Стукалов Виктор Евстафьевич : другие произведения.

Костёр на снегу

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   1
   Костёр на снегу
  
   ... Повернувшись во сне, Фёдор застонал от страшной боли в пояснице, как шилом проткнувшей всё тело до затылка. Он облизал пересохшие губы, открыл глаза и посмотрел в потолок, повернув голову, посмотрел по сторонам: рассвет ещё не наступил, в бараке было темно и только едва-едва заметным мутным пятном угадывалось окно.
   В бараке было холодно. Старенькая печь-буржуйка уже прогорела и камни, которыми она была обложена, уже давно остыли. Снизу, от двери, по всему бараку сквозило предатель-ским холодком...
   Фёдор тяжело, с надрывом дышал, чувствуя своё горячее дыхание. Во рту пересохло и Фёдор, облизнув сухие губы, почувствовал, что они стали шершавыми и потрескались. Он приложил руку ко лбу: лоб был горячим. Чувствуя слабость во всём теле, какую-то тяжесть в пояснице и тупую, ноющую боль, Фёдор от досады застонал: охотничий сезон только на-чался, и он был уверен, что у него и в этом году всё будет хорошо, но неожиданно неприят-ности обрушились на него, как снежный ком.
   К этому охотничьему сезону Фёдор подготовился, как никогда, тщательно. На этом участ-ке, который два года отдыхал, он прорубил новые путики и подправил старые, установил новые стационарные ловушки на соболя, разнёс по путикам капканы, проверил и подсолил старые солонцы на копытных, подремонтировал и утеплил ещё два барака, заготовил дрова на зиму, завёз продукты. И вот, как на грех, в одном из бараков медведь разорил лабаз с продуктами, а теперь, вдобавок ко всему, Фёдор чувствует, что заболел. И это было самое ужасное, что можно было себе представить. Последние два дня он ещё как-то крепился и был уверен, что это от усталости и пройдёт само собой, но вчера он вдруг почувствовал, что у него уже больше нет сил сопротивляться болезни.
   В бараке становилось всё холоднее и холоднее. Холод, крадучись, уже пробрался в спаль-ник, коварной змеёй протискивался между складок одежды и стал покусывать разгорячён-ное температурой тело. Вечером, хорошо протопив печь, Фёдор, сняв обувь и не раздеваясь, залез в спальный мешок, надеясь пропотеть и таким дедовским методом поправиться. Но дедовский метод, видимо, безнадёжно устарел и не только не помог, но и усложнил положе-ние: влажное от пота белье настыло и теперь неприятно холодило тело.
   Опираясь руками в нары и напрягая ослабшие мышцы, Фёдор вылез из спальника, под-нялся, на ощупь нашёл на столике огарок свечи и коробок спичек. Тусклое дрожащее пламя свечи робко осветило бревенчатые стены барака с глубокими трещинами, висящие на стене правилки1 на пушных, сменную одежду, полку с продуктами, стоявший на столике старень-кий транзисторный приёмник с севшими батарейками, да старенькую и уже видавшие виды печь-буржуйку.
   Фёдор наклонился, поднял сапоги и сунул руку во внутрь: сапоги внутри были сырыми и он почувствовал пальцами ледяную корочку войлочных стелек. Тяжело опустившись на на-ры, Фёдор вспомнил, как вчера вечером он едва дошёл до барака, нашёл в себе силы раз-жечь печь и, разувшись, залезть в спальник. Его сильно знобило и он, укрывшись с головой и согреваясь дыханием, никак не мог согреться. Фёдор ждал, пока выстудившийся за день барак прогреется, чтобы можно было встать и приготовить себе нехитрый ужин из концен-тратов и просушить влажную одежду и обувь. Но боль, мучавшая его весь день, затихла и Фёдор, согревшись, незаметно для себя уснул тяжёлым тревожным сном....
   Заскрипев зубами от ноющей боли, Фёдор с трудом обул настывшие за ночь сапоги, ощу-щая сквозь шерстяные носки холод замёрших стелек. Он медленно и осторожно дошёл до печи и, терпя боль, присел на корточки и открыл дверку печи. Из тёмной топки печи на него дыхнуло холодом: в её, уже давно остывшей чёрной пасти, не светилось ни уголька...
   Превозмогая боли в пояснице, Фёдор разжёг печь, не закрывая дверки, сел на чурку на-против. Из открытой дверки на него потянуло едким дымом, выдавливая слёзы. Но Фёдор не придавал этому значения. Опираясь локтями в колени, он стал смотреть на разгорающее-ся пламя. Фёдор ощущал идущее из печи приятное тепло, ласкающее его и медленно расте-кающееся по всему телу. Печь разгоралась, яркое пламя жадно пожирало сухие дрова и они, потрескивая искрами, неумолимо растворялись в пляшущем пламени.
   __________________________________________
   1- правилки - приспособления, изготовленные из гладких струганных реечек, для натягивания на них снятых
   и обезжиренных шкурок и придания им установленной формы и товарного вида.
  
  
  
   2
   Фёдор поставил на печь чайник, снял сапоги и, вытащив из них стельки, поставил сапоги
   на камни у печи. Подложив под ноги полено, он снова сел на чурку у печи и, глядя на тан-
   цующее яркое пламя, задумался, словно надеялся среди дрожащих языков огня найти что-
   то такое, что смогло бы облегчить терзающие его душевные муки, избавить от боли ною-щих ран. И вот теперь к ним неожиданно добавилась и эта физическая боль, напоминающая о себе каждым движением.
   Обладая отменным здоровьем, Фёдор, до этого никогда не испытывал подобных ощуще-ний и поэтому не мог понять, что с ним. Он хорошо понимал, что здесь, среди непроходи-мых таёжных дебрей, за десятки километров от человеческого жилья, ему никто не помо-жет, и он теперь остался один на один со своей болезнью. Поэтому, оставаться здесь, в ба-раке, не зная, откуда подкралась беда, и какие могут последствия, было слишком рискован-но. И, как ни думай, самым разумным было сейчас идти в посёлок и обратиться за помо-щью.
   При мысли о посёлке у Фёдора сжало сердце. Он представил себе тихие, запорошенные первым снегом улицы посёлка, однотипные двухквартирные бревенчатые дома и, среди них - свой дом, со скромной холостяцкой обстановкой. Дом, в котором, кроме гулкой кладби-щенской тишины, холода и одиночества, его уже давно никто не ждёт...
   А рядом, на соседней улице, в таком же доме, в чистой и уютной обстановке, сейчас спит, тихонько посапывая носиком, маленький человечек с такой же родинкой на шейке, как у Фёдора. При воспоминании о дочери, самом дорогом для него, что у него ещё осталось на всём белом свете, Фёдор застонал. Закрыв лицо ладонями, он снова представил себе, как
   возвращаясь из тайги и уже подходя к дому, с замиранием сердца видел светящееся в су-мерках окно детской комнаты с обклеенными цветными обоями стенами, изрисованными фломастерами. Там, за освещёнными настольной лампой оконными занавесками, стоит шкафчик с детской одеждой, тумбочка с детскими игрушками и большим плюшевым миш-кой с розовым бантом на шее. Рядом с тумбочкой, у обогревателя печи - детская кроватка с безмятежно спящей маленькой девочкой со светлыми кудряшками волос, всегда приятно пахнущими детским шампунем.
   Фёдор входил в дом, но едва он только открывал дверь, как она, широко раскинув ручон-ки, бежала ему на встречу. Он подхватывал её на руки, бережно прижимал к себе, вдыхая такой нежный, приятный и дорогой для него запах её волос, лица, хрупкого тельца и одеж-ды. Анечка крепко обнимала его своими ручонками и что-то лепетала такими нежными губ-ками. И он, Фёдор, стоял среди комнаты, держа её на руках и пьянея от охватившего его безмерного счастья.
   Потом он развязывал рюкзак, доставал ей гостинцы "от зайчика", а вечером, укладывая её спать, рассказывал ей про зайчиков, сочиняя свои сказки про таких же добрых зверюшек. Анечка, прижавшись к нему, внимательно слушала и незаметно засыпала, тихонько посапы-вая носиком. И Фёдор, стараясь не разбудить её, нежно и осторожно целовал её щёчки, во-осы, её пальчики, испачканные фломастерами. Он чувствовал, как какой-то ком подкатыва-ет к горлу, мешает дышать и на глаза накатываются слёзы. Фёдор тихонечко поправлял оде-яло и, выключив свет, на цыпочках выходил из детской комнаты. Остановившись, он ещё раз оглядывался, прислушиваясь к её тихому, спокойному дыханию....
   ...Рано лишившись родителей, Фёдор рос в детдоме и хорошо помнит, как часто он, подой-дя к забору и, забыв про игрушки и играющих товарищей, мог очень долго стоять и смот-реть на таких же, как он, детей, гуляющих по ту сторону забора вместе с папами и мамами. Широко открытыми глазёнками, он смотрел на этих детей, и они казались ему пришельцами из другого мира, где есть папы и мамы, где есть отцовская забота и материнская ласка.
   Прижившись щекой к холодным железным прутьям ограды, Фёдор пытался понять, по-чему у них есть то, чего никогда не было и уже никогда не будет у него. И как ему хотелось
   тогда, чтобы его также взяли и подняли сильные руки отца и прижали к себе, нежно обняла
   и приласкала мама.
   И Фёдор, никогда не испытавший этого, теперь, став отцом, старался дать дочери всё, че-го никогда не имел сам. И сколько же в нём накопилось этой, ещё нерастраченной, отцов-ской заботы и материнской нежной ласки!
   ... Закипел чайник, позвякивая крышечкой и пуская из носика тоненькую струйку пара. Фё-
   дор отлил немного кипятку в маленькую, закопчённую кастрюльку, ступая босыми ногами
  
  
  
  
   3
   по холодному дощатому полу, достал с полки пакетики с концентратами и чаем. Заварив
   чай, он всыпал концентраты в кастрюльку и снова присел на чурку у открытой дверки печи, подложив под ступни ног толстое полено.
   Печь прогревалась, и живительное тепло медленно расплывалось по бараку, приятно лас-кало босые ноги, обдавая жаром суконные штаны и свитер, проникало дальше, под бельё, пригревало колени и приятно грело грудь. Но, Фёдор не чувствовал облегчения....
   Его сильно знобило. Накинув на плечи куртку и, подвернув полы под себя, он пытался согреться. И, даже сидя у открытой дверки печи и чувствуя, как жжёт колени и руки, он никак не мог согреться и дрожал от озноба. Не помогал и горячий крепкий чай, круто заваренный малиновым листом и липовым цветом. Отхлебнув чай, Фёдор поставил кружку на пол и, глядя на медленно танцующее пламя в печи, задумался...
   ...Фёдор вспомнил залитый огнями вечерний Владивосток, железнодорожный вокзал и сво-их друзей, с которыми два года "оттрубил" в морской пехоте и теперь провожающих его на "дембель". Крепкие объятья, обмен адресами, автографы друзей на ремне и обещания не за-бывать и, как можно чаще, писать письма...
   Попутчиком Фёдора по купе был приятной внешности пожилой человек с проницатель-ным взглядом. Они очень быстро познакомились и, уже через какой-то час, Фёдор знал, что Василий Фёдорович - директор охотничье-промыслового хозяйства и госпромхоз, которым он руководит, специализируется на заготовке пушнины и мяса диких животных, сборе дико-росов и лекарственных трав. Как бы мимоходом, он с огорчением обмолвился, что охотни-чьи угодья госпромхоза расширяются, осваиваются новые отдалённые территории в самых глухих отрогах Сихотэ-Алиня, а для их освоения требуются люди, готовые к нелёгкой та-ёжной жизни. Узнав, что Фёдор сирота, воспитывался в детском доме, и ехать ему, собст-венно, некуда и его нигде, и никто не ждёт, он предложил Фёдору сделать остановку и зае-хать и посмотреть: если понравится, то можно остаться, если нет - никто его держать не бу-дет. Фёдор без особых колебаний согласился, тем более, что его действительно никто не ждал: его девушка Дина, которая провожала его в армию и обещала ждать "не смотря ни на что", через полгода перестала писать и вскоре вышла замуж. Об этом ему написали друзья, и когда он получил от Дины письмо, то, не читая, поджёг и выбросил в курилке в обрез с водой, полный окурков. Своего друга - ротного почтальона, он попросил, на случай, если вдруг ещё будут приходить от неё письма, писать на конверте "адресат выбыл" и отсылать обратно и ему, Фёдору, об этом не сообщать. И друг добросовестно выполнил его просьбу.
   ... Фёдор хорошо помнит тот яркий солнечный день, когда вместе с Василием Фёдоровичем он шёл по улице таёжного посёлка, затерянного где-то в диких уголках хорской тайги, к не-большому домику конторы участка госпромхоза. Василий Фёдорович познакомил его с на-ходившимися в конторе людьми и, с первых же минут знакомства, Фёдора поразило доброе отношение к нему совершенно незнакомых ему людей, встретивших его, вопреки ожида-нию, как старого и доброго знакомого.
   За традиционной, для них, кружкой чая, они без утайки рассказали ему о трудной и опас-ной работе охотника-промысловика и, в тоже время, настолько красочно рассказывали о ка-кой-то особой, не поддающейся описанию, таёжной романтике, что все трудности этой про-фессии как-то незаметно отошли на второй план.
   Фёдору предложили остановиться и пожить у любого из них, но Фёдор вежливо отказал-ся. Он не хотел никого стеснять, злоупотребляя их радушием и гостеприимством. И это все-ми было принято без обиды и с пониманием. Фёдору предложили остановиться и пожить пока в небольшой комнатушке с диваном и необходимой мебелью здесь же, в конторе, где обычно останавливались приезжающие из центральной конторы госпромхоза.
   Вечером к нему в комнатушку вошли его новые товарищи с сумками, полными домашних
   припасов и солений и, не принимая никаких возражений Фёдора, всё это оставили у него, что бы он кушал на здоровье и не чувствовал себя здесь чужим. Смутившись, они просили возвратить пустые банки: в поселке, где все жители занимались заготовкой на зиму, стек-лянные банки были острым дефицитом и ценились очень дорого.
   Несколько дней подряд его новые друзья брали его на рыбалку, в тайгу, знакомя с элемен-тарными приёмами охоты. И чем дольше Фёдор общался с ними, жил среди этих простых,
   открытых и добрых людей, тем чаще ночами он задумывался о том, что встреча с Василием Фёдоровичем не была случайной. Он видел добрые взаимоотношения с живущими в посёл-
  
  
  
