, даже не понял, как выскочила. Я к соседке, она давно уже мне семафорит. Рачком поставил, трусишки приспустил и в путь. И только приплываю, моя с балкона заходит. Она, оказывается, покурить вышла, и там с соседкой по балкону языками сцепилась. А когда нас увидела, сначала замерла, а потом как кинется. Герла из под меня когти рвать. Я понимаю, что тут мне не канает. Соседку отпустить? Я уже кончаю. А кончу или нет, все равно с моей бабой бойня будет. Короче я соседку за халат хвать, на руку намотал, что бы не убежала. А второй рукой жену за грудки и на вытянутую руку, что бы не достала. И погнал. Обе орут, крыльями машут, а мне по фигу. Я приплываю.
   Хохот, потряс стены клуба. Отдышавшись и оттерев слезы, кто-то спросил:
   - А дальше?
   - Дальше? Дальше кончил, соседка как намазанная скипидаром в двери, даже трусы забыла. Моя сначала с ее трусами на перевес, как с флагом в двери ее квартиры ломилась, весь подъезд переполошила, ну а потом дома, до утра такой кипишь, был.
   - Слушай Хомут, а зачем ты ее терпишь?
   - Да я ее часто и сам провоцирую. Она когда скандалит, так заводится. Такого секса как с ней после скандала, еще нигде, никогда и не с кем не испытывал.
   Через три дня, вечером, к ужину достал пару шампанского. Коробку конфет. С Мышью, зажгли свечи, в старом, не известно, откуда появившемся дома подсвечнике. Ему с ней было хорошо. Единственная женщина, с которой хорошо было молчать. Они понимали друг друга без слов. Сидели и пили сладковатый, шипящий, вкусно пощипывающий язык напиток. Бутылка Советского полусладкого шампанского. Только посмотрев на него, возникает ощущение праздника. Шуршит фольга, обнажая изящное горлышко монументальной бутылки. Пробка амнистировано освобождается из проволочной клетки, и с хлопком летит в потолок, а бывает и в лицо, радуясь чувству свободы. Шампанское разливается на пол, стол, одежду. Наливается в специальные бокалы, и, пользуясь невнимательной радости людей, при первой же возможность, покидает уютную тару. Но все, крики, смех, шутки заканчиваются. Все встают. И под последнее слово очередного оратора, происходит торжественное захоронение, через пищевод в заботливо ждущий желудок. И там благодарно устроившись, не торопясь, просачивается в кровь, приятно - ласково, кружит голову. Для улучшения взора, маленький кусочек шоколада, кидается в бокал, и с наслаждением садиста, люди наблюдают, как он тонет, всплывает, чтобы вздохнуть воздуха. Обессилив, опускается на дно, набирается сил, всплывает и снова тонет. Выпивается содержимое, с шумом, набирая воздух, втягивают его в рот, и чтобы малыш не мучился, разжевываем, превращая в кашу.
   " А свечи плачут для людей
   То тише плачут то сильней
   И позабыть волшебных дней
   Они не могут
   И очень важно для его
   Что не боится воск огня
   И за тебя и за его
   Сгорая, плачут свечи"
   С надрывом, в такт, сегодняшнему вечеру, стараясь вырваться, из ограничивающего пространства колонок магнитофона "Нота", пел его любимый бард. Вместе с шампанским закончилась и эта песня. Пимен взял Любу за руку, и поднял из кресла. Долго смотрел в омут ее черных глаз. Волновался, как неопытный мальчишка перед первым поцелуем. И стараясь не прерывать диалог глаз, не торопясь, снял с нее одежду. Отошел назад, пока не уперся в стену. Она, опустив руки, не стесняясь своей наготы, как-то смело - бесшабашно смотрела на него, блестя хмельными глазами. Рассыпься безрукая Венера, через века смотрящая на нас. Обрушься обратно в пены морские Аврора, чтобы не сгореть со стыда. Охотница Диана, отойди в чащу, а то закомплексуешь со своей жалкой грудью. Бедный юноша Парис, тебе проще съесть свое яблоко, чтобы не страдать от авитомизоза, когда ты с недоумением разглядывал своих трех граций.
   Вот он идеал и совершенство. Моя Люба, Любочка, Любовь. Только теперь он понял, разглядывая тебя и задыхаясь от нахлынувших чувств, зачем ты безжалостно убираешь все волосы с тела. На мраморе ничего ни должно быть лишним.
   Срывает с себя одежду, не замечая разлетавшихся по полу пуговиц, не слыша треска лопнувших нитей, не чувствуя сопротивления ткани.
   Упав на колени, подползает к тебе и прижимается к ногам твоим. Люба, Солнышко, смеет ли он совершить задуманное, достоин ли. Легкое прикосновение твоих рук к его плечам. Легкий ветерок слов:
   - Милый. Миша хочу тебя.
   Подняв на руки, веса не чувствует. Пружинистыми, широкими шагами Пимен ходил по комнате по комнате как тигр в клетке с ношей своей. Голова ее на плече его.
   "О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои - как стадо коз, сходящих с гор.
       Зубы твои - как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними!
       Как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока - ланиты твои под кудрями твоими!
       Два сосца твои - как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями!
       Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе!
       Пленила ты сердце его невеста моя! пленила ты сердце его одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей.
      О, как любезны ласки твои, невеста моя! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!
       Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!
      Запертый сад - сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник
       садовый источник - колодезь живых вод и потоки с Ливана.
       Поднимись ветер с севера и принесись с юга, повей на сад мой,- и польются ароматы его! - Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его!"
   Бормотал он не известно, откуда взявшиеся в голове прекрасные древние строки.
   -  Лада моя - любимая моя. Невеста моя. Не я нашел тебя, небеса принесли тебя мне.
   Аккуратно опустил на постель ношу свою. Не понимая, что делает, Люба изгибаешься. Всем телом тянешься к нему. Пимен опускается на любимое тело, замирая от восторга ожидания. Раздвигая ее, и, не глядя, на вековых инстинктах проложил дорогу себе. Доверчиво раскинутые ноги, руки сплелись на его спине. Твердая грудь прижалась и слегка царапает сосками. Трудный путь в первый раз, в неизвестные глубины. И уперся во что-то.
   - Ты еще девочка?
   - Да, я хотела быть только с тобой. Миша, я люблю тебя с тех пор. Потерплю. Сделай это резко.
   И напружинившись, прорывается преграда. Люба вскрикивает. Пимен замер.
   - Возьми меня милый, возьми!
   И его покидают остатки разума. Михаил врываться в нее, все снова и снова. Сдерживаюсь, чтобы насладится. Пью и не может напиться. Слушает и не может наслушаться. Чувствуя всем телом. Пимен обострен. Пимен нерв. Пимен влюблен. Как мгновение пролетела вечность, и как вечность пролетело мгновение. Все кончилось, но часть его все равно в ней.
   Закон телегонии. Чистоты крови. Закон первого самца. Теперь в любом случае, как бы жизнь не повернула, дети ее будут рождаться с его генами.
   Уснули, обнявшись, и проснулись обнявшись. И не открывая глаз, снова занялись любовью. Только с ней он понял, в чем различие в сексе и любви. Люба, Любочка, Любаша - первая любовь. И он после безликой толпы использованных женщин, наконец-то стал мужчиной.
   Жизнь обрела смысл. У него появилась любимая женщина. Все вертелось вокруг ее. Дорогие подарки, массажистки, косметология, парикмахерские - он не жалел денег. Как ребенка баловал ее. Никакая работа не должна опошлять его Любаву. Пимен даже пытался нанять домохозяйку. Но столкнулся с ее протестом.
   - Миша, я хочу сама вести дом.
   А ему не хватало ее капризов. Она просто не умела капризничать. В душе она так и осталась Мышью. Маленькой серой мышкой.
  
   В стране творилось что-то невообразимое. Как только Леня боты завернул, появилась новая традиция. Если пришел новый Генеральный секретарь, то через несколько месяцев, три дня по телевизору будут показывать "Лебединое озеро".
   Когда уже начали к этому привыкать, появился новый, относительно молодой, да еще отмеченный печатью с выше. Как он говорил. На любые темы. Не шамкая. И никто его не поддерживал. Он сам мог ходить.
   Все чаще стали вспоминать мультфильм - "Тайна третьей планеты". С одним из главных героев - "Птица Говорун отличается умом и сообразительностью". Стихийные митинги, газеты и журналы, с дутыми сенсациями. Возникли какие-то партии. Первый вопрос, решенный народными депутатами, льготы себе любимым.
   И необдуманный клич в народ - обогащайтесь! "Эй, вы там наверху". Кто же это придумал? В какую светлую голову это могло прийти?
   В середине восемнадцатого века, архитектор Растрелли, закончил строить зимний дворец. И на площади перед ним, скопились кучи строительного мусора. Возникла проблема - куда все девать. И было объявлено, что дается одна ночь, когда можно взять с площади все что желается и за это ничего не будет. К утру осталось только подмести. Мусор разобрали весь. У великого писателя Гоголя, когда в прошлом веке переносили могилу, почти все останки разобрали на сувениры, даром, что в могиле головы вообще не оказалось.
   Понятие - несун, существовало только в нашей стране и на другие языки не переводится.
   А теперь - свобода. Модно заниматься бизнесом. И гордо называться бизнесменами. Но в душе как были барыгами, так ими и остались. Стали занимать деньги, брать товар на "реализацию", но отдавать в лом. Кидалово - национальный спорт с повальным увлечением. И понадобились люди, способные выбить деньги. Простой подсчет показал, что нанять охрану, дешевле, чем отдавать. Штангисты, боксеры и борцы стали на расхват. Появились "бригады", сидит в душе пролетарско-заводская жилка, занимающиеся "охраной" бизнеса. Это моя корова и мы ее доим - фраза из жизни. Но барыги, отделавшись от долгов, стали прятаться и от охраны. Прозвучали выстрелы.
   "Хотели как лучше, а получилось как всегда". Вместо того, чтобы работать честно, барыги вырастили спрута, который стал питаться ими. Было модно хвастаться знакомством с криминальным элементом. И братва вошла в ранг национальных героев.
   Студент, поговорив с отчимом, не стал кидаться в пучину криминальных разборок. Были пробиты места под два микрорынка, поставлены киоски, сданы в аренду. И три автостоянки. Несколько "терок", и нас оставили в покое. Тоже вмешался отчим. И "бригада", зажила почти спокойно. У ребят были деньги, уверенность в будущем, и почти полная уверенность, что не получат пулю или пику в бок, на случайной стрелке.
   Но это было прикрытие, и для его работы. Заказов стало много, но все так же шло через Студента, и Пимен не светился. Приходилось крутиться и включать мозги на всю катушку, что бы не попасться и в делах не было однообразия. Пимен уже относился к этому как к работе. Хорошо оплачиваемой работе. Бывает работа хуже, бывает лучше. Конечно, был риск закончить жизнь на киче, но это дело случая, так как менты все равно никого не ловили. Им тоже деньги не платили. Дали пистолет, и крутись, как хочешь. А забота о хлебе насущем, увлекает, и отнимает все силы и время. Менты ушли криминал, новое понятие - "оборотни в погонах".
   На часть денег, полученных за работу, Пимен вкладывал в золото, и складывал в свой тайник.
   Дали очередной заказ. Пимен стал следить за объектом, и почувствовал, что-то не то. Простыл. Он не помнил, когда болел, а здесь ломает суставы, знобит, все плывет перед глазами. Надо идти домой. Будет сюрприз Любаше. Проведем вечер в месте. Удивиться наверно. Обещал до утра не прийти. Горячего чая и к любимой под бочек.
   Тихонько открыв дверь, крадучись заходит домой. Сюрприз есть сюрприз. Сейчас подойду, прижмусь, попрошу чаю. Буду лежать, болеть, за мной поухаживают, как в детстве.
   Но странные звуки оглушают его. Женские стоны. Не может быть! Там должен быть он. Аккуратно заглянул в комнату. Равномерно вбивающийся в его Любашу мужской зад, и чужая спина, обвитая руками и ногами его жены. Как она пела песню страсти. Пимен все ее слова, звуки и мотив выучил наизусть. Она должна это петь только для него. Это его песня. Это с ним она разучивала ее. Это с ним, она постигала все прелести вокала. Это он ставил ей голос и слух. Это с ним она изучала движения фитнеса и аэробики секса.
   Его глаза прикованы к спине мужчины. Знакомая татуировка. На правой лопатке багуа. Студент увлекается феншуем! Студент!..
   Из него вытащили стержень. Надо врываться, рвать и метать, надо стрелять и резать, но он не мог. Не мог поднять руку, не мог уйти. Они так увлеклись друг другом, что нечего не слышат и не видят вокруг. Кое-как он вышел. Тихо закрыл дверь. Спустился на улицу, и сел на скамейку в соседнем дворе. Два самых близких для него человека. Ближе их только мать. В голове неслись воспоминания. Вспышки воспоминаний. Крыльцо "Динамо" и первая встреча со Студентом, пионер лагерь, клуб, барахолка, отношение с Мышью. Сколько просидел, не известно. Время не ощущал. Вышел на дорогу и поймал такси до вокзала. И в ресторан. Водка его не брала. Пил и не хмелел. Часа через три, ему это надоело. Больше не лезло. На привокзальной снял молодую шлюху. Зашли за старый ДКЖ, и там он ее, поставив раком, долго и жестко трахал, не взирая на ее попытку вырваться, на просьбы и маты. Ему хотелось не секса, не хотелось бабы. Ему хотелось спустить пар. Пимен чувствовал отвращение к себе. Его трахнул Студент. Он трахался с вокзальной бичевкой. Извозился в грязи с ног до головы. Изнутри и снаружи. Пимен был втоптан в грязь. И об него вытерли ноги. Кончив, он задрал девахе голову, не дав опомниться. И перерезал ласточкой горло. Как давно он не угощал выкидуху. И опять кончил. Так как давно не кончал. С теми же почти забытыми судорогами, И с той - же гаммой удовольствия.
   Отпустило. Стало легче. Заработала голова. Они не должны жить. Но не надо торопиться. Какая-то пружина свернулась в нем. Пружина ненависти. Месть такое блюдо, которое надо есть холодным. И именно ненависть, стала тем чувством, которое грело и поддерживало его. Наверно он должен быть благодарен Мыши. Пимен считал себя человеком без чувств. У него было их ничтожно мало. С ней он испытал и любовь и ненависть. По настоящему, глубоко. До конца. Так как и должно быть. Большинство людей, эта серая протоплазма, прожив свою никчемную жизнь, никогда не понимают, и не испытывают даже намек на эти чувства. Они живут инстинктами. Жрать и срать. Все. Ноль.
   Как восхитительно ненавидеть. Как обостряется зрение, слух. Как ясно работает голова. Говоришь одно, думаешь другое. Он отомщу. Не торопясь. С наслаждением. С чувством, толком, расстановкой.
   Домой пришел другой человек. Пимен заново рожден. Все чисто, убрано.
   - Устал! Проходи, умывайся. Я пока на стол накрою.
   Залез в ванну, и тщательно, раздирая кожу мочалкой, смыл всю налипшую грязь. Не вытираясь, обернувшись полотенцем, вышел из ванной. При взгляде на жену, вспомнил вчерашнюю сцену измены. И от ненависти его скручивает невероятное желание, он хватает ее, опрокидывая грудью на кухонный стол, Халат задран до шеи. С треском разлетаются трусы. Без подготовки ворвался в ее сухое лоно, услышав болезненный вскрик. Звонкие шлепки живота об ее молочный зад, звон подающей на пол и разбивающейся посуды. Она вся уже течет, и ее привычная песня, оглашает кухню. Голова не работает, но еще сильнее сжимается пружина, наполняя грудь восхитительной ненавистью. Пимен кончил, вцепившись до побеления в кончиках пальцев, в ее бедра. Сел на стул. Наверно это неплохо, когда трахают твою жену. Заводит. Теперь он понял свингеров. Но это шутка. Эти двое уже мертвы. Пусть еще подышат, посмердят, потрахаются. Жизнь главная причина смерти.
   Оторвался, с сожалением шлепнув по упругой заднице.
   - Миш! Что это было? Что с тобой?
   - Не знаю, накатило что-то. Не ожидал, соскучился наверно.
   - Ты не расстраивайся, мне очень понравилось. Только неожиданно. Можно так и по чаще.
   - Договорились, теперь будем только так. Как спалось?
   - Скучно без тебя, непривычно. Посмотрела телевизор до двенадцати, и спать завалилась.
   - Одна?
   - С кем еще? Мне кроме тебя никто не нужен.
   Объект он завалил. Не мудрствуя лукаво, увидев, что он обходится без охраны, выследил его, когда он с женой пошел на рынок. И в толпе оголодавших земляков, загнал остро отточенный треугольный надфиль ему в левую почку. Резко дернув в низ, отломил ручку. Шаг в сторону. Пока не начнут вскрывать, натфиль не найдут. И под идиотски монотонные крики:
   - Милый! Что с тобой? Что случилось? - Пошел покупать мясо.
   Пимен очень любил жареную баранину. Но выходах из рынка торгуют специями. Подходишь и говоришь:
   - Мне смесь под баранину, пожарить.
   - Сколько мяса?
   - Два кило.
   Продавец набирает стаканчиком на глаз приправ из разных мешочков в один и подает. Пимен не уверен, правильно или нет. Всегда очень быстро и ловко. Но аромат замечательный. Слюнки текут. И к мясу соус. Берем сметану, туда трем на терке чеснок, чуть-чуть перца и соли. Есть лучше китайскими деревянными палочками, густо макая мясо в соус. И запивается все горячим зеленым чаем.
  
   Пришел домой, и с порога Мышь оглушила его новостью:
   - Сядь. А теперь послушай и не волнуйся. Звонили из больницы, мать попала в аварию. Надо ехать.
   Наскоро собирался. Мышь увязалась с ним. До телецентра бежать минут пятнадцать. В гардеробе, сняв одежду, получил белый халат, и в травму. Мать лежит без сознания, под капельницей. Пимен подошел к врачу.
   - Вы мужчина и будем говорить прямо. Шансов мало. Она ударилась головой о боковое стекло. Кровоизлияние.
   - Я могу что-нибудь сделать?
   - Нет.
   - Может что-то купить, лекарства, нанять нянечку?
   - Пока ничего не надо. Все зависит от ее здоровья. Она жаловалась на сердце?
   - Нет, В последнее время, как она переехала, мы как-то мало откровенно разговаривали.
   - У нее слабое сердце, боюсь, не выдержит.
   Позднее, он узнал, что пьяный мужик, на ржавой копейке, выехал на встречную полосу. Муж мамы скончался сразу. Он так и не назвал его отчимом. Виновник трагедии тоже загнулся мгновенно, оставив сиротами троих разновозрастных детей.
   Мать скончалась через три дня, не приходя в сознание. Пимен был как зомби. Ничего не воспринимая, ходил как в тумане. Мышь его водила за руку, кормила. Переодевала и мыла в ванне. Пимен мог сидеть и часами смотреть в одну точку.
   Похороны на себя взял Студент. Все было на высшем уровне, шикарнейший гроб. Эскорт машин. Ресторан. Также под его патронажем провели девять дней.
   Пимен пришел в себя через две недели. Странная пустота в груди. Нет матери и предательство двух любимых людей. Один. В двадцать пять, никого нет рядом.
   Ему интересно стало посмотреть на вдову убийцы его матери. Она живет в деревянных домах на Степной. Пимен приехал неожиданно для нее. Убитая двухкомнатная квартира, запах безнадежности. Вдова лет тридцати, опухшая от ваксы, еле поняла, что от нее требуется. И сначала испугалась. А потом, как обычное парнокопытное, опять стала пережевывать свою спиртную, привычную жвачку. Пимен заглянул в холодильник, в шкаф. Пустота.
   - Дети где?
   - Гуляют на улице.
   - А чем кормишь?
   - А тебе то что. Пришел разбираться, так давай действуй. Крутые все.
   Пимен вышел из провонявшей от пьянки квартиры, сходил домой. Взял тридцать штук баксов, деревянных, и пошел обратно. Тут пешком, через парк, легче дойти, чем доехать. По дороге набрал в магазине еды. Кидал в пакеты, что попало. Откуда ему знать, чем надо кормить детей. Его детская мечта - собака. Вот чем кормить ее он знал досконально.
   Вдова еще не срубилась.
   - Че приперся? Че тебе надо? Че пристал к женщине. Потрахаться хочешь? А че давай!
   И она распахнула халат, одетый на голое тело. Пимена чуть не вырвало от вида отекшего, не ухоженного тела с пучками волос под мышками и на лобке. Резкая пощечина. Вдова валится на пол. За волосы затащил ее в ржавую ванну и начал поливать холодной водой из текущего изо всех щелей душа. Она не вырывалась. Просто лежала, свернувшись калачиком, и выла на одной ноте. Постепенно из глаз ушла пелена.
   Он, выключив душ, бросив в нее несвежим полотенцем, вышел из душа.
   Минут через десять вышла она. Оказывается, если приложить труд, то из этого парнокопытного, вышла бы неплохая корова.
   - Как зовут?
   - Алла.
   - Вот здесь в пакетах пайка, вот деньги. - Пимен отдал ей все, что взял.- Детям, не тебе. В пакете есть пиво. Сегодня отходишь, с завтрашнего дня, если узнаю, что хоть глоток накатишь, в землю вобью. Понятно?
   И не слушая лепет, вышел из квартиры. Выйдя за порог, оглянувшись, произнес:
   - И волосы на теле сбрей, баба ведь.
  
   Три месяца, он собирал героин. Аккуратно, чтобы не засветиться. Брал через точки, где его не знают. А чаще, выслеживал нариков, надевал кастет и исподтишка, бил в череп, стряхивая голову, и забирал чеки. В таком случае они думали на своих, но их разборки его не задевали. Так проще.
   Наконец пришло время. Пимен подсыпал снотворное в бокал с вином, и подал Мыши. Когда она уснула, он вколол ей первый укол. Так он посадил Мышь на герыча. Больше она с него не слезла. На улице больше не появлялась. Даже имея дома наркотик, он все равно ходил добывать дозы, ломая нарков. Пимен не знал, когда он решится сделать золотой укол.
   Часто навещал Аллу. Она перестала пить, стала смотреть за собой, ухаживать за детьми. Оказывается баба то симпатичная, не потеряла фигуру, и есть даже зачатки интеллекта. Его, как женщина она не интересовала, но в отличие от ухоженной Мыши, в ней было заложено материнство. Она была женщина. Женщина это не слово и не возраст. Женское начало просыпается после родов. А та, которая не родила и не воспитала, просто женский пол. И не важно, сколько ей лет, и сколько мужиков ее пропахало. Пустоцвет.
   И ее дети. Три пацана. Жалко их стало, сам жил без отца. И в этой семье, к нему вернулось детство.
   Пимен купил машину. Трех дверный джипчик. Судзуки. Кушает мало, приемистый. Ему он очень понравился. Главное не бросается в глаза, но очень удобен.
   Мышь. Но сначала он должен разобраться со Студентом. Придя к нему, домой, Пимен стащил у него запасные ключи от замков. Сходил, сделал дубликаты, и положил их на место запасных.
   Сегодня последнее дело. Пимен не хотел валить этого мужика, но надо. Слишком серьезные ставки. И дело не только в деньгах. Дело в принципе. Если он откажется, то уволят его. Да и Студент пусть расслабится.
   На Красном Проспекте, во дворе дома под строкой, прогуливал коляску с ребенком, счастливый отец. В футболке, спортивные штаны. Длинные волосы, усики, бородка и черные очки в пол лица.
   Под париком, и накладной растительностью тек пот. Зуделось невероятно. Пимену хотелось все бросить и уйти. Хотелось холодный душ и квас из холодильника. Хотелось с книжкой на диван под вентилятор.
   Объект вышел в сопровождении четырех охранников. Монстрики в черных костюмах, не взирая на погоду. Впереди, взади и по бокам. Один из них, со двора прикрывал голову тела, листом железа, закамуфлированным под папку. Выхватив из коляски автомат, с двумя связанными рожками, и тупо, почти в упор, начал садить по ним, резко дергая ствол с право налево и обратно. Зачем прикрывать голову, когда по корпусу легче попасть. Да и вообще охрана еще никого не спасла. Если уж Кеннеди завалили. У человека, один из главных законов - закон самосохранения. И при стрельбе охранники растерялись.
   Пимен сыграл в русскую рулетку. На кону ставка, если завалят его, живут Мышь со Студентом. Если останется, жив - им хана. Краем глаза видно, как шофер сполз под руль на пол. Объект с телками, корчится на асфальте. Автомат затих, выплюнув последний патрон. Резко выщелкнув обойму, развернул спарку. Щелчок. Магазин на месте. Дослать патрон. И снова выплевывать все патроны. Шофера не трогать. С его перепугом он ментам такие байки порасказывает. Автомат захлебнулся. Бросить его в коляску. Бегом за угол дома. В этот раз он изменил принципам. Там ждет машина с шофером. Сява с корешом, для него угнали жигуль - четверку. Резко открыть багажник, сиденье разложено, и прыжком туда вместе с коляской. К дверке привязана веревка. Дергая за нее, захлопываю дверь.
   - Давай Сява, жми. Давай родной.
   Резкий рывок с места. По Октябрьской магистрали на Кирова, Восход, Коммунальный мост, Немировича, Пьяная дорога. Напротив Общежития налево. Отъехали подальше от дороги. Там кореш Сявы, охраняет Судзуки.
   - Ну, все пацаны, выручили. Пора получать бабки.
   Пимен открыл багажник четверки, и из коляски достал ТТ. Он там лежал в кармашке. И выпрямляясь, засадил по пули в своих помощников. Он сомневался в их молчании. Так спокойней. Рулетку выиграл, и ему надо еще пожить. Дела, понимаешь, дела.
   Корешей посадил на передние сиденья "четверки", в багажник пистолет, всю одежду, и искусственную растительность с головы туда же. В Судзуки лежит пластиковая полторашка, наполненная на половину бензином, на половину машинным маслом. И к горлышку прикручена проволокой женская прокладка. Открыл бутылку и обильно полил смесью прокладку. Фитиль готов. Бутылка закрыта. Положить на переднее сиденье. Кинуть спичку. И в Судзуки. Назад он не оглянулся. Примета плохая. Дом не далеко, на Башне, из окна видно Бугринскую рощу и черный дым. Помогая Пимену, смертью героя, погибло чудо отечественного автопрома. У него даже название символическое. Когда стали продавать наши машины на экспорт, название пришлось сменить на Самару. По-арабски Джигуль - Сукин сын и пидарас. Нормальные люди, таких названий стесняются.
   Пришло время Студента.
   Днем, когда его не было дома, Пимен залез к нему домой, и насыпал снотворного ему в кефир. У него, привычка пить стакан напитка перед сном. Хотел умереть здоровым. Мечты должны исполнятся. Ночью, предварительно уколов Мышь, Пимен пришел к нему в гости. На звонок в дверь никто не ответил. Войдя в квартиру, задернул окна. Студент спал крепким сном. Он не любил водить баб к себе домой. Пимен срезал с него плавки, и, посадив в кресло, перемотал скотчем, как челнок баул. Обязательно, тщательно перелопатил всю квартиру. Зная все его тайники, вскрыл их. Что нашел - в сумку. Все равно ему не надо, а ему пригодиться. И как всегда для ментов, головоломка.
   Включил бра, и поднес к его носу нашатырь, принесенный с собой. С трудом, кое-как Студент разлепил глаза.
   - Привет! Просыпайся, поговорим.
   - Пимен? Ты что, маку хапнул? Развяжи.
   Не отвечая, он принес второе кресло, и поставил напротив. Сел.
   - Ты, что молчишь? Что за проблемы?
   - Сейчас поговорим, брат. Как тебе моя жена?
   - Никак, чужие жены меня не интересуют.
   - Мне кажется, ты мне врешь.
   - Тебе надо отдохнуть, может на Канары махнем, или на Бали. Слушай Пимен, а если в Таинланд телок потрахать.
   - Брат, как жена тебе моя?
   - Пимен не понимаю тебя. Объясни.
   - Пол года назад, я пришел домой, когда меня не ждали. Я все видел брат.
   - Что ты заладил, брат, брат.
   - А как назвать тех, кто трахает одну бабу. Только молочные братья.
   - Ты юморист.
   - Так может, объяснишь тему, а то все в сторону уходишь.
   - Пимен! Мы любим друг друга. Мы хотели с тобой поговорить, но она уже месяц не отвечает на звонки.
   - Она и не ответит. Занята. Готовится перейти в мир иной. Ну и когда вы первый раз переспали?
   - Через три месяца после твоей свадьбы.
   - То есть через восемь месяцев, как мы стали жить вместе?
   - Да.
   - Лучше нет влагалища, чем очко товарища.
   - Ну, зачем ты так Пимен? Все в жизни бывает.
   - А почему его не признались? Если ты ее любил, то, как мог делить со мной? Как ты ее целовал, ведь она и мужу минет, делала? А я люблю с женщинами анальный секс. И, в постели женщины устают быстрее, чем я. Тебя все устраивало?
   - Не устраивало. Но ты давно съехал с катушек. Ты первый человек, которого я реально боюсь. Для тебя человека завалить, как муху прихлопнуть.
   - Студент. А ты не хотел меня сдать? Слушай, а что ты так глазками забегал? Так, если не он тебя, так ты его. И баба моя трофеем достанется, и деньги. А может ты и этого мужика, его не зря подогнал и так торопил с ним? А? Колись родной. Облегчи душу. Исповедуйся сын мой.
   - Да! Пимен! Да! Ты стал, не управляем и опасен. И от тебя надо было избавляться.
   - Да ты не ее имел, ты меня трахнул! Ты меня опустил!
   Его повело, захлестнуло. Все пора. Пимен ударил его в живот, и когда Студент широко раздвинутым ртом стал жадно хватать воздух, вбил ему в глотку его же трусы.
   Левой рукой, одетой в перчатку, поднял мошонку, и снизу заведя ласточку, резким и сильным движением снизу-вверх снес его первичные половые признаки. От болевого шока Студент потерял сознание. Его достоинство в чужих руках. Потерял мужскую честь. Символично, но никому не нужно. Пимен, освобождая его рот, и вложил ему трофей. Отдал честь. И перевязал импровизированный кляп скотчем. Когда очнется, может потерять. А мужчине потерять свое достоинство, худшее оскорбление. Так он его оставил.
   Его нашел отчим. Шуму было много. Вся бригадой пришла на похороны, посидела в ресторане, а потом в клубе уже помянули по своему. В своем кругу.
   Пимен переживал сильнее всех. Виду не подавал, сидел наравне со всеми. Но в душе.... У его было трое близких людей. Искренне близких. Умерла мать. Нет Студента. И скоро уйдет последний. Пимен теперь понял Тараса Бульбу. Он должен убить сына. И нет сослагательных наклонений.
   Через два месяца, пятого июня, он перенес Мышь в ванну. Самый подходящий день. День рождения Сатаны.
   "Не возжелай жены ближнего своего". Написано жены. Личной женщины. Самое страшное преступление у славян. На Востоке, за это забивали камнями. Или посадив в мешок с кошками, по шею погружали в воду. Кошки от паники разрывали тело неверной жены. Ведь если ты свободен и она свободна, то вперед. Флаг в руки, барабан на шею. Трахайтесь до отупения.
   Мышь была неверной женой. Но он не мог быть с ней жестоким. Пимен любил ее. Тщательно вымыл. Как она и любила, удалил все волосы с тела. Как она изменилась за все время на игле! Груди как уши спаниеля, ребра ксилофона. Одрябшие мышцы. Потухшие глаза и счастливая блуждающая улыбка. Она была счастлива последнее время, и счастливо уйдет в мир иной. Ей повезло. Мало людей уходит с такой радостью. Некоторые умирают в кругу семьи окруженные заботой, и моля Бога быстрее забрать, устав от болезни и старческой немощи. Замерзают в подворотнях, сгорают от паленой ханки. Пьяные разборки, аварии, грабежи и разбои с летальным исходом. Кухонным ножом убили больше людей, чем автоматом Калашникова. Войны, геноцид, эпидемии, голод, болезни. Несчастье, боли, слезы. А вот так, в счастье, с улыбкой, когда о тебе заботятся, ухаживают. Пимен ведь все равно ее любил, она дорога ему, это его последний близкий человек. Пимен все время оттягивал день, минуту, секунду ее жизни.
   Но он хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой,
Я так хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой,
И я буду с тобой
   В комнате с белым потолком,
С правом на надежду.
В комнате с видом на огни,
С верою в любовь.
   Рвал его душу на клочки Вячеслав Бутусов. Пимен сам должен убить свою любовь. И он не хочет ее убивать. Но он должен ее убить. Дуализм. Он должен избавить ее от позора. Чтобы не рвать больше душу не ей, не себе, он набрал шприц с ненормально превышенной дозой. Не считал даже на сколько. Собрал все остатки герыча и ввел ей. Протер шприц. Потом кинул его к ней в ванну.
   Сел в машину, уехал из дома. На Алтай. Недалеко от Чемала, отъехал с трассы, и уснул. Вырубился так, как будто нажрался снотворного. Перенервничал. Столько времени на нервах. Проснулся утром, и сначала не врубился, где. Вспомнив, он понял, какую наделал глупость, и помчался домой.
   -Мышь, живи. Я простил тебя. Мы поговорим. Ты ляжешь в клинику, самую дорогую. Хоть за границу. Ты вылечишься. И мы все забудем. Все будет по-прежнему. Мы буде вместе. Мы будем любить друг друга. Мы больше не расстанемся. А хочешь, мы вообще уедим от сюда? Куда скажешь.
   Пимен опоздал. Герыча было слишком много. Пимен взял ее руку, сел возле ванны и заплакал. Он не помнил, когда он плакал последний раз. Плакал долго, с воем и лаем. Захлебываясь, плюясь и сморкаясь. Пимен убил свою любовь. Пимен убил себя.
   Вызвал милицию. Когда они поняли, что потерпевшая наркоманка, то интерес к делу пропал. Никто и проверять не стал, убийство или несчастный случай. К нарикам отношение в обществе крайне пренебрежительное. Есть закон, защищающий людей. Есть общество защиты животных. Кто-то защищает окружающую среду. Худшее, что есть в наше время - даже у педиков есть права. Статью за гомосексуализм отменили. Наркоша же, что-то из мира неприлично - неприкасаемого. Вообще Пимен согласен с этим. Возмущаться отношением людей в форме к Мыши не стал.
   Поминки. Собрал всех своих, у нее никого родственников в живых не осталось. Памятник. На него он не пожалел денег.
  