   4
  
   ке людьми разных национальностей и местными жителями - удэгейцами, жившими одной большой и очень дружной семьёй.
   Появление Фёдора в посёлке не осталось незамеченным незамужними женщинами и молодыми девушками, но горький урок Дины заставлял Фёдора держаться от них подальше, чем ещё больше вызывал их неподдельное удивление и новые поводы для разговоров.
   ... Вечером, возвращаясь к себе, Фёдор услыхал какой-то пьяный разговор и возмущенный женский голос. Подойдя ближе, он увидел трёх изрядно выпивших парней, нагло предлагав-ших хрупкой девушке знакомство и обещание хорошего вечера в их компании.
   На требование Фёдора оставить девушку и извиниться перед ней за своё хамство, один из них, засучив рукава рубашки, двинулся на Фёдора с обещанием "пересчитать рёбра наг-лецу". Желая образумить парней и решить всё миром, Фёдор представил им девушку, как свою жену. Это не остановило парней, а напротив, видя своё численное превосходство, под-толкнуло их на более решительные действия. Нагло и бесстыдно заявив, что сейчас она в этих кустах на глазах Фёдора станет и их общей женой, они, сами того не подозревая, под-писали себе приговор, который ни обжалованию, и ни, тем более, отсрочке уже не подле-жал...
   Фёдор мастерски, щедро и совершенно бескорыстно показал им всё, чему научился в мор-ской пехоте....
   Убедившись, что его крестники ещё очень не скоро придут в себя и без посторонней по-мощи самостоятельно не смогут подняться на ноги, Фёдор как мог, старался успокоить дро-жащую от всего пережитого девушку. Назвавшись Мариной, она попросила Фёдора прово-дить её домой. Фёдор, оберегая Марину, охотно согласился, совершенно не подозревая, что этот дом на целых три года станет и его домом....
   Эти три года, таких долгих и таких коротких, стали самыми памятными в жизни Фёдора. Выросший в детском доме и никогда не испытавший счастья семейной жизни, не зная всех перепитий семейных отношений, Фёдор дорожил всем, что приобрёл, став семейным чело-веком. Считая семью своей крепостью, он всячески старался охранять её от какого-либо влияния со стороны, не допуская проникновения в неё всего, что, по мнению Фёдора, мог-ло навредить его отношениям с Мариной.
   Фёдор возложил на себя все заботы по дому и по хозяйству, стараясь всячески оберегать Марину, ставшую для него самым дорогим человеком. Он мог перестирать всё бельё и очень аккуратно развесить его на бельевой верёвке, приготовить обед, сделать приборку в доме и вымыть полы.
   Всё это не осталось незамеченным соседями, распространялось по посёлку и вызывало неоднозначное отношение. У женщин такая привязанность Фёдора к семье выражалось в одобрении его самостоятельности и, не редко, в открытой зависти Марине; у мужиков, осо-бенно часто "наступающих на бутылочную пробку" - насмешки, колкие и обидные, но осто-рожные реплики.
   Фёдор ни на что не обращал внимания и всё старался обратить в шутку. Но однажды, ког-да ему всё это достаточно надоело, он прямо заявил, что считает семью самым дорогим и святым, что у него есть, и давать ему советы, вероломно вламываясь в свой дом, никому не позволит.
   Мужики сразу притихли: у них ещё были достаточно свежи яркие воспоминания о вы-званном по санзаданию вертолёте, успевшем вовремя доставить обидчиков Марины в рай-онную больницу...
   Но Марина считала по-другому. Ей, только что вышедшей замуж, очень льстило, что Фё-дор, когда был дома, с большим желанием и удовольствием выполнял всю домашнюю ра-боту. Она нередко выставляла свои взаимоотношения с Фёдором напоказ, стараясь, таким
   образом, хоть как-то ущемить самолюбие женщин, не удачно, по её мнению, вышедших за-муж. Это вызывало у части женщин неприязненное к ней отношение, появление сплетен. Находились и "добрые советчицы", очень умело дававшие ей советы по улучшению её се-мейных отношений. Всё это Марина несла в дом, что стало вызывать у Фёдора беспокой-ство, а со временем - и плохо скрываемое раздражение.
   Постепенно, когда-то такая счастливая семейная жизнь, стала давать трещины, уже хоро-
   шо заметные посторонними. Фёдор стал всё реже и реже появляться дома, а Марине, как
   жене и женщине, теперь приходилось выполнять обязанности, которые раньше с таким
  
  
   5
  
   удовольствием делал Фёдор. И у Марины, так быстро привыкшей жить за спиной сильного, заботливого и надёжного мужа, это вызывало открытую неприязнь к Фёдору, что ещё больше усугубляло и без того их сложные семейные отношения.
   Испытывая к Фёдору ничем не объяснимую неприязнь и убедившись, что Фёдору слиш-ком дорога семья, и он надеется, что с рождением ребёнка их семейные отношения наладят-ся, Мрина нашла новый приём унижения Фёдора частыми и обидными упрёками в том, что у него образования...
   Фёдор и сам чувствовал перед Мариной свою ущербность в том, что не успел перед ар-мией получить образование. Но одного года работы в тайге Фёдору было достаточно, что-бы убедиться: работать в тайге без специального образования, как жить в охотничьем бара-ке - видеть только то, что за окошком и перед открытой дверью, и совершенно не видеть и не знать, что делается за его стенами.
   ...Марина, после окончания Вяземского лесхоза-техникума, работала в лесничестве техни-ком-лесоводом по лесным культурам. Имея свободный доступ к специальной литературе, которая находилась у Марины в домашней библиотеке, Фёдор жадно зачитывался учебни-ками по всем дисциплинам - лесной таксации и лесоустройству, лесным культурам и ден-дрологии, лесоводству и почвоведению. Такое завидное рвение к самообразованию не про-шло для него бесследно, и через два года Фёдор уже мог на равных объясняться и спорить со специалистами лесхоза, свободно владея всеми лесоводственными терминами, поражая их глубиной своих знаний и широтой кругозора.
   Но Фёдор считал, что быть самоучкой для него не достаточно и начал готовиться к по-ступлению на заочное обучение в институт. Однако, стремление Фёдора к получению выс-шего образования и тем более - по лесохозяйственному профилю, было встречено Мариной с явным неудовольствием. Через несколько дней Марина унесла все учебники в контору лесничества, объяснив это тем, что эти книги там нужны для постоянного общего пользова-ния....
   С рождением дочери, вопреки надеждам Фёдора, отношения с Мариной не улучшились. В дни, когда Фёдор находился дома, он старался всем, чем мог, помогать Марине: искупать Анечку, постирать её ползунки и пелёнки. Но, всю эту помощь Марина воспринимала с хо-лодным равнодушием...
   Рождение Анечки в корне изменило жизнь Фёдора, наполнив её совершенно новым, дото-ле неизвестным ему, содержанием. И теперь, что бы Фёдор ни делал, он постоянно думал об Анечке - шёл ли он по путику, проверяя капканы; ночевал ли морозной ночью у костра или в бараке - он видел маленького крошечного человечка, самого желанного и дорого, что у него теперь было. Фёдор не мог дождаться дня, когда сможет, бросив всё, без остановок на отдых лететь на лыжах сквозь тайгу домой, чтобы хоть на минуту встать у кроватки, при-слушиваясь к тихому дыханию маленького ангелочка, целовать её ручонки и маленькие нежные пяточки. И стоя у кроватки чувствовать, как от переполнявшего его счастья на глаза накатываются слёзы.
   Теперь в сердце у Фёдора всё меньше и меньше оставалось места для Марины. Марина чувствовала это, и к былой неприязни прибавилось ещё и чувство ревности к собственной дочери. Единственное, что она ещё могла сделать - стремилась под любым предлогом вся-чески ограничивать общение Фёдора с Анечкой и в большинстве случаев ей это удавалось.
   Эти, и без того сложные, семейные отношения ещё более усугубились с приходом нового лесничего Вадима Щёголева, сменившего ушедшего на пенсию Семёна Даниловича Тучина - человека очень внимательного, доброго, бескорыстного и отзывчивого....
   ...Фёдор поправил прогорающие поленья в печи, разгрёб жар и подложил ещё несколько
   берёзовых поленьев. Пламя нехотя лизнуло их, потом, сначала робко, стало карабкаться по бересте и, вот уже, весело потрескивая, быстро побежало по поленьям, перескакивая с одно-го на другое. Фёдор поднял кружку, сделал небольшой глоток и, снова поставив кружку на пол, задумался...
   ... Слухи о том, что у нового лесничего и Марины отношения выходят далеко за рамки чис-то служебных отношений, доходили до Фёдора. Но, он их всячески отметал, полностью до-
   веряя Марине, какая бы обстановка ни была в их семье. Сама мысль о том, что Марина -
   его любимая жена и мать очаровательной дочурки Анечки - способна на предательство, по-
   казалось ему дикой и кощунственной. И однажды, когда один из друзей Фёдора, изрядно
  
  
  
  
   6
  
   подвыпив, ещё раз попытался сказать ему об этом, Фёдор намекнул ему, что места на боль-ничных кроватях, которые долго занимали обидчики Марины, уже давно свободны и скуча-ют за новыми пострадавшими....
   После этого, все разговоры по посёлку про взаимоотношения лесничего и Марины пре-кратились.
   ...Обув просыхающие сапоги и надев куртку, Фёдор вышел из барака. Он посмотрел на не-бо, пытаясь отыскать созвездие Большой Медведицы, чтобы по её положению определить время. Но сквозь густые ветки елей и рваные клочья облаков, сделать это было непросто. Фёдор отошёл от барака, где еловые ветки были не такими густыми, и снова посмотрел на небо. Лёгкий ветерок медленно гнал по небу облака, и они мешали определить созвездия. Фёдор терпеливо подождал ещё несколько минут и вот, наконец, на чёрном небе облака от-крыли вертикально поставленный ковш Большой Медведицы, с высоко поднятой "ручкой": значит, сейчас где-то около трёх часов ночи. Постояв ещё несколько минут, Фёдор на ощупь взял с поленницы несколько поленьев и вернулся в барак.
   Барак понемногу прогревался. Фёдор подложил в печь дрова и не закрыл дверку печи - так быстрее прогревался воздух в бараке - и снова лёг на нары поверх спальника. Эта мучитель-ная ночь казалась бесконечно долгой. Фёдор пытался уснуть, но тупая и ноющая боль в по-яснице, сковала его, лишала сна и возможности двигаться. Подложив руки за голову, он смотрел на мерцающие по стенам и потолку отблески огня, вырывающиеся из открытой дверки печи.
   Фёдор закрыл глаза, и в памяти его с болью прорезалась такая же, жарко горящая печь в стареньком, редко посещаемом охотниками, бараке на Шумном ключе....
   ... После суровой, снежной и такой долгой зимы, весна, казалось, старалась искупить свою вину за опоздание. Яркое солнце на ослепительно голубом, до боли в глазах, небе, щедро заливало своим теплом остывшую за зиму землю и она, пробуждалась, бескорыстно давала жизнь всему, что должно было жить. По берегам таёжных ключей и речек уже отцвела ольха; тальники сменили белые бутончики "котиков" на жёлтые серёжки, украсив ими свои хрупкие веточки. На склонах сопок, едва только растаял снег, вспыхнули скромные жёлтые огоньки адониса амурского; набухли, источая неповторимый аромат клейкие почки топо-лей. На согретых солнцем южных склонах стали набухать почки на берёзах, наливающихся сладким берёзовым соком.
   Госпромхозу дали план на заготовку берёзового сока и Фёдор по нескольку дней нахо-дился в тайге, лишь изредка наведывался домой, чтобы хоть на минутку увидеть Анечку, помочь Марине и снова уйти в тайгу. Собранный в большие банки сок он носил и сливал в молочные фляги, что стояли на старой просеке. По этой просеке, пробитой по правому бере-гу ключа Шумного, их легче было вывезти в посёлок.
   ... Этот день начался как обычно: с раннего утора Фёдор заменил под берёзами пустыми банками уже заполненные соком, отнёс их к просеке и слил сок в пустые фляги. Ближе к полудню, при ярком солнце, начался мелкий моросящий дождь и, Фёдор, надеясь на его скорое прекращение, продолжал собирать банки с соком. Но, подувший лёгкий северный ветерок стал затягивать небо тучами. Дождь усиливался и теперь из мелкого и моросящего, он постепенно перешёл в хороший ливень. Фёдор прикрыл банки под берёзами кусками бе-ресты и, промокший до последней нитки, решил переждать дождь в бараке, что был не да-лее полутора километров ниже по ключу.
   Фёдор спешил и, уже подходя к бараку, он увидел синюю струйку дыма над покосившей-ся и прогоревшей местами железной трубой. Он заспешил, предвкушая приятное общение в тёплом и сухом бараке и задушевную беседу с кем-то из своих товарищей за кружкой креп-кого душистого чая.
   Распахнув дверь, он вошёл в барак. В бараке было тепло, жарко топилась печь и на пруть-ях, прибитых над печью сушилась чья-то одежда, у печи на полу стояла обувь, поставленная для просушки.
   Фёдор остановился на пороге, пытаясь увидеть в полумраке барака его обитателей. В это время на нарах послышался громкий шорох, нары заскрипели и с них в одних плавках резко поднялся Вадим. Растерявшись, он, как каменный, не моргая, смотрел на Фёдора.
   Чувствуя свою неловкость и застыдившись, Фёдор уже хотел извиниться и тут же выйти,
  
  
   7
   как на нарах раздался приглушённый испуганный женский вскрик. Фёдор невольно повер-нулся и оцепенел: на нарах, сжавшись в комок и со страхом прижавшись к стене, пыталась прикрыть ладонями совершенно обнажённое тело Марина....
   Сражённый увиденным, Фёдор оцепенел. Он вдруг почувствовал, как жаром обожгло щёки, как острыми клещами сжало сердце, как тяжёлым молотом застучала в висках кровь. Фёдор прислонился к дверному косяку и судорожно вцепился в него пальцами, не имея сил стоять на ногах, отяжелевших и ставшими, вдруг, какими-то ватными. Он смотрел на Марину, не веря всему происходящему. В жарко натопленном бараке ему стало нестерпимо душно, он почувствовал, что задыхается и ему не хватает воздуха. Фёдор рванул ворот рубашки, глубоко, с надрывом задышал и тяжело навалился спиной на дверной косяк.
   Каким-то жалким и беспомощным, Вадим стоял посреди барака, с испугом переводя взгляд то на Фёдора, то на Марину. Тяжело дыша и до боли стиснув зубы, Фёдор посмотрел на побледневшего Вадима, потом на застывшую Марину, потом снова перевёл взгляд на Вадима. Осознав всё, что произошло, тяжело дыша, Фёдор отошёл от двери, чтобы развернуться и уйти. Но Марина поняла это по-своему. Хорошо зная способности Фёдора, она в ужасе за-кричала и вскочила на ноги, вдавившись в угол барака. Пытаясь закрыть руками обнажён-ное тело, она широко открытыми глазами, не мигая, смотрела на Фёдора. Даже в полумраке барака был виден какой-то не человеческий, животный страх обречённости в её лихорадоч-но блестевших глазах. Она вся дрожала и, крашеные губы её, резко выделяясь на бледном лице, что-то беззвучно шептали...
   Стиснув зубы, Фёдор пристально посмотрел на неё, на побледневшего Вадима и, презри-тельно плюнув, повернулся и вышел из барака.
   Фёдор остановился и, прислонившись к стене барака, прижался затылком к шершавым брёвнам. По его щекам, смешиваясь со струями дождя, текли тяжёлые, горькие слёзы...
   Вернувшись в посёлок, Фёдор собрал свои вещи, закрыл дверь на ключ и ушёл, чтобы никогда не возвращаться туда, где его так подло предали....
   ...Фёдор насыпал в кастрюльку концентратов, залил водой и, накинув на плечи куртку, вы-шел из барака. Запрокинув голову, он смотрел в небо, пытаясь по Большой Медведице опре-делить время. На чёрном небе угадывались рваные клочья облаков, в просвете между ними изредка тускло проблескивали звёзды. Но определить, какому созвездию они принадлежа-ли, было невозможно. С минуту Фёдор ещё постоял, всматриваясь в небо и, взяв из ящика, прибитого к стене барака, пакетик с маслом, вернулся в барак.
   Закипела каша и Фёдор отодвинул кастрюльку на край печки, опустив в кастрюльку кусо-чек масла. Фёдор ел без особого аппетита, первый раз за прошедшие сутки. Он медленно прожёвывал кашу, не ощущая вкуса, и ел не потому, что был голоден, а только ради того, чтобы сохранить силы на долгий и трудный переход по тайге. И кто знает, когда и где ему придётся ещё раз отведать горячей пищи. А, учитывая своё всё ухудшающееся состояние, усиливающиеся боли и слабость - придётся ли...
   Долго раздумывая и не торопясь, подкрался рассвет, скупо осветив холодным светом при-порошенную первым снегом ещё не проснувшуюся тайгу, нежно позолотив лёгкие кудри тумана над звенящими струйками ключа, прижавшийся к склону сопки барак под приплюс-нутой крышей.
   ...Фёдор вышел из барака и плотно прикрыл дверь, подперев её палкой. Прислонившись к стене барака, Фёдор задумался, выбирая наиболее удобный путь. Если идти по своему пу-тику, спускаясь по Кедровому ключу, можно выйти на реку Кабибыла, по ней - на Катэн. Там можно остановиться на мастерском участке "Бедовый", а потом по зимнику - в посё-лок. Рабочие в помощи ему не откажут, в этом Фёдор был убеждён, но стоит ли их нагру-жать своими проблемами, когда у них и без него своих забот хватает, а быть кому-то обузой и злоупотреблять добрым отношением к себе, Фёдор не хотел. К тому же, Катэн ещё не
   стал, значит, от "Бедового" придётся идти по пойме его левого берега до ключа Бивачного, а там выйти на Кэу и уже по зимнику - в посёлок.
   Фёдор закрыл глаза и мысленно представил себе этот путь, который он уже не один раз проходил и прикинул, что это будет, без малого, километров сорок. Учитывая своё состоя-ние и то, что с каждым днём ему становилось всё хуже и хуже, этот путь показался ему слишком рискованным, особенно - самый протяжённый его участок от "Бедового" до зим-ника на Кэу.
   Фёдор расстегнул куртку и поднял выше воротник свитера: он снова почувствовал силь-
   ный озноб и уже хотел снова вернуться в барак и переждать до завтра: а вдруг завтра станет лучше. Но здравый рассудок взял верх: если сегодня ему стало хуже, чем было вчера, то
  
  
  
  
   8
   почему завтра должно быть лучше, чем сегодня? Чувствуя слабость во всём теле, Фёдор понимал, что при таком резком ухудшении, завтра он уже и сам себе не сможет помочь....
   Фёдор стоял, не решаясь сдвинуться с места. Но был и ещё один путь: подняться на водо-раздел в вершину ключа Спорный, обрезать верховья ключа Бивачного, спуститься в ключ Западный и по нему выйти на зимник, что по левому берегу Кэу и в посёлок. Этот путь бу-дет труднее, но почти вдвое короче. От этой мысли Фёдор облегчённо вздохнул, хорошо понимая, при этом, сложности выбранного им пути. Но, его соблазнял большой выигрыш в расстоянии и во времени, а для Фёдора сейчас это было главное.
   Поправив на плечах лямки рюкзака, Фёдор повесил карабин на плечо "на перевес" и, при-держивая рукой за ствол, решительно пошёл по косогору в сторону водораздела. Под нога-ми чуть слышно шелестел первый снежок и под ним робко хрустели сухие стебли пожухлой травы, обломанные ветви деревьев, шоркали по ногам ветки кустов. После снегопада воздух был удивительно чистым и прозрачным, дышалось легко и свободно. Ещё несколько дней назад Фёдор мог бы на одном дыхании преодолеть этот подъём на водораздел, но сейчас каждый шаг давался ему с трудом и отдавался тупой ноющей болью в поясницу.
   Фёдор часто останавливался и, отдышавшись, снова продолжал подъём, всё чаще и чаще хватаясь руками за тонкие стволики деревьев и ветки, чтобы подтянуться и, переведя дух, снова сделать шаг вверх к перевалу. Он только начал подъём, но уже почувствовал, как по спине и под мышками потекли струйки пота, полупустой рюкзак и карабин с каждым шагом
   становились всё тяжелее и тяжелее. Прислонившись спиной к дереву, Фёдор снял перчатки и, осторожно собрав горсть снега, растёр разгорячённое лицо. Он набрал ещё горсть снега и осторожно взял в рот, сразу почувствовав, как заныли зубы. Тающий во рту снег не утолил жажды, и Фёдор набрал ещё снегу. Сняв шапку, Фёдор пригладил мокрые от пота волосы и огляделся.
   По свежему и чистому снегу уже оставили свои "автографы" лесные обитатели. Накло-нившись, Фёдор поднял кедровую шишку и привычно осмотрел её. По характеру поврежде-ний на ней, он определил, что шишку сначала грызла белка, "обточив" её, как на токарном станке до половины, потом уронила, а здесь уже её нашли поползни, ловко извлекая из-под чешуек орешки. На снегу, где лежала шишка, были чёткие иероглифы их следов. Фёдор по-смотрел на кору дерева, о которое опирался: в трещинках коры торчали расклёванные пти-цами кедровые орешки. Слева от него косогором пробежал соболь: соболь шёл прыжками и цепочка его следов, петляя между кустами, затерялась где-то среди молодых ёлочек.
   Но сейчас Фёдору было не до соболя: он чувствовал, что каждый шаг на перевал даётся ему всё труднее и труднее. Надев шапку и поправив на плече ремень карабина, Фёдор снова начал подъём, но уже не круто вверх, как было ближе, а косогором: так было дальше, но так идти было намного легче. Он шёл и, как-то по привычке, отмечал всё, что видел.
   Вот, объедая с древесных стволов мох, паслась кабарга, и тут же рассыпала "картечь"; в снегу раскопала ямку кедровка, разыскивая под снегом спрятанные кедровые орешки. А вот здесь пучком растут несколько маленьких кедрушек - это кедровка, однажды спрятав в лес-ную подстилку кедровые орешки, забыла про них и теперь они проросли, подарив жизнь не-скольким молоденьким кедрам...
   Поднявшись на водораздел, Фёдор, смахнув рукавом снег, тяжело опустился на валёжи-ну. Он тяжело дышал и, казалось, что ему не хватает воздуха. Он чувствовал во всём теле сильный озноб и, в тоже время, он сильно вспотел, неприятно ощущая прилипшую к телу влажную одежду....
   Где-то в стороне Бивачного раздался выстрел, и его гулкое эхо, блуждая по распадкам, прокатилось по сопкам и заблудилось в густом кедровнике. Фёдр повернулся на звук вы-стрела: по тому, как раскатисто прозвучал выстрел, он определил, что стреляли из гладко-ствольного оружия. Не успело затихнуть эхо этого выстрела, как тут же раздался второй выстрел.
   - Кто-то, наверное, рябчиков стреляет - подумал Фёдор, - а может, ранил крупного зверя и вторым выстрелом добивает. Едва Фёдор успел так подумать, как снова раздались два вы-стрела и с некоторым промежутком - ещё два. Эти выстрелы Фёдора насторожили: так час-то даже по рябчикам не стреляют и большие промежутки между выстрелами определяются временем перезарядки ружья.
   Фёдор насторожился. Снова прозвучали два выстрела и через промежуток - ещё два. Это
   уже не было похоже на охоту: так могли подавать сигналы только охотники, попавшие в
  
  
  
   9
  
   беду.
   Фёдор поднялся с валёжины и, передёрнув затвор карабина, выстрелил в воздух два раза, потом с небольшим промежутком - ещё два раза. И почти тот час услышал в ответ два вы-стрела. Теперь у Фёдора не оставалось сомнений, что с кем-то из охотников случилась беда. Фёдор снова ответил двумя выстрелами и прислушался, стараясь как можно точнее опреде-лить направление, откуда слышались выстрелы. И вновь по сопкам прокатилось гулкое эхо двух ответных выстрелов, заблудившись где-то в густых древесных кронах.
   Фёдор снова ответил двумя выстрелами, отметив про себя, что в магазине его СКСа2 осталось ещё два патрона. Фёдор ощупал нагрудные карманы куртки: сквозь шинельное сукно хорошо выдавались запасные обоймы с патронами.
   Поднявшись и держа карабин в руках, Фёдор решительно шагнул в сторону выстрелов. Он шёл, не обращая внимания на боли, на слабость, хорошо понимая, что тому, кто вынуж-ден стрелять вверх, было ещё хуже. Ещё не зная, кто там, впереди, и что с ним случилось, Фёдор знал, что только от него сейчас зависит этого безопасность этого охотника, а может быть и жизнь. Он спешил, как кабарга, петляя между деревьями, лишь изредка останавли-ваясь, чтобы восстановить дыхание и не сбиться с направления.
   Остановившись, Фёдор прислонился спиной к дереву и, широко открыв рот, не мог отды-шаться. Он чувствовал, как гулко стучит сердце, тяжёлым молотом отдаваясь в висках. Рас-стегнув куртку, он наклонился, набрав снегу в рот, втянул щеки, чувствуя, как заныли зубы. Сняв карабин с предохранителя, Фёдор выстрелил два раза и прислушался. Через несколько минут настороженную тишину тайги разорвали два выстрела. Они прозвучали где-то уже совсем близко. Глубоко вздохнув, Фёдор закричал. Прислонившись к дереву и, с трудом пе-реведя дух, он прислушался. Тайга ответила ему молчанием, и только где-то ниже по скло-ну простучал дятел, и снова всё стихло.
   Фёдор крикнул и прислушался. Откуда-то из чащи, чуть правее того направления, кото-рым шёл Фёдор, раздался приглушённый, с надрывом крик, скорее похожий на дикий стон. Фёдор глубоко вдохнул и шагнул сквозь густые заросли, прикрыв лицо согнутой в локте левой рукой, подныривал под ветви деревьев, на ходу просматривая заросли по сторонам.
   Он на секунду остановился и ещё раз крикнул. И тут же, уже рядом, кто-то протяжно и хрипло закричал. Фёдор обошёл куртину молодого ельника и увидел лежащего на снегу че-ловека, в куртке защитного цвета и барсучьей меховой шапке. Фёдор резко остановился, как будто неожиданно столкнулся с невидимым препятствием: из тысячи подобных курток и та-ких же барсучьих шапок, он мог безошибочно определить именно эти. И, как бы подтверж-дая догадку Фёдора, человек оглянулся и, глянув на Фёдора широко открытыми глазами, от неожиданности замер. Они смотрели теперь друг на друга, не находя нужных слов.
   - Ну..., здорово..., Вадим! - Фёдор едва сдерживал дыхание, чувствуя, как в висках гулко стучит кровь. Сдерживая себя и стараясь успокоиться, Фёдор огляделся и сразу обратил внимание на борозду в снегу, протянувшуюся из чащи леса к Вадиму.
   Присев на валёжину, он прислонил к ней карабин, и внимательно посмотрел на Вадима:
   - Ну... и... что... это... с тобой? - с трудом подбирая слова и, стараясь как можно быть
   спокойнее, спросил Фёдор, чувствуя, как кровь крутым кипятком ударила ему в щёки.
   - Да, вот... ногу..., кажется, сломал - закусив губу, Вадим посмотрел Фёдора, стараясь при-дать своему голосу бодрость, а больше всего, стараясь показать Фёдору, что может обой-тись самостоятельно и без его помощи. Но, как ни пытался Вадим придать бодрость голосу, ему это не удалось.
   Фёдор сразу уловил неискренность в словах Вадима и фальшивую браваду: - Ну ладно, Вадим, хватит в дурачка играть...- он резко ответил Вадиму. - Ну-ка, давай посмотрю, что там у тебя...- он наклонился к Вадиму и, сняв рюкзак, откинул его в сторону. - Какая нога? Показывай....
   Упираясь руками и стиснув зубы, Вадим пытался подтянуться, чтобы занять более удоб-___________________________________
   2 -СКС- самозарядный карабин Симонова. Часть карабинов, снятых с вооружения, была передана штатным охотникам-промысловикам охотничье-промысловых хозяйств Хабаровского края.
  
  
  
  
   10
  
   0x01 graphic
  
  
   - Ну..., здорово..., Вадим! - Фёдор едва сдерживал дыхание, чувствуя,
   как в висках гулко стучит кровь.
  
  
  
  
  
   11
  
   ную позу. Фёдор снял с него рюкзак и, подхватив сзади под мышки, помог сесть удобнее.
   - Правая нога, Фёдя... - Вадим подавил тяжёлый вздох. - Понимаешь... как-то, по глупому всё получилось... Через валёжину перелазил, наступил на сучок, а он сломался... ну и... но-га скользнула и попала между двух сучков... Я их под снегом не видел...
   - Можно подумать - усмехнулся Фёдор - что все, кому повезло, ломают ноги только по-умному....
   Фёдор опустился перед Вадимом на колени, осторожно задрал ему штанину до колена, и очень осторожно начал ощупывать ногу. Пальцы Фёдора через бельё нащупали на голени бугорок и, едва он к нему прикоснулся, как Вадим охнул и заскрипел зубами.
   Фёдор поднялся и посмотрел на Вадима: - Короче, Вадим, у тебя, я так думаю, закрытый перелом ноги... Это хорошо...- и увидев удивлённый взгляд Вадима, пояснил: - Если бы у тебя был открытый перелом, ты бы давно истёк бы кровью... А, кроме этого, в открытую рану могла попасть инфекция - а это уже заражение крови... И тогда, Вадик, всё - финиш... Поэтому, даже в самом плохом, Вадим, всегда можно найти хорошее...- Фёдор поднялся, внимательно посмотрел на Вадима.
   Вадим снизу вверх взглянул на Фёдора, внимательно и долго посмотрел на ногу, как будто надеясь сквозь одежду увидеть перелом, снова посмотрел на Фёдора. Фёдор достал из рюкзака топор, снял с него рукавицу, предохранявшую рюкзак от повреждений острым лез-вием, и посмотрел на Вадима: - Ты сейчас сиди спокойно, не дёргайся... Сейчас я тебе ши-ны на ногу сделаю, ну а там - как бог даст.... Как-нибудь... дойдём домой... потихоньку...
   Вадим молча наблюдал, как Фёдор ходил с топором в руках между деревьев, выбирая прямые стволики. Вот он остановился у куртины молоденьких и тоненьких пихтушек, вы-брал две их них и несколькими ударами топора срубил их. Фёдор аккуратно обрубил ветви и, посмотрев на Вадима, мучительно улыбнулся: - Вот, Вадим, тебе и запчасти... Ну, как... подойдут?
   - Подойдут! Смазать их не забудь - в тон ему ответил Вадим - и колёса хорошо подкачай!
   Фёдор осмотрел вырубленные палки и, ещё раз убедившись, что они ровные и без высту-пающих сучков, подошёл к Вадиму, примерил палки по длине и отрубил лишнее. Сняв с се-бя куртку и свитер, он достал из ножен нож, кончиком ножа подрезал рукава на рубашке и резкими движениями оторвал оба рукава. Вадим сразу догадался, зачем Фёдор это сделал и стал снимать с себя куртку. Каждое движение давалось ему с трудом: достаточно было ему только пошевелиться, как острая боль в ноге тут же заставляла его стиснуть зубы, чтобы не застонать. Вадим разделся, сняв с себя куртку и свитер и оставшись в одной рубашке.
   - Фёдор! - Вадим провернулся к сидевшему на корточках Фёдору - Ты, я вижу ещё и хоро-ший портной: очень ловко из рубашек жилетки делаешь. Я тоже не хочу отставать от мо-ды... или, не дай бог, глядя на тебя, от зависти тресну - сквозь стиснутые зубы пытался шу-тить Вадим.
   Фёдор повернулся к Вадиму и отложил палку, к которой уже привязал отрезанный от ру-башки рукав. Опираясь руками в снег, Фёдор поднялся и медленно подошёл к Вадиму. Ва-дим очень внимательно наблюдал за Фёдором и, когда Фёдор встал рядом с ним, присталь-но посмотрел ему в глаза. Фёдор мельком взглянул на Вадима и взялся за рукав его рубаш-ки, осторожно ножом надрезал шов и стал медленно отпарывать рукав. То же самое он про-делал и со вторым рукавом и, взглянув на Вадима, натянуто улыбнулся: - Ну вот, Вадим, и у тебя теперь - была рубашка, стала жилетка-безрукавка... Мы с тобой, Вадим, родоначаль-ники новой моды...
   Тяжело дыша, Фёдор опустился на валёжину и, набрав полную пригоршню снега, вытер
   им раскрасневшееся лицо. Набрав ещё горсть снега, Фёдор осторожно, одними губами, взял снег в рот. Вадим дотянулся до рюкзака, расстегну боковой карман, достал завёрнутый в ку-сок цветастой материи термос и протянул его Фёдору. Посмотрев на термос, Фёдор отри-тельно покачал головой.
   - Возьми, Фёдор, - настойчиво предложил Вадим - здесь чай с лимонником... Я же вижу, что тебя жажда мучает...
   - Спасибо, Вадим, но я и без чая, как кролик...- усмехнулся Фёдор - Пока к тебе поднялся, как серый волк, столько "меток" оставил... А если ещё воды хлебну, то вообще... изойду...
  