   Девять дней. И после этого Пимен запил. Сразу, зло, плотно и на совесть.
   Встал утром, вроде выспался, подошел к бару в кухонном гарнитуре и, не поев и не совершив утренний моцион, налил полный чайный бокал виски. Вышло - почти бутылка. И выпил сразу, залпом, не отрываясь и не закусывая. Как-то так легко пошло, как холодное пиво в жаркий полдень. Голова забуксовала. Приятно - бодряще побежала кровь. Странно, и что он раньше отказывался от такого удовольствия. Решил накатить еще разок. Бокал это пошло. Пимен залез в кухонный шкаф, достал граненый стакан. Это классика. Как он приятно ложится в руку. Солнце искрится на гранях. Налить его янтарем. По самой кромке, с горкой. Взяться за стакан и пить виски, шумно втягивая губами ароматно - жгучую жидкость, одновременно поднимая, опрокидываю посуду в широко распахнутый рот. Вкусно. Даже не известно с чем сравнить. И одновременно с жаркой волной, мягко ударившей в голову, понял. Вкусно, как трахаться. Легкое искажение действительности. Марево плывущего окна. Приятное покачивание пола. Отпустила грудь. Как легко жить. И поток мыслей. К черту друзей, к черту подруг - он сам себе чертовский друг. И под неземное блаженство, задремал. Проснувшись, уже знал, что ему делать и после первого стакана, решил сделать перестановку. Подтащил к дивану стол, достал из бара все припасы. Три пузыря виски. Два, коньяка "Метакса". И Джин.
   Собрал дома все деньги. Нормальный запас. И пошел в магазин. Набрал полные пакеты коньяка. Цены на спиртное щадящие. Так его хватит на лет пять. А еще в тайники не лазил.
   Пимен просто лежал на диване. Еще одно открытие. Пить вкуснее мелкими глотками из горла. Жаль, что нельзя к дивану подтащить унитаз. Что бы в сортир далеко не бегать.
   Еще два раза он выходил в магазин. Надоело. И позвонив в службу доставки, сделал заказ. Такого они не видали за все время работы. Теперь жизнь удалась. Квартира заставлена ящиками с огненной водой. Завалена кириешками, чипсами, орешками, сушеными фруктами, лапшой быстрого приготовления. Лень. Просто лень готовить. Как замечательно "Ролтон" хрустит на зубах. И одной пачки с виски, хватает, чтобы утолить голод. Да он и не выбирал. Если хотелось, есть, не глядя, запускал руку в коробки и вылавливал, что в руки попадется. Хотелось пить - только руку протяни.
   Как хорошо лежать, покачиваясь на волнах мыслеформ.
   Когда это было, когда это было,
Во сне? Наяву?
Во сне, наяву, по волне своей памяти
Я поплыву.
   Тухманов смотрит сквозь время. Тухманов видит вас. Пимен сейчас во сне наяву. Через неделю пришла мать.
   - Как ты сынок?
   - Хорошо мама. Я нашел себя. Мам не уходи. Не можешь? Тогда приходи чаще. Мне плохо без тебя. Ушли все, кто был дорог. Студент, Мышь. А главное ты. Мам ты рано ушла.
   - Я не уходила. Я всегда с тобой. Ты просто стал взрослым. Совсем большим. И ты отдалился от меня. Перестал замечать. Но я с тобой.
   - А почему ты не сказала мне о Любе. Ты ведь знала это.
   - Да знала. Но иногда легче промолчать. Я скрывала, и думала, что все образумиться. Миша, я не хотела тебя волновать. Иногда лучше быть обманутым. Правда слишком горькая пилюля и в больших дозах может отравить. А здесь была слишком большая доза.
   - Ты никогда не рассказывала мне про отца. Кто он. Ты знаешь, мне всегда хотелось посмотреть кто он? Хоть раз поговорить. Знаешь, как я завидовал всем, у кого был отец.
   - Знаю. И понимаю. Это был парень из моего двора. Он был старше его, и мы переспали, когда он уходил в армию. До этого дружили два года. После армии он хотел жениться на мне. Знаешь, как мы мечтали об этом.
   - А почему не женился?
   - Несчастный случай. Через год его привезли в гробу. Он погиб в день твоего рождения. Ничего героического.
   - И поэтому ты не вышла замуж?
   - Сначала та, а потом привыкла. Семья, заботы.
   - И еще вопрос. А то, что было с нами? Наши ночи? А бывало и дни. Ты ведь была не только хорошей матерью, но и отличной наставницей.
   - Ты очень похож на него. Я даже иногда пугалась. Лицо, фигура, голос. И была молода. Слишком молода, чтобы быть матерью, и очень любила тебя. Это не объяснишь. Но я ни о чем не жалею.
   - Я тоже не жалею, мама. Ни о чем не жалею.
   Когда он проснулся, ее не было. Встав, подошел к зеркалу. И не узнал себя. Борода, длинный волос. Невероятно отощавшая фигура. Пимен не помнил, когда брился. Квартира завалена какими-то обертками, пустыми бутылками. Что-то распустился. Пора выходить из запоя. Но сначала надо похмелиться. Присосался, пока хватает дыхания. Пошатываясь, смел мусор на балкон. Туда же пустую тару. Хорошо, что балкон застеклен. Надо под питаться. Руки трясутся, трясется весь ливер. Пимен весь в поту от усталости. Наверно ослаб. Надо отдохнуть. И к соску, к горлышку, к бутылке. Он поцелуется с ней в засос. И она, поняв все чаянья и надежды, с веселым бульканьем, умирая, опустошаясь, вливает в его свое содержимое. Перевел дыхание. И че он удумал. Кому не нравиться, пусть и убирает. А то, что не мытый? Комары не прокусят.
   Пимен снова вызвал доставку. Это единственные люди, которым он дорог. И наверно они огорчатся, если он умрет. Настоящая любовь возможна только за деньги. Может вызвать шлюху? Наверно нет. С ней будет не так интересно.
   Пришли с ЖЕУ. Задолжность по квартире. Они могут поставить его на счетчик. Да и плевать. Пимен, не впустив их в квартиру, сунул им денег и попросил оплатить все.
   - Сдачи не надо.
   Это потрясло парнокопытных. Они даже позвонили через два дня, и предупредили, что еще пол года его не побеспокоят. Если бы были силы, наверно стоило пересчитать бабки. Не жалко, просто интересно знать, сколько стоит любовь биомассы. Но он еще даже не потратил трофей из квартиры студента. Опять же он не считал. Просто заглядывал в сумку, которую набил там. На дне что-то осталось. Интересно, он дал им деревянные или в зеленых? А еще своих бабок куча.
   Проснулся, не наблюдая за временем. Батарейка в часах давно разрядилась. Они стоят. Хорошо, что, хоть что-то в доме стоит. Телевизор выключен, и экран покрылся толстым слоем пыли. Зато работает радио "Шансон". Пимен настроился на эту волну и больше не выключал. Тихо не навязчиво звучит музыка. И он сейчас дружит только с ней. Когда ему хочется пообщаться, с кем ни будь, почесать язык, поет дуэтом. Не знает исполнителей, да ему до фени их фамилии. Пимен и сам им не представлялся. Попели и разбежались.
   Иногда он просыпался, когда темно и в доме стоит могильная тишина. На небе то звезды и такая же бледная от одиночества луна. То мгла, когда пальцы на руке не видно.
   Иногда он просыпаюсь от беготни солнечных зайчиков. Стены в хрущебе сделаны на скорую руку, щели, слышимость, и дом, как живой, дышит, общается, чувствует. Со двора доносятся какие-то звуки, шумы.
   Балконная дверь закрывается редко, а он всегда в подогреве. Первое движение, даже раньше, чем открыть глаза, это руками по прилегающей территории. Глаза открывать нельзя. А так у него уже привычка, как бы не отъезжал, горючее должно быть под рукой. Свернуть резко, с торжественным хрустом, пробку, и заглушить жажду. Скорее всего, самовнушение, но становится легче, только огненная влага орошает язык. Крепость напитка почти не чувствуется. Привык. И минут через пять можно смотреть по сторонам.
   Хорошие люди - Россияне. Миролюбивые, добрые. В пресыщенной Америке, когда человеку плохо, он берет что-то огнестрельное в руку, полные карманы патронов, ковбои хреновы, и палит в однокурсников, коллег по работе, или просто, как по воробьям, по прохожим. На Кавказе, похоже стало национальным спортом, отстреливать представителей силовых структур или членов правительства. У нас в России, традиция, в горе уходить в запой. Разводить пьяные слезы и усугублять свое положение, что бы была возможность пить дальше.
   Проснулся - светло. Значит день. Напротив, зыбкой, полупрозрачной субстанцией, в кресле сидит Студент. Смотрит на его. Пимен молча, западло первому начинать разговор, плеснул себе в горло Метаксу. И опустошив, запустил в него тарой. Она пролетела сквозь него, и со звоном разбившись на мелкие осколки, блеснув, разлетелась по всей комнате.
   - Попал? - Противно хихикнув, произнес Студент.
   - Попал. Ты, какой то не такой. Как ссать ходишь? Или само вытекает?
   - Никак. Мне сейчас это без надобности.
   - Ладно, давай не сориться, и так дел наворотили. Ты мертв. Я наверно тоже мертв. Вот, скажи правду, я мертв или жив?
   - А не поймешь. Но покойники, так как ты не воняют. Когда мылся последний раз?
   - Мылся? А зачем? Мне и так хорошо.
   - Это тебе хорошо. Мне сейчас тоже спокойно, мы сейчас с Любой вместе. Мы все равно обманули тебя.
   - С какой Любой?
   - Как какой? Твоей женой.
   - С Мышью что ли? А как мне ее увидеть?
   - А ты голову поверни, вот же она.
   Пимен медленно повернул голову, не дай Бог тряхнуть. Алкоголь до конца еще не подействовал, да и думать уже отвык.
   Точно Мышь. Но бросать ему уже ничем не охота. Достал следующий пузырь и хорошенько присосался к нему. Выгодно пить часто и много. Быстрее пьянеешь.
   - Че голубки сговорились? И здесь покоя нет. Мне так хорошо. Я специально оторвался, лег на дно. Даже дверной звонок оборвал. Телефон разбил. Я нашел себя! Понимаете - нашел!!!
   - Да никто тебя не трогает. Мы и хотели просто посмотреть, и уйти. А ты проснулся.
   - А позлорадствовать захотелось. Добить. Да хрен вам. Не дождетесь.
   - Миш! Не кричи. - Наконец то подала голос Мышь. - Никто над тобой не злорадствует. Ты можешь просто пообщаться. В конце концов, ты нас убил, и еще нас же обвиняешь.
   - Я убил! Сука! Тварь! Шалава! Это вы завалили меня. Вам хорошо, тепло, ни забот, ни хлопот. Херувимы на арфах играют. Золотые яблочки с веток срываете и хряпаете. Как там нектар еще к столу подают?
   Пимен был в бешенстве. Слова со слюнями срывались с губ, разлетаясь по комнате. На одном выдохе, опустошил бутылку, но от такого общения, желаемого действие, алкоголя на мозги не произошло.
   - Суки! Из за таких гостей, и бухала, может не хватить. Опять надо доставку вызывать.
   - Да тебе еще надолго хватит. Ты наверно забыл, что в куллер из под чистой воды виски зарядил. Полный бак.
   - Когда?
   - Месяц назад.
   - Вот блин. А я голову ломаю, кто у меня виски спер. Думал барабашка завелся.
   - Сынок! А может пора завязать? Ты уже почти три месяца пьешь. Когда горячее ел? Когда мылся?
   - Мам ты? А где Мышь со Студентом?
   - Ушли уже. И я пошла.
   Снов он не видел. Жил на инстинктах. Даже срать ходил через раз. Не хотелось. Почти не ел. Так закусывал. А бухло - вода с калориями.
   Открыл глаза. По комнате бегают разноцветные паучки. Переливаются. Мерцают разными цветными огоньками. Паучок - хорошо. Это к деньгам. Мама сама никогда не убивала их и ему запрещала. Если паучок в доме, то тараканов не будет. Пимен лежал и наблюдал за ними. Интересно. Почему они мерцают? Почему ночью горят светлячки? Так. Светлячки светятся, потому, что трахаться хотят. Значит, паучки мерцают оттого, что самок нет. А самок нет, потому, что при свете давать они стесняются. У них совесть есть. А мужикам свет нужен для того, что бы бабу с мужиком не перепутать. Светлячкам хорошо. Они в лесу живут, и там травы много. Поэтому им свет не мешает. А в доме травы нет, и паучкам свет мешает, но выключателя у них нет. Как все запутанно. И он долго и упорно кричал, пытался объяснить, чтобы они свет выключили, иначе так и помрут девственниками. Но, уснул, а когда снова проснулся, то дома было светло, а паучков не было. Наверно в лес улетели.
   Пимен похмелился и, попев вместе с радио, случайно повернул голову вправо и остолбенел. Один паучок не ушел. Он вырос, и сидел на экране телевизора. Сильно вырос. С экран. Сидел, развернув голову к нему, и нагло улыбался в три своих рта, полных мелких отвратительных зубов.
   - А ты что не ушел?
   - Куда? - Вот скотина, еще и разговаривает.
   - В лес, с паучихами трахаться.
   - Нечего его там делать. Я Пимен теперь с тобой жить буду. Здесь тепло, хорошо.
   - А кто тебя кормить будет?
   - Ты. Кто еще? Я еще маленький. А будешь мне мешать, схаваю. Ты уже конечно не кондиция, проспиртовался, грязный, худой. Но за неимением кухарки трахают дворника.
   - Слышь, ты головоногий. Ты че маку хапнул? Щас в унитаз солью.
   - Ага. Ну, догони. Давай в салки поиграем доходяга.
   Вот падла. Еще и издевается. Вот ветры Чернобыля, и сюда докатились. Это там рождались телята о двух головах. А теперь и к нам радиация пришла. Доведут Россию яйцеголовые.
   Допиваю бутылку, и незаметно беру ее в руку за горлышко. Гранаты метать, это у нас в крови.
   - Слышь, головоногий, а что это там возле окошка?
   Повелся гад, вытянул шею, и с криком:
   - Получи фашист гранату! - Пимен запустил импровизированное оружие в корпус мутанта.
   В голову нельзя, увернется. А туловище у них мягкое, щетинистое. Попал, и с громким хлопком взорвавшегося экрана телевизора, паук разлетелся вместе с осколками. Ладно, когда они просто мигая, бегают по комнате. Это даже красиво, хоть и утомительно. Посмотрите на елочную гирлянду. Глаза бывает, устают. Все хорошо в меру. Но на его жилплощади, без прописки, без разрешения, да еще и угрожает.
   Но на другой день, Паук оказался его на груди. Пимен попытался скинуть его, но рука проскакивала. Подошел к шкафу и надел рубашку. Неприятно насекомого носить на голом теле. Ловко скотина перебралась на него. Воспользовался положением. Все бы нечего, но эта скотина, когда он выпивал, запихивал ему паутину в рот. И приходилось вытаскивать, долго и упорно, так как она прилипала к зубам.
   Раскрылась входная дверь, и в квартиру вошел Хомут. Пимен не сразу заметил. Освобождал рот.
   - Бля! Пимен! Ну и вонь. Пимен я сейчас блевану. Ты же задохнешься.
   Не отвечаю. Хомут здесь. Наверно какой - то подвох. А он еще как хозяин окна и балкон распахнул.
   - Живой. А мы тебя потеряли. Искали, но как не подъедим, свет не горит. А у нас так завернуло. Не поверишь.
   Пимен понял, что ему сейчас зубы заговаривают. Сюда приходят только мертвые. Надо тебя сейчас проверить. А то стал вампиром, и последнюю кровь выпьет. Выжидав момент, и с размаху, со всей оставшийся силой пустой бутылкой его по голове.
   - Бля! Ты что охренел Пимен!
   Странно. Бутылка сквозь него не пролетела.
   - Ты что Хомут, живой?
   - Сплюнь Пимен. Я как Ленин, живее всех живых.
   - А что тогда здесь делаешь?
   - Тебя проведываю.
   - Врешь. Мои гости не такие. Сквозь них бутылки пролетают. А через тебя нет.
   - Допился. А что ты во рту ковыряешься?
   - Смотри, какой паук сидит. Он мне паутину в рот пихает. Приходится вытаскивать. Но это ничего. Он мне радио сделал.
   - Какое радио?
   - Вот видишь три пуговицы. Нижняя "Авторадио", верхнее "Русское радио", но они не работают, настроить надо. А вот эта, средняя "Шансон". Слушай Хомут, как Шафудинский поет.
   - Допился.
   - Ты, правда, ходить можешь? Сходи в сельпо. Купи воды огненной. А то звонить в доставку лень.
   - Да у тебя еще вон еще ящики стоят. Куда тебе.
   - Тогда иди в жопу. Я уже устал языком тереть.
   В жопу он не пошел. Притащил дворничиху с мужем. Они вынесли мусор, перемыли всю квартиру. Кое-как угомонились, и оставили его в покое. Даже паук и тот смылся. Как он устал от людей. Слинять бы на необитаемый остров. Пимен хотел лежать один возле источника с бухлом. И деревья с фруктами. Выпил, протянул руку, фрукту схавал, и лежи в тишине под шум прибоя.
   Опять объявился Хомут с какой-то телкой.
   - Ты еще живой?
   - Только не проверяй. Метода жестокая.
   - А это кто?
   - Посмотри внимательно Пимен. Это Алла.
   - Ах вы суки. Что за привычка моих баб трахать. Пимен схватил бутылку и бьет в лоб Хомута.
   - Да, Пимен. Ослабел ты. Но такой же взрывной.
   - Ты ее шаришь. Ну, колись гад, шаришь ведь? Че привел похвастаться. Зарою сук.
   Откуда силы. Вылетел в туалет. Там у него под ванной лежит топор. И схватив его, набросился на них. Хомут успел вытолкнуть Аллу в дверь. В Пимена вселился бес. Сначала гонялся за Хомутом по квартире. Но не получилось, успел выскочить.
   Понеслось. Зажав в руке бутылку с виски, он бил топором по вновь появившемуся пауку. Верткий гад. Носился от него по всей жилплощади, вереща и выкрикивая грязные ругательства. Не известно, сколько это продолжалось. Когда уставал, то подпитывался живой солнечной силой перебродившего ячменя. И снова в бой. В это время, еще успевал голосить во весь голос:
   Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов,
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов.
Весь мир насилия мы разрушим
До основания, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.
   Пел, рубил и пел. Пел, рубил и пел. Пел, рубил и пел. Бамс, со звоном рассыпается стекло дверок стенки. С громким стуком, не охотно, заваливается сама стенка. Хлипко, закусывая топор, поддается дверь кладовки. Вязко пружинит диван, и с радостью выпрыгивают, освобождаясь пружины. Подтащил стул, и с него, обухом двинул по часам. Попал удачно, хватило одного удара. Как по ксилофону, извлекая какую-то красивую мелодию, стучал по стеклам рам и по застекленному балкону. Не поддался холодильник. Не развалил, но морду отрихтовал ему основательно. Чуть не получил производственную травму, при разборке с кухонным гарнитуром. Шкаф сорвался с гвоздей. И упал на Пимена. Еле отскочил. И не мудрствуя лукаво, весь гарнитур, ничего не вытаскивая из шкафов, поднатужившись, выкинул в окно.
   Тут вообще началось -
Не опишешь в словах, -
И откуда взялось
Столько силы в руках! -
Я как раненый зверь
Напоследок чудил:
Выбил окна и дверь
И балкон уронил.
   В двери влетели, какие то белые здоровенные ангелы.
   - А гады! Решили в рай меня утащить. " Мы успеем, в гости к богу не бывает опозданий". Вы что суки. Давай по хорошему. Я еще бухло, не допил. А, вот так?
   Вышибли топор, и он схлестнулся с ними в рукопашной. Правой, в челюсть. Бац. На одного меньше. Второго по яйцам. Хреново. Нога босая босиком. Забежал за ящик с бухлом. Один пузырь в руку. И пить. Остальными в них. Ура!!! Допить успел.
   - Суки! Руки сломаете! А!
   Наконец его связали, и грязный пол, было последнее, что он видел, отрубившись.
  
   Белый потолок. Это было первое, что он увидел, открыв глаза. Капельница и веревки трубок. Закрытые белые жалюзи на окне, и стены покрашенные в какой-то блеклый цвет. Попытался сказать хоть слово. Но только шипение выходит из его пересохши - потрескано - разбитых губ. Ватное тело, не послужные руки и ноги. Голова набита ватой. Овощ.
   - Очнулся? Как себя чувствуешь?
   Белый разговорчивый силуэт слева. Смутно - знакомое лицо.
   - Ты кто? - Кое-как произнес Пимен.
   - Алла.
   - Давно я здесь?
   - Неделю.
   - Зачем здесь? Хочу в тишину своей квартиры. Хочу быть один. Хочу покоя. Оставьте меня.
   Приходить в себя стал довольно быстро. Напичкали витаминами, "гемодез", "плазмафирез". Может не правильные слова, но точное лечение. Кормежка от пуза и ваза с фруктами. Но он отвык, есть и все пропадало.
   Через три дня, он опять решил поговорить с Аллой.
   - Ты что здесь делаешь?
   - С тобой сижу.
   - Дома делать нечего?
   - Хомут нанял домохозяйку, а мне сказал быть с тобой.
   - Он сказал. А сама ничего решить не можешь? Что за курицы, бабы?
   - Да, пожалуйста, не стоит благодарности.
   - Обиделась?
   - Нет. На больных не обижаются.
   - Поцелуй меня.
   Сухие губы ткнулись его в щеку. Нет, точно курицы.
   Алла рассмеялась.
   - Ты что? Хи-хи поймала?
   - Если бы ты видел, как квартиру разнес. Ничего целого не осталось. И санитаров погонял. Они сказали, что такого психа, им еще не приходилось ломать. Вшестером еле справились. А ты еще, во время драки успел бутылку выпить. А если бы не выпил?
   - А почему я не в дурке?
   - Скажи спасибо Хомуту. Он заплатил скорой. Санитарам. Приехали сюда, в областную больницу, и тебе дали отдельную палату, в терапии. Но конечно все не без помощи Хомута. У меня к тебе вопрос. Почему вы друг друга по кличкам называете?
   - Сначала так надо было, а потом привыкли. И ты меня тоже Пименом называй.
   Отлежав неделю, потребовал, что бы его отпустили домой. Привезли, он поблагодарил Хомута, и кое-как отделавшись от всех, наконец-то остался один.
   Пока лежал в больнице, в его, на скорую руку, но довольно неплохо сделали ремонт. Новая мебель. Пластиковые стеклопакеты.
   Чужой неприятно - раздражающий запах строй материалов. Новой мебели. Чужая квартира. Необжитая. Новые обои. Линолеум на полу, а не краска. Кухонный гарнитур, полный холодильник. Часы на прежнем месте. Даже телефон новый. Как будто ничего не было. Дежавю.
   На столе в комнате, стоит большой букет ярко - раздражающих цветов. Ну, это курица постаралась. Его разобрал смех. Просто представил, как Хомут выбирает цветы, чтобы поставить ему в вазу.
   Чужой дом, чужая квартира, чужая жизнь.
   И ни капли спиртного. Оно ему больше не нужно. Нет больше желания встречаться с мертвыми. Нет больше желания видеть живых. Раз выжил, значит, еще нужен на этой земле. Еще не прошел свой путь.
   Пимен соскучился по одиночеству. В больнице его не оставляли одного. То Алла, то братва, медсестры, врачи, санитарка. Всю плешь проели. Распахнул холодильник. Тупо посмотрел на содержимое и закрыл, ничего не выбрав. Пощелкал пультом. В телевизоре одна тупость. И как-то незаметно задремал.
   - Здравствуй Пимен.
   Пимен открыл глаза и оглянулся. В комнате, кроме его никого нет. Глюки?
   - Ты не увидишь меня.
   - Ты кто?
   - Голос. Наставник. Учитель. Сансей - рожденный раньше. Так переводится это слово. Я тот, кто был с тобой всю жизнь. Я прихожу к человеку, когда его зачинают и знакомлюсь, когда он рождается. Я проживаю с человеком всю его жизнь, и ухожу, когда он умирает.
   - А почему я тебя не вижу?
   - У меня нет тела. Я твой разум. Я твои мысли.
   - А где ты был раньше? Когда я познакомился со Студентом, с Мышью. Когда я мял простыни с матерью. Когда я поймал, а потом завалил друга с женой?
   - А ты готов был его слушать? А ты готов слушать его сейчас? А ты готов жить по моим советам? Ты же все сам.
   - Ты наверно прав. И что дальше?
   - Жить, пройти свой путь, умереть. Ты хотел что-то нового? Жизнь главная причина смерти.
   - Сказал. Это прописная истина. А как жить?
   - Вот этим мы и займемся. Ты уже готов. И не думай, что я буду вести тебя за руку. Просто буду тебе подсказывать. Прежняя жизнь ушла. Студент умер, и никто не знает о ваших деликатных поручениях. Ты ловко ускользнул от криминала. И больше не начинай.
   - Я больше ничего не умею делать.
   - Ты зациклился на одном. Проверь свои запасы. У тебя финансов на несколько лет хватит. Придет время, придумаешь.
   Точно. Он хоть одно правильно сказал. Со всеми событиями Пимен забыл о своих заначках.
   Сумки в кладовки не тронуты. И в самом углу, заваленный всяким хламом, стоит чемоданчик, с которым он ездил в лагерь. Сейчас он плотно забит деньгами. Пимен пропил только часть того, что взял у студента. Экономист. Тайники тоже не тронуты. Достал жестяные коробки. Как забрал их у первого объекта, положил и больше не трогал. Время пришло. Раскрыл все и высыпал на диван. Обручальные кольца, цепочки, николаевские червонцы. Главное одно рыжье. Без камней. Сдавать, конечно, будет легко, но пока ему хватит и денег. Собрал и сложил все обратно.
   - Как его к тебе обращаться. Ты слов много сказал. Одним обзовись.
   - Называй меня учитель.
   - Хорошо учитель.
   Пимен подчинился ему, безоговорочно, полностью, с радостью. Наверно он устал от прежней жизни. И захотел забыть ее. Нашел нового друга.
  