  
  
  
   12
  
   - А у тебя, случаем, поясница не болит? - встревожено спросил Вадим - Боли такие, как будто долго лопатой землю копал, а потом разогнуться не можешь?
   Фёдор молча кивнул головой и рассказал Вадиму обо всём, что испытал за последние дни. Вадим очень внимательно выслушал его и, обдумывая каждое слово, сделал вывод: - Очень похоже, Федя, у тебя, Федя, острый пиелонефрит... Я, думаю, что не ошибаюсь....
   - Что у меня? - не поняв, переспросил Фёдор и вопросительно посмотрел на Вадима.
   - Пиелонефрит... Острое воспаление почек...- Вадим в упор смотрел на Фёдора. - Ты, как только подошёл, я сразу обратил внимание на твоё покрасневшее лицо, хорошо заметную слабость и скованность в движениях. И ещё, у тебя, я вижу... высокая температура..., ты потный весь...
   - А ты откуда знаешь, что у меня? - с недоверием спросил Фёдор. - Ты, что, по медицине хорошо барабанишь? - прищурившись, он с недоверием посмотрел на Вадима.
   Вадим снизу вверх посмотрел на Фёдора: - Было дело.... После второго курса я был на практике в Оборском лесхозе, и нам необходимо было готовить столбики для ограды лесни-чества. День был жаркий, и пока мы столбов напилили, пока ошкурили их и загрузили на машину, все вспотели сильно. У меня от пота рубашка к телу прилипла.... Пока до посёлка доехали в кузове, я и застудил почки... Никто не застудился, а я на месяц в больницу по-пал... Обидно, жарким летом - и простудился...
   Тяжело дыша, Фёдор молча слушал Вадима, равнодушно глядя на снег. Повернувшись к Вадиму, он, тяжело выдохнув, решительным тоном произнёс: - Значит так, Вадим! Почки - не ноги и с больными почками, худо ли бедно, а идти можно. Сейчас наложим шины, рука-вами туго прибинтуем.
   Зажав отрезанные рукава в зубах, он надрезал их по продольному шву и разорвал на по-лосы. Присев на корточки Фёдор, стал накладывать шины на сломанную голень Вадима. Он старался делать это очень осторожно, боясь причинить боль Вадиму, и Вадим это прекрасно понимал:- Слушай, Федя... Я тебе очень благодарен, но не надо меня жалеть.... Не бойся, я потерплю...
   - Я не жалею... Всё это надо сделать очень правильно, чтобы врачам было меньше хлопот. А ты, давай, одевайся, свитер одень. Не август месяц...Тебе не хватает до полного счастья ещё и простудиться... Ты и без этого сколько времени уже на снегу сидишь, да по снегу сколько времени сюда полз...
   Наложив шины, Фёдор подождал, пока Вадим оденется и подошёл к нему: - Давай, Ва-дим, я тебе помогу... Вадим отказался и пытался подняться сам, опираясь руками в снег. Подойдя сзади и подхватив Вадима под мышки, Фёдор помог ему подняться и, заскрипев зубами от боли, застонал. Ему удалось посадить Вадима на валёжину и, тяжело выдохнув, он сел рядом с ним.
   Вадим наклонился, поднял термос и налил в крышку немного чая. Судорожно сделав гло-ток, он закашлялся и предложил чаю Фёдору. Фёдор поблагодарил и отказался. Он снова ос-торожно собрал с валёжины снег и взял его в рот.
   Вадим, пожав плечами, закрыл термос и стал его заворачивать в тряпку. Мельком взгля-нув на тряпку, Фёдор вздрогнул, как будто его прижгли калёным железом. Он увидел в руке Вадима кусок детского платьица с цветочками и бабочками, того самого платьица, которое он покупал Анечке два года назад. Это было её любимое платье, и Фёдор хорошо помнит, как они рассматривали цветочки на платье, как считали бабочек, как Анечка очень стара-тельно искала одинаковые цветочки и бабочки. Он помнит, как она радовалась, когда нахо-дила их, и как Фёдор, подыгрывая ей, нарочно ошибался...
   Только теперь на куске этого платья было большое зелёное пятно.
   Вадим, взглянув на Фёдора, всё понял. Разгладив на колене кусок материи, он виновато пояснил: - Это... было платьице Анечки..., она мне говорила, что это ты ей купил, и это бы-ло её любимое платье... У неё ещё такой большой плюшевый мишка есть...Анечка играла с ним в больницу. Мишка "заболел", Анечка его лечила и хотела ему ранки замазать зелён-кой. А в это время в комнату вошла Марина, увидела у Анечки пузырёк с зелёнкой и пыта-лась забрать..., а пузырёк открылся, и зелёнка пролилась Анечке на платье...
   Стиснув зубы, Фёдор молчал. Он сидел рядом с Вадимом, человеком, который лишил его всего - дома, семьи, надежды. Но самое главное, что не мог ему простить Фёдор - он лишил
  
  
  
  
   13
  
   его самого дорого, что у него было, чем он так безумно дорожил - дочери. Но, привыкший всему происходящему давать оценку только после того, как всё тщательным образом обду-манно и взвешенно, учтены все, даже самые незначительные обстоятельства, Фёдор много раз задавал себе один и тот же вопрос: только ли Вадим виноват в том, что разрушилась его семья, и всё ли сделал он, Фёдор, чтобы её сохранить? И ответа на этот вопрос, как ни пы-тался найти его мучительно долгими и бессонными ночами, Фёдор не находил....
   Вадим сидел рядом и хорошо чувствовал, что сейчас происходит в душе Фёдора и не знал, как ему поступить, что можно сказать. И какие слова сейчас можно найти, чтобы хоть как-то искупить свою вину перед человеком, которому он, по своей слабости, доставил столько душевных мук и страданий.
   В посёлке Вадим старался обходить Фёдора стороной и делал всё от него зависящее, что-бы их пути никогда не пересекались. Фёдор тоже не испытывал особого желания встречать-ся с Вадимом. И вот теперь, волею случая, они сидели рядом, оказавшись в этих дремучих дебрях хорской тайги, вдали от человеческого жилья, от людей, перед лицом грозящей им опасности и без надежды на чью-либо помощь. Они не были новичками в тайге и хорошо понимали, какие суровые испытания ждут их.
   Оба молчали, и каждый думал о своём. Вадим не торопясь завернул термос и положил в карман рюкзака, застегнул ремешок. Фёдор поднялся, поправил шапку и, отряхнув со шта-нов налипший снег, повернулся к Вадиму: - Ну, как нога, Вадим? Ногу нигде не жмёт?
   Вадим посмотрел на Фёдора.
   - Ты, Вадим, если что... скажи. - Фёдор пристально посмотрел в глаза Вадима - И ещё - ча-ще шевели пальцами, и если я туго затянул повязки, ты можешь получить обморожение или омертвение тканей. Поэтому, если что - сразу скажи... Ну, ладно Вадим, нам надо идти... Время... У меня рюкзак почти пустой, поэтому свой рюкзак ты положишь в мой и возьмёшь на себя, а твоё ружьё и свой карабин я понесу сам...- он увидел, с каким удивлением Вадим смотрит на него - Ну, что так смотришь? Идти ты не сможешь, поэтому я тебя понесу...
   - Ты, что совсем с ума сошёл? - Вадим со злом посмотрел на Фёдора - Я пойду сам, ты... мне только сруби два деревца..., такие..., с рогульками, чтобы были похожи на костыли... А то, что моё ружьё ты понесёшь - спасибо.
   - Спасибо в карман не положишь и на хлеб не намажешь...- Фёдор поднялся, взял топор и стал обходить молодые деревья, внимательно присматриваясь и выбирая такие, чтобы мож-но было из стволиков сделать костыли. С большим трудом Фёдор выбрал два молодых клё-на с ровными стволиками и, срубив их, стал обрубать лишние ветви. Он подошёл к Вадиму, примерил к нему стволики и отрубил лишнее. Теперь у него получились две большие ро-гульки, какие обычно вырубают для костра. Фёдор критически осмотрел то, что должно бы-ло играть роль костылей, и повернулся к Вадиму:
   - Извини, Вадик, но ничего лучшего, чем это, как я ни старался, выбрать не смог... Ты сам всё видел...
   Вадим понимающе кивнул головой, взял рогульки, примерил их и удовлетворительно кив-нул головой: - Это, конечно, не нога.... Но, лучше две деревянных и целых, чем одна своя, но сломанная...
   Фёдор внимательно и с тревогой следил за Вадимом и улыбнулся, оценив по достоинству шутку Вадима: главное в таких ситуациях - не поддаться панике и не растеряться....
   ...Солнце уже склонилось к западу, отбрасывая от деревьев и кустов длинные тени на поро-зовевшем снегу. По тайге, выбирая более чистые от зарослей места, медленно шли два чело-века.
   Фёдор, идущий первым, не выпуская топор из рук, прорубал кусты и заросли, которые невозможно было обойти; Вадим, согнувшись и опираясь на две толстые палки, шёл за ним следом. Перед каждым шагом он останавливался, опираясь на одну ногу, потом поочередно переставлял палки, чтобы они не зацепились за прикрытые снегом лианы, мелкие кустики и ветки. Там, где их невозможно было обойти, Вадиму помогал Фёдор. Они подошли к боль-шой валёжине, подмявшей под себя при падении густые кусты чубушника и несколько тон-ких деревьев, густо заплетённых лианами лимонника. Наклонившись, Фёдор начал прору-бать кусты и сучки у валёжины, которые могли помешать Вадиму.
   Остановившись, Фёдор оглянулся. Вадим, опираясь на ногу, перенёс один костыль впе-
  
  
  
  
   14
  
   рёд, опёрся на него и стал переносить вперёд другой. Но костыль зацепился за лиану лимон-ника и Вадим, потеряв устойчивость, упал лицом в кусты. Он закричал от боли, и замер, глухо застонав.
   Фёдор кинулся к нему, осторожно перевернув на бок. Зачерпнув полную пригоршню сне-га, он осторожно промокнул на лице Вадима кровь. Отбросив окровавленный снег, Фёдор набрал ещё горсть снега и так же осторожно ещё раз обтёр кровь.
   Вадим, тяжело дыша, молчал. Опираясь одной руками в снег, другой обхватив костыль, он пытался встать. Фёдор, обхватив его сзади, приподнял и посадил на валёжину. Вадим глухо стонал сквозь стиснутые до боли зубы. На его побледневшем от боли лице, лихорадочным блеском выделялись глаза и кровавые полосы, из которых тоненькими струйками продол-жала сочиться кровь. Фёдор стоял рядом и, прикусив от досады губу, не знал, как и чем можно сейчас помочь Вадиму. Он ненавидел себя за беспомощность, и единственное, что он смог сделать - набрать полную горсть снега и очень осторожно промокнуть кровь на ли-це Вадима. Отбросив окровавленный снег, Фёдор набрал ещё горсть снегу и очень осто-рожно приложил его к ранкам, кончиками пальцев убрал с лица Вадим мелкие частички лесного мусора, что случайно оказались в снегу. Вадим, посмотрев на Фёдора, молча кив-нул головой. Он медленно наклонился, стараясь не шевелить сломанной ногой, набрал горсть снега и приложил к ранкам.
   Придерживая у лица снег, Вадим глубоко и тяжело дышал, нервно облизывая пересохшие губы, с каким-то тупым равнодушием уставившись глазами в землю. Выдохнув, он повер-нулся к Фёдору: - Фёдя..., ты это...не обижайся. Я вижу, что ты сам ужасно болен и тебе как можно быстрей надо в больницу, иначе тебе хана... А я тебя задерживаю. Поэтому да-вай сделаем так: ты мне разведёшь костёр, пока ещё день не угас, а сам идёшь в посёлок...
   Фёдор, повернувшись к Вадиму, пристально и молча смотрел на него.
   - Засветло ты, я думаю, успеешь дойти, ну, в крайнем случае - в сумерках - продолжал Ва-дим, не поднимая головы. - Лесникам моим скажешь, пусть они завтра придут и помогут мне... А ты, Фёдя, иди - Вадим пристально посмотрел в глаза Фёдора - Иди, Фёдя! Я ду-маю, что это самый лучший вариант. Ты пойми, что воспаление почек, а я думаю, что у тебя это именно так - это очень серьёзно. Это не нога!- Вадим замолчал, и глубоко вздохнув, спросил: - Ты меня понял? Чего ты время тянешь? Иди...
   - Я понял, что ты, наверное, очень хочешь по морде получить ... - очень спокойно и с ка-ким-то безразличием ответил Фёдор - А время я не тяну: я выбираю с какой стороны тебе лучше врезать... - и, наклонившись, набрал полную горсть снега.
   - Фёдор! Ты должен понять, что воспаление почек может дать очень опасные осложнения! Вадим резко повысил голос, пытаясь доказать Фёдору свою правоту. - Почки - не нога! Но-га ещё срастётся и через год я про неё забуду, а с почками ты, возможно, будешь мучиться всю свою жизнь... И ещё неизвестно, чем, и как это может для тебя закончиться...
   Фёдор растёр снегом лицо, зачерпнув ещё горсть снега, осторожно взял его в рот. Медлен-но разжевал, пока он не растаял, и повернулся к Вадиму: - Запомни, Вадим! Чтобы не слу-чилось со мной, и чем бы это мне не грозило - я тебя здесь не оставлю и мы пойдём только вместе! Понимаешь? Ползком, но вместе! - резко ответил Фёдор. Выдохнув, он пристально посмотрел Вадиму в глаза и уже спокойно, участливо спросил: - Ты как, Вадик, сможешь идти? Только честно... Твоя ложь нам может очень дорого обойтись!
   Вадим молча утвердительно кивнул головой и после паузы отрешенно ответил:- Смогу... Только отдохну минутку - и пойдём.
   Он не спеша поправил на голове шапку и, опираясь на костыли, пытался встать. Фёдор, подхватив его под руку, помог подняться и держал, пока Вадим не встал на костыли. Вадим сделал несколько шагов и остановился, прислонившись спиной к дереву. Опираясь на костыль, он расстегнул куртку, сунул руку под мышку, что-то ощупывал там и стал сно-
   ва застёгивать куртку. Повернувшись к Фёдору, как-то уж слишком бодро скомандовал: - Ну, Федя, теперь вперёд и с песней!
   Он уже сделал шаг, когда Фёдор остановил его: ему показалось подозрительным ощупы-вание подмышек и, какая-то, неестественная, беспричинная весёлость Вадима. Он подошёл к Вадиму: - Что там у тебя?
   - Всё нормально, Фёдя... Сейчас передохну малость - и пойдём - Вадим снова опёрся на костыли Фёдор заметил, как Вадим плотно сжал губы и на его щеках вздулись желваки.
  