  
   Даже машина в гараже завелась с радостью, урча, как довольный пес, приветствуя хозяина. Выгнал из гаража, отряхнул от пыли и, дав подышать, загнал ее обратно. Дома, он опять нашел ласточку, и долго наслаждался ее хищным блеском, щелкая кнопкой загоняя и открывая жало.
   - Скучно?
   - Наверно да.
   - Ты рано расслабился. Мышь не умерла.
   - Как не умерла? Я ее сам похоронил, памятник поставил.
   - Ты похоронил тело. Бренную оболочку. Спущенный воздушный шарик. У тебя свой путь. Ты отличный от людей. Ты должен очистить землю от нечисти. От скверны. Ницше сказал: " Мужчина создан для войны, а женщина для отдыха воина". Но произошел генетический сбой, и женщина вышла на самостоятельный путь. Скверна, плоть - слова женского рода. Никогда плоть не говорят на мужчину. Но раз в год я буду выводить тебя на твою Мышь.
   - Так она жива?
   - Она возглавляет силы тьмы, и ее, тебе, как воину света, надо уничтожать. Вы не спроста сошлись в месте, в мире ничего не бывает случайно. Вы сошлись, чтобы она уничтожила тебя. Но ты оказался силен, и она поймала в свои сети Студента. Но ты спас его, освободив от чужого влияния. И тебе надо сегодня отдохнуть. Завтра мы пойдем на охоту.
   Пимен ворочался всю ночь, сна не в одном глазу. Волновался. Звал учителя, но он не приходил. Пришел только на другой день, вечером.
   - Готов?
   - Да, учитель.
   - Тогда одевайся, поехали.
   Долго колесили по улицам, вглядываясь в толпу за окном. От Родников, до Затулинки, и обратно в городской аэропорт. Доехали до Заельцовского парка.
   - Учитель, долго еще?
   - Главное терпение. Поехали до Чемского.
   И на пьяной дороге, они увидели ее. Замаскировалась. Пимен узнал ее только по спине. На лицо одета маска, дешевой проститутки. Если бы голос вовремя не подсказал, то проехали бы мимо. Чтобы не спугнуть, не торопясь, аккуратно подъехал.
   - Привет! Работаешь. - Как будто и в правду интересна цена.
   - Да. - Отвечает она, радостно улыбнувшись.
   Азарт. Пимен делает вид, что не узнал ее. Только бы не догадалась о его предназначении. Мы играем в одну игру, только по разные стороны баррикады.
   - Как тебя зовут?
   - Вера.
   - На квартиру поедешь?
   - Поеду. Ты же его ничего плохого не сделаешь?
   - Не бойся. Я тебя беру на всю ночь.
   Конечно, поедет. Там ей легче всего выпить из него всю кровь. Как он ненавидит вампиров. Машину в гараж, и как старые знакомые домой. Соседи не встретились. Значит он на верном пути. Вера трещит как заводная. Отвлекает внимание. Пимен открывает двери и пропуская шлюху закрывает входную дверь.
   - Это хорошо, что ты подъехал. Сегодня не летный день, замерзла. А домой пустой идти в лом.
   - А что ты на дорогу вышла?
   - Да я из детдома, работать негде, да еще дочке четыре года, а здесь можно неплохо заработать.
   - А сейчас дочка с кем?
   - У подружки женские дни, квартиру мы снимаем вместе, вот она с ней и осталась.
   Зубы заговаривает. Пимен знал, что у нее никого нет. Ты же сука сама детей не хотела. Давай для себя поживем. Еще успеем. А сейчас ломается, картину гонит.
   Пимен чувствует как черная муть бешенства, поднимается снизу, не дает дышать, затуманивая голову.
   - Ты понимаешь, где мы с тобой познакомились? У меня привычка, чтобы женщина перед постелью принимала ванну. Да и когда мою, сильнее возбуждаюсь.
   - Лады. С удовольствием.
   Она без стеснения скидывает с себя всю одежду, и голая, сверкая чахлыми, молочными ягодицами, направляется в туалет. Зашумела, набираясь в ванну, вода. Пимен подождал несколько минут, затем налил в бокал воды, чуть-чуть подкрасив ее марганцовкой.
   Разделся и зашел в ванну голым.
   - Ты разделся? Хочешь здесь?
   - Бокал вина?
   - С удовольствием.
   Пимен подал ей бокал, и она взяла его вытянутой рукой. Пока она не поняла, левой рукой с силой Пимен нажал ей на голову, погружая ее глубоко в воду, а правой, с зажатой в руке ласточкой, глубоко надавливая, с наслаждением провел ей по горлу. Под громкое бульканье, под знакомый запах, испытал, глубоко запрятанный и почти забытый сильнейший оргазм. Теперь уже не держа ее, он сам держался за ее волосы, чтобы не упасть в ванну от наслаждения. Тварь, тварь, тварь. Пимен не мог кричать, чтобы не услышали соседи, но с каждым, произнесенным шепотом словом, из него выливается, густая жаркая влага, освобождая место для заполнявшей энергии. Его ломает и корежит. Эта странная энергия, вливается в его тело. Пимен понял - он Маклауд. Конечно Пимен не горец. Но когда он выпускает кровь, то вместе с ней, из отворенного тела, в него вливается жизненная энергия побежденной нечисти. И он получает силы для нового сражения. Пимен скромен. Пимен будет просто стоять на защите людей, не требуя ничего взамен. Пимен ошибся. Маклауд жил для себя и его дела это междусобойчик мутантов. Пимен Ван Хельсинк. Пимен спасает людей, рискуя жизнью.
   От переизбытка энергии, упал на колени. Все тело покалалывает иголками. Под кожей пробегает сладкая судорога. Жажда. Опустив голову в ванну, пьет темную воду. Лакает ее, как гончий пес.
   Невероятный аппетит. Пимен его не испытывал уже несколько месяцев. Печень, сердце. Это надо съесть сырым. С урчанием рвет зубами большие куски и глотает, давясь, почти не жуя.
   Еле дополз до дивана. Уснул, не приведя себя в порядок. Утром, все утром.
   Проснулся другим человеком. Заново рожденным.
   - Как себя чувствуешь?
   - Спасибо учитель. - Пимен упал на колени и заплакал. - Не оставляй меня.
   - Да я и не собираюсь это делать. Но теперь ты понял, что бывший Пимен должен умереть. Да здравствует новый Пимен.
   - А как жить? Я ведь ничего не умею. Идти учителем в школу?
   - Ты помогаешь людям. Спасаешь их от нечисти. А на жизнь, зарабатывай своим трудом.
   - Каким?
   - Вспомни детство. Суббота. И мать стряпает беляши. Когда ты вырос, то вы стряпали вместе. Ее талант перешел к тебе. Вот и стряпай. И продавай их на барахолке. Это жизнь на свету. А в той иной жизни ты воин света, Ван Хельсинг. И кроме твоей Любы, которая появляется раз в году, есть еще на свете ее помощницы. И ты должен спасать мир от них.
   Надо утилизировать отходы в ванной. Спускаю воду. Ножовкой и разделочными ножами, разбираю ее на отдельные составляющие. Весь ливер в кастрюлю и варить. На балконе беру старую двухведерную кастрюлю для варки холодца, и, срезав мясо с костей, кидаю кости с головой в нее. И когда вода закипела, ставлю на медленный огонь. Пусть вываривается. Займемся мясом. В кладовке нахожу мясорубку. Все на фарш. Его надо хорошо обжарить. На помойке возле, автобусного парка, всегда крутятся бродячие собаки. Интересно, почему, где гараж, там бродячие собаки? Туда надо отнести фарш и остатки мяса, отделившегося от костей при варке. Сметут за милую душу. Кости охладить и в мешок из под картошки. Туда же восьми килограммовую гантель. Все перевязать медной проволокой. Эту посылку в нашу не замерзающую речку - Тулу. Там такая вонь, что никто и никогда это не найдет.
   Да загадили природу. Нарушение экологии. Лет пятьдесят назад, в ней купались, на лодках катались. Сколько еще малых рек, испорченных людьми. Берегите природу, мать Вашу.
   Пимен только оставил один позвонок. Шейный. Тщательно очистил и на несколько раз покрыл лаком. В нем просверлил дырку, вставил колечко, и на него повесил всю дешевую бижутерию, которая была на оборотне.
  
   - Ты сделал свое дело. В этом году королева умерла, и нечисть некому объединить. Но без работы не останешься. Будем охотиться на ведьм. А пока начинай работать.
   Пимен съездил на Ленинский рынок, и купил тележку с четырьмя большими колесами, Потом сходил в ПУ - 12, где в мастерской, можно договориться с мастерами, и ему сделали короб по чертежам. Жизнь шла своим чередом, и так как он поступал по подсказке учителя, то все происходило без заминок. Короб изнутри выложен пенопластом и клеенкой. Чтобы не остывало.
   На этом же рынке, набрал различного мяса. Говядина, свинина, баранина. Тесто завел сам. И через три дня после ночных подвигов, вышел на барахолку торговать беляшами.
   - Беляши. Горячие свежие беляши.
   Как его по началу корежило от отвращения. Как ему приходилось ломать себя. Здоровый парень, стряпает жратву на потребу толпе. Хлеба и зрелищ. Это то, что они могут. И еще спариваться, производя себе подобных. С утра торговать, к обеду уже находить повод, и потреблять изрядное количество алкоголя, что в достатке развозится по прилавкам - Чайниками. Это те, кто ходит с тележкой, как и Пимен, только с кучей термосов.
   А вообще все закономерно. Пимен их кормит днем. Пимен их защищает вечером. И после недели работы, у него стали появляться свои постоянные покупатели. А через месяц, постоянных покупателей стало столько, что только он заходил на рынок, через час короб был пуст. Талант к беляшам ему достался от матери. И, что не маловажно, по финансам довольно прибыльно. Оказывается можно жить и честным трудом.
  
   Холостой человек подозрителен. В нем подозревают импотента, пьяницу или гомосека. А самое главное неудачника, которого все сразу, упорно и настойчиво стараются, с кем ни будь познакомить. Особенно в этом стараются преуспеть пожилые женщины, с явно неудавшейся судьбой. Они, старясь скрыть разочарование в этой жизни, и поиметь чувство собственной значимости, заделываются добровольными свахами. Отдаваясь этому со столь невероятным самозабвением, что становятся опасными для окружающих, как пьяный за рулем в час пик на городских улицах. Как наша Орлеанская девственница Новодворская, ударившиеся в политику со всей нерастраченной сексуальной страстью, потому, что не смогла найти мужчины, согласившегося ее обработать. Как гласит народная мудрость: "Нет некрасивых женщин, бывает мало водки". Просто с ней вступает другая мудрость: "Столько не выпьешь".
   - Миша. Постой. Как живешь? У меня, девушка есть, знакомая, Красивая, умная. Квартира своя. Хочешь, с тобой познакомлю?
   - Инна Петровна. Здравствуйте. А как ваш сын? Опять развелся. Как, пятый раз? А может его с ней познакомить?
   - Миша здравствуй. Ты все один. Переживаешь? Одному то плохо. Есть у меня на примете одна.
   - Иннеса Валентиновна. Рад вас видеть. Как ваш сын? Из запоя вышел или нет? Как Вы с ним устали.
   И так далее и тому подобное. А если учесть, что моя мать учила оболтусов со всего массива. Предложений хватало. Да и что лукавить себе. Физиология требовала бабу. Лучше Аллы варианта нет. Со всех сторон. Она понимает, что с таким довеском ее в жены не возьмут. От своих то отказываются, а здесь троих чужих воспитывать. А она в теле. Чуть тронь пальцем - сок фонтаном брызжет. Не смотря на роды, не расползлась. Как яблоко наливное. Женщина приятной полноты. Мужики, поди, кипятком ссат на нее.
   - Я сегодня останусь у тебя с ночевкой?
   - А мальчики?
   - Они уже взрослые. У тебя отдельная комната. Да и сдружились мы с ними.
   - Оставайся, не дети.
   Вот все и решилось. Пимен решил иногда ночевать у нее. Иногда, будут ходить к нему, для кумушек - сплетниц. А когда он будет водить к себе нечисть, то порядочный мужчина, в их гнилых мозгах не может жить без любовниц. С каким бы великим желанием, с каким удовольствием и радостью, он избавил бы мир от них, от этой плесени. От этой смердящей биомассы. Стада мрази переводящей добро на дерьмо. Только своим дыханием, отравляющим воздух, сильнее всего городского транспорта. Но нельзя. Воин света не должен отвлекаться на мелочи. Грязь просто смывается с обуви. Все-таки, плесень тоже бывает полезна. Из нее делают пенициллин, который спас жизни миллионам.
   Через месяц голос снова позвал его на охоту. Пимен уже понял кайф. Азарт. Это не по лесам с грязной жопой лазить. Смелые, с ружьем на животных. Ты уж если такой уж азартный охотник, то с ножом на медведя, один на один. А то с ружьем изподтяжка, из кустов по утке. Да еще и сам в воду не полезет. Собаку научить надо. Чтобы она в холодную воду лезла. А потом возле костра, размазывая грязным рукавом, пьяные сопли хвастаться своей удалью. "Герои".
   Пимен не хвастаясь, скромно, ездил на своей "Судзуки", по городу, и ничего не имея взамен, просто нес свою тяжелую ношу Воина света.
   Ездил пять часов. Голос молчал. Пришлось заехать на заправку. И снова колесить по городу.
   - Внимание Пимен.
   - Слушаю учитель.
   - Вон видишь фигуру. Мы нашли ее. Главное чтобы она тебя не раскусила.
   - Понял учитель.
   Пимен как хороший сеттер сделал стойку. Обострились чувства.
   - Девушка, работаем.
   - Да.
   - Сколько?
   - Если здесь, по быстрому, то одна цена. На всю ночь в три раза больше.
   - А почему всего в три. Время ведь всю ночь потеряешь.
   - Скидка за опт.
   Если сказать, что он был удивлен, то ни сказать ничего. Пимен охренел. Капитализм прошел в массы. Интересно скоро проститутки будут брать в кредит, а может, будут брать с собой на работу мини платежные терминалы, чтобы люди могли рассчитываться с банковских карт.
   - Ладно. Давай оптом за ночь. Поехали.
   - Ехать далеко?
   - Нет недалеко. На машине везде близко.
   Сегодня ставлю машину возле подъезда. Заходим домой. И как всегда, ее в ванну. Как он опять кончал! Как он опять наливался энергией! С каким наслаждением он ел сырую печень и сердце!
   - Ты помнишь, что сегодня понедельник?
   - Да. Учитель.
   - Ты должен съездить на рынок за мясом для беляшей на неделю. Вспомни анатомию. Если человеку постепенно давать мышьяк с мизерных доз, постепенно повышая дозу, то человек, постепенно привыкая, становиться не чувствительным к отравлению этим ядом. Вспомни прививки от полиомиелита и оспы. Я не зря вывел тебя на рынок. Ты будешь проводить вакцинацию людей.
   - Как? Прости учитель, он не понял тебя.
   - Ты будешь добавлять мясо нечисти, понемногу в фарш для беляшей, и тогда нечисть не сможет справиться с теми, кого ты кормишь. Много людей ты не спасешь, пусть сотню, пусть две. Кто-то будет, есть один раз. Кто, из твоих постоянных клиентов, получат полноценную прививку. Но ты спасаешь мир, так и спасай его постоянно. Всеми доступными методами.
   Кости и ливер он выкинул в туже реку. Завернул ночью к мотодрому, продрался через кусты, и зашвырнул мешок в воду. А мясо перекрутил на мясорубке и, как приказал учитель, добавил в фарш для беляшей.
   - Привет Хомут. - Пимен пришел в клуб. Надо выяснить, как у них дела после гибели Студента. И остались ли ниточки к нему.
   - Оба на! Какие люди и на свободе. Пимен, ты ли это? Как живой.
   - Да не как.
   - Поворотись-ка сынку. Який ты стал гарный. А что это за зипун на тебе?
   - Не смейся папка. А то я тебя так поколочу.
   - Ну, нет Пимен. Я тебе не Тарас Бульба. С тобой связываться дураков нема.
   - А что так. Ты еще произнеси: " Чем тебя породил, тем тебя и убью".
   - С тобой родной, никто в спарринге минуту выстоять не мог, а сейчас после болезни, больше трех минут не выстоят. Я помню, как их квартиры выскакивал, и как ты санитарами в боулинг играл.
   - Ладно. Облизали друг друга и хватит. Как у вас дела?
   - Сначала, после смерти Студента, было тяжко. И чуть клуб не потеряли, и наезды на рынки были. Все связи у него в руках и голове были. Парились мы тяжко. А потом отчим его подъехал. Меня в эту комнату затащил, двери закрыл, и часа четыре перетирали. Студент в свое время, ему что-то ласковое про меня напел. Сейчас вся бригада подомной. Развернулись. Мусора в стойке. Нас не трогают. Даже наоборот - оказывают всяческое содействие. Но напряжно. Слишком хорошо, тоже нехорошо.
   - А с ним делитесь.
   - Обижаешь. Треть, и полный отчет. Даже не отчет. Самое главное. Мы работаем официально. У нас ЧОП, а бухгалтер со стороны отчима. Мы под колпаком. Шаг вправо или влево, стреляют без предупреждения, прыжок - попытка улететь. Честно, Пимен, скучно. Мы часто вспоминаем ту, нашу прежнюю жизнь. Начало, барахолку. А сейчас, андреалина не хватает. Ребята в экстремалы подались, в бои без правил.
   - Ну, так бросьте все.
   - Нет. Уже нет. Привыкли к сытой жизни. И еще одно. Он долго пытал его о каком-то друге Студента. Ни погоняла, ни фейса, ничего. Никаких координат. Как он понял, у них еще какая-то тема была. Темная тема. Очень темная. Но Студент зашифровал. Нас всех перетряхнули. Чуть на полиграф не отправили. Кололи на совесть. Прикрыл ее Студент наглухо и с собой забрал. Отчим, похоже, до сих пор мается. Ты не в курсах?
   - Мы все вместе были. Даже видишь, тебя Студент, ценил больше.
   - Вот его и непонятно, за что.
   - А как ты с ним познакомился? Я у тебя не разу не спрашивал. Если что-то не так, не говори.
   - Да нет, ничего тайного. Несколько приводов в мусарню, и попал под статью. Букет. Думал все, встрял. А тут отпускают, а дело закрыли. Пимен, я неделю в непонятках. Обычно, мусора, только в лапы попадись, дела шьют по черному. А здесь чистый, еще и извинились. А потом Студент ко мне и подошел. И все, понеслось. Начали собирать контингент. Я же привел тебя, когда бригада уже была.
   - Похоже не Студент на тебя напел, а вели тебя все время. И так же остальных. Досье на вас как в центральной библиотеке. И вы на крючке. Так что живите счастливо и не трепыхайтесь.
   - И все-таки тебе наверно повезло, что ты соскочил. Конечно, как было написано в Бухенвальде, "Каждому свое". Но ты вовремя ушел. Кстати, ты где?
   - Пимен зарабатываю своими руками.
   - Как своими? Кошек давишь?
   - Работаю я, Хомут. С утра до вечера. Стряпаю беляши и торгую на той же барахолке. Свою копеечку имею. Сыт, одет, обут. И никому не должен.
   Смотреть на Хомута было одно удовольствие. Вытаращенные глаза, красное лицо. Он хавал воздух, как лещ на льду.
   - Ладно, Хомут, давай краба. Пимен пошел, не поминай лихом.
   Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться. "Пусть мертвые хоронят своих мертвецов". Пройденный этап. Пора похоронить его в недрах своих воспоминаний.
  
   - Миш! Давай сходим в церковь. - Выдала Алла.
   Все бы ничего, людям часто приходит всякая глупость в голову, если бы не ситуация. Они лежат голые в постели. Пимен на спине, она на нем.
   - Слезь.
   Алла с неохотой сползает с него, и легла на правый бок, подогнув ногу, уютно положив ладошку под щеку.. Пимен повернулся к ней лицом.
   - Мать! Ты что, перед сном маку хапнула?
   - А что здесь такого? Все ходят в церковь.
   - И зачем?
   - Ну, как? Надо же верить в бога.
   - А ты давно верующей стала? Пимен гляжу, икону повесила. Библию купила.
   - Давно. Уже год хожу. Я не фанатично верю. Так, для себя.
   - Как можно верить для себя? Если ты христианка, то должна вставать пораньше, читать с утра библию. Должна читать ее же перед сном. Есть ряд необходимых молитв, которые читаются в определенное время и место. А ты даже в спальню икону повесила. И перед ней такие фортели в постели выкидываешь, что у нее все краски, кроме красной облезли.
   Замолчала. Задумалась. Меня больше всего поражает несколько тайн природы. Северное сияние, стихийные бедствия и думающая женщина.
   - Он отдал жизнь за тебя.
   - Кто он?
   - Иисус. Сын божий.
   - А он его просил?
   - Ты не мог его просить. Это было давно.
   - То есть, он отдал жизнь за мои грехи. И теперь, что бы он не сделал, грехов нет. Могу украсть, трахнуть бабу соседа, убить, кого хочу, и я безгрешен? Мы с тобой в постели не философией занимаемся, сексом. Как же ты верующая, так классно его все мозги через член высасываешь? Да и попку радовать ты тоже не забываешь.
   - Он за первородный грех.
   - А это что за таке. Это когда ты первый раз рождаешься, то грех, а в последующие разы то нет.
   - Нет, не так. Это когда первые люди яблоко съели.
   - То есть, Адам и Ева яблоко схряпали, а за это все поколения мучаются. Бог всезнающий, значит, он знал, что люди яблоко сожрут, но подсунул его. А если не знал, то он не всеведущий. А сейчас в каждом киоске яблоки тоннами расходятся. А ты готова сына заколбасить, за яблочко? Галиматья какая-то.
   - Искушаешь ты его.
   - Во блин. А то, что ты сейчас, титьками мне в бок тычешься, это не искушение. У меня уже болт дымиться, да и ты как курица в духовке, соком истекаешь - высоконравственная моя. Я проникся. Давай жопой к жопе и спать. Грех все это.
   Пимен отвернулся от нее, и стал с интересом ждать, что будет дальше. Как-то раз у него был серьезный разговор с ней. Оказывается Алла, мультик. То есть, она мульти кончает. Оргазм за оргазмом. Даже во время родов она испытывала его. И бывший муж, по причине хронического пьянства, не то, что не помогал ей избавиться от напряжения, Но и даже не старался это сделать. Она была готова заниматься сексом двадцать шесть часов в сутки. Где только можно и как только можно. Во времена семейной жизни, она не выходила из ванны, не поиграв, раза четыре с душем перед сном. И не смотря на мужскую силу Пимена, упражнения с душем не бросала. Но он не дебил, чтобы ревновать к душу. Пусть играет. За то ее принципы не допускали второго мужчину в постель, и он с ее стороны, был избавлен от веселых болезней.
   Отвернулась. Замерла. Даже попка безмолвно выражала, вселенскую обиду. Хватило на пять минут. Столько она смогла пролежать к нему спиной. Потом развернулась лицом.
   - Миша. Миш. Ты не спишь?
   Пимен молчит, с трудом сдерживая смех. Легкие толчки в спину. Сделал вид, что крепко уснул. Ручка шаловливо - осторожно тянется в низ его живота. Громко засопев, развернулся на спину. Теплая рука осторожно накрыла член. Пимен открыл глаза. Она стоит на коленях возле него и улыбается. Пимен не успел произнести ни слова, как она, упав на колени, приникла к его опавшему члену, забрала его к себе в ротик и стала с таким наслаждением ласкать его, что отреагировать иначе не смог. Член не встал, вскочил так, что Алла чуть не подавилась. Не успел опомниться, как она, вспрыгнув с верху, начала свой танец живота. Что она вытворяла, не передать. Пимен только смотрел и любовался ею, не веря в реальность. Алла творит чудеса. Ее танец вызывает у его приливы волн мощнейшего возбуждения. Еще и еще, не останавливаясь. Она наслаждалась, даря и ему это наслаждение. Распущенные волосы иногда касались его лица, когда она наклонялась для очередного поцелуя. Ее грудь чуть подпрыгивала при каждом ее движении. Своими руками она ласкала свое тело, доставляя себе дополнительные ощущения. Пимену оставалось только ласкать ее бедра, помогая ей подниматься на нем. Ее было уже не остановить. Пимен видел, как волна оргазма накатывает на нее, но казалось, она ее не замечает, а наоборот усиливает свою скачку, стараясь насытиться им. "Давай же, девочка, давай" - шептал он ей. И она давала. Это был предел. Дальше он терпеть не мог. Почувствовав это, она спрыгнула и, принялась, рукой ласкать его, подставила свой рот, что бы не пропустить ни одной капельки. Вот этот миг, которого он ждал.
   Жаркая волна накрыла Пимена, он выстрелил и она, схватив головку начала жадно поглощать все его соки. Ощущение чего-то нереального нахлынули, как только ее нежные губы обхватили головку члена. Язычок чуть облизал ствол и он погрузился в негу, чувствуя, как одна за другой струи сока любви вырываются из него и тут же выпиваются этими жадными губами, которые готовы высосать все Она продолжала сосать и облизывать его, даже когда в нем не осталось ни капли. Ее было уже не оторвать. Уже был нужен хотя бы пятиминутный перерыв, но и оттолкнуть ее, он не смел, чувствуя, как силы все быстрее покидают его. Но вот она, облизнувшись, легла рядом, как котенок, уткнувшись его в плечо.
   От блаженства Пимен закрыл глаза и кажется, потерял сознание.
   Когда он пришел в себя, уже она делала вид, что спит, и только лукавая улыбка появлявшаяся на ее губах, проявляла ее чувства. Он, встав, но колени навис над желанным телом. Шорох насторожил ее и она, подняв на его глаза, замерла. Все ясно. Явное возбуждение, горящий взгляд выдавал Пимена, да он и не хотел скрывать своих желаний.
   Вдруг она дернулась, делая вид, что пытается сбежать от его, но он был в таком возбуждении, что не понимал шуток, он не мог этого допустить и, бросившись на нее, вжал ее в постель. Пимен сидел на ней верхом, прижимая ее руки, не давая ей шевельнуться. Ее грудь была между его ног и такой упругий, и напряженный член лежал, подрагивая между ее очаровательных грудей.
     Пимен хотел, он желал это тело. Сейчас оно было его. Ничто не могло уже сдержать Михаила. Спускаясь все ниже, и начиная покрывать ее лицо поцелуями, он не на миг не отпускал ее рук. Все ее попытки вырваться заканчивались ничем, в сексе она любила небольшое насилие, оно ее возбуждало. Ее голова, когда она делала вид, что пытается увернуться от поцелуев, открывали его то одно, то другое ухо, в которое он с наслаждением впивался. Вырваться было невозможно. Ее тело манило, и он уже разжимал своим коленом ее гладкие ноги. Вот она. Вот ее лоно, в которое уперлась головка члена.
     Чуть надавил. Еще немного. Ее тело все напряглось, казалось, прислушиваясь как, что-то входит в нее. Только лишь головка ласкает ее губки, боясь проникнуть дальше. Несколько движений. Пимен с силой вошел в нее, замерев от той волны наслаждения, когда он окунулся в это жаркое лоно, которое обволокло его, сдавило, втянуло в него. Там действительно было уже жарко и сыро. Ее тело все выгнулось. Ногти впились его в руку. Свои губы, чуть не прокусила до крови. Это миг наслаждения, такой, желанной близости. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он почувствовал, как, шевельнувшись под ним, она поддалась на встречу. Потом еще и еще, заставляя двигаться в ней. Закрытые от наслаждения глаза. Пимен забыл про все и ее рука, которая вырвалась из его захвата, обняла его, сзади привлекая к себе еще сильнее. Пимен входил в нее уже не останавливаясь, наслаждаясь каждым моментом, стараясь ворваться в нее как можно глубже, стараясь разорвать ее. Это была безумная скачка. Все быстрее, чаще, глубже. Пимен потерял счет времени и реальности. Лишь иногда он чувствовал, как по ее телу прокатывается судорога, как на миг она замирает и уже в следующий момент снова начинает еще сильнее привлекать его к себе. Так долго не могло продолжаться. Пимен уже чувствовал целую бурю у себя в низу. Это была безумная скачка, завершение которой все быстрей и быстрей приближались. И вот тот миг, когда, затаив дыхание, выстрелил в нее, наполняя это тело своим соком любви. Она содрогнулась, напряглась, принимая в себя всю мою силу, которую он дарил ей. Ноги и руки не держали его. Пимен обессиленный опустился на нее. На ее лице он увидел счастливую улыбку блаженства. Пимен был опустошен.
   Уснули сразу, даже не успев, поблагодарив друг друга. Проснулся он оттого, что один, а ее силуэт виднеется возле окна.
   Пимен смотрел на нее, любовался ее прекрасной наготой, и непроизвольно его рука опустилась чуть ниже. Взяв член в руку, он сжал себя, любуясь внеземной красотой. С движением руки член отвердел. Пимен вновь желал ее. Хотел опять быть внутри ее. Поднявшись с места, он двинулся к ней. Не слышать его она не могла, но не повернулась. Единственное, что он успел заметить это ее рука, которая выскользнула снизу. Взяв ее руку в свою он поднес ее к своему лицу и вздохнул. Это был ее запах. Она ласкала себя. Она ждала его. Она и сейчас хотела его, но, не поворачиваясь, стояла, прислонившись к окну, продолжая смотреть на улицу. Положив руку ей на плечо, слегка надавил. Она послушно и безропотно стала опускаться все ниже, опираясь на подоконник, открывая его всю себя. Пимен не мог поверить тому, что он видел. Ее озорная задница была поднята вверх, призывно покачивалась, маня его войти в нее. Промедление смерти подобно и Пимен, подойдя вплотную, своим, отвердевши - налитым членом провел широким махом от самой ее девочки до копчика. Только стоном отозвалось ее тело. Приставив головку к ее лону, он нажал и вновь окунулся в эту сказку блаженства. Она точно хотела лишить его рассудка. Пимен чувствовал, как с каждым движением она напрягает лоно, сжимая его внутри, даря новые ощущения. Ему хотелось ее всю. Не сдержавшись, он звонко шлепнул ее двумя руками по напряженным ягодицам. На миг она замерла, но вскоре продолжила насаживаться на него с новой силой. Теперь он чувствовал себя внутри ее по-другому. Пимен ощущал свою головку, которая скользила в ее лоне. И хотелось еще и еще. И на миг, выйдя из нее, он направил головку прямо в ее зад. Смазанная головка легко нашла вход и начала свое погружение. Алла замерла, чувствуя, как ее разрывают уже с другой стороны, и резко поддалась назад, заставив его сразу оказаться в ней. Какой это был восторг. Пимен рычал от удовольствия. Пимен разрывал ее, входил в нее с остервенением и он видел, как ее голова, лежа на руках, мечется из стороны в сторону. Это была безумная скачка, завершение которой все быстрей и быстрей приближались.
   Они не сдерживали себя и стремительно приближались к взрыву. Движения стали резче, грубее и точно в такт: "поршень" и "цилиндр" приработались полностью и давали любовникам удовольствие. "Хлоп, хлоп", - развёрнутые бедра уже без стеснения шлёпали ей по ляжкам, слышалось и сочное хлюпанье. Пимен дышал со звуками, а Алла стонала при каждом движении. Насаживалась она с каждым разом все глубже и быстрее, зад всасывал член. Она вжималась, раскрываясь, и выворачивалась вся для проникновения; обратных движений у них уже почти не было, только навстречу, только глубже.
   - А-а-а! - Закричала она, он застонал и задрал вверх голову, одновременный оргазм стал диким финалом этой страсти. Пимен неистово тянул руками её бедра, вжался во весь зад, сам до предела вталкивал член, стремясь проткнуть всё разом, и почти поднимал партнершу. Головка пульсировала, сочными порциями выстреливала внутрь сперму, у женщины внутри всё сжалось. В эти секунды оба изнывали от немыслимого наслаждения, оно от "эпицентра" мгновенно ударило в голову, разошлось по всем органам и конечностям, отодвинув все мысли и физические неудобства. Еще какое-то время постояли не разъединяясь, а потом она безвольно стекла на пол. Пимен обессиленный опустился рядом с ней. На Аллином лице он увидел счастливую улыбку блаженства. Она, откинувшись назад, привалилась к его ногам и замерла. Только вздымающаяся грудь при дыхании говорила о том, что она сейчас жива. Теперь они были пусты. В них был вселенский вакуум.
   Проснулись на кровати, но когда туда переползли ни Пимен, ни Алла вспомнить не могли. Случайно, сквозь сон он услышал, как она молится.
   - Господи прости меня, грешила я. - И помолчав, закончила с радостью и наслаждением в голосе: - Как я грешила.
   Зашел в ГУМ. Просто прогуляться по магазину. Кроме понедельника, официального выходного на рынке, Пимен еще делал один выходной. Уставал. Не известно, что его занесло. Магазины с очередями и толпой народа он не любил.
   Прогулявшись по этажам, случайно подошел к одному из отделов, и встал как вкопанный. Пимен увидел редкий в наше время предмет. Опасная бритва. И завороженный ее плавными обводами, вытащил все деньги, которые были в карманах, и купил. Цена оказалась довольно приличной. Ничего не происходит просто так. Знак судьбы. Пимен обычно такие деньги с собой в новой жизни не носил.
   Дома нашел широкий кожаный ремень, и долго водил лезвием по нему, добиваясь необычайной остроты.
   Когда лезвие острота лезвия устроила его, намочил лицо, и выпустил из баллончика в руку геля для бритья, намазал щеки и побрился, ни разу не порезавшись. Лезвие с приятным шуршанием, освобождала лицо от нанесенного геля со срезанной щетиной. Невероятное наслаждение, получил, когда бритва скользила по горлу. Опасность с удовольствием. Укрощение строптивой. Теперь он стал бриться только ей.
   Незаметно пролетела зима. Двадцать третьего февраля, Алла подарила ему подарок. На восьмое марта он поздравил ее. Пимен с Аллой устраивали друг друга. У нее есть постоянный мужчина, а ему после нее другие женщины пресны.
   Потекли ручьи, Градусник потихоньку лезет в плюс. И он устав от "городских джунглей", ухал на день в лес.
   Апрель. Самый таинственный месяц. В лесах обожженной кожей слазит снег. И происходит чудо. Пробуждение земли. Не той жалко - изнасилованной земли урбанизированных джунглей городов. И не тех бледных ростков, случайно уцелевших, после работы дворников, выметающих газоны, вырывая их из земли. Городские газоны как головы старух, с клочками длинных седых волос.
   И не то буйство спутанных волос степей, где ирокезы Панков перепутаны с немытыми колтунами маргинальных, бесполых, жителей теплотрасс. И также как в их сваленных и вечно не мытых волосах, кишат насекомые, так же трава наполнена жизнью под жаркими прямыми лучами беспощадного светила.
   Нет, таинство лесных массивов особенное. Необычное. И как ты не назови его - лес, тайга, джунгли. Это не важно. Это сказка.
   Это в городах после дождя воздух наполняется озоном и на короткие мгновения, прочищает забитые ноздри горожан. И напоминает, что есть и другая жизнь. Без заплеванных асфальтов. Без забегаловок, кафе, ресторанов. Без суеты и напряжения. Где не надо подчеркивать свою значимость. И не надо быть трудоголиком, дабы вызвать поощрительную улыбку начальника, и конфетку в виде подачки к зарплате. Не надо подчеркивать свою крутость. Но только на мгновение. И опять жизнь в муравейнике. Жизнь по замкнутому кругу.
   В лесах нет озона. Воздушный коктейль из такого букета запахов, что ни одна лаборатория не отделит одни молекулы от других. Им не дышишь. Его пьешь. Пьешь, перекатывая каждую каплю на языке. Пьешь и не можешь напиться.
   В апреле граница между смертью и жизнью. В апреле смерть рождает жизнь. Совсем недавно, земля была неравномерно покрыта снегом. В низинах, в глубине снежных завалов текла жизнь. В толстых сугробах снега, делали ходы мыши и небольшие грызуны. И лисы с увлечением, доставали их на закуску. По вкусно хрустящему снегу, бродили сохатые. Из-под вывороченных корней, заваленных снегом, время от времени выходил пар. Берлога. Где матерый косолапый всю зиму с увлечением грудничка, во сне сосет лапу. А где и коммунальная квартира. Медведица с медвежатами, ждала весны, чтобы вывести их на белый свет.
   Зимний снег. Особая песня. Днем вышибает слезу, от нереальной яркости, чистого хрусталя хорошей хозяйки матушки зимы. Ночью, от лунного света он лежит надменным бриллиантом, переливаясь быстро - холодными искрами.
   И апрель. Снег темнеет. Оседает. Прячется под деревьями, в низинах. Прячется от ласковых поглаживаний просыпающегося солнышка. Набухшая земля, запасается водой, зарождая новую жизнь. Из-под опавшей скукоженной, прошлогодней листвы робко выглядывает первая травинка. Свежие листочки, задорно тянутся к солнцу. И деревья, примерив первую одежду, весело перешептываются между собой.
   Еще нет клещей и паутины. И живой мир шумно гоняется друг за другом, чтобы успеть зачать новую жизнь.
   И просто бродишь от дерева к дереву, пьешь весну. Обнимая, здороваешься с деревьями. Ловишь взглядом случайно пролетевшую птаху. Замечаешь взглядом зазевавшуюся белку. Полосатика бурундука.
   Любимый дождевик. Прорезиненный брезент. В нем хорошо в дождь. Дождинки стучат, но, не пробивая с плачем, шурша, стекают в траву.
   И весь день просто бродить.
   Глаза устали от свежей яркой зелени, грязных клочков спрятавшегося в низинах снега. Оглох от шелеста, шорохов, дыхания леса. И переел вкусно - выпеченного воздуха. Спать, спать, спать. Бессонница отменяется.
   Первое мая. Алла уговорила его свозить ее вместе с выводком в Колывань. Районный центр, сейчас, как и большинство таких мест, благодаря "мудрому" руководству нашей страны, катится в минус. А раньше богатое купеческое поселение, чудом не ставшее большим городом. Новосибирску повезло только тому, что железнодорожный мост через Обь, построили в нем.
   Но в Колывани церковь, старше, чем в городе и стало модно туда съездить, отметится. Такое мини паломничество.
   - Миш. Пойдем вместе с нами. Исповедуешься, причастишься.
   - Хватит того, что я тебя туда везу. Ты такая верующая стала. За меня помолишься.
   - Ладно, Миша, я за тебя и за мать твою свечки поставлю.
   - Слушай меня, курица. - Произнес он шепотом, резко затормозив. - Не тебе мою мать вспоминать. Или ты забыла, что твой муж, убийца, и он оставил меня без нее. Еще хоть раз, только вякнешь, я тебе череп снесу. Понятно!
   - Ладно, Миш. Прости меня. - Со страхом зашелестела Алла
   - Ты мне еще одолжение делаешь, курица. Ты его еще ладнаешь. Да какое ты право имеешь, мне в глаза смотреть? Взгляд свой поднимать. Ты еще дышишь, потому, что я так хочу. Понятно?
   - Понятно.
   - Теперь и на все время, только - да господин или нет господин. Заруби себе на носу.
   - Да.
   - Я не понял?
   - Да господин.
   Кровавая пелена, спала с моих глаз. Эта дура даже не поняла, что была на волосок от гибели и только Миссия воина света, спасла ее. Нельзя отвлекаться по пустякам. А завали ее и проблемы с властью, с законом, написанным для стада, отвлекут от дела.
   До места доехали без проблем. Народу, не протолкнешься. Пимен поставил машину далеко от церкви.
   - Все, идите. Я здесь посижу.
   - Хорошо.
   - Не понял? - вскинулся я.
   - Да господин, мы пошли.
   Пока они ходили, Пимен сидел и размышлял:
   "Я трачу свои силы, чтобы спасать эту биомассу. Я выше ее. Сильнее ее. Умнее ее. Как чабан, пасет стадо овец и баранов, не взирая на время суток, на погоду. Охраняет от волков. А у них нет ни какой благодарности. Им не важно кто о них заботится, уйдет один, придет другой. Лишь бы было что пожрать. С древности осталось только одна потребность - хлеба и зрелищ. И завет батюшки Фрейда - секс правит миром".
   Со счастливой, умиротворенной улыбкой, наконец-то семейство садится в машину. Торжественна мать, важные дети.
   - Хорошо то как. И причастились и покаялись. Грехи наши отпустил батюшка.
   - Теперь снова грешить можешь?
   - Зачем ты так при детях?
   - Объясни мне одно. У тебя их трое. Ладно, Васька. Пятнадцать уже. Поросят об лоб убивать можно. Нагрешил наверно не мало. Вась, посмотри-ка, на ладонях волосы от онанизма еще не растут, а? Средний Миша. Двенадцать. Тоже понятно, наверно уже не раз в спортзале, в раздевалке, за одноклассницами подглядывал. Ну, а Петьке то в чем кается. Восемь лет. Мух еще убивать не научился. Только если пару конфет у тебя спер. Петь, много батюшке наплел? В садике в доктора или в папу маму играл? Может не стоит с детства мозги компостировать?
   - Зачем ты так при детях?
   - Что ты одно и тоже заладила? Пусть он хоть слово скажет. Петь. Слышь, Петь, нагрешил то много? Батюшка грехи все отпустил?
   - Все. Он сказал, что боженька все видит. Он за мной смотрит.
   - Теперь понятно, почему не совершенен этот мир. Он все дела забросил и только за Петькой наблюдает. А до остального ему дел нет. На земле миллиарды людей. А боженька ради тебя, их бросил.
  
   - Пимен. Ты помнишь, какой сегодня день.
   - Нет, учитель.
   - Сегодня пятое июня, день рождения Дьявола. И сегодня возрождается королева нечисти. Твоя Мышь. Она возродится в новом теле. Год назад, ты уже спас мир, но это было для тебя тяжкое испытание. Ты еле выдержал его. Но ты тоже переродился и стал воином света. Ты не один в этом мире, но ты основной. Остальные убирают только нечисть, а ты еще и борешься с королевой.
   - Пимен могу познакомиться с кем ни будь из наших?
   - Нет. Вспомни свою молодость на барахолке. Ваши зачатки конспирации. А здесь намного серьезней. Если кто-то из вас попадет в руки нечисти, то она умеет развязывать язык. Прокол неизбежен. И беда воинов света - одиночество. Ты можешь спать с женщинами, общаться со знакомыми, но о своем предназначении говорить нельзя. А когда есть тайна в душе, когда ты увлечен своей работой, с другими людьми общаться не интересно.
   - Но с тобой то он могу быть честным, учитель? Ты не оставишь меня?
   - Я твой единственный друг. Пимен.
   - А почему нечисть в теле проститутки?
   - Когда мужчина занимается сексом, он беззащитен. И в это время нечисть присоединяется к человеку. Отсасывает энергетику. Вампирит. Постепенно мужчина начинает терять интерес к жизни, уставать. Алкоголизм, наркомания, игровая зависимость. Если ему повезет, то умирает, если нет, то на любой свалке, канализации на вокзалах таких отщепенцев ты увидишь не мало. Бомжи или бичи. Как тебе удобно их называть.
   - Учитель. А женщины - маргинальный элемент?
   - Есть нечисть мужского пола. Есть король нечисти. Но это не твое дело. Каждому свое. Есть и воины света женского пола. Ты обрати внимание на милицейскую статистику. Сколько людей пропадает без вести. В легких случаях теряют память.
   - Сложно учитель.
   - А тебе не надо вникать. Тебе надо делать. Ты уже понял, как я определяю нечисть.
   - Да учитель. Ты определяешь по спине. Какую она не наденет личину, отрастит волосы, наденет каблуки и отработает походку, со спины она одинакова.
   - Умен. Не зря я выбрал тебя. Готовься. Завтра большая охота.
   От волнения он почти не спал ночью. Краткое забытье, перемежалось, явью. И невозможно понять это зыбкий сон или явная зыбь. Образы, мелькающие в его воспаленном сознании. Жизнь в дымке тумана. Мать. Беляши. Душ. Смятая постель. Натертые с Мышью тела. Калейдоскоп изгибов женских тел. Воспаленная плоть. Опухшие губы. Размазанная тушь. Слипшиеся волосы. Не понятно, в какое мгновение, в руке оказались два шейных позвонка. И вглядываясь в них, голограммой возникали белые, обескровленные лица. Пимен проваливался в спасительную тьму и выныривая из нее, глубоко вздыхая и жалобно всхлипывая, жадно глотал вязкий воздух. Не возможно напиться им, развернуть смятые легкие. Липкий холодный пот. С болью отрываются обвившие и прилипшие простыни. Скомканное одеяло бессмысленной грудой лежит на полу, возле дивана, настороженно охраняя его.
   Тусклый рассвет, изподтяжка наглым домушником, лезет в окно. Светлеет. Поляроидной карточкой проявляется комната. В ванну. Под душ. Пимен долго стоит, включая по переменке, кипяток и холодную воду. Проясняется сознание. Кровь, упругими толчками побежала по телу. И литр кофе. Самого крепкого кофе. Освежающий сквознячок пробежался где-то глубоко в голове. И неожиданно для себя он издал громкий крик. Крик радости, силы, свободы.
   - М-ы-ш-ь!!! Я иду к тебе! Жди меня!
   Вторник. Прохладно. Пимен накидал для виду, всякой муры в рюкзак. И накинул старенький дождевик. Замаскировался под окружающую среду. Теперь он не человек, теперь он дачник. Земляной червяк.
   На станцию Новосибирск - западный, приехал рано. Электричка через сорок минут. Напротив вокзала, вагончик тошниловка. Порционно пельмени, что-то еще непонятное под закусь, пиво и, судя по цене, паленая водка. И от тяжелого, вязкого, воздуха, смешанного с едой, табачным дымом и перегаром воздуха, его скрутило от резкого чувства голода. Тройную порцию пельменей, и чай из пакетика. Кофе в таких местах пить - риск для здоровья. Комок разваренных, мятых пельменей, проглотил не жуя. И не торопясь, принялся пить чай, наблюдая за аборигенами. И понял, не человек произошел от обезьяны. А обезьяна, это деградированная производная от человека. С утра, радуясь дешевому пойлу, племя этих обезьяноподобных, кучкуется возле кормушки. Попеременно отлучаясь, что бы надыбать мелочь на следующею дозу, или на фиесту в ближайших кустах.
   Засмотревшись, чуть не опоздал на электричку. В почти пустом вагоне сел на первое сиденье лицом по ходу движения. И на следующей платформе, в вагон вошла она. Мышь. Люба. Любовь. "Ах, Люба, Люба, Любонька - целую тебя в губаньки".
   Она прошла в середину вагона, и села, сразу уставившись в окно.
   - Девушка, мы с вами раньше не встречались? - Произнес он первую пришедшую пошлость в голову. Если ответит, это она.
   - А ничего более банального придумать не мог? - Ответила она улыбаясь.
   Теперь его надо сделать вид, что он ее не узнал. Разыгрывается в сложная партия. И на доске не шахматная партия. На доске жизнь.
   Она не "узнает" его, он не "узнаю" ее.
   - Как вас зовут?
   - Вика.
   - А меня Миша. Куда едем?
   - Ну, ты быстр. На дачу я еду. Ты так всегда буром прешь?
   - Если женщина не назвала тебя ночью нахалом, то утром она назовет тебя тряпкой.
   Разговор. Легкая пикировка. Прощупывание друг друга. Похоже, она думает, что обыграла его. В азарте охоты, он не услышал название остановочной платформы.
   - Я выхожу Миша. Ты едешь дальше?
   - Хочешь, я выйду с тобой Вика?
   - А ты не торопишься?
   - "Мне некуда больше спешить". Я разведен. Детей в браке не было. Так что отчитываться его не перед кем. А ты как.
   - Я тоже самое. Тогда приглашаю тебя к себе в гости.
   - С удовольствием. Я не прощу себе, если упущу тебя. Встретить такую женщину, один шанс из тысячи.
   - Ладно, пошли.
   - Пошли. Вина взять?
   - Лучше ликеру. У нас здесь киоск круглосуточный в дачный сезон.
   Дача оказалась не далеко от остановки. Пошарив в сумочке, Вика достала ключ, и, открыв навесной замок, первая зашла в дом. Пимен осмотрелся. Похоже одни в дачном обществе.
   Зашел, закрыв дверь на защелку.
   Вика сразу включила самодельный электрический обогреватель.
   - А эти хоромы откуда?
   - Достались после развода.
   - Давно одна?
   - Два года.
   Разговаривая, она шустро настрогала закуски, он открыл пару консервных банок. Рюмки на стол.
   Дача понравилась. Двухэтажная. С большими стеклами, верандой. Одна комната, в низу где-то метров пятнадцать, утепленная, простенькие обои, занавески. И три предмета мебели, поразившие его. Железная кровать, круглый стол годов пятидесятых, и с того же времени сервант. Очень мило и уютно. Этакая мещанская старина. И две комнатки на верху
   - Ты сама занималась дизайном?
   - Нравиться?
   - Очень. Откуда такая мебель?
   - Я риэлтором работаю. И иногда приходится продавать дома в деревнях. Они зачастую продаются вместе с мебелью. Там можно поискать на чердаках и сараях. У меня подруга держит комиссионный магазин. Она подъезжает с грузовой машиной, и все вывозит на склад. Небольшая реставрация, и в продажу. Она на этом неплохие деньги делает.
   - Ну а ты в доле?
   - Конечно.
   - Я как-то не спросил, дети у тебя есть?
   - Это имеет значение?
   - Нет, просто ты мне очень нравишься. Хочу узнать побольше. И надеюсь на продолжительные отношения.
   - Давай выпьем Миш. А детей еще нет.
   - Давай.
   Пимен наливаю в рюмки ликер, и одну подаю ей. Она берет в правую руку. И зардевшись, смотрит его в глаза. Пора действовать. Или-или. Пимен со звоном чокается и подносит рюмку к губам. И только Вика начинает, закрыв глаза пить, это сладкое, закрашенное пойло, что есть силы, удар в солнышко, со смаком выбивая душу.
   В челюсть было бы надежней, но женщин бить по лицу. Не то воспитание, даже если это нечисть.
   Она, отлетает на свою раритетную кровать. И замирает в позе эмбриона. Разорвав простынь на полосы, Пимен привязывает ее, распиная к дужкам кровати. Как рыба, вытащенная из воды, она широко разинутым ртом, пытается схватить кусочек кислорода. Чтобы быстрее пришла в себя, надо плеснуть ей в рот пойло прямо из бутылки. Постепенно она начинает приходить в себя. Туман уходит из глаз, зрачки, постепенно фокусируясь, останавливаются на нем.
   - Ты что Миш? - С неприятным шипением произносит она.
   - Ты думаешь, он тебя не узнал? Если ты сменила тело, то все можешь? Не угадала Люба. Я теперь воин света, и его предназначение уничтожать вас.
   - Саш, ты ошибаешься, я Вика, я не Люба. - Слезы текут по ее широко распахнутым глазам, белым от страха, что он опознал ее, что еще год, ее миссия не выполнима.
   - Я знаю, что ты до последнего будешь отпираться. Ты пойдешь на любые уловки, что бы обмануть меня. Что бы вырваться на свободу. Но пока жив, я буду защищать человечество от таких как ты.
   И пока она не обманула его, заклеил ей рот скотчем, который он не забыл положить в рюкзак. Раздевшись догола, подошел к ней, ласточкой расчехлил ее оружие - ее тело. Снял всю одежду, И глубоко вздохнув, резко вспорол ей живот, от лобка к груди. Запах наслаждения, природы, естества. Запах крови. Что может пахнуть лучше, чем умирающий враг? Пимен глубоко зарылся лицом в ее живот. Нет не то. Он втолкнул ласточку в грудь, чтобы не потерять, и двумя руками, погрузив их до локтей, в ее теплое лоно, вытащил весь ливер, какой мог захватить, и, выдернув его, с размаху кинул его к своим ногам. Теперь ему ничего не мешает, снова погрузиться лицом в глубину ее нутра. И от одуряющее пахнувшей теплоты окружившей его лицо, опять стал испытывать оргазм за оргазмом. Какое невероятное блаженство. Какая нега. Какая гамма чувств. Выдернув голову и от переизбытка андреалина, откусил и, не жуя, проглотил ее соски. На время силы оставили его, он упав на пол, в куче кишок, нашарил ее печень, и давясь большими кусками, не жуя с каким то внутренним рычанием, съел ее. Печень врага. Нельзя ее оставить. В ней вся сила. Бешеная энергетика врага вливается в его жилы, заставляя, корежится, как на электрическом стуле, сбивая в комок все домотканые половики, расстеленные на полу. Придя в себя, на подгибающихся ногах подошел к столу, руками стал хватать и запихивать себе в рот, всю закуску, которую до этого накрошили, не обращая внимания на руки и тело, испачканные кровью. И где-то в груди, глубоко, глубоко, начала раскручиваться вновь приобретенная энергия, наполняя тело силой и мощью.
   Этим мясом вакцинацию не проведешь, домой его не потащишь, и все надо оставить здесь. Кроме маленького шейного позвонка, и бижутерии.
   Еще когда Пимен осматривал дом, на веранде увидел два ведра с водой. Занес их в комнату, и тщательно обмыл свое разгоряченное тело. Оделся, осмотрев себя в зеркале. Все в порядке. На обогреватель набросал тряпок. Поджег газеты под сервантом. Так будет надежней. И прикрыв дверь, натянув капюшон на глаза, пошел на станцию. Дело сделано. Королева уничтожена.
  