  
  
   15
   - А ну-ка, стой Вадим! - Фёдор взял его за плечо и стал расстёгивать куртку. Вадим пытался
   оттолкнуть Фёдора, но увидев его выражение лица, отвернулся. Фёдор расстегнул ему курт-
   ку и, распахнув её полы, увидел тёмные пятна на свитере. Он провёл пальцем по пятну: на пальцах была кровь. Фёдор засунул руку под свитер Вадима и нащупал стёртые до крови подмышки. Кровь налипла на подклад куртки, растекаясь тёмным пятном по материалу...
   Фёдор устало опустился на валёжину, не спеша растёр снегом лицо и повернулся к Вади-му: - О-ох ты и ду-ура-а-ак, какой же ты дурак! - Фёдор покачал головой. - Ты хоть сообра-жаешь, к чему может привести твоё тупое упрямство? Дать бы тебе сейчас в рыло, не глядя, что у тебя одна нога... Да руки пачкать не хочется.... Зачем ты мне соврал? Хотел показать, какой ты крепкий, или что-то мне доказать?
   Вадим хорошо понимал, что натерев этими грубыми костылями себе подмышки - он уже не ходок и, обратись он к Фёдору раньше, может быть, можно было что-то придумать. А сейчас... Он стоял, потупившись и не смея возразить, хорошо понимая, что Фёдор прав.
   Фёдор набрал в рот снега, медленно разжевал его. Кусая губы и прищурившись, он вни-мательно присматривался к деревьям, что-то соображая. Повернувшись к Вадиму, он, об-думывая каждое слово, сказал: - Ты, прости меня, Вадим, я погорячился... Прости... Я по-нимаю, что ты не хотел мне быть обузой, но ты должен понять, чтобы между нами не слу-чилось, и как бы мы не относились друг к другу - сейчас про это надо забыть. Надо пом-нить, что на десятки вёрст вокруг - глухая тайга и помочь нам некому. Понимаешь? Никто и никогда нас тут не найдёт. И если мы дрогнем, проявим слабость - мы погибнем! Наше спа-сение - только в полном доверии друг к другу. И запомни: чтобы не случилось, я тебя здесь не брошу! - Фёдор от нервного напряжения тяжело дышал, и было нетрудно догадаться, как ему тяжело, и ценой каких усилий даётся ему тот переход. По его красному, как из бани, ли-цу и лихорадочно блестевшим глазам было видно, что у Фёдора высокая температура, и он держится из последних сил.
   Фёдор снова обтёр лицо снегом и повернулся к Вадиму: - Мы сейчас сделаем так: я сруб-лю две высокие пихтушки, обрублю на ней сучки и на эти жерди мы натянем наши куртки. Получатся такие носилки-волокуши... Я в детдоме книжки читал...про индейцев, они на таких волокушах свои вещи переносили и своих раненых товарищей... Вот и мы сейчас та-кую волокушу соорудим...
   Он тяжело поднялся, достал из рюкзака топор и стал присматриваться к деревьям, оцени-вая их по признакам, известным только ему одному...
   Опираясь на костыли, Вадим присел на валёжину. Больная нога казалась очень тяжёлой, ныла, и эта боль отдавалась во всём теле. Он смотрел, как Фёдор, выбрав елочки, срубил их, стряхнул с себя снег и теперь старательно обрубал ветки.
   Фёдор положил вырубленные жердины и присел на валёжину, рядом с Вадимом, По его раскрасневшемуся лицу текли струйки пота, он тяжело дышал. Набрав полную пригоршню снега, он осторожно взял его в рот и стал медленно обсасывать, глубоко втягивая щеки. По-вернувшись к Вадиму, он, выдыхая слова, извиняющимся тоном, сказал: - Вадик, сейчас мы... на эти жерди... натянем куртки, но моей одной будет мало - она короткая... и твои ноги будут волочиться по земле... Надо твою куртку - он посмотрел на Вадима в упор - Ты... как, не замёрзнешь? Выдюжишь?
   Сняв с себя куртку и оставшись только в свитере, Фёдор опустился на колени. Он рассте-лил на снегу куртку, вывернул рукава внутрь и с наружной стороны в рукава протолкнул жерди. Вадим внимательно наблюдал за ним. То же самое Фёдор проделал с курткой Вади-ма. Состыковав куртки воротниками в противоположные стороны, он застегнул полы кур-ток поверх жердей на все пуговицы. Не поднимаясь с колен, Фёдор поправил куртки и, от-стегнув ремни от своего карабина и ружья Вадима, застегнул на пряжки и просунул их
   снизу под волокушей. Посмотрев на Вадима, он пояснил: - Вадик, когда ты ляжешь на во-
   локушу, я тебя пристегну к ней ремнями. Так будет надёжнее. А ремни от своего рюкзака я
   отрежу вместе с кольцом и накладкой и пристегну к концам жердей..., вроде хомута.... Иначе... мне тяжело будет держать жерди только руками...
   Опираясь руками в снег, он тяжело поднялся, и его лицо исказили гримасы боли. Он стис-нул зубы, чтобы не застонать, не показать Вадиму свою слабость, но ещё больше - не при-
   чинить ему душевную боль, выставив его совсем беспомощным и полностью зависимым от него, Фёдора....
   Поднявшись и отряхнув с колен снег, Фёдор показал Вадиму на волокушу и пытался
  
  
  
   16
  
   улыбнуться: - Сударь, карета подана!
   Вадим посмотрел на Фёдора. На покрасневшем и изнеможённом его лице с обостривши-мися скулами и ввалившимися щеками, густо прокрытыми жёсткой щетиной, лихорадоч-ным нездоровым блеском сверкали глубоко ввалившиеся глаза. Фёдор тяжело дышал и бы-ло видно, что даже спокойно стоять ему стоило больших физических усилий. Вадим по-смотрел на сделанную Фёдором волокушу и с ужасом представил, каких же неимоверных усилий и напряжения потребуется от Фёдора для того, чтобы вытащить его, Вадима, сквозь непролазные дикие таёжные дебри. И всё это - ради его спасения. И каким же надо быть сильным человеком, чтобы найти в себе силы ещё и для шуток!
   Вадим закрыл глаза и глухо застонал. Эти душевные муки, эта боль и чувство неизглади-мой вины перед Фёдором, которые сейчас захлестнули Вадима, не шли ни в какое сравне-ние с той физической болью, что сейчас огнём обжигала ногу.
   Вадим открыл глаза: перед ним стоял Фёдор и, положив ему руку на плечо, участливо смотрел в глаза: - Вадик! Ты потерпи немного..., потерпи... Нам надо идти, давай я помогу тебе...
   Фёдор помог Вадиму лечь на волокушу, на его животе застегнул ремень, пропущенный под волокушей, чтобы при движении Вадим не мог соскользнуть с неё. Вадим лежал молча, плотно сжав губы и на его скулах ходили желваки. Никогда ещё в жизни Вадим не чувство-вал себя таким беспомощным, но больше всего, что его сейчас угнетало - чувство стыда и не искупаемой вины перед Фёдором. Судьба, казалось, в насмешку свела их сейчас среди дремучей тайги, проверяя на прочность, выявляя, кто есть кто. И, не сумев совладать с со-бой, Вадим застонал. От обиды и злости на самого себя у него на глазах выступили слёзы. Он судорожно прижимал к себе ружьё и карабин...
   Фёдор, увидев слёзы на его глазах, понял это по-своему: - Ничего, Вадик, ты потерпи ма-лость, потерпи. Я знаю, тебе сейчас очень больно, но ты потерпи.... Нам... главное сейчас - через водораздел перевалить, а там, под сопку уже легче будет....С горы, говорят, и свежий навоз... без посторенней помощи сам сползает.... Ты... только держись..., Вадик, держись!
   Фёдор проверил надёжность крепления ружейных ремней и, убедившись ещё раз, что при движении Вадим не сползёт с волокуши, а повреждённая нога хорошо зафиксирована, встал между жердей и поднял их. Каждое движение ему давалось с невероятным трудом, сильные боли отдавались в поясницу, в затылок и голова, и до этого сильно болевшая, теперь, каза-лось, наполнена расплавленным свинцом. Накинув за шею ремни, Фёдор через плечо спро-сил: - Вадик! Как... ты..., нормально?
   Вадим хотел ответить, но какой-то тяжёлый ком подкатил к горлу и он, стиснув зубы, что-то прохрипел. Он судорожно, до боли в суставах, вцепился пальцами в жерди волоку-ши....
   Глубоко вздохнув, Фёдор напрягся и сделал первый шаг...
   Наклонившись вперёд, Фёдор тащил волокушу, стараясь выбирать чистые от зарослей места, обходил валёжины и густые куртины кустарника: пропущенные под ногами кусты могли ударить по волокуше снизу, по спине Вадима, по его сломанной ноге. Идти с волоку-шей было тяжело, но быстрее, чем вдвоём и Фёдор шёл, стараясь экономить свои силы.
   ...Короткий зимний день медленно угасал. Солнце уже коснулось косматых вершин деревь-ев на водоразделе, окрасив небосвод в золотистые тона вечерней зари, сгустившиеся под густыми кронами деревьев тени смазали очертания деревьев, молодого подроста и кустар-ников.
   Фёдор остановился. Всё тело его, казалось, теперь стало окаменевшим и боль, до этого сковавшая поясницу, теперь разлилась по всему телу, отдавалась в затылок, ломило виски,
   перед глазами мелькали чёрные снежинки. Он осмотрелся и, сделал ещё несколько шагов,
   подошёл к толстой и сучковатой валёжине, выбрав более ровное, без опавших сучков и кустарника место. Едва сдерживая себя, чтобы не застонать от боли, Фёдор осторожно, при-сев на корточки, опустил волокушу на землю. Сняв с плеч ремни, он тяжело опустился на валёжину.
   - Вадик!... Ты... как, не замёрз? - с трудом переводя дыхание, спросил Фёдор. Он смотрел на Вадима, упираясь руками в валёжину, чтобы не упасть.
   Вадим повернул голову: - Ничего, Федя, со мной не случится... Ты... сам-то... как? -
  
  
  
   17
  
   с тревогой спросил Вадим. Он видел сгорбленную фигуру Фёдора и серебристый иней на его свитере, влажном от пота.
   Фёдор не ответил и продолжал сидеть, упираясь руками в валёжину. Набрав в руки снег, он обтёр лицо, тяжело дыша и, делая паузы после каждого слова, повернулся к Вадиму: - Вадик, мы засветло до посёлка не дойдём... Поэтому, мы заночуем здесь..., подожжём эту валёжину, она смолистая, гореть будет хорошо и долго, до утра как-нибудь перекантуем-ся... А чуть развиднеется, мы и пойдём. Ты... как, выдюжишь? - опираясь руками, он тяже-ло поднялся и подошёл к Вадиму.
   Присев на корточки, он расстегнул ремни и помог Вадиму подняться. Подхватив его сзади подмышки, он помог Вадиму сесть на валёжину.
   Фёдор достал из рюкзака топор и подошёл к валёжине. Он несколько раз ударил по ней топором, останавливаясь и отдыхая после каждого удара. Из щепок, отлетевших из-под то-пора, Фёдор выбрал самые смолистые и, достав из кармана спички, поджёг их. Щепки весе-ло затрещали, сначала робко и неуверенно, по ним побежали маленькие язычки пламени и, набрав силу, взметнулись вверх ярким чадящим пламенем. Фёдор быстро, чтобы не обжечь пальцы, вложил горящие щепки в трещину на валёжине и повернулся к Вадиму: - Ну, Ва-дик, теперь мы перезимуем. Осталось только чаю поставить... - и как-то по-хулигански под-мигнул Вадиму. - Как говорят удэгейцы: - Чай не пил - много сопка ходил, много чай пил - сразу стал равнина падать... - пошутил Фёдор и улыбнулся. - Ты, как думаешь, Вадим, пере-зимуем?
   - А куда мы денемся! - в тон ему ответил Вадим, почувствовав вдруг, как какой-то тяжёлый камень, давивший его всё время, мешавший ему нормально и спокойно жить, теперь сва-лился у него с души.
   Вадим сейчас видел перед собой уставшего, измученного болезнью человека в промок-шем от пота тонком свитере и коркой намёрзшего инея на плечах, но крепкого и надёжного, совсем не такого, каким ему представила его Марина....
   Фёдор осторожно зачерпнул котелком снегу и поставил котелок на валёжину. Убедив-шись, что котелок стоит устойчиво и пламя из трещины облизывает котелок со всех сторон, Фёдор зачерпнул снег в кружки и поставил на валёжину рядом с котелком. Подумав, Фё-дор повернулся к Вадиму:
   - Вадим, ты прости меня, но... у меня просто нет сил... нарубить дров для костра... Я сей-час насобираю опавших сучков для второго костра... или подожгу ещё одну валёжину.... вот эту.... Я думаю, что между двух костров мы не замёрзнем... Понимаешь, разобрать во-локушу, потом снова собрать....на это надо силы.... Мы лучше на ней сидеть будем... - и, не дожидаясь ответа, отложив топор, стал собирать толстые ветки и сучки и складывать их в кучу.
   Валёжина разгоралась. Над котелком поднялось облачко пара, и Вадим попытался допол-нить котелок снегом из кружек. Но едва он потянулся к котелку, как Фёдор, увидев это, опе-редил его: - Вадик, тебе сейчас не надо двигаться! Ты что, хочешь смещения костей? - Фёдор смотрел на Вадима в упор, и от этого пристального взгляда Вадиму стало неловко.
   - Вадик, давай ногу посмотрим... Ты сейчас снова ляжешь на волокушу, а я осторожно сниму шины, и посмотрим ногу не на ощупь, а так...
   Фёдор осторожно уложил Вадима на волокушу, подложив ему под голову рюкзаки, и тяжело опустился перед ним на корточки. Закусив губы, Вадим молча смотрел на Фёдора.
   Фёдор пытался осторожно развязать шнурки на ичигах 3, но шнурки смёрзлись и развязать их было невозможно. Фёдор достал нож и ножом, придерживая ступню, осторожно разрезал шнурки. Теперь, опасаясь неосторожным движением причинить боль Вадиму, он задрал
   штанину брюк до колена. Даже при слабом свете угасающего дня и неровном, дрожащем пламени горевшей валёжины, была видна очень сильная опухоль голени от колена до ступ-ни, синюшний цвет кожи с хорошо заметным кровоподтёком на уровне перелома.
   Приподнявшись на локтях, Вадим посмотрел на свою ногу и побледнел, на его лбу высту-пил пот.
   Подавив в себе стон, он тяжело рухнул на волокушу. Фёдор заметил это и пытался успо-коить Вадима: - Короче, Вадим, дело серьёзное, но не такое уж безнадёжное - он посмотрел
   ___________________________________________________
   3 - ичиги - лёгкая охотничья обувь из специально выделанной мягкой натуральной кожи - юфти.
  
  
   18
  
   на Вадима.- Сейчас я приложу к ноге холодный компресс, чтобы снять опухоль, а потом
   снова наложим шины...
   Фёдор поднял оторванный рукав от рубашки, которым привязывал к ноге шину, и набрал в неё снегу. Приложив рукав со снегом к ноге, он посмотрел на Вадима: - Ну, как... Вадим, боль стихает?
   Вадим утвердительно кивнул головой. Из кучи собранных веток Фёдор выбрал одну вет-ку и поджёг её от горящей валёжины. Он поднёс горевшую ветку к лежавшей рядом валё-жине, подождал, когда она загорится и, повернувшись к Вадиму, улыбнулся: - Ну, теперь порядок! Между двух костров мы не замёрзнем, а эти сучки - он показал на кучу - будем подбрасывать в огонь по необходимости... Подняв голову, он посмотрел на небо: - Небо чистое и ночь, я думаю, будет холодная...
   Вадим внимательно следил за Фёдором и видел, с каким трудом ему даётся каждое движе-ние, как при каждом из них Фёдор резко задерживает дыхание, а под кожей, обтянувшей скулы, вздуваются желваки.
   Увидев, что Вадим внимательно смотрит на него, Фёдор попытался улыбнуться: - Ничего, Вадим, прорвёмся! Бывало и хуже и - ничего! Слушай, Вадик... там, у тебя в рюкзаке, слу-чайно что-нибудь съедобное не завалялось?... Я проголодался, как серый волк...Сегодня ра-но утром пытался кашу сварить, но получилась такая замазка.... Если в твоём бараке есть щели и их необходимо замазать, но нечем - могу предложить свою кашу...
   - Есть! Давай что-нибудь пожуём...- Вадим потянулся к рюкзаку, но Фёдор его опередил и подал ему рюкзак. Вадим раскрыл рюкзак, достал туго завязанную матерчатую сумочку и стал развязывать завязку. Но на морозе узел смёрзся, и Вадиму удалось с трудом развязать его зубами. Он выложил из сумочки содержимое на куртку и повернулся к Фёдору: - Федя, давай наваливайся. Я тоже готовил всё наспех, не знаю, как получилось.... Но, если что и не дожарилось, то в желудке само собой доварится....
   Вадим выложил на куртку нарезанную толстыми кружками колбасу, карамельки, покры-тые лёгким налётом изморози кусочки хлеба и большие, какие-то неказистые с виду и под-горевшие оладьи.
   Он повернулся к Фёдору: - Давайте, ваше величество, пожалуйте к столу! - и, увидев очень настороженный взгляд Фёдора, всё понял и после паузы, пояснил: - Это я всё сам при-готовил.... Ты с Мариной три года прожил, а мне... по самую крышу и полгода хватило...
   Фёдор всё понял и не стал задавать никаких вопросов. Он взял кружок колбасы, но за день в рюкзаке она замёрзла, и Фёдор отложил её. Он ножом срезал с куста ветку, обрезал с неё все веточки, оставив от них острые короткие пеньки. Фёдор нанизал кружок колбасы на пе-нёк, на другие пеньки он нанизал замёрзшие кусочки хлеба и подал Вадиму. Вадим молча взял ветку и стал держать её над огнём. Такую ветку Фёдор срезал и для себя....
   Они с аппетитом объедали тонкие, подгоревшие снаружи, кусочки колбасы и хлеба, а ос-тавшуюся, ещё мёрзлую внутреннюю часть, снова держали над огнём, пока он не оттаивала. Они ели молча, говорить не о чём не хотелось, лишь изредка перебрасывались отдельными фразами. Круто заваренный душистый чай пили молча, сплёвывая попавший в рот лесной мусор, что был с негу, заедая чай карамельками и подгоревшими на костре оладьями.
   Валёжины медленно разгорались и огонь, набирая силу, проникал глубоко в их сердцеви-ну: сквозь трещины в древесине и отверстия, пробитые дятлами, синими струйками шёл дым, снег на них таял, поднимаясь лёгкими клубами тумана.
   Они сидели на волокуше, тесно прижавшись, спина к спине и согревая друг друга. Тепло разгоревшихся валёжин согревало их, неумолимо клонило в сон. Безжалостная усталость, навалившись, брала своё, наливаясь свинцовой тяжестью, слипались веки. Но уснуть он не могли, находясь в каком-то диком состоянии между сном и бодростью: Вадима беспокоила постоянная жгучая боль в ноге, и любое движение только обостряло её; Фёдор уже не чув-
   ствовал боли и ему казалось, что его тело окаменело и превратилось в одну большую боляч-ку. Нагреваясь от пламени костра, на его мокром от пота свитере испарялась влага, вызывая неприятное ощущение зуда.
   - Фёдя! У меня к тебе есть серьёзный разговор... - как-то робея и неуверенно начал Вадим, и по интонации его голоса, по сильному волнению, было видно, что этот разговор будет для
   него очень трудным, но необходимым. - Ты можешь быть со мной по-мужски откровен-
   ным?- Вадим замолчал, напряжённо ожидая ответа.
  
  
  
  
   19
   - Ну, давай... поговорим - Фёдор старался подавить в себе волнение - если это тебе так это нужно...
   - Очень нужно, Фёдя... Я очень виноват перед тобой и больше так жить не могу, чувствуя себя самым последним негодяем... Тяжело мне... жить с таким... камнем на душе... Понимаешь?
   Фёдор, тяжело и напряжённо дыша, ждал, что ещё скажет Вадим...
   -Помнишь, там в бараке..., что на Шумном ключе...- Вадиму было трудно говорить и Фёдор почувствовал, как дрожит его голос, как он запинается, подбирает слова, не решаясь их произнести...
   - В то утро - Вадим глубоко вздохнул и, решившись, начал говорить так, как будто речь шла не о нём, а о ком-то другом - мне необходимо было посмотреть старые вырубки, чтобы подобрать площади для содействия естественному возобновлению леса и подобрать площа-ди под посадки кедра. Я хотел пойти один, но Марина настояла, чтобы я обязательно взял её с собой... Она говорила, что как техник-лесовод, она обязана знать обо всех мероприятиях, связанных с лесовосстановлением...
   Фёдор, стиснув зубы, молчал и верил Вадиму, зная скандально-упрямый характер Мари-ны...
   - Я ей отказал - справившись с волнением, каким-то обречённым голосом, продолжал Ва-дим - взять её с собой на целый день в тайгу - значит дать вполне обоснованный повод для разных разговоров... Но, она пригрозила написать на меня докладную главному лесничему о том, что я безосновательно отстраняю её от прямых обязанностей... Этот разговор про-изошёл в конторе в присутствии почти всех лесников...
   Фёдор молча слушал, проникаясь уважением к Вадиму: пытаясь каким-то образом оправ-дать Марину, Вадим многое не договаривал о том, что происходило в тот день в конторе лесничества ...
   - Мне ничего не оставалось, как взять её.... - Вадим замолчал, и Фёдор чувствовал спиной, как гулко и сильно стучит его сердце. - Потом начался мелкий дождь, и я предложил Мари-не идти домой. Но, она сказала, что дождь скоро кончится и, чтобы не мокнуть, его можно переждать в бараке на Шумном ключе. - Вадим замолчал и, вздохнув, продолжил: - Фёдор, я не обманываю тебя, но об этом бараке я ничего не знал, а лесники мне про него не говори-ли.... Поверь мне, Федя!
   Фёдор верил: Вадим действительно не мог знать о существовании этого барака. Много лет назад в урочище Щумного ключа был почти сплошной кедрач с примесью дуба, а на лесных прогалинах - много лещины. Этот участок был один из наиболее продуктивных: здесь каждую зиму держались кабаны, было много белки, соболя. Участок был закреплён за старым и опытным охотником Кошелевым, который и построил свой барак на Шумном ключе. Но леспромхозом весь кедровник был вырублен, полностью уничтожен подрост, а несколько лет назад прошёл низовой устойчивый пожар, завершивший уничтожение того, что ещё могло возобновиться естественным путём. После этого склоны ключа густо заросли элеутерококком, чубушником, березником и осинником. Кормовая база участка резко обеднела, участок потерял своё промысловое значение. Ловить здесь было уже нечего, Кошелеву дали другой участок, но он через несколько лет ушёл на пенсию, потом заболел и вскоре умер. Охотники сюда заходили очень редко, и барак постепенно стал ветшать. Этот барак Марине показал Фёдор, когда они в начале лета ходили сюда за жимолостью и провели здесь две, незабываемые, ночи...
   - Когда мы пришли в барак, - продолжал Вадим - я нашёл там дрова и разжёг печь, чтобы обсушиться. Марина сказала, что надо осмотреться, чтобы убрать клещей. Я предложил Ма-рине остаться в бараке, а сам хотел выйти, но Марина стала при мне раздеваться и потребо-
   вала, что я осмотрел её, нет ли где на ней присосавшихся клещей...- Вадим замолчал, тяже-ло и нервно дыша.
   Молчал и Фёдор. Закрыв глаза, он вспоминал тот памятный вечер, когда, защитив от пья-ных мужиков он проводил её домой. Вся дрожа от пережитого страха, Марина боялась ос-
   таваться дома одна и попросила Фёдора остаться...и подать висевший на спинке стула до-
   машний халатик, чтобы переодеться....
   ....- Потом, когда...ты вошёл в барак,...- после паузы продолжал Вадим - это было настоль-
   ко неожиданно... Я так растерялся, что не знал что мне делать... И если бы ты тогда ударил
   меня по морде, ты был прав... - Вадим хотел закончить, но Фёдор его прервал: - Запомни
  
  
  
   20
  
   Вадим! - резко сказал он. - Когда речь идёт о защите слабых - я набью морду кому угодно. Я хорошо помню, как меня били и унижали в детдоме те, кто был постарше и посильней ме-ня...- Фёдор тяжело и с надрывом дышал. - А вот за самок я не дерусь, и морды ни кому бить не собираюсь! Понимаешь? Это только самцы во время гона дерутся за самок... - Фё-дору было тяжело говорить, он сделал паузу и, глубоко вздохнув, продолжил, чеканя слова: - То, что сделала Марина - это был её выбор и бог ей судья!
   Фёдор замолчал, немного успокоившись и как бы раздумывая, продолжил: - Каждый че-ловек, Вадик, должен знать себе цену. Я не считаю, что я лучше тебя, но и не хуже... У каж-дого из нас есть недостатки, но это не должно нам мешать жить, общаться друг с другом и эти отношения должны строиться на взаимном понимании и уважении друг к другу. Пото-му, что все мы люди... Но, кто-то выбирает другие формы общения..., ну и пусть - это их право. А вот как они будут жить среди нас - это уже их личные проблемы и им их решать... Вот, так, Вадим!
   Фёдор замолчал. Угнетающую, вязкую тишину нарушало только потрескивание горящих валёжин...
   - И вот ещё что, Вадим! - нарушил молчание Фёдор. - Хочешь ты или нет - а нас с тобой обоих тайга крепко повязала и мы перед ней, как перед матерью, равны. Вот сейчас она смотрит на нас и думает: так ли я их воспитала? А ну, дай-ка я их проверю - какие они у ме-ня мужики! Вот она и свела нас здесь...Что мы поставим выше - женщину, которая предала одного, лишив дочь отца, и также, за дёшево, продаст и другого.... Или же мы останемся теми, кто мы есть - мужиками, умеющими оставаться в любой ситуации ими - это уже за-висит от каждого из нас...
   - Прости меня, Фёдор...- голос Вадима дрожал и ему было трудно справиться с волнением - Я действительно оказался не мужчиной, а самцом, распустившим сопли при виде обнажён-ной женской коленки...- Вадим тяжело и, как-то, нервно дышал, не сумев совладать собой. - Это только самцы насилуют всё, что шевелится.... А мужчина..., если он - действительно мужчина, в любой ситуации должен уметь владеть собой... Я, к сожалению и своему стыду, таковым не оказался. Если можешь, прости меня, Фёдя... Прости....
   Фёдор повернулся к Вадиму и пожал ему руку: - Ладно, Вадим! Давай забудем всё, что было...В том, что произошло, твоей вины нет, это был выбор Марины... и бог ей судья. И я думаю, что не стоит она того, чтобы мы страдали за ней.... Хочешь ты или нет, но у нас с тобой есть нечто гораздо большее, что объединяет нас и дорого нам обоим - это тайга. Это для нас она - и мать родная, и судья строгий, но справедливый... Ты, как думаешь, Вадим?
   Вадим не ответил, а только крепко пожал руку Фёдора...
   ...У валёжин таял снег, впитываясь живительной влагой в землю, и она оттаивала, прогре-ваясь и распространяя вокруг пряный запах нагретой земли, хвои и опавших прелых листь-ев.
   И в душах двух человек, волею случая оказавшихся в глухих таёжных дебрях перед лицом грозящей опасности, таял, испаряясь и бесследно исчезая, грязный лёд недоверия и непри-язни друг другу, безвозвратно уступая место нормальным человеческим отношениям.
   Медленно и осторожно подкралась ночь, погасив вечернюю зарю и зажигая на темнею-щем небосводе яркие звёзды. Просвечивая сквозь косматые ветви елей, они намекали на хо-лодную ночь.
   Фёдор чувствовал, как через куртки, на которых они сидели, проникал холод, обжигая поясницы. Но больше всего, он опасался, что куртки промокнут от подтаявшего снега.
   - Вадим, - повернув голову, обратился Фёдор - мы так долго не выдержим... Нам сейчас не-
   обходимо набраться сил и отдохнуть, ... неизвестно, что завтрашний день нам приготовит... А, сидя в таких неудобных позах, мы устанем ещё сильнее..., и к старым болячкам добавим новые. Снег от костров подтаивает, и наши куртки напитаются сырости...
   - Что... ты предлагаешь, Фёдя? - раздумывая, спросил Вадим.
   - Мы сейчас из волокуши сделаем лежанку...- Фёдор медленно поднялся и повернулся к Ва-диму. - Я сейчас под волокушу с обеих сторон подложу толстые сучки и приподниму её по-выше над землей. Тёплый воздух от костров будет прогреваться под ней и нам будет тепло.
   - И Фёдор заговорщецки подмигнул Вадиму.- И эту ночь мы с тобой ловко обманем....
   Вадим пытался встать, но Фёдор остановил его - Сиди и не вставай, Вадим. Я сам управ-люсь...
  
   21
  
   Вадим видел, каких трудов стоит Фёдору каждое движение и был поражён, откуда он бе-рёт силы.
   Фёдор подошёл к кучам сложенных сучков и, выбрав из них самые толстые, сложил крест-накрест с одной стороны волокуши. Подправив сучки, он приподнял волокушу и по-ложил концы жердей на сучки. Этот край волокуши оказался приподнятым над землей. То-же самое Фёдор сделал и с другой стороны, приподняв волокушу вместе с сидевшим на ней Вадимом. Теперь волокуша была приподнята достаточно высоко над землей, и тёплый воз-дух мог свободно проходить под ней. Тяжело дыша, Фёдор критически осмотрел волокушу и подложил под жерди с боков ещё несколько толстых сучков. Посмотрев на Вадима, пояс-нил: - Это для того, чтобы жерди не прогибались под нашим весом. А теперь, Вадик, давай попробуем хоть немного поспать.... Я последние дни совсем не спал... Ты, Вадим сейчас ложись... Мы сейчас ляжем "валетом", голова к голове...Ты положишь голову мне на пле-чо, как на подушку, а я тебе...
   Они лежали на волокуше голова к голове, положив друг другу головы на плечи и соприка-саясь щеками. Горящие валёжины нежно и щедро обволакивали их своим теплом, а сверху их также щедро осыпали своим чистым светом яркие звёзды....
   - Федя - Вадим чуть повернул голову - а... у тебя... до армии... девушка была?
   - Была - Фёдор обречённо вздохнул - но, она меня не дождалась, через полгода замуж выш-ла... Я, сначала, с ума сходил, а потом успокоился.... В нашей роте многих ребят девчонки не дождались, замуж повыходили.... А один... придурок, когда ему его девушка написала об этом, был в карауле и застрелился.... Представляешь! Какое горе матери! А бы этой...
   этой... гадюке хотел в глаза посмотреть - стоит ли она этого парня и материнских слёз!
   Тяжело вздохнув, Фёдор замолчал, поворочался и, устраиваясь удобнее, и спросил:
   - А почему ты спрашиваешь об этом, Вадик?
   - Да так, просто...- уклончиво ответил Вадим.- У меня тоже так было... Года не прослужил, как она мне письмо прислала... так, мол и так, я тебя люблю, но так получилось... и всё та-кое прочее...
   - Да, все они...- Фёдор замолчал, подбирая нужные слова - продажные... стервы. Верить никому нельзя.... Как ты думаешь, Вадик?
   - Согласен! У нас на лодке... у одного офицера, пока мы были в автономке4, жена тоже с каким-то тыловиком снюхалась, так наш каплей5 их чуть из "макарова"6 не грохнул.... Его после попытки покушения куда-то на север перевели.... Если бы комбриг за него не засту-пился, точно под трибунал угодил бы.... Жалко..., очень хороший офицер был, его весь экипаж любил и уважал....
   Они замолчали и, глядя в такое ясное и звёздное небо, каждый думал о своём...
   ...Вот также, год назад, Фёдор сидел у костра рядом с Василием Фёдоровичем. Разгорев-шись, жарко горел костёр, стреляя в небо искрами, а в котелке, поднимая клубы пара, буль-кала вода для чая.
   - Ты, Фёдор, прости меня... - Василий Фёдорович, чуть прищурившись, посмотрел на Фёдо-ра. - Может быть, я грубо вмешиваюсь в твою личную жизнь, но не сказать тебе этого не могу... Ты мне по возрасту, как сын, потому и говорить с тобой буду, как с сыном...
   Василий Фёдорович осторожно снял котелок с огня и, поставив у костра, достал из рюкза-
   ка пакетик с заваркой. Фёдор внимательно наблюдал за ним, ожидая, что хотел сказать Василий Фёдорович.
   Василий Фёдорович заварил чай и, накрыв котелок крышкой, повернулся к Фёдору:- Твоё заявление на увольнение я порвал по двум причинам. Хочешь знать - почему я это сделал? Отвечаю...- он внимательно посмотрел Фёдору в глаза: - Причина первая. То, что произо-шло в твоей семье - это страшно, но не смертельно. А вот терять из-за женщины молодого, перспективного и надёжного человека, прирождённого охотника - это, с моей стороны, по крайней мере, просто глупо...- Василий Фёдорович в упор посмотрел на Фёдора: - И впредь запомни - чтобы никаких заявлений на увольнение я от тебя больше не видел! - и Василий Фёдорович резким движением положил толстый сучок в костёр. Он внимательно смотрел, как маленькие язычки огня осторожно лизнули сучок и стали медленно и уверенно
   ______________________________________________________________________
   4 - автономка - так, для краткости, говорят о подводных лодках, уходящих в дальнее, автономное, плавание;
   5 - каплей - так на флотском жаргоне кратко называют офицерское звание "капитан-лейтенант";
   6 - "макаров" - табельное оружие офицеров армии и флота - пистолет системы Макарова.
  