   Сегодня он на рыбалке. Интересно сможет ли он поймать, что ни будь? Вчера, проснулся поздно, отдыхал после охоты. И решил проветриться. Пимен давно не был на рыбалке. Последний раз в пионерлагере. А здесь, аж к горлу приперло. Съездил на Челюскинцев в магазин Рыбалка. Купил складную удочку, там же к ней приделали леску, и к его изумлению, там даже наживку продали. Теперь в земле ковыряться не надо. Червей ловить. Купил газовую горелку, и упаковку баллонов с газом. Взял в магазине пожрать, пару кастрюлек. И в ночь выехал в Караканский бор, на местный самодельный водоем, который даже на картах обозначен как "Обское море". Нашел место, где никого нет. Машину на ручник. Хорошо. Тихо. Свежий воздух. И такое блаженство накатило. Век бы так жил.
   Тихий плеск воды, Завораживающий шорох волн. Легкий, прохладный ветерок с водоема, обдает запахом сырости. Коктейль запахов. Вытащил одеяло из багажника, и, свернув, сел на него, подвернув ноги под себя. Расслабленной спиной оперся о теплую дверку машины.
   Сосредоточившись на мантре Вишни Ом, прикрыл глаза. Неглубокое, поверхностное дыхание. Пимен перестал чувствовать тело, голову покинули мысли. В какой-то миг, ощутил сильные вибрации, будто его тело стало носить быстро-быстро в правую и левую сторону, а далее он стал стремительно выходить из него. Быстро отнимались ноги, то есть он переставал их ощущать, далее -- живот и все выше и выше. Пимен ощутил сознательно, что он -- дух и покинул это тело. Он покидал тело снизу -- вверх, в течении, как ему казалось, в течение нескольких секунд. Все быстрее вверх. Тело уже не различимо. И не интересно. Неведомая сила зовет его в даль. Передним проноситься море. И чем выше в небо он поднимался, тем светлее становиться вокруг. Нет, он ошибался. Это из моих глаз, бьют локаторами, лучи освещающие путь. Внезапно насторожил странный шум за спиной. Оглянувшись, Пимен увидел большие белые крылья. У него есть крылья! Одежда, как кожа у змеи, стягивается чулком, и под ней, одежда цветом крыльев. Радостный смех, громовыми раскатами разносится над землей. Решив пощекотать нервы, он складывает крылья, наклонил голову, и резко, как на американских горках, соскользнул в пике. Воздух режет глаза, выдавливая слезы. Земля, со скоростью болида несется в лицо. И когда уже, кажется столкновение неизбежно, резко вскинул голову, расправляя крылья. От их взмахов, как трава гнуться деревья, и он понимает, что стал намного выше ростом. Деревья и трава для него, а люди как муравьи. И оберегая их жизнь, он несется под облаками. Никто не объяснял ему, как летать, что делать, но и без этого, вся сакральная тайна мироздания всплыла у него в голове. Вот его истинное Я. Вот он настоящий Пимен - воина света.
   Давно уже позади его телесная оболочка, данная ему на время. Города пролетают под ним, россыпью светлячков. Горы складками кожи, с клочками седины. Моря и океаны - омутами темноты.
   Сюда не проникает звук. И опустившись, Пимен кружит над океаном. Вода была безвидна и пуста, и тьма над бездною. И пустив свет из глаз своих, увидел жизнь в толще ее. И как на земле, так и в воде, везде один закон природы - сильный поедает вкусного.
   И вдруг громкий крик оглушил, ударив по ушам:
   - Пимен! Ты здесь?
   И оглядевшись, увидел, тень темнеющею над облаками. Рывок вверх. Пимен как дельфин вынырнул из облаков, с клочками облаков, прилипшими к телу.
   - Кто звал меня, покажись!
   И такая же размером, с черными крыльями, в черных одеждах, сущность спустилась к нему сверху. И лицо ее, было скрыто глубоким капюшоном.
   - Ты зовешь меня. Ты знаешь меня!
   И тень откидывает капюшон. Мышь!
   - Так вот ты кто. Королева нечисти.
   - А ты не гордись собой. Мы одинаковы. Черное и белое. Жизнь и смерть. Ян и Инь. День и ночь. Набор стандартно - банальных клише. Ты не можешь убить меня. Ты умрешь без меня. Мы как сиамские близнецы. Резать можно по живому. Иди ко мне. Мы должны быть вместе.
   - Нет. Я убил тебя. Я тебя еще убью. Я воин света.
   - Как ты убил меня? Я здесь. И буду здесь. И пока ты есть, есть и я.
   Пимен как Дункен Маклауд машинально закинул руку за спину. Рукоять меча, удобно легла в напряженную ладонь. С мягким шипением, меч вылетел из ножен.
   - А ты быстро вспоминаешь себя. Хвалю. - И у нее в руке в мгновение ока оказался такой же меч.
   - Ты знаешь Пимен, как ты оказался на земле? Хочешь узнать?
   - От тебя нет.
   - А я все-таки расскажу. В прошлый раз победила я.
   - Врешь!
   Пимен растерялся и чуть не пропустил точный удар, концом меча по запястью. Но успел отдернуть руку. Мышь атаковала ловко и напористо. Пимен не бил, только успевал подставлять оружие. И тут он почувствовал, как разделилось тело и сознание. Тело стало двигаться самостоятельно. Даже не двигаться, перетекать. И он понял, что не надо мешать ей, не надо торопиться. Атакующий выдыхается быстрее. Те более, он еще до конца не понял себя.
   Удары сыпались с немыслимой скоростью. От мечей летели молнии. Гром ударов забивал уши. Ногами они сбивали верхушки гор, ногами продавливали равнины. Океан доставал им до колен, и в создаваемых ногами волнах, переворачиваясь, тонули корабли. Они то взлетали за облака, то гулко топали ногами, опускаясь на землю. Дыхание вырывалось из распахнутых ртов, рванными хриплыми толчками. Пот заливал глаза. Но никому не удавалось нанести решающего удара.
   - Ничья, Пимен! - Произнесла Мышь, отскочив от него.
   - Кто Я? Как меня зовут? Почему я здесь? Раз начала рассказывать, то продолжай.
   - Слишком много вопросов, родной. Ты еще не готов к знаниям. Склони голову под мой меч, и, перейдя черту, от жизни к смерти они откроются тебе.
   - Нет, Ты врешь мне.
   - Сдайся, Пимен. Ты проиграл.
   Он не успел ответить. Мелькнуло лезвие, и на голову обрушился сильнейший удар. Пимен подставил свой меч, бросив его плашмя на вытянутые вверх руки. Звон. И тут звезды вспыхнули у него в глазах. Перехватило дыхание. Взрыв в низу живота. Мышь знала куда пнуть. Ее меч взлетает за спину, на мгновение Пимен потерял его из вида, и она, разворачиваясь на левом колене, наносит удар по его бедру. Зажимая зубы от боли, не обращая внимания на кровавый туман в глазах, Пимен рвет левую ногу назад. Полуоборот, меч в низу, подхватить ее лезвие. Теперь одновременно, с шагом левой ноги, по дуге снизу вверх, поднять ее руки с зажатым в них оружием, и, теперь перенося вес на левую ногу, как по мячу, ногой с лету, в открыто - приподнятый подбородок Нечисти. Она отлетает, замирая. А он, не теряя времени, рассекает ей грудь, выдергивая сердце, высоко поднимает над головой. Постояв, отбросил кровавый комок далеко в сторону и подошел к ней. Чтобы посмотреть, на бывшие, любимые черты. И оторопел. Она изменялась на глазах. Корежило ее красиво - гибкое тело. Конечности двигалось сами по себе независимо друг от друга. Руки с утолщавшимися крупными суставами, как плети старых ветвей. Ноги, как лапы неведомого животного, с длинными, острыми когтями. Горбатое, несуразно - горбатое тело. И голова, с вытянутой мордой, бородавками и шипами, нависшие брови, глубоко посаженые, собачьи глаза. Они были без зрачков. Абсолютно черная, глубокая муть. И вся покрыта клочками седых волос.
   - Увидел, Миша.
   Пимен обернулся на голос. Возле его стоял, опираясь на посох, высокий старец, с такими же белыми, большими крыльями, и в таких же белых одеждах как у него.
   Пимен упал на колени, схватил его за руку, и заплакал, прижавшись к ней щекой.
   - Учитель, ты. - Пимен узнал его сердцем, душою своей.
   - Я.
   - Благодарю тебя, что ты пришел ко мне. Я, наконец, то увидел тебя. Ты заберешь меня с собой?
   - Нет, Миша. Рано еще. Ты еще не готов. Ты здесь, что бы увидеть ее истинное лицо, и каждый год она будет оживать. Ты больше не будешь тратить силы зря. На простую нечисть, есть простые охотники. Ты теперь рангом выше. Только охота на королеву. Мы тебе показали ее истинное лицо. И ты больше не будешь переживать, на охоте. Ты не уничтожаешь Мышь. Ты спасаешь любовь.
   Все померкло в глазах его, и очнулся Пимен, сидя на одеяле, привалившись спиной, к уже остывшей машине. Затекли ноги так, что ему пришлось, лечь на спину, что бы вытянуть ноги. Застонав от боли, поднялся и как старый больной радикулитом, опираясь на машину, стал ходить возле нее. Постепенно прошла боль, стало покалывать, ноги. И побежали мурашки. Постепенно он ожил, скинул одежду, и голым нырнул в освежающею воду. Вынырнул, отплевываясь, лег на спину. Вода, как ласковая мать, держала его на своих мягко - прохладных руках. Звезды игриво подмигивали новогодней гирляндой. Вода затекла в уши, отрубив все звуки. И кружилась голова от единения с вселенной.
   Пимен вышел из воды, решив больше не грезить. В эту ночь он на рыбалке.
   Ночь. Тишина. Собрал горелку. Надо сварить похлебку. Не важно из чего. После медитации и купания все вкусно
   Лес и море живет своей жизнью. Это надо слушать. Сонное дыхание природы. Шорохи, звуки. Ночью все спит. Изредка подает голос филин.
   Светлеет небо. Само солнышко еще не видно, эта борьба в небе между днем и ночью. Первые лучи ощупывают небосвод, сдвигая звезды. Освобождая себе место.
   Мягко - интимный шорох волн выползающих на берег. Туман над водой. Колышатся волны. Пора рыбачить.
   Нацепив червей, закинул снасти. Поплавок мирно покачивается на волне. Самый тревожный момент. Ожидание первой поклевки. И вдруг. Поплавок нервно задергался. Есть подлещик. Еще один. И пошло. Только успевай закидывать.
   Пимен подняв голову, перевел дыхание. За полтора часа, почти полное ведро лещей. На сегодня хватит.
   Солнышко окрасило небосвод. Пимен сел ожидая его. Рождение дня. Невозможно устать любоваться этим.
   Все светлее небо. Как веснушки зимой пропадают звезды. Рваными клочками ваты разлетается туман, кое-где зацепившись за кусты, нависающие над водой. Все замерло перед чудом рождения нового дня. И вышло солнце, резанув по глазам ярким светом. И одновременно ласковой, теплой ладонью проведя по лицу. И ожила природа. Зашумела. На разные голоса завопили птицы, славя свет. И он не сдержавшись, вскочил, сдернул кепку и закричал:
   - Здравствуй Солнышко! Ура!
   Наверно он язычник. Твердо говорить сложно. Наше атеистическое воспитание, заложенное с детства, отравляет душу отрицанием и цинизмом. Ему было смешно, когда он смотрел на людей воспитанных в коммунистическое время, с энтузиазмом вгоняющих в лоб сложенные кукишем пальцы, и облизывающих ухоженную руку местного батюшки. Пимен жалею людей, с восторженным наслаждением мазохиста, называющих себя рабами. Ему было душно под куполом церквей, где с непонятным осуждением смотрят хмурые лики, и остатки кислорода выжигают горящие свечи.
   Его вера в природе. В лесу, в воде, в небе. Пимен пришел на эту землю жить, радоваться и защищать любовь. Но не страдать. Сегодня он родился вновь.
   - Здравствуй Солнышко! Ура!!!
  
   - Алла! Есть дело. Тебя с тремя детьми, устраивает твоя работа?
   - Не совсем. Зарплата маленькая.
   - А что ты там работаешь? Ты же перебиваешься с копейки на кусок хлеба.
   - Но зато соц. пакет. Я же на бюджете.
   - Меня умиляет этот пакет. Мне не платят, но зато дают пакет с призрачной надеждой. Никто не понимает, что это такое, но многие готовы последний хрен без соли доедать, но держаться за эту подачку. Я еще понимаю чиновника высокого ранга. У них соц. пакет, это пакет который они получают помимо зарплаты. А что ты имеешь от этой лабуды.
   - Пенсия, больничный, оплаченный отпуск.
   - Ну, подачка в виде пенсий, даже разговора не стоит. Пенсия дается для того, что бы человек помучился перед смертью. А больничный? Надо работать так, чтобы ты могла болеть и не замечать потерю финансов. Оплаченный отпуск. Вообще хрень.
   - И что ты предлагаешь?
   - Элементарно Ватсон. Я регистрирую ЧП, тебя беру продавцом. Ты сидишь в киоске, а я езжу за товаром. Прибыль по полам.
   - А если не получится? Я же потеряю свое место.
   - А что, есть желающие?
   - Только уволься, место сразу займут.
   - На дураках земля вертится. Если здесь не получится, будем пробовать дальше. Все спать. Завтра ждут великие дела.
   И понеслось. Регистрация ЧП, скинул машину практически за бесценок, купил почти новую корону. Привод на оба моста. И проблем с запчастями нет. Эта марка так распространена за Уралом, что запасные части, дешевле, чем на отечественные шушлайки. Пробежался по местам массовой торговли, и в переходе под часовней, взял в аренду киоск. Выбор остановили на колготках. Ей торговать, будет писать его на бумажке что ушло, подвезу. Понравилось, их легкость. Не надо надсажаться пока донесешь. Киоск заработал. Пимена забавляла, торжественно - намазанное лицо Аллы. Она быстро вошла во вкус, и почувствовала себя олигархом местного разлива. Есть такое у человекообразных. Почувствуют лишнюю копеечку, и как яйца. Пять минут кипели и уже крутые. Поначалу даже на его раза два голос подавала, но ему, ее обломать, как два пальца обоссать. Иногда его посещает мысль надеть ей на шею собачий ошейник. Для прикола. Но каждый раз, подумав, не делаю. Перед животным стыдно.
  
   - Алла. Объясни его, почему вы бабы, заголяете ляжки? Мы ведь мужчины этого не делаем.
   - Красиво.
   - Я понимаю красиво. Но чаше всего, на красивые ноги надевают брюки, джинсы. Первые оголенные ноги весной, чаще всего, кривые короткие, чем хуже ноги, тем короче юбка. И вообще, это так важно, их заголять?
   - Ну, ведь вам, мужчинам нравиться на них смотреть.
   - То есть это приманка для мужчин. Манок. А как же феминизм? Я, торгуя здесь, начинаю понимать разницу между полами. У женщин меньше мерзнут ноги, чем у мужчин. Идет сверестелка, по морозу, ляжки наголо. У мужика давно бы отмерзли. А это значит, что у вас, женщин нарушение нервной системы. Не чувствуете холода.
   - Хватит о нас. Давай в Ложок съездим.
   - Зачем?
   - Там святой источник забил. Посмотреть хочется.
   - А почему святой? Там просто подземные ключи, проходящие через известняк, природный абсорбент. Вот вода и очищается.
   - Там большевики расстреляли священников.
   - Расстреляли, потому, что сами виноваты.
   - Почему виноваты?
   - Всякая власть от бога. Это их слова. А они анафеме предавать ее стали, народ мутить. Они нарушили заповеди, не их завалили, а бог покарал руками людей, что бы народу мозги не компостировали. Ты почитай в библии:- "во всем воля божья". Бог всезнающий и всемогущий. То есть у нас два предположения. Или их мочканули по воле божьей, или люди сильнее его, потому, что он ничего не мог поделать. Лоханулся. Ты пойми:
   Мы послушные куклы в руках у творца!
   Это сказано мною не ради словца
   Нас по сцене всевышний на ниточках водит
   И пихает в сундук, доведя до конца.
   - Саш. Нельзя таким быть. Надо быть богобоязненным.
   - Я не могу понять, термин "богобоязнь". Ханжеские пророки учат людей, боятся Бога. Но если бог столь милостив, зачем тогда людям бояться его? Неужели можно поверить, что от страха просто некуда деться? И если надо бояться Бога, то, как может быть основана любовь на страхе? Без этого всеобъемлющего страха у набожных "пастухам" нечем было поддерживать свое влияние на прихожан. Еще Хайям сказал:
   В этом мире на каждом шагу западня,
   Я по собственной воле не прожил и дня,
   За меня в небесах принимают решенья,
   А потом бунтарем называют меня.
   -Грех, то какой Миша говорить так.
   - Как меня достала эта дебильная привычка, на все на что не доходят мозги лепить ярлык - грех. Несмотря на то, что времена меняются, и будут меняться, всегда, человек в основе своей остается тем же. Два тысячелетия он нес наказание за то, в чем он не должен был быть обвинен вообще. Мы устали от недостатка заслуженных нами удовольствий жизни. Сегодня, как и всегда, человеку нужно насладиться здесь и сейчас, вместо того, чтобы ждать получения своих наград в раю. Так почему бы нам не заиметь религию, основанную на вольности? Мы не немощные просители, трепещущие пред беспощадным "Богом", которому по большому счету плевать, живы мы или мертвы. Мы гордые, уважающие себя люди. Мы сделаны по образу и подобию Божьему.
   Лучше пить и веселых красавиц ласкать,
   Чем в постах и молитвах спасенья искать.
   Если место в аду для влюбленных и пьяниц,
   То кого же прикажете в рай допускать?
   - Но в монастырях братья и сестры молятся за нас.
   - Даже при нашей цензуре, постоянно просачиваются статьи, о далеко не нравственном поведении "батюшек", а уж что творится за закрытыми стенами монастырей, даже Богу неведомо. В монастыри ушли те, кто не смог найти место в миру. Испугался жизни. Сбежали от трудности. Они не исполняют то, зачем пришли на эту землю по воле бога. Медленное самоубийство. А это и есть грех
   - Ну а как без веры во всевышнего? Как без духовности?
   - Какая там духовность. Ты почитай библию. Ужастик. Там самое ходовое слово - убийство. Не надо метаться и лесть в религию. Христианство ли, мусульманство, индуизм или протестантство, или какая-то новомодная штучка, поданная как система "духовного просветления", в которой есть нечто высшее, непостижимое, всемогущее, - все это находится вне тебя, все это системы подавления воли, а значит и личной силы человека. Все эти системы предназначены для изготовления "одомашненных приматов". Одомашненный примат - это существо, похожее на Человека, но озадаченное только размножением, едой, сном и деньгами, то есть, удовлетворением низших потребностей. Выводится специально для черной работы на благо общества. Все религии предполагают, что человек - существо дикое и неотесанное, склонное к всевозможным порокам, а поэтому его надо загнать в определенные рамки, которые сделают его удобным для эксплуатации в обществе. Застращать и не пущать. Религия - это хорошая дубинка и очень прибыльный бизнес. Но если мы человека лишь пугаем, но не предлагаем никаких способов для личностного роста, мы лишаем его будущего. Человеку религия не нужна. Нужна идейность. Быть в религии - значит верить в бога и все с ним связанное. Верить в бога означает чувствовать себя букашкой, ползающей под микроскопом создателя-наблюдателя-оценщика-вершителя судеб. Я плохо подумал и бог меня наказал. То есть у него, только и делов, чтобы подслушивать, что думают люди. Не слишком ли мелко для самого главного. И может, поэтому в мире так много бардака, что никто работать не хочет. Многие люди ударяются в религию, Она поможет, научит, наставит и, в конце концов, заставит, если нужно будет. Сам себя заставить не могу, не хочу и не буду. За меня другой уже помучился. Но это большое заблуждение. И очень дорогое заблуждение. Церковь круто придумала - тебе надо верить в бога и все у тебя получится. Тут вера в бога жестко привязана к успеху и по логике получается следующее: не верю в бога - не будет успеха.
   - Иисуса за наши грехи распяли. Он страдал за нас.
   - На эту тему мы уже разговаривали. Когда тебя успевают оболванивать, ты ведь постоянно на глазах моих? Иисус это сын божий, который искупил своей кровью наши грехи. Нас еще не было, а он позаботился о нас. Прозорливый, однако. А мы сейчас все, поголовно, Иисусу должны. В долгу мы у него. И управлять человеком, верящим в эту идею, просто: "Ты должен. Отдай долг. Не отдашь, попадешь в ад". Но если он искупил наши грехи, то мы безгрешны. А если мы грешны, то нафиг вся бодяга затеяна? "Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную" Похоже, в раю только слепые, безрукие и безногие. А идея Иисуса о том, что только нищие войдут в рай, направляют жизнь миллионов. Как? Да очень просто: "Нельзя богатеть. Не попадешь в рай. Будешь гореть в аду". Если ты хочешь жить в гармоничном мире, если ты хочешь быть счастливым и чтобы дети твои были счастливы, молись богу в себе, проси его о помощи и он поможет. И, бьются лбом об пол толпы страждущих, выпрашивая подачку, вместо того, что бы работать и зарабатывать себе на жизнь.
   - А ты не боишься так говорить? Это же грех.
   - Я, похоже, говорю с манекеном. Видно, у вас, "одомашненных приматах" особое строение ушей. Как в ниппеле туда дуй, оттуда х.... Обалденная идея, о грешниках. Это просто хит! Мы все, оказывается грешники уже одним тем, что родились. Как у Крылова: "Ты виноват лишь тем, что хочется его кушать". Каково? А? Это очень хороший способ управления людьми: сделай человека виноватым, и он будет просить прощение и с готовностью заплатить любую цену за него. В личной жизни этот принцип работает так же здорово: сделай любимого виноватым, и получишь от него столько, сколько, на твой взгляд, стоит его вина. Можешь получить разрешение побыть с друзьями, а можешь новую машину. Виноват - пускай откупается. Одна и та же стратегия применяется в разных областях жизни и работает. И здорово работает, надо сказать. Человек постоянно сверяется с неизвестно кем написанными заповедями, чтобы быть менее виноватым и не чувствовать себя плохо. От кого зависит этот человек в своем мнении? Не от себя, а от людей. Скажут люди, что ты плохой, он из кожи вылезет, но докажет, что хороший. А если бы верил, что бог в нем, то сверился бы с самим собой и понял бы, что пустое это все, людям доказывать. Нехай сами себе доказывают, если им так хочется.
   "Ад и рай - в небесах", - утверждают ханжи.
   Я, в себя заглянув, убедился во лжи;
   Ад и рай - не круги во дворце мирозданья,
   Ад и рай - это две половинки души.
   Все-таки в ложок Алла его вытащила. Пимену понравилось. Конечно, пиар акция не плохая. Они для привлечения людей, догадались поставить купальню и раздевалки. Хорошо хоть приехали в понедельник, и толпы страждущих очистится, не наблюдалось. Проще - Они были вдвоем.
   Нависшие кусты, каменный бассейн, красиво ничего не скажешь.
   Алла в воду не полезла, а Пимен искупался. Интересно стало, что же должен сделать с ним сей облагороженный водоем, если он не разделяет его мировоззрение? Ничего не сделал.
   Выезжая с источника, Пимен заметил еще одну небольшую дорогу в сторону от трассы, и решил проехать по ней. Лес и озеро. Очень красиво. Интересно, а почему и его не сделали святым? Загрузка в человеко-объемах погруженных в него тел, оказалось бы намного больше. Толкотни меньше. Как всегда, один обман. Обиходить озеро, дороже, чем маленький бассейн. Да и лейб - святое озеро, режет слух. Источник проще и уже раскручено. Сколько их уже истекает по всей матушки земле?
  
   Мягкое тепло сентября. Суббота. Пимен, затарив киоск до талого, остался дома. Два дня один. Два дня звенящей тишины. Он устал от общения, от массы мелькающих людей, мотаний по городу за рулем. Надо побыть одному или сорвусь.
   Захотел сходить в "Сад Кирова". Пимен всегда любил этот парк. Место его детства. И когда хочется отдохнуть, для него лучшего места нет. Шашлык, пиво. Походить возле каруселей. Пощурится на скамейке на солнышко. Не торопясь, волоча ноги, ходить по опавшим, желтым листьям слушая обволакивающее шуршание. И тихо пережевывать мягко текущее время.
   На скамейку села женщина лет тридцати, с мальчишкой. Смышленый такой. Школьник. Мамаша с деньгами. Сынишки не отказывает. И он по аттракционам. Она больше одна.
   Как-то незаметно завязался разговор. Ни о чем. О погоде, о детях. Уже пиво у его, и нее. Мальчик появляется эпизодически, морожено, билеты, шашлык.
   - Тебя как зовут, а то мы уже полчаса разговариваем, а так и не познакомились?
   - Вика.
   - А меня Миша. Теперь хоть общаться легче будет
   Работает учителем английского, в какой то новоявленной супершколе. Там где богатых детей доят. Плюс репетиторство. Языковые лагеря. И как-то незаметно день съедает время. Ей пора вести ребенка домой. Он ночует в соседнем подъезде, у матери.
   - А ты никуда не торопишься?
   - Нет.
   - Давай еще погуляем. Пива попьем. Время еще детское.
   - Хорошо. Подожди, я быстро.
   И, правда. Не успел даже заволноваться.
   - Я готова. Куда пойдем?
   - Куда скажешь.
   - Ну не знаю.
   - Есть идея. Пойдем, посидим в Пышечную. Там такие пышки! Пимен туда, время от времени, уже столько лет езжу. А потом экскурсия по Монументу Славы.
   - Хорошо. Пойдем.
   Народу вечером мало.
   - Выпьешь?
   - Ну, если вина. Белого.
   - Ей вина. И обоим пышки со сметаной.
   Пимен любил такие места. Это наверно еще единственное место, где остался дух и вид столовых тех времен. Как он любил в детстве, ходить в столовые, не смотря на то, что дома всегда было, что поесть. Ташниловки. Рыгаловки. Как только не называло их наше, острое на язык, население. Дело не в еде. А в компании. Когда после школы, по рванному на карман, с шоблой ровесников туда. Оккупируется несколько столов. Шум, гам. Весело. Взрослые, страдая склерозом, забыли свое детство, строжатся. Ворчат. А может просто завидуют. Но пацанам все равно. Даже была любимая шутка. Толкли таблетки со слабительным, и щедро насыпали его в солонки.
   Самое любимое место, пельменная на "Башне". Там сейчас пиццерия.
   И повело его от обстановки, воспоминаний. Так разомлел, что просто ляпнул.
   - Пошли к тебе! Только зайдем в магазин.
   Ночь. Тишина. Раскрыта балконная дверь. Колышется занавеска. Легкий сквозняк, завидуя, ласково гладит два обнаженных тела.
   Хозяйка с фантазией. Черные шелковые простыни, наволочки, покрывало. Последнее на полу. И на черном, фоне обнаженное женское тело.
   Женщина загорела. Очень загорела. И вызывающе на смуглом теле, не загорелая белая грудь. След купальника. Белый выбритый треугольник в низу живота. Они уже не разговаривают. Не о чем. Слишком мало знакомы. И все, что можно было переговорено.
   Под ним бьется женщина. Когда ему было лет пять, материн друг взял на рыбалку. Пимен не помнит, где они были. Помнит только одно. Мужчина поймал, как ему показалось, очень большую рыбу. И она, на берегу, сорвалась с крючка. Азартный крик:
   - Держи ее.
   Пимен упал, придавив животом. И навсегда запомнил живые удары, бьющейся всем телом рыбы.
   Сейчас, к нему вернулось то воспоминание. Только добыча больше. И он так же лежа на животе, яростно вжимает ее.
   При всем удобстве, у шелка есть минус. Очень сколький. Трудно держаться. Трудно держать.
   Время исчезло. Воздух комком забивает горло, мешая дышать. Гулко бьется сердце, и кровь плещет в уши. Хриплое дыхание загнанной лошади. Стоны и крики истязаемой женщины.
   Объятия все сильней и сильней. Губы расплющивают губы. Она, изгибаясь, двигается ему на встречу. Пимен ускорил темп, и теперь она кричит во всю глотку. Лицо ее покраснело и мышцы напряглись. Через пять минут, она как-то странно начала выть от удовольствия. Пимен трахал эту молодую кобылку с остервенением и на всю глубину влагалища. Вика выла и стонала как шлюха в порнофильме. Пимен ускорял и ускорял темп фрикций, ни сколько не заботясь об ощущениях любовницы. Хотелось просто "вы... ть" ее как следует, но партнерша похоже получала от этого только дикое удовольствие, поскольку кричала и просила еще сильнее и сильнее трахать. Пимен почти выдохся от такой гонки, но оргазм приближался, и он продолжал таранить влагалище своим членом.
   Крик, и женщина изгибается в сладкой муке. И он, взрываясь, вцепившись, до побеления в пальцах, в ее плечи и оставил следы зубов на шее. Вогнав в последний раз член как можно глубже, стал кончать. Спермы было очень много. Раньше так ни когда не кончал. Первый выплеск длился не менее трех секунд, и напор чувствовался огромный. Член долго стрелял спермой. Его била крупная дрожь. Вика, взвыв, как сирена на одной ноте, кончила еще один раз. Получилось очень удачно
   Лежу, раскинувшись на спине. На его животе ее голова. Ее рука на его бедрах. Нет, зря говорят: "Все бабы одинаковы". Нет, все женщины разные.
   На свое удивление Пимен пьет пиво, получая от этого невероятное удовольствие. Просто из горла. Мелкие глотки, приятно, щекоткой, освежают горло. Пузырьки лопаются во рту. Лень поднимать голову, и пока бутылка касается губ, пиво проливается, наполняя комнату запахом свежего хлеба.
   Рядом, разворошенный стол с немудреной закуской. Пакетик с вяленой рыбой. Лучше обломаться, чем протянуть руку. Постепенно дремота обволакивает мозг. Рука с пивом поднимается все реже и реже. И только часы, неустанным метрономом, нарушают темную тишину.
   Светает. И не произвольно, прижимаемся все теснее. Руки, все смелее, совершают шаловливые движения. Рука Пимена, постепенно, ползет вверх по ее бедру, погружаясь во влажный жар. Шепот, шорох. И, вот, с верху на нем плавно двигается прекрасная амазонка. В сумерках, на фоне розового окна, ее не загорелые чашечки грудей, выделяются молочным светом. Птица, рвущаяся из силков. И стремящаяся взмыть. Пимен держал ее за бедра, что бы не потерять. Капелька пота на соске. Матовый блеск влажного тела. Клекот в горле.
   Пимен потихоньку шевелился членом внутри Викиного тела, и она медленно, смакуя, двигалась туда сюда.
   - Хороший мой! Это так приятно чувствовать тебя внутри себя. - Она сильнее выгнулась и он, чуть приподняв её, взяв за ягодицы, стал сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее помогать ей.
   - Родной мой! Хороший мой!
   Постепенно амплитуда и общие рывки стали более резкими и частыми. Они не могли насладиться друг другом. Крики сливались в единый унисон.
   Она, закусив губу, волнообразно колебаясь, мелко и часто стала дрожать всем телом. Пальцы сжимались в кулачки. Глубоко грудные всхлипы. И скорее от увиденного, он как-то неожиданно кончил с ней в унисон, не успев ничего понять
   Проснулись ближе к обеду.
   - Пока. Ты позвонишь милый?
   - Да сегодня. Ближе к вечеру. Ты записала мой номер?
   - Записала.
   Прощальный поцелуй. Пимен вышел из подъезда. Стер ее номер. Свой он продиктовал с тремя ошибками.
   Домой. Надо хотя бы один день надо побыть одному.
  
   Ноябрь. Самый мрачный месяц в году. Небо постоянно затянуто низко летящими свинцовыми тучами. Утренние заморозки сменяются дневными лужами. Иней и туманы. Выхлопные газы машин, не поднимаясь вверх, стелятся по земле, забивая бронхи. Смог. Депрессия. Учащаются попытки суицида. От без исходности жизни мрут мухи и люди. Но это в ноябре не проблема. Земля мягкая, не промерзла. Но из дома лишний раз выходить влом.
   В середине месяца резкий мороз, и застывает голая не прикрытая снежком земля. Мороз длится неделю - другую, и начинается зима, каждый раз стабильно - неожиданно для ЖКХ.
   Месяц, когда, умирая, обновляется природа. Смерть несет радость, светло, белый снег. Смерть это обновление. Новый год надо праздновать в ноябре. И не зря революция произошла осенью, угробив сгнивший строй с юродивым, кровавым, Николашей, освежив Россию.
  