  
  
   22
   расползаться по нему, поднимаясь всё выше и выше.
   Василий Фёдорович повернулся боком к костру, вытянув затёкшие от неудобного сиде-ния ноги.
   - К сожалению, довольно часто, - после долгого раздумья продолжил Василий Фёдорович - казалось бы, счастливые семьи распадаются, даже когда молодые знакомы, бог знает, как долго... Я со своей первой женой прожил тридцать четыре года, поженились сразу после войны, четверых детей нажили, семерых внуков - и разошлись. И причина была самая про-заическая - ревность. И это - после стольких лет совместной жизни! Я сначала как-то на это внимания не обращал, думал - перебесится, поумнеет... Голова-то вся седая уже - Василий Фёдорович тяжело вздохнул - однако, этого не случилось...
   Василий Фёдорович снял с котелка крышку, помешал прутиком в котелке чай, чтобы за-варка осела и, после паузы, продолжил: - Когда мы разошлись, она к детям от меня уеха-ла... Думала там, с ними приживётся... А у них, у детей, своя жизнь, свои проблемы...
   Ты не поверишь, Федя, я за эти пять лет, что один жил, думал, что с ума сойду... Как это так - был дом, семья, дети, внуки и вдруг - пустота вокруг, ничего нет... Правда, и дети, и внуки меня не забывали, всё надеялись, что мать одумается... Она потом за кого-то замуж вышла и у неё опять жизнь не сложилась... Потом ещё раз пыталась жизнь свою устроить - и опять не получилось... Годы-то уже не те... А четыре года назад к нам в госпромхоз при-ехала новый бухгалтер, Светлана Андреевна, уж лет восемь, как вдова. Трое детей у неё, уже взрослых и внуки есть... Как-то так получилось, что мы познакомились... и вот уже три года живём. Может быть это и нескромно с моей стороны говорить так, но я счастлив... Пусть под закат своей жизни, но я счастлив. А почему? Да потому, что мы бережём друг друга, дорожим тем, что имеем.... Как ни ряди, а другого уже не будет.... А тут ещё с моей бывшей женой беда случилась: она тяжело заболела и срочно нужны были деньги на лече-ние. А обратиться ей за помощью некуда - тот мужчина, с которым она жила, узнав про это, просто взял, что смог унести с собой - и уехал. А Светлана Андреевна, когда узнала об этом, тут же, не раздумывая, сказала, что надо помочь - кроме нас ей помочь некому. В долги за-лезли - но помогли, и сейчас у неё все благополучно... И Светлана Андреевна ни разу об этом не обмолвилась, не упрекнула: ну, помогли, и помогли... У неё, бывшей жены моей, теперь со здоровьем всё хорошо - ну, и слава богу...
   Василий Фёдорович посмотрел на Фёдора - Я к чему всё это тебе говорю? Да потому, что жизнь у нас одна и другой жизни не будет... И в этой жизни не всё бывает так, как хочешь, а как получится. И надо уметь выстоять, не сломаться, не упасть... Ну, а коли упал, то надо найти в себе силы и подняться, и помочь тому, кто уже обессилил и сам подняться не мо-жет. Потому, что ты - человек! И попрекать за ошибки никого не надо, просто все мы раз-ные: одни сильнее духом, другие - слабее. Но все мы - люди и поэтому жить должны по-людски. Понимаешь, Фёдор, это как костёр на снегу - доброе и внимательное отношение людей друг другу. И не важно, в каких отношениях они состоят: близкие ли родственники или совершенно чужие и не знакомые друг другу люди. Вот мы сейчас сидим с тобой среди тайги и знаем, что не замёрзнем... Потому, что нас греет костёр. Небольшой костёр, а всё же согревает нас, вселяет уверенность, с ним нам спокойнее. Так и доброта человеческая...
   Понимаешь, Фёдор, каждому из нас она ничего не стоит, но как она может быть дорога и необходима тому, кто попал в беду и остро нуждается в ней... Вот так, как сейчас этот костёр для нас ...
   Василий Фёдорович замолчал. Тишину ночи нарушал потрескивающий костёр, да где-то в глубине леса прокричала какая-то птица, и снова всё стихло. Фёдор молча поворошил
   дрова в костре, ярче вспыхнуло пламя, осветив своим дрожащим пламенем задумчивые лица таёжников.
   - Когда мы разошлись - в раздумье сказал Василий Фёдорович - я задумался: кто же вино-ват в нашем разводе? Вспомнил другие семьи, у которых жизнь не сложилась и ты знаешь к
   какому неожиданному выводу я пришёл? - Василий Фёдорович сделал паузу и, взяв палку,
   подправил угли в костре.
   Фёдор с удивлением посмотрел на Василия Фёдоровича, ожидая, что он скажет.
   - А вывод такой: во всём виноваты мы, мужики!- и Василий Фёдорович бросил палку около костра...
   Увидев, что Фёдор смотрит на него с неподдельным недоумением, пояснил: - Понимаешь, Фёдя, мы всегда видим женщин такими, какими хотим их видеть - нежными, добрыми, лас-
  
   23
  
   ковыми, обаятельными и так далее. И таковыми они есть, пока не выйдут замуж, не появят-ся дети... А вот потом они уже покажут, кто они есть на самом деле и никогда ни одна жен-щина не уступит мужу, считая себя самой умной и самой практичной. Мужчина при этом для неё отходит на задний план в виде бесплатного приложения... - Василий Фёдорович за-думался. - Я, конечно, не хочу обобщать, ставить всех женщин в один ряд, но такое, к со-жалению, есть. Не часто, но есть. И то, что произошло в твоей семье - наглядное тому под-тверждение.... Потом, уже позже, когда мужа рядом не окажется, они вдруг понимают, что не замечали раньше мужской заботы - и где-то надо дом подремонтировать, дрова загото-вить, да и мало ли чего делают мужики, на что женщины просто не способны...Вот тогда, когда они оказались наедине со своими проблемами и помочь им уже некому, они понима-ют, что потеряли и начинают хвататься за любого, лишь бы мужик был рядом. Но, это уда-ётся далеко не всегда и не каждой женщине... Со временем поймёт это и Марина...
   Василий Фёдорович задумчиво смотрел на пламя костра, без особой надобности медленно снова вороша палкой угли. Фёдор, обхватив руками согнутые в коленях ноги, бесцельно смотрел, на угли, которые разгорались каждый раз, попадая под палку...
   Вот, скажи мне, Фёдя - нарушил молчание Василий Фёдорович - как ты сможешь оценить по вкусу мёд, если перед этим не лизнул горчицы? - и он лукаво посмотрел на Фёдора. Фёдор посмотрел на него, ожидая, что ещё он скажет. Василий Фёдорович наклонился, до-стал из кармана рюкзака пакет и, не спеша развязав его, протянул Фёдору сухари и кара-мельки. Улыбнувшись, он выразительно посмотрел на Фёдора: - Вот поэтому, я и думаю, что жизнь и прекрасна тем, что в ней рядом есть и хорошее, и плохое. И, чтобы по досто-инству оценить хорошее, не лишним будет увидеть и плохое. А вот чего и у кого больше - это уже зависит от каждого из нас. Одни живут, потому что ставят перед собой какие-то задачи, преодолевают их, падают, снова поднимаются. А другие существуют, потому, что чего-то желают - сразу и много, но ждут обязательно уже что-то готовенькое ...
   - Василий Фёдорович - осторожно спросил Фёдор - одну причину, по которой вы порвали моё заявление, я теперь знаю. А какая вторая причина? - и Фёдор замер, напряжённо ожи-дая ответа.
   - Вторая причина? - переспросил Василий Фёдорович. - Помнишь, ты как-то спорил с глав-ным лесничим нашего лесхоза Ташлыковым... Так он меня недавно упрекнул в том, что я переманиваю к себе в охотники специалистов лесного хозяйства и спрашивал, где ты учил-ся. Я, конечно, ему не сказал, что ты всё сам постиг, но, не скрою, мне было приятно. По-этому, давай решим так: ты готовишься и поступаешь учиться в институт. Мне в будущем году уже на пенсию, и я хочу, чтобы всё хозяйство было в надёжных руках. На этом участке мне нужен толковый, грамотный охотовед. Понимаешь, Фёдор, я здесь, сразу после войны, начинал охотником-промысловиком. Поступил учиться, стал охотоведом, потом уже дирек-тором. И этот госпромхоз - это часть моей жизни. Понимаешь, это часть меня самого, при-чём - моя самая большая часть. Поэтому, когда настанет мой час, и я уйду, как говорят удэ-гейцы - к верхним людям, я хочу быть уверен, что госпромхоз и все его структуры - в на-дёжных руках. Ты молод, энергичен, тайгу любишь и знаешь... У тебя получится, я уверен! Первое время я тебе помогу, даже если уйду на пенсию - буду охотиться... С тайгой так, вот сразу, расстаться не получится... Не отпустит она... Поэтому я буду в тайге, пока силы позволят, ну а уже там - как бог велит. А ты - давай, Фёдор Андреевич, только вперёд! - Василий Фёдорович озорно посмотрел на Фёдора.
   Ну, а теперь давай чайком души наши согреем - он снял крышку с котелка - О-о-о, как на-парился! - и стал разливать круто заваренный и ароматный чай по кружкам....
   ...Валёжины горели, согревая своим теплом двух измученных и не сломавших людей, осве-щая неровным дрожащим пламенем уснувшие под снежным кружевным покрывалом кусты, задумчиво стоящие деревья и притаившиеся за их крепкими стволами тени. Зимняя ночь плотно накрыла своим звёздным одеялом настороженно спящую тайгу....
   ... Робко подкрадывался рассвет, растворяя в небе звёзды и обесцвечивая ночное небо. На
   его бледнеющем фоне чётче прорисовывались раскидистые кроны кедров, острые шпили
   елей, разыскивая погасшие звёзды, перечёркивали небо обнажённые ветви ясеней, берёз и лип. Прятался в густых зарослях и непроходимых дебрях предрассветный полумрак, посте-
   пенно уступая место наступающему рассвету. Постреливая искрами, медленно догорали валёжины, чадя синим дымом и рассыпаясь тлеющими головнями...
  
  
   24
  
   ...Фёдор лежал с закрытыми глазами. Как он ни старался, уснуть так и не смог, а лишь на
   какое-то время впадал в забытьё. Он уже забыл, когда нормально спал и теперь, после все-
   го, что произошло за последние сутки, чувствовал себя окончательно разбитым и обесси-
   ленным. Каждое движение, каждый шаг давался ему ценой огромных усилий, отдаваясь ос-трой болью во всём теле. Он чувствовал, что слабеет. Вчера вечером, занимаясь обустрой-ством ночлега, он чувствовал, как на его плечах и спине, промокший от пота свитер по-крылся корочкой льда и, казалось, что тысячи раскалённых острых игл безжалостно вонзи-лись в его разгорячённое тело...
   Но, надо было вставать. Рассвет настойчиво вторгался в ещё не пробудившуюся тайгу, из-гоняя предрассветный сумрак и прорисовывая из полумрака деревья и кустарники, робко за-глядывая в самые потаённые таёжные дебри. Вот, где-то там, в глубине леса, пискнула пти-ца и снова всё стихло...
   Плотно сжав зубы, чтобы не застонать от боли и не разбудить Вадима, Фёдор тяжело под-нялся и, подняв котелок, осторожно наполнил его снегом. Приподнявшись на локте, Вадим повернулся к Фёдору. Оглянувшись, Фёдор попытался улыбнуться: - Ну как, Вадик..., от-дохнул? Что тебе снилось?
   - Да какой, к чёрту отдых!... Так...- и, увидев измождённое лицо Фёдора, его ввалившиеся глаза, Вадим, резко осёкся: он видел, что Фёдору несравненно тяжелее, чем ему, а кроме этого - Фёдору ещё предстоит долгий путь к дому с тяжёлой волокушей на плечах ради его, Вадима, спасения. Вадиму стало стыдно за свою реплику и, желая хоть как-то загладить свою несдержанность, он показал на свой рюкзак: - Федя, там... у меня в рюкзаке есть хоро-ший чай...на травах..., и посмотри в боковом кармане свёрток.... Там, ещё с прошлого раза должны сухари остаться ....
   Фёдор чуть качнул головой и подошёл к валёжине, выбирая место для котелка. Но за ночь валёжина сильно прогорела, более сухая сердцевина выгорела и валёжина теперь была по-хожа на длинное корыто. Поставить на неё котелок, как было сделано вчера, уже не воз-можно. Фёдор выбрал из кучи ветку, надел на неё котелок и положил веку над горевшей сердцевиной поперёк валёжины. Убедившись, что котелок не упадёт, он поднял рюкзак Ва-дима и выложил из него всё содержимое...
   ...Фёдор разлил по кружкам крепко заваренный и душистый чай, разделил несколько суха-риков на две кучки. Вадим отказался от своих сухарей, объяснив это полным отсутствием аппетита. Фёдор внимательно взглянул на Вадима: - Вадик! Ну, сиську мамкину я у тебя не спрашиваю, у тебя её нет. А там, у тебя, в заначке соски... с бутылочкой для меня не най-дётся?
   Вадим поднял глаза на Фёдора и почувствовал себя очень неловко...
   - Вадик, - стараясь не обращать внимания на боли во всем теле, Фёдор старался говорить спокойно - мы сейчас с тобой в равных условиях и тебе также плохо, как и мне, и... не надо так... Я тебя хорошо понимаю и на твоём месте поступил бы точно так же, но пожалуйста - не надо...
   Вадим смутился, хотел что-то сказать, но, замолчал и молча взял сухарь из своей кучки....
   ...Фёдор помог Вадиму лечь на волокушу, пристегнул его ремнями и, убедившись, что Ва-дим надёжно закреплён и при движении ему ничто не помешает, оглядел стоянку: всё ли собрано. Он опустился на колени между жердями и накинул ремни себе за шею. Сегодня это сделать было легче - волокуша лежала на толстых сучках, была приподнята над землей, и для этого теперь потребовалось меньше усилий. Упираясь руками, Фёдор поднялся и, плотно сжав челюсти и не обращая внимания на острую боль, пронзившую все тело, попра-вил на плечах ремни и сделал первый шаг...
   Фёдор шёл, уже не замечая ни времени, ни расстояния. Он шёл как робот, ни о чём не ду-мая, машинально обходя валёжины и густые куртины кустарников, местами останавливаясь
   лишь затем, чтобы среди невообразимых завалов валежа, кустарника и молодой поросли,
   заплетённых лианами лимонника, выбрать наиболее безопасный путь. От постоянной боли тело казалось каким-то чужим, и каждый шаг отдавался острой болью в пояснице, в затыл-ке, ломило виски и перед глазами мельтешили чёрные снежинки...
   Вадим, стиснув зубы и судорожно вцепившись пальцами в жерди волокуши, проклинал себя за неосторожность и ненавидел себя за свою беспомощность. По тому, как Фёдор шёл,
   Вадим чувствовал, что он сейчас уже на пределе своих физических и моральных сил. Но Фёдор упорно шёл, часто останавливаясь и тяжело, с надрывом дыша; качаясь и, чтобы не
  
  
   25
  
  
  
   0x01 graphic
   ...Фёдор шёл, уже не замечая ни времени, ни расстояния...
  