   У Аллы дома, играя с пацанами, Пимен увидел большой полотняный мешок для обуви, в котором, при перекладывании, что-то шуршало. Это заинтересовало его, и он спросил, что там.
   - Да это бабушка привезла нам желудей, показать. Вот и валяются.
   - Я могу забрать?
   - Дядь Миш. Да без проблем. Нам то они зачем?
   Дома он высыпал их на стол и долго рассматривал, перебирая. Брал в руки. Заинтересовало таинство природы, когда из желудя, вырастало гордое дерево. Любовь друидов.
   Неделя прошла в хлопотах. Двести пятьдесят с мелочью желудей. Набрал столько же пустых пластиковых бутылок на два с половиной литра. Заставил квартиру пустыми пластмассовыми ящиками. Отрезав дно и горлышко у бутылок, поставил их в ящики. Оптом набрал землю в пакетах, и засыпал ее в бутылки. С верху положил желуди, и полил водой. Как в лесу. Там же никто их не прикапывает.
   Не ожидал, что его так это затянет. Каждый день, он старался выбрать время, что бы посидеть возле своих лесопосадок. С замиранием сердца, ждал, когда они проснуться, что бы познакомиться. Сбрызгивал водой. И через две недели, заметил, у некоторых желудей, первые, слабые и бледные ростки. Пимен радовался как мальчишка. Какая трогательно - нежная картина. Хрупкий росток. И только при очень больном воображении можно представить в нем гордый и могучий дуб.
   Пимен защищал землю. Пимен воин света. Человек не совершенен. Совершенна природа. И он по мере возможности должен взять над ней шефство.
   С первыми морозами, съездил на Ленинский рынок и купил три килограмма сырого сала. Здоровый толстый шмат. Разделив его на четыре половины, один кусок повесил за балкон на проволоке.
   Теперь он старался лишний раз не выходить из дома. За ростками можно наблюдать часами. С каждым часом, с каждой минутой, они, расправляя крылья, стремились в высь, гордо поднимая голову. Принялись все, за исключением двенадцати штук. Пересчитывал каждый день, боясь ошибиться. Ровно двести сорок. Часто раздавался радостный стук возле окна. И устав от долгого сидения, распрямляя затекшие спину и ноги, стоял возле окна, наблюдая за солнечными зайчиками синичек. Сало они сметали не хуже хохлов. Выдалбливали шкурку лучше опытного скорняка. Все сало улетело за неделю. Пимен ездил на рынок за ним раз в неделю. С деньгами у его проблем не было. Торговля шла хорошо. Большую часть выручки он отдавал Алле. В еде не прихотлив, в одежде тоже. На бензин, запчасти, Квартплата. Синички. На зиму он даже забыл о своем предназначении.
   Не так давно, Пимен купили компьютер и поставили у Аллы дома. Он там нужней. Но, озабоченный судьбой своих питомцев, провел Интернет и завис в нем. Разведение дубов. Сохранение дубов. Использование дубов. Дубовая доска и дубовый ламинат. Форумы посвященные этому.
   Там часто упоминалось, о какой то таинственной Анастасии. Пимен скачал книги о ней. Но прочитать не смог. Галиматья. Бред. Коктейль. Не зря говорят - хочешь заработать деньги, создай новую религию.
   На голову больная девушка, утащила такого же больного мужика в лес. Запихала в яму. В кошмарах белой горячки, он сам написал, что коньяк неожиданно кончился, и у него началась белая горячка. Как можно это воспринимать, на трезвую голову? Голая девка бегает по лесу. Вся ее гигиена, заключается в валянии на траве, и бултыхании в холодной воде. Спит вместе с медведицей. Жаль, что этот автор хоть раз не посетил наш зоопарк. Медведь очень вонючее животное. И возле клеток долго не простоишь. Но, похоже, наша красавица с ее "чистотой", так воняла, что даже медведице отбивала аппетит. А интересно, когда зимой спала в одной берлоге с медведем, что она у него сосала, что бы с голоду не крякнуть? Или у белок орешки тырила? И, прошу прощения, за интимные подробности. У нее женские дни бывали? Если бывали, она себе мохом затыкала? А животные? Даже при легком порезе, дрессировщики к ним близко не подходят.
   Никогда не знавшая благ цивилизации, она копировала голоса и песни всех "звезд" эстрады, знала все иностранные языки. Белки, щелкали орешки, и клали ей в рот, зная, что она сама до него не донесет. Травку щипала. В конце концов, высоконравственный предприниматель, забыв о жене, совершил грех прелюбодеяния, но, что положено юпитеру, не положено быку. Здесь это не грех. Это подвиг. Пимен подумал, что овладеть никогда не мытой девкой и не задохнуться, своеобразный подвиг. Но ее причитание, о том, что она умрет при родах, а природа воспитает сына, которого бросит наш геройский отец. Отдельная песня. Как наш автор причитает, что он никогда больше не сможет пить, курить и изменять жене? Пимен прослезился. Это же самые главные блага цивилизации. Он уже морально умер для общества, после такой тетки.
   А ее рассуждения, как надо садить дачникам огород. Каждую семечку надо подержать в руке, подержать во рту, и плюнуть в лунку. Да ее надо на прорыв в колхоз, морковку высаживать. И шланг с непрерывной подачей воды в жопу, а то вся на слюну изойдет.
   Достойно упоминание Порфирия Иванова, в качестве не замерзающего лидера. Но как всегда пальцем в небо. Порфирий, до войны считался городским сумасшедшим, а таких блаженных лечили, в то время, огромными дозами инсулина. Вот и нарушили ему нервную систему. Боль он не чувствовал. Доохлаждался болезный. Схватил жестокий радикулит и умер от рака грудной клетки. Но голова у него работала. Еще при коммунистах, поимел здоровенный двухэтажный дом и "волгу". Кто помнит то время, тот поймет. Заработал на страждущих вечной жизни, "граф Калиостро" местного разлива.
   Схема создания новой религии проста. Берется юродивый. Неважно, Анастасия, Христос, или Вася Пупкин. И набор непонятных слов и глупых поступков. Надо говорить с умным видом, такую галиматью, что бы тебя не поняли. И обязательно окружить себя толпой отребья. Все, ты герой. Да и еще. Никогда не работай. Лежи на печи, лови щуку. Попрошайничай или воруй. Из всех пророков, только Будда был человеком. И только он по настоящему отрекся от богатства, чтобы принести пользу людям. Но "восток дело тонкое". А остальные заставляют отречься от богатств всех, кроме себя, чтобы забрать все себе. Посмотрите хотя бы, на каких машинах "батюшки" заезжают в гараж храма, своего Спасителя. И как они опухли от голода, страдая за веру свою. Крест на пузе параллельно земле лежит.
   На форумах, апологеты новой религии, захлебываясь слюной, клялись в любви новоявленной блаженной Анастасии. Все один строили родовое гнездо. Ровно один гектар. На большее не способны. Так же написано в книге. Только один раз Пимен нашел пользователя, который взял восемь гектар. Пимен обрадовался. Но радость оказалась преждевременна. Под одним ником оказалась восемь семей. Еще поразила одно сообщение. Там семья на полном серьезе, высчитывала, сколько они посадят дубков, сколько стоит древесина данного дерева. И сколько они получат прибыль, когда через пятьдесят лет пустят свои посадки на доски.
   Но самое прикольное оказалось дальше. Большинство строителей родовых гнезд, несчастные люди. Неудачные семьи, жилищные проблемы, а у многих родовитых, и детей то нет, и некогда не будет. Вы уж хотя бы в своей жизни порядок наведите, а уж потом.... Со свиным рылом в калашный ряд. Родовитые вы наши. А то только языком как кедры звенеть.
   Слишком много людей, с мякиной в головах, и по этому всегда найдутся новоявленные гуру, которые будут создавать вот такие "общества" из людей, готовых пойти туда, не зная куда, и искать то, не зная что, вместо того, что бы просто взять и решить свои проблемы. Маниловым быть легче, чем, просто что-то сделать. Блядь - кедрозвоны!!!
  
   Пимен понимал, что весной надо высаживать дубочки в землю, но после форумов, появилось двойственное чувство. Как воин света, хотел просто посадить их. Но быть родовитым? Прошу уволить. Не достоин, быть - "Вашим сиятельством".
   Случайно в газете увидел объявление о продаже дома в поселке "Восьмое марта". Пимен съездил. Посмотрел. Дом самый крайний. Рядом свободная неучтенная земля. Старые хозяева сажали там картошку. Купил. Хоть маленько потратить баксы из чемоданчика. Но оформил на Аллу. Пимен веду двойную жизнь, всякое может случиться. И задумавшись, не только оформил завещание на квартиру на нее, но и, купив сейф, сделал в подполе нового жилища тайник, все накопления в виде чемоданчика и рыжья поместил туда. Написал письмо с планом схрона, и заныкал его уже в ее квартире, объяснив ей, что если она вскроет данную депешу, раньше его смерти, то кердык обеспечен. Ему в ней нравилось, то, что ее мозги небыли забиты мусором излишнего интеллекта. И она понимала, когда он не шутил. Предохранитель срабатывал надежно.
   А ему терять нечего. Оставлять больше некому. Пимен не знал, жива ли его родня и где они. Да и не хотел знать. Да и не курицу эту жалко. Хотя привык. "Мы в ответе за тех, кого приучаем". В ее пацанах, он видел такую же безотцовщину, какой был, когда-то сам. Пимен вспоминал, того залетного материного любовника, который преподнес ему первые уроки жизни. А если не врать, то он к ним привязался. Им было интересно вместе. И часто он приезжал не к Алле, а к пацанам. И они отвечали его взаимностью. Он мог часами возиться с ними отдыхая душой А Алла? Должна же быть у него женщина. По физиологии, он лезбиян. Голубых тянет к мужчинам, а его к женщинам.
   Только сошел снег, он нанял рабочих и снес все городушки, в виде теплиц, и других заморочек на огороде. И только зазеленела первая трава, мотоблоком перекапал весь огород, вместе с посадками, доставшимися в наследство.
   Хорошо, хоть Алла сдала на права, и ездила сама за рулем. А ее мальчишки с увлечением помогали ему.
   Пимену пришлось повозиться. Во первых дубки высаживал на расстоянии пяти метров друг от друга. Им нужен простор. Брал рыбацкий бур, и делал ямку. Аккуратно вытряхивал, так, что бы не повредить землю с ростком, и, расправляя корень, высаживал прикапывая. Саму тару, разрезав на две части, одевал на дубок, для защиты от мышей. Места не хватило, и ему пришлось залезть далеко за огород. Но считать размеры занятой земли не стал, что бы не быть похожим на звенящих родовитых.
   Между посадками, посадил какую-то траву, втюханую в киоске. Когда она подрастает, ее перекапывают, удобряя землю. И одновременно с сельхозподвигами, работяги сделали ему баню, с какой то новомодной и, кстати говоря, очень удачной печкой. Бригада нанята на долго, так как впереди ремонт дома, новое отопление. Зимой он будет жить здесь.
  
   - Здравствуй Пимен.- Неожиданно раздался голос в его голове.
   - Учитель, ты?
   - Забыл. Давно не разговаривали. Ты занялся новым делом.
   - Я ошибся?
   - Отнюдь. Пимен рад за тебя. Ты нашел достойное занятие. Но посмотри вокруг. Какое число?
   - Первое июня.
   - Правильно. Ты готов?
   - Да учитель.
   За этими работами, он забыл следить за собой и оброс. Так он и решил все оставить, только окультурится. Волосы на голове подстриг под шесть миллиметров, хотя последний год брился налысо. Аккуратно подбритая щетина на лице. Небольшая маскировка не помешает. Готовился, что бы в ближайшую к шестому июня числу субботу, поехать в ДК "Чкалова". На случку, кому за тридцать.
   Похотливо блестящие глаза, у особей обоего пола. Лотерея, кому повезет, а кому облом. Да еще и не известно, повезет ли тому, кто найдет приключений на свою задницу. Или кто пойдет домой несолон нахлебавшись. Обрадуется тетенька, приведет домой мужчинку, али к нему съездит, а он дернется три раза, ляжки обтрухает, и храпеть в ухо будет до утра. А вообще хоть такого, а то на "осетрину второй свежести" охотников не много. Пусть хоть кто-то за голую титьку подержится, и то кайф на несколько месяцев.
   Мужеского полу намного меньше, и здесь Пимен почувствовал себя как на аукционе. Допрыгались девочки, доломались. Пора вспомнить как по молодость нос задирали перед мужиками. Гордыня - один их десяти грехов. Трах мож кому-то перепадет, а вот замуж? Надежда умирает последней.
   Пимен с утра метался по квартире как неприкаянный. Приехал в квартиру специально по раньше, навести порядок, приготовиться к вечеру. Перехватывало дыхание, распирало тело и голову, мутнело сознание. Он налил горячего, обжигающего чая, и пил жадными, большими глотками, не чувствуя и не обжигаясь, пытаясь растопить кусок льда в глубине живота. Желание обладать, страсть, ярость, не давали покоя. Время тянулось как жевательная резинка. Сегодня надо найти Мышь. Сегодня надо убить нечисть. Сразу наступит облегчение. Жизнь главная причина смерти и человек рождается, чтобы умереть. Рождение и смерть. Конец и начало. Обладание женщинами, машина, квартира, дача - вот главный критерий счастья человека. Одно и тоже, и чем ты круче, тем больше дом, и все остальное. Разница только полуразвалившаяся халупа или несколько замков в разных частях света. Весь смысл жизни - призрачная погоня за счастьем. Но конец один - яма на два метра глубиной. И с собой ничего не унесешь.
   Играет музыка. Толпятся, повизгивая от возбуждения самки. Пускают слюни, выбирая товар, самцы. Запах похоти забивает ноздри. Глаза блестят как у обдолбаного кокаиниста. "Выбери меня, выбери меня". И главный момент - белый танец. Дамы приглашают кавалеров. Пимен не отказывал никому. А ну-ка девушки. Кто первый добежит?
   Шевелясь в такт музыки, заметил возле колоны знакомый силуэт. Она здесь. Любовь. Мышь. Главное правило охоты, не показать, что он ее узнал.
   Сегодня ей надо найти мужчину. Пимен для нее лучше всего. Она знает, как с ним обращаться и ей легче всего к нему подсоединится. И как обязательный довесок - элементарное чувство мести. Уничтожив воина света, царство ее утвердится на земле.
   Новый белый танец, и женский голосок:
   - Можно Вас пригласить?
   Вот это задумался?! Даже не заметил, как она подкралась. Так можно и погибнуть.
   - С удовольствием.
   Прижались сразу, надежно и плотно. Эротическое трение в такт музыки.
   - Познакомимся?
   - Александра!
   - Александр. - Зачем ей знать какое у него сейчас имя?
   - Серьезно?
   - Более чем. Был такой фильм в моем детстве, "Александр и Александра".
   - Я тоже его помню.
   И больше не расцепились. И через час, тихо по-английски, смылись.
   Целоваться начали только сев в такси. Обнявшись и дрожа от страсти, вылезли из машины возле его дома, и только за спиной щелкнула замком входная дверь, снова вцепились друг в друга. Начало встречи завело не на шутку. Надо пользоваться положением. Не отрываясь от ее мягких губ, Пимен расстегнул кофту. Лифчика нет. Тяжело заколыхались крупные груди с коричневыми сосками. Пимен вцепился в них как утопающий в спасательный круг.
   - Саш, полегче. Ты делаешь его больно.
   Губы побежали по шее. Мыш откинулась назад, и сосок сам вспрыгнул в его рот. Долгий затяжной стон. Не отрываясь, одной рукой, он расстегнул юбку. И она, упав к ногам, открывает хорошо сложенное тело рожавшей женщины. Как-то незаметно для него оказалось, что рубашки на нем нет. И вдруг резко подогнув колени, Мыш садится перед ним на корточки. Молниеносный вжик молнии, прохладно сползли брюки вместе с трусами. Горячим накрывается член. Сквозь пелену в глазах - качающаяся в низу голова, ладони обожгли ягодицы.
   - Подожди. - Пимен с силой оторвал ее, поднимая вверх. - Я чуть не кончил.
   Но, пытаясь отвести ее на диван, он запутался в забыто снятых штанах, и они рухнули на пол. И сознание покинуло его. Подмяв, вполз на гостеприимно раскинутую женщину, отвел нитку стрингов и ворвался в податливое лоно. Забыв про время, они в объятьях, в унисон качались на волнах страсти. Потом, смеясь, лежали обнявшись. Штаны он так и не снял.
   - Мыться пойдем?
   - Вместе?
   - Конечно. Надо же потереть друг другу спинки.
   - Ты наконец-то штаны снимешь или в них пойдешь?
   - А ты разрешишь мне вымыть тебя?
   Теперь, не торопясь, смакуя и наслаждаясь, он мыл женщину. Пимен старался не пропустить не малейшей складки. Малейшего бугорка. Она вся в мыле, и он почувствовал, как в нем распрямляется сжатая пружина страсти. Возбуждение наполняет его необычайной страстью. Облив Александру водой, развернул ее к себе спиной, наклонил и не торопясь, вошел снова. Нежная плоть, гостеприимно расступаясь, пропускает его, обволакивая приятной теплотой. Мягкие шлепки живота об упругие ягодицы.
   Когда мать переехала в эту квартиру, она, сделав ремонт, прикрепила к боковой стене большое зеркало.
   Пимен видел в отражении искаженное страстью лицо. Колышутся тяжелые груди. И тут в глаза бросилась лежащая на полке, опасная бритва. Мстительно-острое, как нож чувство захватила его. Пора и ей получить наслаждение. Третий не всегда лишний. Бесшумно разложил ее. Как хорошо, что женщины закрывают глаза! И резко, за подбородок, левой рукой с хрустом в шейных позвонках, вздернул ей голову. А правой, с силой нажав, провел по горлу, от уха до уха.
   В зеркало он увидел, как распахивается кожа, с шипением выплескивая на зеркало, струю крови. Глаза неестественно раскрываются до невероятных пределов. И в них ужас, боль, непонимание.
   - Я переиграл тебя НЕЧИСТЬ!
   Запах крови. Запах победы. Он пьянит лучше любого наркотика. Смерть освободила Мышь, и она с невероятной силой стала биться в конвульсиях, плотью своей, массируя член. Держа ее рвущуюся из рук, он чувствовал прилив нечеловеческой силы, тело наполняло нечеловеческим желанием, и он понял, что сейчас выплеснет себя в нее. Судороги ее плоти, запахи, довели Пимена до невероятного оргазма. Его трясло и ломало. И ее сила перетекала в него. Пимен держал ее за голову, прижимая к плечу, и бил, бил, бил ее тазом и никак не мог престать извергаться.
   Пелена с глаз начала сходить, и он увидел, что непроизвольно, резал бритвой по бедру. Подняв руку, вспорол живот, и внутренности вывалились ей под ноги. Отшвырнув мертвое тело от себя, выхватил сердце и печень, тут же, съел большими жадными глотками. После битвы и перетекания энергии, начинается настоящий голод.
   Устав, посмотрел на себя в зеркало. Голый, перепачканный кровью. Тщательно вымылся. Спать. Только бы добраться до дивана. А с телом разберемся завтра. Надо залить водой, что бы до утра не испортилось.
   Выспаться ему хватило четыре часа. Проснулся бодрым отдохнувшим. С радостным чувством, хорошо сделанной работы. Но разбудило его чувство голода. Слишком много потратил энергии. Заглянув в холодильник, обломался. Пимен же его перед переездом в дом вымыл и выключил. Что-то он тормознул. Масло подсолнечное, специи и соль есть. Пимен спустил воду в ванной, и, отрезав сочный шмат мяса с ее ягодицы, бросил на сковороду. Зачем кормить людей? Все раздавать собакам? Самому пригодится. Не в магазин же бежать.
   Схема отработана. Хорошенько промыл тело, расчленил на удобные куски. Все отработано. Только несколько самых лучших кусков, положил в холодильник, в морозильную камеру. Французы лягушек кушают. Миша не хуже будет.
   И как всегда, один позвонок с побрякушками в коллекцию. Собакам ничего не повез, аккуратно все спустил в унитаз. А кости и остатки одежды в Тулку. И снова отпуск длиною в год.
  
   Дубки прижились. В месте с пацанами, пробежавшись по окрестностям, выкопали четыре рябинки и три черемухи и посадили их во дворе, в начале нашей лесопосадки. Одуряющий запах расцветающей черемухи, должен забивать нос, очищая душу и помыслы. Съездив в лес, стибрил полуметровую елочку. Посадил.
   Новый год. Самый любимый праздник. Но покупать елку на базарах и ставить мертвую палку дома, это уже некрофилия. Уж лучше нарядить искусственную, хоть ноги колоть не будет. А на свою, живую, лучше смотреть в окошко.
   - Миш. А зачем деревья? Может лучше огород? Редиска, помидорки, огурчики.
   - А кто на огороде копаться будет? Ты со своим маникюром? Я балдею, представив тебя на каблучках с лопатой. Глупость. У нас и так уже деревню опустили. Пусть они растят и, продавая, зарабатывают. Кто будет работать, если все кинуться биться за урожай? Каждый должен заниматься своим делом. Универсал ничего не добьется в жизни. Нам внушено, что мужик должен уметь все. И на работе и дома. Сантехник, электрик, плотник, столяр. Фиг вам. От этого и бардак в стране. Когда в нашей стране появились первые иностранные компании, шоферам, работающим в них, запрещено было заниматься ремонтом машин. На это есть слесаря. В кабинах не было инструмента. Беда коли сапоги, станет точить пирожник, или как там еще в детских стихах? Ты должен изучить свое дело. И делать его на совесть, не отвлекаясь. А если дома что-то не так, то есть люди, специалисты в своем деле.
   - А дачники? Вон, какой урожай собирают. Всю зиму потом едят.
   - Дача, это место отдыха. Ты набираешься сил, для дальнейшей работы. Правда есть люди, которые работают на даче, но в основном это люди умственного труда, или обслуга людей умственного труда.
   Первые наделы, раздаваемые людям в СССР, назывались "Мичуринский участок". В магазинах купить нечего. А в город хлынули люди из глубинки, или как говорят, от сохи. Земля у них в крови. Это вымирающая порода "ракообразных".
   - Каких ракообразных?
   - Люди, которым комфортно работать раком. Посмотри на остановочную платформу электричек. Стоят, надувшись, как индюки. Они и узнают друг друга, только нагнувшись, то есть, встав раком.
   - Здравствуйте Марья Ивановна.
   - Что-то не припомню? Нагнитесь, пожалуйста. Иван Петрович. Как здоровьице?
   И зимой впадают в спячку. Сомнамбулы. Живут воспоминаниями о тепле, звонками друг другу и их ноздри забиты запахом земли.
   На участке отмечаются праздники, дни рождения. Там же и мрут, втыкаясь головой в грядку, создавая проблему для санитаров разгибающих их. Но один плюс. К земле давно привыкли.
   - А ты чем занимаешься?
   - Я сажу рощу. Дачи есть почти у всех кто хочет и не хочет. Отстой. А владелицей своей дубравы, может быть не каждая. Вот это круто. Дуб у нас в Сибири, конечно, не такой как в Европе, меньше. Ты знаешь, что него самые большие листья, и он выделяет больше кислорода, чем другие деревья? По идее, хвойный лес, стоило бы заменить дубравами, но это из области фантастики. Он ведь живет до пятисот лет. Представь, по этой роще, будут бегать твои внуки, правнуки, праправнуки. Тебя уже нет, а лес растет. Я договорился в зоомагазине, мне продадут две семьи белочек. И специальные гнезда, что бы они могли там зимовать. А ведь все записано на тебя, и ты владеешь всем. Вот это круто.
   - Но на самом деле это все твое.
   - Но никому об это знать не надо. А теперь серьезно. Давай ставить еще три точки. Одну с другой стороны перехода, а еще две в переходе на ярмарке метро "Маркса". Ставь продавцов. Западло, хозяйке собственной рощи самой у прилавка стоять.
   Алла зависла. Ее легко взять на понт. Еще одна родовая. Дура.
   Быстро она развернулась. Пимен только успевал спонсировать. Судя по всему, чемоданчик ей достанется пустой. Но там рыжья еще внукам ее достанется.
   Пимена забавляло наблюдать за Аллой. Уже было трудно представить, ту пьяную, неухоженную бабу, неопределенного возраста. Придавленную горем потери мужа. С тремя детьми на руках.
   Теперь у нее четыре киоска, продавцы. Она почувствовала себя хозяйкой. Научилась одеваться, поняла толк в дорогой косметики. Массажи, салоны красоты.
   Но та, жизнь с хроником, не воздержанным на язык и кулаки, навсегда была вбита в подсознание. В душе она со страхом вспоминала это. Она боготворила Пимена. Она понимала, что обязана ему всем. И готова была для него на все. И Пимен знал, что надежно привязал ее. Романтика и вся остальная хренотень здесь не канала. Лучшая привязка, это любовь. Любовь к деньгам, сытой жизни. Хоть не большой, но власти. Чувству значимости. И иногда надо макать мордой в дерьмо. Что бы не расслаблялась. Что бы знала свое место. И не забывала, чем носки хозяина пахнут.
   Лето. Рассвет. Как хорошо сидеть на крыльце! Летняя прохлада. Краешек солнышка игриво подмигивает из-за горизонта. Безумство пьяного художника, измазавшего палитру небосвода буйством красок. Тут и чернота уходящей ночи, и голубизна начинающегося дня. И розовые лучи забрызгали небо цветом рождения. И звезды с упорством уходящей на покой проститутки подмигивают людям, доживая последние минуты. Режущая глаза зелень листвы. Шорох листьев малолетних дубков с упорством подростков тянущихся макушкой в звенящую высь.
   Пимен не пропускал не одного утра, чтобы не поздороваться с рождающимся солнышком.
   А как хорошо наблюдать за дождиком сидя под навесом! Капли падающие с неба мыли листья и землю, очищали воздух и душу. Песня природы. Не передать словами и не напеть ту мелодию, в какую сливается звонкая капель луж, шелестящая с растений и глухая с крыш и сараев.
   Интересно, кому в череп тюкнуло, что эти чудеса можно создать за семь дней? За это время даже обосрать все это не возможно! Слишком тонко и сложно взаимодействие природы. Из непонятной жидкости, позорного цвета рождается человек. Из семечка подсолнух. И все эти моря горы, животные и рыбы. Невероятная гармоничность природы. Сильный поедает вкусного, но больного. Красота бабочки, "божьей коровки". Пиявка, выпивая кровь, лечит сосуды. Травами, без лекарств, можно излечить любую болезнь. Лес дает нам дышать. Нефть, уголь. Красота флоры и фауны. Моря и океаны. Горы и долины.
   Как этот дух, что-то мог сделать, когда по книжке он сначала создал свет. Потом отделил его от тьмы. А на четвертый день понял, что дело не ладно, и создал солнце и луну. И луна у него светило ночное. Не надо быть электриком, чтобы понять - свет без лампочки не бывает.
   Лучшее время для медитации. В книжном магазине Пимен купил книгу по погружению в подсознание для осознания прошлых жизней.
   Сначала ничего не получалось, но сегодня накатило. Знакомый свист, слегка заложило уши. Сознание рвануло вверх, и Пимен снова увидел себя сидящим на крыльце. Это не то, назад в тело. Темнота окружила его. Давящая тишина. Безмолвие. Обрушились все звуки. И через непонятный промежуток времени, как пазлы, стали появляться картинки. Бессмысленно и хаотично, они кружили возле него февральской порошей, но постепенно успокаивались, собирались, приобретая смысл. Он увидел себя другим. Понимал, что это он, но принять это все было сложно.
   Пимен был монахом. В том непонятном балахоне, с капюшоном перевязанном в поясе веревкой. В руках крест, но без гимнаста. Простой деревянный полуметровый крест.
   И мимо верхом на лошадях в блестяще начищенных доспехах, как в кино, проезжали рыцари, или как там их называли.
   Пимен бормоча что-то на непонятном языке, машет зажатой в руке деревяшкой.
   Картина исчезла. Небольшая темнота. Снова свет. Площадь полная народа. Пимен стоит на помосте. Посредине помоста столб.
   Полная площадь народа. Шум, гам. На мгновение все звуки стихают, И на площадь заезжает телега. На ней сидит связанная женщина. Спутанные волосы закрывают лицо. Безвольная спина. Обреченно качается голова. Рядом идет палач.
   Взрыв криков. В женщину летят яйца, гнилые овощи, принесенные с собой. Слишком мало развлечений в заброшенном городке.
   Это Мышь. Пимен не верит глазам своим. И он, и она находятся в других телах, в лицах нет ничего общего. Но в мыслях осознание, что это их встреча. Интересно, какой это век? Судя по костюмам массовки, самый разгар инквизиции.
   Мышь привязывают к столбу.
   - Женщина. Ты обвиняешься в колдовстве. Доказано, что ты виновата в смерти детей. Соседи видели, как ты вылетала голая из трубы на метле. Ты ходила ночью на кладбище. Дома у тебя нашли пучки трав, черепа, кости. Скажи всем, ты ведьма?
   - Да. - Еле слышно шелестит Мышь.
   - Громче, женщина.
   - Да. - Обреченно кричит Мышь.
   - Жители города, она призналась. И мы решили предать ее чистой смерти. Не испачкать ее одежды. Колдунья приговаривается к сожжению.
   У нее уже нет сил, кричать. Последняя вспышка лишила ее остатков разума. Висящую как мешок колдунью, двое помощников палача, привязывают к столбу крепкой цепью. Срывают остатки одежды, возбуждая чернь, жадную до зрелищ. Обкладывают до колен вязанками хвороста и соломы. Пимен, затянув молитву, берет в руки факел. При слове "Аминь", тычет им в сухое древо. Пламя занялось мгновенно.
   Нечеловеческий крик. Даже не крик. Визг. Так наверно визжит забиваемая свинья. В нем нет оттенков. Только ужас с болью. Проняло даже плебеев на площади.
   Пимен удивился чувству торжества и удовольствия распирающему грудь. И резкий, неожиданный оргазм.
   Он открыл глаза. Солнышко поднялось над горизонтом. Мир ожил. Затекло тело. Пимен встал, с хрустом и удовольствием потянулся. И остолбенел. Предательская влажность внизу живота. Нихрена себе, помедитировал.
   А если и, правда, это прошлое, то был наверно смысл в действиях инквизиции?
   Зашел в спальню. В доме тишина, и только кот прошмыгнул на кухню. Алла спит в черных эластичных брючках, большие бедра они красиво обтягивали, и теплой мужской клетчатой рубашке. Она выходила с Пименом во двор, но ей там быстро наскучило, и она вернулась досыпать. Пимен подошел и внимательно осмотрел ее. И резкое воспоминание. Обнаженная Мышь, привязанная к столбу, и огонь лижет ее тело. Судорога прошла по телу, и он покачнулся от резкого возбуждения.
   Лег к ней рядом, и начинал целовать. Губки, шейка. Рука спускается по животику до брюк, и шаловливо ныряет в запретную темноту. Грубо собирает в горсть влажную нежность. Сладкий стон слетает с её губ. Мягкие руки обвивают шею. Губы тесно прижимаются к губам.
   Сорвана рубашка. Пимен нагнулся над женщиной и стал целовать ее левую грудь. Нежно - розовые соски. Она рожала, но все равно, осталось некоторое совершенство. Сейчас, когда Алла лежала на спине, груди приняли форму двух куполов, какими обычно украшают восточные храмы - такая себе перевернутая пиала с донышком, украшенным небольшим возвышением соска с бугорком в центре.
   "Кто его знает, - пришло в голову Пимену, - может быть, форма куполов действительно списана с женской груди?" Он стал осыпать грудь нежными поцелуями. Сначала вокруг соска, постепенно приближаясь к центру, потом сам сосок, и, наконец, осторожно взял кончик соска губами и стал перекатывать его языком. Восторженный лепет Аллы постепенно сошел на нет и заменился томными вдохами.   
      - Другую грудь, пожалуйста, - тихо прошептала подруга.
        Он перешел на левую грудь и сделал с ней то же самое. Потом стал целовать тело ниже груди, поцеловал живот.   
     - Как хорошо, Боже!  - А-а! О-о! А-а! - Алла издала серию стонов.
     "Это еще не конец программы, - подумал Пимен, - сейчас будет самое интересное".
   Она очень ласково прижала к своим грудям его лицо, а руки у Пимена легко пролезли в штанишки, погладили мягкую попу и стянули их до колен. Тоже самое проделали ее руки. Твердый член уткнулся в женские бедра
   "Где-то здесь должен быть клитор", - подумал он и пальцем прошелся по месту его нахождения. Стоны Аллы стали громче, она сжала бедра и сильно стиснула ему руку. Стало трудно шевелить рукой, но он продолжал свое дело, пропустив свою руку между ее бедер. Она стонет... начинает извиваться... впивается руками и зубами в подушки...
    - Я буду кричать! - прохрипела Алла. -Да родной, да... Еще... да мой милый, да!!! Не останавливайся
    Пимен поднялся над ней и стал любоваться красой ее знакомого тела. Она лежала, откинувшись на подушку и немного раскинув руки. Обе груди смотрели вверх и чуть в сторону. Животик слегка осел и стал плоским, лишь в центре его, посредине чуть заметного возвышения, красовался пупок, да по бокам на бедрах проступали два возвышения. "Широкий таз, - мелькнула мысль, - Для родов это хорошо".
   Волосы на лобке были сбриты и не мешали рассмотреть те прелести, что были ниже.
   Очень медленно и нежно Алла взяла пальчиками у Пимена то, что теперь принадлежала только ей, и стала ощупывать приобретение, то сдвигая кожу назад, то возвращая ее обратно. Он застыл, закрыв глаза, переживая мгновения невыразимого блаженства и истомы. Затем Алла привлекла символ мужского достоинства себе между ног и стала водить вверх-вниз по губам, время от времени немного углубляя его в себя.
   Медленно, чтобы не упустить даже самые еле уловимые ощущения, он стал входить в раскрытые для любви уста. Она стонет от удовольствия, и умоляет взять ее быстрее. Пальцы оставались там же, и она могла более полно ощущать, как ритмично он входит и выходит из нее. Он делал это все быстрее и быстрее. Пальцы стали мешать зайти глубже, и она убрала их. Обвила руками шею мужчины, раздвинула бедра еще шире и закинула ноги за спину. Теперь ее интимное место было полностью развернуто. Пимен с неистовой силой ритмично вжимался в это распахнутое для наслаждения тело, делая то круговые движения, то поступательные, а то и выходя из него целиком.
     - Какой ты хороший! Я так тебя хочу! - стонала Алла.
     - Я весь твой! - страстно шептал я в ответ, - Я весь в тебе!
     - Ты хочешь меня?
     - Да, да, конечно хочу! Ты разве не чувствуешь?
     - Чувствую. Я твоя. Делай все что хочешь. - Простонала Алла.
   Всей своей частью, что была в ней, он ощутил, как волны прошлись у нее внутри влагалища. Такого фантастически сладостного ощущения до нее, Пимен испытывал только с одной женщиной. "Как это у нее, получается?" - мелькнуло в голове. Взяв Аллу за бедра и, затрепетав, он сделал несколько решающих рывков. Мощная сладострастная волна накрыла обоих, прижав обнаженные тела друг другу и затем мягко отпустив.
   Немного полежав, обнявшись, Алла первая поднялась, и резво изогнувшись, взяла в рот его вялую плоть. Маленько помяв языком, встала и потянулась как довольная кошка.
   - Ничего нет вкуснее, чем твой вкус после секса. Тебе кофе сварить?
   - Да, конечно.
   - Слушаюсь мой господин! - И не одеваясь, преувеличено виляя телом, прошла на кухню.
   Нет, не зря я ее подобрал.
   Конец августа. Пимен на Ленинском рынке увидел продающеюся корзинку, и как-то машинально, купил ее. Он забыл, зачем пришел сюда. И так же на автопилоте, сел в машину. И утром, надев свой старенький, любимый дождевик, взяв нож, поехал за грибами.
   Поселок находится на Ордынской трассе. Так и поехал, Мимо Ордынки, Кирза, к поселку Спирино. Ехал автоматически, просто как-то в детстве, мать возила его на дачу к подруге, и их разговор, о грибах отложился в глубине детского сознания.
   Лес встретил тишиной и настороженностью. Кто знает, зачем посетило его, млекопитающее называющее себя " венцом природы", и чего ждать от него. Непредсказуемое существо.
   Пимен вышел из машины. Лесная тишина оглушила его. Свежесть леса. Прозрачность воздуха. Рабочий день. Грибарей нет. Он сам и не помнил, что такое грибы, и как их собирать. Он собирал их на рынках, у небритых мужиков или у толстых теток в ватных фуфайках. Да и не хотел он копаться в земле, выискивая гриб.
   Он все больше отделялся от других двуногих. Есть, кто сготовит обед. Есть, кого помять в постели. Есть с кем перемолвится словом по вечерам. И хватит этого общения. Одному лучше.
   Походить по хвое, снимая ласково обвившую лицо паутинку. Палкой поковыряться в трухлявом пне. Присесть на кочку возле муравейника, и с наслаждением запивая кусок сайки молоком, смотреть на трудолюбивую жизнь мурашей. Жить и работать. Бегать, искать, добывать, строить. И споткнувшись умереть. Даже потрахаться негде и некогда. За работай не замечается, что матку имеет другой, более удачливый по праву рождения. А все население лесного мегаполиса, обеспечивает будущее другим. Вон тащат толпой жирную гусеницу, надо накормить свое начальство. Ищем, копаемся в себе. Философствуем. Пытаемся выделиться. А все для того, чтобы доползти до кормушки. Закон курятника заложен в природе. Подтолкни ближнего, обосри нижнего. Только это пирамида. И чем дальше вверх, тем меньше места и сильнее борьба.
   За кустами проехав остановилась машина. Свежий запах опавшей и влажной листвы приятно бьет в нос, одновременно в голове рождается не понятное чувство тревоги и волнения.
   Пошел потише, и увидел на расстоянии двадцати метров меж стволов и желтой листвы лиловый цвет автомобиля. Уже совсем близко, машина заглушена, но понятно - знакомые колебания содрагают ее.
     Подошел в плотную и, встав за большим деревом, осторожно выглянул. Сказать шок, не сказать ни чего.
   Обалденная женщина с задранной юбкой до шеи, с раздвинутыми ногами и закинутыми на плечи мужчине громко кричала на пассажирском сидении. Гортанные звуки сменялись рычанием, экстаз плавно переходил в конвульсии оргазма. Лифчик был задран вверх, а блузка лежала на водительском сидении. Крепкий волосатый зад, с ненасытным упорством долбил свою визави. Мужчина то придерживал ее ноги, то тискал грудь, то засовывал палец ей в ротик. Через несколько минут этой долбежки женщина стала вскрикивать все громче, а затем издала вопль, переходящий в ультразвук. Казалось, она кончала дольше, чем длился сам половой акт.
   Мужчина слез с нее и пересел на соседнее сиденье. По разговорам стало понятно, что начальник, воспользовавшись положением, вывез секретутку на небольшой променад. У Пимена затекли ноги, толи от напряжения то ли от не удобной позы, и он выпрямился и встал спиной к дереву.
     Выглянул осторожно, женщина сидела в пол оборота и гладила своего боса по животу, плавно опускаясь рукой ниже. Взяла его опавший член и начала массировать. Через мгновения он воспрял и начал приходить в боевую готовность. Секретутка приподнялась, оглянулась по сторонам, чуть не заметив Пимена, повернулась обратно, наклонилась и взяла этот фаллос в рот. Судя по их мимике, разговорам и ее действиям, никакого насилия не было. И вообще не понять, кто кого вывез. Куда катится мир? Минут пять она усердно трудилась над головкой своего начальники и, судя по ловкости, делает это не в первый раз. Босс держал ее за волосы и норовил, как можно глубже насадить на свой ствол ее голову. Резко вздрогнув, прижал, конвульсии побежали по его телу, с каждым вздрагиванием потоки уходили в горло, а она глотала, не пытаясь сопротивляться. Через несколько секунд он ослабил хватку и отпустил. Женщина достала салфетку и элегантно вытерла натруженные губки.
     Пимен понимал, что лучше уйти, но тем ни менее не хотел этого делать, не увидев всего до конца.
   Можно бесконечно долго смотреть на огонь, воду, на работающих людей и на занятие сексом. Через минут пять Пимен услышал звук открывающейся двери, их голоса стали вырываться наружу. Говорили о всякой ерунде, а дверь открыли, потому что в машине стало сильно жарко.
     Хруст веток. Они вышли из машины, полностью разделись, и наконец-то Пимен смог разглядеть женщину.
   Очень хороша, лет тридцать пять. Выглядит шедеврально, худенькая талия, плотная и подтянутая попа, метр семьдесят рост, русые волосы и красивые голубые глаза, грудь второго размера.
   Женщина залезла на половину в машину, встав коленками на сиденье и оставив попу свисающей наружу, ноги раздвинуты и между ними так хорошо знакомая и любимая мужчинами щелка. Она была полуоткрыта и призывала самца овладеть ею, гладко выбритые половые губки говорили о том, что она заранее подготовилась к этой встрече.
   "Придумала же позу фантазерка! Надо и мне так свою загнуть. - Подумал Пимен. - Не зря говорят, век живи и век учись".
     Самец, не долго думая, подошел к ней и стоя сзади нежно ввел свой мощный член и по хозяйски шлепнул свою девочку по ягодице. Глубокими фрикциями начал загонять поршень в жаркие недра. Она уже глубоко дышала и изредка постанывала. Он увеличил темп и через секунды крики дикого возбуждения вырывались из горла женщины, нет не правильно, в этот момент она не женщина и не чья то жена и не коллега, она самка, которая готова отдаться хорошему самцу, готовому доставить ей удовольствие. Он уже не шевелился, а просто стоял, схватившись двумя руками за крышу машины, она сама насаживалась на его член, стараясь как можно глубже почувствовать его в себе. И вот он дикий оргазм, он схватил ее за бедра и начал очень быстро и глубоко загонять член внутрь, она внемля ему также начала рычать в порыве сумасшедшего удовольствия. Какое то время они продолжали содрогаться в унисон. Но все кончилось, пошатываясь мужчина отошел от машины, обмякший член, выйдя из вагины звучно шлепнул по ляжке. Его любовница все еще продолжала стоять раком и не шевелилась, пытаясь перевести дух. Мужчина взял сигареты в машине и прислонившись к багажнику, закурил.
     Женщина выползла из машины и, зайдя за нее, присела, видимо, пытаясь освободиться от спермы своего начальника. Потом, как-то буднично оделась, обняв, поцеловала в щеку мужчину. Они сели в машину и уехали, оставив пару смятых салфеток.
   И тут до Пимена дошло, что так царапало его во время наблюдения. На руке женщины обручальное кольцо. Она за мужем. Таинство роста рогов. И не пользовались презервативами. В газете писали, что американцы решили рассылать тесты ДНК по почте. Но быстро отказались. Шестьдесят процентом проверенных семей показали, что у отцов и детей разные показатели. Погуляв по лесу, в это можно поверить.
  
   Сентябрь. Наливаются свинцовой тяжестью тучи. Летят тяжелые ошметки по небу, прижимаясь к земле. Хлестко хлещут по лицу, проникают за воротник, заливают ботинки струи воды. Грязные ботинки, брюки. Лужи. Промозглый сырой ветер. Тело, привыкшее к теплу за несколько месяцев, плохо воспринимает переход к минусу. Плюс пять весной Африка. Те же пять осенью - катастрофа.
   Дубки прижились. Подросли. Теперь главное что бы они перезимовали. И все. Дальше им помощь не нужна.
   - Наблюдаешь Пимен?
   - Да, учитель.
   - Не слишком приземлился?
   - Нет, учитель. Я всегда готов идти за тобой.
   - Вспомни то, хорошее, что дал тебе Студент. Вы вместе изучали кодексы самураев. И ты должен всегда их помнить. Японцы здоровая нация, не забывшая свои корни и помнящая заветы предков.
   Ты должен, прежде всего, постоянно помнить - помнить днем и ночью, с утра, когда просыпаешься, до то того когда уснешь, что должен умереть. Во всех делах повседневных помнить о смерти и хранить это слово в сердце.
   Вот главное дело человека. Если ты всегда помнишь об этом, то сможешь избегнуть множества зол и несчастий, убережешь себя от болезней и бед, и насладишься долгой жизнью.
   Ты будет исключительной личностью. Ибо жизнь мимолетна, подобно капле вечерней росы и утреннему инею. " Яко тень проходит жизнь твоя, и яко листья в листопад осыпаются дни жизни человеческой. Живи лишь сегодняшним днем, и не думай о дне завтрашнем.
   Делая свои дела, ты должен думать о каждом, как о своем последнем деле. Глядя в лица родственников, друзей и знакомых чувствуй, что никогда не увидишь их вновь.
   Только тогда твои чувства будут искренними, а сердце будет исполнено настоящей любовью.
   Но если ты не будешь помнить о смерти, то будешь, беззаботен и неосторожен, будешь говорить слова, которые оскорбляют других, тем самым, давая повод для споров.
   Если на это не обратят внимания, их можно будет разрешить, но если сделают упрек, он может окончиться ссорой.
   Если прогуливаться в увеселительных местах среди толпы без должной осторожности, то можно столкнуться с каким-нибудь большим глупцом и быть втянутым в ссору ещё прежде, чем поймешь это.
   Тогда ты будешь опозорен, имя - запятнано и осыпано упреками.
   Все эти несчастья идут оттого, что человек не помнит все время о смерти.
   Тот же, кто делает это, будет, как и полагается, говоря самому или отвечая другим, тщательно взвешивать каждое слово и не вдаваться в бесполезные споры. И тщательно обдумывать, правда ли то, что собираешься сказать.
   Нельзя позволять заманить себя в ловушку, где можно внезапно оказаться в безвыходном положении.
   Любой человек, если он забывает о смерти, склонен к нездоровым излишествам в еде, вине, поэтому он умирает преждевременно от болезней печени и селезёнки, и даже пока он жив, болезнь делает его существование бесполезным.
   Но те, у которых всегда перед глазами лик смерти, сильны и здоровы в молодости, а поскольку они берегут здоровье, умеренны в еде и вине и, будучи воздержанными и скромными во всем, болезни не иссушают их, а жизнь их долга и прекрасна.
   Тот, кто живет в этом мире, может потакать всем своим желаниям; тогда его алчность возрастает так, что он желает того, что принадлежит другим, и не довольствуется тем, что имеет, становясь похожим на простого барыгу.
   Но если человек всегда смотрит в лицо смерти, он не будет привязан к вещам и не проявит неуемности и жадности, станет нормальным человеком.
   Любой, независимо от положения, должен постоянно быть занят делом, но когда бы у него не появлялось немного времени для себя, чтобы побыть в безмолвии, он не должен забывать возвращаться к вопросу о смерти и размышлять, о ней.
   Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть. К смерти следует идти с ясным сознанием того, что надлежит и что унижает достоинство.
   Верность, справедливость и мужество суть три природные добродетели мужчины.
   Обладающий лишь грубой силой - не мужчина. Если ты не сможешь связать двух слов, то кто ты?
   " Возлюби ближнего как самого себя". Пока не возлюбишь себя, ты не сможешь понять, как любить других.
   Глупо копаться в себе, занимаясь самоедством. Наши недостатки - лучшие наши учителя, к лучшим учителям всегда бываешь неблагодарным.
  
   - Милый. Ты помнишь, какое сегодня число?
   - Какое?
   - Сегодня рождество.
   - Поздравляю. Ты счастлива?
   - Да. Ты пойдешь со мной в церковь?
   - Конечно, нет.
   - А может, хоть раз, пойдем вместе? Там хорошо. Свечки горят. Поют. Тебе понравится.
   - Что там может понравиться? Вроде праздник. Темнота в здании, попы в темных одеждах. Траур. Да и сама личность распятого. Кто он? Отец, не пойми кто. В библии, то сын божий, то сын человеческий. Если человеческий, то его отец, плотник Иосиф, родной дядя Марии. Инцест на лицо. Если сын божий, то, как возможно залететь от духа. Кто же тогда ночью залез к деве в постель и обрюхатил ее? Или по другому - изнасиловал. Непорочное зачатие? Ну, а эта галиматья не выдерживает никакой критики. Пока Мария была девственницей, У Иосифа не стоял, а как она родила, так он и начал штамповать ей деток.
   - Он ведь тебя спас, погиб за тебя. А ты на него хулу возводишь.
   - От чего он меня спас? Я теперь могу грабить, убивать, лгать. И мне за это ничего не будет? И зачем ему было кого-то спасать? За семь дней Бог создал землю и все что на ней. И если существует зло, ад, дьявол. Если человек не совершенен, то значит что-то не правильно сделано, а значит, Бог не всемогущ.
   Ну ладно, он нас спас. И что? Это так естественно для него, делать добро. Бог есть любовь. И он это мог сделать одной мыслью, без этой пиар акции. Послать своего сына, его били, пинали, издевались. Распяли на кресте. Смысл?
   Когда его распяли на кресте, то все вокруг, говорили ему: "Спаси себя самого; если ты сын божий, сойди с креста, других спасал, а себя самого спасти не можешь". Но раньше гвозди делали не штамповкой. А ковали в кузне. Да и, похоже, прибили на совесть. Провисев шесть часов, чувствуя свою беспомощность, он пал духом, и заплакал. "Возвопил Иисус громким голосом: Боже Мой, Боже мой! Для чего ты меня оставил?" Но пролетел и понял - опаньки пришли. Папаша, похоже, отвлекся и занялся чем-то более важным, чем спасение своего любимого сынка. Пораженный таким подлым разводом, он понял - встрял, обули. "Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух". Финал. Спасение закончилось. Занавесь опущен. Бурные аплодисменты.
   - И что дальше?
   - Да ничего. Библия и заповеди даны тем, кого вывели из египетского рабства. Для тех, кто вышел с Урала, с реки Русь, эта лабуда не касается. А для тех, кто вышел от туда, это легко объяснить. В древности существовал обычай. Раз в году, накладывались служителями культа руки на козла, сбрасывались все грехи, и козла выгоняли с поселения. На погибель. Позже, с развитием цивилизации, стали выбирать человека, который год не работал, пил гулял, жрал в три горла, трахал все, что шевелится. И через год, его как козла тоже в шею. Никто не хочет отвечать за свои поступки. Вот и апофеоз. Гнать просто так надоело, и решили развлечься, запихав человечка на крест.
   Кстати он даже умереть, как следует, не мог. В девяностых годах прошлого века, ученые медики, внимательно прочитав описание смерти Бога-человека, вынесли вердикт. Инфаркт. Надо же так было испугаться!
  
   Потемнел, оседая снег. Слезами очищения потекли ручьи.
   "Инда взопрели озимые, рассупонилось красно солнышко, расталдыкнуло лучи свои по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился". Березовый сок. Подснежники. Первая зелень. Постоянно грязные ботинки. Забрызганные брюки. Весна.
   И чем выше поднимается градус на улице, тем сильнее бродят жизненные силы в природе. Щепка на щепку лезет. В зоопарк с детьми заходить не рекомендуется.
   Пимен не жил, маялся. Как из омута, из глубин сознания поднимался кто-то неведомый, страшный и темный. Учитель появлялся нерегулярно, неохотно. Не отвечал на вопросы. Пимен чувствовал себя покинутым. Никому не нужным. Раздражался от малейшего шороха. Слова. Взгляда. Предупредив Аллу, переехал от нее в старую квартиру. Понимал. Лучше отдохнуть друг от друга, так как не хотелось сорваться и потерять ее.
   Душа, не знающая меры,
   Душа хлыста и изувера,
   Тоскующая по бичу.
   Душа -- навстречу палачу,
   Как бабочка из хризалиды!
   Душа, не съевшая обиды,
   Что больше колдунов не жгут.
   Как смоляной высокий жгут
   Дымящая под власяницей...
   Скрежещущая еретица,
   -- Саванароловой сестра --
   Душа, достойная костра!
   Рвала Душу Цветаева. Душа маялась. Душа рвалась на волю. Душа плакала и пела. А есть ли она душа? А где она находится? А где она лежит? Американцы, как писали в прессе, ее умудрились сфотать и взвешать. Душа яйцеобразной формы и грамм семьдесят весом.
   Пимен спав весь день, с наступлением темноты выходил на улицу. Ходил по опустевшим дворам, не замечал ничего вокруг, чтобы с рождавшимся солнышком свалить в свою берлогу и залечь до вечера.
   И кое-как, дождавшись июня, Пимен залез на антресоль. Еще после первой охоты, он нашел чемоданчик, с которым ездил в лагерь, и собрал в него все, что, по его мнению, может пригодиться в борьбе с Мышью.
   Рассветный лес. Пимен ждал утра, жег костер. И пек всю ночь картошку, наслаждаясь ее забытым вкусом. Когда-то давно, в прошлой жизни, вместе с дворовыми пацанами, разводили костры, и также кидали ее в золу. Как давно это было. Двор, детство, мать. А может быть это просто яркий сон, приснившийся так удачно, что стал его частью. А он всегда был Пименом, и уже несколько тысячелетий, жил в борьбе. Ван Хельсинг. Профессиональный истребитель вампиров. Охотник на приведений.
   Добытая с вечера Мышь лежала связанная недалеко, в кустах, дабы не мешать своим шорохом. Она не могла, конечно, вошкаться. Спеленована на совесть. Но его могли отвлечь издаваемые ей глупые звуки. Мышь хитра. Но и он уже научен. В этот раз, зашел в ветеринарный магазин, и купил маленький каучуковый мячик, который и загнал в рот под скотч. Очень хорошо. Недорого и эффективно.
   На заре, с хрустом потянувшись, размял свои затекшие члены, покрутил шеей. Рывком подкинул Мышь, подвесив ее за связанные в запястьях руки на сучок.
   "Блин. Вертится как уж на сковородке. Ноги привязать к дереву. Да покрепче. И еще руки до локтей. Теперь нормально. Мычит как корова. Не корова. Телка".
   - Слушай Телка, дети есть? Мотни головой.
   " Мотает. Че врать? Откуда у Мыши дети"?
   По телу пошел озноб. Из копчика по позвоночнику. Энергия кундалини, проснувшейся змеей, наполняет тело сакральным смыслом. Теннисный мячик жара загорелся в солнечном сплетении. И покалывание в кончиках пальцев. Пимен созрел.
   Мышь освобождена от одежды. Как всегда тело без единого волоса. Пимен расхохотался. Как оно надеется на свою неотразимость, как оно хочет оплодотвориться и родить кучу Мышат. Но пока есть такие как он, человечество в безопасности.
   Сегодня он решит свой вопрос. Медленно нажимает на ласточку чуть выше лобка. Упирается ручкой. Пряное тепло накрывает руку. И медленно вверх внимательно вглядываясь в ее глаза. Побелели, расширившись, зрачки. Ласточка уперлась в грудину. Выше не поднять. С еле слышимым шлепком выпали внутренности. Запах крови пьянит сильнее момента. Оргазм скрутил, согнув, и погрузил в открытый живот. В теплоту, влажность, кайф. И заставив ощутить его повторно. Пимен подтянулся и заглянул в глаза. Мышь покинула тело. И Пимен понял всю ее подлость. Он не увидел, как тело покинула душа. Мышь забрала ее раньше. Он просто выключил биоробота.
   Но на этот раз печень и сердце Пимен забрал с собой. Не гоже как зверю есть их сырыми.
   И с легким сердцем, с выполненным уроком, Пимен ехал домой. Хотелось жрать. Хотелось бабу. Хотелось просто жить!!!
  
  
   Темный свод пропадает, где-то далеко вверху. Бессчетное количество факелов, скупо кидая свет, жадно глотая, хавает воздух. Сквозняк, не обращая внимание на людей, с упоением играет язычками огня. Тяжелый воздух, от обилия горящей смолы, дыхания и запаха немытых тел. Сколько их здесь? Пимен не считал. Ему не интересна, эта масса. Он даже не оглядывается назад. Неровные ряды людей стоящих на коленях скрываются там, в темноте, в сумерках.
   "Кале ма, кале ма, кале ма".
   Бормотания протоплазмы сливается в монотонный, напевный звук. Они обнажены. Только набедренная повязка и странный головной убор.
   Откуда-то пришло название - чалма. Может, он и ошибался. Да и по фигу. На нем одето тоже самое. Только чалма богаче.
   По взмаху руки, несколько слуг вносят сверток. Отесанная каменная глыба в виде стола. Сверток на него. Склонившись в глубоком поклоне слуги, пятятся в толпу.
   Острый каменный нож. Сколько ему? Кто терпеливо искал этот плоский черный камень? Какие руки, не уставая, терли его, придавая форму, доведя до невероятной остроты? Сколько обрядов прошел он, сколько крови выпил? Не возможно проникнуть в память его, и меланхолично хранит тайны свои, и с каждым разом, посвященные беря в руки его, чувствуют все возрастающую сакральную силу. И сами боятся силы его. Он не послушный инструмент, Он лишь снисходительно позволяет иногда пользоваться собой.
   Аккуратно, не торопясь, срезаются ткани свертка, и открывается содержимое. Мышь. Ты здесь. Мы связанны с тобой. Сегодня ты другая. В другом теле.
   Мутные глаза, потрескавшиеся, пересохшие губы. Безвольное тело. Впалый живот и при этом налитые груди. И как всегда тело, лишенное волос.
   "Кале ма. Кале ма. Кале ма".
   Откуда-то сзади, подали еще один сверток. Маленький ребенок. Девочка. Мышонок. Она уже успела расплодиться. Ребенок весь дрожал и невыносимо кричал.
   Пимен почувствовал, как голова стала наливаться болью. Детский крик. Он действует на нервы, на грани инстинктов. Надо поторопиться. И вытянув руку, державшую ее плод, погрузил в него нож. Крик оборвался. Пимен старался, чтобы ни одна капля крови не пролилась мимо Мыши.
   Кровь кончилась. Пимен отбросив безжизненный комок далеко в сторону. Мышь лежала молча, делая вид, будто не понимает происходящее.
   "Кале ма. Кале ма. Кале ма".
   Пимен закричал эти слова, едва не сорвав голосовые связки. В глотке запершило. Глаза заволокло красным туманам.
   И с каждым криком обращения к матери Кале, он стал наносить беспорядочные удары по лежащему обнаженному телу.
   "Кале ма. Кале ма. Кале ма".
  
   Пимен открыл глаза. Рассвет. Мягко шелестят дубки под ласковым утренним ветерком. На удивление они все прижились, хорошо перезимовали. Как приятно пройтись по своей, хоть еще и молодой дубовой роще.
  