  
  
  
  
   26
  
   упасть, он хватался руками за ветки и тонкие стволики, подтягивался на руках и снова шёл. И каждый шаг Фёдора острым сучком вонзался в сердце Вадима. И эта боль от чувства соб-ственного бессилия, была не соизмерима больше физической боли в сломанной ноге.
   А Фёдор упорно шёл вперёд. Он уже не чувствовал, что содрал кожу на ладонях до крови, а, намокшие от пота ремни, натёрли плечи и подмышки и теперь мокрый свитер прилип к ранам и вызывал жгучую боль...
   ...Фёдор не заметил, как спустился с перевала и вышел на лесовозную дорогу. Где-то впере-ди послышался гул автомобиля и вот из-за поворота показался большой грузовик с будкой. Фёдор вдруг почувствовал страшную усталость, сопротивляться которой у него уже не бы-ло сил. Обессилив, он упал на колени в снег. Фёдор ещё помнит, как остановилась машина и из будки к нему подбежали рабочие, ехавшие на работу в тайгу, слышал их возбуждённые голоса. В каком диком полубреду он почувствовал, как сильные руки подхватили его и уса-дили в кабину, как в будку погрузили Вадима вместе с волокушей. Кто-то из рабочих снял свою куртку и накинул Фёдору на плечи, но ему вдруг стало холодно: поверх свитера, мок-рого от пота и намёрзшего сверху инея, куртка согреть его не могла. В кабине машины было тепло, Фёдора разморило, и он провалился в тяжёлое забытьё...
   Машина, оставив рабочих на дороге, завывая двигателем, возвращалась в посёлок. Вне-запное возвращение машины в поселок и её остановка у медпункта тут же привлекло внима-ние жителей. Каждый, с тревогой на сердце, беспокоясь за своих родных, спешил узнать причину возвращения машины. У медпункта собралась большая толпа людей - рабочих, женщин и детей...
   Уже зная, что произошло, люди не расходились, вполголоса обсуждая это событие и да-вая свои оценки случившемуся. Люди не расходились, когда над посёлком, перемалывая тишину рокотом лопастей несущего винта и грохотом двигателя, пролетел вертолёт, вы-званный по санзаданию.
   И теперь эти люди бережно несли носилки с Фёдором и Вадимом через весь посёлок на вертолётную площадку, подбадривая, говорили тёплые слова. Где-то, за спинам этих доб-рых и отзывчивых людей, неравнодушных к чужой беде, мелькнуло заплаканное лицо Ма-рины, но ни Фёдор, ни Вадим не обратили на него никакого внимания....
   Фёдор погрузился в тяжёлое забытьё, он слышал голоса людей, но не узнавал их. Потом эти голоса сменились мощным роком двигателя вертолёта, и Фёдор почувствовал, как вер-толёт качнулся, и его слегка вдавило в носилки. Вертолёт набирал высоту и, Фёдору показа-лось, что уже целую вечность длится этот полёт.
   Кто-то взял Фёдора его за руку. Он открыл глаза, повернулся, увидел лежащего рядом на носилках Вадима. Улыбнувшись Фёдору, Вадим поднял вверх большой палец и показал в иллюминатор. Фёдор повернул голову: за плексигласовым окном вертолёта он видел бес-крайнюю, уходящую далеко за горизонт, хорскую тайгу, ставшую для него родной; темные змейки рек, окаймлённые заберегами; тонкие белые нити лесовозных дорог. Вот справа, внизу, показалась широкая долина, которую разрезал, распадаясь на многочисленные прото-ки, величавый и, такой коварный, Хор. Сверху хорошо были видны широкие плёсы и реч-ные перекаты, ещё не скованные льдом, со сверкающими солнечными бликами на бурунах стремительно бегущей воды.
   Фёдор повернулся к Вадиму и, широко улыбнувшись и кивнув головой, снова впал в забытьё...
   ...Фёдор проснулся от лёгкого толчка в плечо. Щурясь от яркого солнца, он открыл глаза, увидел белый потолок над головой, такие же белые стены с бледно-голубыми панелями, стойку для капельницы у изголовья кровати. У его кровати стояла молоденькая медсестра со шприцом в руке и кусочком ваты на конце иглы...
   ... Дни в больничной палате шли нескончаемой чередой, до безумия похожие один на другой. Утренние обходы врачей сменялись лечебными процедурами, капельницами, регулярными уколами по расписанию...
   Этот день начался так же, как всегда. После утреннего обхода врачей, беседы с лечащим
   врачом о самочувствии и очередной, по расписанию, порции уколов, Фёдор, незаметно для себя, уснул. Его разбудил приглушённые женские голоса в коридоре у дверей палаты и лёг-кий скрип открывающейся двери. Фёдор обернулся...
  
  
  
  
  
   27
  
   ... Открылась дверь и в палату вошла медсестра. Посмотрев на Фёдора и сдержанно улыб-нувшись, она посторонилась, пропуская в палату пожилую женщину и молодую девушку. В одной руке у девушки была большая сумка, другой рукой она бережно поддерживал под руку пожилую женщину и, зарумянившись, пристально смотрела на Фёдора. Не сводя с Фё-дора своих красивых глаз, она сдержанно улыбнулась и, чтобы не заплакать, прикусила гу-бу.
   Повернувшись к вошедшим, Фёдор внимательно и настороженно посмотрел на пожилую, незнакомую ему женщину, и перевёл взгляд на девушку. И в ту же минуту, он почувство-вал, как горячей волной прилила в щеки кровь, и учащённо забилось сердце. Он смотрел на вошедшую девушку и не верил своим глазам: в палате стояла Дина. Отпустив руку женщи-ны, она прикрыла ладонью рот, чтобы не заплакать, а по её щекам катились слёзы.
   - Ну, здравствуй сынок! - женщина подошла к кровати, наклонилась и, поцеловав Фёдора, заплакала.- Вот мы и познакомились... Я - мама Вадика... Ты лежи, лежи, сынок, тебе пока нельзя вставать...- она осторожно положила свою маленькую ладонь ему на грудь. - Мне Вадик всё рассказал... - она присела на стул, который подала медсестра и заплакала, выти-рая слёзы маленьким кружевным платочком...- Я очень благодарна тебе, Феденька, за Ва-дика - ей было тяжело говорить, и она часто всхлипывала - если бы не ты... - и она, упав Фёдору на грудь, заплакала. Платок на её голове сбился, обнажив густые локоны седых во-лос.
   Растерявшись, Фёдор пытался её как-то успокоить, робко и неуверенно гладя её забинто-ванными ладонями по голове. Он пытался справиться с охватившим его волнением, перево-дя растерянный взгляд то на стоявшую у тумбочки медсестру, то на Дину.
   Смутившись и, бросив на Фёдора искромётный взгляд, медсестра вышла из палаты.
   - А... Вадик... Как... он? - пытаясь, справится с волнением, спросил Фёдор.
   Женщина поднялась и, поправив платок, улыбнулась светлой и доброй улыбкой: - Не вол-нуйся, Феденька, у Вадика всё хорошо. Ему сделали операцию, наложили гипс и сейчас он дома, в Хабаровске.... Он желает тебе скорого выздоровления и ждёт тебя к нам домой...
   - Да... Это хорошо...- Фёдор не мог найти нужных слов - Я боялся, что не смогу ему по-мочь... А почему же... вы плачете, если..., у Вадика всё хорошо?
   - Да, как же мне не плакать...Я, как мать, от счастья плачу... Бог не обошёл меня своим вниманием и теперь у меня два сына - и, посмотрев на Фёдора - ласково погладила его по голове, пригладив прядь волос - Вадик и ты, Феденька. Вы мне теперь оба бесконечно доро-ги... А зовут меня Надежда Фёдоровна. Но я буду очень счастлива, если ты, Феденька, бу-дешь считать меня своей мамой. Я, как мать, таким сыном буду только гордиться...А Вадик тебя считает своим братом... - и, повернувшись к Дине, взяла её за руку - и вот и доченька у меня теперь есть... Невестка моя..., умничка...
   Кончиками пальцев Дина вытерла слёзы и, наклонившись к Фёдору, нежно поцеловала его в губы.
   Надежда Фёдоровна повернулась к Дине: - Ну... вы, голубки, поворкуйте... а я сейчас...- и поднявшись со стула, стала доставать из сумки пакеты и пакетики с фруктами, сладостями и с домашними выпечками. И в палате сразу аппетитно запахло домашней сдобой...
   Дина присела на стул и взяла руку Фёдора своей маленькой и нежной рукой. - Вот я нашла тебя, Федя...- она говорила в полголоса и по её щекам катились слёзы...- Я всё знаю, мне Вадик всё рассказал...- она достала платочек и вытерла слёзы, размазав под глазами косметику.
   Фёдор улыбнулся и Дина, догадавшись, достала маленькое зеркальце и, посмотрев в него, смутилась. Она вытерла глаза и, посмотрев в глаза Фёдора, тихо, но твёрдо сказала: - Те-перь я тебя никому не отдам... Шесть лет я ждала этого дня, жила надеждой, что найду те-бя... - она взяла руку Фёдора и, поцеловав, прижала к лицу...- Когда ты ушёл в армию - голос Дины дрожал, она смотрела на Фёдора и никак не могла справится с волнением, - я
   каждый день ждала твоих писем... Твой друг, Генка Полозков, как-то сказал ребятам, что получил от тебя письмо, в котором ты хвастался, что во Владивостоке девчонки такие аппе-
   титные, грудастые и безотказные, как автомат Калашникова... Я написала тебе письмо, он оно вернулось с пометкой, что адресат выбыл...
   Дина глубоко вздохнула и, вытерев платочком слёзы, внимательно посмотрела в глаза
   Фёдора.
  
  
  
   28
  
   - Я попросила Генку показать мне это письмо, но он сказал, что его сжёг..., что не хотел ме-ня расстраивать, если бы, вдруг, это письмо попало мне. Но я ему не верила, я тебя...очень
   сильно любила и верила, что всё равно найду... - Дина вздохнула и, вытерев кончиками пальцев слёзы, продолжала - Потом Генка не давал мне проходу, а перед Новым годом сва-
   тов прислал..., - Дина улыбнулась - а я сватам тыкву приподнесла7, с тем они и ушли...
   А, когда все ребята из армии пришли - тебя не было.... Не вернулся ты... Но я верила, что всё равно найду тебя, потому что я тебя любила... - Дина поднялась и уступила стул Надежде Фёдоровне, присев на край кровати.
   - Я училась в пединституте и подрабатывала в библиотеке. И, как-то, разбирая почту, уви-дела журнал "Охота и охотничье хозяйство"... Его наш декан выписывал и вся его коррес-понденция шла на институт... И там, в журнале, была напечатана большая статья о вашем охотничьем хозяйстве и было твоё фото, как хорошего охотника. Я написала тебе несколь-ко писем, но ты не ответил...- Дина улыбнулась - а недавно я получила телеграмму о том, что ты в больнице и там был номер телефона. Я позвонила и мне ответил Вадик... Это он дал мне телеграмму... А мой адрес он узнал случайно - Дина кончиками пальцев вытерла слёзы - Марина прятала от тебя мои письма и сжигала их, а одно письмо случайно затеря-лось и Вадик его нашёл...- Дина улыбнулась - Вот я взяла - и приехала, а в Хабаровске на вокзале меня встретила мама - Дина ласково и нежно посмотрела на Надежду Фёдоровну.... Мы к тебе уже приезжали, но нам не разрешили... потому, что тебе было очень плохо.... Но, я ещё к тебе приеду...- Дина улыбнулась - и буду приезжать, пока ты не поправишься, а потом заберу тебя отсюда навсегда - и посмотрела на Надежду Фёдоровну, как бы ожидая чего-то.
   Надежда Фёдоровна улыбнулась и едва заметно кивнула ей головой.
   - Знаешь, Федя, я была в районном отделе образования и мне дают работу учителем рус-ского языка и литературы в школе..., в вашем посёлке... Теперь мы всегда будем вместе, и Анечку мы не оставим без внимания, будем помогать ей...- Дина внимательно смотрела на Фёдора, трепетно ожидая ответа. Фёдор очень осторожно привлёк её к себе и нежно по-целовал в губы. Застеснявшись Надежды Фёдоровны, он смутился: - Наде... Вы... простите нас..., мама, но...
   Надежда Фёдоровна улыбнулась и по её щеке скатилась слеза: - Да, ладно сыночек, чего уж там... Стыдного тут ничего нет..., этим гордиться надо.... Вы молоды, и у вас ещё вся жизнь впереди...
   ...Надежда Фёдоровна и Дина заторопились на автобус и, на прощанье, поцеловав Фёдора, направились к двери. Остановившись в дверях, Дина оглянулась и, улыбнувшись, лукаво подмигнула ему, как умела это делать только она...
   - Феденька! Помни, что я очень люблю тебя и ты мне очень и очень дорог. Помни об этом! - и Дина вышла из палаты, осторожно закрыв за собой дверь....
   Поднявшись на кровати, Фёдор смотрел в окно, надеясь увидеть их, выходящих из боль-ничного двора.
   Вот они, поддерживая друг друга, появились во дворе и, остановившись, стали смотреть в окна. Фёдор постучал в стекло и Дина, увидев его, показал на окно Надежде Фёдоровне. Теперь обе они, радостно улыбаясь, помахали ему руками, и что-то сказали друг другу. Помахав на прощанье Фёдору руками, они, поддерживая друг друга, медленно пошли по улице.
   Фёдор лёг на кровать и крепко зажмурил глаза, по его щекам скользнули скупые непро-шенные слёзы. Никогда ещё, в своей жизни, Фёдор не чувствовал себя таким счастливым,
   как сейчас...
   _______________________________________________________________
   7- приподнести сватам тыкву - в деревнях ещё существует обычай: если девушка не желает выходить замуж за парня, то его сватам, в знак решительного отказа, вручают тыкву.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"