   Темнота. Мрак. И полная тишина. Безмолвие. Догадаться, что руки поднесены к лицу, можно лишь коснувшись его. И все равно неожиданно.
   В спортлагере, Пимен в безлунную ночь, голый, купался в Обском море. Он закрыл глаза, раскинул руки и ноги, и перевернулся на спину. Вода как парное молоко, с нежностью матери, ласково держала его на себе.
   Почти такая же темнота. И полная потеря времени и пространства.
   "Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою".
   Интересно, на какой высоте он носился, и не зацепил ни одной горы. Может поэтому, он и носился над водой, чтобы не врезаться в сушу. И сколько можно летать не отдыхая?
   Тьма не однородна. У черного есть оттенки. Что-то черное и бесплодное огладило его лицо. Тьма приблизилась. Тьма отступила. Это похоже на чернила. Даже когда их перемешиваешь - видишь волны. Волны тьмы. Темно видеть. Темно слышать. Темно дышать. И ничего нет ни под ним, ни над ним.
   Пимен не чувствовал угрозы. Ему было тепло и спокойно.
   А может, ничего не было? А может, он еще не родился? И сейчас он почувствует непонятное давление, свет в конце туннеля, ласковый шлепок по попе и первые капли теплого материнского молока.
   А то, что было, это просто видение. Может, мы и правда не живем, а то, что происходит, это просто сон, театр, мысли. Что-то видим, придумываем, а потом туннель и мы в ласковой темноте.
   Пимен понимал, что мрак не однороден. Подвижен. Невозможно сказать, как он это чувствовал. Что-то приближалось к нему, ласково оглядывая, обволакивая. И снова, Пимен один, радуясь, парил в ней. Темнота светилась черным светом. Он тоже имеет оттенки. Темно-черный, светло черный. Вокруг него проявились лица. Мать, Студент, те люди, которых он освободил от грязи жизни. Он забыл ее имя, а она уже здесь. Первая помощница. Двое сгоревших в машине, пришли, держась за руки. Оказывается их много. Те, которые его должники. Так бы и коптили небо. Вот и они пришли. Мыши. Все те лица, которые принимала она. Пимен узнал их. Тьма подносила его к каждому образу. Кривились изображения, беззвучно шевелились губы. Он узнавал их всех. От первой до последней. Нет не прав, до последнего пойманного перевоплощения. И здесь он узнал, зачем тьма позвала его. Тот первый опыт. Он, не зная своей миссии, все сделал правильно.
   Тьма многолика. И когда ни будь она позовет его с собой.
   Пимен открыл глаза. Это был сон. Сбившаяся простыня. Одеяло на полу. Дрожавший силуэт окна. Встал и посмотрел в него. Сон в руку. Нет луны, нет звезд. Небо затянуто облаками.
   Пимен почувствовал дикий голод. И как был голый, шлепая босыми ногами, прошел на кухню. К обеду должна приехать Алла, хотели сделать шашлыки. В холодильнике лежит мясо. Охлажденное, но не замороженное. Готовить некогда. Да и не охота. Пимен отрезал куски сырого мяса, круто посыпал солью и перцем, и жадно кидал в рот. С хрустом перемалывал крепкими зубами. И глотал, глотал, глотал. Не в силах утолить голод.
   Осень. "Осенняя пора, очей очарованье. Люблю я пышное природы увяданье. В багрец и золото, одетые леса". Примерно так сказал великий поэт, потомок "афроруского" предка.
   Пимен сидел на лавочке под навесом, откинувшись на шершавую, полную заноз, стенку сарая. Задумался, наблюдая за дубками. Очарование осени ушло. Багрец и золото осыпалось. Старость и тлен природы. Низкие свинцово - грязные клочки облаков, почти касаясь земли, не задерживаясь, летят по небу. Мерзкий, мелко - холодный дождь хлещет по раскисшей земле, не прекращаясь уже неделю, иногда увлекаясь с садистским остервенением лупя по тонкому стеклу, отделяющему людей от заплаканной улицы.
   Сырость. Безрадостная старость природы. Голые, мокрые деревья, одержимо качаются под сырым ветром. Желтый дубовый листок, кувыркаясь, ухватился за голенище кирзового солдатского сапога. Пимен взял его на руки и погладил успокаивая. Отпустил.
   - Лети. У каждого свой путь.
   В такую погоду лень наваливалась всей своей массой. Да и не возможно, что-то делать. Сыро, холодно и лень.
   Осознавая себя отдельно от окружающего мира, человек как вид, живущий на Земле, ведет себя подобно раковой клетке в живом организме
   Дни - волны рек в минутном серебре,
   Пески пустыни в тающей игре.
   Живи Сегодня. А Вчера и Завтра
   Не так нужны в земном календаре
   Если жизнь дала трещину, то совсем не обязательно в нее лезть. Ценность жизни заключается не в количестве вдохов и выдохов, а в тех мгновениях, когда у вас перехватывает дыхание.
   Дубки окрепли и теперь им ни почем природные катаклизмы.
   Чудеса природы! Они кажутся чудесами, потому, что невозможно вообразить и постичь их. Упадший на землю желудь, пускает росток и превращается в дуб, который проживет сотни лет. Уже забудут про человека посадившего его. Да и никто не будет задумываться о нем. Просто люди будут восторгаться очередным чудом природы, выросшему благодаря своей силе и солнечному свету.
   Само наблюдение за природой отвергает присутствие, какого то мифического божка. И не зря он в первую очередь завоевал своих поклонников среди рабов. Даже у славян многобожие дольше всего сохранялась среди вольных людей. Даже наверно не так. У северных славян. Рыбаков, охотников, воинов. Им приходилось много думать, что бы выжить. Видеть все многообразие природы. Жизнь завысила от удачи, фарта, знаний, умения, ловкости. И они понимали, что один, даже супермен в виде верховной силы, высшую власть не потянет.
   У южных славян, занятых земледелием, уклад жизни был другой. Когда медленно, изодня в день бредешь за волом, обрабатывая землю, или едешь на телеге, запряженную в того же вола, мысли так же тягуче - медленно, как загустевшее масло, текут, не задерживаясь в голове. И невозможно просто подумать и осмыслить. От тебя, от твоей сноровки, удачи ничего не зависит. Град. Дождь. Заморозки. Жара. Слишком человек зависим от капризов природы. Поэтому он и разбивает лоб в грязной темной церквушке, выпрашивая себе мифических благ. Человек никто. Нет перспектив. Лучший выход умереть, что бы отдохнуть от трудов праведных.
   Как можно верить в события, произошедшие две тысячи лет тому назад, да еще переведенных с мертвых языков.
   Совсем недавно умершего Нострадамуса, скорее всего человека, со сдвинувшейся крышей после лечения холерных и чумных больных, под старость лет писавшего свои вирши, глядя в чашку с водой, скорее всего не понимавшего, что он кропает, объявили великим пророком. По телевизору Пимен слышал очередного "толкователя".
   - У Нострадамуса, упоминается человек, который развяжет третью мировую войну. Он называет его - Мадас. Если прочитать это слово наоборот, то получится - Садам.
   Связно конечно. Но это показали после того, как его благополучно "послы доброй воли" - американцы, повесили. И таких болтунов много. Кому-то надо бабки заколачивать, а кому-то надо верить, не важно во что верить. "Кедрозвоны".
   Причем ни один историк того времени не упомянул о столь великом событии. Даже в библии, он то сын богов, то сын человеков. Но ученых никто слушать не собирается. Фентази интересней. Хотя и ее никто не читал. Прочитать эту галиматью просто невозможно.
   Сам сынок плотника, скорее всего, был неграмотный, после него даже расписки не осталось, а уж ученики расстарались. Интересно даже то, что слово содомиты, упоминается намного чаще, чем слово любовь. Там вообще это слово упоминается два или три раза. А если учесть нравы тех времен, то понятно, чем были недовольны, и что проделывали римляне с первыми адептами. Слово убить употребляется, чаще, чем в трудах товарища Ленина.
   Строение вселенной не выдерживает никакой критики. Сильный поедает вкусного, подавление одного вида другим. Борьба видов. В стае всегда три вида самцов. Самец А держит власть, самец В, пытается его скинуть, и пока они дерутся самец С понимая, что у него шансов на борьбу нет, оплодотворяет самок. Больные умирают, и все по кругу.
   Нет совершенства. Придумать ад может человек с больной психикой. Почему "всемогущий бог не смог сделать так, что бы люди не грешили. Плохому танцору яйца мешают. Косорукий мастер, обвиняет не себя или инструмент, а то, что получилось. Создать мир за семь дней - он смог, а исправить свой брак. Лучше утопить. Как можно быть богобоязненным, если он при работе схалтурил. Как можно его любить, если его надо боятся. Землетрясения, наводнения, смерчи, извержения вулканов, зачем он это сделал. Любовь через наказание. Мазохизм.
   Яхве, был мелким божком у сирийских скотоводов. И как всегда, обиженные, волей случая, вознесшиеся к власти, становятся кровавыми тиранами.
   Если ты так всемогущ, то почему существует множество "истинно верных" религий.
   А если быть честным перед самим собой, то человек в душе не верит в эту лабуду. Ели бы он был уверен, что бог смотрит на него, то не стал бы грешить. Даже в наше время, полной безнаказанности, злодеи смотрят, чтобы рядом не было милиции.
  
   Идея рабов в дурной среде извращается в ряд нелепостей. Вера в некого, к стати не имеющего даже имени, Христа, Христос по-гречески посвященный, разменялась на обрядовые мелочи или на художественные пустяки. На народ Церковь действовала искусством обрядов, правилами, пленяло воображение и чувство или связывало волю, но не давала пищи уму, не будило мысли. "Духовенство всегда учило паству не познавать и любить Бога, а только бояться чертей, которых оно же и расплодило со своими попадьями. Нивелировка русского рыхлого сердца этим жупельным страхом единственное дело, удавшееся этому тунеядному сословию". Это В.О. Ключевский (1841-1911 г.г.), русский историк, академик. В своём обращении к раввинам в Нью-Йорке в 1992 году, ныне покойный Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, открыто пишет: "мы все дети Ветхого Завета, который в Новом Завете, как мы, христиане, верим, обновлен Христом. Эти два Завета являются двумя ступенями одной и той же богочеловеческой религии, двумя моментами одного и того же богочеловеческого процесса. В этом процессе становления Завета бога с человеком Израиль стал избранным народом божьим, которому были вверены законы и пророки. Главная мысль проповеди -- теснейшее родство между ветхозаветной и новозаветной религиями. Единение иудейства и христианства имеет реальную почву духовного и естественного родства. Мы едины с иудеями. ...Полнота христианства обнимает собой и иудейство, а полнота иудейства есть христианство, ...Еврейский народ близок нам по вере. Ваш закон - это наш закон, ваши пророки -- это наши пророки. (Закон и Пророки во времена Христа - это "Ветхий Завет") Иерархи, духовенство и богословы нашей христианской церкви решительно и открыто осуждают всякие проявления антисемитизма" Против экономической стратегии оглашённой в Ветхом Завете (Второзаконие 23:19, 20; 28:12), выражающейся в ростовщичестве не выступал ни один иерарх церкви. К тому же иерархия РПЦ настаивает на священности этого. В полном согласии с вышеупомянутой стратегией на заре постперестроечного периода в 1991 году Московской патриархией был создан Международный Банк Храма Христа Спасителя, осуществляющий весь спектр банковских услуг (в том числе и кредитование под процент). С 2008 года эта ростовщическая конторка (по-современному финансово-кредитная организация) сменила название на "Банкхаус Эрбе" (в дословном переводе на русский язык: "банк - дом предков"). Банк существует и по нынешний день. Род деятельности не изменился, собственник, скорее всего также не поменялся.
   Конечно, глупо думать, что создатели банка преследовали благие цели, вроде раздачи беспроцентных займов. Кредитование под процент (в 90-е процентная ставка по кредитам доходила до 210%) для банковской структуры считается делом обыденным, а доходы в виде ссудного процента, включая и проценты по вкладам в банки, есть не что иное, как узаконенное воровство, анонимное вымогательство.
   Но руководствуясь идеей выживания (за счёт других), "молодая корпорация" им. Христа своё финансовое благополучие строила, в том числе и на горе людей. Доказательством этого служит разрешение, выданное РПЦ президентом Ельциным, на беспошлинный ввоз алкоголя и сигарет. Квот, ограничивающих размер импорта при этом, установлено не было - ввозить можно было любое количество табака, при этом НДС и таможенная пошлина не уплачивались.
   В результате за два года было ввезено 10 тысяч тонн товаров. Интересно, почему были выбраны для провоза именно эти группы товаров, относящиеся к наркотическим веществам? Над этим стоит задуматься. Однако необходимо отметить, что исторически реальное христианство в лице РПЦ при всей своей "благонамеренности" охраняет винопитие на Руси,
неспособно защитить народ от табачно-алкогольного геноцида и само способствует этому геноциду.
   Напомним, что Гитлер в 1942 году сформулировал основы оккупационной политики на завоёванной восточной территории: "Необходимо свести русских до языка жестов. Никакой гигиены, никаких прививок. Только водка и табак". Но Гитлер хотел уничтожить СССР, славян и всех русских. А чего хочет церковь? Есть и другие факты выбивания РПЦ для своего бизнеса привилегий:  
   "В 1995 году Патриарх Московский и всея Руси Алексий II написал письмо председателю Госдумы Ивану Рыбкину, где просил без уплаты таможенных пошлин ввезти из Италии в Россию 200 тонн куриных окорочков. Всю полученную от реализации прибыль было обещано потратить на восстановление храмов. В 1996 году Алексий II обратился к президенту России Борису Ельцину с просьбой выделить 650 тыс. тонн нефти и разрешить экспортировать её без взимания таможенных пошлин. Предполагалось, что вырученные средства РПЦ направит на покупку за рубежом коллекции православного искусства для строящегося храма Христа Спасителя. Были ли потрачены средства на заявленные цели, проверить невозможно: церковь не подлежит аудиторским проверкам" В итоге к концу 90-х в экономическом отношении РПЦ представляла собой гигантскую корпорацию, объединяющую под единым названием десятки тысяч самостоятельных или полусамостоятельных экономических агентов. Точное число этих агентов определить невозможно, но только по официальным данным РПЦ имеет не менее 19 тысяч приходов, каждый из которых зарегистрирован как самостоятельное юридическое лицо, и примерно такое же число священников. Кроме того, есть еще приблизительно 500 монастырей, около 130 епархиальных управлений, а так же неизвестное число коммерческих структур, действующих при храмах или контролируемых отдельными священниками.
   Совокупный ежегодный доход церковных структур (включая наличные деньги, зарабатываемые РПЦ, и спонсорские пожертвования) составляет сумму около 500 миллионов долларов.
   В масштабах российской экономики это немного -- недельный доход от экспорта нефти или годовой оборот одного крупного металлургического
комбината, но и не то чтоб мало -- можно год кормить десяток дотационных регионов.
   "В конце 2008 года в разгар мирового кредитно-финансового кризиса, который конечно не обошёл и Русскую православную церковь (РПЦ). Тогда ещё глава РПЦ Алексий II обратился с письмом на имя президента России Д. А. Медведева с предложениями по "обеспечению стабильности финансового положения РПЦ в новых финансовых условиях". В нём предлагается распространить действие системы страхования вкладов физических лиц на все денежные средства РПЦ, размещенные на банковских счетах, включая расчётные.
   Вдобавок церковь рассчитывает на получение беспроцентной ссуды, преференций по оплате коммунальных услуг и освобождение от налога на имущество своих хозяйственных объектов. Тогда же на пресс-конференции в Москве замглавы ОВЦС протоиерей Всеволод Чаплин раскритиковал мировую финансовую систему за отрыв от "реального" труда (что предполагает существование "нереального" труда), уподобив устройство глобальной экономики "грандиозному МММ", печально известной финансовой пирамиде".
   Возникает вопрос: А сам протоирей Чаплин доход в виде процентов от денежных вкладов в банки относит к "реальному" или "нереальному" труду?
   С приходом митрополита Кирилла (Гундяева) на пост главы РПЦ, влияние церкви на все сферы общества стало только возрастать. Понятно, что церковь стремится вернуть своё былое величие, которое у неё было до 1917 года при царствовании Романовых. Исходя, из желания церкви взять власть над народом.
   В этом желания "элит" и церкви совпадают. Претендуя на идеологическую власть, она проникает в школы (иногда захаживает и в высшие учебные заведения), рекламирует себя в прессе и на телевидении, лоббирует свои интересы в Кремле, одним словом агрессивно навязывает себя обществу,  постепенно поправляя своё финансовое положение. Действия церкви (церковной иерархии) грубо нарушают ст. 13 Конституции РФ: "В Российской Федерации признаётся идеологическое многообразие", "никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной".
   Кроме того структуры РПЦ пытаются, окончательно срастись со структурами государственного управления, вопреки тому, что по Конституции РФ, Россия является светским государством.
   Так Пимен прочел в газете "Аргументы недели": "Символизм прост: один игрок не обладает ничем, кроме креста и двенадцати апостолов, а другой, наоборот, ворочает бюджетом с двенадцатью нулями, но влияние его на умы резко снижается, стоит только выйти за пределы избирательных технологий.
   По одну сторону стола находится патриарх Русской православной церкви, по другую - президент и премьер России. Каждый из них обладает тем, что остро недостает визави. От былой почтительности священнослужителя, который в памяти народной раболепно застыл перед
властью в позе "чего изволите-с?", почти не осталось и следа.
   Новый патриарх Кирилл окружил себя эффективными "менеджерами" в рясах. Ни деловым азартом, ни трезвым пониманием стратегии игры они не уступают своим коллегам из администрации президента. Весьма показательным примером может послужить торжественное открытие православного храма на Рублевке, которое прошло 5 июля в подмосковном селе Усово в присутствии Владимира Путина. "Сейчас отношения между церковью и государством отличаются особой сердечностью. Мы не только возвращаем церкви то, что было незаконно отторгнуто от нее после 1917 года, мы строим новые храмы", - сказал премьер.
   Строительство храмового комплекса в самом элитном районе страны финансировала компания "Роснефть". Видимо, по этой причине на торжестве присутствовал и вице-премьер, курирующий в правительстве топливно-энергетический комплекс. Источник в администрации президента утверждает, что эта широко прорекламированная акция, по сути, была ответом В. Путина на завуалированное требование патриарха поделиться с церковью национальными богатствами. В частности, ему приписываются такие слова: "Церковь как полноценная часть общества имеет право на часть сырьевых доходов, чтобы не ходить с протянутой рукой". Напомним, что в своём недавнем интервью 43-летний митрополит Илларион (Алфеев), правая рука патриарха, заявил, что основным занятием епископа сейчас является обивание порогов у олигархов. Церкви остро не хватает денег на самые насущные нужды, а "...стандарты жизни изменились так, что церковь не может существовать от продажи свечек".
   Однако для Кремля нефть - дело "святое", выпускать из рук которое опасно. Нефтью Кремль причащается и только ею живет (ныне и присно)". Как говорится, комментарии излишни!
   Последнее время многие из иерархов РПЦ говорят о спаивании народа. Но возникает вопрос, почему они заговорили об этом именно сейчас? Когда на душу населения в России потребляется 18 литров спирта в год?
Озабоченность руководителей России и первоиерархов РПЦ о вымирании
народа, связана в большей степени с опасностью (как пастырей церковных,
так и светских) остаться без "паствы" (народ вымирает со скоростью 700 тыс. человек в год). Именно в результате этого возникли т.н. нацпроекты, разговоры о "сбережении народа" и т.п. "меры". "Тело худеет, паразиты волнуются", говорил известный русский историк Ключевский. Но "лучше поздно, чем никогда", если церковь действительно будет проводить антиалкогольную политику, воздействия которой снизят темпы потребления алкоголя, тогда это положительно скажется на здоровье населения, улучшит демографическое положение народов России и русского народа в частности.
   Сейчас РПЦ, вылезшая наверх идеологической власти в России с "библейским уставом", требует возвращения музейной и культурной собственности, когда-то принадлежащей ей и руководствуется при этом
принципом: "свято место пусто не бывает".
   Кроме того, открывает свои филиалы зарубежом: "Россия выиграла конкурс на приобретение участка в центре Парижа. Это подтвердил пресс-секретарь Управления делами президента: "Российская сторона предложила самую высокую цену за участок и выиграла конкурс. В настоящее время наша сторона оформляет все документы на земельный участок".
   Площадь всего архитектурного ансамбля составляет 8,5 тысяч кв. метров, его стоимость превышает 60 млн. евро. "Он будет включать в себя православный храм, семинарию и собственно культурный центр", -- говорит представитель управделами президента. -- "Пока у нас есть только эскизные наброски, которые мы и представили на конкурсе. Позднее будет разрабатываться, и утверждаться проект". Средства на сделку выделит российское правительство из бюджета" Покупку участка в центре Парижа на бюджетные деньги. И это в то время, когда в бюджете страны "дыра" в несколько трлн. рублей. Можно расценивать как преклонение российской "элиты" перед иерархией РПЦ и готовность исполнить все её прихоти, даже такие, как дорогостоящие покупки на Западе на деньги налогоплательщиков - жителей России.
   Более того, возникает вопрос: "Кто уполномочивал руководство России делать такие шикарные подарки РПЦ за казённый счёт?" Народ своего согласия на это не давал! Что же это получается, народы России (среди которых, кстати, есть и мусульмане, и буддисты, и представители других религиозных конфессий) фактически сводят концы с концами. В России 16 млн. человек получают зарплату ниже прожиточного минимума. А православная "батюшки" будут нести народу Франции русскую (имеется в виду христианскую) культуру, наслаждаться беззаботной европейской жизнью в "служении России", как это делал в начале своей карьеры на берегах Женевского озера нынешний патриарх Кирилл.
   Может светская власть видит в РПЦ того, кто способен решить часть проблем, обусловленных возрастанием в обществе социальной напряжённости, которая в свою очередь вызвана проводимой социально-экономической политикой государства. И огромнейшим (в десятки раз) разрывом в зарплатах простых тружеников с одной стороны и чиновников с бизнес - воротилами с другой? Плюс к этому неуёмное рвачество последних, занятых только своим личным материальным обогащением и желание сохранить свои состояния и положение в обществе.
   "Вся власть от Бога" - проповедуют иерархи в церквях, поэтому
"смиритесь и кайтесь, счастье и справедливость, на небе, а не на
Земле". Все страдания этой жизни в "христианском" писании объясняются -
греховностью людей, только христианам предложено смиренно переносить
все тяготы жизни (в том числе и эксплуатацию одних людей другими).
Священник Даниил Сысоев (застреленный в своём храме), выдал главную
библейскую тайну -- тот библейский принцип, на котором до сих пор
держится любой толпо - "элитаризм" и рабовладение. На вопрос одного из
своих молодых учеников: "есть люди, которые утверждают, что имеется древнееврейский заговор, который тянется несколько тысячелетий. Что современное православное христианство тоже создано этими людьми, чтобы пудрить нам мозги. Что мы все мы православные ищем чего-то после смерти вместо того, чтобы бороться за счастье в этом мире" -- Даниил Сысоев ответил: "Мы за счастье в этом мире не боремся. И считаем, что это абсолютно глупо бороться за счастье в этом мире. Большей глупости, чем бороться за счастье в смертном мире, когда ты можешь уйти буквально сегодня, это большего сумасшествия я просто не могу представить! Ну, это глупость! Бороться за счастье в том мире, знаете, это бороться за счастье в гостинице, откуда ты сегодня съезжаешь. Что касается заговора, то есть такая болезнь, она называется паранойя...".
   Но выявить и действительно решить проблемы в жизни общества, исторически сложившиеся, господствующие ныне вероучения не могут, поскольку все проблемы порождены, во многом, господством традиционного, исторически сложившегося в обществе мировоззрения и миропонимания. Помимо покупки земельных участков за рубежом для нужд церкви ей передаётся в России собственность музеев и культурных центров, что вызвало беспокойство музейщиков. Так газета "Независимая" (от 2010-03-03 "Очень дорогая передача") сообщает: Председатель правительства Владимир Путин 5 января на встрече с Патриархом обещал вернуть Церкви и другим религиозным общинам страны национализированное в годы советской власти имущество религиозного назначения.
   Ранее сотрудники ведущих российских музеев написали письмо президенту России Дмитрию Медведеву, в котором призывают не передавать
произведения древнерусского искусства в собственность РПЦ. "Передача
древних храмов с фресками и иконами, а также икон и драгоценной богослужебной утвари из фондов музеев в церковное пользование выведет
их из контекста культурной жизни общества и может привести к их гибели", - говорится в послании президенту. Это письмо отличает тревожный тон.
   Эмоциональный стиль посланий, а также накал страстей при обсуждении темы церковной реституции в СМИ в последнее время во многом объясняется тем, что даже музейным работникам неизвестны детали подготовленного законопроекта "О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности".
   Как отметила генеральный директор музеев Московского Кремля Елена Гагарина на пресс-конференции 25 февраля, пока данный законопроект "никто не видел, но, по слухам, ничего хорошего для музеев он не несёт". "Мы и так потеряли достаточно большое количество памятников и во времена Гражданской войны, и в период революции, Великой Отечественной войны, потеряли целый ряд памятников в 90-е годы, когда они были переданы Церкви. По-видимому, эти потери будут неизбежны и в дальнейшем", сказала Гагарина. Опасения гендиректора кремлёвских музеев не беспочвенны. Из источников в правительстве РФ "НГ" стали известны некоторые подробности законопроекта за подписью
президента России о возвращении имущества религиозным организациям.
   "Настоящий федеральный закон определяет порядок безвозмездной передачи в собственность или в безвозмездное пользование религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в федеральной собственности, государственной собственности субъектов РФ и
муниципальной собственности".
   Таким образом, беспрецедентная в новейшей истории России приватизация памятников архитектуры и искусства может - теоретически произойти в течение нынешнего года.
   Некоторые религиозные организации, прежде всего РПЦ, могут оказаться крупнейшими собственниками в стране. Вместе с культовыми зданиями им также передаются бывшие помещения церковных школ, хозяйственные постройки и странноприимные дома. Кроме того, подразумевается и передача земельных участков, на которых расположены эти здания. Такие моменты могут вызвать массу судебных споров с частными собственниками.
   Например, территории многих православных монастырей застроены жилыми зданиями, где проживают тысячи граждан России". 23 марта 2010 года СМИ сообщили, что в ведении РПЦ Росимуществом было
передано здание Новодевичьего монастыря (далее Н.М.). В сообщении было сказано, что всё имущество музея Н.М. остаётся в ведении государства и церкви не передаётся. В связи с этим возникает вопрос: Зачем государство превращает музей и исторические ценности Н.М. в "квартирантов" живущих в чужом доме? В таких условиях музейные ценности фактически "рискуют" остаться без "крыши над головой", об этом в Правительстве подумали?
   Некоторые аналитики высказывают мнение, что Правительство делает ставку на церковь, поскольку управленческая "элита" не способна решать поставленные задач и всячески уклоняются от выполнения поручений
данных президентом.
   Потеря управления государством со стороны кремлёвских "элитариев", плюс к этому отстранённость от выполнения своих прямых обязанностей и отсутствие политической воли, может в конечном итоге привести к краху российской государственности со всеми вытекающими из этого последствиями как для самой "элиты", так и для всего многонационального населения России.
   Вскрытые и оглашённые факты невыполнения поручений главы государства не были какой-то неожиданностью, а вполне ожидаемые и всем известные факты реальной работы федеральных и местных чиновников. Разработка пустых "стратегий 2020", национальных проектов и программ, а также попытки их внедрения в жизнь, ничего полезного не приносит. Все усилия светская власть стремиться направить на сохранение и поддержания устойчивости государственной системы. РПЦ стремиться помочь им в этом, а для себя удержаться на плаву, сохранить и увеличить, на сколько это будет возможным своё влияние в обществе. Если РПЦ этого не будет делать, то по истечению какого-то времени "уйдёт в небытие".
   Но надо не забывать, что у нас население многонациональное и различные попытки расширения могут споткнуться о неприятие других религиозных конфессий.
   К вышесказанному можно отнести внесённый правительством в Госдуму законопроект о введении нового праздника - Крещения Руси.
   Станет ли День Крещения Руси всеобщим праздником в России, большой вопрос, потому что привнесённое из Византии на Русь христианство - "религия рабов", с точки зрения глобального исторического процесса, дало народам России тысячелетие смуты и осознание, того, что в церкви Бога нет - Он вне неё. Большинство Россиян, устав от бредней, и не понимая происходящего, говорят: "я верю по-своему".
   Но пока жив русский народ, он будет помнить, какой ценой обошлась христианизация Руси князем Владимиром. Будет помнить о том, как иерархи РПЦ посеяли смуту в государстве, внеся раскол в церковь (реформа Никона), как церковь поддерживала крепостное право (узаконенное рабовладение) более 350 лет, что в дальнейшем вылилось в разрушение христианских церквей после революции 1917 года.
   Что касается иерархии РПЦ непосредственно, то надеяться на то, что она в лице патриарха Кирилла и других иерархов, поднимет свой мировоззренческий уровень выше догматического иудо-христианства, не приходится. Поэтому можно констатировать, что рано или поздно церковь отстанет от жизни окончательно. Это произойдёт объективно по Закону Времени, а молодёжь попросту перестанет "туда" ходить, поскольку информация более высокого порядка о справедливом жизнеустройстве, всё сильнее проникает в общество. И в первую очередь она овладевает умами молодых людей. А поскольку иерархия РПЦ не в силах вырваться из догматов иудо-христианства, то она обречена на деградацию и саморазрушение.
   Весь тысячелетний период, прошедший после Христианизации Руси, можно назвать периодом непрекращающейся смуты. За исключением военных и послевоенных лет Сталинского социализма. Выход, из которой только в смене алгоритма управления страной. То есть для того, чтобы наладить нормальную жизнь в России, необходимо выйти из-под власти толпо - "элитарной" библейской концепции управления.
   Русская православная церковь всегда стремилась к самостоятельности -- не только от римско-католической церкви (что само собой разумелось: православие было оппозиционно католичеству), но и от византийских патриархов. Русско-российская "элита", поддерживающая библейскую церковь, старалась эксплуатировать народ, как говорится "в одну харю", не делясь с заморскими хозяевами. Жадность светских и церковных иерархов и "элит" Руси-России явилась если не основной, то одной из главных причин того, что прочного союза РПЦ с зарубежными церквями так и не получилось до сих пор. Это крайне не нравилось "мировой закулисе", которая неоднократно пыталась вписать РПЦ в общую библейскую систему -- не только по "Духу" ("Дух" и так был общий -- библейско-церковный), но и по внутренней иерархической кадровой и дисциплинарной взаимной подчинённости. Постоянное стремление РПЦ к самостоятельности позволило сохранить некую самобытность библейской культуры, которую называют русское православие.
   Подчеркнём ещё раз: это не заслуга РПЦ, а, скорее сопутствующий эффект, вызванный желанием замкнуть все доходы и власть на себя. Конечно, в среде церковных людей были патриоты, многие из которых признаны "святыми", и они внесли свой вклад в независимость Руси-России от иноземной власти -- не руководствуясь какими-либо корпоративно-эгоистическими соображениями.
   Чтобы быть хорошим христианином, весьма важно не иметь мозга вовсе или иметь мозг недоразвитый. Это сказал тот, кто сам служил в церкви. Это наблюдение Аббата Бернье.
   И как сказал Фай Родис - "Когда человеку нет опоры в обществе, когда его не охраняют, а только угрожают  ему  и он не может положиться на закон и справедливость,  он созревает для веры в сверхъестественное - последнее его прибежище". Не потому ли такой всплеск "верующих христиан" преклонного возраста, что государство их кидало всю жизнь.
   Пимен пришел в себя. Голова гудела от мыслей. Тяжело поднялся, с трудом потягиваясь затекшими суставами, и пошел в дом.
   Алла, что-то напевая, возилась на кухне. Она любила и умела готовить. Можно сказать это ее слабость, или хобби? Плевать, как это называется. Главное на уровне. Пимен с удовольствием поглощал все, что она стряпала.
   Женщина стояла возле стола спиной к дверям. Руки в муке, тесто, фарш. Халатик еле прикрывает попу. Как она сохраняет фигуру? Далеко не девочка.
   В низу живота стало набухать. Сердце бубном шамана бьет в уши. Глаза закрывает темная пелена. Согнуть, задрать халат, сорвать плавки. Согнуть, задрать халат, сорвать плавки. Согнуть, задрать халат, сорвать плавки. Молочно - белеющие ягодицы. Тело попыталось вырваться. Нутряной рык и надавить на лопатки. Придавить чтобы не трепыхалась. Рвануть ремень. Вжикнула молния. И в теплое нутро. С трудом раздвигается не подготовленное тело. Плевать. Равномерно - резкие толчки. Руками для упора на плечи. Удар, удар, удар. В такт ударам в ушах. Теряется время. С каждым толчком дорога мягче и легче. Пимен там, внутри. Там не только его часть, там он весь. Невозможно выдержать такое напряжение. Пот так заливает глаза, что приходится их закрывать. Он уже не бежит. Он льется по телу. Капает на распластанную спину. Ягодицы. Странно хлюпающий звук. Разбилась сахарница, скатившаяся со стола. Покатилась по полу скалка. Чашка, заварник. От толчков Пимена стол все сильнее с каждым ударом, победно бьется о стену. Напряжение достигло предела. Пимен вцепился в таз, подняв Аллу над полом. Удар, удар, удар. Взрыв. Апофеоз. Катарсис. Спала пелена. Обмякли ноги. Пимен обрушился на табурет. Тело за халат. На колени. И пока не обмяк, в распахнутый от немого возмущения рот. Не корысти ради, а для финального успокоения. Довольное урчание голодной кошки. Еще одна слабость. Здесь ей нет равных. Успокоилось сердце, нет тремора в мышцах. Нормализовалось дыхание. Пимен мягко отстранил женско-жадный рот. Поднявшись, приподнял ее. Мягко приобнял.
   - Спасибо.
   И вышел на улицу, застегивая молнию на ширинке.
   Ценность жизни заключается не в количестве вдохов и выдохов, а в тех мгновениях, когда у вас перехватывает дыхание.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"